Панченко Юрий Васильевич : другие произведения.

И август медленных страниц

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

Ю.В. Панченко

И АВГУСТ МЕДЛЕННЫХ СТРАНИЦ

Книга издана при поддержке

Министерства культуры РФ

и Союза российских писателей

0x01 graphic

ВЯТКА - 2020 год

   ББК 84 З7
   П16
  
   Панченко Ю.В. И август медленных страниц. Роман, Вятка, - Издательство "ГРПМ", Вятка, 2020 г. - 277 с.
  
  
   ISBN 5-86173-048-2
  
   В книге опубликован новый роман автора, написанный в 2020 году. В дичайшей обстановке злобы мира получилось написать светлое через светлых людей.
   Содержание романа - восстановление человеческой сущности в человеке, сохранение личности человека.
   Автор отличается своим своеобразным языком, стилем, точкой взгляда на происходящее в мире, сохраняя традиции русской художественной литературы.
   Издавался и переводился в Казахстане, России, Латвии, Германии, Чехословакии. Правда и свобода - два основных героя любых произведений автора.
   Лауреат литературной премии им. М.Е. Салтыкова-Щедрина.
   Лауреат международного конкурса поэзии "Линия фронта" в честь 75-летия Победы.
   Через интернет произведения Юрия Панченко читают в 126 странах мира.
  
  
   ISBN 5-86173-048-2
  

No Юрий Васильевич Панченко,2020

СОДЕРЖАНИЕ

  
  
  
  

И АВГУСТ МЕДЛЕННЫХ СТРАНИЦ

  

Роман

  

...Ибо собрано на эту дорогу светлое,

примером потомкам, и светит - веками.

Во всём мире.

Автор

И август медленных страниц

Движением эпох и лиц.

Автор

  
  

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

   Жизнь, и выписывает неторопливо понимающий пёрышком на листах бумаги, мусорное убирая в сторону от цветения жизни...
   Интересная страна со всех сторон и вплотную, - ну ничего от людей не скроешь, ну ничего...
   Как всегда на похоронах чиновников, - "а как же? По должности чтобы, положено" - первым к микрофону говорить речь объявили губернатора. Микрофон поставили близко к гробу, со стороны ног лежащего.
   - Сегодня мы прощаемся с великим человеком! - изображая бровями скорбь, почти выкрикнул губернатор.
   Тот, в гробу, поднялся прямо, как штакетина, по пояс.
   - Благодарю! Моей фамилией назовите весь наш город!
   И рухнул в гроб.
   У губернатора глаза умчались к ушам, последние волосы забрались дыбом.
   - Слова великий человек про умершего отменяю!
   - Не согласен! - заявил поднявшийся по пояс в гробу. - Город моей фамилией назовите!
   И рухнул назад прямой штакетиной.
   - Министр-медик! Он мёртвый или живой? - взрычал губернатор.
   - В холодильнике морга ждал двое суток, очереди на торжественные похороны. Документы на не живой подписаны и с печатью.
   - Пульс есть?
   Потрогал, министр.
   - Отсутствует.
   - Чего же он мне указывает?
   И сам губернатор рухнул на пол.
   - Етит твою мать, - сказал кто-то среди толпы небольшой, - губернатора с его пузом поднимать шестерым надо...
   - Поди в сторону по полу откатить? Проще получится? Солдат позвать штук десять, откатят, сбоку носилки подсунут, десятеро его поднимут и унесут.
   - Речь говорить кому?
   - Да никому, заново мёртвяк из гроба позадерётся. Прыгает и прыгает, прыгун, неугомонный какой-то. Как в зале заседаний общих. Крышкой его припереть укажите. На кладбище закопаем для верности, помянем и там скажем. Значит, мы его уважали, считались с его мнением при принятии решений, значит, того, наливайте по второй, для ясности...
   - Город захотел по своей фамилии, знамо дело, попрыгаешь...
   - Я заранее заплатил за название города моей фамилией целых сто миллионов рублей! - закричал выносимый в гробу из-под закрытой крышки. - Не сметь не исполнять! Не сметь!
   - Не уймётся, надо же... А вроде психованным не был?
   - Уносите скорее в свою для гроба машину и сразу едем, - приказал рабочим-похоронщикам чиновник.
   - Губернатора куда?
   - В больницу. Ещё бы называть... город Долговоров... Люди сразу начнут с переделкой, город Воров.
   В сторонке чиновники выясняли.
   - А от чего он умер? Вроде не старик?
   - Не умер, сдох.
   - Ну, у вас разделения... Умер от сдох чем отличие?
   - Умирают от болезней, в автомобильных авариях. Этот в пятницу позвонил с рабочего телефона, записи сохранились. Заказал в близком за городом санатории отдельный домик, сауну, шашлыки, водку, коньяк. Баб с собой привёз. Нинку молодую, секретаршу его, двух её подружек из отдела распределения и надзора. Выпили, в бане разделись, и он не может с девками. Сейчас, сказал, поправлю. Сели за стол, глотнул он пилюлю для возбуждения, коньяком запил. Реакция возбудителя с алкоголем не дружит, дало на сердце. Нинка только-только в рот взяла возбуждать, он и откинулся. Врачей позвали, а толку? Сдох, и сдох. Там и до уморы дошло. Проститутки с нашего управления кричали, мы не будем платить за домик, сауну, за шашлыки и коньяки, он заказывал, с его карточки снимайте! Жене его позвонили, где карточка начали искать. С жены деньги взяли, за не геройскую гибель на изменах ей с курвами. Хохотать осталось, вот куда вывело.
   - И его именем, распутника, изменщика жене с прошмандовками, город называть?
   - Так не в первый раз, не в первый раз... Именами убийц называли, не в первый раз... Что же? На кладбище провожать поедем? Вон по машинам, в автобусы распределяются...
   - Да ну его, время терять, уважение без причины изображать... Без нас зароют, пошли по домам. Тут отметились, нас записали, долг исполнили мы по работе, хватит. Премиальных не лишат.
   - А на поминки?
   - Кого поминать? Враньё всякое насчёт него слушать? Жестоким был, грёб деньги отовсюду под себя, и никому не помогал, ни с кем не делился. Без поминок запомнил, враньё мне ни к чему. Ха-ха, "прощаемся с великим человеком", губернатор залепил... Ха-ха, с вором большим, любая подпись за взятку, за взятку, любая!
   - Вот тля! Вот как жил? Да сказать по правде - а давайте посмотрим! В девяносто первом году кем он был? Первый секретарь горкома партии, начальник коммунистов города, партии руководящей! Всех предал! Ещё им был - наклепал документы пустодельной палаты, в заговоре с московским начальником! И предал партию, и стал начальником пустой палаты! А что производил? Да ничего! Как попы, со старух несчастных последние копейки обирающие! В чёрных дорогущих машинах приезжающие к церквам! Ничего не производят! И он тоже. Благодарности печатал на бумажках и бумажки вручал торжественно в ресторане самом дорогом в городе, а банкет за счёт кого - тому самую большую размерами вручал! И с них налог за каждый месяц снимал, за бумажки! Вот тварь, вот предатель!
   На чужих трудах деньги нагребал! Квартира - в новейшем доме в самом центра города в двести пятьдесят метров, машина дорогущая, в тёплом гараже подземном за пять тысяч в месяц оплатой и дворник каждый вечере машину моет. Банкеты каждый месяц с ним в центре стола с самой дорогой жратвой и выпивкой, с проститутками бесплатно, директора за него платили, своих фирм! А сдох как мразь последняя, сауну за счёт устроителя дорог в городе для себя и сучек-прошмандовок устроил! Ну и сдох! Как сучара последняя...
   - Как бы последняя... Гляди, ещё не закончились...
   - Дааааа... И где бы пожить среди хорошего? Среди честных? Мыслями и трудами? И негде, и негде...
  

Глава 2

   - Вы кто?
   - Жизнь.
   - Почему ты такой была?
   - Я жила действиями. А ты думай, какими и почему. Не доволен?
   - Я совсем про другое...
   - Тогда думай... не торопясь...
   - И во сне думать?
   - Да. Во сне лишнего меньше.
   И почему вы, сны поясняющие, сущность подсказывающие и направляющие на нужный путь, всегда короткие?
  

Глава 3

   Что-нибудь есть в бытовой скучности хорошее?
   Есть.
   Светлое-светлое... тишиной в душе... тонкостью...
   Самым тончайшим пером изображённое... с названием навсегда.
   Раз - и на постоянное время.
   Постоянное время бессмертно...
   Песочный пляж и удивительная бирюзовая вода до самой голубой черты горизонта.
   Там блестело неровное море. Тысячи, тысячи вспучившихся бугорков коротких низких волн, и каждый бугорок волны отсвечивался золотой блескучестью Солнца. Глазам становилось больно, тысячи, тысячи шевелящихся Солнц...
   Тысячами Солнц...
   Бликами, бликами...
   И бирюзовая нескончаемая вода, и разлитое по всему купольному небу Солнце растворяют в лёгкости тело, убирая из настроения любые заботы...
   Тысяча девятьсот... конец семидесятых... год...
   А вода солнечная та же, отлистать если две тысячи лет назад...
   Вода постоянна, люди - временные...
   Временные люди, временные...
   Вода в природе для жизни.
   А я - зачем?
   ...На городском пляже сидели на длинных скамейках, лежали, стояли на горячем песке, ходили, плескались в воде и плавали люди, полгорода.
   Жаркое лето, все сразу после работы сюда, а в выходные с утра на весь день...
   Стеблистая...
   Среди них выделилась тонкой высокой фигурой, высокими ногами, извивчатой походкой, неся в руке сложенную юбочку и майку, в белых узких плавках и белом лифчике, золотистыми волосами и сразу, увидевшая - улыбкой показывающей, глазами показывающими - ну, вот, встретила нужного мне.
   Глаза нашедшей нужного...
   Уверенные успокоенностью... искать больше и не надо...
   Напоминающая стебель высокого цветка... в восприятии...
   Стеблисто-элегантные ноги, ниже колен заступающие при шаге нога перед ногой... короткая ступня перед ступнёй...
   Свернула с тропы за людьми, подошла, села рядом, - приветик-приветик, - лицом в лицо.
   - Привет и тебе, Элзе. Где твоя всегда тебя сопровождающая подруга Милда?
   - Родители её сегодня задержали, новость у них домашняя. Холодильник наконец купили, два года в очереди ждали, по записи.
   - Какие на тебе плавки и лифчик, тончайшие...
   - Они импортные, из Германии родственники прислали. На тебе плавки тоже не наши, с короткой молнией на карманчике...
   - Японские.
   - Тебе не страшно, у меня родственники в Германии?
   - Не-а.
   - Арестовать могут. На нас давили, требовали от получения посылки отказаться. Написать в ответ, здесь всё есть и всего хватает.
   - Кроме элегантности...
   - Умный ты, понял сразу. Что за люди, Антон? Иду по пляжу своих поискать, а мне вослед тётки толстые в трусищах до верха животов шипят: бесстыжая, бесстыжая...
   - Мне нравится. Всю твою фигуру, всю лёгкую юность германские изделия показывают.
   - Тебе нравится пляжный наряд, а ты - нравишься мне. Ты необычный.
   - Нравлюсь тебе, а я тебя люблю.
   - Ой... Ой... Куда мне... в сторону от неожиданности...
   - Я тебя люблю... - обернулся убеждающим лицом к лицу.
   Элзе задумалась, глядя в бирюзовую бесконечность. На беспрестанное волнование жизни. Волнуясь, погладив рукой руку. Свою.
   Взял её руку и поцеловал пальцы, склонившись.
   - Можешь отринуть меня раз и навсегда, я сказал, что чувствую.
   - Я не жестокая. От неожиданности разволновалась. Давай помолчим, пусть уляжется в моём душевном состоянии... яркостью... ошеломил меня признанием...
  

Глава 4

   Элзе надела белую маечку и тоже белую юбку, короткую-короткую, высоко показывающую красивые изящные изгибы ног. Прежде она сказала, - не умею плавать и боюсь утонуть. А жара сильная.
   - У меня душ, пойдём ко мне?
   - Да, так хорошо, а твои где?
   - Живу у сестры друга. Сестра с мужем уехала в отпуск, я сделался совсем свободным. Попросили меня за квартирой смотреть, чтоб ничего плохого не случилось.
   Под вечер пошли по коротким улицам городка.
   Элзе осторожно, с доверием рассказывала.
   - Милда и я родились здесь. Наших родителей в Литве ограбили чужие солдаты до войны сорок первого года, отобрали дом, ферму, сад, все вещи, арестовали и в вагоне для скота привезли сюда в ссылку. Сказали работать рабочими и жить в квартире с соседями. Наши родители не стали ни фашистами, ни коммунистами, были и остались работающими на своей земле, в своей стране. Захватчики присоединили нашу страну к этой. Назвали их зажиточными буржуями, мои предки умели хорошо работать и богатеть.
   - Так они жили по правилам, по законам своей страны. За что их арестовывать по законам чужой страны? Захватившим вашу.
   Элзе оглянулась назад. Никто не подслушивал.
   - Захватчиком моей Родины стал ваш Сталин.
   - Моим Сталин не был никогда.
   - Антон, я рассказываю нашу близкую историю. Нам до сих пор запрещено отсюда уезжать насовсем на свою Родину и даже в отпуск запрещено ехать. В областной город здесь тоже запрещено, будет вызов в НКВД и большое наказание.
   - Сейчас называется КГБ.
   - Я с детства по рассказам родителей запомнила НКВД, бессовестные каратели.
   - Да понятно, сволочизм не забывается.
   - Какая разница, кем отнимается свободная жизнь? Ты от меня не вздумал отказаться? Ты - не боишься?
   - Я не ботинки в магазине выбираю.
   - Смелый юноша, ты плывёшь настоящим течением реки жизни... Я запомнила нашу прошлую беседу, с нами гуляла Милда. Ты говорил, не хочешь оставаться рабочим, в городе нет художников, композиторов, писателей, создающих развитие красивого, культуры, и ты ездил в Москву и их видел, и захотел уехать туда навсегда...
   - Пока я поеду учиться в нужном мне институте...
   - Ты уедешь, окончишь настоящий институт, ты станешь большим человеком, приедешь проведать друзей в городе и пройдёшь мимо меня.
   - Да у меня только школьное образование, каким большим? Мимо тебя? Зачем придумывать обидное?
   - Извини, ошиблась словами. Когда-то ты вернёшься сюда известным в мире человеком, я проницательная. Ты запомни, девушки чувствуют талантливых, гениальных... Многие хотят стать известными, знаменитыми, не у всех получается. Надо плыть по реке жизни, прислушиваться к поворотам судьбы, сама река вынесет...
   - Знаю...
   - Почему знаешь?
   - К тебе вот вынесло? Течением жизни? Я тебя люблю.
   Элзе снова остановилась, снова стояла, разглядывала его долго. Пересказывая ответ глазами, вошедшими в его сущность, вместо слов...
   Тихо переступила, увлекая далее, далее... по серости асфальта... над асфальтом... над остановившимся пространством Земли...
   - Ты поможешь мне выучить химию и биологию? Я буду поступать в мединститут, после медицинского училища. Если разрешение выдадут в НКВД-КГБ, в мединститут в областном городе.
   - Чего? А... Ох, да такие мелочи...
   - О чём ты сильно озаботился только что?
   - Откровенно? Боюсь тебя поцеловать. Боюсь - обидишься.
   Помолчала. Приблизилась, лицом. Закрыла глаза.
   И что-то лопнуло, что-то взорвалось ярчайшим светом вспышки, наверное, прилетевшей к ним с Солнца?
   Тело приняло в себя её ударившее сердце.
   Зашли а гастроном, купили на ужин пельмени и, по предложению девушки своей, томатный сок. Сразу трёхлитровую банку. Элзе в магазине раз за разом оборачивалась глазами в глаза, глазами мудро-блескучими, укрупнившимися... вместившими в себя не слова... поверившими, поверившими свету настоящей гордости...
   Из ванной пришла в комнату с пятнами влаги на майке и юбке.
   - Сними и повесь просохнуть?
   - Я стесняюсь. И ты без одежды видел меня на пляже.
   - Видеть хочу и сейчас.
   Вздохнула. Сняла.
   Лежали на диване вплотную, тесно обнимаясь. Целовал щёки, губы, шею, ключицы, груди сквозь лифчик, живот, целовал сквозь плавки, нежнейшую тонкую кожу бёдер, обнимая сверху до пяток, до...
   Ильзе торопливо целовала сухими стремительными губами удивлёнными ответами... удивлённой ясностью пространства впереди... отсветами яркости в бирюзовых коротких волнах постоянного движения красивого...
  

Глава 5

   - Я тебя люблю.
   - Я тебя люблю.
   - Я твоё отражение.
   - Я твоё отражение.
   - Я тобой горжусь.
   - Я тобой горжусь.
   - Я не знаю более лучшего человека.
   - Я не знаю более лучшего человека.
   - Я не знаю более нужного человека.
   - Я не знаю более нужного человека.
   - Я тобой радуюсь.
   - Я тобой радуюсь.
   - Я ценю тебя выше всего.
   - Я ценю тебя выше всего.
   - Я не предам тебя никогда.
   - Я не предам тебя никогда.
   - Я во всём с тобой.
   - Я во всём с тобой.
   - Я тебя оберегаю.
   - Я тебя оберегаю.
   - Ты моя невеста.
   - Ты мой жених.
   - Ты моя навсегда.
   - Ты мой навсегда.
   - Ты моя, да?
   - Ты мой, да?
   - Да.
   - Да.
   Глазами в глаза, улыбкой в улыбку, губами в губы, человеческим в человеческое...
  

Глава 6

   На улице за пять шагов навстречу Милда совсем новым взглядом глядела на Антона, как неожиданно сделавшего громкий подвиг, ни с того ни сего слетавшего пятым космонавтом в Космос.
   - Салют, любимая подруга! - Поцеловала Элзе в щёку. - Салют, Антон! - Подвигала перед ним поднятыми пальцами. - Вы откуда идёте такими счастливыми? Улыбаетесь беспрестанно?
   - Мой Антон главный сегодня, пускай расскажет.
   - Милда, поздравляй нас первой. Мы сходили с паспортами, подали заявление. Через пять дней нам выдадут свидетельство, мы - муж и жена.
   - Элзе, Антон не пошутил?
   - У-у, - заново осчастливилась девушка. - Ни единым словом не пошутил.
   - И ты подписала заявление?
   - Да, с желанием. Ты ведь знаешь, заставить меня невозможно.
   - Поздравляю! Свадьбу праздновать будем?
   - Как мы получим конечный документ, пригласим и тебя.
   - А родители знают?
   - Ты узнала первой.
   - Ой, Элзе, как воспримет мама, Розалия Францевна? Наругает? Обрадуется?
   - А так, моя жизнь? Она меня не спрашивала, выходя замуж за отца?
   - Так тебя тогда не было... Всё! Я опаздываю! Жду приглашения! Поздравляю заново и радуюсь за вас, за тебя, подруга!
   - И куда мы? Гулять по городу? На пляж с мороженым?
   - Я снял нам квартиру на два месяца, посмотришь?
   - А веди! - махнула сумочкой на длинном ремешке.
   Привёл, в однокомнатную. Сказал, друг с женой уехали в большую командировку. Вся обстановка, посуда на кухне...
   Вернулись в комнату. Элзе остановилась против окна с задвинутой от сильного солнца шторой. Остановленная объятием... прижатостью телом к телу...
   - Я предлагаю тебе окончательно стать мужем и женой. Ну, ты поняла...
   - Нет! Нет! Так опасно! Так...
   Закрыл её рот поцелуем, втянувшим губы, языком переплетаясь с языком встречным... остреньким...
   - Я тебе основное предлагаю, главное, и не пугайся, ничего плохого... подтверждение наших отношений... Так делают все...
   - Я не знаю... - опустила глаза, стоя тихо... - Ты мужчина, ты решаешь сам...
   - Согласна?
   - Не понял... разве... Ох, я не...
   - И подчиниться жена мужу своему... без сожаления и по воли своей... по своему желанию...
   Сдвинул сбоку застёжку короткой как всегда юбочки голубоватого лёгкого цвета и пальцами осторожно, боясь обидеть, столкнул вниз, на пол. Показались короткие трусики светлого песочного цвета. От них руки подвинулись вверх, убирая с девушки, с невесты любимой белую майку, через поднятые ею руки над опущенной головой, расстегнув светлый песочный лифчик... тонкий... Грудями на мужскую грудь, прижатая сзади и за лопатки, и за поясницу...
   Задышала резче... запутаннее... в себе самой, во всём... почувствовав руку мужскую на трусиках впереди...
   Шепнул на ухо, - сейчас, - постелил белейшую простынь...
   Легла. Отвернув лицо набок, прикрыв руками груди...
   - Антон, мне стыдно...
   - Я тоже не знаю как... тоже неловко...
   А трусики потянулись с расширенных бёдер до коленок, до ступней, до отпада в сторону... Тёмно-золотистые волосы треугольника, утекающего в сжатость белейших ног...
   - Покажи мне свой...
   Глянула и откинулась навзничь...
   - Покажи мне свою...
   Подождала. Раздвинулась бёдрами, открывая...
   - Мне... Говорить не знаю как...
   Согласилась, почувствовав на теле своём тело молодого жениха, протянула под него руку, нашла нужное, отвела в сторону от своей шелковитости волос под животом, удерживала, настороженно дрожа от крепнущего секунда за секундой...
   - Отпусти... уу... отпусти он сам... ууу... не пущу... отпу...
   - Нет! Нет! Ни за что! Нет!
   И наставила куда-то почти под себя, но встречаемо отысканной... рванулся. Нажал. Рванулся проваливаясь им и всем телом в тело желаннейшее... в горячее неизвестное, в... аааооой! Боль-нааа....
   Оторопел от страха. Затихли.
   Молча столкнула жениха с себя, присела, раздвинула ноги, провела пальцами где-то под собой и оторопела... и показала ему... пальцы... кровь... моя кровь...
   - Не бойся, не бойся, так должно быть... ты девушкой была... ты женщиной сделалась...
   С размаху влепила по щеке!
   - Прости! Прости! Я от ужаса! Кровь! По мне медленно стекает между ног, ужас! Tu pa?mei mano nekaltyb?! Tu sunaikinai j?! Mano nekaltyb? atiduota meilei! Аš atsisveikinau su nekaltybe d?l meil?s!
   - Слышал, в самые трудные моменты кричат на своём родном языке, переведи?
   Элзе обернулась лицом к нему, глазами в глаза. Яростными и... согласными гордостью... неожиданной...
   - Ты принял мою девственность! Ты уничтожил мою девственность! Моя целостность осталась в прошлом! Та разорвал запрет девственности на быть в моём теле! Моя целостность посвятилась любви тебя! Прощаюсь с ней за любовь к тебе! Варвар! - смотря в потолок, тронула себя в ней, прислушиваясь к своим пальцам, - разорвал в клочья! Прости... прости, вырвалось обидное обзывательство...
   - Ооох, да, варвар поневоле... По-другому не бывает, не войти, когда закрыто... Прости и ты меня...
   - Прощать не за что, - быстро, быстро зацеловала короткими поцелуями сухих губ... Природой устроено, против неё никуда... Самой не терпелось, и не знала как тебе признаться, стеснялась...
   - Какие у тебя красивые на ней тёмно-золотистые волосы... в самой середине закрученные, как их на пальчик накрутила специально, - погладил, прижался щекой...
   - Всегда так, смешной...сами по себе немного кудрявые...
   Посмотрела, немного улыбнулась, - а у тебя... какой он... доставательный... до глубоко...уничтожил не разрешение быть в моей... воспитанной сохраняемой... как меня воспитывали... Уверенный достался, будем потом... сам понял что, да? А по мне, когда иду по улице, станет видно, что я отдала свою девственность и сделалась женщиной?
   - Да ну, ты что?
   - Хорошо. Девчонки говорили, походка меняется. Так - хорошо. Как чувствуешь, снова сегодня можно?
   - Давай обождём ночь и день? Я не знаю, что можно, на всякий случай? Не обиделся?
   - Конечно нет. Мне тебя надо беречь.
   - Хороший, ты - хороший. Бережёшь не пустым словом. А Милда рассказывала, с мужем ей было не больно...
   - У всех по-разному...
   - Со своего успокоенного кровь смой?
   - Не хочу, пусть остаётся на весь век.
   - Нельзя, смой. Намочи салфетку и принеси мне, нужно стереть кровь... - поднялась к кровати и вытянулась на цыпочках, поднятыми до самого верха руками...
   По правой ноге изнутри приостановилось, отпечаталось прощание с девственностью...
   - Atsisveikinimas su nekaltybe - как произнесла Элзе, посмотрев задумчиво...
  

Глава 7

   На подоконнике раскрытого окна второго этажа стоял магнитофон, широкий голос Муслима Магомаева пел из него:
   По переулкам бродит лето,
   Солнце льётся прямо с крыш,
   В потоке солнечного света
   У киоска ты стоишь...
   - Почему улыбаешься, Антон?
   - На Новый год мы с тобой под неё твист танцевали, у тебя дома... Элзе... насколько серьёзная...
   - Тебе ничего не будет, а меня родители отругают...
   - Не бойся, они люди как люди. И меня у вас дома видели.
   Невеста открыла квартиру сама.
   - Здравствуйте, Розалия Францевна! Здравствуйте, Имант Иванович!
   - Добрый день. Да какой я Иванович? Энкэвэдешники в лагере добавили Иванович, сказали, отчество в их документах должно быть написано. У нас, литовцев, отчества практически не применяют. Вот у Розалии Францевны моей мама литовка, отец немец, вроде и отчество сразу было... А вы только русский?
   - Мама русская, отец украинец. У меня в общежитии друг, немец, сын насильно переселённых немцев с Волги.
   - Разные народы мира вместе собрались... Проходите в большую комнату, вы, Антон, знаете, нам двухкомнатную на моей работе наконец выделили. Свобода после многолетней коммуналки сразу почувствовалась.
   Сели, за круглый стол. Помолчали, и Антон понял, родители невесты что-то чувствуют.
   - Я скажу прямо, - посмотрел на родителей Элзе Антон. И матери, и отцу невесты прямиком в глаза. - Мы подали заявление, через несколько дней у нас будет документ, где мы названы мужем и женой. Я прошу вашего понимания, разрешения, вашего согласия. Не будет вашего согласия - через ваш запрет переступать не стану. Мне нравится честность.
   Молчали.
   - Неожиданно, неожиданно... Мать, неожиданно? А Элзе взрослая, когда-то ей нужно решать свои взрослые изменения...- потёр себя по щеке Имант Иванович.
   - Да, девочка наша выросла, - растеряно улыбнулась мама невесты.
   - Элзе, ты согласилась выйти замуж за Антона?
   - Папа, кто бы меня мог заставить подписать заявление? Ты знаешь моё упорство, заставить меня нельзя...
   - Да, неожиданно... Постепенно поймём...
   - Вы согласны мне в жёны отпустить Элзе?
   Мама посмотрела на папу. Подождала, как скажет он.
   - Розалия Францевна, зачем нам идти против дочери? Она взрослая, противоречить смысл не находится... Какое событие, неожиданное событие... Я согласен.
   Мама кивнула, вслед за ним, добавила, - согласна.
   - Спасибо, - тихо и скромно поблагодарила Элзе, посмотрев и на маму, и на отца.
   - Где вы будете жить?
   - Я снял квартиру на два месяца. Пока там. Затем поеду в Москву поступать в институт, моя пока невеста, затем жена поступит в институт в областном городе. Сейчас намечается так.
   - Сложновато для начала семьи... Не потеряете друг друга, на расстоянии большущем? Москва - несколько суток ехать поездом.
   - Есть зимние и летние каникулы, - напомнила дочь папе.
   - Полагаю, - твёрдо сказал Антон, - двое, нужных друг другу, не потеряются. Вы ведь много лет живёте, в тяжелейших условиях не потерялись. Не знаю, была ли уверенность у вас в самом начале?
   - У меня была, я взял её за руку и родителей не спросил, увёл за собой. До сих пор она за мной. Спасибо тебе, Антон, по-мужски поступил, пришёл и нас спросил. Мать, чаем гостей напоим?
   - Если недолго, у нас ещё одно семейное дело...
   - А свадьба когда?
   - Получим документ, и в тот же день. Свадьба будет небольшой компанией...
   - Решительного характера вы человек, Антон...
   - Да как ещё жить, когда всё время надо вперёд и вперёд?
   - Неожиданно... Неожиданно...
   - Мама, а можно, я с ним уйду? Соберу небольшой чемоданчик...
   - Иди, можно... После чая...
   И дотронулась пальцами до глаз... сумев не заплакать...
  

Глава 8

   Антон привёл жену в трёхэтажное здание горкома партии КПСС, в самом центре города. Дежурный милиционер на входе поговорил с ними, проверив паспорта, к кому они и зачем. Куда-то позвонил. Выписал пропуска.
   - Проходите.
   - К кому? - уточнил Антон.
   - Как вы попросили, ко второму секретарю горкома, первый у нас в командировке.
   - Спасибо.
   Поднялись на второй этаж. Секретарша проверила паспорта, сказала заходить.
   В кабинете под большим портретом Брежнева сидел за пустым столом с телефонами человек среднего возраста. Показавший на стулья вдоль стены.
   - Виктор Иванович, - произнёс Антон, запомнив прочитанное на двери кабинета, - здравствуйте.
   - Добрый день. Вы молодые коммунисты? Где ваши партбилеты?
   - Мы не коммунисты.
   - Тогда почему пришли к нам?
   - Виктор Иванович, мы отлично знаем, партия коммунистов является руководящей в нашей стране СССР. И мы пришли, чтобы руководящая партия помогла нам. Моя жена - показал ладонью на Элзе, дочь бывших репрессированных, высланных сюда из Литвы. Да, они были репрессированы. Но она, родившаяся здесь, как может быть репрессированной, без юридических документов и суда? Я думаю, никак. А вот поехать в областной город и поступить в мединститут на учёбу она не имеет права. Почему? Чем она виновата перед руководящей партией СССР, перед законами СССР? Нам нужен документ, разрешающий поехать в областной город и поступить ей в институт.
   - Я понял вашу проблему, уважаемые товарищи. Должен сказать вам, наша партия на своих партийных съездах, решениями съездов и решениями в других партийных документах приняла постановления решительно исправлять перегибы, бывшие при власти Сталина, как вам известно. К сожалению, последствия сталинизма встречаются до сих пор.
   Взял телефонную трубку, сказал соединить с городским управлением КГБ.
   - Анатолий Фёдорович? Привет, товарищ подполковник! А? Да, ну-ну... Сплаваем на рыбалку на днях, в прошлый раз хорошо половили...
   Анатолий Фёдорович! Вот какое дело, считай партийное поручение. Тут у меня молодая семья, наши, городские. Как вы помните, наша партия решительно искореняет последствия перегибов, бывших при Сталине по отношению к репрессированным семьям. Что? Нет, молодая семья не репрессирована. Родители молодой жены были репрессированы, а вот теперь жена молодого человека, дочь бывших репрессированных, не имеет права поехать в областной город с целью поступления в институт, куда, получается, выехать ей для поступления на учёбу запрещено. А между тем нашей власти нужны молодые специалисты с высшим образованием. Фамилия и имя? - Посмотрел на Элзе. Выслушал, передал. - Да. Да. Да, не возражаю, ваше право всё проверить, служба вас обязывает. На японскую шпионку лицом она не похожа, да, сидит близко от меня вместе с мужем. Да. Понимаю, пошутили. Кто? Да. Наши люди, наши, настоящие советские. Надо помочь молодой советской семье, они - наше будущее, им продолжать строительство коммунизма. Да. Понимаю. Да. Спасибо.
   Положил трубку и посмотрел на них.
   - Завтра, уважаемые товарищи, в два часа дня сходите с паспортами в городское управление КГБ, тут через пару кварталов на улице Ленина, и получите соответствующий документ. Надеюсь, экзамены в институт ваша жена сдаст успешно, нашему государству нужны образованные молодые специалисты. Желаю вам всяческих успехов в деле построения коммунизма.
   - Спасибо за вашу партийную помощь, за ваше решение, полезное для решений съезда партии.
   На другой день, выйдя из здания КГБ, Антон взял из руки Элзе документ, прочитал, показал ей подписи, печать, прочитал "имеет право посещения любого города СССР, включая республиканские столицы и столицу СССР, имеет право поступить на учёбу в любой институт СССР."
   - Вот, Элзе, с такой бумагой мы свободны - да во все стороны...
   Прижалась к нему...
   - Как ты смог... Я сама не сумела бы, даже не знала, куда идти.
   - Да видишь, главное всегда надо отыскать правильную точку взлёта... Сделал - на то я твой муж. Пошли, сигареты купим? И мороженое? Жарко опять...
  

Глава 9

   Элзе проснулась, сразу поцеловала, поцеловала сухими быстрыми поцелуями, подождала, наголубливаясь ответным долгим поцелуем влажным, сказала губами в губы, неторопливо...
   - И благодарна я тебе за яркую ночь... я ночью растаяла...
   Пили кофе, после яичницы на двоих.
   - Элзе, вчера захожу в редакцию городской газеты, здороваюсь с приятелями журналистами, спасибо говорю за напечатанный мой самый первый маленький рассказ, они в ответ настороженные, ты ничего не знаешь? Редактор газеты сунулся в их кабинет, шарахнулся от меня как от ужаса. А что такое? Вчера тебя, говорят журналисты, решением бюро обкома партии запретили в нашей газете печатать навсегда. За что? За идеологические вредный рассказ. Он правда вредный? Он у тебя слишком много правды рассказывает. Запретили навсегда? А чёрт с ним! Погода жаркая! Пошли, купим лимонад и пойдём купаться на озеро?
   - Тебя не могут арестовать?
   - Не бойся. Я никого не оболгал, в рассказе. В автобусе еду - на остановке входит Вады. Старый чеченец, рабочий, мы вместе работали. Сразу подходит ко мне, подаёт большую руку, кричит громко: ма-ла-дэц! Мала-дэц! Одына пыравда напысал! Моя читал! Моя читал! Мала-дэц!
   Садится рядом, руку мне на колено, гладит, хлопает по колену, народ оглядывается на нас. Успех, Элзе, у меня получилось. Человек рассказ признал, а что мне неизвестные из бюро обкома партии? Собирайся, пошли к твоим родителям, им расскажем, чего придумали вдвоём.
   - Здравствуйте, Розалия Францевна! Здравствуйте, Имант Иванович!
   - Добрый день, заходите, заходите...
   Сели за стол, с чаем и печеньем, блинчиками, конфетами...
   - Мы придумали, - сразу начал Антон. - Вы, отец моей жены, были правы, на расстоянии в разных городах нам, мужу и жене, будет жить как-то не нормально, когда в любой день оторваться друг от друга не можем. Документ, разрешающей Элзе ехать в любой город и поступать в любой институт, у нас есть.
   - Спасибо, не ждали мы от вас, выручили Элзе из крепостного их права...
   - Да что на вы ко мне?
   - Сильнее вас зауважали...
   - Мы поговорили, с женой Элзе, и решили: вместе едем в Москву, поступать в институты. Она в свой, архитектурный, в мединститут передумала, я в свой, на факультет филологии, русский язык и литература там изучается. Наверное будем жить в разных общежитиях, но зато в одном городе и видится всегда. Может, снимем комнатку. Не для того мы семьёй стали, чтобы жить раздельно.
   - Правильно, - подтвердил отец Элзе.
   - А деньги для жизни? - спросила Розалия Францевна.
   - Мама, папа, у нас будут стипендии. И каникулы, зимой и летом, будем приезжать к вам. Я зарабатывал на прежней работе девяносто семь рублей в месяц. А после два года я работал оператором в химическом цехе с вредными условиями труда и зарабатывал по двести восемьдесят пять зарплата, ещё и премии за выполнение плана. А что мне нужно? Пара рубашек, брюк, книги покупал... Собралось на сберкнижке много, я сделал ещё одну сберкнижку, Элзе, и перевёл на неё половину денег, пусть пользуется. Мало ли меня рядом не будет, а ей понадобятся? У нас деньги не раздельные. Вот на те деньги и будем жить в институтах, в Москве. А в столице, традиционно, лучшие институты, мы сможем получить настоящее высшее образование.
   Папа Элзе обдумывал, смотрел на маму. Молчал.
   Встал и пожал руку. Твёрдо пожал.
   - Спасибо. Спасибо.
   - Да ничего, это только начало...
   На вокзале, возле вагона, папа старался улыбаться, мама заплакала...
   - Какой у вас дальний путь, какой далёкий... Четверо суток ехать... Счастливо, счастливо...
  
   Через недели пришла телеграмма. "Дорогие мои, я поступила в институт. В архитектурный. У меня будет вторая профессия. Большой привет от моего мужа Антона. Он тоже поступил. Устроились в общежитии жить вместе. Целую Элзе".
  

Конец первой части

24.06.2020 год

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

  

Глава 10

   Жизнь, и выписывает неторопливо понимающий пёрышком на листах бумаги, мусорное убирая в сторону от цветения жизни...
   Губернатор разглядывал сон.
   - Давайте репетировать, помощники и холопы. Допустим, я умер и не умер. Спрашиваю, где будет находиться гроб?
   Желаю на центральной площади города. Поставьте столбы крепления, натяните тент, вдруг дождь пойдёт? С двух сторон поставьте оградки, к ним будете венки приставлять. Букеты цветов от любящих меня горожан пусть складывают на десять столов. Микрофонов несколько не забудьте.
   Начинаем похороны и не похороны.
   Там стоят всякие горожане. С чиновниками впереди.
   Я в гробу. Приподнимаюсь, осматриваюсь, встаю полностью. Иду к микрофонам и кинокамерам, запечатлеть меня они должны на века!
   Значит, говорю так.
   - Товарищи! Да какие вы мне товарищи? Я - полковник КГБУИ, могу руководить любой конторой от МРТ до ТРМПСТ, лишь бы прибыль за миллион в месяц, дом за городом в четыре этажа и вертолёт, озеро своё с катером супер-люкс, шашлыки каждый день, сметана из-под личной коровы и индейки домашние зажаренные! Да! Да! И кабинет большущий и поездки по всем странам мира!
   А вы кто? Разглядим конкретнее некуда, вы кто?
   Вы, стоящие близко, все толстые, мои чиновники. Захочу приму на работу с большими деньгами, захочу выкину на улицу, идите, тротуары подметайте! Ну-ка ты, впереди который, нагнись через пузо и подними окурок, положь к себе в карман! Выясни, кто бросил, потом доложишь. Холопы, ничему со мной не научились...
   Вы думаете, умер? Можно окурки возле меня кидать? А я думаю - не умер! Вечно живой! Вечнее памятника какому-то Ленину! И тому, как его... А! Забыл! Да не нужен он! Нужен - я!
   Кто положил на стол полевые ромашки? Бесплатные? Выкинуть! Самые дорогие розы складывайте! Снопами! Снопами выразительными!
   Народ мой где? За вами? Ааа, вон там? Слышит народ? Пускай слушает и запоминает!
   Народ, недавно тут одного хоронили. В гробу, понимаешь, поднялся до пояса, кричать начал, назовите город в честь меня! Чего-чего? В честь тебя с делами отсутствующими, хорошими? Да никогда. Вот у меня дел - перечислять надо лет сорок, так что перечислять не стану.
   Коротко произнесу о главном.
   Вот ты, народ, ничего не знаешь. Думаешь, на работу я езжу, чего-то в кабинете делаю, решаю, подметать тротуар правый либо левый...
   Да я здесь главная труба! Куда, народ, деньги идут в конце концов? Как думаешь, народ? Правильный ответ один, деньги всегда идут наверх.
   По какой трубе? А по мне, я и есть труба. С двумя значениями. Первое - бесперебойно доставлять деньги наверх. Второе - без конца изображать через проституток-писулек вроде журналисток и вроде нет бурнейшую деятельность. Про меня! Потому как я им, продажным, деньги плачу! На болоте строим стадион, зато очень дорого, миллионы и миллионы можно украсть, земля привозная в болото проваливается! Ничего, спишем и миллионы заново добавим! Действующий стадион сносим моим указанием, потом признаём ошибочным решением, строим заново. И деньги, деньги миллионами, от выделенных на строительство - в главную трубу?
   Месяц подходит к крайней неделе, надо мне перекинуть в трубу тридцать два миллиона. Где деньги брать? А просто, придумываю причину. Голуби и вороны летают над домом правительства? Галки всякие, синицы? Да, каждый день. Крышу дома обгаживают и на нас, входящих, какают? Да, всякий раз.
   Пиши, говорю кому надо, расписание затрат первичных. Электронная система "Пайлот" требует покупки и установки для защиты от летающих птиц. Избавляет от них специальными невидимыми сигналами. Электронными, тут вам не в барабан стучать! Плюс её обслуживание, плюс затратные механизмы сопровождающие, плюс страховка. Итого тридцать шесть миллионов. Четыре оставляю себе, за многие труды, даром я не работаю. Тридцать два летят в трубу и я снова нужный, необходимый, уважаемый сверху и спокойный за занимаемоё моё место.
   Не существует система "Пайлот"? Какая мне разница, есть она, нет, причина серьёзная вот и всё, с проверкой да никто не сунется, из местных чиновников. Все мне в рот смотрят, все свои большие зарплаты спокойно получать хотят.
   А лес? Взять распиловку леса? Да у меня по отчётам каждое бревно на лесопилке на доски распиливается четыре раза! Везде за один раз, а у меня четыре раза! Как, спросите? А никак, не ваше дело!
   И деньги наверх должны толкаться и переть без остановки. Запомнили? И без всяких отклонений!
   Вот я дал распоряжение, арестовали и бросили на нары тюрьмы моего заместителя, майора бывшего РДГРВ. Перловку жрёт. За что? Почему? А как просто расшифровывается! Стал от главной магистральной трубы на пути к ней отхватывать себе миллионы, в виде взяток. Присваивать. Как же так? А мне что передавать наверх, кому я обязан? Они не спрашивают, а где мне добывать!
   Докладываю, за ним арестован по моей указке и второй, и третий ворующий от моего главного дела. Видите, насколько много у меня работы? Почему? Сочувствуя, спросите вы.
   Народ, спасибо за сочувствие.
   Я тебе, народ, взаимно сочувствую. Ты был холопом, тебя обирали налогами, ценами, поднимаемыми на всё, ты и будешь холопами. Потому что вы без руководителей жить не умеете, вы и с руководителями родственников грабите. А руководителям сегодня одна цель, не дать тебе вякать в нашу сторону и платить, каждые минуты платить на пользу руководства твоей жизнью. Даром мы работать не умеем, так что...
   Кто здесь за конферансье? Ты? Что по твоему расписанию? Возложение венков и букетов цветов? Да?
   Согласен, где мне подписать документ?
   А мне теперь куда?
   Чего? В гроб помещаться? На пока либо насовсем?
   Там видно будет, там видно будет... Да ничего не видно там, не врите мне...
   - Я забыл! Я совсем забыл самое основное! - выкрикнул поднявшийся в гробу. - Сам город, и страну назвать исключительно моим именем! На века! На века!
   И - последнее моё распоряжение.
   Пусть прошагает духовой оркестр и сыграет марш с названием "Чиновник умер и не умер"! Слава всем присутствующим! Слава мне впереди всех! Шандя-мандя, шандя-мандя...
   - Чего он в конце сказал?
   - Да у него батарейки сели как в моём телефоне, наплёл про какие-то шандя-мандя...
   - Шандя-мандя чёртовый... Справедливый губернатор и сам огребает, и с нами должен делиться... На то мы его чиновники.
  

Глава 11

   Неожиданно впервые оказавшаяся вокруг, утопившая в себе громадная Москва после городка для рабочих в десять улиц, живущего работой почти всех жителей на большом металлургическом комбинате, Элзе напоминала манную кашу, слипающуюся в густоту зёрнышками дней: устройство с общежитием, экзамены, лекции, лекции, запоминания самих улиц, ближайших продуктовых магазинов, станций метро, остановок автобусов и троллейбусов... мчания, мелькания, слипание в одно, каша, каша...
   Остановилось. После ужина - Антон читал на кровати, - села написать письмо.
   Мои дорогие мамочка и папочка! В самых первых строках своего письма сразу хочу написать вам, я очень сильно по вас соскучилась. Второй месяц заканчивается вдали от вас, смотрю на вашу фотографии подолгу и думаю зареву. А времени пореветь и нет, на меня и мужа моего навалилась учёба. Антон вам передаёт большой привет и пожелания здоровья. Мы живём вместе в общежитии, секция для семейных. Домина в десять этажей, четыре большие столовые, в нашей секции общая кухня, душевые, постирочная со стиральными машинами, общий телевизор в холле. Холл - такая просторная часть коридора со стульями для всех. Сами покупаем продукты, варим супы и жарим картошку, котлеты, ходим и в столовую.
   Муж изучает русский язык, литературу и прихватил самостоятельно изучать философию. У меня архитектура. Сразу поняла, необходимо мне научиться разбираться и в живописи, недавно не отличала фрески от гобеленов и не боюсь признаться вам. А где у нас в городе фрески и гобелены, мраморные скульптуры прошлых веков? И современных никогда не было и нет...
   Каждый выходной пропадаем в музеях, вместе. Мне надо научиться рисовать и знать всех лучших художников разных веков. Четыре раза побывали в Третьяковской галерее, за один раз вдумчиво в картинах не разобраться. Несколько дней ходили по Историческому музею, его в дни демонстраций по телевизору показывают, он на Красной площади стоит. Идём в музее медленно с мужем, разглядываем, что на стенах. Стоит что-то вроде длинной тумбочки, покрыта серой тканью, с угла вижу вместо крышки деревянной лежит стекло. Приподняла ткань, она как занавеска, на шнуре. Обомлела. Мужа позвала. Стоим, молчим. В тумбочке под стеклом лежит желтоватый лист со стихами, строчки написаны гусиным пером, крупно, рядом пояснение: автограф А.С.Пушкина. Стояли и молчали... такое видим, такое тихо-тихо входит в душу, ложится на сердце...
   Мамочка и папочка, мы совсем недавно сидели на концерте в консерватории имени П.И.Чайковского. Я понимаю, есть желание узнавать культуру самую разную, и живопись и музыку, и не стесняясь, если чего-то сразу, с первого раза, не пойму. Постепенно дойдёт настоящее содержание и понимание.
   Мы вошли - красивые хрустальные большие люстры с лампами по кругу, от них на людей опускается золотистый тёплый свет. Люди одеты как на праздник. Наши места в седьмом ряду, хорошо видно сцену. Раздвинулись кулисы, на сцене сидят музыканты, ленинградский концертный оркестр. Вышла женщина в концертном платье до пола, строгом и красивом, объявила: дирижёр Анатолий Бадхен. Композитор Олег Хромушин. Интерлюд.
   Торжественно вышел дирижёр, слегка поклонился головой. С высоким лбом и лицом академика музыки. Белая рубашка, галстук бабочка, настоящий чёрный фрак. Как во французских и американских кино. Обернулся к оркестру, поднял тонкую дирижёрскую палочку. Тихие, тихие первые звуки начала. И весь оркестр каким-то задумчивым перебором звуков как начал искать вероятность взлёта, и скрипки, и тенора, и басы, и выше над миром и выше, и задумчивее, и отодвигая от мелочей... И меня понесло вместе с мелодией над домом консерватории, над страной, куда-то к вам, мои дорогие, куда-то в детские распознавания мира... Оркестр взметнулся волной ещё выше, а соло на электрогитаре выстраивало точный путь и для скрипок, и для труб звончайших своим шлейфом по залу и по душе... Я осторожно посмотрела на мужа и увидела на его лице тоже отсутствие самого зала вокруг нас... Меня тянуло мелодию взять руками и не отпускать...
   Едва не два часа разные мелодии уносили нас в неведомую красоту и наполняли неведомой гармонией, подсказывая, чем нужно жить, каким содержанием...
   Мамочка и папочка, когда мы ехали в метро в общежитие к себе, я говорила мужу, чего вас лишили. Вас лишили не только одного родного дома, вас заставили знать только работу на руднике, в цехах комбината, видеть один и тот же город. Вас лишили всего остального мира на территории страны, и культуры, узнаваемую нами здесь. За что? Да ни за что. Отобрали ваши родные места, ваш дом, хозяйство, вдобавок и придавили вас за преступление тех, кто лишил. Миленькие-миленькие мои, не буду больше вас расстраивать. Видимо написала для того, чтобы сильнее понимали, на какой уровень вырвал меня муж из рабочего городка, пустого для настоящей широкой жизни.
   Извините, если вас расстроила. Лучше больше думайте, как мы с вашим зятем оказались на нужном месте. Скоро начнётся зима, будут зимние каникулы, и мы приедем к вам с самым большим желанием, чтобы вас проведать и с вами пожить на каникулах.
   Хочу добавить. Я в институте познакомилась со студенткой из Литвы, Илоной, она мне рассказывает о Литве. Пришлите мне точный адрес, где вы и наши предки жили в Литве, мне Илона пообещала помочь найти дом ваш, дом моей бабушки и дедушки. Мой настоящий дом, хотя и родилась от него далеко...
   Когда я практику у нас в городке проходила по медицине, правильно мне в больнице рабочий сказал: ты должна стать человеком. Мы тут до пенсии будем вкалывать, нам поздно, а ты можешь получить высшее образование и стать человеком. Понимали, говорили в любой семье рабочих...
   Миленькие мои, я постараюсь.
   Ваша Элзе и муж мой Антон, заново передающий вам привет и не болеть ничем.
  

Глава 12

   - Антон, а почему в нашем городке на танцах во Дворце культуры ты раз танцевал со мной и не говорил ни слова, показал на горло?
   - Элзе, я стеснялся и не хотел тебя напугать. Изобразил, горло болит. Я тогда заикался.
   - От чего?
   - Сразу сам не понял. С другом говорю, мне он - чего заикаешься? Ты ведь всегда говорил нормально. Иди в поликлинику.
   Пришёл. Направили к невропатологу.
   - Вы заикались прежде?
   - Н-н-н-нет.
   - Чем вы занимались крайние два месяца?
   - П-п-писал.
   - И что написали?
   - П-п-первую п-повесть.
   - Понятно. Больше ничего не писать, гулять по городу, побольше плавать в озере и приходить в процедурный кабинет на лечение.
   Я приходил в поликлинику, мне ставили систему, вливали в вену глюкозу, кололи алоэ, я глотал прописанные витамины и таблетки, успокоительные. Само по себе заикание исчезло. Получилось обычное нервное перенапряжение. Так и узнал расплату за творчество, по неопытности. Оказалось, осторожнее надо повести писать, и рассказы, они короче повести, для повести нужно слишком долгое, большое напряжение и разума, и нервное. Да, цену за творчество я тогда узнал... настоящую...
   - Я запомнила. Постараюсь вовремя тебя придерживать... И чего с той повестью дальше?
   - Ты сама знаешь, в нашем городке писателя - ни одного. Послал в республиканскую столицу, там выходил единственный литературный журнал. Получил интересное письмо от них, сел в самолёт и к ним. Впервые увидел живых писателей, имеющих свои книги, авторские, и звание член Союза писателей СССР. Один из них водил меня по кабинетам и представлял сотрудникам журнала, - наш новый автор. Я поражался, как он меня представляет, наш новый автор. В одном кабинете сели и начали говорить с писателем Юрием Гердтом. Спокойный, честный человек. Вы, говорит мне, написали повесть нормально, не плохо, с содержанием интересным, а почему сразу за крупную форму взялись? Обычно начинают с рассказов...
   - Не знаю, само по себе пришло в форме повести...
   - У вас конец полностью не годится, надо дописать. Только чтобы дописать, нужен иной возраст.
   - И сколько?
   - Лет сорок, сорок пять.
   - А где мне их взять?
   - Я тоже не знаю, ждите. Живите, наблюдайте жизнь, размышляйте. Талант у вас есть, не хватает понимания того, что приходит только с возрастом.
   - Мне очень хочется стать напечатанным. Вы допишите конец, и поставим две фамилии?
   - Я на такое никогда не пойду. Со временем сами допишите.
   А к нам вошёл писатель Морис Симашко, известный своими историческими повестями, сидит, слушает. И я говорю...
   - А вот иррациональное в художественной литературе, давайте тему обсудим? Мне у себя в городке не с кем в иррациональном разобраться. Как некоторое писать иррационально? Абзацы? Главы?
   У Мориса Симашко брови приподнялись, и очень внимательно он на меня посмотрел.
   - А вы серьёзный автор... Откуда знаете тему иррационального?
   - Да как-то сам начал понимать...
   Сидели втроём и начался у нас разговор, мало понятный посторонним...
   Элзе обернула красивым лицом, умными неспешными глазами и произнесла медленно.
   - Спасибо, спасибо... Натолкнул на тему... Я тоже задумываться начинаю, где в архитектуре рациональное и где противоположное, иррациональное. Думала, может я головой не туда улетела? Дааа, в творчестве, всяком, оно находится...
   И пошли дальше гулять, по осеннему жёлтому листвой настроению...
   - А повесть ты дописал?
   - Элзе, мне пока не тридцать пять лет и не сорок, я жду, не тороплюсь. Тем более нужно много изучить в институтских программах...
   - Мне тоже, - плотнее взяла под руку...
   - Молодые люди, целоваться в общественном месте запрещено, - сказали московские дружинники с красными повязками на рукавах.
   - Мы секретничаем, - ответил Антон.
  

Глава 13

   Не понимая, где находится, Антон ехал в троллейбусе по Москве, пробуя по домам увидеть, туда ли едет. Тут все дома оказались не знакомыми. В окне увидел большой щит с надписью - здесь дом Л. Н. Толстого, сразу же вышел на улицу.
   Открыл калитку выше себя. Во дворе остановился от мысли - этим же путём проходил Лев Николаевич к себе, в дом. Есть и фотография, лев Николаевич зимой чистит от снега эту дорожку.
   Сам. Обычной лопатой.
   От царей и похожего не осталось...
   Двухэтажный деревянный дом в два этажа. Без колонн и украшений.
   Погладил доску обналички у дверей, понимая, она видела Толстого. И не имея глаз видела...
   В прихожей возле лестницы наверх вертикально стоял медведь, с овальным подносом в лапах, для визитных карточек. Направо за широкими дверями виделся чёрный рояль, висели портреты по стенам, женщина рассказывала группе пришедших, как устроен дом.
   Чужое слушать не понадобилось. Прошёл, по лестнице, наверх мимо чучела медведя. И на площадочке сразу остановился перед раскрытой дверью.
   Тихо остановился.
   Вход перекрыли поперечной лентой. Ничего, всё видно. Доски обычного пола, покрашенного обычной коричневой краской. Справа у стены узкая кровать с серым поверх одеялом, наверное, отдыхал на ней... Пара ботинок с высокими бортиками, сшитая, как прочитал, самим писателем. Две гантели на полу.
   Стол. Письменный простой стол. Стул с подпиленными ножками. Читал, Лев Николаевич начал терять острое зрение и подпилил ножки стула. Он брал руками этот стул, отодвигая от стола. Он писал за столом, простым...
   Стоял. Молчал.
   - Лев Николаевич, здравствуйте в вашем доме... Меня зовут Антон. В четвёртом классе я случайно взял книгу без обложки и прочитал, узнав, она называлась "Севастопольские рассказы". Я спросил сразу у ребят, кто её написал? Лев Толстой. А что ещё он написал? Ты читать не будешь. Книгу он написал, четыре тома, называется "Война и мир". И некоторые места на французском языке. Зачем? А тогда дворяне на французском разговаривали.
   Лев Николаевич, я прочитал все четыре тома. И все ваши остальные книги. И о вас постоянно разыскиваю воспоминания и читаю. Вы величайший писатель...
   - Лев Николаевич, как мне стать писателем? Показывать миру только то, что хочу? Свободным писателем стать, как вы, свободным...
   Молчал, думая...
   В воздухе кабинета Льва Николаевича нагущивалось невидимое...
   - Лев Николаевич, о вас Иван Алексеевич Бунин написал честные, хорошие воспоминания. В нашей стране сегодня их не публикуют, запрещены, я читал перепечатку на печатной машинке, дал один умный человек на трое суток... А знакомого вам Горького назначили знаменитым пролетарским писателем, хотя он не дотягивает, где-то в средних писателям остался своими текстами. Когда-то Горького постепенно уберут на задние ряды...
   Мне один не умный сотрудник литературного журнала доказывал, грубо кричал, требовал - забудьте, исповедальной прозы быть не может! Я молчал, ну что с кривым мозгами спорить? Я думал о ваших книгах, ведь исповедальная проза не поповщина, она просто рассказывает о правде, как и у вас во всех ваших книгах, правда и правда... Без ваших книг людей не понять...
   Кто-то подошёл сзади, глянул в комнату и сразу удалился.
   - Лев Николаевич, у вас была цензура царской власти, церковников, а у нас сейчас цензура ЦК КПСС, партии коммунистов, стоящих во власти над страной. Она намного пожёстче царской, писателей и печатать запрещают сразу книгами, и в журналах, требуют стать исполнителями агитационной писанины по решениям руководящей всем и писателями партии... Когда-то должно перемениться, без свободного изложения мыслей литературы не бывает... Врать можно много и долго, но не без конца, ведь люди и сами правду знают. Народная правда всегда выше официальной, сделанной по принципу "а так нам нужно, литература должна воспитывать строителей коммунизма". Не должна. Литература способна объяснять человека, людей, мир, так думаю и спрашиваю вашего совета в книгах ваших... вашего подтверждения...
   - Душой и умом уважаемый Лев Николаевич, а вот как работать в рукописи текстом иррациональным? Как им рассказать о находящимся почти за чувствами, почти за разумными рассуждениями и пониманиями? Заскочить за границу воздушного пространства и успеть вышагнуть назад?
   Я подумаю, постепенно сам дойду...
   И о власти подскажите?
   Цари, генеральные секретари, президенты, короли... Все умещаются в понятие чиновники. Без них как обойтись? Как стоять в стороне? Вот смотрите, мне один воевавший легко и просто объяснил... Во время войны тысяча девятьсот сорок первого года на территории, захваченными фашистами Германии, оказались места, деревни и сёла, где фашисты, партизаны и советская власть не появлялась три года, и когда советские войска до них дошли, увидали в сёлах большие стаи гусей, кур в каждом дворе, овец, коров, молока полно, сливочного масла, на огородах много картофеля, свеклы, моркови, сельчане не знали, куда излишки девать. И суть простая, их никто не грабил, не отбирал продукцию их трудов. Три года ни колхозов, ни иных ограблений. И люди зажили хорошо, вот что значит свободная экономика, без колхозов, без налогов от власти или завоевателей. Не грабь - вот и вся сущность экономики, устройства хорошей жизни людей. Свобода от грабежа любой формы. Почему люди всегда должны и должны за свой труд выплачивать налоги на содержание чиновников? Чиновники для них чем-то трудятся? Нет.
   Власть правящих чиновника погубительна для людей обычных, людей трудящихся, задавливает правильный смысл жизни. А власть культуры, художественной литературы уничтожающей нормальное в человеке быть не может, она помогающая человеку и возвышающая человека... Лев Николаевич, я правильно понимаю?
   В нашей стране генсек партии, погубивший миллионы людей в лагерях через голодный быт и рабский труд, преступник или великий вождь, как его объявили при его жизни? Генералы и маршалы наши преступники или герои? На портретах они все в орденах, памятники им понаставили, сколько миллионов обычного народа, названного солдатами, погибло под их приказами? У вас, Лев Николаевич, генерал на Бородино взял за руки самое дорогое, своих сыновей, и пошёл с ними в атаку. Понимая, и их могут убить и сам погибнет. У нас ни один генерал или маршал своих родных людей в атаку не водил. У вас генералы в сражениях скакали впереди атакующих солдат. У нас генералы были подальше от боя на командных пунктах и заставляли приказами по телефонам бойцов и командиров младших бежать в атаку на пулемёты, танки катиться на пушки. Людей посылая на убийство тысячами, а постепенно за годы войны оказалось - и миллионами.
   Вам памятники - сомнений нет, а если памятники убийцам миллионов людей... с призывами продолжать их дело?
   Хорошо, отойдём в сторону от них к вопросу единственному... Лев Николаевич, почему в нашей стране жизни для народа нет, с хорошими смыслами? Народ никому и ни во что не верит? Слишком много веков его притесняли и грабили? И уничтожили желание думать о высоком, о настоящей хорошей жизни, о развитии жизни в сторону не уничтожения, а в сторону улучшение и развития?
   Вздохнул.
   - Я подумаю, Лев Николаевич, мне о многом нужно и нужно подумать... Вот я, Лев Николаевич, в одном с вами одинаков, как когда-то вы я временно нахожусь в жизни. Мне жить гнилью лжи или кристальной искренностью правды?
   Я подумаю...
   Почему имеющие много-много-много-много-много барахла хотят стать писателями, а писателям много-много барахла не надо, по примеру вашему, Льва Николаевича Толстого?
   ...Почему комната, где Л.Н.Толстой писал "Войну и мир", была почти пустой - стол, стул, гантели, ботинки, сшитые им, а уходить с её порога не хотелось? И почему так не тянет входить в полированные, раззолоченные кабинеты с книгами, не доставаемыми из шкафа?
Проблема игольного ушка из древней рукописи? Богатому со всеми деньгами в игольное ушко не проскочить?
   ...Без литературного монашества, без отречения от пустоты писательства не бывает.
   В литературе художественной.
   И пошёл.
   Почти не видя перед собой ничего и никого.
   Растворившимся в себе самом... Помня, не оттолкнёшься от крепкого дна - не выплыть...
  

Глава 14

   На последней лекции Антон вспомнил, утром Элзе пришивала отпавший крючок к лифчику, и стеснялась, просила не смотреть. Сразу по дороге в общежитие заехал в дамский магазин "Наташа", в самом центре города. Там и ходили одни девушки, женщины...
   - Странно вы на меня смотрите, молодой человек. И по какой привлекательной причине?
   - Вы фигурой и ростом похожи на мою жену, мне для неё нужно купить подарки. Нужен красивый белый лифчик. С кружевами. И чёрный тоже. Украшенный. А я стесняюсь сказать.
   - Размер какой?
   - Тот, что на вас.
   Усмехнулась веселее...
   - Всё?
   - Чулки капроновые, ноги высокие, как у вас. Светлые чулки по цвету, кофейные и чёрные.
   - Дальше?
   - Правильно, дальше. Поясок узкий с кружевами, с резинками вниз впереди и по бёдрам.
   - Цвет?
   - Да так же, белый, чёрный и близко к кофейному... Размер как на вас.
   - Откуда знаете насчёт как на вас? - засмеялась.
   - По вашему выразительному виду. Красиво одетая женщина смотрит гордо и уверенно...
   - Замечательно. Дальше?
   - Не знаю, как называется. Как женская комбинация, только короче, всего до бёдер, две, с кружевами по самому короткому низу... Наверное - сорочка? Короткая?
   Принесла.
   - Трусики белые, чёрные, телесного цвета, песочного, все с кружевами, всего шесть... нет, всего семь штук. Низкого среза, чтобы до пупка не доставали.
   - И почему не я ваша жена? - закачала головой продавщица, улыбаясь, заворачивая все покупки в один крупный пакет. - Мне бы такого заботливого мужа...
   - На следующей неделе обеспечим.
   - Мне завтра, завтра! У меня завтра выходной!
   Пошутили, посмеялись вместе, поблагодарил за помощь.
   В общежитии Элзе с любопытством перебирала, перебирала...
   - Дааа, Антон, не в одних учебниках ты соображаешь... Спасибо, удивил неожиданностью... А кто тебе выбирал?
   - Продавщица в магазине попалась весёлая и сообразительная. Я стеснялся, а что делать? Ты сама меня быстро и незаметно приучила к элегантности... редкой... На то я и муж, тебя заботой радовать...
   - Я не знаю... Я не знаю, а можно мне сейчас всё-всё примерить?
   - Твоё? Делай как хочешь. И в одежде, и без неё всегда ты должна быть украшенной, вот и всё...
   - Ну я тебе и устрою... ночной буран на ровном месте...
   - И, - вынул из-под пальто, - поверх подарка роза, её разворотило ветром, намучало... Это твоя, поняла о чём я? Вся разволнованная, после того как... не осторожные шуточки тебя веселят?
   - Поняла, - вспыхнула высокая высокому, своя своему щеками и улыбкой. - У меня между ног?
   - Ну конечно!
   - Цветок красавец! Сравнение -- обалденное! Пожалуйста, заранее прошу, сделай мне поцелуй Клеопатры? Видела иллюстрацию в книге одной... Она из кресла говорит с послом, ничего не стесняется, и между ног её розу целует женщина...
  

Глава 15

   - Элзе, любимая...вытворяй да всё чего чувствуешь...
   - Я подслушала твоё желание, подарил и надела как ты хотел, - оглянувшись, зажгла свечу, сбрасывая с себя тонкое покрывало.
   Белое высокое тело. Тончайшие коричневые чулки. Белый поясок с кружавчиками над бёдрами, длинные резинки от него к чулкам. Прозрачные тончайшие трусики в виде крыльев бабочки с овальным разрезом над нею, скромно выглянувшей... пухловатый удлинённый бутон с золотистыми над собой волосиками и сжатой щелью посередине...
   - Мечта.... Такое носили на себе женщины в восемнадцатом веке, с прорезом... Ты перенеслась туда?
   - Я перенеслась в женщину всех веков сразу... в них растворилась и осталась собой...
   - Женщина всех веков любит целоваться?
   - Страстно. Нежно. Жаждет и любит. Хочет. Дай страсти!?
   Захватить рукой грудь и сжимать слегка, правой за волосы прижать голову и длинное длинное переплетение губами длинное натыкивание языка на язык...
   Наглаживание плеч талии талии талии узкой круглоты зада прижимания прижимания наглаживания...
   И губы не выпутываются из губ...
   Короткие быстрые сухие торопливые поцелуи по лицу по губам задерживающим слишком торопливые прихватом... запутыванием языков встречных...
   - Никогда не знала - шепотом в самое ухо - что от поцелуев можно чуть-чуть измокнуть в ней... в розе...
   - Значит путь вернейший...
   - И ещё от поцелуев её - рукой под самый низ живота...
   Крутнула глазами перед глазами надеждой удивлением не просьбой соглашением... на желание поцелуев её... пальцами найдя не глядя его внизу... прижав к своим трусикам... оттянув резиночку и вложив его в свои трусики...
   Белое тело, белые груди прикрытые стыдливо руками, белый живот с пупочком, белые бёдра, расширенные под талией белой... золотистые волосы над самой самой... нужнейшей...
   - У вечной женщины желание возбудиться вечное...
   - Да... обязательно... да... оттянула резиночку трусиков и в них поводила прихваченным сама по золотистым волосам над самой самой... привстав на цыпочки выше... прислушиваясь к началу отстёгиваний пояса... пристёжек на краях лент резиночек к чулочкам... к соскальзыванию трусиков с бёдер и по ногам до низа... тонких чулочков за ними...
   Опускаясь за все разрешения согласия требования просьбы безмолвные на низ... на ложе на ложе... наложницей древности... постоянности... налагающей на себя желание взятости желание отдачи желание отлёта ото всего постороннего веками... и сейчас... горячестью ею между ног подсказанной... розы растревоженной...
   Проведя руками по сторонам её, освобождённой от придавливания зажатости трусиками... раздвоив короткие золотистые волосы надвое приглашательно... зазывательно... расправив кудряшечки на них... улыбаясь скромно соглашательно доверительно прижатости обеих грудей сразу руками мужскими крепкими... и ноги немного раздвинув показывая её...
   - Пожалуйста, сначала сделай мне поцелуй Клеопатры...
   Внимая, внимая вздрагиваниями бёдер, плеч, всего тела ищущего их их поцелуей поцелуев...
   Сама приставила ну совсем затвердевший в женских пальчиках к самому входу в точнейшее...
   Аааах! - приподнялась бёдрами уловленной насаженности на... уловленному втолкнувшемуся плотно... тесно... Аааа??? - удивилась распахом глаз... в упор...
   Приостановился поднял белые гладчайшие ноги на свои плечи... согнула ноги в коленках прижала к себе... плотнее к ней будет... подсказала... совсем плотно... блестя гладкостью расширившейся попой... задранной наверх...
   Чав чав чав чав чав чав.... плотно до конца до невозможности в неё из неё чав чав чав чав... по скольжению масленому... давай давай... даю... даю... да... перепутанными просьбами ответами...
   В неё из неё в неё из неё прихватываемый пальцами женщины наставляемый на раскрытую...
   Душисто вспотевший живот женщины... вспотевшие бёдра...
   Дотянуться руками до грудей губами до поцелуйности встретивших губ...
   Ааах.... Ой... Оооооой!
   Давай!
   Даю... растекаюсь... из неё на попочку течь начинает...
   Чувствую... сильнее хочу... сильнеееее.... Долгоооо... ты так здорово ногами прижимаешься к попе... сильнее... аа... ой! Ох! Ох! ворвись в меня... сильнее ворвись...
   Поддавай снизу...
   Поддаю... даю... даю... за... задвигай на всю... своей яйца чувствую сильнее хочу... долго... пожалуйста долго...
   Полминуты отдышусь и дальше...
   Оооо???? Ооооййй.... Как... заново....
   И голову приподняла, за творящимся внизу живота наблюдая с жадностью... откинувшись, с жадностью наталкиваясь бёдрами как можно... как тянет... как выскальзывает и твёрдо врывается... врывается... в неё... в неё довольную... дающую врываться... ждущую каждого нового вздрога...
   Чав чав чав чав.... Мягко выскакивая и захлюпывая в неё разгоном....
   Сильно в неё...
   Яаааа.... Яаааа?.... Обрыв... Кончаю...
   И я за тобой...
   И не тянет возвращаться в реальность...
   - Может получиться нам отдохнуть и тогда второй раз? - приоткрыла глаза. - Плитку включу, я тебе кофе сварю... наградой...
   Поднялась над ним на ноги, поцеловала, мягко пошла, перед ним немного в стороны двигая круглым крепко красиво узковатым задом... чувствуя на ноги медленно натекающее из неё...
   - И вытирать с себя не хочется... протянула предовольно...
   Поставив кофе вариться почувствовала вставленный сзади в неё палец мужчины. И, чтобы удобнее мужчине стало отласкивать пальцем в ней, приподняла правую ногу, устроив её на подвернувшимся стуле.
   - Никогда так кофе не варила... - приоглянулась на ласкающий...
   Гордая. И глазами, и ею, шевелящейся изнутри, живущей таинственным наслаждением между белых ног...
   Взяла сигарету, передумала, присела и взяла в пальцы приуменьшенный, пока... всем излившимся... а дальше рукой передвигая складки кожи от кругляша до конца и назад медленно глядя глазами откровенными содержанием единственного требования в глаза мужские и повторениями вечных движений руки на желанном настраивая на новое начало...
   - Хочешь заново дать? - резко сбросил себя на откровеннейшее.
   - Заново, не заново... Хочу дать. А ты чего хочешь? Скажи откровенным словом, нам никто не мешает.
   - Вы....... тебя.
   - Ой... Волшебное слово... голова кругом пошла... и что столько запретного... нужнейшего... меня совсем не стесняет но наоборот... заносит... голова кругом... Читала в статье учёного, в старину все слова, называемые матом, являлись обычными, не стыдными. И слова точные мне нравятся, обожаю их прямоту.
   - Страсть бросила на запретное выражение, прости...
   - А мне запретные нравятся, значительнее невозможно... И они нормальные, видишь? В ярости сами возникают! Как и у меня предельное на языке родном! Для самой ну вовсе неожиданно...
   - Может, мне говорить хочу довести тебя до твоего родного языка?
   - Что ты? Не стесняйся! Так говорить слишком длинно! Я просто обожаю вас после этого.....
   - Почему - вас?
   - Меня так воспитывали... уважать вежливостью... культура всегда спасение от плохого...
   - Для нас плохое в стороне... вечная женщина Элзе...
   - Спасибо, в стороне. Меня тянет попробовать... - отмахнула волосы от глаз - забрать самое начало в рот и обласкать... читала, предки так делали...
   - ??? !!!
   - Поражайся, не поражайся... обалденно должно стать сразу нам вместе...
   ...сухие торопливые поцелуи короткие поцелуи по всему... по всему... вдруг очутился во влажном... нежнейшем... прихваченный и зубами не остро... затопив в изумлении... тончайшего биения электричества...
   Выключил не доварившееся кофе нагнул руками опереться на стул и, раздвинув половины открывшую её возвышенного зада наставленный её рукой вдвинул в приоткрытую головкой стоящего. Настойчиво до самого самого-самого конца, до упора в ней во что-то.
   - Ух! - вздрогнула задом упругим и белым телом прелестности. - Вы... и... иии... myl?k mane stipriai... labai mane myli... сильно... люби меня...
   Наткнутая на исполнение хотения... надвигаясь шевелениями бёдер и зада... протянув под собой руку достав пальчиком до зудящего пылающего искрами электричества выглянувшего из-под укрытия бугорка начала желаний...
   Ухваченная крепко за белые бёдра...
   ...пожалуйста... надо глубже...
   ...поймав в себе притёртый внутри... немного вращая задом и подгибом колен надавливая ритмично всем задом вниз чтобы сильнее чувствовать его ею внутри верхней стороной... все движения притыканий приглаженостей прижатостей по верхней стороне в ней...
   ...торчливый плотно выдвинулся вытаскивая на верхе себя остатки влитого и белейшего глубинного её чвакнул задвигом и вгонять вгонять вгонять вгонять быстрыми частыми вгонами...
   ...разо... ух! разорвёшь...
   ...не пугайся...
   ...би... би... labai mane myli...
   ...мотанулась дающей восторг ею и бёдрами навстречу... подставляясь... подставляясь... вечным желанием вечной женщины...
   ...пожалуйста поцелуй меня ещё... в неё намокшую... ... да в самую сладкую в неё раскрытую ждущую поцелуй нежнейший...
   ...я не знаю где мы были... куда исчезали и становились совсем другими... откровеннейшими желаниями... обалденно...
   ... и длинные ноги женщины, раскрытые на стороны сумасшедшей исполненностью затаённого прежде... женщины молодо показывающей себя полностью... гордо празднично открытость цветка...
   ...как она опять похожа на цветок, вся разволнованная, разлохмаченная движениями самой природы...
   ...улыбнулась прилежно прилажено... вечным желанием вечной женщины собою гордой...
   ...своим всем содержание полнейшим...
   ...глазами близко в глаза и слова откуда-то... я так о тебе думаю... муж а дальше начинается свечение тёплого света... оранжевое...
  

Глава 16

   - Снег падает, смотри, Антон, русский настоящий густой снег... медленно опускается... густой... красотой на хорошее настроение поворачивает... накладывает...
   - Белый. В нашем прежнем городе падал часто серый, из-за дыма труб металлургического комбината.
   Элзе присела на стул, быстро натянула бордовые брюки, расклешённые ниже колен. Поднялась, поправила их в поясе, натянула белый свитер, отложила вниз, вдвое, воротник, мягко и плотно закрывший высокую шею. Общий вид со стороны - нежность и элегантность. В глазах ум, содержанием.
   Поправила причёску и что хотела перед зеркалом, не глядя достала чашечку с кофе, отпила...
   - Снег красивый, снег красивый, Антон... Он как затягивает в неизвестное... в будущее...
   - Красивый снегопад - конечно, а ты куда? Говорила, сегодня свободный от лекций день... Две недели пропадала после лекций часа по три...
   - Свободный день, для самостоятельных занятий... Да, две недели сидела в тихом читальном зале, я раз сказала, забыл? Что в нём сделала - отдала учёному, руководителю кафедры истории архитектуры, понимающему, как студенты остальные мне подсказали. Студенты врать не станут, как в школе, у нас свои мнения о преподающих. Поеду в институт, он мне назначил время.
   - И я поеду.
   Обернулась удивлённой...
   - Как называется... а... ты ревнитель? Ты ревнуешь?
   - Конечно ревную... С тобой рядом по улице иду - на тебя зырят, в метро зырят... Ревную? Конечно.
   - Зырят, зырят... Слово у тебя редкое... Поехали вместе в мой институт, мне легче сделается. Вдруг после прочтения написанной мной работы скажет - я дуррррра, длинно скажет... кому мне в плечо уткнуться и рыдать?
   Автобусную остановку и улицу вдоль засыпало, засыпало чистым снегом начатой зимы...
   Кабинет кафедры. Элзе постучалась, зашла.
   Ждал. Разглядывал снег в высоком окне, снег чего-то нового... Снег всегда живёт ожиданием нового, не летняя отупляющая жара...
   Элзе дотронулась до плеча, сзади.
   - Слушай, ревнитель мой! Я написала сочинение на тему - "Социальное значение в архитектуре". Виктор Иванович спрашивал, кто вам подсказал тему? Сама. Кто руководил работой при собирании материалов, при написании? Сама. Сказал, работа способна стать нужной, для защиты диплома, по теме. Но она маленькая, сказал, вам не достаточно знаний, не переживайте, вы всего первокурсница. К последнему курсу и знания появятся, и работа переменится, доделанная вами. Вы, сказал, способная студентка, я вас без внимания к вашей студенческой судьбе не оставлю. Понимаете, есть, говорит, наученные, а есть способные самостоятельно думать, собирать материалы, анализировать... Я постеснялась у него спросить, что значит слово анализировать, сама не знаю, ты мне объяснишь? Сказал, если вы согласны, я могу вас на следующих курсах консультировать и стать руководителем вашей дипломной работы, вы, сказал, толковая студентка. Иногда, сказал, за неуспеваемость студентов нам отчислять приходится, а из вас толк должен проявиться.
   Вам повезло, сказал, вы самостоятельно, сразу на первом курсе начали и сделали самое начало дипломной работы...
   Белый свитер, высоко и мягко закрывающий воротником шею...
   - Вот почему я сидела в библиотеке, в читальном зале!
   - Тема у тебя какая?
   - Разделила наш городок на части разной архитектуры и описала их виды и значения для живущих там людей. С выводами, какая архитектура возвеличивает людей и наоборот, описала здания с отдельными квартирами и бараки для рабочих. И значение отдельного дома для семьи, помнишь, у нас квартал японские пленные после войны выстроили по своим проектам? Отдельный дом, огорожена территория с клумбами, беседки? Туда попала на практике медсестрой со скорой помощью, ничего себе! Четыре комнаты, ванна, кухня, две кладовки! И как человек в нём себя чувствует? Да на высоте!
   - Нуууу... учёный, да ещё архитектор, разбирается больше меня...
   - Профессора Виктора Ивановича студенты наши уважают.
   - Когда на моём плече рыдать начнёшь?
   - Чего-чего? Как сейчас хлопну тебя по башке папкой! Пошли!
   И зашагала, элегантная под крыльями успеха...
   На улице, где никто не стерёг замечанием "как вы себя ведёте", сразу взятая под руку, оборачиваясь лицом в лицо рассказывала заново все мнения преподавателя...
   Остановилась, подставила ладонь в варежке под новый снег...
  

Глава 17

   - Поедем на метро, выход на станции Красные ворота. День рождения однокурсницы, я купила ей подарок, флакончик духов. - У неё отец заместитель министра железнодорожного транспорта СССР, между прочим, - известила Элзе.
   - Интересно, таких мы в столице не видели...
   Из вестибюля станции метро вышли удивительно, сразу на тротуар самого высотного дома. С памятным изображением Михаила Лермонтова, родившегося в прежнем доме тут, в своём веке.
   - Одна из сталинских высоток? Сколько же здесь этажей? - поднял голову Антон, увидев на фоне неба шпиль с пятиконечной звездой.
   - Примерно двадцать четыре этажа... читала в библиотеке.
   Красный гранит вдоль первых этажей, подъезд с нужным номером, высокая дубовая дверь, специально для дома сделанная по рисунку архитекторов...
   Сразу увидели стол, сидящего за ним человека с лицом военного, одетого в штатский костюм. Красную чистейшую дорожку, застеленную на мраморные ступени вверх.
   - Извините, вы к кому?
   Сказали.
   Человек прочитал список, - да, вы в числе приглашённых, - взял трубку, позвонил, - извините, вы приглашали к себе... да, фамилии сошлись... документы предъявите? - глянул на них.
   Прочитал, студенческие билеты.
   - Проходите, третий этаж, можно воспользоваться лифтом.
   - Спасибо, мы не опаздываем.
   На площадках между квартирами лежал ровнейший, чистейший кафель с девятиконечными звёздами декора.
   - Элзе! - открыла дверь именинница Полина, - замечательно! С мужем! Ждём! Снимайте пальто, помогу!
   - Мы сами, спасибо. Я подумал, мы заходим в ЦК КПСС, охрана внизу...
   - Ой! Мы привыкли! Идёмте сразу в мою комнату, в гостиной стол домработница накрывает. Сейчас привезёт торт!
   - И она у вас есть?
   - У нас и комната для домработницы сделана по проекту. На первом этаже кулинария, торт мы вчера заказали, домработница в лифте привезёт. Я вас познакомлю с пришедшими друзьями, пошли. Элзе, ты их знаешь, наши сокурсницы. Вера, Светлана, Валерия, Соня, - назвала всех, знакомя с Антоном. Девчонки, вы гляньте, какие стильные брюки на Элзе. - Сзади ух как плотно обтянуты, на бёдрах выразительно рельефно и внизу клёши - да роскошно! Роскошно. Тебе спекулянты из-за границы привезли? Из Франции? Болгарии?
   - Я сама сшила бордовые брюки, видите, из тонкого вельвета? В журнале увидела фотографию, раскройка тоже... Купила материал, отмерила, разрезала, сострочила, прогладила, и готово.
   - Здорово! Я первая на очереди, - подняла руку Полина, как школьница. - А ты что в них в институте не появилась?
   - Пришла, меня секретарь комитета комсомола в коридоре остановил, начал требовать убрать брюки, я спросила прямо здесь и сейчас? Покраснел, шипел "вы ведёте антисоветский образ жизни, буржуазный, пропагандируете наших врагов, капиталистическую заграницу". И ему - а вы были за границей? Был. И видели там мои брюки? Видел! Нелепо, отвечаю, брюки с выкройки нарисовала, сшила сама, ткань купила в нашем советском магазине... Снова с комсомольцами поедете за границу, брюки мне привезите? Расклешённые? Глянул по сторонам, никто не слышит? Договорились, с наценкой за риск двадцать процентов.
   - Фу, так дорого? Двадцать процентов? К тому же цену мы никогда и не узнаем, настоящую? Крохоборство, спекуляция...
   - Что происходит? Двадцатый век, а и одежда - фуфайка из ваты советская, брюки из вельвета антисоветские... И комсомольский начальник указывает, что мне надевать?
   - Тише, родители услышат...
   - Да верно Элзе говорит,- поправила на коленях юбку Валерия, - я читала о принципах дворянского воспитания, то есть воспитания культурного. Там чувство собственного достоинства, самообладание, забота о внешнем виде, умение нравится, скромность и вежливая речь. И самостоятельность действий. Нам чего, без конца по указкам всяких и разных жить? Элзе, я тоже хочу расклешённые брюки, во вражеском венгерском журнале смотрела, в моду они входить начали. Сошьёшь и мне?
   - Девчонки, тогда вы за меня пойдёте зачёты сдавать? Валерия, а вы мне перепишите на бумаге рассказанное вами о дворянстве?
   - Сдадим! Ты сиди в общаге и шей!
   - Перепишу, случайно сама узнала в читалке...
   - Пошутила я. Зачёты сдам. Сошью, не всем сразу. Девчонки, цвет вельвета сами выбирайте.
   В дверь комнаты Полины постучали. Вошла её мама Анна Евгеньевна, пригласила за стол, в гостиную: - Подарки у нас дарят за столом, после пригубленного шампанского...
   Всех встретил отец Полины, обычный человек, привыкший к работе, где надо думать, читалось по лицу.
   - Николай Иванович, - пожал руку Антону. Для остальных назвал себя и чуть поклонился.
   Домработница Нина Владимировна внесла, разместила на столе жаренную до коричневой корочки утку, обложенную тоже жареной картошкой и зеленью с дольками лимона.
   После шампанского отец Полины почему-то наклонился к самому уху Антона, с тихим предложением: - пусть они пьют шампанское, а мы, молодой человек, пройдём на кухню и выпьем как настоящие мужчины, армянского коньяка. Рюмки по две, и не спеша, не могу же я один, без мужской компании... Вам нравится армянский коньяк?
   - Да я не пробовал...
   - Армянский самый уважаемый, у меня. Пойдёмте.
   Элзе оглянулась на вставших из-за стола. Спокойно... и приулыбнувшись...
   Долго будет Карелия сниться,
   Будут сниться с этих пор,
   Остроконечных елей ресницы
   Над голубыми глазами озер -
   пела на экране большого телевизора знаменитая певица Мария Пахоменко.
  

Глава 18

   В известном во многих институтах студенческом квартале корпусов больших общежитий, в комнате одного из них на Стромынке Элзе взяла листы не линованной бумаги с отпечатанными на пишущей машинке строками.
   Читала.
  

* * *

   Мальчишка, путаник, в руках
   Чьих твои щёки пламенеют?
   Пускай другие поумнеют,
   А ты, витая в небесах,
  
   Мальчишка, путаник, сорвись,
   Тебе так много рассказали
   И безрубежные феврали,
   Любимец смех, и просто жизнь.
  
   Твоя останется тоска
   Всем языкам без перевода,
   От прозы дней без перехода
   Твоя протянется рука
  
   К любимому, и сотвори,
   Обрадуйся, и ради бога
   Где на краю твоя дорога -
   Паденье взлётом повтори...
  
   - Ещё есть? Стихи?
   - Вот.
  

ВОЗДУХ РЯДОМ

   Белая лилия в чёрных обтяжных
   Плотных на бёдрах упругих штанах,
   Сгусток волнений опасных, вчерашних
   Пред окончательным - Ой? Или - Ах!
  
   Нет, не падение то, что владение.
   Разве не в радость и лёгкость прорыв?
   Белая лилия, образ стремления
   Слёта в ту яркость, где самый обрыв.
  
   Пусть не увидят и не позавидуют
   Мимо прошедшие в тишь пустоты,
   Надо - раскройся, и волны задвигают
   Берег, где близко качаешься ты.
  
   Волны все створки оближут, и нежные
   Страхом желания все лепестки.
   Белая лилия, вечно ты прежняя,
   В мире напрасном густой простоты...
  
   Светишься ты в темноте окружения
   Светлых, извилистых длинных волос,
   Падаешь ты под слепое скольжение
   Прежних приснившихся медленных грёз,
  
   Нечто провальное в нежность опасную,
   Неповторимостью и до конца,
   И шевеленья обрывами в разную
   Сжатость кругами тугими венца...
  
   ...Чёлка в промытых рекой волосах,
   Щёки, белее в ладонях, в руках,
   Ярость спокойствия в точных стихах, -
   Страх удивления, вечный твой - Ах!??
  
   Элзе прошла к окну, сложила руки впереди себя, стояла, смотрела...
   - Пойдём, побродим по зиме?- обернулась вся, наполовину отсутствующая здесь...
   Ходили.
   - Ты меня перевёл в опускающийся на нас чистый новый снег... Лёгкая восторженность первого стиха и глубина, нарисованная вторым... как итальянские и греческие скульптуры прежних веков... Венера, в скульптуре. Три грации... Чистый новый снег... Ты вообще - кто? Кем мечтаешь стать?
   - Пишется - тем и стану. Тем и есть. Пусть автором только прочитанных тобою стихов.
   - Кроме меня показывал кому-то?
   - В редакции журнала "Юность" мне сказали, в отделе поэзии, публиковать отказываемся. Почему? Потому что, сами понимаете. Что мне понимать? У вас нет гражданского содержания. Ладно. "Хотят ли русские войны спросите вы у тишины. Спросите вы у тех солдат что под берёзами лежат."
   Полное нарушение смыслов и значений. У тишины обычные люди не спрашивают, тишина не отвечает. И у мёртвых солдат не спрашивают, они не отвечают. Взлёта, трепета поэзии в строках нет, так пишется информация для газет.
   Увод в сторону от точности. Спрашивать надо иначе, почему власть, имея и разведку, и армию, не уберегла гражданских и военных от уничтожения на войне? Миллионами, миллионами. Да при какой прежней власти подобное уничтожение происходило? Зато - ах-ух, известность. Официальный заказ руководящих чиновников выполнен. Вам, уважаемый товарищ, большой гонорар деньгами, премии деньгами хватит на покупку машины, и летите в братские страны Европы представлять наше государство.
   - Антон, давай удерживаться на полёте твоих стихов... И почему нет посвящения мне?
   - Постеснялся, Не знал, как воспримешь прочитанное. Посвящаю тебе, второе.
   Прикоснулась, лбом ко лбу.
   Молчала.
   - Ты... Ты сам себя не теряй, и не предавай. Пиши как пишется, когда-то может перемениться вокруг, всё своё творчество опубликуешь.
   - Чтобы переменились требования власти правящей? У нас так не бывает.
   - Не станем загадывать наперёд... Ты меня переменил двумя своими стихами. Как в русских сказках. Прыгнул в ключевую кипящую воду и преобразился, прыгнул в кипящее молоко и сделался совсем другим... и со мною похоже... напрыгалась...
   - Ты испугалась?
   - Я стала торжественной, в себе... Пойдём домой, чай сделаем. Я тебе вчера купила банку сгущённого молока, тебе оно нравится...
   - Спасибо, заботливая...
   - А как иначе? Я - твоя жена...
  
   ...Чёлка в промытых рекой волосах,
   Щёки, белее в ладонях, в руках,
   Ярость спокойствия в точных стихах, -
   Страх удивления, вечный твой - Ах!??
  
   - Двадцатый век, добавь внизу? И, уважаемый автор, научитесь над каждым стихотворением писать своё имя и фамилию...
  

Глава 19

   - Я получила письмо от мамы и папы, тебе от них большой привет и слова благодарности за наши хорошие отношения, за обережение меня, как они написали. У них всё хорошо, не болеют, ждут на каникулы.
   - Всегда передавай от меня приветы...
   - Почему отлетевшие во что-то другое глаза? Хмурые? Ты заболел?
   - Придавило. Я называю - придавило. Тащит в разные стороны на разрыв, не пугайся. Пройдёт.
   - Как тащит? Куда?
   - Чем больше втягиваюсь в столицу, тем тяжелее желание попасть в посёлок детства в Азии, и пусть буран, и забраться под толстое одеяло, и пусть станет тепло-тепло... Вот письмо... Хорошее письмо, а и им придавило...
   Элзе потрогала ладонью лоб мужа. Откинула покрывало, подняла одеяло, посадила на кровать, сама села вплотную, накрыв одеялом. Сразу двоих.
   - О письме ну никак не поняла. Оно хорошее, тебе приветы мои родители передали, относятся к тебе с уважением... Аааа, поняла... Ты обещал рассказать, где твои родители?
   - Их нет. Я вырастал в детском доме, в посёлке. Не знал, где родители. Нас учили ни у кого не выпрашивать жалости. Говорили, жалость унижает.
   - Я твоя жена. У меня с моим характером выпрашивать бесполезно, сам знаешь. Меня воспитывали не жестокой, но и иметь достоинство, себя умеющей уважать. Не понимаю, как я унижала дома кошку, если гладила её от жалости? И она жалась ко мне? Глазами просила погладь меня? - Обняла за плечи под одеялом и предложила ему говорить дальше.
   - Меня ещё в школе начинало придавливать. Подумаю о родителях, кто они и кем были, неизвестные мне, а вызывают к доске. Говорю, не буду отвечать. А что такое? Не хочу учиться. Ты двойку получишь. Пускай, и сажусь. Через дни переменится, запросто пятёрками двойки исправляю. И учительницам не говорил, почему. На беседы меня вызывали...
   Год назад я должен был поступить сюда, где учусь. Приехал перед экзаменами. В общежитии там, в нашем городке, сказал своим пацанам, тоже детдомовским: будет мне письмо из МВД соседней республики, перешлите сразу. Адрес простой, Москва, центральный телеграф, до востребования. Я ведь не знал, где тут буду жить. Пришёл. Письмо есть. Как-то почувствовал, с ним надо остаться одному. В каком-то сквере сел на траву. Прочитал. Ваш отец - его данные из милиции, прописка, - умер и похоронен - место написано. Ваша мать - данные, - выехала вместе с вами, месяц и год указаны, в Россию к родственникам. По нашим данным скончалась в пути. В селе - название живёт родная сестра вашего отца. Перечитал. Я заорал. Упал на траву, плакал, орал, понял, единственное место где они земля, хотел разрыть пальцами землю и зарыться, уйти к ним... Жить не захотел от такого письма, пусть бы алкоголики были, кто угодно, лишь бы взглянуть на них, лишь бы живые...
   Молчали.
   - Валерьянку накапаю?
   - Не надо. Я долго-долго был один. Начал думать, пересчитал деньги - не хватит, С почты дал телеграмму пацанам в наш город, срочным переводом пришлите деньги на телеграф, потом рассчитаюсь. Прислали в тот же день. Вечером аэропорт Внуково, билет на самолёт, четыре часа полёта.
   Такси из аэропорта, кроме адреса сестры отца в той республике ничего не знаю, у моей родной тёти свой домик, старый, говорю кто я - закричала и причитания. Я её успокаивал, тише-тише. А мы знали, твоя мама забрала тебя куда-то в Россию к своим родным поехала...
   С моей стороны вопросы одни по теме, с повторениями: каким был мой отец? Где похоронен? Какой была мать? Вдруг тётя рассказала, дом сохранился, где я жил с папой и мамой. Где? Вот тута, тута. Сразу пошёл в тот дом. Саманный, низкий. Вывеска висит, контора совхоза. Зашёл - четыре комнаты в коридоре, по двум сторонам. Душа подсказала, ноги повели куда надо, знаешь, можно так, отпусти себя - ноги сами приведут, памятью... Открыл кабинет с надписью директор совхоза. Киргиз пожилой, он за столом сидит значительно, на фоне развёрнутого знамени. По сторонам на стульях люди.
   Директор - вы кто? Откуда? Я из Москвы. Я родился в этой комнате и тут вырастал. Стою. Молчу. Разглядываю комнату. Где мама меня на руках баюкала, где отец гладил... Сидят товарищи киргизы, молчат. Они святое понимают, молчат. Святое для них - место рождения. Стоял, напитываясь своим... Вышел на улицу, долго разглядывал дом глазами теперь взрослыми... не младенческими... и небо моей Родины...
   Отец женился на маме во фронтовом госпитале, она была медсестрой и знала, у него два тяжёлых ранения. Героическая женщина, ни на что не посмотрела, полюбила. Ранение в ногу вылечили, а в лёгкие не смогли, но я успел родиться.
   Дай сигареты, закурим? Институт в сторону, полтора месяца я искал всё. Запоминал адреса, места работы. Его довоенный друг, начальник торговли района. Еду в район, вхожу к нему в кабинет - я сын - называю имя и фамилию отца. Он бледным стал, поднялся, меня в "Волгу", приехали к нему домой. Живи у нас сколько хочешь.
   Снова вопросы о родителях, рассказал много. Дал адрес второй родной сестры моего отца. К ней, от неё в райвоенкомат, там полковник вызвал офицера, приказал найти всё о моём отце, в архиве. Нашли. День, когда в августе сорок первого отца в армию призвали, в Панфиловскую дивизию.
   Нашёл довоенную жену отца, она только плакала без остановки и говорила как я его любила, он с войны приехал с другой женой, как я плакалаи плакала... Как ты на отца похож...
   Разыскал и историю своего деда с бабушкой. Они переехали в Азию при реформе Столыпина до революции, там землю давали и деньги на переселение. К революции уже имели свой дом, свой магазин, рабочих и выездных лошадей. В семнадцатом году ограбили. В тридцать седьмом выполняли план, посадить бывших богатых. Судили за то, что его ограбили двадцать лет назад, погиб в лагере.
   Понял простое, а как мне теперь восторгаться реальностью? Деда ограбили, позже уморили в лагере, отец воевал за страну, убившей его отца в лагере... как мне выпутываться из презрения к власти, убивавшей путь к уважению? Ты понимаешь, на что я ужасно жёстко наткнулся? И куда, и как выруливать на пути светлые? Что тебе, с ограблением твоих родных в прежнем поколении, с наказанием твоих родителей рабским трудом в лагерях, что мне? Как нам выруливать в светлое? Вот и придавило, в очередной раз...
   Молчали, прижавшись под одеялом, прижатые и взаимностью прошлого.
   - Самостоятельностью, - прошептала Элзе. - И достоинством сохранённого человеческого в нас...
   - Ддааа... рассказал я тебе... всё оберегал тебя от тяжёлого... Мы ещё не родились, а нам заранее, за двадцать пять лет назад столько горького, злого наделали начиная с твоих и моих предков, дедушек и бабушек... Те наделали, бывшие во власти.
   - И прилепится жена к мужу своему, читала в толковой книге...
   - Да, только самостоятельно. Но я буду тем, кем стать хочу, я буду делать себя и своё - как я хочу. Без всяких решений и постановлений сверху, от власти. Для меня власть - совесть и правда.
   Всё. Извини за тяжёлый день. Получилось, недавно на концерте нам пела болгарская певица Лили Иванова, - у каждого своя судьба, дожди не те и снега не те...
   - Антон, я в тебе уверена, как в человеке. Ты личность, ты способен на правильные поступки. Необходимые для человека. И я тебя люблю не словами, я тебя всегда чувствую, ношу с радостью в душе своей и тихонько думаю, и часто думаю - мой, мой... Смотри, впереди и Новый год, там рядом зачёты и каникулы, и мы поедем к моим родителям...
   - Да, завтра же отправимся по магазинам покупать им подарки, ты подумай, чего хочешь для мамы? С отцом твоим проще, хороший коньяк из столицы, какой там не бывает, редкие сигареты... шапку меховую... таких как тут там нет...
  

* * *

   - Здравствуйте наши родители! - воскликнул Антон в распахнутую дверь квартиры дома в городке. - Здравствуйте, Розалия Францевна! Здравствуйте, Имант Иванович! С Новым годом! Мы на каникулы и привезли вам столичные подарки!
   - Заходите, заходите скорее...
   Мать обняла Элзе. Протянула обе раскрытые вверх ладонями руки к Антону, немного стесняясь его. Элзе поцеловала отца, прижавшего её к себе.
   - Мы ждали, ждали, - строговато сказал Имант Иванович, - соседям говорю, спасибо за приглашение в гости, мы никуда не идём, мы своих ждём и дождаться должны...
   - Мамочка, папочка, мы все собрались дома...
   - Да, родители, мы дома. Подарки будет дарить Элзе?
   - Да нам, да у нас для стола, для праздника приготовлено, мойте руки с дальнего пути и к столу... несколько суток вы ехали... к столу все...
   Мама с тончайшим оренбургским серебристо-голубоватым тёплым платком на плечах, подарком, отец в шапке меховой прямо за столом, встающий, смотрящий на себя в зеркало...
   - А давай, зять, ты нам вроде сына, нальём ещё по рюмке настоящего московского коньяка... столичного коньяка... В первый раз пробую...
   ...Элзе и Антон спали на толстой перине. Дома. Укрытые жаркой периной. Дома. У своих родителей.
   До-мааа...
   Да просто спокойно,..
   ....И тихая, тихая на перине. И перина сверху... Дома, у своих родителей...
   - Боги Греции!... Боги вечности! Вечное?! Великолепие женской узкой попы прижато к торсу... Спасите, боги древней Греции! Боги древности!
   - Тише, родители услышат...
   - Но я чувствую во сне...
   ...И утром произнести удивительно - ты меня спасаешь?
   - А то...
   Шепнула жена. Продолжая спать у себя в доме.
   Спать успокоено...
   Конец второй части.
  

Конец второй части

22.07.2020 год

  

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

  

Глава 20

   Кто надо секретно позвонил не со своего телефона, сказал приготовиться. Районный чиновник, управлявший всеми там, приехал в город.
   Только сначала за последний год продал районную баню, клуб, одну из трёх школ, всех колхозных коров бывшего своего колхоза, зернохранилища и птицеферму. Сначала оформив в свою частную собственность бывшую собственность государственную. И дом свой продал, переселив жену с детьми к её матери. И гараж с огородом.
   Приехал чиновник-деревенщик из района в город. Секретно передал взятку, миллионы за квартиру и отдельно за должность. Получивший деньги-деньги-деньги сказал идти в старый деревянный дом возле мэрии, пустым стоявшим под снос.
   Колхозник поставил пустой чемодан в пустой комнате, закрыл дверь на замок. Поселился у знакомых. Через день в нужном кабинете мэрии написал заявление: живу в доме под снос, прошу выдать квартиру. Выдали, служебную, трёх комнатную. На работу определили, в мэрии. Сказали, скоро в депутаты протолкнём.
   Начал заведовать культурой в городе.
   Прочитал в газетке, найденной в кабинете на столе: - "Сознание является реальной силой физического мира".
   - Дык правильно, решил и согласился. Утверждаю открытие учёных Америки, исследовавших идею много лет, - согласился деревенский и по виду колхозному, в ботинках размятых, как машина по них проехала, и по содержанию не подстриженной головы. С лобиком в полтора пальца. - Я вот сознавал как сделать, и приехал в город с деньгами, всё позади продав, бывшее государственное. На квартиру хватит в три комнаты, и бабу свою сюда перевезу, и двух своих сопляшек, скоро в школу им.
   - Вы у нас будете обустраивать культурную среду.
   - Согласен. А четверг, пятницу и другие дни тоже?
   Мэр поднял очки на лоб и внимательно посмотрел на него.
   - Культурная городская среда - чтобы везде было культурно. Среда не день, среда - что нас окружает.
   - Чаво-чаво не понимать, я догадливый.
   Запретил в филармонии симфонический оркестр, - "не понятно играют, зачем им деньги платить"? В филармонии распорядился сделать торговлю одеждой, овощами, мясом и рыбой, водкой и сигаретами, и чего найдётся ещё продавать.
   Два театра сказал не нужны, указал отдать их под проведение свадеб, дней рождений и похорон самых важных чиновников. Вроде меня, пояснил.
   Запретил горожанам ходить по тротуарам для сохранения асфальта и плиток, "дыры в асфальте нечего протирать, пусть гуляют сбоку, на тропинках в газонах с травой. У нас вон, в районе, протоптаны везде тропинки без асфальтов разных."
   Прочитал письмо от горожан, туалетов в городе общественных не хватает. Заказал плотникам сколотить дощатые туалеты деревенского типа. На одно очко и на два.
   Наставил деревенские туалеты в конце всякой улицы и в трёх парках по десять штук, "а пусть в парках в ямы складывают удобрения для деревьев и кустов, не стану на удобрения химические деньги казённые тратить. Подожду, премию выдадут за экономию денег."
   Деревенщик на четырёх грузовиках привёз много-много визжащих поросят и поселил их в городском заброшенном бывшем заводе электроники, "будем выращивать на мясо и сало, жрать что в городе, что в деревне все хотят", заявил в мэрии. Поросята визжали на три квартала города, жрали комбикорма, выбрасывали из себя переработанное желудками прямо на пол и устроили вонь на пять кварталов города. При ветре умножая вонь полосой на половину города, при повороте ветра на вторую половину. "Дык чего возмущаться, привыкните," - говорил протестующим на митинге жителям кварталов. - "Перетерпите, дык жрать, небось, все хотите".
   И на крыше завода на лето в клетках поселил курей на вырост. "Бабы ваши яйца свежие у меня скупать будут, радуйтесь." Опять вонючести невыносимой прибавив всем жителям вокруг и на все стороны.
   За низким забором завода ходили верблюды, им привезённые для "дык будем верблюжье молоко продавать редким продуктом, за дорого, как лечебное". Верблюды грызли деревяшки, трубно орали, требуя колючей травы с названием перекати-поле, растущую где-то в самой Монголии, что ли, распугивая прохожих и ночами не давая спать в домах вокруг.
   А среди них бодались какие-то олени, доставленные из тундры полярной, никто не знал, зачем. Добавляя оленьи не жасминные ароматы к верблюжьей вони, - за бюджетные деньги горожан.
   Заказал где-то телеги, коляски, хомуты и упряжь, лошадей и ослов вьючных, - "от машин шум и бензиновый выхлоп, и машины друг об друга разбиваются, водители калечатся. Вопрос культуры движения без аварий мною решён! Город, на лошадях будут все ездить, как в веке позапрошлом, на ослах грузы перевозить, так-то, лошадь завсегда встречную лошадь обойдёт, аварийно не ударит телегой по телеге. Называется - моя личная инновация! Во какое слово выучить мне пришлось! Дык на бумажке записал, подглядывал, если говорить! Инновацию - в жизнь!"
   В какой-то забегаловке-наливайке водки кто-то набил чиновнику морду, поздно вечером.
   - За что? - кричал, - за что?
   - За всё сразу, - и под вторым глазом подбили синяк. - На таксистов попал, понял? Ты нам заработки запретил со своими меринами и кобылами!
   - Дык... насчёт культурной среды решал...
   - Пошёл отсюда... - и адрес объяснили матом.
   Горожане ахали, вышли на демонстрацию и потребовали начальника мэрии прогнать вместе с деревенщиком. И вместе с губернатором. И вместе с омоновцами, демонстрацию пробующими дубинками, избиениями и арестами горожан на улицах остановить.
   Губернатор поговорил с кем надо, откуда умнее остальных чиновников туалетчика нашли и в кабинет поместили начальником культуры, - приказал отобрать квартиру, кур всех на суп пустить по всем больницам, поросят на котлеты, оленей в леса прогнать к охотникам, туалеты за городом спалить, ослов и лошадей в Туркмению продать, в филармонию симфонический оркестр вернуть и торгашей из неё выгнать, мэра понизить до завхоза...
   Далее продиктовал громче и дважды: - чиновника деревенского посадить на верблюда, привязать между горбов цепью с замком, дабы не сбежал на пути, и отправить в район, откуда тот сюда прихмырнул.
   - В ссылку деревенщика хренова!
   - А миллионы денег мне кто вернёт? Ктоооооо...
   Верблюда двинули по заду хворостиной, верблюд потопал, потопал с привязанным, пристёгнутым цепью наверху...
   Направлением на обворованный район.
   - А денег моих миллионы гдееее? - слышали вдоль дороги сосны и ели, травы и грибы в травах, - Гдееее... Вернёт ктоооо...
   Жители долго говорили по городу, да кто же нами правит, когда к ним приглядеться? Вплотную, к не культурным и не образованным? Тупые, ой тупые...
   Беда!
  

Глава 21

   Прежнее, как стартовая площадка, находилось на месте.
   Бирюзовая, в мелких волнах вода бухты озера. Справа, подальше, трубы металлургического комбината. Слева, на полуострове, в дымке рыбный комбинат с посёлком рабочих.
   И тысячи, тысячи шевелящихся Солнц в каждом коротком бугорке волн... Блики, блики, глаза прищуривать приходится...
   Жара. Весь пляж в людях городка, густо. Природный пляж чистого мелкого песка...
   Стеблистая...
   Сразу видимая тонкой высокой фигурой, извивчивыми переступаниями высоких ног, с золотистыми волосами, лёгкая, с подругой Милдой - обе в синтетических ярко-синих лифчиках и плавках узких, немецких, подарок подруге из столицы, - Элзе прохаживалась по мокрому песку вдоль края набегающих волн. Чего-то секретно, по-женски, рассказывая Милде. Тоже высокой, и фигурой похожей на Элзе, подругу давнюю. Настоящее изящество. Породистость. Плечи уже бёдер, никаких отвисших животов, лёгкость в любом шаге, надземность...
   Милда оглядывалась на Антона секретными глазами и улыбалась услышанному от Элзе...
   Подруги их по медицинскому училищу плавали в озере. Начали выходить из воды, блестя мокрыми телами. И Элзе, Милда подошли.
   Ты мне нужна сильнее некуда, подумал Антон, как только Элзе села на песок рядом. И взял её пальцы в руку.
   Нужная всегда.
   - Я не пойму, вы одинакового роста? - спросила Милда Антона.
   - До подбородка Элзе достаю, - спокойно ответил Антон.
   - Чегооо? - протянула жена, - на три пальца выше меня!
   - Да я пошутил...
   - Я успокоилась, мужчина должен быть выше, - убеждённо утвердила Милде.
   - А вот вы, прибалтийские девушки, все с изящными фигурами? Как у ваших родителей вас красивыми рожать получается?
   - Не расскажу, - засмеялась Милде, - потому что при рождении ничего не запомнила. Родилась и закричала, на танцы хочу! Твист танцевать!
   - Соберёмся на днях, потанцуем, - улыбнулась ей Элзе.
   Транзисторный радиоприемник "Спидола" бормотал на горячем Солнце, друг Борька Полукеев тоже сидел на песке, подкручивал настройку. Летние большие каникулы на пляже своего городка чувствовались загоранием, прожиганием от головы до пяток.
   - Боря, оставь песню, Лили Иванова поёт, - предложила Элзе. - Мы в Москве слушали и видели её на концерте. Выразительная певица, и ходит по сцене как балерина, носками туфель наружу. Оркестр большой, болгарский, как слаженно скрипки играют... Это песня "Море молодости"...
   - Так на болгарском! Мы как поймём? - оставил песню Боря.
   - Антон, переведи? Его у нас в общаге знакомый болгарин, студент, своему языку учит.
   Девчонки из медицинского подвинулись ближе.
   - А ты перевести можешь? - не поверил Боря.
   - Сейчас, Боря, немного прислушаюсь... Знаете что, хорошая песня - всегда молитва. C обращением не к какому-то там неизвестному старику с седой бородой, выдуманному и нарисованному без позирования. Молитва к природе, молитва к судьбе. Она поёт - перед нами море нашей молодости. Такое, как радовало нас. Радовало прежде. Но ты молчишь, чайки рассказывают, впереди у нас будет ночь мрака. Пустая, мрачная ночь без любви. Море влюблённости, я молюсь, верни нам любовь, верни нам любовь.
   - Поняла, потому музыка тревожная, - заметила Милде. - Свою любовь никому терять не пожелаешь. - Кого из знаменитых вы в Москве видели?
   - Муслима Магомаева, - спокойно ответила Эльзе. - С Антоном ходили в Союз композиторов СССР, на стихи Антона один композитор песню писать начал, встречу наметил. Антон, как его фамилия? Воронцов? Сидим в приёмной, ждём. Входит Муслим Магомаев с маленькой-маленькой Пахмутовой, поздоровались они с нами, культурные, вежливые, прошли к начальнику композиторов.
   - Ни фига себе! - воскликнул Боря. - Да у нас Магомаев только по телевизору, и то в праздники! Ты, Антон, когда-нибудь с Элзе приедешь сюда знаменитым, придем на пляж, к тебе очередь выстроится за автографами. Я крикну, отвечаю за очередь, без очереди не пропускаю! Вовка наш друг прибежит, я тоже лучший друг, пропусти! А я ему - отойди в конец очереди, ты мне вчера прикурить не дал! Ничего не знаю, друг, не друг, всем в очередь!
   Смеялись.
   - Борис, а вы кем работаете? - спросила Милда.
   - Вы? Вот как обратились, удивиться заставили. Не заменимым работаю. Меня все на смене, там, на металлургическом, ищут. Контакт пропал, станок не включается. Сейчас, отвечаю. И делаю. Насос вентиляции вырубится - тоже я срочно сделай, ко мне бегут. Я электриком работаю. А ты?
   - Медсестрой. Хочешь, уколы тебе буду делать, если заболеешь?
   - Нееее, на фиг мне подарок, уколы... Боюсь!
   - А хочешь, наперегонки побежим и в воду нырнём?
   - Да побежали! А ты, Антон, запомни! Я буду командовать очередью к тебе!
   - Я тебя люблю, - тихо напомнил Антон Эльзе.
   Повернулась лицом в лицо, отражая глазами светлость нежности и благодарение... глазами в глаза...
   И поплыли по своему озеру, догоняя Милде с Борей.
   Рядом. Рядом.
  

Глава 22

   Твист! Твист! На квартире Милды! Первый советский твист, по мелодии! И поёт Муслим Магомаев, весь озорной настроением голоса.
   Слова ты вспомнишь мои, если только приедешь
   И увидишь хоть раз лучший город земли.
   Песня плывет - сердце поет.
   Эти слова о тебе, Москва!
   Шли домой, по тёплым улицам городка. От стен домов отходила их дневная нагретость стен.
   - Элзе, ты так ритмично и легко танцевала... И Милда... Как по воздуху скользили, пластично...
   - Да мы раньше вместе разучивали движения... Пляж быстро желание жить сильнее и ярче добавляет...
   - А почему Милде на меня с завистью посматривала?
   - Я ей секретик рассказала. Как мы шли в Москве по улице, я ой сказала и остановилась. Ты спросил, что такое? У меня на правой ноге застёжка пояса от капронового чулка отсоединилась. Ты присел, пиджак расставил на стороны, я нагнулась, ногу согнула и капрон пристегнула. А ты успел быстро ногу над коленкой поцеловать.
   - Красивое поневоле поцелуешь... Элегантно ногу согнула в коленке...
   - Да, но на глазах у людей...
   - А, пусть позавидуют...
   - Милда и завидовала, нам...
   Зашли в свой квартал, темнеющий деревьями и ночным детским садиком с оградой, беседкой за ней.
   - Давай домой не торопиться... Посидим в беседке?
   Остановилась. Обнял, и губами на губы... целуя целовательное...
   - Мы поженились почти год, а ты целуешь осторожно, как меня боишься...
   - Лелею... боюсь обидеть...
   - Обидеть можно отсутствием жадности ко мне...
   - Ого? Требование взмыть под звёзды?
   - Не знаа-аю, не знаа-аю, - тихо протянула мягкой кошкой...
   Заманивающей за... обрыв с крутизны... под тонкость майки... по загару наверх, ладонью наложенной придавливать, забирать токами в себя налитую туго желанием грудь... тугим желанием... лопнет созревшее желание над шевелениями тела... отстранением... прижиманием... жалобой или гордостью за вспых желания...
   Куда как полетит...
   Под юбкой прогладить тугие выкаты зажать отлетая в ничего не понимание...
   - Да?
   - А то...
   Надавливаясь под плоским животом на мужские пальцы ищущие... тонкими трусами... впуская в них ищущие... и они столкнулись... сплыли куда-то...
   - Пожалуйста вытворяй как чувствуешь... слушай мои... твои желания... пожалуйста вытворяй...
   Белея ногой твёрдо упёртой в пол... белея полусогнутой приподнятой поставленной на скамейку... приставив захваченный к обречённо требуемой... трепетанием... влетело... о-ох!... сильнее...пожалуйста... немного принижаясь... насаживаясь предельно...
   Исчезло всё видимое... чувствовать там... там... движение на полнейший срыв... на невозможную яркость... ярости...
   Присела, голым задом на скамейку.
   - Ууу-ух, - встряхнула головой, плечами, приобняв, - где мы были сама не помню... отлёт... ждала, ждала... дома родители, стесняюсь, услышат, а нужно... мне...
   - Ты не обиделась? Сегодня совсем не долго...
   - Какая разница? Меня до всех концов молнией достало. Важно не сколько времени, а с каким желанием... нашим... Называется, в людях, засадил по самые гланды... хотя гланды не в ней, а в горле, по медицине... Сегодня усну успокоенной, и ты, а то тычешься в меня твёрдым в постели то в бок, то в ногу, и я ой да ах беззвучно, а то родители услышат...
   - Отпусти меня?
   - Зачем?
   - Трусики твои найду... Белеют они, вижу...
   - Посидим... не улетят...
   Молча притянула лицо к лицу, целуя быстро, быстро, сильно...
   - Лихо?
   - А то... Понравилось, если вспыхивает неожиданно... Не могла бы я так... всею собой чувствовать... когда бы тебя не любила... и плавясь твоей любовью...
  

Глава 23

   Муж и жена собирали чемоданы в дорогу.
   - Да, родные наши, ничего не забывайте, с чем вам ехать. Документы, деньги, билеты, питание на дорогу, - ходил отец Элзе по комнате неторопливо. - Пообедаем все вместе, и вам на дорогу...
   - Мама, дай мне твои иголки и нитки? Белые и чёрные?
   - Что? Неужели в Москве иголок нет? Как было после войны, - остановился Имант Иванович.
   - Папа, я возьму при надобности иголку, нитку, и вспомню, мамочка руками трогала... В Москве иголок море, они чужие.
   - Сам я сразу не догадался... Розалия Францевна, обязательно сразу просьбу исполни, Элзе со смыслом попросила... Скучать мы начнём о вас, и всё равно уезжайте. Нам что? Каким есть доживать будем, а вы молодые, учитесь, своего добивайтесь. Высшее образование впереди! Надо же, как вы повернули, впервые в нашем роду высшее образование. Антон, я вам сердечно благодарен, сделали для нашей дочери необыкновенное.
   - Да вместе мы делали, я за жену экзамены в её институте не сдавал, - засмеялся в ответ. - А Элзе там, в Москве, моей личной учительницей стала. Разбираться в живописи и скульптуре учит.
   - Пирожки не забыли положить? Рано я поднялась, вам в дорогу испекла...
   - Спасибо, Розалия Францевна, мы пирожки в отдельную сумку, где продукты на дорогу.
   - Почти три дня и три ночи вам ехать, так что кушайте в дороге, пирожки со свежей капустой, с творогом отдельно положите... А какой моя дочь вам учительницей сделалась?
   - В Москве много красивых домов, построенных ещё до революции семнадцатого года. Иду мимо - да, красивый дом, а как красота на нём называется - не знаю. Как слепой смотрел, без неё. С Эльзе вместе начали ходить, останавливаемся, мне она рассказывает - вон те детали называются замковые камни, там рустовка, тут портик ионический. Колоннада, капитель, щиты с гербами, картуши, и что стиль модерн вон тот дом, а там стиль готика, показывает и рассказывает в деталях, а вся красота, в общем, состоит из красивых деталей. Там мне глаза и открыла.
   - Зато, папочка и мамочка, муж мне в русском языке помогает. В Москве москвичи как-то интересно в словах растягивают некоторые буквы, выговор у них своеобразный, и Антон сам учится московским интонациям и меня учит.
   - Так и помогайте друг другу, так и живите слаженно, - присела мама на передний край кресла. - Правильно папа твой говорит, у нас в городке чему научишься? Института никакого нет, одни ремесленные училища. Закончишь училище и будешь горбатить всю жизнь.
   - Горбатить - значит на кого-то. А мы не простые люди, мы из семей, ограбленных, и ограбленных прежде наших рождений, властью. Если бы имущество отбирали - одно, а что родных наших в недавнем прошлом уничтожали - ну совсем не простительно, - вдруг сказал Антон. - Мы должны стать творческими личностями и станем.
   - Вы, Антон, понимаете правильно, и я вас поддерживаю. Ни в поезде, ни в Москве никому не говорите, донесут куда следует и жизни ваши погубят, - строго подсказал, потребовал Имант Иванович.
   - Я всегда помню, отвечаю не за одного себя, а и за Элзе. Среди своих можно быть откровенным.
   - И можно. И надо. Чтобы честность за ложь не спряталась.
   - Получил ещё одного учителя, муж сообразительный? - гордо и весело отметила Элзе... - Жена учит, папа учит...
   - Ну, ученик я вроде способный... от умных советов не отказываюсь...
   ...На вокзале мама постаралась не заплакать, отец тоже обнял своих по очереди... поцеловал дочь...
   - В путь! В путь счастливый!
   И поезд московский помчал назад азиатские степи.
  

Глава 24

   Коричневый свитер с высоко закрывающим шею воротником, песочного цвета самой сшитые брюки, расклешённые ниже колен...
   Элзе стояла у окна, смотрела на московские улицы.
   - Нежная осень началась, много оранжевого и золотого на деревьях... ля-ля-ля, ля-ля...
   - Ты гулять собралась?
   - Не-а, не-а, - повернулась в комнату, - в институт поеду, хочешь со мной? И погуляем по осени, после института?
   - У тебя сегодня занятий нет.
   - А я договорилась, побеседовать необходимо. Знаешь такое слово, - не-об-хо-ди-мо?
   - Поехали, - подал жене куртку.
   Помчались, на метро.
   На здании института рабочие крепили громадный, в три этажа портрет генсека КПСС Брежнева. Снизу наблюдал руководящий, из райкома партии. Скоро годовщина их революции, седьмое ноября, вспомнил и отметил себе Антон.
   В институте Элзе постучала в дверь, открыла, после разрешения.
   Руководитель кафедры истории архитектуры Виктор Иванович сидел за столом, со стаканом чая в подстаканнике, с рисунком в металле здания МГУ. Студенты знали, и он принимал участие в проектировании Университета, "отчасти", как уточнял скромно.
   - Добрый день, добрый день, садитесь, вы у нас теперь второкурсница? Как идёт ваша работа о социальном значении архитектуры? Надежда, будьте добры, принесите чай и нашей гостье, - предложил лаборантке.
   - Продвигается. На самом деле уважаемый Виктор Иванович...
   - Любопытное уточнение, уважаемый...
   - Я не подхалимничаю, говорю, как думаю.
   - Так. Спасибо. С чем пришли сегодня?
   - Виктор Иванович, может быть, глупости расскажу, не знаю... Меня заинтересовала проблема обеспечения сохранения тишины в жилых помещениях, на уровне проекта и строительства. Вот смотрите, я начертила. Строим первый этаж, пусть из кирпича. Кладутся бетонные перекрытия. Как обычно. Но на них по периметру кладутся бетонные блоки высотой триста миллиметров. На блоки кладутся перекрытия, снова, вторым ярусом. Как вы думаете, такое устройство даст сохранение тишины на первом этаже? Отсутствие топота, прочих шумов?
   - Вероятно, даст. Но даст и увеличения общего веса здания, с учётом этажности, и общей цены стройки...
   - Я обдумывала, да ведь есть спецобъекты. Квартиры для особо важных персон, для членов правительства. Помещения для точной техники, требующей сохранение тишины. Для операционных в больницах.
   - Вы сами придумали?
   - Зачем мне воровать идеи у других? Сама.
   - Как вы дошли до открытия?
   - Я спала. У меня над головой соседи праздновали, топали, музыка слышалась, и я в полусне, в полуярости поняла.
   - Хм? У меня соседи столько лет топают, а я не догадался...
   - Случайно...
   - Так. Требуется просчитать вашу идею, и хорошо бы проверить... По первой моей мысли, да, топать над головой перестанут, и через вторую площадь покрытия плитами звук не пройдёт...
   - И вот вторая идея. Виктор Иванович, скучнее домов типа хрущёвок ничего не бывает. По слышимости через стены - тоже. Общий вид - кирпич, увеличенный в тысячи раз, что архитектуру сводит на отсутствие. Идея вот в чём. Блоками, через каждый следующих подъезд, сдвигать на половину дома вперёд, если смотрим на вид сверху, а по вертикали - соседние этажи приподнимаем ровно на половину этажей. За счёт горизонтальной и вертикальной раздвижки блоков убираем повторение комнат, точное повторение квартиры за стенами, часть комнат вообще оказывается на улице. С полным отсутствием шумов внутри дома.
   - Тоже нужно обдумать, обсчитать. Элзе, вы в идеях, рассказанных, выступаете в качестве конструктора. Тут инженерное решение, не архитектурное... А как у вас с идеями чисто архитектурными?
   - Пока в общих настроениях. Мне очень нравится стиль модерн. Красивый стиль, в душе настроение меняет. Я не хочу его повторять. Мне любопытно думать о соединении двух стилей, готики и модерна, прибавить к ним национальные характеры, мне нужно найти свой, индивидуальный стиль, я хочу стать авторским архитектором, не копировать чужие здания с незначительными изменениями, как делают многие, что видно по домам. Пока не получается, я обдумываю.
   - Интересно. Интересно и правильно. Понимаете, Элзе... К нам попадают многие... наученные, как я их называю. Наученные готовые типовые дома привязывать в кварталах, к улице... Вы студентка иная, для вас архитектура не способ зарабатывать деньги, скучно повторяя, копируя других авторов. Авторская архитектура... да, желание в вас присутствует, ему специально не научить ни в каком институте... Авторская архитектура - всегда высшее по степени в творчестве архитектора. Учитесь дальше, учитесь. И с новыми идеями приходите, мне интересно беседовать с вами. А идеи высказанные не теряйте, записывайте для себя. Мало ли что впереди? Вдруг появится возможность проверить их через воплощение.
   - Спасибо...
   Вышла задумчивая, задумчивая...
   - Элзе, и - как? Что он тебе сказал? Основной вывод?
   - Да вроде я не дура, - улыбнулась ну самой раскрытой улыбкой радости... Сказал - авторская архитектура лучшее в судьбе, да требуется достигнуть.
   - Зачем ты так о себе? Я не дура? Сам знаю...
   - А! Пошли гулять! Осень на улицах яркая!
   Остановилась, остановила Антона вытянутой, упёртой в его грудь прямой ладонью.
   - Мне надо много изучить здесь, а дальше - три кита. Традиционная национальная архитектура моей родной Литвы, стиль модерн и стиль готика. Тогда - авторская архитектура, моя.
   - Сейчас коней заседлаем и вперёд.
   - Не шути!
   - Я тебе сказал - как делать...
  

Глава 25

   Чувства, слух - острый сегодня вечер. Волчий. С видением сквозь стены, окна.
   В туалете ты вбиваешь тугую струю в воду унитаза. Тугая струя признак хорошего самочувствия и возбуждения. Крепких желаний, заранее не называемых. Самка. Почему у собак кобели всегда лижут траву, облитую струёй самки? И почему стараются лизнуть самку по щели, откуда струя вылилась?
   Природа. Закон. Вложено природой.
   Когда ты ходишь в короткой тонкой комбинашечке, всего до волосиков над... светло поворачиваясь круглостями попы...
   Когда ты ходишь без трусиков... вслед за тобой вокруг тебя горьковатое облако запахов твоей припрятанной между ног, под нравящимися волосами в самом низу живота. Настоящий запах самки для самца с возвращением к настоящей природе. Полностью. Почему-то тебе проще ходить без них и в длинной мужской рубашке, застёгнутой всего на одну пуговицу.
   Лёгкий запах женской незаменимости, притягивающий и ноздри, и шевеления кое-чего сильно внизу от носа.
   Облако, пахнущее затягиванием, заставляет покачиваться в голове... и задумчивость переходит из головы в круглое начало пока висящего головкой вниз, начинающее зудеть... Он не хочет скрываться от тебя, требует твоих взглядов и заставляет убрать с него закрывающее. Ойкаешь, приседаешь перед ним, осторожно трогаешь пальцами, внимательно разглядываешь, улыбаешься, наблюдая самые первые его шевеления самостоятельные, начинающие его выравнивать ближе к твоему лицу... отодвигаешься...
   - Насколько откровенно...
   - Зачем нам прятаться от прекрасного?
   - В самом деле...
   - Pisk mane? Пожалуйста? Тебе перевести?
   Подошла, взяла его ладонь, прижала в самое туда, на выпуклые по сторонам те губы...
   Придавил плоско ладонью.
   ...ого... жаркая... насколько выпукло...
   - Женщина, почему говорят трахни меня? Поимей меня? Хочу тебя? А чего хочу тебя? Пощекотать?
   - Люди стесняются точных слов. Пошлости не стесняются, название его и твоей считают стыдными словами. И ..... как слова пугаются...
   - Да оно замечательное! Самую суть показывает! Обожаю точнейшие слова! Когда ты называешь точные слова происходящего, мир становится один на двоих... и отступать переменой некуда... Я не ханжа! Весь мир сейчас нам на двоих...
   - Так же знаю.
   Присела.
   - Ух! Дышу на него - вспухает? И как круглое толстое нависающее начало в мою сжатую щелочку вмещается? Ух! Горизонтальным стал! Мне впереди его круглый таран нравится, он внизу на треть толще всего торчащего! Складочки за ним позже весь его натянут? Вздыбят? - Резко рванула кожицу ствола с упором назад, - ах! вздыбился? Ух, врыватель... найду я узду на твоего врывателя... Удивляться не перестаю... член...
   - Ну да, член партии. Точные слова есть... пенис, елдырь, половой орган. Выбирай.
   - Можно я сама назову? Пожалуйста... Ух, дыбец сладострастия, а точнее... забыла как точнее... - прогладила пальчиками... - Круглый толстый таран, пожалей мою узкую щелочку... Пожалуйста...
   - Твой половой орган...
   - А у меня не половой орган, у меня mano yzda... без перевода понял?
   - Скажи точно, чего ты сейчас хочешь?
   - Вертеться рядом, соблазнять. Сказать стесняюсь. Воспитание мне запрещает.
   - Прямо сейчас перевоспитайся?
   Молчание и...
   - Išpisk mane! Пожалуйста? Ы-ы? Вые...... меня?
   И ответно глазами вопросик, то ли ошиблась, то ли смелость стала правильной...
   ...до дрожи... с ума сойти...
   ...притягивая всем телом...
   Улетает сама по себе короткая комбинашка... захватив обе груди весомые руками - телом к себе, прижимая попой, спиной, затылком, ногами, всю, всю... шаг, немного сбоку пальцы руки гладят по щеке второй руки по широкой попе сверху вниз кругами снизу вверх, со щеки проглаживание по грудям и на живот волосы лобка с сжатой щелью под... ним... протяжный бугорок складочки над капелькой клитора... пальцы второй руки сзади гладят от окончания её немного вверх и самый близкий палец заскальзывает в щёлочку, приоткрывшую круглый маленький мокрый входик... немного вращаясь в ней и наглаживая её сколько может достать в глубину... повлажневшую... пахнущую мёдом горче... Сладчее, завлекательнее... просящее... Чувствуя все малейшие движения пальца в ней за входиком начинаешь ёрзать, шевелиться попой, бёдрами, коленки подгибаются начинаешь полуприседать сильнее на него, наседая на палец в ней, накручиваясь на чувствуемое нетерпение...
   ...и принижая плечи головой до пола, опираешься на согнутые руки, зад поднимается высоко... сзади она хорошо и полностью видна как у животных самок стеснения не знающих... осторожно раздвинуть щёлочку и провести языком по розовой бледности влажности между чуть раскрытых губок до капельки током бьющей торчащей отзывающейся на трепетания края языка на нём струной арфы звучанием изгибающегося ответом тела... сочная живущая нежностью сиренево-розовая... бледная от ожидания... отвечая благодарностью мёда на нежность языка... две упругие губки в ней накопили сладость горькости от низа под губками до клитора... настороженного струнного от него дотрагивания трогания теребления не пальцами но нежнейшим начинается музыка изгибания женщины изгибчивой... твоего надвигания и надвигания и надвигания клитором и телом на дотрагиваемый... дрожания по телу... крайних терпений...
   ...ещё... пожалуйста...
   ...проведя затвердевшим по пухлости по губкам между ног прилаживаясь и втискиваясь... щель сдавленную толщинками губ с волосиками на них превращая в круглое разрешение входить теряться входить теряться входить её влажностями насыщаться напитываться притихнув... головкой и всем стволом воспалённостью мягкостью кожи твёрдого чувствуя свою обязательную где никто изнутри... круглотой и твёрдостью входящего расширяя нужную, влажностью встречающую внимательную к задерживаниям сочностью самой глуби... удерживая за стороны раздвинутой шире аховой попы неотвратимо вгонять вытаскивать вгонять вытаскивать втираться впитываться в ней упираясь до её тупика на глубине... им самым конечно главным сейчас чувствуя тесные волнистые волнующиеся стеночки в ней и вздрагивая вслед за тобой...
   ...обалдеть.... голова кругом...
   ...подвизгиваешь подкрикиваешь надавливаешься стоящему навстречу вдруг требуешь срывно самец вы... дыби меня... в меня... крутанув попой навстречу... где твой дыбец вгони... откровеннее до упора... pisk mane, pisk... ею жадной в глубине его встречая... требую задержать...
   ...давить искать трепетнейшее напираниями на стеночки волнистые... давить ритмично вгоняя и выдёргивая им... ошеломительно чувствуя страсть желания давить напирать втираясь в ней во все стороны и на разные стороны нажимая... вдруг радость могу долго долго долго сильнее встающим в ней, в твоей, в самой самой... едательной... самой едлистой сожми ворвавшийся сладострастием ею в себе... сдави... сейчас... попробую... сдавила как в капкане всеми стеночками её... держу... не вырывай свой дыбец...
   ...я радуюсь я тебя дыблю... дыблю...
   ... я гордая... ты... ты меня дыбёшь... pisk mane, pisk mane... пожалуйста дыби... би... би сильнее... я не чеканутая... чтобы сущее не называть никак... своими словами... страсть выбрасывает на них... как есть... на сильные слова...
   ...толкнулась бёдрами навстречу, вылавливая чувствование ближайшее... лучшее...
   ...резко подумал сейчас оборвусь выдвинул осторожно чтобы не оборваться раньше... от резкого удара им в неё кричишь крутишь попой совсем не желая вырваться с него сорваться убежать... вынуть рвануть резкий удар называется сабельным кричишь потонешь сейчас в оооо удивляющемся... ты не первый раз и всегда поражаешься ооооо... попой сильнее прижимаясь к волосам на животе над ним заглоченым ею до самого начала попой прижимаясь к яйцам подхватив яйца снизу своей рукой как сильно желая и их вместить в расширяемую yzdy... дыбец... самец вы... дыби меня, pisk mane в звон ярости, в смыкание искр... неожиданный резкий выкрик требования и натыки натыки на него случайно попой yzdoi под ней желаниями ярости... рычание сквозь стиснутые зубы... вспых искр по всему телу... удержаться ещё не кончить... с дрожанием тебя под выстанивание тихого удивления чувствуя твоё спускание облившего его в ней...
   ...и не нужен никакой мир... ничего вокруг и везде... весь мир твоя размокшая развороченная растрепанная yzda на входе с волосами вокруг а на глубине... пахнущая восторгом и твоими губами рта... тесная, наскальзываниями принимающая исполняемые требования давить в неё и выходить почти полностью и снова снова снова долго... долго снова... обрыв...
   крепко держишь в руке кончающий брызгающий вылетами на твою попу поясницу руку пальцы... и пальцами раскрытой пипочки два заалевших лепестка только что встречающих намученных исчезновением желаний до капельки... розоватая скользкость пипулечки целования обцеловываниями благодарностью... мокрую домчавшую до всех краёв растрепанную только свою любимую...
   ...подвинься дай и я обласкаю твой ух дыбец сладострастия...
   ...перелягу головой на твои бёдра... твою разглядывать... её не заменимыми запахами дышать... раскраснелась сильно... натёртая моим...
   ...знатно ты меня треугольником в позу поставил...
   ...не всегда же тебе мне подсказывать... как в прошлый раз...
   ...невероятное что-то... всё внутри перевернулось... дыбец... от дыбистого твоего в голове перед окончанием засверкало...
   ...дыбец... слово какое придумала...
   ...так дыбом торчал... боялась в ней порвёт нежное... нашла я на него узду...
   ...тебе стало хорошо с отстранением ото всего... от мелочей...
   ...очень... даже очень-очень... до освобождения в теле... до тишины в голове... ух...
   ...так тебе да или нет...
   ...да.... всё, всё, что от тебя мне - да.
   ...хорошо тебе стало... почувствовала... 
   ...меня до кончиков пальцев перетрясло... я всё почувствовала... ...до самых кончиков... пошевелиться не могу...
   ...такую необычную... такую талантливую... откровеннейшую красивую тонкотелую изящную прелестную вые......... откровенную в стасти...
   ...разморозил... до пламени...
   ...да... откровения превыше постороннего... и ничего не переменить...
   ... и не нужно... доверчивый... доверенный мне...
   ...красивая... и одетая красивая и голая... ах и ой... люблю тебя разглядывать, только долго не получается, сразу на тебя...
   ... pisk mane всегда...
   ...когда снова он очухается для врывания... в неё... в тебя...
   ...спать пока рано, давай-давай, - погладила осторожненько указательным пальцем, - очухивайся скорее... тебя самая умеющая и самая хотящая для острой радости ждёт... она будет тобой продолжать гордиться... с трепетанием и нетерпением... и наградит несколькими восторгами...
  

Глава 26

   Через парадные раскрытые чугунные литые ворота вошли на круглый двор, образованный постройками. В самом центре Москвы.
   - Элзе, я специально хотел показать тебе подлинный исторический памятник дворянской архитектуры. Есть легенда, эти места Лев Николаевич Толстой описал в романе "Война и мир".
   - Остановимся? - попросила Эльзе.
   На широкой, обведённой кустарником поляне высился памятник. Задумавшись, Лев Николаевич сидел в кресле, приопустив голову вниз...
   Высоким лбом умнейшего, на века...
   За ним золотился покраской стен и белел колоннами дом в два этажа, и полуподвальным под ними, с гербом на фронтоне, длинным балконом внизу колоннады. Ризалит центральной части усадьбы выступал немного вперёд, как и положено в классической архитектуре. Единые с главным домом, по обе стороны протянулись закругленные флигели, одноэтажные.
   - Идём поближе? Смотри, Антон, тут колонны главного портика все коринфского ордера, капитель верха мощно украшается стилизованными листьями... И окна прямоугольные, высокие, классического типа... А вот написано - памятник архитектуры московского классицизма... Конец восемнадцатого, начало девятнадцатого веков... Я никогда не ходила внутри таких домов, мне очень нужно узнать... А как?
   - Я ведь тебе сказал дома, у меня здесь встреча. Пойдём, мне знакомого разыскать в кабинетах нужно.
   Внутри через четыре мраморные ступени широкой лестницы возле мраморной скульптуры обнажённой женщины, чуть нагнувшейся, приглашательно стоящей в полукруглой нише стены, сидел за столом человек с лицом дежурного всегда и везде. Антон назвал ему фамилию, кто их пригласил, дежурный резко встал, прошёл впереди, показывая, куда им, направо или налево, или на верхний этаж по лестнице в конце коридора. Вернулся, попросил оставить пальто в гардеробе, устроенном тут, против входа.
   - Говорят, мраморную тётю писатели называют Риммой Казаковой, - обернулся назад Антон. - Шутят...
   - А кто она?
   - Советская поэтесса. Не читаю, слишком скучная.
   На этаже с обширным вестибюлем, с паркетным полом, слева стоял настоящий чёрный рояль, дальше коридор, по сторонам двери комнат. На стенах висели крупные фотографии назначенных известными советскими писателями. И мозаичный портрет Александра Фадеева, вынужденного застрелиться после понимания через письмо в ЦК КПСС - возможность жить свободным писателем ими уничтожена.
   В конце по деревянной старинной лестнице взошли на второй этаж, тоже несколько комнат... Антон вызвал из нужной комнаты нужного писателя. Познакомил с женой.
   - Писатель Просторнов Игорь Викторович. Один из заместителей самого главного начальника писателей СССР.
   - Да уймись, Антон. Ну, друзья? Пойдёмте за кофе посидим, там и поболтаем? Элзе, ваш муж здесь не в первый раз...
   - Игорь Викторович, Элзе студентка архитектурного, можете ей показать помещение ресторана? Знаменитого ЦДЛ? Как архитектору?
   Привёл, в ресторан. Показал.
   - Знаменитая дубовая лестница, друзья. Дубовая, материал для неё привезли из Индии. Говорят, по ней спускался царь Александр третий вроде сломал, вроде подвернул ногу. Здесь бывал Сталин. И все прославленные официально советские знаменитости, писатели, артисты, композиторы.
   - А витражи? Авторы кто?
   - Я не знаю, говорят, мастера девятнадцатого века сработали.
   - Невероятная роскошь, невероятный уют, - обвела запоминающим взором Элзе весь ресторан по стенам, ширине и высоте окон, дубовой лестнице, всем украшениям потолка, главной люстры, - не стандартное помещение красного уголка с пустыми стенами и лозунгом впереди... Вот это интерьер... Рабочим и колхозникам показывать нельзя, сознание потеряют в обмороках...
   - Пойдёмте вниз, в наш Пёстрый зал, в нём спокойнее сидеть, без компаний выпивающих. Там тоже и вино, и пиво, и водка, и собираются в основном молодые прозаики, поэты... более приятная обстановка...
   Зал внизу с закругленными сводами потолка оказался весь по стенам расписан цветными пятнами, с автографами писателей и парой строк их стихов. Столики, много людей, буфет и есть нужное. Взяли кофе и бутерброды с сыром. Пирожное, для Элзе.
   - Игорь Викторович, мне нужно выяснить обстановку. Я отвёз несколько своих стихов в редакцию журнала "Юность". Поверил им, редакционной статье, ищут новых, молодых поэтов. Подумал, им интересно развивать художественную литературу. Через два месяца встретился в отделе поэзии. Наговорили мне всякой ботаники, ни да, ни нет, читайте классиков, мы ждём новые ваши стихи. Я им и не начал верить. Отдал три рассказа в отдел прозы. То же, повторением. Впечатление - неприступная линия их обороны.
   - Вы, Антон, поняли всё как есть. Там забила все места для публикаций своя компания, и не пропустят они никого из новых авторов. Евтушенко, Вознесенский, Аксёнов, Окуджава, та ещё компания. Вы знаете, сколько можно жить на гонорары в их журнале? Месяцами. Кто вас пропустит? Им самим деньги нужны на оплату квартир, на пожевать колбасу с названием салями, финскую, на купить себе машину. Они в журналах публикациями гонорары вытаскивают и затем книги в издательствах выпускают, опять гонорары, за одно и то же.
   - Мне в отделе прозы сказали, что я пишу - нужно переводить с русского на русский язык. В каком абзаце, спросил. Молчат, в окно смотрят. А в других журналах как? "Октябрь"? "Звезда"?
   - В каждом журнале своя обойма авторов, свой список. Чужим места нет. Не пропустят. Привлекаем новых авторов - пустые слова, делом подтверждения нет.
   - И что мне делать?
   - А вы пишите хорошо. И стихи, и прозу. Я прочитал, что вы мне давали, мне вам врать ни к чему. Вы не общайтесь с ними, они вам изуродуют ваши произведения. Вдруг согласятся печатать? Пройдутся по рукописи своей правкой, редактурой, вы свои тесты не узнаете.
   - И взвою от кошмара?
   - Взвоете. Сами потребуете не печатать.
   - Мне нужна только авторская редакция. Как я написал - так читатели и прочитают. А не чего посторонние где-то вычеркнут, где-то от себя напишут. К скульпторам дорубать в их скульптурах, прибавлять лепкой никто не лезет? Зачем мне какие-то редакторы? Я сам автор.
   - Ну, вы полностью революционер. Всем вычёркивают и дописывают.
   - Мне не нужно. Тогда... тогда в какую сторону плыть?
   - Я сказал. В сторону сокровенности написанного, в сторону сохранения своей подлинности, в творчестве. Сохраняйте себя, бросьте к ним обращаться. Требуется подождать, может, скоро начнутся перемены и у них, слишком многие на их конторы имеют массу материалов. На все их круговые поруки, мафии. Разве мы здесь, в правлении Союза, не знаем? Нам пишут, нам сообщают, материалов накопилось достаточно. Наверное, на очередном съезде Союза писателей будем требовать изменить издательскую политику. Пока сохраняйте себя, и доверяйте своему таланту, никому больше.
   - Я хочу в литературе, исключительно художественной, отыскать дорогу дальнейшего развития. Каждым произведением находить новую литературу, подлинную, мне не деньги главное и не барские дачи в Переделкино, я вижу, литература сегодняшняя начала пахнуть тиной, болотом, а мне нужно отыскать живые направления и идти по подлинному творчеству... Мне нужен только мой путь, единственный.
   - Смотрите внимательнее, вы опасны для бездарей. Злобы, зависти будет больше нужного. Вам будут врать там, где вы сделаете хорошо, в творчестве...
   Элзе слушала, не мешая.
   - Игорь Викторович, у меня к вам просьба. Я написал свой первый роман. И не тороплюсь его публиковать. Вы можете найти мне в Москве человека, хорошо понимающего в прозе? Пусть бы он прочитал мой роман и объяснил мне, что я написал? Где получилось? Где я ошибся? Я хочу правильно знать, что я написал.
   - Правильно, вы имеете ввиду отсутствие боковых ветров? Подводных течений? Лжи?
   - Конечно. Честное впечатление, не зависимое от политики редакции журнала, издательства.
   - Такая, понимающая в литературе, есть. Редактор Инна Николаевна Кретова. Я ей позвоню с вашей просьбой, а вы на днях отвезите ей рукопись в редакцию. Передайте только ей, из в рук в руки, могут и потерять...
   - Спасибо, Игорь Викторович. Мне нужно знать, что за самолёт я сочинил. Будет летать или по земле бесполезно ползать?
   - Кретову очень ценят некоторые писатели. За ум и за честность.
   - Ну и на полосу ты попал, - произнесла Элзе, - что впереди? Война с редакциями год за годом? Пробиваться, как теперь говорят? Не мыслимо...
   - Писать талантливо. Убедившись в присутствии таланта, - спокойно ответил Антон. - Не мыслимо не идти вперёд.
   - Правильно, я на вашей стороне, - пожал руку Игорь Владимирович.
   - Сергей Павлович Королёв тоже с небольших ракет начинал, а первый спутник Земли - запустил.
   Элзе передумала покачать головой. Посмотрела глаза в глаза, внимательно и спокойно. Поправила мягкие волосы, на плечах.
  

Конец третьей части.

16.08.2020 год

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

  

Глава 27

   Века, веками на континенты, в страны, в города, в самые разные дома входили одни и те же явления, - явления правды и лжи, явления совести и паскудства, явления наживы и безденежья, явления угнетения людей и освобождения от рабства, явления рождения людей и убийства их правителями и бандитами, явления надежды на изменения общей жизни в хорошую сторону и убеждений в потере таких надежд.
   Бесконечными повторениями.
   Пострашнее любых болезней и их эпидемий.
   Опасней наводнений, пожаров, любых аварий.
   Так повторялось.
   Веками.
   Созидатели и уничтожители, таланты и бездари, твари в начальниках стран и разумные - всякое было.
   И остаётся.
   И - будет.
   Ибо люди сами слишком разные. Одни - свет ярчайший свободы, другие - холопы темноты...
   Люди сами создают любое хорошее. Умеющие, созидатели.
   Светлые.
   И любые гадости тоже устраивают люди. Поганые, разрушители.
   Мрази.
   Кем бы они не назывались по рождению, обучению, занимаемым кабинетам...
   Во всех странах Мира.
   Всё собралось на одном месте, всех хватает, и месту название - Земля, Земной Шар.
  

* * *

   Антон быстро разорвал с краю конверт, прочитал письмо.
   Длинно выдохнул из себя, как после груза тяжелейшего.
   Освобождено от тяжести.
   - Что там? - поднялась со стула Элзе.
   - Прочитай.
   Начала. Вслух.
   Добрый день, уважаемый автор. Вам пишет Инна Кретова, из журнала "Новый мир". Нам бы надо побеседовать, только невозможно, я уехала в отпуск, в Пицунду. Понимаю авторское нетерпение молодого прозаика, перед отпуском прочла рукопись вашего романа. Основное пишу сразу, роман у вас получился. У вас свой авторский язык, своеобразный свой стиль, с другими авторами не спутать. Понимаю, язык и стиль специально не сделать, да ещё на стольких страницах. Значит, талант ваш несомненен. Вам повезло.
   При прочтении романа у вас описанные вами люди видятся людьми, а не ничего не значащими именами и фамилиями, - Марьи, Дарьи, Петьки, Федьки. И каждый из них обрисован наполнением их индивидуальности, своеобразности. Портретность, характеры в людях присутствуют, что очень удачно для вас.
   Вы умеете работать словом. У вас предложения от самых сложных, длинных, на половину страницы, и каждое слово наполнено не пустотой, а значением. Я читала и думала, как он, то есть вы, способны, умеете написать предложение абзацем на половину страницы и при прочтении запутаться невозможно? Одновременно вы способны написать предложение всего в одно слово, и абзац на месте.
   Теперь о содержании вашего удавшегося романа. Хочу поделиться, мне на работе приходится читать много всякого из сибирской прозы, главный редактор оттуда и тащит своих, что пусть останется между нами. Я устала от Машек, Дашек, Петек, от, уточняю, отсутствия у авторов культуры и высокого образования в детстве и молодости. Содержания тоскливые, скучные, быт и быт. Один из них придумал назвать рукопись "Бычья морда". С трудом убедили изменить название, рассказав, что на книге будет его фото и рядом кошмарное название. Так вот, ваш роман содержанием располагает ко многим размышлениям.
   Вернусь в Москву, мы можем встретиться и побеседовать подробнее. Только имейте ввиду, ваш роман не может быть опубликован, по причине слишком большой самостоятельности мышления и езды мимо всех постановлений партийных, по поводу советской литературы. Стоящей на исполнении постановлений партии. Вы меня поняли, убеждена, если такое написали. Потерпите пока, со временем разное может произойти. Есть основное, хороший роман, с чем вас и поздравляю.
   Заканчиваю письмо. Смотрю на волны моря. Они накатываются, похожие на мысли о главах вашего романа. До встречи в Москве!
   Молчали.
   - Надо же, - обхватив себя ладонями по сторонам рук, прошла по комнате Элзе, медленно на очередном шаге выставляя ногу перед ногой, - выходила замуж влюбившись в юношу с пляжа, с улиц городка, а вышла за писателя? Прямо русская народная матрёшка.,. и чем ты ещё постепенно вдруг откроешься?
   - У меня получилось. У меня получилось первое большое произведение...
   Подошла и обняла.
   - Я тебе кофе сварю, настоящий, из зёрен, - шепнула таинственно, - и прикуривай сигарету, вернись из невозможного пространства сюда... Да, обалдеть... Сидел, сидел по вечерам, я старалась тебе не мешать... Да, обалдеть...
   - Мы рождены, что сказку сделать... реальностью?
   - И для действия реальности сварю кофе, посидим, поговорим... Молодец, Антон, ты - молодец... Поздравляю, поздравляю...
   Воздух вокруг как-то подрагивал...
  

Глава 28

   Шли по самому историческому центру Москвы. Охотный ряд, дальше улица Моховая...
   - Давай постоим, Антон? Вот смотри, на той стороне гостиница "Метрополь". Построена в девятнадцатом веке по заказу фабриканта Морозова. Мой любимый мягкий стиль модерн, изгибчивые линии... Смотри, стебли лилий, цветов, присутствуют в декоре... Как мне его, модерн, соединить с жёсткостью, прямотой архитектуры моих давних предков, древних лаконичных готов? С готикой, с готикой... Пока не знаю.
   - Сделаешь. Твой характер - всегда совмещение мягкости с жёсткостью, танцуй от него.
   - Правда? Виднее тебе, со стороны... Забыла тебе сказать, за проект Савва Иванович Морозов заплатил автору почти семь миллионов золотых рублей, очень много по тем временам. Так вот ценилась работа архитектора, не сравнить с сегодняшними зарплатами. Тогда были договора, не зарплаты, не дающие архитектору никакого толка для настоящей работы. Для творческой.
   - Ну конечно, не текучку рассовывать по кварталам. Безликую. Я понимаю и согласен, народ расселять требовалось из московских деревянных домиков, а еду по кварталам хрущёвок - извините, однообразием любоваться не получается.
   - Антон, отсюда хорошо видны знаменитые, смелые балконы по фасаду и с поворотом по торцу здания, по его боковине. На фасаде в центре панно работы Врубеля, мне оно не нравится, тусклое, сизое какое-то. Может быть новым было ярче, и потускнело, на нём и не разобрать, кто присутствует. Сюжет не ясен. Какие-то вроде фигуры, напоминающие людей...
   - Кто придумал гостиницу? Спроектировал?
   - Архитектор Лев Кекушев. Он многое творчески изобрёл, по разным улицам Москвы дома по его проектам. В некоторых сейчас посольства иностранных государств, в хорошо отремонтированных. Обычно в каждом его доме сохранялся стиль модерн.
   - А не скучно ему было работать в одном стиле?
   - Я не знаю. Есть у него один дом, резко в стороне от модерна. Усадьба купца Митрофана Грачёва, изящная. Там очень большое, широкое крыльцо со скульптурами, кариатиды, большие балконы, крупные эркеры, помнишь, они выступают из фона здания скошено, с углами?
   - Знаю, эркеры мне нравятся. В эркере можно поставить письменный стол и писать, а окно впереди, и два по сторонам, как в кабине пилота самолёта.
   - Тот его дом очень крупный, его назвали ренессансом во французском стиле, лёгкий, по окраске светло-серый и белый, нас группой возили показывать, потом и тебе покажу.
   - А где жил сам архитектор? Получивший миллионы золотом? И не раз, наверное? Дома ему заказывали часто?
   - Да, часто. Стал богатым, прославленным. Он женился, сочинил и построил семье дом. В два полных этажа и под ними полуподвальный. Затем ещё два.
   Москва остужалась. Пролетали снежинки самого начала ноября. Перед вечером.
   - Как жить в трёх домах?
   - Один он продал, дальше не знаю. Может, жене подарил. У них родилось трое детей. Жена влюбилась в кого-то, и для него закончилась. Удалилась к другому, с детьми.
   - Почему?
   - Полюбила другого, как, как... Без другого жить не могу, наверное, так. Жена его бросила - архитектура, авторская, творческая, в нём погасла. Прекратил работать, обнищал, где умер и похоронен неизвестно.
   - Ничего себе... Опять баба виновата? Да сколькие через них обрушены!
   - Антон, творческие люди всегда, в любом веке тончайшей настройки. Ты меня не бросай, пожалуйста, в другую не влюбляйся, во мне архитектура прекратится.
   - А ты меня. Тоже, пожалуйста. Архитектуры наших душ, наших взаимностей - место тончайшее. Тоже обрушится во мне возможность творчества. Жуть ты рассказала. Жалко мне его.
   - И мне жалко, хотя было в прошлом веке.
   - А это здание Совета министров СССР кто строил?
   - Сталинская архитектура, тридцатые годы. Фамилию архитектора не знаю.
   К зданию, к самому парадному высокому и широкому входу, приехали три армейских больших грузовика. Солдаты и рабочие выгрузили с них большущий портрет Брежнева, красные с чёрными широкими лентами по сторонам полотнища, на подрамниках. Поставили лестницы, специальная машина подняла наверх корзину. Начали крепить к стене над входом.
   Подошли, спросили.
   - Что у вас случилось?
   - Это не у нас, это у всей страны. Брежнев умер.
   - Да он же... всегда живой? - удивилась Элзе.
   - Извините, нам разговаривать некогда, работать мы должны.
   Антон понял: эпоха закончилась.
   Пошли дальше. В сторону Красной площади.
   Красную площадь отгородили железными временными заборами, цепью стояли офицеры военные и милиции.
   - Поехали домой, Элзе, - сейчас они весь центр перекроют. Да, жена, эпоха закончилась. Эпоха Брежнева. И будет что-то другое. Но мы - нет. Мы продолжимся.
  

Глава 29

   Началась эпоха под управлением товарища Андропова.
   В московском зимнем густом снегопаде Элзе встречала у вагона. Обнялись и поцеловались.
   С вокзала в общежитие, к себе, ехали на метро.
   - И что, мой муж Антон? Как съездил в фольклорную экспедицию по направлению из своего Университета? За неделю сумел разглядеть, узнать российскую провинцию? Посмотрел на настоящую Россию? Сам говоришь, тут столица, а там народ.
   - Элзе, да я бы никогда не поехал в экспедицию фольклорную, скучно не правильно произносимые слова собирать и объявлять их научным достижением. Для отчёта набрал всяких баралужин и кудысь, мне кривых слов хватит. В том городе Александр Рашковский, писатель-краевед, с ним познакомился в Москве, в библиотеке имени Ленина. Понимающий в литературе, жизни и истории. Мне на самом деле стало интересно, а что происходит в провинциальных городах? Нашёл его, в городе он известный. Я там понял, из бесед с Рашковским мысль пришла. Для писателя важнее не жизненный опыт, а точка взгляда на мир. Разве у Лермонтова был жизненный опыт? В его возрасте великое написать? Нужное людям до сих пор? Точка взгляда на жизнь, на мир вокруг у него сработала.
   - Ты верен в понимании, но и меня в сторону не уводи... Искал себе женщин?
   - Да брось о ерунде, сколько ревности... Там странные женщины. У них плечи шире бёдер, а не наоборот! И лица суровые, полусердитые. Да кто вас, мысленно спрашиваю, наобижал? Я думал, они ходят как в советских кино, в кофтах, юбках до пола, в чём-то русском традиционном, из прошлого века! Они, многие, ходят в спортивных советских штанах и куртках!
   - Спортсменки все? Как при Сталине на его парадах?
   - Дуры. Ничего женского. Ни платьев, ни блузок, похожие на мужиков. Не различимо с мужиками одетые. Встречаются и украшенные, в женской одежде. И перепуганные, как вчера от них Мамай ускакал и скоро вернётся.
   Иду с местной девушкой из комсомольской газеты, серый домища с балконом. Тут у вас что? На балкон нельзя смотреть, там кабинет секретаря обкома партии. Почему нельзя? Там пулемётчик сидит? Со снайперами? А нельзя, так положено. Вот тебе и тру-ля-ля. Там у них лица угрюмые, глаза подозрительные. Идут навстречу по улице и глазами показывают, ты меня уже обворовал или сейчас обворуешь? Обращения на вежливое "вы" не знают, везде "ты, ты,", вот колхоз "Путь в тупик"!
   Девушка Катя. Библиотекарша, гордо говорит, у меня свой дом в квартале частных домов, приглашаю в гости. Приехали автобусом к ней. Мама её, бабушка. Компотом угощают. У нас много компота в погребе, пейте, и картошки много с огорода, сейчас пожарю. А вот, говорит, во второй комнате кровать Кати. Два матраца, Толстое одеяло. И Катя улыбается, рядом фигурой крутит. Катя с грудями колхозными, сразу о дойных коровах с выменем больших надоев напоминающих. Женитесь, мама приглашает, ваше всё будет. Вы, извещает, человек примерный, по возрасту подходите. И Катя улыбается. Я женат, говорю. Ну, так что? Вы разведитесь со своей и женитесь на нашей, у вас картошки много будет и кровать с двумя матрацами. Ура, думаю, какое кино! Поросёнок я что ли, жрать картошку мешками? Тут я и понял, почему говорят простота хуже воровства, смысл какой.
   Элзе расхохоталась, вся став задорной.
   - В библиотеке встретился с Александром Рашковским. Меня удивило, он со мной на вы заговорил, а другие там сплошь тычат, и не обращают внимания, знакомы мы или нет, кругом ты, ты. Где у них вежливость? Не знаю. Шут с ними.
   Рашковский осторожно спросил, мне стало известно ещё в Москве, вы роман написали, говорят? Да, и с собой привёз машинописный экземпляр, в свободное время правлю кое-где. Вы можете мне дать роман, прочитать? Отдал сразу. Через двое суток он роман вернул. И сказал самую краткую рецензию: даааа.... С улыбкой сказал. Поздравляю, добавил. Как вы его сумели написать? Но ваш роман в нашей стране напечатают неизвестно когда. Если вообще напечатают.
   - А почему?
   - Сами не понимаете?
   - Не понимаю. Почему?
   - Правды очень много. Думать заставляющей. У вас размыслительная проза...
   Сходили в городскую столовую, пообедали, и долго бродили по улицам города, разговаривали о лжи и правде в жизни и литературе. Надо вам, сказал Рашковский, ждать изменений в общей вокруг нас ситуации. Спасибо, сказал ему, за подробный разбор содержания романа.
   Вышли из метро. На улице сказал жене, привёз статью Рашковского, напечатано на машинке, статья ходит в самиздате и передавать нельзя никому на сторону, попросил сам автор.
   Вечером дома Элзе читала.
   "Историческая традиция ограбления населения в России.
   Цены практически на все в России сегодня растут уже не по дням, а по часам. Телевизионные аналитики в России глубокомысленно пытаются объяснять этот процесс ростом мировых цен, но дело вовсе не в этом.
   Вот что отмечал известный экономист-аграрник Алексей Зельдер в статье "Основные направления стратегического развития России":
   "Ключевым моментом российской стратегии социально-экономического развития в XXI веке должно стать обеспечение условий для массового роста потребительского спроса в основном на базе внутреннего высокотехнологического развития. В настоящее же время, происходит постоянное удорожание мясомолочной продукции. Темпы роста заработной платы ниже роста цен, и, как следствие, снижается покупательная способность населения и потребление мяса и молока на душу населения, которые значительно ниже нормативных. Россия проигрывает конкурентную борьбу за мясной рынок. В стране не созданы условия для активизации потребительского спроса". "Международный сельскохозяйственный журнал", N1, с.42-45.
   По расчетам экономиста Станислава Меньшикова, российский класс крупных предпринимателей на свое личное потребление тратит около 12 процентов ВВП -- более трети валовой прибыли отечественных предприятий. Такого нет ни в одной индустриально развитой стране.
   То же самое можно сказать и о межрегиональном распределении прибыли: "Такие разрывы типичны для стран третьего мира. Города-паразиты на фоне общего запустения и нищеты... За годы нового капитализма в России на средства частного капитала не было построено ни одного нового крупного производственного предприятия. Возникшая система оказалась совершенно бесплодной с точки зрения процесса создания материальных ценностей".
   Все это усугубляется тем, что местные, провинциальные, "элиты", подражая своим столичным коллегам, тоже стараются постоянно поднимать цены, чтобы обеспечить свою роскошную жизнь, так как производительность существующих предприятий не растет.
   Для сравнения приведу следующие данные по высокоразвитым странам.
   В США потребляется 85% всей производимой в стране продукции, при этом ежегодно строится около 2.000.000 коттеджей и еще 200.000 в Канаде.
   В Сингапуре каждые две недели сдается небоскреб.
   После такой статистики, о темпах нашего строительства даже говорить не хочется.
   При этом стоимость жилья в России невероятно высока на фоне постоянного падения качества строительства, особенно в городах.
   В начале XX века это понимали и в Вятской губернии.
   Выступая на заседании Верхошижемского сельскохозяйственного общества Вятской губернии 20 декабря 1905 года, агроном Шалдыбин отмечал, что налоги следует устанавливать с доходного рубля, а косвенные налоги на чай, сахар, табак, спички, железо, керосин, ситец и водку отменить. При этом он пояснил, что сахар у нас продается по 18-20 копеек за фунт, а наш же сахар за границей продается по 8 копеек за фунт и им откармливают свиней. (ГАКО, ф.718, оп.1, д.15, л.93).
   Вятские кооператоры, в частности, очень хорошо понимали необходимость честной и свободной конкуренции в условиях рынка. Приводился такой довод в ее пользу:
   "Пока на Вятке работали три пароходные кампании: Булычева, Небогатикова и Тырышкина, цены пассажирских пароходов были довольно умеренные; но как только все эти фирмы объединились в товарищество, цены тотчас же поднялись в два-три раза и тарифы реки Вятки стали чуть не самыми высокими в России. То же случилось на Каме, когда все камские пароходства вступили между собой в соглашение". "Вятский кооператор", 1919, N9, с.3.
   Сегодня свободная и честная конкуренция в России просто отсутствует.
   Поэтому хочу напомнить почтенной публике материалы из одного журнала за 1905 год.
   Стоимость жизни в России и за границей:
   "Россия пока страна сырая в самом широком смысле этого слова. Она экспортирует рожь и пшеницу сотнями миллионов пудов ежегодно. Она выбрасывает на международный рынок десятки миллионов пудов керосина, миллионы пудов сахара-рафинада и сахарного песку. Она энергично вывозит масло, кур, гусей, свиней, быков, яйца и всякую другую живность.
   Казалось бы, что эти продукты, сделав пробег в тысячи верст по железным дорогам и на пароходах, пройдя через руки всевозможных маклеров и комиссионеров, должны стоить за границей значительно дороже, чем у нас в России, откуда они вывезены.
   На самом же деле эти продукты дешевле за границей, чем у нас.
   В 1900 году в Москве куриные яйца ценились в среднем по 25 рублей 49 копеек за тысячу, а в Лондоне те же "русские" яйца по 23 рубля 29 копеек за тысячу.
   Сахарный песок стоил в Москве 5 рублей 19 копеек за пуд, а в Лондоне, наш же песок, всего 1 рубль 66 копеек за пуд, в Генуе - 1 рубль 98 копеек за пуд.
   Английский потребитель платит за "русский" сахар в 2,5 раза дешевле русского потребителя. Поэтому нет ничего удивительного, что англичане мало того, что сами много потребляют сахара, но еще и откармливают "русским" сахаром своих свиней. От "русского" сахара английские свиньи быстро тучнеют. Мясо их приобретает приятный и нежный вкус.
   А русские дети лишены сахара... Мы говорим о детях наших крестьян. А для наших детей сахар не менее необходим, чем для английских свиней.
   Россия по производству ржи на всём свете занимает первое место. В процентах ее производство ржи равно (за 1897-1898 годы) 52,6% всего мирового производства.
   Главным покупателем нашей ржи является Германия, которая в ограждение своего земледелия, по настоятельному требованию аграриев, обложила привозную рожь большой пошлиной, в результате чего наша рожь в Германии стоит почти столько же, сколько она стоит на внутреннем рынке России.
   Русское льняное масло стоит в Париже 2 рубля 95 копеек за пуд, ав Петербурге - 4 рубля 12 копеек за пуд". "Знание и жизнь", 1905, N10, с.171-172.
   "В Москве самый дешёвый чай, так называемый кантонский черный, оценивался в 1900 году по 1 рублю 42 копейкам за фунт, тогда как в Лондоне невзыскательные потребители обеспечены чаем Souchong по 7 рублей 38 копеек за пуд, то есть по 18 копеек за фунт. У нас за такую цену и "капорки" не достанешь. Земляничный лист и тот в аптекарских магазинах продается по 35-40 копеек за фунт. Кофе цейлонский в Москве стоит от 22 рублей 47 копеек до 25 рублей 68 копеек за пуд. Тот же КОФЕ в Лондоне - от 15 рублей 39 копеек до 15 рублей 93 копейки за пуд. Средние же сорта кофе стоят в Лондоне по 2 рубля 63 копейки за пуд. Каменный уголь в Москве стоит: донецкий 22 копейки и ньюкэстльский 25 копеек за пуд. А в Лондоне лучший уголь оценивается не дороже 12 копеек за пуд. Средняя же цена угля в Англии равна 4,5 копейкам за пуд, в Германии - 4,0 копейки за пуд, в Бельгии - 5 копеек за пуд и во Франции - 6 копеек за пуд. У нас в России уголь стоит 6 копеек за пуд на месте добывания и обходится потребителям 20-25 копеек за пуд. В Англии и Шотландии газ употребляется всеми классами населения, и там не жалеют его на освещение улиц. У нас же в России газ - роскошь, доступная только магазинам, а отдаленные от центра улицы и окраины освещаются... луной.
   Вообще вся жизнь у нас дороже, чем за границей. Несмотря на то, что Россия земледельческая страна, у нас продукты сельского хозяйства дороже, чем на Западе. Молоко, яйца, хлеб в наших больших городах дороже, чем в фабрично-заводских городах Бельгии, Германии и Англии.
   Об овощах и фруктах нечего и говорить. Наши фруктовщики и зеленщики отбили всякую охоту у русского народа к фруктам и зелени. На Западе фрукты и зелень - необходимый элемент народного питания, а у нас в России эти продукты в городах - роскошь, доступная лишь обеспеченным классам.
   Разве, более дорогая цена на такие продукты сельского хозяйства, как мука и молоко, у нас, при необъятном пространстве полей и лугов, сравнительно с переполненной жителями Англией, не говорят о ненормальности нашей русской жизни. Многое, ох как многое ненормально в русской жизни". "Знание и жизнь", 1905, N11, с.188-189.
   "Недавно было подсчитано, что русский потребитель платит за большинство товаров гораздо дороже, чем немецкий.
   За чай дороже на 304%.
   За табак - на 687%.
   За уголь - на 200%.
   За бумагу - на 690%.
   За полотно - на 225%.
   За хлопчатобумажные изделия - на 357%.
   За сельскохозяйственные машины- на 159%.
   Пошлина на привозные изделия в России составляет 30%. от из стоимости. Это значит, что не будь пошлины, русский потребитель имел бы эти изделия на 30% дешевле.
   Следующая табличка до очевидности показывает, насколько мы беднее заграницы.
   Народные доходы в среднем на одного жителя в фунтах стерлингов:
   В Англии - 52,2.
   В США - 45,8.
   В Германии - 30,7.
   В России - 10,0.
   Во славу невежества, удивительной косности и громадных аппетитов нашего купечества, русский народ приносит последние гроши вот уже много десятилетий"
   "Знание и жизнь", 1905, N12, с.201.
   Что тут еще можно добавить?
   Александр Рашковский, краевед."
   - При власти товарища Андропова такое писать просто опасно, посадить его могут, - положила Элзе листки на стол.
   - Конечно, - подтвердил Антон. - Вот ему точно нельзя смотреть на балкон обкома партии. А я бы принял Рашковского помощником в Политбюро, чтобы все они читали и знали, над чем думать надо.
   - Да ты чего, Антон? В стране умных уничтожали всегда, с самого тысяча девятьсот семнадцатого года. С заменой на цепных псов. Вместо настоящего учёного Вавилова - нате вам лжеца Лысенко. Сергей Павлович Королёв чуть не до конца войны у них на Колыме в лагере сидел. Умные для власти всегда опасны. И я за тебя опасаюсь. Пастернака толпой загрызли, и до тебя достанут.
   - Посмотрим... Слепой сказал - увидим. А до того города слух о моём романе дошёл - мне важно: читаемый - значит писатель. Какие-нибудь "Калиновые зори" читать в народе не торопятся.
   - Ладно, муж. Про Катькины груди колхозной величины рассказал, поговорили, поужинали, почитала я, чего ты хочешь?
   - Под одеяло и прижаться телом к твоему телу. Спать с тобой.
   - Спать? Так скучно?
   - Не грусти, наведёт постельное тепло на нужное тебе. Нужно?
   - А то? Давай, залезай под одеяло первым, сейчас со стола приберу... скоренько... Я тоже соскучилась!
   - А снег не знал и падал, а снег не знал и падал, - тихо пело радио.
   Элзе выключила, хотя песня нравилась...
  

Глава 30

   Эпоха товарища Андропова как-то быстро перелистнулась и закончилась.
   Эпоха Черненко, мутноватая какая-то, тоже. Показали больного человека, поднятого с кровати, поддерживаемого под руку, голосующего прямо в больничной палате, и через дни катафалком отвезли на Красную площадь.
   Эпоха открылась следующая. Появился начальником Горбачёв. Объявил, "разрешено всё, что не запрещено". Без уточнений, а что именно? Расписание светлого пути в построении коммунизма - где?
   Нету.
   Для народов страны, привыкшего к находиться в стороне и подальше от разрешений, наученному никому не доверять полностью, из начальников, новое пока не начиналось.
   Доярки доили. Шахтёры под землёй долбили уголь. Военные катались в танках на учениях. Как и в прежних эпохах. Ожидая торжественного открытия построенного коммунизма, где начнётся "от каждого по способностям - каждому по труду". По способностям у трудящихся получалось, прибыли по труду - не очень.
   Весна теплом началась сама по себе, не зависимо от кто там чего-то болтает, историческим путём называя, себя в великие просовывая...
   Как и природой заложенное в самом человеке, не зависимо от "руководящих и направляющих"... В сторону их мысль одна, а да пошли бы вы...
   Начали открываться кооперативы. Пришла по почте записка от Рашковского: Антон, в пединституте имени Крупской открылось первое независимое издательство. Отвезите им свою рукопись, я от своего кооператива оплачу издание вашей книги.
   И радуясь, и ни на что не надеясь, отвёз. Приняли. Предложили приехать дней через десять.
   - Илзе, я приехал к ним в издательство, в комнате столов восемь, все что-то читают. Говорю, мне сказали сюда через десять дней. И фамилию называю. Грустный мужчина поднял на меня глаза, смотрит задумчиво, долговато...
   - Я работаю с вашей книгой, мне поручили, остальные научные работы готовят в печать. Пойдёмте на улице посидим, побеседуем, листва распускаться начала на бульваре...
   А бульвар - Гоголевский, деревья с первой зеленью вдоль ограды и посередине памятник Гоголю. Тот, при последнем царе на народные деньги создан и поставлен. Сели на длинной скамейке прямо перед Гоголем, Николаем Васильевичем. Интересная примета, думаю, интересное место для вхождение в литературу... Памятник грустному, сильно задумчивому Гоголю. Смотрит Николай Васильевич и на лице - ну и жизнь, ну почему жизнь всегда такая? Да что же другое у меня писать не получилось? Радостное?
   Ладно. Мы познакомились, закурили. Иван Сергеевич рассказал, издательский кооператив у них открыли недавно, в работе монографии, научная литература, а моя книга, художественная, первая, у них. Директор отдал работу ему, как знающему литературу.
   А дальше его вопрос: как вы смогли написать такое? Опять тот же вопрос, теперь от нового человека. Как вы роман писали? Как вы догадались писать о рациональном и через него показывать противоположное, рациональное? Необходимое для развития жизни? Я тоже стараюсь, пишу, мне обязательно хочется узнать, может, чего-то из вашего опыта пригодится?
   Да какой опыт, говорю, сидел, писал... Сам думаю - опять тот же вопрос, как вы смогли написать такое? Значит, получилось?
   Сидим, не спешим, доверчиво разговариваем, я как могу отвечаю на его вопросы, как могу потому, что в творчестве многое невозможно рассказать, объяснить... слушаю его ну сильно уважительное отношение к моему роману в каждой фразе, вы сделали открытие и всякое такое, и думаю - ничего себе, неожиданное посвящение в писатели не где-то в красном уголке с портретами партийными, не в церкви, а прямо перед памятником Гоголю... посвящение при Гоголе...
   Элзе снова налила чай, пододвинула конфеты, сушки.
   Листва яркая, зелень сочная по цвету, Солнце на Гоголевском бульваре... Ё моё, думаю, неужели будет книга? В авторской редакции? Иван Сергеевич рассказал, как редактор ни одного слова, предложения в рукописи не изменил, поправлял только ошибки, за корректора. Спасибо, спасибо ему...
   Сходили к директору издательства, вместе. Там мне отдали документы на оплату их работы и тиража, подписал что нужно, и мне вручили самый первый экземпляр книги, для авторской вычитки.
   - Антон, как твоя книга пахнет, пахнет типографской краской, - опять понюхала Элзе, веселясь счастливыми глазами и щеками в улыбке, в улыбке... - Поздравляю, поздравляю, спать ляжем - под подушку свою положу... Двести девяносто пять страниц! Ничего себе! Настоящая книга! Первая!
   - Завтра мне надо позвонить Саше Рашковскому и перебросить ему документы на оплату тиража. С утра как раз лекцию отменили, всё сходится!
   Утром Элзе стояла в кабинке переговорного пункта рядом с мужем.
   - Алло? Александр? Здравствуй, у нас радость. Я держу в руках первый пробный экземпляр своей книги и у меня документы на оплату тиража.
   - Здравствуй, - почему-то тяжело, тяжело и нехотя ответил Рашковский. - Счёт на какую сумму?
   - Три тысячи рублей.
   - Антон, пока ты вчера был в издательстве, в стране случился обвал денег, дефолт. Три тысячи превратились в тридцать. У меня таких денег нет. Не может наш кооператив помочь ничем. Обвал, понимаешь?
   - И - никак?
   - Да, никак.
   - Спасибо тебе всё равно, ты первым хотел и предложил издать книгу. И она есть. Пока в единственном экземпляре. Такая страна, ничего толком не сделать.
   - Да. Будет возможность - приезжай. Вместе с книгой.
   Вышли из кабинки.
   Мир придавил всей тяжестью.
   - Хоть стой, хоть падай. Падать не станем, - сказал Антон, забирая Элзе под руку.
   Весна на улицах столицы... не весна...
  

Глава 31

   В Союзе писателей СССР, в Пёстром зале под рестораном Центрального Дома Литераторов, Игорь Викторович, один из заместителей самого главного начальника писателей СССР, и Антон взяли кофе, бутерброды с сыром.
   Писателей собралось многовато. За близким столом сидели Белла Ахмадулина с Робертом Рождественским, пили коньяк. В очереди к стойке буфета вместе с другими стоял телеведущий самых официальных новостей главной программы "Время". С грузинским киноактёром Вахтангом Кикабидзе. Они оглядывались на всех в зале, показывая лицами, мы - узнаваемые.
   - Антон, вы почему сегодня взволнованный?
   - Моя жена у себя в архитектурном институте защищает свой дипломный проект. Переживаю.
   - Она у вас умная, вы поспокойнее с переживанием. Сегодня утром на Красной площади приземлился немецкий самолёт.
   - Анекдот новый? В каком месте смеяться? Сегодня не сорок первый год...
   - Я вам сказал очень серьёзно. Хотите, поедем на него посмотрим?
   - Некогда. Ну, вот, и у нас начинается слишком весело... Я помню, в Бухаресте странно как-то восстали румыны и расстреляли Чаушеску. Горбачёв ему, коммунисту из европейского блока компартий, не помог ничем. А по факту - распад, самое начало распада международной коммунистической системы. Сегодня прилетел немецкий лётчик, приземлился на Красной площади. Позорнее для Советской армии не придумать. При всех полках истребителей, радарах и "наша страна надёжно защищена"... Значит, теперь Горбачёв уволит на пенсии всех мешающих ему генералов, начиная с маршала, министра обороны. Видимо, они слишком преданы Советскому Союзу и этим мешают Горбачёву. Получается, впереди распад страны СССР?
   - На твой вопрос не ответит никто. Даже на Лубянке.
   - Да как же так? У нас ракеты, новейшие истребители, сильнейшая охрана воздушных границ? Противовоздушная оборона не смогла сбить самолёт?
   - Есть тихие новости, радары были отключены. И без приказа военные не сбивают. И радары не отключают, следящие за небом границы.
   - Значит, провокация. Придуманная сверху. Чтобы уничтожить силу военных.
   - Потише говори? Есть и ещё новость. Намечается убрать все обкомы партии. Руководящей, КПСС. И для начала убрать из Конституции статью о руководящей роли партии.
   - А как секретари обкомов против себя проголосуют? Против своих значительных мест работы и больших зарплат, привилегий? Санатории, Ялта, Пицунда...
   - Не знаю. Горбачёв их уболтает. Наобещает такие же посты в органах Советов. Городских и областных, с переводом их туда и сохранением привилегий. И тут, при отсутствии руководящей, обрушится и Союз писателей СССР, управляемый партией. Я говорю осторожно, о только предполагаемом.
   - Впереди начнётся новый Союз писателей? С другими писателями нового поколения?
   - Не знаю. Пока ходят слухи, предположения. И у нас обсуждается письмо, семьдесят восемь подписей, с требованием разогнать Союз писателей. Начальство притихло, думает, какой ветер завтра начнётся. Принимать решения опасаются, откладывают на потом.
   К их столу неожиданно подошёл широкий, толстый мужик, пахнущий съеденным борщом и котлетами по-киевски с жаренной картошкой. С золотой звездой Героя социалистического труда на пиджаке, без писательского лица. С лицом начальника сельпо.
   - Дорогой Игорь Викторович! Добрый день! Невероятно рад! Невероятно! Я специально спустился из ресторана сюда, разыскивая вас! Уважаемого, всегда идущего навстречу в просьбах! Письма приходят мешками, народ в Зауралье просит встреч со мной, народ ждёт, ждёт, мы обязаны идти навстречу народу! Сделайте мне творческие встречи в поездке? Командировку от Союза? Рабочие коллективы, колхозы, совхозы зовут меня в путь!
   - Сделаем, - раздражённо ответил начальствующий над ним. - Я беседую, нам некогда.
   - Ухожу! Не мешаю! Жду командировку!
   - Зачем ему?
   - Антон, у него каждое выступление стоит двадцать рублей. Пять раз в день поболтать - сотня, десять дней - тысяча. Надоел, крохобор.
   - Он кто?
   - Автор романа в двух томах, с названием "Река течёт куда-то". Про становление советской власти где-то за уральскими горами. Его личные сочинения на тему выполнения решений партии. Не понимаю, за что можно получить Героя социалистического труда в литературе? Вместо пушкинского бессмертия?
   - Понятно, название не "Война и мир", а название значит предельно много. Чёрт с ней, рекой, пусть течёт дальше, в самый Ледовитый океан. Рыбам свежая вода пригодится.
   - Антон, вышла книга о Горьком, пока великом, у нас. Уничтожающий его, как писателя, текст. Разоблачительный. Следовательно, за ним начнут обо всех, обо всей советской литературе, предыдущей и сегодняшней, писать правду? Основанную на фактах? Обвал авторитетов предстоит широкий.
   - Дашеньки, новость из новостей... Прямо запахло обновлением...
   - Не знаю, Антон, может быть и мне заранее присмотреть другое место работы, перебраться читать лекции в Литературном институте. Пока я тут что-то значу. В своих книгах я не врал, знает любой.
   - Думать надо заранее, правильно... Толстые заявляют, мы пишем на века, а вдруг кувырок со стороны власти политической и их нет. Ни на века, ни на неделю. По причине - читать невозможно.
   - Ты обрати внимание на новый журнал, "Родник". Начал выходить в Риге. Под комсомольской крышей. Но в Риге комсомол своеобразный, журнал с первого номера начал публиковать не обструганное, не зажатое, понял? Отправь к ним пару своих рассказов, адрес в любом номере журнала.
   - Спасибо, проверю.
   - У вас место свободное, можно? - спросил какой-то писатель со стаканом водки в руке и бутербродами с селёдкой на блюдце.
   - Да, садитесь, мы скоро уходим...
   Писатель сел, мужественно выпил сразу полстакана водки, без закуски начал сообщать.
   - Коллеги, мы живём в полном провале! В про-ва-ле! Мы как тюлени, отстали от всего мира! У нас без водки жить невозможно! И не понять! Я вчера вернулся из Парижа, был с нашей делегацией. Я не понял, куда нас в Париже привели? Называется типография. Современная. Набор у них идёт на какой-то неведомой печатной машинке! Отдельно стоят клавиши с буквами. На экране как наш телевизор сразу виден текст. В тексте можно вырезать, удалить любое слово, любую запятую! Предложение! Страницу! Или вставить! И какие-то провода на их печатной машинке. Работает от розетки, электрической.
   - Как она печатает на бумаге? - спросил Антон.
   - Да со свистом, да с невиданной скоростью! Ни одна машинистка на печатной машинке не успеет! У них идут провода к отдельному прибору, из него вылетает и ложится в стопку готовая книга! Страницами! Можно в брошюры сшивать! И типографии у них начинают работать с такими печатными станками, не как у нас, чапаевские линотипы, чугунные печатные станки! Я ошеломлён, коллеги! Мы отстали от Парижа! От Европы! От прогресса в мире!
   - Кажется, я понял. Вам показывали компьютер?
   - А? Да, да! С самого аэропорта название вспомнить не получалось у меня! Кампе... тыр?
   - Компьютер.
   - Запишу на листок, - полез в карман, - одновременно допивая из стакана водку.
   - Вы извините, нам нужно по делам идти...
   - Коллеги! Спасибо! Слово напомнили! Я ошеломлён, коллеги! У нас восемнадцатый век по отсталости! В провале мы, в провале!
   На пути в пустом коридоре Игорь Владимирович притормозил, оглянулся и сказал тихо.
   - Мы ни о чём не говорили. Только о компьютере в Париже. Коллега какой-то ошалевший...
   - Да, показали советскому писателю современный компьютер... Крыша без ветра улетела...
  

Глава 32

   И дверь в квартиру в городке - та же самая. Деревянная, покрашенная коричневой краской.
   Родная дверь родителей.
   Элзе нажала на звонок, не отпуская.
   - Мамочка! Папочка! Мы тут! Мы! - крикнула на весь подъезд.
   Открыл отец.
   - Мать! Скорее! Наши приехали!
   Обнимания, обнимания, целования, целования в тесной прихожей...
   - Элзе, деточка моя... У окна стою, смотрю долго, отец, да где же наши, когда приедут... Стою и плачу... Отец ругает, не плачь, у них дела серьёзнее некуда, институты заканчивают... Понимаю и плачу, где вы, когда увижу... Антон чего-то ростом выше сделался...
   - Пойдёмте в большую комнату, разглядимся, кто какой, - позвал папа.
   Раскрыли чемоданы.
   - Папа, вот специально в Союзе писателей купил, в обычном гастрономе не продаётся, подарок вам, - протянул бутылку водки "Столичная экстра". И блок сигарет "Мальборо".
   - Спасибо, Антон, благодарю, а сигареты чьи?
   - Американские, должны понравится.
   - Мама, - нетерпеливо вступила Элзе, мамочка, тебе от нас павлово-посадский платок, двести лет как их делают.
   - Ой цветы, ой цветы, да по всему платку цветы яркие, до большой он какой... Я в ярком стесняюсь ходить, в шкаф положу, спасибо, спасибо...
   - Носи везде, ходи в нём по городу, мама, не стесняйся, красота красная...
   - Мать, за стол всех, за стол.
   - Да я как угадала сердцем, сырники с утра приготовила... За сметаной свежей сходила... Соберу стол, погодите, посидите...
   - Мама, я в душ, в поезде по жаре степной намотались... Я быстро, - взяла Элзе из чемодана потребное для переодеться. - И Антон после меня тоже в душ.
   - Давайте, давай, пока на стол лучшее соберу, сало копчёное недавно купила, думаю, приедут, Антону нравится...
   У родителей Элзе ходила по квартире вольнее, чем в Москве, в комнате общежития...
   Сели за большим столом. Открыли шампанское.
   - Родители, - встал Антон. - Всем нам было трудно, за четыре года мы не часто могли приехать. Учёба закончилась. С радостью говорю вам, Элзе закончила архитектурный институт с Красным дипломом, с оценками на отлично по всем предметам.
   - Мы тебе благодарны, Антон, что ты сделал для неё...
   - Я ничего, она ведь училась? Была бы дура - делай не делай, бесполезно. А жена, ваша дочь Элзе - умная и молодец! За неё и выпьем, поздравим с Красным дипломом дома!
   Мама подняла руку, вытереть слёзы...
   - Папочка, мамочка, мы приехали на месяц, отдохнём у вас. Как отличница учёбы я приобрела право выбирать место назначения на работу. Я выбрала Вильнюс, мы с мужем от вас поедем в Вильнюс, там жить и работать. В проектном институте архитектуры.
   - На Родину нашу...
   - Да, выбрала родные места. Пока вам не обещаю, а постараемся сделать, чтобы и вы увидели родные места, свои, не далеко от Вильнюса, с названием Вильнюсский район, поселок Немежис. Где ваши родители, наши предки жили.
   - Элзе, девочка наша, какая ты молодец, какая светлая делами своими для нас... Нам ничего от тебя не надо, кроме стала бы человеком... Ты и стала... Не всю жизнь тебе медсестрой уколы в больных втыкать...
   - Спасибо, родители... А муж мой стал писателем. Выходила замуж с причиной одной, полюбила Антона и он меня полюбил, теперь он стал писателем. Получилось, вышла за писателя. У него издана первая книга. Уникальная, в одном экземпляре. А дальше его рассказ опубликовали в журнале в Риге, сейчас популярном среди молодёжи. Популярнее журнала "Юность". Мы получили письмо, просьба из немецкого города Кёльн разрешить перевод его рассказа на немецкий язык и издать в Германии в книге, где рассказы и других современных писателей, новых. Тут честно, рассказы отбирали сами немецкие издатели. А книга их предназначена для изучения современной русской литературы в Университетах Германии.
   - Вот замечательно! У тебя и у мужа! Молодцы, благодарим, молодцы... Удивили, обрадовали...
   - Папа, - тихо сказал Антон, - мама, жена... Я всегда помню, здесь, в этом городке, был напечатан мой самый первый рассказ и меня обком партии КПСС навсегда запретил печатать. Ага, так я им и подчинился. Мы всей нашей семьёй жили по правде и с правды не сойдём.
   - Да, так было, так есть... Нашенские вы, породой, - утвердил отец.
   - Море вернулось... говором чаек... песней прибоя, - медленно, густо насыщенным уверенностью в голосе запел Муслим Магомаев из репродуктора на стене.
   - Сердце как друга море встречает...

Конец четвёртой части.

29.08.2020 год

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

  

Глава 33

   Две странности невидимо соединялись, но то и дело одна из них выходила вперёд, становилась проявленной и понимаемой, через время заменяясь противоположной...
   И обе странности были, веками оставались теми же, сразу не видимые, как всё в человеке, скрытое под кожей, внешним видом нисколько не напоминая внутренний.
   Бестолковые думают, что они, заставившие ими сочинёнными специально для угнетения и обворовывания "законами" - на самом деле часто списками подлости, - что они, основываясь на подлости и личной лжи, сумели заставить остальных трудиться на себя, сумели бесконечными "налогами" - ещё одни списки подлости, - обворовывать любого рядом и вдали, - что они самые умные и самые счастливые.
   На самом деле внутри их, содержанием, гниль и гниль, а гнилое всегда по природе должно догнить. И когда неожиданно пуля влетает в тела бестолковых, поверивших, - они настоящие хозяева жизни, - тела их с гнилью на месте душ честных опрокидываются в прошлое, даже не успев удивиться глазами, словом крайним.
   А до пуль в них влетевших начинается ночь, начинается утро, начинается день, и во всякую ночь, в утро, в день вползает невидимое, вирусом не медицинским, с названием содержание. То ли подаренное родителями, наследственностью от них, то ли приобретённое, обучением и проявлением личного. И никому неизвестно, да как же его переменить?
   Когда бы ещё задумывались, насчёт как бы его переменить...
   Двуногому животному, живущему барахлизмом, присваиванием, обретением миллионов и миллиардов денег, думать о настоящем для жизни некогда, думанье им задвинуто в не развитом, в не употребляемом состояние далеко и навсегда.
   Настоящее определяется правдой, честностью, действием хорошим, совестью, истинами знаемыми и развиваемыми.
   Не истребимыми.
   И впереди всех истин развития жизни находится свобода.
   Человек, выбирай сам.
   Невидимое и явное.
   С названием простым, - содержание личности.
   Ты или будешь человеком, или промчишь по годам жизни пустотой. Подсказать тебе можно, заставить - бесполезно.
   Выбирай сам.
  

* * *

   - Элзе, где вы отсутствовали? - спросила коллега на работе в проектном институте Вильнюса.
   - В окно смотрела на лестничной площадке. Поразмышлять потребовалось в одиночестве. Вы соскучились?
   - Звонила секретарша, вас к директору пригласила.
   - Спасибо за извещение. Отправляюсь к нему.
   - Здравствуйте, Артур Францевич, - вошла через двойные двери тамбура.
   - Добрый день, Элзе Имантовна, - встал директор, сам бывший архитектор, за своим столом, нажал кнопку. - Два кофе в мою комнату отдыха и меня нет. Кроме звонков обкома и выше.
   Пропустил впереди себя, подождал секретаршу с кофе...
   - Элзе Имантовна, вы работаете у нас третий месяц. - Вы сидите в кресле, а мне походить нравится, при серьёзном разговоре. Курите, какое кофе без сигареты? Берите шоколад, пирожные.
   - Спасибо.
   - Да, третий месяц. И второй месяц благодаря вам я занимаюсь серьёзнейшим делом. Вы - архитектор авторского направления и состояния, вам, видимо, скучно работать с заданиями стандартными, на потоке? Не отвечайте, понятно по сделанному вами. Вы архитектор от природы, авторское направление - иным у нас и не объяснить, что имеется ввиду. И я ждал, ну должен когда-то у нас появиться понимающий, умеющий работать в авторском варианте. Над чем сейчас работаете?
   - Здесь, на работе, на текучке. Дома над проектом Дома приёмов правительства республики Литва.
   - Вот и хотел узнать, и узнал, - сильно выдохнул сигаретный дым Артур Францевич. - Вот видите? Вот видите? Творческую личность не надо принуждать работать, творчество само работает... радует автора работой... Два месяца я занимался вашим проектом с названием Дворец нации Литвы, размышлял, думал как можно действовать. Вы видите, в стране обстановка всё сложнее и сложнее, с этим Горбачёвым... чёрт знает куда заведёт... в какие дебри... о политике я не буду. Сложнее и сложнее становится с финансированием проектов и нового строительства... Три месяца вы в Литве, после Москвы, у вас ни связей, ни знакомств.
   - Понятно, они сразу не образуются...
   - Давно здесь работаю и никто не привозил вместе с собой, после учёбы, готовый, полностью разработанный проект, для начала в виде для защиты диплома, а как вы добавили поправки и передали мне увидеть - в виде готового проекта. Красиво. Значительно, наводит на мысли гордости за страну Литву. Мягкий модерн по всему основанию в четыре этажа, национальные орнаменты, готика высокой центральной части, образная женская скульптура Латвии перед главным входом, общее впечатление монументальности. И что-то неуловимое, внесённое вами в проект. Авторское, неуловимое. Ваш проект я передал выше - махнул сигаретой на потолок, - они взяли себе время на осознание и размышление. И я размышлял, и идея у меня появилась.
   - Она касается меня, Артур Францевич?
   - Напрямую. Сейчас создаются кооперативы, я наметил создать у нас проектный кооператив, пока работающий под прикрытием института, по финансам, но постепенно и быстро переходящий на уровень самостоятельности. Быстро, чтобы не попадать в долги. Вас я вижу главным архитектором кооператива, плюс немного специалистов, кто нам понадобится, по отдельным разовым для них договорам. Себя - административная часть полностью на мне. Отыскивание заказов, оформления юридические, бюрократические, финансовые... На сегодняшнем распутье горбачёвщины надо думать о любых вариантах сохранения и творческих дел, и финансовых. Не дать погубить нашу работу. И не вообразите, что на вас, на вашем таланте зарабатывать - моя цель.
   - Я и не думаю...
   - Мы заработаем, одно вытекает из другого, но сильнейшие кадры я растерять не хочу. А вы своим талантом - авторская архитектура.
   - Артур Францевич, вы, догадываюсь, нашли правильное направление. С Титаника тоже должен быть вариант спасения.
   - Полагаете, тонет?
   - Нет. Пока - нет. Но и не известно к чему плывёт. В плане перспективы развития государства. А если у государства развитие полностью отсутствует?
   - Да. Вы понимаете. Кофе заново?
   - Хочу. Спасибо. Когда мы начнём работать кооперативом?
   - Там, - махнул сигаретой на люстру, - додумают и решат кое-что, и начнём. И пока в институте ни с кем о разговоре, зачем нам сплетни?
   Пришла секретарша и сказала совсем негромко: Артур Францевиевич, вам звонок из Верховного Совета.
   Перешёл в кабинет. Высказал подтверждения по телефону. Вернулся с листком бумаги.
   - Прочтите.
   Элзе удивилась и поняла, директор два месяца думал, действовал не напрасно. Завтра, в три часа дня, она и он будут приняты в Верховном Совете для пояснений и принятия решения по проекту Дворец нации Литвы.
   - В два пятнадцать выезжаем к ним, - добавил директор. - На моей машине. - Посидим? Просто покурим?
   - Конечно... Надеюсь, по институту никто не бегает в поисках меня?
   - Мелочи, мелочи. Завтра - очень важно. Ваш проект может найти решение только у них. В плане разрешения и финансирования строительства.
   - Смотрите, Артур Францевич, облака белейшие снизу... Чистые, чистые...
   - Что? А, облака? Да, да. Крепкая вы, Элзе Имантовна. Спокойная, не паникуете. И правильно, зачем в жизни мямлить? В единственной, без возможности повторения?
   - Артур Францевич, говорю вам как моему администратору кооператива. Завтра им я буду предлагать оформить договор и заплатить за проект авторский гонорар сто пятьдесят тысяч долларов. Плюс выделить моей семье квартиру не меньше четырёх комнат, мы оба творческие люди, одна комната нам требуется для кабинета. В крайнем случае, стоимость квартиры пусть вычитают из гонорара.
   - На двоих положена однокомнатная, Элзе Имантовна.
   - Есть такое юридическое понятие, репарация. Сталинские войска отобрали у моих, у дедушки и бабушки дом, надворное хозяйство, имущество. Всех увезли в лагеря в Азию, на бесплатный труд. Теперь наследники Сталина пускай возвращают мне, наследнице ограбленных, награбленное. Я должна маму и отца вернуть на Родину, на их национальную Родину. Поэтому нас - четыре человека.
   - Понимаю, и поддерживаю вас...
   - Тем более, в стране стала появляться, делаться заметной ситуация растаскивания государственного имущества... А мне не смешно жить с мужем в общежитии и работать над проектом Дворца? И, когда они выплатят, часть из гонорара я смогу вложить в работу нашего кооператива. Пусть у нас с самого начала работы в кооперативе не образуются долги. И себе вы сможете выплатить заработанное, и привлечённым по разовым договорам.
   - Позиция мне понятна, я буду вас поддерживать. Иным, больше сказать не могу, тоже потребовалось вкладывать деньги, и срочно, а вложение в недвижимость надёжнее денег в банках.
   - Поняла и далее уточнять не предлагаю. Да, Артур Францевич, я предельно точно знаю, у меня в творчестве знаете когда появляется уверенность? Если ну ничего больше переменить не надо...
   - Всё вокруг шатается, само государство СССР шатается, всё вокруг качается, а плыть нам вперёд надо. Яркое сохраняя. Не заменимое, как ваш проект.
  

Глава 34

   "Город Вильнюс, Литва. Республиканское управление КГБ. Товарищу генерал-лейтенанту ИИИИИ (код 28а). Секретность высшего уровня.
   В здании Верховного Совета Литовской ССР, в специально выделенном зале без установленной нами прослушки 263547 числа 846н месяца 307888 года (код 33ор) прошло обсуждение архитектурного проекта Дворец нации Литвы, автор проекта 645645 (код 76).
   Присутствовали сотрудники Верховного Совета Литовской ССР в количестве восьми человек, пофамильно 5345-8675-00098-3546-3427-746987- 57220-508548 (код 71тпр) а так же два сотрудника республиканского ЦК КПСС пофамильно 665847-49873 (код 411ав), а так же директор республиканского проектного института и автор проекта пофамильно 997876-374622 (код 823). Для обсуждения были представлены планшеты плоские с обтяжкой их ватманом и цветными рисунками и чертежами на ватмане. Так же был представлен макет здания проекта, склеенный из ватмана, без раскраски, по цвету белый. Так же в ходе обсуждения были представлены цветные слайды с общими видами интерьеров в цветном изображений, с пояснениями автора проекта. Автору проекта были заданы вопросы, касающиеся проекта, всего семнадцать вопросов, касающихся перечня предполагаемых материалов в строительстве дворца. На вопросы получены удовлетворительные ответы.
   На вопрос о цене строительства и его сроках отвечал директор архитектурного проектного института.
   После обсуждения проекта состоялось голосование. По его результатам один из сотрудников Верховного Совета был против, фамилия 508548 (код 71тпр), остальные за, включая высоких лиц, сотрудников ЦК КПСС республики.
   Необходимо особо отметить факт полного согласия двух сотрудников ЦК КПСС республики на поддержание проекта строительства по части финансирования проекта, в чём усматривается скрытие денег их бюджета ЦК КПСС республики, а возможно и ЦК КПСС Союза СССР путём помещения денег в строительство с дальнейшим оформлением Дворца в собственность КПСС СССР.
   Одновременно необходимо отметить факт заявления автора проекта 63588 (код 65вв) а именно, за обычную заработную плату дорогие проекты не делаются и при отсутствии согласия на покупку проекта она, на основании Закона об авторских правах, запретит постройку Дворца. Автор предложила оплатить проект в сумме 150 тысяч долларов США, а так же обеспечить её квартирой, так как проживает с мужем в общежитии и не имеет возможности для творческой работы по месту жительства, хотя, как заявила автор, она работает не в установленные часы, а исключительно по творческому озарению. Оно, озарение, приходит в любое время, - её слова, - а не с девяти утра до шести вечера трудового расписания.
   При необходимости стоимость квартиры автор предложила вычесть из оплаты за проект.
   Был вопрос, почему проект Дворца нации Литвы чем-то не сразу понятным напоминает католический собор? Ответ автора - потому что к национальному и отношение у людей святое.
   После коротких переговоров получилось сумму оплаты снизить до 140 тысяч долларов США.
   Через трое суток, а именно 63548 числа 2323846 месяца 93645 года (код 75оц) автору проекта был вручён ордер на четырёхкомнатную квартиру. После прочтения ордера она спросила, что за дом? Ей был дан ответ: дом обкома КПСС с охраной во всех подъездах. Сообщаю о данном факте затем, что в данном доме нами налажена возможность полного контроля поведения жильцов с постоянным прослушиванием как квартир, так и телефонов.
   Подготовил АЬМПРРЕКСА (код 639)."
   Генерал-лейтенант дочитал и задумался, после сообщения в Москву его самого к вечеру снимут со службы с полным выпроваживанием из КГБ? За не отправление срочное тоже накажут?
   Генерал-лейтенант вызвал в кабинет врача своей спецполиклиники, рассказал о своём резко повышенном давлении и взял бюллетень на неделю.
  

Глава 35

   Осенняя суббота получилась тёплой, с краснеющими крупными листьями канадских клёнов, и тишиной...
   Тишиной...
   Прямо посередине узкой старой улицы в древнем центре Вильнюса стояли столики, накрытые свежими скатертями, и стулья уличного кафе. Сидели, беседовали люди.
   - Sveiki, - подошла девушка, официантка. - Ко norite u?sisakyti?
   - Нам нужно сейчас...
   - У нас принято говорить на литовском языке.
   - Извините, мы недавно вернулись на Родину, - посмотрела ей в глаза Элзе.
   - Тогда вы меня извините.
   - Цеппелины. Картофельные блинчики. Пирожные. Кофе. Всё по два, - уточнил Антон. Положил "Мальборо" на стол. Закурил. И Элзе протянул зажженную зажигалку. - Да, девушка, знала бы ты, что такое вернуться на Родину, подумал вслед официантке...
   - Жена, я чувствую себя несколько неудобно. Я, мужчина, должен был убрать проблему с квартирой.
   - Тебе с твоими лекциями в Университете долго получилось бы стоять в очереди на квартиру. Не переживай, я использовала момент. Полной ложкой зачерпнула, квартира есть у нас, наша, наша, и на обстановку хватило. У нас впервые свои холодильник, телевизор, остальное... Ванна своя, душ, как надо для обычной удобной жизни. Конечно, я не забыла, как вырастала в коммуналке для рабочих.
   - Отлично использовала. И правильно. Четыре года жили в общежитии, и дальше создавать уникальное в очередной комнатке - тоска. Ты как поговорила с родителями, по телефону?
   - Они согласились переехать к нам. Растрогались, сначала не поверили. Убедила, сдайте квартиру в ЖКО и приезжайте. Я позвонила и Милде с её мужем, попросила помочь собрать им вещи, заказать контейнер. Проверить, пусть наши родители избавятся от квартиры и выпишутся оттуда. Сделают, пообещали. А что через меня получилась квартира - у нас всегда так, кто чего может добывает в общий котёл. Забудь, мелочи. Самое лучшее - мой авторский проект приняли и он пойдёт в работу. Мне было легко и радостно размещать на стенах Дворца нации наши народные традиционные орнаменты, напоминанием всем о старой Литве, о предках. И аскетизм есть, и народные орнаменты. Полотенца, как я их для себя называю. Будут исполнены мозаикой.
   - Мне запомнились барельефы на фасаде, лица древних женщин в орнаментах из листьев и цветов. Понимаешь, вот национальное в творчестве авторов... Я бы за тебя не смог, я бы поневоле рисовал, придумывал что-то русское. В творчестве автор исходит из врождённой культурной памяти, и ничем, никак не переменить. Сразу наталкивается на невозможность перехода из нации в нацию.
   - Ну, правильно, и не нужно. Родители будут жить с нами, все вместе, все вместе... И в самом начале решения всей проблемы находился ты, муж мой, когда сказал - надо мне учиться в Москве, - дотронулась до его руки, благодарно. - Тебе в Вильнюсе нравится?
   - Я начинаю чувствовать здесь страну европейского содержания, от нашего начала, от городка в Азии, да всё совсем другое. И мне нравится, что и в улицах города, и в людях, через общения с ними, вижу намного больше таинственного для меня культурного воспитания. Европейского уровня.
   Девушка официантка принесла, расставила тарелки и чашечки.
   - Спасибо...
   - A?i?, - ответила девушка, - я сказала слово благодарю.
   - Я понял, так и ваш язык выучу, - без шутки сказал Антон.
   Элзе под столом туфлей придавила его ботинок.
   - Ты поменьше девушкам улыбайся, поплыл, как блин на сковородке.
   - Ну, да, прямо сейчас. Я закажу раму в твой полный рост, тебя вставлю в неё и буду любоваться портретом.
   - Когда?
   - Завтра.
   - Я согласна, я - в портрете. Только тогда в квартире сам полы будешь мыть. И окна. И пыль сдувать. С меня в раме.
   - Запишу на бумаге, а то забуду.
   - Тебе подходит здешняя еда?
   - Мне любопытно, и нравится.
   - Антон, переходим на серьёзное? Вот я тебя попросила уехать со мной в Литву. Ты говорил в Москве, хочешь писать книги о России. Ты сможешь здесь писать о России? Как пишут в статьях, чтобы писать, надо наблюдать?
   - Ерунду пишут. Таланта нет - наблюдай в четыре бинокля. Что я знаю - мне хватит писать и писать. Я не журналист. Журналист - как маляр для покраски стен и заборов, и пашет всегда на заказ плательщика, вечная проституция слова. Писатель - как живописец у художников. Всё создаёт по своему желанию, по своим образам, пониманиям. Свобода слова. Вот и вся разница.
   - В стране СССР - свобода слова?
   - Мне без разницы название страны и условия в ней. Я живу один раз. Врать не врал и не буду.
   - А тебе не мешают твои лекции на работе?
   - Элзе, я читаю русский язык и литературу. Зарабатывать я должен, как мужчина в семье. Гонораров за книги пока нет. Не переживай и ты, не мешает. Тем более я всегда пишу по вечерам. И есть новость. Александр Рашковский издал мой роман через свой кооператив у себя в городе. Договорились, пусть он сначала вернёт свои затраты на издание книги, а затем будет мне присылать заработанное. Он устроил продажу через магазины у себя в городе и в Ленинграде.
   - Поздравляю с изданием книги, теперь не в единственном экземпляре. И достойные уважения находятся в наше время... Спасибо ему большое от меня, тебя поздравляю. Закажи шампанское и отпразднуем. Ты стойко держался с тем неожиданным провалом, с дефолтом. А давай сегодня вечером ты писать не будешь?
   - Почему?
   - Я возжелала совращать тебя. Буду голой убегать от тебя из комнаты в комнату, угу? - улыбнулась ярчайше. - В четырёх комнатах прятаться и теряться...
   - Ага... Кто бы мог подумать? Такая элегантная, и такая безрассудная в некотором поведении...
   - А никому рассказывать и не надо... Свободой пользуемся, пока родители не приехали... Тихо, тихо, - оглянулась на стороны, убирая его ладонь, оказавшуюся у неё на ноге выше коленки, под самой юбкой... - Ишь ты, двигатель с резким включением...
   - А то, - как ты говоришь...
   - Люди вокруг, неудобно... Где моя сигарета к кофе? Замечательный кофе...
  

Глава 36

   ... когда ты ходишь по комнатам без трусиков... тревожно задумчивая... почти не присутствующая здесь...
   ...нужно...
   ...простите нужно...
   ...почему простите...
   ...вежливость всегда непременная... так меня воспитали...
   ... pisk mane?
   ...сам по себе начинает твердеть твердеть твердеть им воспринятыми словами...
   ...лежу сама полуявью подходишь белыми ногами... вздрагиваниями грудей на любом шаге...
   ...голая ложишься вплотную прижимаешься попой тёплой руку забираешь ладонью кладёшь на грудь...
   ...тёплая попа тёплая спина тёплая грудь и грудь...
   ...скользкая гладкой кожей пригладистая попа широкая прижатая...
   ...пожалуйста загуляй в меня... в неё... в самую отраду... в усладу... ждёт... перейдём туда...
   ...сидишь в широком новом кресле согнутыми в коленях поднятыми на стороны ногами показывая две выгнутые дугами наружу пухлости по сторонам сжатой над провальностью щели... išpisk mane... mane... mane... в самое счастье...
   ...осторожное и медленно без рук находящий скрытое в провальности... в щели туговатой... до тихого удивления... заахиваний... до прикрытых вниманием улавливанием глаз...
   ...теперь лучше переместимся на постель... я лягу на бок... пожалуйста...
   ...лёжа верхнюю половину зада выше под ней рукой тёплую щель раздвигая...
   ...медленно расталкивая тесную...
   ...притих в ней... двигать и чтобы весь из неё не выскользнул... она мокрее и скольжениями забирает в себя забирает... самый конец круглый чувствуешь самый вход об него натачивается силой потвёрже...
   ...так до конца глубины не достать...
   ...приподнимаюсь верхнюю ногу сгибаю в коленке отвожу вперёд на нижнюю сажусь пелона покрасневшая от разрешений входа выхода из неё врывальщика...
   ...между ног краснеет пухлая губами с двух сторон желанная пелона притягивает красная щелью нажатой нажатой врывальщиком...
   ...прикасается чувствует для тебя плотнее твердеет... для твоей тесной... желанной...
   ...круглым началом не вдоль щели среди красной пухлинки но поперёк входит тесно плотно в неё... в ней удивляясь тесноте снизу стоящего и сверху плотности необычной... потому что так теснее стоящему в тебе, когда не вдоль щели а поперёк... и вся пелона чувствуется полнейше... горячая влажная влажная горячая... пелона резко засыревшая изнутри искрами вспыхами электрическим иглистым хотением... соками цветка... pisk mane... долго... до глуби... пусть утонет до глуби в ней...
   ... упорный... мой... в самое счастье...
   ...вдвигается втиснуто посильнее поглубже поупористее начинаю доставать добывать доставать сильнее серьёзнее настойчивее...
   ...тонкой кожей под ним наскальзывая по тончайшей гладчайшей изнутренней кожи ноги внизу... двумя шарами снимая с неё пряча в них нежное ожидание накопленное...
   ...прихватываешь пальцами...
   ...задвигай... заталкивай... задвигай... дви... дви-гаааай...
   ...иглистая давай давай давай... хоти хоти хоти давай...
   ...ыыы... уыыы... о... о... удивляясь себе самой в ней...
   ...ты его доводишь насаживаясь на требующий тебя он тебя доводит не понять не разобрать смешавшись полностью... улетая только в чувствование... самой усладой...
   ...чвак-чвак, чвак-чвак... протяжнее...
   ...целования гладяния прижимы целования...
   ...дыба... дыба сладчайшая... по его упорности...
   ...я тебя дыблю я тебя дыблю я тебя дыблю мне нравится тебя дыбать в твою пелону своим умеющим я хочу тебя дыбить я тебя дыблю дыблю с желанием наслаждением... стоит в тебе крепко... вежливо тебя дыблю на тебя такой крепкий...
   ...игучая откровением игучая откровенно подставленной пелоной игучая откровенным надвигом всей пелоны на игущий игущий чувствуемый пелоной всею дыб дыбец торчащий... сильно пелоной притягивающей его в себя...
   ...рукой доставая груди одну вторую одну вторую за груди натягивая её на игучий...
   ...запристанывала тихо протяжно аааа... аааа... сильно протяжно ууу-ай... ууу-ай... кончай-кончай вскрикиваниями тихими кончай на него обливай благодарностью исполненной... дыбец вздыбился ну до самой последней силы чувствуя всеми сторонами все стороны пелоны внутри напрягшейся...
   ...лежишь тихая тихая на ногу нижнюю выкапывает из неё плавно текуче...
   ...как хорошо яриться с тобой... ярить тебя по желанию по желанию... всё равно тебя ярить чувствовать как с тобой обрываться во сне или наяву... в полупонятости... одни чувствования...
   ...как тебе нравиться стать выяреной по желанию твоему тайному... наярилась... наярилась... пелоной развороченной наярилась до невозможности двинуться... довольно...
   ...красной развороченной... соками глубины пахнущей...
   ...пригнуться и поцеловать соки отраду её тут её растрепанную... желанно...
   ...в самую отраду...
   ...жизнь опасна тысячи погибших в мире... жить настоящим...
   ...не знаю... наярилась до растаивания до лёгкости во всём теле... до сладости от яри... откровенной... наярилась пресладостно...
   ...пожалуйста поцелуй меня ещё... в неё намокшую... в пелону... да в самую сладкую в неё цветком таинственным раскрытую ждущую поцелуй...
   ...я не знаю где была...
   ...тишина...
   ...и что в тишине...
   ...во второй раз девственность потеряла...
   ...как... получилось...
   ...вломился и потеряла... в своей стране... поняла... для человека должно быть много замечательного... начиная с таких ночей... от тебя взять так взять, тебе дать так дать... до ярости сладчайшей...смотри какие слова бывают изнутри... движением смысла... поцелуй меня в сладкие уста... в губы рта, да... поцелуй меня в усладу... а что мужчину и женщину слаживает... какой сладой... да той, спрятанной ногами... губы ярости... получается через повороты поцелуй меня в усладу сладкую...
   ...ого... открытие...
   - Если прикуришь мне сигарету и принесёшь, я тебе ещё подскажу, - села на постели.
   Прикурил. Принёс.
   - Секретик. Услада в ногах спрятана, а начало её - в душе. Без яркой вспышки в душе не раскроется. И к себе не подпустит. Как в русской сказке, иголочка в утке, утка где-то...
   - Миленькая... ну ты и выдаёшь сегодня!
   - Угу,- погладила любимого по голове на своём обнажённом бедре. - Записывать успевай. У кого не получается найти утку те теряют все свои сцепления... союзы совместные...
  

Глава 37

   - В общем, жена, включим электросамовар и слушай. Побывал я на страницах начатой то ли революции, то ли контрреволюции, проходившей в стиле социального реализма, основного метода писателей со времён сталинизма, как они сами утверждают... Страницы назывались, официально, - съезд, Всесоюзное совещание молодых писателей СССР, проводится Союзом писателей СССР и ЦК комсомола. Ленинского, другого в стране нет. По телеграмме мне из Москвы с таким извещением в институте меня сразу отпустили.
   В Москве с вокзала сразу в Союз писателей, зарегистрировали прибытие, попросили подождать остальных приглашённых.
   Приехали в известный тебе двор Союза три большущих новых автобуса, немецких, фирма Мерседес. Хорошо, подумал, живёт ЦК комсомола. Сели писатели, поехали руководить семинарами, и мы, молодые. Впереди ещё несколько чёрных "Волг", начальников писателей и комсомола. Мне московский писатель Сергей Валяев объяснил, всего пригласили семьсот авторов, из всех республик. Повезли куда-то на север, за Москву.
   Там лес, в лесу забор метров шесть в высоту, проходная, милиция с автоматами. У всех проверили документы. Ну, отмечаю, как в зону запретную въезжаем. То ли лагерь НКВД, то ли секретный космодром, по охране. Санаторный комплекс ЦК комсомола, оказывается. Дом новый этажей двенадцать, гостиничного типа, дома пониже, подсобные. Всех нас зарегистрировали, поселили в номера, выдали талоны на завтрак, обед, ужин. Взял в номере из портфеля рукописи свои, разыскал в коридоре списки, кто из писателей на каком этаже ведёт семинары.
   С Серёжей Валяевым пришли на семинар. Руководитель - у меня и без вас много участников, десять. Я ему - вы хороший роман о Тургеневе издали, я вам верю. Ладно, сказал, проходите.
   У них столик посередине, на нём все рукописи. Авторы сидят по всей комнате. Первого уже обсуждают. Я взял пачку, начал читать рассказы быстро, быстро. При обсуждении второго автора высказал своё мнение, успел его прочитать. Все должны говорить своё мнение, последним - руководитель семинара. Читаем и обсуждаем. Говорю как думаю. Руководитель начал на меня ссылаться. Перерыв, пошли покурить во двор, с соснами и елями. Молодые писатели подходят, просят их рукописи прочитать, при обсуждении слишком не ругать, и все говорят - мы хотим вступить в Союз писателей. Цель и надежда у всех одна.
   Вернулись, дальше работаем. Приходит человек, представляется - я иностранный писатель из нашего издательства, можно присутствовать? Ну, без проблем. Иностранец взял рукописи, читает. Обсуждаем, он тихо называет мою фамилию с вопросом где я? Показали. Встретились глазами. Позвал меня за дверь. Сходу, я прочитал ваш рассказ, вы должны сказать мне согласие, забираю рассказ с собой, перевожу и издаём в Европе. Конечно, отвечаю, согласен.
   Большая столовая, разговоры за столами рядом как и за нашим, всем надо использовать возможность стать официальным писателем. Слушаю и думаю. И самому хочется, с одной стороны, а если меня запрягут не в ту телегу? Не в телегу со свободой творчества, но в телегу исполнения решений ЦК КПСС? Быть новым Симоновым, с его четырьмя сталинскими премиями, писать не по душе, а партийные заказы?
   Два дня обсуждали, и ещё полдня в третий день. Последним оставили меня. Думаю, я многих тут ругал, сейчас накинутся, перья полетят. Валяева попросил, помоги мне, я ведь тебя всячески вытягивал и вытянул? В ответ - мне в город надо... Ну, ладно, один я так один. Без помощи и защиты. Пусть, так - честнее.
   Первым начал говорить писатель из Армении. Тихо сидел два дня, а вдруг - громкий голос, требовательный тон! И слова - когда я прочитал как он пишет, я понял, среди нас полностью сформировавшийся писатель, его учить давно ничему не надо и сразу принимать в Союз писателей! И дальше, той же дорогой. Остальные его поддержали. Руководитель семинара сказал, - он к нам пришёл, по одежде я его принял за секретного сотрудника сами думайте чего. Услышал его мнения, аналитические размышления о рукописях и литературе - да, он понимает. Прочитал его рукопись - да, сложившийся писатель со своей точкой взгляда на мир. Писатель, настоящий. А сейчас, друзья, мы должны перейти в общий зал для торжественного закрытия совещания и объявления о результатах нашей работы.
   Зал - полный. Гул волнами приглушился, на сцену вышел самый главный начальник Союза писателей СССР. Со звездой Героя Советского Союза, всем известно, за фронт, за войну сорок первого года.
   - Дорогие друзья, мы прекрасно поработали, уверен, всем вам запомнится... и так далее, но все ждут их решений своих судеб.
   - А сейчас я зачитаю список принятых в Союз писателей. Зачитал. Пять авторов из семи сотен. Один из них - какой-то поп, бродил в коридорах в лаптях, в чёрном балахоне до колен и с большим деревянным крестом над животом. Пишет поповские наставления в стихах на тему всем - в церковь.
   Фронтовик продолжил говорить о заботе ЦК комсомола, ЦК КПСС, Союзе писателей СССР о всех нас, а по рядам поднялся гул обманутых авторов, пошла волна за волной туча протеста через вставания, таким общим подъёмом, и требование, скандирование по слогам - До-лой Со-юз писателей! До-лой Со-юз писателей! Громко, отчётливо, многоголосо...
   Этот начальник, герой, со цены, в микрофон - вы чего разорались? У нас тут, понимаете, за кулисами стоят парни с крепкими плечами и резиновыми дубинками, сейчас быстро порядок наведут!
   Думаю, ты что, с ума сошёл? Фронтовик, звезда Героя за войну, сам писатель книг о маршалах, там не художественная литература, документальная, наборы страниц документов, и вот таким образом разговаривать с писателями? Дубинки, угрозы избиением вместо честного обсуждения проблем? Угрозы дубинками кому? Писателям? Ты с ума сошёл или всегда и был жестоким?
   Протестуя, с криками хором "долой Союз писателей СССР" молодые писатели начали выходить.
   Я сижу и понимаю спокойно, по факту, - это распад. Это революция. Это отказ молодых писателей всех республик иметь дело с этими, дубинщиками.
   Вот так следующее, новое поколение писателей массово отказалось от предыдущего, это сильнейший разлом и обвал! Отказ им подчиняться, их холопство перед ЦК КПСС продолжать - навсегда. Это, Элзе, не Тургенева читать отцы и дети, вежливые споры слабого значения. Там споры - тут чёткое действие. Через взрыв презрения.
   - Антон, а что тебе делать дальше, когда тебя в Союз не приняли? Ведь членство в Союзе даёт возможность не ходить на работу, зарабатывать гонорарами, иметь возможность отдыхать в любом санатории начиная с Пицунды, ездить в творческие командировки по стране и по странам европейским, даже в буржуйские страны писателей пускают, в Англии и Америки...
   - Обойдёмся без жирной жратвы, вредно для здоровья. Я понял, Союз писателей близок к полному обрушению. Как министерство идеологического обслуживания ЦК КПСС. Рухнет КПСС - от Союза останется пустота. И зачем мне она, пустота? Дальше я буду делать то же самое, писать что хочу и как я найду нужное для обновления формы. Будет писаться - напишется. Без всякого министерства обслуживания очередных генсеков и чужих идей.
   - И куда всё повернёт?
   - Страна качается. В Москве появилось удивительное, палаточный городок прямо у Кремля. Между главной гостиницей всей страны СССР "Россия" и Кремлём. В нём обманутые властью требуют правды. Кого с работы выгнали не честно, кого не честно судили, у кого квартиру отобрали, иностранцы фотографируют, берут у них интервью. Позорище для страны перед всем миром.
   Возможно, сама власть переменится. С отменой строительства коммунизма. У новой власти, как всегда, найдутся прихлебатели, приспособленцы. А для сохранения русской художественной литературы найдутся творческие, самостоятельно мыслящие писатели. Вот у меня опять взяли рассказ для перевода на иностранные языки? Выстоим, вот что будет.
   - Умный ты, умный... Ладно, а давай поужинаем? Я без тебя холодец приготовила.
   - Замечательно, доставай из холодильник.
  

Глава 38

   Директор проектного института Артур Францевич пригласил Элзе к себе и сказал секретарше: мы уехали на строительство объекта.
   - Кафе "Парус", - назвал место водителю.
   Сели за столиком в стороне от людей.
   - Мебель, обстановку для квартиры купили, Элзе Имантовна?
   - Спасибо, хватило. Мы вас позже обязательно пригласим на новоселье, немного обживёмся...
   - Обязательно приду. Извините, у вас зеркало в прихожей висит?
   - А-а.
   - Не ищите, подарю на новоселье зеркало вам в прихожую. Большого размера. В овальной раме, вам в архитектуре мягкое нравится, рядом с жёсткостью. Теперь поговорим о серьёзном, в стороне от институтских стен и сплетен. У меня из головы не пропадает вот чего. До вашего приезда сюда прошло жаркое дело, когда народы Литвы, Эстонии, Латвии выстроились в цепочки в городах, посёлках, на дорогах среди лесов. Стояли со своими национальными флагами, держали в руках горящие свечи в память о родственниках, угнанных при Сталине в лагеря на Колыму и в Казахстан. Народы трёх республик показали и потребовали восстановление независимости от Москвы своих республик.
   - И как ответила Москва?
   - Бесполезными статьями в своих газетах, обвиняя нас всех в национализме. Отсутствием любых решений для новых договоров с нашими странами. Страна раскачивается как корабль в шторм и может опрокинуться.
   - Была бы я тогда здесь, тоже стояла бы со свечой по своим предкам и тоже бы требовала самостоятельной жизни в стороне от захватчиков нашей страны.
   - Элзе Имантовна, те протесты с названием Балтийский путь показывают для меня разброд в Москве, в их Политбюро, и заставляют думать о нашем будущем. О самостоятельности решений наперёд. О будущем страны, и о личном нашем - тоже, я сказал о нашем кооперативе.
   В стороне от вас не темнил и не собираюсь, вы сегодня должны узнать наши новости. Документы покажу вам в своём кабинете, сейчас - суть сделанного мною. Сразу, пока не забыл. Нам в кооператив нужно принять на работу инженера-проектировщика, будет делать расчёты, идя за вашими проектами. Специалистов знаю, приму по договору, но своего голоса в кооперативе он иметь не станет, руководители - мы. У меня начала появляться уверенность, работа нашего кооператива нацелена на будущее, на развитие страны. Нашей.
   Мною сделана работа, моя часть. Заключены договора на создание кооперативом проекта Дома приёма правительства. И четыре отдельных договора на проектирование современных домов для села, четырёх разных типа домов. С хозяйственными постройками и огородами, садами. Два дома в один этаж, и два в два этажа с лождиями. Деньги по договорам перечислены на счёт нашего кооператива. Аванс получите у меня в кабинете как вернёмся. От меня, как от администратора. Вашего.
   - Сколько?
   - Десять тысяч долларов. Рубль, сами знаете, болен не надёжностью. Я получу восемь.
   - Артур Францевич, почему вы - меньше?
   - Я так решил, Элзе Имантовна.. Я не должен зарабатывать на вашем таланте и труде. Без вас и я бесполезен. Дело свою часть дела - мне достаточно. Если вы согласны. Могу написать себе и меньше.
   - Нет. Я согласна. Меньше нельзя.
   - Я доволен, мы разумно попили кофе. У вас просьбы, вопросы ко мне есть?
   - Да. Помогите мне сменить фамилию и паспорт, вы в Вильнюсе всех знаете.
   - С вашей на какую?
   - Как вы знаете, я сейчас - Стрелова, по мужу. Но я литовка, мне требуется фамилия для сохранения темы своих родителей. И предков своих. Новая фамилия - Ракштелите-Стрелова. Первая фамилия родителей, вторая мужа.
   - Я вам помогу, сделаем. Ваш муж не против?
   - Да вы что? Он понимающий и поддерживающий моё решение человек.
   - Поехали в институт? Да, и сразу получите и распишитесь в получении денег.
   - Мне брать для них мешок? - пошутила.
   - Нет-нет, это же доллары, не рубли...
  

Глава 39

   На перрон вокзала медленно опускался мягкий снег.
   Стояли, встречая поезд.
   - Ты счастлива? - спросил Антон.
   Элзе молча кивнула.
   - Смотри, от волнения в обморок не упади, - плотнее взял жену под руку.
   Смотрели, в налетающий по ветру снег.
   Из мягкой замутнёности снега показался зелёный лбина тепловоза с включенными крупными прожекторами, медленнее и медленнее катящегося к вокзалу.
   - Седьмой вагон, седьмой вагон, - напомнила Элзе.
   - Обычно он в середине состава...
   Московский поезд остановился. Вышел проводник, раскрыл ступеньки, протёр тряпкой длинные поручни.
   Никто не выходил.
   Вышел военный, с плоским портфелем.
   Девушка с парнем.
   Женщина с ребёнком.
   Кто-то, кто-то...
   - Когда? - тревожно обернулась Элзе к мужу.
   - Жди.
   Вышла мама.
   Вышел папа.
   - Родина, Родина наша...- остановился папа.
   Распахнул руки, обнимая.
   Всю Родину.
   Антон зашёл в вагон и вынес их вещи.
   - Мамочка, папочка... Не плачьте, миленькие наши...
   - Да мы... Да мы на своей Родине и поверить не можем...
   - Не плачьте, мамочка... Сама остановиться не могу, - прижалась к ней дочь.
   - Антон, а где здесь Вильнюсский район, поселок Немежис? Примерно? Там наши отцы и матери жили, к ним надо, - сказал отец.
   - Родители, отдохнёте с долгой дороги и съездим, побываем в посёлке Немежис. Недалеко, семь километров. Автобусы ходят, а мы для вас машину придумаем.
   - Ехали мы, Элзе и Антон, трое суток до Москвы, пересели в другой поезд, ещё вечер и ночь, - сказал отец. - Всю дорогу думал, как же в скотских вагонах наших голодными на каторгу отвозили...
  

Конец пятой части.

04.09.2020 год

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ

  

Глава 40

   От самого начала жизни людей и через все века тянулось невидимым, но ощутимым вирусом подлость: одни всегда хотели быть гражданскими и военными начальниками, легко зарабатывать деньги да прибавкой деньги воровать и в мирной жизни, и на войнах. Других они же принуждали идти в гибельные атаки на войнах, заставляли работать и работать, холопами жить с заработками, облагаемыми данью. И сколько бы не заработал обычный трудящийся, его от имени безликого государства грабили и грабили выдуманными налогами на любое возможное.
   Так получилось рабство, так оно, и при рабовладельческом строе, и при феодальном просуществовало. Так оно перетянулось и в капитализм, и в социализм. Светлое будущее социализма, устроенное сталинщиной рабским трудом в страшных смертностью лагерях под охраной, тоже зарабатывающей на труде охраняемых. Сталинщина насильно устроила социализм в странах Европы, придумав насилие своей защитой.
   И никак, никак не могли люди, никому ничего не должные, живущие своим трудом, уйти из рабской продуманности, никак. От самого века начального до века любого, наступающего следом.
   А те, верхние начальники, никак не могли остановиться в наворовывании, имея по несколько домов, где и побывать при жизни не успевали, имея по несколько дворцов в разных странах, корабли свои, самолёты сразу по несколько, и самое ценное из имеющегося у них - ложь о счастливой жизни тех, ограбляемых, обворованных ими.
   Присвоив себе бесстыжую возможность управлять холопами, как между собой понимали трудящихся.
   Сколько бы умные в мире не пытались освободить человечество от насилия, ограбления, от убийств на войнах, при зарабатывании несчастными денег, сколько бы не происходило в мире революций в разных странах - очень быстро за лживыми словами насчёт всеобщего счастья получалось одно и тоже, - рабство обычных людей. Их бесконечно холопство.
   Только люди не прекращали своих действий для освобождения от всяческой окружающей погани.
   Во все века.
  

* * *

   - Наконец мы начали жить по-человечески, правильным порядком. И со своими вместе, и в родных местах, в родной стране.
   - Папочка, - обернулась от ёлки Элзе, красивая вся с длинными золотистыми волосами, в белом праздничном платье, с золотой гирляндой вокруг шеи и на коротких плечах, - и я хочу сказать слово наконец. Наконец мы все вместе будем встречать Новый год, девяносто первый. - Антон, здесь несколько игрушек осталось, размести на ёлке сам, я на кухню. Мамочка пирог с рыбой печёт, помогу ей.
   - Благодаря тебе всё, Антон. Ты затеял учиться в Москве, и гляди, каким распахом на все стороны продолжением получилось.
   - Папа, и благодаря Элзе, её смелому характеру. Мы живём - то у меня достижение новое, то у жены. И ничего не делим на твоё, моё. Деньги, успехи, всё достижение семьи. Давайте, папа, белой скатертью на праздник стол застелим.
   - Помогу, и стулья соберём к столу.
   Мужчины в белых рубашках, в костюмах и галстуках...
   Элзе заглянула, из кухни: у нас курятина дожарилась и пирог испёкся. Так, солёные огурчики туда, шпроты там, квашеную капусту сахаром посыпала, колбасу и ветчину сюда на столе поставим... венгерские яблоки посередине и конфетами обложим... мандарины и апельсины...
   Мама и она начали приносить салатницы, тарелки, фрукты, вино и коньяк, доставать из серванта рюмки и фужеры. Розалия Францевна протирала их салфетками, проглядывая насквозь на свет люстры.
   - Запахи по квартире, запахи, - улыбнулся Имант Иванович, - лимон тонко нарезать не забыли?
   - Нет-нет, папочка. До чего я вас всех люблю! И мамочку! И папочку!
   - А мужа? - остановил глаза на ней папа.
   Элзе подошла, поцеловала Антона. В самые губы, в самую любовь.
   Мама разулыбалась.
   - Хорошая ты у нас девочка... наша, семейная...
   - Десять вечера? О? Садимся, садимся, - потребовал Антон. - И шторы на широком окне раздвинул, добавив, - в двенадцать ночи салют увидим, а то заговоримся и наступление года мимо пролетит...
   Разлили вина, коньяк.
   - Кто у нас самый главный? Папочка? Говорите первым, пожалуйста...
   - Жена моя, дочь, зять... Чего я обязательно хочу сказать? Думал заранее, готовился, не скрываю. Чего из меня вырывается словами? Хочу сказать, в такой квартире мы никогда не жили, И на Родине у себя. Даже в гостях не бывали. За всю жизнь первый раз у себя дома телефон имеем. Титан дровишками топить не надо, горячая вода из крана сама льётся. Ванна широкая, чугунная, тепло держит, душ, кухня большая и без соседей как в коммуналке, четыре жилые комнаты... Телевизор в нашей комнате, второй в вашей... В самый первый тут день хожу из комнаты в комнату, разглядываю и их, и в окнах чего? За окнами ели посажены, тоже красиво. И в квартире все свои, все родные. Мы собрались вместе, и спасибо вам, наши дети, за... настойчиво позвали тот городок оставить и переехать сюда, к вам. Собрались мы вместе, радость, радость. Давайте жить дружно и с уважением... ах! Не то! - с любовью друг к другу. Выпьем на счастье!
   - Стоя, - подсказал Антон.
   Зазвенели, бокалами и рюмками.
   - Можно я скажу ответное слово вместо мужа?
   Муж кивнул.
   - Мамочка и папочка, вы меня родили как человека. Муж мой меня родил как взрослую, нашедшую свою специальность, своё нужное мне дело, с мужем моим я стала архитектором. Благодарность вам, благодарность ему. Вот такой мой тост, как умею сказала...
   И добавила: - ой, мамочка, извини, я опередила тебя...
   - Ничего, я скажу сейчас. Я всем довольна, всем... коротко говорю всегда, с наступающим...
   - За нашу семью, - поднял тост Антон. - Папа, мама, берите бутерброды, Элзе приготовила. Чёрный хлеб, сливочное масло, долька варёного яйца, долька селёдки или красной рыбы, вкусно, берите. Шпроты берите с лимоном.
   - Беру, беру. Когда вас нет, нам во все комнаты можно заходить? И в кабинет?
   - Мамочка, живёте здесь, и что спрашивать? Наша квартира, на всех нас. Я в том городке у вас спрашивала? Будьте как дома, весь ответ. Скоро сами хозяйничать будете. После десятого января с Антоном в Москву поедем, на международный симпозиум современной архитектуры. На меня и мужа уже места в гостинице "Россия" забронировали.
   - А с мужем можно?
   - Мой администратор и на него оформил, можно. Письмо ему пришло, в одном издательстве хотят его новую книгу издать, мы же не по делам не ездим? А как уедем, без стеснения берите в холодильнике, берите, мамочка, в шкафчиках на кухне всякие крупы, лапшу, рис, да всё там накуплено. И сами хозяйничайте, вы не в гостях, вы у себя в доме.
   - Да, дома, а в нашем городке местные начали говорить вы не наши, вы литовцы, уезжайте отсюда. Им отвечаю - мы своей воле здесь? Государственная власть нас ограбила, дома, хозяйство отобрала, сюда привезла, в лагеря, вот ей и говорите, если вы смелые. Нас не за что укорять, говорю, век бы вашей земли не видел и не нужна мне чужая.
   - Имант, в праздник давай не вспоминать плохое, - попросила его жена.
   - Останавливаюсь, в праздник помолчу.
   - Папочка, потом, после праздника, - положила на его плечо руку Элзе. Её руку он погладил, кивнул.
   - Извините, душа болит...
   - Извинять не за что.
   Помолчали.
   - Антон, коньяк да, приятный, а у меня традиция, за Новый год при его наступлении водку всегда выпиваю. Водку на стол можно?
   - Специально поставили в холодильник, - поднялась Элзе, - я помню, папа, поставь ему другую рюмку рядом с коньячной, - попросила мужа, уходя на кухню за водкой.
   - А разве скоро Новый Год? - вернулась.
   - Скоро, восемнадцать минут нынешнего осталось.
   - Антон, приготовься для всех шампанское открывать...
   - Такое простое, - сказала Розалия Францевна, - а такое радостное - всей семьёй праздновать Новый год, - положив ладонь на руку мужа...
   Куранты отбили прощание с прошедшим годом.
   Легко бабахнуло шампанское.
   В широком окне вспыхнули огни салюта, взлетающие на главной площади Вильнюса.
   - С Новым годом, дорогая мне семья! - поздравил всех отец.
   - С Новым годом, наши родители!
  

Глава 41

   В Москве, в номере гостиницы "Россия", у окна с видом на Кремль, архитектурой весь исторический и красивый красными башнями, Элзе прочитала расписание общих завтраков, обедов, ужинов участников, автобусных экскурсий по памятникам архитектуры Москвы, и самих дней работы международного симпозиума современной архитектуры. Принимают участие делегаты - все республики СССР, Чехословакия, Болгария, Румыния, ГДР, Польша, Франция, Англия, Бельгия, Норвегия.
   - Отлично, - подумала, - много интересного получится узнать от приехавших из стран Европы.
   Антон, оформив проживание тут, поехал в издательство.
   Элзе не спешно постояла под душем, высушилась, причесалась, надела юбочный костюм розово-бежевого цвета, выбрала привезённые документы для своего выступления, пошла прогуляться по этажам, разыскивая один из кинозалов для первого общего сбора.
   Выслушали приветственные речи. Началось интересное, выступления самих архитекторов. С синхронными переводами на иностранные языки.
   Слушала, быстро зарисовывала себе интересные детали. Услышав приглашение, вышла к трибуне, поглядывая в свои бумаги рассказала о проблеме социального в архитектуре.
   Жить среди своих коллег, творчеством, в нём утопая, нравилось.
   К обеду успел вернуться муж, на обеде рассказывал.
   - Нашёл я издательство, новое, возле Павелецкого вокзала. Переговорили с директором. Они пообещали плакат с моим фото напечатать, расклеить по Москве. Подписали договор, книга рассказов, тираж пятьдесят тысяч. После продажи можем повторить тираж, они пообещали. Выкрутил из них аванс, десять тысяч рублей. Бери, - передал из кармана пиджака, - положи в свою сумочку. Вот так вот, с толком провёл время.
   - И новая книга будет, конечно, с толком. Поздравляю!
   - Элзе, времена мутные, я помню ту неожиданную остановку через дефолт. Тираж выйдет, тогда и поздравления, но и за сегодняшнее - спасибо. У тебя здесь как?
   - Среди своих, архитекторов, мне нравится. Стараюсь улавливать новое. Я выступала, в перерыве четыре разных архитектора из Чехословакии, Болгарии, Германии и ещё откуда-то передали мне свои адреса, попросили прислать полное изложение моей темы о взаимном влиянии социального на архитектуру и наоборот.
   - Хорошо, хорошо, у тебя устанавливаются международные связи. Значит, плывём в нужную сторону.
   - До четырёх часов доклады, и нас повезут в автобусах по Москве, показывать памятники архитектуры. Что мы с тобой знаем, многие из приезжих не видели.
   Вечером гуляли возле красных, зубчатых стен Кремля.
   Второй день счастливая Элзе не выплывала из озера архитектурных фантазий, мыслей и красоты.
   После перерыва часу в четвёртом на чай с пирожками и пирожными стояла с мужем, обговаривали, к кому в гости направиться вечером в хорошо известном городе. Подошёл Мартин, приехавший из Праги, учившийся в архитектурном вместе с Элзе.
   - Друзья мои, помню, вы из Вильнюса. Я вынужден огорчить вас, не по своей вине. Мы сейчас в чешской компании включали забугорное радио "Свобода". Не пугайтесь от новости, у меня большая печаль за вас. Танки штурмуют ваш Вильнюс.
   - Какие танки?
   - Ваши, советские.
   - Вы перепутали? Я не поняла, как советские танки могут штурмовать советский город?
   - У вас при Хрущёве в городе Новочеркасске советские солдаты стреляли в советских рабочих. В Баку советские солдаты сапёрными лопатками калечили и убивали советских граждан на разгоне митинга. В вашей стране, с позиции гуманитарной Европы, невероятно жестокая власть. Ваши танки прикатывались в Венгрию в пятьдесят шестом году подавлять войной революцию венгров, и в нашу Прагу в шестьдесят восьмом с такой же стреляющей военной программой. Не слишком ли частые повторения? На своих гусеницах нас в социализм волоком тащили? Ваши военные покатились сейчас по своей стране.
   - У нас в Вильнюсе родители, мы должны срочно позвонить...
   Позвонили.
   - Имант Иванович, здравствуйте, Антон. Элзе стоит рядом. Говорю с вами как мужчина с мужчиной. Что вы сегодня видите в окне?
   - Да, Антон, вижу солдат, они окружили наш дом, сказали охраняют. Второй день. И возле дома стоит большой броневик с пулемётом, солдат сидит у пулемёта, на улицу глядит.
   - В городе есть танки?
   - Да, катились тут, ревели. Они штурмуют телецентр, местные люди в магазине рассказали. Телевизоры у нас не показывают совсем. Стреляют из чего-то в городе, без новостей слышно.
   - Делайте, что я говорю. Маму к окнам не подпускать. Сами к окнам не подходите, могут случайные пули прилететь. При выстрелах близко от дома ложитесь на пол. Никого в квартиру не впускать, никого. Мы срочно выезжаем домой.
   Положил трубку.
   - Элзе, выписываемся из гостиницы и сразу на вокзал, на первый поезд к нам. Что за страна? Не успеешь обрадоваться хорошему - опять нагадили. И нагадили - ближе некуда.
   - Я боюсь за родителей.
   - Элзе, я тоже. Мы должны не хныкать. Только действовать.
  

Глава 42

   И похороны погибших при штурме телецентра в Вильнюсе в закрытых гробах... поставленных среди города в длинный ряд...
   Все гроба закрыты.
   Почему?
   ...первая страна рванувшаяся из беды ограбления уничтожения человеческого в человеке концлагерем государства оккупанта...
   ...рванувшаяся к собственной свободе...
   ...из обмана обещания доброго всем...
   ...гробы гробы гробы...
   ...в длинный ряд...
   ...венки цветы...
   ...народ вплотную тучей молчащей...
   ...народ Литвы...
   ...разорванные взрывами части тел бывших людей с асфальта собирали лопатами... молодых санитаров тошнило...
   ...молодых рядом с убитыми...
   ...один встретился целым телом, только без головы, разорванной пулями из крупнокалиберного пулемёта.
   ...крупнокалиберные пули большого размера...
   ...из танкового пулемёта...
   ...самые обычные граждане страны Литвы, страны ещё СССР...
   ...требующего единственного, жить в своей стране, в Литве...
   ...захваченной при сталинистах и Сталине...
   ...кто муж, кто отец, кто дочь, кто сын, кто совсем молодой, не женившийся...
   ...за свободу, за свободу от страшной страны с названием Союз Свободных Социалистических Республик...
   ...союз концлагеря...
   ...убивающий...
   ...за требование не грабить, за требование не становиться рабом в лагерях сталинщины...
   ...они больше не будут жить...
   ...да не будут никогда...
   ...погибшие за право жить...
   ...погибшие за право жить...
   ...погибшие за право жить свободными от жестокости и лжи людьми...
   ...на каждый гроб знамя другой Литвы...
   ...на каждый...
   ...на каждый гроб цветы...
   ...на каждый...
   ...у каждого гроба остановиться и промолчать...
   ...у каждого гроба в душе своей понять...
   ...каждому погибшему благодарная память...
   ...каждому погибшему оплакивание...
   ...слезами горя...
   ...душой...
   ...сердцем...
   ... каждому...
   ...каждому новому святому...
   ...родители их простите нас...
   ...мы не погибли...
   ...друзья их простите нас...
   ...мы не погибли...
   ...мы могли...
   ...пули прошли сквозь их тела...
   ...взрывы разорвали их тела...
   ...родители мы не виноваты что остались живы...
   ...мы тоже были рядом с ними...
   ...вечная память...
   ...вечная народная память...
   ...как нам жить не виноватыми...
   ...как нам жить не отдавшими жизни за свою страну...
   ...жить страну делая совсем другой...
   ...доброй...
   ...мы пока не знаем...
   ...мы перед памятью их ответим как...
   ...мы найдём...
   ...прощайте прощайте прощайте навсегда...
   ...помним помним помним всег...
   ...всегда...
   ...все слёзы души по вас...
   ...все слёзы сердца по вас...
   ...не оплакать и вы не успокоитесь...
   ...святые наши за нас погибшие...
   ...а нам жить дальше...
   ...сможем ли жить за вас...
   ...вас продолжая...
   ...мы постараемся не превратиться в рабов...
   ...в холопов...
   ...в предавших ваши гибели за свою новую страну...
   ...никогда...
   ...никогда молчаливыми клятвами...
   ...душ...
   ...сердец...
   ...разумов...
   ...и над длинным рядом гробов убитых жестокостью крыльями ставшими широкими с шелестом низко пролетела белая лебедь Мать всей Литвы...
   ...крыльями забирая в вечную вечность...
  

Глава 43

   - Я - служба безопасности нашего национального Парламента, а вы кто?
   - Писатель Антон Стрелов.
   - Паспорт?
   Прочитал.
   - Удостоверение писателя?
   - В Москве Союза писателей скоро не будет, вступать мне некуда. Вот моя книга.
   - Вы - московский шпион? Я прикажу вас арестовать и внимательно допросить. - Фамилия? - протянул руку к телефону.
   Повторил.
   По коридору шёл Витаутас Ландсбергис с группой соратников. Интеллигент, знающий культурные события.
   Остановился.
   - Не арестовывайте человека. Знаю, он написал роман "Долгое поле честности". Здравствуйте, вы с какой потребностью здесь? - протянул руку для знакомства.
   - Мне нужно знать историю не по газетам, только по происходящему и по поведению людей.
   - Идёмте с нами. Посидите на нашей беседе. Просьба одна, вопросы нам не задавать.
   Пришли. В большой кабинет.
   - Коллеги, - начал Ландсбергис, - прошли тяжёлые похороны. Погибли молодые защитники нашей власти. Молодые, молодые... Совершена государственная попытка местной коммунистической власти и московских вооружённых сил совершить свержение нашей новой власти, до нашего ареста оставались всего лишь часы. Со стороны Москвы мы снова увидели позицию императорства, отбирай у соседних стран власть и их базовые решения, захватывай страну, ставь своё правительство.
   Мы должны обнаружить и составить список решений, юридических и политических, на ответственность устроивших у нас военный погром и на дальнейшее укрепление нашей власти. Коллеги, предлагаю высказываться. Чужих здесь нет. Да, извините, я не представил. Писатель Лобов - наш человек. А его жена известна автором архитектурного проекта Дворца нации Литвы, невероятно вовремя. Она литовка, закладка фундамента Дворца начата. Мы должны собрать вокруг нас деятелей культуры, наша новая политика этим будет укрепляться.
   Сел. Ожидая слов, предложений от остальных.
   - Нужно сделать, чтобы власть в стране полностью перешла к нам. Обратиться к руководителям других городов, районов, сёл Литвы - коммунистам не подчиняться, подчиняться одной нашей национальной власти.
   - Нужно особым документов запретить действие коммунистов на всей территории нашей страны.
   - Над всем экономическим положением, над работой заводов, фабрик взять тоже полный наш контроль.
   - Добавлю, над банковской системой. Отделить деньги нашей страны от денег московских и жить самостоятельно.
   - Объявить забастовку всех заводов до ухода коммунистов из власти.
   - Додавить и сделать политический документ, добиться незамедлительного вывода войск советских оккупантов из нашей страны.
   - Больше ста сорока наших граждан ранены советскими войсками, потребовать финансовую ответственность от московского министерства обороны и передать деньги семьям раненых для лечения.
   - Остановить, надеюсь навсегда, работу горкома коммунистов, обкома и всех райкомов, их партийной школы и дома политпросвета. Нам их кадры не нужны, запретить приём на руководящую работу чиновников-коммунистов.
   - Надо нам составить юридические дела и поместить под суд наших руководителей коммунистов и сотрудников силовых контор советской власти. Запретить КГБ на нашей стороне. Судить руководителей Компартии Миколаса Бурокявичюса и Юозаса Ермалавичюса, остальных, выполнявших их распоряжения и приказы. Судить маршала Дмитрия Язова за направление сюда войск, за действия войск, и судить Горбачёва. За его лживое "я спал и ничего не знал".
   - В больницах обеспечить всех раненых настоящим лечением на выздоровление и настоящим питанием.
   - Создать собственную пограничную охрану. И собственные таможни.
   - Надо организовать своё министерство иностранных дел и сделать признание нашей страны всеми странами мира.
   - И основное, основное требуется до вести до реального действия, нашим продолжение сделанного, - прошёлся от стола до окна и назад Ландсбергис, - всю политическую и экономическую власть сделать только нашей, и обязательно реальной действующей. Всюду, всюду избавиться от двоевластия. А затем второй шаг, создавать наше государство на наших базовых ценностях. Будем готовить документы?
   Пригласите юристов, необходимы точные формулировки на специфическом языке их, юристов. Затем подтверждаемые нами. Извините, писатель, начинается секретная сторона работы, вы должны уйти.
   - Уважаемый Витаутас Ландсбергис, спасибо за ваше содействие, приглашение сюда, ухожу...
   Тянуло подойти к Ландсбергису и пожать ему руку, так передав пожелание уверенности и настойчивости, но... не на лесной прогулке здесь... махнул ему рукой, поднятой вверх со сжатым кулаком.
   Увидев согласный его кивок в ответ.
  

Глава 44

   На площадке у дверей квартиры пахло горячими пирожками с капустой. Нажал звонок.
   - Кто? - строго спросил строгий голос Иманта Ивановича.
   - Я вернулся.
   Зазвякали цепочки, задвижки. Папа отпер.
   И Розалия Францевна стояла в прихожей, за ним, и Элзе.
   - Всем предлагаю успокоиться, я здесь. Жена, ты сегодня работаешь дома?
   - Да, по условиям города. Позвонила в институт, дежурный рассказал, несколько дней все работают по домам. Пока обстановка в городе не прояснится и не появиться сообщение, - жить будем без танков и стрельбы на улицах.
   - Пожалуйста, включай самовар в розетку, чай попьём, всем расскажу очень нужные нам новости. Сразу первая. У второго подъезда нашего дома стоят два грузовика, рабочие выносят и грузят вещи. Кто-то начал полное отступление. Интересно, куда коммунисты направятся после попытки захвата власти? В другую республику? В Москву?
   - В большой комнате сядем? На кухне, Антон? - спросила мама.
   - Да где хотите, у нас дома полная свобода. Я руки помою, после улицы.
   - Пускай бегут. Всех предателей будут судить за убийства людей.
   - Элзе, ну? Ну, тише? Тебе для удачной работы нужно сберегать настроение на творческой высоте, все должны заниматься своим делом. Для преступников найдутся специалисты по их захвату. Женщина, делай нежное, заботливо всем чай наливай.
   - Учить меня не надоело?
   - Давайте успокаиваться, я понимаю, все в обострённом ожидании новых ужасов. Повториться они не должны. Вещи в соседнем подъезде выносят не просто так, у них паника.
   - Ты где был? По городу ходить опасно, мы переживали, - укорила жена.
   - Танки с улиц исчезли, и военные грузовики с солдатами. Патрулей с автоматами нет, обычная милиция. Прохожим мало, да. Я спокойно шёл, смотрел обстановку в городе. Куда потребовало моё чутьё, туда и попал. В штаб Саюдиса. Меня хотел арестовать их охранник, а по коридору проходил Витаутас Ландсбергис.
   - Он кто? - спросил Имант Иванович.
   - Папа, он сейчас самый главный. Культурный, интеллектуальный человек, отстаивает независимость нашей страны. Преподавал здесь в Консерватории, музыку хорошо знает и историю страны. Мама, сахар передвинь? Спасибо.
   - Идёт с соратниками, услышал мою фамилию, запретил охране меня арестовывать, знает мой роман "Долгое поле честности". Да, культурный, начитанный, он и сам автор нескольких книг о композиторах, о Чюрлёнисе, о Сосновском... Спросил, зачем я пришёл к ним? Ответил как есть, хочу видеть страницы современной истории, и не по телевизору, напрямую. Как писатель писателя меня понял. Позвал идти вместе с ними и соратниками в кабинет, на заседание.
   - Чего? Чего? - удивился папа.
   - Да он такой, Антон, везде попадает где ему требуется, со своей прямотой и настойчивостью...
   - Со спокойствием, жена...
   - Согласна, дальше там как было?
   - Дальше вы все должны успокоиться. Политические специалисты делают политическое. Они выясняли все проблемы, нужные для правильного создания независимого государства. Думали, какие проблемы вперёд решать, какие попозже. Высказывали предложения.
   Самое главное - Литва полностью будет отделять от СССР, впереди полный отказ, выход из СССР. Первой отказывается и выходит из числа остальных республик. Станет самостоятельной страной. Ясно, дальше уйдёт в сторону от СССР Латвия, Эстония, что с Кавказом тоже не ясно, в общем - не надо спешить. Запомните главное, Литва станет самостоятельной страной. Движение и конкретные действия начались в этом направлении.
   - Чего ты сейчас хочешь больше всего? - спросила жена.
   - Пойти, - посмотрел в глаза Элзе, - с тобой погулять в близком сквере, и не разговаривать о политике. Нас в ней, в политике, без нашей просьбы попробовали утопить. Хва-тит. Погулять, успокоиться.
   - Нам с вами можно?
   - Мамочка, папочка, да непременно! Сколько суток вы на свежем воздухе не были? Собираемся и идём все! Гулять! По снегу, по морозу - гулять!
  

Глава 45

   ...И чего бы не происходило в разных, разных днях, далеко ото всех, секретно, секретнейшее Антон сохранял единственное, начатое в том дальнем сейчас городке, на пляже, вплотную к волнам, золотящимся каждой, каждой волной...
   И сам старался лишний раз не трогать самое-самое, а оно неожиданно всплывало и начинало светить искорками...
   "Стеблистая...
   Среди них выделилась тонкой высокой фигурой, высокими ногами, извивчатой походкой, неся в руке сложенную юбочку и майку, в белых узких плавках и белом лифчике, золотистыми волосами и сразу, увидевшая - улыбкой показывающей, глазами показывающими - ну, вот, встретила нужного мне.
   Напоминающая стебель высокого цветка... в восприятии...
   Стеблисто-элегантные ноги, ниже колен заступающие при шаге нога перед ногой... короткая ступня перед ступнёй...
   Свернула, подошла, села рядом, - приветик-приветик, - лицом в лицо.
   - Привет и тебе, Элзе."
   ...Встреча на пляже, и тем дальше от неё в месяцах, в годах разных - дороже и дороже душе и сердцу все те скромнейшие взгляды, осторожные, вроде и случайные слова, но ведь слова, узнающие невидимое, зернышком запавшее в таинство навсегда...
   Зная Элзе каждый день, видя Элзе всякую и любую, в разных, совсем разных настроениях, без пустых глупостей слов чувствовал и продолжал чувствовать единое зёрнышко на двоих, нужность друг другу. Иногда думая, а может бывает, что вместе появились из одного зёрнышка? Как на колоске пшеницы, колосок один, наверху зёрнышек много, много, продолжением из единого...
   Всегда в ней не раздражало ничего. И ничем, всегда, от неё не отбрасывало в сторону и подальше. А глубже, - останавливал себя, - за то начальное зёрнышко и не надо смотреть со старанием понимания. Ослепнешь, Солнце вплотную и до глубины не разглядеть.
   В среду жена позвонила в институт, на кафедру. Предложила, голосом тревожным, сразу после окончания его лекций встретиться в кафе "Театральное".
   Встретились.
   Элзе, тревожная глазами, поднялась за столиком.
   - Нам здесь разговаривать? Пройдём в сквер, походим?
   - Давай здесь. Что ты такая? Что-то с родителями?
   - Не с ними, со мной. Мы должны посоветоваться и решить, у меня одной не получается. Сегодня со мной увиделись в их кабинете двое, из тех, работающих с Витаутасом Ландсбергисом. Они решают проблемы по подбору способных работать министрами для новой национальной страны.
   - Литвы?
   - Да, зачем им другая? Мне они рассказали, внимательно присмотрелись к моей работе в Вильнюсе, знают проекты, уже сделанные и над чем продолжаю действия. Их сильно устраивает и моё специальное образование, и мои качества, как сказали без уточнений. Ландсбергис очень желает, сказали, пусть в министрах у нас начнут работать люди, понимающие культуру. Молодые по возрасту, образованные. И передали его предложение согласиться работать министром культуры страны.
   Антон посмотрел на мягкие цвета снега в сквере за окном. Как сразу отстранился, на самом деле - размышлял.
   - Элзе, им как ты ответила?
   - Рассказала, я не могу оставить работу архитектора, полностью прекратить. Вероятно, министр сильно занят, а когда мне работать по проектам? Начата укладка блоков фундамента Дворца наций Литвы, на мне авторский надзор, подготовлено к сдаче два проекта домов для села, есть остальные работы... Давайте я могу стать советником в министерстве культуры? Ответили, у министра будут помощники, исполнители решений министра. Я смогу найти время, чтобы не прекращать творчески исполнять свои разработки в архитектуре.
   - Пойдём домой, медленно-медленно. Прогуляемся по воздуху зимы. Элзе, нужно мне подумать...
   - Понимаю, пойдём... - согласилась маленькой девочкой.
   Высокая, прямая...
   За руку повёл... как маленькую...
   - Рассказывали мне дадут служебную машину, нормальные деньги заплатой, начнутся поездки за границу для представления на фестивалях культуры нашей страны, выставок... Говорю честное слово мало меня интересует... Авторская архитектура, отвечаю, понимаете, требует напряжения творческих сил... Независимости мышления... Рассказывали, время наступило трудное, коммунистов начальников с их партшколами уволили, нужны культурные специалисты для создания страны европейского уровня...
   - Мне они говорят - место министра престижно, должность и сама работа. Отвечаю - тщеславием я не страдаю, а деятельность архитектора тоже престижна, его произведения остаются памятником архитектуры на века. Времени, и самому автору тоже.
   На место министра назначают, могут и снять, архитектора не уволить никак, природное явление - имею ввиду талант, не увольняемо. И в историю культуры путь прямой, через личное творчество.
   Тогда мне и ответили, - у нас лидер освободительного движения уважаемый Витаутас Ландсбергис и музыкант, и автор книг о композиторах, о музыкантах, и есть ему чем заниматься тоже в творчестве, а человек всё отодвинул и поставил себя на служение своей стране. Разве вы Литву не чувствуете своей страной? Чувствую и знаю, своей страной, дайте мне обдумать, спокойно обдумать... А вас предложил в министры сам Витаутас Ландсбергис. Я тут и совсем с катушек улетела... Знает вас как автора проекта Дворец нации Литвы, сказал найти самостоятельную, решительную, вас, и переговорить.
   - А я подумал, как ты позвонила вся тревожная и позвала в кафе, ты мне изменила и на развод хочешь подать.
   - Я? Дурак. Ой, извини...
   - Дурак услышать забавно, от министра культуры страны.
   - Ты советуешь мне согласиться? Ты решил я могу согласиться?
   - Тебе ответ когда им нужно передать?
   - Завтра.
   - Позвони им сегодня и скажи - да, согласна.
   - Почему ты понял, я должна согласиться должна?
   - Страну надо создавать, они правильно тебе объяснили.
   - Меня они сильно растревожили, в кабинете министра ответственность перед историей....
   - Такая же, как в архитектуре. Не бойся.
   - Молодец. Ты - единственный мне советчик.
   - Элзе, а ты помнишь, как в том нашем городке шла по пляжу в белых узких плавках и белом лифчике?
   - Почему так спросил?
   - Забыть не получается наше самое начало...
   Встала впереди его и поцеловала.
   - Разве министрам можно целоваться на улице города?
   - А то?!
  

Конец шестой части

10.09.2020 год

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ

  

Глава 46

   Эпоха Советского Союза прекратилась. Показали по телевизору красный флаг, спускаемый над московским Кремлём, показали вчерашнего президента Горбачёва, жалующегося, что ему в кремлёвский кабинет даже чаю не принесли - забот у руководителя страны больше не было, - переключились на прогноз погоды.
   Всё.
   В знаменитом дворе Союза писателей СССР, описанного в знаменитом романе Л.Н.Толстого, сожгли собранное из мусора чучело Евгения Евтушенко, ранее пившего новогодний алкоголь в компании высших вождей, и на этом Союз обслуги Политбюро прекратился.
   Во всех бывших республиках бывшей страны бывшие коммунистические руководители сразу стали баями, по всей вчерашней советской Азии, диктаторами по остальным. Диктующими себе подчинённым чиновникам и через них всему народу условия жизни на своей территории.
   Кроме стран Прибалтики, может быть сразу и не поверившим в своё освобождение от бывшей, для них, оккупации войсками сталинщины.
   Условия остатков какой-либо правды, какой-либо заботы о народах вчерашней страны переменились на ложь для народа и отрицание всякого участия в жизни любой семьи, любого гражданина.
   Быстро начали вспухать платные детские садики, платные поликлиники и больницы, платные всяческие курсы вроде бы образования, платные факультеты в институтах, платные - посмотрите направо, посмотрите налево, а теперь посмотрите вперёд и увидите - вы нищие, вам в стране ничего не принадлежит.
   Начался распад человеческого отношения к человеку.
   Заменившись отношением бандитским: отобрать последнее, ограбить, убить.
   Государственные фабрики, заводы, научные институты и всё, что работало для обеспечения интересов страны, начало быстро разворовываться, присваиваться через лживые "законы" в частную собственность, и даже уничтожаться, "потому что а нам из-за границы всё привезут и своего производства больше не надо".
   Разрешение "грабь награбленное" большевиков семнадцатого года заменилось на разрешение "грабь государственное" для директоров и "грабь присвоенное" для идущих за ними с бандитскими пытками, - включенный горячий утюг на живот и отдавай последние деньги, все, полностью. Следом перепиши документы на владение завода нами. И отдавай нам по документам вчерашний государственный универмаг, переписанный на твою жену.
   Всё отдавших убитых никто и не искал.
   Для тысяч и тысяч людей на всей бывшей территории бывшей страны показалось невиданное - заплаты перестали выплачивать.
   Нищие продавали на улицах остатки своих вещей, вплоть до газовых плит и холодильников, принесённых на продажу из квартир.
   Эпоха ну хотя бы частичной правды, частичной заботы о людях заменилась эпохой лжи.
   Втянувшейся через предательство вчерашних верхних коммунистов, обещавших всем светлое будущее.
   Началась темнота.
   Мыслей, действий, желаний, надежд.
   Потому, что от лжи, от подлости предателей, сделанной ради личной корысти, ради личной власти и личного безмерного обогащения через разворовывания имущества страны, имущества, созданного трудящимися, - праведности не бывает.
  

* * *

   Родители сидели в креслах, смотрели новости Литвы по телевизору.
   Илзе, немного от внимания выставив язык и прижимая его к верхней губе, вышивала на белой ткани, вставленную в круглые пяльца, следующую розу в нарисованном букете, алыми нитками мулине. Антон сидел за своим письменным столом, в комнате с раскрытой дверью. Иногда настукивал по кнопкам пишущей машинки.
   - Муж, мне на днях привезут с работы компьютер, посоветовали в свободное время научиться на нём работать. Сказали, нужен для пересылки документов. Так что и ты научишься, а потом мы купим свой.
   - Хорошо, мне рассказывали, начали появляться электронные библиотеки, интересно посмотреть.
   - Ты гляди, - удивился Имант Иванович, - решили прекратить из Москвы в нашу страны финансы перечислять.
   - Правильно, мы самостоятельная страна и по финансам должны быть независимы от соседей. Я на работе столько переходом на самостоятельное финансирование назанималась... Театры наши, филармонии, библиотеки, художники, писатели...
   - Трудно тебе на работе? - спросила мама.
   - Да как? Настоящим делом мне заниматься интересно. Мамочка и папочка, а вам не надоело жить в городской квартире? Гулять по улицам города? В магазины ходить, на концерты с нами?
   - Дочь, ты чего говоришь? От нас вы устали, что ли?
   - Да не правильно я немного сказала... Вы от города не устали? Я - устаю. Я, бывает настроение, после работы вышла бы на поляны погулять, в лесок зайти, на берегу речки посидеть, вода успокаивает... И ещё, нравится мне любое дело доводить до конца. Вот смотрите, Дворец нации Литвы достраивается. Начаты строительства сельских домов разных типов по моим проектам. Моя работа над проектом Дворца приёмов правительства продолжается. Появился заказ из соседней страны, у меня с Польшей идут переговоры, насчёт создать для их страны один интересный проект, архитектурный. У Антона вышла четвёртая книга, в общем, денег мы заработали. И желаю рассказать вам, о самом главном я не забываю.
   Я молчала, пока не было на что восстановить наше прошлое, теперь слушайте. Мы построим сельский дом на самой-самой Родине наших предков, где их дом во время войны с Германией не сохранился. Дом построим в посёлке Немежис, Вильнюсский район. Где ваши родители жили. Всего семь километров от города, на машине проехать - дважды два. Денег на строительство хватит, участок для строительства я начала юридически оформлять, дом будет наш, собственный. Молча, про себя мечтала, во снах видела, теперь сделаем. И директор национального института архитектуры Артур Францевич нанять строительную организацию поможет, с ним я переговорила.
   Между прочим, мамочка и папочка, рабочим нравится строить красивое. Наш дом будет красивым. А рабочие...
   Я приехала на строящийся объект, рабочие не могут разобраться в моих рисунках, вызвали меня, автора. Ленты металлические, рабочим нужно ими устанавливать границы орнаментов пола. Бетонного, разных цветов по заливке. Затем шлифовать. Они меня обступили, как? Как? Вы - автор проекта? Да, я, сейчас покажу. Они в спецовках, я в белом брючном костюме, на высоких каблуках. Присела, выставляю рисунки, с ними чуть не на четвереньках передвигаюсь. Они мне - осторожнее, не испачкайтесь. И неожиданно начали предлагать, может так? Так? Нет, говорю, всё по рисункам. Они рисунок поняли, переплетениями, друг от друга стали требовать строго, выставляй только правильно, по рисунку. Рабочие на глазах заразились, увлеклись творчеством, им стало нравиться делать красивое... Удивительно, для меня, насколько людям нравится делать настоящее, гордость в них появляется за подобную работу...
   Антон перестал настукивать на машинке, пришёл ко всем.
   - Каким будет дом, расскажи?
   - Красный кирпич для стен. Большая стеклянная летняя веранда. На первом этаже просторная комната, кухня, ванна, туалет, кладовая. На втором три комнаты и тоже туалет, умывальница с душем. Общая площадь сто пятьдесят квадратных метров, нам хватит? И детская комната в доме, детская площадка во дворе с клумбами, качелями, песочницей...
   - Детская? - удивилась мама.
   - Мамочка, ну не могу я всё время быть деловой женщиной. Я хочу стать мамой, и стану.
   - Когда? - уточнил муж.
   - Куда вы все торопитесь? Стану. А ты папой. А вы бабушкой и дедушкой, и пусть наш наследник или наследница, кто родится, будет вырастать и в городе, и в посёлке наших предков. На природе. Будете, бабушка и дедушка, на поляны ребёнка водить, стрекоз и кузнечиков показывать, цветы полевые. Зачем ребёнку кузнечики в телевизоре? Трава нарисованная? По живой траве бегать будет.
   - Элзе, давай я буду наблюдать за правильным строительством? - потребовал отец. - Основательно наблюдать. Я ведь мастером на стройках работал, дело знаю.
   - Да, пожалуйста, скоро и начнётся, весной...
   - Хозпостройку надо во дворе добавить, с курятником, я буду своих кур разводить, с петухами, - добавил отец. - Яйца начнём есть домашние. И кроликов разведу, хозяйничать мне нравится.
   - Мама, а для тебя чего пристроить?
   - Я всем довольна. Так мы отдельно будем жить в посёлке? - Спросила тревожно.
   - Ой, да где хотите. Можете всё лето в посёлке, можете и зимой, отопление будет. Можете в городе. И мы точно так, с Антоном, и в городе и в деревне, жить станем на два дома. И все вместе, мы семья не разделимая. С работы приеду в посёлок - а там вы все, ну и радостно. Телефон в посёлке тоже у нас сделаем. Вот какие новости приготовила я вам, мамочка и папочка, - отложила Элзе пяльцы, - а пошли на кухню? Чай попьём? Я понимаю, вопросы будете задавать, за чаем и поговорим о доме... могу и изменения в проект внести, сама его создала...
   - А люди не скажут на нас, буржуи появились?
   - Мы деньги сами заработали на дом и сами тратим. Мы ни у кого не украли и на чужом труде не заработали. По-моему, мы занимаемся восстановлением обычной нормальной жизни семьи.
   - Да, - подтвердил Имант Иванович. - так и есть, так и есть. До чего же он приятное, восстановление порушенного жестокими врагами...
  

Глава 47

   В Варшаве, выйдя из их министерства культуры, Элзе попросила прогуляться по городу.
   Шли, смотрели.
   Жена заметила магазин дамского белья.
   - Подожди меня здесь?
   Стоял, курил.
   - Купила. Пардон за интимные подробности, двое трусов размером побольше и ещё двое побольше.
   - Зачем?
   - Муж мой дорогой, прежние мне тесными становятся. Полнеть я начала, животом.
   - Ты ешь как обычно...
   - Не понял? Я беременная, говорить не хотела, сама не верила. Наш ребёночек во мне сюда приехал.
   - Что-то я... я растерялся... наконец будет, будет!
   - Не кричи, не сглазь... И спокойнее, у нас твоя встреча с журналистами, пресс-конференция впереди в редакции их газеты, свою я отговорила на тему культурных связей.
   - Может бросим всё и поедем домой? Тебе покой нужен!
   - Спокойнее. Пока всего два месяца, мы внимательно проведём твою встречу. А ты заметил, - улыбнулась, - даже шампанское на приёме в министерстве я тронула губами и назад поставила? Нашему детёнышу шампанское нельзя.
   Их встретили, в редакции, проводили в назначенный зал с несколькими журналистами. И с кофе на всех столиках.
   - Пан писатель, нам известно, ваша пани жена - министр культуры. Вас не огорчает её высокая должность? Не завидуете ей?
   - Прежде всего она архитектор, имеющая на сегодня несколько авторских проектов, они исполняются, заканчивается строительство по её проекту Дворца нации Литва. Идут работы по другим проектам. Моя жена творческая личность, я тоже не заготовлением дров занят, а творчеством. Поэтому мы живём своими творческими делами, а её должность министра меня нисколько не тревожит. Кроме того, что работы у неё много, ведь она свои дела архитектурные не оставляет.
   А самое основное - идёт красивый процесс восстановления самостоятельного государства с названием Литва. Вы видите, пани Элзе как министр культуры приехала к вам для создания наших культурных связей, начались переговоры. Предлагаю надеяться и всем вам, у неё получится, она умеет доводить дело до нужной точки.
   - Вы, как писатель, имеете возможность говорить предельно свободно?
   Антон двумя руками плотно зажал рот, и журналисты поняли, начали смеяться. Вокруг получилось как-то ближе...
   - Ваши книги написаны честно, не привычно честно для вчерашних советских писателей...
   - Я был писателем ещё в советской стране, но я никогда не числился официальным писателем в Союзе писателей. Первое, что я услышал отзывом о моём самом первом романе - его в стране никогда не напечатают. Но я не стал таким дураком, чтобы заявлять, пускай тогда заменят страну. Остановят поезд, я сойду. Пусть и не на станции.
   - Как вы думаете, социализм как политическая система был ошибкой? Начиная от всех, назначенных теоретиками марксизма-ленинизма?
   - Мне на самом деле пришлось сильно думать, в чём ошиблись Карл Маркс? Энгельс? Ленин? В чём ошиблись русские честные люди, из обеспеченных семей и налаженной городской жизни уходящие в унылые нищие деревни просвещать народ? Устраивать школы? Работать врачами в больницах? Движение народников в России при царе помните? Разве они не занимались делом благородным?
   И ещё поворот проблемы, народ от них просил его просвещать? Хотя образованный сильнее и больше начинает понимать проблему отсутствия в человеке образования, культуры, возможности в жизни единственной понимать красоту архитектуры, музыку классическую, книги Льва Николаевича Толстого при личном прочтении... Так вот, неужели теоретики социализма, коммунизма жутко ошиблись? Вы чувствуете, какой слом? Исторический?
   Больные были раздумья, трудные. Но посмотрите, у Карла Маркса разве присутствуют в его работах сталинские государственные лагеря? Разве присутствует принудительный рабский бесплатный труд основным двигателем экономики социализма? Получается, ошиблись практики, а не теоретики? А между тем, даже при обрушении Советского Союза, идеи марксизма навсегда в мире пока никто не отвергает?
   - Вы - марксист?
   - Нет. Я размышляющий человек. Например, я знаю, при самой лучшей теории практики могут создать совсем не то. Не заложат фундамент и начнут строить дом, высотный. Дом рухнет. Или фундамент есть, а вместо цемента песок. Тот же губительный результат. Наверное, надо подождать. И мыслящие смогут найти, на самом деле социализм нужен или нет. Как и коммунизм.
   - Что вам мешало принимать и оправдывать социалистические идеи?
   - Постоянный крик от самых большевиков и дальше везде о устойчивости социализма при распространении его на многие страны. Не будет социализма в других странах и мы рухнем. Мне напоминало строительство с подпорками. Подпорки убираем - стена рушится.
   В сорок пятом победном году Советский Союз освободился от завоевателей, оккупантов немецких. А сам стал оккупантом, навязав некоторым европейским странам социализм, устроив единую экономическую и военную систему. У вас, в Болгарии, Венгрии, Чехословакии, в Германии Сталина просили устроить социализм? Документы с таким пожеланием народов отсутствуют. С одной стороны да, сталинские войска названные страны освободили от оккупантов фашизма, и тут же навязали чужеродный строй, не нужный им. Почему европейские страны, бывшие социалистические, сразу изменили у себя политический строй, после развала Советского Союза? Потому что свобода, самостоятельность в действиях, независимость всегда дороже угнетения.
   Руководители их стран и вашей тоже перестали ездить к московским начальникам, брать от них задания на тему что им делать, перестали исполнять чужие указания.
   - Как писатель, известный сегодня в Европе, что вы видели самое страшное в жизни?
   - У меня останавливались книги на выходе из печати. Тяжело держать себя в руках, но не страшно. И поправимо, условия переменяться - поплывём дальше. А вот другое... Раз я сидел и смотрел на папки со своими рукописями, И - простейшая мысль. Вот я пишу, пишу, а вдруг люди читать не будут? Читатель - вторая часть художественной литературы. Заставить его читать невозможно. И вот, вдруг читать не будут? Что мне делать? Застрелиться? Действительно, да хоть стреляйся. Я успокоился, Понял, нужно время и увижу - читают или мои книги не нужны. Оказались нужные, сижу с вами, пьём кофе, беседуем...
   - Вы бываете в России? В какую сторону она направится? Что от неё ожидать?
   - Да, бываю. Знаю происходящее в ней. Там будет такое - нормальный человек не поверит в происходящее. С помощью лжи и подлости начнут гнилое выдавать за чудесное, в культуре, в общем поведении людей. Верность в семье не нужна, нужнее любовники и любовницы, и дальше полный набор всяческой дряни. Вплоть до хорошее образование жить мешает. Думать заставляет, а думать не надо. Будут расстрелы людей, своих противников во власти. Будут избиения людей протестующих, их убийства, войны на территории страны, новые ограбления через выдуманные налоги с платой повыше, чем при татаро-монгольском иге. Все детали нам покажет будущее.
   - Почему?
   - В Москве я спросил понимающего друга. Ты не знаешь, отчего у нас сплошное холопство? И мало людей самостоятельных? Ответ его. Отчасти - в силу за предыдущие века сформировавшейся рабской психологии, отчасти - от нелюбви к образованности, отчасти - от отсутствия политического инстинкта и неспособности организовываться. Повторяю, нормальный, культурный, честный человек не поверит в происходящее. И - с другой стороны. А что предлагают пришедшие к власти основной идеей? Ничего. Набор общих слов, не конкретных. Ни капитализм, ни социализм, ни давайте снова царизм сделаем... в общем сыромятина какая-то... без основной пружины, то есть идеи.
   - Вы человек другой национальности. Вас не раздражает жизнь в Литве?
   - Литва первой из бывших республик отделилась ото всех других. Я не хочу жить в стране диктатуры жестокости по отношению к людям. Вы полагаете, громадное общество за одну ночь переродилось? Вместе с системой угнетения? Начатой даже до большевиков семнадцатого года? Почему-то у них в начальниках страны всегда оказываются жестокие, умеющие танки загонять в города и расстреливать людей. Доездились, до своей столицы. Смотрите, - Будапешт, Прага, Кабул, Вильнюс, в августе девяносто первого своя столица Москва, повторением жестокости снова своя столица Москва девяносто третьего года с расстрелом своего парламента из орудий танков... Расстреляли избранных народом депутатов, расстреляли пробующих их защитить граждан страны, прямо в здании парламента и рядом с ним.
   Это как? Вы приходите в мой дом без приглашения, но с пулемётом и гранатами, ваша пушка направлена на мои окна, и начинаете предлагать дружбу на все времена? Как не дурак я в ответ автомат не возьму, но буду думать постоянно о потребности освободиться от рабства. И освобождаться.
   Почему ни одна страна европейская подобным образом не делает? На танках не катается у себя дома для подавления стрельбой народа своего, не катается и к соседям? В новейшей истории?
   Думать как гуманисты и договариваться умом при конфликтах наследники большевиков не научаются никак. Убивать людей им привычнее и проще. Я не придумал, не оболгал. Как видите, мои слова подтверждены их историй, другой у них не было.
   Я человек европейского склада. Обширных и свободных размышлений. Могу писать в любой стране, все мои книги, пока, на одну и ту же тему. Сущность человека его присутствием в мире. Архитектура общества людей. В Литве мне пишется, как хочется, значит, я на месте.
   - Вы бы переехали в США?
   - Нет. У них другая культура, с моей в неё сходу не войти. На своём месте светлее. И привольнее. Для моего разума мне было приятно недавно прочитать слова мэра нашего города, передаю их по памяти. "В городе Вильнюс мы поощряем дух свободы, возможности выражения мнений, солидарность и поддержку укрепления демократии для зарубежных стран, чтобы отметить важные политические, культурные или другие значимые события. Солидарность литовского народа, Вильнюса и гостей города в борьбе за правду и свободу". С такими мне по пути, и вот почему мы сегодня здесь.
   - Вы человек интересный, в вас чувствуется состояние провидца. Вы можете сказать, что может стать страшной бедой для любой страны мира?
   - Могу. Биологическая необъявленная война. Зачем становиться отмеченным агрессоров, начавшим войну? Можно начать войну неизвестным, чтобы позже не судили международным судом. Зачем тратить громадные средства на атомные бомбы, ракеты доставки? Уничтожающие города? Когда цель любой войны - уничтожение людей? А города можно грабить, опустевшие. Откуда в мире взялся СПИД? В разных странах? Как врут, из Африки. Почему же его раньше в Африке не было? Понимаю, он появился репетицией биологической войны. На создание оружия биологической войны денег, видимо, тратится намного меньше. Способ доставки - распространение само по себе. Создадут вирус, со временем, действием намного сильнее. Появится в разных странах одновременно. Люди начнут болеть и погибать миллионами.
   - Кто создаст?
   - Злые люди. Не мы с вами.
   - Когда создадут?
   - Поживём - узнаем. Звоните злым, может они расскажут. Я ошибаться могу, но - в мире накопилось много, много зла. И злость сегодня сильнее добра. Биологическая война очень выгодна. Затраты меньше, чем на войну с самолётами, ракетами, авианосцами, танками, атомными уничтожительными для городов бомбами, а биологическая - заходи в чужие города чужих стран, после вымерших людей пустые, забирай и имущество, и золото в банках, и производство. Культурные ценности тоже. Понимаете, как просто и прибыльно? Желаю всем нам, чтобы я ошибся.
   - Вы видели лучшее в жизни? Оно - что?
   - Моя жена. Архитектор Элзе.
   - Мы уловили по вашему к ней отношению. Как вы на неё глядите. Но из событий? Оно - что?
   - Восстановление. Восстановление, после одиночества, устроенного в истории прежней страны для меня - властью, семьи. Как лучшего природного события в жизни. Восстановление художественной литературы свободной, без цензуры. Восстановление независимой страны, возвращение на историческую Родину наших родных людей и первой - моей жены. Восстановление человеческого отношения к человеку.
   - К которому человеку?
   - Любому.
   - Спасибо вам за ваши ответы. Спасибо за терпение вашего министра культуры, она не обрывала вас и не указывала, как прежняя советская власть, чего говорить и на какие вопросы молчать.
   Элзе расхохоталась и всем помахала рукой.
   - До встречи, друзья! И в нашей стране, в Литве - тоже! Встретимся на первом международном фестивале культуры Литва - Польша!
  

Глава 48

   - Ребёночек, поехали домой, - погладив себя по животу, сказала Элзе, войдя в купе поезда.
   Обернувшись улыбкой на мужа...
  

Конец романа.

12.09.2020 год. Вятка.

  
  
  
  
  
  
  
  
   212
  

213

  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"