-Что я делаю, господи, зачем смотрю в эти сумасшедшие, бесстыжие, откровенные глаза, - думала она, а сама всё не могла оторваться от них, всё глядела сквозь вырывающиеся из костра искры и белый, горько отдающий в горле дым.
- Сейчас я уйду, вот сейчас, я повернусь и уйду, даже не оглянувшись, и никогда не вспомню о ней больше, - всё надеялся на счастливый исход он, в душе зная, что никуда не уйдёт, а останется и сделает всё для того, чтобы быть с ней этой ночью.
- Почему он? Неужели ты не мог подкинуть мне кого-нибудь постарше, господи, ну почему меня всё время тянет в авантюры. Мы никогда не будем вместе, кроме разочарования эта ночь нам ничего не принесёт, - была она уверена на сто процентов, и так же на сто процентов уже чувствовала его прикосновения к своей раскалённой от желания, горячей коже, которая будто только ждала этого взгляда, тут же откликнувшись на призыв.
- Она старше меня на 20 лет, взрослая, опытная, красивая женщина, знающая себе цену, я для неё зелёный мальчишка, она даже не подпустит меня к себе, - растерянно думал он, но фасон держал, не сдаваясь и решив доиграть эту игру до конца.
- Мне же никогда не нравились такие вызывающе наглые типы, к тому же, он лучший друг моего зятя, как я дочери в глаза буду смотреть? - смутилась она, отведя взгляд первой, и, отвернувшись, пошла в сторону леса.
- Ма, ты куда? - тут же отреагировала дочь.
- Сейчас приду, прогуляюсь немного, - ответила она дрожащим голосом, ещё не понимая, что происходит, и как же ей быть в такой ситуации. Приехала, называется, к дочке в гости, кто же мог знать, что она встретит его именно здесь и сейчас. Но от этого уже никуда не деться, она заглянула туда, в чёрный бездонный омут его глаз, который поглотил её всю целиком, и увязла, зная, что сама себе никогда не простит, если сейчас просто испугается и уедет. Она брела по лесу, перелезая через поваленные деревья и рассуждая о своей несчастной судьбе, представляя осуждающий взгляд дочки и зятя. Чем дальше отходила она от костра, тем темнее становилось вокруг. Вязкая, плотная всё больше сгущающаяся ночь опускалась на землю, навязывая свои законы.
Ночью женщине меньше всего хочется оставаться одной. Если днём она отвлекается, общаясь с друзьями, работая, занимаясь детьми, то ночь заставляет её забыть обо всём кроме одного древнего, как мир и такого сильного желания быть с мужчиной. Любить его, прижиматься к родному телу, гладить до боли знакомые изгибы, ощущать нежную силу, когда он обнимает и целует её. Это желание поглощает её целиком и как бы она ни старалась днём доказать сама себе и всем окружающим, что ей это не нужно, что она самодостаточная и сильная женщина, ночью тоска по любимому мужчине доводит её до отчаяния, заставляя в кровь кусать губы от одиночества.
Она дошла до озера, которое мягко поблёскивало в лунном свете, живя своей, не известной ей жизнью. Миллионы звуков, непонятных, тревожащих и будоражащих воображение, окружили её со всех сторон. Она села на большой валун, лежавший у самого берега, нагревшийся за день под палящим солнцем и теперь не знавший, кому подарить это тепло. Тот радостно чавкнул и чуть-чуть утонул в прибрежной болотной жиже, словно подстраиваясь под её рост, чтоб ей было удобно сидеть. Прислушавшись к тому, что происходило вокруг, она задумалась...
Звёзды отражались в озере, как гигантские светящиеся кувшинки, лишь иногда их изображение слегка вздрагивало и покрывалось мелкой рябью, будто в испорченном телевизоре, напоминая, что там, под водой рыбы и другая плавающая и ползающая по дну живность не спят. Они охотятся, поедая друг друга, играют в какие то только им известные игры, воспитывают и учат своих малышей, как можно избежать острых зубов хищников и самим не пропасть от голода. Там идёт своя, миллионы лет назад устроенная кем-то жизнь, она поразилась в очередной раз мудрости создателя, придумавшего мир настолько правильно и разумно, что тот жил и жил по его законам, всем хватало пищи, и тепла было ровно столько, сколько нужно. Во всём этом был смысл, вечная и непрекращающаяся гармония жизни.
Вдруг она почувствовала чьё-то прикосновение. Вздрогнув от неожиданности, она соскочила с камня, обернувшись, и оказалась в его объятьях. Он смотрел на неё своими бесстыжими глазами так близко, в упор, что мелкая дрожь подкосила её коленки, и она чуть не упала в траву. Он удержал её, ещё крепче прижав к себе, и она почувствовала сквозь тонкую ткань одежды, что его тело напряжено и дрожит, невольно выдавая волнение и желание. То, что он тоже волнуется, придало ей сил, и она попыталась оттолкнуть его. В ответ, сжав руки за её спиной ещё крепче, он снова привлёк её к себе. Она впервые почувствовала себя кроликом перед удавом, настолько гипнотизировал её этот взгляд, от которого она теряла голову, и единственным желанием сейчас было впиться в зовущие, чувственные, чуть припухшие губы только-только оперившегося подростка.
- Не бойся, - прошептал он, - я никому не скажу.
- Зачем тебе это? Ведь я намного старше, ничего не получится, только испортим отношения, - ещё пыталась она сопротивляться.
- Бред, это бред, я же чувствую, что ты хочешь этого, ты вся горишь, - он гладил её по спине, опасаясь отпустить совсем, чтоб не вырвалась. Но она уже почти не могла сопротивляться, горячая волна тепла шла от его рук, разливаясь по всему телу, заставляя замолчать доводы разума, ещё пытавшегося подсказать ей, что надо бежать, бежать отсюда, пока не поздно. Где-то рядом, вступая в невидимый ночной хор птиц и громко стрекотавших цикад, отчаянно заквакали лягушки, она вздрогнула от неожиданности, и невольно прижалась к нему.
Он наклонил голову к её лицу, она зажмурилась и вся сжалась, ожидая поцелуя, но почувствовала только лёгкое дуновение ветерка на пылающие щеки, это было настолько приятно, что она в недоумении снова открыла глаза. По детски сморщив нос и вытянув в трубочку пухлые губки, он нежно дул на неё, пытаясь остудить кожу, так откровенно выдающую её желание. Женщина улыбнулась, и он, почувствовав, что сопротивление растаяло, слегка ослабил объятья, она прижалась к нему снова, не желая отпускать.
Он коснулся губами её щеки, нежно целуя и, одновременно, его рука, соскользнув со спины на её грудь, слегка сжала набухший сосок сквозь лёгкую ткань. Она тихонько вскрикнула, где-то внизу живота возникла такая горячая и мощная волна, что разум замолчал уже окончательно. Он расстегнул пуговичку на блузке и, освободив её грудь из оков стягивающего бюстгальтера, впился губами в пульсирующий, словно открытый нерв, сосок, лишая её последних сил. Почувствовав, что она сейчас упадёт, он уже не стал удерживать, а сам уложил в мягкую, как ковёр, траву, и лёг рядом, не отпуская грудь, то тихонько сжимая её губами, то чуть подсасывая, как маленький ребёнок.
Она тихо застонала, когда он выпустил её сосок изо рта, тут же перехватив рукой и продолжая теребить, а его губы, медленно поднимаясь по её шее, не пропуская ни одного миллиметра кожи и не оставляя его без внимания, наконец-то добрались до её рта. Почувствовав лёгкое дыхание на своих губах, она потянулась к нему всем телом, ожидая самого чудесного поцелуя в своей жизни, но он ещё слегка потомил её, тихонько касаясь щекой и покусывая губы. И только когда она, не выдержав этой сладкой муки, сама притянула его голову руками, слегка взъерошив густые, непослушные волосы, он сдался, впившись в её рот с такой силой, что она чуть не задохнулась от чувств.
Они целовались, как сумасшедшие, словно и не было огромной разницы в возрасте, просто два юных, влюблённых подростка впервые любили друг друга, с головой окунаясь в эти новые для них ощущения. Ощущения родного тела, с которым так хотелось слиться в одно, желание доставить ему наибольшее удовольствие, но, пока незнание где оно, это наибольшее удовольствие и как его найти, а для этого исследование всех, даже самых потаённых уголков.
Она снова запустила руки в его волосы, перебирая и слегка поглаживая их, почувствовав, что ему это очень нравится, его поцелуи стали ещё настойчивее, и она опять слегка вскрикнула от неожиданности, вдруг ощутив его руку там, на границе своих маленьких трусиков, которые уже были слегка влажными. Рука помедлила, и нежно начала пробираться прямо в самый жар, который распирал её изнутри. Его палец скользнул в этот огонь, слегка прикоснувшись к клитору, и она взорвалась, не сумев справиться с ощущениями, тело перестало слушаться, изогнулось дугой, превратившись в один большой пульс, бьющийся под его рукой, оргазм произошёл настолько неожиданно и сильно, что она сама испугалась.
Он нежно улыбнулся ей, и волна благодарности захлестнула её сердце. Она скользнула рукой к ремню, ещё крепко державшему его джинсы, и начала лихорадочно расстёгивать его, а потом и застёжку, удерживающую, там, внутри, то, что ей сейчас хотелось увидеть и почувствовать больше всего. Справившись, наконец, с замками, она стянула с него джинсы и плавки, освободив огромный, невесть как помещавшийся там член, радостно выскочивший наружу, как чёртик из табакерки, словно только этого и ждал. Чёртик был намного больше, чем полагалось этому мальчишке по росту и комплекции, она даже не ожидала найти там такое сокровище и слегка растерялась. Всё вокруг затихло, буквально на секунду замолчали и цикады, и птицы, словно ожидая дальнейшего развития событий, помолчав, они снова застрекотали, сначала тихонько, потом всё громче и громче, недовольные затянувшейся паузой.
С минуту она с восторгом смотрела на это чудо, а потом осторожно взяла его в руку, чудо слегка покачнулось в ответ, будто в благодарность. Она наклонилась, и тихонько поцеловала член в самую макушку, которая тут же стала влажной, словно на ней выступили капельки пота от волнения. Слизнув эти капельки, и почувствовав их солоноватый вкус, она будто сошла с ума... Вместе с ней сошёл с ума и этот ночной хор, расшумевшийся так, что трудно уже было выделить отдельные голоса из общего гвалта, казалось, весь мир радуется тому, что они, наконец, отбросили сомнения и любят сейчас друг друга.
Она принялась ласкать это сокровище, наслаждаясь процессом даже больше, чем сам его обладатель. Он тихонько постанывал, когда она, увлёкшись, чуть прикусывала зубами его напряжённую плоть, и она тут же зализывала это место, как волчица зализывает раны, сейчас они чувствовали себя первобытными людьми на этом озере, в траве, словно Адам и Ева впервые совершали они вечный грех, позволивший людям появиться на свет.
Неожиданно где-то прямо над ними запел соловей, остальные птицы, не рискуя состязаться с солистом, примолкли. Лишь неутомимые цикады продолжали потихоньку стрекотать, создавая лёгкий аккомпанемент соловью. Тот начал с простеньких напевов, призывая женщину не торопиться и подсказывая ей правильный темп, постепенно усложняя ритм, наращивая мощь, распеваясь громче и громче, доводя до кульминации своё сольное выступление.
Мужчина стонал всё сильнее, не в силах справиться с наслаждением, подступавшим к раскалённой верхушке члена и заставлявшим его биться в конвульсиях, словно перед сладкой и прекрасной смертью, которая вот-вот нагрянет и даёт последний шанс человеку испытать наивысшую радость на земле. Вдруг женщина, как птица, перепорхнула одной ногой через мужчину и с размаху села на напрягшийся до предела от сладкой истомы член, вобрав его в себя весь, без остатка, они словно превратились в одно большое и красивое тело, бившееся в едином пульсе. Громкий мужской стон, который невозможно уже было сдержать, слился с гортанным женским криком, как завершающий аккорд этой прекрасной и вечной симфонии жизни...