Не знаю, как вам, но мне слово "коллекционер" внушает особое почтение. Да, да, именно так. Вы только представьте себе какими знаниями и навыками необходимо обладать, чтобы отличить старую и действительно ценную вещь от обычной. Для этого надо знать много, в том числе способы и материал изготовления какой-либо вещи в тот или иной период, какие краски применялись, годы жизни мастера или художника, какие способы маркировки оригинальных произведений существовали в разные периоды и так далее и тому подобное. Не каждый может обладать такими познаниями.
Конечно, вы можете возразить, что все приходит с практикой. Не буду спорить, это безусловно так, но сколько ошибок совершите вы, пока "набьете себе шишек", а "шишки" в антикварном сегменте - это ваши пропавшие деньги и время, плюс разочарования. Поэтому, если кто-то из вас захочет стать коллекционером чего-либо, я советую теоретически подготовить себя, чтобы избежать хотя бы грубых ошибок, а время и практика довершат вашу специализацию и выработает чутье на старину.
Ныне, в эпоху Интернета, получить необходимую информацию и знания о каком-либо предмете намного проще, чем это было в прошлом веке.
Некоторые, не особо посвященные люди, считают коллекционеров людьми со странностями, если не сказать больше. Да, иногда встречаются настолько фанатичные в своей страсти, что не только могут показаться странными, но действительно приобретают странности.
Я был знаком с одним из таких коллекционеров. Был он разведен, одинок, жил в комнате с соседом. Когда я первый раз попал в его жилище, я был поражен. Уже в коридоре было нагромождение различных предметов, начиная со швейных машин "Zinger" и кончая граммофоном. Швейные машины этой фирмы, я уверен, вы видели и представляете, а вот об этом граммофоне хочу сказать особо.
Как вы представляете граммофон? Ящик, с торчащей над ним большой жестяной или латунной трубой, передающей звук пластинки, но этот был произведением столярного искусства. Он был выполнен в форме некоего бюро, на котором можно было стоя писать письма. Его высота была около ста тридцати сантиметров. Верхняя крышка открывалась и под ней был диск, на который ставилась пластинка, а по бокам бюро находились небольшого
2
размера дверцы. Если крышку и дверцы закрыть, то ни за что не подумаешь, что это граммофон. Дверки были предназначены для регулировки силы воспроизведения звука. Чем больше откроешь дверок, тем сильнее звук. Изготовлен был этот музыкальный аппарат из ценной древесины. Скорее всего, это был орех, а может быть палисандр. Звук исходивший из него был очень приятного тембра.
В самой комнате я насчитал более десятка патефонов, на что хозяин поправил меня и уточнил, что у него семнадцать патефонов. Как я обратил внимание, ножки дивана были откручены и вместо них по углам были подставлены патефоны. Посмотрев на такое количество патефонов, я подумал, что хозяин явно переборщил.
Были у него другие интересные и даже, ценные предметы. Некоторые из понравившихся вещей, после смерти хозяина, я приобрел у его сына. Жалею, что упустил восьмигранную гармошку "Концертина", украшенную перламутром.
* * *
Анатолий ПавловичЮферев был прирожденным антикваром. Что случается довольно редко. Уже в молодые годы, когда большинство из нас беспечно потягивает пиво в кафе или сидит в кино, он читал соответствующие книги и советовался с представителями старой гвардии коллекционеров, которым импонировало внимание к их увлечению этого молодого человека. Они с удовольствием показывали и рассказывали ему предметы из своей коллекции, поясняя тонкости и особенности изделия, будь то старинный фарфор, бронза или живопись. Анатолий внимательно слушал пояснения и наставления и впитывал их.
* * *
Существует версия, что любовь к антиквариату и старине ему привили отец и дедушка. Дедушка Василий служил священником и в, силу этой профессии, имел в доме старинные книги, иконы, различную церковную утварь. Отцу Анатолия была уготована эта же участь, но из-за слабого голоса он был вынужден отказаться от церковного сана и получил образование в Петербургском художественном училище. Скорее всего, это и повлияло на формирование личности Анатолия Павловича как коллекционера.
Кстати, забегая вперед скажу, что многие считали, что в коллекции А.П. Юферева имелась работа Мурильо, но, как мне рассказывал Николай Иванович Суворов, эту работу (в стиле Мурильо) написал отец Анатолия.
3
Возможно это была копия с какой-нибудь работы великого мастера, студенты всегда занимались копированием классики. К этой работе мы еще вернемся.
* * *
Еще до женитьбы он частенько приносил в дом выброшенные на свалку предметы быта. Многие из них были в хорошем, рабочем состоянии, но бывшие владельцы с удовольствием заменяли их новыми. Это были угольные утюги и самовары, колокольчики, подсвечники, канделябры, старинные книги...
Следует сказать, что Анатолий окончил Вятское сельскохозяйственное училище по специальности "ботаник садов" и многие годы работал директором ботанического сада, но потом, из-за разногласий с руководством краеведческого музея, в подчинении которого находился ботанический сад, уволился и работал садоводом-художником при городской администрации.
Старожилы Кирова хорошо помнят прекрасные садовые работы Анатолия Павловича в Халтуринском сквере. Мне довелось видеть фотографию, на которой была огромная ваза из цветов. Ее высота была около девяти метров и весила она пятнадцать тонн. Что самое удивительное, на одной стороне вазы из живых цветов был выполнен парадный портрет Сталина, а на второй какая-то его цитата. Не каждый художник может писать портреты, а тем более портрет "вождя народов", а Анатолий сумел воспроизвести образ вождя из цветов. Всю конструкцию Анатолий Павлович разработал сам. Она состояла из металла и дерева и была способна выдержать дождь и сильный ветер.
Впоследствии эту вазу в разобранном виде привезли в Москву, собрали и она демонстрировалась на ВДНХ. Даже художники-профессионалы высоко оценили качество и достоинство этой вазы.
* * *
Я хорошо помню свое детство и отрочество, 50-60-е годы прошлого века. В двух кварталах от нашего дома была приемка старья. Принимали все, начиная от костей животных (из них изготавливался клей), тряпья и всевозможного металла, среди которого больше ценилась медь и латунь. Принимали бумагу, книги, журналы, газеты. Килограмм такого утиля стоил сущие копейки, которые можно было получить тут же, но мы, дети, как
4
правило, просили воздушные шарики, пистоны для пистолетиков и прочую мелочевку. Шарики через пару часовлопались, пистоны расходовались и мы, пошарив по сараям или чердакам, снова несли старье в приемку.
У нас от бабушки остался большой угольный утюг. Был он тяжелым и большим, но самая прелесть его заключалась в том, что это было произведение искусства. Отверстия, через которые раздували угли, были оформлены в виде узоров, а вытяжная труба увенчивалась головой льва. По сегодняшним меркам место ему в Русском музее или Эрмитаже, но мама, как только появились электрические утюги, категорически потребовала, чтобы отец купил электрический. Угольный, по прошествии какого-то времени, также сдали в металлолом.
Эх! Сегодняшнюю бы голову в то время... но, как говорится, всему свое время, а время ушло.
Помню, однажды, в поисках старья, я нашел на чердаке какое-то изделие, похожее на патефон, но без корпуса. На диске были небольшие шпенечки, которые задевали стальную пластину на которой были "язычки". Для проигрывания мелодии было необходимо завести пружину аппарата, после чего диск начинал крутиться вокруг своей оси,шпенки задевали заязычки, а те издавали музыкальные звуки. Таким образом это устройство проигрывало какую-то мелодию, заложенную на этом диске. Мелодия была одна, диски не менялись. То есть - это был прообраз патефона. Сколько же ему было уже тогда лет? И сколько он сегодня может стоить? Страшно подумать.
Я видел подобный аппарат в Лальском музее. Был он в красивом деревянном ящике и, что удивительно, звук этого аппарата был совсем не похож на металлический. Его тембр был "мягким" и напоминал звук кларнета. Это было удивительно. Возможно это происходило от древесины, из которой был изготовлен резонатор, не знаю, но звук был приятный, сочный.
* * *
Дом, в котором жил Анатолий, был бревенчатый, большой и состоял из пяти комнат, отапливался дровами. Все свои находки он приносил, чистил, придавал имцивилизованный вид и раскладывал, в зависимости от размера, в доме или сарае.
5
Некоторые старинные вещи, которые в те годы стоили копейки, покупал в комиссионных магазинах. Там же, иногда, приобретал и произведенияживописи и графики. В основном это были пейзажи Вятских художников, но попадались среди них студенческие работы столичных художественных училищ и работы профессиональных художников других городов России. Иногда в комиссионках попадались фарфоровые изделия восемнадцатого и девятнадцатого веков.
Когда Анатолий Иванович женился, увлеченность антиквариатом перешла с любительского уровня на профессиональный. Его супругой стала Надежда Викторовна, пианистка, работавшая музыкальным руководителем в детских садиках. Ее профессия позволяла ей не только быть сытой самой, но и приносить продукты питания домой, что экономило деньги.
Анатолия знали не только все коллекционеры Вятки, но старьевщики с рынков, а также многие строительные бригады города, осуществлявшие снос старых домов, рытье котлованов под каменные застройки и т.д. Все, что они находили в брошенных домах или откапывали и казалось им интересным, они несли ему, продавая за бесценок. Так постепенно формировалась эта коллекция.
Дружил он со многими кировскими художниками, журналистами, писателями и другими не менее известными личностями Вятки. Был в числе его друзей и правнук Михаила Лермонтова Геннадий.
О! Геннадий был яркой личностью и достопримечательностью Кирова того периода. До Вятки он жил во Франции, но испытывая ностальгию по России, попросил Советское гражданство. Поскольку он проживал в капиталистическом государстве, его определили в Вятку (куда же еще сослать капиталиста, как не сюда?).
Геннадий любил гулять по улицам Кирова. В то время это был уже старик с большой гривой седых волос. В его руках всегда находилась трость с наконечником из слоновой кости. Выглядел он статно, ходил не спеша и церемонно раскланивался со знакомыми вятичами. Об этом мне рассказывал Вернер Мартинович Бяренгруб, замечательный человек, страстный книголюб и филателист, знаток шести иностранных языков. До 1939 года он проживал в Эстонии, был владельцем парохода, перед войной побывал на нем в Германии.
6
Когда Эстонию "присоединили" к Советскому Союзу, его, как неблагонадежного и "буржуя" (брат Вернера Мартиновича проживал в Швейцарии и не только писал письма, но ежегодно присылал брату хронологию марок Франции. Эта коллекция насчитывала тысячи французских марок с 1914 или 1915 года) сослали в Киров.
* * *
Война стала новым этапом в собирательстве редкостей. На фронт Анатолия не призвали и он продолжал работать садоводом и пополнять коллекцию.
Неизбежным спутником любой войны является голод. С уходом мужчин на фронт многие семьи осиротели. Женщины всю тяжесть содержания и воспитания детей взвалили на свои плечи. Зарплаты были маленькими, а детей в тот период в каждой семье было три-четыре и все они просили кушать, поэтому на рынок на продажу несли все, за что можно было получить хотя бы какие-то деньги.
В бедственном положении оказались не только семьи рабочих, но и интеллигенции, многие из которых окончили престижные ВУЗы Москвы и Ленинграда. Некоторые, хотя скрывали это, были из бывших дворян, что предполагало наличие у них каких-либо семейных ценностей и антикварных предметов. Этот период стал для Анатолия Ивановича настоящей Меккой.
Следует сказать, что, хотя шла кровопролитная война, жизнь, как говорится, не остановилась. Киров был вдали от этих трагических событий. Люди, особенно те, у которых близкие избежали фронта, продолжали не только жить, но и искать какие-либо радости, которые могли помочь забыться и отвлечься от событий.
Не составляла исключения и семья Юферевых. Иногда в их доме по веерам звучала музыка, слышалось пение, приходили друзья и знакомые, желавшие тоже отвлечься от повседневности. Пили чай с капустными пирожками или печеньем, приготовленными хозяйкой дома, делились новостями жизни и фронта...
Надежда Викторовна не скрывала это и рассказывала об этом своим знакомым, посещавшим ее после войны, в том числе мне. Рассказала она об этом и Александру Реве, самодеятельному "поэту" и работнику краеведческого музея, называвшего себя историком-краеведом, хотя ни исторического, никакого другого образования у него не было.
7
А. Ревапытался втереться в доверие к Надежде Викторовне в надежде на то, что та, не имея детей и наследников, подарит ему часть коллекции, но его надежды не оправдались.
Разочаровавшись ожиданиях, он, после смерти Надежды Викторовны, неожиданно в газете "Вятский наблюдатель" поместил статью осемье Юферевых, в которой называл их безграмотными и никчемными людьми, не понимавших ценность собрания.Не забыл он упомянуть и о музыкальных вечерах во время войны обвинив Юферевых в черствости, безнравственности и прочих "грехах", когда многие гибли на фронте.
Я, в этой же газете, дал отповедь "краеведу", написав, что если бы он написал подобное при жизни Надежды Викторовны, то его больше не пустили бы даже на порог дома.
На мой взгляд, Анатолий Павлович и Надежда Викторовна хорошо понимали ценность их собрания, но что касается стоимости, тут я должен признать, что, не являясь продавцами или спекулянтами произведений искусства и антиквариата, они могли не знать настоящую рыночную ценность произведений. Они только собирали, можно сказать - спасали раритеты.
* * *
Я не застал Анатолия Павловича в живых, он умер за несколько лет до того, как я с семьей переехал в Киров и не слышал о нем ничего.
Моя жена, Елена, окончила училище искусств и работала преподавателем фортепиано в музыкальной школе. В числе ее училищных подруг была Людмила Суворова. Лена познакомила меня с Людмилой и ее родителями. Николай Иванович Суворов был уже в то время на пенсии. Ранее он был военным архитектором, а после выхода на выслугу лет продолжил работу в гражданском градостроительстве. Это был интересный человек. Большой любитель книг, знаток художественной литературы, коллекционер марок, монет и дореволюционных открыток. Я, во время наших с Леной визитов к Суворовым, с удовольствием проводил время в беседах с ним.
Однажды он спросил меня, знаком ли я с Надеждой Викторовной Юферевой, вдовой очень известного Вятского коллекционера? Я ответил
8
отрицательно и Николай Иванович пообещал познакомить меня с ней и коллекцией.
Условившись о дне и времени, мы с Николаем Ивановичем посетили Н.В. Юфереву и он представил меня как педагога музыкальной школы, большого любителя книг и начинающего коллекционера. Надежда Викторовна любезно встретила меня, пригласила посетить ее снова и осмотреть коллекцию, что я с удовольствием, не откладывая дело в дальний ящик, и сделал.
* * *
Дом, как я уже говорил, был большой и все стены, от пола до потолка, были увешаны картинами и иконами. Посередине первой комнаты (как ее называли "зал") стоял дореволюционный концертный рояль около трех метров длины. Я начал свой осмотр коллекции именно с него. Рояль был в нерабочем состоянии. Многие клавиши не нажимались и не издавали звук. Под крышкой (на струнах и деке) я обнаружил сено или солому. Струны были ржавыми, некоторые порваны. Я показал Надежде Викторовнемусор и она призналась, что всю войну рояль стоял в сарае, на него попадали дождь и снег. Восстанавливать его, как я понял, было, практически, бессмысленно. Однако, на чтоя сразу обратил внимание, корпус его был изготовлен из палисандра, очень редкого и ценного дерева.Я поинтересовался: не продается ли он? Надежда Викторовна проинформировала, , что Дом офицеров, несколько лет назад, предлагали ей за него двадцать пять рублей и обещала подумать. Сам рояль мне, конечно, был не нужен, но меня интересовал палисандр.
Затем она начала показывать картины на стенах и всевозможные предметы на столах и тумбочках. Чего здесь только не было? Помню, около старинного комода на изящных этажерках стояли майоликовые фигуры Гамлета, с одной стороны, и Офелии сантиметров по семьдесят пять в высоту с другой стороны. На комоде были три бронзовых сидящих фигурки Будды, одна из которых была покрыта позолотой. Тут же стоял набор слоников из сандалового дерева. Надежда Викторовна дала мне понюхать их, сопроводив ремаркой, что им более ста лет, а запах сандала еще сохранился.
Сильное впечатление на меня произвел бронзовый чернильный прибор эпохи поздней Римской империи. Он был выполнен в виде двух башен
9
замка, по бокам которых стояли фигуры легионеров с копьями, которые были предназначены для установки свечей.
Рядом с Буддой стоял серебряный кубок, высотой сантиметров пятнадцать, покрытый декоративным орнаментом. Сначала он не произвел на меня сильного впечатления, но хозяйка рекомендовала посмотреть на дно кубка. Первым делом я подумал, что она хочет показать клеймо завода изготовителя, но когда перевернул его, то увидел впаянный в его дно Константиновский рубль.
Дело в том, что Константин, наследник Российского престола, отказался от трона и женился на польской девушке не королевских кровей и проживал в Польше. Пробный рубль выпустили в количестве шести или семи экземпляров, поэтому он является огромной редкостью.
Я несколько усомнился в подлинности этого рубля, но подумал, что если это даже подделка, то и в таком качестве она может стоить полугодовой зарплаты учителя.
В одну из ваз, стоящих на комоде, были насыпаны дореволюционные монеты разного номинала из меди и серебра. Я с любопытством покопался в них.(Позже, когда я рассказывал свои впечатления от визита Николаю Ивановичу и упомянул о коллекции монет, он с улыбкой проинформировал
меня, что то, что я видел - мелочь. Основную коллекцию монет, большую и ценную, она хранила в тайнике).
Было на столах и комоде много фарфоровых статуэток, некоторые из которых были французского фарфора, так называемого мейссенского. Было много хрусталя с гербами и вензелями. На полу, около комода, стояла большая, расписная (ручной работы) фарфоровая китайская ваза. Она была более пятидесяти сантиметров высоты и в прекрасном состоянии. Было здесь и Каслинское литье... Сильное впечатление произвел гобелен Петровской эпохи. На нем была изображена сцена коронации Петром Первым Екатерины. Не помню картины в этой комнате и их авторов, но в этой комнате их было не так много.
После этого Надежда Викторовна повела меня по другим комнатам. Кого и чего там только не было? На одной из стен от пола до потолка висел портрет императрицы Екатерины Второй в полный рост, к сожалению, не помню автора. Рядом с портретом висела картина П. Брюллова на итальянский сюжет, подобная "Итальянскому полдню". Здесь же
10
были представлены Константин Юон, Василий Бакшеев, Иван Айвазовский, Аполлинарий Васнецов, МихаилАндриоли, Сергей Жуковский... Всех не перечислить.
В соседней комнате в углу висел "Портрет девушки в кресле" Константина Коровина форматом около 80х60 сантиметров. Эта работа произвела на меня очень впечатление. Миловидная девушка сидела в плетеном кресле, повернувшись к зрителю в три четверти на фоне темной зелени.Подведя меня к противоположной стене, Надежда Викторовна обратила внимание еще на одну картину:
- Это Ван Дейк, - сказала она и добавила, - эту работу, императорские часы с бриллиантом на крышке и колонковое манто мы выменяли с Анатолием за один вечер во время войны. - Народ голодал, - продолжала она информировать меня, - а у меня была возможность доставать продукты, так как во время войны я работала в трех детских садиках. Люди могли умереть, не получив ничего, а мы помогли им выжить. - Такая откровенность даже смутила меня.
Подлинный или не совсем подлинный Ван Дейк я оспаривать не буду, но то, что работа была очень старая, а манера письма говорила сама за себя - это был факт. Может быть художник не сам писал всю картину, но то, что он приложил к ней свою "руку" не вызывало сомнений ни у кого, кто видел ее. Даже искусствоведы признавали, что Ван Дейк в ней, безусловно, присутствует. Кстати, в ту эпоху большинство профессиональных художников работали именно так: подмастерья делали основную работу, а мэтр наводил на нее последний лоск.
Часы с бриллиантом она мне не показала. Как я понял позже, они тоже находились в тайнике, но представляю себе какого размера был этот бриллиант, если часы принадлежали Австрийскому императору? Это вам не колечко с камушком, величиной со спичечную головку...
Были на стенах работы других известных мастеров. Одна работа, на религиозный сюжет, принадлежала кисти МихаилаНестерова. Были работы Е. Чарушина, Н. Ге, А.Рылова, вятских художников А.В. Исупова, Л.В. Куклина (мне понравился его "Автопортрет"), Н. Хохрякова, А. Князева.
В последней комнате на полу лежала стопа холстов без подрамников около 25-30 сантиметров в высоту. Их средний размер был около 50х60 сантиметров. Холсты были проложены газетами. Как бы между делом
11
Надежда Викторовна пояснила, что это холсты художников девятнадцатоговека. Я не стал просить разрешения посмотреть их, так как это заняло бы много времени, а я уже осматривал коллекцию более часа.
Меня удивило и огорчило то, что холсты лежали на полу, температура в этой комнате была достаточно прохладной, по полу чувствовались сквозняки и, самое главное, в ней была большая влажность, что негативно сказывалось как на самих холстах, так и на красочном слое, но я промолчал.
* * *
Хочу сделать замечание по температурному режиму и сохранности коллекции. Дело в том, что перепады температуры и влажности, что неизбежно бывает в частных деревянных домах, негативно отражаются на сохранности экспонатов. Конечно, ни на фарфоре, ни на бронзе или монетах это не отразится, но на живописи, безусловно, оставит свой негативный след с годами.
В подвале дома Анатолий Иванович хранил прижизненные и даже первые издания произведений А. Пушкина, М. Лермонтова и других писателей девятнадцатого века. Николай Иванович Суворов многократно просил хозяина подарить ему эти книги, так как от такого "хранения" они портились. Весной подвал дома затопляла вешняя вода, книги намокали.
Летом ручьи довершали это дело, а зимой подвал промерзал и книги превращались в ледяные сосульки.
Анатолий Павлович на эти просьбы каждый раз обещал подумать, но так до своей смерти и не решился передать другу книги.
После его ухода из жизни, Надежда Викторовнарешилась на этот шаг. Она передала книги Н.И. Суворову. Николай Иванович бережно, в тени просушил их, но когда они просохли, то бумага попросту рассыпалась. Горько было слышать эту историю, когда он рассказывал мне ее.
Кстати, в один из моих визитов Николай Иванович подарил мне монашеские четки из кожи, добавив, что это из коллекции Юферевых.
Была у Юферевых, в силу музыкальной профессии супруги, большая коллекция дореволюционных нот, помещенных в большой сундук. Были там во множестве клавиры известных опер, сочинения В.А.Моцарта, Л.В. Бетховена и других выдающихся композиторов. Когда у нас зашел о них разговор, Надежда Викторовна предложила мне, как музыканту, бесплатно
12
забрать их. Правда, при этом она выставила условие, что я должен забрать всю коллекцию нот. Мы с Леной жили тогда в комнате, площадь была небольшой, а наша библиотека в семьсот томов занимала немало места, поэтому я сразу сказал, что все я забрать и разместить не смогу, но с удовольствием и благодарностью могу отобрать наиболее интересные издания и сохранить их. (У меня уже был в то время клавир оперы Михаила Глинки "Жизнь за царя", подредакцией Милия Балакирева,обложка которого была выполнена известным художником Иваном Билибиным, клавир "Руслана и Людмилы" Н.Римского-Корсакова и другие подобные издания), однако она категорически сказала: "Или все или...". Я отказался.
Конечно, я мог слукавить, забрать весь сундук, отобрать самое ценное и интересное, а остальное передать в библиотеку какой-либо музыкальной школы, но....
Сегодня я сожалею, что не сделал это, так как впоследствии весь сундук, и не только он, попали в костер. Ноты погибли, как и прижизненные издания Пушкина. Не всегда честность идет во благо чему-либо. В некоторых случаях, мне кажется, можно пойти и на компромисс.
* * *
О коллекции А.И.Юферева знали не только коллекционеры Кирова, Москвы и Ленинграда. Он был известен искусствоведам Эрмитажа, Русского музея, музея имени А.Пушкина. Был хорошо знаком многим учителям, преподавателям техникумов и ВУЗов Кирова. Анатолий Иванович ценил свою коллекцию, гордился ею. Охотно показывал ее всем желающим, поэтому частыми гостями и визитерами в их доме были школьники, студенты, в том числе Кировского училища искусств.
Многие мои друзья-художники старшего поколения и сегодня с удовольствием вспоминают эти экскурсии и делятся впечатлениями, которое произвела на них эта коллекция.
* * *
Придя от Надежды Викторовны, я рассказал Лене о визите и моих впечатлениях, пообещав сводить ее к Н.В.Юферевой и дать возможность самой увидеть многие шедевры коллекции.
Согласовав этот вопрос, я, в один из воскресных дней, привел Лену и познакомил с хозяйкой дома. Надежда Викторовна любезно провела ее по
13
дому, показала коллекцию, сопровождая некоторые экспонаты пояснениями. Лена была в восторге, но увиденное произвело на нее столь сильное впечатление, что, придя домой, она слегла с высоким давлением. Пришлось вызывать скорую. Ее психика не была готова к такому потрясению.
* * *
В один из моих визитов Надежда Викторовна посетовала, что ее обворовал московский коллекционер. Произошло это так.
В дом постучал мужчина и представился московским коллекционером. Он назвал несколько фамилий известных в Кирове коллекционеров и она впустила его в дом. Пройдя по комнатам и осмотревшись, он попросил посмотреть пачку холстов на полу. Хозяйка любезно разрешила, а так как стульев в этой комнате не было, ушла в другую комнату.
Через некоторое время она увидела в окно, что кто-то согнувшись пытался незаметно пройти мимо дома. Она вошла в комнату и была шокирована: "коллекционер" исчез, на полу разбросанные холсты и газеты. Сколько и что он украл, она не поняла, так как строгого учета работ не было.
Я посоветовал обратиться в милицию, но она почувствовала себя плохо и отказалась сделать это, при этом добавив, что ни фамилии, ни имени вора не знает. Может быть он вообще не из Москвы.
* * *
Я продолжал навещать Надежду Викторовну. Она была рада моим визитам, рассказывала о судьбе того или иного экспоната и историю его приобретения. Во время этих посещений она неоднократно задавалась вопросом о дальнейшей судьбе коллекции, при этом высказывала мысль, что, если бы городские власти предоставили ей однокомнатную квартиру, она подарила бы музею около три десятка картин. Дом был старый, постоянно требовал ухода, а что могла сделать она - пожилая слабая женщина. Я поддерживал ее в этом желании.
О своем желании подарить музею часть коллекции в обмен на квартиру Надежда Викторовна вела переговоры с директором музея Аллой Анатольевной Носковой. Алла Анатольевна обещала поговорить с руководством города и попытаться убедить их в целесообразности такого шага, но.... городские власти не прислушались к ее мнению.
14
Причина была в том (насколько я был информирован), что детей и прямых наследников у Надежды Викторовны не было, а со своей сестрой по каким-то причинам она находилась в разладе и не поддерживала взаимоотношения, поэтому городские и областные "головы" надеялись, что после ее ухода из жизни вся коллекция и без квартиры перейдет городу и музею.
Однажды, навестив ее в очередной раз, я обратил внимание, что Надежда Викторовна была очень расстроена. Успокоившись она рассказала мне, что после разговора с Аллой Анатольевной у нее появилась надежда на квартиру. Она отобрала и подготовила более тридцати картин, в числе которых были Брюллов, Айвазовский, Коровин Исупов и другие не менее ценные раритеты и ожидала искусствоведа из музея.
Пришла работник музея Валентина Пересторонина. Она осмотрела картины, отобрала три и сказала, что остальные работы музей не интересуют. Надежда Викторовна была не просто удивлена, она была шокирована.
Предполагая, что за три работы квартиру ей не дадут (о, как она заблуждалась? Я говорил, что они с супругом не занимались перепродажей, только собирали, настоящие цены работ не знали. На мой взгляд, только работа Константина Коровина или Ивана Айвазовского стоили значительно больше стоимости однокомнатной квартиры, но...) она поинтересовалась у искусствоведа в какую сумму Валентина оценивает каждую работу и получила ответ, что работы оцениваются около тридцати рублей каждая.
- Так мало? - удивилась хозяйка. - Кировские художники В.Харлов, В. Вершигоров, Н. Пименов продают свои работы значительно дороже, - попыталась возразить Надежда Викторовна. Ответ В. Пересторониной поверг ее в шок (это с ее слов):
- Так названные Вами художники живы, а эти уже умерли...
При прощании хозяйка коллекции попросила "искусствоведа" больше не переступать порог ее дома.
* * *
Оказавшись в сложной жизненной ситуации: одна, без близких людей, с "букетом" старческих болезней, Надежда Викторовна нашла в себе силы помириться с сестрой, которая переехала жить в ее дом.
15
Я посетил ее с сестрой несколько раз. Если раньше она с интересом беседовала со мной, просила не уходить,посидеть еще, то теперь у нее появился собеседник и друг и она уже не так нуждалась в визитерах. Я стал навещать ее все реже и реже.
Однажды я услышал информацию о том, что Надежду Викторовну обокрали вторично. Двое молодых людей пришли в дом под видом любителей искусства, достали опасную бритву и под угрозой убийства привязали сестер к стульям, завязав им рты. Затем злоумышленники нагрузили портфель и сумку понравившимися им вещами, в том числе монетами с комода и, вырезав "Мурильо" из рамы, покинули дом.
Неизвестно, как бы сложилась их судьбаесли бы не соседка, которая зашла навестить старушек. Увидев связанными и в полуобморочном состоянии, она развязала их, вызвала милицию...
Работники милиции добросовестно отнеслись к своим обязанностям. Быстро назначили операцию "перехват" и вскоре на вокзале обнаружили молодых людей с пластиковым пеналом для чертежей, которых и задержали. Украденное вернули, а молодых грабителей отправили по назначению.
* * *
В последний год жизни Надежда Викторовна завещала всю коллекцию внучатому племяннику, живущему в другом городе.
Когда она отошла в другой мир, племянник приехал на своей машине и начал перевозить коллекцию. По рассказам очевидцев, на это было тяжело смотреть. Старинные кресла времен Людовика Х!У, окованные художественной бронзой, постигла ужасная участь. Молодой человек оторвал бронзовые накладки, а сами кресла попали в костер, вместе с другой антикварной мебелью, книгами, нотами и прочими ненужными ему и громоздкими вещами.
Так закончила свою судьбу замечательная коллекция Вятского подвижника. Кировский художественный музей долго сокрушался о такой значительной потере.
* * *
Спустя несколько лет, искусствовед этого музея Любовь Борисовна Горюнова установила контакты с внуком Н.В. Юферевой, приложила немало
16
сил и потратила много времени для того, чтобы вернуть коллекцию в Вятку. По прошествии какого-то времени эти переговоры увенчались успехом и в музей братьев Васнецовых поступила часть этой коллекции, всего около трехсот работ. Какова дальнейшая судьба оставшейся коллекции неизвестно. Остается надеяться, что когда-то она вернется в Киров, где будет носить имя замечательного Вятского коллекционера и подвижника Анатолия Павловича Юферева.