Действие происходит во Франции, в доме богатого книгоиздателя Бергенса. Необходимая обстановка: дверь по центру, слева две двери, одна из них -- в спальню, которая в тексте обозначается "мертвецкой". Справа -- дверь в другие комнаты. Большое окно со шторой, секретер, диван, кресло, стул, стол, на столе колокольчик.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
(БЕРГЕНС сидит за столом - завтракает. АНТУАН сидит в стороне в кресле, читает газету.
БЕРГЕНС. Антуан, садись, перекуси.
АНТУАН. Теодор Эмильевич, я уже позавтракал.
БЕРГЕНС. Садись, думаешь приятно, когда жуешь, а сзади за тобой кто-то наблюдает?
АНТУАН. Вы, наверное, забыли, как вас с детства приучали к этикету - обедать с камердинером?
БЕРГЕНС. Вот с детства и неудобно. Хорош этикет, когда тебе заглядывают в рот!
АНТУАН. Вас не поймешь. То я за спиной, то в рот заглядываю, будто у вас рот на затылке.
БЕРГЕНС. У меня глаза там. И я вижу, как ты кривляешься. Садись, выпей рюмочку.
АНТУАН. Ну, если настаиваете. (Садится за стол.)
БЕРГЕНС (наливая рюмку Антуану). Вчера, наверное, штуки четыре пропустил?
АНТУАН. Исключительно от простуды.
БЕРГЕНС. Ты поосторожней с этой простудой. Вон мой папенька увлекался, да силы не рассчитал. Умер в расцвете лет - до восьмидесяти не дотянул. У меня у самого сердечко пошаливает.
АНТУАН. А ваша супруга считает, что вовсе не сердечко, а сами вы пошаливаете на стороне.
БЕРГЕНС. Да что она в медицине понимает! Вот помру, тогда узнает, кем для нее был Бергенс Теодор Эмильевич.
АНТУАН. Это правда. У гроба все они любят поплакать. Тут их хлебом не корми.
БЕРГЕНС. Вот будет история, когда помру!
АНТУАН. Спору нет. Такое начнется...
БЕРГЕНС. Родственники понаедут, все в черном.
АНТУАН. Еще та комедия завертится.
БЕРГЕНС (недоуменно). Какая комедия?
АНТУАН. Наследство делить примутся.
БЕРГЕНС. Тут я не сомневаюсь. Хотелось бы посмотреть на все это, узнать наперед.
АНТУАН. Наперед никто не знает. Потом узнаете. Я все расскажу, когда к вам прибуду.
БЕРГЕНС (недоуменно). Антуан, погоди... Ты что, дольше меня жить собираешься?
АНТУАН. Что вы, Теодор Эмильевич. Как можно? Не с нашим здоровьем.
БЕРГЕНС. То-то же. Хотя черт его знает -- на все воля божья. Так что и на тебя полагаться нельзя.
АНТУАН. Обижаете, Теодор Эмильевич, как это нельзя?
БЕРГЕНС. В любую минуту возьмешь и дезертируешь. Кто мне подробно расскажет?
АНТУАН. Вообще-то, я пока помирать не собираюсь.
БЕРГЕНС. Никто не собирается. А если помрешь позже, так потом с три короба... приукрасишь, как меня хоронили.
АНТУАН. Все вам не так. То поздно, то рано...
БЕРГЕНС. Эх, самому бы посмотреть!
АНТУАН. Теодор Эмильевич, доктор Дориан сказал бы - желания у вас нездоровые.
БЕРГЕНС. Доктор?! Да ты на него посмотри! Я еще ни одного здорового доктора не видел. А психиатры?
АНТУАН. С кем поведешься...
БЕРГЕНС. Психолухи! Так говоришь, драчка за наследство ожидается?
АНТУАН (вытирая рот после выпитой рюмки). Можете не сомневаться. Вот смеху-то будет!
БЕРГЕНС. Да что ж ты заладил...
АНТУАН (виновато). Я, конечно, всего этого не увижу... А другим смотреть не запретишь.
БЕРГЕНС. Значит, полагаешь, я буду лежать, а они - по шкафам, завещание искать.
АНТУАН. А то нет. Два племянника, братец, Элиза и еще эта... Жанна.
БЕРГЕНС. Тихо ты! Разорался. Думаешь, она другого найдет?
АНТУАН. Что вы?! Да она с горя помрет. До конца жизни себя в монастырь заточит.
БЕРГЕНС. Ох, и шельма ты, Антуан. А давай придумаем, будто бы я помер.
АНТУАН. Не чудите.
БЕРГЕНС. И мне тоже позабавиться хочется. Не одним же родственникам. Посмотрим спектакль.
АНТУАН. Покойник для вас - не очень подходящая роль. Вам бы любовников играть.
БЕРГЕНС. Да я кого угодно сыграть могу. Думаешь, капитал мне сам на голову свалился? Я, прежде чем издателем сделался, такое изображал, что тебе и не снилось.
АНТУАН. Разбойника?
БЕРГЕНС. Ну, почему разбойника... сильного... волевого человека.
АНТУАН. Прямолинейного...
БЕРГЕНС. Ты хотел сказать -- наглого.
АНТУАН. И в мыслях такого не было.
БЕРГЕНС. Было... было.
АНТУАН. Больше мне думать не о чем... У меня вон колени болят.
БЕРГЕНС. А, пустяки!. Лучше задумайся о серьезном, как я буду уходить из жизни?..
АНТУАН. Пусть об этом вседержитель думает.
БЕРГЕНС. Эх, умереть бы понарошку! Но так, чтобы достоверно смотрелось. И чтоб я со стороны наблюдал, как родственники суетятся. И что говорить станут? Как воспримут...
АНТУАН. ...Радостную весть.
БЕРГЕНС. Опять ты за свое! Вот давай и проверим.
АНТУАН. Ну, знаете...
БЕРГЕНС. Не знаю.
АНТУАН. Чтобы вы без меня делали. Помереть, и то как следует не можете. Лучше бы о молочнике подумали.
БЕРГЕНС. О каком молочнике?
АНТУАН. О Бруно -- муже молочницы. Помните, как он молоко приносил, когда она рожала. Тут без вашего папаши не обошлось.
БЕРГЕНС. Развеселил. Да когда она рожала, мой папа уже лет десять как в раю отдыхал!
АНТУАН. А вот когда Бруно рожался, он еще был о-го-го!
БЕРГЕНС. Да мало ли кто на кого похож. Зачем покойников осуждать?
АНТУАН. А я и не осуждаю. А напротив, хвалю, что своевременно изготовил для вас двойника.
БЕРГЕНС. Молочника? Бородатого и хромого?
АНТУАН. Бородатого всегда побрить можно. А что хромой, так ему не кадрили в гробу танцевать.
(Слышится дверной звонок.)
АНТУАН. Кого еще нелегкая несет? (Идет открывать дверь.)
(На пороге стоит молочник БРУНО, заросший и бедно одетый.)
БРУНО. Молочко, свежайшее молочко... только что с фермы.
БЕРГЕНС. Заходи, Бруно, расскажи, как дела на твоей ферме? Много ли у тебя буренок? Ты ведь на соседней улице живешь?
БРУНО. Да, второй дом за ратушью.
БЕРГЕНС. И где свое стадо выпасаешь? На площади у памятника, или на автостоянке?
БРУНО (виновато). На рынке мы... немного прикупаем... не без того...
БЕРГЕНС. И много ли на разнице получаешь?
БРУНО. На чем?
БЕРГЕНС (махнув рукой). Э-э-э, да что с тобой говорить! Деревня. Городская деревня. Как здоровье, Бруно?
БРУНО.. Не жалуемся.
БЕРГЕНС. Понятно... на свежем молочке с асфальтовой фермы. А вот я захворал, помирать собираюсь.
АНТУАН (Бруно). Не хочешь ли подсобить Теодору Эмильевичу?
БРУНО. Мы завсегда рады помочь. Вы платили исправно.
АНТУАН (Бергенсу). Вот вам и помощник.
(Бергенс поднимается, по-дружески кладет руку на плечо Бруно, направляется в сторону "мертвецкой".)
БЕРГЕНС. Бруно, тут такое дело... очень требуется твое участие...
(БЕРГЕНС и БРУНО уходят в "мертвецкую".)
АНТУАН. Да-а-а! А ведь никто и не подозревает о будущей смерти. Но мне хуже всего придется. Захочешь посмеяться, а не положено - в доме покойник.
(Затемнение)
(Появляется свет. По комнате у стен расставлены цветы и венки. Из "мертвецкой" выходят АНТУАН и доктор ДОРИАН.)
ДОРИАН. Антуан, мне очень не нравится эта затея. На карту поставлена моя репутация.
АНТУАН. Доктор Дориан, да как один покойник, да еще мнимый, может вам навредить?
ДОРИАН. Но я подтвердил, что Бруно умер, а он лежит в гробу и жует ветчину.
АНТУАН. Вы подтвердили, что умер Теодор Эмильевич. А Бруно жует? Так время обеда.
ДОРИАН. Стало быть, оба живы.
АНТУАН. Вот и хорошо! На кладбище и так две аллеи с вашими пациентами. Пора бы уж остановиться.
ДОРИАН. А когда все выяснится?..
АНТУАН. ...Вы станете очень знаменитым - не всякий способен оживить мертвеца.
ДОРИАН. Но в нашей гильдии так не принято.
АНТУАН. Я знаю, у вас если взялся, то доведете дело до конца. Но ведь надо хоть изредка нарушать традицию. И потом, вы получили гонорар и дали покойнику слово.
ДОРИАН. Теодор Эмильевич жив.
АНТУАН. Да разве это жизнь для такого человека?! Учится хромать в семействе Бруно.
ДОРИАН. Его жена растрезвонить историю по всему городу.
АНТУАН. Чья жена?
ДОРИАН. Новая. Теодора Эмильевича - молочница.
АНТУАН. Да ей-то какой смысл языком чесать? Мужчина, как и раньше, при ней. И не хромает.
ДОРИАН. Но ты же говоришь, учится хромать.
АНТУАН. Самую малость. В силу семейной традиции. Кстати, вы легко можете вылечить его, и это только прибавит вам клиентуры.
ДОРИАН. Не впутывай меня еще в одну вашу аферу.
АНТУАН. Хорошо, пусть человек хромает. Забудем о клятве Гиппократа. А за язычок Катрин не беспокойтесь.
ДОРИАН. Какой Катрин?
АНТУАН. О жене молочника. Она тоже хорошо получит.
ДОРИАН. И как она встретила ваше предложение?
АНТУАН. Молча. И обещала молчать и дальше. А если что-нибудь ляпнет, молочник ее поколотит.
ДОРИАН. Который лежит в гробу вон в той комнате? (Указывает в сторону "мертвецкой".)
АНТУАН. И этот тоже. Но сначала тот, который учится хромать. А вот и он.
(В комнату с шапкой в руке входит БЕРГЕНС. Он заросший, в потрепанной одежде. В другой его руке -- бидончик с молоком.)
АНТУАН (Бергенсу). Бруно, бестолочь кривоногая, сколько раз тебе говорить, молоко у нас оставляют на кухне!
(Бергенс оглядывается по сторонам. Удостоверившись, что посторонних нет, показывает Антуану кулак.
БЕРГЕНС (тихо). Ну как он... поживает?
ДОРИАН. Теодор Эмильевич, лежит. Что ему сделается?
АНТУАН. Наш знаменитый врач Дориан запретил близко подходить к покойнику. Опасается инфекции.
БЕРГЕНС. И правильно сделал, тут не сватовство со смотринами. А Элиза как?
ДОРИАН. Плачет ваша супружница. Вот что вы с ней сделали!
АНТУАН. Да она и при живом-то плакала почти каждый день. Ей не привыкать. Теодор Эмильевич ее так изводил.
БЕРГЕНС. О покойниках плохо не говорят. Пора бы уж запомнить. Особенно, когда он стоит перед тобой.
АНТУАН. Теодор Эмильевич, пожалуйста, не путайте нас. Войдите в наше положение, не упоминайте себя сразу в нескольких лицах.
БЕРГЕНС. А ты не болтай лишнего!
АНТУАН. Вам бы лучше вести себя скромно, как молочник. Вон с Бруно никаких проблем - натурально вжился в роль покойника.
БЕРГЕНС. Достоверно играет?
АНТУАН. Не отличишь.
ДОРИАН. Я наложил немного грима.
АНТУАН. Похож. У меня даже волосы от страха шевелятся.
(Входит ЭЛИЗА в траурном одеянии.)
БЕРГЕНС. Мои соболезнования, мадам.
ЭЛИЗА. Спасибо, Бруно.
БЕРГЕНС. И от супруги моей... Она так убивается.
ЭЛИЗА. Вы оба добрые люди.
БЕРГЕНС. И вся наша улица.
АНТУАН. Да что уж там. Все мы не можем поверить.
БЕРГЕНС (твердо). А я вот верю!
(Элиза удивленносмотрит на Бергенса.)
БЕРГЕНС (опомнившись). ...А я вот верю, что супруг ваш обязательно попадет в рай.
АНТУАН. Редкой души был человек.
ДОРИАН. А какой мастер был на выдумки.
БЕРГЕНС. Это у него не отнять.
ЭЛИЗА. А вот завещание за своими выдумками оставить не удосужился. (Вытирает слезы платочком.)
ДОРИАН. Легкомысленность. Но и его можно понять - разве он знал.
ЭЛИЗА. Это у них, Бергенсов, наследственное. Папаша умер без завещания и несерьезно - прямо у своей девки. Мы три года с родственники судились. Этот, слава богу, хотя бы дома.
АНТУАН. Мадам, напрасно вы так о Теодоре Эмильевиче. Я сам видел, как он писал завещание.
ЭЛИЗА. Писал?
АНТУАН. Не знаю, заверил ли у нотариуса или нет. Но писал своей рукой... вот на этом столе.
ЭЛИЗА. Не может быть!
АНТУАН. Попивая винцо...
ЭЛИЗА. А вот это похоже на правду.
АНТУАН. Еще меня спрашивал: Антуан, а как ты смотришь, если я и тебя включу в завещание? А я ему, побойтесь бога, Теодор Эмильевич! Вы что, меньше меня жить собираетесь?
ЭЛИЗА. А он?
АНТУАН. Только рукой махнул. Э, говорит, деревня!
ЭЛИЗА. И где?.. Где эта бумага?
АНТУАН. Не знаю. Он ее писал, переписывал, вычеркивал, что-то вставлял. На следующий день снова над ней работал. Он ведь с детства хотел стать писателем. Вот и писал.
ЭЛИЗА. И все своей рукой?
АНТУАН. Так он другими частями и не может.
ЭЛИЗА. Прямо камень с души свалился.
БЕРГЕНС. Я намедни молоко приносил, так он тоже этой бумагой занимался.
ЭЛИЗА. Завещанием?
БЕРГЕНС. А то чем же. Говорит, над третьим вариантом работаю. Мне эти листы показал. Все исписано, и все по-разному.
ЭЛИЗА. Хороши дела! А даты хоть ставил?
БЕРГЕНС. Не могу знать - глазами слабоват. Смотрел издалека.
АНТУАН. Да не волнуйтесь, мадам. Найдем все три варианта. Что мы, в лесу живем? Чай не иголка. Всего одиннадцать комнат.
ЭЛИЗА (Антуану). Это дело нешуточное. Понятно, сейчас не время... отпевание... погребение... Но народу приедет, как на свадьбу, придется расселять по всему дому. Так что лучше завещание найти сегодня. А то как бы чего не вышло.
АНТУАН. Прямо сейчас и займусь. Слава богу, теперь меня некому дергать по пустякам.
БЕРГЕНС. Будто бы Теодор Эмильевич тебя дергал. Твой хозяин был серьезным человеком. Вчера, например, спрашивал меня, как здоровье? Что думаешь о ценах? По мелочам никого не дергал.
АНТУАН. Да тебе-то откуда его знать? Ты пришел и ушел... а нам тут доставалось, не при покойнике будет сказано... Прости господи, что вырвалось.
ДОРИАН. Да-да, Антуан, придержи язык.
БЕРГЕНС. Очень, очень некрасиво. Если б Теодор Эмильевич знал, что о нем говорить станут, он бы лет на пять раньше умер!
АНТУАН. А доктор зачем? Он и не таких больных поднимал.
БЕРГЕНС. Доктор... Я вон паровоз поднимал.
ЭЛИЗА. Паровоз?
БЕРГЕНС. Поднимал... Но не поднял.
АНТУАН. Напрасно вы, Бруно, так о докторе Дориане. Вы бы ему лучше свое колено показали. А то шатаетесь, как пьяный маятник.
БЕРГЕНС. Да я уж у каких только докторов не бывал.
АНТУАН. Кругом одни шарлатаны. А уважаемый доктор Дориан - специалист. Целитель от бога. Дориан, посмотрите горемычного.
ДОРИАН. Посмотреть можно. (Подходит к Бергенсу.) В какой руке бидон с молоком носишь?
БЕРГЕНС. Вот в этой.
ДОРИАН. Неправильно. Нагрузка на больную ногу. А ну, покажи колено. (Сдавливает Бергенсу ногу.)
БЕРГЕНС. Ой!
ДОРИАН. Подними ногу.
(Бергенс поднимает ногу.)
ДОРИАН. Ну как? Легче?
БЕРГЕНС. И правда... немного легче.
ДОРИАН. Немного, или совсем не болит?
БЕРГЕНС (делая несколько шагов). Не болит... как новая!.. (Слегка пританцовывает.)
АНТУАН. А ты говорил! Да наш доктор Дориан и мертвого из гроба поднимет... хоть сейчас...
БЕРГЕНС. Не надо. (Опомнившись.) То есть, когда я помру - не надо мешать моей встрече с ангелами.
ДОРИАН. Хорошо. Не буду. А уж с кем вы там встретитесь, не мое дело.
ЭЛИЗА. Бруно. Погребение назначено на завтра. Приходите с Катрин. Теодор очень уважал вашу семью.
БЕРГЕНС. А чего ж не прийти, особливо теперь, когда нога работает. Обязательно придем. (Уходит.)
АНТУАН (вослед). И Катрин не забудьте.
ЭЛИЗА. Антуан, пока есть свободная минута, пойдем в кабинет Теодора, поищем завещание.
АНТУАН. Конечно. Сейчас самое время.
(Элиза строго смотрит на Антуана - не осуждают ли ее?)
АНТУАН. Чернила уже хорошо подсохли.
(ЭЛИЗА и АНТУАН уходят в правую дверь. Дверь "покойницкой" слегка приоткрывается. БРУНО выглядывает, затем выходит. Одет молочник с иголочки, в стиле "образцовый покойник".)
ДОРИАН (заметив Бруно). Ты что?! А ну, быстро на место!
БРУНО. Господин доктор, нога затекла, мочи нет лежать.
ДОРИАН. Дубина, тебя здесь могут увидеть.
БРУНО. Я немного... расхожусь и обратно. Колено болит.
ДОРИАН. Оно у тебя, кстати, уже здоровое. Ты об этом еще просто не знаешь.