— Нет, ты только посмотри, как он мучается… Кажется, вот-вот и сам умрёт, — удивлённо проговорила миловидная белокурая барышня, обращаясь к мужу.
— Вижу, вижу, — сухо отрезал тот. — Потише говори, кругом же люди ...
Надо ж и Савельевы приехали.
Посреди зарощего бурьяном старинного кладбища, давно потеряющего свои границы , под низким тяжелым осенним небом, серым и помятым, как старая нестиранная скатерть, люди не стесняясь громко охали, хороня близкого им человека, безвременно ушедшего в неизвестность загробного бытия. Над их головами, поддерживая небо крыльями, живым чёрным плащом, кружились вороны, неистово и жутко каркая в унисон траурным мотивам отвратительно-фальшивого, скрипящего оркестра. Продолжался обычный для здешних мест похоронный ритуал, строгий и печальный, напоминающий грустный праздник, который собрал давно не видавших друг друга родственников вместе — и теперь они с нескрываемым любопытством отрывисто оглядывая кладбище наблюдали за загадочным молодым человеком, который единственный среди них громко и искренне рыдал на краю пока ещё пустой могилы.
Незнакомец с серым осунувшимся небритым лицом надрывно всхлипывая плакал, то и дело шмыгая носом. Крепкие крупные честные слёзы катились по его щекам, падая на потертый, видавший виды черный выходной костюм.
Молодой человек буквально тонул в горе и в надежде на спасение растерянно озирался вокруг, демонстрируя окружающим всю глубину своего отчаяния, и всем казалось, ещё мгновение — и он либо бросится в могилу вперёд покойника, либо безумие накроет сознание несчастного беспощадным плотным туманом.
— Интересно, кто же это? Почему я его раньше не видел? Может твоя родня?— спросил обернувшись к молоденькой жене брат умершего, указывая легким кивком головы на незнакомца. — Встречаемся, понимаешь, только на кладбищах.
— Стыдно признаться… но я тоже не знаю, — тихо ответила юная прелестница в роскошном расшитом чёрным бисером наряде, купленном специально для этого дня. Её взгляд с нескрываемым интересом скользил по фигуре убитого горем человека. — Нет ты только посмотри, как он страдает! — с восхищением добавила она. — Так и хочется заплакать…
— Наверное, кто-то из близких друзей, — предположил муж, смахивая предательски, выступившие слёзы. Давление собственных искренних чувств не вызывало в нем потребность заплакать, но хватило только одного взгляда на убитого горем незнакомца, чтобы волны сострадания прорывались наружу.
— Сразу видно, как дорог ему был Михаил, — сглотнув слюну, с дрожью в голосе проговорил брат покойного. — Вот они… настоящие чувства.
Его взгляд затуманился, а пальцы нервно сжали платок.
Тем временем молодой человек тихо и обреченно произнёс. — Видимо судьба. И пошатнувшись сделал шаг вперёд, будто вот-вот совсем рухнет без чувств.
— Несчастье-то како-о-о-е… Све-ета-а, посмотри-и… — не выдержав, тихо запричитала стоящая рядом родная тётка покойного, тыча пальцем в спину сестре. — Страдает-то ка-а-ак…
— Да вижу, вижу… — всхлипнув ответила сестра и завыла, как белуга — Сил больше нет…Смотрите люди добрые, совсем молодой же-е-е… Господи- и - и…
Этих слов было достаточно, чтобы добросердечная родня, присоединившись к стенаниям сестёр, тут же дружно загудела, своим монотонным скорбным хором, напоминая коллективное отчаяние у Стены Плача в день всех святых. Грустная процессия добросовестно изливала горечь людского сострадания , сея слёзы, как семена, в и без того многострадальную кладбищенскую землю.
Один лишь батюшка, привыкший ко всему, невозмутимо продолжал службу размахивая кадилом, которое мерно раскачивалось в его руке. Густой дым окутывал косматую голову батюшки и плачущих людей в перекрестье благодатных молитв льющихся тихим напевом. И вот уже первые комья земли глухо застучали по крышке гроба, скрывшегося в могиле.
Нанятые работники, до этого стоявшие в стороне, по команде батюшки шустро принялись за дело – ловко и быстро засыпая яму, превратив её в аккуратный, подрубленный лопатами холм, который со всех сторон обложили венками и цветами. Затем у изголовья пристроили большой деревянный крест , как неизбежный итог - напоминание об тщетности устремлений в жизни человека. Растроганные торжественным обрядом родственники искоса вглядываясь в свежий песок могилы, ещё немного постояли вытирая платком слёзы, перебирая обрывки воспоминаний об умершем и медленно, по двое, потянулись к выходу.
С ними еле передвигая ноги, шёл задыхающийся от горя незнакомец. Он всем весом опирался на рослого и крепкого батюшку, как на костыль.
— Как не вовремя! Как не вовремя! — всхлипывая и шмыгая носом слезливо повторял он.— Мог бы ведь ещё пожить! Хороший ведь человек был … очень хороший…
Уставшая притихшая родня неспешно тонким медленным ручейком всё далее отдалялась от могилы и украдкой оглядывалась с сочувствием рассматривая молодого человека, недоумевая — кто же это?
Тётя Анфиса первой предположила, шепнув на ухо соседке, что это её внук от двоюродной сестры из Владимира, умершей в прошлом году. И что он работает секретарём районного суда. Та же напротив нашла сходство и с упреком пылко спорила, доказывая, как она ошибается, что это троюродный брат покойного по материнской линии из Брянска, сын отставного капитана и служит он по почтовым делам. Другие же внимательно слушая ответственно заверяли, что это двоюродный племянник по отцовской линии, чья мать владеет небольшим спичечным заводом в Рязани. Остальные же внимательно слушали и со всем соглашались, сходясь в одном — родня, и точка.
Но была одна маленькая загвоздка.
Молодой человек не был ни родственником, ни соседом, ни даже случайным знакомым. Это был подающий большие надежды молодой артист местного театра Дмитрий Сергеевич Веселовский . Талантливый, предприимчивый, примерный семьянин, но с одной единственной коварной слабостью: он безумно любил коньяк.
Особенно перед выходом на сцену, где пара фужеров превращала тихого, скромного человека в неукротимого льва и он выдавал такие фортели, что в конце концов руководитель театра, исчерпав всякое терпение, попросту взял да и выставил его за дверь.
— Я ещё себя покажу! Сатрапы ! Тоже мне театр! Вы просто тень ... бледная тень на лице истинных переживаний!!— грозился кулаком раскрасневшийся бузотер в адрес директора. — Вы обо мне ещё услышите! Талант сам пробьет себе дорогу!
И действительно, он нашёл свою сцену и благодарного зрителя... на кладбище, где смог совмещать свою страсть к выпивке с присутствием на самом краю авансцены, радуя публику убедительной игрой.
В уютной полутьме кафетерия, куда прибыла приунывшая родня, за поминальным столом, «дальний родственник» поначалу скромно устроился в углу особняком от всех. Угрюмо осушая рюмку за рюмкой, всхлипывая он беспрестанно плакал почти не притрагиваясь к еде. Но чуть позже, воспрянув духом, неожиданно преобразился. С теплой улыбкой начав вспоминать замечательные истории из жизни покойного — настолько трогательные и живые, что казалось, будто только он один их и помнил. Его тосты, прекрасные и воодушевляющие, лились один за другим, что уже вскоре зарыдала вся родня.
Актёр был в ударе. Зал захлёбывался — рыдания тонули в громе аплодисментов. Брат покойного, с дрожью в голосе и слезами на глазах, тискал незнакомца в объятиях, будто родного. Растроганные тётушки, уже изрядно захмелевшие, с материнской заботой засовывали ему в карманы смятые купюры. То и дело из толпы вырывались восторженные возгласы: «Браво!», «Вот это речь!», « Пускай ещё скажет!», «Дайте ему слово!»
И вот к концу вечера измотанный артист, едва держась на ногах, покидал поминки с увесистым пакетом снеди и громадной бутылью водки в руках.
— Простите, мне пора... Благодарю вас от всей души! — смущённо кланялся "дальний родственник", его щёки пылали неестественным румянцем. — Прошу прощения... еще раз прошу…Завтра рано вставать. Поймите, работа...работа ждёт.
Измождённый артист торопливо выходил в прохладный вечер, спеша домой — туда, где его ждали тёплый свет в окне, смех двоих малышей и объятия любимой жены.
“ Вот оно — признание! “ — мечтательно всматриваясь в звездное небо думал " дальний родственник". — " Грандиозный успех!" Счастье от сегодняшнего триумфа переполняло его до краёв. Господин Веселовский искренне улыбался и громко и сыто икал. Он шёл по знакомой дороге домой бережно прижимая к телу , как младенца, пакет с едой, периодически натыкаясь в темноте на потухшие придорожные фонари. Единственное, чего сейчас ему не хватало для полного счастья - это пара роскошных букетов роз с настоящими живыми цветами.