Как раньше летали! Курсант лётного училища выпущенный с общим налётом триста часов, считался птенцом желторотым. И это не смотря на то что, в плане хулиганства летали на бреющем и гоняли комбайнёров по полям, комбайнёры на ходу выскакивали из комбайнов и падали лицом вниз в зрелую рожь. Или гоняли отдыхающих на пляжах рек и озёр путём пролёта на том же бреющем над голыми задами и животами. И курсант - лётчик, с восторгом и удовлетворением , набирая высоту боевым разворотом, констатировал: пляжи пусты а комбайнёры всё ещё лежат во ржи.
Это какое же мастерство и какую выдержку нужно было иметь, чтобы на высоте семь - десять метров пройтись между двумя комбайнами, или над пляжем чуть ли не срывая заклёпками плавки и купальники с беспечно загорающих сограждан.
Да, нынешние курсанты могут только мечтать об этом.
Вторая эскадрилья учебного полка одного из лучших истребительных училищ нашей страны, летала тогда на степном лагерном аэродроме под Черкассами. На аэродроме том, из всех радиолокационных средств был только один радиопеленгатор, то есть постоянного контроля над самолётами которые были в пилотажных зонах, не было. И была там пилотажная зона номер пять, граница которой проходила в аккурат по берегу Кременчугского водохранилища. А на этом берегу в живописнейшем сосновом бору, располагался шикарный по тем временам пансионат одного очень крупного завода, в который простой гегемон попасть не мог, а руководство разных крупных предприятий поправляло там своё расшатанное здоровье.
Потом уже ни кто не помнил, кто первый из курсантов не вывел самолет из пикирования на положенных двух тысячах метров, а решил спуститься по ниже и посмотреть как там живёт внизу мирное население, когда он со звёздами на крыльях учится защищать их мирное небо.
Пройдя на высоте около ста метров над сосновым бором, он выскочил к водохранилищу, и к изумлению и радости обнаружил обширный и длиннющий пляж который тянулся до самой дамбы с мостом через это самое водохранилище, а на пляже не сметное количество отдыхающих, которые купались и принимали солнечные ванны. Курсант решил снизиться по ниже и рассмотреть их по лучше. Ему то в кабине жарко, пот глаза заливает, только "понедельник" наддувом в морду дует, а им там внизу, вишь как хорошо. Он сделал заход над морем и, снизившись метров на сорок - пятьдесят, с реактивным грохотом прошелся над пляжем, а перед дамбой боевым разворотом ушёл в высь. Когда он посмотрел на пляж, народ, не подозревающий о том, что будет дальше, махал ему руками, а некоторые девушки даже платьями размахивали. Кто его знает, чем ему так не угодили граждане отдыхающие, но только курсант ехидно хихикнув, выполнил повторный заход, и снизившись почти до высоты выравнивания самолёта при посадке, а это чуть больше десяти метров, снова пошёл над пляжем, взяв при этом чуть ближе к воде что бы не дай Бог шальное дерево не зацепить.
Когда на тебя летит самолет на высоте около десяти метров, то из дали кажется, что он цепляет фюзеляжем все неровности поверхности земли, не говоря уже о тех кто на ней стоит, зрелище не для слабонервных. Поэтому когда народ увидел, что самолёт, описав дугу над морем, снова направляется к пляжу, снизившись до высоты слияния с землёю, в рядах отдыхающих прошёл испуганный ропот. Слабонервные сразу схватили свои шмотки и драпанули подальше от насиженных мест отдыха, у кого нервы по сильнее, те остались. Они молча смотрели на быстро приближающийся, с каким - то шелестящим звуком самолёт, как кролик смотрит на удава. Когда самолёт оказался почти над их головами, раздался резкий, ужасающей силы грохот, казалось что, барабанные перепонки разлетаются на части, глаза вываливаются из орбит, а земля вообще, куда то исчезает. Все как один, подчиняясь инстинкту самосохранения, рухнули на землю и кто по-пластунски, а кто на четырёх костях, со скоростью которой позавидовал бы любой спринтер, не помня себя, теряя тапочки и другие пляжные причиндалы, рванули подальше с чистого песка пляжа в сосновые заросли. Следует отметить, что явление это было волнообразное, и продвигалось вперёд по мере того, как самолёт пролетал над пляжем. Самолёт же пролетев над всей пляжной зоной, свечою взмыл в верх и, помахав крыльями на прощание, растворился в голубом июньском небе. Пляж был пустым.
После заруливания самолёта на стоянку, из его кабины выскочил будущий защитник воздушных рубежей, и возбуждённо сообщил своему корешку:
--
Серёга! там в пятой зоне на берегу Днепра, народа загорает - как грязи!
--
И что?
--
Я над ними прошёлся сначала на ста метрах, они руками машут, девки, так те вообще лифчиками махали.
--
Да ладно по ушам -то чесать, прям таки лифчиками?
--
Натурально! Так я следующий заход метрах на пятнадцати сделал!
--
Ну и?! ...
--
Класс! ощущение - торч! слева - вода, справа - песок, а впереди - гегемон стоит, глазища - во! челюсти до песка отвисли.
--
Ух ты! а потом что?
--
Да ничего, я когда боевым уходил, пляж пустой был, разбежались. Но ощущение, я тебе говорю: о-бал-деть!! Если не веришь, попросись в пятую зону, сам посмотри.
--
Да. Надо бы, - с энтузиазмом ответил Серёга, - я сейчас как раз на пилотаж пойду.
Всё! В этот момент, на полтора месяца вперёд, решилась судьба клиентов этого шикарного пансионата. Через четыре дня курсанты уже занимали очередь, что бы слетать в эту зону.
И всё было бы хорошо, но через полтора месяца, приехала в этот санаторий группа германских рабочих на отдых по обмену, и так им понравился санаторий! что они были вне себя от счастья отдохнув там первые два дня, а именно - субботу и воскресенье. А в понедельник начались полёты.
И только немцы, позавтракав и прихватив с собою холодное пиво, вышли к чудному Днепру и разлеглись на пляже, как среди ясного неба грянул гром. Это была первая курсантская ласточка, все разбежались, а одного немца хватил временный паралич на нервной почве. Его так и отнесли в медпункт, в той позе, в которой он пил пиво. Фельдшер с явными признаками глубокого похмелья, осмотрел его и заключил:
--
Что русскому в радость, то немцу - смерть.
Пролетел ещё один самолёт. Что тут началось! Немцы в крик! Скандал! Жалобу в посольство! Директор пансионата видит себя уже не директором, а в лучшем случае - разнорабочим с метлой на родном заводе, и потому сладко - заискивающим голосом говорит, не надо жалоб сейчас всё уладим, и возместим! Через полминуты у него в кабинете стоят все его замы.
--
Сволочи!!! Почему немцев ни кто не предупредил! Почему мне не напомнили! Завтра же всех на завод! К станкам!
В это время прогремел очередной самолёт над пляжем.
--
Машину мне!!! - заорал директор, - ублажайте немцев как хотите! Хоть голые перед ними танцуйте! Но чтоб жалобы в посольство не было! Иначе всех с камнями на шее - в Днепр! Утоплю собственноручно! я к этим грёбаным лётчикам!
Сиганул в машину и был таков. Замы врассыпную, собирать немцев в кучу и успокаивать их. Зав клубом, развлекаловки разные устраивать им начала, даже стриптиз решила организовать, уже и стрипгруппу сколотила из двух медсестёр и одного спорторга. Она и сама готова была нагишом плясать, лишь бы не попасть к станкам, на трудовую вахту в стены родного завода. Но со стриптизом нескладуха вышла. Наши то танцевать готовы и даже рады, а вот немцы смотреть - нет. Для поездки в страну - колыбель революции, из них выбрали самых морально - устойчивых и обработанных, а потому к стриптизу нетерпимых, даже неудобно как - то получилось.
Приезжает директор на аэродром, находит командира эскадрильи, он как раз со своим замом перед обедом, у себя в кабинете холодным квасом услаждался. Директор вваливается к ним, и без предисловий начинает:
--
Товарищи дорогие! Я вас умоляю не надо отрабатывать бомбардировки нашей дамбы! хотя бы две недельки потерпите, покуда от нас немцы не уедут.
Комэск сразу испытывает к нему неприязнь, смотрит на него дикими глазами, потягивает квас и молчит.
--
Бомбардировки? Вы кто товарищ? - тихонько спрашивает его замкомэск, - у вас какое то горе? Может врача вызвать? - и протягивает ему стакан с квасом.
Директор хлебает кваску, потом извиняется, что не представился, представляется, и делится с ними своим горем. Дескать, полтора месяца назад начались полёты над пляжем на очень малой, даже скажем на неприлично малой высоте. Так что загорающие не могли удержаться на песке, а кто купался, так те из воды выскакивали как ошпаренные. Он и все его замы заволновались, но их умник завхоз, бывший прапорщик который служил в бомбардировочной авиации, на вещевом складе, доходчиво объяснил им, что это лётчики отрабатывают бомбовые удары по дамбе, тактически, то есть понарошку. Ну, собрали отдыхающих, первым запустили прапорщика с объяснениями и воспоминаниями. Потом прочитали лекцию о международном положении, показали документальный фильм об акулах империализма. Народ наш многотерпеливый и до одури добрый. Поэтому с доводами завхоза и лектора со скрипом, но согласился. А вот инстинкты свои побороть не смог, всякий раз когда над пляжем с грохотом проносился очередной самолёт, все вскакивали и не помня себя убегали в сосновые заросли. Не помогала даже водка, некоторые напивались на пляже в усмерть, но после пролёта самолёта, всё равно обнаруживали себя в соснах вместе со всеми. И ни кто ж не жаловался, все проявляли гражданскую сознательность. А тут черти принесли этих немцев! Так они после первого же пролёта начали орать про жалобу в посольство.
--
Дорогие мои, я вас умоляю! Потерпите с бомбёжкой дамбы две недельки, пока немцы не уедут, а то ведь международным скандалом пахнет.
Комэска сидит и тупо смотрит на визитёра, из рассказа он ни хрена не понял и думает только о том: как бы по деликатнее выставить этого чудака вон. Мысль о том, что в столовой его ожидает вкусный обед, только усиливает неприязнь к гостю. Его зам. тоже ни хрена не понял, но инстинкт самосохранения подсказывает ему, что во всём этом рассказе таится какая-то опасность для командира эскадрильи и для него лично. Поэтому внимательно следя за реакцией товарища в штатском, он задаёт наводящий вопрос:
--
Вы имеете в виду дамбу, которая через Днепр на Черкассы?
--
Да - да - да. Именно она, а в трёх километрах от неё, на берегу наш пансионат.
--
Уважаемый! А почему вы решили, что это наши самолёты? - не очень учтиво спрашивает командир, ему это всё уже надоело, да и столовая ждёт.
--
Да что же здесь решать? Вон они все стоят, - и он показывает своим пухлым пальцем в окно на стоянку самолётов, - а вон тот который поехал, сто восьмой номер, так он чаще всех над нами летает.
--
А у вас что, и номера есть? - как бы невзначай интересуется зам командира.
--
Конечно есть! - директор пансионата кладёт на стол бумагу с номерами самолётов и подозрительно спрашивает - а вы что не знаете, что ваши самолёты там летают?
Замкомэск, кидает взгляд на бумагу, и мгновенно оценивает ситуацию. До него сразу доходит весь ужас положения: все номера на бумаге, соответствуют номерам самолётов эскадрильи.
--
Да нет, мы то знаем, но кроме нас должны летать и другие полки, - спокойно и безразлично отвечает он.
--
Других не было, только эти.
Комэск тоже смотрит на бумагу, давится квасом, кашляет, и потому как потеет его лысина, можно сделать вывод: он тоже понял чем тут пахнет дело. А пахнет оно служебным несоответствием, разжалованием до рядового и трибуналом, и потому запах издаёт мерзопакостнейший. Наступил момент истины, надо было действовать чётко и решительно, пока этот перец ничего не понял.
--
Ну что же, - веско говорит командир,- это хорошо, что вы к нам приехали, немцев обижать нельзя, да и наших отдыхающих тоже. Надо было раньше приехать, мы бы и меры раньше приняли.
--
Да не хотелось вас тревожить, мы ж понимаем - армия дело серьёзное
--
Ну что вы, - благодушие так и прёт из командира , - это же не война, это учёба. Вот сейчас при вас позвоню командующему и попрошу поменять цель.
Берёт и накручивает полевой телефон. На том конце провода отзывается телефонист узбек, который до армии о существовании русского языка, знал только по наслышке:
- Рядовой Мамаладжиев трюпка-а смотрит!
Командир ему бодрым голосом отвечает:
- Генерал майора пожалуйста! - нежно смотрит на директора и открывает окно по шире, что бы шум самолётов заглушил голос чурки телефониста, который решив, что его не поняли уже орал в телефоне:
- Слющи! рядовой Мамаладжиев трюпка-а смотрит!
- Товарищ генерал! Здравия желаю!- узбек - телефонист при таком обращении чуть с табуретки не падает и умолкает, а командир продолжает:
- Товарищ генерал, разрешите с завтрашнего дня, поменять цель номер три на цель номер пять, там пляжи рядом, отдыхающих беспокоим. Понял! разрешили! большое спасибо товарищ генерал!
Даёт отбой на узел связи, и выдержав звенящую паузу, фамильярно - покровительственно говорит:
- Ну вот, дорогой вы наш, проблема решена! больше над вами наши самолёты, летать не будут.
Директор расплывается улыбкой спасённого от гельетины, благоговейно смотрит на командира, на его глазах открылась великая тайна лозунга "Народ и армия едины": народ обратился к армии и она его поняла.
- Спаситель вы наш! - со слезами на глазах щебечет он, - благодарю вас! вы знаете, от чего вы нас спасли? Спасибо!
Только машина благодарного директора тронулась с места, командир круто развернулся к своему заму, и дико выкатив глаза - заорал:
- Какого хрена стоишь! бегом на вышку - все самолёты на базу! что бы через сорок минут вся эскадрилья стояла здесь! я покажу этим Гастэлло где раки зимуют!
Замкомэск, несётся на вышку проклиная тот миг, когда он согласился стать инструктором, теперь он понял: каким мёдом намазана пятая зона и почему все курсанты так туда рвались.
Через сорок минут, на аэродроме стояла непривычная тишина, курсанты стояли с понурыми головами, а комэск энергично ходил перед строем и брызгая слюною на полтора метра вперёд, громко рассказывал, что он о них думает.
Вначале он хотел отчислить из училища тех кто летал над пляжем, но летали все а всех на отчисление не подашь. И потом, какой он после этого командир, если у него под носом такое творилось, а он не замечал. Тут ведь и самому можно под сенокосилку попасть. Да и человек он был добрый и отходчивый, а посему полёты возобновились через день. Для профилактики один день муштры курсантам, командир всё же устроил.
Но не бывает худа без добра. После этого у инструкторов появился новый наряд: "дежурство на пляже", что бы контролировать, кто из курсантов осмелится пройтись над пляжем. И теперь уже инструкторы, как раньше курсанты, занимали очередь и хитрили, что бы вне очереди попасть в этот наряд. А жалобу немцы всё же написали, но уже по возвращению в Германию. Директор потом обижался:
- Вот сволочи, столько водки выжрали, а всё же нажаловались!
- А что вы хотели Петрович, - философски отвечал завхоз экс-прапорщпк,- фрицы - они и есть фрицы.