- Сыкун!- раздалось из коридора, но я не отозвался. Я ненавидел это прозвище, которое дал мне отец.
- Сыкун, бля, сюда иди!- послышалось снова, но моя гордость заставила меня помешкать ещё некоторое время,- Я сигарет забыл купить, держи двадцатку, сгоняй-ка.
Я надел куртку и, направившись в ближайший ларёк, начал сбегать по лестнице.
- Аккуратно там, очки не добей!- послышался крик вслед. И вправду, недавно я чуть не разбил очки, споткнувшись, спускаясь по этой лестнице, теперь на левом стёклышке была довольно заметная трещина. Мне должны были скоро купить новые. А эти... я помню, как мне купили эти, и как я не хотел выходить в них из магазина оптики.
- Чего он там медлит?- нервничал отец.
- Стесняешься, наверное,- сказала мать и потянула меня за руку.
- Чего пацану стесняться?
- Как на меня все будут смотреть, а я в очках,- чуть не заплакал я.
- Бля, дожили, мой сын - сыкун.
С тех пор эта обидная кличка так и приклеилась ко мне.
Осознанная или неосознанная родительская и педагогическая авторитарность порождает у дошкольников дефицит неординарности, чувства собственного достоинства, неуверенность в себе и многие другие качества, осложняющие благоприятное становление личности.
Стиль отношения взрослых к ребенку влияет не только на становление тенденции к определенному стилю детского поведения, но и на психическое здоровье детей; так, неуверенность ребенка в положительном отношении к себе взрослого или, наоборот, уверенность именно в неактивной оценке его как личности провоцирует подавленную агрессивность, если ребенок воспринимает отношение взрослого к себе как негативное, то попытки взрослого побудить ребенка к общению вызывают у него состояния смущения и тревоги. Длительный дефицит эмоционального созвучного общения даже между одним из взрослых и ребенком порождает неуверенность последнего в положительном отношении к нему взрослых вообще, вызывает чувство тревоги и ощущения эмоционального неблагополучия.
Я стоял на балконе, доставал спички из коробка и ломал их. Одна спичка хрустнула между моими пальцами, вторая, третья. Мне просто хотелось что-то ломать. Весь мир, как мне казалось, был несправедлив, жесток и бессмыслен. И мне хотелось быть таким же. Спички ломались между моими пальцами - четвёртая, пятая - а я внимательно смотрел на них, смотрел на то, как крошится дерево, как оно ломается в том или ином месте. Шестая.
Меня всегда интересовали вопросы связанные с природой вещей. Пространство и время, энтропия, сознание и свобода воли - все эти вещи с детства волновали меня. Вот и сейчас, ломая спички, я задумался над тем, от чего зависит то, в каком месте они переламываются. И дальше. Случайно ли всё? Или всё предопределено? А может быть существуют сразу все варианты развития событий, а я просто выбираю по какому из них пойду. Или не выбираю. Всё-таки всё то время, что я знаю - линейно. Я представил себя в образе иглы граммофона, которая скользит по извилистому пути во всём многообразии вариантов реальности. От чего зависит этот путь? У меня было два ответа: от моего намерения и от моего восприятия, и, вполне возможно, эти вещи были одним и тем же. С намерением всё довольно просто: я хочу, чтобы спичка ломалась - и я ломаю её, переходя в тот вариант реальности, где она сломана. С восприятием всё заумнее: восприятие определяет бытие - где-то читал я, и ещё я читал, что со временем энтропия - мера беспорядка - возрастает, вполне вероятно, что моя реальность движется вдоль направления максимальной энтропии, а она зависит от меры - моего восприятия реальности.
Мне казалось, что если я как-нибудь увяжу эти вещи, то ко мне придёт некое озарение, и я смогу... да всё что угодно, ведь я тогда смогу свободно путешествовать в любую реальность, которую только смогу предположить. Хотя, с другой стороны, это ничего не изменит в структуре мироздания, ведь всё так же будут существовать другие бездны миров, в том числе и тот, в котором я сейчас нахожусь. Я вынул из коробка очередную спичку и уставился на неё.
Намерение, помноженное на правильное восприятие - тут нужно определённое состояние сознания. И тут я сразу вспомнил про восточных йогов, входящих в транс и ходящих по углям. Что-то начало подступать к моему разуму. Я снова взглянул на спичку и тут же понял, наконец, от чего зависит то, где она сломается. Всё просто. Спичка ломается в самом слабом месте. Хрясь.
Вполне возможно, что я мог видеть всё внутреннее строение вещей, просто со временем благодаря обучению и привычке я перестал обращать на них внимание. Сейчас, например, я уже и не замечал трещинки на своих очках, так же сейчас я могу воспринимать и не отдавать себе отчёта в чём-то, что я уже давным-давно и забыл.
Рядом стояли лыжи. Я знал, что спокойно переломлю и их, если буду знать то, где у них слабое место. Я достал из кармана раскладной нож, провёл вдоль лыжи, и она развалилась на две части. Тут что-то провалилась внутри меня, не знаю, как там йоги с их трансом, но, наяву увидев то, что я натворил, я почувствовал, что у меня всё поплыло перед глазами.
Мой взгляд упал на железные рамы балкона, взмах ножа - и окна полетели вниз. У меня не было мысли "что я наделал", у меня был ясный план того, что я собираюсь сделать.