Когда я увидел ее в первый раз — сердце мое упало. Я понял — это судьба. Это всерьез и надолго. Может до гробовой доски.
Она была свежа, молода, красива. Я начал таскаться к ней чуть ли не каждый день. Возил дорогие подарки, обставлял быт, шуршал по хозяйству.
Я про дачу рассказываю, ежели чо.
Дом на шести сотках представлялся мне рыцарским замком. У меня появился личный муравейник, ежевечерний ежиный патруль и целая орава всяких разных птиц. Я стал бароном, кормильцем, вершителем судеб. Это забавляло.
Я радостно влился в орду дачников и занял свое законное место в пробке на трассе. О! Если вы не были на Егорьевском шоссе в пятницу вечером — вы не можете себе представить, что такое эвакуация из Содома и Гоморры. Однажды я ехал на дачу восемь часов. Восемь часов! Я выехал в 17 часов. Груженый припасами. Общая скорость была 5-7 километров в час. Смеркалось. В машинах рыдали дети. От духоты не спасал даже кондиционер. Потом дети заткнулись. По обочинам появились костры. Люди загоняли машины в лес и жарили шашлыки. Поминутно хлопали пробки шампанского и шипело баночное пиво. Над дорогой летал туда-сюда воланчик и детский смех.
Вереница оставшихся машин, по-прежнему упорно отползала от Москвы.
Я начал с семок. Но чем дальше в лес — тем меньше патрулей. Не выдержал и семки запил пивом. Потом оставил пиво, чтобы запить им водку. К исходу восьмого часа я выпил все пиво и всю водку. Вы говорите Тесла, автопилоты! Моя десятка и я на тот момент вообще не обладали никакими мозгами, не говоря уже про интеллект, однако каким-то чудом мы заехали в ворота моей дачи. Я отрыл дверь автомобиля, и падая, вырвал ключи из замка зажигания.
Сон праведника сморил меня. Сон без тревожных сновидений.
Проснулся я с первыми лучами. Но не от солнца, а от чьих-то пристальных глаз. Сидя надо мной полукругом, из листвы меня разглядывала какая-то птичья орава. Поверх травы скромно выглядывал ежик.
Все ждали, что я скажу.
Я сказал: - Э, щас! - и полез в машину за хлебом и колбасой.
Одарив нахлебников, пора было возвращаться в Москву. Я ведь хотел заскочить сюда всего лишь на вечерок. И только мое природное упрямство пригнало меня сюда через все трудности.
Так я жил много лет.
На каждое девятое мая тут гремели немецкие и советские военные марши. Потом все лето тут праздновали свадьбы, проводы в армию. Потом праздновали возвращение из армии и разводы.
Все жили душа в душу. Ссор не было никаких.
И тут я бросил пить. Потом курить. Мир вокруг стал меняться.
Теперь я сижу на даче и вижу ее пустоту и никчемность. Нет, сразу я не сдался. Я попытался закрутить роман по-новой. Одно время тешила меня мысль организовать тут настоящее хозяйство: курка, яйка, сало, млеко. Да только дом холодный. Пригоден исключительно летом. Хозпостроек — и вовсе нет. А главное — соседи мне не простят хрюканья, мычания и утренних петухов.
Потом я думал: может просто перебраться сюда жить? Но в соседнем городке работы нет. Ездить на работу в Москву — так проще сразу поселиться в лесной землянке возле МКАД. А лучше вообще никуда не ехать и остаться в квартире.
Я чувствую, как мы с дачей охладели друг к другу. Нам друг от друга стало скушно, тошно, равнодушно. Нет той веселой забористости и раздолья. Не гремит радость в душе. Не щемит сердце.
Теперь я хотел бы нормальный деревенский дом. С печью, с баней, с хлевом.
Так чтобы покосы по утрам, рубка дров, помидоры с грядки, кувшин молока.
Эх, только не будет этого уже никогда. Все закончилось....
Осталось продать эти шесть соток под филиал какого-нибудь кладбища...