Аннотация: Это второй рассказ, отклонённый шпильками - за шутки дурного тона. Ну и Бог с ней, с этой обувью.
У Бобра был хвост, похожий на лопасть от парохода "Титаник". Однако, бобр не печалился по этому поводу. "Я не потопну", - думал он и работал перепончатыми лапами как бешеный. Он делал своё дело - пилил лес и складывал спиленное в свою особую хатку. Если вы меня спросите, что это за такая хатка, я вам отвечу: а хрен его знает. Слазайте туда, и увидите сами. По непроверенным данным, там были следующие предметы: запас дров на зиму (чтобы было тепло), несколько бобрят (чтобы было весело), одна бобриха (чтобы было приятно).
Когда бобру хотелось чего-то нового, он уходил в лес и находил мухомор. По употреблении мухомора у бобра расстилались такие неизведанные горизонты, что просто ошалеть. И бобр шалел. Он ходил по лесу, представляя себя медведем, задирал мамонтов и тигров, а, встречая зайца, говорил: "Сейчас я тебя, лопоухий". Кстати, нужно прибавить, бобр не курил сигарет, потому что понимал: капля никотина убивает лошадь. Бобр не считал себя лошадью, но всё равно жалел свой бобриный организм.
Бобр был любопытен и часто уходил за пределы. "Зачем ты уходишь за пределы? - спрашивала печальная бобриха, - посмотри на себя, недоумок". Но он был непреклонен: "Ты ничего не понимаешь, супруга. Если я не уйду за пределы, то я зачахну, и тогда проку от меня будет ноль". Супруга плакала, но соглашалась.
Боже ты мой, какие пределы раскрывались за беспределами! Бобр только разевал свои бесстыжие глаза, пытаясь охватить горизонты. Там росли пальмы-сикоморы, берёзы-пеструшки, баобабы-трансвеститы и, главное, такой мохнатый мухомор, что у бобра чесалось под шёрсткой. "Ни хрена себе", - думал он.
Однако, он всегда возвращался домой, ибо лучше дома ничего не бывает. К нему прижимались несколько тёплых бобрят и теребили его за хвост, а супруга, вытерев от слёз мохнатую мордочку, готовила ужин.
В последних числах сентября пришло письмо от соседа. Он жил в трёх верстах выше по реке, был косоглаз и имел всего один зуб (второй ему выбили в драке). Следует пояснить, что бобриные письма очень похожи на человечьи, но если чел пишет их на бумаге или на компе, то бобр пишет на веточках ивы, ракиты и других мягких плакучих растениях. Он как бы надкусывает их зубами и оставляет некие рунические знаки. А потом сплавляет вниз по течению реки. Так вот, сосед был стар, косоглаз и однозуб. Поэтому его называли Чокнутый Бобёр. Он любил пилить оставшимися зубами старые пни и коряги и писать письма.
"Приходи на спилку, - написал он, - не пожалеешь. Южное болото".
- Старая ты горяга, - пробормотал бобр, - сейчас, разогнался.
Но, как ни бормочи, а супруга подталкивала его носиком и передной ластой - мол, иди. И он пошёл.
Долго ли, коротко ли, но до Южного болота добрался. "Всё-таки - спилка, не зряшное дело, - думал бобр. - А вдруг спилим красное дерево или японское дерево шикачу". Он вышел на берег, отряхнулся, и что ж он увидел?
Стояли против него трое. Человеческие бобрихи. Все, как один, на высоких каблуках. На шпильках. "Пропади ты пропадом, Чокнутый Бобёр, - подумал бобр, - со воими руническими знаками. Это ж не спилка, а - Шпилька. Чёрт однозубый! Подставил!".
Да, Шпилька стояла в полном составе. Ольга Фруст, Светик Херш, Кодло Йопс. Причём Ольга Фруст стояла, вызывающе поставив красивую ногу на пенёк.
Осатаневший от страха бобр кинулся на первое, что бросилось в глаза. А именно - на Ольгу Фруст. В один момент он отгрыз шпильку с Ольгиной туфельки, на всякий случай порычал, как бегемот, и бросился наутёк.
Он не видел, как Ольга Фруст, лишившись каблука, плюхнулась на землю и вскричала:
- Ловите это безнравственное животное! Он отгрыз мою шпильку!
Но куда там!
Бобр уже уверенно грёб ластами в сторону родной хатки.
Дома он вставил оторванную шпильку в речную плотину, проверил прочность и прилёг отдохнуть. На берегу бесновалась Ольга Фруст. Сначала она кричала, что это пошло - воровать шпильки у первых встречных женщин, потом стала выманивать: "Бобрик, Бобрик, подь сюды!".
"Какой я ей Бобрик?" - сонно подумал бобр и тихонько поцеловал прижавшуюся супругу прямо в рыльце.