Аннотация: Перевод знаменитой статьи Нелли Блай о её опыте заключения в сумасшедшем доме, опубликованной в формате книги в 1887 году. Оригинальный текст в свободном доступе: http://digital.library.upenn.edu/women/bly/madhouse/madhouse.html
ВСТУПЛЕНИЕ
С тех пор, как мой рассказ об опыте нахождения в приюте для сумасшедших на острове Блэквелла был опубликован в "Ворлд", я получила сотни писем об этом. Издание с моей статьей давно вышло из печати, и меня уговорили разрешить опубликовать её в формате книги, чтобы удовлетворить просьбы всех тех, кто хотел получить свою копию.
Я счастлива иметь возможность заявить, что, в результате моего визита в приют и последовавшего расследования, мэрия Нью-Йорка выделила на миллион долларов больше, чем в прежние годы, на содержание душевнобольных. Так что я могу удовольствоваться знанием, что об этих несчастных людях отныне будут заботиться лучше благодаря моим стараниям.
ГЛАВА 1. НЕПРОСТАЯ МИССИЯ
22 сентября руководство "Ворлд" спросило меня, смогу ли я попасть в качестве пациентки в один из сумасшедших домов Нью-Йорка для того, чтобы написать прямой и лишённый прикрас рассказ о том, как там обращаются с пациентами, как управляют учреждением и так далее. Думала ли я, что мне достанет храбрости пройти те испытания, которых потребует эта миссия? Могла ли я изобразить признаки безумия достаточно правдоподобно, чтобы пройти осмотр докторов и прожить неделю среди сумасшедших так, чтобы сотрудники приюта не узнали, что я только "делаю записи"? Я сказала, что верю в свои силы. Я была убеждена, что имею некоторые актёрские способности, и думала, что могу изображать безумие достаточно долго, чтобы выполнить доверенную мне миссию. Могла ли я провести неделю в заключении среди слабоумных на острове Блэквелла? Я сказала, что могу и проведу. И я провела.
Мне велели приступать к работе тогда, когда я почувствую, что готова к этому. Мне нужно было честно вести хронику событий, которые будут со мной происходить, и, когда я окажусь в стенах приюта, понять и описать то, как выполняется работа внутри, что всегда столь эффективно скрывалось от внимания общества как медсёстрами в белых чепцах, так и засовами и решётками.
- Мы не просим тебя искать там сенсационные откровения. Записывай то, что будешь видеть, хорошее или плохое; хвали или критикуй так, как сочтёшь нужным, и всегда придерживайся правды. Но меня тревожит твоя постоянная улыбка, - сказал мой редактор.
- Я не буду больше улыбаться, - ответила я и отправилась выполнять своё особое и, как выяснилось, трудное задание.
Если бы я и проникла в приют, на что я не особо надеялась, я понятия не имела, что мой опыт может не ограничиться простым рассказом о жизни в доме для душевнобольных. Я не могла и помыслить, что такое учреждение может быть плохо организовано и что под его крышей может процветать жестокость. Мне всегда хотелось узнать о приютах побольше; хотелось убедиться, что с самыми беззащитными из Божьих созданий - безумцами, - обращались хорошо и заботливо. Те истории о насилии в таких домах, которые мне доводилось читать, я считала сильно преувеличенными или вовсе небылицами, но в глубине души мне хотелось узнать наверняка.
Мне тревожно было думать, насколько сильно зависят безумцы от санитаров, и что, даже если кто-то стал бы молить о свободе, это было бы бесполезно, если бы охранники не захотели его выпускать. Мне не терпелось приступить к исполнению моей миссии по изучению внутренней жизни сумасшедшего дома на острове Блэквелла.
- Как вы сможете достать меня оттуда после того, как я туда попаду? - спросила я редактора.
- Я не знаю, - ответил он, - но мы вытащим тебя, если расскажем, кто ты и с какой целью симулировала безумие, - только попади туда.
У меня было не так уж много веры в свою способность обмануть специалистов, и, кажется, у моего редактора её было ещё меньше.
Вся подготовка к моему заданию была оставлена на моё усмотрение. Только одно было решено за меня, а именно то, что я должна взять псевдоним "Нелли Браун", чтобы инициалы совпадали с моими собственными, так что не будет проблем с моим обнаружением и предотвращением тех трудностей и опасностей, с которыми я могу столкнуться. Определённо было несколько способов оказаться в сумасшедшем доме, но я не знала их прежде. Я могла выбрать один из двух путей: изобразить безумие в доме своих друзей и быть помещённой в приют по решению двух компетентных врачей или же достичь своей цели через полицию.
По размышлении я решила, что будет лучше не ввязывать в проблемы моих друзей и не привлекать к моей цели добрых докторов. Кроме того, чтобы отправить меня на остров Блэквелла, моим друзьям пришлось бы изобразить бедность, и, к несчастью для меня в этой ситуации, моё знакомство со страдающими от нищеты, исключая меня саму, было весьма поверхностным. Так я определила план, который привёл меня к успешному выполнению моей миссии. Я была успешно помещена в больницу для полоумных на острове Блэквелла, где я провела десять дней и ночей и обрела опыт, который мне никогда не забыть. Я взяла на себя роль несчастной сумасшедшей и считала своим долгом не увиливать от любых дурных последствий этого. Я стала одной из заключённых сумасшедшего дома на это время, испытала достаточно многое, наблюдала и слышала немало об обращении с этим беззащитными людьми, и, когда я увидела достаточно, немедленно была выпущена на свободу. Я покидала сумасшедший дом с радостью и сожалением - радостью оттого, что я вновь могу наслаждаться воздухом свободы, и сожалением потому, что не могла взять с собой некоторых несчастных женщин, которые жили и страдали вместе со мной и которые, как я уверена, были столь же разумны, сколь я всегда была и являюсь поныне.
И здесь позвольте мне уточнить одну вещь: с того момента, как я оказалась в пределах сумасшедшего дома на острове, я не пыталась более играть роль безумной. Я говорила и вела себя в точности так же, как в обычной жизни. И, как это ни странно, чем разумнее я говорила и действовала, тем безумнее меня считали все, за исключением одного врача, чьи доброту и внимание я никогда не забуду.
ГЛАВА 2. ПОДГОТОВКА К ИСПЫТАНИЮ
Но давайте вернёмся к моей работе и моему заданию. После получения инструкций я вернулась в пансион, где проживала, и в тот же вечер начала репетировать роль, в которой мне предстояло дебютировать на следующий день. Как это трудно, думала я, убедить своим видом целую толпу людей в том, что я безумна. Я никогда в жизни не общалась с сумасшедшими, и я имела не слишком чёткое представление о том, как они ведут себя. И потом я буду проверена несколькими обученными докторами, для которых душевная болезнь является специальностью и которые ежедневно контактируют с такими больными! Могла ли я надеяться пройти через этих докторов и убедить их, что я безумна? Я боялась, что обмануть их будет невозможно. Мне стало казаться, что моё задание невыполнимо, но я должна была попытаться. Так что я подошла к зеркалу и изучила собственное лицо. Я вспомнила всё, что читала о сумасшедших людях, как они, в первую очередь, отличаются застывшим взглядом, так что я распахнула глаза так широко, как могла, и уставилась немигающим взором на своё отражение. Уверяю вас, этот взгляд был не слишком успокаивающим, даже для меня самой, особенно, в темноте глубокой ночи. Я прибавила яркость газовой лампы, надеясь усилить свою храбрость. Это помогло лишь отчасти, но я утешила себя мыслью, что через несколько дней я буду не здесь, а в заключении в палате с несколькими безумцами.
Было не так уж холодно, но, когда я думала о предстоящем, морозная дрожь бежала по моей спине, словно в насмешку над испариной, которая медленно, но верно пропитывала мою кудрявую чёлку. Между репетициями перед зеркалом и мыслями о моём будущем в качестве сумасшедшей, я читала отрывки из невероятных и неправдоподобных историй о призраках, так что, когда рассвет последовал за ночью, я была в подходящем настроении для своей миссии, но всё же довольно голодна, чтобы остро чувствовать желание позавтракать. Медленно и грустно я приняла ванну и тихо попрощалась с несколькими самыми прекрасными вещами, известными современной цивилизации. Осторожно я отложила свою зубную щётку и, в последний раз натирая руки мылом, пробормотала: "Это может продлиться пару дней, а может и дольше". Потом я надела старые вещи, подобранные для этого случая. Я была в том настроении, когда всё воспринимается серьёзно. Это почти как окидывать всё "прощальным взглядом", размышляла я, ведь кто может сказать, не отразится ли весь груз роли сумасшедшей и заключения с толпой полоумных на моём рассудке и вернусь ли я сюда. Но ни на миг я не помышляла об отказе от своей миссии. Восстановив хотя бы внешнее спокойствие, я приступила к своим "безумным" делам.
Поначалу я думала, что лучше всего будет пойти в пансион и, после заселения в квартиру, лично сказать хозяйке или хозяину при первой же возможности, что я ищу работу, и через несколько дней постепенно "сойти с ума". Обдумав идею, я поняла, что это потребует слишком много времени. Вдруг я пришла к мысли, что гораздо проще было бы отправиться во временный дом для работающих женщин. Я знала что, если уж я заставлю целый дом женщин поверить в своё безумие, они не успокоятся, пока я не окажусь подальше от них, в охраняемом помещении.
Воспользовавшись справочником, я выбрала временный дом для женщин под номером 84 на Второй Авеню. Идя по улице, я решила, что, как только окажусь в доме, я должна стараться всеми силами поскорее начать своё путешествие на остров Блэквелла, в сумасшедший дом.
ГЛАВА 3. ВО ВРЕМЕННОМ ДОМЕ
Мне оставалось начать свою карьеру Нелли Браун, сумасшедшей девушки. Идя по улице, я пыталась напустить на себя вид, типичный для девушек на картинах, которые называются "Грёзы". Мечтательное и рассеянное выражение лица иногда производит впечатление сумасшествия. Я прошла через маленький мощёный дворик ко входу в дом и дёрнула звонок, который звучал не менее громко, чем церковный колокол, после чего оставалось нервно ждать отворения дверей дома, который, согласно моему плану, должен был как можно скорее выбросить меня обратно, на милость полицейских. Дверь резко открылась вовнутрь, и невысокая светловолосая девушка лет тринадцати оказалась передо мной.
- Дома ли хозяйка? - спросила я робко.
- Да, дома, но занята. Пройдите в гостиную, - ответила девушка громко, ничуть не изменив выражение не по годам зрелого лица.
Я приняла это не слишком доброе и вежливое предложение и прошла в тёмную неуютную общую комнату. Там мне пришлось ждать появления хозяйки. Я просидела не меньше двадцати минут, прежде чем вошла стройная женщина в простом тёмном платье и, остановившись передо мной, произнесла вопросительно:
- Итак?
- Вы - хозяйка? - спросила я.
- Нет, - ответила она. - Хозяйка больна, а я её помощница. Чего вы хотите?
- Я хотела бы остановиться у вас на несколько дней, если вы можете меня разместить.
- Что ж, у нас нет одиночных комнат, людей много; но если вы согласны занять комнату с другой девушкой, я могу это сделать для вас.
- С радостью, - ответила я. - Какая у вас плата?
Я взяла с собой лишь что-то около семидесяти центов, зная, что чем быстрее закончатся мои средства, тем быстрее я буду выселена, и выселение было тем, к чему я стремилась.
- Мы берём тридцать центов за ночь, - отозвалась она, и я заплатила ей за остановку на одну ночь, с чем она и оставила меня, заявив, что у неё есть другие дела. Будучи оставленной развлекать саму себя, я обозрела окружающую меня обстановку в комнате.
Она была не слишком приятна глазу, мягко говоря. Гардероб, стол, книжная полка, орган и несколько стульев составляли меблировку комнаты, в которую с трудом проникал солнечный свет.
К тому времени, когда я вполне привыкла к своей комнате, на цокольном этаже раздался звонок, превосходящий входной по своей громкости, и несколько женщин одновременно, выходя из разных комнат, стали спускаться вниз по лестнице. Я поняла по очевидным признакам, что подали обед, но поскольку мне никто ничего не сказал, я не стала включаться в голодную процессию. И всё же мне хотелось бы, чтобы кто-нибудь пригласил меня присоединиться. Это всегда пробуждает какое-то одинокое чувство тоски по дому - знать, что другие едят, когда ты не можешь, даже если ты не чувствуешь голода. Я была рада, когда помощница хозяйки вошла и спросила меня, не желаю ли я пообедать. Я ответила, что желаю, и уточнила, как её зовут. Она назвалась миссис Стэнард, и я немедленно записала это в свою тетрадь, которую взяла с собой, дабы ничего не забыть, и в которой я исписала несколько страниц полным бредом для любопытных докторов.
С ней в качестве снаряжения, я ожидала развития событий. Но вернёмся к обеду - я последовала за миссис Стэнард вниз по непокрытым ступеням на цокольный этаж; там немалое количество женщин уже приступило к трапезе. Она нашла место для меня за столом, за которым уже сидели три другие дамы. Коротковолосая служанка, которая открыла мне дверь, теперь исполняла роль официантки. Подбоченившись и глядя на меня без доброты, она осведомилась:
- Варёная баранина, говядина, бобы, картофель, кофе или чай?
- Говядина, картофель, кофе и хлеб, пожалуйста, - отозвалась я.
- Хлеб всегда прилагается, - объяснила она и отправилась на кухню, которая была в задней части помещения. Через непродолжительное время она вернулась с тем, что я заказала, на большом щербатом подносе, который она с шумом опустила на стол передо мной. Я приступила к своему скромному обеду. Он был не слишком привлекателен, так что во время еды я оглядывала окружающих.
Я часто думала о том, какую отталкивающую форму всегда принимает благотворительность. Это был дом для достойных женщин, и в то же время в названии его было нечто издевательское. Пол был непокрыт, и маленькие деревянные столы были совершенно лишены таких современных украшений, как лакирование, полировка и даже просто скатерть. Тем более бесполезно говорить о дешевизне белья. И всё же эти честные работницы, наиболее достойные из женщин, должны называть это голое место своим домом.
Когда с обедом было покончено, каждая женщина подошла к столу в углу, за которым восседала миссис Стэнард, и заплатила ей по счёту. Тот самый образец человечности, воплощённый в официантке, дал мне истрёпанный и чуть порванный красный чек. Мой счёт составлял около тридцати центов.
После этого я поднялась по лестнице и заняла своё прежнее место в гостиной. Мне было холодно и неуютно, и я совершенно точно поняла, что не хочу задерживаться здесь надолго, так что чем скорее я начну выказывать признаки безумия, тем скорее я буду освобождена от этого безделья. Ах, это был, наверное, самый долгий день моей жизни. Мне оставалось вяло оглядывать женщин в гостиной, которые сидели, в отличие от меня.
Одна из них занималась лишь тем, что читала, почёсывала голову и иногда тихо звала: "Джорджи", не поднимая взгляда от книги. Джорджи звался её чересчур непоседливый сын, который производил больше шума, чем любой ребёнок, когда-либо виденный мной. Он вёл себя нагло и невоспитанно, по моему мнению, но мать не говорила ему и слова, пока не слышала, как кто-то другой одёргивает его. Другая женщина постоянно пыталась заснуть, но просыпалась от своего собственного храпа. Я была весьма рада, что она будила только себя. Большинство женщин не делали вообще ничего, но некоторые занимались плетением или непрерывно вязали. Огромный дверной звонок, казалось, звенел непрестанно, и туда-сюда ходила коротковолосая девушка. Последняя, кроме прочего, была из тех, кто постоянно напевает отрывки из всевозможных песен и гимнов, написанных за последние полвека. В этом состоит настоящая пытка наших дней. Гремящий звонок возвещал о прибытии новых людей, искавших приюта на ночь. За исключением одной дамы, которая прибыла в город на день для совершения покупок, все они были работницами, некоторые приходили с детьми.
Ближе к вечеру миссис Стэнард подошла ко мне и спросила:
- С вами что-то не так? У вас какая-то беда или печаль?
- Нет, - отвечала я, почти ошеломленная этим предположением. - Почему вы так решили?
- Ох, потому что, - сказала она вкрадчиво, - я вижу это по вашему лицу. На нём написана история серьёзной беды.
- Да, всё так грустно, - бездумно вздохнула я, решив так показать, что я не от мира сего.
- Но вы не должны позволять этому терзать вас. У всех нас свои беды, но в лучшие времена мы преодолеем их. Какого типа работу вы ищете?
- Я не знаю...всё так грустно, - отозвалась я.
- Может, вам бы понравилось быть няней и носить милый белый чепчик с передником? - спросила миссис Стэнард.
Я спешно подняла ладонь, в которой держала носовой платок, к лицу, чтобы скрыть улыбку, и проронила тихо:
- Я никогда не работала. Я понятия не имею, как это делать.
- Но вам следует научиться. Все эти женщины вокруг работают.
- Разве? - Я перешла на низкий, тревожный шёпот. - Но они кажутся мне ужасными, совсем как безумные. Я их так боюсь.
- Они не слишком милы на вид, - согласилась она. - Но они добрые честные работницы. Мы не держим здесь безумцев.
Я опять спрятала улыбку под платком, подумав, что ещё до утра она уверится, что средь этой толпы есть, по крайней мере, одна безумная.
- Они все безумны, - настояла я. - И я боюсь их. Так много сумасшедших людей вокруг, и никогда не скажешь, что они сделают. И потом так много убийств совершается, а полиция никогда не может найти убийц. - И я завершила свою речь всхлипом, который убедил бы нескольких умудрённых критиков. Миссис Стэнард внезапно и резко поднялась, и я поняла, что мой первый удар достиг цели. Забавно было видеть, как быстро она покинула стул и сказала торопливо:
- Я поговорю с вами ещё чуть попозже.
Я знала, что она не станет больше говорить со мной, и была права.
Когда очередной звонок созвал всех ужинать, я спустилась вместе с остальными на нижний этаж и занялась вечерней трапезой, которая в точности повторяла обед, только счёт в этот раз был меньше, а людей больше, потому что вернулись женщины, которые работали днём. После ужина мы все собрались в общих комнатах, где некоторые сидели, а другие стояли, так как стульев не хватало на всех.
Это был ужасно одинокий вечер, и свет, источавшийся единственной газовой лампой в комнате, а также масляным светильником в холле, окутывал нас сумраком и окрашивал наше настроение в цвет штормящего моря. Я чувствовала, что этой атмосферы будет достаточно, дабы привести меня в состояние, подходящее для того места, в котором я желала оказаться.
Я увидела двух дам, которые показались мне наиболее общительными из всех, и я избрала их в качестве тех, с помощью которых я начну своё освобождение отсюда, или, вернее сказать, своё признание безумной и осуждение. Извинившись и признавшись, что мне очень одиноко, я спросила, не позволят ли мне присоединиться к ним. Они любезно согласились, так что, не сняв шляпы и перчаток, которые никто ещё не просил меня оставить, я присела возле них и стала слушать их утомительный разговор, в котором не принимала участия, старательно сохраняя печальное выражение лица, отвечая лишь "Да", "Нет" или "Не знаю" на их вопросы. Несколько раз я по секрету сказала им, что считаю всех в этом доме сумасшедшими, но до них довольно долго доходил смысл моего необычного замечания. Одна сказала, что её зовут миссис Кинг, и она с Юга. Потом она заявила, что у меня южное произношение. Она спросила меня прямо, не приехала ли я с Юга. Я ответила утвердительно. Другая женщина стала говорить о кораблях в Бостон и спросила меня, не знаю ли я, в какое время они отправляются.
На какой-то миг я забыла о своей роли полоумной и назвала ей точное время отправления. Она спросила меня, какой работой я собираюсь заняться, и работала ли я раньше. Я ответила, что всё это кажется мне очень грустным - то, что в мире столько работающих людей. Она сказала на это, что ей очень не повезло, так как она приехала в Нью-Йорк, чтобы работать над корректурой медицинского справочника, но состояние её здоровья сделало эту работу невозможной, и теперь ей надо возвращаться в Бостон. Когда служанка пришла, чтобы велеть нам готовиться ко сну, я заметила, что мне очень страшно, и вновь рискнула заявить, что все женщины в этом доме кажутся мне сумасшедшими. Горничная настояла на моём отправлении в кровать. Я спросила, не могу ли я посидеть на лестнице, и она твёрдо сказала:
- Нет, потому что тогда все в этом доме сочтут вас сумасшедшей.
Наконец я позволила им отвести меня в комнату для сна.
Здесь мне стоит назвать имя нового персонажа моего рассказа. Это та самая дама, которая была корректором и собиралась возвращаться в Бостон. Её звали миссис Кейн, и она была столь же храбра, сколь добросердечна. Она пришла в мою комнату, села рядом и долго говорила со мной, осторожно распуская мои волосы. Она старалась убедить меня раздеться и лечь спать, но я упорно отказывалась. За это время несколько других жильцов собралось вокруг нас. Они по-разному высказывались о ситуации.
- Бедная дурочка! - говорили они. - Она на самом деле безумна.
- Я боюсь оставаться в одном доме с сумасшедшей.
- Что, если она убьёт нас всех ещё до утра?
Одна из женщин хотела вызвать полицейских, чтобы они увели меня прочь. Они все и впрямь были серьёзно напуганы.
Никто не хотел отвечать за меня, и та дама, что занимала одну комнату со мной, заявила, что она не станет оставаться с безумной за все деньги Вандербилтов. Тогда миссис Кейн сказала, что она согласна побыть со мной. Я выразила свою готовность остаться с ней, так что она легла спать в моей комнате. Она не стала раздеваться, просто прилегла на постель и исподволь следила за моим поведением. Она ещё пыталась убедить меня лечь, но я не могла решиться на это. Я знала, что, стоит мне опуститься на подушку, я засну и буду спать сладко и мирно, как младенец. Так что я решила просто сидеть на краешке своей кровати и неподвижно смотреть в пустоту. Моя бедная соседка была совершенно точно расстроена. Каждую минуту она поднимала голову, чтобы взглянуть на меня. Она сказала мне, что мои глаза блестят ужасно ярко, и потом попыталась расспросить меня, интересуясь, где я живу, как долго я была в Нью-Йорке, чем я занималась, и прочими вещами. На всё её вопросы у меня был одинаковый ответ - я говорила, что забыла совершенно всё, и что с тех пор, как у меня начала жутко болеть голова, я ничего не могу вспомнить.
Несчастная женщина! Как я мучила её, и как добра она всё же была! Но я так же мучила их всех. Одной из них я даже явилась во сне - в кошмаре. Просидев в комнате час или около того, я сама испугалась крика женщины в соседнем помещении. Мне начинало мерещиться, что я уже в сумасшедшем доме.
Миссис Кейн проснулась, испуганно огляделась и прислушалась. Потом она отправилась в комнату по соседству, и я слышала, как она спрашивала о чём-то другую женщину. Вернувшись, она сказала мне, что женщине привиделся жуткий кошмар. Ей привиделась я. Она видела меня, по её словам, напавшую на неё с ножом в руке, с намерением убить. Пытаясь спастись от меня, она закричала и таким образом разбудила себя, отогнала кошмарный сон. Потом миссис Кейн снова легла в кровать, весьма взволнованная, но в то же время сонная.
Я тоже очень устала, но собрала силы в кулак ради своей работы и решила бодрствовать всю ночь, чтобы успешно утвердить произведённое мною впечатление утром. Я слышала, как пробило полночь. Шесть часов мне оставалось ждать до наступления дня. Время шло с мучительной медлительностью. Минуты казались часами. Все звуки в доме и за его пределами стихли.
Боясь, что сон схватит меня в свои объятия, я начала мысленно обозревать свою жизнь. Каким странным всё это казалось! Любой случай, сколь угодно незначительный, - лишь ещё одна нить из тех, что привязывают нас к нашей неизменной судьбе. Я начала с самого начала и прожила заново историю своей жизни. Старые друзья были вспомнены с признательностью, старые неприятели, былые страдания, прежние радости вновь стали нынешними. Перевёрнутые страницы моей жизни вновь были открыты, и прошлое казалось настоящим.
Когда это завершилось, я смело обратила мысли к будущему, раздумывая, прежде всего, что принесёт мне следующий день, и также планируя выполнение своего задания. Я гадала, удастся ли мне переправиться через реку к цели моих необычных трудов, на время стать пациенткой учреждения, заполненного душевнобольными сёстрами. И, в таком случае, какой опыт ждёт меня там? А что будет после? Как я освобожусь? Ах да, я уже говорила, что меня освободят.
Это была одна из удивительнейших ночей моей жизни. На несколько часов я была целиком и полностью наедине с собой и своим внутренним миром.
Я выглянула в окно и с радостью заметила слабый свет зари. Рассвет разгорался стремительно, но по-прежнему стояла мёртвая тишина. Моя соседка спала. Мне оставалось вытерпеть ещё час или пару часов. К счастью, я нашла некоторую пищу для своей умственной активности. Роберт Брюс в плену сохранял веру в будущее и проводил время так приятно, как это было возможно в тех обстоятельствах, наблюдая, как паук обустраивает свою паутину. Меня заинтересовали менее благородные паразиты. Всё же я верю, что провела довольно ценное для натуралистов исследование. Я чуть было не провалилась в сон, несмотря на все мои усилия, когда я была внезапно встревожена и возвращена к бодрствованию. Мне показалось, будто я услышала, как что-то проползло и упало на покрывало с едва слышным шлепком.
У меня появился шанс исследовать этих любопытных насекомых весьма подробно. Они, очевидно, явились завтракать и были слегка разочарованы тем, что их главного блюда не оказалось на месте. Они бегали по подушке туда-сюда, потом собрались вместе и, кажется, о чём-то общались меж собой. Они вели себя так, словно их серьёзно озадачило отсутствие их аппетитного завтрака. После некоторой "беседы" они наконец пропали, отправившись искать жертв в другом месте, и мне осталось проводить долгие минуты, обратив внимание на тараканов, чьи размеры и ловкость несколько удивили меня.
Моя соседка спала крепко и достаточно долго, но теперь она проснулась и выразила удивление, увидев, что я до сих пор бодрствую и выгляжу встревоженной. Она, по-прежнему благожелательная, подошла ко мне, взяла меня за руки и сделала всё, что могла, чтобы успокоить меня, спрашивая, не хочу ли я отправиться домой. Она оставалась со мной наверху, пока почти все не ушли из дома, и только потом отвела меня на цокольный этаж, чтобы позавтракать булочкой и чашкой кофе. Позже, сохраняя молчание, я вернулась в свою комнату и с угрюмым видом расположилась там. Миссис Кейн волновалась всё сильнее и сильнее.
- Что можно сделать для вас? - восклицала она постоянно. - Где ваши друзья?
- Нет, - отвечала я. - У меня нет друзей, у меня есть чемоданы. Где они? Они нужны мне.
Добрая женщина старалась утешить меня, говоря, что они обязательно найдутся. Она уже верила в моё безумие.
Но я прощаю её. Только оказавшись в беде, человек понимает, как мало сочувствия и доброты можно найти в этом мире. Те женщины во временном доме, которые не боялись меня, хотели немного развлечься за мой счёт, так что они приставали ко мне с вопросами и замечаниями, которые были бы жестоки и бесчеловечны, если б я вправду была сумасшедшей. Одна лишь эта дама из всех, приятная и вежливая миссис Кейн, выказывала настоящее женское сострадание. Она заставила остальных перестать дразнить меня и заняла кровать той особы, что отказалась спать в одном помещении со мной. Она не соглашалась оставить меня одну или запереть меня на ночь под замок, чтобы я никому не причинила вреда. Она настояла на том, чтобы остаться со мной и оказать мне помощь, если таковая потребуется. Она приглаживала мои волосы, смочила водой мой лоб и говорила со мной тем утешающим тоном, каким говорят матери с больными детьми. Всеми способами она пыталась заставить меня лечь спать и отдохнуть, а под утро встала и укутала меня одеялом, опасаясь, что я могу простыть. Потом она поцеловала меня в лоб и прошептала сочувственно:
- Бедное, бедное дитя!
Как я восхищалась храбростью и добротой этой женщины! Как мне хотелось успокоить её и шепнуть ей, что я вовсе не безумна, и я всем сердцем надеюсь, что, если с любой девушкой случится то несчастье, которое изображала я, она сможет встретить на своём пути кого-нибудь столь же доброго и человечного, как миссис Рут Кейн.
ГЛАВА 4. СУДЬЯ ДАФФИ И ПОЛИЦИЯ
Но вернёмся к моему рассказу. Я придерживалась своего образа, пока не вошла помощница хозяйки, миссис Стэнард. Она попыталась убедить меня вести себя тихо. Я была уверена, что ей хотелось выпроводить меня из дома всеми средствами, так мирно, как возможно. Но это было не в моих интересах. Я отказалась уходить и продолжила повторять про утраченные чемоданы. Наконец, кто-то предложил послать за полицейским. Через некоторое время миссис Стэнард надела свою шляпку и вышла из дома. Тогда я поняла, что стала на шаг ближе к сумасшедшему дому. Вскоре она вернулась, приведя с собой двух полицейских - крупных, сильных мужчин, - которые вошли в комнату довольно бесцеремонно, явно ожидая встретить тут безумную и агрессивную особу. Одного из них звали Том Бокерт.
Когда они зашли, я притворилась, что не замечаю их.
- Я хочу, чтобы вы увели её тихо, - сказала миссис Стэнард.
- Если она не пойдёт с нами добровольно, - ответил один из них, - я протащу её по улице силой.
Я всё ещё не показывала, что знаю об их присутствии, но, конечно, мне не хотелось превращать ситуацию в скандал. К счастью, миссис Кейн пришла мне на помощь. Она рассказала офицерам, как я требовала вернуть мне потерянные чемоданы, и вместе они придумали план, как заставить меня пойти с ними, убедив, что мы все отправимся искать моё имущество. Они спросили меня, согласна ли я идти с ними. Я призналась, что боюсь идти одна. Тогда миссис Стэнард вызвалась сопровождать меня и велела двум полицейским следовать за нами на уважительной дистанции. Она надела на меня мою накидку, мы покинули здание через выход на цокольном этаже и пошли по городу, офицеры полиции шли за нами на некотором расстоянии. Мы без происшествий достигли участка, который добрая женщина представила мне как транспортную контору, в которой мы обязательно найдём мои утраченные вещи. Я вошла внутрь, дрожа от вполне обоснованного страха.
За несколько дней до этого я встречалась с капитаном МакКаллахом на собрании в Куперовском союзе и беседовала с ним, чтобы добыть некие сведения. Если он был в участке, мог ли он узнать меня? И тогда всё было бы под угрозой, поскольку попадание на остров зависело от него. Я натянула свою соломенную шляпу так низко, как могла, и приготовилась к допросу. Разумеется, внушительный капитан МакКаллах был там и стоял около стола.
Он внимательно оглядел меня, пока другой офицер о чём-то тихо беседовал с миссис Стэнард и полицейскими, которые меня привели.
- Вы Нелли Браун? - спросил офицер.
- Полагаю, да, - сказала я.
- Откуда вы приехали?
Я ответила, что не знаю, и тогда миссис Стэнард рассказала ему всё, что могла, обо мне - как странно я вела себя в её доме, как я не сомкнула глаз всю ночь, и что, по её мнению, я была несчастной девушкой, сошедшей с ума в результате жестокого обращения со мной. После некоторого обмена фразами между миссис Стэнард и двумя офицерами Тому Бокерту было велено отправиться с нами в суд на экипаже.
- Пойдёмте со мной, - сказал мне Бокерт. - Я найду ваши чемоданы.
И мы отправились втроём - миссис Стэнард, Том Бокерт и я. Я заметила, что это было очень любезно с их стороны - пойти со мной, и что я это никогда не забуду. Пока мы шли по улице, я продолжала вспоминать о своих чемоданах, вставляя изредка замечания о грязной обстановке вокруг и странном виде людей, которых мы встречали на своём пути.
- Кажется, я никогда не видела подобных людей прежде, - говорила я. - Кто они все?
Мои спутники смотрели на меня с явной жалостью, очевидно, веря, что я - эмигрантка или кто-то вроде того. Они объяснили мне, что люди вокруг - обычные работники. Я ещё раз сказала, что, по моему мнению, в мире слишком много работающих людей, и на всех не хватит работы, после чего полицейский Бокерт посмотрел на меня пристально, явно подумав, что я утратила разум навсегда. Мы прошли мимо нескольких офицеров полиции, многие из которых спрашивали у моего конвоира, что за трудность возникла со мной. К тому времени приличное количество детей в бедной порванной одежде следовало за нами, и они выкрикивали слова в мой адрес, которые были для меня необычны и занимательны.
- В чём она обвинена?
- Эй, коп, а куда это вы её ведёте?
- Куда они её тащат?
- Она смазливая!
Бедная миссис Стэнард была встревожена сильнее, чем я. Ситуация становилась всё интереснее, но я всё ещё переживала из-за предстоящей встречи с судьёй.
Наконец, мы пошли в низкое здание, и Том Бокерт любезно сообщил мне:
- Это транспортная контора. Скоро мы отыщем ваши чемоданы.
Вход в здание был окружён любопытной толпой, и я решила, что моё положение было не настолько худым, чтобы позволить мне пройти мимо них без всяких замечаний, так что я спросила, неужели все эти люди тоже потеряли чемоданы.
- Да, - сказал Бокерт. - Почти все они ищут чемоданы.
- Они все, похоже, тоже иностранцы.
- Да, - кивнул Том. - Они все иностранцы, только что приехали. Они все потеряли чемоданы, и большую часть своего рабочего времени мы только и делаем, что ищем их вещи.
Мы прошли в зал суда полиции Эссекса. Наконец-то пришло время решить, безумна я или нет. Судья Даффи сидел за высоким столом, и вид его источал мягкость и доброту. Меня это пугало - то, что я могу не быть подвергнута нужной мне судьбе из-за участия, которое я видела в каждой чёрточке его лица, и с почти небьющимся сердцем я последовала за миссис Стэнард, которая отозвалась на требование подойти к столу, где Том Бокерт уже давал отчёт о происшествии.
- Подойдите сюда, - сказал офицер. - Как ваше имя?
- Нелли Браун, - ответила я с лёгким акцентом. - Я потеряла свои чемоданы и буду благодарна, если вы найдёте их.
- Когда вы приехали в Нью-Йорк? - спросил он.
- Я не приезжала в Нью-Йорк, - отозвалась я (добавив мысленно "Потому что я уже давно не уезжала из него").
- Но вы сейчас в Нью-Йорке, - сказал мужчина.
- Нет, - возразила я с тем недоверием, которое выказал бы безумец. - Я не приезжала в Нью-Йорк.
- Эта девушка с запада, - заметил он тоном, который заставил меня вздрогнуть. - У неё западное произношение.
Кто-то другой, услышав наш короткий диалог, заявил, что он жил на Юге, и у меня южное произношение, а другой офицер был уверен, что оно восточное. Я ощутила облегчение, когда первый из говоривших повернулся к судье и сказал:
- Судья, это странный случай - молодая женщина, которая не знает, кто она и откуда. Вам стоит обратить на это внимание.
Я начала дрожать совсем не от холода и огляделась вокруг, созерцая толпу бедно одетых мужчин и женщин, на чьих лицах были написаны истории трудной жизни, нищеты и борьбы за выживание. Некоторые взволнованно переговаривались друг с другом, другие просто стояли с видом полной безнадёжности. Тут и там расположились хорошо одетые, сытые офицеры, которые смотрели на это спокойно, почти равнодушно. Для них все это было привычно. Ещё одна несчастная добавилась в длинную очередь, которая давно уже не вызывала у них никакого интереса и участия.
- Подойди, девушка, и подними вуаль, - позвал судья Даффи тоном, который удивил меня резкостью, не сочетавшейся с его добрым лицом.
- С кем вы говорите? - вопросила я спокойно.
- Подойди сюда, милая, и подними вуаль. Знаешь, даже королеве Англии, окажись она тут, пришлось бы поднять вуаль, - пояснил он мягче.
- Так лучше, - ответила я. - Я не королева Англии, но подниму вуаль.
Когда я сделала это, тщедушный судья посмотрел на меня и очень осторожным, учтивым тоном спросил:
- Что случилось, милое дитя?
- Ничего не случилось, я только потеряла свои чемоданы, и вот этот господин, - я указала на полицейского Бокерта, - обещал отвести меня туда, где они найдутся.
- Что вы знаете об этой девушке? - серьёзно спросил судья миссис Стэнард, которая стояла возле меня, бледная и дрожащая.
- Я ничего не знаю о ней, кроме того, что она пришла в наш дом вчера и попросила дозволенья переночевать.
- Ваш дом? Что вы имеете в виду? - быстро уточнил судья Даффи.
- Временный дом для работающих женщин, номер 84 на Второй Авеню.
- Какую должность вы занимаете там?
- Я помощница хозяйки.
- Хорошо, расскажите нам, что вы знаете об этом случае.
- Когда я шла по направлению к дому вчера, я заметила её на улице. Она была одна. Стоило мне войти в дом, как прозвенел дверной звонок, и появилась она. Когда я заговорила с ней, она спросила, можно ли ей остаться на ночь, и я разрешила. Потом она начала говорить, что все люди в доме кажутся ей безумными, и она их боится. Потом она отказалась идти в кровать и сидела всю ночь без сна.
- У неё были деньги?
- Да, - ответила я за неё. - Я заплатила ей за всё, в том числе, за еду, которая была хуже всего, что мне доводилось пробовать.
Многие улыбнулись после этого, и кто-то прошептал:
- По крайней мере, в вопросе еды она не так уж полоумна.
- Бедное дитя, - сказал судья Даффи. - Она хорошо одета и явно леди. Её речь прекрасна, и я готов побиться об заклад, что она добра. Я уверен, что она близка с кем-то.
Все засмеялись, и я закрыла лицо носовым платком, заглушая смех, который мог разрушить мой план, несмотря на все мои усилия.
- Я имею в виду, близка с кем-то из женщин, - быстро поправился судья. - Наверняка кто-нибудь ищет её. Бедная девушка, я хочу помочь ей, она очень похожа на мою покойную сестру.
После этих слов все притихли на мгновение, и офицеры посмотрели на меня более снисходительно. Я же лишь мысленно возблагодарила добросердечного судью и понадеялась, что всем несчастным, страдающим тем недугом, который изображала я, повезёт столкнуться на своём пути с таким участливым человеком, как судья Даффи.
- Жаль, что здесь нет репортёров, - сказал он затем. - Они смогли бы найти какие-нибудь сведения о ней.
Я всерьёз испугалась этого, потому что если и был кто-то, способный разрушить мою легенду, это был репортёр. Я была уверена, что лучше уж мне предстать перед множеством опытных докторов, полицейских, детективов, чем пред двумя хорошими мастерами моего дела, так что я заметила:
- Я не понимаю, как всё это может помочь мне найти чемоданы. Эти люди невежливы, и мне не нравится, что они на меня смотрят. Я хочу уйти. Не желаю тут оставаться.
Сказав это, я опустила вуаль, надеясь, что репортёров задержат, пока меня не отошлют в сумасшедший дом.
- Ума не приложу, что делать с этой несчастной девушкой, - тревожно вздохнул судья. - Кто-то должен позаботиться о ней.
- Отправьте её на остров, - предложил кто-то из офицеров.
- Ох, нет! - взволнованно воскликнула миссис Стэнард. - Не делайте этого! Она же леди, ей не выжить на острове.
В этот миг мне хотелось встряхнуть эту добрую женщину. Остров был тем местом, куда я стремилась, а она пыталась защитить меня от этого. Это было очень любезно с её стороны, но не слишком полезно, учитывая обстоятельства.
- Кто-то явно поиздевался над ней, - заметил судья. - Мне кажется, это дитя заставили принять какое-то вещество и привезли в наш город. Заполните бумаги, мы пошлём её в Бельвю для обследования. Быть может, через несколько дней действие вещества кончится, и она сможет рассказать нам свою пугающую историю. Только бы репортёры пришли!
Я боялась этого, так что ещё раз заявила, что не хочу оставаться здесь, пока все на меня глазеют. Судья Даффи велел полицейскому Бокерту отвести меня в другое помещение. Когда мы расположились там, судья Даффи пришёл к нам и спросил меня, не жила ли я на Кубе.
- Да, - ответила я с улыбкой. - Откуда вы узнали?
- О, я знал это, милая. Скажи мне, где ты жила? В какой части Кубы?
- На гасиенде, - сказала я.
- Ах, то есть, на ферме. Ты помнишь Гавану?
- Si, senor. Она недалеко от моего дома. Откуда вы узнали?
- Я знаю всё об этом. Теперь, быть может, ты назовёшь мне адрес твоего дома?
- Я его забыла, - грустно отвечала я. - У меня постоянно болит голова, и из-за этого я всё забываю. Не хочу, чтобы меня беспокоили. Все меня о чём-то спрашивают, и от этого голова болит всё сильнее. - И это даже было правдой.
- Что ж, никто больше не побеспокоит тебя. Посиди здесь и отдохни. - И любезный судья оставил меня наедине с миссис Стэнард.
Почти сразу же вошёл офицер с репортёром. Я боялась, что во мне узнают журналистку, так что отвернулась и сказала:
- Не хочу видеть репортёров; я не буду говорить. Судья сказал, что меня нельзя беспокоить.
- Что ж, в этом нет ничего безумного, - заметил тот, кто привёл репортёра, и они ушли. Но мне всё ещё было страшно. Не зашла ли я слишком далеко в стремлении избегать журналистов, не заметили ли они мою разумность? Если я чем-то произвела впечатление здоровой, мне нужно немедленно исправить это, так что я вскочила и стала метаться туда-сюда по комнате, пока миссис Стэнард в испуге цеплялась за мою руку.
- Не хочу оставаться здесь. Хочу мои чемоданы! Зачем так много людей меня дёргает? - И я не замолкала, пока не вошёл врач скорой помощи в сопровождении судьи.
ГЛАВА 5. ПРИЗНАНА СУМАСШЕДШЕЙ
- Это бедная девушка, которую заставили принять какое-то вещество, - объяснил судья. - Она очень похожа на мою сестру, и это очевидно, что она добропорядочная девушка. Я беспокоюсь за неё и хочу помочь ей так, как если бы она была моей родственницей. Будьте добры к ней, - сказал он врачу скорой помощи. Затем он повернулся к миссис Стэнард и спросил её, не могла бы она продержать меня в её доме ещё несколько дней, пока случившееся со мной не прояснится. К счастью, она ответила, что это исключено, так как все женщины, живущие в доме, боятся меня и съедут, если я останусь там. Меня пугало то, что она могла бы разрешить мне остаться ради платы, так что я сказала что-то про плохую еду и заявила, что не желаю возвращаться во временный дом. Потом начался осмотр; доктор выглядел очень неглупым, и я не слишком надеялась обмануть его, но решила придерживаться образа.
- Высуньте язык, - велел он быстро.
Я мысленно хихикнула.
- Высуньте язык, когда я говорю, - повторил он.
- Не хочу, - ответила я вполне искренне.
- Но вам придётся. Вы больны, а я доктор.
- Я не больна и никогда не была. Я только хочу найти чемоданы.
Но в итоге я всё же высунула язык, и он пристально оглядел его. Затем он проверил мой пульс и послушал сердцебиение. Я понятия не имела, как должно биться сердце сумасшедшего, так что я просто задержала дыхание, пока он слушал, и после мне пришлось сделать глубокий вдох, чтобы восстановить его. Затем он проверил, как мои зрачки реагируют на свет. Держа свою руку на расстоянии половины дюйма от моего лица, он велел мне смотреть на неё и, резко дёргая ей, следил за моими глазами. Я задумалась, каким должен быть взгляд безумной, и не нашла ничего лучше, чем просто уставиться перед собой, что я и сделала. Я сосредоточила взгляд на его руке, не мигая, и, когда он убрал ладонь, я продолжала прилагать все усилия, чтобы не мигнуть ни разу.
- Какие вещества вы принимали? - спросил он меня затем.
- Вещества! - повторила я удивлённо. - Что ещё за вещества?
- Её зрачки были расширены с тех пор, как она появилась в моём доме. И они не менялись ни на секунду, - объяснила миссис Стэнард. Я мысленно спросила, откуда она могла узнать, менялись они или нет, но промолчала.
- Я думаю, она принимала белладонну, - сказал доктор, и впервые в жизни я порадовалась тому, что немного близорука, чем и объяснялись мои расширенные зрачки. Я посчитала, что могу быть честной в тех случаях, когда это не вредит моей задаче, так что я сказала ему, что я близорука, ничем не болею и никогда не болела, и никто не имеет права задерживать меня, потому что мне нужно найти чемоданы. Я заявила, что хочу уйти домой. Он долго записывал что-то в удлинённую тонкую книгу, а потом сказал мне, что отведёт меня домой. Судья велел ему хорошо обращаться со мной и проследить, чтобы все в госпитале были со мной вежливы, и сделать для меня всё, что возможно. Если бы среди нас было больше таких людей, как судья Даффи, жизнь несчастных душевнобольных не была бы сплошной тьмой.
Теперь у меня уже было больше веры в свои способности, так как судья, доктор и толпа людей признали, что я безумна, и я с готовностью надела накидку, когда мне сказали, что меня повезут в карете и потом отправят домой.
- Я с радостью поеду с вами, - сказала я честно.
Я действительно была очень обрадована. Ещё раз я прошла через зал суда, сопровождаемая полицейским Бокертом. Я была горда собой, когда вышла через боковую дверь на дорогу, возле которой ждала карета скорой помощи.
Возле закрытых и запертых на засов ворот располагалось маленькое помещение, в котором находилось несколько мужчин и лежали толстые книги. Мы все вошли туда, и, когда мне начали задавать вопросы, доктор вмешался и сказал, что уже сделал записи, а спрашивать меня бесполезно, так как я не в состоянии отвечать. Я испытала серьёзное облегчение, так как нервы мои уже были весьма напряжены. Грубого вида мужчина хотел затащить меня в карету, но я отказалась от его помощи столь решительно, что доктор и полицейский велели ему отойти и сами оказали мне поддержку. Разумеется, я согласилась сесть в карету скорой помощи не сразу. Я заметила, что никогда прежде не видела подобных экипажей и что я не хочу ехать в нём, но через некоторое время позволила им уговорить меня, потому что именно это мне и было нужно.
Это была незабываемая поездка. Я расположилась на сидении, покрытом жёлтым одеялом, а доктор сел возле двери. Большие ворота были открыты, и когда карета тронулась, собравшаяся толпа зевак качнулась назад, чтобы уйти с её пути. Как упорно пытались они взглянуть хотя бы раз на подозреваемую в сумасшествии особу! Доктор заметил, что мне не нравилось то, как на меня глазеют, и задёрнул занавеску, прежде осведомившись, желаю ли я этого. Это, впрочем, не остановило людей. Дети бежали за нами, выкрикивая разные типично уличные слова и пытаясь заглянуть под занавеску. Это было интересное путешествие, но довольно непростое. Я держалась за всё в карете, за что можно было, а кучер торопился так, словно за нами кто-то гнался.
ГЛАВА 6. В ГОСПИТАЛЕ БЕЛЬВЮ
Наконец мы достигли госпиталя Бельвю, третьей остановки на моём пути на остров. Мои усилия увенчались успехом во временном доме и в полицейском участке, так что теперь я была уверена, что сумею не оплошать. Карета скорой помощи резко остановилась, и доктор соскочил на землю.
- Скольких вы привезли? - услышала я чей-то вопрос.
- Всего одну, для помещения в палату, - был ответ.
Неприветливо выглядящий мужчина подступил в карете и, схватив меня за руку, попытался вытащить меня, как будто я была сильна, как слон, и могла воспротивиться. Доктор, увидев отвращение на моём лице, приказал ему оставить меня в покое и сказал, что сам будет сопровождать меня. Он осторожно помог мне спуститься, и я прошла мимо любопытной толпы, собравшейся поглазеть на новую пациентку, с достоинством королевы. Вместе с доктором я вошла в маленькое тёмное помещение, где было несколько мужчин. Один из них, сидящий за столом, открыл книгу и начал задавать мне все те вопросы, которые мне уже задавали много раз прежде.
Я отказалась отвечать, и доктор сказал ему, что нет необходимости беспокоить меня, поскольку он уже сделал все записи, а я слишком выжила из ума, чтобы рассказать что-нибудь осознанно. Я порадовалась тому, что всё было так просто, но, даже сохраняя бесстрашие, не могла не чувствовать слабость от голода. Затем меня приказали отвести в палату для душевнобольных, и широкоплечий мужчина подошёл ко мне и схватил меня за руку так грубо, что я вздрогнула от боли. Это рассердило меня, и на миг я забыла о своей роли, повернулась к нему и воскликнула:
- Как вы смеете меня трогать? - Он чуть ослабил хватку, и я стряхнула его руку с большей силой, чем сама от себя ожидала. - Я не пойду ни с кем, кроме вот этого человека. - Я указала на врача скорой помощи. - Судья сказал, что он должен заботиться обо мне, и я никуда не пойду без него.
На это врач сказал, что он отведёт меня, и мы пошли рука об руку, следуя за тем мужчиной, который сперва так грубо обошёлся со мной. Мы пересекли ухоженный двор и наконец достигли палат для душевнобольных. Там меня встретила медсестра в белом чепце.
- Эта девушка должна подождать здесь до отправления на пароме, - сказал врач и вознамерился оставить меня. Я просила его не уходить или взять меня с собой, но он заявил, что сначала ему нужно пообедать, а мне придётся подождать его здесь. Когда я стала настаивать на том, чтобы сопровождать его, он сообщил, что ему нужно ассистировать на ампутации, и мне не положено там присутствовать. Очевидно, он верил в то, что говорит с сумасшедшей. В тот же миг совершенно безумный крик донёсся с задней части двора. Несмотря на всю мою смелость, дрожь прошла по моему телу при мысли о том, что я буду заперта с по-настоящему безумным созданием. Доктор явно заметил мою тревогу и обратился к медсестре:
- Сколько шума от этих плотников!
Повернувшись ко мне, он объяснил, что там строится новое здание, и шум исходил от одного из рабочих, нанятых для этого. Я сказала, что не хочу оставаться тут без него, и он пообещал скоро вернуться, лишь чтобы меня успокоить. Он ушёл, и наконец я могла сказать, что теперь я пациентка сумасшедшего дома.
Я вошла внутрь и обозрела окружающую обстановку. Длинный, лишённый коврового покрытия холл был отчищен до той особой белизны, каковая встречается лишь в общественных зданиях. В противоположной части холла виднелись большие железные двери, запертые на висячий замок. Предметы мебели ограничивались несколькими твёрдыми скамьями и ивовыми стульями. На другой половине холла располагались двери, ведущие, как я верно предполагала, в палаты. Справа от входной двери была небольшая сестринская комната, а напротив неё располагалась столовая. Медсестра в чёрном платье, белом чепце и переднике, держащая в руке связку ключей, следила за порядком здесь. Вскоре я узнала, что её зовут мисс Болл.
Немолодая ирландка работала здесь одна за семерых. Позже я выяснила, что её зовут Мэри, и я была рада узнать, что в этом месте есть столь добродушная женщина. Я не видала от неё ничего, кроме доброты и вежливости. Здесь было лишь три пациентки, как их называли. Я стала четвёртой. Я подумала, что мне пора начать свою "работу", поскольку я всё ещё ожидала, что первый из встреченных мной докторов может признать во мне здоровую и отправить меня обратно "в большой мир". Так что я прошла в дальнюю часть комнаты, представилась одной из женщин и спросила, как её зовут. Её звали мисс Энн Невилл, и она заболела из-за перенапряжения после тяжёлой работы. Она работала горничной, и когда её здоровье ослабело, её отправили в какой-то пансионат для женщин, чтобы она лечилась там. Но её племянник, работавший официантом и уволившийся, не имел более возможности оплачивать её проживание в пансионате, так что она была переведена в госпиталь Бельвю.
- У вас есть какие-то нарушения по части рассудка? - спросила я её.
- Нет, - сказала она. - Доктора задавали мне много разных вопросов и совершенно запутали меня, но моя голова работает нормально.
- Знаете ли вы, что только душевнобольных помещают в эту палату?
- Да, знаю; но что я могу сделать? Доктора отказываются выслушать меня, а говорить что-то медсёстрам тем более бесполезно.
Обрадовавшись по ряду причин, что мисс Невилл была столь же разумна, как я сама, я перевела своё внимание на другую пациентку. Я обнаружила, что она действительно нуждается в лечении и ведёт себя довольно странно, хотя я видала не так уж мало женщин, принадлежащих к низшему классу, чьё душевное здоровье не ставилось под сомнение, хотя они были ничуть не более сообразительны.
Третья пациентка, миссис Фокс, не была расположена к разговорам. Она была очень молчалива и, сказав мне лишь то, что её случай безнадежён, отказалась говорить больше. Теперь я была более уверена в своём положении и решила, что никто из докторов не убедит меня в моей разумности, пока у меня есть надежда выполнить возложенную на меня миссию. Миниатюрная, хорошо сложенная медсестра вошла в палату и, надев свой чепец, сказала, что мисс Болл может идти обедать. Новая сестра, которую звали мисс Скотт, подошла ко мне и произнесла резко:
- Снимите шляпу.
- Я не сниму её, - ответила я. - Я жду парома, и я не хочу её снимать.
- Ни на какой паром вы не пойдёте. Вам пора бы уже уяснить, что вы в палате для сумасшедших.
Хоть я и знала это прекрасно, её бесцеремонные слова потрясли меня.
- Я не хотела идти сюда. Я не больная и не сумасшедшая, и я не собираюсь здесь задерживаться, - сказала я.
- Вам придётся задержаться здесь надолго, если вы не будете делать то, что велено. Так что вы снимите шляпу, или я применю силу, а если не сумею, мне стоит лишь дёрнуть звонок, чтобы вызвать помощника. Снимете шляпу?
- Нет, не сниму. Мне холодно, я хочу оставить её надетой, и вы не заставите меня снять её.
- Я всё же дам вам ещё пару минут, и если вы не снимете её за это время, я применю силу и, предупреждаю, не буду особо осторожничать.
- Если вы снимите с меня шляпу, я сниму с вас чепец, не иначе.
Тут мисс Скотт позвали к двери, а я, испугавшись, что демонстрация упрямства может служить признаком разумности, сняла шляпу и перчатки и сидела тихонько, уставившись в пустоту, когда она вернулась. Я была голодна и с радостью увидела, что Мэри готовится к обеду. Подготовка была проста. Она пододвинула скамью к одной стороне голого стола и велела пациенткам собраться за ним, потом вынесла небольшие тарелки, на которых лежало по куску варёного мяса и по картошке. Еда не могла бы быть холоднее, чем была, даже если бы её приготовили неделю назад, и не было никакой возможности посолить или поперчить её. Я не пошла к столу, так что Мэри подошла к тому месту, где я сидела, и, передавая мне оловянную тарелку, спросила:
- Не завалялось ли у тебя мелочи, девочка?
- Что? - спросила я удивлённо.
- Если завалялась мелочь, девочка, можешь отдать её мне. Они всё равно заберут её у тебя, девочка, так что лучше бы я её взяла.
Я понимала теперь, о чём она говорит, но мне не хотелось поощрять Мэри, так как это могло сказаться на её обращении со мной, так что я сказала, что потеряла кошелёк, что было недалеко от правды. Но, хотя я не дала ей денег, она не стала ничуть менее доброжелательной. Когда я отказалась от тарелки, в которой она принесла мне еду, она принесла мне другую, фарфоровую, а когда я не смогла съесть и кусочка предложенной пищи, она дала мне стакан молока и крекер.
Все окна в холле были открыты, и холодный воздух начал сказываться на моей южной крови. Когда стало почти нестерпимо зябко, я сказала об этом мисс Скотт и мисс Болл. Но они ответили отрывисто, что я нахожусь в бесплатном учреждении и нечего ожидать большего. Другие женщины тоже страдали от холода, а самим медсёстрам приходилось носить толстую одежду, чтобы согреваться. Я спросила, могу ли я лечь в кровать, но они отказали мне. Наконец, мисс Скотт принесла старую серую шаль и, вытряхнув из неё моль, велела мне укутаться ею.
- Эта шаль не слишком хороша на вид, - сказала я.
- Что ж, кое-кому здесь жилось бы легче, не будь у него столько гордости, - заявила мисс Скотт. - В бесплатных учреждениях людям не стоит ждать милостей и ныть.
Я укутала плечи поеденной молью шалью, от которой пахло плесенью, и опустилась на плетёный стул, гадая, что будет дальше и не замёрзну ли я насмерть. Мой нос был ледяным, так что я накрыла шалью голову и почти задремала, но тут шаль внезапно отдёрнули от моего лица, и я увидела незнакомого мужчину, стоящего передо мной рядом с мисс Скотт. Этот мужчина был доктором и сказал вместо приветствия:
- Я уже видел это лицо.
- Так вы знаете меня? - вопросила я с притворным рвением.
- Думаю, да. Откуда ты?
- Из дома.
- А где твой дом?
- Разве вы не знаете? На Кубе.
Он присел рядом со мной, пощупал мой пульс, изучил мой язык и наконец сказал:
- Расскажи мисс Скотт о себе.
- Нет, не хочу. Я не буду разговаривать с женщинами.
- Что ты делаешь в Нью-Йорке?
- Ничего.
- Ты работаешь?
- No, senor.
- Скажи, ты уличная женщина?
- Не понимаю вас, - ответила я с искренним отвращением.
- Я имею в виду, позволяла ли ты мужчинам обеспечивать себя и распоряжаться собой?
Мне хотелось дать ему пощёчину, но я была обязана сохранять самообладание, так что я просто сказала:
- Понятия не имею, о чём вы говорите. Я всегда жила в своём доме.
После долгого ряда других вопросов, по большей части бесполезных и бессмысленных, он оставил меня в покое и обратился к медсёстрам.
- Определённо, сумасшедшая, - сказал он. - Я полагаю, этот случай безнадежён. Её нужно поместить туда, где за ней будут присматривать.
Так я успешно прошла вторую медицинскую проверку.
После этого моя уверенность в способностях докторов стала слабее, чем прежде, зато уверенность в себе возросла. Я верила теперь, что никакой доктор не может сказать, безумен человек или нет, пока ситуация не зашла слишком далеко.