Вопреки распространённому убеждению, что все СМИ только и горазды, что делать из мухи слона, да создавать всякого рода сенсации из каждой мелочи, не заслуживающей внимания - то, что на сей раз вещала женщина с телеэкрана, мало чем расходилось с действительностью. Обстановка в городе, да и в целом по республике, была накалена до предела. Практически все дороги были запружены шныряющими туда-сюда полицейскими, нервными и озлобленными, выведенными из себя столь дерзким появлением, и таким же таинственным исчезновением Черногорского в пятницу, 13-го. Всех их просто сводила с ума, до белого каления злила одна мысль о том, что все их усилия оказываются тщетны, что им, полиции! - со всем своим арсеналом, никак не совладать с каким-то психом-одиночкой. Причём не со спецназовцем, не с гебистом, не с ветераном незнамо какой войны, а с жалким, затравленным сопляком, который и постоять-то за себя никогда не мог. И ведь, все подробности его биографии, благодаря дотошному интересу к его персоне, уже стали достоянием широкой общественности - начиная от приключений Миньки-Светика из 83-й школы, и заканчивая его любовным романом с Мариной, историями с Вольдемаром, и всеми в этом роде. И, сквозь всю биографию Черногорского, красной нитью проходила его главная, пожалуй, даже - единственная роль: роль ничтожества, тряпки, недоумка, полного дегенерата, абсолютно не приспособленного к жизни; и все факты лишь подчёркивали именно эти его свойства. Но, тем не менее, именно это беспомощное и жалкое ничтожество, превратилось в апокалиптический призрак, приходящий из ниоткуда и уходящий в никуда, и сеющий на своём пути кровь, бесчестие и смерть. Такие нелепые противоречия, абсолютно не поддающиеся никакому логическому объяснению, ещё больше разжигали панику. Черногорского считали маньяком, подобным Чикатило, и иже с ним - ведь те, как правило, тоже в своей жизни были неудачниками, трусами и слабаками. Ходили также слухи о целой группе преступников, для которых этот жалкий отщепенец был всего лишь подставным лицом, на которое они умело списывали свои деяния. Но, в любом случае - полиция искала Черногорского. Естественно, не по мановению волшебной палочки, произошло его внезапное появление и исчезновение - стало быть, у него есть сообщники. Но кто? Где? И эта жуткая неопределённость, полная безвестность, и абсолютная безрассудность и нелепость нагромождения фактов - как самих преступлений, так и аспектов личности этого преступника - всё это вкупе, повергало в панику не только обывателей, но даже и видавших виды полицейских.
Но и сам Черногорский это прекрасно понимал - что стоит ему ещё хоть раз "засветиться", как он сделал это в пятницу, 13-го - и всё. Шансов на спасение у него не останется, поскольку уже не будет ни одного уголка - по крайней мере, в пределах Эстонии, который не станут прочёсывать разъярённые стражи порядка. А также их союзники, каковыми является теперь уже чуть ли не всё население. И основной движущей силой в их стремлениях "найти и обезвредить" неуловимого "Фредди Крюгера", является отнюдь не чувство долга. Не справедливый гнев, не жажда подвига, или даже вознаграждения - а страх, панический страх перед несуразным, неадекватным и необъяснимым. Если уж последний из последних, с которым всю жизнь каждый был волен творить, что вздумается, и не встречал абсолютно никакого противодействия - а теперь он сам мимоходом отправляет на тот свет, кого захочет, то что же тогда будет дальше? Где он окажется в следующий раз? И чего же тогда ожидать от людей, наделённых бРльшим потенциалом, а не таких затравленных и беспомощных, а уж тем паче - от прошедших определённую подготовку? И Черногорский решил - посеять в рядах врага ещё большую смуту. Разжечь ещё больше панику. Запутать, и сбить с пути - уже настолько, насколько это окажется возможным.
Накануне вечером, разделавшись с семьями Карапета и Пупсика, а заодно - и с их непосредственными мучителями, Черногорский снова встретился с Солидолом. Отсыпав "компаньону" солидную щепотку героина, Черногорский поручил ему новое задание. На сей раз, подопечным Солидола предстояла непыльная, и совершенно бесхитростная работа. Не надо было никого мучить, никого насиловать, или даже бить. Надо было только раскатывать по всему городу, искать такие же красные "Москвичи" (а в 99-м году таковых в каждом дворе стояло по несколько штук), снимать с них номера, и взамен прикручивать "те самые", каковых Черногорский выделил Солидолу несколько ящиков. Ящики поставили в подвал, и той же ночью две дюжины подростков, в предвкушении вожделённой дозы, рьяно взялись за дело. К утру ни один район города, включая также и близлежащие пригороды, не остался без того, чтобы там не было хоть одного такого "Москвича".
Черногорский рассчитал правильно: вряд ли какой хозяин станет столь дотошно осматривать свою машину, которую и без того знает, как свои пять пальцев, а потому просто машинально сядет и поедет, и ему даже в голову не придёт разглядывать эти номера. Конечно, кто-то, может, и посмотрит, но таких будет явное меньшинство. И, стало быть, на городские улицы сегодня выедет с десяток таких "Москвичей". Вдобавок ещё полиция располагает информацией, что Черногорский умеет изменять внешность, и пользуется фальшивыми документами, то есть, может перемещаться в чьём угодно обличье. Хоть старого деда, хоть беременной женщины. Так что у ментов на целый день работы хватит.
Впрочем, Черногорский тогда ещё сам не осознавал, для чего он всё это делает. Он надеялся, устроив на прощание такое шоу, под этот шумок улизнуть, замести следы, чтобы с помощью Попова, вместе с Анжелой навсегда покинуть пределы Эстонии. И затем уже, в новом обличье, с новыми документами и новым именем, начать уже совершенно иную жизнь - в другой стране, в другой атмосфере, где уже не будет ни Черногорского, ни Феоктистова, ни всего того, что связывало бы его со всей прошлой жизнью.
Однако действительность обманула все его ожидания - Анжела его попросту отвергла, новая жизнь осталась лишь несбыточной мечтой, и он вновь остался самим собой, прежним. И это разыгранное им представление с "Москвичами", сослужило ему совсем иную службу.
Он это понял уже тогда, когда у Анжелы встретился с Поповым. Понял, что его нынешняя миссия ещё не до конца выполнена. Или это была очередная бредовая идея, родившаяся в его воспалённом мозгу?
Покинув пределы квартала, красный "Москвич" колесил по грунтовым дорогам, перечерчивающим живописный лесной массив, раскинувшийся на обширном (в местных масштабах, конечно) пространстве, к западу от городской черты, между Пярнуским и Палдиским шоссе. И тут под сиденьем затрещал мобильный телефон.
-Ну! - нетерпеливо гаркнул он в трубку.
-Запоминай. Простоквашино... - ответил в телефоне голос Попова.
Обогнув по просёлочной дороге посёлок Харку, Черногорский выехал как раз на Палдиское шоссе, и устремился в направлении города. Уже через пару километров пути, ему представилась возможность лицезреть плоды своих трудов.
Две полицейские машины, со включённой сиреной и мигалкой, стояли на обочине шоссе, спереди и сзади такого же красного "Москвича". Один из полицейских, в своей машине, беседовал с задержанным, второй стоял рядом, двое других обыскивали задержанную машину. Ничуть не сбавляя скорости, и вообще, не обращая на полицейских никакого внимания, Черногорский стремительно промчался мимо.
-Смотри-ка! - сказал стоявший у машины полицейский своему напарнику. - Видал, кто пролетел?
-У тебя что, совсем, что ли, крыша поехала? - огрызнулся тот, кто сидел за рулём.
-Я номер не успел заметить, больно грязный, но машина такая же, и скорость...
-Хорошо, давай теперь всё бросим, отпустим этого козла домой - тот кивнул на сидевшего рядом щуплого парнишку, лет восемнадцати - и погонимся за тем.
-Дай-ка рацию - сказал первый полицейский, и, получив таковую из рук напарника, отчеканил: - Один-семь-пять, один-два-восемь, приём!
В ответ послышался неимоверный треск, сквозь который басистый мужской голос произнёс что-то невнятное.
-Только что, был замечен красный "Москвич", на Палдиском шоссе, в районе пересечения с улицей Тяхеторни. Движется на высокой скорости в направлении центра города.
-А вы что там мудрите, давайте, за ним! - раздался в ответ окрик.
-У нас задержанный, подозрительно - сообщник, на красном "Москвиче", номерной знак 687 SHT, без прав и документов, по внешним признакам - в состоянии наркотического опьянения. При нём обнаружен пакет с порошком белого цвета.
-В отделение его, там разберёмся!
-Давай, вези его к нам - сказал полицейский, обращаясь к коллеге. - "Москвич" поведу я. А вы, мужики, давайте за тем, чёрт его подери! Этот уже никуда не денется.
-Вот, видали? - один из полицейских, обыскивавших машину, извлёк из-под напольного коврика ещё два пакета с порошком.
-Пусть там и лежит. В отделении разберёмся - устало ответил первый полицейский.
А Черногорский тем временем петлял дворами вдоль улицы Астангу, что на самом краю города. Именно там, в бывшем военном городке, ныне именуемом в народе Простоквашино - ему и предстояло выполнять свою новую старую миссию. Убийца направлялся по адресу, который полчаса назад узнал от Попова.
"Москвич" выехал со двора на зелёную лужайку, пересёк её по диагонали, углубился в лесок. Убедившись, что никто не увидит его машину из окон или со двора, он, не заглушая мотора, вышел из машины, закрыл все двери, после чего решительно зашагал к нужному подъезду, ничем не выдавая своего волнения. Он, к удивлению для самого себя, особо и не волновался, действуя, скорее, автоматически.
Шёл он уже не через лужайку, а в обход, дабы не появляться дважды в одном и том же месте. Чёрная рубашка навыпуск прикрывала револьвер, спрятанный под ремень брюк.
Перед подъездом играли в "классики" дети. На скамейке беседовали три старушки. Навстречу прошёл мужчина с собакой. А у следующего дома стоял красный "Москвич", такой же модели. Дальнозорким глазом водителя, Черногорский сразу узрел его номер, и усмехнулся.
"Наверное, ещё отсыпается после вчерашнего" - подумал он, вспомнив, что сегодня воскресенье. Впрочем, в погожий воскресный день в городе было малолюдно. Большинство предпочитало всё же воспользоваться редкостной возможностью насладиться летними радостями, и уезжали - за город, к морю, в лес, на дачу...
Но тот, кто сейчас нужен был Черногорскому, мог быть только дома. Это подтверждал и стоявший возле подъезда тёмно-фиолетовый "Фольксваген-Гольф".
Черногорский мрачно хмыкнул, вошёл в подъезд, поднялся на нужный этаж, и подошёл к двери квартиры. Отковырнув от подошвы ботинка грязь, он залепил ей дверные глазки на площадке, затем вытащил из-под рубашки револьвер с глушителем, снял его с предохранителя. Держа оружие наготове, он позвонил в дверь, встав так, чтобы Павел не смог бы разглядеть его через глазок. К двери подошли не сразу.
-Кто? - буркнул за дверью раздражённый голос Павла, и убийца понял, что тот уже пьян. Значит, всё будет проще пареной репы...
-Вы Некрасов Павел Владимирович? - изменённым голосом спросил Черногорский, и сам удивился, что так ровно и чётко ему удалось это произнести.
-Я. - Раздались щелчки, дверь открылась, и в проёме показалась рослая фигура Павла.
Тот не успел ничего даже толком разглядеть, как Черногорский тут же нажал на курок.
-А я - Черногорский Михаил Порфирьевич! - сдавленно прохрипел он, и тут же выпустил в него вторую пулю. - Слыхал, наверное? - он вошёл в открытую дверь квартиры. Распластанное на полу тело Павлика корчилось в предсмертных конвульсиях: пули попали в грудь и в живот. Раздался третий хлопок - выстрелом в голову, убийца окончательно избавил свою жертву от мучений.
Затем, как ни в чём не бывало, он убрал оружие под рубашку, предварительно поставив его на предохранитель, вышел из квартиры, и толкнул дверь носком ноги.
-Пока, Павлик!
Дверь захлопнулась на защёлку.
Этажом ниже громко играла музыка. Черногорский облегчённо вздохнул. Значит, вряд ли кто мог слышать выстрелы, или крики несчастного Павлика. Когда того обнаружат, Черногорский будет уже далеко отсюда. А если даже кто чего и заподозрит, никому не захочется подставляться под пули.
Он вышел из подъезда, и направился в противоположную сторону.
-Это кто? - судачили старушки. - Чтой-то я его не припоминаю.
-Да Бог его знает! - ответила ей другая. - Наверное, к Галке это. К ней всё время кто-то шастает.
-Кажись, я где-то его видела...
-Здеся, небось, и видела. Ежели он к Галке ходит!
Усмехнувшись себе под нос, Черногорский обогнул дом с другой стороны, зашёл за соседний - всё же ему хотелось лишний раз убедиться, что за ним никто не наблюдает. Потом он свернул в кусты, и оттуда уже начал пробираться к лесу, где стоял его "Москвич".
Он подошёл к машине, вытащил пистолет, взвёл курок, осмотрелся - не обнаружил ли кто его самого, или его машину. Решив, что всё в порядке, он открыл дверь, и сел за руль.
Выбравшись из залеска, он пересёк пустырь, и выехал на улицу Кадака. И тут же вновь похвалил себя: проезжая мимо полицейского участка, он увидел целых четыре красных "Москвича", стоявших возле здания отделения.
Потому и не мудрено было, что из двух полицейских машин, попавшихся ему навстречу, ни одна не развернулась, и не поехала за ним. Один экипаж преследовал другой такой же красный "Москвич", второй спешил на оперативное задание, потому ограничились лишь сообщением по рации. Поскольку к тому моменту - а уже вечерело - в каждом отделении сидело по несколько задержанных, и никто из них толком не мог объяснить, как и почему он оказался в этом злосчастном "Москвиче", и что никакой он не сообщник, и не пособник Черногорского. Просто не обратил внимания на номера, которые кто-то ночью переставил.
А Черногорский тем временем убил Павла. Эта страшная догадка промелькнула у Анжелы в голове, когда Попов ей заявил, что "слова Мишки не расходятся с делом", и что он поехал выполнять свои обещания.
"И, по-моему, как раз это и будет первым. Или - уже было. Лично я склоняюсь более ко второму варианту".
Попов оказался прав - когда он уходил от Анжелы, Павлика уже не было в живых. Не стало ещё одного лишнего свидетеля того, что у Попова когда-либо были какие-то дела с Черногорским. Остальных Попов с лёгкостью мог взять на себя - избавиться от них без применения насилия; но у него теперь имелись два камня преткновения, причём весьма серьёзные. Во-первых, это была Анжела, которую он, как выяснилось, всё это время недооценивал. И, во-вторых, это был полностью вышедший из-под его контроля Черногорский. Теперь Попов больше всего боялся одного - того, что они могут объединиться, как бы абсурдно это не казалось. Но, во всех делах, связанных с красным "Москвичом", так постоянно и выходило, что именно самый чудовищный абсурд как раз и превращался в реальную действительность. И, что было самое парадоксальное - что этот механизм запустил сам Попов, и теперь он может в любую минуту повернуться против него самого, и стереть его в порошок.
"Пора кончать со всей этой комедией!" - думал Попов. - "Давно пора! И так она что-то слишком уж затянулась..."
Его изнутри трясло. Анжела же, наоборот, была совершенно спокойна - по крайней мере, внешне. Потому что было более чем очевидно - что Черногорский скорее изрешетит в клочья самого Попова, чем позволит кому-либо, включая себя самого, чихнуть на любимую женщину.
Почему-то именно об этом Попов и подумал - что сейчас, покончив с Павлом, Черногорский вернётся в Пяэскюла, к Анжеле. А умирать Попову не хотелось. Был ещё вариант - не мудрствуя лукаво, сдать Черногорского прямиком в руки полиции, но теперь Попов отнюдь не был уверен в его лояльности. Поскольку у того было одно важное преимущество - в отличие от Попова, ему было совершенно нечего терять.
Вне всякого сомнения, Попов должен был найти Черногорского. Найти - и обработать на свой лад, вернуть ему его прежний настрой, когда он безгранично доверял и почитал Попова, как Квазимодо кардинала. Но сейчас ему мешала Анжела, встав между ними, подобно Эсмеральде. Как известно, Квазимодо сделал свой выбор.
Выехав из Пяэскюла, Попов через Пярнуское шоссе направился в Ыйсмяе - к Жанне. Уж она-то работала безотказно, и дело было даже не в адвокате. Эта женщина, как чуткий радар, всегда безошибочно определяла, откуда Попову грозит опасность, и что теперь надо делать. Да и вообще, Попову, честно говоря, хотелось, чтобы именно она была сейчас с ним рядом.
Он выезжал на кольцо возле автобусного парка, и вдруг какая-то красная машина нагло подрезала ему дорогу. Попов резко затормозил, ему буквально чудом удалось избежать столкновения, и тут же его бросило в дрожь: это был "Москвич". На огромной скорости, не соблюдая рядности, и вообще, игнорируя все правила движения, он миновал кольцо, и понёсся по узкой улочке Кадака в сторону бывшей промзоны. Попов сразу инстинктивно понял, что это был Черногорский. И тут же его осенило, куда он едет. Промзона, пустырь, побережье Штромки, наконец, Копли... Неужели туда? Выполнять своё обещание, данное два года назад? Но ведь это прямая дорога к смерти, он сам идёт в руки Козлову! С другой стороны, Попову опасаться нечего - именно при таком раскладе обстоятельств, дело будет представлено так, как будет удобно Попову. Значит, в сознании Черногорского Попов сохранил свой пьедестал - ведь Анжела сама отвергла его...
10 часов 00 минут.
Естественно, Козлов не мог себе позволить в то воскресенье передышки. О том, чтобы отдохнуть и расслабиться, не могло даже быть и речи. Напротив, сегодняшний день был особо богат сюрпризами.
Козлов провёл обыск на квартире Черногорского, и в его гараже, который находился как раз рядом с домом. Ход проведения обыска фиксировался на кассету. Вернувшись в управление, Козлов поручил одному из инспекторов составить протокол на основании кассеты, поскольку ему самому было просто некогда заниматься бумагами.
-Ага, есть сигнал! - сказал себе Козлов, взглянув на аппарат, принимающий и фиксирующий телефонные разговоры на квартире родителей Черногорского.
В 0 часов 45 минут Черногорский звонил родителям. Звонок поступил с карты эфирного времени "Симпель", аппарат и местонахождение идентифицировать не удалось.
-Женится он! - проворчал Козлов. - Какой из него жених, к дьяволу? Матери только по ушам ездит...
Значит, он ещё жив, и где-то в Эстонии. Где-то его прячет Попов, просто больше некому. Разыскать Попова, установить за ним наблюдение... Но и Попов как в воду канул. Ни телефон, ни позывные, не отвечали. На работе у него был выходной. "Счастливый!" - отметил про себя Козлов. Ни дома, ни на даче, его не было. Стали проверять по женщинам и по друзьям, но очень осторожно, учитывая статус и положение этих друзей. Жанна была проверена одной из первых. Валю Михайлову Козлов почему-то не брал в расчёт...
И тут его всполошил звонок. В одно из городских отделений полиции было доставлено аж трое задержанных. Все они были на красных "Москвичах-2140", с одинаковыми номерными знаками, причём не какими-нибудь, а теми самыми. Один из них был под хмельком, у второго машина оказалась незарегистрирована, у третьего вроде всё в порядке. Все в один голос утверждали одно: номера им подменили, а они просто не обратили внимания. Что делать далее?
"Оригинально!" - оживился Козлов. - "Совсем, как с Лаптевым получается. Только там "Москвичей" было два, а здесь, похоже, счёт пойдёт на десятки. Только теперь бы не перепутать, где просто растяпа, а где и вправду сообщник!"
В отличие от озлобившихся и измотанных коллег, Козлова этот сюрприз, наоборот, вогнал в азарт. Значит, предстоит настоящая охота! Раз преступник предпринял такой отвлекающий манёвр, значит, сегодня следует ждать его выхода. "Что ж, ваш выход, маэстро! Я готов!" - подумал Козлов. Ему тоже было терять особенно нечего: свою любимую женщину Анну и её дочь Татьяну, Козлов заблаговременно отправил на курорт.
-Если нет ничего подозрительного, пусть ими занимаются дорожники. Если есть - задерживать, и сообщать мне лично. Мне, а не Шубину. Иначе совсем путаница будет.
Козлов сел за компьютер, и начал проверять сводки. Ага, вот уже кое-что проясняется. Полчаса назад в полицию обратилась некая старушка-пенсионерка, без малого восьмидесяти лет от роду, и заявила, что у неё пропали соседи, причём сразу всей семьёй. Мать и её многочисленные дети.
Дежурный не придал этому совершенно никакого значения, но на всякий случай заявление принял. Мало ли, купаться пошли! Но старушка утверждала, что знает эту семью много лет, и это обстоятельство считает из ряда вон выходящим. Такого с ними никогда раньше не случалось.
А вот Козлов насторожился. Семья Брагиных. В районе, где они жили, эту семейку прекрасно знали - и все участковые, в особенности же - комиссия по делам несовершеннолетних. Поскольку эта семья была постоянным источником их головной боли. Мать - не работает, алкоголичка, стоит на учёте, но с завидным упорством обивает пороги соцобесов, и всяческих попечительных, благотворительных и прочих учреждений. Под стать Лидии Романовой. Сыновья, включая самого младшего, которому едва исполнилось девять лет, уже давно и прочно знакомы с полицией. В школе - плохая успеваемость, постоянные прогулы. Ну, и ещё воровство, бродяжничество, попрошайничество, хулиганство, токсикомания - вплоть до гомопроституции, хотя полиции это так и не удалось доказать. Мальчишек задерживали, помещали в детприёмник на Нымме тее, и через день-два отпускали домой. Старший отпрыск семейства, Тимур Брагин, 19 лет от роду, в настоящее время находится в СИЗО, в Батарейной тюрьме.
Тимур Брагин, кличка - Пупсик. Тот самый, который обокрал Янсона, а тот, в свою очередь, заставил расплачиваться за это Черногорского. Заставил его писать долговую расписку, которая стала в его руках орудием манипуляции. Не будешь ходить передо мной на задних лапках, и подчиняться всем моим требованиям - бумага пойдёт в ход. Затем, спустя некоторое время, Черногорский решил эту проблему, с помощью Попова - тот забрал расписку, неизвестно как - но договорился с Вольдемаром; но ведь какой-то период времени Черногорский был в положении раба, послушной игрушки, затравленной мыши! И виновником этих своих унижений, этой долговой кабалы, он считал Брагина!
Значит, это всё-таки был Черногорский... Но как же он так умудрился, вывезти целых восемь человек - мать и семь сыновей, ещё наверняка и тех, которым он определил роль исполнителей приговора? Ведь в его "Москвич" столько народу просто физически не смогли бы поместиться!
Ладно, подумал Козлов, это детали. Суть состоит в следующем - Черногорский мстит за пережитые им унижения со стороны Янсона, по прозвищу Вальтер. Вторым фигурантом в его перипетиях с Янсоном, был некий Карапет - Равиль Айрапетов.
Козлов проверил по базе данных. Айрапетов Равиль Анисимович, 1973 года рождения, ранее судим за квартирные кражи, грабёж и избиение. В 1997 году был осуждён, полгода спустя приговор изменили на условный. Вскоре после освобождения, Айрапетов женился на семнадцатилетней Анастасии, уроженке города Нарвы, а спустя несколько месяцев, у них родился ребёнок. Проживают с матерью Айрапетова в Таллинне, в Ласнамяе, на улице Кивила, иногда ездят в Нарву. Айрапетов нигде не работает, но и в кражах в последнее время замечен не был. Ага, излюбленный "джентльменский набор" Черногорского: жена, ребёнок и мать. Дома никого нет, в последний раз их видели вчера утром.
Тогда Козлов распорядился выслать инспекторов для осмотра места жительства Брагина и Айрапетова. Если Черногорский там побывал, он наверняка оставил следы.
-Петя, мы не можем! - ответил ему голос в трубке. - Ты официально отстранён, теперь всё только через Шубина или шефа.
-Шефа я беру на себя - спокойно ответил Козлов. - Наши с ним отношения касаются только его и меня, и никого более. А так как официально я пока что его заместитель... Хорошо, один из заместителей. И чин у меня комиссарский. Так что прошу выполнять. В каждом случае, ссылаться на меня. Я беру на себя всю ответственность.
"Чёрт бы их побрал, с этой бюрократией!" - раздражённо буркнул Козлов. - "Только сами себе работать мешают..."
Так, что ещё... Сегодня на рассвете, в волости Куусалу, что в тридцати пяти километрах от столицы, грибники обнаружили труп молодого мужчины. Привязан к дереву вниз головой, с тремя пулевыми ранениями в паху. Личность не установлена.
-Срочно передайте мне материалы по факсу - распорядился Козлов. - В первую очередь - фотографии убитого. Если он, так или иначе, фигурирует в деле - значит, это опять Черногорский.
А на мобильный телефон нескончаемой чередой поступали звонки из отделений - что в очередной раз был задержан красный "Москвич", с номерным знаком 687 SHT.
16 часов 00 минут.
К этому времени Козлов уже был в курсе, что труп, найденный в лесу, есть не кто иной, как водитель красного "Москвича", сбивший в Тарту детскую коляску с ребёнком Кати Колесниковой. Личность погибшего была установлена без особого труда - им оказался некий Филиппов Дмитрий Сергеевич, 1980 г.р., уже с детства имевший нелады с законом. Обращал на себя внимание и тот факт, что весной 1997 года была зверски изнасилована и его мать, и в тот же период времени фиксировались исчезновения женщин и несовершеннолетних детей. Одна из них, 18-летняя Светлана Бондарчук, была найдена в Южной Эстонии, в состоянии сильного наркотического опьянения, с множественными травмами и ожогами. Смерть наступила от разрыва половых органов, в результате введения во влагалище взрывчатого вещества аммонита. По горячим следам, была выявлена компания наркоманов из Вильянди, устроившая на берегу озера садомазохистскую наркотическую оргию. Их жертвами стали две шестнадцатилетние подруги из Валга, приехавшие в Вильянди отдохнуть и полюбоваться природой. Парни познакомились с девушками, предложили отведать сначала спиртного, затем - "кайфа", после чего уже вошли в раж, и на робкие попытки девчонок сказать "хватит", накачали их наркотиками и изнасиловали. Так же, впоследствии, и Светлана Бондарчук была списана на их счёт - кому охота тянуть за собой такой грязный "висяк"? Показания же Елены Филипповой вообще не представляли никакой ценности: ввиду психической неполноценности, та была не в состоянии нести ответственности за свои показания.
Теперь же Козлову предстояло вновь встретиться с Катей, чтобы серьёзно поговорить с ней об этом Диме. "Какого чёрта она отмалчивается? Всё "не знаю", да "не знаю"! Ещё и этот Кузьмин, который Солидол, ведь был же задержан - так через двое суток его отпустили, за отсутствием улик. А ведь именно он и есть связующее звено между Черногорским и малолетними исполнителями, типа Кости Кобзаря. Его брат, Олег Кузьмин, утверждает, что о делах брата ему ничего не известно. Ну, с ним всё ясно - против Попова он не пойдёт, хотя что, у Олега своя семья, работа - какое ему дело до братца-наркомана, а тем более - до старого шапочного знакомого? Феоктистова он знает: привет-пока, а то, что он и Черногорский - одно и то же лицо, Кузьмину неведомо. Ну, а с матерью Димы Филиппова я встречусь сам, лично. Формально её показания - туфта. Как и Мурата Борисова. Но наверняка она знает что-нибудь о похождениях своего сына. Где и как он мог пересечься с Черногорским. А заодно - и с Поповым, раз там Катя замешана".
На все эти вопросы Козлову мог бы ответить один человек - четырнадцатилетний Артём, друживший с покойной Мариной Романовой. Но Козлов о его существовании попросту забыл, да он и знал о нём лишь со слов инспектора Субботина. А ведь именно от Артёма, посредством Жанны, Попов узнал всё о Диме. И от него же, чуть раньше, сам Дима узнал тайну красного "Москвича".
Меньше знаешь - спишь спокойнее. И, как Субботин никогда не узнает о своём столь досадном промахе, так и самому Артёму никогда не придёт в голову, что именно он стал косвенным виновником двух смертей - маленького Ванечки, и его убийцы. Который, как это не парадоксально, и был его настоящим отцом.
Сейчас Козлов был в Мустамяеском отделении полиции, которое в те дни находилось ещё на улице Кадака, во дворе детского дома-интерната. Один из задержанных вызывал подозрения - тот самый щуплый юнец, которого "обрабатывали" целых два экипажа, в то время как настоящий Черногорский с лихвой промчался мимо них.
Юноша был явно не в себе - чрезвычайно возбуждён, лицо лоснилось от пота, за огромными зрачками глаз не просматривались радужные оболочки. Ехал на огромной скорости, без документов, по требованию не остановился, вот и пришлось просить о помощи.
-Амфетамина нанюхался! - сразу определил Козлов. Ему это не нравилось: ведь и Черногорский питал пристрастие именно к этому препарату. Не очередной ли это Лаптев - уж больно схожие параллели...
-В кармане задержанного был пакет с белым порошком. При обыске машины нашли ещё два, были спрятаны под ковром. Завтра отправим на экспертизу - сказал констебль.
-Ладно, это уже пустая формальность - отмахнулся Козлов. - И так ясно, что это за порошок. Ну что, герой, будем говорить правду? - гаркнул он на парня.
-Я и так уже всё сказал! - истерично прокричал тот.
"Конечно, его и помурыжили тоже изрядно" - подумал про себя Козлов. - "Менты сейчас злые, отрываются по полной... А завтра ещё и Шубин начнёт беседовать со всем этим контингентом, и к утру каждый из них признается, что он - Черногорский!".
-Хорош орать! - властно оборвал Козлов. - Мне ты не сказал ничего.
Он бегло оглядел протокол. Задержанный назвался Пархоменко Валерием Никитичем, 1980 года рождения, проживает в Ыйсмяе, вместе со своими родителями, которые в данный момент находятся на огороде, а где этот огород находится - он не знает. Машина принадлежит его отцу, что подтвердилось при проверке заводских номеров. По словам самого Пархоменко, он без ведома родителей, взял отцовскую машину, чтобы отвезти подружку на дачу под Кейла. Её он отвёз, после чего съездил домой, и поехал обратно, по дороге был задержан.
-Один уже собирался на дачу, а оказался почему-то в аэропорту - скептически произнёс Козлов.
"Конечно, будет и подружка, будет и алиби. У Черногорского тоже на все случаи имелось твёрдое алиби!" - подумал Козлов, и сказал:
-Твоя подружка меня меньше всего интересует. Вот это что? - он показал на лежавшие на столе пакетики с амфетамином.
-Не знаю - замотал головой тот. - Может, давно когда забыл кто-то...
-Так и зафиксируем. Амфетамин оставил Черногорский.
-Да не знаю я никакого Черногорского! - всхлипнул парень.
-А Черногорский утверждает, что знаешь! Только представлялся он тебе другим именем. Так как же он тебе представился?
-Я не понимаю, о чём Вы говорите! - выдавил Пархоменко.
-А в крови у тебя амфетамин кто оставил?
-Ну, был я позавчера на дискотеке, водки нажрался, вот, наверное, и наглотался сдуру. Не помню я!
-А как детскую коляску в Тарту сбил, помнишь? После очередного похода на дискотеку? Что, просто так, что ли, тебе дурь так щедро... забывают? - усмехнулся Козлов.
-Какую ещё коляску?
-Какие ещё услуги ты оказывал Черногорскому за амфетамин? - наседал Козлов. - Не строй дурака. Ты давно уже на "фене" торчишь. Если б ты принял случайно, или даже бы баловался время от времени, ты бы помер от такой дозы!
-Да не оказывал я никому никаких услуг...
-А за порошок чем расплачиваешься? Подружку подгоняешь?
-Ничем я не расплачиваюсь...
-Так! - сурово гаркнул Козлов. - У меня нет времени. Или ты говоришь мне всю правду - откуда у тебя это, за что ты это взял, или ты будешь арестован, как соучастник.
-Я же не виноват, что у моего отца красный "Москвич"!
-Степень твоей вины определит суд. Ну, так как?
И тут у Козлова в кармане зазвенел мобильник.
-Да! - выпалил он в трубку.
-Только что поступило сообщение, что красный "Москвич", номер 687 SHT, стоит у подъезда дома на углу Туулемаа и Пельгуранна. Мешает проходу. В машине никого. Вызвали буксир, чтобы отставить машину в сторону, тут, по-моему, просто рядовое хулиганство. В Копли было обнаружено уже шесть таких "Москвичей"...
-Спасибо! - ответил Козлов.
У Шуваловых! Нет, это уже не хулиганство. Это может быть только сам Черногорский! Только почему там нет засады? Где черти носят этих придурков, которых Козлов специально поставил...
Он ощутил резкий всплеск адреналина в крови. Словно он сам, как Черногорский или Пархоменко, принял ударную дозу допинга. К удивлению полицейских, Козлов подскочил, как ошпаренный.
-Так, у меня срочный вызов. Его задержите на сутки, завтра утром передадите на Лубянку. Остальными пусть занимаются дорожники.
Козлов бегом побежал к машине, завёл мотор, и покатил по той же дороге, по которой полчаса тому назад мчался Черногорский. Козлов ехал ничуть не тише. Он был на пути к цели.
15 часов 30 минут.
Двое рослых мужчин в полицейской форме, сидя за столиком бара "Калинка", что находился в двух шагах от дома Шуваловых, размеренно потягивали пиво.
-Успокойся, Костя, что ты психуешь? - рассудительным тоном вопрошал тот, что помоложе. - Ну, работа у нас такая. Ты что, в первый раз замужем, что ли?
-Первый раз, в первый класс... - нервно проворчал старший, здоровенный бугай лет сорока пяти. - Достали вы все! - он вынул из лежавшей на столе пачки сигарету, и стал вертеть её в руках. - Я, в конце концов, кто - опер, или пацанчик какой-нибудь, чтобы исполнять чьи-то капризы?
-Ты жаждешь подвига - улыбнулся младший. - Ну, прямо сам, как курсант...
-Нет! - в упор обрубил старший. - Не подвига. Не романтики. Но я в упор не понимаю, с чего этот умник вдруг решил, что этот псих появится именно здесь? Где смысл, Рома? Где логика, где мотивы?
-Что за умник - Козлов, что ли? - усмехнулся Рома.
-Ну так, а кто ж ещё? Давай рассудим: вот этот долбанный мудак, как его - Черновский...
-Черногорский - поправил Рома.
-Какая разница, что в лоб, что по лбу. Не цепляйся к словам. Черныш, короче.
-Ну, это ты загнул - рассмеялся младший, и прихлебнул пива. - У моей матери кот Черныш.
Рома, очевидно, пытался своими шутками немного развеселить мрачного коллегу. Но Костю это только раздражало.
-Да и шут с ним, с твоим котом! Чего ты дурака валяешь? Мне это вовсе не смешно.
-А что я тебе скажу? - и Костя залпом осушил кружку пива. - Ты всё равно свои шуточки...
-Хорош уже - шуточки! Теперь на меня будешь дуться. Как будто это по моей личной прихоти...
-Нам и так уже все уши прожужжали этим Чертовским! - в сердцах выпалил Костя. - Что его всю жизнь чмырили все, кому не лень...
-Ой, ну зачем ты мне это говоришь? Я от начальства уже инструкций наслушался, что это за хмырь, и с чем его иметь...
-Ты будешь слушать? - рассердился Костя. - Или сам доскажешь?
-По-моему, тебя зациклило. Ну, чмо он. Ну, псих. И что ты напрягаешься, я никак в толк не возьму. Давай-ка, лучше ещё накатим.
-Накатим, накатим... - буркнул Костя. - А раз сам не догоняешь, то слушай, и не дёргайся. То, что этот чмырь болотный вытворял с детьми и бабами - всё это в отместку тем его... ну, как сказать...
-Ясно. Кто чмырил его, короче - и младший вздохнул.
-А сюда ему соваться нет резона: во-первых, он уже тут был, засвечен по самое "не хочу", а во-вторых, Шувалов уже мёртв! А то, что этот козёл, чёрт знает, когда, ещё до всей этой неразберихи, что-то ляпнул этим терпилам, типа вернётся ещё - это ничего ещё не значит. Может, терпилы сами чего попутали.
-Обычно маньяков тянет на место преступления...
-Да какой он маньяк? Сопляк он, а не маньяк! Если у него имеется хоть капля мозговой жидкости, он либо ляжет наглухо, либо...
-Да что ты несёшь? Какое дно? Только вчера опять накуролесил...
-Значит, мозгов у него вообще нет. И ждать от него можно всего, чего угодно, и где угодно. По всем необъятным просторам нашей маленькой Эстонии. А мы, как лохи, сидим здесь.
-И чего ты волнуешься? - не понял Рома. - Там постоял, здесь посидел. К вечеру рапорт: всё в порядке, объект не появлялся.
-Это тебе, может, охота сидеть. А этот ублюдок, может, уже завтра возьмёт, и всю мою семью перестреляет!
-Ну, тогда тебе надо у себя дома засаду устроить. Да ладно, не гони. Не мы одни такие, все его ищут!
-Вот, то-то и оно - все ищут! Мы - вот здесь. Они - вон там. Сидим, как бараны, сложа руки, и ждём возле моря погоды. Стыд, позорище! И перед кем? Перед каким-то сопляком, который...
-Замолчи, Костя! - не выдержал Рома. - Иди, подавай рапорт, и сам ищи его, где хочешь, раз ты такой больно умный. А я предпочту действовать, согласно инструкции. Мне без понту одеяло на себя рвать. Только не парь мне мозги. Меня не меньше твоего достало...
15 часов 40 минут.
Шуваловы, мать и её тринадцатилетний сын, вернулись домой крайне подавленными.
Сегодня они ездили на кладбище в Мяннику, где были похоронены Егор и отец, умерший несколько лет тому назад. Придя на могилы, они обнаружили, что над обеими надругались вандалы. Памятники были разбиты, земля раскопана и завалена грудами гниющего мусора, а на месте памятников красовались деревянные столбики с прибитыми фанерными дощечками. На дощечках красной краской было корявым почерком нацарапано: "Да отвергнет земля недостойных, ни населять её, ни быть преданными ей. Да будет проклят весь ваш род, как ошибка природы, тупиковая ветвь эволюции, выродки рода человеческого, позорное пятно, гнойник на теле общества!".
И мать, и Петрик, были настолько шокированы увиденным, что даже и не задумывались о том, кто же мог это сделать. Выкорчевали дощечки, убрали мусор. Ошеломлённые и обессиленные, они вернулись домой.
-Потом обо всём поговорим - сказала мать.
Кто знает, обратись они сразу в полицию по поводу акта вандализма - может быть, это и облегчило бы их участь. Но мать просто слишком устала - просто выбилась из сил. Потом. Всё потом. А сейчас - отдохнуть, прийти в себя...
Подойдя к подъезду, они увидели невдалеке полицейскую машину. Это их успокоило. Они в безопасности. С ними ничего не случится. Полиция уже знает, кто причинил им зло два года назад. Больше подобного не повторится... Хотя сейчас они даже об этом не думали - слишком сильным было потрясение на кладбище.
Однако полицейская машина была пуста.
А через считанные минуты к подъезду подъехал красный "Москвич". Загородив передом вход в подъезд, он остановился, и заглушил мотор.
Из-за руля вышел Черногорский, взял с заднего сидения рюкзак, перебросил его через плечо, ловким движением закрыл обе двери, и нажал на кнопку пульта. Машина закрылась, моргнув всеми фарами, и присвистнув клаксоном.
Оглянувшись на "Москвич", Черногорский юркнул в подъезд. Через несколько секунд, он уже стоял у двери квартиры.
-Это я, Виталька Перец, друг Егора - ответил он на прозвучавшее за дверью сдавленное "кто?".
Загремел дверной замок. Лишь полотно двери зашевелилось, Черногорский резко толкнул её, и ворвался в квартиру, к великому удивлению Шуваловой. В руке он сжимал горлышко бутылки. Бутылка была заткнута пробкой, и в ней переливалась прозрачная жидкость.
-Ну чё, не признала, сучка? - кривясь от злобы, ненависти и отвращения, выдохнул Черногорский. - Чего уставилась - не Перец я! Но, мне помнится, я тебе кое-что обещал, а я всегда выполняю свои обещания! - прокричал он.
Шувалова резко переменилась в лице. Она узнала его. Она вдруг явственно представила себе эти глаза, этот голос. Из её груди резко вырвался крик, скорее похожий на хриплый стон - и, столь же внезапно, оборвался. Черногорский с размаху ударил ей бутылкой по голове. Бутылка разбилась, осколки со звоном разлетелись в разные стороны, и по всему телу женщины потекла кровь, и прозрачная жирноватая жидкость. Квартиру заполнил резкий запах бензина. Женщина рухнула на пол, как подкошенная.
-Привет, малыш! - ухмыльнулся Черногорский прибежавшему на шум из комнаты Петрику. - Что, не узнаёшь? Я лучший в мире Карлсон, я принёс вам Баунти, испытайте райское наслаждение! На-ка, отведай!
С этими словами, Черногорский сунул руку в рюкзак, извлёк оттуда вторую бутылку, одним прыжком подскочил к мальчишке, и со всего размаху ударил его бутылкой по голове. Тот упал, потеряв сознание.
-Вот так! - сказал про себя Черногорский. Он схватил мать за шиворот, и отволок её в комнату. Сделав то же самое с подростком, он достал нож для "гипрока", и разрезал на них одежду.
-Ну что, гореть будем, или любовью займёмся? - с издёвкой спросил Черногорский. - Только не надо мне тут играть в партизанов. Геройство своё показывать, кричать тут, что лучше гореть. Тоже мне, Александр Матросов с Зойкой Козлодемьянской, едрить твою налево. Я сейчас тебе, мамаша, твою храбрость тебе в задницу засуну, когда получишь по частям шашлык из своего отродья. Сначала из одного пальчика, потом из другого - и будешь ты эти шашлычки кушать, и причмокивать со смаком. Тогда тебе сразу гореть расхочется! Сама, как миленькая, под сынишку ляжешь, да ещё и подмахивать будешь! Только у меня нет ни времени, ни уродов, вроде вас самих, чтобы вам наглядно продемонстрировать, чего стоит ваше мужество и стойкость. А раз я сказал "трахаться", значит, вы будете трахаться! И безо всяких или-или! Хоть сдохнете, хоть я сдохну, но всё равно вы будете трахаться. Потому что я так решил!
Он открыл рюкзак, и достал оттуда три маленьких пакетика, склянку с водой, и шприц.
-Поэтому давайте сначала примем допингу. Тебе, кобыла, старая ублюдочная сука, надо бурого! - он плеснул воды в пакетик с коричневым порошком, после чего стал набирать шприц.
В это время Шувалова начала приходить в себя. Она пошевелилась, приподняла голову, тихо вскрикнула...
-Куда? - толкнул её Черногорский. - Лежи-лежи! Дед Мороз ещё не пришёл, не принёс вам Фруйт-Теллу! Теперь ощути это! - воскликнул он, и вонзил шприц ей в ногу, на которой тёмно-синей полосой змеилась вздутая вена. - А ты, герой-любовник, вотрись жёлтеньким! - с этими словами он стал так же колдовать со вторым пакетом, содержимое которого было жёлтого цвета. В отличие от матери, Петрик ещё так и не пришёл в сознание, и Черногорский беспрепятственно сделал ему укол в вену локтевого сгиба - Ну, а беленький - это уже для меня!
Он всунул скрученную денежную купюру в пакетик, жадно вдул в ноздрю белый порошок, запрокинул голову. Оглядевшись по сторонам, он увидел себя в зеркале.
Зрелище шокировало даже его самого. Худой, измождённый, он напоминал скорее рыцаря смерти из фильма ужасов. Но особенный ужас внушало его лицо. Бледное до синевы, впалое, костистое; изборождённый морщинами лоб, и огромные, выпученные, лихорадочно горящие глаза с оранжевыми белками, и неимоверно большими, иссиня-чёрными зрачками. Покрытое липкой испариной, это лицо напоминало какого-нибудь злобного инопланетянина, или, в крайнем случае - узника Освенцима. По крайней мере, сам Черногорский предпочёл на себя не смотреть. В ужасе, он резко отвернулся от зеркала.
Тем временем, на его жертв подействовал наркотик. Лицо матери приобрело выражение бессмысленного блаженства, на губах заиграла довольная улыбка, глаза стали мутными, и какими-то стеклянными. Или, скорее, даже пластмассовыми. Из её рта послышалось нечленораздельное бормотание. Черногорский удовлетворённо кивнул: это был героин.
Подросток тоже резко переменился: одеревенелое лицо, лихорадочный, блуждающий взгляд, вампирический оскал зубов. Похоже, он созерцал свои галлюцинации, вызванные фенциклидином. Оставалось только направить его в нужное русло.
Черногорский достал видеокамеру, настроил её, после чего с остервенением схватил Петрика, и с силой швырнул его на мать.
-Вперёд! - рявкнул Черногорский. - Ну, чего - давайте, ловите своё райское наслаждение! Давай, ты, курва чмошная, помоги своему гомоублюжескому сыночке! Овца голимая! Сучара припаннустыльженная! Ну, чего, малыш? Обкакался, или кайфу мало?
Фенциклидин всё же подействовал безотказно: в наркотическом трансе Петрик внезапно ощутил необычайный порыв безумного сексуального возбуждения, вкупе со слепой агрессией - неистовое, непреодолимое желание трахать всех и вся на своём пути, подавляя любую попытку сопротивления. А так как этот препарат, помимо галлюцинаций, агрессии и сексуального психоза, вызывает ещё и чувство необычного озарения, просветления, осознания своей мудрости, исключительности и непогрешимости, то нетрудно догадаться, что началось спустя минуту. Яростный отпор ожидал бы теперь любого, кто попытался бы помешать подростку, или хотя бы что-то ему объяснить.
А Черногорский, как заворожённый, ходил вокруг них с видеокамерой. Его лицо сияло вдохновением художника, удостоившегося посещения Музы.
16 часов 20 минут.
-Ну-ка, ну-ка, кому это я вдруг понадобился? - проворчал полицейский Костя, когда трезвон мобильного телефона застал его врасплох. - Ха! Козлов! - прочитал он на экране. - Да, Петя!
-Вспомни говно - вот и оно! - вздохнул напарник.
-Ну, где вас носит? - строго отчеканил командирский голос в телефоне.
-Всё нормально, Петя! Отошли покушать, сейчас бу...
-Через полминуты я там буду. - Козлов предпочёл по телефону не распространяться, и положил трубку.
Костя подошёл к бармену, вытащил из кармана несколько купюр, и протянул ему.
-На, держи. Сдачи не надо.
-Что - служба? Или экстренный случай? - усмехнулся бармен.
-Несчастный случай - хмыкнул Костя. - Сейчас отдерут нас в хвост и в гриву.
-Что - начальство? - улыбнулся словоохотливый бармен, но полицейские уже развернулись, и заспешили к выходу.
-Да вас, ребята, застучали просто! - крикнул бармен им вдогонку, но его слова оказались обращены в пустоту.
Разгорячённые, слегка подвыпившие полицейские, выбежали из бара, и чуть ли не вприпрыжку, побежали через дорогу, к стоянке такси, около которой и находился тот злосчастный ларёк. Чёрный "Форд" Козлова уже стоял там.
-В машину живо, олухи! - закричал Козлов. - Из-за вас время теряем!
-Не, а чего случилось? - недоуменно спросил младший.
-И давно вы кушать пошли? - грозно вопросил Козлов. - Ух, размозжил бы я ваши пьяные рожи...
Костя открыл рот, чтобы что-то сказать, и тут же опешил. "Форд" остановился возле самого подъезда, вход в который был загорожен красным "Москвичом". Козлов сразу узнал в нём машину Черногорского. Это был именно его "Москвич", а не просто машина такого же цвета. Сзади красовался номер 687 SHT, крикливо напоминающий о том, что вновь вершится чёрное дело.
-И что мне теперь с вами делать? Живо наверх! - скомандовал Козлов.
Дверь квартиры была заперта. На стук никто не реагировал.
-Ну, всё - вздохнул Козлов, отошёл назад, и с разбегу прыгнул на дверь. Раздался треск. Дверь распахнулась.
-Всё, Черногорский, твоя игра окончена! - прокричал Козлов, ворвавшись в квартиру.
Картина, открывшаяся взору Козлова и двух горе-оперативников, ошарашила даже бывалого, прошедшего все огни и воды сыщика.
В центре комнаты на полу, истекая кровью и бензином, с неестественно вульгарными, похотливыми выражениями лиц, мать и сын извивались в половом экстазе, не осознавая и не замечая ничего вокруг. Вокруг них ходил Черногорский с видеокамерой.
Что было самое удивительное - ни парочка, предававшаяся сладостным утехам, ни режиссёр-постановщик, никак не среагировали ни на что. Ни на взлом двери, ни на внезапное появление в квартире полицейских... Никто этого просто не заметил.
Оперативники с двух сторон подскочили к Черногорскому, выхватили у него камеру, заломили ему руки, повалили грудью на стол. Из-за пояса Черногорского с лязгом упал пистолет. Рома от удивления присвистнул.
-А вы чего ожидали? - раздражённо проворчал Козлов. - Вы их, вон, лучше растащите! - он кивнул на парочку, так и продолжавшую заниматься своим делом. - Оставьте его, с ним я сам разберусь. Что он вам - последний герой боевика, что ли?
С этими словами, Козлов подошёл к Черногорскому, и надел на него наручники.
-Ты арестован, Вениамин Порфирьевич! - медленно, чётко и внятно проговорил Козлов, глядя Черногорскому прямо в глаза.
Похоже, Черногорский ещё не успел осознать, что произошло. На Козлова смотрело открытое, одухотворённое лицо художника, завершающего свой шедевр. Взволнованное и проникновенное лицо поэта и певца, исполняющего свою лебединую песню. Да, это был его звёздный час!
От осознания этого, Козлов аж помутился.
И тут до Черногорского дошло. Его лицо погасло. Вдохновенное озарение сменилось мрачной угрюмостью. Он весь побледнел и похолодел, во мгновенье ока ушёл в себя. В некий свой, одному ему известный, мир. Но - при этом он не суетился, не дрожал, его глаза не бегали, не заискивали, не умоляли о снисхождении, а напротив, бесстрастно и сосредоточенно смотрели сквозь окружающее пространство.
-Ч-чёрт! - процедил он с досадой, и тут же выругался на мон-кхмерском наречии: - Кхём пянг!
-Пошли, пошли! - подтолкнул его Козлов. - Тоже мне, Пол Пот нашёлся.
-Да пошли вы все! - равнодушно ответил Черногорский.
В ответ на это, опер Костя с силой заехал ему кулаком в лицо. Изо рта и из носа Черногорского потекла кровь.
-А ты не лезь, баран! - гаркнул Козлов. - Это раньше надо было делать! Только вы харю заливали, скоты, а из-за вас тут вон что произошло!
-Они тут ни при чём, Пётр Александрович - вмешался Черногорский. - Это сделал я.
"Нет, это не страх" - у Козлова внутри похолодело. - "Это смерть!" - ударило его, словно током.
-Говорить будешь, когда я спрошу! - жёстко парировал он.
-Вам и так уже всё известно - монотонно пробубнил Черногорский.
-Замолчи, тварь! - не выдержал Козлов. - На месте разберёмся! Так, вы - обратился он к операм. - Свяжитесь с местными, пускай приедут, составят протокол, экспертизу, всё как надо.
Козлов с негодованием смотрел на Константина, крепко державшего бьющегося в неистовой истерике подростка.
-И скорую. Да не светите свои пьяные рожи. Вы сами не лучше их выглядите. А мы поедем. Мне здесь лишнее внимание совсем ни к чему.
Козлов сунул руку в карман брюк Черногорского, достал ключи от "Москвича", после чего схватил арестованного под руку, и направился к выходу.
К удивлению, Черногорский не выражал совершенно никаких эмоций. Он был рассеян, угрюм, и ко всему безразличен. То ли он сам не осознавал того, что с ним теперь произошло, то ли он уже заранее, давно смирился со своей участью, ожидая её, как нечто фатальное и неизбежное. Козлов же, напротив, вместо радости и удовлетворения, испытывал необъяснимое волнение и тревогу, хоть и собирал всю свою волю, призывал на помощь всё своё самообладание, чтобы хоть не показывать виду. Его терзали сомнения, в его душу закрался смутный страх, в котором он боялся признаться даже самому себе. За эти месяцы он досконально изучил Черногорского, его характер, натуру, манеры поведения в тех или иных ситуациях. И теперь Козлова поражало то, что этот жалкий, трусливый, безвольный человечек, психически неуравновешенный, эмоционально неустойчивый, легко поддающийся панике - так невозмутимо спокоен. Козлов ожидал совсем другой реакции - суеты, дрожания, истерики, сбивчивого лепета, бегания глаз, и потирания потных ладоней о брюки. Ведь даже в предыдущие их встречи Черногорский, именуемый Феоктистовым, с трудом силился держать себя в руках, одним своим видом вызывая жалость. Казалось, надавить на него чуть-чуть сильнее, и...
"Вот, и надо было давить!" - злился на себя Козлов. - "Слишком уж сильно этот парень производил впечатление запуганной жертвы, на что я и повёлся, как последний дурак. Хотя, по большому счёту, он и есть жертва...".
"Всё от наркоты" - успокаивал себя Козлов, стараясь объяснить себе причину спокойствия и безразличия Черногорского. - "Или сам не соображает, куда вляпался. Считает, что ему терять нечего. Убьют - он и так смертник. Посадят - да и хрен с ним, пускай сажают. Ему и воля уже хуже неволи. А что до тюрьмы, то он и без неё уже всё это прошёл. Бить будут - и так уже битый... Или он что - на Попова надеется, что Попов его спасёт? Или родители в очередной раз через дурдом отмажут?"
Козлов вновь посмотрел на Черногорского, и невольно содрогнулся. Он видел перед собой совершенно мёртвого человека, который, однако, ещё имел возможность ходить, и даже говорить. Но его лицо было мертвенно-бледным, а глаза - тусклыми и неживыми.
"Передознулся, что ли?" - промелькнуло в голове у Козлова. - "Сейчас хватит кровоизлияние в мозг, и всё, хана!"
И только после этого Козлову всё стало ясно. Волнение и тревога отступили. Он понял, чего он боится, и почему он этого боится. Уяснив это, он вновь стал прежним собой - спокойным, волевым, решительным. Знающим своё дело, прожжённым матёрым волком-ментом.
"Пока он в сознании - бояться нечего. Привезти его в управление, закрыть, а там пускай уже врачи колдуют. Главное сейчас - не распространяться. Иначе я его потеряю" - решил Козлов.
Они вышли из подъезда. "Москвич", усилиями соседей, или ещё Бог весть кого, был оттянут на пару метров от входа. Рядом остановился эвакуатор. Из него вышли двое мужчин в рабочей одежде. Козлов вытащил удостоверение.
-Свободны! - сказал он, и открыл "Москвич", нажав на кнопку пульта. - Садись! - приказал он Черногорскому, открыв ему переднюю дверь, а сам сел за руль.
Козлов любил машины. Не то, что он был бы каким-нибудь автомобильным фанатом, как, например, Брежнев, но вид ухоженной, оригинально оформленной, вечно новой в заботливых руках рачительного хозяина, машины - всегда приводил его в восхищение. И, что ни говори, этот "Москвич" тоже привёл его в восторг. Ярко-красный перламутровый окрас, литые алюминиевые диски...
"Которые он бортировал той же монтировкой, которой ломал позвоночники детям, в частности, Шувалову и Кобзарю" - вспомнилось Козлову.
...Зеркальные стёкла с подогревом, электрические зеркала, хромированные бамперы. На переднем - крепление для декоративного "кенгурятника".