Савченко Е.И. : другие произведения.

Мой Аэр

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    - Классные картины, - Аня прохаживалась вдоль бордюра, сверкая глазами из-под капюшона куртки. - Необычный мир... - Не просто необычный, - тихонько ответила Женька, глядя на картину. - Мой собственный. Как Аня расслышала ее сквозь шум дождя, непонятно. - Твой? Ты что, его присвоила? - Я его создала. - Я знаю, - еще тише ответила Яна. И на этот раз услышала только художница.

Мой Аэр.

  
   Так кричали птицы, так шептали души,
   Кто кого боится, кто кого не слушал.
   Сломанные лица отражали лужи...
   Это мне не снится... это мне не нужно...
   Линда, "Так кричали птицы"
  
   Яна поудобней облокотилась спиной о теплую дощатую стену, закинула ноги на старую тумбочку и перевернула страницу. В маленькое чердачное окошко струился пшенично-желтый солнечный свет. Неспешно кружились пылинки. Кровать поскрипывала. Под полом скреблись и шушукались. Яна покосилась на открытый люк, с трех сторон огороженный перилами.
   - Лешка, имей в виду: я все слышу!
   - А...- несколько озадаченно донеслось снизу, - а я думал, ты спишь.
   - Ага. Щас.
   - Ну, тогда...- он набрал в грудь воздуха, - начинаем штурм неприступной цитадели могучей и противной чародейки!
   - Э, э! - Яна кинула книгу на кровать и схватила подушку. - А где же твой черный рыцарь?
   - Ни фига, мы уже в другое играем. Впере-од!
   "Ну, ладно же!"
   С подушкой наизготовку Яна подкралась к люку, тихонько ступая босыми ногами по паласу. Не дыша, дождалась, пока в отверстии показалась самая горячая голова - естественно, Лешкина, - и от души и сплеча врезала по ней своим оружием. Он ойкнул и скрылся; Яна слышала, как по ступеням скатилась пустая пластиковая бутылка - импровизированный меч атакующего. "Где-то у меня тоже валялась такая", - подумала Яна и, отойдя от люка, зашарила под кроватью.
   - Яна, Леша! - крикнула с веранды мама. - Воды принесите!
   Атакующие посыпались с деревянной лестницы, размахивая все теми же бутылками; последней спрыгнула Яна, на ходу собирая в хвост длинные волосы и волоча за собой пятилитровую канистру.
   Яна и Лешка вышли из поселка, обогнули солнечный травянистый холмик и стали спускаться в глубокий, поросший деревьями овраг. Соседские мальчик и девочка, верные Лешкины товарищи по "рыцарям и замкам", шли позади - за компанию.
   Тропинка шла по узкой, похожей на драконий гребень насыпи, протянувшейся по дну оврага. Справа насыпь обрывалась почти отвесно, и метрах в двух внизу змеился тоненький резвый ручеек. Слева росли высокие мясистые стебли с белыми зонтиками цветов и зеленело заросшее болотце; в ряске плавала старая автомобильная покрышка и поквакивали лягушки.
   То ныряя в зеленую лесную тень, то щурясь от мелких солнечных брызг, Яна дошла до самого низкого места, перебежала по узкой доске через ручей и по чудно изогнутому стволу взобралась вверх по склону, к колодцу. Когда и кто его выкопал и украсил здоровенными булыжниками, Яна не знала; не знала и мама; камни уже давно зеленели мхом. Яна перегнулась через край каменной кладки, повисла на нем и зачерпнула канистрой прозрачную, искристую, до судорог холодную воду. Потом набрала в горсть, отхлебнула, плеснула в лицо.
   - Лешка, давай свою бутылку сюда... Да не раскачивай!
   Он, оказалось, развлекался тем, что подпрыгивал на хлипкой доске. Яна прищурилась:
   - Смотри, обломится ведь... Обратно поверху пойдем.
   Переставляя канистру с уступа на уступ, она выбралась из оврага. Это место они с братом со всей серьезностью называли "Большой Каньон". Прямо напротив, метрах в десяти-пятнадцати, поднималась отвесная рыжая от глины стена - часть холма с этой стороны срыли. Тут и там валялись валуны примерно с Лешку высотой, такие же торчали из рыхлой земли под обрывом. Твердая каменистая дорога, непонятно зачем сюда ведшая, кончалась здесь тупиком. Ветер крутил по ней желтую пыль.
   Лешка, пыхтя, появился сзади из-за дерева, поставил на землю бутылку, закрылся рукой от солнца, косо глядящего в Каньон.
   - Значит, здесь, - сказал он.
   - Ага. Вот тут, за камнями. Оттуда не видно, а от поселка Каньон прикроет.
   - Ух, ты, класс! - присевший было на теплый камень Леша аж подпрыгнул. - Значит, идем сегодня? Ночью?!
   - Ага-а, - Яна довольно подмигнула и посерьезнела: - А теперь - домой, марш! Да не туда, поверху! Хочешь с водой по оврагу тащиться?
   Сегодня ночью они пойдут жечь костер. Будут рассказывать всякие истории, залезать в темный, жутковатый ночной порой овраг. Может быть, даже спустятся к реке. Волосы трепал свежий и теплый, пахнущий рекой, травой и чуть-чуть дымком ветер, солнце приятно грело спину, в животе щекотало от ожидания предстоящей ночи.
   Хорошо!
   Почему-то думалось, что эта ночь - последняя.
   Зачем?
   И далось мне уезжать отсюда! Америка, так ее... Гавайские острова... Зачем?
   Я не хочу...

*

   Был сонный поздний октябрь, и хотя в классе зажгли бледные, как поганки, лампы дневного света, помещение заполнял особый осенний сумрак. Шумел и шуршал дождь за окном; рассохшаяся рама протекала, и на полу под подоконником темнела лужица. Мокрый желтый лист прилип к мутному стеклу с той, наружной стороны.
   Физичка опять кого-то вызвала решать задачу. Яна хмуро водила пальцем по парте. После полученной на прошлом уроке двойки щеки и уши еще горели. Вину свою признавать ну никак не хотелось. И делать тоже ничего не хотелось. Когда в класс явилась завучиха и начала что-то многословно объяснять, девочка легла грудью на парту, подавляя зевок. Пусть себе болтает, больше урока пропадет. Содержание речи она, конечно, прослушала.
   - Я-ана...- Аня-Хоббит, выждав приличное время после ухода завуча, ткнула соседку локтем в бок. - Ну что, ты будешь участвовать?
   - А? В чем?
   - Ну, ты даешь! - Хоббит возмущенно мотнула разноцветными космами. - Ты что, ничего не слышала?! Конкурс по английскому!! А приз - поездка в США на год! Бесплатно!!!
   Яна уставилась на нее, соображая.
   - Да ты гонишь, - наконец заявила она с явным облегчением в голосе. - Так не бывает.
   - Как это не бывает?! - оскорблено вскинулась Хоббит. - Это как это не быва...
   - Прекращаем разговоры! - физичка стукнула концом указки по столу. Класс примолк. - Кстати, Аня, иди-ка, напиши следующую задачу.
   Хоббит поднялась и хмуро поплелась к доске. Яна украдкой показала ей язык.
  
   После уроков Хоббит долго вертелась возле кабинета завуча, привлекая своим панковатым видом нездоровое внимание. Когда дверь, наконец, открылась, выпуская наружу несколько пришибленную подругу, Аня преодолела разделявшее их расстояние в полкоридора одним гигантским прыжком.
   - Ну?! Что я тебе говорила? - торжествующе вопросила она.
   - Да... Ты права, - проворчала Яна. - Ну, хорошо. Пожалуй, я буду участвовать.

*

   Они возвращались домой, болтая и посмеиваясь в дождь, лихо шлепая сапогами по лужам. Машины плыли по проспекту, рассекая потоки воды, как корабли. Над головой было серебристое осеннее небо; и под ногами тоже было небо, которое отражалось в мокром асфальте. И в этом бесконечном прозрачном небе двигались автомобили и люди - словно бы прямо по воздуху.
   Школьницы свернули под влажную сень сумрачного парка. Деревья желтели медленно; темно-зеленая глянцевая от дождя масса листвы только местами пестрела желтым и красным. На ограждающем парк высоком каменном бордюре под нависшими ветвями устраивались художники - что-то вроде выставки-продажи. Покупают, правда, редко, зато всегда кто-нибудь ходит и глазеет.
   Среди картин и авторов пристроилась невысокая худенькая, но жилистая девушка; она переступала с ноги на ногу, кутаясь в косуху, густо расписанную затейливыми серебряными узорами.
   - Привет, Женька, - подскочила к ней Яна. Художница - старше года на два, - в знак приветствия тряхнула длинной тяжелой косой. Яна тоже замотала распущенными по плечам шоколадного цвета кудрями.
   - Классные картины, - Аня прохаживалась вдоль бордюра, сверкая глазами из-под капюшона куртки. - Необычный мир...
   - Не просто необычный, - тихонько ответила Женька, глядя на картину. - Мой собственный.
   Как Аня расслышала ее сквозь шум дождя, непонятно.
   - Твой? Ты что, его присвоила?
   - Я его создала.
   - Я знаю, - еще тише ответила Яна. И на этот раз услышала только художница.
   Дорога, уходящая в заросли живых шевелящихся деревьев, светилась бледным светом. Лошадь (или животное вроде нее) с когтистыми лапами вместо копыт несла по этой дороге двоих всадников. Их длинные волосы стелились за ними белым и каштановым шлейфом.
   Яна смотрела, искала, погружалась...

*

   Под толстым лесным одеялом клокотал огонь. Бился, как сердце. И рваным дерзким ритмом отбивало вокруг: они снова здесь. Снова собрались.
   Стройные, знойные демоны-гарпии кружились, взвихряясь, вокруг костра, ударяя в бубны: и дробящийся, призывный крик переплетался с тревожным звоном и глухим частым пристуком.
   Неподалеку, в очерченном круге, уже звенело оружие. У одного - четыре изящных, чуть заметно изогнутых меча - по числу рук. У другого меча только два, но двигаются они вдвое быстрее. Янтарные брызги огня стекают с летящих клинков и оседают в глазах партнеров. Они тоже танцуют, по-своему; оба слишком древни и сильны, чтобы всерьез что-то делить.
   Йеннифэр зачерпнула горстями из костра. В ладонях остался малый язычок пламени. Она не боялась. Она сама сотворила этот огонь. И лес тоже. Для себя самой; для них; они для нее... каждый с одному ему известной целью, они творили этот мир. На краткий миг; на одну ночь; на годы...
   Она принесла огонь Эвелине, сидящей в траве. Их ладони соединились вокруг него. Его можно было пить; можно было превратить в цветок или драгоценный камень; можно было швырнуть, хохоча, в небо, чтобы он взорвался искристым шаром фейерверка.
   Но они любили через него целоваться. Пламя покалывало губы и язык, когда они прильнули друг к другу. Медово-русые волосы Эви струились вниз до бедер, прикрытых, как и у Йеннифэр, только полупрозрачной хламидой.
   Они повалились в мягкую прохладную траву под боком какого-то холмика. Вокруг них расцветали и меркли все новые образы.
   ...Растрепанная женщина с безумным блеском в глазах, в строгом монашеском платье, откровенно распахнутом на груди; отобрав у кого-то из гарпий бубен, она мешает дьявольский смех со злыми, страстными, отрывистыми словами песни-гимна...
   ...Давешние бойцы фехтуют уже не в круге - на узком мостике, не шире стопы, над дымящейся пропастью. Опьяневшие от риска, они чертят в воздухе немыслимые узоры, торжествуя, когда разогретые боем тела по знаку разгоряченного разума совершают невозможное...
   ...Сквозь хмурое лицо сидевшего поодаль парня проступила волчья морда. Оборотень коротко взвыл, заметив в ночном небе старого врага-родича - большую летучую мышь...
   ...Не замедляя темпа, хоровод гарпий поднялся над костром. Танцовщицы одновременно выгнулись, откидывая головы, раскрывая в воздухе диковинный поющий цветок...
   Вой. Бубны. Пение. Лязг. Смех...
   - Я... люблю... тебя...

*

   Аня наконец отчалила в полном автобусе, и Яна пробиралась домой одна, переулками и дворами. Щербатый асфальт вперемешку с грязью и древесными корнями своей причудливостью походил на тропы аэра.
   Массивный, заляпанный грязью джип-внедорожник, порыкивая, прополз мимо, переваливаясь на колдобинах. Широколицый мужик высунулся из окна, с шиком облокотившись на дверцу, отчего та заскрипела.
   - Девушка-а... Давай знакомиться?
   - Не-а. - Яна презрительно наморщила нос, поправила сумку на плече и прибавила шагу.
   - Сука! - с пьяной злостью донеслось из окна. Джип рванулся вперед, обдав ее брызгами, и помчался вверх по переулку. Яна с отвращением изучила грязные джинсы и сапоги, спокойно и свысока усмехнулась и послала вслед обидчикам вызывающе развязный воздушный поцелуй.
   Звон разбитого стекла аккомпанировал громкой брани. На заднем стекле внедорожника красовалась аккуратная дырочка в форме полных женских губ.
   А Яна смеялась - весело, заливисто и очень обидно.
  
   ...Или это она возвращалась весной?
  
   Да нет. Весной она познакомилась с Мишей. И тоже, между прочим, на выставке.
   Погода была хорошая, ясная и прозрачная, шагалось легко и быстро. Яна, как обычно, выкраивала время на разглядывание картин.
   Вот заснеженные острые пики, нежно-розовые от мягкого солнца; вот гордая сосна с утеса обозревает бесконечные, пронзительно-синие море и небо; а вот зимний лес в сумрачно-сиреневых тонах, и неспокойные воды в золотисто-медных...
   Перед следующей картиной она остановилась.
   Извилистая, как ручеек, тропинка, выбегала из светлого березняка и прыгала с пригорка на луг, а потом - к реке. На ветке вопросительно чирикала верткая птичка, с интересом разглядывая человека. Пахло солнцем, травой и водой; цветочные головки слегка покачивались. Смеясь, Яна сделала первый шаг...
   Стоп. Никакой тропинки, конечно, не было. И березняка не было, и луга. Она стояла вплотную к картине, а рядом на бордюре сидел молодой художник.
   А ведь он создал замечательный мир, подумала Яна. Мир, в который можно открыть дверь. Интересно, а сам он об этом знает? И улыбнулась, щурясь. Не так, как улыбаются соблазнительницы-ведьмы. Просто так.
   И он ответил ей улыбкой, в которой было солнце на лугу, тепло прогретой березовой коры и нехитрая песенка непуганой пташки. И Яна обрадовалась: он понял правильно!

*

   - Знаешь, отличная мы здесь мишень, - заметила Яна.
   - Угу, - лаконично отозвался Леша, устраиваясь поудобней.
   Они примостились на каменной осыпи, смутно белеющей в погустевших сумерках на склоне. Ниже осыпь крутыми уступами спускалась вниз, где-то там во мхах струился горный родник. А дальше, по другую сторону ущелья, чернели острые, как зубья пилы, высокие ели на следующей гряде.
   Так и мерещилась тонкая эльфийская стрела, несущаяся со стороны угрюмого леса.
   - Ян... - Лешка доверчиво придвинулся к ней. Становилось прохладно. - А что такое Аэр?
   - А ты где это слово слышал? - шепнула она.
   - Да от тебя же...
   Что ж, очень возможно.
   - Вообще-то "Аэр" - по-гречески "воздух", - начала она, глядя на лес. - Его Анаксимен так назвал, был такой философ в Древней Греции... давно-о... - она зевнула, - и вот, он считал, что мир произошел из воздуха.
   - А почему из воздуха? Из него же ничего не сделаешь...
   - Ну смотри: воздуха же не видно? И Аэра тоже. Воздух движется, как хочет, его становится то меньше, то больше, он может стать водой, а вода потом - льдом...
   - Ну, это да. А остальное? А деревья там, а люди, а душа?
   - Так воздух - это не Аэр! - Яна значительно подняла палец. - Это, скорее... скорее, дыхание. Из него может получиться все.
   - Все-все? - в голосе Леши было и недоверие, и восхищение. - Вот все, что есть?
   - И не только. - Она увлеклась и говорила больше себе, чем ему. - Все, что уже было, а теперь нет. Все, чего еще нет... Все, что могло быть... Все, чего мы когда-то хотели... Я вдыхаю - и вбираю в себя весь Мир... Ты не думай, это не только наша планета, и даже не только наша Вселенная... А потом выдыхаю - и мое дыхание летит над Миром, обнимает его весь, далеко-далеко от меня, и рождает где-то что-то новое. Мое. И в то же время весь Мир остается у меня внутри, здесь вот... - она коснулась груди - такой большой, что ни взглядом, ни мыслью не охватишь никогда... а вот дыханием - им можно легко... - Она вздохнула и встряхнулась. - В общем, я тебе что хотела ска...
   И тут она услышала.
   - Тихо.
   Кто-то карабкался по осыпи, подбираясь к ним. Яна навострила уши, потом кивнула брату на расщелину, прикрытую сверху кустарником, в которую они и забились. Вскоре слабый вечерний свет мигнул, в сумерках обозначился женский силуэт. Леша прыснул, Яна шикнула.
   - Яна-а... Леша! Что-то вы долго ходите.
   Когда мама скрылась за кустом, старшая сестра подмигнула, они выбрались наружу и тихо, как индейцы, поползли следом.

*

   Она ввалилась в комнату, распахивая высокую - в два ее немаленьких роста - дубовую дверь. Встряхнула мокрыми волосами, отшвырнула сумку в угол.
   - Ба! Я дома.
   - Ну, здравствуй. - Анна Андреевна повернулась к ней от электроплиты. - Обед почти готов. Устала?
   - Угу, - промычала Яна, почесывая в затылке, размышляя, как бы лучше начать.
   - Ты рассказывай, рассказывай, - улыбнулась бабушка. - Что там у тебя сегодня?
   Она обо всем уже догадалась. Яна никак не могла принять это как данность: бабушка знает наперед если не все, то основное.
   Обед был вкусный, разговор - длинный. Волосы высохли и завились колечками, а дождь все шуршал...
   - Ну, вот и все, - так, а теперь пора задать главный вопрос!! - Ба, - осторожно начала Яна, - и что ты обо всем этом думаешь?
   - В смысле?
   - Ну-у... Ты что-нибудь чувствуешь?
   Вообще-то даже многие волшебники не верят в предсказания будущего. Пусть сомневаются, сколько влезет. Но что было верно - так это бабушкины предчувствия. Железно. Проверено.
   - Ничего, - вздохнула бабушка. - Ни плохого, ни хорошего. Уж не знаю, что тебе и посоветовать.
   Так. Это что-то новенькое.
   - Совсем-совсем ничего? Ну, я имею в виду, если что-то плохое, я не поеду! Честное слово!
   - Нет. Совсем ничего. Наверное, можешь ехать, если хочешь...
   Вот так вот. Приехали. Яна, как на кочку, наскочила на необходимость решать самой. А этого хотелось меньше всего.
   Наверно, мстительная судьба посмеивается сейчас где-нибудь далеко отсюда... Яна фыркнула. "Ну ладно же! Если ты и существуешь, все равно я тебя обскачу!"
   В пыльном шкафу она отыскала среди пузырьков с эфирными маслами, мелкокалиберного колющего оружия и старых амулетов небольшую черную с серебряным коробочку. Внутри лежали плотно уложенные карты.
   Яна редко применяла старый цыганский дар, доставшийся вместе с малой толикой крови от отцовой матери. Предпочитала не знать будущего заранее и набивать шишки самостоятельно. Но сегодня ей было боязно и неуютно. Как будто она готова сделать что-то, чего уже не поправишь. Яна вынула карты, перетасовала. "А вдруг они скажут "нет"? А если "да"? А вдруг что-то, что я не хочу знать?!" Она раздраженно впихнула карты обратно в коробку; одна выпала и, кружась, опустилась на паркет рубашкой вниз.
   "Судьба".
   С желто-черной карты на Яну смотрел, паскудно ухмыляясь, краснорожий рогатый черт.
   Ч-че-орт...

*

   Она плохо спала этой ночью. Ей все бродилось по огромным, кипящим суетой мегаполисам, где, как в клипе, сменяются лица и пейзажи, и где на одном из глянцевитых кадров блеснут вдруг единственные, особенные глаза - все равно, мужские, женские ли, но свои, волшебные! - и исчезнут в людской мешанине; бегалось по темным узким улочкам американского захолустья, погруженным в вечернюю тень, где на окраине обязательно чернеет заброшенный, покосившийся дом (ну прямо как в "Томе Сойере"!), где тихий воздух напрягся и ждет выстрела из кольта.
   И везде нет-нет, да и мелькнет - человек. Мужчина, женщина... Подойдет к ней на остановке, тронет за плечо; подсядет на скамейку в парке; догонит под проливным дождем - и на нее глянут эти особые глаза, навсегда отмеченные знанием...
   А днем она стояла в длинной нудной очереди за документами в какой-нибудь облезлой конторе. Было душно и жарко, либо гуляли сквозняки и мерзли ноги; за мутным окном светило тусклое осеннее солнце, потом шел дождь, потом падало нечто среднее между дождем и снегом.
   Она не замечала, как проходило время.

*

   Ночи в декабре темны, колки и холодны.
   Поздний полупустой автобус, тяжко ухнув, откатился от остановки. Из полузалепленных снегом окон пробивался теплый желтый свет, в котором порхали над дорогой снежинки.
   - Сто-о-ой! Стой!!
   Увязая в снегу, к дороге по лесопарковой зоне бежала девочка в темном полушубке, размахивая толстой папкой бумаг.
   Поздно. Водитель уже не слышит. Снегопад гасит ее крики, и автобус, повиливая на обледеневшей полосе, скрывается в темноте.
   - Стой, говорят тебе!! - Яна с разбегу вылетела на укатанную полосу, поскользнулась, распласталась на льду, кое-как отползла с проезжей части, прижимая к груди драгоценную папку.
   Прислонилась к столбу и заплакала.
   Мягко, бесшумно падал снег, постепенно засыпая безлюдную дорогу. Навес у остановки стал похож на сказочный домик. Скрипели деревья, одетые прозрачным льдом, и гнулись под его тяжестью. Молча смотрело вниз черное, как провал, беззвездное небо.
   Яна посмотрела на часы, потом на дорогу - и снова всхлипнула. Документы для отправки в Америку - вот они, у нее в руках. Моталась, собирала - и опоздала к последнему сроку. Через пятнадцать минут они соберут заявки, упакуют их, запрут офис - и уедут. А Яна останется здесь, посреди дороги - ждать неизвестно чего.
   Далекая дивная земля Америка подмигнула издали, поманила - и снова уплыла в какие-то свои, недоступные измерения.
   Яна больше не плакала, она хмуро смотрела на падающие хлопья. Все, поздно... - глухо и обреченно стучало внутри, - поздно... поздно... - как будто бил тяжелый молот.
   А оно мне нужно?
   Тихо мерцающие звездочки невозмутимо порхали... Яне захотелось швырнуть ненужные бумажки на дорогу, развернуться и темноволосой Снегурочкой скрыться в зимнем парке.
   К черту тебя, гордая земля Америка!
   Желтый, как жук, корпус маршрутного такси прорвал тонкую кисейную завесу снежинок. Яна стояла столбом, уставясь на подрулившую маршрутку.
   - Девушка, ну вы садитесь или нет? - нетерпеливо крикнул водитель.
   И внутри Яны оборвалось. И она, покрепче стиснув папку, влезла в такси, сдавленно проговорив:
   - Вы только побыстрее!..

*

   Жизнь постепенно входила в прежнюю колею; подростков не сгоняли больше толпами в тесные аудитории и не заставляли на время решать тесты в тысячу пунктов, расставляя черной гелевой ручкой аккуратные крестики. В первом туре, куда допускались все желающие, в громадном зале толпилась тьма народу. На второй день все они с нетерпением бежали к дверям Дома Творчества - высматривать свою фамилию в длинном списке. Все же ко второму туру людей стало поменьше, а задания - длиннее. Яна ставила кучу крестиков, а потом прищуривалась, смотрела на дело рук своих и думала: а вдруг, если у меня все правильно, рисунок будет похож на елку? Или на собаку, или на человека?
   А потом она сдала толстую папку с персональными данными, американцы забрали ее и уехали.
  
   Первого мая Яна вернулась домой поздно. От нее пахло дымом, в волосах застряла пара травинок. Усталая, она еле доползла до дома от Ботанического леса, то есть сада - считай, с другого конца города.
   - Отпраздновали? - спросила Анна Андреевна. - Майский шест был?
   - Был, - довольно ответила Яна. Бабушка улыбнулась в полумраке комнаты - свет не включали.
   - А что еще было?
   - Да много чего... - лукаво пропела Яна. "Вот хитрая девчонка", - подумала Анна Андреевна. Она догадывалась, в каких темных краях погуливает внучка, но относилась философски: запрещай, не запрещай - все они в этом возрасте так делают...
   Яна тем временем нащупывала телефонный кабель - на ночь она всегда отключала телефон. Розетка за что-то зацепилась и не желала отделяться от своей второй половинки. Яна дергала, пока больно не укололась.
   И тут телефон зазвонил, да так, что она вздрогнула. Десять вечера; ну какой дурак будет звонить в такую поздноту? Она снова, уже с раздражением, дернула провод, игнорируя звонок.
   - Возьми, - сказала бабушка.
   Яна подняла трубку.
   - Мне Яну Дмитриевну Савельеву, - попросил вежливый женский голос. - Позовите, пожалуйста...
   - Это я Савельева.
   - Тогда рада вам сообщить: вы - финалист программы. Вас выбрала семья, в которой вы будете жить.
   - Вау... - только и сказала Яна. Женщина по ту сторону трубки терпеливо ждала, видимо, привыкла к такого рода ступору.
   - Спроси, куда тебя определили, - сказала сзади бабушка. До Яны дошло не сразу.
   - Э... - наконец вякнула она. - А какой штат?
   - Минуту... - голос запнулся, потом зазвенел с новым чувством: - О, поздравляю. Гавайи.
   - Ой, - тихонько шепнула Яна. На большее ее сейчас не хватило. Только когда трубка, подрагивая, легла со щелчком на рычажок, в комнате раздался восторженный визг...

*

   В июне финалистов повезли в Волгоград на ориентационную программу. Яна запомнила жиденькую кромку запыленных тополей, а за ними - нескончаемое пшеничное поле, золотом сверкавшее на солнце. Куда бы они ни ехали, она всегда их видела - тополя и пшеницу.
   На лекциях переливали из пустого в порожнее - о помощи принимающей семье, о том, что им никто не платит за то, что они кормят и одевают практически чужого человека. А посему надо, чтобы они чувствовали участие, поддержку... ну, и так далее.
   Подростки занимались более важными делами.
   Сосед наклонился к Яне и посмотрел на карточку идентификации у нее на груди.
   - Ух... красиво, - сказал он о четырех черных буквах "Yana" с явной претензией на готический шрифт. - Нарисуй и мне.
   - Так же?
   - Можно и по-другому. Чтобы только красиво.
   - Ладно. Тебя как зовут?
   - Андрей.
   Яна взяла его карточку и начала выписывать на ней "Андрей". Ее соседка с другой стороны тоже засмотрелась на витые буквы.
  
   Гораздо лучше было, когда они играли с заводными американскими инструкторами.
   - Значит, встаньте в круг. Теперь возьмитесь левой рукой за любую руку из тех, что перед вами. Взялись? А теперь то же с другой рукой. Не выбирать! Это называется "Гордиев узел". Есть такая легенда: когда древний царь Гордий пришел завоевывать город, мудрецы связали ворота веревкой и объявили, что он должен сперва распутать узел. Знаете, что он сделал? Он разрубил его мечом.
   - Шухер, - прошептала Яна внутрь образовавшегося многоногого чудища. - Нас щас мечом рубить будут!
   Однако требовалось только "распутаться". Яна подергала одну руку, другую, нагнувшись, заглянула снизу.
   - Так, ты! перелезаешь сюда, а вы расступитесь, дайте дорогу. Руки выше! Да, да, сюда.
   Пролезая сквозь петлю из сплетенных рук, Яна столкнулась с недавней соседкой. Та откидывала с лица черные волосы и продиралась навстречу.
   - Как ты все это видишь? - спросила она. Яна глянула на ее карточку, нахмурилась, глянула снова.
   - Как-как тебя зовут?!
   - Лютиэнь. Это из "Сильмариллиона".
   - Да я читала! - Яна вытаращила глаза. - Я просто не думала, что можно вот так написать... - она уже жалела, что не написала на себе "Йеннифэр". - Ты пролезай, пролезай... Ой, а у нас замкнутая цепь получилась...
  
   Вечером Яна вышла в коридор. Здесь в небольшом закутке стоял диван, зеленела пальма, и было открыто окно. Темными верстовыми столбами стояли тополя, волновалась под звездами пшеница. У окна уже кто-то стоял. Яна осторожно зашла с другой стороны дивана.
   Лютиэнь смотрела на звезды.
   - А тебя как кличут? - спросила она.
   - Йеннифэр.
   - Это которая Сапковского?
   - Ну да.
   - Смотри, что написано!
   Над маленьким ресторанчиком у гостиницы сияло голубым эльфийское слово "Итиль". Ресторан был грузинский.

*

   ...- Вах-х ты мне... - обалдело выдала Яна, высовываясь из леса.
   На памятной поляне силами сборной альтруистов воздвигли настоящую сцену. У ее подножия колебалось море огоньков - спичек, зажигалок и просто язычков пламени, возникших между пальцев.
   Хотели ли ее друзья-соседи устроить ей большие проводы с танцами, или она просто так удачно "подгадала" - какая, в конце концов, разница? Яна-то знала, чего она хочет - как следует оторваться!
  
   - Яна! - позвала мама из большой комнаты. - Ты тапочки запасные уже положила?
   А кричать-то зачем?
   - А... ы... нет, по-моему.
   - Тогда где они?
   - Не знаю!!
   Уединившись от большого погрома в своем маленьком "гнезде", Яна тщательно воспроизводила здесь его (погрома) уменьшенную копию. Выпотрошив шкаф, она сосредоточенно копалась в разнокалиберном ворохе. Выбирала ароматические масла, потом музыку, потом взвесила на ладони огромный том Толкиена - полная история Средиземья, и в нормальном переводе, без всяких там Торбинсов. Редкость!
   Эх, только вот тяжелая она, как зараза...
   - Яна, ты слышишь? Давай сюда свою зубную щетку!
   - Ма, я еще умываться вечером буду!
   - А бутерброды? - вставила Анна Андреевна.
   - Ну бабушка! - возопила вконец задерганная Яна.
   - Что "бабушка"? Проголодаешься - еще меня вспомнишь!
   Яна по опыту знала: уж если бабушка так говорит - вспомнит. Обязательно.
   - Слушай, - возмутилась мама. - Кому это, в конце концов, нужно - нам или тебе?
   - Что, нельзя человеку уединиться на минуту?! А может, у меня духовный кризис...
   - Вот соберемся - тогда и уединяйся, сколько хочешь! Всему свое вре... да, и куртку теплую найди.
   Яна вздохнула: "значит, нельзя..." и поплелась искать куртку.

*

   В белом облегающем комбинезоне, стоя в красных огненных отблесках, она ждала его. С тонким черным клинком в опущенной руке смотрела, как он подходит. Он был спокоен, а она улыбалась.
   Он ударил, она отклонилась назад и в сторону, оказалась сбоку. Он разгадал хитрость и парировал, после чего оба опять замерли, изучая друг друга. Йеннифэр спружинила ногами и взлетела на крайний из длинных столов. Он последовал за ней почти синхронно, но когда он коснулся дерева, она была уже на другом столе.
   Они встретились, сшиблись и продолжили гонку, раскачивая столы и опрокидывая стулья.
   Йен с разбегу воткнула в крышку стола острие и, удерживаясь на нем, как прыгун на шесте, в развороте назад пнула его каблуком. Он слетел со стола, она встала на ноги - и проткнутая столешница раскололась под ней. Йен с грохотом приземлилась в груду обломков и щепок.
   Над собой она увидела высокую темную фигуру, и сердце у нее упало.
   - Ой... - сконфуженно шепнула она, поднимаясь и отряхиваясь.
   Выражение лица рыжего маршала-распорядителя праздника ничего хорошего драчунам не сулило.
   - Та-ак... - Замечательное начало! - Мне сказать, или это все равно бесполезно?
   Ну, что тут скажешь?
   - Ну, э... Хуго, мы тут... э...
   - Нет, я привык, что, когда ответственные существа стараются организовать все на высшем уровне, всегда находятся такие вот... самураи долбанные...
   Партнер Йен тоже поднялся и скромно стоял в тенечке. Яна с завистью косилась на него. Ну ничего, когда Хуго обработает ее, достанется и ему.
   - ...Но я не могу понять, как могли - КАК могли вы вдвоем столько успеть???
   Йен оглянулась на место побоища. М-да... наш пострел везде поспел.
   -...сломали стол, два стула, два тренировочных меча, - маршал-распорядитель продолжал вдохновенно перечислять ее прегрешения, - истоптали все столы, кроме того...
   - Хуго, я все исправлю, не нуди только! - Йен повела рукой, и разломанная мебель встала на место, абсолютно целая.
   Маршал прошел вдоль столов, водя пальцем по блестящим новеньким столешницам и ворча: "А пыль кто стирать будет?" Йен фыркнула и мановением руки вернула комбинезону первозданную белизну.

*

   На вокзале все было, как обычно: люди толпились, переминались, щелкали семечки, жевали, гудели, как пчелы. Прибытию Яны со товарищи и с грузными тяжелыми сумками никто особо не обрадовался.
   - Ну что, - волновалась мама, - где здесь наш поезд? Не опоздали?
   - Не пришел еще, - спокойно ответила бабушка.
   Яна расслабилась и потянула носом воздух, в последний раз наслаждаясь летним ветерком - родным и дружеским. Ее выбившиеся из косы пряди трепетали у висков и отливали золотом. Она щурилась на нежаркое уже солнце.
   На вокзале они отыскали относительно чистое место, чтобы свалить сумки. Яна оперлась локтями о колени, а подбородком - о ладони и отрешенно наблюдала за комаром, бившимся в бледно светящееся табло. Вокруг шаркали ногами, курили; кто-то на что-то жаловался, кто-то что-то тихо обсуждал. Яна легко соскользнула в сумерки человеческого мира, где в густом омуте реальности плыли, как сомнамбулы, людские жизни.
   Комар все бился о стекло и тоскливо звенел своим жалобным голосом...
   И Яна дремала...
   А потом пришел поезд, и она заснула в вагоне, а в открытое окно на нее, помаргивая звездами, глядела ночь.

*

   Устроившись среди травяных кочек, Йеннифэр отдыхала, лежа на земле.
   - А здорово Хуго тебя, а? - с ветки прямо над ней свесился Вэл. На оттененном черными волосами лице углями горят глаза, открытой раной алеют насмешливо изогнутые губы. Йен считала его дьявольски красивым. И немножко похожим на вампира.
   Но он не вампир. На самом деле все гораздо хуже...
   - Не будешь больше драться?
   - Уж не ты ли хочешь со мной сразиться? - лениво потянулась она. Вэл - отличный боец, скорее всего, он всыплет ей по первое число, но пофехтовать с ним все равно было бы весело.
   Она лежала, глядя в маленькое бездонное окошко в лесном пологе, полное звезд. Вокруг бурлили страсти, вокруг предавались развлечениям - от самых невинных до извращенных. А она, уже немного усталая, была счастлива тем, что может в любой миг встать и взять любое. Но не сейчас, сейчас ей лень, попозже...
   Кто-то наклонился над ней, закрыв ее звезды.
   - Вэл? - спросила она.
   - Нет, - ответили ей звучным баритоном.
   - О... - она пропела его имя с томной издевкой, вытягивая первый гласный. - Наш вождь краснорожих! Ну, и чего тебе надобно?
   - Тебя.
   - Ха!
   - Мне нравится твоя наглость, - пока он соблюдал дистанцию, лаская ее только взглядом.
   - Да?.. - ее губы приоткрылись.
   - Да, колдунья. Не боишься? Моя любовь причиняет боль.
   - Боюсь? - она встала на колени и придвинулась к нему. - Да нет...
   Она дышала все глубже, прикрыв глаза и откинув голову. Ее ресницы дрожали. Он глухо зарычал и сгреб ее в объятия...
   Полыхнула молния, от удара грома, казалось, раскололся сам Аэр. Краснокожего отбросило, и он, ругаясь, впечатался в землю шагах в пяти от хохочущей волшебницы.
   - Боль? Ха! Ты это имел в виду?
   - Стерва... - удовлетворенно прокомментировал Вэл.

*

   В Москве даже с небольшой высоты все казалось маленьким.
   Из огромного окна гостиницы хорошо было смотреть на ночной город. Яна чуть растворила створки, подставляя себя прохладным ласкам воздуха. Черный шелковый халатик трепетал, щекоча тело. Лиловые сумерки плыли над морем огней. Яне захотелось взвыть от радости и распирающей энергии, ввинтиться в темное небо и пущенной стрелой промчаться над Москвой. Она набрала в грудь воздуха, готовая выпустить крик, сбросила халат и встала на подоконник. Напитанное силой и весельем тело было легким и горячим...
   - Йен! - укоризненно окликнула ее Лютиэнь.
   - А?..
   - Притуши ауру, - черноволосая эльфийка сидела на роскошной широченной кровати и созерцала дрейфующие по телеэкрану помехи. - Телевизор тебя не выносит.
   Яна соскочила с подоконника.
   - А что смотришь?
   - "Без башни"... тьфу, то есть "Две башни".
   - Что, уже показывают?! - Яна вспрыгнула на кровать; Лютиэнь подбросило. - Ух ты...
   На тумбочке с Яниной стороны тлела ароматическая палочка; тонкая струйка дыма потянулась к окну, источая легкий запах ванили. Девушки погасили все лампы и притихли, утопая в мягкой постели.
  
   В дверь постучали. Сонная Яна села на постели, ответила "Да проснулась я, проснулась!" и попрыгала, раскачивая кровать.
   - Лютиэнь! Вставай!
   Из-под одеяла вынырнула растрепанная голова.
   - Доброе утро... Иди ты первая умываться, а я пока...
   - Ну нет! - засмеялась Яна и откинула с нее одеяло. - Иди, а то опять заснешь.
   Когда Лютиэнь вышла из ванной, Яна сидела на полу, энергично пытаясь запихнуть в сумку извлеченные вчера вещи.
   - Душ не работает, - заметила эльфийка.
   - Кто бы сомневался... Слушай, ума не приложу, когда это я успела раскидать вещи по всему номеру? Не забыть бы... хоть самого важного.
   - Просто смети все, что не приколочено!
   - Гы...
   Сборы, проверки и дорога до аэропорта мелькали, как случайно нарезанные кадры на кинопленке. В узком каньоне Тверской несся стиснутый поток машин и людей. Лосиный остров прятал под выцветшим от солнца пологом влажный полумрак. Возник и исчез обшарпанный стадион; по вытертому травяному ковру перекатывались клубы нагретой пыли.
   А в Шереметьево все было наоборот. Люди толклись на одном месте, никуда, в общем, не продвигаясь. Два колесика на сумке пали смертью храбрых, и пришлось тащить ее за собой волоком. Теперь Яна швырнула свою ношу на пол в конце длинной очереди и приземлилась на нее верхом.
   Рядом всхлипывали.
   - Лютиэнь, ты чего?
   - Все... я уезжаю. Совсем из России уезжаю-у...
   - Да ты что, почему совсем? Год всего, ну не расстраивайся...
   - Я не хочу-у...
   "Америка, так ее... Гавайские острова... Зачем?
   Я не хочу...
   Я не хочу..."
   - Слышишь, Лютиэнь... - Яна запнулась. - Ну не плачь. Подвигайся сюда, поближе. Хочешь Земфиру послушать?
   - Да...
   И они сидели рядом, прижавшись друг к другу щеками и растянув наушники на двоих. И слезинка Лютиэнь текла по лицу Яны, так что та вконец запуталась: а кто же это плачет?
   Их очередь допроса на таможне медленно, но верно приближалась.
   - И чтобы никаких приколов, - поучала их руководитель группы. - Учтите: на таможне шуточек не понимают. Если уж скажете, что у вас в кармане бомба, будьте готовы остаться не только без кармана, но и без штанов.
   Усталые подростки оживились, зашумели и захихикали.
   Перед отлетом их по одному пропускали через металлоискатель. Яна добросовестно выпотрошила карманы, сдала все металлическое и шагнула в серую раму.
   Противно забренчало. "Вот, так всегда..."
   Понурую Яну отвели в сторону, сказали разуться и начали обыскивать. "Шахидка, шахидка", - дразнились остальные. Яна хладнокровно перенесла обыск, приказ снова пройти через раму, дальнейшие выкаблучивания последней и, наконец, извинения вымотанного персонала - автоматика, мол, неисправна.
   - Цирк, - усмехнулась Яна, присаживаясь.
   - Говорят тебе: ауру притуши! - шепнула Лютиэнь. - А то еще самолет из-за тебя из строя выйдет.
   - Да ну тебя, - рассердилась Яна. - Не пойму, серьезно ты это или нет? Но все равно не доставай.
   При взлете ей все же на секунду стало страшно: а ну как самолет и правда сейчас вздрогнет, перевалится через невидимую кочку, да и рухнет вниз? Но темнеющие лесами московские окраины удалялись по-прежнему ровно, как надо.
   Они поднялись над облаками. Открылось густо-синее, космически темное небо, среди которого шипело раскаленное добела солнце. А внизу была сливочно-белая равнина, взволненная, как песок от ветра. Белизна слепила глаза. Яна отвернулась от иллюминатора и пониже сползла в кресле. Все. Россия кончилась. Странно, не было больше ни страха, ни сожаления. Яна просто сидела и думала: "Все..."
   Мыкаться в одиночестве по аэропортам ей даже понравилось. Сопровождали их только до Нью-Йорка, и после ночевки в вылизанной и благоухающей почему-то новой кожей гостинице финалистам предстояло разъезжаться уже самостоятельно. Некоторые боялись. А Яна любила бродить в разномастной толпе, слушая обрывки разговоров, ропот мыслей, пятна настроений, сама оставаясь невидимой и безымянной. Закрытый аэропорт Лос-Анджелеса был как пестрый оживленный город, освещенный электричеством вместо солнца. Сами же улицы - много света, пальм и людей в пляжных костюмах - она увидела мельком, и то из окна. Оглядела, сравнила с виденным в фильмах, хмыкнула одобрительно.
   В Гонолулу ее встретил блистающий голубыми стенами аэропорт - тоже закрытый. Яна искала окно - посмотреть скорей, с чем же едят эти Гавайи?
   Ей попалась открытая галерея; она выбежала - и чуть было с непривычки не закашлялась.
   В зеленом болотном полумраке вокруг застыли толстые, черные, перевитые лианами деревья. Широкие пальмовые лапы-листья лениво шевелились над головой. Было жарко, душно, пахло приторной пыльцой от полубледных в сумерках розовых и белых цветов.
   "Ой, - подумала она в замешательстве, - как же я здесь дышать-то буду?"
   Свою американскую "мать" шустрая миссионерка углядела издалека. Еще в России она определила ее внешность по голосу. А та узнала ее по ярко-синей майке с белой эмблемой программы.
   - Привет, Дебби, - помахала она ей рукой.
   - Привет, Иэна, - ответила Дебби.
   - Я Яна, - поправила девочка. Она с интересом разглядывала короткие жесткие соломенные волосы матери-хозяйки и ее фигуру с худыми сухими ногами и широкой талией. "Как веретено", - подумала Яна.
   - И... Иа-на... В общем, пусть остается Иэна, - отмахнулась Дебби. - Добро пожаловать на Гавайи! Как здесь говорят, алоха! - она повесила Яне на шею бусы-венок из нанизанных на леску цветов.
   - Ой, круто... - протянула Яна. - А где Рассел?
   - Пошел за твоей сумкой, - Дебби махнула рукой через плечо. - Мы никак не можем ее найти.
   - Тогда я пойду помогу, да? - расталкивая толпу, Яна побежала разыскивать Рассела и заодно багаж. Выдача последнего происходила через люк в потолке. Время от времени он открывался, и очередная сумка или чемодан грохалась на ползущую внизу пластинчатую железную ленту и ехала по кругу, ожидая хозяев. Яна озирала этот круг, приложив ладонь к глазам: не проплывет ли мимо вздутый сине-черный кожаный бок? Люк снова открылся и выплюнул ее сумку, уже изрядно помятую. Она величаво поплыла по часовой стрелке, пока не оказалась на расстоянии броска от своей хозяйки.
   - Жестоко... ух... так обращаться с багажом, - заявила Яна по-русски, но вспомнила, что не пристало, и решила переходить на английский.
   При беглом осмотре выяснилось: зубная паста, щетка и полотенце из внешнего кармана убыли в неизвестном направлении. И поделом, надо было внутрь класть. Плотненький усатый Рассел помог ей дотащить сие кожаное безобразие до дверей и потом погрузить на небольшой золотистый грузовичок; Яна села между Дебби и Расселом, и они поехали. Сумрачные пальмы поплыли мимо, впереди вырисовались два высоких небоскреба - темно-синие в сиреневом небе.
   - Смотри, - показал Рассел из-за руля. - Вот те башни-близнецы. Там и есть Перл-Сити. Там мы живем.
   Яна смотрела на национальную реликвию местного разлива и думала: а ведь они, похоже, этим гордятся...
   Проносились новые, незнакомые тропические картины. В долине помаргивал манящими оранжевыми огнями припавший к земле черный город, а высоко над ним, на утесе ветер тревожно ерошил жесткие шевелюры пальм - черных на оранжевом.
   К поселку подъехали, когда совсем уже стемнело. Яна напряженно рассматривала белеющие заборы и такие же аккуратные, словно беленые, домики. "Они ж все одинаковые! - думала она в смятении. - А как же тогда... ориентироваться?!"
   Они остановились у одного из домов на крайней улице. Яна осторожно прошлась около стены дома, опасаясь испачкаться о побелку - и с удивлением поняла, что стена собрана из тонких полосок белой пластмассы.
   Они вошли в дом - и Яну овеяло холодной ползучей низовкой. Кондиционер здесь работал, как зверь. В маленьком, на первый взгляд игрушечном домике волшебным образом уместились уютные, немного старомодные гостиная и столовая с резной деревянной мебелью, сверхсовременная светлая кухня, коридор в спокойных серо-голубых тонах...
   Между двумя дверями притаилась низенькая конструкция, похожая на полочку для обуви. Ее занимало с десяток книг в мягких цветных обложках. Все книги были абсолютно новые.
   - А что здесь делают книги? - спросила Яна.
   - А где их еще держать? - пожала плечами Дебби. - Закрывать в шкафу? Обязательно заведутся жуки!
   - А это что, все ваши книги?
   - А зачем больше? Только квартиру загромождают...
   Яна пожала плечами, думая о пыльных шкафах у нее дома: "Может, и правда загромождают..." - и посмотрела на корешки.
   Среди пастельно-розовых дамских романов пристроилось сокращенное издание "Приключений Тома Сойера".
   - А вот и твоя комната, - показала Дебби.

*

   - Я оставляю Вечный Огонь на тебя, о Огненный Горн, - изрекла Йен. - А я пойду добуду для него пищи.
   Где-то полчаса назад, проходя мимо залитого костра, она заметила слабо курящийся дымок. Сначала подложила зеленой травы - пусть подымит! Потом по углям пробежал слабый оранжевый огонек. Яна подула на него, помахала панамкой...
   - Да разве так дуют?! - Лешка отстранил сестру и так мощно дунул, что красные отсветы заходили по его лицу. Среди углей плеснул золотистый язычок.
   - Да ты прямо огненный горн, - хмыкнула Яна.
   - А ты - Говорящая-с-Огнем, - засмеялся он. - И как только ты его разожгла, его ж залили?
   Яна присела на корточки, собирая мелкие стружки вокруг садового верстака (на котором сама выстругивала парные катаны), пока Лешка размахивал веткой, исполняя над Огнем шаманские танцы.
   - Эй ты, Говорящая! - вдруг закричали оттуда. - Тут у меня Великий Дух Воды. Он тушит наш Огонь, блин!!
   - Задержи его! - Яна лихорадочно копалась в земле. - Слушай, если Вечному Огню скормить окурок, он ему понравится?
   - Шутишь?! - донеслось издалека. - Если Вечный Огонь сожрет окурок, мы станем непобедимы! Скорей!
   Из-за облаков показался румяный край заходящего солнца. Яна бросилась к костру.
   Соседский мальчишка и Леша яростно фехтовали на бутылках с водой. Агрессивный Дух Воды пытался попасть в Яну струей, но она дотянулась до огня и бросила окурок. Он задымился.
   - Ну что? - крикнул теснимый Леша. - Ест?
   - Можешь успокоиться, съел уже давно.
   Солнце выплыло из-за облака и остановилось, ясное, налившееся малиновым, глядя прямо Яне в лицо. Йен улыбнулась. Позади Леша прыгал, вскидывая руки:
   - Все! Мы бессмертны!! Нам больше не нужен Вечный Огонь!!!
   - Смотри, - сказала сестра. - Вот он, наш Вечный Огонь.

*

   В без пятнадцати шесть сработал будильник, автоматически включилось радио. Яна высунулась из-под одеяла, зевнула и снова зарылась в мягкие белые складки.
   "У меня еще пятнадцать минут, - думала она, свернувшись клубочком в полумраке и слушая, как вольно разливается по комнате классический рок, - целых пятнадцать минут!"
   Толстое, но совсем невесомое поролоновое одеяло до конца не спасало от холода; Яна зябла и все больше съеживалась, сохраняя внутри своего кокона трепетную искорку сонного тепла. Наконец, расхрабрившись, она сбросила одеяло и помчалась в душ.
   В половине седьмого Яна, согревшаяся и довольная, хрустела на кухне шоколадным печеньем. Тонкие кусочки хлеба, ветчины и сыра из герметичной пластиковой упаковки уложились в бутерброд. Всего понемножку.
   Яна схватила сумку и выбежала, наконец, из выхоложенного дома на лужайку. Словно нырнула в густой теплый воск. Отпрыгнув назад, она остановилась на пороге, решая, где же хуже - в жаре или в холоде.
   Дебби отрешенно курила на скамейке у дома. Она дала девочке ленивую отмашку: иди, не опоздай.
   И Яна пошла, по-детски постукивая коленками. Одета она была в белую футболку, короткие джинсовые шорты и большие, со скругленными носками кроссовки. Яна выглядела тонконогим двенадцатилетним ребенком.
   "А почему я должна просыпаться в шесть? - спрашивала она Дебби прошлым вечером. - Школа начинается в восемь..."
   "Автобус приходит в без четверти семь, - информировала мать-хозяйка. - Если ты опаздываешь на автобус, ты уже не можешь попасть в школу. У меня нет времени тебя возить. Ты знаешь, что тебя накажут, если ты будешь пропускать школу?"
   "Догадываюсь".
   "Тебе могут запретить ходить на занятия," - поучительно сказала Дебби. Яна хмыкнула: тоже мне наказание! А занятия она пропускать и так не собиралась.
   Минуя аккуратные домики, белые низкие заборы, газоны и детские площадки, она подошла к остановке. У застекленной будочки уже кто-то стоял. Яна прислонилась к углу, молча наблюдая. На нее посмотрели, пошептались и отвернулись.
   Автобус пришел в семь часов - Яне стало даже интересно: а вдруг он совсем не придет? Все демонстрировали идентификационные карточки - у кого прицепленные к воротнику, у кого - к кепке или карману джинсов. У Яны тоже была такая; она зацепила ее за отстающий пояс. Край "прищепки" щекотал кожу. Она села на свободное место; никто не подсел. Она тихо наблюдала, как утренние пейзажи сменяли один другой...
  
   Школа на красном терракотовом холме и сама была красно-бурой, ему под стать. Длинный поезд из четырехэтажных коробок, соединенных открытыми галереями, гордо стоял на возвышении, озирая свои владения. От школьного порога местность понижалась, прикрытая зеленым, но на ощупь суховатым травяным ковром; с последнего этажа, как на ладони, был виден красный овальный стадион, здание библиотеки, а дальше, в лазурной дымке, - гребенка мысов и заливов и - океан.
   Яна глянула в расписание - первый урок значился как "Гавайские танцы". "Оп-па, с корабля - на бал," - подумала она. Интересно, куда хоть идти?
   Почесав в затылке, она направилась вниз, к стадиону. На углу кучковалась неформального вида молодежь, тонко и надрывно, как балалайка, бренчала маленькая гавайская гитара.
   - Привет, - выдала Яна им в спины. - Вы не знаете, где гавайские танцы?
   Красноволосая девица в черной коже медленно обернулась, облапала ее взглядом из-под тяжелых век и ответила:
   - В спортзале, наверное.
   - Спсиб, - буркнула Яна, сверилась с заранее полученной картой и вышла на широкую земляную террасу над стадионом. Ни ветерка, теплое утреннее солнышко. Высоко в небе заливалась какая-то птичка: иври-и-и, ив-ррри! Каждая травинка просвечивала насквозь, каждый камешек отбрасывал длинную тень.
   "Ivri-iana" - подумала она. В короткое текучее эльфийское слово вмещалось полчаса людских описаний.
   - Прошу прощения, вы не отойдете вон туда? Здесь нельзя находиться.
   Пригревшаяся Яна пожала плечами.
   - А почему?
   - Запретная территория, - он указал на табличку на сетке. - Не входить.
   - А у нас здесь занятия.
   - До занятий не входить.
   - Ну, хорошо...
   За сетчатой оградой уже собирались школьники. От нечего делать Яна включилась в болтовню, пока учитель - подвижная круглолицая девушка - не провела их через пустой спортзал в комнату для занятий и не построила в ряды напротив зеркальной стены.
   - О'кей, девочки, па-строились! Ра-зминаемся!
   Ее прямо распирала энергия.
   Яна проследила, как повязывают вокруг бедер яркие парео, разминают мышцы и начинают отрабатывать движения...
   И вот тут она разинула рот.
   М-да... Бедра у них двигались быстрее, чем она успевала за ними смотреть. Еще хуже стало, когда она попыталась все это повторить: суставы хрустели, талия, казалось, сейчас переломится; руки, разведенные в стороны, заломило уже на второй минуте танца, и Яна их опустила.
   А американки, не сбиваясь с темпа, начали перестраиваться, разворачиваться, движения уверенно и плавно перетекали друг в друга. Яна сдалась и без сил рухнула на резиновый коврик...
   Следующий урок она продремала, навалившись на парту, в полном изнеможении. Кое-как до нее дошло, что изучаем историю и административную деятельность (боги! да за что ж мне такое наказание?!) и что свою конституцию детки знают до последней поправки.
   Явный недостаток положительных эмоций удалось восполнить на английском: единственное задание состояло в том, чтобы взять книгу, спокойненько читать и набрасывать рецензию. За неимением лучшего Яна взяла с полки детектив и провела остаток урока в городе, где по ночам убивали бегающих трусцой, а сыщик-ирландка упорно искала подозреваемых.
   К концу уроков Яна удивленно поняла, что засиделась. Поднимая облака красной пыли, она вприпрыжку сбежала с холма и втиснулась в поток, стремящийся к остановке.
   - Эй, - окликнули ее, - тебе не туда! Ты же живешь на Полуострове? Это маршрут восемь.
   - Да?..
   - Посмотри на своей карточке! Идем скорей, автобус пропустим!
   И Яна побежала за девочкой вдоль узенького тротуара, на котором тесными кучками собирались разновозрастные подростки - каждый знал свой маршрут. Янин оказался в самом углу, где школьные бурые стены не закрывали ярко-синее небо и сочную зелень. Расположившись под деревом верхом на сумке, Яна болтала с маленьким рыжим мальчиком и приведшей ее девочкой; звали ее Эшли, и глаза и волосы у нее были золотисто-коричневые - ну совсем одного цвета!
   - Десять человек в машине? - хихикала она. - И все пьяные?
   - Ну да!
   - А почему их не остановил полицейский?
   - Он и остановил, - сказала Яна, - но так удивился, что сказал: "Ладно, сегодня я вас отпущу. Но если завтра вы! все! на моих глазах!! не влезете вдесятером в эту машину!!!" - Яна даже рукой взмахнула, изображая грозного полицейского.
   - И что? - спросил рыжий, как наездник, нетерпеливо поддавая ногами бока своей сумки. - Они влезли?
   - Почти. Они начали влезать, и пятый, и шестой влезли, и восьмой, и девятый с трудом влезли, а десятый сказал: "Ну нет, парни, думается мне, меня вчера с вами не было!" А тот парень, что первый влез, ему говорит: "Ну нет, а кто тогда нам на гармошке играл?"
   - Смешно ты рассказываешь, - заметила Эшли. - Полицейский никогда бы не отпустил их так просто.
   - Так это же не анекдот, - объяснила Яна, поднимаясь и отряхивая сумку -на обочине уже гудел автобус. - Это неправда.
   - А-а...
   - А что такое "гармошка"? - спросил рыжий. - Я Дэниел.
  
   Домой в автобусе ехать в первый раз было страшновато: Яна все боялась не узнать "своего" дома.
   Не перепутала. Узнала. По цветам в саду, по белому дереву.
   Дебби посреди гостиной возилась с пылесосом. Яна смутилась, вспомнив волгоградские заветы, и бочком направилась к ней.
   - Давай я сделаю.
   - Давай, - Дебби оставила пылесос и отвернулась. - Только быстрее. Тара, моя дочь, пригласила нас вечером в гости.
   - О'кей. - Яна проворно опустилась на колени и энергично заводила насадкой по ковру.
   - И оденься теплее, там ужасно холодно.
   "Интересно, что это она имеет в виду? - подумала Яна, поеживаясь: кондиционер по-прежнему работал на полную мощность. - Ужасно холодно, хм..."
  
   Дочь Тара жила метрах в пятидесяти выше по дороге, в таком же доме, только чуть-чуть зеленоватом. У клумбы с зеленой травкой стоял изумрудного цвета фургончик "Тойота".
   Яна накинула черную джинсовую куртку, но холод все равно лизал руки скользким языком.
   Тара, в отличие от своей матери, была уже откровенно толстой. Забавно было смотреть, как они бухнулись друг другу в объятия.
   - Деб, ну что же ты ко мне не заходишь? Так давно тебя не видела...
   - О, я так устала, эти дела утомительны...
   - Привет, мис Дебби! - по незаметной затененной лестнице со второго этажа внезапно и шумно свалился хохочущий клубок шоколадного цвета. Уже внизу он не без труда разделился на три. С пола поднялись крепенький темнокожий парень и двое мелких вертлявых детишек разного пола.
   Дебби окинула взглядом растрепанную компанию и хмыкнула.
   - Вот, Иэна, - сказала Тара, - один из этих детей - мой муж. Тот, что повыше. Джеффри. А эти юные террористы - Маркус и Алисия.
   - Привет, я Йен!
   - Кто? - захлопала глазами Алисия.
   - Иэна, ты идешь? - Дебби направилась в гостиную следом за дочерью.
   - Давай играть! - требовал старший мальчик, потряхивая коротко стриженной головой. - Мы будем супер-героями, а ты будешь злой Моджо Джоджо!
   - Моджо Джоджо! - возбужденно повизгивала младшенькая, дергая отца за руку. - Скажи, ты злой, как Моджо Джоджо? Ну скажи!
   - Ну, я пойду, - слабо повела рукой Дебби (Яна сразу вспомнила изящную утомленность дам века этак восемнадцатого) и уплыла в гостиную. Джеффри повернулся к Алисии.
   - Значит, не злой, да? - угрожающе начал он. - Ну, сейчас я вам покажу... - и выразительно двинулся на них.
   - Ой, злой, злой! - захохотала Алисия, порскнула в сторону, как мышонок. Маркус кричал, бил в ладоши. Яна улыбнулась снисходительно, потом одобряюще. А потом тихонько хихикнула.
   - Джеффри, - воззвала Дебби из гостиной, где щебетала с Тарой. - Ты идешь?
   - Сейчас, Деб, - мегазло Моджо Джоджо обернулось через плечо и на секунду опять стало добрым гражданином США Джеффри Джонсом. - Мы сейчас пр-р-ридем! - он зарычал, и совершилась обратная метаморфоза.
   - А я - супер-герой! - завизжал храбрый Маркус, подпрыгивая на диване - подальше от злодея.
   - А я - второй! - поддакнула Алисия.
   Тут уж Яна не утерпела.
   - Ну, тогда я - третий! Берегись, Моджо!!
   Рыцари и зЮмки...
   - Ура, Моджо сбежал! Испугался нас! Эй, Иэна, ты что это собираешься...
   Яна подкралась к обитой ковролином лестнице. Джеффри убежал туда, выключил свет и затих, затаился. Яна напрягла ноги, согнулась, как крадущийся индеец.
   - Так, тихо... Нет, Алисия, не беги, пригнись. Мы туда проберемся!
   Первый пролет преодолели тихо и быстро; перед вторым Яна остановилась, легла на ступеньки и, не дыша, как ящерица, поползла вперед. Дети позади сосредоточенно сопели. Яна с наслаждением чувствовала, как вибрируют, поют соскучившиеся по щекотке нервы.
   Затаившись, сливаясь с серым мраком лестницы, она заглянула за угол, в темноту.
   А потом вспыхнул свет и раздался крик...
   ...Рыцари и зЮмки.
  
   Запыхавшаяся, красная от бега и смеха, Яна счастливо вздохнула, покручивая в руке бархатистый белый цветок с сочно-желтой серединкой. Здесь везде росли такие. Вечерело, они стояли перед домом Джонсов, прощаясь с хозяевами.
   - Так приятно было тебя увидеть, Деб, - по второму кругу обнималась с матерью Тара. - А Джеффри все с детьми, с детьми... ох уж эти дети...
   - Да он сам - большой ребенок, - свысока улыбнулась Дебби.
   Джеффри весело фыркнул и подмигнул Яне.
   - А еще у меня много фильмов есть посмотреть, - сказал он. - Еще не так поздно, может, посидим еще?
   - Дебби, можно остаться? Немножко!
   - Я ухожу, Иэна.
   - Но до дома недалеко. Я потом сама приду.
   - Как хочешь. Я иду домой.
   Яна пожала плечами. А телевизор посмотреть ну очень хотелось!
  
   Когда она вышла, было уже совсем темно. Улица пустовала, но за тонкими пластиковыми стенами угадывалось теплое, домашнее движение. Они были здесь, но не мешали. А она не мешала им.
   И чего Дебби не понравилось? Неужели я не пройду полквартала охраняемой территории?! Может, она решила, что я и Джеффри...
   Яна вспомнила, как он ей улыбался. А она-то даже не подумала ничего такого! И не соблазняла она его, хотя, прямо скажем, многие ведьмочки практикуют... А фильм правда хороший был, она не жалела, что осталась посмотреть.
   Яна не знала, что сказать Дебби - любое оправдание прозвучало бы неуместным и пошлым - поэтому она молча пошла спать.

*

   С некоторых пор Йен не любила смотреть видеоклипы по телевизору. Да и что там смотреть, когда видел такое?
   С высоты птичьего полета она оглядывала широкую панораму раскаленного города. Громадное тяжелое солнце висело низко над высотными домами, распятое на острой проволоке антенн.
   С плоской крыши, высоко над асфальтом, стоял и смотрел вниз тонкий юноша. Белые волосы, широкий белый балахон - солнце заливало его золотом, и он был похож на драгоценную статую. Если бы не огромные живые глаза.
   Солнце чертит круг, и снова
   За спиною, как часовой...
   Чуть короче жизнь и чуть длиннее тень...
   Но ответить не готово
   Небо над моей головой,
   Для чего я здесь встречаю каждый день.
  
   Ждет, когда я крикну, выплесну боль,
   И станет моим проклятьем
   вечный город...
   Возле него на пустой крыше изогнулся столик с манускриптами, колбами, пучками трав. Молоденький маг лихорадочно колдовал, смешивал, бормотал над зельем, потом в ярости смел все на крышу. Разлетелись осколки. Он плакал.
   А город внизу жил, несся куда-то, кипел и плавился, гнался за чем-то - мимо, мимо...
   Здесь меня никто не слышит.
   Деньги, кровь, гордыня и спесь
   Держат на себе величье этих стен.
   Не поможет стать им выше
   Слов и судеб адская смесь
   И стремленье вверх во имя перемен.
  
   Властью и тщеславьем ты опьянен,
   В прошлом и грядущем непрощенный...
   ...Он устал грозить небу. А, может, понял, что это бесполезно? Он тихо подошел к краю; в тишине глухо и мерно стучало его сердце; казалось, оно светится сквозь тонкую скорлупу плоти и балахона. Внизу кто-то стоял, что-то кричали; он посмотрел на них свысока. Прозрачная, горящая закатным пламенем капля сорвалась со щеки и, сверкая, воспарила в свободном падении.
   Перед глазами проплывало: он сам, робкий беловолосый мальчик, мнущийся в просторном зале; женщина - статная, величественная; она наклоняется к нему, говорит, а он только смотрит, как движутся ее губы, и пшеничные волосы на его плечах, и ее запах...
   След горел на каждом камне.
   Ты желаньем был одержим
   Заглянуть за грань, презрев былую дрожь.
   Ты не верил в покаянье,
   Знал, что будешь сброшен с вершин,
   Но тянулся ввысь, приняв за веру ложь.
  
   Ты волной подхвачен и вознесен,
   Чтоб увидеть сразу
   смерть и солнце...
   Люди смотрели. Они видели край крыши, и дальше - легкую фигурку в ясном небе. А та отделилась от своего пьедестала и устремилась вниз. Последним, застилая все, перед ними встали его прозрачные глаза. Он смотрел грустно? устало? с сожалением?..
   ...Ты волной подхвачен и вознесен,
   Чтоб увидеть сразу
   смерть и солнце...
   ...Йеннифэр в восхищении глядела на помост. Иллюзия рассеялась, и утомленный беловолосый юноша опустился на доски. Толпа осаждала его со всех сторон, захлестывая сцену. Многим нравилось свободное творчество на основе кипеловских песен. Плагиат? Да вы что?! Просто альтернативный клип!
   Йен не полезла на сцену. Она улыбалась спокойно и издали. В разъявшейся на миг толпе она заметила, что выступавшему пожимает руку другой, тоже в белом, но выше и сильнее на вид. Где-то она видела их обоих. Вроде бы они были врагами, и один из них убил другого...
   "Не помню точно" - беззаботно подумала Йен и весело помахала им.

*

   Неясные ночные грезы наконец запутались в собственных ногах и отступили. Яна окунулась в свежий, брызжущий солнцем и переливающийся росой на траве новый день. Она вывалилась в него, как в прозрачный бассейн, плюхнулась и засмеялась.
   Дебби была в саду за домом. В техноагрегате в ее руках угадывалась газонокосилка. Правда, в несколько разобранном виде - какие-то железки валялись рядом. Яна смутилась и тихонько выскользнула в сад.
   - Что-то не так? Я могу помочь?
   - Не понимаю, черт побери, куда это засунуть.
   - Хмм...
   - Ты видела когда-нибудь газонокосилку?
   - Н-ну... издали...
   Дебби отвернулась, видимо, считая, что разговор окончен. Яна глядела ей через плечо. Железный стержень никак не желал никуда вставляться, топорщился и бренчал.
   - Подожди, а может, эту скобу опустить, а он вставится вот так? - наконец дошло до Яны.
   - Хм... может, и так... - упрямый стержень, наконец, улегся и довольно щелкнул. "Наконец-то, догадались" - послышалось Яне.
   - Может, я и подстригу? - предложила она.
   - Ну попробуй, - Дебби отступила от рукоятки. - Заводится она вот так. Имей в виду: это тяжело.
   "Да чего тут тяжелого?" Яна оглядела блестящую от росы лужайку. Потом завела косилку, сделала пару шагов - и наткнулась на невидимую в траве кочку. Косилка заглохла, пришлось заводить опять, идти дальше и дальше спотыкаться - на первом же шаге...
   Зайдя в прохладную тень дома, она почувствовала покалывание, как будто по ногам кто-то ползает. Она посмотрела - ее ноги густо обсели жадные комары.
   - Ай, блин! - отбрыкиваясь от насекомых, которые за нее просто дрались, она поспешила выйти на солнце. Коварные комары заняли свои позиции под стенами дома и приготовились вести осаду.
   - Ну что, Иэна? - спросила Дебби, высунувшись из окна. - Ты закончила?
   - Ой... ай... почти.
   - Что там происходит? Боже мой, - ужаснулась мать-хозяйка, увидев на Яниных ногах следы жестокой битвы.
   А вымотанная Яна уковыляла в свою комнату, столкнула с кровати на пол книги и, раскинув руки, навзничь бросилась на постель. Ее взгляд уперся в белый ровный потолок, на котором...
   Янино тело дернулось, как будто через него пропустили ток. За стеной, в гостиной, Дебби услышала дикий визг, а потом грохот, и недоуменно оглянулась в сторону комнаты студентки.
   На потолке, прицепившись мощными суставчатыми лапами, висела черная, жирно блестящая многоножка - прямо напротив Янина лица.
   Яна вообще ползучих боялась. Даже на мохнатых домашних гусениц старалась не смотреть. А если такая вот штука упадет ей на голову...
   Взвизгнув, она скатилась с кровати и отскочила в дальний угол, к двери. Прятаться было не за что. Многоножка преспокойно отпустила то, за что цеплялась, рухнула на подушку, извиваясь, перевернулась спиной вверх и по-хозяйски прошлась по кровати. "Ах ты, дрянь!!!" Яна подобрала комнатный тапочек и припечатала узурпатора. Насекомое, не впечатленное ударом, медленно повернулось к Яне и наставило на нее шевелящиеся усы. Яна ударила еще раз и смахнула многоножку на пол, после чего принялась топтать ногами.
   Ноль эмоций.
   Когда подошла Дебби, в руках у нее был деревянный молоток. Яна с уважением смотрела, как враг был успешно нейтрализован.
   - Вот так это и делается, - заметила мать-хозяйка, с отвращением разглядывая испачканный молоток. - Ты осторожнее, они еще и ядовитые, эти твари.
   "Ядовитые?!"
   - О, боги... - проговорила Яна, в тихой панике сползая по стене. Дебби недовольно покосилась на нее.
   - Иэна, учти, они приходят туда, где много бумаги. А у тебя тут полно книг. Вот что, перебери-ка ты свое бумажное барахло - там может быть еще одна.
   Смысл дошел не сразу; может, это и к худшему. Ответить Яна ничего не смогла. В мозгу вертелось: а ведь они еще и ядовитые...
   За работу она принялась, только когда Дебби закрыла дверь. Хорошенькое зрелище: храбрая магичка трясется от страха и осторожно, двумя пальцами вынимает из тумбочки и перетряхивает бумаги.
  
   Вторая многоножка в комнате не пряталась.

*

   - Ух ты, - шепнула Яна восхищенно, наклонившись к соседке слева. - Джули, это ты сама нарисовала?
   - Не-ет, это моя подруга. Я так рисовать не умею.
   И она погладила рукой карандашный рисунок на своей папке: тоненькая девушка с пышными развевающимися белыми волосами перебирает струны арфы, и под пальцами у нее вспыхивают звезды.
   Яна смотрела...
   - А ты не рисуешь? - спросила Джули.
   - Нет, - вздохнула Яна и опустила голову, - не умею.
   А потом открыла последнюю страницу тетради, взяла карандаш и провела по бумаге - раз, другой. Белое поле пересекли две слабые, неуверенные линии.
   Отмучавшись на математике, группа потянулась к столовой, но Яна не пошла. Она давно решила взять себе что-нибудь почитать. Небо было пасмурным, терракотовую пыль поприбило к земле. Со здания библиотеки смыло рыжину: оно было коричнево-серым. Дремавшая библиотекарша милостиво пустила ее в хранилище; там, в глубине темных проходов спали до времени несчетные миры.
   ДорСгой Яна читала, забившись в угол сиденья и подперев голову рукой. Дождь стекал по оконному стеклу, шуршали капли, гудел мотор.
   Она не сразу поняла, что кто-то заглядывает через плечо.
   - Дэниел? Ты чего?..
   - Читаю. Можно?
   - Можно. Ты садись сюда, будет удобней.
   Он боязливо присел на краешек сидения. Яна пододвинула книгу к нему.
  
   Дом стоял пустой; она села прямо на ковер в гостиной и глубоко вздохнула. Так легко, когда за тобой никто не смотрит. Она вскочила с пола и бросилась в комнату, чтобы успеть что-нибудь сделать. Она пока не знала, что; но что-нибудь, чего ей захочется.
   Яна села за уроки, разложив книги и тетради по полу. Она лениво водила ручкой: никто не подгоняет, не говорит "быстрее, сегодня мы идем в гости!"
   Примеры, примеры... Времени много, не торопись, подумай...
   Она отодвинула тетрадь, потом перевернула ее и открыла последнюю страницу.
   Две слабые, бледные линии...
   Она добавила третью - и проступил силуэт. Яна вгляделась - и узнала. Вгляделась еще внимательней, включила настольную лампу - ей показалось, что на бумаге отпечатались и другие, еще более слабые штрихи. Кто их оставил? Яна осторожно, боясь нарушить замысел неведомого художника, обвела их.
   Гибкие крепкие тела, развевающиеся волосы, взмахи крыльев. Гарпии неслись в танце вокруг костра.
   Опьяненная первой радостью создателя, Яна поминутно заглядывала на ту страницу, подправляла, подтирала, затушевывала; просто любовалась. Уединение ей враз наскучило; она бросила книги и выбежала из дома посмотреть, не идет ли Дебби или Рассел.
   Никого. Яна вернулась к урокам. Спешить, по-видимому, все еще некуда.
  
   Дебби явилась вечером и сразу бухнулась в кресло смотреть телевизор. Яна бродила по коридору от своей двери к гостиной и обратно, топталась за углом, решая, поделиться ей своим счастьем или не мешать. Она снова посмотрела на рисунок, острым ножиком вырезанный из тетради: четкие тепло-серые линии, каждая - на том единственном месте, на каком нужно. Осмелев от нетерпения, Яна шагнула в гостиную.
   - Дебби, знаешь... у меня получилось рисовать. По-настоящему получилось! А раньше я никогда не...
   Дебби оглянулась, посмотрела, сморщилась:
   - Я не люблю такое.
   Пощечину Яна приняла спокойно: пожала плечами и тихо удалилась к себе.

*

   - Это что за красавчик? - спросила Эшли, на секунду отвернувшись.
   - Не знаю, - ответила Яна. - Петух какой-то.
   - Кто? Петух? А почему?..
   На остановке полуостровитян объявилось новое лицо - высокий стройный латино. Он расхаживал по тротуару, время от времени спотыкаясь о юных поклонниц, которые липли к нему, как мухи.
   - Нарисуй его, - хихикнула Эшли, тыкая в Янин набросок.
   - Да он того не стСит. Красуется - и все.
   Дэниел едва успел к автобусу. Он уже издалека махал Яне рукой. Она стояла в дверях, не давая им закрыться. Было здорово снова его видеть.
   Она оглянулась - и опешила. На сидении Дэна расположился модный латино. Яна вспыхнула, быстро отыскала глазами Дэниела - не видит ли? Он спокойно прошел по салону, кивнул ей и сел позади. Вроде бы и не заметил ничего.
   А ей самой пришлось подсесть к смуглому пижону.
   - Привет, милашка, - потек его медовый тенор, - я Энрике.
   - Иглесиас, блин, - проворчала Яна по-русски. Имя он расслышал.
   - Спасибо за комплимент. Многие говорят, что я на него похож.
   - Ага. Очень.
   - А ты хорошая, - улыбнулся он, - только немножко странная. Ну ничего, - он погладил ее по руке, - я займусь твоим стилем.
   - Спасибо, - хмыкнула Яна, - я абсолютно довольна своим стилем.
   - Задаешься, да?
   - Ничуть.
   - Я слишком хорош для тебя, - пробубнил он обиженно.
   - Точно. Слишком.
   И она отвернулась - сначала к окну, а потом назад, к Дэну. Он вытащил из рюкзака и показал ей DVD-диск.
   - "Королева прСклятых"? Ого...
   - Взял вчера. Хочешь, дам посмотреть?
   - Ага.
   Энрике, приняв страдающий вид, поглядывал на соседок, ища сочувствия, а может, одобрения... Кто его знает!
  
   - Я ухожу, - сказала ей Дебби, как только Яна появилась в дверях. - Вернусь вечером. А с тобой хотела поговорить Барбара, твой консультант по адаптации. Позвони ей.
   - О'кей. - Яна порадовалась, что снова останется в доме одна.
   Она приняла душ, устроилась в широком откидном кресле, с видом скучающей телезвезды закинула ногу на ногу и поднесла трубку к уху. Номер она помнила.
   - Барбара, мне сказали, что вы хотите со мной поговорить.
   - Да, нам действительно надо поговорить. Мне говорят, что вы не выполняете своих обязанностей по дому.
   Яна резко опустила ноги на пол.
   - Что?
   - У вас есть домашние обязанности, не так ли?
   - Н-не знаю. Я не спрашивала...
   - А Дебби сказала мне, что ваша обязанность - пылесосить дом. Вчера вы этого не сделали. А сегодня?
   Яна молчала.
   - Возможно, вы невнимательно слушали ориентационные лекции. Вы должны уделять свое внимание принимающей семье, должны помогать им. Вы понимаете, что значит быть членом семьи, Яна?
   - Да.
   - Я говорила, они согласились участвовать в программе совершенно безвозмездно. Они ничего не получают за то, что принимают вас. Вам же не составит труда просто иногда помочь им? Правда?
   - Да.
   - Вот и замечательно. Я надеюсь, наше сотрудничество будет долгим и приятным.
   ...- Да, - прошептала Яна в пустоту. Трубка издавала вопросительные гудки.
   От сознания своей недостойности враз стало паршиво на душе. Яна встала с кресла, прижимая ледяные руки к пылающим со стыда щекам.
   Да ведь она же мне ничего не сказала! Я просто помогла ей, а она - "обязанность"! Это просто свинство!
   А может, и я виновата. Может, должна была угадать, намек понять... Может, поменьше бы о себе думала и побольше - о них...
   Яна оставила кресло и побрела за пылесосом. Следующие полчаса она с яростью отыгрывалась на напольных коврах, не щадя ни ворса, ни насадки. Злость постепенно рассасывалась в работе. Яна не могла долго презирать себя. "Я все искуплю, - думала она. - Искуплю и исправлю. Ведь не может быть, что я такая уж плохая. Дебби поймет. Я ж ей зла не хочу..."
   Закончив с пылесосом, Яна загрузила тарелки в посудомоечную машину, протерла стол на кухне. Она устала. Под ковром обнаружилась многоножка - мертвая и высохшая. Яна вздрогнула, опустила ковер обратно и ушла к себе.
   На туалетном столике рядом с фарфоровой шкатулкой стоял крем с ароматом швейцарской ванили. Яна натерла руки, поднесла к лицу, вдыхая теплый сладкий запах.
   Под вечер в дом ворвалась растрепанная Дебби.
   - Иэна, - выдохнула она. - Ты здесь?
   - Здесь.
   - Собирайся. Сегодня у Маркуса день рождения. Мы идем на вечеринку.
   - О'кей. А там все так же холодно? Что мне лучше надеть?
   Дебби на секунду убрала руку из взъерошенных волос.
   - Дорогая, мне все равно, что ты наденешь.
   Они перешли улицу и прошагали вдоль нее примерно полквартала. В зеленом домике Джонсов горел свет, у парадного входа теснились машины. В прихожей Джеффри с детьми отбирали друг у друга картонные пластиковые колпачки. Именинник висел на плечах у отца, нахлобучившего на голову сразу два колпачка. Яна дернула Маркуса за ухо.
   - Эй, у кого тут день рождения?
   - У меня-а! Еще и торт со свечками есть!
   - И ты их все задуешь? Да не получится!
   - Получится! Сама увидишь.
   - Привет, Джеффри. Привет, Тара.
   Яна приняла у хозяйки одноразовые пластмассовые тарелки с перегородками и понесла в гостиную. Джеффри, скинувший своего пассажира, тащил следом за ней блюдо с тортом. Маркус, притаившийся под отцовским локтем, пытался стянуть с покрытого синим кремом торта декоративную фигурку джедая.
   Яна смаковала торт маленькими кусочками, присев на валик дивана. Рядом с ней Дебби с замученным видом отправила в мусорное ведро полупустую тарелку. Яна ложечкой отломила кусочек торта и поднесла к глазам. Из чего же он сделан? Вкус какой-то, вроде сладкий, а не понять... Становилось душно. Гости разбились по кружкам и завели светские беседы. Яне не хотелось обсуждать цены на платья на последней распродаже и то, какие дети эти мужчины.
   - У тебя зубы синие, - ткнул ее в бок Маркус. Яна усмехнулась.
   - А у тебя - тоже!
   Джеффри со своего места метнул в нее кубик льда.
  
   Вечеринка Яну утомила. В желудке обосновалась тяжесть, в голове - пустота. Она была откровенно рада выйти из пухнувшего светом и болтовней дома на улицу. Фонари горели кислотно-оранжевым, отсвечивал гладкий асфальт; пластиковые домики светились насквозь.
   ДСма, с мамой, бабушкой или Эви они бы сейчас, взявшись за руки, тихонько болтали или напевали что-нибудь...
   - Замолчи, - оборвала ее Дебби, энергично топавшая рядом. - Я не люблю такие песни.
   Так не хотелось возвращаться в неживые, будто мыльные, стены. Яна забрела в свою комнату и выудила из шкафа спортивный костюм - белый короткий топ и шорты.
   - Я, пожалуй, пробегусь, - беззаботно обронила она, уже переодетая, проходя через зал к прихожей.
   - Бережешь фигуру? - ухмыльнулся Рассел с дивана.
   - Ну да.
   ...С непривычки она быстро устала и, едва свернув за угол, перешла на шаг. Здесь дорога была шире, дома тихонько отодвинулись, как придворные свою королеву, пропуская ее. Воздух, густой и душный днем, стал теперь легким, прохладным и чуть-чуть сладким от крупных медовых тропических цветов. Оранжевые фонари на тонких ножках стояли вдоль дороги парами, и асфальтовая лента была полосатой: свет - тень, опять глянцевитая лужа разлитого света - и опять черно-серая тень. Яна снова побежала. Вздохнул ветерок, сухо, громко прошуршали жесткие листья пальмы, как будто кто-то мял плотную хрустящую бумагу.
   Нереальный свет. Нереальные звуки...
   Элегантно изогнутый золотистые автомобиль поравнялся с ней и медленно пополз вдоль обочины, подстраиваясь к ее темпу. Тонированное стекло опустилось. Из полумрака салона соткалось точеное женское лицо; тонкие черты удачно подчеркнуты стильным макияжем и затейливой прической из рыжих локонов.
   - Здравствуй, Йен, - легкая улыбка тронула красиво подведенные губы.
   Яна полуобернулась, не замедляя бега.
   - Здрассте, принцесса.
   Рыжая продолжала улыбаться, забросив левый локоть на спинку сиденья и поигрывая темными очками. Правая рука небрежно лежала на руле.
   - Что слышно? - спросила Яна. Они знали друг друга давно, и особого пиетета перед принцессой девушка не испытывала. А чего там, она ведь всего-то одна из десятка братьев и сестер, о троне у себя дома и не помышляет. Только и проку, что титул. Ну, и престижная школа магии за плечами. Так и странствует по мирам... сюда вот заглядывает...
   - Что слышно? - рыжая помолчала, прикидывая. - Да есть одно дельце... Довольно интересное.
   - Дай угадаю, - хмыкнула Яна. - Хочешь меня... ух... во что-нибудь втянуть.
   - А зачем мне тебя втягивать, - повела плечом рыжая. - Это, между прочим, в твоих интересах.
   - К чему это вы... - бегунья остановилась, тяжело дыша, и озадаченно посмотрела на безлюдную асфальтовую полосу. Ни намека на машину или рыжую принцессу.
   Это было не здесь.
   Не сейчас.
   И не с ней.
   Яна бежала, экономя энергию, размеренно и не быстро. Пустая дорога, тихая ночь... Ботинки приглушенно потопывают по асфальту. Коса бьет по спине между лопаток...
   У поворота смутно белело цветущее дерево. Хрустнул под ногой опавший лепесток, пахнЩло сладким. Поселок закончился. Яна оказалась у залива. Фонари здесь не горели, только последние дома бросали из освещенных окон слабые блики на темную воду. В отдалении дремали громады военных судов, а за ними во мгле проступали горы.
   Добежав до поваленного ствола, мокшего в соленых волнах, она остановилась. Хотелось влезть на него, сесть тихо и послушать, о чем поет вода в этой далекой стране. Она скинула ботинки, быстрой ящеркой вползла на бревно и застыла, наклонив лицо к самой воде.
   Почему неглубокий у берега, прозрачный залив показался вдруг бездонным? Почему повеяло из глубины зловонным страхом? Волна не вздыхала, уставшая за день, не шептала сонно берегу колыбельные. Напряженная и собранная, она затаилась, подкрадываясь. Яна зажмурилась, крепче вжимаясь в ствол, цепляясь за детское суеверие: я никого не вижу - и меня никто не увидит... надо только не открывать глаза...
   "И чего это я?" Яна села верхом на влажный ствол, недовольно разглядывая пятна на светлом костюмчике.
   Привиделось?
   В самом-то деле, чтобы здесь, в сердце, можно сказать, цивилизации, и вдруг - такое?
   Глупости это, правда ведь?
   Дернув плечом, она влезла в ботинки и, снова набирая темп - чуть-чуть быстрее, чем по дороге сюда - потрусила обратно. Было уже поздно.
  
   Она проснулась от того, что пробравшийся в комнату солнечный луч щекотал щеку теплой ладошкой. До того, как оживет будильник, оставалось пять минут. Она села на пружинящей кровати и запустила руку в растрепанный ворох темных локонов.
   Воду было видно и отсюда, из окна, и с автобусной остановки. По голубым волнам скакали солнечные зайчики.
   "И чего я, как дура, испугалась вчера? Ведь нормально же все!" Потом, не было уверенности, что вчерашняя бездна зияла здесь, а не где-нибудь в Сотворенной Фантазии, хотя обычно Яна чувствовала переход.
   "Надо будет туда обязательно сходить еще раз. Сегодня же ночью!"
   И внутри отозвалось задорно - совсем как когда они с Лешей собирались идти жечь костер: "Да, сегодня ночью!"
   - А больше всех баллов в тестовой работе получила... - торжественно, как на концерте, объявил учитель океанологии, - Джерилин!
   Класс аплодировал симпатичной стройной мулатке. Она улыбалась. И Яна тоже улыбалась, хотя ее саму такой популярностью никогда особо не баловали.
   Учитель ловко прикрепил на ушки-ракушки Джерилин бумажные сережки-наклейки.
   - Пятьдесят семь из шестидесяти! - приговаривал он. - Блестяще! - Потом обернулся к классу: - Может, я кого-то еще забыл?
   - Меня, - отозвалась Яна.
   - О, - он рассеянно поднял брови, роясь в бумагах на столе. - Иэна... так... О, шестьдесят из шестидесяти! Похлопаем!
   Яна улыбнулась, сморщив нос. Чем-то подобным они занимались классе этак в шестом: ширСты, долгСты...
   Ей протягивали банку газированной воды; Джерилин потянулась было к мочкам, но Яна замотала головой:
   - Да нет, носи лучше ты. Тебе идет.
   Она подбросила в ладони приятно-прохладную банку. Клубничная. "Моя любимая".
   Остаток урока она позволила себе отдыхать, попивать воду и думать. Ну, ясно о чем - о сегодняшнем вечере.
   День тихо шел на спад; жара приугасла, городок постепенно затихал, рассаживаясь по диванам у телевизоров. Сидя в своей комнате на кровати, Яна обнаружила, что дрожит. Просто чтобы что-то делать, встала и собрала разбросанные учебники. Она не помнила, сделала ли она домашнее задание. Закончив, села на кровать, подобрав ноги; снова встала, принялась перекладывать книги по-другому. Пахло сладким и острым. Адреналином пахло. Возбуждение подбрасывало ее вверх, как только она пыталась сесть или лечь. Солнечные стрелы на излете падали мимо окна; на белые стены, словно сонные бабочки, садились синие тени.
   И откуда взялся этот странный холодок внутри? Это же... не от волнения...
   Устало зевнув, солнце кануло в вечернюю тень. Смерклось. Ожил тревожный ночной шептун-ветерок. А в решимости Яны идти на охоту появилась маленькая червоточинка.
   Она хмуро взяла из комода выстиранный костюмчик, все еще не признаваясь себе, что боится.
   ...Дорога, ночь и одиночество всегда ее успокаивали; потому что вместе они перестают быть просто дорогой, ночью и одиночеством.
   Она бежала вдоль изрезанного трещинами края серой скалы, обрывавшейся в море. Отдаленно грохотало внизу; даже брызги сюда не долетали. Кромка взносилась вверх и вперед острыми серыми языками; словно тоже когда-то была волной, да так и застыла, не успев разбиться о свой берег.
   Море было такое синее, что дух захватывало. Сверкали в глаза ослепительные солнечные веснушки на воде; от них хотелось щуриться и смеяться, как маленькой. В отдалении из середины островка тянулась к солнцу, как живая, тройная белокаменная башня маяка. Яна представила, как приятно коснуться теплой и гладкой, напитанной солнцем стены; протянула руку - и кончики пальцев встретили древнюю кладку.
   Стоя на островке посреди моря, она отдыхала, прислонившись к маяку. Она редко забиралась сюда, на вершину миров. Но сегодня хотелось развеяться...
   Вздохнув, она снова побежала; море исчезло, солнце потухло, ее окутали невесомые сиреневые сумерки. Ноги тонули в наползавшем лиловом тумане.
   - Стой.
   Негромкое слово хорошо поставленным ударом пригвоздило ее к месту. Туман расступился, пропустив дозорных.
   - Наши границы нельзя переходить.
   - Мне всегда было можно, - спокойно ответила Яна. Этот народ она знала, хотя общалась с нелюдимами без особой радости.
   - А сегодня нельзя.
   Яна сердито притопнула ногой по асфальту и скорчила в пространство злую рожицу. Благо никто не видел. Шуршали пальмы. Ветер пинал по черной полосе пакет из-под чипсов. Она как-то не заметила, как ее вышвырнуло из Сотворенной Фантазии.
   "Тоже мне, пограничники хреновы..." - подумала она и вздохнула, отчего сквознячок пронизал ее сверху донизу. "Ну что ж... едем дальше".
   Выбежав к заливу, она замедлилась. Потом еще немного. Похрустывала в темноте галька. Белая, гладкая галька. Как... как...
   Яна поняла, что стоит на месте, приглядываясь к камням в мягкой горсти прибоя. Волна неспешно обкатывала до круглоты белые обломки костей. А другие, уже оглаженные, устилали пляж под ее ногами.
   Яна качнулась назад; шурхнули под ногой камни. Просто камни, конечно, просто камни, согласилась она сама с собой. И все-таки - кости. Объедки того, жадного, растущего, зреющего... чего?
   Пустые ладони жгло. Хотелось сжать в них хотя бы нож, ну и что, если толку от него не будет? Яна нагнулась поднять камень, галька скрипнула; ей показалось, что кто-то бросился на нее из темноты, как только она пошевелилась. Не дыша, Яна выпрямилась - никого не видно, но что-то - она знала - следит за каждым ее движением. Труднее всего было развернуться и уйти, подставляя этому спину...
   Напряженно водя взглядом по сторонам, Яна начала, пятясь, отступать от воды.
  
   Утром она рассердилась. Всерьез и надолго.
   Да что же это за... (термин опущен)?! Какой... (термин опущен, прилагательное опущено) это делает?! Сначала Яна грешила на обитателей Сотворенной Фантазии, но быстро потерялась в догадках: ну кто мог устроить такую пакость? Со всеми - уж на что разными - существами аэра она старалась жить если не в дружбе, то, по крайней мере, не на ножах. И вдруг - такое...
   Да и не похож был ее ночной страх на любой, прежде испытанный. Не веками даже - до изобретения веков и времени лежал этот ужас на смутном дне, когда не было ни миров, ни Сотворенных Фантазий, когда живые существа не додумались еще - творить. Могли только бояться - страхом, которому не было имени. Потому что слова такого не изобрести было.
   А теперь что-то всколыхнуло темные воды...
   Было воскресенье, и Яна могла позволить себе сидеть в кресле в гостиной и угрюмо думать. Красивые напольные часы в углу пробили десять. Что происходит в водах Перл Харбора? Неужели в Америке есть такие маги? А если есть - почему никто ничего не делает?!
   "Выходит, знаю только я". В груди потеплело. Яна представила себя Шерлоком Холмсом, нащупавшим след преступника. Ей это очень даже польстило. Трезвая мысль (насколько оные вообще свойственны молодым колдуньям) позвонить бабушке и выложить все, как на духу, была быстренько сослана на задворки сознания. Гораздо лучшим казалось еще немножко подумать (день-два погоды все равно не сделают) и заодно представить маститым магам имя и адрес чернокнижника...
   А-ага, - вякнул холодный рассудок. И цветную фотографию. Анфас - профиль. Думаешь, умнее всех, да? Так вот дунешь, плюнешь - и приведешь им профессора Мориарти в цепях и с повинной? Щас тебе...
   Печальный факт пришлось признать. Ну не самая она умная, и не самая опытная, к сожалению, тоже. Может, кто-то уже давно принял меры, а она влезет и все испортит.
   А вдруг она действительно - первая?..
   - Иэна. - Яна вздрогнула и вскочила с кресла. - Я тебе сказала, чтобы ты не смотрела телевизор. Меня раздражают все эти мультяшки, которые ты смотришь.
   Яна и не собиралась включать телевизор, но возражать не стала. Все равно пора делать уборку, а потом не мешало бы приняться за домашнее задание.
   - Дебби, мне вечером нужен будет компьютер. Можно?..
   - Можно. Но только для домашнего задания, ты помнишь?
   - Ладно, ладно...
  
   Клавиши пощелкивали. На белом экране рабочего поля черные бусины-буковки быстро нанизывались на невидимую нить.
   Клик! Сохранено.
   Яна поерзала в уютном кожаном кресле. Было еще одно дельце, прятавшееся на самом дне адресного списка, родное и особенно приятное теперь, после получаса домашней работы. Mordor.ru. Сердце стукнуло вопросительно, почти умоляюще: а может, а?.. Там, небось, соскучились. А я-то как соскучилась, Элберет, ядрена вошь! Ну!?
   Нет, решила она. Неразумно. Чревато неприятностями. А нам ведь это не нужно, да?
   А если обмануть их всех? - шепнул соблазн. - Стереть эту строку... ну хотя бы попробовать! Ну, рискни же, ведьма!
   Она совсем не была уверена, что сможет одурачить компьютер, как могла - человека.
   "Я сказала: нет".
   Соблазн поперхнулся внутри, обиженно замолк, и Яна соизволила немного смягчиться:
   "Ну, может, как-нибудь потом".
   Она достала из шкафа мощный фонарь и приладила к поясу, как оружие. "Ну все! Будь эта зараза хоть сам князь Ангмарский, я не я буду, если не поймаю мерзавца и не... (термин опущен)!!!"
   Ветер дует в лицо, забрасывая волосы за спину. Он воет на поворотах...
   У пустой автобусной остановки она присела, чтобы завязать шнурок. Зря. Сразу поняла, как ей на самом деле страшно. Дневная злость отдалилась и померкла. Яна невесело вспоминала, как дерзко рассуждала утром: ну чего бояться?
   Вот и поворот, и дерево; завиднелась вода. Яна поняла, что больше не сделает ни шагу. Нога поднялась - и опустилась на том же месте, только хрустнул опавший цветок. Пахло густым, пряным медом. И страхом.
   Кто-то тихо, по-старушечьи захихикал сзади. Яна подпрыгнула, развернулась на месте. Волосы на загривке стоят дыбом, даром что длинные. Нет. Это пальма шуршит.
   Но ощущение злорадного смеха не отпускало. Он все звучал на грани слуха, пока не показалось, что это она сама стоит и издевается над кем-то глупым и ничтожным, что это ее губы изгибаются гадкой усмешкой...
   Плеснула за спиной темная вода. Яна снова повернулась, выставляя перед собой, как световой меч, включенный фонарь. Расстояние до воды было немалое, и луч только слегка мазнул по поверхности. Она успела увидеть расходящиеся круги, как будто что-то только что ушло под воду.
   Снова плеснуло, уже ближе к берегу. И - опять только круги и несколько пузырей. А Яна все стояла, тупо спрашивая: ну что же это такое?
   А оно шло на нее.
   Беги, дура! Не стой!! Беги!!!!
   И она побежала, размахивая фонарем. Побежала, запрещая себе оглядываться. В ущербной луне, похожей на осколок зеркала, она видела свое лицо. Слышала, как у горла колотится сердце. А еще слышала...
   Не удержавшись, она все-таки оглянулась. До самого поворота к заливу пустая улица хорошо просматривалась. Но из тени у поворота на миг вынырнул черно-серый кончик мокрого щупальца...
   Показалось? Да нет же, было! Яна бежала прочь, как заяц, боясь снова посмотреть назад. В затылок накрепко въелся нечеловеческий взгляд, в спину - противный холодок, как от прикосновения мокрого и скользкого.
   Она ворвалась в дом и прислонилась спиной к закрытой двери, подпирая ее собой. Колени дрожали, между лопаток стекала струйка пота.
   - Иэна.
   - Да?.. - прохрипела Яна, открывая зажмуренные глаза.
   Дебби сидела в кожаном кресле у компьютера, повернутом к двери.
   - Ты пользовалась компьютером?
   - Ну да, конечно, - Яна утвердительно потрясла головой. - Я же предупреждала, что буду делать домашнее...
   - Я тебя не об этом спрашиваю. Это что такое? - Дебби повернула монитор, и Яна увидела список адресов просмотренных страниц.
   "Mordor.ru", - прочла она одними губами самую верхнюю строчку.
   - Я тебя предупреждала: только для учебы.
   Огорошенной Яне логическое мышление отказало начисто; не думая, она выдала то, что было на уме:
   - Я там не была.
   - Лучше не лги.
   - Я там правда не была!
   - Так, - Дебби раздраженно отмахнулась, - иди в свою комнату. Потом поговорим.
   "Ничего не понимаю, - крутилось и жужжало в голове, пока Яна шла к себе и закрывалась на ключ. - Я же, серьезно, не была там сегодня! Хотела, да, но не пошла же!
   Тогда каким образом это случилось?!"
   Она села на кровать, расслабляясь и делая "семь вздохов самурая" - надо было успокоиться и сосредоточиться. М-да. Если принять как данность то, чего быть, в общем-то, не может, то, сказать по правде, глупость она спорола порядочную. Надо было сразу и спокойно признаться, повиниться, а не долбить без конца малоправдоподобное "я там не была, я там не была..."
   "Но я ж и правда там не была!!!" - благим матом взревел оскорбленный внутренний голос. "Ведь я хорошо это помню!.."
   "Цыц, - приструнила его Яна. - Честный ты, да не к месту... Кто именно это сделал - вопрос, конечно, интересный, но..."
   Она хлопнула себя по лбу. А вдруг это чернокнижник, к тайне которого она как раз подбирается? Она остановилась перед зеркалом, задумчиво созерцая свое отражение. Хм. Нет, пожалуй, много чести для нее. Чернокнижники - они заняты глобальным...
   Стоп. Она наконец поймала ключевую мысль. Я этого хотела. Я очень этого хотела. Не могло ли мое желание повлиять на программу? Невольно, конечно... Эх, говорила мне Лютиэнь: следи за собой...
   Яна взглянула на себя в зеркало и мрачно усмехнулась: сейчас она напомнила себе Штирлица, расхаживающего по кабинету и напряженно просчитывающего: как, как могли оказаться мои отпечатки на чемодане русской радистки?
   Ну так что же, значит, я все равно виновата? Невольно, но виновата? И как сказать это им?
   Что-то скребло изнутри, скрежетало, как расхлябанный болт. Что-то не сходилось. Моя аура... я этого не хотела, но накликала. А чернокнижник? При мысли о нем цепляло особенно сильно. Какова его роль? Он, получается, не при чем?
   Из зеркала на нее смотрело собственное лицо. Кто-то из них насмешливо кривил губы - она или отражение?
   Или... чернокнижник?
   И Яна поняла.
   И, обхватив руками голову, в ужасе бросилась на кровать.

*

   Сегодня две гарпии-плясуньи взялись учить танцевать. Худенькая и гибкая красавица-татарка вслед за ними описывала у огня круги, все уверенней, все веселее и раскованней. Танцовщицы пересмеивались, перемигивались, помогали, отбивая в ладоши такт.
   - Ай, еще, ат-так, ат-так!..
   А ее глаза блестели для Него. И Он улыбался, сидя в дремучей тени поодаль. Он знал, что ее танец - ему.
   А про то, как стонала земля, рожая запретное заклятье, можно забыть. Как Он, обреченный, бился в огненном капкане, чтобы только завершить недозволенное; как белобрысый парень ударил черным мечом - и Его голова покатилась, рыжая, как огонь...
   ...Можно забыть. Мы все ошибаемся. Вот он, смотрит... смеется... Кто наврал мне, что я потеряла его?
   - Эви, Эви... - потерянно повторяла Йен, свернувшись и обхватив себя руками, как в коконе. - Понимаешь, это я виновата... Понимаешь, я-то думала, что я... ну, умная, талантливая, что я приду к ним учить, помогать...
   - Подожди-ка. - Эвелина легонько коснулась ее плеч. - Кто тебе сказал, что это ты? Это... э... чудовище там уже было, не ты ж его вызвала! Причем ты здесь?
   - Это я его разбудила. Оно спало бы себе и спало, а моя активность... Уж если навоображала себе Шерлока Холмса, - от стыда она всхлипнула и спрятала лицо в ладонях, - надо было соответствовать... как мечтала, быть умной, осторожной... а я...
   - Ничего подобного! И великие иногда таких дров наломают... - Она назвала имя, хорошо известное обоим, - вспомни! Видела, чего он напорол?!
   - Да-а... А ведь он сам потом справился! - Пропустив мимо ушей ворчание Эвелины "А наша помощь что, не в счет?", со злобой добавила:
   - А я - ничтожество. Ненавижу себя.
   Она скорчилась на берегу небольшого черного пруда, в стороне от праздника, опираясь подбородком о колени. Ее отражение плакало. Отражение хвастуньи, дуры и неудачницы. Вот кто больше всех ненавидел ее теперь. Вот единственный, кто не был виноват. Вот кто...
   Хватит!! - истерически взвизгнула та, другая Яна, что в пруду; и Яна по эту сторону испугалась, увидев сведенные от ненависти скулы.
   Хватит!! Она добавила крепкое словцо и с силой ударила кулаками в поверхность. В тонкое черное зеркало, которым обернулся пруд.
   И мир Яны-по-эту-сторону разлетелся, как стекло...

*

   Она проснулась позже обычного, не зная точно, рада она этому или нет. Внутренности скрутились в тугой шершавый клубок, причинявший боль. Есть она не могла. Всю дорогу до остановки она пыталась придумать подходящие слова, которые скажет Дебби.
   "На самом деле я это сделала...", ну, или "я действительно заходила вчера на эту страницу, я больше так не буду"...
   Она не помнила, чтобы лгать было так трудно.
   Дэниел ее ждал.
   - Что-то не так, Иэна?
   - Да так... неприятности. - Она кивнула на объемистый том в его руках. - Что ты читаешь?
   Он гордо поднял книгу, как хоругвь.
   - "Властелин колец".
   - Ух ты... Какая часть?
   - Здесь - все. Я читаю первую.
   - Круто...
   Он облизнул губы, вздохнул, как будто готовился сказать что-то донельзя важное и - секретное.
   - Иэна... Знаешь, что я достал? Правила настольных ролевых игр!
   Сердце у Яны подскочило.
   - Да? Ой, дай посмотреть! - Она перелистала еще более массивную книгу, которую он извлек из рюкзака. - Вау, и иллюстрации цветные! Слушай, а ты будешь играть?
   - Да. А ты хочешь?
   - Что ты говоришь, конечно, хочу!! - на время Яне снова стало радостно. Она была ему очень благодарна. - Давай на обеде встретимся, и ты мне все расскажешь.
   К полудню веселость пропала. Яна боялась идти домой и встречаться с Дебби. Она помнила душную тошнотворную неприязнь, висевшую в доме. Чтобы протянуть время, она вышла из автобуса на две остановки раньше и проводила Дэниела до дома. Потом вошла в ворота военной базы с караулом оранжевых фонарей и пошла вдоль длинной центральной дороги. Слева из-за пластиковой решетки забора глядели деревья. Мечтали, наверное, снова стать дремучими и влажными гавайскими джунглями. Справа кто-то отбивал дробь на барабанах из выдолбленных тыкв. Сухой горох ударов перекатывался по лесу. Яна представила себе древних, истинных хозяев острова, как танцевали они в бывших здесь лесах; как покачивали бедрами стройные смуглые женщины, как воинственно взбрасывали руки мужчины...
   Было; прошло. Свидимся ли еще?..
   Путь тянулся, как жвачка. Но и он окончился. Увидев на скамейке возле дома Дебби, Яна остановилась. Страх снова подкатил к горлу, но этот страх Яна одолеть могла; могла даже заставить его играть себе на руку. Подавив дрожь, она шагнула вперед.
   - Дебби, я хотела тебе сказать...
   Та пожала плечами. Что ж, решила Яна, молчание - знак согласия.
   - Я сд-д... - она сглотнула. - Й-я сделала это.
   Дебби кивнула головой: "Знаю".
   - И мне... э... стыдно. Очень. - "Знала бы ты, как мне на самом деле стыдно! Но не потому, почему ты думаешь..."
   - И что? Ты сделала вывод?
   - Да... - "Вот это, по крайней мере, правда!" - Я больше никогда... так... делать не буду.
   Это прозвучало по-детски, но с Дебби хватило.
   - Что ж, - сказала она удовлетворенно, - надеюсь, это действительно так.
   Яна пару раз качнулась на скамейке. Железные суставы скрипнули. Или это были ее напряженные мышцы?
   - Я пойду в дом, - пробормотала она, поднимаясь.
   - Да. Задания делай побыстрее - мы сегодня идем на пляж.
  
   "Да, - думала Яна, - вывод я сделала. И буду говорить и делать то, чего от меня ожидают. Плевать на правду".
   Задание она действительно сделала быстро. Под стопкой тетрадей лежал листок с записями для создания игрового персонажа. Она взяла его в руки и подумала о Дэниеле.
  
   Берег.
   Песок и деревья. Тростниковые рестораны на воде. Неоновые провода висят по веткам. Молочно-голубая, как лунный камень, полупрозрачная вода океана. Пластиковые стулья и цветные соки...
   - Пойду проветрюсь, - сказала Яна, отставила бокал и вышла на пляж. Туфли остались валяться под стулом.
   Берег был пустынен. Она была наедине с расплавленным небом, медленно, величаво текшим неохватными струями в одному ему понятную даль. С остывающим морем, все повторяющим свой вечный вздох-мантру: Хм-м-м... С прохладным песком, с теплой волной, обволакивающей щиколотки и снова отступавшей. Шустрые крабы, хоронившиеся в песке, перебегали ей дорогу, и их смывало прибоем.
   Она дошла до одинокого дерева прямо посреди пляжа. На стволе, подвешенный за гвоздь, висел фонарь, от него змеился куда-то в темноту провод. Сквозь прозрачную воду Яна видела на песке свою вытянутую тень.
   Кору вокруг вогнанного гвоздя пропитал темный сок, до жути похожий на кровь.
   Яна сняла фонарь, поставила на землю и схватилась за гвоздь. Он проржавел и никак не хотел поддаваться.
   - Иэна! - позвала Дебби. - Мы уезжаем. Пошевеливайся.
   - С-сейчас, - пропыхтела Яна. Гвоздь наконец вышел. Она приложила ладонь к ране; от пальцев к плечу прошла мгновенная боль, уходящая из дерева.
   - Иэна, ты слышишь? Посмотри на себя, ты вся грязная! Запачкаешь мою машину. Что ты только делала?
   - Да ничего... особенного, - она потерла руку о шорты. На ладони осталось темно-красное пятно - не древесного сока...
  
   Берег...
   Оглаженные камни, облепленные водорослями, бурые груды плавника. Черное, беззвездное небо. Черная матовая вода. Линии горизонта нет.
   Берег обрывается в ничто.
   Единственное, за что цепляется взгляд, - выброшенное на камни древнее громадное бревно. Просоленное морем и белое, как кость. На него они и взобрались.
   Он тихо играл на гитаре, устроившись в ложбинке между корней. Его длинные светлые волосы касались булыжников. Темноты не было; в сером свете его глаза яркими точками посверкивали в сторону слушателей.
   - Ты, летящий вдаль, вдаль ангел... - тянул он.
   - Людвиг, пить будешь? - спросили его сзади, из тени за бревном. Он обернулся. Мелодия стихла.
   - А что, что-то раздают?
   Вероника растянулась на бревне, закинув руки за голову и глядя в небо. Бандану она сняла и намотала на руку, и ее каштановые кудри рассыпались по белой гладкой поверхности.
   - Безобразие, - пробормотала она. - Ну кто когда видел древнего вампира в камуфляжной куртке?
   Ее сосед напротив фыркнул и без слов окинул взглядом свои джинсы. Вероника махнула рукой:
   - Тебе-то можно...
   Заскрипели камни - подошел Людвиг.
   - Не лежи на бревне, - сказал он. - Уснешь, а утром солнышко тебя тут и застукает.
   - Я не усну.
   - Я кому сказал?! Встань сейчас же!
   Вероника, ворча, сползла с бревна. Людвиг обернулся, блеснул глазами в тень на другой стороне бревна, углядел того, кто удобно свернулся у корней и тяжело вздохнул:
   - Ну вот, еще один...

*

   - Привет, Иэна, - между прочим заметил Энрике, увидев ее в саду. Она разминала мышцы, стоя босиком на траве. - Я воспользуюсь телефоном. Мис Дебби мне разрешает.
   Он жил тут же, в поселке, неподалеку.
   - Как хочешь, - ответила Яна.
   Они прошли в дом, он поднял трубку. Немного постоял с ней, потом, подняв бровь, оглянулся на девочку. Она фыркнула, развернулась и вышла из дома.
   Тоже мне, тайны мадридского двора... Не спер бы чего!

*

   ...- И они посадили его в подвал? - переспросил Дэниел; Яна видела, что он даже затаил дыхание.
   - В подземелье, - авторитетно поправила она. - По обвинению в чернокнижии.
   Эта легенда-анекдот бродила по аэру неизвестно, сколько лет, но умудрялась оставаться смешной. Что в ней правда, что - домысел, знает один только маг - тот самый. Но он не скажет, ухмыляется только...
   Итак, ситуация: вы в подземелье. Темно, холодно, с потолка за шиворот падают капли; за узким окошком ведут высокоинтеллектуальные беседы два тупых стражника. Неподкупных, к сожалению.
   Думаете, выхода нет? Думаете, можно только сидеть, молиться и ждать палача?
   Ан нет. Можно еще петь.
   Й-й-я свободе-е-ен!!! Эх, если бы...
   Первое исполнение кипеловского хита. За дверью воцаряется тишина.
   Третье исполнение. В тишине слышны робкие подвывания - стражники пытаются подтягивать.
   Двадцатое. Стража выучила, наконец, слова, и соло стало дружным трио.
   Конец первых суток. Стража охрипла. Снова соло.
   Вторые сутки. Пришла смена. Сидят тихо, слушают...
   - Ух, в общем, на четвертые сутки его выпустили, - закончила Яна.
   - А почему? Он плохо пел?
   - Да нет. Но ты попробуй несколько суток слушать без перерыва одну и ту же песню!
   Теперь это хит всего аэра, вспомнила Яна. Когда двое магов выходят на сцену, затихает все - и загораются, как звезды, несметные живые огоньки. Они поют вдвоем. Потому что - друзья. Потому что их миры так жутко далеко один от другого, но здесь они могут встречаться.
   И пусть колышутся у их ног рукотворные звезды; пусть равнодушно движется вокруг холодная Вселенная. Они поют. Они - друзья.
   Здесь - можно.
   - Иэна, - тихо и серьезно позвал Дэниел.
   - Что?
   - Ты рассказываешь такие вещи... Другие миры, магия... Ты, наверное, шутишь. У вас, русских, такие шутки, да?
   Яна поняла, что надо ответить. Помедлила. Какая она тонкая, грань, отделяющая его от Сотворенной Фантазии. Тонкая и острая. Есть ли у нее право?..
   - Нет, - шепнула она. - Это не шутки.
   "Вот об этом я и мечтала..."
   - Я... Иэна, я хочу спросить... - вопросы рвались, мешая друг другу; что-то готово было сломаться. И Яна ответила на все сразу.
   - Да, - сказала она.
   "Те миры, о которых ты говоришь - есть?
   Я могу их видеть?
   ТЫ их видишь?
   Ты там была?
   Ты возьмешь меня с собой?"
  
   Да.
  
   - Иэна... восторженно, огорошенно выдохнул он вместо прощания.
  
   Это пик, думала она, отрешенно шагая вдоль ровного строя беленьких крахмальных домов. Это звездный час. Высшая точка. Не тогда, когда мы встретились. Не завтра, когда я буду рассказывать ему. Сейчас. Миг назад. Он пробудился. Захотел. Сам. И я видела. Выше некуда.
   Острое, как боль, щемящее чувство родилось в затылке и пронизало все тело. Чувство конца. Выше некуда... Чувство падения. Слишком высоко... сейчас я рухну...
   Она появилась на своей улице; из-за ее спины хлынули косые лучи низкого солнца. Стройная фигурка, четкая и черная, словно вырезанная, на фоне мягкого золота, шла, чуть покачиваясь; на одном плече болтался рюкзак.
   Ее уже ждали.
   При виде Яны Дебби поднялась с качающейся скамейки и без слова скрылась в доме. Расселл мельком взглянул на девушку, остался на месте.
   В мягкую, незащищенную плоть с размаху вошел тупой тяжелый нож. Яна пошатнулась от боли, невольно прижав ладонь к ребрам. Она была цела.
   Что-то случилось.
   Мозг лихорадочно заработал, просчитывая ситуацию. Как теперь поступить? Как хотя бы узнать, что она такого сделала?!
   - Расс, я посижу здесь? - на пробу спросила она.
   - Как хочешь, - отозвался он коротко.
   Яна повернулась и ушла в дом.
   Она не удивилась, увидев Дебби в кресле у компьютера. Любопытство подтолкнуло на шаг вперед: что ей шьют на этот раз?
   MSN. Unknown member. Фигня какая-то, я даже такой не знаю...
   - Что скажешь? - выплюнула Дебби. - Это ты сделала?
   В ступоре Яна враз позабыла все, что сама решила говорить.
   - Нет, - выдавила она.
   - Нет?!
   - Это, наверно, Энрике, - голос Яны обрел нечто вроде твердости. - Он попросил телефон, я его пропустила.
   - Я говорила с Энрике. Он компьютера не трогал.
   - Это он так говорит, что ли?
   - Знаешь что, Иэна, я верю ему, а не тебе.
   ...Тяжелый обух опустился на голову...

*

   Она бежала.
   Душный воздух сна сгустился, каждый шаг был рывком, продвигающим ее на сантиметр-два. Она била в него кулаками, локтями, лбом, упиралась ногами в асфальт. Догорали последние минуты. Надо, очень, очень надо быть в доме до заката, а это уже так скоро...
   Яна глянула вверх - и сердце оборвалось. Солнце давно зашло. Было темно, она плутала в узких переулках, глядевших черными глазницами нежилых домов.
   "Спокойнее". Она остановилась, опершись о стену дома, стараясь унять скачущее сердце. Да она совсем близко от дома, стоит только дойти до угла и повернуть...
   Кап, кап, кап...
   Сзади нее, в тонкой скорлупе дома, что-то стекало на пол медленными густыми каплями. Так течет не вода. Даже не кровь. Так капает противная тягучая слизь с жирного щупа...
   Яна шарахнулась прочь от дома, крупно дрожа от отвращения. Подальше отсюда, домой!
   Она завернула за угол - но вместо полупогруженного в зелень дома ее встретил пустой и чужой магазин с табличкой "Ремонт" на витрине. И Яна беспомощно подумала, что не знает, куда идти...
  
   ...Она барахталась, спеленатая влажными от пота простынями, в душном чаду лихорадки. Голова горела, Яна едва осознавала себя. Ей было жарко, неудобно, хотелось спать - и спать было страшно. Я заболела, обреченно подумала она. Вот тоже мне, нашла время...
  
   С бурого красноватого неба все лилось. Тяжелый дождь поливал разрушенный парк аттракционов и голую глинистую землю вокруг. Голую и ровную до самого горизонта, который только местами разрывали ржавые остовы.
   Райнер безуспешно пытался завести машину. Она стояла у скрипучих ворот, увязнув в рыжей грязи. Зачем ворота, если забора уже нет, если никто уже не войдет и не выйдет?
   - Осторожней, - тихо предупредил глубокий женский голос за плечом. - Дождь ядовитый.
   Йен сплюнула в грязь; во рту сразу пересохло. Коварные капли текли по щекам и тыкались в уголки рта. Она сжала губы, чтобы не впустить их.
   Машина завелась, сдвинулась с места; вымотанный Райнер прижался изнутри к окну.
   - Давайте выбираться отсюда, - прочла она по губам.
   Проехав несколько метров, машина встала и больше уже не поехала. Йен сплюнула еще раз...
  
   ...- Да умри же ты! Умри, умри, умри!..
   Пистолет раскалился, а она продолжала стрелять, стрелять и кричать.
   Невысокий плотный мужчина, улыбаясь, снял с плеча пулю и бросил к ее ногам. На его лице, куда не раз ударяли вытянутые кусочки серебра, и на аккуратном светлом пальто следов не осталось.
   - Молодец, - сказал он спокойно, - хорошо стреляешь...

*

   Яна снова пришла в себя на измятой постели. Бред так и не дал ей уснуть. Влажные пряди обвились вокруг потной шеи; Яне казалось, что ее душат. Она рванула волосы ногтями, расцарапав шею.
   "Не плакать! Еще чего вздумала!" - она била себя кулаками по груди и по бокам, потом с яростью вонзила ногти в кожу на бедрах. "Дура, тряпка слабовольная, ненавижу тебя, убить тебя готова!!"
   Яна закусила губы, не выпуская рыдание. "Нет, нет, нет!" - повторяла она, сжимая руки все сильнее, остервенело причиняя себе боль - чтоб только заглушить ту, другую, страшную...
   "Ты боишься меня?" - шепнула ей ласковая ночь.
   Волшебница открыла покрасневшие воспаленные глаза. Боль остановилась на краешке сознания, почтительно ожидая приглашения.
   "Не бойся. Просто прими ее".
   И она распахнулась. И чистая, горячая, острая, как каленое лезвие, боль вошла в нее, не замечая границ плоти. Вошла, прорезая себе путь, как сквозь масло.
   И Яна приняла ее почти с наслаждением. Слезы полились без помех. Ей больше не от кого и не от чего было запираться. Ей было легко.
   "Ненавижу. Ненавижу и презираю". До чего хорошо было признаться себе в этом! Яна с задорной злостью подумала, что терять ей нечего. А значит, ее ничто не сковывает. Она свободна.
   Внутри было что-то твердое и надежное, как старый, проверенный дорожный посох: обопрись - выдержит.
   Презираю. Вот так. Спокойно и холодно.
   Небо постепенно серело. Яна тяжело вздохнула и села. Спать было невозможно. Она вспомнила, что в России сейчас день и солнце, только перевалив за полдень, начинает опускаться. Яна завладела телефоном, принесла его к себе в комнату и забилась под одеяло. Легкие щелчки казались ей громом небесным, и после каждого она затаивала дыхание и слушала: разбудила?..
   Когда ровная цепь длинных гудков с треском изломалась, она даже почуяла домашний запах.
   - Бабушка, - шепнула она, - все, меня собираются выгонять. Что... что можно сделать?
   Слезы текли вместе со словами.
   - Постой, Ян, не плачь. Расскажи: ты что-нибудь сделала?
   - Ну... я... не совсем...
   - Да я не об этом. О том знаю, все знаю. Специально что-нибудь делала?
   - Н... не-ет...
   - Ну, тогда ладно! Что против тебя?
   - В... все... улики... все равно... против... это ж позор, правда?
   - Ян, а ты знаешь что... - медленно начала бабушка. - Уезжай сама. Так точно не выгонят.
   Яна замолчала. Такой вариант она даже и не рассматривала.
   - А ты об этом не подумала, да? - сразу угадала бабушка.
   - Да... нет... не думала. - Яна сидела на кровати, ощущая, как расходятся, расслабляются спутавшиеся внутри узлы. - Ух ты, по-моему, получится! Ну спасибо! - Уже не заботясь, услышат ее или нет, она почти в голос смеялась. - Вот ты просто не представляешь, какое огромное спасибище!!

*

   Утром она проснулась бодрой, отдохнувшей и беспощадной. Дебби сидела за столом, попивая кофе. Яна протиснулась мимо нее на кухню, выпрямив спину и глядя прямо вперед. Внутри на секунду напряглось, но тут же прошло. Дебби тоже старательно не обращала на нее внимания.
   Яна позавтракала, присев на блистающий металлом разделочный стол. Оглядела темные деревянные шкафы на фоне светлых обоев, узорчатый ковер, мягкие кресла, видные в широкую дверь гостиной, красивые старинные часы, белоснежные лепные подсвечники.
   Представила, как со звоном разлетаются стекла, как лепнина превращается в кучи гипсовой трухи, в ненужный жалкий лом сминается тонкий часовой механизм, обои пятнают бурые потеки...
   Усмехнулась и отогнала мысль. Фи.
   После завтрака, по-прежнему не сказав домашним ни слова, она уединилась в своей комнате с телефонной трубкой.
   - Яна, у вас проблемы? - спросила Барбара.
   - Да... не совсем. - Яне хотелось все сказать коротко и закончить с этим. - Я хочу выйти из программы.
   - Яна, я все поняла. Приезжайте, и мы поговорим.
   - Хорошо. Прямо сейчас.
   Яна нетерпеливо бросила трубку на кровать, оделась и ушла. Час и пять минут в автобусе она обдумывала, что и как скажет. Что она совсем-совсем не виновата? Тут совесть цепляла, упрямо напоминая о глупости и беспечности. Что она виновата во всем? Так ведь это ж неправда!!! Да к тому же еще какая унизительная... Рассказать все, как есть? Ну не-ет... Не стану я об этом при ней болтать...
   - Я просто хочу уехать, - бесповоротно заявила она, стоя перед столом Барбары.
   - Яна, Яна... покачала головой кураторша, - у всех бывают трудности. Зачем же сразу сдаваться? Сядьте, - и указала на кресло перед столом. - Вы скучаете по дому?
   - Нет. - Яна осталась стоять. Она собиралась просто сказать то, что уже сказала, и уйти.
   - Сядьте, сядьте, - мягко настояла Барбара. Не хотелось обижать человека. Яна села, оказавшись на одном уровне с хрустальным крабом, взобравшимся на деревянную раковину. Барбара поймала ее взгляд и тронула одну из мелких граней.
   - Значит, это не тоска по дому... Тогда, может быть, проблемы с семьей?
   - Может быть.
   - Вас чем-то обидели? Вы не смогли найти общий язык?
   - Послушайте, я правда просто хочу уехать. Мне не трудно. Не тяжело. Я хочу уехать... просто потому что... это то, чего я хочу.
   - Это не ответ, вы же сами знаете. Да?
   - Нет.
   - Понимаете ли, Яна, - Барбара оперлась подбородком о ладонь, второй рукой продолжая поглаживать хрустального краба, - вы сейчас, так сказать, в чистилище. Знаете, что это такое?
   - Да.
   У Яны начинала кружиться голова - от жары, что ли? Надеясь, что Барбара не заметит, она метнула на нее недовольный взгляд исподлобья: пусть уже кончает свои нотации!
   - Это место между раем и адом, - невозмутимо продолжала женщина, - где у грешников есть еще надежда. У вас, Яна, она пока есть. Наша программа, - она снова задумчиво тронула выступающую вперед клешню краба, - наша программа может сделать вас элитным членом общества. Действительно элитным, - она подняла указательный палец. - Наша программа дает вам шанс. А вы отказываетесь.
   Тупая боль, в которую переросло головокружение, почти с физической силой пригнула Яну к столешнице. Спертым воздухом кабинета невозможно было дышать. Ей хотелось открыть окно, хотя все окна были распахнуты. Хотелось лечь и поспать. А больше всего - хотелось уйти отсюда.
   - Яна, я прошу вас только подумать... - слова Барбары медленно плыли в противном приторно-сладком густом сиропе. - Мы найдем вам другую семью...
   В ушах шумело. Может, и правда согласиться на отсрочку, ведь не отстанет же... Ух, все что угодно сейчас сделала бы, только чтоб она отвязалась!
   - Да... я, пожалуй...
   - Да? - требовательно прозвучало в ответ. - Повтори: ты согласна?
   ...Хрустальный краб тускло посверкивал в глаза...
   - Да, - сорвалась Яна, - да!
   Барбара заметно расслабилась, откинулась в кресле, но девочка не видела.
   - Я верила в твой здравый смысл. Не нужно сразу сдаваться, - добавила она непонятно кому.
   - Угу, - устало откликнулась Яна, глядя в стол.
   - Ну что ж, ты можешь идти. И не беспокойся ни о чем. Мы все уладим.
   И Яна побрела по городу, невидяще глядя на сочную зелень и архитектурные изыски каменных домов. В тени застекленных небоскребов прятались каштанового оттенка стилизации под колониальный стиль. В сумрачном переулке драконьим огнем горел расписной вход в китайский ресторан.
   В каком-то сквере рядом с башнями школы святой Эммы Яна присела на белый нагретый камень фонтана. Из середины простого квадратного бассейна поднималась бронзовая фигура какого-то святого; он ласкал руками дельфинов, тоже бронзовых. Тихо журчала вода. Яна опустила в нее руку.
   И что она мне наговорила, эта Барбара? И как получилось, что я так по-глупому приняла все ее условия?
   Прохладный ветерок холодил горящую голову. Яна поболтала рукой в воде, слушая плеск и журчание. Брызги падали на бронзовое лицо святого, прозрачные чистые капельки текли по щекам. Яна подняла руку и медленно провела ладонью по воздуху, как будто касаясь его лица.
   - Не плачь, - прошептала она.
   На строгом белом камне остались капельки воды. Они блестели на солнце.
   Святой гладил головы дельфинов и улыбался сквозь слезы.
  
   Барбара ответила не сразу, ее телефон был занят.
   - Это вы, Яна? - спросила она немного удивленно. - Вы хотите еще о чем-то поговорить?
   - Да. - Теперь-то ты мне в глаза не посмотришь, коллега! - Помните, о чем мы с вами говорили?
   - Да...
   - Забудьте.
   Барбара помолчала, похоже, это был для нее удар под дых. Потом она, видимо, что-то для себя решила. И, похоже, Яна знала, что.
   - Хорошо. Раз вы так решили, - кончено.
   "Какова стерва!" - подумала Яна, положив трубку и вытерев пот со лба.

*

   - Ты не видел Эвелину? - спросила Йен, глядя на него поверх широкой чаши с вином.
   - Нет, - ответил он.
   Йен вздохнула и пригубила из чаши. Он стоял напротив нее, опершись о стену и поставив ногу в тяжелом сапоге на табурет. На свету были только его иронично усмехающиеся губы и острый подбородок.
   Сначала Йен раздражало, что в таверне оказался он, а не Эви; она недоверчиво поглядывала на долговязого гостя, неопределенно ухмылялась ему в ответ и ждала подругу. А потом вдруг подумала: зачем? До некоторой степени он - всего лишь порождение ее разума (или наоборот?..) То же с Эви... наверное. А, черт, стоит ли разбираться? Главное, он прекрасно слышит ее мысли. Хоть и не показывает.
   - Увидишь Эвелину, - бросила она, - передай ей: я уезжаю.
   Недомолвки в аэре не страшны.
   - Бежишь? - спросил он.
   Йеннифэр сердито грохнула на стол тяжелую чашу; взлетели красные брызги.
   - Я сказала: уезжаю!
   Он закурил. Сизый дым и глубокие тени озорно подмигнули ей огромным блестящим глазом. Он возник и тут же исчез. Сосед Йен задумчиво покачал табурет ногой; дерево поскрипывало о дерево.
   - Осталось еще чудовище, - угрюмо заметила Йен. - Я уеду, а оно будет тут... хозяином.
   - А тебе жаль, если так будет?
   Она отхлебнула вина.
   - Не знаю. Но я не хочу, чтобы оно погубило здешние леса. И... людей, которых я люблю, тоже.
   Он затянулся.
   - Ты позвала меня, чтобы беседовать о чудовищах?
   "Я тебя не звала", - хотела она возразить, но вместо этого пожала плечами:
   - Ну, это вроде твоя специальность...
   - Да, - лениво протянул он, - приходится иногда патрулировать те края... - Охотник, как тень, незаметно отделился от стены и принял вертикальное положение. Йен вздрогнула. - Я ничего не видел, - сказал он серьезно, понизив голос.
   - Когда ты был там? - быстро спросила она, подаваясь вперед. Он назвал дату. - И ничего?
   - Ничего. Кстати, тобой там пахло.
   - Постой, просто предположение: кто может пройти так, чтоб ты его не заметил?
   Он фыркнул, потом задумался:
   - Не знаю...
   - Ладно, - Йеннифэр водила тонким пальцем по серебряному ободку чаши. - Ты еще будешь там... патрулировать?
   - Обращу внимание, - кивнул он, надвигая шляпу. Волшебница глубоко задумалась, уставясь в полумрак; приглушенный говор и шевеление трактира постепенно смешивались и растворялись друг в друге.
   Он здесь!!
   - Кто это сказал?! - вскинулась Йен. Охотник уже стоял прямо, табуретка валялась в углу; Из тени сверкнули уже два пронзительных глаза. Йен бросилась мимо него в темноту.
   - Кто здесь? Кто вы?
   Таверна расплылась хлопьями черной мглы... Йен стояла на поляне, еще освещенной тлеющими углями. Ей показалось, что под деревьями кто-то стоит.
   - Стой! - крикнула она ему. - Ты его видел? Оно что, сюда прорвалось?!
   - Оно здесь, Яна. В твоем мире. Спасай его.
   Йен заслонилась рукой от пробегающих по углям красных искр. В лесу никого не было...

*

   Утром Яна аккуратно заправила кровать, приняла долгий теплый душ и появилась из ванной в облаке пара, влажная и довольная. Она сделала себе два бутерброда - один с тунцовым салатом, другой с арахисовым маслом. За два месяца в Америке она так и не поняла, какое это масло на вкус - сладкое или соленое. Потом налила себе молока и отнесла завтрак в свою комнату.
   На туалетном столике стоял восхитительный ванильный крем для рук. Она натерла руки, хотела взять немного с собой, но не нашлось бутылочки. Откусывая по кусочку от бутерброда, она начала собирать сумку, вдруг весело подумав, сколько чЩдных иноземных вещей увезет домой.
   Что-то продолговатое метнулось наискосок по стене и упало за кровать. Яна содрогнулась, но в этот раз среагировала быстро. Глаза боятся, руки делают. Половчей схватив тяжелые ножницы, она другой рукой откатила кровать в сторону, ища на ковре притаившуюся многоножку.
   В углу, прижавшись к плинтусу, сидела коричневая ящерка.
   - Ой, прелесть какая! - вырвалось у Яны вместе с вздохом облегчения. Она наклонилась и осторожно, бережно взяла ящерку в руку. Та обхватила ее мизинец маленькими клейкими пальчиками и едва заметно дышала. Боясь повредить нежную кожицу, Яна легко коснулась ее пальцем. Погладить не решилась и побежала вынести крошку в сад.
   Вдалеке, над горами, собирались тучи. С дерева упал хрусткий бархатистый белый цветок. Яна заткнула его за ухо и пошла по крайней улице к заливу.
   В прозрачной воде дрожали тени кораблей. Яна свесилась с бревна, сунула руку в воду, достала камешек; осмотрела, подбросила в руке и отпустила. Он булькнул и улегся на мелководье.
   Оно ушло.
   Яна вернулась в дом. Вещи в ее сумке лежали не так, как она их уложила. Яна не опустилась до того, чтобы проверять, не пропало ли что. Она только представила: Дебби дотошно просматривает ее вещи, долго сидит над каждым носком, прикидывая, а правда ли он Янин, а не украденный у нее.
   - Да можешь хоть подавиться, - звонко и задорно раздалось в комнате по-русски.
  
   К вечеру Расселл вывел машину из гаража. Яна слышала шум мотора. "Ну, пора", - решила она и бегло окинула взглядом комнату.
   "Прощай".
   - Не понимаю, - изрекла в сторону Дебби, - как можно было сидеть в комнате весь день.
   - Давай сюда сумку, - сказал Расселл.
   - Я с-справлюсь сама, - пробурчала Яна, пыхтя под тяжестью своего чемодана.
   - Поцарапаешь мою машину, - критически заметила Дебби.
   Энрике подошел и остановился поодаль. Отбросив волосы с лица, Яна окинула его уничтожающим взглядом.
   - Чего пришел?
   - Мне очень жаль, - ровно ответил он, - что тебя выгнали отсюда, Иэна.
   - Удивительно, - Яна сощурилась, - особенно после того, как ты меня подставил.
   Он промолчал - ни согласия, ни отрицания.
   - Да, кстати, - добавила Яна, - меня не выгнали, как ты говоришь. К твоему сведению, я ушла сама.
   Он чуть растянул губы - мол, видали мы таких хвастунов.
   - Adios, - бросил он. - До свидания.
   - Farewell, - ответила она. - Прощай.
  
   Ее довезли до аэропорта. Ни ей, ни им не пришло в голову попрощаться. Она повернулась спиной к машине и, волоча за собой чемодан на колесиках, пошла прочь. От прозрачных стеклянных дверей аэропорта исходил мягкий свет. Они плавно раздвинулись и бесстрастно сомкнулись за ней.
   Она нацепила темные очки и включила плеер. Пусть все знают, что ей плевать. Обтрепанные джинсы волочились по полу. В наушниках звучал голос Линды...
   Я запомню это навсегда,
   Что мы видели на грани:
   Взрывы в беззащитных городах,
   И они за нас сгорали...
   - Мир против нас, я одна - против мира... - повторяла она одними губами.
   ...Голоса на разных языках
   За моей спиной сливались.
   В ненависти ненавистный страх,
   Где с обрыва мы срывались...
   Она шла сквозь податливую толпу, рассекая ее, как воду. Ярость и злость прогорели, осталась приглушенно тлеющая ненависть. Боль в затвердевшем сердце тоже притухла, стала постоянной, раздражающе-навязчивой. От нее хотелось не кричать и не плакать, а молчать.
   Это наши крики в пустоту,
   Как пружина, боль тугая...
   Я запомню это - и уйду,
   Я - одна, и я - другая...
   Мрачная фигура влилась еще одной каплей в поток очередей и толкучки - так, наверно, в один прекрасный день хмурый чужеземец появился в маленьком городке. И тени шарахались прочь, чувствуя, что она - чужая.
   Изгнанница шла вперед - против мира.
   Ее снова обыскали - она уже привыкла. Обширный зал ожидания, тускло освещенный лампами, полный неверного серого света, проводил ее в чрево самолета.
   Яна летела...
   Она вслушивалась в рокот двигателя, пытаясь угадать, что за мелодия слышится в его ритме. Это было что-то очень-очень старое, давно и благополучно забытое.
   А потом мотор замолк. Совсем. И Янино тело стало ужасно легким, и она вцепилась в поручни, чтобы ее не сорвало со стула. Желудок враз подпрыгнул к горлу, Яна задыхалась. Самолет шел вниз. Она крепко-крепко зажмурилась...
   ...Яна летела.
   Она вслушивалась в рокот двигателя, смутно припоминая, что когда-то где-то это с ней уже случалось.
   Подтянутый стюард проплыл мимо ее кресла и широко улыбнулся ей. Яна ответила вялой ухмылкой. Не теряя вежливого выражения, он приставил ей к голове пистолет.
   - Вставай. Пойдешь со мной.
   Она хмуро отстегнула страховочные ремни, поднялась, потянулась за сумкой. Он сильно толкнул ее в спину. Они протиснулись между кресел, и пассажиры проводили их пустыми взглядами.
   Он дошел до люка и легко, одним рывком распахнул его. Воздух, полный острых льдинок, вломился в теплый салон и швырнул Яну на ряд сидений. Она ухватилась за спинку и завизжала. Ноги скребли и скользили по моментально обледеневшему полу.
   Салон отрешенно таращился на нее стеклянными пуговицами глаз.
   ...Яна летела...
   Она зажала уши руками, она не хотела снова слушать монотонный шум двигателя, но он сочился между пальцев, проползал, пробирался, забивался в уши и сверлил...
   И она закричала, да так, что сама на секунду оглохла. Какая-то детская компания справа от нее всполошилась и загомонила, растревожено стали отодвигаться полные степенные дамы, а Яна все кричала, пытаясь заглушить давящий, пахнущий давно знакомым гул.
   И пришла тишина. И прохладный сырой воздух ворохнулся в волосах. Малая капелька робко лизнула лоб и висок.
   Яна сидела на мху, из которого там и тут торчали травяные кочки. Вплотную подступал бородатый строй замшелых елей. С хмурого неба срывались редкие дождинки.
   Где я?
   Рядом мяукнул чей-то плач. Яна оглянулась. Сзади нее сгрудились и жались друг к другу трое детей - два мальчика и девочка, совсем еще маленькая.
   - Эй, - спросила Яна по-английски, - вы что здесь делаете?
   Они помолчали, полупали глазами, потом один мальчик неуверенно спросил:
   - Чё?
   - Ты чего, русский?
   - Я к маме хочу... - скуксился другой. - Не хочу здесь... - Малышка молчала, моргая на Яну синими глазами. Та вздохнула, поднялась на ноги, отряхнув джинсы. Далеко твоя мама, уж и не знаю, где...
   Она молчала, они смотрели. Потом Яна махнула рукой и соврала:
   - Ну пошли, отведем вас к маме.
   И пошла. Кругом лес - не все ли равно, куда идти? Они побрели между стволов, скользя на корнях и утопая во мху. Пала душная, влажная тишь. Малышка все молчала, и Яна сама решила взять ее на руки. Немая она, что ли? Но, оскользнувшись и пару раз чуть не упав, она опять опустила ее на землю. От тишины звенело в ушах. Яна отерла с лица осевшую влагу; на руке были серые потеки, и она устало подумала, на что теперь похоже ее лицо. Часто приходилось останавливаться и ждать плетущихся сзади детей. Она останавливалась, затаивала дыхание и со все возрастающей тревогой слушала, слушала.
   - Тетя, ты что, заблудилась? - протянул сзади детский голосок. - Долго нам еще идти?
   - Ничего я не заблудилась, - отрезала Яна. - Шевелись давай.
   - Я уста-ал...
   - Шевелись! - зашипела на него Яна. Она уже поняла: у нее не в ушах шумит. Что-то, пока еще далекое, пробиралось лесом им наперерез. И Яне стало страшно: она узнала этот давно знакомый запах...
   Ночь и темный залив. Раздавленные белые цветы под ногами. Всколыхнувшиеся воды...
   - А ну быстрей!!
   Бежать они не могли. Даже когда за стволами зачернелась коренастая фигура бревенчатого дома, они подковыляли к нему медленно, совсем без сил. Яне было наплевать; дверь была не заперта - и она вошла, просто чтобы куда-то войти. Поднажав плечом, закрыла плотно дверь в сенях и опустилась на пол, прижавшись к ней спиной. Над ней, воткнутая между бревен, слабым круглым огоньком горела лучина; казалось, крохотная желтая звездочка светит ей из глубокого одинокого космоса.
   В дверь стукнули. Яна вздрогнула и дернулась прочь от дверей, но потом остановилась. Стук повторился, стук обычной человеческой рукой. В конце концов, может, кто-то тоже прячется, решила Яна и отворила дверь.
   Маленькая женщина в коричневом платье и темном платке сунулась было в сумрачные сени, но тут же отшатнулась прочь:
   - Ах ты, господи!.. - крестясь, крестясь испуганно, - кикимо...
   - Да человек я, - буркнула Яна, отбрасывая на спину спутавшиеся мочалкой кудри. Ну вот: нечесаная, чумазая, наверно... Точно, кикимора и есть! - А вот ты кто - это интересно.
   - Марфа я, отшельница, живу здесь. А ты?..
   - Яна. - Уголок ее губ дернулся, подавив жесткую усмешку. - Волшебница.
   - Ведьма, значит... - спокойно проговорила Марфа; без боязни или злобы, со смиренным превосходством. - Зачем пришла? Ничего ты здесь не возьмешь... Э, ты чего?
   Девушка уверенно отодвинула хозяйку в угол, плотно, навалившись, затворила дубовую тяжелую дверь, задвинула засов. И даже после этого продолжала слышать далекий еще сухой шорох, как от старой змеиной шкуры о шершавый камень. По лесу ползла смерть.
   Порывшись в кармане джинсов, Яна достала стертый желтый мелок. Отковырнула от ботинка комочек налипшей земли, коснулась заостренного кончика; зачерпнула воды из стоявшей в углу кадки, окропила; пронесла мелок над искоркой лучины, потом легонько дунула на него и начала набрасывать на двери рисунок. Солнце. Она не знала, к кому еще обратиться.
   - Колдовать будешь? - недовольно спросили за ее плечом.
   - Не хочешь - не смотри, - раздраженно бросила Яна; мел никак не хотел оставлять следы на отсыревшем дереве. - Иди лучше в дом, дети там...
   Желтый мелок. Желтое солнце. Луна... тоже иногда желтая. Золотистая рожь. Желтый пушистый цветок одуванчика. Волосы Эвелины, чуточку русоватые, чтобы быть золотыми...
   - Царь Огонь, царица Вода, Земля-матушка и дыхание мое... вами заклинаю... - слова разбухшими горошинами застревали в горле, с трудом проталкиваясь наружу. - Защити...
   Солнце улыбалось. Ей мнилось - снисходительно. "Так, и кто это тут у нас? А ты ничего не путаешь, ведьмочка?"
   "Блин, да не время сейчас разбираться!!" - Зловещий шорох нарастал. Ужас Перл Харбора выполз из воды и шел, вынюхивая ее, по лесу. Яна в панике привалилась к двери.
   "Не за себя прошу, дети в доме..."
   Хлыстом обожгло ее собственное лицемерие. Еще бы ей за себя просить! Она вспомнила злое проклятие, которым наградила Дебби. А потом и еще некоторые эпизоды из жизни... Что теперь, каяться? В ноги падать? Еще и дальше лицемерить?!
   А в ночи помощи искать тоже нечего, мрачно подумала Яна. Я и верна-то была ей только так, на словах. И настоящих темных дел тоже не совершала... из трусости... ручки боялась испачкать... Зато уж считала себя - чуть ли не Черным Валой...
   Дерьмо я мелкое, и больше никто...
   Она медленно сползла на пол, слушая, как все ближе подбирается Ужас. Не светлая, не темная... Никчемная. Умереть бы сейчас, но поджилки тряслись при этом слове, душа униженно скулила и умоляла суровый жестокий разум: "Спаси!!"
   Яна молчала, прислонившись лбом к грубо струганным доскам.
   А потом кто-то подхватил ее, ослабевшую, под руки, потащил прочь. Ноги скребли по полу.
   - Ты закончила? - спросил голос, на кого-то похожий. - Закончила. Чего сидишь?
   - П-пусти меня, - бормотала Яна. - Я умереть решила...
   - И кому лучше будет? На, заговори и эту дверь, умелица... - в руку ей впихнули ее мелок.
   - Это не поможет... боги мне не помогут... - наружу наконец прорвалось протяжное рыдание: - Пусти меня-а-а!..
   Она тут же захлебнулась от плеснувшей в лицо холодной воды. Сквозь висящие на ресницах капли она увидела Марфу, стоящую над ней с опорожненным ковшом в руках. Все вернулось: полутемный дом, желтый мелок и испуганные детские глаза, поблескивающие в углу.
   И улыбающееся солнце, нарисованное на сенной двери. Теплое, ласковое солнце.
   Яна последний раз всхлипнула, отерла рукавом мокрое лицо и наладилась заговаривать дверь.
   Со всех сторон вокруг, снаружи, зашебуршилось, будто кучи дождевых червей разом лезли на поверхность, расталкивая землю, дерн и палую листву. Дети ревели на разные голоса; беспомощный плач раздирал нервы, а звуков из-за стен заглушить не мог. Кто-то заметался в потемках, пытаясь забиться в угол. Свет мигнул раз, два...
   - Да сядь спокойно! - сердито крикнула Яна, стараясь догнать паникующего. - Огонь же погаснет!
   Уворачиваясь, мальчик обо что-то споткнулся, упал, отполз на четвереньках - и тут закричал, тонко и с надрывом.
   Из пола, медленно раздвигая доски, лез толстый тупой щуп-отросток, весь мертвенно-синий, в лиловых бородавках. Конец его потянулся за ребенком, не достал и, поднатужившись, вылез еще немного.
   Яну передернуло. Нож был в сумочке на поясе, нет, кажется, уже в руке. Лезвие прыгало, брызгало тусклыми бликами лучины. Она рубанула отросток под корень, отдернула руку - из него ударила темная струя то ли крови, то ли яда. Мерзость съежилась, напружинилась, как змея перед броском, и Яна замерла, подняв нож - а ну как сейчас прыгнет? Но отросток, словно недовольно надувшись, неспешно втянулся обратно в дыру. Яна потянулась за мелком, уронив нож на пол.
   Разноголосый завывающий хор давил на уши. Яна чувствовала, что сейчас сама заорет похлеще многих. Но вместо этого остановилась, осененная внезапной идеей.
   - Ну, и чего здесь страшного? - она подбоченилась. - Как мы их!.. - До измученных детей доходило плохо; Яна собралась с силами, ища в себе нужные эмоции. - Да... да ну их! Вот... Давайте спать лучше. А я могу даже сказку на ночь рассказать... Хотите?
   Рев постепенно притих, воцарилась тишина; на Яну воззрились пары недружелюбных, настороженных глаз. "Дура она, что ли?"
   - Хотите?.. - повторила Яна.
   Кто-то отвернулся. "Точно. Спятила".
   - Хочу, - неожиданно пискнули в самом дальнем углу, и на свет выкатилась молчавшая прежде девочка. И как только попала в чертов самолет?
   - Хочу, тетя, - малышка подергала волшебницу за рукав, доверчиво глядя снизу вверх. - Мне мама всегда рассказывает...
   - Ну молодец, иди сюда! Ты какую сказку больше любишь? Про колобка? Или, может, про Красную Шапочку?
   - Не-ет, ты, наверно, такой сказки не знаешь, - протянула девочка. - Про то, как заяц и лиса себе домики строили.
   - Ну-ка, ну-ка... - Яна притворилась, что задумалась, и украдкой глянула на остальных. Они навострили уши, слушая, чем же все это кончится. - Это где у зайца был лубяной домик, а у лисы - ледяной?
   - Ага...
   - Ну. Значит, слушай: в одном лесу, давным-давно, жили-были лиса и заяц...
   И ее голос потек. Ровно, напевно. И малышка смотрела на нее блестящими глазами, пока их не смежила, удобно устроившись рядом с Яной. Пока старшие, обняв друг дружку, тоже не засопели в уютном уголке.
   Яна вздохнула и замолкла.
   - Ну вот, - раздался в тишине спокойный голос Марфы, - видишь, а ты боялась. Успокоила ведь, и быстро как.
   - Их-то успокоила, - угрюмо пробормотала Яна, - меня бы кто успокоил...
   И тут пол под ними треснул. Кусок доски откололся, и в просвете замаячило что-то мелкое, блестящее и шевелящееся.
   - Господи, помилуй нас... - затянула сзади Марфа.
   Это Яну окончательно вывело.
   - Да какой, к лешему, господи?! - зарычала она. Как струна, дрожали натянутые нервы. Вот-вот лопнут...
   - Как какой... который нас испытывает, чтоб укрепились и уверовали...
   - Да что я, крыса лабораторная, чтоб на мне что-то там испытывать?!
   Она сердито вскинула подбородок, выпрямилась, на полголовы возвышаясь над маленькой отшельницей. Та неожиданно равнодушно развела руками:
   - А что крыса? Тоже тварь божья. Думаешь, ее меньше любить надо?
   Зашуршало уже по стенам; маленькие острые коготки цеплялись за бревна, невидимые мелкие тварюшки карабкались вверх, по пути вгрызаясь в твердое дерево. Яна слышала - они обсели дом густо, как мухи или муравьи, и грызли, медленно, но верно...
   Яна метнулась туда, сюда... Шорох и скрежет напирали отовсюду. Ну не покроешь же знаками весь дом! Она оглянулась на детей. Они спали.
   - Бог, говоришь? - прошипела она. - Любить, говоришь?!
   - А ты не сердись, - тихо посоветовала Марфа. - Сядь. И спокойно все скажи.
   - Да что ты несешь, а эти?..
   - Сядь, сядь.
   Яна рухнула на какую-то колоду, удивляясь, как благодарно это восприняли ее ноги. А злость не остывала. В голове теснилось все то, что она давно хотела бросить в лицо христианину - все равно какому. Быстро все скажет - и займется заговором дома.
   И, как всегда, когда пытаешься сказать сразу много всего, доводы начали разбегаться.
   - Любит, любит, - покивала Марфа в ответ на Янино молчание. - Вот ты солнышко видишь, ветер слушаешь - знаю, слушаешь и понимаешь, - хорошо тебе?
   - Да. Но причем здесь бог?
   - А кто тебе все это дал?
   - Я сама, - отрезала Яна. - Это вы там, "рабы божьи", дожидаетесь, пока вам дадут.
   - Дети, - все так же мягко поправила Марфа. - А можно и внуки - так ведь вы говорите?
   Яна поперхнулась.
   - Скажешь, в мире мало хорошего?
   - Нет. Не скажу. Но это не по вашей вине. Вы людей в клетку загнали со своим аскетизмом! А сами живете как...
   - И чем тебе не нравится, как я живу?
   - Ну, не ты, а...
   Дом, протяжно охнув, оторвался от земли и накренился, как корабль в бурю. Яна только крепче сжала коленями колоду. Она спешила говорить, ей все казалось: вот сейчас она скажет главное, скажет, почему именно их так ненавидит...
   ...- А темноту тоже не мы создали, - проговорила Марфа. - Не нам ее и судить.
   - А кто? Скажешь, дьявол? Знаем мы ваши речи...
   - Нет. Зачем? Она ведь тоже нужна, и ты это лучше меня понимаешь. Не будь ее - как бы мы могли отличить свет? Как бы мы поняли потом, что нам стало лучше? Сравнивать не с чем было бы...
   - Потом, да? А вот сейчас? Сейчас тебе что, умирать хочется?! - Самой Яне ужасно не хотелось. - Ты посмотри, что тут творится! Как твой бог это допускает?! Послушай!
   Ее запальчивый жест наткнулся на тишину. Обычную рассветную тишину. Вокруг дома никого не было. И в трещины в ставнях пробивались неуверенные еще солнечные лучи.
   - Смотри-ка, - улыбнулась Марфа, - до свету просидели...
   И с чего Яна решила, что отшельница старая? Совсем не старая она. И красивая. А еще - теперь, при солнце, видно, - у нее большие, мягкие, как кошачьи лапы, крылья.
   - А-а, - протянула Яна. - Теперь понятно. - И, помолчав, добавила: - И все равно я в вашего бога не уверую.
   - И не надо, - ответил ангел. - Главное, ты в другое веришь.
   Дети еще спали. Яна помялась на пороге.
   - Ну, пойду я. А ты, это...
   - За них не бойся. Все хорошо будет.
   - Спасибо, - смущенно пробурчала Яна.
   - Да не за что...
  
   ...нет, не так...
   ...дай подправлю...
  
   Яна вышла за порог.
   Дорога начиналась у самых носков ее ботинок и уходила в темный лес, прямая и белая, как луч прожектора, ровная, как скатерть. От нее исходил слабый свет. Яна колебалась, стоя у самого края бледной дороги: уж очень гнилостно она светилась.
   Что-то было не так.
   Яна осторожно присела и протянула руку над дорогой. Как будто с незнакомым животным знакомилась: а что ты такое?
   Ниже, ниже, ниже... Ладонь покалывает, мне уже кажется, что в этой тишине я что-то слышу...
   Из запястья потянуло. Яна качнулась на корточках и чуть не упала вперед, в последний момент упершись руками в сырую землю. Светящаяся лента бледно пульсировала у самого ее лица.
   На гладкой кожистой поверхности выступали капельки жидкости.
   Ах ты, гадость!
   Яна отпрыгнула от дороги - интересно, как это удалось сделать из положения на четвереньках? В лес, в лес, туда, где мягкий мох и хвоя под ногами, где свечение исходит только от прелых листьев, где духи лесные пересмеиваются из-за деревьев, дразнят своих, прячутся от чужих...
   Громадная тварь все прикидывается дорогой - или уже ползет по пятам? Яна не оглядывалась. Лес вертелся беспорядочно вокруг нее, потом подставил подножку, и она откатилась в невысокие заросли.
   Здесь, за кустами, свет был не белый, а темно-зеленый. Пахло листьями и лесом. Совсем рядом росла здоровенная ель; толстое, в два обхвата, основание ствола уходило в мох могучими корнями, присыпанными сухой хвоей.
   Яна поднялась, отряхивая иголки с волос, обернулась через плечо и, испуганно ойкнув, прижалась к стволу. Возле нее на низком пеньке сидела хрупкая с виду старушка и пристально разглядывала ее.
   Когда первый испуг прошел, Яна сообразила: нападать на нее старушка не собирается, да и вообще вроде мирная - вон, даже улыбается, - и первела дух.
   - Ух... Здрассте.
   Старушка, как птица, склонила голову, продолжая неотрывно смотреть на Яну. Ее острые черные, как угольки, глаза поблескивали.
   - Здравствуй и ты, дИвица, коль не шутишь, - проговорила она, качнув головой в цветастом платке. Таких и не найдешь нигде, подумалось Яне. Вручную вышит! - А только что ты меня на "вы", как будто я важный кто... По-простому-то оно и лучше.
   - Ну хорошо... А ты кто, бабушка? Ведунья?
   Та снова беззлобно улыбнулась, выставляя напоказ кривые зубы.
   - Эк ты, дИвица, несмышленая! Иль не слыхала никогда, как мною детей малых пугали?
   Яна задумчиво теребила растрепавшуюся косу. Сказки она слышала, как же без этого. Только неужели ж это и впрямь...
   - Ой, да ты же... Баба Яга, правда?
   - А кто же еще?
   Яна не удивилась. Она уже устала удивляться. Она только подумала, что ей-прежней всю жизнь хотелось этой встречи.
   А теперь она молчала, неловко переминаясь, враз растеряв все слова и вопросы.
   - Что молчим? - поинтересовалась Яга. - Уж прости, угостить тебя нечем, и баньки у меня нет... видишь, времена какие... Ну да за это не я тебя нынче спрашиваю, а ты меня!
   Яна невольно улыбнулась, вспомнив старый сказочный обычай. Но сразу опустила голову, устыдившись своей улыбки. Не время. Не место.
   - Ну, за пирогами и медом как-нибудь уж потом встретимся, - миролюбиво продолжала Яга.
   - Потом... - проговорили Янины губы. Слово было пустым, за ним ничего не стояло. - Не будет потом. Волчок падает, погребает весь мир под собой...
   - А? Какой еще волчок?
   - Равновесия... - Яна вздохнула. - Это ведь я одна его нарушила... магичка хренова... наверно, потому в Америке никто волшебства не творит, потому что нельзя... то, что там... трогать... а я думала...
   - Ну, и кто тебе этакого насказал? - наконец спросила Яга скептически.
   - Как это кто... - Яна обвела лес руками в обобщающем жесте "все так говорят".
   - Сережка, да? Сережка ведь... - отчитывала Яга, - со своими волчками света и... - оборвала себя на полумысли, - ох и глупая, ох и глупая...
   Никакого Сережки Яна не знала. А, может, и знала. А, может, в другом мире где-то...
   - Ну, ты сама посуди: будь этот волчок на самом деле, давно бы упал уже. После того, что здесь всякие творили... - она озорно подмигнула; Яна так и не поняла, ее ли имели в виду или нет.
   Басовито вздохнул дремучий лес.
   - Скажи, это Сотворенная Фантазия?
   - С чего ты взяла?
   - Здесь можно все. Ты, тайга эта...
   - Да, - легко согласилась Яга. - Здесь можно все.
   А на вопрос так и не ответила.
   - Я сегодня ангела видела, - сказала Яна негромко. - А теперь вот - тебя... Так не может быть. Я не могла так сотворить. Здесь - не как я хочу. Здесь если не я, то... - она тихо, сухо усмехнулась. - Наверно, это мне за то, что я так хотела... ну, чтобы все, что я творю, было по-настоящему. Чтоб весь мир был - Сотворенная Фантазия. И он стал. Только не мной сотворенная. Здесь драконы не сворачиваются клубком по моему слову. Они спокойно пожирают людей. А мне остается плакать, потому что я не могу их спасти. А как же... - голос ссыхался и хрустел, как пальмовый лист, - как же мир?
   - Как хочешь, - улыбнулась Яга.
   - Это как?
   - Ну, творить не мне тебя учить.
   - Да ведь это же не мой мир!! Что ему до того, что я...
   Яга молчала. А Яна думала, пощипывая косу. Оказаться бы сейчас дома, у бабушки, в старом, полном дЩхов доме... Жить дальше и забыть всю эту... все это...
   Знать, что где-то там, на каком-то из перекрестков, куда вывела ее дорога Ее Мира, он ждал ее помощи, а она предпочла отвернуться и забыть...
   - Ну, тогда мне надо обратно. Надо забрать оттуда Дэниела... надо спасти...
   Это - неправда. Я могу этого не делать. Я ничего не должна...
   - Хочешь - иди, - спокойно отозвалась Яга.
   - А ты меня не... того... на метле, в ступе..?
   - А зачем? Или сама ходить разучилась?
   "Те герои, о которых я читала. Был у них такой выбор? Наверно, это правильней, когда мир по-настоящему рушится, и ты знаешь: если не ты - то погибнут вполне осязаемые, живые люди... Наверно, это глупо, геройствовать, когда не ради кого это делать, когда никто не ждет тебя в погибающей иллюзии, в которой никто не нуждается, когда ты можешь этого не делать - и ничего не будет?
   Они - Стурмы, Танисы, Конаны, Ланселоты - делали это из необходимости. А я - зачем? Примазываюсь? Пытаюсь понять, что они чувствовали, когда...? Почему мне этого так хочется?"
   ...И Яна шагнула - легко и непринужденно, как привыкла делать в своих мирах. Вполне возможно, какой-то из них до боли похож на этот. Наскочила и прянула в сторону испуганным оленем Сибирь; пронеслась Камчатка. Яна распласталась над морем.
   И правда. Если я этого не сделаю, ничего не будет. Вернее, кое-чего не будет. Какого-то места, где нам было хорошо. А люди продолжат жить, не зная, что случилось.
   А кто будет горевать?
  
   Скамейки, озаренные красным свечным светом, медленно двигались назад. Кто-то одинокий, такой же, как он сам, шел между ними навстречу.
   - Доброй ночи.
   Улыбка.
   - Доброй ночи, - говорит он странно, с неуловимым акцентом. Кажется, он грустен. Почему бы, в такую погоду?
   - Да, ты прав. Погода действительно прекрасная. Жаль, что тебе в другую сторону, побыли бы вместе.
  
   Что это? - подумала Яна. Воспоминания? Видения?..
  
   - Иногда устаешь... быть все время один, - услышал он. Спутник казался красновато-черной тенью, на свету была только улыбка на узком лице. Грустная улыбка.
   - Я понимаю. Ты один... один... и чувствуешь себя старым призраком, которого живые разучились видеть.
   - Хорошо, что ты еще не разучился. Значит, я еще не совсем...
   Тишина. Шаги в унисон.
   - Я думал, такие, как ты, не умеют плакать.
   Белая кожа. Тень надвинутой шляпы сочится влагой.
   - Да. Я тоже думал.
   Фонари помаргивают, на них оседают капли. Да и не только на них. Шаги, шаги - и все не в ту сторону.
   - Старый призрак... - сказал он своим странным голосом. - А ведь верно сказано. Такой я и есть.
   - Какой твой родной язык?
   Он назвал.
   - Давно мертвый язык, - грустно. - И государства этого уже нет.
   - Да. А я вот остался.
  
   ...И что это за два путника разговорились на перекрестке незнакомых миров? Яне казалось, что она знает оного из них. Того, что в шляпе...
  
   - Спасибо...
   - Что?.. - оборачивается спутник.
   - Спасибо за компанию. Мне пора... домой.
   Он пожал плечами.
   - Жаль. Хорошо гулять в эту прекрасную ночь.
   - Когда-нибудь пройдемся вместе, - тихо. - Я вернусь сюда, обязательно. Ты будешь ждать?
   - Ты уйдешь домой. Я уйду дальше. У меня нет дома.
   - Я тоже, наверно, так хотел бы...
  
   Охотник, наконец вспомнила Яна. Тот охотник, с которым она встретилась в таверне. Неужели это место столько для него значило, что он...
   "У меня нет дома"...
   Кто-нибудь будет горевать о погибшем маленьком мире?
   Разве я не знаю ответа? Я ведь уже говорила это слово, давно, еще там, когда мы с Дэниелом... Он теперь знает этот ответ, почему же я...
  
   Да.
  
   Она не сомневалась, и поэтому скользила, как по маслу. Она знала, что бы случилось. А еще знала, что этого не будет. Потому что она идет.
   "Как я расскажу все это Дэну?" - думала Яна, снова ступая на землю, куда решила уже не возвращаться. Шаг - и выросли вокруг, как грибы-пылевики, знакомые одинаковые дома. Еще шаг...
   Ой.
   Она лицом к лицу столкнулась с матерью-хозяйкой.
   Дебби не была ранена или избита. Жесткие белобрысые волосы растрепаны. Глаза пусты. Стоит захотеть - и она исчезнет из моего мира. Выпадет.
   Но все еще напыщенно-уверенна. Эта женщина продолжает считать, что все знает.
   И за это Яна ее ненавидела. Все еще.
   "Она ведь так и не научилась вникать в чужие мысли. Она просто тупо знает. То, в чем убеждена. И я тоже... просто знаю. Другое. Что же, получается, мы с ней похожи? Я?.. И она?!..."
   Чтобы любить, не обязательно быть похожими. А вот для ненависти - да.
   - Мир рушится, - сползло с бледных ненакрашенных губ. - Это все ты, да? Все ты?
   "И правда. Это все я?"
   Хватит! Один раз уже прогнулась!!!
   - Мир не рушится. Мир меняется. Уйди.
   Она бежала между пластиковых домов. Городок умирал. Стены, тротуары, присохшая на концах трава - все было целым, но прозрачным, как истершаяся ткань. Рвались нити. Смывался узор, превращаясь во что-то нелепое.
   Одноразовый стаканчик смят и валяется у мусорного бака. Сделан на один день, брошен без сожаления. Яна шевельнула его ногой.
   Без сожаления...
   - Дэниел! Дэниел!!
   Где его дом? Какой еще дом? Здесь жил мальчик... Разве здесь когда-нибудь жили люди? Разве это - вот это - улица? Скамейка? Стена? Окно? Да?..
   Пластиковый стаканчик...
   "Дэниел!! Неужели он... выпал?!"
   Головой вперед она окунулась в беспокойные волны Сотворенной Фантазии. Тасуется вокруг колода растрепанных карт: горы и леса, города и пустоши. Лица, лица, лица - знакомые до последней черточки, полузнакомые, невиданные. Непредставимые. Аэр пенился в многообразии и единстве.
   Единстве...
   - Дэниел! Вот ты где!
   Он вцепился в ее руки.
   - Иэна... я не знаю, где я. Я не знаю, где это. Все... пропало...
   - Не бойся. Это аэр. Просто... ты выпал из реальности. Идем со мной.
   Он смотрел мимо нее, вверх, вздернув подбородок, будто слепой.
   И тут она тоже увидела.
   Неба больше не было. Распахнутых горизонтов аэра не было. Сверху медленно надвигался беззвездный, безлунный, не черный даже, тяжелый колпак. Запекшаяся, съежившаяся корка расплавленных миров. Только у самой границы с плоским диском оставшейся им земли полыхала яростно полоска неба.
   Закат или пожар?
   Щель сужалась.
   Над колпаком ничего не было. Яна знала. Ничего.
   Она перехватила Дэниела, как маленького, под руки и потащила за собой. Бегом. Волоком.
   Они мчались по медленно завивающемуся вокруг горы шоссе, все вверх и вверх, и по кругу. Царили сумерки, как на рассвете или закате. Вот-вот уже, за следующим поворотом, блеснет в глаза зависшее у самого горизонта солнце. Вот где-то вверху плывет по вершине горы его пламенный свет. Червонным золотом горит самая макушка.
   А мир погружался в вечные сумерки, в молчании провожая свой последний закат.
   Одинокий золотистый автомобиль обогнал их и резко затормозил. Поверх безупречного лака осела пыль. Дверца распахнулась.
   - Садитесь, - бросила рыжая.
   Шоссе понеслось назад, во мглу. Принцесса выжимала педаль тонким каблуком. До предела. Загоняя раскаленный двигатель, она мчала к вершине, к концу дороги, к солнцу.
   Вот уже совсем близко, Яна успела даже увидеть, что распахнулось за пределами петляющей ленты...
   ...и горизонт подался назад, и шоссе, точно плывун, заскользило в сторону; все смазалось. Яна прыгнула прочь, вырывая себя и Дэниела из погибающей плоти мира. В глазах стояло: переворачиваясь, машина валится с горы, и ее накрывает ровная голубоватая гладь полупрозрачной поверхности...
   ...на свежую акварель плеснули водой; очертания плывут, плывут и исчезают...
   Она припомнила, будто крикнула в пропасть имя мертвой принцессы. Как же ее звали? Она забыла...
  
   Короткий чернильно-черный коридор вывел в маленькую квадратную спальню. Под потолком - тоскливая тусклая лампочка; стены отдают металлическим блеском. Двое сплелись, стоя у окна; одежда разбросана по полу. А за окном горело.
   Закат или пожар?
   ...ядерный взрыв.
   Он яростно притянул ее к себе. Их лица блестели от пота или слез.
   Яна отвернулась. Неприлично подсматривать за чужой смертью. И за чужой любовью.
   Падающее небо сплющило красное зарево, снова обратив его в узкую щель... Похоже на двустворчатую раковину, если смотреть изнутри - на волю.
  
   Когда-то, наверное, полноводная река иссякла, и они бежали по ссохшемуся песку, сдобренному илом. Дурно пахло: водоросли и какие-то дохлые рыбы еще гнили вокруг. Деревца здесь все-таки укоренились, но почти голые, чахлые, тоже почему-то облепленные вонючей кашей ила.
   Громадный скелет наполовину зарылся в песок, весь в лохмотьях водорослей. Отчего-то тоскливо и мутно стало на душе именно от вида этого скелета, похожего на разломанный корабль...
  
   Ветер стих - во всех мирах сразу. Аэр стал тяжело прогибаться; круглая чаша с хрупкими скользкими стенками; воронка в рыхлом песке; и они карабкались наверх, и обломки миров сыпались из-под ног, и они падали и снова скользили вниз.
   И Дэниел, похоже, плакал.
   А снаружи горело небо, неслись горячие ветры; там шел бой, и Яна рвалась успеть на него, но, задыхаясь, все больше увязала.
   Щель сужалась.
  

*

   В Сахаре шел снег.
   Громадные глаза открывались и закрывались в нереально посеревшем небе и роняли, роняли вниз свои порхающие слезы. Потемневший от влаги, прибитый к земле песок насторожился и напрягся, соприкасаясь с чужим и чуждым. Стих ветер, перекатывавший прежде изменчивые, как волны, барханы; белые хлопья, кружась, падали прямо вниз; от них рябило в глазах. Все песчаные твари забились в глубокие норы, но тут и там сверкали из отверстий в песке острые внимательные глаза, встревоженно следившие за явившимся дивом.

*

   Проглядывала сквозь колыхающийся лесной покров уже едва видная угловая башня - все, что осталось от старой, старой крепости. Зато на удивление хорошо сохранилась фигура женщины на самом краю выщербленного парапета.
   Все давно уже считали ее изваянием. Она стояла здесь долго, прижав к груди сложенные руки, и ждала.
   Ждала.
   Там, куда смотрели ее глаза, уже многие века не было никакой дороги. Не было и крова, из-под которого когда-то уехал обещавший вернуться всадник. Но что ей до этого? Даже не видя, она знала. Не слыша, знала. Знала и ждала. Вечно.
   Но сегодня что-то изменилось.
   Клубится вдалеке над широким трактом облачко пыли. Еле слышен далекий, далекий и одинокий стук копыт.
   Женщина медленно отняла руки от груди и протянула их вперед. Туда, где давно заросли лесом и стерлись в ничто все следы древнего тракта.
   Всадник подъехал к воротам, осадил лошадь, поднес к губам рог и затрубил.
   И тогда она побежала вниз. Искрошились в пыль каменные ступени, пол во многих местах провалился, дверей и ворот не было в помине. Но она летела, не замечая ничего, навстречу тому, кто вернулся.
   А он ждал ее, спешившись. Он обнял ее.
   - Мир переменился, - сказал он. - Мое заключение окончилось.
   - Мое тоже, - тихо отозвалась она.
   Обернувшись в теплый кокон его рук, она направилась вместе с ним к замку. Замку, который обоим вскоре предстояло покинуть.
   - Зачем ты уехал один?
   - Прости. В следующий раз мы поедем вместе. Как всегда.
   - Когда?
   - Завтра. Нам с тобой еще столько надо наверстать...
   Мир менялся.

*

   Где-то в центральных штатах сохранились еще старые запустелые кладбища, которые зовут индейскими. Здесь угрюмо гниют деревянные кресты, постылой тяжестью вдавившие в землю тех, кто никогда их не чтил.
   Сюда никто не приходит, не ухаживает за могилами. Не хочется на это смотреть; да и кому бы?..
   Кто-то кряхтел и возился в разросшемся кустарнике - никто не услышит, не придет проверять, что происходит. Хрупкий пожилой человечек вылез из кустов и побрел между надгробьями, шурша лохматой вязанкой хвороста.
   В середине кладбища затрещал, разгораясь, костер. Рядом легла на землю украшенная кожаная сумка. Старик вздохнул, сбросил кепку и замер, сев к огню. По его лицу бежали, как морщины, пестрые узоры.
   Сначала казалось, что он дремлет, легонько покачиваясь взад-вперед. Или, может, задумался и что-то напевает? Негромкие басистые переливы плыли над кладбищем, будто не из человеческого горла, а из самой земли выступили они. Колыхнулась трава; пробежала ящерка; поющий плавно поднялся на ноги. Пение все повышалось, взбираясь вверх по широкой спирали. А потом ударил бубен.
   Мигнуло, затуманилось. Вздохнуло - те, что внизу, наконец дождались.
   Они обступили его - братья и сестры, отцы и матери, и совсем незнакомые молчаливые тени. Усталые, печальные и светлые. Один за другим они поворачивались и тихо уходили на закат.
   "Прощай", - шептали сухие губы, когда еще один дух пропадал с глаз.
   "Прощай", - сказал он еще раз, и слово увядшим листом упало к его ногам - он остался один. Трещал костер; молчал бубен. Молчал ветер.
   Он все сделал правильно.
   - Братья, - шепнул старый индеец, - подождите...
   И рухнул в огонь.
   Вспыхнула старая куртка, потертые джинсы. Зашипели и свернулись длинные бесцветные волосы.
   По небу величаво плыла солнечная пирога.

*

   Вот и все... - Яна протолкалась сквозь толпу в московском аэропорту. Я в России.
   Она послушно вышла на мороз вслед за высоким провожатым и села в пропыленную "Волгу". Они ехали по желтому бесснежному шоссе с жухлой травой в трещинах асфальта.
   Пыль. Асфальт. Двигатель.
   А вот домики и березки. Яна их любила.
   Больше она ничего не чувствовала. Реальность была глухой и замкнутой вокруг нее. Как она ни старалась, ей было не пробиться сквозь барьер, ставший вдруг неприступным.
   Она поняла, что потратила слишком много. Наверно, это навсегда, уныло подумала Яна. Ей было немного грустно, но, в общем, она мало размышляла над этим. Плакать и кричать она будет позже, когда отдохнет, оправится и осознает, насколько ослепла и оглохла. Сейчас она устала.
   В гостинице улыбающаяся девушка встретила ее и накормила гамбургером. "Это из Ростикса, - сказала она. - Почти МакДональдс". "Вау", сказала Яна. Ей было плевать на МакДональдс...
  
   - Пройдет, - уверенно сказала бабушка. - Можешь не сомневаться, пройдет.
   - Скоро?
   - Не знаю. Скорее всего, потерпеть придется.
   В городе похолодало. Как-то сразу потемнели листья. Весь день стояли сумерки. Яна брела домой. Капли падали на лицо и мимо.
   А вдруг ничего нет, подумала она. Вдруг я совсем не больна, а не чувствую потому, что чувствовать нечего. Деревья не-живы. Они предметы. И тротуары, и железные ограды, и...
   Она присела у обочины. Цветок. Последний осенний цветок. Желтый. С мелкими лепестками.
   Я ненавижу его, поняла вдруг Яна. Мне было бы чертовски приятно раздавить его каблуком. А потом смотреть на желто-зеленые ошметки, совершенно непохожие на человеческую плоть. Я размажу его, а он будет так же, как сейчас, молчать... потому что у него нет ни голоса, ни души. Как и у меня.
   Она уже подняла ногу, но тут же опустила - стало плохо, голова закружилась. С жуткой ясностью она представила эти ошметки, валяющиеся в грязи, и что это все-таки плоть. Захотелось плакать. Она развернулась и пошла прочь. Ей хотелось спать. Все время теперь хотелось спать.
   То, что спать она не сможет, она поймет позже.
   Цветок грустно смотрел ей в спину. Его голос и правда был слабеньким, но все равно он привык, что она его слышит.

*

   А там, на самой грани сгорающего аэра, Яна покрепче обняла Дэниела, оттолкнулась и в последний раз прыгнула. Вверх. Вперед. Вовне. Через край коварной сосущей воронки. Она продиралась в узкую щель - чересчур узкую... секундой бы раньше... Она, как бабочка в мед, влипла в вязкое Ничто, постепенно вплавляясь намертво, теряя в однородной массе свои черты...
   Она схватилась за реальность и, держась мертвой хваткой, потянулась вон из Сотворенной Разрушенной Фантазии; за ней тянулись жадные нити липкой паутины, приставшие к телу.
   Они перевалили через край котла и рухнули вниз - в огонь.
   Яна стояла на твердой голой земле, гадая и не понимая, что же она видит.
   Бой закончился.
   Они проиграли.
   Небо горело жаром, хотя солнца не было. От края до края пролегли оранжевые, алые, золотые, пурпурные полосы - струи великой реки, застывшие, как на картинке.
   Да, они застыли. Лета стала. Время остановилось.
   А внизу стелился густой серо-голубой туман. Бескрайний, как море. Мертвое, пустое море. На его поверхности лежали закатные блики неба. Всегда одни и те же.
   Невозмутимая пустота обнимала крохотный и жалкий островок реальности. Бесплодный и бесполезный пятачок земли, на котором зачем-то еще удерживались двое последних живых.
   Яна упала на землю и с ненавистью молотила по ней кулаками, пока не разлетелись алые брызги, а потом била еще и еще, убеждая себя, что ей больно.
   Больше некому и нечему было причинить ей боль.
   Она кричала - до хрипоты, до клокотания в легких, не слыша своего голоса, не слыша имен, что сгинули вместе с миром.
   Она не властна была больше их произнести.
   А потом она не могла больше ни кричать, ни плакать. Она тихо лежала на земле, уставясь на ровную поверхность, залитую багряным отсветом. Всегда одним и тем же.
   Рядом сидел мальчик, уткнувшись подбородком в колени. Ему было лет десять-одиннадцать.
   "Леша", - подумала она.
   "Леша - это твой брат?" - подумал он.
   "А разве это не ты мой брат?"
   "Буду я. Если хочешь".
   Она не знала, чего она хочет.
   Он сел, скрестив ноги, и водил прутиком по земле. Что-то рисовал. И откуда только взял эту веточку?
   "А вот здесь лежала", - подумал он.
   "Ничего здесь не лежало..."
   Его нехитрый рисунок в пыли пестрел темными капельками; и они продолжали падать, и картинка была уже совсем непонятной.
   Художник...
   И она вспомнила: художник.
   Рисует.
   Миша.
   Художником был Миша, и он создал...
   Она подняла голову. Миша сидел к ней спиной, на самом краю, свесив ноги в бесконечность и безначалье, с дощечкой на коленях. Он оглянулся, почувствовав, что она смотрит. А потом развернул дощечку так, чтобы она увидела.
  
   Извилистая, как ручеек, тропинка, выбегала из светлого березняка и прыгала с пригорка на луг, а потом - к реке. На ветке вопросительно чирикала верткая птичка, с интересом разглядывая человека. Пахло солнцем, травой и водой; цветочные головки слегка покачивались...
  
   "А где же все остальное? Стой, ты не дорисовал еще..."
   "А отсюда просто не видно, - ответил он. - Листок слишком маленький был. Все вот здесь, - он показал, - и здесь... Да сама посмотри!"
   "А-а... Ну тогда ладно".
  
   Смеясь, Яна сделала шаг по тропинке...
  
   ...а потом еще шаг.
  

Ростов-на-Дону и другие места

2007.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   54
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"