1. Вначале всегда есть я. Ты, читатель, учти: я не какой-нибудь, я - член Союза Советских Писателей Союза Советских Социалистических Республик. Надо ли говорить, какая ответственность возложена на меня при должности такой?
Нелишне напомнить, конечный результат моих творческих и служебных занятий важен и для будущих поколений, возможно - на несколько столетий вперед. История культуры подтверждает мои слова. Я есть начало событий, происшедших от рук, ног, остальных частей тела моего и головы моей.
Это однозначно и неслучайно, началом начал для истории есть я.
2. Насколько мне известно, Евангелие - книга такая, еще целуют ее в церквях. Те Евангелия, учил я в институте к экзамену по атеизму, призывают к абстрактной вере в несуществующее, а мое Евангелие расскажет все по правде и призовет к активной деятельности, борьбе с твердых жизненных позиций.
Враги есть и будут. Всегда.
Ты, читатель, занял активную жизненную позицию?
Тогда борись, сказал я.
Прямо укажу, церковные книги не читал, не знаю, чего там понаписано. Из одной критикующей религию статьи газетной мне точно известно, в религиозных книгах неправильно учат, как надо хорошо жить и быть видным по делам своим среди тысяч людей.
Но те учителя и верящие им раньше жили, а условия сейчас другие, верно ведь? Не трудно понять, что и учителя другие затребованы самим временем, и вот какие: всесторонне, комплексно вооруженные всеми передовыми учениями от Маркса до современных разработок его идей, вооруженные знаниями, умениями, опять же и действиями по любым направлениям, поставленным отдельными людьми и жизнью в целом вопросам.
Следуя исторически установившимся традициям, берущим свое начало от собраний первых большевиков, коротко, в анкетном порядке расскажу о себе. Замечу, говорить о себе всегда особенное право имеют скромные, честные, заметные на народе личности. Вы, скорее всего, и не поверите, что среди всех вас, одинаковых, такие заметные, замечательные, отдельные по глубинным смыслам обеих слов люди есть, но ведь я - на тысячи тысяч один.
3. Имя, отчество и фамилия моя, согласно пункту первому всех анкет, Селифан Лукрециевич Хвостов. Имя - от корней, истоков, русское самое. Отчество отражает тягу неграмотного, по всей вероятности, деда моего к великой мировой культуре, в частности древнегреческому, передовому тогда обществу. Хотя я из самой гущи простого народа вышел, фамилия указывает на возможное внебрачное происхождение от голубой крови графа Хвостова. Умное, значит, содержу наследие, графы умные были все.
Лет мне достаточно для содержательной, правильной жизни. Языки ненужные не знаю, к суду не привлекался, в белой армии и троцкистах, бухаринцах, зиновьевцах, по ленинградскому делу и делу врачей-убийц из родственников никто не состоял и не судился, в современной маразматической многопартийности тоже, нет, не состою и родственники нет, а образование высшее и второе высшее - университет марксизма-ленинизма, так что образован выше некуда, могу документально подтвердить и ромбовидным знаком для нагрудного прилюдного ношения. Политически благонадежен, такое подтверждается податием руки для здоровывания со мною ветеранами партии и настоящими ленинцами из обкома.
Словом, жизнь моя - тема для особого исследования. Без ложной скромности останавливаться начну на скелетной основополагающей части.
4. Согласно отсталым взглядам и традициям древнерусской литературы, при рождении моем произошли важные указывающие на неординарное событие знамения. Ветер переменился с холодного на ледяной со снегом, родственник сильно много выпил водки и об стол ударился, два ребра треснули у него. А не убился насмерть! А не убился! Тут сразу видна примета добрая, по толкованию - долголетие, указанное лично мне!
Перезвездил меня родной дядя. Он занимал высокий пост секретаря райкома партии коммунистической, человеком был наипередовых идей, знаний, решений, и меня научил звездиться так: "честное коммунистическое" говоришь и пальцы прикладываешь ко лбу, ото лба под правую грудь, к левому плечу, к правому и тогда под сердце, последним пунктом.
Во имя чистоты идей звездиться запрещается в церкви и при ком-нибудь, и звездиться с чувством нужно, с сознанием превосходства идей коммунистических над всеми другими. Когда дядя умирал, позвал меня, и я на красном знамени его личном, целуя серп и молот, поклялся продолжить великое дело его и всех товарищей по вечной, суровой борьбе.
Думается, каждому понятен вывод данного стиха: твердая убежденность, приверженность нашим идеям является фундаментом для любой деятельности человека. Любой, зарубить следует на носу: физиологической, спортивной, научной, творческой, политической, медицинской, сексуальной, торговой, - любой, одним словом.
5. Родная природа, и марксистско-ленинское в рамках школьной программы образование выявили мой требующий дальнейшего развития литературный талант. С некоторым сожалением оставил я мечту об Академии ЦК КПСС и поступил не без определенных усилий в Литературный институт имени глубокоуважаемого человечеством Алексея Максимовича Горького.
Не знал я при поступлении, а именно здесь довелось мне возглавить борьбу за коммунистическую высокую мораль и нравственность.
В ходе учебы на втором курсе у одного нашего шустрого больно студента вышел из печати первый сборник стихов, вперед, чем у остальных. Друзей и меня он пригласил отпраздновать событие в ресторан. Пили вина и ели блюда весь вечер, нескромно, мелкобуржуазно проматывая народные деньги.
Как настоящий советский комсомолец, на другой день я написал заявление в организацию, поставив вопрос о созыве собрания и открытии персонального дела по факту аморального поведения будущего советского поэта, инженера человеческих душ, по определению товарища Горького, чьи слова живут и побеждают.
На состоявшемся собрании я горячо, искренне выступал, в конкретных фактах и ценах на вино, ресторанную еду показывая глубокое моральное разложение, тяжко нравственное падение будущего так называемого советского поэта, призванного программой партии горячим, искренним словом вести за собой народ на дело построения коммунизма, тогда как раз строительство это широко пропагандировалось.
При лизоблюдной помощи его друзей-подпевал дальнейшее требование мое выгнать из института отклонили, но строгий выговор он получил, помимо серьезного, на всю жизнь, урока товарищеской поправки, внимательно подсказки с моей стороны.
Я же, согласно русскими традициями, жестоко пострадал за высказанную правду. Не раз просыпался в общежитии с куском газеты, всунутым меж пальцев ног и подожженным, а с приоткрытых в общий туалет дверей срывались на мою голову консервные банки с мочой. Что сказать, страдал я за правду, повторяя путь святого для многих Аввакума, и по причине не выявленности покушавшихся на мою жизнь вынужден был уйти на квартиру.
Жить я начал у одной довольно молодой разведенной или нет - точно не знаю, женщины с двумя детьми. Она денег почти не брала, кормила за так, и звала к себе за шкаф, когда требовался я в известном смысле. Сильно я ей понравился, интеллигент потому что, и одевать начала, покупая мне вещи. Потом с заработков приехал ее бывший муж, а может из лагеря уголовного, от соседей все узнал и предъявил ей претензии. Алименты она тратила, как кричал он, не на детей, а на меня, любовника, как обозвал. И сильно меня бил, пиная в спину с лестницы, плюя сверху на меня, упавшего, и страдал я традиционно, путь продолжая по Руси приснопамятного Аввакума.
Но не знала та аморальная семья не семья, что все я запоминал, как учили в институте, все записывал, и их убогий, антинравственный быт правдиво отразил в первой своей повести, где вывел и себя героем от первого лица. Той повестью достоверно доказал способность писательскую, она была вместо дипломной работы в институте. Немытые полы их описал, неостриженные ногти детей, и что зуба у нее во рту не хватало с левой стороны внизу, а еще женщина, целоваться лезла. И матерщину того звероподобного бывшего мужа, негодного быть отцом, как доказал я в финале труда своего опубликованного.
Помни, читатель, и сострадай: горек и труден материал жизни, собираемый по крохам для аналов советской литературы. Реалии для советского реализма должен испытать советский писатель на собственном лице ударами, а тебе что, читатель? Тебе достается чистенькая книжка, и лежи себе на диване, почитывай?
Нет!
И еще раз - нет!
Советский настоящий творец с такой силой способен написать - ты, читающий, от силы советского реализма на все плевки, пощечины ощущениями лица своего ответишь, зуботычины при чтении все ощутишь на своем лице! Такова сила нашего метода под названием соцреализм. Такова!
И запомни, советский читатель!
Успокоение даю заветом в виде совета: бойся попадать в герои отрицательные, с уважением относясь к соцреализму, как к идейно-образному оружию страшной убойной силы.
6. Прибыл я из столицы после соответствующей учебы по специальности писатель и сразу окунулся в жизнь, занял подобающее место в редакции газеты провинциальной, заместителем редактора неустанно поучая всех работников редакции правильному обращению с русским языком, делясь с ними передовым опытом. И был возненавиден я многими по фактам перечеркивания их статеек верным пером моим, и кричали мне в лицо при свидетелях "откуда эту мразь взяли", и не обращал я внимания, продолжая деловой разбор написанного другими, и терпел, многое терпел. Весьма злобно начали относиться к остроте ума моего и знаниям провинциальные недоучки, пусть и дипломы у них были в подтверждение образования высшего.
Избрав себе путь праведный и выполняя решения прошедших тогда Пленумов, Съездов КПСС, коммунист, новым обидам начал я подвергаться: и ключ от кабинета моего начал деваться куда-то, и в мой чайный стакан окурки насовывали, и провода у телефона перерезали, и на вечеринки общие не звали, но в мой стол официальный пустые бутылки напихивали и в портфель официальный, а когда трое сразу под видом протеста подали заявление об уходе и выпуск газеты мог сорваться, как ни доказывал я правоту свою, меня же и уволили за создание обстановки нетерпимости.
О трудности, о щербатости пути советского честного творца, факела правды для всех!
Не сдаваясь окончательно, тогда начал я срочно сочинять роман о журналистах, подло относящихся к обогащенному, обременному знаниями, старшему по уму и знаменосцу культуры языковой! Всех изобразил похоже! О стыд им, о стыд на века!..
Нещадно страдая от гонителей и завистников достоинств не их, зашел я в ресторан пообедать. Взяла меня из-за стола печальная женщина, умеющая по-русски бескорыстно пожалеть, с собой увела, выслушала огненные обиды мои на бездарей, поплакала и решила: кормить тебя буду и поить едой и напитками из ресторана, директорствую где, согревать квартирой уютной и собой тоже, а ты, настоящий интеллигент, создавай свои повести и на женщин других внимания мужского не обращай. И жил я с ней три зимы и три лета, и ничего не писалось на сытый желудок, но думал я три зимы и три лета о великих проблемах художественной правды в сердцевине метода соцреализма.
Но взяли женщину стражи правопорядка, судили и в тюрьму отправили надолго, имущество и квартиру посуду отобрав. Подлой оказалась, змею рядом пригрел. Что честного мог написать я рядом с такой, спрошу себя честно? Отвечу: ничего.
Тут меня женщина другая забрала, медсестра, и санитаром устроила в больницу, денег заработать, но и чтобы всегда на глазах был: так любила и боялась потерять. Перемена в сборе жизненного материала подействовала на меня благополучно и за две недели создал я честную повесть о ресторанной ворюге, имеющей дома английские сервизные тарелки и персидские розовые простыни, импортное верхнее и нижнее белье, то есть одежду. Вот тебе, читатель, установка для жизни, завет: из любой житейской истории выходи подобно птице Фениксу, обновленным по шкале честности и сильным в непримиримости к ворам, да и пользу для общества извлечь сумей! С прибылью возникай заново в деле своем, обязательно!
7. Мытарем, обделенным простым человеческим счастьем, оказался я с самых молодых лет, подобно великому пролетарскому писателю Максиму Горькому и еще подобно всегда гонимому за правду и убеждения протопопу-писателю Аввакуму, тоже великому на века. К чему тревожу великие тени моих предшественников? У них я учился мужеству, оглядываясь на страницы их жизней.
И ты, любящий настоящую русскую литературу читатель, традиционно сочувствующий гонимому страдальцу, оглядывайся на дни моей жизни, утыканный колючками путь праведника, правдолюбца, не знавшего в жизни материальных выгод!
И еще в науку себе заметь, читатель: все выгоды материальные через страдания умел я превращать в достоинства духовные, через повести передавая их тебе, благонамеренный читатель! В виде готовых заветов, на себя взяв страдания по примеру Христа.
И ты помни, какими мучениями вывел я для людей науку о жизни, и ты, и ты, - каждому говорю, не глухой кто!..
8. Ни для кого не секрет, жизнь всякого человека имеет определенную ценность. Само собой разумеется, жизнь генерала всегда для общества ценнее жизни слесаря, больше денег затрачено на обучение, сами понимаете. А жизнь человека творческих занятий - не просто дорога, а драгоценна, повышается в цене для общества до высочайшей шкалы бесценности!
Как, скажи-ка, читатель, сегодня могли бы мы жить духовно без Пушкина, Лескова, Тургенева, Бунина? А без их продолжателей, то есть без нас, без меня? Как? Как?
Исходя из непреходящей истинности данного правила, любой духовно пытающийся развиваться должен помнить ежесекундно: помоги на пути творческом личности творческой, и возвернется помощь твоя прибылью неимоверной для человечества всего мира.
Будь высоко морален, умей отдать свое личности творческой!
И снова укажу, настаиваю: завет вышесказанный выполняй всегда, от себя налогом писателю отдавая, дорогой читатель!
9. Продолжу описание пути своего, схожего по страданиям с жизнью Христа, если он на самом деле был и страдал. Должен заметить, Христа жизнь выдумана, а моя - настоящая, значит и доверять мне надо больше, чем всяким!
К слову сказать, женщина-медсестра, забравшая меня к себе на квартиру и потеснившая троих своих детей в комнате небольшой, знала и помнила правило самоотверженности, отдачи себя в пользу человека творческого в течение короткого ряда лет.
Познакомила она меня со своими родственниками городскими и деревенскими, и они, убедившись в возможности стать сострадальцами, уверившись в творческой моей потенции, выдающей на суд читателя заметки в газетах и отрывки из будущих крупных книг, снабжать начали картошкой, мясом, огурцами, другими овощами и ягодами, грибами, только бы я занимался творчеством и не ходил на зарабатывание денег санитаром в больнице.
Заботы ее родственников так и остались заботами, это же малообразованное существо с целью обуздать, вынуждено связать меня по перу и мыслям, наполовину скрытно выносила и родила ребенка, через не согласованное со мной отцовство заставив меня идти на заработки презренных денег. Чернорабочим на фабрику, с высшим моим, ценным для людей образованием! Бот путь жестокий, вот новые страдания мне, тонко устроенной творческой душе моей!..
Защищая и доказывая творческую свою высокую потенцию, ушел я от нее, трудолюбиво написал и смог быстро издать книжкой большой рассказ. Правдиво отобразил вечное пьянство русской деревни, глупость необразованных вчерашних крестьян в условиях городской жизни. Как видишь, образованный читатель, все мои произведения по темам взяты из самой гущи народной жизни, от глубины корней и творчески оплаканы, выстраданы мною. Только страданиями своими покупаю радость для тебя, читатель, для всякого любящего русскую словесность.
Увидь же и помни цену высокого гуманизма, по-русски сказать - человеколюбия. И возьми на вооружение себе.
10. В те дни получил я известие, радостное для души: со мной в одной из редакций жаждет встретиться ряд читателей. Прибыв в указанное в приглашении место и время, увидел я незнакомые лица, представившиеся членами Общества Защиты Русской Нации. Встреча поначалу воодушевила. Далее, показывая мой последний рассказ, они потребовали доказать, где я увидел так много русской пьяни в деревнях и русского дурачья в городах. Не слушая моих вразумляющих ответов, плюя и не попадая, разъяриваясь сильнее, мне дали в морду и в правый бок, и по уху и по зубам, и пинали меня, многотерпца, догоняя в коридоре, и злились пуще, пиная вослед портфель мой с дорогой уму моему и перу новой рукописью.
Гляди, читатель, на всестрадальчество настоящего, правдивого русского писателя!
Гляди и пожалей страдальца, зная баснословную цену за каждое мое слово, высокое по художественности!
Поучением же тебе завет скажу: страдай со мной за жизнь губящих творчество мое злым избиением, а читай меня, читай, как бы больно душе твоей не стало!.. За тебя терплю, читатель дорогой, меня любящий!..
11. Согласно устоявшимся традициям корней и истоков древнерусской литературы, широко и всеобъемлюще представленной для современного читателя небезызвестным Аввакумом, от описания жизненного пути, приведенного в связи с творческими поисками и находками, перехожу непосредственно к проблемам сугубо литературным, интересным, тем не менее, любому читателю отражением в них материальных, денежных то есть, квартирных и прочих вопросов.
Заметь, читатель, я написал длинное, весьма и весьма сложное предложение, прочтенное тобой только что. Не всякий деятель государственный сумеет, как известно, а я - могу. И ты, читатель, не сумеешь, не твоего умения это дело. А за правду не обижайся. Я же обижаюсь, что не умею достойно занимать почетное место доярки в деле производства молока?
Любую заповедь доверяю всем вам и настаиваю на ее выполнении: каждый знай свое место. Не возгордись, добавлю. Не хоти профессии чужой, добавлю еще раз. Примерно, как жены чужой.
Читай, читатель, а писателем за меня стать и не думай, - поясню понятнее и снова мысль свою.
12. Издавна всем понимающим следует знать и помнить, что член Союза Писателей нашей страны - звание особое, глубоко почетное и ко многому обязывающее всякого, разговаривающего с настоящим писателем. Настоящий - значит член Союза Писателей.
Любой может написать чего захочет, хоть лучше самого Тургенева, ну и каков будет итог? Не член он? Так и книги своей не увидит и ничего не добьется, живет-то в прямой зависимости от нас, членов? Под нашей всесторонней властью?
Первая ступенька в нашу советскую литературу - рецензия, отзыв, на понятном народу языке, и не на слишком научном. Да, литература не относится к наукам точным, и метром, весами тут не доказать, достаточно ли таланта у автора, тогда и написать могут отзыв в какую угодно сторону, как понадобится нам, судьям. Широко, громогласно постоянно провозглашается для дураков: Союз наш проводит в центре и на местах большую работу, и постоянную, по разыскиванию новых талантов для обогащения национальной культуры в лице литературы. Не спорю, есть тут доля истины. В редком случае, часто путями закулисными и таланты в печать пробиваются. Вместе с тем широко используется метод естественного отбора на выживание сильнейшего, что, в конечном счете, русскую советскую литературу и всю мировую делает гораздо весомее, богаче по формам и содержанию. Любой найденный талант пришибить соответственным отзывом следует сразу, приткнуть на место самое низкое, под нарами. Ну, как в казарме армейской, под названием дедовщина. Но помня о вкладе в отечественную и мировую культуру и, отмечу, еще по трем, четырем основным причинам: 1. Тебя же отодвинет от кассы, где деньги выдают. 2. Талантливее тебя оказаться может. 3. Чтобы ему не завидовать. 4. Чтоб знал.
Я честный, и честно говорю, о чем молчат всегда все, но главное правило в советской литературе по части руководства - не забывать говорить о заботе, о поисках талантов новых, о днях и ночах неизбывно неуемных, в коих представляются тебе радостно какие-то новые писатели, советскую литературу создающие в далеком от тебя будущем! Главное - пусть в далеком, добавлю честно.
Заботься, говорю себе и всем, заботься!..
Умеющий дела свои делать правильно да поймет!
Не выпусти из рук своих возглавление дела советской литературы где бы ты ни был, и в столице, и от нее несколько подалыпе! Заботься о власти своей день и ночь!..
И, много раз в исступлении перезвездясь, с глубокой верой и беспредельной благодарностью в сердце добавлю образец благодарности, пусть его использует каждый: только благодаря политике коммунистической партии нашей страны, объявившей и дозволившей гласность, разницу мнений, я могу говорить сегодня честно, как знаю и думаю. Поблагодари же и ты, читатель, великую мудрость бывшей руководящей, ныне занявшей скромную позицию Авангардной партии наших, передовых, лучших деятелей и представителей людей!
13. На преданные гласности жестокие испытательные пути мои проецирую, накладываю свою дорогу в Союз Писателей. Поднимаемый вопрос важности неимоверной, потому как писатель, подобно выдуманному Христу, ведет за собой народы и поучает высокой нравственности, правильной морали, добру и красоте.
Внимательно, с благими пожеланиями в глазах всегда здоровался я с местными членами, власть имеющими в местной писательской организации, внимательно беседовал с ними, совсем не обращая внимания на всю ерунду, написанную и проданную через государственную ими вам, читатели, и не критиковал их ни словом весомым, ни, по пьянке, матом. В их отсутствие о книгах их плохого не говорил тоже, соперники донести могут. А сейчас я опыт честно последователям передаю, потому как сам при власти на всю провинциальную область размерами с европейское государство и не боюсь никого. Обллитературой руковожу я, лицо официальное!
Как я выдвигался? Того члена вовремя подмелю, того на поезд пристрою, в очереди за билетами за него постояв. Но самое важное, что зарубить себе на носу нужно желающему власти достичь -- творить нельзя лучше их, пока ты никто. Другое дело, когда примут в члены, вырвешься когда из-под них!
Творить литературу вообще лучше штампами, с событиями простенькими, яснее такие книги до читателя доходят. Народ на просторах провинции не сильно умный и культурный, повторю: понятные, простенькие для него писания нужны, не академиков разных Буниных и Лихачевых.
Следует знать и постоянно помнить, за десятилетия советской власти развилось, выросло и укоренилось наше, советское чинопочитание- Оно отличается от других в мире тем, что почитается определенное лицо за действительные, не мифические заслуги. Не раз я слышал утверждения лиц из простого народа, что всякий начальник должен жить в лучшей квартире и пользоваться государственным автомобилем на правах личного, и прочими благами, временно недоступными широким кругам населения.
Завещаю неискоренимое на Руси во веки веков: делая для себя место начальника, князя, по-старинному, будь в начале пути внимательным почитателем всех в избранном учреждении, с уборщицей и вахтером до поры до времени здоровайся первым, создавая общественное мнение. Помни правило, работающее на Руси при власти любой: ниже поклонишься - выше вознесешься. Один из ярких примеров тому - великий ныне, бывший мальчик на побегушках Максим Горький.
Повторяя от начала до конца его путь, кланялся сильным и я, и на побегушках не отчаивался, и денег не жалел, будучи бедным, но зная, с кем и когда нужно выпить водки, и роман о рабочем классе создал с проблемой одновременного сверления двенадцати дыр, при помощи секретаря партийной организации коммунистов, он изображен у меня с лучащимися добротой глазами и постоянным вниманием к проблеме сверления двенадцати дыр, удачно решенной к концу третьей части романа. Также я изобразил в романе, что именно у него в руках находятся ключи к всеобщему светлому будущему, счастью всего человечества. И замуж у меня в повествовании все повыходили, девчонки-подростки в начале сюжетной линии, и квартиры все получили, что указывает на повышенное благосостояние трудящихся, потому что я полученную от обкома партии свою образно умножил на восемь квартир с описанием разных видов батарей отопления.
Бери же и ты, читатель, пример с прежнепроходцев, но по части своей. Укажу, по которой.
Прежде часто встречались читатели, прочитавшие все книги лауреатов Сталинской премии. Теперь ты, дорогой читатель, имеешь возможность повернуть свое повышенное внимание к страницам наисовременнейшей советской литературы, в связи с перестройкой. Можешь для своего современного высокого интеллекта прочитать все книги всех областных руководителей литературы, в порядке очередности их на посту. Не скрою, испытаю особую признательность, начнешь если с книг моих, с извещением же меня кратким письмом.
Вперед, к знаниям обширным, читатель!
С новыми знаниями - к новым успехам в борьбе за светлое будущее всего человечества и мировой культуры!
14. Скажу еще о пути страдальчества.
В нашу отдельно-особую, недоступную для мира сего истинно творческую организацию особенно в провинции так трудно вступить, так трудно... а творческого особо тяжкого труда так умирают выдающиеся местные деятели, кто в семьдесят, кто в восемьдесят, да перестройка началась со всеми бедами, шпынять со всех сторон враги начали и обком партии коммунистов не заступается больше. Сами мы искали, искали среди тринадцати нас, членов, достойного, и остановились на мне, избрали.
Как лицо официальное, руководящее обллитературой, с пафосом обязан указать на дальнейший путь.
Советская литература!
Сравни, читатель мой! Советская литература и так называемые русскоязычные европейцы и американцы по месту жительства, Набоковы, Зайцевы, Солженицыны разные! Чего они лично нам и моему народу дали? Да ничего!
Задача советской литературы - заруби на носу, читатель, - пропагандировать все преимущества и только преимущества нашего строя, критически раскрывать сущность любых других форм управления государством, панорамно изображать руководящую роль родной для советского человека коммунистической партии, всеми средствами создавать из читателя умного, достойного члена общества. Главная задача моя в советской литературе как лица официального - учить, как жить людям, как зло и добро различать. Я и учу!..
Секретно перезвездившись, по-коммунистически прямо задам вопрос: в чем преимущественное отличие советской литературы ото всей другой в мире? Ответил бы, но идеологические враги не дремлют, а есть вопросы с государственной секретностью. Знай, читатель, и того тебе хватит: советская - самая лучшая в мире. Сюжеты, образы, хороший язык и глубокая художественность не обязательны, кто сегодня на это обращает внимание? Была бы только по духу советская, как звезда, серп и молот!
Не скрою, трудно мне, а я учу. И не моя вина, если кто не понимает, если кто - дурак!
Христос один учил, у него и не вышло. А нас - тысячи членов, все один к одному достойны быть в прославленном Союзе писателей. Тысячами мы можем и миллионы читателей, и весь мир научить. Постоянно помни, читатель, тысячи нас для тебя одного. Придет день, час, сокровенная минута, - явимся и научим.
Дам тебе, требующий самых значительных знаний читатель, притчу о роли личности в истории и роли личности одной в личности другой, исторической. Хотя исторические личности - обе, но одна маленькая личность, а другая - очень значительная в роли лица официального. Ты же, читатель, если с первого раза не поймешь, как многие в Библии не понимают, дважды, десять раз прочти, а вдумайся до основ, во все смыслы, явные и потайные, показанные под самим текстом.
Как член, состоящий на служении великому делу в Союзе писателей, имею полное право на овладение фантазией и пользование ею всесторонне и полно.
И допустил я, что сижу Генеральным руководителем всех, всей страны, значит. Сижу в руководящем кабинете наиглавнейшем и знаю, все дела мои принадлежат истории народов мира. И когда в отпуск уезжаю, и возвращаюсь когда, тоже принадлежит истории с сообщением в средствах информации. Простуда так же важна, доказано Наполеоном.
И есть я один. Указы издаю, совещания провожу, книги сочиняю. На будущее тружусь бескорыстно, подобно как у себя в кабинете официальном городка провинции размером с европейское плюс одно азиатское государство, только труд мой во много раз увеличенней, масштабней.
Я - вообразил. А ты, читатель, сумел представить меня руководителем всего государства? Всей шестой, с небом всей двенадцатой, с космосом всей восемнадцатой частью света? Плюс страны социалистического пути и развивающиеся? Представил?
Погоди, читатель. Чего-то так считать - уменьшение получается. Всей шестой частью земли руковожу, плюс небо шестой части, плюс космос и не совсем напрямую руководство другими странами... согласен, примерно три пятых части мира подо мной. Понимаю, представить трудно. Но возможно.
17. И вот задумал я разведать и доказать полное отсутствие Ада как места такого с Сатаной во главе Адисполкома.
И под моим непосредственным руководством создали, традиционно обогнав и перегнав страны в мире все, строго секретную подземную лодку. И сел в нее некий испытатель, выбранный и утвержденный лично мною, и проехал все земное устройство насквозь, всякие пески и глины, гранитные слои и магмы расплавленные, Земной шар промчал насквозь туда и сюда! Тебе не то что по пустому космическому пространству носиться,-- сквозь землю попробуй!
И весь мир узнал о геройстве того испытателя, и в разные страны ездил он гостем званным и получал ордена на свою шею.
Время уезжать, время и приезжать, как только что сказал я.
И вернулся он, герой героев, и сидим вдвоем с ним, вина, коньяки, водки очищенные пьем и беседуем. Ада нет, точно, уверяет меня. Сатану на разных глубинах и в самой бездне не видел, нет его нигде, придуман.
И подняли мы новые тосты за торжество науки и разума.
Выпив много, возгордился он и говорить принялся, что я создал плохие книги, и на возражения мои достойные не отыскав слов, плеснул презрительно в лицо мое уважаемое, официальное водкой и расхохотался словам своим вослед: "Я известный всему миру человек, ничего ты со мной не сделаешь. Смеются над твоими маразматическими писаниями люди, беленой называют". "Посмотрим, с тобой что сделаю", - отвечал я с достоинством и судьбоносно, - "и я посмотрю, и ты".
Просто катастрофу устроить - на весь мир известен он. В психушку засадить - личность историческая, скандал на века...
Легко, читатель, возвести любого, хоть тебя или меня, в личности исторические. Избавиться куда труднее!
18. И выпил в день, назначенный мною, герой мира, оскорбитель мой, молоко из холодильника собственного, и заснул крепко-накрепко, и проснулся в пещере глубоко под землей, а я ему по телефону сказал вещие слова: - "Сиди тут и смотри телевизор. Спровадил тебя я, и ни один из людей про это не узнает. Еды и питья хватит тебе на сто лет".
19. О, гордые! О, непокоряющиеся! О, имеющие суждение свое и не умеющие его удержать в себе! Горько мне за вас, жалко судьбы ваши! Плохо читали вы произведения советской литературы, плохо усвоили ее призыв к труду постоянному и отдаленному всегда, но прекрасному будущему!
20. И увидел он по телевидению трагическое сообщение с места катастрофы, случившееся при подготовке к подвигу новому, разглядел на экране посмертную награду свою и урну, имеющую быть похороненной, и народные толпы прощающиеся увидел, и похороны себя государственные, торжественные. Сказал я ему, что посмотрит, так чего же мне свое слово официальное нарушать?
И никто его не найдет: сам я и пещеру, и проход вырыл в свободное от других дел время, а путь во гроб подземный его сам я взорвал к чертям собачьим.
Честно сказать - я-то понимаю, скорее он для истории останется, первопролетчик сквозь глубины земные, чем правитель какой-то - а вот если я и есть в пещере заточенный, первооткрыватель истин для мира всего? А если мне ни разу не дали рта открыть для произнесения, написания слов настоящей правды?
Доходит до ума твоего, читатель?
21.В рассказанной выше притче я образно показал положение настоящего русского советского писателя перед годами перестройки. Представляешь теперь, читатель умный, в какой обстановке творится истинное творчество?
Долгие, долгие годы, долгие неимоверно находился я под гнетом лжи. И лживые отзывы на труды мои клеветниками сочинялись, и избивали меня не раз за правду высказанную, и не давали старые писатели печататься, под власть свою захватив распределение больших денег в качестве гонораров.
Ныне взошло теплое солнце перестройки. Кто из старых писателей умер, кто немощен стал, башкой не варит, кто по столько книг напечатал своих - не покупают и не выкупить уже, спишут, на мусор отправят.
Ныне сам я распределяю, кому как деньги зарабатывать писательством, ныне сам я могу напечататься трех, а то и пятитомником. Пусть иные враги требуют разгона Союза писателей, этого подлинного литературного министерства, управляющего нравственностью и моралью в государстве, и людскими душами и помыслами.
Отвечаю врагам так. Россия пророков любит, и страдальцев, а я, как действительный член по линии творчества, кто я, как не пророк? Как не страдалец?
22.Вижу пути твои, Россия... Светлы они... И светел путь мой, по тебе пролегший в славе и доблести родной советской литературы...
Люби меня, Россия, читателем своим, а я тебя не забуду, потружусь. Вижу пути совместные наши во славе и любви к пророкам честным, к страдальцам.
Слава! Слава! Слава!
23.Воспрянь, читатель, перезвездись и исполни, желательно хором, Интернационал. Вечно помни завет мой последний: кто был ничем - я пример тебе, - тот станет, станет!