Аркадий Воронин

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ 

I, II, III, IV, V, VI, VII
Чем меньше женщине вниманья,
Тем жарче пыл её любви.
Такое самоистязанье,
Сдаётся мне, у них в крови.
Сие губительно порою,
Ведь за пленительной игрою
Учтивых фраз и честных глаз
Таиться может ловелас.
Чья цель - добиться результата,
Пополнить счёт своих побед,
В ком чувства не было и нет,
Лишь хладнокровного разврата
Азарт спортивный и расчёт,
Что к новым "подвигам" влечёт.

VIII
Ужели им не надоело
Своим капризам потрафлять,
Души не видя, видеть тело
И только лишь его желать.
Горячим даром убежденья
Одолевать сопротивленье,
И сеять всюду ложь и грязь,
На обещанья не скупясь.
Ужель не снятся им ночами
Все те, погубленные зря,
Кто, чувством искренним горя,
Как мотыльки летели в пламя,
Надеясь, что у них всерьёз.
И слёзы... Хоть куда без слёз?

IX
Примерно так судил Аркадий.
Хоть сам в недавние года,
Коль доверять его тетради,
Победы множил без труда.
Однако, он, скажу без лести,
Блюдя своё понятье чести,
Пусть виртуозно обольщал,
Но ничего не обещал.
Как славно он кутил, бывало,
Но часто в бурном кутеже
Вдруг тормозил на вираже
И засыпал средь карнавала.
Ведь целью был не карнавал,
Он просто время убивал.

X
С тех пор он сильно изменился,
К утехам прежним охладел,
Сам ни за кем ни волочился,
Но и отказывать не смел.
Его желали - ради бога.
Бросали - скатертью дорога.
Он дверь за всеми закрывал
И тут же имя забывал.
Как тот гурман, едок искусный,
Устав от перемены блюд,
Жуёт лениво, что дают, 
Не чувствуя оттенков вкуса,
А сам мечтает пир прервать
И поскорей уехать спать.

XI
И вдруг - Варварино посланье.
Аркадий так растроган был,
Что силу прежнего желанья
Едва в себе не воскресил.
Но вспомнив Вари облик странный,
Печальный лик и взгляд туманный,
Где нет кокетства и следа,
Аркадий понял: никогда
Он обмануть её не сможет,
И в дар любовь её принять.
Она остынет и, как знать,
Ещё полюбит. Дай ей боже.
Нельзя же ангела и в ад...
А нам пора вернуться в сад.

XII
С минуту друг на друга глядя
Они стояли в тишине.
Молчание прервал Аркадий,
Он молвил: "Вот письмо ко мне.
Ведь это Вы его писали?
За годы прежние едва ли
Читал я искренней письма.
Вы можете свести с ума
Таким признаньем. Право, лестно.
Когда бы я любить умел,
Я б с чувством встречным к Вам летел.
Но вряд ли это было б честно.
Вы пишете "любовь моя"...
Что ж, буду искренен и я.

XIII
Когда б я изменить стремился
Привычный образ жизни свой,
Когда бы я нырнуть решился 
В житейский омут с головой
И жизнь прожить в семейном круге,
Поверьте, что иной супруги
Себе бы я не пожелал.
Ведь Вы буквально идеал.
Я если б мог, то только с Вами, 
Устроить быт, растить детей,
Без разрушительных страстей
Стареть спокойно на диване,
Про все соблазны позабыть
И быть счастливым... Может быть...

XIV
Но, к счастью или к сожаленью,
Я по природе не таков.
Мне мысль чужда об обретенье
Семейных уз, верней - оков.
Пусть Вы - мечта и совершенство,
Пусть рядом с Вами быть - блаженство,
Пусть Вы близки мне, но боюсь,
Что мукой будет наш союз.
Ваш милый образ мне наскучит,
Я быстро охладею к Вам,
Бесстрастный к слёзам и мольбам,
Характер скверный Вас измучит.
Мы будем, покорясь судьбе,
Вдвоём, но каждый по себе.

XV
У нас в стране семей немало,
Где верный муж по вечерам,
Жену оставив сериалам,
Спешит в гараж к своим друзьям.
Пусть мой гараж метафизичен,
Но мне давно уже привычен
Мой образ жизни. Я, увы,
Таков. Того ль желали Вы,
Когда писали эти строки?
Вам, чистой сердцем и душой,
Ужель начертано судьбой
Всю жизнь чужой души пороки
Терпеть? Ужели сей удел
Я присудить бы Вам посмел?

XVI
Устав за миражами гнаться,
Я ныне жизнь едва терплю.
Вы мне близки, и может статься,
Я Вас по-своему люблю.
И честно потому отвечу:
Скорей забудьте нашу встречу.
Вы в жизни, уверяю Вас, 
Полюбите ещё не раз.
Ночь минет, и с рассветом новым
Опять раскроется душа.
Но к чувству новому спеша,
Прошу, поосторожней с словом.
Вы так неопытны, мой друг,
А столько мерзости вокруг."

XVII
Так разглагольствовал Аркадий
Средь яблонь в Панинском саду,
Не красного словечка ради,
А как в возвышенном бреду.
Варвара лишь в ответ кивала,
Хоть смысла не воспринимала.
Ей слёзы застилали взор.
Затем, окончив приговор,
Аркадий подал деве руку,
Она покорно приняла,
И рядом с ним домой пошла
На осмеяние, на муку.
Но им и не пенял никто, - 
Все были заняты лото.

XVIII
Признайте, что весьма достойно
Мой друг с Варварой поступил.
Он рассуждал вполне спокойно,
Не поучал и не судил.
Ему иное не пристало.
Хотя известно, что немало
О нём ходило разных врак.
Завистники и так, и сяк
Честь запятнать его стремились.
(Про это верно знаю я).
Да что завистники, - друзья,
Пока ещё друзья водились,
Украдкой за его спиной
О нём судили меж собой.

XIX
Друзья... Нет в свете уз достойней,
Чем узы дружбы. Хоть, ей-ей,
Жизнь без друзей была б спокойней.
Но ведь нельзя же без друзей.
Друг нам подскажет, друг поможет,
И всем по полочкам разложит
Наш образ жизни, стиль и вкус,
Сочтёт по пальцам наших муз,
И в обществе, совсем случайном,
Поддержит сплетню против нас,
Иль даже поведёт рассказ 
О чём-то сокровенно-тайном,
Что знают лишь друзья одни...
А так он вам родней родни.

XX
Родня, родня... А что такое
Вот это самое "родня"?
Что это племя за лихое?
Читатель, выслушай меня!
Родня - скопленье самых разных
Людей, что вместе каждый праздник
Садятся рядом вкруг стола,
С кем вас навечно жизнь свела.
Чьи дни мы знать должны наверно
Рождений, свадеб, именин.
Не дай нам бог хотя б один
Из них забыть. Родня примерно
Напомнит. А в иные дни
Мы будто вовсе без родни.

XXI
Но, может быть, красавиц страстных
Любовь прочнее кровных уз?
В ней всё, казалось бы, подвластно,
И крепок временный союз,
Поскольку выгоды взаимны.
Но нет, не будем так наивны
Лишь новый тренд в сетях мелькнёт,
Стереотип иной взойдёт,
Лишь моды маятник качнётся,
Вы устарели лишь за час,
Как вовсе не бывало вас.
Она другим теперь смеётся,
Другим свою являет страсть.
Любовь - мобильная напасть!

XXII
Но кто-то должен быть на свете,
Кто с Вами хоть на что горазд,
Кто не поддержит гнусных сплетен,
И за ночь трижды не предаст,
Кто жив лишь вашими делами,
В беде, в изгнанье - всюду с вами,
Кто в час любой, сочтя за честь,
Вас примет, уж какой Вы есть.
Что, нет таких? Не надо спора!
Взгляните в зеркало, друзья!
Вот про кого толкую я,
Вот кто надежда и опора!
Себя любите больше всех,
И ждут вас счастье и успех!

XXIII
Итак, свиданье состоялось.
Что дальше? Угадать легко:
Душа Варвары разрывалась,
И то взлетала высоко,
То оземь падала без силы.
Всё раздражало, всё бесило!
Мозг опустел, теснило грудь.
Ни сделать что-то, ни уснуть.
Ей стало ненавистно тело.
Услышав сердца приговор,
На инквизиторский костёр
Она взошла, и там горела.
И взгляд безвольный тихо гас,
Как гаснет мир в закатный час.

XXIV
Советы Варю донимают, 
К кому пойти. А толку в том?
Врачи плечами пожимают,
Попы - всё время о своём.
Варвара гибнет, не иначе.
Соседи меж собой судачат,
Что "замуж, замуж ей пора!"
И только младшая сестра,
Чужой беды не замечая,
Живёт любовию своей.
Сейчас поговорим о ней,
А то нагнал на вас печали.
Что делать? Видно, не шутя
Люблю я бедное дитя!

XXV
Так что сестра? Красотка Анна
Цветёт всё ярче с каждым днём.
И рядом, всюду, беспрестанно
Над ней восторженным шмелём
Кружит Валерий. Пролетают
Часы и дни. Он потакает 
Любым капризам. Молвит друг:
"Хочу на луг!" - бежит на луг.
А скажет: "В сад!" - спешит с корзинкой
Созвездья ягод собирать.
Ей не прискучило играть
Своей грядущей половинкой.
А что в награду? Пустяки:
Допустит губы до щеки.

XXVI
Но счастлив был и тем Валерий,
Что удавалось в день иной,
Уединившись на пленэре,
Коснуться робкою рукой
Её прически, пальцев, платья.
Не знал он радостней занятья,
Чем Анне, не вникая в суть,
Читать с айфона что-нибудь.
Иль в час внезапного ненастья,
Промокшими вернувшись в дом,
Мудрёный паззл слагать вдвоём,
Укрывшись пледом. Больше счастья
Себе представить он не смел.
И паззл слагаться не хотел.

XXVII
И дома, только возвратится,
Костюм сменивши на халат,
Он не к Морфею в гости мчится,
Один, в тиши пустых палат,
Забыв про сон, в часы ночные
Он пишет Анне курсовые
Иль переводит ей статьи,
Иль, в дебри влезши не в свои,
Ошибок не страшась нимало,
Задачи тщится ей решать,
Хоть не умеет отличать 
Факториал от радикала.
Но смело сводит цифры в ряд.
Ведь для влюблённых нет преград.

XXVIII
А кто из нас в младые годы
Студенткам милым не писал,
Увы, не пламенные оды,
А так, учебный матерьял,
Кто не был день и ночь готовым
Помочь красоткам бестолковым,
Избавить их от страшных мук
В любой из областей наук.
Признаться, я и сам, бывало,
Строчил с заката до утра
То про величие Петра,
То про устройство коленвала.
Без обещания наград.
За просто так, за нежный взгляд.

XXIX
Бывало, учишься с особой,
Что взглянешь - глаз не оторвать,
Чей мозг не утомлён учёбой,
Чей смысл - царить и покорять.
И вдруг зачёты... Вот потеха!
К чему ей сложности термеха?
Ведь в ней и так - узрит любой -
Всё вертится само собой
По установленным законам
Без сложных формул и эпюр.
И спешно движется гламур
С поклоном к умникам влюблённым.
А тем не в лом, отнюдь не в лом,
Хоть курсовую, хоть диплом.

XXX
Ну пусть, диплом. А что в финале?
Иль замуж, иль в бухгалтера.
Зачем же столько лет вбивали
В их бедный мозг профессора
Эйнштейнов, Лейбницев, Ньютонов?
Без быстрых разумом протонов
Они протянут как-нибудь.
Иной им предназначен путь.
А для учёных наставленье:
Бегите молодых подруг,
Что прежде ласок шепчут вдруг:
"Реши-ка, милый, уравненье".
Вот ты всё бросишь и решишь,
А вместо ласки выйдет шиш!

XXXI
Не из корыстных побуждений
Не спит ночей наш юный друг.
Он полон светлых откровений:
Средь формул коль узнает вдруг
Фигуру Анны в интеграле,
То тут же в страстном мадригале
О том напишет. Иль сонет
Воткнёт, хоть в этом смысла нет,
В доклад о гуннах и Атиллах
Иль об истории искусств.
Он всюду ловит отзвук чувств
И удержать себя не в силах.
А как сдавать? Спасенье в том,
Что и не думает никто

XXXII
Читать все эти рефераты.
Но, чу! Я слышу, критик мой
Кричит мне грозно: "Эй, куда ты
С своей фантазией чумной?
Уж эти мне оригиналы!
Какие нынче мадригалы?
Какой сонет, зачем сонет?
У нас теперь Шекспиров нет,
И Тютчевых давно не видно!"
И я, протестный зуд уняв,
Готов поверить: критик прав.
Но как же сознавать обидно,
Что нет Поэтов в наши дни,
Что всюду Критики одни!

XXXIII
Но разве тем художник дышит,
Как модный тренд предугадать?
Ужели для того он пишет,
Чтоб с чьим-то мненьем совпадать?
Конечно, критик будет вправе
В моей бессмысленной забаве
Найти изъянов миллион.
Он, верно, будет возмущён
Тем, сколько рифмы неглубокой
Я смог в четырёхстопный ямб
Вместить. Не нужен дифирамб
Мне этой критики высокой.
Пишу, признаюсь, как могу.
Но разве тем кому-то лгу?

XXXIV
И Томский жил лишь вдохновеньем
И кратко излагать не мог.
А Анну утомляло чтенье
Больших полноразмерных строк.
И часто в час вечерний, длинный
В уютных сумерках в гостиной
Любимой вслух читал поэт.
Поэту выше счастья нет,
Чем вслух предмету пылкой страсти
Сонеты звонкие читать,
Ловить в глазах ответ, мечтать
Предать себя девичьей власти.
Хотя предмет глядит с тоской,
Зевоту пряча под рукой.

XXXV
А я плоды моих исканий,
Экспериментов и забав
Прочту лишь изредка по пьяни,
Соседа жертвою избрав.
Иль в споре, глупом изначально,
Вдруг процитирую нахально
Себя, как некий аргумент.
Но всё же счастья есть момент,
Когда главу очередную
Сложу я из пришедших строк,
И новый файл формата .doc
Её прилежно упакую,
И в мир пошлю друзьям моим,
Забыв спросить, а нужно ль им.

XXXVI, XXXVII
А что Воронин? В самом деле,
Забыли мы его, друзья.
Как проводил он дни, недели,
Вам расскажу подробно я.
Он жил всё так же отчуждённо,
Вставал с рассветом, под балконом
Махал гантелей с полчаса,
Сквозь зазаборные леса
Бежал к реке, под сонным небом
Лежал, считая облака,
Затем под новость РБК
Ел ряженку с румяным хлебом
И просыпался...

XXXVIII, XXXIX
Прогулка, телевизор, книжка,
Простой обед, короткий сон,
Даст бог - короткая интрижка
Без обязательств для сторон,
Однообразный распорядок:
Сбор ягод с уцелевших грядок,
Из сада скромные плоды,
Уроки верховой езды,
И в час вечерний - чашка чая
На лад английский - с молоком.
Не сожалея ни о ком,
Он жил, нисколько не скучая.
Хоть кто-нибудь иной б сказал:
Не жил, а так - существовал.

XL
Но в наших северных широтах
У лета короток сезон.
Едва возьмётся за работу:
И всё: извольте выйти вон.
Без всякой визы в заграницы,
Горланя, уж летели птицы,
Всё позже приходил восход,
Уж днями низкий небосвод
Рыдал надрывно, разноцветьем
Горели вдоль дорог кусты,
С дерев последние листы
Срывал, бесясь, холодный ветер.
Веселья кончилось вино,
Ноябрьский сплин глядел в окно.

XLI
Промозглым утром по низинам
Туман стелился вдоль реки.
Припрятав вёдра и корзины
Сезон закрыли грибники.
Светило бледное не греет.
Коты, прижавшись к батарее,
Вбирают мягкое тепло.
На лужах хрупкое стекло
Хрустит под детскою ногою.
Лесной народ по норкам спит.
Лишь белка шустрая шуршит,
Орехи пряча под листвою.
И мы по тусклым вечерам
Сидим всё больше по домам.

XLII
А вот и первые морозы
Трещат, скрипят, стучатся в дверь.
(Что дальше? Розы, грёзы, грозы?
Банально всё, что ни примерь.)
Вот с улюлюканьем и свистом
На пруд замёрзший хоккеисты
Бегут весёлою гурьбой.
Визжат коньки, вершится бой.
Голы, паденья, шайбы, шутки...
А вот, от битвы в стороне,
Толкаясь в узкой полынье,
Кусочки хлеба клянчат утки.
Искрится смех, искрится лёд,
Искрится светом небосвод!

XLIII
Как быть? Три дня - и снова слякоть.
Держаться больше нету сил!
Как тот поэт - чернил и плакать?
Так где ж теперь достать чернил?
В Москве - метро, кино, культура.
А здесь в глуши: литература -
Одно спасенье от тоски.
Не всё ж смотреть боевики,
Да новостные мелодрамы,
Чем полон голубой экран.
Взять поувесистей роман,
И пусть ломает ветер рамы,
Нестрашен вой его пустой -
Есть плед, есть ром, и есть Толстой!

XLIV
Не то, чтоб вовсе как Обломов, 
Воронин время проводил,
Но он сидел всё больше дома
И никуда не выходил.
С утра на велотренажёре
В воображаемом просторе
Катил куда-то сотню верст.
Затем, согнув изящно перст,
Брал дротик с нужным опереньем
И час оттачивал бросок.
Упавши в кресла, слушал рок,
Иль Канта наслаждался чтеньем.
А там и ужинать пора.
Накрыто. Где же Valera?

XLV
И вот, почти без опозданья,
Вбегает молодой собрат,
Спешит к столу, где в ожиданье
Призывно светится мускат
Из дальних дядиных подвалов.
Бывало, Томский поначалу
Просил шампанское вино.
В Париже, мол, заведено
Искать в игристом след Пегаса.
Аркадий головой качал,
И чаще шуткой отвечал:
"Игристого? Извольте кваса."
Поэт смеялся, и бокал
Поближе к другу придвигал.

XLVI
И я в вине в младые годы
Имел широкий кругозор.
Я в нём забвенья и свободы
Искал до некоторых пор.
С шампанского я был гусаром,
Токай божественным нектаром
На поиски любви манил.
Лишь с коньяка я был уныл.
Но к вкусам тем вернусь едва ли.
Уж много лет - одно и то ж:
Кокур, Бастардо и Сурож
Горят огнём в моём бокале.
Да, с незапамятных времён
Массандрой славной я пленён! 

XLVII
Меж тем погас огонь в камине,
Струится лунный свет в окно,
В изящном глиняном кувшине
Ещё не кончилось вино,
Крадётся ночь на мягких лапах,
Кальян раскурен, сладкий запах
Струится в комнатах пустых.
Как я люблю таких простых
Мгновений жизни безмятежность:
Лишь с теми, с кем хотелось быть,
Сидеть и слов не говорить,
И чувствовать, как в сердце нежность
Растёт и наполняет грудь...
И можно поболтать чуть-чуть...

XLVIII
"Ну как там Панины? Здоровы?
Как Анна, как её сестра?
Сказал бы мне хотя полслова,
Ведь ты ж у них торчал с утра?"
- У них. Верней, конечно, с нею.
Налей, а то я не пьянею.
Я Анной лишь одною пьян.
Она bellissimo, charmante!
Какая шея, плечи, ммм... стати,
И всё милей день ото дня!
Лишь затерзали все меня,
Куда пропал мой друг. Ах, кстати!
Какой я, право, дуралей!
Ты ж зван на тёткин юбилей!

XLIX
"Я? Ну уж нет" - Поедем, что ты!
Мне велено тебя везти.
Как раз успеем до субботы
Подарок тётушке найти.
"Да нет. Там явно будет людно.
А мне с людьми, ты знаешь, трудно."
- Да никого, лишь ближний круг.
Ну разве парочка подруг,
Да психиатр один из Вены.
"Из Вены? Что ж, уговорил".
- Пью за тебя! Ты очень мил! -
И, осушив бокал мгновенно,
Не умолкая целый час,
Поэт об Анне вёл рассказ.

L
Он был неистов. Как иначе?
Венец, альков и тайна тайн
Уж ждут его. И срок назначен,
И никакая суета
Счастливым быть не помешает.
Но мы, кто столько лет вкушает
Плоды Гименовых забот,
Уж мы то знаем: счастлив тот,
Кто вовремя уразумеет,
Что брак на самом деле - быт,
Кто слово резкое простит,
И кто соединить сумеет
С чужим капризом свой каприз,
Скрепив объятьем компромисс.

LI
А Томский полагал беспечно,
Что дальше будет как во сне,
Он видел в браке праздник вечный,
Где место лишь одной весне.
Ну что ж, пожалуй, лучше верить.
Пускай на собственном примере
Потом поймёшь, что всё не так,
И что бывает шаток брак
Под ветром жизненных реалий.
Но лучше с болью, но гореть,
Чем на полдневный мир смотреть
Сквозь щели в сумрачном подвале, 
И, будто зная наперёд,
Вещать уныло: всё пройдёт.