Июльская ночь спустилась на город, но не принесла прохлады. Погрузились в темноту улицы и переулки. Закрылись магазины и открылись кофейни. Дети разошлись по домам, просмотрели еже вечный спор Хрюши и Степашки и легли спать. Их родители прослушали очередной комментарий дня от Михаила Леонтьева и тоже отправились в постель, где несмотря на жару тут же начали прижиматься друг к другу. Город засыпал.
Не спал лишь городской бульвар. Жёлтые пятна фонарей выхватывали из чернильного неба верхушки каштанов и пятнистые стволы платанов. На скамейках стоящих под платанами томные барышни милостиво позволяли юношам говорить неуклюжие комплименты и делать непрозрачные намёки. Барышни краснели, застенчиво улыбались, опускали глаза, в общем, кокетничали, как могли. Разгоряченные июлем и желанием женские прелести рвались наружу из тесноты платьев. А юноши хрипели, заикались и нервно курили, в тайне восхищаясь собственным донжуанством.
Время от времени, доведя друг друга до полного исступления, парочки начинали отчаянно целоваться и возбуждённо ласкать друг друга руками, при этом девичьи причёски оказывались безнадёжно испорченными, а юноши по уши вымазывались в помаде.
Одна из таких парочек, придя в полный восторг друг от друга, отправилась на поиски места более уединённого, чем бульварная скамейка.
Советская власть так и не сумела решить квартирный вопрос, и не решив его, безвременно почила в бозе, пав жертвой Холодной войны и еврейского заговора. Пришедший ей на смену еврейский заговор тоже не решил квартирный вопрос, и каждая пара сама вынуждена искать себе помещение для общения. А дело это трудное.
Шатен в цветастой шёлковой рубахе навыпуск, повёл свою юную спутницу в сторону от освещённого бульвара. Тёмными переулками, грязноватыми аллеями и тихими дворами они пробирались куда глаза глядят. Держа её за руку, он чувствовал, как она страстно сжимает его кисть своими тонкими, очень тонкими пальцами. Он бешено соображал, оглядывая окрестности, но мысли путались: Игорь не знал, что делать дальше.
Лена тоже не знала, что делать, а делать очень хотелось. Впиваясь в его руку длинными бордово-красными ногтями, она порывисто дышала. Она вздрагивала всем телом, облачённым в красное облегающее платье. Её длинные, гладко выбритые ноги, обутые в красные босоножки холодели от желания. Холодели губы, ждущие поцелуев. Расширились зрачки серых глаз. Пылали щёки, пылала шея, пылала грудь...
Давно известно: мужской ум сильнее, но женский - острее. Лена первой нашла выход.
- Пойдем... - Она потянула его за руку к старому кирпичному забору.
В тридцати, сорока метрах впереди была кованая калитка. Она пискляво скрипнула, и влюблённые оказались на старом городском кладбище. Близость покойников - прекрасный повод: Лена тут же прижалась к Игорю.
Некоторые буржуазные псевдоучёные из зажравшейся Америки утверждают, что смерть и секс имеют много общего. Они доказывают, что близость смерти возбуждает, что секс - это подобие агонии, и что оргазм это почти смерть. Эти недоумки доказывают, что все влюблённые подсознательно тянутся к могилам, что каждый человек в душе некрофил и что каждая вдова мечтает согрешить на могиле своего мужа. Полный бред! Просто на кладбищах встречаются весьма уютные склепы, и нет посторонних.
Лена и Игорь молча шли по аллее старого кладбища и слушали ночь. Им и в голову не приходило бояться покойников. Да и правда стоит ли их бояться. За всю историю человечества покойники сделали людям меньше зла, чем делает любой живой человек за пол часа.
Вдруг из темноты справа выступил силуэт склепа. Полная Луна освещала его тусклым светом сквозь редкие ветки молоденьких клёнов. Склеп был довольно новый. Видимо кто-то из ново-русских выстроил его в ожидании неизбежного. Изящное сооружение из тёмного камня своими формами напоминало Исаакиевский Собор в миниатюре. Даже маленький купол поблёскивал медью в полумраке. Очевидно, заказчик был поклонником классического стиля.
Лена и Игорь переглянулись и улыбнулись. Их глаза блестели от возбуждения. Игорь взялся за кованую решётку двери и потянул на себя. Решётка открылась. Они проскользнули во внутрь, оставив жару снаружи.
- Ого. - Сказала Лена, оглядывая помещение. - А покойный был богатым человеком.
Внутри было на удивление светло. Лунный свет проникал в склеп через высокие узкие зарешёченные окна без стёкол. Через окошки под куполом тоже лилась луна, освещая широкую, каменную плиту чёрного мрамора, которой была закрыта могила. На плите поблёскивали какие-то буквы, но им было не до букв.
- Бог с ним с покойником... - Сказал Игорь, увлекая её к могильной плите.
Они присели, обнялись, поцеловались... Потом легли, снова обнялись и снова поцеловались. От полированного камня исходила долгожданная прохлада, но эта прохлада ещё больше возбуждала. Они не заметили, как раздели друг друга. Отлетела в сторону цветастая рубаха из искусственного шёлка, на неё упало красное платье, его брюки, её трусики, босоножки... Их голые тела переплелись. Глубокое дыхание перешло в стоны наслаждения...
- О, Боже...
- О, Боже...
Забыв обо всём на свете, они двигались в такт друг другу, слившись двумя глубокими поцелуями. Они уносились все выше и выше от бренной земли...
Любовь и смерть. Любовь и смерть. Любовь и смерть... Да какая к чёрту смерть! Любовь, любовь и только любовь!
* * *
Облокотившись на подлокотник трона, Бог смотрел с Небес на Землю и его взгляд, прозревая сводчатую крышу склепа, устремлялся на двух влюблённых. Они дарили друг другу счастье...
Бог перевёл взгляд на стоящую перед ним на коленях испуганную душу Бориса Петровича. Сорок дней с момента смерти металась его грешная душа между Небом и Землёй и, наконец, предстала перед Судилищем Божьим. Борис Петрович был растерян. Такого поворота он не ожидал.
- Шестьдесят четыре года и три месяца я следил за тобой. - Сказал Бог подсудимому. - И все эти годы ты был очень плохим человеком. Врал, крал, ябедничал и строил козни ближним. Не было ни одного греха, в котором бы ты не преуспел. Не было ни одного дня, чтобы ты не нарушил мои заповеди. Я не могу припомнить ни одного твоего доброго поступка за все эти годы. Я совсем было, разочаровался в тебе и уже собирался отправить тебя в ад на вечные муки, но сегодня ты, сам того не ведая, совершил одно доброе дело уже после смерти. Что ж, я милосерден. Так и быть, прощаю тебя. Триста лет чистилища! Строгий режим, земляные работы, никакого отпуска, никаких перекуров! Ну а потом,... милость просим к нам, в Райские кущи... Ступай!
Борис Петрович поклонился в ноги, вскочил и выбежал прочь, обливаясь холодным потом и слезами благодарности. Трудно сказать, кому он был благодарен больше: Богу, всепрощающему и милосердному или двум влюблённым, случайно забредшим в его склеп на сороковой день после смерти.
Один из ангелов, стоящих тут же возле Трона пристально смотрел вниз, разглядывая круглобёдрую брюнетку, страстно обнимающую ногами и руками своего любовника и стонущую от наслаждения. Ангел тихонько вздохнул и изрёк:
- Блажен покойник, чей склеп дал приют влюбленным...