Осташев Алексей Евгеньевич. Развития каменноугольной промышленности на Северном Сахалине в период ликвидации каторги и вольного заселения

ГЛАВА ВТОРАЯ

РАЗВИТИЕ КАМЕННОУГОЛЬНОЙ ПРОМЫШЛЕННОСТИ СЕВЕРНОГО САХАЛИНА В ПЕРИОД ЛИКВИДАЦИИ КАТОРГИ И ВОЛЬНОГО ЗАСЕЛЕНИЯ (1906-1917 гг.)

В начале ХХ века резко обострились противоречия между Россией и её дальневосточной соседкой - Японией. Заручившись дипломатической поддержкой Англии и США, 27 января 1904 г. Япония совершила нападение на русскую эскадру, стоявшую на внешнем рейде Порт-Артура. Началась русско-японская война. В течение полутора лет противники, измотав свои силы в кровопролитных сражениях, стали подумывать о мире. 5 мая 1905 года, после победы в Цусимском сражении, министр иностранных дел Комура Дзютаро отправил инструкцию послу в Америке Такахире Когоро, в которой указывал попросить содействия у Теодора Рузвельта в заключении мирного договора с Россией. Первого июня Такахира передал её президенту США. 6 июня Соединённые Штаты Америки обратились к воюющим сторонам с предложением созвать мирную конференцию, которое на следующий день принял Николай II. Российский император хотел заключить мир прежде, чем японцы успеют оккупировать Сахалин.

Однако уже накануне начала мирных переговоров японцы решили совершить (по их мнению) акт исторической справедливости - вернуть себе остров Сахалин. Отметим, что часть японского руководства негативно относились к идее оккупации Сахалина, поэтому замначальника генштаба Японии Нагаока Гайси попросил помощи у начальника маньчжурского фронта генерала Кодамы Гэнтаро, и 14 июня 1905 года от имени Кодамы они послали телеграмму, в которой советовалось поддержать оккупацию Сахалина, чтобы оказаться на мирных переговорах в более выгодных условиях.

В эту дискуссию была вовлечена и японская пресса. Летом 1905 г. популярная японская газета 'Асахи' выступила с призывами: 'Сахалин должен быть нашей собственностью. Ошибки правителей времен Токугавы, когда мы недостаточно ценили этот остров, пришло время исправить. Остров должен сделаться нашим, не ожидая мирных переговоров с русскими'. Призыв газеты был услышан... 15 июня план вторжения на Сахалин был утверждён верховным командованием, 17 июня его утвердил император Мэйдзи, который также отдал приказ отдельной тринадцатой дивизии готовиться к наступлению.

В 12 часов дня 24 июня (7 июля) 1905 г. в поселке Мереи (ныне пос. Пригородное), японцы высадили десантный батальон. Не встретив со стороны русских сопротивления, через 50 минут японцы начали высадку основных оккупационных сил (14 тысяч человек при 24 орудиях и 12 пулеметах) в районе Чеписани (пос. Озёрский). Уже 1 августа Командующий японскими оккупационными силами генерал-лейтенант Кэнсай Харагути официально объявил о введении на острове чрезвычайной военной администрации.

25 августа (5 сентября) 1905 г. в американском городе Портсмуте (штат Нью-Гемпшир) японскими представителями Комура Дзютаро и Тахакира Когоро и российскими представителями С.Ю. Витте и Р.Р. Розеном был подписан русско-японский мирный договор, согласно которому Япония получала южную часть острова Сахалин. Северная же часть Сахалина оставалась в российском владении. За время оккупации северной части острова (с июля по октябрь 1905 г.) японцы разрушили многие технические сооружения и нанесли значительный ущерб каменноугольным предприятиям (так, из-за пожара сгорели технические сооружения шахт 'Китайская', 'Ольга' и 'Семёновская'), что привело к почти полному закрытию всех рудников.

'После нападения японцев, временно занявших копи, инвентарь оказался разграбленным, машины попорчены, шахты, где подготовлено для добычи 128 тысяч тонн угля, залиты водой, паровые буксирные баркасы, баржи были взяты реквизицией. Восстановление деятельности копей требует значительных затрат безотлагательно, иначе залитые водой шахты неизбежно подвергнутся разрушению' - писал в 1906 г. горный инженер А.П. Кеппен.

16 августа 1906 г. в посту Александровском под председательством военного губернатора Северного Сахалина А.М. Валуева состоялось совещание горных инженеров, где обсуждались перспективы горнодобывающей промышленности Северного Сахалина. В обсуждении этого вопроса приняли участие К.Н. Тульчинский, окружной горный инженер Уссурийского горного округа Н.И. Богданов, горнопромышленник И.О. Маковский, нефтепромышленник Ф.Ф. Клейе, военный инженер А.В. Милютин, агент восточно-китайской железной дороги Карл Христофорович Ландсберг и агент восточноазиатского пароходства И.Ф. Бородин.

Совещание пришло к заключению, что неблагоприятные климатические условия, стеснения в узаконениях, недостаток местных капиталов и пр. препятствуют горным работам на острове.

Для возрождения каменноугольной промышленности совещание признало необходимым провести в жизнь следующие мероприятия: 1) отменить запрещение частной горной промышленности; 2) облегчить предпринимателям разработку и экспорт; 3) продлить установленные законом сроки на подачу прошений о праве разработок; 4) предоставить промышленникам право перевозить нефть и уголь не только на русских, но и на иностранных судах; 5) освободить горнопромышленников от налогов (каботажных, попудных); 6) разрешить русским подданным образовывать акционерные общества с иностранным капиталом, но с условием, чтобы не менее 50 процентов акций были именными и принадлежали русским подданным; 7) устроить гавань у Александровска или хотя бы плавучий бон; 8) отказаться от убыточной для казны казённой разработки копей; 9) в виду отсутствия на острове рабочих рук и затруднительности привлечения на остров русских рабочих, необходимо допустить наём иностранной рабочей силы; 10) возможно шире популяризировать горные богатства Сахалина.

Военный губернатор Северного Сахалина А.М. Валуев в своих отчётах постоянно указывал на необходимость принятия скорейших решений по поднятию на острове горного дела. В своей верноподданнической записке за 1906 год он отмечал: 'В настоящее время работает лишь рудник общества 'Маковский и К0'. Между тем, с переходом Южного Сахалина к Японии, эта предприимчивая держава с углём Южного Сахалина может вскоре оказаться конкурентом нам. Поэтому необходимо теперь же захватить первенство на иностранных рынках. Нужны крупные капиталы. На приток русских капиталов рассчитывать не приходится, поэтому необходимо допустить иностранный капитал'.

Надо отметить, что Япония интересовалась и угольными запасами Северного Сахалина. Так, в 1906-1907 гг. в работе разграничительной комиссии со стороны японцев участвовали геологи Джимбо Котора и Кавасаки Сигэтаро, исследовавшие рудники Дуэ, Сортунайские и Макарьевские копи и даже оказались свидетелями пожара на руднике Маковского.

Русское Правительство, желая выяснить значение Северного Сахалина в горнопромышленном отношении, в 1906-1910 гг. отправило на остров ряд экспедиций. В ноябре 1905 г. горный инженер Северного Сахалина С.А. Козлов сделал попытку определить количество угля в прибрежной полосе между Мгачи и Дуэ. Оказалось, что общие запасы угля составляли 32 млн. т. Бывший директор Геологического комитета признавал произведенную Козловым оценку правильной, но считал, что запасы минерального топлива на всей территории русской части Сахалина изучены недостаточно. По его данным, запасы угля на разведанных месторождениях северной части Сахалина составляли более 36 млн. т, из которых Александровское месторождение располагало 3 млн. 744 тыс. т, Мгачинское - 8 млн. 428 тыс. т, Владимирское - 24 млн. т. В 1906 г. при Министерстве торговли и промышленности была образована комиссия, которой предстояло заняться вопросами геологического исследования минеральных богатств Сахалина, составления топографической карты северной части острова. Комиссия приняла решение отправить летом 1906 г. экспедицию для проведения работ подготовительного характера, не требующих больших людских сил и финансовых средств. Конкретно предполагалось провести топографические съемки каменноугольного месторождения на западном побережье Сахалина и рекогносцировочные съемки в районе нефтяных месторождений на восточном побережье с составлением плана будущих детальных топографических и геологических работ.

По поручению горного департамента первоначальную рекогносцировку сахалинских нефтяных и угольных месторождений провёл старший геолог Иркутского горного управления горный инженер К.Н. Тульчинский. Управляющий министерства Торговли и промышленности А.А. Штоф выделил в распоряжении экспедиции 'достаточные денежные средства'. В её состав входили горный штейгер В.В. Батурин и десятники П.Т. Попов и В.С. Романов. Из-за отсутствия транспорта более месяца потребовалось Тульчинскому, чтобы добраться до острова. Благодаря содействию приамурского генерал-губернатора П.Ф. Унтербергера, 21 июля 1906 г. из Владивостока на военном судне 'Алеут' экспедиция отплыла на Северный Сахалин и 28 июля 1906 г. Тульчинский высадился на берег в районе п. Александровского, где встретился с губернатором Северного Сахалина. С последним была достигнута договоренность, что если по каким бы то ни было обстоятельствам 'Алеут' не сможет забрать экспедицию после окончания ею работ, то губернатор примет на себя заботы о её снабжении провизией и транспортом. Пробыв в п. Александровском около 2 часов, Тульчинский вернулся на корабль. Ночью, ввиду плохой погоды, судно ушло в залив де Кастри, а затем для пополнения запасов провизии направилось в Николаевск. 11 августа, на частном норвежском пароходе 'Warg' экспедиция вышла из Николаевска и на следующий день высадилась в посту Александровском. Понимая, что до конца закрытия навигации все, данные геологическому отряду поручения выполнены быть не могут, Тульчинскому пришлось пересмотреть план работ, оставить часть оборудования в п. Александровском и рассчитать часть рабочих, оставив в составе отряда лишь 5 человек. 17 августа экспедиция сперва на повозках, а затем на гиляцких лодках направилась на восточное побережье острова. 20 сентября отряд Тульчинского вернулся в п. Александровский и 2 октября отбыл на материк. Менее чем за месяц отряд осмотрел Урктский, Ныйско-Набильский и Чайвинский районы.

Тульчинский описал 15 каменноугольных месторождений Северного Сахалина и определил запасы угля в рудниках Северного Сахалина следующим образом: для Александровского месторождения - 234 млн. пудов, для Мгачинского - 533 млн. пудов, для Владимирского - свыше 1500 млн. пудов. Для Дуэ - Тульчинский значительно увеличил цифру в 111 миллионов пудов, данную А.П. Кеппеном. Однако, приходится признать тот факт, что пребывание Тульчинского на Сахалине было весьма кратковременным, а экспедиция его имела совершенно рекогносцировочный характер и, по сравнению с прежними, не дала никаких существенно новых данных.

Во 'Всероссийском вестнике торговли, промышленности и техники' по поводу этой экспедиции была опубликована разоблачительная статья. Каждая строка анонимного автора просто пропитана ядом иронии: 'каждый из ученых мужей, бывших когда-либо на Сахалине, по окончании своих научных исследований настойчиво заверяет, что и им, и его предшественниками далеко не все еще исчерпано, многое еще остается изучить и выяснить а потому необходимо снаряжать туда еще и еще новые 'учёные' экспедиции, а в сущности говоря, не 'экспедиции', а приятные летние командировки для баловней горного ведомства, для любимцев академии наук и Императорского географического общества, но, конечно, с условием, что каждый руководитель или 'начальник' экспедиции обязан написать подробный отчет о своих впечатлениях в 'ученых' трудах: однако мы знаем, что во всех этих отчетах ничего нового не сообщается, а лишь данные и пересказы, давно уже доложенные и напечатанные их многочисленными предшественниками: так оно велось, ведется и поныне, масса истрачена чернил, кипами изведена бумага и, если составить перечень ученых трудов всех экспедиций на Сахалин, получится порядочная библиотека особой отрасли литературы. На все эти дальние и продолжительные путешествия израсходовано весьма много сил и средств, а в результате достигнуто так мало существенного, и реальной же пользы решительно никакой.

Экспедиция горного инженера-геолога г. Тульчинского, откровенно говоря, похожая скорее всего на веселую экскурсию беспечных, поверхностных туристов на Ниагаре: ведь такая опереточного характера поездка, без определенной программы, без заранее выработанного маршрута и при полном отсутствии практической опытности, подтверждает лишь в сотый раз грустный факт о легкомысленном отношении некоторых наших квази-ученых к их прямым служебным обязанностям; на каждом шагу в их деятельности обнаруживается непростительная опрометчивость и даже полная небрежность к важному и ответственному делу. Для назидания проследим путь одной из этих оригинальных экспедиций. В июне 1906 года. г. Тульчинский получил предписание от горного ведомства немедленно отправиться на Сахалин для исследования нефтяных источников.

Вследствие этого он, в сопровождении проводника, двух штейгеров, десяти человек рабочих, нанятых в Иркутске, да более ста пудов клади, 16 июня тронулся в рискованное турне, но, вместо того, чтобы кратчайшим путем направиться по железной дороге через Маньчжурию во Владивосток, он, со всем своим караваном, круто сворачивает налево к Амуру и медленно спускается вниз по течению до Хабаровска. Считал ли он своим долгом представляться приамурскому генерал-губернатору, или же г. Тульчинского, страстного поклонника природы, неудержимо привлекали живописные берега великой реки, которые на протяжении более ста верст, действительно великолепны, этот вопрос я пока оставляю открытым. В Хабаровске он пробыл целую неделю, затем отправился по железной дороге во Владивосток; каким неотложным занятиям он и здесь посвящал свой десятидневный досуг - это едва ли кого может интересовать. Наконец ему удается перебраться на палубу предоставленного в его распоряжение казённого транспорта 'Алеут', который должен был доставить экспедицию на место её назначения. Тут уже начались неудачи и неожиданности особого рода; но были ли причины стихийного свойства, либо капризы упрямого 'Алеута', доподлинно неизвестно, остается лишь констатировать странный факт, что этот коварный пароход предпочитает кривизну ближайшей дороге, не берет правильно, в данном случае, курса через пролив Лаперуза прямо к Охотскому берегу Сахалина, в Ныйский залив на превосходную, защищенную якорную стоянку для судов и в непосредственное соседство нефтяных озер, а, в свою очередь, дает поворот налево и направляется почему-то по Татарскому проливу в Николаевск-на-Амуре, т. е. опять дальше от настоящей цели поездки. Надобно заметить, что частные пароходы совершают рейсы от Владивостока до Николаевска с остановками в Императорской гавани, в Пильво, у Александровского поста, в гавани Де-Кастри ровно в шесть дней, тогда как 'Алеуту' на тот же переход (притом без остановок) потребовалось девятнадцать суток. В проливе Невельского и в Амурском лимане наши типичные судоводители, горе-моряки умудрились неоднократно сесть на мель и в течении двух недель при устранении аварий промучить команду и утомить всех членов злополучной экспедиции. После всех приключений 'Алеут', наконец, вошел в устье Амура и отдал якорь; простояли день-другой; многострадальные пассажиры и команда парохода, успев уже оправиться от только что пережитых пертурбаций, жадно рвались вперед... и вдруг новый, способный возмутить хоть кого сюрприз: командир 'Алеута' заявляет категорически, что матросам необходимо дать, по крайней мере, десятидневный отдых-и он раньше этого срока в море не пойдет... Как тут быть? Сахалин так близок, давно уже видят его,-просто рукой подать, а будущие нефтяные фонтаны все еще далеко за горизонтом, но без надлежащих средств переправы с места не сдвинешься. Начальник экспедиции во время этой, уже невольной, остановки купил большой вельбот для плаванья по реке Тымь на Сахалине и отдал распоряжение: всю кладь с 'Алеута' вместе со вновь приобретенным судном, погрузить на отходящий в Александровский пост частный пароход: с горькой досадой в душе наши неунывающие исследователи поплыли опять по Татарскому проливу обратно, и 12 августа прибыли благополучно к желанной пристани. Высадились на берег, и тут в разных хлопотах незаметно пролетело время: наконец, 17 августа, все члены экспедиции сели на нанятые в Александровском посту подводы, дабы сухим путем добраться до реки Тымь, по ней проплыть на орочонских ладьях до устья реки в Ныйский залив (купленный в Николаевске вельбот оказался негодным по причине большой осадки на многочисленных мелководных перекатах реки; он остался в Александровском посту, красуется там и теперь, в виде сувенира экспедиции), а к нефтяным лужам экспедиция поспела лишь 1 сентября, употребив, таким образом, на проезд от Иркутска на Сахалин ровно 74 дня (весь земной шар можно объехать в 52 дня). Как видит читатель, наши ретивые нефтеискатели прибыли к месту своей деятельности с маленьким опозданием поезда и, понятно, им было уже не до нефти, когда грозно приближался момент закрытия навигации: оставалось только развести костер на берегу реки Нутово, обогреть носы и поспешно готовиться в обратный путь. Невольно возникает вопрос: для чего было тащиться сюда к осени с громоздкой кладью, со свитой рабочих и техников, когда в этом предвиделась очевидная бесполезность? Можно ли в благородном стремлении наших отважных героев провидеть хоть каплю человеческого смысла, и во сколько обошлась казне эта своеобразная 'прогулка с вариациями' на пустынный берег Охотского моря? Положим, молодой человек, у которого по воле рока, в кармане очутился 'патент', может увлекаться экскурсиями и даже с научной целью, но раз он сие совершает на казенный счет, мы имеем право ожидать от него более корректного и добросовестного к делу отношения, и если он, в качестве начальника целой экспедиции, не чувствует в себе истинного призвания, нет у него достаточно сил, знания и опыта решить известную задачу, он обязан отказаться даже от попыток стремиться к делу, которое ему не по плечу: иначе он неминуемо рискует прослыть Хлестаковым и подорвать престиж своих действительно способных, достойных тружеников-товарищей, зачастую вынужденных, за отсутствием протекции, сидеть без любимого дела. Удивительнее всего, что г. Тульчинский, по возвращении из своей, во всех отношениях курьезной, поездки (в смысле осязательного успеха, очевидно, с пустыми руками) имел, выражаясь мягко, дерзость просить у горного ведомства дозволения ехать в Петербург для представления надлежащего доклада о трудах экспедиции к феноменальным нефтяным озерам... и, можете себе представить, наивно снисходительное начальство уважило эту 'законную' просьбу!

Наш герой летит на всех парах из Иркутска в столицу: его принимают с обычным торжеством и, в довершение всего, благосклонно разрешают ему приступить к разработке собранного им 'обширного' научного материала и к пространному изложению письменного доклада.

В результате, после двухмесячной тяжкой работы изящно изданная книга об алмазоподобном полуострове Сахалине. Является ли этот случайный скороспелый труд новым и солидным вкладом в науку - предоставим судить компетентным специалистам'.

В 1907 г., образованный при министерстве торговли и промышленности России (в ведение которого в 1905 г. была передана вся 'частныя горнопромышленность и казенные заводы') Геологический комитет России направил на остров экспедицию Э.Э. Анерта. На проведение разведочных работ было отпущено 16 тыс. руб. 13 июня 1907 г. экспедиция, получив согласие Совета Министров, выехала из Санкт-Петербурга на Сахалин. Ею были обнаружены пласты каменного угля среди песчаников реки Даги, а также пласты бурого угля на реке Набиль. Надо сказать, что до экспедиции Анерта угольные месторождения на восточном побережье Сахалина были совершенно неизвестны.

В 1908-1910 гг. на севере острова работала Сахалинская геологическая экспедиция в составе двух партий под руководством П.И. Полевого и Н.Н. Тихоновича. В 1908 г. партия Тихоновича исследовала северную оконечность Сахалина, ограниченную на юге параллелью заливов Байкал - Уркт. Ближайшими помощниками Тихоновича были студент Соколов и топограф Панфилов. Партия Полевого в составе топографа Кусова и студента горного института Н.А. Жемчужникова исследовала нефтеносный район от залива Одопту на севере до среднего течения реки Набиля на юге. На следующий год работы обеих партий были перенесены на западный берег в связи с исследованием запасов ископаемого угля. Партия Тихоновича в прежнем составе исследовала побережье от мыса Тыка до японской границы. Состав партии Полевого претерпел изменения. Топографическую съёмку вёл М.С. Соловьёв, а помощниками Полевого были студент горного института С.И. Миронов и Н.Н. Сарсадских. Партия исследовала рудничный район Сахалина. В 1910 г. сотрудники экспедиции занимались изучением малоисследованной части острова, лежащей к югу от Набильского залива. Партиями были обнаружены девять выходов бурых углей и 31 выход каменных углей, а общие запасы угля в исследованной экспедицией части острова были определены в 34 миллиарда пудов.

Кроме работ государственных горно-геологических экспедиций поисковыми и разведочными работами на острове занялись частные предприниматели, благодаря которым были обнаружены многие, ранее неизвестные выходы угольных пластов. Новые пласты угля были обнаружены разведками А. Даттана у горы Верблюд, разведки С.И. Ренкевича способствовали выяснению значения угольных месторождений мыса Рогатый, В.А. Кузнецов вел разведочные работы южнее Агнево в Бузмакиной пади, Ю.И. Бринером разведывалось Найнайское месторождение, а также было выяснено значение месторождений реки Пильво.

В 1909 г. снаряженная на местные средства экспедиция горного инженера Полякова занималась исследованием части каменноугольных месторождений острова, а снаряженная на средства Ю.И. Бринера экспедиция инженера Кривко обнаружила 8 выходов пластов каменного угля на протяжении 200 вёрст к северу от поста Александровского. В том же году из Англии на Северный Сахалин прибыл геолог, профессор Мертенс. Он очень хвалил качество сахалинского угля, но опасался, что угольные пласты идут неравномерно и чередуются с пластами пустой породы. Исследованиями сахалинских угольных месторождений занимались и американские инженеры Росс Хоффман и Р. Смит.

Исследования Геологического комитета способствовали появлению совершенно новых представлений о полезных ископаемых острова, свидетельствующих о его важном экономическом значении. По данным Н.Н. Тихоновича, разведанные запасы угля составляли 2,5 миллиарда тонн. Э.Э. Анерт оценивал запасы сахалинского угля в 1,6 миллиардов тонн, из них 20-40 процентов коксующихся. Данные геологоразведочных экспедиций вызвали оживление в кругах горнопромышленников. Они всё настойчивее стали требовать допустить к разработкам угольных месторождений Северного Сахалина частных предпринимателей. Известно, что с 1901 г. выдача разрешений на занятие частным горным промыслом на Сахалине была обставлена всякого рода формальностями и их получали только счастливчики. Однако организованная в 1906 г. Правительственная комиссия высказалась за открытие Сахалина для частной горной промышленности.

Поэтому 28 ноября 1907 г. Правительство издало закон об особом Сахалинском горном округе. Согласно ему выдача дозволительных свидетельств передавалась управлению государственных имуществ в лице горного инженера острова Сахалин, подчинявшемуся непосредственно начальнику иркутского горного управления. Тем не менее, генерал-губернатор не терял своего права на утверждение выдачи разрешений, но оно было чисто формальным и с 1907 г. отказы генерал-губернатора в выдаче разрешений на право вести горные работы были крайне редки. Отметим, что еще в мае 1907 г. в Петербурге на межведомственном совещании по устройству русского Сахалина было единогласно решено снять запрещение на занятие горным промыслом русским подданным не испрашивая предварительно разрешения Приамурского генерал-губернатора, во всей Приморской области, включая и пресловутую стоверстную полосу. Было также решено, что помощник окружного инженера Приморской области должен иметь постоянное местопребывание на Сахалине, а также рассмотрен вопрос о том учреждении, которому нужно подавать заявки на сделанные на Сахалине открытия полезных ископаемых. В настоящее время подобные заявки приходилось подавать в управление государственными имуществами в г. Хабаровске, что, конечно, значительно затрудняло промышленников. Совещание, стремясь к возможному облегчению предпринимателей, остановилось на мысли возбудить ходатайство о том, чтобы промышленники могли подавать свои заявки представителю Главнаго Управления Землеустройства и Промышленности, имеющему постоянное местопребывание на самом Сахалине.

21 июля 1908 г. был опубликован Высочайше утвержденный особый журнал Совета Министров, который позволял выдать в запретной стоверстной полосе два дозволительных свидетельства на разведку каменного угля горному инженеру В.А. Кузнецову, а также предоставлял право Приамурскому Генерал Губернатору допускать к производству горного и нефтяного промыслов в запретном районе ходатайствующих о том 'благонадежных' русских предпринимателей. При этом, однако, разрешалось предоставлять каждому предпринимателю не более 2-х разведочных площадей (площадь 4 кв. версты).

Иностранные же поданные могли заниматься на острове горным промыслом только с разрешения Совета Министров по представлению Министра Торговли и Промышленности, и при условии согласия со стороны Министров Внутренних Дел, Финансов и приамурского генерал-губернатора. Следует сказать, что Правительство, приоткрыв Северный Сахалин для частной промышленности, сразу же ставит рогатки к её развитию. В 1907 г. Министр торговли и промышленности Д.А. Философ издаёт приказ, согласно которому была установлена 6-верстная запретная полоса для частной горной промышленности на западном берегу острова. Её граница простиралась от мыса Рогатый на юге до южной границы отводов Маковского на севере. Вся эта полоса перешла в ведение горного департамента, в частности, в ведение Горного надзора на острове.

С уничтожением каторги рудники, разрабатывавшиеся тюремным ведомством, были переданы Министерству торговли и промышленности и очень долгое время оставались неиспользованными. Казённые разработки каменного угля велись лишь в Александровском руднике, который временно оставила в своём распоряжении местная администрация. В 1906 г. добыча на руднике составила 32054 пуда, в 1907 г. - 217000 пудов, в 1908 г. - 58200 пудов, в 1909 г. - 82770 пудов каменного угля. В 1909 г. Александровский рудник был закрыт, а казённая разработка каменного угля на Северном Сахалине прекращается совершенно. 29 июля 1910 г. было издано Высочайше утвержденное положение Совета министров, согласно которому было решено сдать 3 участка закрытого Александровского рудника частным предпринимателям в аренду с торгов. Торги были назначены на 1 апреля 1911 г. Министерством Торговли и Промышленности был выработан проект 'О сдаче в аренду, по состязанию, казенных каменноугольных копей на о. Сахалине'. Согласно проекту, к состязанию допускаются лица, фирмы или учреждения, внесшие залог в размере 5000 руб. Срок аренды определен в 36 лет. Предметом состязания является попудная плата, размер которой для начала состязания определяется не ниже ½ коп. На производство разведок на участке и подготовительных работ к добыче каменнаго угля арендатору предоставляется не более 2,5 лет. За пользование поверхностью участка арендатор уплачивает в казну ежегодно оброчную плату в размере 1 рубля с десятины.

Единственным действующим частным рудником после русско-японской войны на Северном Сахалине были Дуйские каменноугольные копи. С 1902 года они находились в аренде горнодобывающего товарищества 'И.О. Маковский и К0'. Но если до русско-японской войны северосахалинские угольные месторождения эксплуатировались с применением каторжного труда, то последовавшая после подписания Портсмутского договора отмена каторги сразу же лишила их подневольной рабочей силы. Лишившись каторжных рабочих, Товарищество пыталось выйти из положения, полностью перейдя на вольный наём рабочей силы. В 1907 г. на шахте 'Воевода' работало 157 человек, из них русских - 31, китайцев - 82, корейцев - 44.

Добыча угля на рудниках общества увеличивалась с каждым годом. В 1906 г. товариществом в Дуэ было добыто 58208 пудов угля, в 1907 г. - 823928 пудов, в 1908 г. - 1047000 пудов угля. С 1907 г. товарищество начинает добычу угля на Мгачи. В 1907 г. на Анастасьевских рудниках было добыто 75000 пудов угля, в 1908 г. - 67000, в 1909 г. -73260 пудов каменного угля. Большая часть добываемого угля отправлялась во Владивосток. Стоимость угля в 1907 г. составила 6 руб. 20 коп. за тонну.

6 сентября 1906 г. Товарищество Маковского подает в Приморское управление Государственных имуществ прошение о выдаче ему дозволительного свидетельства на разработку Макарьевских отводов. 19 января 1907 г. товариществу было выдано дозволительное свидетельство ? 395, причем при введении на острове 6 верстной запретной полосы правительство никаких ограничений для фирмы Маковского не сделало, хотя Макарьевские отводы находились в запретной для добычи зоне. С 1908 г. Маковский передал свои права аренды одному из товарищей - С.А. Маеву, после смерти коего дело перешло к его жене, которая 10 сентября 1909 г. передала свои права на рудник В.А. Кузнецову.

15 октября 1909 г. Кузнецов заключил со своим знакомым В.М. Хитрово договор полного товарищества, согласно которому все месторождения каменного угля, приобретенные Кузнецовым, передавались торговому дому 'Горный инженер В.А. Кузнецов и К0', (преобразованному в 1911 г. в 'Дуйское товарищество на вере'). Эта фирма обязалась по контракту добыть 2 миллиона пудов угля и вывезти его во Владивосток В Дуэ работали 300 иностранных рабочих, а в Мгачи, где только шли подготовительные работы, находилась русская артель в 40 человек.

В 1910 году для перевозки угля компанией были зафрахтованы два угольщика 'Кантон' и 'Дагни' по цене около 5000 руб. в месяц за каждое судно с максимальной вместимостью 2000 тонн, но число рейсов было не велико, благодаря непроизводительным простоям. Велики были также комиссионные и прочие накладные расходы, а также погашение процентов на затраченный капитал. Уголь вывозился только с дуйского рудника. К сентябрю 1910 г. во Владивосток было вывезено 1223174 пуда угля. Каменный уголь из рудника на отвалы доставлялся полутонными вагонетками с помощью парового ворота.

Из отвала уголь спускался однотонными вагонетками паровым воротом по бремсбергу, от которого вагонетки по рельсовому пути (рельсовый путь уложен весьма небрежно, причиной чему являлся частый сход вагонеток с пути) около версты ручной накаткой доставлялись на пристанский склад. Во время погрузки на суда, уголь снова погружался в пристанские вагонетки, из которых он затем поступал на баржи, отвозимыя катером к судам-угольщикам, где уже окончательно погружался на судно. Такое количество перебросок угля порождало значительные отбросы измельчённого непромышленного угля. Угольной пристанью в период отливов пользоваться было невозможно из-за малых глубин. Баржи не имели никакого такелажа, даже хотя бы простого навеснаго руля, не говоря уже о штурвале. Паровой катер, мощностью в 30 л.с. с ненадежной работоспособностью, трубки котла и цилиндры которого требовали замены, что не позволяло держать полный пар. Весь такелаж непростительно беден, на катере всего 1 якорь и т. д. Нет лица, которое бы специально занималось путями доставки угля, его нагрузкой на морския суда. На катере следующий личный состав: из русских рулевой и механик, из корейцев помощник рулевого, 3 матроса и 2 качегара. Месячный заработок экипажа составлял 290 рублей.

Следует отметить, что ни Кузнецов, ни Хитрово не имели достаточных средств для развития дела, поэтому Кузнецову пришлось обратился к капиталистам и заключить договор финансирования предприятия с доверенным фирмы Кунст и Альберс А. Даттаном. Вначале, повидимому, дело наладилось, но вскоре между Кузнецовым, Хитрово и Даттаном возникли разногласия и последнее обстоятельство отразилось весьма непродуктивно на добыче каменнаго угля. По смыслу заключеннаго договора, каждый чувствовал себя хозяином; дело доходило до того, что приисковая администрация не получала но нескольку месяцев жалование, а частые изменения инструкций, исходящих то под давлением Кузнецова, то под давлением Даттана, ослабляли энергию приисковой администрации.

18 января 1910 г. Кузнецов подал прошение об отводе ему 4 макарьевских рудников, которые перешли к нему от Товарищества Маковского. Отмежевание было проведено 13 июля 1910 г. горным инженером Медведевым. 29 октября 1910 г. Кузнецов возбудил ходатайство об отмежевании ему Воеводских казенных копей, которое было произведено в июле 1911 г. За 6 лет на Воеводинском руднике было добыто 8209475 пудов угля. По годам добыча распределялась следующим образом. В 1909 г. было добыто 558000 пудов угля, в 1910 г. - 1488124, в 1911 г. - 1119648, 1912 г. - 1507964, 1913 г. - 2068378, в 1914 г. - 1467361 пуд каменного угля.

Владея, кроме того, ещё и Анастасьевскими (Мгачинскими) копями, товарищество вследствие неурядиц этих копей вовсе не разрабатывало. Вся зима 1909-1910 гг. была употреблена на подготовительные работы по разработке угля на Мгачах, что стоило очень дорого, несмотря на дешевизну рабочих рук (поденно чернорабочий китаец 80 коп.; русский 1 р. 20 коп. и плотник крепильщик 1 р. 50 коп). С 1 января по 1 сентября 1910 г. на руднике было добыто 1471174 пуда угля, однако вывезти его не смогли по причине того, что часть мгачинской угольной пристани была разрушена, а 1,5 верстный рельсовый путь так же находился в полуразрушенном состоянии, в результате чего единственный рудничный паровоз мощностью в 35 л. с. водивший состав из 5 однотонных вагонеток не мог осуществлять рейсы между рудником и пристанью. В 1910 г. жалование машиниста составляло 75 рублей, кочегара и масленьщика - по 30 руб. в месяц. Зимой 1910 г. произошло самовозгорание угля, который горел больше месяца. На тушении пожара работало всего 6-8 человек, которые естественно, потушить его не смогли.

В конечном итоге, Мгачинские рудники за долги 12 сентября 1911 г. были проданы с торгов и оказались в руках промышленника А. Даттана, совладельца германской фирмы 'Кунст и Альберс'. Однако торги эти были опротестованы, дело дошло до Сената и только в 1915 г. все закончилось мировой сделкой. Но в 1915 г. Даттан, как германский подданный был выслан с острова, а его компаньон Альберс взят в солдаты.

Надо сказать, что с момента открытия острова для частной горной промышленности на Северный Сахалин устремляется масса лиц всевозможных профессий, жаждущих лёгкого обогащения, а с 1909 года появляются целые общества, которые усиленно развивают заявочную деятельность. В 1909 г. в местную администрацию было подано до 200 заявок на разработку нефтяных и угольных месторождений. Стоимость подачи одной заявки составляла 6 рублей и дополнительно 4 рубля взымалось в качестве разного рода сборов. Стандартная разведочная площадь на 1 заявку составляла 100 десяти. Период разведки по заявке составлял 5 лет, из которых 2 года были льготными и не облагались никакими налогами. С третьего года необходимо было уплачивать налог в размере 30 рублей в год.

В 1910 г. количество заявок на право заниматься горными работами возросло до 500. Хотя удовлетворялись отнюдь не все заявки, но все же с 1908 по 1918 гг. Приамурским генерал-губернатором было выдано 581 разрешение на занятие горным промыслом, причём в списках фигурировали главным образом сливки петроградского высшего света от гвардейских офицеров до членов царской фамилии.

Несмотря на рост заявок на разведку и эксплуатацию угольных залежей, развитие островной угольной отрасли шло очень медленно. Интерес, который возбудил к себе Северный Сахалин со стороны широких финансовых и промышленных кругов, базировался главным, образом на распространившихся слухах о необыкновенном богатстве недр острова ископаемыми. С момента упразднения каторги, сахалинская горная промышленность переживала период, известный под названием 'столбопромышленности'. Многочисленные предприниматели 'столбили' Сахалин в каждом месте выхода на поверхности угольных пластов. Не имея средств на оборудование разведок, многие владельцы заявленных площадей рассчитывали исключительно на перепродажу их на выгодных условиях иностранным компаниям. Распускание при этом слухов об обширности и мощности месторождений различных видов ископаемых на Северном Сахалине являлось лишь одним из приемов для вздувания ценности заявленных местностей, в действительности мало исследованных.

Главным образом по своей отрицательной деятельности в этом направлении известны 2 компании: 'Владивостокско-Сахалинская экспедиция', состоящая из владивостокских дельцов и 'Петроградская компания', известная впоследствии под именем 'Сахалинское нефтепромышленное и каменноугольное акционерное общество', учрежденное в 1911 г. статским советником С.А. Дельсаль и тайным советником К.Л. Вахтер. Общество имело Устав и акции, которые высоко котировались на бирже. Основной капитал общества составлял 4,5 млн. руб., разделенный на 45 тыс. именных или на предъявителя акций по 100 руб. каждая. Однако разведочных работ на площадях общество не вело из-за отсутствия средств. Капиталы, полученные биржевой игрой, шли на содержание администрации предприятия.

В 1914 г. компания была преобразована в 'Русское Дальневосточное промышленное акционерное общество' и капитал предприятия вырос до 12 млн. руб. Последним обществом весьма заинтересовались крупные английские капиталисты, в частности фирма Виккерс. Были командированы на Дальний Восток известные инженеры и геологи, между ними выдающийся английский эксперт по нефтяному делу Редвуд Бовертон и геологи - профессор Луис и инженер Холлидэй. В состав Правления Дальневосточнаго промышленного акционернаго общества, кроме председателя - С. А. Дельсаль - входили директоры правления: Ф. Баркер, П. И. Балинский, Н. И. Скрыдлов, А. Н. Крылов, В. П. Шуберский, К. В. Фробен, М. Л. Айзенштейн. Юрисконсультом общества состоял присяжный поверенный И. Л. Балинский; секретарем - И. И. Остроумов. Правление Общества находилось в Петрограде на ул. Моховая, 15.

Горный инженер П. И. Полевой, производивший геологическия изыскания на землях Дальневосточнаго акционернаго общества, обнаружил там громадные залежи каменного угля, железа и нефти. Дальневосточному обществу принадлежало более 200 заявок на нефть и около 70 заявок на уголь и железо.

Опасаясь потери дозволительных свидетельств, руководители компании прибегали к перестановке разведочных знаков и переоформлению документов на новые имена. Отметим, что эти компании, в особенности вторая, участниками которой были представители высших аристократических родов Петрограда и Москвы, пользуясь связями в чиновничьем мире, получали большие льготы и преимущества по сравнению с остальными заявителями. В конечном итоге, весь обширный угленосный район оказался в руках кучки аферистов, у которых находилось до 72 процентов всех площадей. Таким образом, получая всевозможнейшие отсрочки, не неся никаких расходов на разведочные работы, они ничего не делали для изучения месторождений каменного угля и только тормозили развитие каменноугольной промышленности.

Другим большим тормозом в развитии сахалинской угольной отрасли была сдача копей в краткосрочную аренду. Такие арендаторы хищнически добывали уголь, а после окончания срока аренды увозили с собой всё оборудование и крепёжный лес, фактически подвергая рудники разгрому. К примеру, каждый год с фирмой В. Кузнецова заключался новый арендный договор. Кузнецов, не будучи уверен в том, что в следующем году ему предоставят копи в аренду, не мог соответствующим образом оборудовать их и составить определённого производственного плана. Ему приходилось жить настоящим и брать то, что можно было взять за один год. Иногда работы носили чисто хищнический характер. Так, в 1911 г. с дуйской шахты 'Воевода' арендуемой 'Дуйским товариществом на вере' был вывезен паровой котёл, насосы и подъёмные машины, а также неиспользованный крепёжный лес. Но после получения документа о продлении аренды товарищество вернуло назад оборудование и, более того, привезло второй котел, а в октябре установило водоотлив с шахты. К январю 1912 г. у устья шахты была установлена паровая лебедка для механического подъема угля полутонными вагонетками общей производительностью до 100 вагонеток за 12-часовую смену.

Мешали углеразведочным работам и бюрократические препоны. Так, губернатор А.М. Валуев ещё в 1908 г. отмечал: 'Предприниматель обязан на основании 558-ой статьи Горного устава подать прошение о производстве разведок в семидневный срок и, согласно 559-ой статье Горного устава, закончить разведку в один год, что является по местным условиям неисполнимым...'. Своё слово сказала и администрация Приамурья. В 1911 г. генерал-губернатором была закрыта полоса вглубь острова на 20 вёрст от берега Татарского пролива. Данное решение вызвало массу неудовольствия, и на это было обращено внимание Горного департамента в январе 1912 года. Стоит констатировать, что переписка по этому вопросу закончилась безрезультатно. Однако некоторые предприниматели и коммерсанты все же пытались получить разрешение на занятие горным промыслом в пределах запретной полосы. Так, 15 января 1912 г. основатель Уссурийского горнопромышленного общества Н.А. Старцев обратился к Приамурскому генерал-губернатору с ходатайством о сдаче в концессию угольных месторождений в запретной полосе на следующих условиях: срок концессии - 50 лет; концессионеру предоставляется право учредить акционерное общество, в состав правления которого могут входить только русские подданные; концессионеру предоставляется право для вывоза угля сооружать искусственные подъездные пути. Земля под таковые сооружения предоставляется бесплатно. Концессионер обязуется оборудовать 2 самостоятельные угольные копи с расчётом добычи не менее 10 миллионов пудов в год каждая. С каждого добытого пуда концессионер уплачивает в казну ¼ копейки. Кроме того, концессионер берет на себя обязательства построить морскую пристань и молы у поста Александровского.

Однако генерал-губернатор в своей записке министру торговли и промышленности рекомендовал отклонить ходатайство, 'за нецелесообразностью предоставления монополии'.

Тем не менее, с 1908 г. некоторые предприимчивые лица, несмотря на бюрократические рогатки, начинают проводить геологоразведочные работы на заявленных площадях и в скором времени подают прошения на получение отводов.

В 1910 г. проводится обмежевание 3-х Александровских казённых рудников и в том же году Кузнецовым обмежевываются 4 Макарьевских отвода у горы Верблюд. По чисто формальным причинам межевание не было утверждено и в 1911 г. производится вторичное их межевание, но ввиду протеста сторон и на этот раз оно не было утверждено. В 1912 г. производится межевание Воеводинского рудника, арендовавшегося В. Кузнецовым. В том же году С.И. Ренкевичу отводятся 4 Семёновских рудника вблизи мыса Рогатый, Торговому дому 'Бринер и К0' отводятся 8 Пилевских рудников в Пильво. 18 июля 1914 г. В.Е. Никлевичу было отведено 4 рудника в Широкой Пади. В том же году А. Эриксону отводятся 2 рудника на Половинке, а В. Кузнецову - 3 рудника в Шустовой Пади. В 1915 г. С. Ренкевичу дополнительно отводятся 2 Семёновских рудника по реке Чаша. В 1916 г. И. Петровскому был произведен отвод 4-х рудников в Козуленковой Пади, а в 1917 г. вблизи Агнево Кузнецову отводят 4 Кузнецовских каменноугольных рудника. В начале второго десятилетия ХХ века частными горнопромышленниками начинается активная добыча каменного угля. Так, в 1912 г. на Северном Сахалине было добыто 25 тыс. т., в 1913 г. - 33,5 тысяч тонн угля.

В это же время необычайно активно разворачивается добыча угля в Приморской области, в частности, в Сучанских угольных копях, где с 1903 по 1917 гг. годовая добыча возросла в 15 раз. Если в 1906 г. в Приморье было добыто 7237 тыс. пудов угля, то в 1909 г. добыча составила 18130 тыс. пудов, а в 1913 г. - 20437 тыс. пудов. Таким образом, если до начала ХХ века в Приморье добывалось меньше угля, чем на Сахалине, то в ХХ веке Приморская область в этом отношении оставила Северный Сахалин далеко позади. Следует, однако, сказать, что годовая потребность в угле на Дальнем Востоке в то время (1910 г.) составляла свыше 23 млн. пудов, так что Приморская область не могла стопроцентно обеспечить регион топливом. Тем самым существовала большая перспектива вывоза на материк сахалинского угля.

Очень большой проблемой, мешающей развитию каменноугольной промышленности, было отсутствие условий для нормальной погрузки и вывоза сахалинского угля. Ч. Х. Хоуз упоминает, что пароход Китайско-Восточной железной дороги намеревался погрузить 2000 тонн, но за три недели сумел погрузить только 150 тонн.

В связи с этим, губернатор Северного Сахалина настаивал на скорейшем строительстве на западном берегу острова торгового порта, существование которого позволило бы использовать 'навигационный период целиком, точно учитывая количество возможных рейсов угольщиков, соразмеряя с этим количество добычи и устраняя тягостную неуверенность в возможности вывоза больших количеств каменного угля: только при наличности такого порта можно рассчитывать на привлечение капиталов и на развитие солидных предприятий в области'.

Для исправления ситуации, Министерство Торговли и Промышленности в 1912 г. предложило Правительству сдать разработку казенных Сахалинских копей с торгов, на которые будут допущены только русские подданные, при чем последним будет предоставлен ряд всевозможных льгот. В виду несомненной государственной важности Сахалинского угля, предлагалось иностранцев к торгам не допускать. В 1913 г. правительство принимает решение сдать в аренду с торгов каменноугольное месторождение в закрытом для частного промысла районе с условием выплаты казне ¼ копейки с пуда угля и сооружения угольного порта на западном берегу острова. Согласно проекту , к торгам допускались лица , фирмы или учреждения, внесшие залог в размере 5000 руб. На производство разведок на участке и подготовительных работ к добыче каменного угля арендатору предоставлялось не более 2,5 лет. За пользование поверхностью участка арендатор должен был уплачивать в казну ежегодно оброчную плату в размере 1 рубля с десятины, а также взять на себя обязательство добывать с 4-го года аренды не менее 5 млн., а с пятого - 8 миллионов пудов угля. Грузооборот планируемого порта намечался в 50 млн. пудов. Схема строительства предполагала возведение мола от мыса Жонкьер до скал, называемых Три Брата, а стоимость, по оценкам различных проектов, выдвинутых за последние двадцать лет, составляла от 3,5 до 7 млн. рублей. Через 36 лет все предприятие должно было перейти казне. Естественно, что такие условия не могли вызвать энтузиазма ни у богатых людей центра страны, ни у иностранцев. Из-за дороговизны эта аренда была не по силам местным дальневосточным капиталистам. Крупнейший из них, Владивостокский купец 1-ой гильдии, совладелец торгового дома 'Кунст и Альберс' А.В. Даттан в беседе с горным инженером К.Е. Пфафиусом отметил, что 'на таких кондициях участвовать в торгах он не признает возможным'.

31 октября истек срок подачи заявлений от лиц, желающих получить под разработку каменноугольные месторождения на Сахалине. В горный департамент поступило всего 3 заявления, при чем ни одно из них не удовлетворяло поставленным требованиям, так как предприниматели, между прочим, обусловливали свое согласие получением более или менее значительных субсидий со стороны казны. В результате торги, назначенные на 1 ноября 1913 г., не состоялись. Стоит подчеркнуть, что и сами предприниматели пытались решить вопрос о строительстве на Северном Сахалине порта. Так, торговый дом 'Бринер, Кузнецов и К0', разрабатывавший угольные месторождение в Пильво, обратился к генерал-губернатору с просьбой о выделении возвратной ссуды в размере 500 тыс. руб. на 10 лет для сооружения порта. Владельцы торгового дома заручились авторитетной поддержкой начальника гидрографической экспедиции Восточного океана М.Е. Жданко, признавшего бухту Пильво более удобной по природным характеристикам для сооружения порта, чем Александровская. С аналогичной, но более исследовательской целью обратился к генерал-губернатору сын известного приморского предпринимателя Николай Старцев. В ходатайстве и записке 'О мерах для поднятия углепромышленного дела на острове Сахалин' он пытался обосновать идею невозможности дальнейшего развития угольной промышленности острова без сооружения закрытой гавани и предлагал свои услуги в проведении изысканий. Свои средства в портовое строительство на острове намеревался вложить английский предприниматель, директор синдиката П.М. де Фриндляндер, который осенью 1911 г. побывал в посту Александровском. Фактическая работа по составлению плана строительства порта была поручена им специалистам Хокшоу и Добсону из 'Millbank House', Лондон, которые выполнили задачу самым эффективным и продуманным образом. И хотя принципиальных возражений эти предложения не встретили, но и поддержки не получили.

Надо отметить, что огромные транспортные расходы приводили к резкому увеличению себестоимости угля за пределами острова. До 1910 г. сахалинский уголь перевозился на иностранных судах. Они брали за перевозку одной тонны угля 2 рубля, в то время как российские судовладельцы брали за ту же работу 2,5 рубля. В 1911 г. иностранный каботаж был запрещен, и российские судовладельцы сразу же подняли цену перевозки до 3,8 рубля. Таким образом, транспортные расходы в 1911 г. возросли с 36,7 до 70 процентов стоимости сахалинского угля. И если в 1910 г. стоимость одной тонны сахалинского угля составила 5 рублей 45 копеек, то через год она возросла до 9 рублей 70 копеек. Такой уголь за пределами сахалинской области был абсолютно неконкурентоспособен. Прекрасно понимая всю губительность данного решения для островной каменноугольной промышленности, губернатор Северного Сахалина Д.Д. Григорьев предложил правительству 'предоставить горнопромышленникам вывоз добываемых полезных ископаемых беспрепятственно, как на русских, так и на иностранных судах', мотивируя это недостатком 'русских морских паровых машин на Дальнем Востоке' и существованием 'на них высокого фрахта на перевозку грузов'.

Однако лишь 10 июля 1916 года в российской печати был опубликован Высочайший Указ, уполномочивающий генерал-губернатора Приамурья разрешать, (за исключением военного времени и до дня ратификации мирного договора), каботажные рейсы на судах под иностранным флагом в прибрежных водах Приамурья для вывоза в Россию сахалинского угля, а также для обслуживания рыболовных промыслов, арендованных русскими подданными в водах, подпадающих под условия русско-японской рыболовной конвенции.

Кроме транспортной проблемы, сахалинский губернатор также отмечал отсутствие инициативы и желания со стороны русских предпринимателей вкладывать свой капитал в угольную отрасль Сахалина. А потому, констатировал он, 'полезно облегчить доступ иностранцам в горные предприятия области, что могло бы выразиться в предоставлении иностранным капиталам входить в русские концессии в угленосных и нефтеносных районах без посредства спекулянтов, при условии, однако, обязательного пользования трудом русских рабочих и техников'.

Проявил заботу губернатор и о русских рабочих, заявив, что 'до возникновения солидных горных предприятий в области, необходимо ускорить разрешение рабочего вопроса в смысле изыскания мер для привлечения рабочих русских или корейцев, но русско-подданных'. Тем самым он коренным образом отличался от своего предшественника губернатора А.М. Валуева, заявившего, что 'русский рабочий склонен к пьянству, протестам, угрозам. Русские рабочие легко поддаются стачкам и значительно делаются устойчивей при наличии партии иноземных рабочих, ибо последние всегда могут парализовать забастовку русских. Конкуренция их заставит русского рабочего отказаться от замашек монополиста'.

Следует отметить, что в каменноугольной промышленности Северного Сахалина сложились крайне тяжелые условия труда. Даже на подземных работах рабочий день длился не менее 11 часов, а размер дневного заработка шахтёра по данным за 1913 год колебался от 90 копеек до 1 рубля 10 копеек. Но и эти деньги доходили до рабочих с большим опозданием. В то же время на каменноугольных копях Сибири и Дальнего Востока рабочий день длился 9,3 часа, а в целом по стране он не превышал 10 часов. Среднемесячная зарплата сибирских горняков составляла 37,3 руб., или на 11 руб. больше, чем горняков сахалинских.

Проблемы были и с жильём. Рабочие поселялись в сколоченные на скорую руку казармы и кое-как отремонтированные бараки. Из-за отсутствия нормальных дорог, медицинской помощи на рудниках не имелось. В результате незнакомые с местными условиями нанятые на материке рабочие ещё до окончания срока навигации возвращались обратно. Именно поэтому горнопромышленники предпочитали эксплуатировать корейских и китайских рабочих.

Условия жизни 'гастарбайтеров' были гораздо хуже, чем рабочих русских. Корейцы и китайцы трудились в шахте по 12 часов в смену. Заработную плату они получали от подрядчика, который бессовестно обирал их, увеличивая свои доходы с помощью взимания высокой платы за выдачу постельных принадлежностей, спецодежды и пр. За малейшее нарушение своих распоряжений штейгеры били рабочих кулаками или рудничными лампами. Помещались восточные рабочие в землянках. Там процветали карточные игры, попойки, курение опиума.

Каждый кусок сахалинского угля был обильно полит потом российских и иностранных рабочих. За каждую извлеченную из-под земли тонну они расплачивались плотью, кровью и костями, ампутациями, болезнями и смертями, настигавшими человека самым разным путем - при пожарах и наводнениях, обвалах и взрывах. И была ещё шахтерская слепота - когда окружающий мир то вспыхивает ярким светом, то расплывается в тумане, то вдруг начинает кружиться. И шахтерский ревматизм - когда ещё молодые люди превращаются в стариков; и шахтерская астма - когда сначала ты задыхаешься от угольной пыли, а потом, забив ею легкие, захлебываешься в постели от собственной мокроты. И шахтерский грим - когда мельчайшая угольная пыль, проникнув в поры, кольцом черных точек окружает глаза, так что, даже если ты выберешься из шахты, глаза все равно расскажут твою историю другому миру. И, наконец, шахтерская татуировка, мета углекопа - синие шрамы на теле и на лице, оставшиеся от угольной пыли, которую сыпали на раны, чтобы остановить кровь.

Разумеется, при таких условиях труда работники нередко устраивали забастовки. Крупнейшей забастовкой шахтеров в истории Сахалина была забастовка в 1910 г. на рудниках в Дуэ, принадлежавших торговому дому 'Горный инженер В. А. Кузнецов и К' (в администрацию рудников входили Кузнецов, Строганов, А. Ф. Штернберг, X. Я. Бухгольц, Сорокин). На Дуйских рудниках В. А. Кузнецова было занято более 500 рабочих, подавляющая часть которых были китайцы и корейцы. Причем законом разрешалось применять труд лишь корейцев - русских подданных, а не корейцев-иностранцев. Но из-за нехватки рабочих рук на этих угольных копях работало '150 корейцев-иностранцев и 2 японца кочегара, вопреки 707 ст. Уст. Горного'. Все рабочие шахт были разбиты на группы по подрядчикам. Одной из самых больших была группа подрядчика Чу-ви-жу - 170 рабочих. Система денежных расчетов с рабочими здесь состояла в том, что подрядчик получал деньги от администрации и раздавал их рабочим. Однако на рудниках царил произвол.

Рабочим деньги не выдавали, продукты, как правило недоброкачественные, они получали в лавке торговца Мазирова. Организация труда на Дуйских рудниках была совершенно неудовлетворительной, техника безопасности почти отсутствовала, очень частыми были несчастные случаи. Рабочих нередко били, эксплуатация рабочих достигла чудовищных размеров. Все это привело к взрыву возмущения рабочих на шахтах Дуэ.

Подготовка к январско-февральской забастовке 1910 г., на Дуйских рудниках началась еще в ноябре-декабре 1909 г. Губернатор А. М. Валуев писал 13 февраля 1910 г. генерал-губернатору: 'Кажется, во второй половине декабря или начале января до меня начали достигать частные слухи о том, что на Дуйских копях горного инженера Кузнецова и КR рабочие не получают расчета и подвергаются побоям при постановке на работы'. Губернатор сообщил об этом исполняющему должность окружного горного инженера Краузе, но последний никаких мер не принимал. Я не знал, - писал сахалинский губернатор, - что у него (т. е. у Краузе, очевидно, на казенном руднике) на руднике уже в ноябре месяце была забастовка и угрозы рабочих рудничной администрации'. О ноябрьской забастовке 1909 г. больше ничего не сообщалось, но говорилось о подготовке новой стачки, и уже в середине января 1910 г. губернатор приказал 'установить негласное наблюдение за, повидимому, начинающимися брожением'. В конце января по поручению рабочих подрядчик Чу-ви-жу подал сахалинскому губернатору заявление, в котором он от имени своих рабочих разоблачал беззаконие и обман на руднике. В нем говорилось: 'С 30 октября 1909 г. я, подрядчик Чу-ви-жу, производил рудничные работы с рабочими в количестве 170 человек китайцев, причем до сего времени, кроме провизии, заработанной платы абсолютно не получал (имеется в виду заработная плата всех рабочих данного подрядчика), кроме задатка во Владивостоке, данного фирмой. Теперь же ввиду наступления китайских праздников рабочие требуют от меня заработной платы, а так как инженер Кузнецов отказывается мне платить, то я удовлетворить их просьбу не имею возможности. По этой причине рабочие взбунтовались и идут в г. Александровск'. Чу-ви-жу пишет далее, что и. д. окружного горного инженера Краузе 'явно держит руку инженера Кузнецова' и просит губернатора 'войти в положение мое и всех 170 человек китайских рабочих и принять соответствующие меры', приказав торговому дому 'Кузнецов и КR' выдать харчи и денег до разбора дела. 'Кроме того, я не могу быть уверен, что мои рабочие не произведут в городе беспорядков...'. Заявление датируется 29 января 1910 г. К этому дню и относится начало январско-февральских волнений и забастовки на дуйских рудниках.

В волнениях активное участие приняли и русские работники рудника, которые затем были уволены, они указывали, что Кузнецов обманывает рабочих: обещал плату по 1 р. за поденщину, а рассчитывал по 60 коп. Кроме того, участники забастовки дали телеграмму начальнику горного управления в Иркутск (Сахалинский горный округ в горном отношении подчинялся Иркутскому Горному управлению). Она гласит: 'Три месяца рабочие от хозяина дуйских рудников денег не получают, по случаю китайских праздников, бунтуют. Окружной инженер мер не принимает, ссылаясь на суд, держа сторону предпринимателя, служащих увольняют, не выдавая жалованья и дорожных, просим принять экстренные меры к успокоению рабочих; удовлетворить служащих. Подписали подрядчик Чу-ви-жу, служащие Акацатов, Новосветов и Тарасов. 29.01.1910'.

Таким образом, в этой забастовке, как и в других, русские и китайцы на Сахалине действовали сообща.

Это крупнейшее выступление сахалинских рабочих вызвало замешательство в царской администрации острова, которая прибегла к подавлению забастовки войсками. В телеграмме приамурскому генерал-губернатору сахалинский губернатор А. М. Валуев писал: 'С 29 января среди рабочих китайцев Дуйского рудника началось брожение по поводу якобы неполной выдачи им заработанных денег управляющим рудником Кузнецова. Для предупреждения могущих произойти беспорядков командировал отряд 25 солдат под командой офицера'.

Во второй телеграмме он сообщал: '30 января около 70 рабочих Дуйских копей с подрядчиком пришли в Александровск, заявили жалобу о неучинении расчета в течение трех месяцев администрацией копей... рабочие возбуждены, отказываются от работы до учинения расчета, трое арестовано за агитацию. Командировал отряд для поддержания порядка в копях...'

А. М. Валуев, напуганный волнениями рабочих, и опасаясь, что события могут привести к вооруженному столкновению с рабочими, предлагал Кузнецову выплатить деньги рабочим. К этому же стал склоняться и окружной инженер. Однако В. А. Кузнецов в этих событиях показал свои ненасытные аппетиты. В телеграмме генерал-губернатору В. А. Кузнецов протестует против вмешательства губернатора А. М. Валуева в дела рудника и пишет следующее: '...при дальнейшем вмешательстве губернатора и настаивании невыполнимых, хотя и законных требований окружного инженера, вынужден буду прекратить работы, снимая с себя ответственность за оставление свыше 500 человек рабочих без заработка на пустынном Сахалине...'. Он доказывает в этой телеграмме, что он много сделал для разработки угольных богатств Сахалина и даже называет себя 'пионером угольной промышленности на Сахалине после войны'.

Ясно, что капиталист в интересах своих прибылей привел бы в исполнение угрозу увольнения всех рабочих, но царская администрация принудила рабочих к возобновлению работ до выплаты им расчета. Окружной инженер Краузе в телеграмме приамурскому генерал-губернатору от 4 февраля 1910 г. явно преувеличивал, когда писал, что в 'настоящее время порядок и спокойствие рудниках восстановлен', так как в телеграмме губернатора А. М. Валуева от 6 февраля 1910 г., посланной в Петербург в Горный департамент и министру внутренних дел, говорится следующее: '...Кузнецов и окружной инженер Краузе сваливали вину на подрядчика. Усилия полиции, высылка воинского отряда не успокаивали рабочих. Редкое между китайцами возбуждение заставило меня командировать в копи чиновника для выяснения причин забастовки'. Далее, 18 февраля 1910 г. А. М. Валуев писал: 'Теперь китайцы-рабочие переведены с Дуйских копей на Мгачинские, внешнее спокойствие восстановлено...'

Даже А. М. Валуев признавал, что восстановлено лишь внешнее спокойствие на рудниках. Так что волнения не угасли в начале февраля, а продолжались до конца месяца. В телеграмме от 13 апреля 1910 г. исполняющему должность приамурского генерал-губернатора Н. Н. Мартосу генерал А. М. Валуев вновь упоминает 'о новом случае агитации среда рабочих'. 18 февраля 1910 г. в другой телеграмме ген. Мартосу А. М. Валуев сообщает подробности: 'Краузе вновь донес 18 февраля появление китайца-агитатора, угрожающего убийством Кузнецову, чинам губернской администрации...' Больше о событиях 18 февраля ничего не сообщается.

Некоторые подробности о подавлении забастовки в конце января - начале февраля 1910 г. сообщаются в докладе А. М. Валуева генерал-губернатору 13 февраля 1910 г. Вот что там говорится: '29 января с.г.... рабочие китайцы уже отказались становиться на работу, требуя расчета и провизии ввиду наступающего китайского нового года... Я тотчас же пригласил и. д. начальника Александровского участка и приказал ему немедленно отправиться к г. Краузе на рудник и оказать ему полное содействие по водворению порядка, причем назначил для содействия 5 солдат и приказал начальнику Сахалинской команды приготовить на всякий случай 20 человек при офицере. Тревожные ожидания мои оправдались: в 11 час. вечера г. Краузе с рудника сообщил мне по телефону, что на руднике возникли беспорядки среди рабочих, которые при попытке полиции запереть их в бараке по крику арестованного полицией зачинщика китайца Ли-фу вышибли окна, высыпали перед конторой, держали себя нагло с администрацией и что воинский отряд недостаточен для восстановления порядка'.

А. М. Валуев немедленно отправил на рудник еще отряд в 20 человек, и 'в 2 часа ночи с прибытием отряда на рудник порядок был восстановлен. Но со следующего дня (30 января), - говорится далее в названном докладе, - два или три раза губернаторский дом осаждала толпа голодных китайцев с просьбой хлеба и расчета... Китайцы-рабочие категорически заявляли мне о своем доверии подрядчику Чу-ви-жу и полном недоверии г. Кузнецову, который обещал одну плату за поденщину (1 р.), а рассчитал по 60 коп. Китайцы рабочие отказывались возвратиться на рудник без расчета за последние 8 месяцев...Вместе с тем полиция по своим постановлениям арестовала 3 зачинщиков китайцев по указанию администрации рудника'.

В конце доклада губернатор пишет: '...внешнее спокойствие восстановлено, но пока рабочие, согласно 657 ст. Уст. Горн., не получат расчета за 3 месяца, пока на руднике не устранены нарушения закона... Сахалинская область не гарантирована от рабочих беспорядков'. Из этого сообщения явствует, что даже вмешательство вооруженных сил генерала А. Н. Валуева не привело к усмирению стачечников и что забастовки на Сахалине возможны в будущем. Во время январско-февральской стачки дело дошло до того, что губернатор А. М. Валуев стал думать о применении оружия к стачечникам, вплоть до 'расстрела обездоленных рабочих'. В телеграмме генералу Н. Н. Мартосу Валуев пишет 21 февраля 1910г.: 'Рабочие до сих пор не рассчитаны. Благоволите настоять немедленном расчете рабочих... чтобы не доводить дела до расстрела обездоленных рабочих, не могущих выбраться с Сахалина'. Н. Н. Мартос ответил следующее: 'Предоставленная Вашему превосходительству по должности губернатора власть казалось бы, достаточно широка, чтобы, не прибегая к расстрелам и к содействую генерал-губернатора, поддержать порядок среди небольшой группы китайских рабочих, поэтому закономерность и целесообразность принимаемых вами в этом деле мер оставляю на личной Вашей ответственности'.

Н. Н. Мартос не мог санкционировать предлагаемую А. М. Валуевым меру в виде расстрела восставших рабочих, хорошо помня о последствиях расстрела рабочих в Петербурге 9 января 1905 г. Он понимал, что расстрел мирно настроениях безоружных сахалинских горняков не мог бы остаться без последствий. Всего в забастовке шахтеров в Дуэ приняли участие более 200 рабочих из 500 рабочих всех Дуйских рудников. Наиболее активно выступили рабочие подрядчика Чу-ви-жу. Окружной инженер Краузе пишет, что в 'беспорядках' на Дуйском руднике не принимали участия 300 человек рабочих других подрядчиков'. В этой забастовке, возможно, принимали участие, кроме выше названных русских работников, и другие русские рабочие рудников. 'Возможно', так как прямых данных об этом нет. Что касается вообще наличия русских рабочих на рудниках Дуэ, то это бесспорно, так как обнаружено свидетельство самого В. А. Кузнецова, который пишет: 'на Сахалине... нет местного рабочего населения, ...мною ввиду крайней надобности все имеющиеся на Сахалине рабочие, в том числе нижние чины, вышедшие в декабре в запас, уже привлечены к работам'. Так что, кроме 'привоза с материка русских или китайских рабочих'. В. А. Кузнецов нанимал и всех имеющихся на Сахалине русских рабочих и демобилизованных солдат. Волнение дуйских рабочих в январе-феврале 1910 г. было настолько серьезным, что вызвало переполох и растерянность в лагере администрации острова. Царские чиновники, в том числе самые 'высокие', переругались друг с другом, сваливая вину и ответственность за забастовку один на другого: губернатор Валуев с вице-губернатором Ф. Ф. Фон-Бунге, с окружным инженером Краузе, с промышленником В. А. Кузнецовым, последние - с Краузе и т. д. Краузе назвал А. М. Валуева 'прохвостом' и 'подлецом', а А.М. Валуев обругал приамурского генерал-губернатора 'неприличным словом, которое в телеграмме поместить нельзя', - пишет Краузе генерал-губернатору и т. д.

Все это говорит о том, что забастовка на 'пустынном' Сахалине явилась неожиданной для руководящих чиновников Сахалина и всего Дальнего Востока и вызвала среди них настоящую неразбериху. Следовательно, 'пустынность' 'и 'умирание' Сахалина были мнимыми, и эти определения никак нельзя отнести к политической жизни острова в рассматриваемый период. После подавления забастовки инициаторы и организаторы ее были подвергнуты репрессиям, этими людьми были русские рабочие Акацатов, Новосветов и Тарасов и китайские подданные Чу-ви-жу, Ля-фу, Цун-жен, Цун-хай-шан (иногда Цуй-хай-шан). Все они обвинялись в агитации и в подстрекательстве к забастовке на Дуйском руднике и привлекались по пункту 9 Обязательного постановления приамурского генерал-губернатора от 8 февраля 1906 г. Один лишь Цун-хай-шан был освобожден А. М. Валуевым 'по недостатку улик'.

Хотя над организаторами стачки учинили расправу, но вместе с тем и забастовщики одержали некоторый успех: в результате забастовки окружной инженер Краузе, поддерживавший во многом В. А. Кузнецова, был перемещен в другой округ и заменен другим инженером. Так закончилась наиболее значительная в истории Сахалина забастовка. Она же является и первой известной нам забастовкой сахалинских рабочих-шахтеров в рассматриваемый период. Были ли на Сахалине стачки рабочих до этой, точно не известно, есть лишь упоминание в архивных документах о том, что до этой стачки у того же подрядчика Чу-ви-жу 'из 140 рабочих иногда выходили на работу лишь 25-40 человек'. Дело, конечно, не в том, что Чу-ви-жу 'не следил за своими рабочими', как это пытается мотивировать автор документа, а в том, что на деле это было также одной из форм протеста рабочих, одной из форм стихийной стачки.

Январско-февральская забастовка дуйских горняков 1910 г. оказала влияние на дальнейшее развитие рабочего движения на Северном Сахалине. Она открыла целую полосу в забастовочном движении на острове, за ней последовала одна стачка за другой в 1910-1912 гг. В мае 1912 г. произошла забастовка русских шахтёров на руднике 'Воевода', принадлежащему 'Товариществу Сахалин'.

Были выдвинуты требования ликвидации обманов и обсчётов, прекращения нарушения договора администрацией. Подобные забастовки происходили также в 1914 и 1916 годах. Приамурский генерал-губернатор в телеграмме в Министерство внутренних дел 9 июля 1910 г. с тревогой сообщал: 'на Сахалине на каменноугольных копях пребывает значительное число пришлых довольно беспокойных рабочих, среди которых были уже беспорядки'. Естественно, что 'пришлые' рабочие, да еще из промышленных районов России, вносили в среду местных рабочих свежую революционную струю и поэтому царский чи-новник называет их 'довольно беспокойными'.

Далее генерал-губернатор пишет, что на острове идет развитие каменноугольного дела, растет разведка нефти и других полезных ископаемых, ожидается передача казенных копей в частные руки. 'Все это привлечет на Сахалин массу разного рабочего люда... При таком положении и при отрезанности Сахалина не позволяющее рассчитывать на своевременную подачу в случае надобности помощи извне на месте должна находиться посто-янно известная действительная сила в виде военной команды, одно присутствие которой может предупреждать возникновение беспорядков и грабежей'.

22 декабря 1913 г. Министром Торговли и Промышленности С. Тимашевым на рассмотрение Совета Министров был внесен проект законодательного представления об ограничении найма рабочих китайцев на горные промыслы Приамурского генерал-губернаторства и о. Сахалина. Министр указывал, что 'работа китайцев мало продуктивна; когда рядовой русский рабочий вырабатывает в день 0.8 куб. саж. земли, китаец вырабатывает в четыре раза менее. Кубическую сажень камня русские рабочие разбивают в щебень в 2-2,5 раза скорее, чем китайцы или корейцы. Помимо малой продуктивности в работе, китайцы отличаются от русских еще и тем, что отказываются выходить на работу нередко по самим ничтожным поводам (незначительный дождь, между тем, число ненастных дней, например, а Приморской области, очень велико). Из артелей китайских в среднем выходит на работу не более двух третей, и эта норма является настолько обычною, что ею придерживаются при сметных предположениях на золотых промыслах'.

Законопроектом предлагались следующие меры: а) воспретить наем рабочих китайцев на частные горные (в том числе на каменноугольные, нефтяные и золотые) промыслы Приамурского генерал-губернаторства и Сахалина, б) разрешать отдельным предприятиям бессрочное пользование трудом рабочих китайцев в особо уважительных случаях, где, по местным условиям, запрещение пользования трудом названных рабочих могло бы вызвать приостановку или совершенное прекращение работ в предприятии. Однако начавшаяся Первая мировая война и мобилизация русских рабочих в армию заставили власти отказаться от этого 'радикального' шага по избавлению России от 'желтого труда'. Более того, 6 июля 1916 г. все то же министерство торговли и промышленности выходит в совет министров с инициативой изменить редакцию ст. 1024 Горного Устава, разрешив горнопромышленникам Сахалинской области нанимать на работу в угольных копях не только китайских, но и корейских рабочих.

В период первой мировой войны возросшие военные перевозки увеличили потребность Дальнего Востока в угле до 34 млн. пудов в год. К тому же цены на японский уголь во Владивостоке возросли до 24 рублей за тонну. Однако шахты Сахалина не работали на полную мощность, так как капиталисты, не желая переплачивать за сильно подорожавший фрахт, доходивший вместе с погрузо-рузгрузочными работами до 57% стоимости угля, тормозили их работу. И если на Северном Сахалине себестоимость пуда угля была не выше 3,5 коп., то во Владивостоке она уже составляла 9 коп. В 1916 г. добыча на 4-х рудниках А.В. Даттана и А.А. Эриксона составила всего 200 тысяч пудов. Недостаток угля на Дальнем Востоке составлял в то же время 20 миллионов пудов. Только в 1915 г. импорт угля в регион составил 5 млн. пудов или 16 процентов от общей потребности. Между тем только на шахте Эриксона хранилось 6 миллионов пудов угля. В результате возрос импорт углей из Японии и Китая. Так, если в 1914 г. из этих стран на Дальний Восток было ввезено 61067 тонн угля, то в 1915 г. уже 83370 тонн. В то же время ввоз сахалинского угля во Владивосток, составлявший до начала 1 мировой войны до 2,5 млн. пудов в год, в 1916 г. составил 184000 пуд, в 1917 г. - 327428 пуд, 1918 г. - 65860 пудов, в 1919 г. - 1130000 пудов, в 1921 - 74338. Рост добычи в 1919 г. объясняется прекращением работ на Сучанских рудниках и необходимостью замены его углем соответствующего высокого качества.

Однако нехватка судов для вывоза угля не позволила значительно увеличить объем экспорта.

Правительственный инспектор угольных шахт Северного Сахалина И.К. Ольшевский предлагал Горному департаменту потребовать от капиталистов увеличения добычи, а в случае их отказа секвестрировать шахты до конца войны. Но царское правительство на это не пошло.

В это время на Северном Сахалине начинают появляться солидные каменноугольные предприятия. В 1916 г. на острове начала свою деятельность фирма 'Иван Стахеев и К0'. Фирма эта была образована в 1912 г. на основе капиталов елабужского купца И.И. Стахеева при участии двух других знаменитых промышленников - Прокопия Петровича Батолина и Алексея Ивановича Путилова. Однако Путилов присоединился к концерну несколько позднее, в 1916 году, что придало фирме совсем особое звучание. С одной стороны, Алексей Путилов как бы юридически закрепил союз трех крупнейших предпринимателей, с другой - содействовал превращению фирмы в головное общество складывавшегося концерна. Товарищество 'И. Стахеев и Ко' самостоятельно не эксплуатировало ни промышленных, ни торговых предприятий. Его назначение было другим. Товарищество владело пакетами акций десятков формально независимых компаний. Баланс концерна к 1917 г. превысил 300 миллионов рублей, а сумма оборотов его подконтрольных предприятий выражалась в миллиардах. 17 декабря 1916 г. доверенный фирмы Л.П. Кашин подал заявку на занятие горными промыслами на Сахалине. В ней указывалось, что организуемое дело связано с планами 'о постройке металлургических заводов, являющихся основной задачей деятельности Стахеева на Дальнем Востоке'. 28 декабря прошение было удовлетворено.

Подводя итоги развития угольной отрасли Сахалина после окончания русско-японской войны следует сказать, что раздел острова между Россией и Японией послужил причиной ликвидации сахалинской каторжной системы, являющейся основой островного угольного дела. Угольные предприятия севера острова, разрушенные в ходе боевых действий и японской оккупации острова, лишились подневольных работников и вынуждены были перейти на наемный труд. В то же время работавшие на острове в 1906-1910 гг. геологические экспедиции доказали, что Северный Сахалин располагает колоссальными запасами каменных углей. Но у государства не было ни денег, ни желания заниматься разработкой сахалинских угольных месторождений. Поэтому остров был открыт для частного горного промысла. Однако это послужило поводом для массовой спекуляции сахалинскими угольными участками, которые превратились в арену биржевых торгов. Большинство предпринимателей рассчитывало на выгодную перепродажу участков иностранным фирмам. В то же время правительство рядом подзаконных актов ухудшило положение честных углепромышленников - ввело запретную полосу для разработки углей, запретило перевозку угля на иностранных судах, что сделало покупку сахалинского угля крайне невыгодной за пределами острова. Выход из положения коммерсанты нашли в нещадной эксплуатации углекопов, привлечении на копи рабочих из Кореи и Китая.

Оставить комментарий © Copyright Осташев Алексей Евгеньевич (alexost@mail.ru) Размещен: 14/02/2023, изменен: 19/10/2025. 77k. Статистика. Статья: История Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Развития каменноугольной промышленности на Северном Сахалине в период ликвидации каторги и вольного заселения 1905-1917 годы.

Осташев Алексей Евгеньевич Развития каменноугольной промышленности на Северном Сахалине в период ликвидации каторги и вольного заселения

Осташев Алексей Евгеньевич
Развития каменноугольной промышленности на Северном Сахалине в период ликвидации каторги и вольного заселения