Он стоял перед старым дубовым трюмо и смотрел немое
кино в потемневшем от времени зеркале. Зеркало оказалось
бездонным. Оно втягивало, звало той чарующе-звездной
темнотой, присущей только старым зеркалам, не современным
стекляшкам. Хотелось всматривалться в него часами как на
картину в вековой пожелтевшей раме, ежесекундно
меняющуюся и потому бестселлерски-захватывающую. Это было
зеркало его матери...
Видел свое лицо, чуть тронутое меланхолией и ленью,
раздобревшее и все же великое лицо. О, это было Лицо
целой эпохи. Его эпохи, краткой как вспышка молнии, но
стольже яркой и испепеляющей. Чуть пухлое детское лицо с
веселыми кудряшками неуложенных волос...
Зритель был молод и за делами не успевал досмотреть
картины мудрого зеркала - видел лишь первые кадры. На
запыленном экране зеркала стоял он сам, грустный
шекспировский герой, запутавшийся в паутине дней, при
шпаге и плюмаже. Проходило полу-счастливой детство, полу-
рыцарская юность... Зрелость... Он горд, он- мужчина, он
- рыцарь. Полу-любимая жена, жестокая мать. Парады,
парады, парады...
Юному Павлу, сыну великой Екатерины, шел шестнадцатый
год. Наследник уже устал от излишней опеки матери.
Рыцарство брало свое - он жаждал славы и побед. О,
русский Гамлет, судьба твоя несчастна, как и судьбы всех
русских рыцарей...
А старое зеркало как и прежде катило свои немые
фильмы всякому, кто пожелает. Жаль, но не у кого не
хватало терпения досидеть до конца сеанса...
1.08.2001