Лук  возлежал на  топчане и читал  "Мастера  и Маргариту" в подлиннике.
"...  А  стерлядь,  стерлядь  в  серебристой  кастрюльке,  стерлядь кусками,
переложенными   раковыми   шейками   и  свежей   икрой?  А  яйца-кокотт,   с
шампиньоновым  пюре в чашечках?..." Однако  будильник на  тумбочке и желудок
настойчиво подсказывали  ему, что пора ужинать  и Лук  вынужден был прервать
неспешное общение с прекрасным.
     - Князь!... Кня-а-азь!
     Рядовой  Князьков, кочегар, воин  второго периода, то  есть отслуживший
первое полугодие, дослуживающий второе, сунул в каморку краснощекое лицо:
     - Ну, чо орать-то? Здесь я.
     - Скажи мне, честной отрок, что у нас сегодня на ужин?
     Князь  ухмыльнулся  дурацкому  вопросу,  но  он  давно уже  притерпелся
к дедовским причудам: скоро  сам  станет дедушкой, главным кочегаром и  тогда
вволю почудит, порадуется жизни, и здесь, в кочегарке, и в казарме...
     - Рыба с картошкой.
     - Вот как? А что же пюре - ля натюрель или из кожезаменителя?
     Князь,  уже после  того,  как  заступил  на смену, сходил на ужин  и все
испытал на себе.
     - Из порошка сделана. Такая параша. Но горячей есть можно.
     - Рыба - жареная ли?
     - Угу.
     - Ты, вот что, сходи-ка на кухню... да принеси мне рыбки.
     - А что это я должен ходить? Не май месяц, холодно.
     - Как не пойти, если дедушка просит?
     - Пусть вон Степа сходит, он сейчас сюда зайдет.
     - Степа- "черпак", - кротко возразил Лук, - а ты еще нет.
     - Я через четыре недели тоже уже черпаком стану...
     Глаза  Лука распахнулись чуть шире и  Князь  с талейрановской ловкостью
перевел разговор в безопасное русло:
     - Без картошки тебе?
     - Да. Возникшую  пустоту  заполни той  же рыбой.  Ступай.  - Лук устало
откинулся  на  комковатую подушку,  формой и цветом похожую  на переваренный
пельмень.  Все  мельчает  и  деградирует:  младшие  дерзят  старшим,  котел в
трещинах, книги без иллюстраций... Сердцу необходим дембель. Дембель. Сегодня
29 февраля, через 27 дней приказ...
     - Шура, здорово!
     - А-а, Ген!  Садись. Ну? - Младший  сержант  Свирс,  студент-неудачник,
родом из Москвы,  тоже дед  и лучший друг гвардии рядового Лука, разгильдяй,
за два года  так и  не заслуживший третью лычку  поперек  погона, должен был
рассказать  захватывающую историю о  том,  как  позавчера  он  очень  близко
познакомился с одной девушкой,  участницей  художественной самодеятельности,
прямо на территории части, в полковом клубе.
     - Да  нет, потом  расскажу, я же сюда на минуту, мне  моих в кино 
вести нужно. Закурить есть?
     - Вон там "Прима"... И мне... Брось ты, пусть Жирнов ведет.
     - Не, не...
     -  Что значит -  не?  Князь  вот-вот рыбу принесет. Дежурный  по  части
сегодня Магро, он сюда не ходит...
     -  О, принес? А почему  неполная миска,  а, Князь?  Ты же  половину  по
дороге сожрал...
     -  Ничего я  не  жрал, я  ее уже  и  так наелся.  Сколько дали, столько
принес. - Князь  лгал. Невысокий ростом,  он выглядел грубо и крепко, руки и
ноги у него были толще "луковых" раза в полтора и поесть он был горазд. Одну
рыбеху - а съел, не удержался. Теперь он в нетерпении топтался, надеясь, что
Лук отпустит его в клуб, смотреть фильм.
     - Врешь! Губы-то жирные! В  кандалы, в  Нерчинск упекарчу  мерзавца,  к
декабристу   Анненкову!...   Обобрать   старого   человека!...   Какое   еще
кино??? Гена, ты слышал борзоту?...  Дедушка у  котла надрывается, а молодой
боец... Хрен с  тобой, сделай "мишку" и  шагай.  В  пол четвертого чтоб  был
здесь, не проспи.
     - Так я уже сделал "мишку".
     - Ну-ка?... -  Лук подошел к  котлу;  горка угольного  жара в печи была
приготовлена  вполне  грамотно:  ее  под утро  раскатать,  сковырнуть  шлак,
насыпать свежего угольку - и полдела  - пар для полкового  завтрака, считай,
сделано.
     - Нормально. Ладно, двигай, а то здесь взрослые дяденьки будут говорить
о взрослых тетеньках...
     - Давай, Генка, пока горячая.
     - Ладно, только в казарму позвоню...
     Свирс делился впечатлениями, Лук с недоверчивой завистью слушал...
     - Прямо на столе?  На святом зеленом сукне? Бедные, бедные бильярдисты.
Врешь ведь?...
     - Саня, я тебе говорю!... Ну клянусь!...
     - А  я  вот на  ноябрьские  был в  увольнении, переоделся  и сразу же в
общагу...
     - Да, ты рассказывал уже. Ну, ну?...
     Время за жаркой беседой текло незаметно, пару раз заходили в  котельную
люди, по делу и без дела, наконец пришло время отбоя и Лук остался один. Лук
любил  одиночество:  в условиях срочной службы, когда 24 часа в сутки вокруг
тебя  локти,  затылки  и погоны сослуживцев  - безлюдье  редкая  роскошь. Он
принял душ, пометал  в дверь перочинным  ножом, вновь улегся на свой топчан,
помечтал... Без пяти полночь. Сейчас  придет дембельская весна, припоздавшая
было из-за високосного олимпийского  года, но  неизбежная  и такая желанная.
Лук откашлялся: пора было завершать ритуал, затеянный им девять месяцев тому
назад, когда он  только-только стал  "черпаком",  солдатом третьего  периода
службы.  В  тот  далекий  майский  день  вздумалось  ему  обозначить  рубежи
бесконечного времени  армейской службы песней композитора Тухманова  "Вечная
весна",  которую  он  слышал в  исполнении  певца  Ободзинского.  Задумано  -
сделано: в ночь на первое июня, ровно в полночь, в трусах и сапогах он вышел
покурить в туалет и когда  часы стали бить  время,  он громко  и старательно
пропел  одну строчку из песни - "Три-и  ме-еся-аца-а ле-ето-о...". В ночь на
первое  сентября,  на полковых  учениях  в  Агалатово, стоя дневальным возле
палатки, он получил наряд вне очереди и строгое матерное взыскание от майора
Ковешникова,  ни с  того  ни  с  сего  проорав  в  на  весь  лагерь:  "Три-и
ме-еся-аца-а о-о-сень...". В ночь на первое декабря, получив уже вожделенную
должность старшего оператора котельной,  сиречь  - главного кочегара, он, не
стесняясь присутствия своих младших товарищей по кочегарке, Степы и Князя, с
торжеством пропел,  глядя  на гудящие котлы, третью  строчку припева: "Три-и
ме-еся-аца-а зи-има-а-а...". И теперь долгожданный миг настал!
     Лук вышел из кочегарки в межзвеждное пространство. Морозная ночь лениво
царапала ему голый живот, покусывала уши, но понимала,  что не испугается ее
воин, к услугам которого, только сделай три  шага,  - уют родной котельной и
угольный жар от двух работающих котлов...
     Лук  задрал к  небу  лицо,  поднатужился и  со  всей  мощью  и страстью
будущего дембеля пропел:" И ве-е-ечна-я-ааа Ве-снааа!".
     Слова, минуя ноты, белыми клубами взлетели в антрацитное, с  блестками,
небо и растворились в нем; ритуал был исполнен.
     Лук зачерпнул  снегу,  потер им  грудь.  Хорошо. Лук  глядел вперед и в
никуда, Лук улыбался.
     Теперь  он  знал:  все  будет.  Он  вырвется  на  волю,  в   Питер,  он
восстановится в университет, опять на третий курс. Он раз и навсегда женится
на той,  которая  вопреки всем расчетам  и здравому смыслу дождалась его. Он
поедет в Париж и будет потерянно бродить в  волшебном парке Монсо, он  будет
счастлив.
     Здравствуй, Весна!