С утра озеро затянуло ледком. Пока совсем тонким. Пиджи легко его проломил, когда, как обычно, брёл через мелководье, поддавал ногой придонный ил и глядел в чёрную воду. Лёд ломался и поскрипывал: скрип-скрип... Похоже на то, как скрипел зимой снег под ногами, но немного по-другому: звонче и твёрже звучало подмёрзшее озеро.
Плащ он нашёл тут же, на берегу: видно, ветер его пригнал, и тот зацепился и застрял в порядком облысевших камышовых зарослях. Пиджи выудил его из ила, встряхнул, подсушил, а потом растянул и как следует рассмотрел. Чёрные динозавры на красном ему понравились, хотя, когда он хорошенько закутался, картинка смялась и превратилась в мелкую невразумительную рябь. Ну и ладно, подумал Пиджи, придирчиво разглядывая обновку в мутном зеркале озера, - зато он плотный и не промокает; вон как блестит и шуршит... Низ, правда, обтрепался немного, подумал Пиджи грустно, глядя, как длинные клочья полоскаются в воде. Ну да ничего: целой ткани в нём тоже хватает пока что.
Пиджи решил, что подарит плащ Айви-Эм. Но, пока он к ней шёл, завернулся в него сам: зима-то совсем близко.
В воде дохлыми рыбками серебрились опавшие ивовые листья.
2
Айви-Эм задержалась. Пиджи сидел, скрестив ноги, на камне у края рощицы. Летом здесь всегда бывала тень, и камень обрастал мхом - кроме тех мест, откуда они его счищали, чтобы рисовать.
Трава поредела, истончилась, и цветные фигурки на серых каменных боках были хорошо видны. Пиджи любил смотреть на картинки; сейчас он тоже иногда поглядывал на них, или просто щупал рукой те места, где они должны быть. Он не хотел пропустить, когда появится Айви-Эм. Он всегда знал, откуда она появится, и всегда смотрел, как она идёт - справа от крайнего дерева, со стороны дальней рощи, через открытое место. Но сегодня она задерживалась, и сизая трава лениво колыхалась там, где она должна была пройти.
Плащ он сложил и спрятал между деревьев - там же, где у них хранились банки и баллончики с краской. Без привычного шуршания на плечах было зябко - надо же! а ведь всего-то утром подобрал! - и Пиджи ёрзал на камне и терпел.
Потом, говорил он себе, когда он ей расскажет, сколько всего сделал, они вместе это нарисуют. Ярко, чтоб было видно и зимой, когда выпадет тяжёлый снег и полиняют все остальные краски; чтобы весной, когда они, рука в руке, придут сюда снова, картинка ждала их тут.
А ещё он нарисует её в новом тёплом, прочном плаще. У него ещё осталось немного красной краски. Всё больше хотелось начать рисовать прямо сейчас - он так живо её представлял - и всё же Пиджи ждал, не хотел без неё.
Но Айви-Эм не было. Над открытым местом, над дальней рощей начали собираться тучи.
Странно, почему так долго?.. Ведь она всегда приходит...
Должно быть, она у Охотника, решил Пиджи. Иногда она бывает у него дома на берегу реки - хотя, если честно, редко так засиживается...
Он подождал ещё, но она не пришла. Тогда Пиджи встал, с тревогой поглядел на тучи, потом на картинки на камне и решил идти к Охотнику сам. Постоял тихонько в зарослях, где оставил плащ; думал - надеть или пусть здесь полежит. Наконец огляделся, нагнулся и подобрал - мало ли что случится тут без него. Вдруг ветром унесёт...
Да и вообще, зима скоро.
3
Охотник сидел в засаде третий день. Он не двигался. Ледяной дождь тарахтел по спине, на которой давно разлезлась пятнистая куртка; сбегал по костяному козырьку и надбровьям черепа, который Охотник носил на голове; капал с подбородка, капал с кончика чужой мёртвой челюсти; капал с обожжённого кончика копья, что зависло над самой поверхностью.
Ледяной дождь шёл над рекой уже почти час. Охотник не двигался, наклонившись над водой и глядя, как её морщат мелкие острые капельки.
Когда Пиджи поднялся на холм, он увидел перья. Сначала всегда были перья: солнце их жгло, и ветер трепал, и поливали дожди; но Охотник всегда приходил, поднимал упавшие острые камышины или ставил вместо них новые и привязывал наверху пучки чёрных перьев.
Пиджи не понимал, зачем он это делает. Перья так тревожно, жутковато шуршали на ветру. А ветер на холме был всегда.
Потом он встретил безглазые рыбьи головы. Они торчали у подножия холма, у самых прибрежных зарослей. Летом здесь всегда бывала куча мух. Пиджи покосился на чёрные раззявленные пасти и нырнул в камыши.
Охотник был весь пёстрый - с ног до головы, в одинаковых жёлто-серых полосках, как будто, липкий или мокрый, вывалялся в сухой траве. Пиджи успел подойти к самому берегу и так и не увидел Охотника, пока тот не заворочался в зарослях.
- Э, - сказал Пиджи, мельком глянув Охотнику за спину. Здесь, в его логове, хранилась пара уж совсем неприятных вещей. - Привет.
Охотник опёрся на деревянное копьё с почернелым остриём.
- Всю добычу распугал... - проскрипел недовольно.
- Ну... простите...
И зачем Айви-Эм сюда приходит?..
- Ну, чего припёрся? Жрать не дам.
Я и не прошу, подумал Пиджи. Откровенно говоря, по большей части запасы Охотника ему казались мерзкими. Хотя зима, конечно, скоро, и тут он, наверное, прав...
- Ну, чего молчишь? Некогда мне.
- Я за Айви-Эм пришёл... думал, она здесь...
Но он уже знал, что нет. В камышах за спиной Охотника было пусто, мокро и неприютно. Зря только пришёл. Теперь, может, этот ещё и накричит... Пиджи покрепче закутался в плащ. Всё-таки хорошо, что захватил - с ним как-то уютней, даже в такую погоду.
- Ну, я пошёл тогда...
- В город она ушла, - буркнул Охотник.
- Так далеко? А зачем?
- Откуда я знаю, - Охотник отвернулся; отвернулся и Пиджи. - Сказала, у неё там семья.
Пиджи оторопел.
- Какая семья?
- Откуда я знаю.
В этот раз Охотник действительно ушёл. Вскоре стих последний шорох в камышах, остался только тихий нескончаемый дождь.
4
Что такое семья, Пиджи рассказывала Сьюзи. Они тогда ещё жили вместе в старом доме, хотя она уже тогда жаловалась на холод. Семья, говорила она, - это, прежде всего, папа и мама. Ещё сестры, братья, может, всякие там дяди и тёти. А может, и нет, добавила она, пожав плечами. У неё самой ни братьев, ни тёть не было, и она не очень-то знала, зачем они нужны.
Но папа и мама должны быть обязательно.
Они сидели на лужайке, на старом белом стволе. Сьюзи болтала ногой и ковыряла пальцем ржавые цепи, зачем-то обмотанные вокруг толстой ветки. А Пиджи просто сидел.
- А где у тебя папа и мама? - спросил он.
Сьюзи надулась.
- Нигде. Уехали.
- Куда?
- Не знаю. Далеко. Но скоро вернутся.
- А ты с ними не поехала?
Она пнула ствол; звякнула цепь. Потом задумалась, запрокинула лицо в молочное небо.
- А зачем. Здесь хорошо было. Не надо в школу было ходить. И просыпаться когда хочу. Здесь качели были раньше, их ещё папе повесили, - зачем-то добавила она, глядя на цепи, хотя Пиджи её ни о чём таком не спрашивал; он даже не знал, что такое эти качели.
- Я в магазине еду таскала, - гордо объявила Сьюзи. - Одна, сама, когда ещё с тобой не познакомилась. Круто было! И совсем не боялась. Посмотрел бы теперь Руди... да только он сразу уехал. Трусишка, я так и знала.
- А кто такой Руди? - спросил Пиджи.
- Наш сосед. Ну, сын соседки. Всё время меня дразнил. Трусишкой называл, потому что я мышей боялась. Так им теперь и надо, этим мышам, - злорадно топнула ботинком в голую твёрдую землю. Пиджи знал - мыши в старом доме все перемёрли. Наверно, ещё в первый взрыв.
А Сьюзи опустила голову и из-под чёлки покосилась на него, как будто обиделась.
- Только без него теперь скучно. Без всех скучно. И холодно.
- Ну, поезжай к семье. Может, у них тепло.
- Не могу.
- Почему? Я умею водить машину.
Совсем надулась.
- Не могу, понятно?
- Ну почему?
- Они совсем уехали.
- Как это совсем?
Сьюзи вздохнула.
- Умерли они. Не понял, что ли...
...Город Пиджи не любил. Там было слишком много пыли, слишком много мусора, слишком много неразговорчивых, непонятных людей.
На въезде торчал покосившийся знак. Пиджи его узнал и послушно остановился. Один угол знака загнулся и чуть дрожал под ветром. Дорожного движения не было видно - только одна смятая машина ржавела на обочине, прямо под знаком - и вообще-то Пиджи казалось странной идеей стоять здесь и ждать непонятно чего. Но он понимал, что знаки - это серьёзно. Их просто так вдоль дорог не расставляют. Он и Сьюзи всегда так говорил: если б знак был не нужен - его давно бы убрали.
А Айви-Эм не знала про знаки, пока он ей не рассказал. Она и машину водить не умела.
Ходить в городе было трудно. Везде было набросано что-то рыжее, и белое, и серое, похожее на старые кости, и от этого он неприятно, жутковато походил на логово Охотника. Вдоль дорог торчали столбы, белые и тонкие, как мёртвые деревья.
Хмурые тучи висели в стороне, над горизонтом, и недовольно, ворчливо переговаривались. Дождь только самую чуточку смочил город и ушёл к лугам. Вода здесь не задерживалась - сразу убегала в глубокие трещины с острыми краями. Пиджи обходил их стороной. Наступишь в такую - недолго и ногу повредить.
...В тот день Сьюзи совсем замёрзла. Он отвёл её в дом, наломал наверху досок и развёл очаг посередине первого этажа. Завернул в старое пыльное розовое одеяло. Она чихнула, но потом улыбнулась. Пыль осела у неё на носу. Он набрал из бочки воды и утвердил чайник посреди большой кучи углей. Те зашипели и пыхнули искрами.
- А что вы вместе делали? - спросил её Пиджи. - С твоей семьёй.
Он не хотел её расстраивать. Просто хотел понять, что обычно делают с семьёй.
Она сморщила нос и затушила искру на краю одеяла.
- Гулять ходили, - ответила. - Ещё играли в саду. Папа меня на качелях катал. Ну, ещё в доме убирались... ужинали. По вечерам сидели вместе, особенно когда холодно было... вот как мы сейчас с тобой сидим. Кино смотрели. Передачи всякие.
- Мы с тобой тоже убираемся, - сказал Пиджи. - Иногда. И сидим. И обедаем. Стой, давай я сам.
Сьюзи морщилась и дула на обожжённые пальцы. Он поднял чайник, а она подала мятую серую кружку. Та сразу наполнилась густым белым паром. У Сьюзи от пара даже немного порозовели щёки.
Она так ничего ему не ответила. Хотя ему очень хотелось, чтобы она что-нибудь сказала. Ну, или не что-нибудь.
Сьюзи умерла через год, в их третью зиму в старом доме. Вечером, как обычно, пожелала ему доброй ночи и закрыла глаза. А наутро не открыла, так и лежала в постели белая и мягкая, как бы Пиджи её ни тормошил.
5
Пиджи искал Айви-Эм до темноты. Набрёл на завал, повернул назад; потом, кажется, налево; там дошёл до другого завала. Этот, по крайней мере, можно было отличить от других: на большой плите, что перегородила улицу, было нарисовано кричащее детское лицо. Белым и чёрным. На сером хорошо было видно.
Пиджи взобрался на нижнюю плиту, сел и стал думать. Интересно, если у Айви-Эм и правда есть Папа и Мама, почему она о них никогда не рассказывала?.. Ведь это, кажется, очень важно!..
Потом он стал представлять, какие они. Сьюзи говорила, они должны быть большие, так, чтобы без проблем взять её на руки и перенести через ручей. Но при этом немножко похожи на неё. Наверно, у Папы Айви-Эм длинные сильные руки, сильней, чем у неё и сильней, чем у Пиджи. Вот бы хорошо попросить его передвинуть те огромные камни у берега, которые сам Пиджи сдвинуть так не смог. Интересно, если попросить Папу, он согласится?..
Интересно, Мама умеет готовить? Если да, то почему не научила Айви-Эм?.. Сьюзи готовить умела. И убираться. Она говорила, это тоже очень важно, хотя Пиджи никогда не понимал почему.
...Наверно, вечерами они сидят у огня и беседуют. Пиджи поднял голову, покрутил ею - глаза отразили тусклый оранжевый свет, значит, уже вечер, значит, они уже сидят...
Неподалёку от того места, где он сидел, баррикада упиралась в опору моста. Сам мост обрушился, и сверху свисали длинные железные ноги. Торс и голова застряли между обломков моста; наверно, тот и рухнул потому, что в него врезалась огромная машина.
Глаза головы тоже отражали закат. А Пиджи сидел и думал, что Папа может быть вот таким же большим. И тогда он без труда сможет помочь достроить для Айви-Эм секретный домик, но поместиться туда не сможет никак...
...это какой же огромный дом должен быть, чтобы туда помещалась такая громадина!..
Совсем стемнело; Пиджи решил, что домой уже не доберётся, и побрёл искать, где переночевать. Баррикада упиралась в развалины, пройти у него не получилось, поэтому он перебрался на ту сторону. Сразу понял, зачем её соорудили: на той стороне набережная выкрошилась и слоями бетона сползала в море. Он подвинулся туда и сюда, боком переставляя ноги, нашёл в бетоне тёмную промоину и забился внутрь. Перед ним колыхалось свинцовое море, но потом оно стало меркнуть и вскоре совсем исчезло.
А где-то далеко, в доме Папы и Мамы Айви-Эм сидела, наверно, у огня.
6
Ночью дождь вернулся. Пиджи сидел, обняв руками колени, а справа и слева от него с бетона стекали ручьи. Крошево под ним постепенно размокало и скользило, и он думал, не смоет ли его, в конце концов, в море.
А море шипело внизу всю ночь, пока не утихло вместе с дождём. Наутро Пиджи услышал снизу шорох и плеск. Уже почти развиднелось, под обрывом между камнями блестели лужицы воды. Пиджи поёрзал осторожно, утвердился коленями на сыпучем грунте и высунул голову. Они бродили в воде, согнувшись, что-то подбирали, поворачивали так и сяк, а потом складывали в огромные железные бочки за спиной. Внутри звякало, но уже не так гулко; бочки тяжелели, и спины сгибались всё ниже.
Люди?!
Пиджи присмотрелся. Что же они там ищут?.. Стеклянное, железное, пластиковое. Вот один подобрал растрёпанный пучок, повертел и забросил за спину. Пучок подхватило ветром, и он вместо бочки приземлился в воду. Никто не обратил внимания.
- Эй! - крикнул Пиджи. - Эй, вы уронили!
Горбатая тень молча побрела дальше. Пиджи решил, что его плохо слышно. Он уже собрался крикнуть погромче, но так и не крикнул. Совсем посветлело, начищенной латунью загорелось море. И почти так же ярко заблестело предплечье того, согнутого, когда он забросил руку за спину. Пиджи понял, что это не люди, а старые машины-мусорщики. Эти ничего не ответят, как им ни кричи.
Он вылез из своей пещеры, держа в зубах концы плаща - они плохо завязывались, не потерять бы - и пошёл искать дальше.
Вообще-то Пиджи звали немного длиннее. Дело в том, что он не знал, как. Буквы, которыми было написано его имя, частично стёрлись, и конец было уже не разобрать. Как читать эти буквы, его научила, опять же, Сьюзи. А он потом научил Айви-Эм.
- А у тебя где имя написано? - спросил Пиджи у Сьюзи. Она вздохнула.
- Была такая бумажка. У родителей. Они мне показывали.
- И там тоже буквы?
- Ну да.
- А где она теперь? Бумажка.
Она пожала плечами.
- Неудобно получается. А если ты вдруг забудешь, как тебя зовут?
Она улыбнулась.
- Не забуду.
...Взошло солнце, и город расцвёл яркими цветами. Дождь вымыл от пыли жёлтые скамейки, красные и синие дорожные знаки, полосатые навесы. Даже кучи кирпичей на дороге стали задорно-рыжими. Пиджи застыл: ему непременно и очень остро захотелось всё это запомнить, чтобы потом нарисовать. Найти огромный плоский камень... как та плита, на которой вчера сидел. Или нет - лучше побольше! И обязательно, обязательно привести туда Айви-Эм. Показать и рассказать.
А потом они вернутся к озеру, и он подарит ей плащ, и плащ так чудно зашуршит у неё на плечах, а она будет прыгать, и вертеться, и спрашивать, ой, а что это?! А когда она напрыгается, он, наконец, отведёт её на другой берег озера, куда до этого ходить не разрешал; туда, где растут густые кусты и лежат замшелые старые камни. И она увидит, какие они теперь с той стороны.
Город был тихим и рыжим от солнца. Пиджи вышел на площадь; здесь иногда горели костры. Он думал найти людей или говорящих машин и спросить про Айви-Эм; однако сегодня площадь была пуста, и даже костры смыло дождём. За площадью выгибался козырёк, облицованный мрамором; на удивление, он почти не обрушился, а вот стеклянные двери под ним, как одна, раскрошились. Вместо солнечных отражений там поселился унылый сумрак.
Пиджи рассмотрел, что внутри кто-то шевелится, и направился к зданию.
...А за горой булыжников совсем не видно свежесооружённой крыши. Он специально проверял, всё озеро исходил, с разных сторон смотрел. И рисунки на скалах можно рассмотреть только изнутри, и флажки, и цветные блестящие бусинки. Пиджи собирал их долго, по одной. Он знал, как Айви-Эм это всё нравится.
Но труднее всего было отыскать печь; в городе не нашлось такой как нужно, и Пиджи уже подумывал раздобыть бочку и как-нибудь проделать в ней отверстие. Это было бы уже, конечно, не то, но всё-таки... На развалины дома он наткнулся случайно, когда шёл встречать Айви-Эм через поле. Если б не наткнулся - никогда бы не подумал, что в зарослях что-то есть. Печка была ржавая и нетвёрдо держалась на ножках, наверно, из-за бугров и булыжников. Их у Пиджи и не получилось вытащить из земли, но он не сдался, вместо этого сделал над землёй ровный настил и в круглую дыру установил печку. Если подумать, вышло даже лучше - по дощатому настилу так звонко и приятно шагалось, совсем по-домашнему...
Когда придёт зима, думал Пиджи, тогда они и усядутся вдвоём у огня. И будет ветер, и низки бус над головой будут позвякивать, а флажки - уютно шуршать. Только бы печку не погасило... но для стен, увы, у него не нашлось досок; может, в следующем году...
Пиджи ступил под сумрачные своды бывшего вокзала и тут увидел Айви-Эм. Она стояла в глубине, спиной к нему; стояла и как-то странно покачивалась: вперёд и назад, вперёд и назад, как будто порывалась за чем-то нагнуться и не могла. Пиджи направился к ней.
По пути он видел всё больше: с той стороны тоже было окно, крепкое, армированное. Оно выстояло, но запылилось снаружи, и помещение отражалось в нем, как в мутноватом зеркале. Большое помещение, просторное. В дальнем углу настелили ковров, положили один на другой, потом ещё на другой, пока не получился высокий, но чуть оплывший топчан. На пол тоже что-то набросали; чем ближе подходил Пиджи, тем яснее он видел узоры из чёрных динозавров на красной клеёнчатой ткани, и ещё мужских и женских лиц, каких-то деревьев и домов. Айви-Эм равнодушно ступала по этой красоте ногами. Он устыдился, стоя в тени, и натянул свой плащ туже на плечи.
Ещё здесь были рисунки: на стенах, на колоннах, везде, кроме окна. Только не птицы и не цветы: всё густо покрывали буквы. Какие-то были знакомы, другие совсем непонятны. Может, чьи-то имена?..
Печки здесь не было, не было и цветных бус; зато между колоннами протянулись целые гроздья лампочек. Где их достали столько, обалдело подумал Пиджи. Выпуклые стеклянные бока таинственно мерцали, даже выключенные. Какая же прелесть будет, если их зажечь!..
Пиджи мог бы успеть еще о многом подумать. Например, где же Мама и Папа. Или с каким же трудом кто-то собирал все эти чудеса и какой необыкновенный, прекрасный дом у них получился. Может, успел бы даже подумать, как жалко выглядит его открытая всем ветрам ржавая печка в сравнении с этим домом. Но не успел: Айви-Эм повернулась. Мягкий свет лёг на её блестящее железное плечо, где аккуратными буквами было выписано её имя: IV-M. Чёткое и прекрасно сохранившееся, до самой последней буковки.
- Привет, - сказал он.
Она что-то держала в руках, что-то маленькое и округлое, завёрнутое в ворох разноцветных тряпочек. И это что-то таинственно шуршало там, внутри.
- Это что? - спросил её Пиджи. - Что ты такое нашла?
Но она молча отстранилась, отшагнула по пыльным останкам зимних плащей. Пиджи не понял, шагнул следом.
- Мне Охотник сказал, что ты нашла семью. Значит, теперь у тебя есть Папа и Мама, да? А где они?
Молчит.
- Что это такое у тебя? Ну покажи!
Не хочет показать. Обхватила руками, прижала к себе. Только Пиджи уже знает, что там. Странный шорох хорошо слышно в пустом гулком зале, и даже ковры этот звук не приглушают. Пиджи уже слышал такой звук - уже давно, в другом доме. Вечерами в плохую погоду Сьюзи не выпускала его на улицу. Не вернёшься, говорила, что я без тебя стану делать? Вместо этого она усаживала Пиджи на пол, снимала плотную клеёнку с тумбочки в углу. Потом тщательно смахивала пыль с округлой чёрно-серой штуковины, вынимала батарейки, хмурилась и постукивала по ним ногтем, потом вставляла назад. После этого нажимала кнопку, и штуковина принималась громко шипеть и шуршать, прямо как сейчас. А после шипения начинала разговаривать, кричать или петь. Сьюзи и Пиджи сидели рядышком на полу и слушали.
Называлась эта штуковина магнитофон. Сьюзи объяснила, что говорит он не по-настоящему, не как они друг с другом, просто повторяет то, что кто-то когда-то ему сказал.
"А скажи что-нибудь сейчас, - предложил Пиджи. - Оно сможет повторить?"
"Не знаю, - ответила Сьюзи. - Наверно, нет".
"Тогда оно совсем глупое".
...Должно быть, Айви-Эм нашла здесь магнитофон. Но почему тогда она его не показывает? Может, обиделась, что он не водил её на ту сторону озера?.. Или сама приготовила ему сюрприз, а он рано пришёл?..
Или... может...
Тут шипение внутри магнитофона кончилось, но не послышалось ни песни, ни слов. Раздался тонкий протяжный крик. Его Пиджи тоже знал; так кричала маленькая Сьюзи, когда ей было очень больно. Айви-Эм как-то особенно резко качнулась и сильнее прижала свёрток к себе.