А,б : другие произведения.

Внутренний голос (1/5 от книги Отражение)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


   Внутренний голос.
  

1.0

  
   Небо не подсказывает времени; асператус, - устрашающие облака, - барханами пепла нависают низко, словно жаждут поглотить пики вековых сосен.
   Каретные обода расплескивают лужицы, проминая борозды в глинистой дороге. Вода спешит немедля заполнить устья, стремится вдогонку за колесами. Упряжь идет галопом. Две пары черных коней смачно печатают следы подкованных копыт, взметают грязь, размазывая шлепки по черному борту. Смоляные шкуры лоснятся подобно шелку; крупицы измороси оседают, чтобы испариться с жарких тел. Сутулый кучер придерживает поводья, скрывая под капюшоном плаща бездумный взгляд. Возница неподвижен и равнодушен; потому что он - деревянная скульптура.
   Дождевые капли, витающие словно пыль, неразличимы с рассеянным туманом, затопившим хвойный лес. Деревья теснят дорогу; экипаж то и дело задевает пышные метелочки елей, стряхивая искристые бусины, что замирают в невесомости на мгновение, перед тем как разом схлынуть наземь.
   Ременные рессоры сглаживают тряску до едва ощутимого покачивания. И поскольку все шторы расправлены, внутри кареты замкнулась иная действительность, как сон во сне. Здесь блекло светят лампадки, подвешенные над дверями. Два лепестка пламени выявляют из сумрака лишь половики сидящих рядом пассажиров: правая часть лица юноши выражает ожидание, левый полуовал лица девушки обличает тревогу. Между ними плотная тень.
   Юноша коснулся тонкой оправы очков, снял и присмотрелся к линзам на свет; обдал горячим выдохом, превращая прозрачное стекло в матовое. Для протирки послужил бархатный подол бледно-желтого камзола, обнаруженный под зеленым суконным кафтаном. Проявляя меньший интерес, чем следовало бы, юноша осмотрел расшитые галунами рукава с подвернутыми обшлагами, пристегнутыми к манжетам серебряными пуговицами.
   - Тебя, бесспорно, красит платье придворной леди, но почему на мне такой нелепый наряд?
   Уста девушки подрагивали за время пути, удерживая просящие воли слова. И теперь, вместо ответа на прозвучавший вопрос, она прикусила губку.
   - И на том спасибо, - юноша водрузил очки на переносицу: - За штаны, к примеру. Могли оказаться лосины. И за отсутствие кучерявого парика - отдельная благодарность.
   Девушка с мукой посмотрела на его силуэт, но увидела лишь темный профиль и блики пламени на линзах. Отплачивая за молчание безразличием, юноша прильнул к окну, пальцем сдвигая шторку. Девушка опустила смиренный взгляд. На ее голове тускло мерцает розовое золото ажурной диадемы, инкрустированной драгоценными самоцветами.
   - Ты знаешь сам, что образность не имеет значимости кроме той, что становится ключом к восприятию сути.
   - Тогда объясни мне то, чего я не знаю. Зачем я ему понадобился? Неужто Его Величество снизошел на аудиенцию?
   - Нет. Не снизошел. Ты призван мной.
   Настал черед для юноши обратить взор на спутницу, удивлением скрывая раздражение.
   - И для чего же?
   - Вскоре, понадобится твое участие.
   Юноша ехидно прыснул. Но девушка обронила:
   - Не делай вид, будто тебя это не касается.
   Глаза за очками сощурились на миг, тон стал серьезным:
   - Даже если так - я не могу принимать решения вместо него.
   - Но ты можешь советовать.
   - У него уже есть советник. А меня попросили максимально удалиться.
   - Оставь обиду.
   - Обида, как и прочие амбиции, мне не свойственна.
   - Ты недостаточно хорошо себя познал.
   Юноша высокомерно фыркнул.
   - Поведай, каков я на самом деле.
   - В этом суждено разобраться лишь тебе...
   - Хех...
   - ... но не без посторонней помощи.
   Губы юноши плотно сжались. К его радости, карета начала сбавлять ход.
  
   Туман уплотнился, пришел в движение, будто и не туманом был, а проплывающим облаком. И верно так - ведь лес оказался горным. Каменные пики прорывают дымчатую завесу вдалеке, кажутся, и вновь исчезают. Закрадывается тревога, будто подстерегают великаны, да и сам лес мнится не лишенным хищного умысла. Дебри заграбастали корнями каждый клочок скупой почвы, и лишь крутой утес, теряющийся в море тумана, смог остановить чащобу. Не посягнули деревья и на каменный козырек, на котором встала карета.
   Дверцы распахнулись с обеих сторон. Леди высоко подобрала подол, примерилась мыском туфли к вымазанной слякотью подножке. Осмотр местности не задержал ее; накинув капюшон на роскошные русые кудри, повисающие трубочками-пружинками, она прошествовала к обрыву, постукивая каблуками.
   Званый гость не проявил поспешности. Накидку ему не выдали, поэтому белокурые волосы быстро смочились от холодных капель; то уже не изморось, да и навес крон остался позади. Юноша прошел мимо экипажа, мимо согбенного кучера, мимо коней, чьи фырканья и цокот были единственными звуками.
   Прибитая дождем челка прижалась ко лбу, слиплась концами в пучки. Тонкие ручейки стекают вдоль носа, смачивают губы; юноша слизнул безвкусные капли. Девушка ждет; она обращена к гостю, но он остановился к ней боком, увлеченный пейзажем.
   Узкий перешеек тянется от обрыва к скальному плато. Там, будто продолжение каменной гряды, подымается крепостная стена с круглыми башнями на углах. Фортификация ощерилась зубцами, опоясалась машикулями. Малочисленны провалы бойниц, нет "смоляных носов" и перекидного моста. Да и зачем? Весь замок похож на каменного исполина, который заслонился выставленными локтями, плотно уложенными друг на дружку. Будто голова, над уровнем стены выступает круглый донжон с короной из оборонительных зубцов. Огромные двустворчатые врата, что выставленная ладонь, отторгают посетителей.
   Тяжело вздохнув, юноша вскинул голову; дождь повелел векам сощуриться.
   - Что у него за настроение такое? Судя по депрессивной погоде...
   - Тревога, - перебила ответом девушка.
   - Ага. Только подавленная. Ну? Что дальше?
   Девушка указала в направлении замковых ворот. Некому исполнять ее приказ - на крепостной стене не горят огни, нет людей. Но издалека донесся грохот, лязгнул блочный механизм и стал наматывать цепи. Втянулась кверху армированная металлом герса. С глухим скрежетом, тонны древесины грузно разошлись в стороны - распахнулись створки врат, открывая внутренний двор крепости.
   - К чему такие почести?.. - изобразил смущение юноша. - Мне бы и калитки хватило. Гордость не застряла бы. И все же - такими щедрыми жестами меня не облапошишь. По факту, хозяин меня не звал, а значит, я буду в его замке блуждающим призраком. Чем мне заниматься? Подглядывать и подслушивать?
   - Будто прежде занимался иным.
   - О! Как остроумно! А вдруг я изменился?
   - Он изменился тоже.
   - Тебе видней. Тебя не просили сгинуть, будто нечистую силу.
   - Оставь обиду.
   - Оставь свои замашки провидицы. Ты там что-то наинтуитила, и теперь умничаешь. Посвяти меня в свои планы и тогда я, - быть может, - обдумаю твое приглашение.
   - Ты узнаешь все сам, - возвестила таинственная леди. - Увидимся в замке.
   Юноша резко повернулся, чтобы злобным взглядом выказать собеседнице свое отношение. Но никого рядом нет. Обернувшись, не застал и кареты с упряжью. Только лес просеивает туман. Рассерженный, он решительно взял обратный курс, до скрипа стискивая кулаки и зубы. Но, спустя несколько шагов, плюнул и с тем же напором устремился к перешейку.
  
   Порывистый ветер накатывает со всех направлений, желает расшатать и низвергнуть путника в пропасть, затопленную туманом, и от того - бездонную. Края перешейка итак испещрены сколами и трещинами, поверхность бугрится, ноги проскальзывают на мхе и плесени. Зев гигантских ворот приближается мучительно медленно, путь до него будто вытягивается. Настораживает сама крепостная стена; кажется, что едва зайдешь в зону прицельного огня, как над галереей поднимутся факелы, и лучники со скрипом натянут тетиву, метя наконечниками стрел в грудь пришельца.
   Но гнетущее затишье неизменно. Гость благополучно миновал портал городских ворот и на брусчатке внутреннего двора остановился перевести дух. Стоило на мгновение ослабить бдительность, как грохот за спиной сотряс землю - рухнула массивная решетка гирсы и закряхтели створки. Врата гулко захлопнулись, как то бывает в фильмах, посвященных ужасам.
   - Фу, пошлятина, - прокомментировал гость, взялся за края распахнутого кафтана и резко одернул, стряхивая капли дождя.
   На брусчатку не выпадали осадки. Вместо луж на ней скопилась пыль, взметающаяся под шагами. Юноша пошел напрямик к донжону - крепости внутри крепости.
   - Вот, значит, где ты обосновался. Хм... Романский стиль... Основательный, лаконичный, консервативный. Как и владелец замка. Ну, хотя бы не готический, хе-хе.
   Низкие тучи все так же гонимы ветром, безостановочно меняют форму, побуждая головокружение. Будто аномальное явление среди тотальной серости, виден свет огня в узкой прорези окна на втором ярусе замка. Юноша подошел к главному входу, лишенному помпезности. Им оказался простой, не рассчитанный на торжественные шествия, ступенчато-углубленный портал с дверями из досок в полтора человеческих роста. На каждой створке вырезан рельефный герб - дятел с распростертыми крыльями и оттопыренными перьями. Юноша взялся за металлическое кольцо и потянул. Дверь поддалась неохотно.

0.1

  
   Усердное солнце высвечивает коричневые шторы до цвета молочного шоколада. Комната, единственная в квартире, уютна полумраком. Фактурные обои имитируют древесную текстуру; поэтому свое жилище хозяин прозвал Дуплом. Дверцы вещевого шкафа сплетены из лыка, доски паркета выложены елочкой. Кресло-качалка из красно-бурого тиса - единственный предмет роскоши, оплаченный не деньгами, а талантом и тремя месяцами изготовления. Дюжина лакированных дятлов зависла на крепежах. Лесные плотники парят под потолком, или примеряются клювами к стенам. Словно тотемные существа, они стерегут благополучие своего творца.
   Над рабочим столом склонился торшер зажженного светильника-цапли, который с любопытством наблюдает, как острый ножичек снимает стружку с бруска. Еще, над заготовкой склонилась белокурая голова Валентина; взгляд за очками отрешенный и завитки стружки опадают без задумки.
   К столешнице прикручены небольшие тиски. В отдельных полках аккуратно разложены стамески: столярные - прямые и полукруглые; фигурные - церазики, уголки, клюкарзы. Есть под рукой и киянка. Все эти инструменты приобретались постепенно, с годами. Сложно определить, с чего и когда все началось, но юноша хорошо помнил свой первый нож и то, как стругал им палочки в лесу.
   Ныне, единственному владельцу квартиры двадцать три года. Своими достижениями он считал медаль за окончание школы и красный диплом института экономики. Это заслуженные награды за личные подвиги. Но большую гордость юноша испытывал, глядя на свои поделки. Однако для общества они значили гораздо меньше, чем аттестаты.
   Для души служило хобби - занятие, в котором человек находит себя. Да и сам юноша служил резному искусству, вкладываясь в кропотливую практику. Так он стал мастером, способным немного подзаработать своим умением. Но есть изделия, в которые Валентин вложил нечто большее, чем навыки. Они расположены на стене у него за спиной. Контурной, скобчатой и геометрической резьбой украшены ребра трех квадратных полок, прибитых в ряд. Сверху и снизу их поддерживают деревянные кронштейны с орнаментом ажурной резьбы. Но главное то, что поставлено на них.
   Первая древесная скульптура изображает мужчину в домашней одежде. Из закатанных рукавов удрученно повисают руки, испещренные бороздками столь тонкими, что их не нащупать; зато тени, заполняя канавки, видятся густым волосом. Гусиное перо торчит над ухом дужкой лавров. В груди зияет сквозное отверстие в форме сердечной мышцы.
   Вторая скульптура посвящена миловидной девушке. Подол сарафана колыхнулся, спинка игриво выгибается. Тщательно подогнанными пучками приклеены вьющиеся волокна древесины; превращены в прелестные пряди и локоны. Скрупулезно выточенные губы и глаза стали ласковой улыбкой и выразительным взглядом. Трепетные чувства мастера, вложенные в скульптуру, одушевили шедевр. Так получилось, что если долго смотреть на личико, то светлые эмоций девушки начинают казаться фальшивыми.
   Последняя скульптура демонстрирует гладкий бюст юноши в пиджаке, склоненного взглядом к наручным часам. Ниже груди он будто сыпется в рыхлую кучу, словно тело человека становится секундомером песочных часов.
  
   Миниатюрный красноголовый дятел простучал трель в тонкую фанерку. Это прозвучал сигнал стилизованного будильника. Настал момент, когда нужно пройти новое социальное испытание, уготованное вслед за окончанием высшего образования. Речь идет о трудоустройстве.
   Валентин точно знает, что не забросит хобби, но все же не может предвидеть дальнейшей судьбы с новым графиком. Это тревожит. Подбадривает то, что на собеседование он идет к родственнице.
   Мастер отложил очки в футляр, убрал инструмент в ящик стола, подмел стружку веничком. Заранее подготовленный к выходу, юноша поправил брюки, застегнул пуговицы на манжетах рубашки, подтянул узел неброского галстука. Пиджак в июльскую жару будет лишним.
   Валентин погасил светильник и покинул тихую обитель.

2.0

  
   Колышутся огоньки на кончиках свечей; многопалые канделябры развешены вдоль коридора. Гость одернул края кафтана перед тем как толкнуть дверь, расписанную гравюрой с выводком дятлов в сосновом бору.
   Художественная мастерская встретила кромешным мраком. Светильник, чей огонь поманил со двора, потушен, сомкнуты ставни. Свет проливается только из дверного проема; выхватывает край небрежно отесанной мраморной глыбы, словно материализуя в пустой тьме. Юноша не стал заходить; притворил дверь, неприязненно кривя ртом.
   - Разминулись... А так хотелось решить все по-быстрому.
   Каблуки сапог с пряжками гулко цокают по отшлифованному камню; заложив руки за спину, гость вышагивает в крытой галерее. Его тени веером раскрываются на полу - пяти-свечные канделябры развешены на колоннах романской аркады. Гость погрузился в задумчивость и так умудрился сделать полный круг по закольцованному ярусу донжона, более походящему на колодец форта. Здесь все как в музее; и колонны можно считать экспонатами зодчего искусства. Они украшены неявной спиралью, меж витков которой восходит геометрический орнамент, а зубчатые капители каннелюрами-желобками напоминают волнистый край морской раковины.
   Столбы аркады чередуются, пока юноша искоса просматривает сад внутри замка, который виден с высоты второго яруса, сквозь неостекленные порталы высоких арок. С любой стороны он выглядит одичалым. Запущенные кустарники разрослись как сорняки, пучками выше человеческого роста. Деревья высохли, а в ином месте попадаются сожженные молниями пни.
   Дикий сад заслонил ротонду, плющом обвил ее колонны и скульптуры, зеленеющими косами лозы приукрыл купол со срезанной шляпкой. И сейчас, завершив обходной круг, юноша увидел девушку там, где прежде ее не было. В платье цвета морской волны, она присела на кромку пьедестала. Юноша замер на полушаге, подступил к краю яруса.
   - Может оставим прятки-догонялки?! - прокричал он. - Тебе что, скучно?! И где прикажешь мне искать лестницу?!
   Неподвижностью и безмолвностью она намекнула, что ждет неспроста. Юноша недовольно цокнул языком и осмотрелся.
  
   Холод мрамора, пустота выставочной галереи и твердые поверхности, неприспособленные для ягодиц - вот подлинное описание ротонды. Шелестом перешептываются кустарники вокруг; купол ловит их сплетни и передразнивает звенящим эхом.
   Из этого неуютного, но укромного места, леди наблюдает, как гость на втором ярусе скрылся за дверью ближайшей залы. Послышался звонкий отголосок вдребезги бьющейся вазы, брань, а через минуту в проем выдвинулся золоченый край рамы габаритного панно. Выставив холст, который едва поместился в обхвате рук, юноша вернулся на край, словно преследовал целью продемонстрировать живопись. На картине изображен полет дятла.
   Секундное раздумье, и гость прыгнул вместе с ценным произведением искусства, оседлав его, словно ковер-самолет. С диким воплем, спланировал в дебри сада; последовал треск ветвей и рвущегося полотна, а в завершение раздался стук падения.
   Продвижение юноши сквозь заросли можно отследить по сдавленным угрозам и роковым пророчествам. Злобно обламывая ветки, он вырвался на мраморную площадку и пустился напрямик, не замечая ничего, кроме девушки с тонкой диадемой.
   Глядя на свирепого гостя, - крылья носа трепещут, перекошенные очки висят вдоль лица, - девушка не напугалась и малость. Он остановился, поменял зубоскал на высокомерие и чванливо одернул кафтан. А леди поднялась, чтобы подойти, и с материнской заботой смахнуть листья с белокурой головы, убрать соринки с шевронов и рукавов кафтана. Продолжая заботиться, она зашла за спину, и тогда-то гость, наконец, разглядел скульптуры. Исторгнув изумленный вздох, он подался вперед.
   - Это же они!.. Да-да, я узнаю!
  
   Три статуи обступили пустующий пьедестал в центре ротонды. Беломраморные скульптуры возвышаются над восторженным юношей, словно суровые атланты.
   - Вот вы где, мои ненаглядные! Уважаемые дамы и господа... пардон... графы и графини! Извольте принять мои поздравления по случаю редчайшей удачи, выпавшей нашим изголодавшимся по высочайшему эстетизму душам. Судьбой доверено мне стать гидом в этот день... или ночь... Да хрен бы с этим непредсказуемым временем суток! Давайте же поддадимся нетерпению и предадимся блаженству лицезреть редчайшие экземпляры искусства, преданные забвению по указу нашего достопочтенного Святейшества, клин ему в грудь! Итак, первый экспонат - "Отец".
   Юноша, поглощенный сценическим образом, многословный, не скупящийся на фривольную мимику и эмоциональную жестикуляцию, стал расхаживать перед скульптурой усатого мужчины с закатанными рукавами.
   - Кого в наше время, - в любое из времен, - удивишь фразой: "Я рос без отца..."? Ведь этому нельзя даже толком расстроиться, когда столь многие ответят: "Ну и что? Я тоже!". Но все же, пусть и не на поверхности, отпрыски безотцовщины несут горькое бремя, недоумевая о причинах, оправдывающих грех предательства. Но давайте на секунду задумаемся: чему может научить ребенка моральный урод? И все же, один полезный урок преподнесен ради будущей семьи, которую суждено завести некогда брошенному чаду. Те, кто вырос без отца, знают, что это за урок. Ну а счастливчики, не обделенные правом говорить слово "папа" биологическому родителю, пусть перекрестятся, сплюнут за левое плечо и останутся в блаженном неведении.
   Что же касается конкретного отца по имени Артур, то, вырастив нашего горячо любимого скульптора до возраста семи лет, пробыв в браке столько же времени, он бросил семью ради... Нет, не другой женщины - ради литературы! Развод состоялся в 1999 году. Вместе с новой пассией, в 2001 году, он произвел на свет произведение-маломерку "Ультимус", а спустя год скончался, так и не став известным писателем. На данной скульптуре мы видим отверстие в груди, символизирующее бессердечность и инфаркт, подытоживший жизнь на отметке тридцать третьего года. Воистину, нелепая кончина. Я думаю, мы достаточно насладились шедевральной работой мастера, и поскольку лик жалкого расточителя живородящего семени меня несказанно коробит, предлагаю перейти к следующему, поджидающему нашего внимания, экспонату.
   Подманивая руками воображаемую публику, юноша перешел по часовой стрелке ко второй скульптуре, бросая взгляды то на живую девушку, то на мраморную.
   - Позвольте мне, перед тем как я представлю вам эту замечательную леди, сделать небольшую ремарку. На счету скульптора не числится множество завоеванных сердец - это беспрекословный факт. Но ведь представления о "множестве" расходятся у людей, к тому же, следует определить временные рамки. Предположим, двадцать три года. О! Вижу, эрудиты хитро заулыбались. Все верно - именно столько натикало автору к данному моменту. Итак, определимся с так называемым множеством: четыре, десять, двадцать семь? Не стесняемся, голосуем! Кажется, определились некоторые рамки: от пятнадцати до двадцати. Ух, да у нас тут ловеласы собрались, хе-хе. Что ж не буду вычеркивать себя из стана ценителей женских прелестей. Но теперь я внесу дополнение: "завоевать сердце" подразумевает отношения, длящиеся дольше недели, включающие конфетно-букетный период и, - не кидайтесь помидорами, - чувства. Даже с большой буквы - Чувства! Давайте не будем путать любовь с эффектом от смешения похотливой природы человека и эйфории новизны знакомства. И напомню, что любовь с первого взгляда - это великая благодать, редчайшая, как красный флеш роял. Хм... Вижу, некоторые парочки среди слушателей прижались ближе друг к дружке, а другие, наоборот, отстранились. Забавно... Давайте снова вернемся к "множеству". Итак, серьезные отношения, к двадцати трем годам: три, пять, два... Леди энд джентльмены! Позвольте представить: первая и единственная любовь автора - Ве-е-е-еро?ника!!!
   Юноша разразился хохотом, перегибаясь поперек, хлопая ладонями по коленям. Пасмурная погода, гнетущая тишина, печальная история - ничто не мешает ему веселиться от души. Отсмеявшись вдоволь, смахнул слезу, и вновь вернулся в образ оратора, внезапно строгого, хлещущего словами, будто кнутом.
   - И все же, сколь многие из нас сочли бы сие воздержание за ущербность? Кто способен узреть щепетильность порывов, направленных на поиск таких уз, которые противопоставят себя отношениям между родителями автора? Кто из нас незнаком с моментом прощения самого себя за поступки, некогда осужденные собственными устами? Как можно без зазрения совести разбрасывать слова любви, подразумевая только соитие? Люди! Будьте честными! Не надо говорить трепетное "Я тебя люблю", когда правдой будет первобытное "Я, тебя, секс". Здесь нечего стыдиться: если вы нашли подходящего партнера для постижения телесного блаженства - это прекрасно! Но не надо взваливать на себя больше, чем вы способны, в принципе, осознать. Стыдиться нужно не приземленности, а лицемерия... И вот, по сути, я поведал вам об отношениях скульптора и Вики; выдал мораль истории о рыцаре, твердолобом в своем благородстве, и ветреной девушке, - стоит воздать ей должное, - не опустившейся до измены.
   Понурив голову, рассказчик удрученно прошагал до третьей статуи, замер и вдруг оживился, словно подкрутили заводной ключик.
   - А этот достопочтенный хе... то бишь - гер, никто иной, как Александр - друг детства нашего горячо любимого скульптора. Вглядитесь и насладитесь филигранной работой, в особенности на дряблую кучу песка, коей становятся дружеские отношения со временем, если их не подновлять встречами.
   Множество добрых, умильных и курьезных воспоминаний сплели жизни мальчишек; накрепко, как казалось по наивности. Но взрослая жизнь расплела косичку судеб, предотвращая пересечения туманной, но непреложной причиной: "Некогда". С тех пор, как Александр обзавелся пассией, этот аргумент регулярно заканчивал телефонные попытки скульптора назначить встречу. Вот уже два года он не видел своего друга, и год, как перестал слышать, прекратив инициативу бесполезных домоганий. Время показало, что необходимость встречи испытывал только автор, и остается лишь констатировать факт, что дружба Александра была сублимацией отсутствия девушки.
   Белокурый юноша склонился в глубоком поклоне пред выдуманной публикой.
   - На этом наша экскурсия подошла к концу. Надеюсь, вы испытали удовольствие, разглядывая горести творца в экспозиции, которую я назвал бы так: "Все уходят...".
  
   Девушка одобрительно похлопала в ладоши.
   - Рада видеть тебя несломленным долгим изгнанием.
   - Тосковала по мне?
   - Да.
   Ее шаги отозвались волнующим постукиванием каблуков по мрамору. Девушка остановилась перед юношей, без робости посмотрела в его смеющиеся глаза.
   - Хех... Ты просто Леди Прямота. За это я тебя уважаю как никого.
   - Я неспособна лукавить. Это не моя стезя.
   - Словоохотливостью тоже не грешишь. Какова причина твоего приглашения? Я до сих пор теряюсь в догадках. Уверен, ты не могла забыть, что меня объявили баламутом, нарушителем покоя, мол, я вечно принуждаю заниматься самокопанием, надоел, изыди. Его Параноидальное Величество решил, что я на стороне тех мучителей, чувства к которым запечатал в статуи. Да я ненавижу этих сволочей в стократ сильней, чем он сам! Будь я на его месте - удавил бы каждого!
   - Ты бы не сделал этого.
   - Может ты и права. Да только его вариант бегства от терзаний еще более глуп, даже более того - откровенно туп! Невозможно забыть всего, что случилось в прошлом! Даже забетонированная, облаченная во мрамор - неотработанная боль остается. Посмотри на эти скульптуры несчастных людей! Сколько боли в мире! Она таится внутри каждого человека. Она вокруг. Ее целое море, - необъятный океан! - она проникает абсолютно во все, заражает добродетели: дружбу, доверие, любовь, узы семьи, сострадание, искренность, желание помогать. Боль есть во всем. Она может притаиться осиротевшим щенком в коробке, давить на жалость, она может верным псом служить своему хозяину, облаивая незнакомцев, может сторожевым цербером защищать логово хозяина, а может и сожрать его, как некормленая бойцовская псина.
   Девушка едва заметно улыбнулась.
   - Ты все так же проницателен.
   - Значит, ты позвала меня, чтобы я причинил ему боль? Так что ли? А после - и меня во мрамор?
   Юноша стремительно миновал расстояние до пустующего пьедестала, резво запрыгнул.
   - Это местечко приготовлено для меня? Отлично! Молодцы! Передай ему мое пожелание - хочу быть запечатленным на ретивом коне, вставшем на дыбки. И с палицей. И чтоб в плечах пошире.
   На щеках девушки наметились ямочки, обаятельно сморщился носик. Улыбка расцвела ярче, вот-вот станет ослепительной.
   - Что ты смеешься?
   - Нам всем недоставало твоего юмора и экспрессии.
   - Ну конечно. Я же для вас всех шут гороховый.
   - Разумеется нет. Просто очень ловко им притворяешься.
   Юноша соскочил с постамента.
   - А теперь давай серьезно. Коли ты говорить ничего не хочешь, будто напыщенный от мудрости буддистский священник, давай я поделюсь своими размышлениями. Этот пустующий постамент предназначен для будущей скульптуры, работа с которой уже началась в мастерской. Судя по всему - в этом главная зацепка. Лжесоветник все еще не показался, значит у него все в ажуре. Ни он, ни Его Величество о моем присутствии не догадываются, и дабы не привлечь их внимания, ты общаешься со мной односложными предложениями, не погружаясь в проблему.
   - Я должна максимально подавлять тревогу, дабы не колыхать эмоциональный фон Валентина.
   - Ура, хоть какие-то пояснения. Ты, конечно, всегда увиливала от аргументации, но нынешнее поведение - перебор даже для тебя. Будто сама с собой разговариваешь. Значит, ты даешь мне время подготовиться и собрать информацию.
   - Времени осталось мало.
   Девушка запрокинула голову и присмотрелась к небесной серости в дыре купола ротонды; юноша последовал ее примеру.
   - Скоро все начнется, - посудила леди, замечая ей одной известные признаки. Гость опустил взгляд за ненадобностью, заметил, что контур силуэта собеседницы утратил четкость, фигура стала просвечивать, растворяться в воздухе, исчезать. Будто бы окружающий мир поведал ее заключительные фразы:
   - Встретимся в апартаментах. Ты должен кое-что увидеть, Нит.
   - Нит?! - гость ошеломленно дернулся. - Это мое имя?! Ответь мне!!!
   Но рядом уже никого нет.

0.2

  
   Комплекс зданий из красного кирпича, сохранивших добротный облик со времен Октябрьской революции, образуют просторный двор с разметкой парковочных мест. Постройки, некогда принадлежавшие шелкопрядильной фабрике, отданы теперь сфере услуг; на козырьке одного из зданий, которое в прошлом было цехом, красуется вывеска фитнес-центра.
   Миновав стеклянные двери входной группы, Валентин остановился перед стойкой ресепшена. Невысокая девушка-администратор приветливо заулыбалась юноше; выдающаяся грудь натягивает ткань рабочей футболки, к которой прицеплен бэйдж с именем Анастасия.
   - Добрый день, чем могу помочь?
   - Здравствуйте. Мне назначена встреча с директором Чебрецовой Еленой Викторовной. Подскажите, как мне пройти к ней в офис?
   - Одну минуту, - девушка взялась за телефон и отстранилась.
   Валентин осмотрелся. Стены выкрашены темно-оранжевой краской, потолок разлинован решетками грильято. Стоят автоматы, продающие спортивное питание и напитки, а так же всякие полезности, вроде геля для душа.
   - Директор готова принять Вас у себя в кабинете, - известила Анастасия. - Сейчас Вам нужно пойти вдоль коридора. Видите боковую лестницу? Поднимитесь по ней на третий этаж и поверните направо. Пройдете вдоль велотренажеров, и там начнутся офисы. Вам нужна третья дверь.
   - Слева или справа?
   - Там только одна стена.
   - Понятно. Благодарю.
   Планировка здания проста, заблудиться невозможно. Лестничный марш, зигзагом ступеней, соединяет все три этажа. Валентин поднялся на верхний и оказался на проходном балконе атриума.
   Он подступил к перилам, чтобы свысока окинуть взглядом центральный зал, разбитый на четыре сектора. В левом - на полу выстелены татами. Адепты школы Айкидо, - в белых кейкоги и с разноцветными поясами, - пытаются схватить противника за ворот или рукав, но получают отпор и кубарем грохаются на твердые маты, оказываясь пленниками болезненных заломов. Дальше следует сектор с тренажерами; спортсмены пыхтят под увесистыми штангами, резво воздевают себя, чтобы выглянуть над турником, брутально тягают гантели. Третий сектор - скалодром; выше антресоли, почти вплотную к крыше, возведена угловатая арка с зацепами вдоль стен и под сводом. Последний сектор - футбольное поле с воротами и прорезиненным покрытием; правда сейчас посередине натянута сетка, и парные команды теннисистов, взвизгивая кроссовками при торможении, лупят ракетками желтый мячик. На этом заканчивается территория атриума, но на втором этаже, в зале за панорамным остеклением, Валентину видна еще одна группа занимающихся.
   На цветных ковриках, спинами кверху, лежат молодые женщины и немногочисленные юноши. Головы повернуты в сторону инструктора. Она, - стройная, красивая девушка, - говорит им что-то и начинает без усилий выгибаться, упираясь руками в пол и не поднимая бедер. Ученики повторяют асану с разным успехом, но никто не может воспроизвести и часть той пластики, которой одарена девушка-тренер. Она с легкостью усложняет позу, начиная сгибать колени, вытягивая мыски и пальчики на них, превращаясь в прекрасный полумесяц.
   Ничто не могло отвлечь встревоженного взгляда Валентина; разве что время, о котором вспомнил внезапно. Юноша вырвался из наваждения, испытывая волнение, которого не было минуту назад.
   Оставив позади череду велотренажеров и беговых дорожек, Валентин отсчитал третью дверь и постучался.
  
   - Добрый день, Елена Викторовна.
   - Здравствуй, Валентин. Рада видеть тебя. Заходи.
   Женщина в элегантном деловом костюме поднялась из-за стола, чтобы поприветствовать крестника скупыми объятьями. Благодаря уходам в салонах красоты, а так же использованию тех услуг, организацией которых занималась - ее внешность сильно разнится с паспортным возрастом. В действительности, крестной - тридцать шесть. Взгляд ее строгих глаз привык выказывать легкое недоверие, выдерживающее дистанцию со всяким собеседником. Закрытость прочно села в манере Елены держаться с людьми, но для крестника она постаралась смягчиться.
   - Как Ваши дела? - опередил аналогичный вопрос юноша. - Как здоровье дяди Степана?
   - Все хорошо. Ты, я слышала, окончил университет с красным дипломом.
   - Да.
   - Прими мои поздравления, коллега.
   - Благодарю Вас. Вы ведь тоже располагаете дипломом экономиста?
   - Так и есть. Хотя первые два курса отучилась как психолог. Сделать тебе кофе?
   С языка едва не сорвался ответ, что сердце и без того бьется истово - вот-вот выскочит из груди.
   - Нет, спасибо.
   Капсульной кофемашиной Елена воспользовалась для себя, жестом руки предлагая сесть. Так ненавязчиво начинались испытания: Валентин знал, что приставленный боком стул нужно повернуть и сесть напротив начальника не вполоборота, а прямо. Так же следует положить руки на стол, как жест уверенности и открытости. Все эти важные мелочи Валентин исполнил и уловил одобрение во взгляде Елены.
   Теперь настал черед прощупать характер хозяйки офиса. Юноша обратил внимание на стандартный набор офисной мебели в кабинете: не больше и не меньше, чем нужно для ведения документаций и собеседований. Интерьер умалчивает о личном.
   Аромат крепкого эспрессо струйкой пара взвился над чашечкой-демитас, растекся по кабинету. Елена опустилась в кресло, пригубила эликсир бодрости, придерживая чашку за фарфоровое ушко одной рукой, и блюдце - другой.
   - Значит теперь ты - дипломированный специалист в области экономики?
   - Именно так.
   - Чем планируешь заняться?
   - Я хочу устроиться на работу в Ваш фитнес-центр.
   - На какую должность?
   - На должность менеджера.
   - Мм... Пожалуй, у меня есть такая вакансия. Но ты точно готов взять эту ответственность?
   - Точно буду готов после стажировки на должности администратора.
   Елена чуть вскинула бровку. Юноша продолжил:
   - Дабы не быть голословным, я бы хотел продемонстрировать Вам качества и знания успешного выпускника не только бумагами, но и делом. В любом случае, перед тем как начать руководить персоналом, мне необходимо пристально ознакомится с "кухней". На сайтах кадровых агентств я нашел Ваши объявления, в которых сообщалось, что Вы ищите администраторов.
   Едва тронутые помадой губы смягчились; это еще не улыбка, но признак расположенности.
   - Будь все кандидаты такими, как ты... А-то приходят кое-как получившие образование девочки и мальчики, со знаком доллара в мутных глазах, без какого-либо опыта работы или малейшего представления об организации взаимодействия людей. Даже правильное предложение с трудом могут построить, к собеседованию готовятся только гардеробом, а не мозгами. Будто в наем берут за красивый галстук или укладку волос. Ох-х... Ничего удивительного - поколение москвичей, почти целиком, махнуло учиться на "юристов-экономистов". Разве в самом начале обучения им не сказали, что только 6% населения мира, по статистике, имеют склонность к предпринимательской деятельности. Вот куда себя записывают эти мальчики и девочки? Можно подумать, будто Москва - мировая столица экономики. Ладно... Не стоило скидывать на тебя все это. Спишем на то, что ты родственник и уж весьма тронул меня своим подходом. Уважил. Но имеешь ли ты представление о том, что подразумевает работа администратором?
   - Во время учебы, я проходил практику в студии красоты на должности помощника администратора. Знаю, что это нелегкий труд. Я не думал о нем с пренебрежением, когда выдвигал свое предложение.
   - Что ж... Не могу от него отказаться. Слишком оно удачное для моего дела. С таким помощником бизнес пойдет в гору. Я заинтересована в тебе как в ценном сотруднике - а ведь это такая редкость для работодателей, радеющих над своими детищами.
   - Благодарю. Я очень признателен за эти лестные слова.
   Елена сделала глоток эспрессо, но остывший напиток не порадовал вкусом, и она отстранила чашку с блюдцем.
   - Перечень документов, я думаю, ты собрал заранее.
   - Они уже подготовлены дома. Принесу в конце испытательного срока.
   - Мог не скромничать. Приноси все необходимое для оформления по ТК и можешь считать себя полноправным администратором. Но я буду надеяться, что ты как можно быстрее подготовишься к должности управленца. Когда тебе удобно встать в смену?
   - Если есть такая возможность, я бы хотел приступить сегодня же.
   - Этим ты окажешь мне услугу.
   - Тогда я готов.
   - Договорились. К вечеру я подготовлю для тебя перечень правил клуба и должностные обязанности. А сейчас, пойдем в подсобку - выдам тебе униформу. Потом передам тебя администратору Настя, она расскажет все необходимые нюансы.
   Несмотря на логическое завершение разговора, собеседники не покинули мест. Юноша специально выдерживал паузу "робости", обозначая смятение перед тем, как коснуться вопросом деликатной темы.
   - Я хочу просить Вас не распространяться о наших с Вами родственных связях.
   - Чем обусловлена эта просьба?
   Елена прищурилась на миг. Блестяще-прозрачные ноготки выстучали трель по столешнице.
   - Я бы хотел, чтобы коллектив формировал мнение обо мне, в первую очередь, исходя из моих поступков.
   - Что ж... Ты, безусловно, прав. Хотя это удивительно, что ты отказываешься от надежного щита.
   - Так называемый щит, как правило, имеет противоположное действие. И дабы не навлекать пересуды на себя и на Вас, я выдвигаю эту просьбу.
   - Хорошо. Но и у меня будет просьба. Именно просьба крестной матери к своему крестнику. Ты очень эффектный молодой человек, хоть это и не бросается в глаза сразу. Неглупые девушки сразу начнут питать к тебе интерес. А если ты, вдобавок, решишь позаниматься с тренажерами, наберешь мышечную массу - мало кто тебя пропустит. Девушки у нас работают молодые, симпатичные, интересные... В общем, думаю ты понял, к чему я клоню. Я не могу тебе запретить служебный роман, но, будучи твоей родственницей, я прошу тебя задуматься над моей просьбой: не вступай в интимные связи с будущими подчиненными.

3.0

  
   Мостом над брусчаткой перекинулся крытый переход. Он ведет гостя к Западной башне, делящей крепостную стену надвое.
   Цилиндрический свод перехода, освещенный и закопченный факелами, по обе стороны держат витиеватые аркады: дуги архивольтов прошивают друг друга, словно стежками, а из точек пересечений опускаются заостренные арки - прообразы готического стиля.
   В конце поджидал выступающий дверной проем с треугольным фронтоном, увенчанный коньком гротескной головы дятла - с циничными человеческими глазами, с курносым клювом из двух завитков, словно птица отдолбила свой столярный инструмент. Вытянутая дверь имеет на вершине силуэт плеч и головы, левая створка приотворена; впервые юноша встретил знак гостеприимства, улыбнулся, просовывая пальцы в щель.
   На том гостеприимство закончилось. Парадный зал сумрачен. Призрачный свет ложится на гранит напольной мозаики, процеживаясь сквозь узкие лепестки ланцетных окон. Скомпонованные по три, - два метровых окошка по обе стороны от полуторного, - они углублены в проемы со скосами, окаймленные кокошниками шевронов. Стекла, скрепленные свинцовой сеткой горбыльков, залиты сплошной серостью небесной пелены, и лишь благодаря полудюжине тройных окон, освещение позволяет ориентироваться в зале; но не более того - декор стен и потолка тонет во мраке.
   Эхо шагов гулко раскатилось в просторном помещении, разлетаясь и тут же настигая юношу. Он прошел к широкой лестнице, выдвинутой из стены, закрученной внутри круглой башни. Поднимаясь по ступеням, гость посматривал на геометрическую мозаику, с возрастанием высоты начиная признавать в ней изображения парящих дятлов. Над головой тоже оказалась мозаика.
   "Не тоже, а та же", - поправил себя юноша, приглядевшись к отполированной поверхности, похожей на амальгам и обладающей неплохими отражающими свойствами.
   Винтовая лестница провела над входным туннелем и завершилась антресольным балконом, где нашлась очередная приоткрытая дверь. Внутри крепостной стены, юноша прошел анфиладу малых комнат, которые в достатке обходились одним приземистым ланцетом не крупнее бойницы; но интересоваться декором и интерьером не стал, замедлил шаг лишь в северо-западной башне - в королевских апартаментах.
   Вошедшего встретил кабинет монарха. Здесь хранятся географические карты, свитки, измерительные приборы для различных мер; в центре - большой глобус и прочая утварь, безынтересная для гостя. Он сразу спустился вниз по винтовой лестнице, чтобы оказаться в опочивальне.
  
   Королевское ложе прикрыто молочным шелком балдахина на консолях. Он походит на сплошную паутину - все здесь покрыто матовым напылением бренности и запустения. Проходя мимо тисового кресла-качалки, гость задел его и тем испачкал рукав пылью. Портьера, обрамленная вдоль карниза кружевным ламбрекеном, отведена в сторону; сваг из тончайшей ткани повисает над дверным проемом, колышется от ветерка, приносящего мелодию девичьего голоса.
   Ее простой, но чувственный напев стал бальзамом для слуха, уставшего от въедливой тишины. Юноша не промедлил в опочивальне и оказался на личном балконе королевской особы.
   Полукруглый козырек балкона невелик. Девушка сидит на высоких перилах, вполоборота к пропасти, смотрит вдаль и музицирует. Гость приблизился осторожно, стараясь вписаться в спокойную атмосферу. Положив ладони на холодный мрамор перил, он молча окинул взором простирающийся пейзаж. Из-за облачности и тумана складывается впечатление, что мир не сотворен ни под ногами, ни над головой, а горные пики вдали зависли в пустоте, словно аномалии.
   Вдруг, блеклое пятно солнца стало наливаться яркостью, ярой мощью. Подобно мифическому атланту, метнувшему дротик, светило пробило лучом облачный потолок. Оставляя не зарастающую брешь, исполинское копье желтого света воткнулось в скалу под замком. Второе копье угодило в пропасть, жаром пронзило туман, выпарило широкий колодец во мгле.
   И вот лучи принялись решетить пелену - десятки, сотни желтых спиц прокололи завесу. Солнечный свет хлынул в прорехи, затопил мир. Клочки серости разметало по небосводу, но им не сбежать - испаряются быстрее, чем отползают в верхние слои атмосферы.
   Юноша и девушка стали свидетелями сотворения мира; за несколько минут небытие наполнилось четкими гранями и сочными красками. Далеко внизу, у подножья скалы, теперь виден густой лес. Впереди, меж горных пирамид, зеленеет долина, и на ней искрится речка. Сказочный пейзаж дополняет триумфальная арка разноцветной радуги, возвещая о конце ненастья. Птицы тут же принялись летать и щебетать, словно только и ждали этого момента.
  
   Гость обнаружил мечтательную улыбку, незаметно закравшуюся на его лицо. Он взгромоздился на балконное ограждение, подражая девушке, которая по-прежнему мурлычет песенку. Диадема, ярким цветом золота, сливается с русыми волосами, кажется продолжением замысловатой прически, заколотой шпильками с драгоценными камнями.
   - Спасибо за приглашение, - сказал он. - Здесь, воистину, прекрасно.
   Ее улыбка легка и светла. Но было и то, чего юноша увидеть не ожидал; на щеке поблескивает мокрая дорожка. Две слезинки сверкают бриллиантами на мраморе парапета.
   - Я истосковалась по яркому свету, - объяснилась девушка, вытирая щеки. - Но я не буду горевать. Я хочу насладиться солнцем, пока оно здесь... пока не исчезло надолго...
   Вопреки речам, меж слов встреваю всхлипы; и глаза не просыхают - возжелали умываться грустью, находя в рыдании избавление от осадка горечи. На этот раз, девушка не исчезала, а закрывая лицо ладошками, через королевские покои, через переходы анфилады, унеслась прочь.
  
   Преодолев порыв броситься вдогонку, обнимать и успокаивать сладкими речами, а заодно, тихо сапой подбираться к тайне его имени, юноша остался на балконе. Но не для того, чтобы продолжать любоваться дивной природой.
   Он соскочил с перил, чтобы прохлопать карманы кафтана. В одном из них он отыскал пипетку. С хирургической аккуратностью, юноша коснулся носиком бугорочка слезинки на перилах; вобрал одну, другую. Очки сложил, продел дужку оправы между верхними пуговицами камзола. Запрокинув голову, юноша поднес пипетку над глазом. Придерживая пугливое веко пальцем, сжал резиновый наперсток. Соленые капли затекли в слезники, заставили усиленно моргать.
   Первую секунду ничего не происходило, как вдруг глазная резь жуткой болью воспылала, побуждая давить веки ладонями. Юноша зашипел сквозь зубы, ожидая затихание мучений; но они лишь возрастают, вспыхивают, подобно костру, орошенному керосином. Страдалец отнял руки от лица, попытался открыть распухшие веки, но те, истово трепеща, не размыкаются шире узкой щели. Пальцы принудили распахнуться - увечные зрачки тут же закатились наверх, юркнули под спасительный покров. Глазные яблоки залиты кровью из лопнувших капилляров, белок всецело стал ярко-алым. И ничего не помогает, становится только хуже, и боль, просочившись внутрь черепной коробки, вонзилась длинными иглами в мозг.
  
   Вместе с агонией, боль, позаимствованная у девушки, принесла видение... Болезненно худая, отощавшая до костей, томится девушка на жердочке за решетками птичьей клети... К плахе нагнулось тело в зеленом кафтане, застыло на четвереньках, плотно примыкая шеей к лезвию тяжелого топора, торчащему в колоде... Хозяин замка, сменив королевскую мантию на драное тряпье, прикован кандалами к чугунному ядру, позвякивая цепями на манжетах, ваяет молоточком и зубилом очередной скульптурный штамп...

0.3

  
   "Пришел. Увидел. Победил!".
   Заезженный афоризм вызывает улыбку у Валентина, что весьма кстати, поскольку улыбка стала рабочим инструментом. Будучи гостем фитнес-центра каких-то полчаса назад, теперь он сам встречает гостей. На нем темно-оранжевая футболка с логотипом спортклуба, а на стойку ресепшена смотрит с внутренней стороны. Анастасия дала инструкции экспресс курсом, и теперь задача новоприбывшего постепенно практиковаться в общении с клиентами.
   Первое впечатление наставницы сложилось негативное. Девушка решила, что парень - бабник. Он то и дело метал взгляды в сторону лестницы, стоило начать спускаться дамам. При этом жутко щурился.
   - Ты так смотришь, будто хочешь кого-то подкараулить и поколотить, - заметила Настя, примеряя маску невинной улыбки.
   - Нет, это не так, - смутился Валентин. - У меня зрение слабое.
   - Вот оно что. Почему не носишь линзы?
   - Я для них слишком старомоден, - с интонацией шутки юноша выдал правду.
   - А-а. Когда я училась в техникуме, у нас был парень, который принципиально писал лекции карандашом, а не ручкой. Его прозвали Бобром, потому что карандаши всегда были изжеваны. И, похоже, в этом заключалась главная причина его принципиальности.
   - У меня таких скрытых умыслов нет, уверяю. У меня есть очки, но я пока не пробовал оправу на зуб.
   Они обменялись милыми улыбками и перенесли их на вошедших гостей, прерывая беседу работой. Отвечая на вопросы клиента, Настя заметила, что ее помощник опять таращится на лестницу.
   "Да что с ним такое? Вроде нормальный парень, кажется воспитанным, и если не умный, то хотя бы не тупой. Попробую намекнуть, чтобы прекратил пялиться баб".
   - Почему не носишь очки все время?
   - Это вредно для глаз.
   - А я слышала, что постоянно щуриться тоже вредно.
   - Честно говоря, мое зрение меня устраивает. Я называю его "Без подробностей".
   - Хи-хи.
   И хотя шутка понравилась, Настя признала, что юноша "соскочил", вполне сознательно увильнул от намека. Намеренно, он прячет кисти за спиной, потому что те дрожат.
   "Может он извращенец?.."
   Как бы то ни было, Насте порядком надоели эти взгляды.
   - Послушай...
   Но заметно, что он не слышит. Анастасия проследила за его взволнованным взглядом.
   По лестнице спускается Анна - инструктор по йоге. Тренировочная одежда обтягивает стройную фигуру. Лодочки-балетки мягко касаются ступеней мысками, отчего движения бедер приобретают кошачью грацию. Темные волосы кончиками поглаживают плечи; прическа, - не дрессированная утюжками и плойками, - пышна. Здоровой коже лица чужд макияж, чувственные губы сочны красками без помады, без румян румянятся щеки.
   Пока она подходила к администраторской стойке, юноша активно делал вид увлеченности рабочим процессом, словно необходимым стало именно сейчас изучить прайс-лист и текущие акции. Но безвольно косил взгляд, когда Аня поздоровалась с Настей объятьями.
   - Приветик.
   - Привет. Как прошло занятие?
   - Замечательно!
   - Извини, что я пропускаю. Мне совестно.
   - Не стоит извиняться. Ты же занимаешься для себя, а не для меня.
   - Просто мне и самой жалко...
   - Так тебе жалко или совестно?
   - И то и другое.
   - Эх-х... Придется мне на следующем занятии вытягивать твое "жалко" и выпрямлять твое "совестно".
   Девушки посмеялись. И вот настал черед, когда этично проявить интерес к незнакомому юноше.
   - С новым помощником у тебя появится больше свободного времени, - весело заметила Анна.
   Без преувеличения, юноша физически почувствовал ее взгляд - тело отреагировало подобием озноба. Но он собрал всю свою смелость, чтобы выглядеть обаятельно.
   - Добрый вечер. Меня зовут Валентин.
   - Очень приятно. Аня.
   Не задумываясь, он протянул ладонь. Не самый элегантный жест, но Аня решила поддержать разволновавшегося новичка и ответила на рукопожатие. Она не ожидала, что Валентин поцелует ее ручку, и тем приятно удивит.
   - Как же тебе повезло с помощником, Настя.
   - Не знаю. Моей руки никто не целовал.
   - Приношу извинения, - сказал юноша. - Я позволил себе лишнего.
   Тем не менее, выглядит Валентин скорее довольным, чем кающимся. Его прямой взгляд доходчиво говорит, что переиграл бы ситуацию лишь для того, чтобы вновь повторить ошибку. Такая самоуверенность, облаченная в галантность, понравилась Анне.
   - А знаешь, я искренне тебе желаю почаще позволять себе подобные порывы.
  
   Ресепшен заслоняет истово дрожащие колени Валентина. Анна ушла переодеваться, а спустя несколько минут, прошла мимо по направлению к выходу. Прощаясь, она не проигнорировала юношу, оставив робкую надежду, что ему досталась улыбка чуточку иная, нежели та, которая предназначалась Анастасии.
   Пропуская Анну, стеклянную дверь придержал высокий юноша. Он зашел в клуб с длинным чехлом за спиной. И хотя Валентин видел подобное только в фильмах, он догадался, что у парня восточный меч. Черная лямка перечеркивает грудь наискосок, над плечом выглядывает рукоять.
   Удивление сменилось опасением, когда Валентин присмотрелся к гостю - лицом совсем не добрый, хмурый, с тяжелым, давящим взглядом. Вошедший откинул обод громоздких наушников на шею; Валентин услышал из мембран громыхание металла и надсадный рык вокалиста. Все же, когда обратился к администраторам, выражение его лица преобразилось; но под маской вежливости по-прежнему ощущался напор ярости.
   - Здравствуйте, - поприветствовал гость, протягивая пластиковую карту членов клуба.
   - Добрый вечер, - Валентин пронес штрих-код под лучом бипера. - Позвольте сообщить, что на Вашей карте не осталось оплаченных занятий.
   - Все верно, - добродушно объяснил юноша. - Это потому, что я - инструктор. Думаю, Ваша коллега сможет подтвердить мои слова, - с этими словами он обратился к Насте.
   - Конечно... Александр...
   Крылья носа чуть дернулись - ни чем другим не проявилось недовольство юноши, которое Валентин ощутил столь сильно, что поспешил переключить внимание на себя.
   - Приношу свои извинения.
   - У Вас для них нет причин.
   - Вот Ваш ключ от шкафчика и жетон на полотенце.
   - Премного благодарен.
   Тренер отправился не к основной, а к угловой лестнице, ведущей к залам для боевых искусств.
   - Он ведь инструктор по Айкидо? - спросил Валентин у Насти.
   - Не совсем. Это какое-то Катори. Или Кобудо. Не знаю точно. Он тоже ведет группу по боевым искусствам, но, вроде бы, отдельно от остальных инструкторов.
   Валентин посмотрел расписание, но не отыскал ни "катори-кобудо", ни даже Айкидо. Настя подсунула другую распечатку.
   - Вот расписание инструкторов по боевым искусствам. На отдельном листе. Они как бы сами по себе.
   - Арендаторы?
   - Вроде. У них отдельный куратор, который согласует деятельность всех тренеров. В том числе и того, которого ищешь. Только он еще больше сам по себе.
   - Субарендатор?
   - По моему, нет. В общем, точно тебе не скажу.
   - Судя по расписанию, его зовут Алексей.
   - Алексей! Блин... А я назвала его Александром. Почему он меня не поправил?
   Продолжать обсуждения стало тяжело, потому что с приближение восьмого часа очередь клиентов выросла. Валентин подключился к рабочему процессу, примечая среди гостей еще нескольких с чехлами за спиной. Он насчитал трех ребят, - таких же хмурых, - и одну девушку.
   А потом над головой прогрохотало, и дружный рев донесся сверху. Валентин переполошился.
   - Началось, - закатила глазки Настя.
   - Что началось?
   - Это как раз таки тренировка его группы.
   Их было всего пятеро, но дружный боевой выкрик, взрываясь каждые три секунды, заглушал фоновую музыку клуба. Потолок стал подрагивать от синхронного топота.
   - Как они умудряются так пробивать татами?
   - У них нет татами. Над нами находится сквозной зал для настольного тенниса. Там прорезиненное покрытие.
   - А причем здесь теннис?
   - Я подробностей не знаю. Хочешь, поинтересуйся у него самого.
   Валентин подумал, что если ему хватило смелости поцеловать ручку незнакомой красавице, то пообщаться с угрюмым самураем - плевое дело. Сейчас он чувствовал себя как никогда уверенным.
  
   Он все прислушивался к звукам над головой, делая предположения. В начале, группа отрабатывала одинаковые для всех ударные движения, начиная размеренно, а затем ускоряясь. Спустя час, выкрики и топот стали разрозненными, а значит - началась работа в парах. Иногда доносился победный выкрик: "ТО-О!". Как и в прочих, в нем слышался дикий задор.
   - Весьма неплохо заряжает, - поделился впечатлением Валентин.
   - Скорее напрягает.
   Сейчас у администраторов затишье; последний рывок начнется ближе к закрытию, когда все потянутся к выходу. Настя решила не тратить время и села подводит суточный отчет.
   - Ты материалку еще не подписывал? - с наигранной надеждой спросила девушка.
   - Разумеется, нет. Кто меня допустит к кассе в первый день стажировки?
   - Э-эх-х...
   Вальяжной походкой к ресепшену подкатил парень. Он облокотился на стойку и навис над Настей, почавкивая жвачкой прямо перед ее лицом.
   - Приветик, Настёна!
   Фамильярность отозвалась антипатией в душе Валентина; он сразу придрался к коротеньким шортикам и приталенной футболке. Настя тоже не выказала радости.
   - Привет, Антон.
   - Как дела?
   - Работаю.
   - Все получается?
   - Получится, если отойдешь.
   - Да у тебя все равно все получится. Ты же молодчинка.
   - Сам ты... молодчинка. Ты меня отвлекаешь. У тебя других дел нет?
   - Занятие провел, отдыхаю теперь.
   - У тебя же еще числятся люди на скалодроме!
   - Без меня управятся.
   - А кто следит за техникой безопасности?!
   - Да я на пару минут. К тебе вышел.
   - Иди обратно.
   - А чё ты злишься-то я не пойму?
   Валентин не мог больше подавлять отвращение:
   - Уважаемый. Финансовый отчет требует собранности. В случае ошибки, администратору предъявят штраф. Вам лучше не мешать своей коллеге.
   Сухопарый Антон осадил дерзкого новичка угрожающим взглядом.
   - Я чё-то не понял, ты кто вообще?
   - Я тот, кто в случае инцидента на скалодроме, первый укажет на тебя пальцем.
   Парень потемнел.
   - Ты попал, болтун.
   Антон удалился расслабленным шагом, демонстративно разводя сильные, но не такие уж объемные руки. Совсем себя не узнавая, Валентин захотел рассмеяться ему в спину.
   - Не надо было этого делать, - холодно сказала Настя.
   Ее губы сжались от негодования.
   - Приношу извинения за инициативу, - с достоинством ответил Валентин.
   - Очень уж ты инициативный: ручки целуешь, заступаешься. Может хватит красоваться?
   - Не злись. Я больше не встряну в ваши отношения. Я осознал ошибку.
   Настя метнула острый взгляд на юношу, отвернулась, чтобы надолго замолчать.
  
   Держа в руках жалобную книгу, Валентин удрученно уставился на обложку. Тяжело вздохнув, Настя подняла глаза на циферблат настенных часов, мысленно подгоняя ход стрелок.
   - Убери ее подальше, - обронила она. - Сейчас будет не до этого.
   Накануне закрытия, гости зачастили к администраторам; им обоим вновь пришлось натянуть улыбки. По угловой лестнице спустился Алексей с немногочисленным эскортом своих учеников-ребят. Двое, - по виду старшеклассники, - прошли мимо, мазнув по Валентину взглядами полными презрения. Они сдали полотенца за всех и вернулись с четырьмя жетонами. Меняя жетоны и ключи от шкафчиков на именные пластиковые карты, Валентин обратился к инструктору:
   - Алексей, я бы хотел еще раз извиниться за сегодняшнее недоразумение.
   Юноша пытливо прищурился, затем повернулся к своим ученикам.
   - Подождите меня на улице.
   Школьники незамедлительно выполнили указание, но третий ученик, молодой человек двадцати пяти лет с излишним весом, остался позади.
   - Как я могу к Вам обращаться? - начал Алексей.
   - Меня зовут Валентин.
   - Валентин, у меня имеется просьба. Дело в том, что я испытываю неловкость перед своими учениками, когда не могу обеспечить им должные условия для тренировки. Для этого необходимо предотвратить хождение посторонних людей через зал во время наших занятий.
   Подопечный Алексея подался вперед с агрессией.
   - Передайте им, что они рискуют случайно получить палкой по голове! И мы будем не виноваты, что они сунулись к нам в разгар тренировки!
   Алексей строго перебил наступление ученика, отстранил его от стойки.
   - Никто не получит по голове. Но это не хорошо, что мы вынуждены приостанавливать работу с оружием, пока кто-то сокращает переход посредством нашего зала.
   Пухлик-скандалист решил поднадвить ради торжества справедливости:
   - Это просто неуважение! Почему мы вечно должны бодаться с пинпонгистами, объяснять, что у нас занятия по расписанию?! И почему нашу группу вечно гоняют по залам, как собак бездомных?! Это не наши проблемы, что у вас недостаточно мест, а вы продолжаете набирать инструкторов! Мы платим деньги так же, как остальные! Что это за обращение?!
   Визгливые возмущения, набирающие обороты, стали привлекать внимание посетителей. Некоторые начинают задумываться, на чью сторону встать, чтобы постоять за справедливость и, заодно, выговориться, наораться. Настя затравленно смотрит на Валентина, посылая мысленные приказы к незамедлительным действиям. Всех опередил Алексей.
   - Вова! - гаркнул он на ученика. - Выйди и жди меня снаружи!
   Встретив суровый взгляд учителя, Владимир ушел. Алексей приблизился к Валентину для тихого разговора:
   - Я не думаю, что в сложившемся виноваты администраторы. Тем более Вы, не успевший даже бейдж получить. Прошу Вас передать мою просьбу тем людям, которые могут повлиять на ситуацию положительным образом.
   - Разумеется, Алексей. Для надежности, напишите заявление, которое я вручу руководству.
   Валентин с готовностью положил на стойку лист бумаги и ручку, но тренер не претронулся к ним.
   - Анастасия, - со вздохом обратился Алексей. - Скажите, пожалуйста: Вы передали мое заявление руководителям?
   - А когда Вы его оставляли?
   - Месяц тому назад.
   - ... Конечно, передала.
   - Значит ли это, что бездействие руководства можно рассматривать как отказ в выполнении собственных условий договора?
   - Не думаю... Может заявление потерялось... Напишите еще одно на всякий случай.
   Алексей перевел внимание на Валентина, пренебрегая продолжением беседы с девушкой.
   - Как видите, сами по себе, бумаги не являются гарантом решения проблем... - выдерживая красноречивую паузу, Алексей сделал акцент на последующей фразе: - Но я верю в порядочность людей.
   - Я понимаю, о чем Вы говорите.
  
   Часы показывают четверть двенадцатого. К финалу рабочего дня подоспело утомление от морального напряжения, хотя Валентин отстоял лишь полсмены. Инструкторы уже покинули здание, уборщицы спешат навести порядок в коридорах. Охранник закрыл стеклянную дверь за крайним клиентом-капушей и отправился осматривать залы.
   По ступеням лестницы отстучали каблуки - Елена Викторовна, одетая в легкое пальто, подошла к Валентину со стопкой бумаг.
   - Ну? Как прошел первый рабочий день?
   Валентин сразу подал ей жалобную книгу. Елена пробежалась глазами по гневному эссе на тему работы администраторов ее клуба.
   - Расскажи подробности, - строго спросила начальница.
   - Я проявил недостаточную обходительность в общении с клиентом. В дальнейшем, я намерен учитывать свою оплошность.
   Елена посмотрела на Анастасию; девушка отводит взгляд.
   - Насть, ты закончила отчет?
   - Да.
   Она протянула файл, в котором видна чековая лента Z-отчета, купюры и сводный лист.
   - Хорошо. Иди переодевайся. Я поговорю с Валентином.
   Проходя мимо, Настя украдкой взглянула на юношу и удалилась без единого слова. Елена убрала файл в сумку и вернула юноше жалобную книгу.
   - Поздравляю с боевым крещением, - подмигнула женщина. - Еще не готов сдаться?
   - Пороха хватает.
   - Ох, и тяжело же тебе придется... Ты такой манерный, воспитанный. И принципиальный, как твой отец... А люди попадаются всякие. Ладно, если не передумал, я распечатала тебе всю необходимую информацию. Оплата начисляется смешанная: фиксированная сумма за выход, плюс один процент от выручки за день, без учета расходной статьи. В общем, почитаешь. Скажешь, когда будешь готов обсудить график. Завтра у тебя выходной - переведи дух.
   - Хорошо. Елена, я должен передать Вам организационную информацию.
   - Слушаю.
   - В клубе работает инструктор по боевым искусствам - Оськин Алексей.
   - У Айкидо отдельный куратор, но ты продолжай.
   - Как я понял, он не относится к федерации Айкидо. Я просмотрел в интернете информацию о его школе, и выяснил, что они занимаются фехтованием, с применением классического японского оружия. Суть проблемы в том, что их тренировкам мешают посторонние люди.
   - В смысле?
   - Они занимаются в зале над нами.
   - Там же настольный теннис!
   - ... То есть, вы не в курсе, что там занимаются боевыми искусствами.
   - Нет. Куратор не поставил меня в известность. Я думала, что они договорились между собой, и занимаются общем зале.
   - Значит, куратор решил по-тихому подвинуть конкурента. Я обратил внимание, что на территории клуба есть штендер и визитки школы Айкидо, но не единого упоминания о Катори. То же касается информации, оставленной администраторам.
   - Надо решить этот вопрос в срочном порядке. Я вспомнила! Я сама общалась с Алексеем, когда только бралась за этот объект. Это его группа орет на весь клуб во время занятий.
   - Вам это мешает? - аккуратно поинтересовался юноша.
   - Наоборот! Когда я слышу, как скачет по полю футбольный мяч, как гремят блины гантелей, как кричат спортсмены в порыве эмоций и усилий - я слышу в этом жизнь своего клуба. Если бы у нас была траурная тишина, я бы считала, что наш клуб либо безлюден, либо бестолков.
   - Хм... Есть ли возможность перенести теннисные столы в балконную зону на втором этаже, огородив ее ширмами?
   - А что там сейчас?
   - Проходная часть, которой пользуются как раз те, кто мешает занятиям. Если задействовать ту зону - автоматически ограничится нежелательное перемещение посетителей. Вдобавок, освободится зал, который можно предложить новым инструкторам.
   - Когда ты успел все это обдумать?
   - Это не заняло много времени.
   - Мне нравится твое предложение. Молодец.
   - Если позволите, я бы хотел завтра принести Вам свои документы и поместить объявления на двери того зала, - юноша указал пальцем на потолок.
   - Когда у них следующая тренировка?
   - В четверг.
   - Вот и отложим до послезавтра. Сначала я разберусь с ширмами.
   - Благодарю Вас за уделенное время.
   Елена прыснула.
   - Издеваешься. Ладно. До встречи.
   - Доброй ночи.
  
   Нагретый за день асфальт продолжает выделять удушливые испарения. Поздний закат искрится на стеклах небоскребов. Автомобильное движение затихает, разномарочные машины облюбовали бордюры, жмутся друг к дружке, жадно подминая каждый клочок свободного пространства.
   Светофор велел задержаться на перекрестке. Так же как и во время ходьбы, юноша и девушка стоят молча. Валентин догадался, по какой причине она настояла воспользоваться запасным выходом из здания; и теперь гадал о причине: не хочет пересекать с Антоном или заступилась за новичка? Когда пешеходное движение возобновилось, Настя заговорила:
   - Зачем ты заступился за меня? Ведь это ко мне докопалась та истеричка, которой понадобилась книга жалоб.
   - Но и ко мне у нее появились претензии.
   - Потому что ты переключил ее на себя. Не прикидывайся простофилей.
   - Извини, что перевожу тему, но может ты позвонишь Антону, чтобы он не ждал тебя у клуба.
   - Не суй свой нос в наши отношения!
   - Не намеревался.
   - Что ты пристаешь ко всем со своей вселенской справедливостью?! Больше всех надо?!
   - Не знаю. Может быть.
   - Не тошно быть таким занудой?
   - Тошно когда наоборот.
   Девушка сдавленно выдохнула.
   - Анастасия. Нет никакой необходимости терпеть мою компанию за пределами клуба. Я бы тоже предпочел отстраниться от претензий.
   - Спасибо! - выпалила она. - Спасибо, что заступился! Этого ты добивался?
   - Мне ничего не надо.
   - Как же! Так я и поверила!
   - Настя, я бы хотел узнать, чего добиваешься ты, работая администратором.
   - Клонишь к тому, что я не справляюсь? Да кем ты себя возомнил, чертов прокурор?
   Валентин остановился на обочине, чтобы Настя поняла - разговор не может продолжаться к таком ключе. И тут ее прорвало. Не замечая прохожих, она ополчилась на юношу:
   - Да! Я устала целый день общаться с людьми, перекладывающими на меня свою неприязнь к жизни, свою неполноценность, свои комплексы! И улыбаться им при этом, пока они разговаривают тоном, будто я виновата во всем на свете! Это несправедливо!
   Он заметил, как задрожали ее плечи; это повлекло совершенно естественную, бескорыстную реакцию. Юноша привлек девушку к себе и заключил в дружеские объятия. Настя замерла с опущенными руками, распахнув невидящие глаза.
   - Пожалуйста, не говори Елене Викторовне мои слова... - прошептала она.
   - Не скажу.
   - ... И почему я тебе верю? Ты, наверное, ликуешь в душе, что так легко запудрил голову дурочке.
   - Это не так.
   - Знаю... Просто мне так сложно поверить, что людям можно доверять. Повсюду обман. Каждый думает только о себе, беспокоится только о своей шкуре. Все ищут козлов отпущения, только и высматривают, на кого бы спихнуть ответственность за все беды мира. А сами - что из себя представляют эти белые пушистики? Главное знать, когда надо прикинуться экспертом, а когда - дурачком, развести руками, типа, ничего не знаю. Мне так все это надоело, эта мерзость... Наверное еще и потому, что сама стала такой. Знаешь, почему я пошла работать администратором в фитнес-клуб? Чтобы удачно выйти замуж! И я этого ничуть не стесняюсь! Строю глазки посетителям, которые приходят на дорогие индивидуалки, и при этом хоть немного симпатичны. Потому что я больше всего на свете хочу стать мамой. Да только как растить ребенка без денег?
   - На детские товары и продукты делается дополнительная наценка. Это объясняется исключительным качеством, но на самом деле обуславливается спецификой спроса. Какой родитель не пожелает для своего чада лучшего? Можно сказать, что это наценка на родительскую добросовестность.
   - Это же ужасно! Жизнь только и учит, как закрывать на все глаза и быть равнодушной. А политиканы трепятся о низкой рождаемости... Пускают пыль в глаза. Их льготы и дотации молодым семьям - пыль, точнее не сказать! Если сложить эти подачки со средним доходом молодых родителей, - а ведь только один из них будет работать, пока второй нянчится с малышом! - а потом вычесть расходы на скромное содержание себя и ребенка - получается ноль! Все же платное! Лечение: бесплатные только осмотры, а дальше - уже по смете. А образование? Подруга показывала мне жировки за детский сад - это уму непостижимо! Детей превратили в предмет роскоши! О какой Светлой Любви можно думать? Мои сверстники не зарабатывают столько денег, чтобы позволить себе родить хотя бы одного ребенка. Или я должна ждать лет до тридцати и гадать потом: позволит ли здоровье, - при нашей-то экологии и продуктах питания! - забеременеть? Вот я и подмащиваюсь к дядькам, которые мне в отцы годятся... Наверное, я заслужила, что меня постоянно помоями обливают на работе...
   Валентин не успел с утешительными речами - сильная рука схватила за шкирку, резко отдернула, бросая на дорогу. В полете, он успел выхватить взглядом перекошенное ненавистью лицо Антона, потом затылок столкнулся с асфальтом.
   Вспышка ослепила и оглушила. Все звуки слились в одни протяжный звон камертона. Белые искры пляшут перед глазами. Медленно проступают темные силуэты; можно распознать парня, что порывается с кулаками, и девушку, которая отталкивает его в обратном направлении. Слух понемногу возвращается; вот они - перепуганные вопли Насти и гавкающая брань Антона.
   Валентин упер ладони в асфальт, но принимая вес тела, правая рука неловко подломилась. Ноги тоже ненадежны. Чьи-то сильные руки подхватили за подмышки, воздели, поставили, отряхнули спину. Валентин оглянулся и не сразу признал сотрудников полиции.
   - Что у вас тут? - спокойно осведомился полицейский.
   - Недоразумение, - сообщил Валентин, пошатываясь на слабых коленях. - Случайность. Мой коллега в шутку толкнул меня, а я ногой за ногу зацепился, упал.
   - Это правда?
   - Чистая правда, - заверил Валентин, не замечая, что вопрос адресован не ему.
   В ответ прозвучало нечленораздельное бурчание Антона, но к счастью, к объяснениям подключилась Настя.
  
   Когда все разошлись, Валентин остался на лавочке один. Ему потребовалось еще немного времени на открытом воздухе, чтобы пережидать остатки головокружения, пощупывая зудящий бугор шишки.
   Закат уже впитался в горизонт. Звезд, конечно же, не разглядеть, зато удивительное полнолуние выразительно блистает в городском мареве.
  
   Все тот же серебряный медяк луны, не поблекший, а разгоревшийся, сияет сквозь окно однокомнатной квартиры. Что ж, Валентин в достатке налюбоваться светилом на сегодня, и теперь, растягивая занавески, решил посвятить себя работе. Инструмент уже разложен, наготове. Брусок дожидается мастера.
   Юноша нацепил очки, выдохнул и затих. Он пристально смотрит на деревянную заготовку, ища в глубинах души вдохновение, которое ведет себя, подобно игривой миниатюрной пташке; вспархивает от пристального взгляда, прячется за спину, но в тоже время, желает быть увиденной - цвиркает, подзывает творца, отгоняя сон.
   Мастер терпеливо вертит в руках брусок, который становится теплее от прикосновений. Вдруг он остановился; послушавшись совета интуиции, Валентин поставил заготовку в горизонтальное положение. Отстранился, присмотрелся и довольно хмыкнул.
   - Теперь вижу...
   Ножик будто сам запрыгнул в ладонь, принялся живо стесывать серпики стружки.

4.0

  
   Крупная лампа луны торжественно сверкает в торшере мутного ареола. Подвешенные лампочки ночников-звезд, сияя неравномерно, мерцая, удаленностью на световые года создают впечатление бесконечности глубокого индиго. Эта ночь непередаваемо прекрасна, идеальна для созерцания; в кресле, под пледом, с горячим чаем.
   Ничего из перечисленного не оказалось в распоряжении белокурого юноши в зеленом кафтане. Только леденящий пол каменного балкона, больно упирающийся в щеку. Гость заморгал, кряхтя, перекатился на спину. В голове еще дребезжит отзвук камертона, а звезды срываются с небесного купола неправдоподобно часто. Фальшивый звездопад заканчивается вместе с головокружением, наступает тишина.
   Промозглый ветер выдул тепло из-под одежды, тело подморозил холодный камень, на котором юноша отлежал конечности. Кривя лицом от мучений, он подполз к перилам и приткнулся спиной к балясинам. Глазные яблоки сухи как печеные, но боль уже терпима. Другое дело, что теперь болит все остальное, ломит и ноет. Пройдясь пальцами по ряду пуговиц на камзоле, юноша не обнаружил очков. Что ж... Нужно поискать хотя бы обломки и осколки. Но удача выказала расположение, когда нашарил на полу невредимую оправу. Он поднес ее к ночному светилу и не нашел трещин на линзах, в которых диск луны выглядел меньше и плотнее, будто камешек.
   На высоте своего роста юношу снова зашатало. Он побрел неустойчивой походкой в сумрак опочивальни; сваг погладил от челки до макушки. Темень такая, что очки без надобности. Незначительна польза от ланцетных окошек, из которых стремятся косые млечные лучи; пылинки витают в них крупицами мрака.
   На ощупь возвращаясь через анфиладу, гость постоянно ударялся о мебель: сначала что-то хрупкое разлеталось осколками, а в последней комнате загрохотали пирамиды чугунных кастрюль, попадали, целясь по сапогам. Когда страдалец, наконец, вывалился на балкон внутри зала, кованые перила спасли от падения в пустоту атриума.
   Там, с высоты, гость узрел секрет напольной мозаики. Маленькие дятлы, - символика из геометрических фигур, - сделаны из фосфоресцирующего материала. Тройные ланцетные окна расположены так, что серебристые лучи анимирует их замедленный полет. Лунный прожектор перемещается по небосводу, и поэтому силуэты птах, некогда блестящие на свету, медленно растрачивают матовое сияние в тени. И вновь напитываются им в лунном следе следующего окна.
   Запечатленная динамика, вдобавок, скопированная зеркальным потолком, восхитила гостя.
   - Гипер-Слоу-Моушен, - обронил он, придерживаясь за поручень и нащупывая мыском начало лестницы. Примерившись к ширине ступеней, юноша пошел быстрее, усмехаясь над нелепостью терминологии в воссозданной эпохе.
  
   Когда вестибулярный аппарат прекратил капризничать, юноша стал увереннее держаться курса через коридоры и проходные. Винтовая лестница тонкой угловой башни вывела на боевой ход крепостного вала. На открытом пространстве ветер засвистел в уши и стал дергать полы кафтана, будто попрошайка.
   Прозрачный поток переливается через крепостную стену и водопадом стремится в бездну. Здесь юноша заметил еще один путеводный знак, оставленный девушкой - на каждом каменном зубце-мерлоне пламенеет головка смоляного факела.
   - Лучше бы подушку подложила на балконе, да одеяльцем приукрыла, - пробубнил юноша. - Тоже мне, радетельная и всезрящая...
   Все же, ее заботой освещен край, с которого не мудрено сорваться на брусчатку двора. Юноша попытался глянуть вниз, но слишком испугался магнетизма пропасти. Чтобы обрести твердость походки, он шел близко к факелам, трогая бугристые ашлары, из которых слеплены зубцы.
   Бросив взгляд на донжон, он увидел свет в окнах мастерской; сообразил, что в данный момент, зубило вгрызается в мрамор грядущей скульптуры.
   - Ишь как его окрылило, - сказал юноша неведомо кому, намекая на время суток, актуальное для сна. Встречи с хозяином гость теперь не желал, и дошел по стене к северо-восточной башне.
   Башня-колодец спроектирована с учетом вражеского наступления. На верхнем ярусе, в темной нише, кожаными ремнями перетянута специальная бочка; она набита камнями, чтобы без остановки нестись до конца винтовой лестницы, сметая преграды и не вылетая в дыру. Откосы бойниц направляют лучи света вниз - чтобы солнце слепило восходящего врага. Вдобавок, спираль из ступеней закручена против часовой стрелки, чтобы стена не мешала защитникам замахиваться оружием, а недругам - доставляла неудобство.
   Гость остановился перед дверью на втором ярусе. Закрыта. Навалился плечом - не поддалась.
   - Ну как? Благополучна попытка запереть воспоминания? - мысленно обратился он к хозяину крепости, как будто тот стоит позади.
   Юноша нащупал замочную скважину под скобой ручки, опустился на колени; луч блеклого света направлен весьма удачно. Гость достал из кафтана продолговатую коробочку с крючками и тонкими спицами. Поковырявшись в замке, извлек щелчок незатейливого механизма. Дверь отворилась в сторону взломщика, под сапогом скрипнул порожек.
  
   Просторная галерея библиотеки вытянулась глубоко вдаль; вдоль всей северной крепостной стены. Толстые стволы двухэтажных колонн выстроены в два ряда, подпирают свод капителями с рельефными фигурками дятлов. Столбы опоясаны кольцами канделябров; свет свеч озаряет просторный зал. Справа, - одна на другой, - три остекленные аркады с размахом дверного портала. Вся стена сверху донизу собирает головокружительную панораму из сегментов горного пейзажа. Слева расположены книжные стеллажи; на антресоли и под ней. Фолианты плотно прижимаются обложками, и длинные лестницы, похожие на рельсы со шпалами, тянутся к верхним полкам.
   В этом чертоге безвременья каждая книга вовлекает в капкан чтения. Сохраняя отстраненность, гость побрел вдоль стеллажей, скользя пальцами по корочкам переплетов. Здесь собран пласт знаний за весь период правления Его Величества. Юноша с насмешкой вспомнил одно из его "мудрых" изречений:
   "Человек сможет постичь себя, только если систематизирует абсолютно каждое событие за все время собственной жизни".
   - Ага, вперед. Самое забавное, что как только это сделаешь - выводы устареют в ту же секунду, потеряют актуальность, едва узнаешь что-то новое. Я бы предпочел оставить подобное хобби на закат жизни, а не на восход в зенит.
   В середине библиотеки обнаружилась антикварная школьная парта. Гость опустился на деревянный стул с резной спинкой и стал покачиваться на задних ножках, в отрешенных размышлениях не замечая тетрадь на столешнице.
   "Разнообразными способами крепость передает стремление хозяина к уединению, к отчужденности от бренной суеты, растлевающей высокую мораль. Многое пропитано духом противостояния, отчаянной защитой того, что считается вечным, являясь при этом столь ранимым. В архитектуре читается моральная усталость".
   Юноша закинул ноги на стол и руки на затылок. Пяткой сапога он сдвинул тетрадь, но и тогда не обратил на нее внимания.
   "Погода, прояснившаяся столь резко, говорит, что нечто лучезарное пришло извне, по силе подобное влюбленности... В дополнении к этой версии, мастер поглощен работой над новой скульптурой, стремиться перенести в работу излишки ярых эмоций. При всей совокупности разочарований в жизни, новому порыву посвятил себя с лихвой. Счел исчерпанными прошлые невзгоды и закрыл библиотеку на замок, всецело предаваясь новой надежде. И, судя по предвидению в слезах Музы, началась эпоха Последней Надежды".
  
   Словно желая усыпить гостя, духи библиотеки притушили свечи. Окна перестали отражать колонны и стеллажи; стал видимым предрассветный мир девственной природы. Мягкое свечение авроры наметило границу соприкосновения земли и небес, ломанную линию горных вершин.
   Передние ножки стукнулись в дощатый пол; юноша сел на стуле ровно, чтобы пролистать тетрадь. Лазурный свет из арки, недостаточный для чтения, наносит блики на стекло масляной лампы, похожей на бокал без ножки. Рука юркнула в карман кафтана.
   - Але-э... Оп!
   Фокусник тряхнул коробком спичек над ухом, будто погремушкой. Проворно, проделывая все одной правой рукой, юноша выдвинул картонную полочку, подцепил щепочку с серной головкой, тесанул по чиркашу; извлек огонек, что зашипел в зевоте и сладко потянулся спросонья, раскидываясь в стороны. Желтая танцующая капля потекла по жердочке, иссушая, оставляя позади черный загибающийся край с обугленной головкой - крошечным яйцом феникса. Юноша подкрутил колесико на лампе, выдвигая пропитанный маслом краешек фитиля; пересадил огонек в стеклянную вазочку и запер овальное окошко на миниатюрный крючок.
   Юноша настроил ровное свечение, в достатке озарившее парту. Гусиное перо торчит из металлического наперстка-стаканчика; рядом с чернильницей, закупоренной пробкой. Гость раскрыл черновик и прочел последнюю запись:
   "Да. Среди прочих обличий, у меня имеется сверкающий рыцарский доспех, помятый не столь драконами, сколь принцессами".
   Лицо скривилось. От афоризма смердит неосознанной апатией. Направление почерка не принадлежит королю-левше. Да и мысль его лишь отчасти - ее отредактировал ушлый писарь; составляя мемуары со слов протагониста, да только не без примеси собственного мнения.
   Юноша потянул ящик под столешницей. Замок воспрепятствовал посторонней любознательности, и оказался куда более стойким, чем дверной; но все равно - ненадежным под натиском пронырливого взломщика. Внутри ящик обит стальными листами, огнеупорными, оберегающими сакральные страницы чистовика, взлелеянные писарем. Гость начал читать и вскоре его затрясло от злости. Ложь! Дрянная ложь, искусно подогнанная под правду! Нет, даже не ложь, а хуже нее - кривда, нагло коверкающая факты.
   Пол задрожал, словно началось землетрясение. Юноша встрепенулся, уставился на дверь, за которой раздался грохот. Казалось, что вот-вот ворвутся латники, или боевой слон расширит проход в стене. Шум нарастает, учащается пульс незваного гостя; и вдруг затишье. Будто толпа врагов затаилась у замочной скважины.
   Оставив рукописи, юноша подкрался вдоль стеллажей, прильнул к двери со своей стороны. Ни звука не раздалось больше; гость с опаской толкнул кованую ручку.
  
   Отворясь на узкую щель, в которую и пальцы не протиснуть, дверь уперлась в оборонительную бочку.
   - Какого черта?
   Но как бы усердно юноша ни таранил дверь плечом, а затем и сапогом - преграда не шелохнулась. А ведь это - единственный выход из библиотеки.
   Однако альтернатива нашлась; глаза сначала прищурились, затем испуганно округлились. Ноги, слабеющие на каждом шагу, подвели пленника к оконной арке. Дрожащая пятерня прильнула к стеклу, за которым простираются леса и долы, а седовласые горы кажутся невысокими.
   Что ж... Такой вариант менее опасен, чем быть запертым в постылой библиотеке и в тысячный раз ворошить прошлое. Только действовать нужно быстро, чтобы не успеть одуматься.
   Гость метнулся к парте и обратно. Теперь в руках его стул, а свернутые в рулон листы чистовика торчат из кармана кафтана. Замахнувшись из-за головы, юноша обрушил деревянные ножки на стекло. Звонко разбилось окно, и треснул стул. Вандал продолжал орудовать им, слушая приятное позвякивание осколков, осыпающихся в бездну. Он очистил край арки от стеклянных зубцов и на том остановился. После, достал рулон чистовика и вышвырнул в пропасть. Белым голубем, кипа листов вспорхнула с руки; но будто раненая, с трепещущим шелестом канула вниз, разметая ворох перьев, что закружили в воздухе, опадая к подножию скалы.
   Рассвет выехал над горами на колеснице, запряженной горячими ветрами. Ретивые, они помчали с каменистых склонов, разгоняя туман долины, будто отару пугливых овец. Юноша ощупал бутовою кладку наружной стены, думая о том, что хозяин крепости, со своим паническим страхом высоты, никогда бы не отважился на подобное. Но глумясь над чужой фобией, сам же и с мольбой перекрестился.
   Он повернулся спиной к пропасти; держась за тонкую арочную колонну, высунулся наружу. Шероховатые камни беспорядочно выпирают из вертикали; истово дрожащие пальцы ощупали подходящий выступ, смахнули песчинки и вцепились.
   - Это не трудно... - убеждает дрожащий голос. - Плевое дело!.. Теперь нога...
   Он обшарил рельеф сапогом и понял свою ошибку. Пришлось вернуться, чтобы дерганными движениями разуться...
   - Так-то лучше.
   ...и начать испытание заново. Было несложно найти выбранные зацепы, но на этом все закончилось - тело отказалось переносить вес на стену. Правая рука намертво вцепилась в колонну, правая нога вообще онемела. Если удастся сделать следующее движение - обратного пути не будет.
   Зарычав сквозь зубы, горе-альпинист сделал неуклюжий рывок. Если бы не горячий порыв ветра, накативший от подножья и прижавший к стене - смерть оказалась бы печально нелепой.
   Мышцы враз затвердели, перестали повиноваться; а промедление превратило страх в панику. Царапая щеку и ухо о камни, дыша прерывисто, бедолага поднял взгляд к зубчатому краю, до которого двенадцать метров. Задача невыполнима. Мысль о возвращении рассудок встретил щенячьим восторгом. Но ему суждено разочароваться.
   Нет необходимости заглядывать дальше, чем на длину руки - этого достаточно, чтобы находить новый зацеп. Вот только тот, который приглянулся на первый взгляд, расшатался и вышел из паза. Юноша грязно выругался, отпустил булыжник в свободное падение; зато выемка послужила сначала рукам, потом ногам. Отбросив посторонние мысли, - чем увеличил шансы на выживание, - скалолаз всецело сконцентрировался на восхождении, ощущая далекие отголоски восторга.
  
   Языки пламени лижут промасленную тряпицу факела, высвечивают шлем, нагрудник и кольчужную юбку классической бригантины, навешанную на металлический каркас.
   Писарь, поднесший огонь к доспеху, одет в заношенный балахон из черной парусины, больше походящий на рясу. Капюшон задернут до выпирающего лба; под ним недобро сверкаю свинячие глазки, которые неверяще уставились на боевое облачение. Он принюхался.
   - Новехонький...
   Лопата курчавой бороды касается стальных пластин, ноздри чуют запах кожи соединительных ремней. Спрятанные в усах, губы писаря подрагивают от отвращения. Как же ему тошен этот запах, ненавистен блеск отполированного металла! Смять! Смять немедля! Человек с факелом лихо размахнулся молотом.
   Замах нацелен в шлем, и молот почти настиг цель, как вдруг вредитель замер и, - моргая нервозным тиком, - прислушался к тишине. Ловушка библиотеки сработала!
   Порча доспехов подождет; писарь поставил молот на пол, заспешил по коридорам, шурша подолом. Он не мог начать радоваться оказии, не убедившись лично и доподлинно.
   Неприятные подозрения закрались, когда, - проходя мимо донжона, - услышал постукивание из мастерской. Если владыка не в библиотеке, тогда кто посмел? От нетерпения срываясь на бег, писарь ворвался в северо-восточную башню со двора. Лестница закручена спиралью вверх по стене; со второго яруса свисает бечевка; он дернул за нее. Брусок, связанный другим концом веревки, вылетел в провал; и следом загрохотала бочка, скатываясь донизу. Писарь обмотал упавшую подпорку, спрятал улику в тени; сигая через две ступени, взлетел к библиотечной двери. Заносить факел в святыню не посмел; выбросил на дно башни и зашел. Пучеглазо озираясь по сторонам, крикнул дребезжащим голосом:
   - Кто здеся?! Покажись!
   Ветер ответил ему свистом, врываясь в сквозную арку.
   - Батюшки святы... - запричитал писарь, сделал несколько шагов, но замер на полпути. Он увидел небрежно брошенные сапоги лазутчика. Хватаясь руками за голову, писарь опрометью бросился к письменному столу. Ящик выдвинут. Пуст. Пальцы на голове сжались в кулаки, больно защемляя волосы. Писарь сдавленно взвыл, выпучил глаза, будто сом. Отчаянный, кинувшись к полой арке, через которую скрылся беглец; но высунувшись наружу, застал лишь его пятку, и то в последний миг перед тем, как она благополучно скрылась за краем крепостной стены.
   Писаря охватил мандраж, он не задумываясь погнался в обход. Но выход из библиотеки преградила особа с диадемой на голове.
   Нервно ломая пальцы, писарь елейно поклонился.
   - Здрасьте, Ваша Светлость...

0.4

  
   Валентин отложил стамеску, крутанул ручку тисков, чтобы ослабить стальную хватку. Подставляя заготовку под свет лампы, придирчиво осмотрел, как тень ложится на гранях. В руках лишь "кокон", но умелец видит "бабочку" внутри. Сторонний зритель потерялся бы в догадках, рассматривая горбатый полумесяц с асимметричными рожками. Работа над шедевром только началась.
   Утомление съело избыток эйфории от вдохновения, и наступило удовлетворение от проделанных стараний. Нет ломоты в пояснице и плечах, живот безропотно терпит голод. Валентин прибрался на рабочем месте, сложил очки в футляр. Он подошел к шторам и отдернул их в стороны, открывая эркерное окно. Юноша узрел рассвет.
   Валентин распахнул фрамугу, чтобы вдохнуть лакомый прохладный воздух. Малышня резвится на утренней прогулке в детском саду, пронзительно верещит веселыми мартышками - ни слова не разобрать. Улыбка сама просится на губы юноши. Время будто пошло с нового рубежа; этот момент исполнен негой, легкостью.
   Теперь его ждет постель, на которой он с наслаждением растянется, подомнет подушку, и окунется в туманное сновидение о замке на скале.

5.0

  
   "Я на вершине!", - возликовало сердце.
   - Я не разбился, - прохрипел рот.
   Теперь можно надышаться вволю. Распахнув зеленый кафтан, обессиленный юноша уселся в тени зубца крепостной стены, а желтые лучи восхода обступили его с обеих сторон. Он снял очки, чтобы рукавом камзола вытереть взмокший лоб.
   Пальцы содраны в кровь; беглец взбирался, не ощущая боли. Все его чувства сосредоточились в намерении продвигаться вверх. И вот он достиг единственно важной цели, но это далеко не конец.
   Взбираясь, он почувствовал дрожь стены, когда в башне повторился грохот бочки. А значит теперь - в библиотеке топчется его заклятый конкурент. Должно быть, он уже пустился в погоню.
   Сейчас не самое подходящее время для встречи. Белокурый юноша заставил себя подняться и пустился трусцой в обход; посмеиваясь с иронией, что похож на неугомонного героя приключенческого фильма.
   Стылый ветерок струится в библиотеку сквозь полую арку; но не поэтому зябко потирает плечи девушка в длинном платье из небесно-голубого шелка. Запах страниц кажется затхлым. Ее взгляд несмело касается книжных стеллажей, словно они хранят не фолианты, а склянки с мерзостными ингредиентами чернокнижника: скрюченными гадами, иссушенными летучими мышами, отрубленными кистями висельников, разбухшими языками утопцев.
   Писарь, оскорбленный этим взглядом, стиснул зубы; но заострившиеся скулы не видно за ржавой бородой. Елейно кланяясь, он смиренно попросил:
   - Будет Вам, сударыня. Разве заслуживают сей немилостивый взор хроники нашего покровителя?
   Девичьи губы скривились, словно раздался скрип камешка по стеклу.
   - Я бы попросила тебя не коверкать правду, да только ты тогда и слова не скажешь.
   - А что Вам надобно услышать? Я Вас давненько не видывал, и не упомнить, когда в иной раз застал за пределами мастерской. Буде Вы хоронитесь от встречи со мной, аки с юродивым.
   - Зачем тебе видеться со мной?
   - А как иначе? Рази ж можно сообща, да порознь стараться на благо Его Величества?
   - Мы не можем стараться сообща.
   - Извольте возразить...
   - Не стоит.
   - И все же выслушайте меня. Не гнушайтесь радушием - проходите. В ногах правды нет, - по мановению руки, дверь мягко притворилась; тот же жест означал гостеприимность. - Только и делов, что Вы гнушаетесь меня послушать и уразуметь истину. Чужда Вам справедливость...
   Слова-провокаторы расшибаются о безразличие девушки. Нашептывая заклятие, писарь на ходу залатал арку новым стеклом: с архивольта потекли слюдяные ручьи, сливаясь в тонкую пленку; с ледяным скрипом, она застыла искристой наледью. На эти чары писарь потратил лишь толику своего внимания. Проходя между колонн, он сотворил бронзовую ротонду, выросшую прямиком из дощатого пола: половицы вспучились и потрескались, а из круглой дыры стал выдуваться бронзовый пузырь - купол беседки. Когда ротонда поднялась на высоту антресоли, стали видимы навесные качели, похожие на жердочку в птичьей клетке.
   Девушка вздохнула и вошла в гостеприимную западню; сгладив платье на бедрах, опустилась на жердь. Писарь остался поодаль, вперил настороженный взгляд, пытаясь разгадать неожиданный поступок. Он рассчитывал на сопротивление. Теребя бороду, ловец стал маячить перед невольницей, ожидая узреть подсказку в глазах, укрытых длинными ресницами.
   - Начинай допрос. Я ведь уже за решеткой, - возвестила девушка.
   - На женский норов нет угадчика... Какой Вам резон совать голову в петлю?! - писарь сорвался на визг, но тут же взял себя в руки: - Как же мне жаль, сколь же прискорбно, что Вы не желаете увидеть во мне друга. Вот Вы, сударыня, советница Его Величества по делам ремесленным... хорошо-хорошо, чую Ваш укор, изрекусь иначе - советница в творческих чаяниях, Муза. Почто же Вы не зрите, как творчество калечит нашего покровителя. Ведь неспроста он отдалился от Вас. И я вопрошаю так же, как и Его Величество: разве нельзя просто ваять, не терзая себя сердечными переживаниями? До того дожили, что ножки съежили. Прежде жили, не тужили; теперь живем - не плачем, так ревем.
   - Не мучай меня марафоном поговорок.
   - А вот напрасно Вы так. В поговорках и пословицах с нами говорит мудрость старины.
   - Мудрость старины, - которую ты навязываешь аксиомой, - всего лишь инструмент твоих россказней.
   - Буде я изверг какой!
   - А кто ты, ставящий целью растоптать чужую точку зрения, чтобы коварно назидать свое ложное восприятие?
   - Разве можно насильно затолкать свои думы в чужую голову?
   - В этом ты искусен. Ты никогда не берешь чувства в расчет, только их последствия, и лишь те аспекты, которые показывают твои домыслы в выгодном свете.
   - Всяк свою истину пестует. У моих домыслов всегда имеются доводы. Без них слова не представляют ценности и сеют лишь раздор... И Вам надобно схлестнуться домыслами со мной, дабы выиграть время для своего фаворита, коего покрываете. Да только я, все одно, настигну этого татя и заставлю ответ держать за деяния.
   Писарь присел на основание колонны, упер локти в колени и свел пальцы в замок.
   - Давайте вести разговор по сути. Итак. Есть былое, на котором зиждется нынешнее и пророчится грядущее. Все случившееся требует осмысления, дабы человека не сгубить, а на путь истинный наставить. А судьи кто? Эт мы с Вами. Вы объясняете Его Величеству как жить по сердцу, я в свой черед - как по уму. Совсем без Вашей помощи нельзя, зачахнет наш покровитель. Да и я вроде как нужон. Так давайте трудиться сообща!
   - Твое "сообща" сводится к тому, чтобы отрекаться от чувств.
   - Не от чувств - от страданий! Разве потребны они?
   - Потребны.
   - За коим лядом?
   - Они сопутствуют амбициям.
   - Вот за гордыню-то и приходится каяться!
   - Именно амбиции превращают личность в индивидуальность.
   - И на кой ляд это надобно? Лучше жить потихоньку, чем тужить с размахом.
   Девушка горько усмехнулась.
   - Ты никогда не сможешь меня понять. Ты думаешь словами, я - образами. Ты стремишься усреднить человека, я - сделать особенным. Ты акцентируешь внимание на страданиях и невзгодах, я - говорю о всеобъемлющих чувствах. Ты хочешь, чтобы Валентин занял свою нишу в обществе, уподобился, приспособился, и не радеешь о таланте, о духовном огне. Тебе, во что бы то ни стало, нужно загасить его, потому что твой покровитель не Валентин, а общество. Ты ненавидишь сражения за честь, ты противник отстаивания индивидуальной точки зрения, но словно пес служишь истине, одобренной большинством людей. Вот тебе пословица в коллекцию: большинство всегда неправо.
   Писарь вскочил, злобно визжа и сотрясая кулаками:
   - Да как ты смеешь глумиться, глупая деваха?! Как неразумная молодуха, ты возводишь капище эгоизму! Пора повзрослеть и уразуметь, что люд без Валентина проживет, а наоборот - едва ли! И кто кому должен нести свою волю? Не собака воспитывает хозяина!
   - Скажи что-нибудь еще, чтобы мне не приходилось повторять сказанное.
   - Я скажу, не сумлевайся! Его Высочество Валентин, наш покровитель, уже в достатке настрадался, ведомый твоими чувствами. Посмотри на статуи в саду, забывчивая моя. Этот путь не бесконечен. Я истолчу в пыль последнюю надежду, и сделаю это прежде, чем она в очередной раз покалечит нашего нерадивого слепца. А ты, непокорная, сама в ножки мои упадешь, лобзать будешь, смачивая губы слезами благодарности!
   - Рановато ликуешь. Что там по поводу медвежьей шкуры?
   - Думаешь, мне помешает тот смутьян, которого ты привела в подоле?! Решила пожертвовать собой, дабы трус улепетать успел? Рука руку моет, вор вора кроет? Что ж, свою партию ты отыграла.
   Заклятие сорвалось с побелевших губ писаря. Прутья решетки обрушились из-под купола ротонды, звонко схлопнулись на дне клетки. Словно змея с дерева, широкая цепь спрыгнула с библиотечного свода, громыхнула звеньями по бронзовой крыше, кусая торчащее на верхушке кольцо. Девушка не шелохнулась, не моргнула, даже когда жуткий скрежет ржавого механизма затряс стекла, поднимая клетку высоко над дырой в полу.
   Накинув капюшон, писарь отправился к выходу, пообещав напоследок:
   - Прижму баламута к ногтю раз и навсегда!
  
   Крадучись, гость отворил дубовую дверь и заглянул в кромешный мрак. Зайдя внутрь, тихонько заперся, придавив последний лучик света.
   - Не-е. Так дело не пойдет.
   Щелкнули пальцы; одновременно зажглись настенные факелы, озаряя тесный зал из грубо обработанных булыжников.
   - Так лучше.
   Вдоль левой стены тянется девиз, выжженный на доске: "Мы облачаемся согласно тому, какую жизнь среди людей избираем", а на противоположной стене: "Чем крепче дух, тем надежнее шит и острее меч". Осматриваясь, юноша проследовал к дальнему концу арсенала: слева чередуются металлические каркасы с доспехами; на крюках справа висят щиты и мечи.
   Первый экспонат, - "белый" доспех, - пострадал больше остальных. Словно великаны дубасили его палицами размером с дерево; лобная часть шлема гранд-бацинет вмята, латные рукавицы стерлись до браслетов. Этот доспех ни то что непригоден для битв - его вообще непонятно как сняли с тела.
   - Да уж, - согласился зритель выставки, - и действительно, не столько драконы, сколько принцессы...
   У каждой треноги, под военной обувкой, крепилась табличка с именем доспеха: Доверие, Честность, Сострадание, Равенство, Справедливость... Чем дальше гость следовал по залу, тем менее изношенной и ущербной выглядела амуниция. Видно, что воин научился вовремя отступать. И еще заметно, как облегчалась само обмундирование, становясь менее крепким, зато более гибким.
   Эволюция доспехов напрямую отражала перемену тактики ведения боя. Крупнопластинчатая корацина ковалась под упрямца, неотступно прущего до конца. А вот следующий, - кольчатый доспех с кольчужным капюшоном, - явно свидетельствовал о нежелании растягивать боевые действия. Если в начале ратного опыта воин, упоенный бравадой всепобеждающего добра, не щадил живота своего ради виктории, то в дальнейшем - сильно сомневался в успехе той или иной военной компании, и уже ставка делалась не на сильные руки, а на шустрые ноги.
   - Мельчаешь, друже, - скорбно проронил гость.
   Зато последний доспех смог приятно удивить: подогнанная по фигуре классическая бригантина лучится доблестью; она надежна и подвижна. А как приятно пахнут кожаные ремни, не разбухшие от пота и крови! Ни пятнышка ржавчина, и черточки царапины. Его имя - Бесстрашие.
   - А зачем тут молот?
   Юноша пнул громоздкий инструмент, и тут его осенило догадкой.
   - Ах ты поганец...
   Лишь одному неугоден блеск воинского доспеха и рокот рыцарского кодекса. Тот, кто культивирует раболепство и признает лишь отступление, замыслил диверсию.
   - А вот обломись!
   Фокусник вытянул из-за пазухи мешок и поспешил затолкать в него составные части новенького доспеха. Когда крест каркаса стал тощ и гол, юноша достал из кафтана бумажку с карандашом; начеркал пару строк и насадил записку на рукоять молота. Прихватив с крюков увесистый палаш и каплевидный норманнский щит, оруженосец кое-как закинул раздутый мешок на спину. Пригибаясь под его тяжестью, юноша заспешил в королевские покои.
  
   Гнев распирает грудную клетку; писарь в черной хламиде до треска кожи сжимает кулаки. Дверь в арсенал распахнул пинком.
   - Ну сейчас душу-то отведу...
   Он застыл на пороге; горящие факелы сразу доложили о краже. Словно за шкирку вылили ушат колодезной воды - даже цветом лица, вымороженный черной ненавистью. Разом сошли суета и взвинченность.
   - Ай как жалко-то... Если бы не эта очередная, - такая глупая, - ошибка... Я-то мыслил пощадить и сослать... Сумлевался... Хотел отпустить взамен на сворованные летописи... Но ты сам подписал себе приговор.
   На полу он увидел свой молот и клочок бумаги, насаженный на рукоять. Писарь сорвал и прочел записку.
   "Инструкция по эксплуатации: продолговатым концом - в задний проход".
   Зловещий взгляд опустился на молот.
   - Как остроумно шутит тот, кто вот-вот сгинет.
  
   Скала, что отступила от горного плато, высится над острыми пиками сосен, рощами и долами. На вершине воздвигнута крепостная стена; но и на нее можно взглянуть сверху вниз взойдя на каменную корону донжона.
   Башней он казался лишь со стороны, а на деле был исполинским колодцем. Гуляя на кольце крыши, можно с любого ракурса любоваться безоблачным небом: будь то вишневые оттенки заката на западе, объятые лимонной желтизной, или бирюза зенита, перетекающая в восточные сумерки. Если найти силы оторвать взгляд от упоительных небесных красот и опустить глаза, можно узреть даль, осматривая ландшафт с высоты птичьего полета.
   Созерцание прекрасного чуждо писарю. Взойдя на крышу донжона, колдун в черном балахоне одним своим присутствием развеял идиллию, в которой чудилась благоговейная музыка. Теперь, вместо щипков арфы и рулад свирели, нервно запиликала скрипка, словно смычок возжелал распилить инструмент поперек; мистичные, - по поверьям, - лишающие рассудка, ноты стеклянной гармоники тонкими иглами впиваются в душу, погружаются в нутро, словно в тельце куклы Вуду.
   Поступь злодея грохочет набатом, предвещая неминуемую беду. Он кружит коршуном по кольцу донжона, взглядом хищника высматривая жертву; щурится, облизывает пересохшие губы.
   В лесном чертоге сверкнула синяя искорка на металле. Рыцарь скачет на резвом жеребце прочь из замка.
   Чернокнижник воздел руки к небу.
   - Аларан! Парем! Дугхлоссс!!!
   Клекотом стервятника прозвучало заклятие. Рокот заворчал в вышине. Облака проступили на небе, будто иней; посерели, почернели, и разразились шелестящим градом. Градины секут раскинутые руки писаря, застревают в бороде, разбиваются в дребезги о лоб, оставляя на коже красные пятна. И это лишь прелюдия.
   Глыба льда обрушилась на крышу замка; раскрошила зубцы, словно снаряд баллисты. Осыпаясь чешуйками наледи, трещина пробежала по грани ледяного яйца; скорлупа отворилась, расправилась гибкими крыльями. Из сердцевины пахнуло арктическим холодом; словно огромные питоны, вытянулись шеи трехглавого дракона. Крокодильи пасти ощерились частоколами клыков, вытесанных изо льда. Голубые глаза рептилии сверкают голодом под карнизами надбровных дуг. Двулапый кошмар встал во весь рост - собой загородил чернокнижника от града. Серединная голова повернулась боком, замечая своего повелителя.
   Пасть накинулась молниеносно. Клыки проткнули живот и поясницу; густо заструилась горячая кровь. Она брызнула на камни, над которыми задергались ноги писаря. Правая голова метнулась, чтобы схватить дрыгающиеся конечности; сомкнула челюсти и дернула в сторону. Кровавый сок выплеснул как из ведра; третья голова принялась слизывать лакомство.

0.5

  
   На голове заныла шишка. В рабочий день, Валентин зашел в кабинет к начальнице, и остался на чашечку кофе. Крестная молча рассмотрела его документы и стала подписывать, а он тем временем, - к своему разочарованию, - послушал радиостанцию из магнитофона. Ведущая новостного блока дикцией нагнетает беспокойство:
   - Прошлой ночью в городскую реанимацию был доставлен юноша двадцати пяти лет в тяжелом состоянии. Врачи поставили диагноз: множественные телесные повреждения, нарушение работы почек, три закрытых перелома и черепно-мозговая травма. Причиной стали жестокие побои, которые нанесли местные хулиганы. В результате расследования, сотрудники полиции установили причину нападения: двое молодых людей выследили пострадавшего, когда тот возвращался с работы. Избиение стало расплатой за любовные интриги с девушкой одного из нападавших. Виновников задержали спустя несколько часов. На данный момент возбуждено уголовное дело по статье разбойное нападение с нанесением тяжких...
   - Вот твой экземпляр, - голос Елены освободил из плена неприятных новостей, - Вот твой бейдж. И вот ламинированные таблички для зала, где тренируются самураи.
  
   "Служебный проход".
   Валентин приклеил таблички с обеих сторон двери. Перечитывая надпись, он радовался тому, как изящно удалось решить чью-то проблему, и что смог поучаствовать в этой маленькой победе. Поддержание жизни клуба показалось интересным.
   - Ей! Показушник!
   Валентин почувствовал необходимость обернуться. Напротив него оказался боксер, и никого, к кому бы тот мог обращаться.
   - Ты чё везде суешься? - заметно, что боксера удерживает на месте возможный выговор за драку на работе. И он всячески порывается намекнуть, что бумажный щит - временный. Но было в задире нечто комичное - он оказался низкого роста, с созвездиями прыщей на лице, и выглядел злобным подростком.
   Не отдавая отчет, откуда взялось столько смелости, Валентин надменно ухмыльнулся:
   - Больше конкретики, пожалуйста.
   - Через эту дверь мои парни ходят. Снимай свою хрень.
   - Но это не моя хрень. Это хрень твоей начальницы.
   Боксер хмыкнул, метнул взгляд, ударил кулаком в ладонь. Затем повернулся к лестнице и метнулся вверх, демонстрируя силу ног.
   - Самец, - с насмешкой иронизировал Валентин.
  
   Вторая сменщица-администратор, с которой Валентин работал сегодня в паре, оказалась заразительно жизнерадостной девушкой. От нее словно шел свет; и имя подходящее: Света. Ее веснушчатое личико постоянно сияло задоринкой; будто кто-то рассказал ей уморительную шутку. Было приятно просто находиться рядом с таким человеком.
   А еще юноша заметил, как относятся к ней клиенты. Почему-то ни один не выказал недовольства, не придрался к словам или сервису. Словно сегодняшний день для всех гостей оказался на редкость удачен. И свой день Валентин считал таковым, несмотря на испорченную радость от маленькой победы. Не хотелось думать, что его затея с табличками была показухой.
   Накануне закрытия, в группе Алексея закончилась тренировка. Инструктор спустился к ресепшену, и Валентина кольнула мысль:
   "Подхалим, думает он про меня".
   Алексей подошел и, не говоря лишних слов, уважительно поклонился. Позади него встал полнотелый Владимир, с добродушной улыбкой хоттея последовал примеру учителя. Валентин смутился и скопировал поклон, отвечая благодарностью. Вскоре спустились оставшиеся ученики, и самураи удалились.
   Весело удивленным взглядом Света посмотрела на Валентина.
   - Ничегошеньки себе!.. С чего такие почести?
   - Пустяки.
   - М-м... - Света многозначительно кивнула, тайком улыбаясь: - Пока я заканчиваю, можешь пойти переодеться. Я живу неподалеку, поэтому прихожу из дома в рабочей форме. Так что ты зря ждешь, чтобы пропустить меня в раздевалку первой.
   - Неужели я так предсказуем? - улыбнулся юноша.
   - Понаблюдав за тобой, я бы сказала, что ты верен хорошим манерам.
   - Хорошо. Тогда позвольте выразить благодарность за терпение, проявленное специалистом высшего уровня по отношению к новичку.
   - Хи-хи. Какая приятная лесть!
   - Завтра принесу новую.
   Сам того не ожидая, юноша галантно поцеловал ручку Светы. Девушка подыграла реверансом.
   - Тогда до встречи. Не забудь, что завтра сокращенная смена.
   - Почему?
   - В честь Дня Рождения клуба. Здание закроют на час пораньше и сотрудники останутся пить чай и фреши. Думаю, тебе не помешает пообщаться со всеми.
   - Хорошая мысль, - согласился Валентин, представляя общение с весьма конкретной особой по имени Анна.
  
   Жаль, что уличная одежда - не доспех. Валентин точно знает, что серьезные проблемы поджидают его во дворе главного входа, но отказывается думать о запасном выходе. Непонятно почему, но страх сказывается меньше, чем самоуверенность. Валентину кажется, словно горы по плечо. Он хочет стать таким, кто понравится Ане. А для этого нужно понравиться себе. Валентин знает, как бывает больно после драк, предвидит, что побитые руки надолго забудут плотнический инструмент. Но зная и то, насколько больнее обходится трусость, юноша сжал кулаки.
   Прощаясь перед уходом, он помахал Свете; в последний раз полюбовался ее улыбкой. Оказавшись за стеклянной дверью, он пошел настороженно, и вскоре услышал разговор двух парней в тени здания:
   - Что я, по-твоему, должен сказать ему? - злится Антон.
   - Не тупи! - подначивает боксер. - Скажешь, чтоб не терся около твоей Насти. Эй ты! - гаркнул он Валентину: - Сюда иди!
   Шумит город, равнодушный к происходящему в темном дворе. Погас верхний ряд окон фитнес-центра; всего их три. Когда охранник спустится, чтобы погасить нижний - ляжет плотный сумрак. Он покроет произвол безнаказанностью.
   Валентин отозвался уверенным тоном:
   - Что нужно?
   - Слышь, горгона, убавь гонор! Ты откуда такой деловой вылупился?
   - У тебя отличные ученики, - похвалил Валентин.
   - Чё?
   - Удар ты им хорошо поставил - заметно по твоей отбитой башке. Может пора переходить на снаряды, груши например?
   Боксер опешил, дернулся вперед.
   - Я те ща голову отобью, умник!
   Неожиданно задира смерил пыл. Валентин сообразил не сразу, что дело в Свете, которая вышла домой:
   - Привет, мальчики. Чего делаете?
   Она выглядит беспечной, но Валентин уловил ее тревогу.
   - Все в порядке, - заверил он. - Знакомимся.
   Света не поверила его словам.
   - А можно с вами постоять?
   - Нет, - отрезал Антон. - У нас темы мужские: тачки, телки. Иди домой.
   Девушка подождала, чтобы Валентин одумался и ушел вместе с ней. Но он отмолчался.
   - Светк, давай уже, - поторопил Антон. - Дай поговорить.
   - Не хулиганьте только. Спокойной ночи, мальчики.
   - Ага, и тебе того же.
   Погасли окна первого этажа, и только далекие фонари подсвечивают двор. "Видимость ни к черту", - юноша пожалел, что очков при себе нет. Пока Светины шаги затихали, сердцебиение Валентина становилось громче; но смельчак невозмутимо закатал рукава.
   Боксер хмыкнул, распихал руки по карманам.
   - Свет погас, ушла и Света, - хохотнул задира, вышагивая к жертве. - Ты там че-то про отбитую голову говорил, кажется? Не напомнишь?
   - Зачем? Ты же через минуту снова забудешь.
   Боксер хрюкнул.
   - Ты че такой борзый? А ведь я хотел по-хорошему с тобой поговорить, а ты оскорбляешь меня. Придется с тебя спесь стряхнуть, как желуди с дуба. Ты хоть понимаешь, какие у тебя печальные шансы, дубок?
   - Не стал бы доверять твоему подсчету.
   - Все! Будешь свои синяки считать сам!
  
   Боксер пошел в наступление, не считая паяца за соперника. Он чувствовал его страх.
   Кулак Валентина рефлекторно метнулся вперед, и так получилось, что задира налетел переносицей. Он заматерился и разъярился всерьез. Валентин не успел опомниться, как удар в ухо прилетел с боку. Зазвенело в голове и потемнело в глазах. Пришлось зажаться в глухой защите, понимая, что это тактика закончится поражением.
   - Шухер!..
   Боксер замер на середине удара, когда услышал команду Антона. Расправу прервали шаги во дворе.
   - Кого еще там несет?
   Вид четырех фехтовальщиков остудил его пыл. Впереди шагает Алексей, а трое позади него начинают расстегивать чехлы с деревянными катанами. Их учитель прошел мимо остолбеневших хулиганов и встал рядом с Валентином; а сами они остались позади, отрезая путь к отступлению.
   - Мы задержались у фаст-фуда, - с улыбкой объяснил Алексей приятелю, и кивнул на жующего толстячка. - Мимо проходила Света, сказала, что тебе интересны мужские разговоры. Предлагаю пообщаться с нами по дороге до метро.
   - Ты не заметил, - встрял Антон. - Мы вообще-то разговаривали?
   - Когда я подошел - молчали.
   Самурай взглянул на заносчивого инструктора, чтобы тот прозрел плачевность своего положения.
   - Многие воспринимают только силовые доводы. Но все же попытаюсь словами. Это называется численным превосходством. Теперь, когда всем понятен расклад, мордобой отменяется раз и навсегда. Мы уходим.
   - А ..ули ты раскомандовался?! - не может уняться боксер.
   - Да заткнись ты уже! - выпалил один из старшеклассников, выскочил вперед и отвесил тренеру пендаль. Боксер дернулся и вылупил глаза, но не стал отвечать.
   - Мирослав! - рявкнул Алексей. - Я не этому тебя учил!
   Ученик отступил к остальным, все еще надеясь на удобный случай проучить гопника. Валентин ощупал пламенеющее ухо, накрыл холодной ладонью.
   - Алексей. Я с удовольствием принимаю приглашение. Но прежде, мне нужно кое-что выяснить с Антоном.
   - Хорошо. Мы подождем, - самурай скрестил руки на груди, как бы позволяя приступить к переговорам.
   - Антон, - начал Валентин. - Давай поговорим спокойно, без оскорблений и угроз. Давай уважать друг друга.
   - Давай. Давай! - взорвался Антон: - Уважь меня, как пацан пацана! Не прикасайся впредь к моей девушке!
   - Твоя обида беспочвенна.
   - Ты обнимался с ней!
   - Я не посягал на твою девушку. Я не преследовал корыстные интересы, мне нечего стыдиться. То был жест моральной поддержки, сострадания.
   - Ты не одурел так сострадать?
   - А как нужно?!
   - Не нужно вообще лезть не в свой огород, выскочка. Для поддержки у нее есть я.
   - Не по моей вине тебя не оказалось рядом, когда это было необходимо.
   - А если ей ночью в постели станет холодно, - а меня не окажется рядом, - ты и тут подсуетишься?! Хорош словоблудить!
   - Как мне доказать, что я хотел поддержать коллегу, а не потешить либидо?
   - Хрен ты докажешь. И знаешь, что я тебе скажу - не спасут тебя никакие заступники. Рано или поздно, я доберусь до тебя.
   - Может дать сдачи заранее? - с надеждой предложил Мирослав.
   - Вперед! - завопил Антон. - Я жду!
   - Хватит, - попросил Валентин, устало потирая глаза. - Давайте поищем компромисс.
   - Не будет никакого компромисса! Вали из клуба!
   - Я отказываюсь.
   - А почему бы вам не разобраться на ринге? - придумал боксер. - По-поцански.
   - Соглашайся, Валентин, - отозвался Мирослав. - Я буду драться вместо тебя.
   - Пусть лучше будет пари, - подхватил Антон. - Если Валек залезет на вершину моего скалодрома - я подам документы на увольнение. Если струсит - прости-прощай. Ну?
   Наступило молчание. Старшеклассники решили, что это идеальное предложение. Даже позавидовали, что за так удастся полазить на скалодроме. Но Валентин не разделяет их мнение. Потирая глаза, он с мукой произнес:
   - Мне не нужно твое увольнение, которое навредит клубу. Я хочу одного - исчерпать инцидент. Если тебе так нужно меня ударить - давай, я согласен.
   Антон почуял слабину.
   - Ну уж нет. Я готов тебя простить, если ты исчезнешь раз и навсегда.
   - Если я полезу на стену - разве это докажет порядочность твоей возлюбленной?
   - Это докажет твою порядочность!
   - Я бы хотел принять участие в пари, - завил Алексей.
   - Нет, - отрезал Антон.
   - Это не обсуждается. Я делаю ставку. На кону мое увольнение. Ставлю на Валентина.
   - И что ты хочешь?
   - Ничего.
   - ... То есть, если ты проиграешь - увольняешься, а если выиграешь - ничего?
   - Именно так.
   - ... Нахрена?
   - Чтобы поддержать товарища.
   - Я отказываюсь брать на себя такую ответственность! - возразил Валентин.
   - О чем ты? Ответственность остается на мне.
   - Сэнсэй! - воскликнул второй паренек-школьник. - Разве кодекс нашей школы не запрещает азартные игры?
   - Все верно, Федор, - с улыбкой ответил учитель. - Но сейчас иной случай. Я вкладываю веру в человека. Таков Путь Самурая - служить победе.
   Безрассудный мир всеми способами толкает Валентина действовать против собственной воли. Словно фигуре короля объявляется шах; есть лишь один ход, чтобы ужиться в коллективе.
   - Я принимаю пари...
  
   Антон ухмыльнулся:
   - Я совсем забыл уточнить - скальную обувь и страховочное снаряжения я тебе не дам. Но так и быть, вот бесплатный совет - оденься поудобнее. И в чистое, ха-ха. И еще - ты в споре, самурай. Я буду рад избавиться сразу от двоих конкурентов.
   - Разве скалодром конкурирует с боевыми искусствами? - интеллигентно заметил Федор.
   - Школота! Ваш, так называемый "учитель", всего лишь работник сферы услуг, а не волшебный сказочный мудрец. Он такой же, как я, и как любой сраный сотрудник в здании сраного клуба, который вы приняли за "священный японский храм". Разуйте глаза, малолетние фанатики: вы машете палками, а не саблями!
   - Ты глуп, - констатировал Федор. - Ты перепутал стереотипы, навязанные голливудскими фильмами, с гармонией в наших сердцах, которую мы постигает в зале для тренировок. Ты не понимаешь значение слова "учитель". Учитель - этот тот, кому ученики стремятся уподобиться.
   Мирослав поддержал речь напарника:
   - А я бы никогда не стал заниматься у такого гнусного типа, как ты. Никто из нас не стал бы.
   - Не велика потеря. Ко мне приходит больше людей, чем к вам.
   Федор подметил:
   - Многие сами не знают, чего хотят, пробуют, что подвернется. Но такие не задерживаются.
   - Поэтому все в клубе - конкуренты, и сами клубы конкуренты между собой. Никому из нас не выгодно процветание другого.
   - Если так считать, то вообще все люди - конкуренты.
   - Так и есть по жизни, мальчик. Когда ты садишься в общественном транспорте - ты занял чье-то место. Когда едешь в лифте - другой человек ждет на этаже. Во взрослой жизни быстрый жрет медленного. Побеждает тот, кто первым отбросит порядочность.
   Федор уважительно поклонился.
   - Благодарю за урок. Теперь я понимаю, чего мне нужно остерегаться в будущем.
   - На здоровье.
   - И чего же ты будешь остерегаться? - подыграл Мирослав.
   - Стать рвачом, - ответил Федя, и мальчишки засмеялись
   - Рвачем! - рявкнул боксер, - А ваш долбанный "учитель" - не рвач? Или вы занимаетесь у него за конфетки? Ваш рвач просто неудачник, строящий из себя мудреца. У нас хотя бы денег хватает продолжать развиваться дальше!
   Толстяк Вова удивился:
   - А разве ты не остановился?
   - ... Не понял.
   - Разве ты не остановился в развитии? - ученики дружно заржали.
   Валентин далек от смеха. У боксера будто предохранители сгорели, и он пошел с решимостью калечить. Мирослав с кровожадной улыбкой подался вперед, забирая первенство у товарищей.
   - Хватит! - выпалил Валентин. - Уже все решили!
   В спешке забирая с собой боксера, Антон оглянулся на юношу.
   - Завтра. На вечеринке.
  

6.0

  
   Огни свеч зародились на фитилях, разгорелись, заплясали. На разной высоте, короны подсвечников опоясывают шершавые колонны, разрисованные волнистыми мазками копоти. Свет, - ярый в середке и тусклый по углам, - наполнил библиотеку, словно воплотил ее зал внутри тьмы. Будто за стенами - черная вселенная живой субстанции хаоса, которая не обретает форму и обличие, пока ее не касается взгляд.
   Меж рядами колонн висит птичья клетка. Словно в сказке, ее размер огромен, чтобы девушка на жердочке казалась дивной птахой, опечаленной неволей. В ее руках блекло мерцает ажурная диадема: тени пляшут на розовом золоте, блики сверкают на самоцветах, просвеченных до глубины. Широкий бант на спине лазурно-голубого платья выглядывает крылышками. Длиннохвостые бантики-бутоны распустились на мысах атласных туфель; невольница касается ими железного дна, чтобы мягко покачиваться на качелях. От малейшего движения противно скрипят цепочки.
   Заунывная безмятежность библиотеки длится бесконечным трауром. Льется протяжная нота флейты, а может это просто сквозняк. Стеллажи библиотеки заставлены книгами; несметное число переплетов, за которыми таятся сотни листов и сотни слов на каждой странице. Заключенный здесь нашел бы способ скоротать вечность.
   Суета завелась на лестнице башни, когда сапоги засеменили по ступеням, запнулись, и некто с руганью прокатился кубарем до двери. Потирая шишку на лбу, в библиотеку ворвался юноша в зеленном кафтане.
   - Что ты здесь делаешь?! - воскликнул он, бросаясь вверх по лестнице и вдоль по антресоли. - Погоди, сейчас я тебя освобожу.
   Клетка висит над дырой в полу, слишком высоко, чтобы допрыгнуть; и слишком далеко от перил антресоли, чтобы дотянуться. Юноша схватил плоскую лестницу и перебросил мостом, рожками цепляя за дно. Он приготовился взобраться, чтобы балансируя на перекладинах пройти над пустотой; но пленница обронила:
   - Не надо...
   Спасатель замер в растерянности.
   - Что ты задумала?
   Молчание стало ответом.
   - Ты должно быть не знаешь новостей, - разражено заявил юноша. - Писарь вызвал дракона, чтобы тот меня сожрал. Но он обознался, и сейчас чудище охотится на Его Величество.
   По отсутствию реакции он понял - новость не нова.
   - Зачем все это? - отчужденность девушки стала злить: - Что за интригу ты продолжаешь плести? Ведь ты нарочно завела меня в библиотеку, чтобы ловушка с бочкой сработала на мне, а не на короле! А потом задержала писаря, чтобы я успел украсть доспех! Ты знала наперед, как все сложится, а теперь, когда начинается битва, ты предала Его Величество! Ты должна поддержать его, но ты сбежала!
   - Так нужно.
   - Ух эта развернутая женская аргументация! Обожаю! - юноша всплеснул руками и повернулся к клетке спиной. - Блеск. Слов нет.
   Помедлив, он шагнул к стеллажу и подцепил корешок переплета. Книга распахнулась и сама прошелестела страницами. Поправив очки, юноша зачитал:
   - Та, кого я считаю своей Музой, кто наделяет мои глаза, мои уши, кончики моих пальцев непередаваемой глубиной чувственности, она - неотъемлемая часть меня. Быть может, это и есть моя Душа, которой я посвящаю творчество и без которой искусство немыслимо. Но перенося на повседневность то ранимое, чуткое восприятие, я неминуемо сталкиваюсь с разочарованием; столь болезненным, словно с пальцев моих содрана кожа и занозы пронизывают плоть. Устроен ли мир так, чтобы душа нуждалась в страданиях? Нужно ли болью удобрять корни творчества, дабы взращивать на ветвях горькие плоды? Есть ли коварство в деяниях Музы?
   Юноша захлопнул книгу и небрежно бросил на пол. В тишине прозвучал девичий голос:
   - Все это неправда... Боль калечит душу, а не услаждает... Мы же в одной лодке...
   На венец диадемы упала слезинка, сверкая ярче самоцветов. Юноша тяжело вздохнул и положил локти на перила.
   - Я понимаю, почему ты спряталась. Ты решила избавить Его Величество от той самой чувствительности, дабы закалить его дух. В этом я солидарен тобой. Так нужно. Если же я вмешаюсь сейчас, из меня, - как обычно, - сделают козла отпущения. Нельзя допустить, чтобы писарь снова отвертелся. Он допустил роковую ошибку, явив себя во всей красе. Если все пройдет гладко, то Его Величество, - наконец! - прозреет. Осознает, какому голосу следует доверять. Правда, есть маленький нюанс: дракон может слопать нашего рыцаря... Я бы хотел посмотреть трансляцию поединка, - юноша азартно потер руки. - Не откажи мне в этом удовольствии.
   Пальчиком, Муза смахнула слезу с диадемы. Пленница выставила ее между прутьями решетки, но карабкаться по лестнице не пришлось - с капители колонны спорхнул мраморный дятел и перенес посылку. Юноша трепетно принял бесподобную тиару обеими руками.
   - А-ах, - благоговейно вздохнул он, несильно преувеличивая свой восторг. Занося над головой, юноша зажмурился...
   - Ну, от винта.
   ...и опустил диадему на белокурую голову.
   Когда он поднял веки, вместо библиотечного зала увидел лесной чертог. Гость обнаружил себя на высоте крон, вцепившимся когтями лап в шелушистую кору сосны, прижимающим к тельцу пестрые крылья...
  

* * *

  
   Заря расцвела над горными хребтами, подрумянила облака. Тени стекли в низины и овраги, а кроны леса покрылись позолотой лучей. Пестрый дятел, что спозаранку принялся выбивать клювом бодрые трели, перескакивает по сосне, роняя чешуйки коры. Вдруг, он охладел к своему занятию; опираясь на хвост, огляделся по сторонам и затаился.
   Копыта выбивают дробь из глинистой земли. Богатырский скакун всхрапывает от удовольствия, которое ему доставляет сладкий утренний воздух и прыжки через валежины. Рыцарь невозмутимо придерживает поводья стальной рукавицей. Доспех покрывает матовая пленка росы; щит и меч приторочены к седлу. Всадник несется поперек решетки теней, отброшенных стволами деревьев; мерцает металлом, рассыпая солнечных зайчиков.
   Дятел впорхнул и пустился вослед...
   ...а в далекой вышине, из облака вылетело трехглавое чудовище. Растопыренные крылья сверкнули как слюда; три пары хищных глаз осмотрели поднебесье. И вот шеи вытянулись в одном направлении. Подкрадываясь терпеливо, дракон снова нырнул в небесный сугроб.

0.6

  
   Рабочий день пролетел неуловимо быстро; время иссякло, как песок сквозь пальцы. Руки Валентина задрожали сильней. От вчерашней самоуверенности не осталось и следа. Страх блуждал в теле, ознобом кочуя по органам. Ни на минуту не покидали мысли о предстоящем ужасе; они давили, как стая птиц на фонарные провода - разгонишь их, а они вновь по одной слетаются. Юноша отчаялся в попытках совладать с ними, и все свои силы тратил на непринужденный вид.
   Напарник Светы был рассеян сегодня, порой он отвечал невпопад. Девушка всем сердцем обрадовалась, когда в начале смены не увидела синяков на его лице. Позже поняла, что проблема не ушла бесследно. Валентин поблагодарил за вчерашнюю поддержку и не стал ничего рассказывать.
   К концу сокращенной рабочей смены, юноша снова извинился за свое подавленное состояние. Девушка посоветовала взбодриться, взяла за руку и повела за собой.
   - А разве нам не нужно переодеться?
   Света обернулась с лучезарной улыбкой.
   - Нет. Там каждый будет в своей униформе.
  
   Открытая зона фитнес-бара расположена на первом этаже, напротив скалодрома. Празднично украшена барная стойка, возле которой собрались сотрудники клуба. Бодрая музыка играет громко, но тише, чем гудят оживленные беседы в разношерстных компаниях. Корпоратив похож на костюмированную вечеринку: улыбчивые айкидоки в белых кейкоги с черными поясами; брутальные качки в майках и шортах; поджарый тренер-теннисист с напульсником и футболист в номерной футболке; девушки в обтягивающих одеждах, удобных для танцев и фитнеса.
   Затворнику Валентину стразу стало неуютно от людского скопления. Он захотел, чтобы Света не оставляла его без покровительства, чтобы не пришлось скромно мяться в сторонке, как то случалось в прошлом юноши на всех школьных огоньках. Но вскоре он осознал, что напрасно паникует. Малознакомые инструкторы радушно протягивали руки, здоровались с новичком, когда всеобщая любимица Света вела его через толпу, рассказывая про собравшихся полезные сведения. Валентину было приятно, когда его имя оказывалось известным. Мало-помалу юноша скинул нервозность, напоминая себе, что он уже давно не тот школьник-неудачник, который не мог влиться в коллектив.
   И будто бы вся эта прелюдия готовила Валентина к главной встрече. Сердце замерло в блаженной истоме - на высоком стуле бара вполоборота сидит Аня. Для юноши все люди вокруг стали антуражем, безликой массовкой, и только ее лицо, будто бы запечатленное крупным планом, покорило внимание. Он почувствовал, как его щеки запылали.
   Света привела Валентина прямиком к Ане, которая смеется в беседе с Настей. Когда глаза Анны встретились с глазами юноши, она с кокетливой улыбкой подала руку. Тоже сделала и Настя, превратив жест в шутку. Девушки засмеялись, а Валентин подосадовал в душе, что утратил внезапный шанс коснуться губами бархатной кожи, почувствовать тепло изящных пальцев.
   Поразительно, как легко забылись тягостные думы, донимавшие весь день. Они испарились мгновенно; и вот юноша очутился в Эдеме, где рядом с Аней он испытывает прилив безграничной силы, жаром растекающийся в груди. Но бес дернул за ноги, возвращая на землю обетованную - в стороне от празднующих стоят трое.
   Боксер чавкает жвачкой, переминается с ноги на ногу. Антон застыл на стуле в позе рыбака, не везучего на клев. Алексей стоит ровный, как спица; на нем запахнута темно-синяя куртка-доги, и почти до пола опускаются складчатые шаровары-хакама черного цвета.
   Валентин извинился перед дамами, заверяя, с какой неохотой он должен отлучиться; стараясь, чтобы сожаление позвучало менее правдоподобно, чем было на самом деле.
  
   Новая компания не проявила радушия. Встревожило и то, что самурай держится в стороне, совсем как зритель. Антон придирчиво заглянул в глаза Валентина.
   - Передумал?
   Тренер всем видом показывает, что уверенно ожидает "Да".
   - Нет.
   Скалодромщик тяжело вздохнул, многозначительно помолчал.
   - Ты понимаешь, что если разобьешься - я за тебя отвечать не стану. У меня даже алиби железное: пока ты будешь лазить, я буду ждать здесь. На верхушке я оставил карабин. Принесешь - победил.
   Самурай насмешливо изумился:
   - Да ты криминальный гений.
   - Я простой человек и мне проблем не надо, - развел руки Антон.
   Боксер вклинился в разговор:
   - А чтоб по-чесноку все было, я сниму твой подвиг на телефон. В сторонке, чтоб не замызгаться, ха-ха.
   - Шухер, - пробубнил Антон.
   Бармен приглушил музыку, затихли беседы в толпе. Собравшиеся устремили взгляды к лестнице.
   Походка Елены на высоком каблуке напоминает о временах дворцовых барышень, и вполне возможно, что таковые были среди предков женщины, нисходящей по лестничному маршу. На ней платье по-деловому сдержанного кроя, но не лишенное изыска. Она одаривает собравшихся аристократической улыбкой; ее встречают аплодисментами и веселым галдежом.
   - Благодарю, - блистательной начальнице подали бокал яблочного сока. - Спасибо вам за то, что и в этом году у меня есть возможность поблагодарить вас за успешное сотрудничество. Спасибо всем тем, кто нас не покинул, и тем, кто к нам присоединился. Я несказанно рада находиться в обществе людей, радеющих о здоровье своих сограждан. Ваша работа достойна похвалы и уважения, которое я в полной мере испытываю к вам. Находится среди такого числа хороших людей - радость для меня, придающая сил стараться ради нашего общего дела. И я уверена, что оно будет процветать, если я грамотно организую ваше процветание. Поэтому, я желаю успехов, в первую очередь, для себя.
   Публика посмеялась; Елена подняла бокал и провозгласила:
   - За успех!
   Голоса поддержали тост, руки последовали жесту, а испив напитки, сотрудники захлопали в знак ответной благодарности. Елена вернула пустой бокал бармену.
   - На этом заканчивается моя аудиенция, - вновь прозвучал смех. - На самом деле, я бы хотела задержаться и пообщаться с каждым, но обязательства перед вами велят готовиться к завтрашним переговорам.
   - Восхитительно развитое чувство дистанции, - подметил самурай за спиной Валентина.
   Юноша угрюмо кивнул и добавил:
   - Отстраненная доброжелательность.
   На уговоры остаться, Елена отвечала мягким, но решительным отказом.
   - Желаю вам хорошо погулять в заслуженный праздник, - подвела она черту, направляясь к выходу под аккомпанемент благодарных возгласов:
   - Спасибо!
   - Спасибо Вам, Елена!
  
   Провожая крестную притворно праздным взглядом, Валентин подавленно напомнил себе, что рискует подставить эту женщину.
  
   Света обратила внимание, когда Валентин, вместе с боксером и самураем, отделился от общей компании и пошел в сторону скалодрома. Троица свернула за угол, скрываясь от взглядов. Аня и Настя заметили, как забеспокоилась их подруга, стали расспрашивать, и Света рассказала о "мужской беседе".
  
   В груди болезненно дергается сердце. Валентина всерьез подташнивает от страха, как приговоренного к казни. Он боится смотреть на стену скалодрома, будто она расстрельная. Юноша сохраняет приличный вид лишь потому, что не думает вообще.
   Боксер навел объектив телефонной камеры и злобно ухмыльнулся:
   - Видос, как такой лошпедрик зассыт, соберет миллион просмотров.
   Никчемность причины ссоры, разумная готовность сдаться, ответственность перед крестной, нелогичность и аморальность поступка - все разом свалилось на плечи, заставляя колени дрожать от давления, нарастающего с каждым шагом к стене. От нее будто исходит отталкивающее магнитное поле.
   Валентин подошел вплотную к рубежу. Еще стопы не оторвались от пола, а ему уже кажется падение. Как хвататься этими безвольными руками и ногами за выступы?
   "Я сделаю столько, сколько смогу".
   Юноша подергал первый зацеп, примерился ко второму...
  

* * *

  
   Огромная луна взошла в зенит, объявляя царствие ночи.
   Холодный свет указывает тропу, по которой скачет всадник. Далек замок на скале; долог путь через лесные дебри низины. Извилистая дорога то и дело отворачивается от цели, но теперь выпрямилась к подножью.
   Даже через доспех рыцарь чувствует, как перекатываются бугры мышц скакуна, спешащего вернуться в теплое стойло. Жеребец не знает усталости, но бережет ноги - ночью стремительный галоп опасен, рытвины попадаются часто. Конь неотрывно следит за дорогой, а всадник, сквозь глазницы забрала, смотрит на мельтешащие деревья. Ветви крон сплетаются арками, порой заслоняя замок, миниатюрный на таком расстоянии. Снова удивят его истинные размеры, когда хозяин окажется перед крепостными воротами. Это должно случиться вскоре. Вылазка приближается к завершению.
   Что-то встревожило коня, он всхрапнул и поскакал шибче. Сквозь прорези в шлеме рыцарь слышал только свист ветра, а оглянуться в доспехе невозможно. На такой случай к правому запястью прицеплено зеркальце; всадник присмотрелся к отражению за плечом. Стволы проносятся назад, становясь сначала решеткой, потом стеной, а затем обе стены смыкаются в чащобу. Тропа, подсвеченная луной, похожа на ручей. Позади нет ничего подозрительного.
   Еловая ветка хлестнула по наплечнику и появилась в отражении, стала отдаляться. Через десяток конских скачков, ту самую ель, и все деревья рядом с ней, обдал ледяной туман. От крон до корней, растения обросли хрусталем, ощетинились кристаллами льда, будто шипами. Поседела земля, заблестела промороженной синевой. И мгла, льющая с неба тугой струей, лавиной стал преследовать всадника.
   Рыцарь схватился за луку седла, привстал на стремёнах, чтобы гасить тряску от скачки. Жеребец испуганно верещит, несется во весь опор - бессмысленно подгонять его пятками. И нет возможности оглянуться; осталось только истово надеяться обогнать смерть. Воин поверил в надежду всем своим храбрым сердцем, но услышал, как захрустела наледь под копытами. Окружая с боков, начали белеть деревья. Холод стал просачиваться в сочленения доспеха, будто узкие клинки.
   Все закончилось внезапно. Морозный туман отстал, и всадник поднес зеркало - остекленевший лес, дымящий ледяным паром, удаляется. Теперь преследует пятно огромной тени. Оно настигло в отражении, накрыло и вырвалось вперед. И тогда рыцарь увидел то, что затмевало ночное светило.
   Сверкающий крылатый трезубец завис над тропой впереди всадника. Дракон вскинул три головы, а затем обрушил студеное дыхание навстречу галопирующему жеребцу, превращая лесную дорогу в ледяное ущелье. Конь рванул по мерзлой тропе; задетая плечом ветка разлетелась осколками.
   Казалось, что и этот отрезок пути удастся преодолеть, став ближе к спасительным стенам крепости. Но дракон мощно взмахнул крыльями, бросая порыв ветра на вымороженные деревья. С оглушительным хрустом, белые стволы посыпались друг на друга, разбиваясь как сосульки. Мерцающий погром стал надвигаться катастрофой, чтобы похоронить рыцаря под ледяным завалом.
   Конь встал на дыбы и надсадно заржал. Самовольно, загнанное животное кинулось в рощу, проскочив между хрупкими соснами, когда те уже накренились. Живые ветки стали хлестать доспех непрерывно; всадник мог лишь довериться инстинктам скакуна и держаться за луку седла изо всех сил.
   Когда жеребец выскочил на просторную поляну, - покинул спасительный кров леса, - рыцарь опомнился и стал лупить пятками по бабкам; но животное обезумело от страха. Всадник отстегнул щит и меч от попоны; они с бряцанием упали на землю, и рыцарь последовал за ними - кинулся из седла. Падая, он увидел тень своего скакуна, и другую, гигантскую, которая спикировала и пронеслась. Когда рыцарь упал, конский топот оборвался.
   Громыхая латами, он перекатился по траве поляны и тут же подхватился на ноги. Чтобы сразу осмотреться, рыцарь стукнул по заклепке шлема и тот раскрылся как створки ракушки, опадая на бронированные плечи. Белокурый юноша увидел глубокие борозды, вспаханные лапами дракона при посадке. И сейчас, трехэтажное чудище смотрит на пешего глазами хладнокровной рептилии. Жеребец, зажатый в окровавленной серединной пасти, визжит и лягает воздух. Боковые пасти змеями метнулись к добыче, откусили круп и мясистую шею боевого скакуна. Панический вереск оборвался смачным хрустом костей; не разжевывая, дракон заглотил куски конины. От голов до туловища, по шеям спустилось утолщение; пасти вскинулись к небу, чтобы с ревом исторгнуть алые фонтаны ледяной мглы.
  
   Выпал красно-белый снег.
   Он оседает кровавыми снежинками на доспехах по имени Бесстрашие. Рыцарь невозмутимо повернулся спиной к чудищу, забрал с земли щит и меч, подготавливаясь к битве на арене поляны. У дракона есть глаза - значит, он уязвим.
   Синие глаза рептилии светятся изнутри. Дракон рассматривает жертву одновременно с разных сторон, примеряется к нападению. Чудище выбрало самый верный способ; два удара крыльев взметнули снег с листьями, и вознесли дракона над поляной.
   Рыцарь воткнул в землю меч и насадил щит на рукоять - сейчас черед для самосборных арбалетов. Две кобуры, что прицеплены на бедрах, стрелок расстегнул мгновенно. Под указательными пальцами оказались спусковые крючки; дуги за секунду натянули тетиву, и рыцарь выстрелил от бедра с двух рук. Он не успел подумать, что промахнется, а стрелы уже растворились в сумраке ночи. Глаза парящего дракона светятся синими огнями. Через мгновение, два из них погасли.
   Чудище завизжало вепрем и рухнуло на поляну; вздрогнула земля. Латник уже мчится в атаку - инициатива на его стороне. Оглушительно скрипит ледяная броня, пока дракон извивается от боли. Две его головы покалечены, но третья успевает заметить латника. Хвост, с костяной булавой на конце, смахнул человечка с ног.
   Всю силу удара принял щит, и теперь он выгнут полумесяцем, валяется в стороне. Рыцарь едва поднялся, когда раззявленная пасть понеслась навстречу, вспахивая землю шипами пустой глазницы. Клыки сцепились у самой травы... А рыцарь выпрыгнул над ними.
   Доспех Бесстрашие одарил латника глотком могучей силы, чтобы тот выскочил над пастью, и оказался над светящимся глазом. Будто ключ в замочную скважину, рыцарь вогнал меч в черный овал суженного зрачка. Глазное яблоко брызнуло густой жижей.
   - Осталось три, - прохрипел воин.
   Мертвая голова перестала трепыхаться; а одноглазая средняя метнула струю ледяного дыхания. Пришлось бросить меч, чтобы взбежать по длинной шее. Голубой поток преследовал по пятам, но воин успел забраться на спину и обхватить среднюю шею у основания. Оттуда он увидел, что боковая превратилась в хрустальную глыбу.
   Костяной палицей на хвосте дракон раскрошил замороженную плоть, избавляясь от якоря, чтобы подняться в воздух.
  

* * *

  
   Предельно сосредоточенный, Алексей неотрывно следит за Валентином; суровый взгляд не отпустил восходящего по стене, даже когда боковым зрением заметил Аню и Настю.
   - Леш, ты видел Валентина? - приближаясь, тренер по йоге проследила за взглядом самурая и остолбенела.
   Настя переполошилась:
   - Что он делает?.. Почему он залез без страховки? Как он спускаться будет?! Где Антон?! - она побежала к барной стойке, выкрикивая его имя.
   Аня обрушила свой гнев на самурая:
   - А если он упадет?!
   - Я поймаю, - коротко ответил Алексей.
   - Ты в своем уме?!
   Девушка бросилась к лестничному маршу, взлетела на третий ярус, стремглав пустилась вдоль балкона, чтобы оказаться напротив верхушки скалодрома...
   ...Раньше, чем стала звать Настя, Антон оставил свое место. Теперь притихшая толпа наблюдает, как он взбирается на стену со стороны бара, пренебрегая мерами безопасности. Ему нужно успеть встретить Валентина, пока тот не начал спускаться.
   - Вот дебил!.. - ругается скалодромщик. - Ну нахрена он полез!..
  
   Вспотевшая ладонь перемахнула над стеной, зашарила. Край ровный, ухватиться не за что. Нервно дрожащая рука искала хоть что-нибудь... и нащупала карабин. Содранные в кровь пальцы коснулись трофея и замерли. Валентин едва не заплакал от счастья.
   - Валя!
   Женский голос ворвался в замкнутый мир юноши, где он стал альпинистом. Он увидел Аню, на той же высоте, только за перилами. Их разделяет пропасть; и не важно, что это всего пара метров. На секунду, Валентин почувствовал романтику мгновения. А потом впервые подумал.
   "Господи... Мне же еще спускаться!..".
   Глаза невольно опустились, и это стал первый раз, когда юноша посмотрел вниз. Он отдернул взгляд, но стало уже поздно - кадр отпечатался в мозгу. Валентин уставился на Аню; она что-то кричит, но уши заложило звоном. Видимое побелело, как в тумане.
   - Антон бежит к тебе сверху! - надрывалась девушка. - Он уже рядом!
   Она видела, как за секунду позеленело лицо альпиниста, а глаза закатились в обмороке.
   - Валентин! Валентин!!!
  
  

* * *

  
   Дракон размахивает крыльями, набирая стремительность и высоту; уже лужицей видится арена поляны. Рыцарь карабкается по последней боковой шее, как по стволу сосны. Средняя голова, слепая с его стороны, пытается раздавить подбородком, лупит по спине доспеха. Пасть попробовала выгрызть как клеща, но стальная рукавица выбила пару клыков. Воин намерен доползти до глаз.
   Чудище взбесилось, когда рыцарь заполз на лоб двуглазой головы. Шея стала извиваться, но он вцепился в надбровные дуги и вновь глотнул мощь доспеха. Раздался боевой крик; костяной выступ треснул и откололся, став колом в правом кулаке. Острием воин истыкал глаз, ощущая вибрацию ревущей под ним глотки дракона.
   - Осталось два! - дерзко заорал рыцарь.
   И вдруг - хлопок. Лопнули все ремешки доспеха Бесстрашие, и стальные листы облетели, как скорлупа. Белокурый рыцарь остался в поддоспешнике из вареной кожи; даже рукавицы рассыпались.
   Он сорвался, когда дракон тряхнул шей; стал падать, а чудище спикировало следом. Боковой пастью, оно заглотило добычу и аистом вскинуло голову. Лежа солдатиком, юноша стал стекать вниз головой, сдавленный тугими и склизкими мышцами.
  

* * *

  
   Аня безрассудно кинулась на перила, бессмысленно втягивая руку за сорвавшимся Валентином. Внизу пронзительно завизжала Настя, не помня себя от ужаса. На краю верхушки скалодрома упал на четвереньки Антон, выглянул с бледным лицом.
   Валентин не видит всего этого; не увидит и того, что случится вскоре. Будет не больно; когда пролетающий зацеп полосонул щеку, юноша уже ничего не почувствовал.
   Такой нелепой бывает смерть.

7.0

  
   Из чащобы, за битвой на арене поляны наблюдал дятел. Он видел, как рыцарь оседлал чудище, и они взлетели по спирали вверх. Снизу, дятел не переставал следить за их восхождением в небо. Смотритель был предельно сосредоточен; на момент, когда лопаются ремни доспеха Бесстрашие, он среагировал быстрее воина.
   Дятел трелью выстучал команду. Сотни птах из его семейства, - от малых, что снегирь, до крупных, словно ворон, - уже давно слетелись со всей округи, бесшумно выжидая на ветвях многоярусных трибун. Момент настал, и работа началась тотчас. Птицы вспорхнули разом; темные силуэты зарябили меж деревьев. Затрепыхали сотни пар крыльев; рой дятлов слетелся к двум высоким пням, которые остались трехметровыми памятниками некогда величественных буков. Сейчас, для древесных братьев, - повидавших полтыщи весен между прорастанием и усыханием, - пришло время перерождения.
   Ночную тишину прорезали десятки перестуков, коротких и длинных трелей, звонких и глухих, слитых в сплошную какофонию. Под былым весом, древесина затвердела до плотности камня; но клювы, будто разные стамески, мгновенно взлохматили пни. Лоскуты и щепки посыпались на корни.
   Сбрасывая годичные кольца, будто восковые тают пни, обретая человеческие очертания. В эпицентре птичьего вихря уже угадываются статуи в доблестных позах. Прорезая выемки и углубления, плотники облачили воинов в самурайские пластинчатые доспехи. Устрашающие боевые личины опущены забралами на рогатых шлемах. Творцы вооружили самураев катанами, и выгравировали на гардах-цубах художественный мотив - отсечение головы чудища.
  
   Когда рыцарь падал, и раззявленная пасть потянулась за ним, пернатый вожак стрелой взмыл навстречу. Когда дракон проглотил юношу, остроклювый дятел уцепился когтями за костяную бровь боковой головы, над ее последним глазом.
   Неистовый рев средней пасти пригнул макушки деревьев, словно колосья трав. Ледяные струи стали яростно выплескиваться, перезаряжая залпы со скоростью вдоха. Ослепленный бешенством, последний зрячий глаз не целится; арктический холод превращает облака в дождь, чертит белые полосы на земле, покрывая деревья льдом, блестящим при лунном свете...
   ...Ледяной туман прокатил меж стволов, недалеко от деревянных воинов. Дятлы кинулись в рассыпную, но лишь потому, что их работа закончена. Они расселись на ветвях, обращая взгляды на свои двухметровые творения. От пней остались низкие постаменты, на которых самураи-близнецы обращены друг к другу. Они стоят ровные, словно свечи.
   Ветвистые корни пней полтыщи весен буравили почву вглубь и вширь, разрастаясь подземной кроной. Теперь, - после долгого забвения, - они в последний раз втянули земные соки могучим глотком, чтобы погнать вверх по венам на ногах древесных воинов, напитать вспышкой жизни.
   Скрипнули сандалии, когда самураи сели на пятки. Абсолютно синхронно, совершенно зеркально, они коснулись левыми коленями постаментов, поправили ножны, осязательным движением почувствовали рукоять, прежде чем сомкнуть на оплетке пальцы правых рук. Большие пальцы вытолкнули цубы на пару сантиметров - "Путь хабаки" пройден, и мечи готовы покинуть ножны. Наступила внутренняя тишина решимости.
   - Нукицукэ-но кен, - пророкотали самураи.
   Последовало три удара сердца. Откалываясь от пьедесталов, воины выстрелили собой вертикально вверх.
  
   Пернатый вожак не мог позволить дракону улететь. Он кидался в атаку, чтобы задержать чудище над ловушкой. Но вот средняя шея извернулась, и последний глаз нашел птаху. Левая пасть метнулась, распахивая черный зев.
   В это же мгновение самураи зависли в апогее прыжка; деревянные катаны молниеносно вскинулись над шлемами.
   - ТО-О! - одновременно взревели воины.
   Их предназначение воплотилось в рассечении боковой шеи, когда та вытянулась чтобы сцапать дятла. Две полосы мелькнувших лезвий прошли поперек плоти и канули вниз. Первой отделилась слепая голова; дятел прижал крылья к тельцу и пролетел пасть насквозь. Следом отклеилась раздутая шея и рухнула в кроны.
   Сотня дятлов сорвалась с ветвей, чтобы облаком стаи напасть на дракона и погнать прочь. Среди всех оказался и вожак; вот только в глазах его не осталось прежнего разума.
  
   Юноша в зеленом кафтане снял диадему, тряхнул головой, отгоняя колдовское наваждение. С довольной улыбкой он водрузил диадему на деревянные перила. Девушка замерла у решетки, вопрошая с надеждой во взгляде.
   - Второй раунд, - объявил он, направляясь к выходу из библиотеки.

0.7

  
   Болезненная желтизна пропитала лицо Валентина. Вдоль щеки тянется глубокая царапина. Верхняя губа посинела. Спазматический вдох напряг связки на шее; разум пробудился.
   Теплая ладонь опустилась на лоб.
   - Чщ-чщ... Все хорошо, - успокаивает Анин шепот над головой.
   Затылок юноши лежит на ее коленях. Его содранные до мяса пальцы ощущают холодный пол; долгожданный, устойчивый. Как же приятно просто полежать на нем!..
   Пальцы девушки ласково расчесывают белокурые волосы. Нега и слабость в теле смешались воедино, и юноша будто поплыл на морских волнах. Он не хотел отрывать взгляд от прекрасного лица Ани, но веки слиплись от блаженного покоя с ароматом цветов, которым благоухает ее одежда.
   - Я упал?
   - Да.
   - Я в раю?
   Улыбка коснулась ее губ.
   - Не надо так спешить.
   - Конечно, не буду. Ведь я понимаю, что и здесь, на земле, можно почувствовать счастье.
   - ... Тебе нельзя резко вставать. Отдохни еще немного.
   Опускаясь в глубину ее глаз, он увидел в них мысль о поцелуе.
   - Остынь, сердцеед! Ты же только очнулся!
   Голос боксера прозвучал как инородное явление, ломающее границы иллюзии, в которой Валентин и Аня были наедине. А потом тренер еще и подошел, стал пихать под нос экран мобильника.
   - Зацени-ка!
   Видеоролик стал показывать с момента, где оператор у подножия скалодрома снимает Аню за перилами третьего этажа.
   "Валентин! Валентин!!!".
   Юноша увидел в кадре себя. Он отклеился от стены, начинал падать; динамик мобильника задребезжал от женского визга. Оператор заматерился от изумленного шока, но опускал объектив вслед за падением. И вдруг по стене метнулась сине-черная молния. Самурай взбежал на три шага по отвесной стене, сбил собой падающего, и с грохотом приземлилась на согнутые ноги. Валентин оказался на его руках.
   "... О..еть!..", - потрясенно обронил оператор, после чего изображение задрожало и съемка остановилось.
   От ошеломления уши Валентина полезли на затылок. Теперь, когда границы восприятия вернулись в норму, он нашел себя недалеко от арки скалодрома. Где-то неподалеку кричит на Антона Настя, разразилась обвинениями. Виден бар; праздник прекратился, и сотрудники в напряженной тишине ждут развязки. На высоком стуле в странной позе сидит Алексей. Его руки вытянуты между разведенных коленей, а кулаки и зубы стискиваются от боли. Он пытается беспечно улыбаться, успокаивая обступивших коллег; а ему бы сейчас порычать.
   Света первая вызвала бригаду скорой помощи, когда начался переполох; теперь, она же привела в зал двоих медиков. Чинным шагом мужчины в спецодеждах подошли к сидящему на полу Валентину.
   - Что у вас? - спросили они будто при обыске.
   - Давление... наверное, - юноша решился лгать. - В обморок упал.
   Врач склонился и растянул пальцами его веки, осмотрел белки.
   - И часто случается?
   Под пристальным взглядом, лжец порадовался, что можно ответить правдой:
   - Впервые.
   - Хорошо сегодня ели?
   - Нет. Совсем не ел.
   Врач закопошился в саквояже, смочил ватку содержимым флакона и сунул Валентину под нос. Растерянный юноша вдохнул нашатырь, и начались метаморфозы мимики.
   - В больницу едем? - спросил доктор.
   - Нет. Все уже хорошо.
   Мужчина поднялся с корточек и променадным шагом поплелся обратно, в сопровождении молчаливого напарника. Они остановились, когда заметили Алексея.
   - А с тобой что?
   - Штангу уронил, - без замешательства соврал Алексей, посмеиваясь над самим собой: - Поднимали штангу на спор. Поднять - поднял, а когда бросил - забыл отпустить. Растяжение... наверно.
   - Дебилизм, наверное. Поехали. Снимок рентгена сделаем.
  
   Валентин поискал взглядом Антона - зажав голову ладонями, сдавив напряженными пальцами, тренер сгорбился на скамейке перед скалодромом. Он не видит никого вокруг, и плохо справляется с горем. В конце гневной тирады Настя покинула Антона, и, - судя по его виду, - навсегда. Валентин подумал о том, как успокоить парня; но бросил затею, осознав, что это бесполезно.
  
   Настала полночь, когда юноша перешагнул порог родной квартиры. Бессознательно, Валентин сделал все то, что нужно было сделать: закрыл дверь, разулся, помыл руки, умылся, переоделся. Когда вошел в комнату, его взгляд зацепился за брусок на рабочем столе, но юношу больше интересовало кресло-качалка; он взялся за подлокотники и подтащил к эркеру. Словно балуя себя комфортом, Валентин погасил свет, а потом растекся в кресле.
   "Наконец-то...".
   Веки набрякли; он опустил их, чтобы немного отдохнуть. В кромешной темноте снова закружилась голова, тело стало проваливаться в пустоту. Какое-то время, юноша без мыслей наблюдал за течением белесых разводов на полотне век, чувствуя глазной жар.
   "Зачем все это было нужно?..".
   "Чего ты добился?..".
   "По твоей вине несчастен Антон...".
   "Ты покалечил Алексея...".
   "Ты заставил нервничать окружающих...".
   "А если бы ты умер?..".
   Валентин содрогнулся. Повторяющееся слово заставило насторожиться:
   - "Ты"?.. - удивленно пролепетали губы. - Кто тогда ТЫ, осуждающий меня?
   Прозрение встревожило - некто говорит с ним. Юноша открыл глаза.

8.0

  
   Валентин испытал ощущение, совсем как пробуждение из обморока. Нет, он теперь не в кресле-качалке - под ним мраморный трон, не знающий удобства и тепла. И нет, на нем не домашняя одежда, а штаны из дубленой кожи и щербатый подол кольчужной юбки. Они вымазаны слизью липкой, как страх.
   - Это сон... - подытожил Валентин.
   "Спать долго - жить с долгом", - прозвучала посторонняя до чужеродности мысль, почти облаченная в назидательный голос. Юноша попытался понять, где он его слышит: в голове или вдалеке?
   "Слышал звон, да не ведал, где он".
   Валентин взялся руками за подлокотники, сел ровно.
   - Яви себя! - повелел он.
   - Как Вам будет угодно.
   Из тьмы живой, - перетекающей густой смолой, - прозвучали два звонких хлопка. Оранжевые звезды проступили в сумраке, замерцали в безграничном тронном зале. Огни зацвели пламенем свеч на канделябрах; загорелись факелы, фонари с матовыми стеклами, лучины. Их держат мраморные руки скульптур, застывших в разных позах. Вуаль мрака приукрыла очертания таинственностью, но Валентин узнал статуи людей. Он вспомнил воспитательницу детского сада, с десяток школьных учителей, чуть большее число одноклассников, педагогов университета, сокурсников, приятелей, подруг, родственников... Всех, кто оставил след в его жизни. Эти колонны, - кариатиды и атланты, - подпирают свод зала.
   Над троном тоже разгорелись светильники. Стал видимым бородач в парусине потертого балахона. Он сутулый от привычки бить поклоны, его глаза бегают от чувства вины. Он не смеет ступить на подиум, на котором возвышается престол Валентина.
   - Ответствуй мне, - велел юноша, чуть удивляясь витиеватости собственной речи: - Где мы и кто ты таков?
   - В тронном зале, Ваше Величество. Я Ваш писарь.
   Лишь во снах бывает так, что абсурдные утверждения не требуют объяснений.
   - С чем ты пожаловал, нарушив мое уединение?
   Доносчик затараторил перепуганным голосом:
   - В крепость пробрался злодей, кляузник бесчестный, отравитель и душегуб. Лукавством своим, одурманил Вашу Светлость, вынудил избрать ложную стезю. Провокатор сей...
   Его перебил насмешливый голос из тьмы:
   - Кто про кого за глаза говорит, тот того боится!
   Каблуки сапог цокают по эмалированному полу; незваный гость идет меж скульптур, и отсвет огней мажет по зеленому кафтану. На его лице блестит фарфоровая маска Арлекина; сумасбродная улыбка подымает зардевшие щеки, прикрывает ими черноту глазниц. Писарь накинул капюшон, чтобы спрятать нервные тики лица.
   - Где летопись, смерд? - процедил он сквозь зубы.
   - Канула в лету. Разметалась так красиво! Жалко - ты не видел. Может тебе прямо сейчас пойти и поискать ее у подножья? Кинем снова - посмотришь.
   Бородач пал ниц на ребро пьедестала:
   - Вели слово молвить, милостивый государь!
   - Что за нелепые дворцовые интриги?! Какого рожна вы оба от меня хотите?!
   Не подымаясь с колен, бородач взмолился:
   - Дозвольте показать!
   Двумя хлопками писарь возвестил приказ. На убыль пошел мерклый свет; густая тьма смочила фитили свеч. А после, будто бы начался кинофильм, плавно проступая из черного фона.
  
   Это был обычный день из жизни фитнес-центра. Звучала бодрая музыка, инструкторы и гости шатались по коридору, минуя ресепшен и администратора. Им оказался Валентин, в одиночку поставленный в смену. Проходящие люди жалят его взглядами укора и презрение.
   - Почему наши столы вынесли из зала? - возмущается мужчина с ракеткой для пинг-понга.
   Его собеседник громко ответил:
   - Я слышал, что это из-за одного выскочки. Администратора стажера.
   - Вот урод! Не, ты как хочешь, а я не буду здесь покупать абонемент на следующий месяц. Совсем оборзели - выставили в коридор!
   Валентин захотел оправдаться, пообещать установить куллер в их зону... но отмолчался. Он услышал голоса Насти и Светы, увидел девушек, спускающихся по лестнице.
   - Ты даже не представляешь, какой он показушник!
   - Весь из себя галантный, обходительный, порядочный. А на самом деле - бабник редкостный. Ане ручку целовал, меня провожал, а стоило проявить слабость, начал меня лапать. Скотина похотливая!
   - Ты бы видела, как он перепугался, когда его ребята подкараулили! Строил героя, пока я рядом была, а у самого колени дрожали, чуть не падал. Зря я тогда сжалилась и рассказала самураю... ох зря!..
   Валентин с трудом поверил услышанному. Обида плеснула в сердце, как водка в бокал.
   - Из-за этого придурка наш сэнсэй покалечился и не может вести занятия!
   Юные ученики Алексея зашли в холл. Мирослав с ненавистью посмотрел на администратора и процедил сквозь зубы:
   - Козел!..
   Федор стал оттеснять друга в сторону.
   - Пойдем. Не марайся.
   Валентин проводил их ошарашенный взглядом и увидел возле барной стойки Антона. Боксер выслушивает его гневный ор.
   - Все было отлично, пока этот чмырь не нарисовался! А теперь, - по его вине! - Настена не разговаривает со мной!
   - Дерзкий типок, - поддакнул боксер.
   - Стал наезжать на меня в первый же день! Ты прикинь, угрожал настучать за нарушение техники безопасности! Ну ни че. Теперь поглядим, как он сам будет выкручиваться по той же статье.
   - Ха-а! Феерично иронично!
   Валентин повернул голову и увидел Елену. Она остановилась напротив ресепшена, и на ее лице не осталось прежней благосклонности. Закаляя сердце перед вынесением приговора, она посмотрела в глаза крестника с горьким разочарованием во взгляде.
   - Не думала я, что ты столь безответственный человек... Даже предположить не могла, что ты способен так меня подставить... Я не могу принять тебя в свой коллектив. Своей выходкой ты продемонстрировал неуважение и к начальнице, и к крестной. Тебя ничего не остановило. Что стало бы Наташкой, с твоей матерью? Она растила тебя с таким трудом, в одиночку. Я знаю, как она голодала, чтобы сэкономить деньги на детское питание; чтобы прилично одеть и дать образование. Ты не подумал ни о ком... Ты такой же подлый, как твой отец...
  
   - Нет! Я не такой же! Я не такой же как отец!!!
   Валентин очнулся в тронном зале; медленно пришел к осознанию, что это его крик только что вырвался. Руки намертво вцепились в кованые подлокотники.
   Паника короля воодушевила писаря.
   - Ваше Величество, что же вы наделали?.. Я так старался оградить Вас от лиха! Пострадала Ваша репутация! Оправдаться будет непомерно тяжко!
   - Я защитил себя от репутации труса!
   - Никто не нашел бы трусости в Вашем благоразумии!
   - Ее нашел Я!!!
   Советчик злостно ткнул кривым пальцем в зеленый кафтан.
   - Это он надоумил Вас так рассуждать! Этот прощелыга Вас облапошил! Коварством заманил в ловушку тщеславия и амбиций, не иначе! Рази ж Вы, при своей мудрости, допустили бы подобное? Нет! Ты во всем повинен, лукавый! Сознавайся немедля!
   Арлекин пошарил в кармане кафтана; достал конфету, обсыпанную кокосовой стружкой. Гостинец он вручил обвинителю.
   - Что это?!
   - Раффаэло. Вместо тысячи слов.
   Писарь вышвырнул конфету.
   - Вы только посмотрите! Он еще и ерничает, клоун недобитый! Нахал! Плаха истосковалась по твоей голове!
   - Тишина! - воззвал Валентин. - Писарь! Я хочу понять: как ты пытался уберечь меня от ошибки?
   - Страхом, милостивый государь.
   - Страхом?! - опешил юноша.
   - Истинно так. Страхом отворотить от беды. Как говорится: "На смерть детей не нарожаешь, а береженого - бог бережет". Не стоит уповать, что прежде смерти не помрешь. И пока храбрецы буйны головушки кладут, острожные медок пьют.
   - Прекрати! - король в гневе вскочил с трона.
   - Да как же Вы не уразумеете?! В пословицах сказывается мудрость старины! Предков наших!
   Арлекин откашлялся. Этот жест остановил спор и обратил внимание на него. А он уже достал из кафтана мобильный телефон боксера и белый платок. Чтобы не ступить на подиум, гость решил показать фокус; накрыл платком прямоугольник мобильника, вздернул - ладонь оказалась пустой. Трюкач тут же затолкал платок в ухо и тот исчез. А потом указал на трон.
   Когда Валентин обернулся, то увидел на сиденье оба предмета. На платке что-то написано, и юноша взял его в руки.
   "Вытри лицо".
   Валентин прикоснулся к щеке и взглянул на пальцы; на подушечках растеклась зелено-желтая слизь. Только теперь он заметил, что одежда покрыта странной коркой. Видеоролик, который сам заиграл на экране, предоставил ответ на загадку слизи.
   Валентин ожидал увидеть то, как он падает со скалодрома. Но увидел себя, падающим на поляну; и то, как чудовищная пасть проглатывает его. Разоблачающий ролик длится три секунды, и снова повторяется по кругу, чтобы Валентину хватило времени понять, почему он стал падать.
   Когда юноша поднял суровый взор, писарь хлопнул в ладоши. Свет стремительно померк; в темноте раздался клокочущий глас чернокнижника.
   - Аларан, Парем, Дугхлоссс!!!
   Король похлопал, и освещение вспыхнуло ярче прежнего; но огни заслонил зев огромной пасти, с храпом тянущийся к Валентину. Студеный ветер коснулся лица. Юноша заорал.
   - А-А-А!

0.8

  
   - А-А-А!
   Валентин проснулся от собственного крика. Глаза уже распахнуты, но лишь постепенно начинают видеть сквозь эркерное окно - заря растекается над кварталами. Сквозняк просачивается из-за форточки - это он повеял на лицо, а не драконья пасть. Побелевшие пальцы отпустили подлокотники; боль от мозолей стала жечь ладонь, растеклась ядом. По виску скатилась холодная капля пота, оставляя нервозный зуд, словно пробежала жирная муха.
   "Уже утро".
   Начинается выходной. И начинается неважно. Тело сидя провело ночь, а голова не вздремнула и вовсе. Юноша с трудом выбрался из неустойчивого кресла, встал на онемевших ногах. И шага не сделать из-за боли; нужно претерпеть, пока кровообращение восстановится. Зато память включилась как будильник; сознание будто встрепенулось. Валентин забыл о неудобствах, когда начал думать о том, что натворил вчера.
   "Как теперь людям в глаза смотреть буду?.. Как себя вести: делать вид, что ничего не было, или что пофигу? Как людям реагировать на такого? Что теперь думает обо мне Аня?..".
   Во сне, юноша увидел вариант развития событий. Был ли тот сон вещий? Ответ стал как никогда важным.
   "Не надо думать за других".
   На мгновение показалась, что мысль сказана голосом... какого-то Арлекина. Валентин совсем запутался между сном и явью. Но согласился, что совет дельный - надо ехать в клуб и все разузнать, а не гадать и терзаться. То, что показал писарь, может оказаться лишь негативным прогнозом.
  
   С напряженными нервами, Валентин выждал до полудня и поехал в клуб. Заходя в стеклянную дверь, юноша застал Настю врасплох; она схватила трубку молчащего телефона и, будто с клиентом, заговорила с ровным гудком из мембраны. Валентин почувствовал неладное, и решил, что лучше подыграть. Он попытался изобразить беспечную улыбку; увидел такое же подобие в ответ.
   Подняться по лестнице на третий этаж далось тяжко, словно восхождение на гору. Казалось, что сегодня все разговаривают тише и музыку едва слышно. Валентин старался не опускать взгляд слишком низко, ужасаясь от того, какого труда стоит непринужденность. Остатки уверенности иссякли, когда остановился перед дверью в кабинет Елены. Юноша обреченно постучался.
   - Войдите!
   "Злится... или показалось? Какая теперь разница...".
   Валентин зашел и выставил за дверь тот негромкий шум, который доносился из зала. Стало неприятно тихо.
   - Я как раз собиралась тебе позвонить, - без удивления встретила крестная, держа перед собой лист А4. - Присаживайся.
   Юноша опустился на стул; запоздало вспомнил, что не развернул его к столу.
   - Что у тебя с лицом?
   - Царапина...
   - У меня к тебе вопрос. Ты случайно не знаешь, почему моя сотрудница подала заявление?
   Валентин растерялся и долго не мог понять, что происходит.
   - Кто?
   - Твоя коллега Настя.
   Елена передала документ, написанный от руки. Лист мелко задрожал в руках юноши; ему страшно от груза ответственности его дальнейших слов. Что если его проверяют "на вшивость"? Стоит ли самому сознаться?
   "Да соберись ты, тряпка. Отвечай на то, что тебя спросили. Хватит додумывать!".
   - Я н-не знал, - сознался юноша.
   Елена забрала документ.
   - Жаль.
   Валентин поник в ожидании приговора.
   - Как вчера отпраздновали? Я полчаса назад видела Алексея - у него рука левая перевязана. Он рассказал что-то про штангу. Что там произошло на самом деле?
   - Я не видел.
   - Где же ты был все это время?!
   Валентин осознал, что шах объявлен и неминуем мат. Внезапно Елена засмеялась.
   - Отпраздновали так, что с утра голова гудит и память отшибло?
   И тут снизошло прозрение - ей никто не рассказал о происшествии! Ни один коллега не пожаловался руководству.
   - Праздник был замечательным, - обронил Валентин.
   - Почему решил заскочить? У тебя ведь сегодня выходной.
   - Мне надо повидаться с Алексеем.
   - Подружились?
   - Да.
   - Замечательно. А как с остальным коллективом?
   - Вы вчера были правы - здесь работают замечательные люди.
   Елена кивнула с улыбкой.
   - Что правда - то правда. У тебя ко мне какой-то вопрос?
   - Елена, скажите... От игроков в настольный теннис поступали жалобы?
   - Нет, не поступали.
   - Как Вы думаете, гости не слишком расстроились из-за перемен?
   - Конечно расстроились. Это же люди! Они всегда бесятся, когда что-то нарушает их привычки, встревает в зону комфорта. Уверяю тебя, не пройдет и месяца, как они обо всем забудут. Тем более, что новое место ничем не хуже прежнего. Ты все сделал правильно.
   - Спасибо. Мне было необходимо это услышать.
  
   Словно во сне, Валентин спускался по ступеням, пока они не закончились. У бара он услышал голос боксера, который тщетно пытался взбодрить Антона. Не раздумывая, юноша отправился к ним.
   Антон встретил его взглядом мученика. За ночь, он извел себя хуже Валентина. Одним взглядом друг на друга было сказано все, на что потребовалась бы уйма слов. Валентин положил руку на поникшее плечо коллеги.
   - Настя подала заявление на увольнение.
   Глаза парня остекленели, а в следующий миг он дернулся от стойки, сметая рукой бокал с соком. Павел едва успел поймать бокал, а Валентин - Антона.
   - Не надо. Ты сделаешь только хуже. Обдумай свои действия.
   Он будто не услышал; но все же, нездоровый блеск глаз потух. Антон нашарил телефон в кармане и отошел для разговора:
   - Здорова, Констян. Слушай, друг, как у тебя с финансами?..
   Боксер сел на место друга, недолго думая, глотнул грейпфрутовый фреш.
   - А знаешь, - смакуя сок, он обратился к Валентину, - После вчерашнего, я тебя зауважал. Ты меня извини, если че не так.
   - И ты прости за грубость.
   - Да все в порядке. Я первый начал... - боксер замялся и протянул руку, - Меня зовут Пашок.
  
   Завидев юношу, Настя опять схватилась за телефонную трубку.
   - Алло. Здравствуйте. ... Да-да!
   Валентин встал напротив и спросил прямо:
   - Насть, почему ты увольняешься?
   Она опустила пластиковый рожок и понурила голову, а он принялся заверять:
   - Мы с Антоном уладили все разногласия...
   - Я за вас очень рада... - устало обронила Настя. - А мне с ним не помириться. Пока он преследует меня, я не смогу подыскать состоятельного мужа.
   - Ты в самом деле этого хочешь?
   - Вряд ли ты поймешь меня. Ты не знаешь, что такое материнский инстинкт.
   - Я уважаю твое решение.
   - Только не надо мне предупреждать, что я пожалею.
   - Не стану. Я только хочу сказать, что мне приятно было с тобой познакомиться.
   Настя улыбнулась с горечью.
   - Ничего. Тебе не придется скучать - будешь чаще стоять в смене со Светой. Кстати, это Светик уговорила всех сотрудников не рассказывать Елене о вчерашнем.
   - Вот как... Обязательно ее отблагодарю.
   - Отблагодари... Ты Свете очень понравился.
   Валентин растерялся. В который раз за день.
   - Почему?
   - А то ты не знаешь! Позавчера у Светы была недостача по кассе. Помнишь? Это было в шестом часу?
   - Припоминаю.
   - Ты работал с ней в смене, но ты же до сих пор не подписал материалку, и у тебя нет ключа от кассы. Значит - обсчиталась Света. Она испереживалась и попросила тебя пересчитать пятисотки. У тебя тоже не сошлись, а потом ты обошел ресепшен и нашел недостающую на полу.
   - Ну. Упала же!
   - Валь. Ты нас за дур держишь? У нас же двери стеклянные. Обернись и посмотри - они же зеркалят.
   - Правда?.. У меня зрение не очень...
   - Тебя видно было, - горе-коперфилд, - когда ты доставал кошелек из заднего кармана брюк.
   Юноша посмотрел на чудака в отражении, и рассмеялся над ним. Засмеялась и девушка. Но грусть не позволила продлиться веселью. Настя закопошилась в дамской сумке и достала маленькую вещицу. Прицепленный к колечку на пальце, на брелочной цепочке покачался железный рыцарь-всадник.
   - Купила сегодня в переходе метро. Хотела оставить в столе, с запиской. Но думаю - лучше вручить так, раз случай представился.
   Сердце сжалось; в ладонь Валентин опустился прощальный презент.
   - Спасибо...
   - Тебе спасибо. Серьезно. Благодаря знакомству с тобой, я снова поверила, что порядочность атрофировалась не у всех.
   Над головой затопали и закричали самураи. Кажется, что этот шум начался уже давно.
   - Я сейчас схожу к Алексею. Так что еще увидимся. Не прощаюсь.
  
   Валентин встал перед дверью в тренировочный зал. За ней то наступает тишина, то раздается яростный выкрик.
   "ТО-О!".
   Тревожное чувство, которое завладело Валентином, называется дежавю.
   Вдруг распахнулась дверь; юношу встретил Алексей. Сначала была секунда молчания; потом самурай приветливо улыбнулся.
   - Заходи.
   В длинном зале с высокими потолками одна стена, в большей степени, была из панорамных окон; видно ясное голубое небо. Дневные лучи заливают пол - лампы не нужны. В желтом свете витают пылинки. Почему это место нельзя назвать додзё?
   Противоположная стена завешана зеркалами. В них отражаются белые спины учеников; они сидят в своей униформе, в боевом положении. За поясами ножны стальных катан. "Эти без заточки, - пояснил Алексей, - Для настоящего оружия нужно дозреть".
   Мирослав, Федя и Вова не замечают гостя; в состоянии готовности они произносят названия ката...
   - Нукицукэ-но кен!
   ... и выпрыгивают над полом с поджатыми коленями. В апогее прыжка пятки подбивают ягодицы, продляя миг, когда сверкающее лезвие занесено над головой...
   - ТО-О!
   ...чтобы со свистом рассечь воздух. Приземлившись, самураи замирали на три удара сердца, потом резко прокручивали рукоять, и убирали меч в ножны.
   - Этот жест означает, что они стряхивают кровь с катаны. Чтобы его сделать, нужно ослабить хватку левого кулака, а правую ладонь выдернуть на себя, раскручивая рукоять.
   Валентин выставил руки, представляя, что держит двуручную саблю.
   - Не так, - поправил Алексей. - Правый кулак наверху, ближе к цубе. А левый на конце рукояти, мизинцем прижимается к навершию-касире. Вот так.
   Алексей изобразил; бинт, перекинутый через шею, поддерживает согнутую в локте руку.
   - Что сказали в больнице? - с тревогой спросил Валентин.
   - Переломов нет. Поэтому я решил там не задерживаться. Так-то все нормально, но только левая немеет. Но ты не волнуйся.
   - То, что ты вчера сделал... это что-то запредельное... Я до сих пор не могу поверить.
   - Я тебя понимаю... - Алексей заговорщицки улыбнулся. - Оказывается, гравитация не так неумолима, как принято думать.
   - То есть, ты не был точно уверен, что получится меня поймать?
   - Сознаюсь. Не каждый день ловлю падающих, - самурай повернулся к ученикам, чтобы объявить команды: - Ямэ?! Рэйсики!
   Ребята стали выполнять ритуал завершения тренировки с оружием. После учитель скомандовал: "Омотэ-но тати", и они взяли деревянные мечи. "Такой называется бокен", - подсказал Алексей.
   Вова встал перед своим отражением и стал совершенствовать базовые движения, медитативно повторяя замахи и удары. Федя и Мирослав сошлись в учебном поединке, скрестили бокены, и замерли. Взгляд Мирослава говорит о ярости, кипящей в его сердце; взгляд Феди передает ледяной покой сознания. Когда соперники пришли в действие - лихо застучали деревянные катаны. Мирослав стал выкрикивать на выдохе; его ки-ай похож на рык, тогда как Федин, словно шипы, втыкается высокой вибрирующей нотой. Валентин не успевает уследить за их стремительными движениями.
   - Грозные у тебя ученики.
   - Они работают с намерением.
   - Каким?
   - С намерением убить. Иначе все это теряет смысл и превращается в фарс. Есть такое понятие "Путь хабаки"... Вообще, хабаки - это короткая железка, муфта между цубой и лезвием, которая удерживает ножны, как распорка. Перед тем, как решиться обнажить лезвие, нужно немного вытолкнуть цубу большим пальцем - пройти "Путь хабаки", отбросив сомнения и страх. Это как сняться с предохранителя, которым мы ограничиваем себя в повседневности. Чтобы постичь суть оружия, мальчишки должны научиться думать и реагировать так, как будто в их руках острейшая сталь, несущая смерть; и они готовы ее использовать. Должно быть, тебе интересно, какой прок от таких умений в нынешнее время?
   - Никто из нас не знает, что преподнесет судьба и к чему надо готовиться.
   - Не только. Смысл в том, чтобы на грани смерти осознать, что в тебе важно, а что - шелуха. Когда кончик лезвия направлен тебе в лицо, и достаточно короткого выпада противника, чтобы проиграть свою жизнь - сознание само очищается от ненужных мыслей. Ты начинаешь жить всем телом, а не только головой. Именно так, ты начинаешь постигать себя. Результат учения - не убийство, а саморазвитие; до той степени, когда необходимость убивать отпадет напрочь.
   - Созидающий меч...
   - Типа того, - Алексей посмеялся, снижая пафос сказанного. - Пока они оттачивают боевое искусство, боевое искусство оттачивает их самих. От энергетики, до физиологии. И дух, и тело. Скажи, ты ведь почувствовал это особое состояние, когда взбирался на стену?
   - Да... Как по-твоему, вчера я переборщил?
   - Нет. Ты поступил по-самурайски. И не смотри так стыдливо на мою руку. Это последствия не твоей битвы, а моей. Я позволил себе свободу поверить в собственные силы, и нисколько не жалею. И ты не сожалей о своем поступке. Не важно, кто что может подумать. Это твоя жизнь. Тебе решать.
  
   Валентин вернулся домой к вечеру. Захлопнув дверь, он откинулся на нее и сполз на корточки. Опустошенный уловил в душе эхо пережитых впечатлений. Сегодняшний день похож на сплошное приключение. Сегодня юноша был приговорен, помилован, прощен, понят. Коллектив принял его, как своего. Не стоило бояться.
   Чтобы отвлечься, Валентин поплелся на кухню, где заварил травяной чай и включил телевизор. Вечерний эфир стал показывать передачу, где солидный старичок рассуждал в ключе популярной психологии:
   ­- Общество, своими правилами внутреннего взаимодействия, всегда стремится возобладать над индивидуальностью. Общество стремится приручить человека, как человек одомашнивает животных. По сути, когда идет речь о конкретной группе людей, мы можем охарактеризовать эту группу определяющими качествами: рабочий коллектив, школьный класс, клиенты отдельно взятого магазина, пассажиры метро. Человек перетекает из одного общества в другое, и везде должен соблюдать официальные и неофициальные уставы. В случае нарушения, следуют меры наказания. Это могут быть как дурные сплетни, так и открытое порицание. Смысл лишь в том, чтобы человек был "как все", и не нарушал комфортное существование общества. Общество, как некая единица, не столько заинтересовано в качестве своих "винтиков", сколь в количестве.
   За период, пока индивид взрослеет, он собирает опыт о том, как нужно себя вести. В его сознании формируется "Сверх Я". "Сверх Я" становится "обществом внутри сознания индивида"; довлеет страхом и чувством вины, запугивает общественным порицанием и не разрешает самовыражаться. Если не бороться с ним, то "Сверх Я" сформирует комплексы, основанные на стереотипах, таких как "инициатива наказуема" и "молчание - золото".
   Но помимо "Сверх Я", в сознании личности присутствует "Оно", так же известное, как "Ид". "Оно" - это наше естество, примитивное в своей первозданности, жаждущее доминирования и реализации половых потребностей. "Оно" побуждает индивида стать лучшим, занять лидирующие позиции.
   Под постоянным давлением "Сверх Я" и "Оно", сознание, - "Я", - принимает ключевые решения, которые в дальнейшем формируют характер индивида и его общественные роли. От этих решений зависит - станет ли индивид индивидуальностью и сможет ли ужиться в коллективе...
  
   Валентин зашел в комнату с кружкой чая, чтобы провозиться над заготовкой вплоть до наступления сумерек. Он надеялся, что творчество поможет отвлечься; но душевный дискомфорт не подпустил вдохновение. Как в бреду пролетело время.
   Юноша присел на столешницу и оказался напротив трех деревянных скульптур на полках. Он уставился на них, не способный выстроить цепочку мыслей; отец... возлюбленная... друг... Валентин сделал глоток холодного чая.
   Чашка осталась на столе, когда юноша выключил свет и опустился в тисовое кресло. Он будто бы стал пилотом космического корабля, смотрящим в ночное небо через иллюминаторы эркера.
   - Начинаю обратный отсчет, - Валентин улыбнулся собственной шутке: - 10. 9. 8.
   Тяжелые веки опустились, накрывая уставшие глаза...
   "7. 6. 5".
   ...рассудок погрузился в густую тьму, как в теплую ванну...
   "4. 3. 2".
   ...и стало интересно, приснится ли сон.
   "1... 0".

9.0

  
   Шумит автострада ночной Москвы. Фонарные столбы проливают свет на асфальт. Многоэтажные кварталы горят прямоугольниками разноцветных окон. На высоте полета птиц, улицы становятся похожими на реки света; они растекаются между темными островами крыш. А с вершины скалы, куда недотягивается городское марево, Москва видится россыпью мерцающих углей. Дряблая облачность дымкой струится по пьедесталу; порой поднимается до подлокотников мраморного трона, на котором проснулся Валентин.
   Над краем постамента выметнулась пятерня, ухватилась за ребро. Кряхтя, незваный гость перекинул локоть и вытащил себя по пояс; дальше заполз по-пластунски. Запыхавшийся, он измотано поднялся; отдышался, упираясь в колени.
   - Конечно!.. Хех-хех... А как иначе?.. Хех... По другому-то и нельзя... Обязательно нужно было устроить встречу в жопе мира...
   Затаив дыхание, Арлекин резко выпрямился; чинно поправил кафтан и стал расхаживать перед Валентином, изощренно жестикулируя руками в белых перчатках.
   - Уповаю на то, что сраженные великолепием панорамы, Вы не запамятовали о намерениях, заведших в сей край. Дерзну заметить пренаиприятнейшее наблюдение - Вас покинула боязнь ошеломляющей красоты высоты. Ваш благородный лик полон достоинства, а седалище не запачкано от чрезмерного трепета. Однако, оставляя за собой право быть обманутым заблуждениями, смею предложить пристегнуть ремень безопасности. Хм... Что ж... К скорбной горести моей, зритель не питает страсти к интерактиву. И как всякий театрал, - слуга прихотей публики, - я не смею отдалять суть пьесы словесным потоком пролога, покуда зритель не захрапел. Итак!
   Арлекин повернулся к городу и раскинул объятья.
   - Община! - торжественно воскликнул шут. - Кузница нравов!.. Ваше Величество, я позволю себе перейти на "ты". Я знаю все про тебя. По необъяснимому стечению обстоятельств, я видел все, что видел ты. Я слушал слова людей, с которыми ты разговаривал и слышал твои мысли. По этой причине я знаю о городе, - о мире, - в котором ты живешь.
   - Кто ты?
   - Самому хотелось бы знать. Но речь не обо мне. Речь о парадоксе. Я и ты глядим на одно, а видим разное. Когда ты смотришь на мир, ты думаешь о чем угодно. Когда я смотрю на мир, я понимаю, что происходит. А происходит следующее: криминальные сериалы, скабрезные шоу - популярная культура далека от искусства. Давки в общественном транспорте и пробки на дорогах, очереди на кассы и в кабинеты - постоянное взаимодействие с посторонними в напряженной среде. Приукрашенное резюме лучше принимается, приукрашенный товар лучше продается - ложью можно больше добиться. Реклама, реклама, реклама - этот мусор копится в памяти, проникает в мысли; потому что коммерция давно подружилась с психологией. Ты под постоянным гипнозом, под этим пресловутым 25-ым кадром. Ничего удивительного в том, что ты становишь зомби, пока твои ценности совпадают с ценностями толпы. Тебе нужен успех, доход, всеобщее признание. И на чужих примерах тебе показали, как эти ценности выглядят: карьеристы, чиновники, артисты. И вся толпа, так или иначе, приняла правила игры: любовь должна быть "при деньгах", все люди конкуренты, уважения "по умолчанию" невозможно. Но далеко не многим это принесло счастье.
   Будто во сне, люди приняли все на веру. И любого, кто пытается проснуться, толпа стремится пристыдить. Все должно происходить по установленным шаблонам комфортных взаимоотношений. Но такое общение становится пресным, в нем нет места творчеству и самовыражению, поскольку те нарушают работу системы-общества.
   Но стоит проснуться - и что мы видим? Нами управляют стереотипы. Рекламные щиты и плакаты соревнуются в бесстыдстве и идиотизме, побуждая рефлекторное удивление. Зазывные и нереальные картинки с едой, как и вездесущие срамные девахи, стимулируют естественные реакции организма - голод и эрекцию. Этих примеров так много, а суть сводится к одному - люди не слышат самих себя. Чтобы думать в мегаполисе о своем - приходится надевать шлем от информационных атак - наушники; прятать "Зеркало души" под "забралом" солнцезащитных очков.
   Таких "отшельников" в толпе не любят. Дескать, ничего не вижу, ничего не слышу, знать никого не хочу. Такие и по жизни начинают слишком активно выражать свое мнение, индивидуальность, которые сплетнями превращаются в чудачества и ненормальность... Но разве осуждение имеет важность, когда речь идет о том, чтобы ладить с душой? Люди верят, что в успехе им поможет репутация, а не самоуважение. "От самоуважения много гонора!", - как сказал бы достопочтенный Пашок. Ты должен вести себя скромно, чтобы не задевать чувства других, - внимание! - таких же, как ты!
   У каждого своя стезя! Ты не обязан повиноваться! Ты не обязан стремиться стать богатым аферистом, смазливым певцом, грязным политиком! Ты не обязан быть стерильным, репрессируя свое мнение в угоду чужого - пусть хоть за него проголосовала тысяча овец! Да хоть Мудрецов! ТЫ - единственный, кто позаботится о твоей душе. Тогда начинается становление индивидуальности из индивида, когда принимается ответственность перед собственной душой!
  
   Восседая на троне, король выстукивает пальцами дробь.
   - Мало того, что ты увлекаешься, как религиозный фанатик, так еще порешь околесицу, как религиозный фанатик. Знаешь, по-моему - ты религиозный фанатик.
   Воздетые руки Арлекина упали подрубленными крыльями, хлопнули по бедрам.
   - Я знаю кто ты, - продолжил Валентин, - Ты Оно. И ты гнешь свою линию в точности наперекор бородатому, который Сверх Я.
   Скоморох припадочно запрокинул голову и расхохотался. В этот момент в городе прогремел взрыв. Над торговым центром распустился огненный бутон с черными лепестками взвившейся гари. Стену горящего гипермаркета проломил великан; вышел, как из берлоги. От шеи до живота свисают бусы из человеческих черепов. Плащом висит медвежья шкура, морда исполинского зверя нахлобучена капюшоном. Кожа великана красна и свисает клочьями, словно обварена кипятком; глаза сверкают дикостью. Увидев перепуганных людишек, он взревел от лютой ненависти; повылетали стекла здания, разбрызгались осколками.
   Чудовище ринулось, кроша асфальт, будто наледь. Толпа отпрянула - многие беспомощно попадали. Паникующие обратились в бегство... и смерть начала забирать невезучих - упавших и недостаточно расторопных.
   Срывая грудью кабели электропередач, великан заметался слоном, затаптывая как можно больше людишек; не добивая. Ручиши стали хватать и швырять визжащих человечков, печатая на стенах улицы красные шлепки. В спины убегающим он кинул легковую машины, и она прокатывались валуном, со скрежетом высекая искры из асфальта. Но паразиты все равно умудрялись выживаться... Великан запустил пятипалую лапу в поясную суму, взял пригоршню глиняных шаров с зажигательной смесью. И тогда к воплям людей добавился рев голодного огня.
   - Танатос - Кровожадная Ярость, - возвестил Арлекин за много километров от места бедствия. - Приглядись, возле него всегда отирается его брат Эрос - Ненасытная Похоть.
   Позади Танатоса расхаживает второй великан. У него четыре руки, а кожа цвета переспелой сливы; блестит слизью, словно смазкой. Озабоченным взглядом, он высматривает жертв, предпочитая девушек, но не отказался и от парня с накрашенными губами. Когда все руки оказались заняты верещащими человечками, набедренную повязку заколыхало нечто похожее на пучок извивающихся змей.
   - Танатос и Эрос! - провозгласил Арлекин, стоя лицом к кошмару. - Вот сущности Ид, коего ты величаешь Оно!
  
   Король дважды хлопнул в ладони - обесточил город и потушил пламя. Кошмар ему порядком надоел. Он устало потер веки, а тем временем, как зажигалки, вспыхнули свечи тронного зала.
   - И кто же ты? - проронил Валентин.
   - О, боже! Сколько еще раз мне суждено услышать этот тупой вопрос?! - скоморох запричитал в потолок, будто король не мог услышать. Паяц обернулся и учтиво исполнил реверанс. - Я великий спорщик. Продолжим? Или будем тупить? Хочешь, покажу сновидение про сиськи? Хочешь, это будут Анины?
   Валентин побелел, как мрамор трона. А скомороха это только раззадорило.
   - А чего ты застеснялся? Я же сказал, что знаю о тебе все, вплоть до вспышек видений. И нечего тут стесняться - у нее замечательная грудь. Ну?.. Чего притих? Не можешь позволить себе распущенность даже в мыслях? Да у Вас, батенька, комплексы.
   - А у тебя всего одна голова, но и та лишняя!
   - Для себя присмотрел? Не жадничай. А лучше - не бреши. Ты знаешь прекрасно, что если заставишь меня замолчать - этим накажешь самого себя. Я - твоя объективность. Когда ты выгнал меня - твоя жизнь превратилась в затворничество. Ты только и делал, что корпел над тремя чертовыми фигурками, хныкая от обиды, - Скоморох взмахнул рукавом и маска Арлекина превратилась в маску Пьеро; две синие капли повисли на щеках: - "Ыыыыы!.. Меня все бросают!.. Ыыыыы!.. Ни кто не ценит родство, любовь, дружбу. Когда я был малолетним, отец ушел из семьи, и я долгое время считал, будто чем-то его разочаровал... Хлюп-хлюп... Когда я был подростком, Вероника решила, что мы не подходим друг другу. Я принес в жертву гордость и достоинство своей любви, встал на колени, вымаливая пощады. Из-за этого она запретила даже звонить... Хлюп-хлюп... Когда я стал взрослей, Саня, - друг детства, - дал четко понять, что деловые встречи интереснее. Разве так можно, ведь нас связывало столько лет общения... Хнык-хнык...". Что, Ваше Ничтожество, не было такого?!
   - Для чего мне об этом постоянно вспоминать, ирод?! Зачем ты изводишь меня?!
   - Это ты изводишь себя! Это ты придаешь всему роковое значение и фатальность! Очнись! Боль уже в прошлом! Хватит ее бояться! "С каждым разом разочарование ранит меня все сильнее. Я получаю из таких уроков опыт, но теряю наивность, становлюсь черствее и циничнее. Калечится вера в праведность доверия, честности, сострадания, равенства, справедливости", - это ведь цитата из тебя! Хочешь, я тебя пожалею - ах бедненький! Бедненький ты мой!.. Мозгов нихрена нет!..
   Король решил проучить наглеца. Собственноручно. Он толкнулся от подлокотников... но в этот момент выметнулись ремни безопасности. Они гадюками перекинулись крест-накрест, охомутали шею, локти, запястья; опоясали и запеленали ноги вплоть до сапог. Мотая головой, Валентин побагровел от усилий, но не смог оторваться от трона.
   - Я тебя уничтожу!
   Ремень закляпал рот и перетянул лоб. Затылок прижался к подголовнику, и тот откинулся; нахлынул мираж стоматологического кабинета. Появились врачебные инструменты, разных жутких форм, развешенные под руку дантиста. Многоглазая лампа вспыхнула прожектором, ослепила. Пытаясь отвести глаза, Валентин заметил шприц на стерильном столике.
   Маска Арлекина улыбается теперь зловеще. В белом халате, он медленно подошел к пациенту.
   - Что ты сейчас чувствуешь? Ты чувствуешь страх. Все потому, что дракон еще жив. Он затаился, и ты рад его не замечать, но не можешь. Он не дает тебе спокойно жить, он постоянно держит в напряжении. И этим ты кормишь его. Ты платишь ему дань за то, что он делает тебя несчастным. И тем самым оправдываешь себя, сбрасывая логическую вину на чудище. Мне кажется, ты болен. Но возрадуйся! У меня есть лекарство.
   Валентин замычал громче и задергался головой.
   - Да-да, ты конечно же вне себя от счастья. Если бы не ремни - расцеловал бы меня.
   Арлекин поднял шприц, стрельнул струей из длинной иглы.
   - Это лекарство называется "Слезы Души", - пальцами в белых перчатках Арлекин грубо раздвинул веки пациента; он склонился со шприцом над вытаращенным глазом, с мечущимся от паники зрачком. - А суть его в том, - доктор перешел на полушепот, - что сейчас ты увидишь будущее...
   Дрожащая капля сорвалась с кончика иглы, растеклась по зрачку, влилась в слезник.
  
   Видение перенесло в плетеное кресло на светлой веранде. Весенний воздух благоухает цветением. От ветерка колышутся ситцевые занавески; дуновение приятно овевает кожу, щекочет до сладких мурашек. На столе, застеленном кружевной скатертью, поставлен радиоприемник; звучит трогательная музыка, и сердце откликается умилением.
   Под эту музыку танцует девушка - она с Валентином вдвоем на веранде. Юноша с нежностью любуется ее танцем. Он знает точно, что перед ним - самый родной человек на всем свете. Что они вместе уже давно. Они счастливы. Оба. И в этом нет сомнений. Он знает, что она любит песни о возвышенной любви, и порой напоминает, что слушает музыку танцем. Она всегда вальсирует с улыбкой и закрытыми глазами.
   На ее волосах желтый венок из одуванчиков; и тюль будто тянется, чтобы прикоснуться к светлой девушке...

0.9

  
   Восходящее солнце затопило комнату светом; в солнечной ванной омывается занемевшее тело юноши - он распластался в кресле-качалке перед эркером. Веки затрепетали. Валентин изо всех сил попытался удержать счастливые грезы; но лучи коснулись глаз.
   Пробуждение показалось телепортацией - мгновение назад вокруг была веранда. Не просто виделась, а была. Был осязаем ветерок, была музыка. И была девушка. Самая родная на свете. А здесь, наяву, ее ощутимо нет. И даже лицо не сохранилось в памяти... Попытки воссоздать ее образ завершились тоской столь сильной, что заныло сердце.
   Запрокинув голову на подголовник, Валентин стал покачиваться в кресле. Странные чувства захлестнули его - разочарование утраты оказалось слабее радости от встречи. И сердце не ноет, а щемит от трепета, когда разум смеет предположить, что счастье возможно в реальности. Даже странными кажутся сомнения.
   Отрешенно раскачиваясь, юноша смотрит в потолок. Постепенно он замечает, что в поле зрения попадают статуэтки на трех полках. Валентин уперся мысками в пол; стал разглядывать свои творения. И от этого оборвалась тонкая нить, связывавшая душу со сновидением.
   Валентин услышал гул автострады, крики детсадовской малышни - до этого сознание воссоздавало тишину космического вакуума. Но теперь, когда рассудок пришел в действие, его ошеломило озарение.
   - Вы те, кто сделали мне больно... Вы те, кого я боюсь... Боялся!..
   Валентин вскочил из кресла, подставил табурет и встал на него; голова поднялась над полками. Юноша взял в руки фигурку девушки. Палец коснулся деревянного лица, а сознание - воспоминаний о Вике.
   - Это не она. Ты - не та, которую я видел на веранде. Зачем же я убивался по тебе?..
   Прошлое предстало глупым сном. Настолько глупым, что Валентин засмеялся. Но смех получился нервный.
   - Я знаю, как перестать вас бояться, - Валентин окинул троицу взглядом. - Я встречусь с каждым.
  
   В наушниках зазвучала трогательная музыка скрипки и виолончели; плавно, в их игру влилась мелодия рояля. С таким аккомпанементом кладбище предстало умиротворенным.
   Небесный океан безмятежен. Облачная регата остановилась, замерла в штиле - опали белые паруса. Шлейфом траурных сарафанов лежат на земле тени распятий и надгробий. Валентин шагает мимо не спеша; смотрит на даты, считает года жизни. Портреты на памятниках напоминают о людях, чьи черепа уже не похожи на лица.
   - Тлен... - проронил юноша. - Вот чем мы становимся в итоге.
   Печально смотреть на могилы поросшие бурьяном, на кресты с облупленной краской... Может, их постигло забвение, может, оборвалась родословная... На памятниках он видел лица женщин, мужчин, подростков, детей. За оградками воссоединялись семьи... И в этом Валентин нашел странный покой - жизнь перестала казаться такой уж значимой. Все эти сплетни, склоки, ссоры... Обиды, осуждения... Убеждения, чувства правоты и справедливости... В конечном счете, - для всех нас, - суета жизни заканчивается тишиной гроба.
   - На что же тратить отведенное время?..
   Здесь, в пригородной рощице, длится одно из столетий покоя. И время ощущается иначе, не так, как обычно. Стоит взглянуть на наручные часы, как появляется ощущение обмана - ведь это всего лишь стрелки, которые вращаются между цифр. Лишь условность, из-за которой мы спешим и торопимся успеть, считая существенным все то, чего добиваемся. Но время на часах, всего-навсего, стереотип.
   Чувствуется, как кладбище лишает тревожный разум категорий важности, значимости. Здесь прощаются ошибки прошлого - о покойниках не говорят плохо... Пожалуй, именно прощение - дар ангела Смерти.
   С этой думой Валентин замедлил шаг и остановился; снял наушники. Сквозь лабиринты оградок он подошел к той самой калитке. За ней скульптура ангела, скорбящего возле могилы, в которой покоится отец. Сын отодвинул щеколду и вошел.
   Валентин не часто бывал здесь по своей воле. Ни разу, если задуматься. Он приходил только с матерью, по церковным праздникам... Порой, она плакала над могилой бывшего мужа, будто не сама настояла на разводе. А сын не чувствовал ничего, кроме недоумения - зачем ему участвовать в этой дани традициям. Ведь его ни что не связывает с отцом, кроме отвращения. Если бы не мать, сын не оказался бы здесь ни разу. Но вот он пришел сам.
   В его руках три подарочных пакета. Два он поставил на землю, а из одного достал деревянную фигуру горе-мужа, горе-отца, горе-писателя. Валентин опустил статуэтку на мраморную плиту над гробом и постелил пакет на траву. Сын уселся напротив папы.
   На памятнике нет фотографии и надписей - об этом покойный просил своего брата в предсмертной записке.
   "Я чувствую, как приближается эпилог моей жизни. И я знаю, что мне не оправдаться за свои деяния. Мой брат, ты последний, кого я могу просить. Передай мое наследство Валентину. Передай Наташе мое последнее "прости"... Нет. Скажи "прощай". Я желаю ей не вспоминать обо мне.
   Брат мой... Я уже несколько месяцев коплю на похороны... Попытайся понять, что я уже смирился. Прости и ты меня. Прости за все. Если не сможешь, оставь деньги себе. Пусть они пойдут на пользу. Если согласишься исполнить мою последнюю просьбу - передай заказ, который я составил для похоронного бюро. Их визитная карточка вместе с деньгами. Они накроют мой холм мраморным одеялом, где не будет никаких слов. Ни единой буквы. А рядом со мной будет поставлен памятник моей Музе... Я загубил нас обоих...
   Я жил погано, брат. Помоги умереть красиво".
   Валентин сорвал травинку, выбросил.
   - Папа.
   Вымученное слово горчит на языке, и странное чувство бередит сердце, заставляя продолжать:
   - Позавчера я рисковал жизнью. Это произошло в фитнес-клубе, куда я устроился работать. Я думал, что новые сотрудники не простят мне этой глупой выходки. По правде говоря, то, что я нахожусь сейчас здесь, я считаю такой же глупостью. Я пришел разобраться в своих чувствах к тебе. Я буду откровенным с тобой. Большую часть сознательной жизни, я боялся уподобиться тебе, ненавидя твои гены и фамилию. Я поселился в твоей квартире только для того, чтобы не мешать маме строить личную жизнь. Я сделал капитальный ремонт, чтобы стереть все твои следы. Выкинул всю мебель, сжег твои черновики. И сегодня я принес тебе достойный подарок - свою правду. Посмотри, каким тебя запомнил сын.
   Деревянный человечек на могильной плите выглядит как живой. И Валентин смотрит на него, как на мишень; пристальным взглядом, стиснув губы.
   - Я принес тебе свою правду. До невозможности бесхитростную и простодушную. Детскую. Правду ребенка, которого ты бросил.
   На ве?ках засверкали слезы.
   - Я тебя...
   "Ненавижу! Ненавижу!"
   - Я... Тебя...
   Валентин понурил голову. Душа против... Стоит ли ее заставлять?..
   - Я тебя прощаю...
   В груди засияло солнце. Сердце забилось в ритме радости. Рассудок удивляется: "Почему же так?", но душа знает ответ. Примирение. Вот чего Валентин желал втайне от самого себя. Внезапно сын осознал, что не торопиться уйти.
   - Папа...
   Так мало осталось в памяти о счастливом детстве. Но Валентин помнил, как ребенком говорил слово "папа", а не "отец".
   - Дядя хранит у себя твое посмертное произведение. Ультимус - "Последнее слово". Знал ли ты, - когда давал имя своему творению, - что оно станет заключительным?.. Ты не просил отдавать его в печать, и оно до сих пор лежит в столе. Знаешь... Я тут подумал, что мне будет интересно его прочитать... Я готов узнать твою правду...
   Валентин отвел рукав, чтобы взглянуть на часы.
   - Ладно. Мне пора идти. Пока.
  
   Валентин слушал музыку, когда маршрутное такси везло его в запретный, но незабытый микрорайон, где жила Вика. Юноша сразу вспомнил пейзажи; вспомнил и трепет, с которым ездил этой дорогой на свидания к возлюбленной. Это было много лет назад, но воспоминания не потускнели; захотелось ухмыльнуться над прорвой потерянных сил, выброшенных на попытки забыть ту, минувшую жизнь.
   Полчаса назад он звонил Вике:
   - Прости. Я все-таки позвонил тебе. Вопреки данному тебе обещанию.
   - Валентин!.. Я так рада тебя слышать! Я вспоминала о тебе на днях...
   - Я хочу встретиться с тобой. Это не займет много времени. Мне нужно извинтиться. Даю слово, что это в последний раз.
   - О чем ты говоришь? Это я должна извиняться. Я была грубой и жестокой. Прости, Валя... Мне очень жаль...
   Юноша попросил водителя остановиться у дома, номер которого он отчетливо помнил; Валентин зашел во двор, который почти не изменился.
   - Дежавю...
   Наваждение прервалось, когда он в растерянности остановился перед железной дверью подъезда - забыл код домофона. И от этого улыбнулся.
   - Что-то да стирается.
   Магнитный замок запищал и дверь открылась. Валентин пропустил выходящего жильца и зашел сам. В кабине лифта, он обнаружил еще одно забавное открытие - на какой этаж подниматься? Юноша ткнул кнопку рядом с цифрой 11 и стал смотреться в настенное зеркало. В его руке теперь два пакета; а когда будет возвращаться, останется последний.
   На одиннадцатом этаже не оказалось звонка с номером нужной квартиры; Валентин едва удержался от смеха и стал подниматься на двенадцатый. "До чего же забавно понимать, что драматизм горьких воспоминаний явно преувеличен. Как гора с плеч...".
   Юноша с легким сердцем нажал звонок; в тишине предбанника щелкнул замок и прозвучали шаги девушки. И вот состоялась встреча. Валентин с восхищением увидел, как расцвела Вика; и не почувствовал прежнего трепета влюбленности.
   - Ты стала еще прекрасней, - галантно заметил юноша. Улыбаясь, он притянул ее пальцы для легкомысленного поцелуя. Губы остановились над обручальным кольцом. Спустя секунду, Валентин опустил ее ладонь. Его улыбка стала теплее.
   - Поздравляю.
   - Спасибо... А как... у тебя?..
   - У меня все впереди. Вне всяких сомнений.
   - Ого!.. Заинтриговал. Зайдешь на чашечку кофе?
   - К сожалению, у меня нет времени. Сегодня мне предстоит еще одна встреча. Я заехал только чтобы подарить тебе одну вещицу. Как друг.
   Валентин достал из пакета деревянную статуэтку девушки. Вика взяла ее с интересом; стала рассматривать лицо, щупать волосы, водить пальцем по миниатюрным плечикам. Юноше польстило, что его творение впечатлило, что заслужило долгое внимание. Он не мешал Вике любоваться своим подобием; прекрасным, в представлении мастера.
   - Неужели ты сам сделал?
   - Да.
   - Я не знала, что умеешь такое... А ты давно начал учиться?
   - Я занимаюсь резьбой по дереву еще со старших классов школы.
   - Почему ты не показывал свои шедевры раньше?
   - Не был уверен, что это шедевры.
   - Она прекрасна!
   - Я сделал ее пару лет назад, после... ну... после нашего расставания. Стало много свободного времени... вот и увлекся. Я хотел вложить в нее свои чувства без остатка; я творил с ощущением нежности, когда вспоминал натурщицу, хех... Но когда закончил - вместо ответной нежности увидел боль во взгляде своей скульптуры... Знаешь, я думаю ты была права. Мы просто не подходили друг другу. Я был слишком уперт в порывах спасти наши отношения. Я заслужил твою грубость. Иначе бы я так и не проснулся. Прости, что вынудил тебя рубить с плеча...
   Ненужный поток слов был остановлен объятиями Вики. Слезы упали на его плечо.
   - Валя... Какой же ты хороший... Я так давно хотела увидеться с тобой, но боялась бередить твои раны... Я ругала себя за то, что потеряла такого близкого человека. Причинила боль... Я думала, что ты меня ненавидишь. Это было бы справедливо... Но я так хотела верить, что однажды мы помиримся... Просто помиримся...
   - Судя по всему, время настало и мы готовы к этому. Теперь прошлое перестанет тяготить нас обоих, и нам будет легче посвящать себя новой любви.
  
   - Добрый день. Где Вам будет удобнее расположиться: в курящей или некурящей зоне?
   - Некурящей.
   - Сюда, пожалуйста.
   - Будьте любезны, принесите бокал белого полусладкого сразу.
   - Сию минуту.
   Официант оставил меню и удалился.
   Последний подарочный пакет Валентин поставил рядом с собой, занимая столик в кафешке для встречи с другом. Как всегда, Саша задерживается. Но сейчас это оказалось кстати. Валентин сделал глоток из бокала и с наслаждением почувствовал, как расслабились мышцы. Особенно плечи; стоило их опустить, как в голове появилась приятная легкость. Юноша посмаковал вино, и в животе стало тепло. К этому моменту официант подал на стол салат Пасто Риссо с курицей в сливочном соусе и кусочками апельсиновой мякоти. Затем поставил глубокую тарелку - крем-суп из шампиньонов ароматом взбудоражил ноздри, и Валентин принялся за горяченькое.
   Когда дошло до поджаристого картофеля с розмарином и свиных медальонов, юноша ощущал себя на седьмом небе. Прием пищи превратился в неземное удовольствие, тогда как в обычные дни он больше похож на поглощение еды.
   Последний глоток осушил бокал. Валентин устроился в кресле поудобнее, стал слушать фоновую музыку, которая понравилась. Ожидание встречи оказалось приятным. Незаметно, в голове завелись мысли о снах; юноша подумал об арлекине. "Может это альтер эго?.. Нет. Не то... Может доппельгангер, как мистер Хайд доктора Джекила?.. Да ну брось... Единственное, что я могу утверждать, - положа руку на сердце, - я во многом с ним согласен. Когда он говорит, у меня складывается впечатление, что это я говорю сам с собой... Это чувствуется".
   В кафе зашел молодой человек в солидной одежде; более солидной, чем удобной. Валентин встал, чтобы Саша нашел куда идти. И вот друзья встретились за столиком; Валек и Саня пожали руки. Валентин позволил себе порыв души - приобнял, похлопал по спине. Он ощутил скованность друга, но добродушная улыбка осталась на лице. "Сколько времени прошло - отвыкли..."
   - Очень рекомендую попробовать свиные медальоны, - посоветовал Валентин, усаживаясь за стол.
   - Я ненадолго.
   Будто бы сердце уколола иголочка, но Валентин не стал обижаться. И так понятно - былое быльем поросло. Уже нет прежней дружбы и не будет, как тех беспечных мальчишек, которыми они были. И надо смириться с переменами, чтобы помириться с душой.
   Александр сидит в закрытой позе: скрестил ноги, собрал пальцы в замок. Он похож на руководителя, который собирается вежливо намекнуть подчиненному о сокращении.
   - Ты извини, я задержался на совещании, поэтому опоздал...
   - Да ничего страшного.
   - По какому делу встреча?
   - Саш, мы ж друзья. Помнишь?
   - Да. Извини. Где у них меню бара? Мне нужно переключиться с работы.
   - Неужели это стало так сложно?
   Александр насторожился:
   - В смысле?
   Валентин почувствовал, что задел больное.
   - Много работаешь?
   - Это да!.. Полгода на полной ставке в банке. Вся моя жизнь теперь работа и семья.
   - Семья?!
   - А! Я ж не говорил - я с Дашкой расписался.
   - Ничего себе. Давно?
   - Год назад. Ну а что - мы два года до этого встречались! Вот она и начала мне мозги промывать на счет свадьбы, ха-ха!.. Кхм...
   И хотя Саша попытался пошутить, шутка вышла такой неискренней, что встала комом. Да еще этот неловкий момент - о свадьбе стало известно тому, кто не был на нее приглашен... Валентин пришел к мысли, что скоро друг начнет жалеть время, потраченное на встречу. Нет причины затягивать посиделки; юноша потянулся за подарочным пакетом.
   - А помнишь как мы играли в "Дурака"? - ни с того ни с сего спросил Саша.
   Валентин замер.
   - Помню, конечно. Это было нашим любимым занятием.
   Из нагрудного кармана пиджака Санек достал колоду бумажных карт и стал перемешивать.
   - Может сыгранем?
   - Давай.
   В прошлом, они посвятили "Дураку" много совместного времени. Саша любил запоминать карты и просчитывать вероятности; а Валентин видел спектакли, которые удача показывала в каждой партии - то она была на стороне одного игрока, то ветрено уходила к другому. Будто незримый дилер, игра сама начинала играть на азарте картежников. Иногда она подкидывала хорошую карту, а потом заставляла пожалеть о самонадеянности; а порой дарила победу на последнем ходу, при "полном веере" на руках.
   Вот с таким опахалом и начал Валентин партию. В их колоде не 36, а 54 карты - так им нравилось больше. Для джокеров они придумали правило - цветной бьет любую карту красной масти, черно-белый бьет крести и пики. Джокером можно отбить даже козырной туз, но и его самого кроет любая карта того же цвета. С начальной раздачи в руку Валентина пришел цветной клоун.
  
   В конце очередного хода, Саша добрал карты из колоды и скривился:
   - Ну что это за хлам?..
   - Ходи с "наших".
   - С "наших", говоришь... Ну держи тогда: тройбан, еще тройбан, и еще бубновый... О! Семёрик! На! Еще на! И вот тебе козырек напоследок!.. Ты погляди... откидался... Карта-то хорошая. Семерка козырная есть. Может, возьмешь?
   - Ха-ха!.. Не надо мне троечки свои впаривать, хе-хе.
   - Хех... Впаривать... Это ты еще не видел, как люди впаривают. Я такого на работе насмотрелся... У нас на планерке начальник отдела говорит так: "До тех пор, пока лох не подпишется, облизывайте его, как сахарного. Смотрите в глаза так, как будто мечтаете его поцеловать, затащить в постель и трахнуть. Подпишет - считайте, что трахнули. Идите курить и забывайте про него напрочь!.. Пока он не облажается, и не накапают проценты. Эти проценты - ваш хлеб". К счастью, я скоро перейду в другой отдел, и буду работать с VIP-клиентами, а не с населением. Времени свободного, правда, станет еще меньше... Но хоть с деньгами станет попроще. Возможно... Если моя надумает дите завести... А она рано или поздно надумает!.. Придется делать харакири...
   - Сеппуку... Правильно говорить - сеппуку, а не харакири...
   - Один хрен... Опаньки!.. А вот и девяточка!.. Сам-то как?
   - Я?.. Да потихоньку... Живу, как живется.
   - Кем работаешь?
   - Админом в спортклубе.
   - Мм... Метишь в управляющие?
   - Хах!.. Сань... За последние дни я позабыл об этом напрочь...
   - Женщина?.. Иду с червовой дамы. Мельче нет.
   - Хо! Вот так совпадение! Речь о даме - и козырная тут как тут. Придется взять... А колоды-то уже нет... И да - ты прав. Дело в даме.
   - Козырная?..
   - Самая что ни на есть.
   - Поздравляю...
   - Рановато...
   - Нафига ты тогда здесь со мной сидишь, а не с ней?
   - ... Хм.. Хорошо сказал...
   - Сказать-то легко. А дерзать-то тебе...
   - Притормози. Я все понял. Как только - так сразу.
   - Так держать... Ну что? У нас с тобой по одной карте в руке. Твой ход. Начинай.
   Валентин опустил на стол цветного джокера. Саша заглянул в глаза оппоненту; ухмыльнулся и положил черно-белого клоуна напротив.
   - Ничья.
   По спине пробежал холодок. Валентин уставился на двух джокеров. На мгновение, он ощутил присутствие арлекина здесь, наяву: в дружеском совете, в финале карточной игры. "Эти докеры - знак", - мелькнула строчка мысли.
   Но для Саши это было не больше, чем совпадение. Он покрутил янтарный виски в стакане, позвякивая кубиками льда; сделал глоток.
   - Давно я так не расслаблялся... Работа держит в постоянном напряжении, жена держит в постоянном напряжении. Чуть что - скандал. Быт сожрал всю радость отношений. Общение, как рутина. Как по расписанию, летаем раз в год то в Турцию, то в Египет. Там, кроме как преть, больше нечем заниматься. Но моей нравится, так что вынь да полож ей на расчетный счет!.. Я бы уже давно мотоцикл бы купил, вместе бы рассекали по ночной Москве... Но уже давно нет той влюбленности, сексом занимаемся, как по графику. Вот нахрена все это надо? А по-другому уже не получается. А так хоть что-то. Хоть какие-то стабильные отношения.
   - Это лучше одиночества...
   - Какое там одиночество?! У меня ж работа. И автомобильные пробки. Я когда в будни домой возвращаюсь, мечтаю только об одном - пожрать-посрать-поспать. Знаешь, дружище, пока ты звонил, у меня оставалась хотя бы надежда вырваться. А я тебя динамил и динамил... На кого я стал похож?..
   Валентин выставил перед другом подарочный пакет. Не говоря лишних слов, юноша поднялся, дружески хлопнул растерянного Сашку по плечу, ставя в отношениях запятую вместо точки:
   - Созвонимся, дружище.
   - Ты куда?
   - Исполнять твой совет.
   - А... Тогда поспеши.
  
   В седьмом часу Валентин зашел на парковку фитнес-клуба, обошел красный автомобиль и зашел в вестибюль.
   - Привет, Настя. А где Света?
   - Привет... Отошла деньги положить на мобильный. А что?
   - Ничего, просто так спросил. Я по делу зашел. Извини что отвлекаю, но не могла бы ты дать мне телефоны наших инструкторов.
   - Вот... Что-то случилось?
   - Ничего такого. Хочу позвонить Алексею. Так... 8... 916... угу... сохранить... Все. Записал. Извини что побеспокоил. Ну, пока.
   Раньше, чем девушка опомнилась, юноша вышел за стеклянную дверь. Не останавливаясь, он обошел красную машину... за рулем которой сидел Антон, отдыхая с закрытыми глазами. В тишине автосалона телефон просвистел SMS-кой, словно подзывая пса. Антон поторопился взглянуть на экран... но нет - это не письмо от Насти. Всего лишь долбанная рассылка рекламы.
   Ждать было тяжело. Сердце разрывалось. Словно весь день он провисел на краю пропасти; и до сих пор не сорвался не забрался. Антон стал листать переписку, которую трепетно хранил. Сколько эмоций в первых письмах! Сколько чувств в этих смайликах! Да, он не поэт. Он черствый циничный пацан, сердце которого взбередила улыбка Насти. "Привет, Смайлик!", -говорил он ей когда-то, потому что она наполняла его жизнь позитивом. А сейчас... все в подвешенном состоянии. И очень паршивом.
   Время тянется невыносимо долго. Еще четыре часа ждать, когда у Насти закончится смена. Антон обещал себе вытерпеть, не пороть горячку - правильней будет поговорить после работы, а не во время. Но теперь он думал иначе, изводя себя сомнением.
   Он увидел, как Света вернулась к фитнес-клубу и зашла в вестибюль; солнечный зайчик сверкнул на стеклянной двери. И тогда в голову пришло решение, которое Антон отказался обдумывать. Он выскочил из автомобиля и забежал в здание; Настя сразу стала прятать глаза, игнорировать.
   - Свет, привет.
   Света растерянно улыбнулась Антону.
   - Привет.
   - Можно тебя попросить об одолжении? Мне надо с Анастасией поговорить тет-а-тет. Отпустишь ее минут на десять?
   - ... Конечно...
   Отчужденно, Настя стоит спиной к Антону, и он чувствует, будто решается его судьба. Она собрала распечатки, постучала ими, выравнивая; убрала в стол. Юноша смирился, что она так и будет заниматься пустяками, чтобы он понял насколько противен.
   - Насть. Это в последний раз, когда я прошу поговорить. Пожалуйста.
   Она повернулась к подруге...
   - Я ненадолго.
   ...и обошла стойку администратора, чтобы последовать за Антоном на улицу. Там он указал на новенькую иномарку эконом-класса.
   - Нравится?
   - Ты себе машину купил?
   - Да.
   - Симпатичная. Давно?
   - Сегодня.
   - Поздравляю.
   - Пойдем, посидим?
   В салоне приятно пахнет обшивка. Здесь тише, чем на улице; но от этого на душе не легче. Антон положил ладони на кожаный руль, сжал кулаки и отпустил, решаясь заговорить; не зная как начать.
   - Я все же купил машину... Пришлось, правда, влезть в долги, но я их скоро отдам. ... Может прокатимся немного?
   - Я на работе.
   - Я тебя услышал... Ты знаешь, на самом деле тачка мне не нужна.
   - Зачем тогда купил?
   - Была у меня одна розовая греза... Хотел тебя на машине до дома подвозить.
   - Перестань... Хватит уже...
   - Знаю, что хватит. Короче... Ключ - в зажигании, документы - в бардачке. Прощай, Настёна.
   Он открыл водительскую дверь и подался наружу; Настя схватила его руку.
   - Я не приму такой подарок!
   - Пусть тогда стоит здесь, пока не эвакуаторщики не заберут.
   - Антон, сядь!
   - Хватит уже.
   - Антон! Пожалуйста. Я прощу тебя...
   Он вернулся, но казалось, что отчаявшаяся душа осталась где-то далеко. А Насте понадобилось время, чтобы успокоиться трепещущее сердце.
   - ... Ты думаешь, что я жестокая... Ты сам так говорил. Это действительно так... Но я не хочу, чтобы это продолжалось. Я так больше не могу. Мне больно делать тебе больно. Но я не знаю, как по-другому! Наши отношения извели меня, они извели тебя... - слезы потекли ручьями. - Послушай!.. Я плохая!.. Я на самом деле плохая!.. Тебе нужна другая девушка, нежная и отзывчивая. Забудь меня!.. Забудь как страшный сон и найди свою настоящую половинку!
   - Половинку... Не нужна мне половинка... Я целиковый. Не верю я в судьбу, и не верю, что сердце можно обхитрить. Можно сколько угодно дурачить себя и других, но когда тянет к конкретному человеку - глупо искать замену.
   Девичьи губы задрожали, и она не смогла продолжить разговор.
   - Настя... Я прекрасно понимаю, что тебе нужен жених побогаче. И я считаю, что ты абсолютно права. Ты целеустремленная, а я разгильдяй. Я не сомневаюсь, что ты найдешь достойного мужика, который станет примерным отцом для твоего ребенка... твоих детей. Я просто лишний, я тебе мешаю. Ты хорошо сказала: "Мне больно делать тебе больно". Мне тоже. Я тебя отпускаю. Ради нас обоих. Больше не побеспокою. Но я не забуду тебя, как не проси.
   Всхлипы стали перебивать и без того дрожащий голос девушки:
   - Ведь так... Будет лучше?.. Правда?..
   - Конечно. Если у тебя душа ко мне не лежит, не надо жалости.
   - А если... лежит?.. Вдруг я запуталась?..
   Сердце Антона остановилось и забилось с надеждой.
   - Я совсем запуталась... Я ведь совсем не хочу уходить... Я точно знаю, как сильно буду скучать по клубу, по людям, с которыми я так долго общалась... Я не хочу уходить... Не хочу уходить!.. - Настя заревела, пряча лицо ладонями; теперь бессмысленно держаться - к Свете она вернется с красными глазами. - Я такая дуреха!.. Я только теперь понимаю, как сильно я хочу остаться...
   Антон заключил ее в объятия, стал гладить и согревать, спасая от дрожи. Настя прижалась плечом к его груди, прильнула нежно, умащиваясь макушкой к его подбородку, как котенок. Девушка прошептала о переполняющем чувстве:
   - Я только теперь понимаю, как сильно тебя люблю...
   Он поцеловал ее губы влажные от слез. Ощущая, как ее руки оплетают его плечи, Антон забыл правило, что мужчины не плачут. Слишком ярким, оказалось счастье, чтобы думать о ерунде. Ведь единственное, что имеет значение в данный момент - неземная любовь. Очевидная, как аксиома; истинная, как свет солнца; простая, как обыкновенное чудо.
  
   Половину девятого показывают часы на экране мобильника. Под ними отображается список набранных номеров, где в ряд повторяется один и тот же неподписанный контакт - телефонный номер Ани. Валентин нажимал "вызов"; и тут же - "завершить". Он пытался одолеть панический страх, но так ни разу не дождался гудков.
   Битый час юноша метался по комнате; под постоянным напряжением. Он стал думать, что было слишком дерзким без разрешения брать номер девушки. Пришлось врать, что записывает телефон самурая. Получается, что он фактически его украл. И ведь звонить собрался не по работе, а в личных интересах. Не лучше ли дождаться встречи в клубе?
   Но Валентин боялся упустить волну удачи. Ведь сегодняшний, необыкновенный день, убедил в том, что все бывает хорошо. Нужно просто позволить себе поверить, что когда он позвонит и пригласит Аню на свидание - по ее голосу станет понятно, что она улыбается. Разве такое невозможно?!
   Эти два фронта истощили рассудок. Дилемма стала слишком серьезной. Порой сердце начинало биться так, что Валентин начинал дышать как загнанный; и даже задыхаться, захлебываясь страхом. Стало казаться невозможным принять окончательное, бесповоротное решение.
   Валентин снова успокоил себя, взял в руки; необходимо расслабиться. Вдыхая и выдыхая глубоко, он отсчитал от десяти до единицы. На "ноль" он опустился в кресло-качалку. В этот момент выбило рубильники электрощита - квартира обесточилась, в комнате погас свет.

10.0

  
   Валентин слышал щелчок рубильника. ... А разве должен был услышать?.. Ведь щиток в предбаннике. И почему за окном перестало светить солнце? Даже если каким-то образом он потерял сознание, и очнулся ночью, то почему погас весь город?
   В надежде нащупать стену, Валентин поднялся из кресла-качалки. Он все еще думал, что нужно сходить в коридор и проверить распределительный щит. Но вот, он не нашел стены своей комнаты... Попытался вернуться - и не нашел кресла.
   - Что происходит?
   Взволнованный голос рассеялся в пустоте, как в поле. Такого не может быть; но если это сон, то почему Валентин ощущает происходящее столь осознанно.
   - Кто-нибудь?! Здесь есть кто-нибудь?!
   - "Кто-нибудь" есть, - с издевкой прозвучал голос арлекина; донесся отовсюду. - А Вам кого? Или Вы не привередливый, и даже в некоторой степени, неразборчивый?
   - Кто ты?
   - ... Ну твою ж мать! Ну сколько можно?!
   - Почему ты не можешь просто один раз ответить?
   - Да потому что я сам не знаю!
   - Даже имени?
   - Да ты, походу, умнеешь!
   - Что ж ты, такой умный, собственного имени не знаешь?
   - Потому, что ты мне его не дал! Ты всегда разговариваешь со мной, как с пустым местом.
   - Но я ведь тебя не вижу!
   - А ты посмотри.
   Вспыхнул прожектор, и луч осветил зеркало перед Валентином; в кованом прямоугольнике рамы, в человеческий рост. Белокурый юноша смотрится в него, разглядывая на себе зеленый кафтан. Отражение в точности копирует движения, копирует удивленное выражение лица.
   - Ну и что ты видишь? - потребовал голос из тьмы.
   - Вижу шарады психопата.
   - Овации! Овации!!! Король изволил пошутить! Но от меня не скрылся тот факт, что проскользнул во взгляде - ты допер! Говори!
   Усталым взглядом Валентин пошарил в темноте, но не нашел к кому обращаться; он стал смотреть в глаза своего отражения.
   - Я вижу самого себя... - пока рот говорит, тени на скулах меняют форму, - Хотя единственный, кого я физически не могу самостоятельно увидеть - это я сам. В зеркале, люди видят объективную реальность. Но для этого нужно избавиться от мнения о самом себе, сформированного при участии общество: не считать себя молодым-старым, красивым-страшным, здоровым-болезным. Мы такие. Просто - вот такие! Это и есть объективность. Но об этом помнит лишь отражение. Умом, мы постоянно окунаемся в статусы и категории, пытаясь распутать клубок, которого нет. Мы живем не в себе, а в своих абстракциях; и в них мы кажемся себе не такими, как есть. Мы забываем, кто мы на самом деле, чего хотим и на что способны. Ум забывает, но внутренний голос - нет. Он постоянно ворчит от бессилия стать полезным для ума, которому не нужен. Ум живет субъективностью, и даже захлебываясь ей, боится от нее отступить. От твердо верит в то, что придумал. А внутренний голос всякий раз проверяет эти убеждения на вшивость... Вот и получается, что я и ты вечно спорим. Мы с тобой две разные интерпретации одной сути. И если меня зовут Валентин, то тебя справедливо будет назвать Нитнелав. Буквы те же, только направление чтения другое.
   - Вот это я понимаю - снизошло! - сказало отражение; довольно улыбнулось и надело маску арлекина. - Не зря тебя Муза тренировала, не зря.
   Беззвучно озаряя тронный зал, сверкнула пурпурная зарница; вспыхнули тройные ланцетные окна, узкие, слово выдранные когтями дракона. Белокаменные атланты и кариатиды появились, окружили Валентина толпой и исчезли. Без дождя и без грома, в полной тишине замелькали жуткие фиолетовые вспышки.
   - Раз уж мы теперь по одну сторону баррикад... - близнец в маске переступил границу зазеркалья, - я помогу тебе справиться со страхом.
  
   Арлекин взял за руку и повел к выходу; Валентин не мог ориентироваться в пространстве. Всполохи стали интенсивнее, статуи - психоделичнее. Затишье перед бурей вжало голову в плечи - нависшая угроза почти осязаема.
   - На.
   Нит вложил в ладонь юноши солнцезащитные очки; в них Валентин почувствовал себя спокойнее. Теперь он видит, что арлекин вывел его на узкий мост, перекинутый над брусчаткой двора. Когда они вошли в донжон и оказались на внутреннем кольце атриума, юноша посмотрел через аркаду на замковый сад, увидел заросшую ротонду; постаменты в ней пусты.
   Флотилия сизых и черных туч взяла замок в осаду. То были корабли войны, а не мирные белые парусники, разбежавшиеся от наступления армады; и, - судя по ворчащему грохоту в вышине, - заряженные пушки выкатываются на палубы. Гром бабахнул из всех орудий. Вздрогнула земля; затрещал камень. Стена крепости, в которой был тронный зал, раскололась и посыпалась со скалы, расшатывая твердь под ногами Валентина.
   - Бесится, - обронил он, пытаясь храбриться.
   - Конечно бесится! Его гнездо разворошили.
   - Какое гнездо? - спросил Валентин.
   - Как - какое? - опешил Нит. - Ты что, сам не догадался?
   - Статуи?
   - Погоди-ка... То есть ты только сейчас осознал, зачем раздавал "подарки"?!
   - Ну да.
   Нит остановился.
   - То есть как?
   - Я руководствовался интуицией.
   - Получается, что ты совершил истинно верный поступок, не опираясь ни на какие-либо знания?!
   - Интуиция - тоже знание, - юноша схватил Нита за рукав и поволок дальше. - Я думал, это ты мне подсказал!
   - Нет же! Я сопровождал тебя на твоих встречах, но идея - не моя.
   - Пускай. Сейчас нет времени на демагогию.
   Гром стал шарахать так, что заложило уши. Лицо Валентина скривилось от боли; оглушительный звук вот-вот порвет барабанные перепонки. Видя его муки, Нит достал из кафтана большие наушники на ободе; водрузил на юношу. В них не звучит музыка, - нет даже шнура, чтобы подключиться к плееру, - но работает шумоподавление.
   - Суть демагогии в том, - Валентин услышал голос арлекина напрямую из динамиков: - что статуи, олицетворяющие боль, давали дракону мощь и прибежище. Теперь ему некуда отступать, и он будет биться до последнего.
   - Ну и что ты предлагаешь?! - заорал Валентин, чтобы перекричать раскаты грома: - Отступить?!
   - Рехнулся? Я предлагаю изучить арсенал.
   - Какой?! У меня даже доспехов не осталось!
   - У тебя есть я. А еще - вот это.
   Компаньон хитро улыбнулся и показал глиняный шар. Фокусник достал его из-за пазухи и стал подкидывать, словно волейбольный мяч.
   - Зажигательная смесь Танатоса. Лови!
   Валентин выпучил глаза, но руки перехватили бомбу. Он стал вертеть ее, не зная куда пристроить.
   - Слабоват козырь, - посетовал юноша.
   - Иногда и "шестерочка" спасает. Идем.
  
   Когда юноши пересекали узкую галерею последнего моста - вакханалия бури утихла, затаились. Белые ветви молний зажигались вдалеке, лишь эхо доносится от рокота; будто ненастье миновало. Но в воздухе осталась напряжение.
   Двое остановились перед дверью, коньком у которой был гротескный дятел с вывороченным клювом. Нит зашел первым.
   - Куда, в конечном счете, мы идем? - спросил Валентин.
   - Сюда, - с ухмылкой в голосе ответил близнец в маске.
   Рефлексы насторожились непроизвольно; от этого Валентин почувствовал слабость в коленях. Он шагнул во тьму, снимая солнцезащитные очки и наушники. Нит похлопал, и свет проявился на свечах. Высокие канделябры стоят на металлических ножках, вокруг мраморной мозаики на полу. Арлекин пресек ее дюжиной торопливых шагов, начал взбегать по серпантину ступеней.
   - Будь здесь, - бросил он Валентину.
   - А дальше что?
   - Нет времени на брифинг.
   Валентин подошел к ближайшему канделябру, задул свечи, чтобы повесить на рожок очки и наушники. Юноша задумался: как бы раздобыть оружие для битвы? Нужно пойти в арсенал, а потом подумать о ловушках и капканах. Вдруг стал интересным вопрос: как приманить дракона? Конечно на свет. Ведь он сам ищет свою жертву...
   Сердце упало. Юноша обернулся - в сумрачном зале горят свечи на канделябрах. А в ланцетном окне он увидел парящий синий глаз.
   Продольный зрачок смотрит как прицел; юноша уподобился статуе. Было слышно, как взмахнули крылья; раз, другой - и тишина.
   Оглушительно разбились стекла, когда серпы когтей вцепились в каменный подоконник. Дракон дернул, и затрещали стены. Шарахнулся тараном - задрожала башня. Валентин стал пятиться, пока не ударился спиной о дверь; дернул ручку, но дверной проем перекосило и дверь заклинило. Последний путь - через лестницу, которая начинается под окнами. Теми, которые штурмует дракон.
   "Бежать или нет?!".
   Раздумья отняли те драгоценные секунды, когда бегство было возможным. На каменной кладке, - прямо над ступенями, - проступило мокрое пятно, стало величиной с ворота; заиндевело, заледенело. В окнах полыхал голубой свет; а когда прекратился, сердце успело сделать два удара, перед тем как дракон с треском проломил стену и ворвался в брешь.
   Пламя свечей встрепенулось и погасло. В небе замелькали далекие зарницы; Валентин видел лишь кадры кошмара, где дракон надвигается зловещей тенью, цокая когтями. Прятаться негде. Валентин размахнулся глиняным шаром.
  
   С потолка раздались два хлопка. Сверху опустился свет свеч; чудище и жертва подняли взгляд. Будто гладь воды в колодце, потолочное зеркало перевернуто отображает юношу и дракона. Но только там зажжены канделябры, а единственный глаз рептилии не синий, а красный. Там на Валентине маска арлекина; и юноша геройски бросается на зверя, успевая оседлать последнюю шею и вонзить пальцы в мягкую плоть обрубков. Зеркальный дракон завизжал от боли и стал послушен наезднику; взлетел вверх в зазеркалье... вниз, когда разбилось стекло. Осколки посыпались кинжалами, а прирученный дракон глыбой обрушился на дикого, стал придавливать к полу. Тот извернулся, выскользнул, выбросился из замка. Нит сжал в кулаках мякоть мяса и, словно штурвальный рычаг истребителя, потянул на себя; его рептилия пронзительно заверещала и кинулась в погоню, расправляя кожаные паруса над пропастью. Валентин побежал к краю.
   Их массивные туши понеслись в грозовом небе, взлетая по спирали и пикирую. В бешеной погоне на хвост садился то один, то другой. Сверкали струи ледяного дыхания из пасти синеглазого, а оседланный Нитом - огненным бутоном изрыгал пламя; и подпалил крылья противника. Ветер полета раздул жар. Горящий дракон кашлянул ледяным облачкам и пролетел через него; огонь погас, а чешуя укрепилась броней наледи. Он взял разгон и ринулся в лобовую атаку.
   Нит ногтями впился в слизкие волокна плоти; его дракон взорвался залпом такой мощи, что огненный гриб целиком обхватил мишень. Взмах крыльев распалил сгусток жара; он засиял рыжим солнцем... которое пробило серебристое копье. Ледяной дракон сложил крылья и сбил огненного; сцепившиеся туши внесло обратно в башню.
  
   Валентин слишком поздно стал отбегать от края. Его зацепило, отшвырнуло на пол; скользя на спине, он обнимал глиняный сосуд, когда ударился виском об камни. Эти камни выпали из стен, попадали с потолка. Башню трясет от схватки драконов; они яростно хрипят, когти невыносимо скрипят и высекают снопы искр. Когда зрение юноши сфокусировалось после удара, он увидел останки раздавленного и растоптанного Нита.
   Ледяной дракон извернулся, заморозил шею огненного, и разбил булавой. Обезглавленная туша рухнула, и синеглазое чудище посмотрела на Валентина. Бешеный пульс ударил по ушам; стиснув зубы, юноша бросился к двери - она валяется на полу перед туннелем в завале, которым стал выход. Прижимая горючую смесь к груди, Валентин упал на карачки и пополз. На другой стороне его встретил обрушенный мост, вынуждая спуститься по обломкам.
   Хлопнули крылья, и дракон обрушился во двор. Шея вытянулась и клацнула пасть, заставляя юношу бежать в сторону крепостных ворот. Земля затряслась под лапами настигающего чудовища, и Валентин не мог себе позволить оглянуться. А впереди высится проходная арка; гигантские створки распахнуты наружу - к выступу скального плато, за которым начинается перешеек над пропастью. Юноша выбежал на узкую черту дороги в момент, когда дракон метнулся головой за ворота. Гибкая шея растянулась во всю длину... и металлические колья гирсы, упавшей как лезвие гильотины, проткнули чешую и вонзились в плоть. Тяжесть решетки прижала в земле; рептилия стала извиваться и шипеть.
   Валентин остановился на перешейке и обернулся. Он увидел раззявленное жерло пасти, нацеленное в его сторону. Умирающее чудовище вдохнуло со свистом; из дыры глотки забрезжил голубой свет. С последним рыком исторглась ледяная пурга.
   Юноша кинул глиняный шар под ноги. Пламя истово взревело и жадно охватило Валентина, безраздельно претендуя на жертву.
  

* * *

  
   Валентин очнулся в комнате под светом люстры; ясно понимая, что должен сделать. Щеки горят огнем, в горячке стучит сердце. Юноша вдохнул и выдохнул. На часах без пяти девять. Он коснулся контакта на экране; стал терпеть длинные гудки.
   - Да?
   - Здравствуй, Аня. Это Валентин.
   - ... Приветик. Рада тебя слышать. Как ты себя чувствуешь?
   Юноша вспомнил, что когда-то давно потерял сознание и упал со скалодрома; это событие было не столь запоминающимся, в сравнении с пробуждением на коленях Ани.
   - В порядке. Прости, что заставил побеспокоиться.
   - Да уж... Спишем на то, что ты не знал о страховочном тросе.
   - Ага. И сок вскружил мне голову...
   - Точно-точно!..
   Валентин почувствовал ее улыбку, будто не было расстояния между ними.
   - Когда мы с тобой познакомились, я стразу поняла, что ты не робкого десятка.
   - Я помню, как ты дала мне совет быть уверенным в своих порывах.
   - Ах это я виновата? - кокетливо возмутилась девушка.
   - Ты не виновата ни в чем.
   - Точно?
   - Абсолютно. Я не сомневаюсь, что твой совет достоин быть девизом.
   - Даже так?
   - Конечно. С ним жизнь перестает казаться пресной.
   - Приятно, что мы с тобой думаем одинаково. Хочется видеть, как люди совершают нестандартные поступки, слышать глубокие, а не поверхностные мысли. Хочется быть на одной волне с интересными людьми. Ты очень интересный, Валя.
   - Хожу в театр, между прочим.
   - Серьезно?
   - Если честно - то нет. Но мне нужен предлог, чтобы пригласить тебя на свидание.
   - Мм, заманчивое предложение. Я согласна.
   - Замечательно. Какие постановки тебе нравятся больше?
   - Я люблю классику.
   - О, прямо как и я! Бедный Йорик...
   - Хи-хи!..
   - Как насчет послезавтра вечером?
   - Послезавтра не могу. У нас с мужем годовщина. Может в субботу? Ты работаешь? Валя?.. Валентин?
   - ... Да?..
   - Хи-хи. Что "да" - удобно или работаешь?
   - Работаю...
   - Валь, все в порядке?..
   - ... В полном... Голова... Иногда она кружится ни с того ни с сего.
   - Тебе лучше присесть.
   - Да... Я уже... Прости... Я не знал, что ты замужем.
   - ... А это очень важно для тебя?..
   - ... А для тебя нет?..
   - Валя... Ты мне нравишься. Я хочу поддаться порыву узнать тебя лучше. Мне кажется, что я влюбилась. Это важнее штампа в паспорте. Мое сердце свободно.
   - Но вместо развода, вы празднуете годовщину...
   - Потому что у нас дочь...
   - ...
   - Ее зовут Эля. Она такая непоседа, за ней глаз да глаз... Но я не хочу ставить крест на своей личной жизни из-за того, что я стала мамой... Разве это кара?..
   - ...
   - Валя... Не молчи... Я чувствую твой взгляд, когда ты смотришь на меня...Ты тоже ощущаешь эту тягу... Это влечение... Если это влюбленность, то зачем противиться. Из-за осуждения? Это же несерьезно...
   - Прости. У меня нет аргументов. Давай забудем этот разговор.

0.10

  
   В голове не осталось ни единой мысли, в сердце - ни единого чувства. Абсолютно пустой, Валентин встал из кресла, подошел к столу, чтобы положить телефон. Там он увидел деревянную заготовку. Мастер вырезал из нее силуэт девушки, в которую влюбился с первого взгляда. Она взволновала его душу, когда сквозь окна спортзала он увидел ее на занятии - волнительно гибкую и невероятно прекрасную. Она выгибалась полумесяцем... Юноша взял брусок, посмотрел с отвращением; бросил в мусорное ведро.
   Погасив свет, он в одежде лег на застеленную кровать, вжался к стенке. На смену бессознательному шоку пришел тревожный сон, в котором Валентин, - обожженный и обмороженный, - лежит на каменном перешейке, головой на коленях придворной леди. Она склонилась над его лицом, и кудри-пружинки касаются его щек. Ее взгляд полон сострадания; и Валентин спрашивает у нее: зачем все это было нужно? Зачем случились все эти приключения?! Чтобы завершиться вот так?.. Но она молчит и лишь дует на лоб, на котором лохмотьями висит кожа. Позади нее стоит Арлекин, что-то с жаром объясняет, но безразличный юноша его не слушает.
   Когда Валентин проснулся, - ни живой, ни мертвый, - он собрался и поехал на работу. Дышать было тошно; хотелось исчезнуть раз и навсегда. Хотелось дожить свой срок, не вспоминая о чувствах никогда. Больше не будет наивности, больше не будет влюбленности. Хватит уже. Довольно...
   Валентин прошел пустую парковку при фитнес-клубе. Юноша прибыл рано; но стеклянные двери открыты. В прихожей он не встретил ни души, но услышал трогательную музыку, которая поманила к бару.
   Там, с закрытыми глазами, с чувственной улыбкой на губах, танцевала Света. И тогда Валентин узнал девушку, которую видел в грезах.
  

Конец.

  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"