Небо в начале лета не синее, не прижимает тёмной тяжестью, - прозрачное небо, легчайшей голубизны, и облака на нём - пух лебяжий...
Степь пустая, пылью по ней несётся ветерок утренний, - суховеи вертятся суженными книзу закрутками, суховеи, на шестах близко от недостроенного буддийского храма, белого, с красными колоннами, с приподнятыми углами крыш вьются переливчато цветные ленты, оранжевые, красные, жёлтые, все тёплого цвета, все шевелящиеся, зовущие во что-то обещанием, праздником непонятым...
Джайра выскакивает на край многоступенчатого крыльца, широкого, родительского дворца, взмётом оказывается в седле на белом тонконогом скакуне, отец сказал арабский скакун, только за тысячи долларов продаётся...
Пятнадцатилетняя, тонкая, одетая в яркий, красный брючный костюм, сшитый для прогулок на коне, чёрные сапожки...
По желанию, когда захочется...
Кожаная уздечка на коне пропечатана золотыми шишечками...
Жеребчик изгибается коротким телом, выворачивая шею, пробуя достать до стремени наездницы, - шу, шу, - слышит посыл вместе с направляющими поводами уздечки, рвётся в открытые ворота в степь, - позади охранники, позади отцовский дом, похожий на трёхэтажный дворец. Весь новый, на первом этаже керамический полами, как за границей, весь европейский, стильный, по проектам дорогих дизайнеров сделанный, с пластиковыми стенами, французскими натяжными потолками ровнейшими, с полами из шлифованной сосны, привезенной сюда из какой-то северной страны, Финляндии, кажется, с коврами толстыми на полах второго, третьего этажа, позолоченными кранами в ванной, где сама ванна с наддувом бурлящего в воде воздуха, с гаражами и конюшней во дворе, закрытом для всех чужих высоким кирпичным забором с камерами наблюдения и овчарками на цепи, бегающими по протянутым на земле проводам под самым забором со всех сторон дома, для них специально есть человек, конюх, ухаживающий и за псами, кормящий их для ярости сырым мясом...
Джайра несётся верхом без дороги по степи, пустой, для утренней прогулки, а там, отдалённо, кланяются, кланяются, вниз-вверх машут качалки на нефтяных скважинах, их купили родители, скважины, они наши, уверенно думает девушка Джайра...
Там что-то снова бурят, там бульдозеры сдвигают в сторону безтравный верх жёлтой степи, там пыль, в ту сторону не скакать, повернуть коня, улетающий назад горизонт изгибчато накренив...
Влететь, наскакавшись, на свой двор, распугивая пару павлинов бросить поводья подбегающему конюху, - к себе на второй этаж, раздеться, бросая на пол костюм и остальное, слуги подберут, почистят и постирают, погладят, - вниз поплавать в бассейне под стеклянным потолком, в толстом халате упасть на широченный диван и поваляться, разглядывая яркого разноцветного попугая в высокой клетке, пока домашняя прислуга готовит лепёшки и сметану с сахаром, английский чай, пахнущий заморскими цветами...
Позвонить, заказать на пять вечера прогулку по столице на автомобиле самого президента, потянуло сегодня поездить по степной столице на "Роллс-ройсе", чёрном, торжественном, недоступным для всяких, с флагом президента на крыле впереди, остановиться возле торгового центра "Золотой караван", под вывеской с семью золотыми верблюдами над мраморным входом главным, зайти, ничего не купить, вернуться и подождать, пусть водитель откроет заднюю дверь блистающую... Фай-фай, всего три тысячи долларов и катайся час, отсюда, из дворца за городом заберут и сюда же привезут... Впереди водитель президенту левые зарабатывает, позади сидишь одна, чувствуешь себя надо всеми, над городом и над степью, сразу надо всеми, и хочешь рукой помахать в раскрытое окно знакомым девчонкам, пускай удивляются и завидуют...
Свои машины в гаражах - пять разных, с кондиционерами, только они, разноцветные иномарки, японские и немецкие, без президентского флага, ну и кого удивишь?
Хорошо жить, где исполняется всякое желание. Всего в пятнадцать лет, всего в начале близкой взрослости...
Папа по делам в Лондоне, мама по делам в Бельгии, обещали скоро с собой брать, чтобы привыкала к европейским обычаям после степной страны близко от высыхающего, исчезающего бывшего моря...
2
Разговор, весной.
- Отец, ты кем был до этой власти? В том самом Советском Союзе, где я не родилась?
- Я закончил московский престижный институт нефти и газа, начинал работать сразу главным инженером управления. Мне наш родственник помог, он был председателем городского исполкома, весь город ему подчинялся. А мама институт закончила экономический, пригодилось, когда приватизация началась.
- Та приватизация, её мальчики в школе называют воровской?
- Почему она воровская? Злые твои мальчики в школе, не слушай глупцов, они тебе завидуют. Добыча нефти была государственной, после исчезновения той страны стала ничей. Мы с родственником оформили документы, нефтяные скважины стали наши. Хорошая власть началась, настоящими людьми мы себя почувствовали. С мамой в восьми странах побывали, скоро тебя с собой возить за границу начнём. Ты учи французский язык, я мечтаю, чтобы поступила и училась, ты, наша дочь, в Париже, в университете. Ты должна стать великой продолжательницей нашего рода, известной во всём мире, с европейским образованием, может, сюда вернёшься и президентом станешь. Не захочешь возвращаться, в Париже дальше учиться будешь, учёной станешь, профессором университета.
- Я звезда, я должна стать известной на весь мир.
- Чем?
- Придумаю, чем-нибудь. Взрослой начну заниматься историей, я хочу восстановить родословную всего нашего рода.
- Наш род древний, ханский род, не какие-то бедняки позади нас. При советской власти нельзя было говорить, не получилось бы устроиться в жизни. Мы молчали, а сами знали. Мне нельзя было жениться на простой девушке, только на девушке из древнего ханского рода. Твоя мама из такого рода, и я правнук хана. Мы сейчас и живём как положено ханам, чего по сторонам - не наше дело, никогда не обращай внимания на бедных. Им положено быть бедными, они не из ханских родов.
- Я ханская дочь? Как принцесса в европейской стране, где остались принцы и принцессы?
- Да, ты ханская дочь, ты должна гордиться и беречь традиции нашего рода. Запомни, все остальные всегда должны относиться к тебе с почитанием, а не с обычным уважением. Есть нижний слой людей, а мы из не высшего, мы из наивысшего. Мы потомки древних половецких родов, мы половцы настоящие. Тебе нельзя будет выходить замуж за кого попало, только за потомка половецкого хана. И ты обязана ничем не унизить наше достоинство, ханы для бедняков недосягаемы, ханы беднякам посланы для почитания, для примеров, как достойно, с уважением к своему роду положено жить.
- Я как звезда должна бывать на благотворительных вечеринках, специально ездить по магазинам, носить стильную одежду. Я должна быть недосягаемой, примером для остальных, кто по тротуаром в городе бродит.
- Постарайся держать себя высоко.
- К нашим воротам старик бедный приходил, говорил, в земле дырки крутите, подземные озёра нефти наверх достаёте. Скоро земля под вами провалится. Так бывает, отец?
- Не слушай глупцов, они нам завидуют.
3
Перед ночью Джайра походила по второму этажу, немного поскучала по уехавшим родителям. Попила кофе и села за компьютер. Разглядывала фото голой балерины, показывающей возле зеркал во всю стену разные балетные позы. Джайра не захотела поступать в училище и становится балериной, - всё тело девушки на фотографиях напоминали затиснутые под её кожу канаты и узлы, всё мускулистое, как у культуристки. И немного чужим на таком теле смотрело молоденькое лицо, без тугих узлов и подкожных канатов. Я не стану такой, я никогда не стану такой, отказывалась от увиденного Джайра.
Не зная, в Германии, сейчас же, зашёл на российские сайты Вили Нагель, уехавший с родителями из Саратова четыре года назад и по прежней своей стране скучающий. В новых фото он увидел кадр - девушка с лицом, по краям сильно закрытым тёмными жёсткими волосами, в голубой майке с короткими рукавчиками и синей юбке, короче некуда, в две её ладони шириной, расстёгивает застёжки юбки, и подпись - девственница.
- Дальше покажет себя? - нажал на кнопку Вили.
Девственница присела на ковёр, свернув ноги на сторону, показывая под короткой расстёгнутой синей юбкой белый уголок трусов, на том месте, где лучше бы их убрала. Лицо в открытую, вопросительные чёрные не совсем узкие глаза и подпись под кадром: правда, я похожа на японку?
Вили перещёлкивал кнопки, получались движения кадров как в кино.
Приспущенная к коленкам юбка, показавшая открыто плотные белые трусики с выдутым, вложенным в них самым низом.
Снятая майка, розоватый лифчик.
Приспущенный лифчик, выдутые изнутри близкой взрослостью груди с ниточками подкожный рек жизни, просвечивающими, бегущими к соскам.
Нагнувшаяся, снимающая трусики.
Смеющаяся, лежащая голой, желательно для себя показывающая жёсткую темноту волос, утекающих между ног дальше.
Отвернувшаяся, лежащая на боку, показывающая неожиданно широкий зад наездницы вековой, наследницы каких-то кочевниц.
Присевшая на ноги, их сильно разведя в стороны.
Пальцы, растянувшие розовую щель, малюсенькое отверстие в глубине с полупрозрачным ободком мутноватым.
- Скажи, - спросил у сестры Вили, - девственница кто? Не потерявшая сама понимаешь что? Если не потерявшая то самое, а стыда не имеющая и показывающая свою девственность в Интернете всему миру, она девственница?
Сестра подошла, глянула на экран, хмыкнула:
- Других способностей нет, что ещё ей показывать? Продаёт свою девственность, что ли? Цену не проставила?