Шри Ауробиндо
САВИТРИ

Книга Первая
КНИГА НАЧАЛ

Песня II
РЕШАЮЩИЙ МОМЕНТ

Затянутый на время в тайные пространства мысли,
Её (Савитри) ум странствовал в знакомом, многоликом прошлом,
Что оживало заново и видело как близится его конец:
Оно, сходя со сцены, продолжало жить, не разрушаясь в ней;
Недолговечное и ускользавшее от бренных глаз,
Невидимое, роковое отраженье внутреннего 'я',
Оно несло грядущее на призрачной своей груди.
Вдоль следа исчезающих вдали событий
Вспять уходил поток настаивавших на своём часов,
А на песчаном берегу загадочной реки,
Где жили облики любимых, которых больше не увидеть,
И тонкие видения вещей, которые когда-то были,
Стоял её свидетель-дух, перепросматривая Время.
Все то, на что она надеялась, о чём мечтала, и что было,
Летело мимо на орлиных крыльях в небесах воспоминаний.
И словно в многоцветном внутреннем пылающем рассвете,
Её широкие дороги жизни и чудесные тропинки
Лежали как на карте перед чистым, солнечным, запоминавшим взглядом,
От яркой и безоблачной страны её дней детства,
И синих гор её парящей юности,
Павлиньих крыльев, райских рощ Любви,
До радости, зажатой под безмолвной тенью рока
В последнем повороте гонки ада и небес.
Двенадцать страстных месяцев вели ко дню судьбы.
Предельная и сверхъестественная тьма порою падает на человека,
Когда он приближается к Всевышнему:
Приходит час, когда отказывают все приспособления Природы,
И выбитый из под защитного Невежества,
Отброшенный назад до голых примитивных нужд,
Он должен скинуть, наконец, с себя поверхностную душу,
Став неприкрытой сущностью внутри:
Таков был час, что ныне опустился на Савитри.
Она достигла точки, где - или жизнь окажется напрасной,
Или она, проснувшись в нерождённом элементе,
Должна своею волей отменить судьбу, навязанную телу.
Лишь нерождённый дух своей вневременною силой
Способен приподнять ярмо, одетое рождением во Времени.
Лишь Высшее Божественное "Я", что строит образ внутреннего "я",
Стереть способно жёсткую и нескончаемую линию,
Что связывает все менявшиеся имена, бесчисленные жизни,
Все эти забываемые снова персональности,
И продолжает сохранять таящийся в сознательных делах,
След старых позабытых мыслей и поступков,
Не признавая завещаний погребённых "я",
Наследство, чересчур тяжёлое для наших быстротечных форм,
Вслепую принятое телом и душой.
Один из эпизодов позабытой повести,
Начало затерялось, а сюжет и основная мысль запутаны,
Живая, некогда, история создала, подготовила,
Судьбу сегодняшнего дня, дитя энергий прошлого.
Устойчивость космических последствий,
Скреплённых скрытыми цепями неизбежности,
Она (Савитри) должна разрушить, вытеснить могуществом души
След прошлого, преграду на пути Бессмертной,
Стереть его с лица земли и заново сложить судьбу.
Беседу с изначальными Богами,
Которых мы встречаем на границах с неизвестным,
Спор собственной души и воплощённого Ничто
Необходимо выиграть на сумрачной, опасной почве:
Всё существо её должно пойти наперекор своей бесформенной Причине,
В противовес вселенной положить одно лишь внутреннее "я".
На голом пике, там где Внутреннее "Я" наедине с Ничто,
И жизнь теряет смысл, а у любви нет почвы для опоры,
Ей надо защитить свой выбор, находясь на грани угасания,
В пещере смерти мира поддержать беспомощное требованье жизни
И право отстоять своё - любить и быть.
Необходимо отойти от жёсткой экономии Природы;
Она должна завоевать свободу от своих оков из прошлого,
И погасить все старые счета страданий,
И вычеркнуть из Времени суммарный длинный долг души,
И тяжёсть рабства у Кармических Богов,
И медленную месть незабывающего ничего Закона,
И глубочайшую нужду вселенской боли,
Суровость жертвы и трагичные последствия.
Она должна прорвать вневременной барьер,
Своею мыслящею глубиною вторгнуться в чудовищную тишину Ничто,
Всмотреться в одинокие глаза бессмертной Смерти,
Ночь Бесконечности измерить оголённым духом.
Великий и печальный миг сейчас стал близок.
Как посланные батальоны, маршируя к собственной судьбе,
Последние тянувшиеся дни прошли тяжёлым шагом,
Такие долгие, но как же быстро проходящие и близкие к концу!
Одна средь множества любимых лиц,
Осознающая среди счастливых и незнающих сердец,
Её вооружённый дух отсчитывал часы,
Прислушиваясь к страшной поступи предвиденного
По обступившей красоте безлюдных дебрей.
Боец на молчаливой ужасающей арене,
Неведомая миру, ради мира здесь она стояла:
И не было ни одного помощника, лишь Сила, что внутри;
Ни одного свидетеля среди земных очей,
Лишь Боги наверху и одинокая Природа ниже -
Единственные зрители могучего сражения.
Вокруг неё стояли строгие холмы, указывая в небо,
Зелёные шуршащие широкие леса, в глубоких думах,
Не прерываясь, бормотали длинные глухие заклинания.
Роскошная, густая, разноцветная, ушедшая в заботы, жизнь,
Одетая в зелёную живую однородную листву,
Усыпанная пестротою бликов солнца и весёлыми цветами,
Взяла в кольцо уединённую арену действия её судьбы.
Здесь поднялась она к высотам собственного духа:
И этот гений титанических безмолвий,
Окутав душу в ней своим широким одиночеством,
Смог показать ей неприкрытую реальность внутреннего 'я',
И обручил со всем, что окружало.
Уединенье делало великими её часы
На фоне вечного и уникального.
Энергия освобождающей прямой необходимости
Свела тяжёлую основу жизни человека,
Его отягощающую массу внешних нужд
К первоначальной тонкой ниточке животных незатейливых желаний,
А дикость простоты земли, наполненная силой,
И размышляющяя масса терпеливых, окружающих деревьев,
Задумчивый сапфирный отдых неба,
Торжественная тяжесть медленно текущих месяцев,
Оставили в её глубинах место для раздумий и для Бога.
Сияющий пролог той драмы подошёл к концу.
Уже и сцена на земле для шага вечности
Нашлась средь монастырского томления лесов,
И наблюдаемая устремленьем пиков гор,
Явилась через золотой проход во Времени,
Где тишина, прислушиваясь, встретила несказанное слово,
А время позабыло двигаться навстречу перемене и страданию.
Сюда, с внезапностью, типичной для божественного появления,
И повторяя чудо первого прихода,
Земную скучную рутину превратив в восторг,
Любовь пришла к Савитри, пряча тенью Смерть.
Возможно, он (Бог Любви) нашёл в ней совершенный храм.
Впервые, с той поры, как начало тянуться к небу бытиё земли,
За долгие века тяжёлых испытаний человека,
Столь редкое создание ещё ни разу не переносило этот свет,
Его горящий тест божественного в элементах нашего сознания,
Его сверкающую молнию с высот, упавшую на наши бездны.
В ней всё давало знать о благородном роде.
К земным просторам близкий и товарищ небесам,
Её возвышенный и быстрый, широко смотрящий юный дух,
Гуляя по мирам великолепия и тишины,
Перелетал через дороги Мысли к тем вещам, что будут рождены.
Пылающей была её уравновешенная, безошибочная воля;
А ум её, как море искренности, море чистоты,
В потоке страстный, отвергал любую мутную волну.
В мистическом и динамичном танце,
Как жрица чистого экстаза,
Ведомая и вдохновляемая сводом откровений Истины,
Она летела по пророческой пещере небожителей-богов,
А сердце тишины, в ладонях радости
Богатым, созидающим биеньем наполняло
Похожее на аллегорию рассвета тело,
Которое казалось нишей для божественности за вуалью
Иль золотою дверью храма в запредельное.
Бессмертный ритм сквозил в её рождённой временем походке;
Её улыбка, взгляд будили неземное чувство
В самой субстанции земли, а интенсивный их восторг
Обрушивал всю красоту небес на человеческие жизни.
Широкая самоотдача для неё была естественным движением;
Великодушие, как море или небеса,
Своим величием окутывало всё, что приходило,
Давало ощущенье мира, что становится всё время больше:
Её забота, доброта была умеренным и нежным солнцем,
Возвышенная страстность - равновесием небесной сини.
Так чья-нибудь душа могла бы улетать гонимой птицей,
Спасаясь на усталых крыльях из страны штормов,
И наконец найти покой, роскошный тихий отдых,
Как на знакомой издавна груди, в надёжной гавани,
Где можно снова упиваться жизнью в струях из медового огня,
Вернуть ушедшую привычку быть счастливой,
Почувствовать великолепье окружения своей особенной природы,
Расправить радость под защитой своего тепла и красок.
Глубины сострадания, убежище, наполненное тишиной
И внутренняя помощь открывали ей ворота в небеса;
Любовь была в ней шире, чем вселенная,
Весь мир способен был укрыться в том одном огромном сердце.
Великий неудовлетворённый бог смог поселиться в нём:
Свободный от тюремной атмосферы карликовой личности,
Её настрой сумел вместить его возвышенное тонкое дыхание,
Что может превратить в божественное всё вокруг.
В ней даже бездны стали тайниками света.
Она была одновременно и молчанием, и словом,
И континентом самопроникавшего покоя,
И океаном девственного ровного огня;
Могущество, безмолвие богов принадлежали ей.
В ней он нашёл такую же, как у себя безбрежность,
Восстановил высокий тёплый и утонченный эфир
И двигался в ней как в своём родимом доме.
В ней повстречал он собственную вечность.


   До той поры ни разу тёмная черта не преграждала этот луч.
На неустойчивой груди обманчивой земли,
С тех пор, как видящий повсюду взгляд её в сжимающем дыхание жилище,
С симпатией открывшись более счастливым звёздам,
Где жизнь не брошена на произвол печальных перемен,
Стал помнить красоту, которую запреты, утверждающие смерть, не замечают,
И удивляться миру хрупких форм,
Летящих на обрывках парусов мерцающего Времени,
Она приобрела свободу нерождённых Сил.
Хотя она склонилась, чтоб нести людскую ношу,
Её походка до сих пор хранила ритм богов.
Дыхание земли не запятнало то сверкающее зеркало:
Нетронутое пылью нашей смертной атмосферы,
Оно всё также продолжало отражать божественную радость неба.
И те, кто жили в этом свете, могли порой увидеть
Её товарища по играм в вечных сферах,
Спустившегося из недостижимых царств
Вниз, в озарённый след её пленяющего появления,
Большого, огненного, белого дракона-птицу бесконечного блаженства,
Скользящего на пламенных крылах над вереницей проходящих дней:
Спокойный страж небес берёг направленное с миссией дитя.
Сверкавшая орбита для неё была лишь временным пределом,
А годы - золотыми преходящими одеждами богов;
На троне восседала юность в безмятежном счастье.
Но радость не способна продолжаться вечно:
Есть темнота внутри земных вещей,
Что не выносит долго слишком радостную ноту.
Неотвратимая Рука накрыла и её:
Вооружённая Бессмертная попала в сети Времени.
И тот, кто издавна встречал великих с тяжкой ношею, теперь занялся ей.
Кто назначает испытание и путь,
Кто выбирает в этом всесожжении души
Страдание, падение и смерть как шпоры духа,
Cомнительное божество, держа свой факел боли,
Им высветило бездну незаконченного мира,
Призвав её (Савитри) своим широким 'я' заполнить эту пропасть.
Величественный и безжалостный в своём спокойном взгляде,
Возвысив страшный стратегический план Вечного,
Он трудность измерял могуществом
И делал ещё глубже пропасть, которую всем надо перейти.
Напав на самые её божественные элементы,
Он сделал сердце у неё сродни стремящемуся сердцу человека,
Направив силу в ней по им самим назначенной дороге.
Для этого дыханье смертной приняла она;
Она пришла сразиться с этой Тенью,
Она должна была столкнуться с решетом рожденья человека,
С короткой битвой жизни средь ночи немой Материи.
Мириться ли с Невежеством и смертью,
Иль прорубать пути Бессмертия,
Завоевать победу или проиграть богоподобную игру для человека,
Решающий момент её души бросанием костей Судьбы определялся.
Но не страдать и подчиняться родилась она;
Вести, освобождать - вот роль, достойная её.
Средь созданного на земле здесь не было материала
Для повседневных нужд работающих, беззаботных Сил.
Неясный образ, что трепещет на экранном полотне Судьбы,
Одушевлённый лишь наполовину ради временного шоу,
Иль терпящий крушение в морях Желания,
И брошенный в водоворот безжалостной забавы,
Носимый по пучинам Обстоятельства,
Создание, рождённое сгибаться под ярмом,
Игрушка и имущество хозяев Времени,
Или одна из пешек, которой суждено быть передвинутой
На тихий ход вперёд по безграничной клетчатой доске
В гигантской шахматной игре земной души и Рока, -
Так выглядит фигура человека, нарисованная Временем.
Каркас сознания был здесь, и само-зародившаяся Сила.
В загадке сумерек Всевышнего,
В том странном, медленном, нелёгком компромиссе
Неограниченной Души и ограниченной Природы,
Где всё должно вращаться между упорядоченным Случаем
И равнодушной и слепой Необходимостью,
Божественный огонь не станет рисковать, сияя слишком высоко.
Но стоит встретиться ему с самостоятельным и интенсивным Пламенем,
Ответное касание способно разнести любые деланные мерки,
И вся земля осядет под тяжёлым весом Бесконечности.
Весь наш материальный необъятный мир - тюрьма:
Íà каждой из дорог стоит вооружённый, с каменным лицом Закон,
У каждых врат вышагивает смутная громадная фигура часового.
Здесь серый трибунал Невежества,
И Инквизиция жрецов Ночи,
Выносят приговор душе, искательнице приключений,
А двойственные заповеди и Кармическая норма
В нас ограничивают Бога и Титана:
Боль с плетью, радость со своей серебряною взяткой
Хранят вертящуюся неподвижность Колеса.
Цепь одевается на высоко взбирающийся ум,
Печать поставлена на чересчур большое, широко распахнутое сердце;
Смерть останавливает странника-исследователя - Жизнь.
Так сохраняется трон Несознания,
Пока эпохи медленно проходят по спирали,
Пока Животное пасётся за священною оградой,
А золотистый Сокол больше не способен пронестись по небесам.
Но вот поднялся кто-то и зажёг огонь, не знающих пределов.
И осуждённая той тёмной Силою, что ненавидит всякое блаженство,
На заседании ужасного суда, где жизнь обязана платить за радость,
Приговорённая бездумным механическим судьей
К мучительной расплате человеческой надеждой,
Она не опустила головы под тяжестью закостенелого указа,
Не стала обнажать беспомощное сердце под ударами судьбы.
Так подчиняется и вынуждена подчиняться воля в человеке,
Рождённая умом, послушная застывшим установкам прошлого,
Без возражения впуская внутрь богов из низших планов.
В Савитри же сверхчеловек посеял семена свои.
Отказываясь складывать могучие крыла мечты,
Её дух не хотел держаться за обычную земную почву,
Или, найдя что замечательные смыслы жизни все уже разграблены,
Смириться с тем, что землю вычеркнули из высоких звёздных списков,
Или гасить своею чёрной горечью подаренный нам Богом свет.
Привыкнув к вечному и к истинному, существо её,
Осознавая свой божественный источник,
Не попросило облегчения от боли смертной хрупкости,
И не латало неудачу сделкой или компромиссом.
Ей надо было выполнить работу, и сказать здесь слово:
Записывая в мыслях и поступках, остающихся в томах Природы,
Незавершённую историю своей души, 
Она не соглашалась закрывать в ней светлую страницу,
И отменять свою торговлю с вечностью,
Иль ставить подпись малодушного согласия
Под грубым равновесьем общего обмена в мире.
Её могущество, работавшее с сотворения земли,
В жизнь проводя великий план вселенной,
Преследуя за смертью цели, замыслы бессмертных,
Отказывалось принимать пустую роль разочарованной души,
Терять смысл своего рождения во Времени,
И подчиняться власти хаотичных фактов,
И отдавать свою высокую судьбу на волю временного Случая.
В своём глубоком 'я' она нашла высокое прибежище;
Она поставила свои высокие права наперекор железному закону:
Своей отдельной волей опрокинула космическое правило.
Величье это поднялось остановить колеса Рока.
На стук Незримого в её сокрытые врата
Её могущество, став больше от касанья озаренья,
Очнулось ото сна в сердечной нише.
Оно сумело вынести удар Того, кто убивает и спасает.
Наперекор ужасному движению, что ни один взгляд не увидит,
И преграждая страшный путь ему, что никакая воля не смогла бы сделать,
Она лицом к лицу столкнулась с грандиозными локомотивами вселенной;
И сердце встало на пути катящихся колёс:
Гигантская работа их запнулась в шаге от её ума,
Застывшие условности вдруг встретились с огнём души.
Внезапно зацепился в глубине магический рычаг,
Которым двигалась вневременная воля скрытого Невыразимого:
Молитва, действие умельца, главная идея
Соединить способны силу человека с трансцендентной Силой.
Тогда и чудо делается общим правилом,
Один могучий шаг способен изменить весь ход вещей;
Одна единственная мысль - становится всесильной.
Сейчас всё кажется огромной машинерией Природы;
Так нескончаемое рабство под пятой материальной власти
И перед жёсткой цепью длинной предопределённости,
Её настойчивые, неизменные привычки, в подражание Закону,
Её империя несознающего искусного устройства
Уничтожают человеческое требованье обладать свободной волей.
Он тоже - словно некая машина посреди машин;
Подобно поршню мозг качает мыслеформы,
Биенье сердца вырезает разновидности эмоций;
Энергия без чувства фабрикует душу.
Бывает, облик мира обнаруживает знаки связанного Случая,
Что повторяет старые шаги Природы,
Кружа вокруг скрепляющих столбов Материи.
Здесь есть случайные цепочки из бессмысленных событий,
Которым разум придаёт какой-то иллюзорный смысл,
Есть инстинктивный поиск познающей Жизни,
Есть колоссальная работа необъятного невежества ума.
Но вот приходит мудрость, вырастает виденье внутри:
И инструмент Природы объявляет самого себя её царём;
Он ощущает внутреннего 'я'-свидетеля и силу своего сознания;
Его душа идёт на шаг назад и видит высший Свет.
Отныне Божество стоит за грубо сделанной машиной.
И эта истина врывается в триумфе яркого огня;
Победа завоевана для Бога в человеке,
И божество явило свой сокрытый лик.
Великая Мать Мира поднималась в ней сейчас:
Её живой, осознающий выбор отменил холодный мёртвый поворот судьбы,
Поставив поступь духа выше Обстоятельства,
Толкнул назад бесчувственное страшное вращенье Колеса,
Остановил безмолвный марш Необходимости.
Огнём объятый воин с вечных пиков,
Кому доверили взломать запретную и запертую дверь,
Сбил с лика Бога Смерти всю его глухую абсолютность,
И на куски разнёс ограничения сознания и Времени.

Конец второй песни

Перевод (второй) Леонида Ованесбекова 
1999 ноя 27 сб - 2004 ноя 10 ср, 2005 сент 28 ср - 2013 март 08 пт