Sloniara : другие произведения.

Тайное слово

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Писалось для колфана-9. Ругали вполне заслуженно. Рыцарская такая рассказка про крестоносцев. Здесь нет связного сюжета. Герои не ахти. Финал никакой. Логические сбои присутствуют. Мраки-мраки одним словом. Выкладываю, чтобы было. Основа-скелетик есть - вдруг куда переделаю еще...

  
   На помятый басинет падает рассветный луч. Шаловливо и нежно прыгает зайчиками по шлемам, щитам и наконечникам копий. Монотонный топот, хрип, легкое позвякивание кольчуг: останки отряда славного рыцаря Ги де Тремьена движутся в сторону побережья.
   Враждебны птицы, норовят выдать чужака пронзительным криком. Враждебно солнце, выжигающее влагу вокруг, враждебен песок - мерзким хрустом оседающий на зубах.
   Впереди - море и жизнь. Для тех, кто дойдет. Сзади догоняет погибель. Она везде. Воздух пропитан злобой и смертью. Погибель крадется мягкими шагами хашшишина в ночи, заразой в отравленных колодцах, легким свистом стрелы кочевника...
   А ночью в небе висят звезды. Чужие, совсем не такие как на севере, рассыпаны горстью щедрого сеятеля, пылают предательскими отблесками тепла, но не греют. Не греет и ярко пылающий алым, Арес. Здесь все чужое. Здесь все - против них, пришельцев с севера.
  
   И лишь изредка лучом надежды поблескивает золото лилии сквозь пыль и бурую грязь на щите тамплиера, словно говоря: дойдем!
  
   Храмовник Ги де Тремьен и каноник, отец Симон, ехали бок о бок: рыцарь Храма на мощном клейдесдале, святой отец на арабке.
   Первый, как истинный потомок норманнов, расплескивал сквозь прорезь шлема синий холод. Второй взирал на марево песков спокойными карими глазами уроженца берегов Тибра, тихо бормотал "Benedictum nome Esus" и поглаживал четки. Коричневая ряса францисканца выцвела, покрылась множеством заплат, а черные волосы служителя средних еще лет, местами тронула седина. Тамплиер, сними он шлем, явил бы миру голубые глаза, русые волосы, жидкие усы и куцую бороденку. Он хоть и был гораздо моложе многих в отряде, но после недавних событий: поражения и бегства, являлся негласным предводителем.
   Сзади двигались Ханц из Зальца - мрачный бородач из саксонских земель и Герман из Бренау - оруженосец Густава фон Кирсте. Герман вдобавок вел вьючную лошадь с раненым сюзереном, а за спиной тащил тяжелый арбалет.
   Замыкали шествие трое крепких ландскнехтов: у всех троих потертые кожаные стеганки, шишаки, копья и щиты. Щиты были большими, ростовыми. Но, несмотря на жару и тяжелый переход, тамплиер велел их не бросать. Воины ругались сквозь зубы, но перечить не смели. Во-первых, уважали опытного рыцаря, прошедшего, несмотря на молодость все юга, во-вторых, понимали - случись стычка - щиты дадут шанс продержаться на миг больше. А там глядишь, и улыбнется удача.
  
   - Три короля...- прохрипел каноник ,- Сегодня Три короля...,- и словно выплюнув слова, приложился к тощему бурдюку.
   - Интересно, успеем ли до пасхи, и кто именно... раздалось сзади от кого-то из пеших воинов.
   - Море. Не люблю его. Но сейчас был бы рад,- мечтательно буркнул Герман.
   И снова ехали молча: берегли влагу, уходящую с дыханием. Лишь стонал изредка в забытьи Густав, да шептал что-то на латыни каноник
   - В мавританские юга не забрести бы... Ну, это ты дал, это западнее... Да хоть лодку рыбацкую найти... говорят, с пиратами можно договориться. Они подряжаются на фрахт...- изредка неслись над пустыней обрывки фраз.
  
   - А я вот слышал, что храмовники, словно паладины древности, исцелять соратников могут. Правда, али брешут? - буркнул Ханц.
   Ги молча снял помятый в недавней стычке басинет. Храмовник плеснул воды из бурдюка на ладонь, и осторожно смочил здоровенный синяк.
   Потом медленно напялил шлем на голову.
   - Ну, хоть с этим прояснилось,- удовлетворенно буркнул Ханц из Зальца, и поправил фламберг на плече.
   - Просто паладин у нас один, да и тот ненастоящий,- хохотнул Герман из Бренау, последний оруженосец баннерета Густава фон Кирсте.
   Сам баннерный рыцарь, совсем недавно водивший за собой два десятка башельеров и сотню кнехтов, трясся на одной из вьючных лошадей. После жаркой сечи при крепости Шельбрук, досталась ему богатая доля в золоте, кою впрочем, пришлось срочно бросать, да два удара кривой сарацинской саблей: первый вскользь по плечу, что было нестрашно. И второй в живот. Рыцарь умирал. Все это знали: и немногочисленные кнехты, и хмурый каноник, и сам фон Кирсте. Вопрос лишь стоял - когда именно. Но бросать славного товарища в жарких песках Палестины никто не дерзал и помыслить.
  
   - Лошади скоро падут, - наконец подытожил Ги, глядя на хрипящего клейдесдаля.
   Поить лошадей было нечем. До ближайшего колодца: если не врали карты, звезды и басни встречного пастуха-бедуина - идти был еще полтора дневных перехода. Без лошадей - два. С раненым - четыре. Но три перехода без воды убивали любого.
   Герман и Ханц посмотрели на давно уже затихшего Густава.
   - Похоже, мой сеньор, того... - тихо сказал Герман, подъезжая к канонику и храмовнику.
   - Святой отец. Вы нужны мне,- тихий шепот умирающего.
   - Привал, - бросил тамплиер.
   - Святой отец...- неслись над песками слова конфессата, - мне надо многое вам рассказать... - и узнавали уставшие северяне многое из того, что неподобало добрым христианским рыцарям. Жизненный путь славного рыцаря Густава фон Кирсте не был добрым. Хватало в нем и насилия и убийств, и жажды власти, и грязных целей. Хватало в нем и более страшных для христианского рыцаря вещей: ведовства, магии, сделок с нечистью.
   Молчали кнехты и сеньоры. Лишь тамплиер, словно скала в белом плаще, медленно обводил взглядом присутствующих. Рыцарь Храма, он словно взвешивал...
   Несся над песками шепот умирающего, завершая повествование. Бубнил что-то иногда на латыни каноник.
   - Отец, - чуть громче произнес фон Кирсте. - Самое главное, святой отец. Самое важное.
   - Да, сын мой, - ответствовал каноник.
   - У меня в сумке. Чаша... Вся пустыня ищет ее. Из-за нее пала крепость.- раздался кашель. - Простая, медная, она важна. Серебряные и золотые кубки не троньте - обманка. Я ждал, я очень долго ждал. Но, похоже, Господь отмерил мне иное. Арес в небе. Чуждая красная звезда. Я чувствую его. Он не дает воспользоваться в полную силу моей находкой. Звезда утренняя, ну где же ты, - простонал умирающий.
   - С миром брат мой, с миром, ибо благ Господь,- прошептал каноник.
   - Пока на небе чуждая звезда цвета крови, не бывать миру. Донесите кубок до собора святой Ма... тут кашель перешел в хрип, а фон Кирсте затих. Уже навсегда.
  
   Забубнил поминальную молитву отец Симон. Вздохнули члены отряда.
  
   - Да уж. Вот тебе и тайна исповеди, - буркнул Герман.
   - Все всё слышали. И видит Бог, не хотел бы я еще раз присутствовать при подобном,- сказал Ханц.
   - Теперь душа его мятежная предстоит пред Судьей неподкупным и праведным. Вам же следует позаботиться о своих, - ответил каноник.
   - Всё верно, все там будем. Но вот так, когда все слышат...не, это не для меня,- буркнул Герман, и добавил, - Давайте могилу выроем.
   - А это зря. Будь готов, что о твоем тайном будет известно всем. Были в истории тому яркие примеры,- ответил тамплиер, выгребая шлемом песок из ямы.
   - Ну, уж, а как же тайна? Само понятие? - не выдержал Ханц.
   - А ты вспомни царя Давида, польстившегося на жену военачальника. Об этом падении известно всему миру. Он сам же о том и написал. И о цене, что была за грех заплачена. Хлебнул он тогда горя, вот и донес до потомков, ничего не утаив. Чтоб учились. И знали.
   - Странные ты вещи говоришь, храмовник, очень странные, - пробормотал каноник.
   - Я не отрицаю тайну исповеди. Это нужно. Я говорю - будь готов, что о твоем тайном будет известно всем, - сказал тамплиер, втыкая в изголовье могилы словно крест, огромный двуручный меч погибшего рыцаря.
  
   Прошла ночь. Утром лошади не встали.
   Отряд двинулся дальше. Пешком. Взяв лишь самое необходимое.
  
   - О вас, храмовниках, много всяких слухов ходит,- заметил Ханц, - И хороших и плохих баек гуляет. Чего только не приписывают. И что словa тайные знаете, и открыто вам больше, и чуть не сам дьявол у вас на побегушках.
   После этих слов ратники перекрестились, отводя беду, а каноник помрачнел, пробормотал,- Absit omen,- и добавил, - Вот теперь оправдывайся, славный рыцарь Храма, а мы послушаем.
   Ги улыбнулся.
   - С дьяволом сделок не заключаем. А слова, тайные они, или не очень, есть у каждого. У меня на гербе "Ab imo pectore..." , что значит: от всей души.
   - А дальше? Чем заканчивается девиз? - поинтересовался Герман.
   - О! Вот самым моим тайным словом и заканчивается,- улыбнулся тамплиер.
   - Каким же,- допытывался ратник.
   - Дойдем до конца - скажу.
   - А не дойдем?
   - Значит это было неправильное тайное слово. А паладин я и впрямь ненастоящий,- мягко улыбнулся храмовник.
   - Зачем ты здесь, тамплиер? - поинтересовался Хайнц.
   - Приказ магистра,- лаконично изрек Ги, опустив забрало шлема, давая понять: разговор окончен.
   - А зачем ты здесь, Ханц? - в свою очередь поинтересовался Герман- Со мной все понятно: я оруженосец, должен быть при своем господине. А после похода готовился стать полным рыцарем. А ты?
   Ханц мрачно усмехнулся, глотнул из бурдюка:
   - А как же папская булла - все кто идут в поход против неверных получают прощение грехов. Опять же, получить титул или надел на новых землях несложно. Махай себе мечом за правое дело. Вот и потянулись многие. Я тоже не исключение. В родных землях мне ничего не светило...
   - Видел я наделы земли, что получили многие. Господин мой, Густав Фон Кирсте тому пример. А некоторые получили еще меньше - их тела растащили шакалы.
   - Наследовали землю. Обетованную. В этих песках. Набили собой могилы. До отказа набили, да и мне тоже порой смешно. Но считаю, оно того стоит. В родных землях у меня, повторюсь, не было ничего, кроме жалкого титула в самом низу сословия. Здесь же...
   - А что за дракон у тебя на гербе? И надпись "Serpent portio ad um" - Не самая частая эмблема и девиз у добрых христиан?
  
   Ханц не ответил. Он покачнулся, остановился. А Герман с удивлением и ужасом смотрел на выросшую из его лба стрелу с белым оперением.
   Неловкий шаг на подкосившихся ногах, лязг, грохот - еще один пришелец с севера наследовал землю.
   Тут Герман пожалуй впервые за последние недели порадовался, что тащил на себе тяжеленный панцирь. Мучился, не снимал, не взирая на жару. Именно о нагрудник доспеха злобно тренькнула еще одна стрела, отскочив и зарывшись в песок.
   - К бою! Всем вместе! - крикнул Ги.
  
   Забылись дрязги и свары. Выветрились из головы и тайные слова, и святые миссии и прочие вещи. Они теперь единое целое - плечом к плечу. И главное - выжить.
   Ландскнехты подняли тарчи, выпятили копья. Теперь уже шестеро против всей пустыни.
   Тут и началось. В белых бурнусах, с кривыми саблями, подбадривая себя криками, на них двигались сарацины. Блестели темные глаза над крючковатыми носами, суля смерть неверным. Сверкала на солнце сталь. И жаждал, жаждал песок принять в себя новые жертвы...
  
   Отряд небольшой, с десяток пеших, что удивительно - без лошадей.
   Бурнусы и легкая кожаная броня не лучшая защита от мечей и копий. Тяжелые панцири, жара, нехватка воды и внезапность нападения - не лучшее начало дня для уставших крестоносцев. Впрочем, доспех спасал. Отскакивали кривые сарацинские сабли от закованных в железо пришельцев. Временами хоть и прорубали панцирь, но бессильно скользили по кольчугам.
   Крестоносцы же разили насмерть.
  
   - Шакалье!- прорычал Герман, вскидывая арбалет, и вгоняя болт в грудь вражескому лучнику.
   Отбросил ненужное тяжелое оружие, схватил топорик, метнул в подбегающего с кривой саблей бородача. Удачно. Бородач упал.
   А у Германа появился миг, чтобы выхватить меч. А потом бешено вращать им, отражая удары двух противников.
   Одного он достал, зацепив на возврате кончиком меча по горлу. А вот второй держался. Держался до тех пор, пока не увидел Герман торжествующий блеск в его глазах...
   Пока не ударило что-то сзади по голове - и одновременно - в живот.
   Погружая рыцаря в тьму.
  
   Ги дрался молча. Скупо. Размеренно. Экономя дыхание, которого и так не хватало. Один удар - один труп. Его так учили в ордене. Его так учила жизнь. Удар - труп. Если падает не враг, значит лежать тебе. Поэтому хрипит воздух в легких. Поднимается бастард для замаха. Обманное движение - сабля на наручь, взмах. Падает враг с прорубленной грудью. Щедро поливая алой влагой лилию на щите.
   Пыль, лязг, грохот, стоны. Копейщики, всего трое, ощетинившись редким ежом копий, держались до тех пор, пока не хлопнула тетива. И не рухнул со стрелой в горле один из них: кто-то из нападавших сообразив, что наскоком стенку не сломать, подобрал лук. Вскрикнул, а потом всхрипнул каноник. Двое копейщиков переглянулись.. Метнули копья во врагов. Безрезультатно. Отбросили щиты и выхватили короткие широкие мечи.
   - Помнишь сказки о берсерках? - весело спросил первый.
   - Конечно! - сказал второй.
   Ураган железа обрушился на кучку противников. Эти двое себя не жалели. Презрев на защиту и град ударов, они прошли сквозь пятерку детей пустыни злой стальной смертью. Переглянулись. Сзади корчились враги.
   - Славная была сеча, брат,- пробормотал первый, покрытый многочисленным ранами. Внезапная слабость охватила тело ратника. А еще было немножко холодно. Странно, вроде пустыня, жара, и горячка боя. И было почему-то даже приятно - просто лечь на песок, и закрыть на миг глаза, в которых пляшут неугомонные красные мухи.
   Просто отдохнуть.
   Так он и сделал.
   - Славная битва,- прошептал оседающий вслед за ним на песок, второй.
  
   Ги де Тремьен видел как пали ратники. Видел подкравшегося к Герману с палицей сарацина. Видел, но ничем не мог помочь. Не успевал. Он только что сразил своего соперника. И оставалось еще двое.
   Двое на одного - скверно. Трещал панцирь. Плакала кольчуга мелкими кровоточащими порезами.
   Рычал тамплиер. Хрипели уставшие враги. Один припадал на подраненную ногу. У другого на предплечьи растекалось алое пятно. Впрочем, это не мешало ему ловко крутить саблей.
   Тяжелый бастард порхал мотыльком. А силы таяли. Зайдут с двух сторон и все- конец. А на мягком песке так тяжело передвигаться... Ги набрал воздуха и бросился на менее подвижного противника. Тот выставил клинок, в надежде, что крестоносец напорется на лезвие. Так и произошло. Холодная сталь ударила тамплиера в грудь. Высекла искры.
   Заметив это, кинулся на храмовника второй противник, более опытный, успевший зайти сзади и...прогадавший. Он не успевал. На секунду, но не успевал.
   Клинок ударил в грудь крестоносца, прорубил панцирь, и злобно прошипев, бессильно скользнул по кольцам кольчуги. А лезвие тяжелого северного меча нашло дорогу к сердцу южанина.
   Продолжая движение, по инерции, Ги развернулся и отбросил умирающего под ноги последнему противнику.
   Если бы сарацин мог смотреть сквозь шлем, увидел бы чудовищную ухмылку. Но этого он не видел. Заверещал тонко, и кинулся в отчаянную атаку. Звон. Треск. Лопнул клинок кривой сабли. Брызнул вверх кровавый фонтан. Голова с вытаращенными глазами шлепнулась на горячий песок.
   Ги де Тремьен устало уселся на песок. Прямо возле обезглавленного трупа.
   Какое-то время просто отдыхал. После встал, и принялся подводить итог.
  
   Над песком, ставшим свидетелем страшной сечи, раздавались странные хрипящие слова.
  
   - Подождать один день не могли. Без воды мы бы не протянули. Воистину, наказал их Создатель, лишив разума. Теперь воды у нас достаточно. Верно я говорю? - обратился Ги к канонику.
   Тот молчал.
   - Да и странные какие-то кочевники. Нет бы, засыпали нас стрелами издалека. Или ночью подкрались. Покрасоваться, что ли решили. Кто знает,- сыпались в марево пустыни слова из уст храмовника. - Вот ты, святой отец, зачем увязался в палестины? Ты так нам и не ответил.
   Каноник продолжал молчать. Ветерок медленно и лениво сыпал песчаные струйки по выбритой тонзуре. Песок впитывался в кровь на рясе, превращаясь в бурую грязь. Францисканец молчал, как молчат люди, получившие молодецкий удар саблей.
   - Вообще, я думаю, повезло тебе, отче. Легко небось было переходить,- подытожил тамплиер, обшаривая очередного покойного пса пустыни.
   Словно отвечая рыцарю, на прорубленную до половины шею мертвеца жужжа, села муха. Ги усмехнулся. Склонившись над мертвым, закрыл ему глаза. Муха обиженно улетела. В руке отца Симона поблескивал кубок. Простой, медный. С выщербленными краями.
   - Вся пустыня будто из-за него ополчилась. Ну же, какие тайны ты унес в могилу, фон Кирсте? - пробормотал храмовник, выдирая кубок из руки.
   Обычная утварь, медная, чуть смятая. На такую и в базарный день никто не позарится.
   Тамплиер снял шлем, синяк на лице горел адским пламенем. Свежая стычка разбередила рану. Свежие царапины, хоть и неглубокие, но многочисленные, тоже не радовали.
   Приложил краешек холодного металла к краю раны. Полегчало. И внезапно, словно по наитию, вспоминая древние легенды, налил воду из бурдюка в чашу. Выпил. В голове слегка прояснилось. Боль отступила. А в теле разлилась приятная истома - будто свежих сил влили, но все же надо отдохнуть.
   В лицо снова пахнуло морем. Оно было совсем близко. Достаточно перейти за пару барханов...
  
   - Брат. Бра-а-а-ат..- раздался тихой стон. В куче порубленных тел что-то шевельнулось. Ги де Тремьен подобрался, схватил воткнутый в песок меч, подошел поближе.
   Рука в латной перчатке судорожно дернула пальцами из-под тела сарацина.
   - Ах, чтоб тебя,- взволнованно забормотал тамплиер, отваливая труп бородача в сторону и освобождая Германа.
   - Помоги, брат-храмовник. Помоги,- шептал тот, ловя рукой край плаща тамплиера.
   - Все в порядке, брат, мы дошли, - прошептал Ги, усаживаясь на свой щит - щит с королевской лилией, залитый кровью, облепленный пылью и бурой грязью.
   - Правда дошли? Я ничего не вижу. По затылку чем-то тяжелым приложили. А еще меня еще и под ребра полоснули, но свезло, не пробили: кольчуга выдержала.
   - Дошли,- повторил рыцарь Христа и Храма.
   - Что ты видишь? - жадно спросил бывший оруженосец.
   - Камни дырявят прибой. Чайки кричат. Слышишь?
   - Да... слышу,- тихий шепот и улыбка,- А что еще ты видишь, брат-храмовник?
   Ги долго вглядывался в лазурь неба слившегося с морем. Долго вслушивался в крики чаек.
   И молчал.
   А слепец, не дождавшись ответа, прошептал. - Да. И я слышу рокот моря.
   Оба умолкли, каждый думая о своем. Наконец ослепший разорвал тишину.
   - Слушай, а все же, брат-храмовник. Какое тайное слово лично у тебя?
   - Очень простое. Выпей,- Ги наполнил водой кубок и прислонил к пересохшим губам слепого, - Выпей, брат, я знаю, зрение скоро вернется к тебе.
   - Слово, какое слово, Ги? Ты обещал, - заплакал Герман, с такой мольбой в голосе, словно от этого зависело если не вечное спасение, то, как минимум, жизнь.
  
  -- Верь! От всей души- верь! Вот окончание моего девиза.
  
   Слепец улыбнулся, кивнул чему-то, изрек: "Знаешь, у Ханца был девиз - драконья доля для нас, он ее и получил. У отца Симона тайное слово, похоже, твердым не было. Какое у меня - я и сам пока не знаю. Но мне нравится твое, брат-храмовник. Очень нравится."
   А тамплиер задумчиво вертел в руках медный кубок. Старый, потертый, почему-то с выщербленными краями.
   К дымному костру на берегу с моря приближался белый квадратик. Постепенно превращаясь в косой парус генуэзских пиратов...
  
  
  
   **
   Очень краткий словарь терминов
  
   Клейдесдаль - порода лошади.
   Тарч - вид щита.
   Конфессат- исповедь.
   Бастард- полуторный меч
   Benedictum nome Esus - славься имя Иисуса
   Ab imo pectore -- с полной искренностью, от души
   Absit omen! -- да не послужит это дурной приметой
   "Serpent portio ad um"- драконья(дословно- змеиная) доля для нас
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"