В светлой проходной комнате, оклеенной бумажными обоями, немолодая, но сохранившая притягательную красоту женщина с улыбкой наблюдала за ожившей маленькой птичкой в часах. . "Ку-ку-ку..." — заливисто и звонко надрывалась пестро - раскрашенная маленькая заноза, поворачиваясь из стороны в сторону и, прежде чем скрыться, словно благодарный артист, отвешивала очередной глубокий поклон . При этом старинные часы с блестящими медными гирьками, облегченно вздыхали, когда кукушка пряталась за узорчатой дверцой.
"Звонко часы-ходики нам считают годики." — всплыла в памяти детская присказка.
"Права была бабка Агафья", — подумала Людмила Петровна, вытирая ладонью пот со лба. — "Не стареет только время... А мои годы, лучшие, девичьи — промчались быстрым катером, растворившись в тумане".
Женщина хмыкнула и наклонившись, продолжила стирать свою грязную болоньевую куртку в большом эмалированном тазу. Поднимающийся от горячей воды пар окутывал полупрозрачной дымкой лица двух бойко судачущих меж собой женщин.
— Ну и что ты теряешь, Людмилка? Хотя бы попробуй, — настойчиво уговаривала подругу Екатерина Стехновская-Славская, местный завхоз, с особой гордостью носящая свою благородную девичью фамилию. — Попробуй, говорю тебе — вариант то беспроигрышный.
Предложенный ей вариант казался настолько удачным, что упускать его было никак нельзя.
— Поверь же мне, мужик он видный, серьёзный и... не пьёт,.. вроде. А ты столько лет все одна, да одна. За мужчиной то легче. Подумай хорошенько подруга. Подумай. Ведь всё как у людей будет! Заживешь!
Уставшая и раскрасневшаяся женщина даже не взглянув на подругу в ответ тихо пробурчала что-то невразумительное,.
И не ворчи, не ворчи... - в чувствах вставила Екатерина. - Что так бурно реагируешь? Будто я тебе иголки под ногти вставляю!
Людмила Петровна устало выдохнула и, распрямившись, стряхнула с рук воду в большой эмалированный таз.
— Всё, как у людей, говоришь? — взволнованно заговорила женщина. — Не выходит у меня так... не вы-хо-дит, — произнесла она по слогам. — Сколько раз тебе повторять — не получается, понимаешь! Да и надоело уже... Столько раз пробовала. И че?
С первым ты тоже Катька говорила... вариант, мол, вариант... — женщина горько усмехнулась. — А где теперь этот вариант? Каждое утро, вон, возле магазина с дружками вижу, пиво хлещет... вот и весь вариант. Поначалу ведь нормальным парнем был, даже холодильник в рассрочку взяли. Пусть и небогато жили, но с душой. Что на него в тот год напало в ум не возьму. Мишку ему родила и будто подменили мужика... Пьёт и пьёт, как в бездонную бочку льёт, никак напиться не может. . Весь седой уже стал, трясётся как осиновый лист, а всё туда же... никак дорогу к магазину не забудет.
— Да не обижайся ты так подруга... то промашка вышла… кто ж знал, что Андрейка твой с зелёным змием в обнимку живёт. Я думала, у Савельевых порода. Крепкие же мужики. Батька-то евойный молодец, до сих пор гоголем ходит. Да и Стёпка, брат родной у нас в совхозе лучшим комбайнером числится — на доске почёта его фотография на самом видном месте.
— А второй мой? — зло блеснув глазами, выпалила Людмила Петровна. — Забыла?! Забыла ?! Второй ведь тоже твоя протекция! "Присмотрись, Людмила... Каков интеллигент... В костюме ходит..." — с горечью произнесла она, передразнивая подругу. — Помнишь?!
Екатерина, раскрасневшись, замолчала, часто моргая маленькими и честными, как у загнанной в глухой угол мышки, глазками.
— Я ведь сначала и не поняла, почему он меня ласково “букашечкой” называет, даже нравилось. Думала, что любит… А он из дома что устроил?.. зверинец какой-то?!.. Как с работы ни приду — всё травинками любуется или по баночкам личинки свои да жуков раскладывает... Вот, говорит, посмотри, Людмила — это Geotrupes stercorarius, и улыбается... Вот из кого, говорит, жизнь зарождается, из каждой такой маленькой частички букашечки. Вот она, малость природы, сила необыкновенная. Что я их, на улице не вижу, чоли?.. А сама думаю: у меня уж год как кофточка не меняна, а он мне эту гадость в дом тянет.
— Так он же агроном... ему положено, — тихо, почти шёпотом, произнесла подруга.
— Вот пускай с ними теперь и обнимается. А я деток хотела и мужика рядом… понимаешь… настоящего, чтоб меня ласкал? а не своих этих... членистоногих. Мог же хоть раз как человек поступить. А он чо?! Всем бабам на восьмое марта нормальные цветы дарят, а этот… довольный такой… трав своих в букете принесет… целебный сбор какой-то. В вазе стоит пока не высохнет. А после ещё и чай себе заварит.
Женщина завелась и уже не могла остановиться, вспоминая:
— Я тогда первый раз задумалась, что как-то не складываются у меня отношения с мужской половиной, не могу найти того, самого, кто в сердце моём жить бы стал. Всего родного такого, чоли… Думала, куда уж хуже быть не может… Да познакомила ты меня с Алексеем Васильевым. Тот прям мечта оказался... обзавидуешься...ох.. — в сердцах выдохнув продолжила женщина, вытирая ладонью пот со лба. — Тоже ведь идеальный вариант был… Сколько мне тогда было?! Лет сорок с лишком.. Я в теле, кровь с молоком. С агрономом своим развод оформила.. Но тебе же неймётся, давай опять мою личную жизнь устраивать! Зачем ты только, Катька, его в бухгалтерию притянула?! Мужик-то этот с первого взгляду сразу иссох, прилип ко мне, как банный лист, не отвертишься… Ни вздоху, ни продыху. Совсем проходу не давал. Сначала подарками взять хотел, ухаживал. До дому с цветами бегал. Даже пару раз в кино приглашал. А я не ни в какую: сердце же не солдат, любить не прикажешь. Так он пьяный под окна приползать стал , угрожать, мол, убью, кричит и всё тут. Вот так. Сначала говорит себя, а потом тебя... или наоборот?! Я уже и не точно помню. В общем, так мне голову задурил, подруга. Просто кошмар.
— Интересно, а почему раньше не рассказывала? — удивившись, прокомментировала Екатерина. .
Людмила Петровна улыбнулась и вытерла свои раскрасневшиеся ладони об передник, соблазнительно обтягивающий крепкие бедра.
— Самое интересное только начинается. В конце концов этот боров вешаться вздумал, представляешь. Записку накатал, мол, так и так… люблю… простите… не хотел… Залез в соседский амбар, за стропилину веревку закинул, и айда в загробный мир. Но не судьба, видать. Веревка греха огульного не выдержала и лопнула. Кабан этот на грабли приземлился, ступню себе пробил. Визгу было — жуть. Всех соседей перебудил. Ну позор же!
— Да Людмила … не жизнь у тебя… а индийское кино, — мечтательно произнесла подруга. — Аж зависть берёт. Чтоб за меня кто так!!
— А ты не завидуй… не завидуй… — увещевала Людмила Петровна. — Не успокоило это событие кавалера моего. Больно настырный оказался. Недели не прошло, прихромал, подранок. Выхожу я как-то из дому на крыльцо, то ли в магазин собралась…или к соседке за мукой. Неважно. А этот змий уже за угол соседской бани спрятался, место себе оборудовал, караулит, ждёт, значит. И как только увидел меня, выбежал из укрытияю этого, да как заорет: “Смотри, мол, Людмила, что мужик ради своей любви сделать сможет!” Да как сиганёт под передние колеса проезжавшей перед ним телеги! Мимо бани той кузнец молодой, Серёга наш, на кобыле сено на двор свой вёз, и среагировать не успел на дурака этого. Хруст раздался страшный. Я думаю всё... амба... раздавило мужика... не жилец.
— Ну и? — не выдержав, испуганно вглядываясь в лицо подруги, произнесла Екатерина.
Людмила Петровна улыбнулась.
— Да обошлось всё. С соблазнителя моего, как с гуся вода: в ребре трещина, а вот кузнецу беда. В телеге полуось сломалась. Серега-то из неё выпал, да прямо на камень. Так четырёх зубов передних как ветром выдуло. А он у нас и до того красавцем не был, а теперь улыбка у него просто мечта. Поцелуй смерти называется. Вот такая она любовь!
Ухмыльнувшись подруге, женщина аккуратно подобрала волосы, поправила подол платья и, нагнувшись, стала резкими движениями вбивать грязное бельё в тазик. — Не пробую я больше... и всё тут. Решила, не везёт мне с мужиками и точка. То дурака какого притянет, то сама не люблю. Серьёзно... надоело.
— Ну смотри подруга... — обиженно буркнула Екатерина. — Смотри... этот вариант точно беспроигрышный.
— Да хватит с меня уже! Я для тебя лотерейный билет, что ли? — устало проговорила Людмила Петровна. — Чтоб на мне все твои варианты перепробовать… Сказала нет — значит нет!
Женщины разом замолчали и в возникшей почти идеальной тишине услышали, как за окнами дома кто-то отчаянно рвал меха баяна и в ширь деревенской улицы весенним половодьем врывалась удалая песня:
Веселья час и боль разлуки…
Хочу делить с тобой всегда…
Давай пожмём друг другу руки…
И в дальний путь на долгие года…