У Волконского есть еще несколько романов из той же эпохи - царствования императора Павла. Наиболее показательны среди них два, тоже, как и рассматриваемые нами, образующие дилогию - "Сирена" (1903) и "Ищите и найдете" (1904). Они тоже, как и написанные тремя годами ранее - по отношению к историческим трагедиям Писемского, представляют собой словно бы "сборник ответов" по отношению к повестям "Вязниковский самодур" и "Черный человек": то, что в этих последних является предметом догадок и прозрений, в них формулируется откровенно.

Взять хотя бы топоним из названия повести 1901 года: прилагательное "вязниковкий", образованное от названия имения заглавного героя, в котором происходит действие, неуклонно напоминает нам о фамилии знаменитого поэта и критика пушкинской поры Петра Андреевича Вяземского (мы говорили уже о столь же аллюзивной природе второй половины этого заглавия - о перекличке его с названием сопоставляемой нами с этими произведениями трагедии Писемского "Самоуправцы").

И действительно: известно, что Вяземский получил свое воспитание в пансионе иезуитов, деятельность которых была активной на территории Российской империи на рубеже XVIII и XIX века.

А в более поздней дилогии Волконского основное содержание - как раз и составляют... интриги иезуитов, пытающихся оказывать влияние на иностранную политику императора Павла, и даже говорится - о пагубном влиянии их на воспитание российского юношества! Созвучие имен, послышавшееся нам в названии повести из первой дилогии, - находит себе полное оправдание во второй.

Название же другой повести, входящей в дилогию с "Вязниковским самодуром", - полностью совпадает с заглавием написанного четверть века спустя произведения другого знаменитого русского поэта - поэмы "Черный человек" Сергея Есенина.

Интересно еще вот что: этот "оправдательный", комментирующий материал в повести 1904 года находится в ряде глав, располагающихся ближе к концу произведения, а в повести 1903 года - ближе к началу. И создается впечатление, которое мы уже обсуждали при разборе повести 1901 года, говоря о стилизации ее под форму "коллективного романа": словно бы эти куски - были вписаны, дописаны к произведению... другим автором: написавшим - более раннюю дилогию (аналогичная тенденция просматривается и еще в одном романе Волконского из той же исторической эпохи - написанном в 1903 году "Слуге императора Павла").

И в первом случае - речь идет действительно именно именно о СТИЛИЗАЦИИ: потому что на более глубинном уровне - уровне художественного содержания вещи - обнаруживается принципиальное родство этих написанных словно бы "другой рукою" кусков. В дилогии же 1903-04 года, на большем протяжении этих романов, этого художественного содержания - нет.

*      *      *

Более того: происходит и своеобразная "стилизация" самого этого феномена разного авторства. В упомянутой нами повести "Слуга императора Павла" самым вызывающим образом перевернуты, вывернуты наизнанку - авторские оценки изображаемых в этих произведениях исторических реалий.

В повестях "Сирена" и "Ищите и найдете" положительными героями выступают масоны-иллюминаты ("перфектебилисты", как они сами себя называют), борющиеся с происками иезуитов, толкающих императора Павла на союз с узурпатором-Наполеоном. В "Слуге..." же - наоборот, различные компании масонов, подвизающихся на сцене российской и европейской истории - изображены уже (подчеркнем: романы эти писались буквально в одном и том же 1903 году!)... злодеями, с которыми ведет борьбу главный герой.

Он, однако, к ордену иезуитов не принадлежит: это православный человек, понимающий вредоносность подобных тайных сообществ (впрочем, тоже обладающий... паранормальными способностями!).

Но иезуиты, в лице одного их представителя, в романе все-таки появляются - и изображен этот персонаж, в довершение создаваемой писателем противоположности, с симпатией, полностью лишенным тех злодейских черт, которыми он был наделен в дилогии 1903-04 года, и даже наоборот - принимающим участие в попытке главного героя предотвратить цареубийство. Союз же Павла I с Наполеоном - в этой повести также полностью одобряется.

*      *      *

Мы говорили о том, что, наряду с эскизами будущего булгаковского романа, повесть "Черный человек" содержит в себе еще и набросок одного из художественных элементов также еще не написанного романа Федора Сологуба "Навьи чары". Это - повествовательная ирония, нейтрализация метафоры, иносказания, и - того, что на сюжетном уровне произведения условно считается "реальностью".

Главный герой повести 1901 года на всем ее протяжении занят поисками своего утраченного во младенчестве сына. И одной из вопиющих несуразностей этой вещи является то, что в конце ее другой, заглавный персонаж ему объясняет: никакого сына у него... не было; то, что он считает своим отцовством - было на самом деле его... творчеством; "сын" - это МЕТАФОРА плодов этого творчества. Аналогичное построение - развивается и в будущем романе.

В повести "Ищите и найдете" - мы находим как бы обломки этого построения. С одной стороны, здесь присутствует сюжетная линия поиска отцом своей дочери, разлученной с ним событиями французской революции. Никакой метафоры здесь не возникает. Однако, наряду с этим - происходит и другой поиск: поиск одним из героев, молодым человеком, однажды мелькнувшей перед ним девушки, в которую он мгновенно влюбился.

И вот этот-то поиск - и объявляется другим персонажем, его наставником, - лишь метафорой другого поиска, который им должен вестись - поиска духовного пути, совершенствования:

"... - Вы искали, - спокойно возразил Трофимов, - но не то, о чем я говорил вам! Вы искали удовлетворения своей телесной, человеческой страсти, которая, как самопожирающая змея, вечно возникает вновь. Вы влюбились в незнакомую вам девушку только потому, что лицо ее понравилось вам, и искали эту девушку, думая, что я буду наталкивать вас на низменную человеческую страсть. Но я говорил вам не о том и не к тому относились мудрые слова "Ищите и найдете". Благодаря вашему уму, знаниям и развитию вы не предназначены быть в числе тех простых смертных, которые могут довольствоваться мелкими благами этой жизни. Вам предназначен другой, более высокий жребий, вы должны получить власть направлять людей к добру и правде, и вы должны искать это добро и правду и найти его по тем словам, которые я сказал вам..."

Казалось бы, дело обстоит прямо противоположно тому, что мы говорили об этой, более поздней дилогии: мотив будущего романа Сологуба - здесь стал гораздо менее узнаваемым, растворенным в потоке чужого повествования? Но... В повести несколько раз упоминается фамилия умершего персонажа, которому когда-то принадлежал дом, в котором теперь живет отрицательный герой этого произведения (и в котором герой ищет ту самую незнакомую девушку).

А фамилия этого отрицательного персонажа: Три-го-ров. Она носит откровенно аллюзивный характер: напоминает о фамилии персонажа чеховской пьесы "Чайка", писателя Тригорина. Пьеса была написана еще в 1896 году, но ведь одновременно содержится в ней - и другая аллюзия. Фамилия эта - созвучна фамилии главного героя романа Сологуба, который начнет печататься в 1907 году и будет создаваться еще на протяжении семи лет: Три-ро-дов!

Введение в текст повести этой фамилии - служит как бы подписью, окончательно удостоверяющей нацеленность комплекса мотивов, о котором мы говорим, - на создание будущего романа.

*      *      *

В той же повести "Ищите и найдете" мы встречаем отчетливую экспликацию и еще одной метафорической конструкции, которую мы, на свой страх и риск, реконструировали в повести 1901 года "Черный человек". Это - сюжетный мотив изъятия и подмены письма, послания, перевозимого курьером. Мы тогда пришли к выводу, что этот мотив служит в произведении метафорой - "подмены" ментальности, трансформации духовного устремления человека.

И вот, в повести, написанной три года спустя, эта наша догадка - находит себе полное оправдание. В ней эта сюжетная реалия и ее метафорическое означаемое - "запараллелены" в тексте, следуют одно за другим в развитии одного эпизода, относятся - к одному и тому же персонажу.

Сначала у этого персонажа - изымается письмо, которое - само по себе предназначено для того, чтобы превратиться в подделку, стать "документальной" основой для задуманной братьями-иезуитами гигантской, способной перевернуть всю европейскую политику провокации:

"...На сеновале, раскинувшись на разостланном на сене ковре, глубоким сном спал Иосиф Пшебецкий.

Кирш нагнулся над ним, протянул руку и властным голосом приказал:

- Говори!

Пшебецкий не изменил положения, в котором лежал, но полуоткрыл глаза и довольно внятно произнес:

- Я буду говорить!

- Зачем ты едешь в Петербург?

- Везу перехваченное письмо от короля Людовика к графу Рене и поддельный ключ в виде книги к шифру этого письма.

- Где это письмо?

- У меня на груди, в замшевой сумочке.

- Отдай его мне.

Пшебецкий сделал усилие, как будто хотел противиться, но Кирш снова протянул над ним руку и повторил:

- Отдай его мне!

Пшебецкий судорожно задвигал руками, расстегнул камзол на груди, достал замшевую сумку, вынул письмо и протянул его..."

*      *      *

Подмены письма чем-то другим в данном случае не происходит, но зато сразу же после этого происходит... еще одно "изъятие" - изъятие у этого же персонажа способности к гипнотическому внушению, которым он тоже, как и его противник, обладает:

"...Кирш взял письмо, спрятал в карман и постоял с минуту в раздумье... Случай доставил ему возможность уничтожить или, так сказать, вырвать один ядовитый зуб, каким готова была нанести укус змея, бороться с которой он положил до конца своей жизни. Но это отобранное письмо было еще ничем в сравнении с той силой, которая осталась в руках иезуитов в лице Иосифа Пшебецкого, и надо было уничтожить эту силу...

Кирш задумался, не зная, сможет ли он исполнить это.

- Могу ли я, - наконец решительно спросил он, - уничтожить в тебе твою силу?

Пшебецкий молчал.

- Говори! - приказал опять Кирш. И снова он не услышал ответа.

- Говори же!

Кирш наклонился ближе и едва различил, что Пшебецкий чуть слышно прошептал:

- Трудно.

- Трудно, значит, можно! - произнес громко Кирш и стал водить над ним руками, изредка дотрагиваясь до него.

Пшебецкий вытягивался, как пласт, а Кирш не отрываясь продолжал свое дело...

Наконец, Пшебецкий задышал ровно и спокойно, и Кирш по известным ему признакам убедился, что работа его кончена..."

После этой "операции" автор сразу же предоставляет нам случай убедиться в том, что изъятие действительно произошло:

"...Наутро Пшебецкий проснулся и увидел лежавшего рядом с ним человека, - увидел, пригляделся к нему и узнал в нем Трофимова [под этим именем он знает "ограбившего его перед тем Кирша. - А.П.]. Брат Иосиф усмехнулся и только что хотел протянуть над ним руки, как в окне сеновала показался доктор Герье, пришедший отыскивать своего спутника.

Герье вошел на сеновал, Пшебецкий впустил его, но протянул ему навстречу обе руки и тем голосом, которому до сих пор все повиновались, приказал доктору:

- Спи!

На Герье, однако, это не произвело никакого действия; он даже не обратил никакого внимания на Пшебецкого, подошел к Киршу и стал будить его.

Тот проснулся и ушел вместе с доктором, оставив в полном недоумении Иосифа Пшебецкого, который не знал еще, что потерял свою силу навсегда, а думал только, что почему-нибудь случайно ему не удался гипноз".

И заканчивает повествователь этот эпизод - еще одним подтверждением; подтверждением того, что оба эти "изъятия" - соотносимы друг с другом, способны составить - метафорическую конструкцию, которую мы - и находим в более раннем произведении:

"Брат Иосиф не догадался посмотреть до приезда в Петербург в свою замшевую сумку и там только сделал страшное для себя открытие, что письмо исчезло и как будто вместе с ним исчезла его сила..."

*      *      *

Отметим еще одну особенность, связывающую дилогию 1903-04 года с повестями "Вязниковский самодур" и "Черный человек". Это - лексические вкрапления в ее текстах, обладающие тем же потенциалом предвосхищающих реминисценций, который раскрылся нам в более ранней дилогии.

Кроме свидетельствования об этом родстве они здесь - не имеют никакой иной функции (еще раз упомянем о том, что все эти "родимые пятна" - нанесены на создаваемое повествование словно бы рукой другого писателя). И, прежде всего, это - "булгаковская" природа дилогии 1900-01 года. Об этом феноменальном свойстве, широко развернувшемся там, - в повести "Ищите и найдете" напоминает... всего-то одно слово.

Это слово - которым названа глава булгаковского романа "Извлечение мастера". Речь идет о спасении второстепенного персонажа, томившегося в плену у одного из действующих в этом произведении злодеев:

"...Нетрудно, конечно, догадаться, что... покровитель и защитник молодой графини, виконт Гастон, был тот молодой человек, которого содержал у себя Авакумов в отдельной комнате и который был спасен и ИЗВЛЕЧЕН перфектибилистами..."

Об особом статусе этого слова свидетельствует и словесная игра, в которую оно вовлечено: употребленный глагол всего одной буквой отличается от глагола "ИЗЛЕЧЕН". А в повести идет речь не только о спасении, но и... именно из-ле-че-ни-и этого персонажа от тяжелой болезни, которой он томился, находясь в заточении.

"Булгаковское" слово - как бы прячется и ставится под сомнение возможностью... опечатки. Но тем самым - лишь еще более привлекает к себе внимание и заставляет еще увереннее думать о имеющей место предвосхищающей реминисценции.

*      *      *

Здесь же, в этой повести мы находим игру слов, которую мы, опять-таки, лишь на свой страх и риск реконструировали, разбирая художественную структуру повести 1901 года "Черный человек". Мы говорили о том, что там это слово - было первым проявлением непостижимой нравственной трансформации, которую на наших глазах претерпела одна из героинь произведения; слово - бросающее на нее тень облика "продажной женщины".

Вне какой-либо характерологической функции слово это - появляется и в повести 1904 года. Но зато игра слов, лишь угадываемая нами в тексте повествования "Черного человека", - здесь уже ведется в открытую.

В этом эпизоде действует отец той самой молодой графини, о которой шла речь в последней приведенной нами цитате, разлученный с дочерью событиями французской революции. Главный герой берется ему помогать, приняв для этого облик хозяина часовой лавки, витрина которой привлекает прибывшего в ходе своих поисков в Петербург графа:

"...Выставленные в лавке часы до того ему нравились, что граф готов был зайти и спросить, сколько они СТОЯТ, и купить их, если цена окажется хоть сколько-нибудь подходящей..."

Напомним, что именно это слово, вернее - его омоним, получающийся при иной постановке ударения, и создавал потенциал двусмысленности во фразе, касающейся героини, предстающей нам в начальных главах повести "Черный человек" у памятника Петру I: " - А что, барыня у памятника стоит?"

*      *      *

Только этой фразой дело и ограничивалось, и лишь немотивированное изменение нравственного облика этой женщины, происходящее в дальнейшем повествовании заставляло нас (причем задним числом) отнестись к этим словам - как к возможному намеку на эту перемену, с которой нам предстояло столкнуться. В повести же 1904 года это слово - появляется в дальнейшем действии эпизода вновь, и уже - с другим значением:

"...Часовщик по просьбе графа Рене достал часы с окна и поставил перед графом на прилавок.

- Они СТОЯТ? - спросил граф. - Механизм у них испорчен или действует?

- Нет, действует! - возразил старик и, надавив пружинку, пустил в ход часы, а затем, переведя стрелки, поставил их на двенадцать часов.

Часы заиграли..."

Происходящую игру слов подчеркивает - вложенное в уста персонажа повторение заданного вопроса в другой формулировке. Оно служит - как бы истолкованием значения слов, указанием на то, какое ударение в нем нужно поставить: ведь ранее персонаж собирался - спросить именно о цене, а не об исправности приглянувшейся ему вещи (и тогда вопрос, произнесенный им, мог бы быть - сокращением правильно построенной фразы: "Они стоят того, чтобы их купили?").

Более того, в описании этих часов встречается очень характерный эпитет, указывающий на прямую соотнесенность этого эпизода с потенциальной игрой тех же слов в повести 1901 года:

"...Часы были БРОНЗОВЫЕ, в виде готической башни, с большим металлическим циферблатом..."

Именно этим прилагательным, наряду со словом "медный", характеризуется в пушкинской поэме тот самый памятник Петру на Сенатской площади, возле которого устраивает свою "демонстрацию" героиня более ранней повести Волконского!

И в приведенной фразе - тоже присутствует повтор: вариативность словоупотребления у Пушкина отражается в появлении второго прилагательного, характеризующего материал, из которого сделаны часы, "металлический".

*      *      *

Среди таких лексических вкраплений в тексте повести "Черный человек" нам встретилось характерное слово ("перемогает"), которое будет использовано также в стихотворении Мандельштама, появившемся в 1922 году. В тексте первой повести более поздней дилогии, "Сирена", мы находим аналогичное явление.

Здесь тоже повторяется характерное слово, но которое употребляется в произведении другого знаменитого русского поэта ХХ века - Бориса Пастернака, в заглавии его последней поэтической книги, в которой были собраны стихотворения 1956-1959 годов: "Когда разгуляется". Это, безусловно, метафора, но в первоначальном значении слова в этом сочетании (оно также является названием одного из входящих в книгу стихотворений) речь идет все-таки о погоде.

В повести 1903 года - речь идет о людях, об улучшении их настроения, приобретении ими бодрости:

"Сонный Елчанинов и едва проснувшийся Варгин, лениво потягиваясь, сели в экипаж. Но утренний свежий воздух быстро заставил их РАЗГУЛЯТЬСЯ".

Причем - здесь также имеет место сдвиг значения, хотя и не в сторону метафоризации, как у будущего поэта: нам привычнее употребление этого слова по отношению к людям в значении "пуститься в загул", проявить чрезмерную активность, что называется - "разойтись" (причем происходящая игра со значением этого слова усугубляется тем, что как раз перед этим те же молодые люди - именно что отправлялись в загул, от которого их отвлекла - политическая интрига, ими обнаруженная!).

А в приведенной фразе значение сдвигается - как раз в сторону заглавия Пастернака, где говорится также об улучшении - не настроения, но погоды, и далее - "климата" исторической эпохи, "оттепели": иными словами, тоже... настроения людей, масс!

*      *      *

Скажем еще о двух лексических вкраплениях в ту же повесть "Сирена", напоминающих о таком характерном свойстве ранней дилогии, как предвосхищающее отражение мотивов будущего советского кинематографа. Здесь это предвосхищение достигается тем, что в тексте повести - просто-напросто повторяются названия двух будущих фильмов, не принадлежащих, однако, по своим качествам к кинематографу первого ряда, как фильмы Рязанова и Данелии.

Во-первых, это вышедшая в 1982 году кинокомедия "Нежданно-негаданно". Это же выражение появляется в повести Волконского, когда рассказывается о герое - молодом человеке, впутавшемся в интриги масонов и иезуитов:

"...Кирш только и желал, как бы поскорее выбраться из дворца, чтобы покончить, как он думал, с этой историей, в которую попал НЕЖДАННО-НЕГАДАННО..."

Второе сочетание слов - название одной из серий знаменитого телефильма "Следствие ведут знатоки" - "Он где-то здесь". А поставлена она была - все в том же 1982 году! Причем просматривается и другая связь, кроме хронологической.

В одном из фильмов того же телесериала (дело восьмое "Побег") главную роль преступника исполняет актер Леонид Марков, особенно, пожалуй, запомнившийся зрителю по роли профессора - вольнодумца и бонвиана в кинофильме Э.Рязанова "Гараж". Сценарий же фильма "Нежданно-негаданно" написал Э.Брагинский - соавтор Рязанова по целому ряду пьес и сценариев фильмов кинорежиссера.

Мы видим это заглавное для телефильма (он знаменит тем, что отметил начало правления Ю.Андропова и, соответственно, его роль в глобальной смене милицейских кадров, - хотя и подвергся чудовищной цензуре... со стороны самого же генсека) сочетание слов, когда повествуется об одном из уже упомянутых в приведенных цитатах герое, считающем своего друга погибшим от руки заговорщиков:

"...Так говорил старик [сочетание слов явно напоминает о другом названии - названии знаменитой книги Ф.Ницше "Так говорил Заратустра". - А.П.], и Елчанинов, боясь дохнуть, слушал его, и ему казалось, что недаром пришел он сюда, что действительно было какое-то таинственное сообщение между ним и Киршем и что тот из какого-то неясного, неопределенного далека дает о себе знать, что он существует и мыслит и что ОН ГДЕ-ТО ЗДЕСЬ".

Разумеется, одного повтора этих сочетаний слов - еще недостаточно было бы, чтобы говорить о наличии реминисценций; но на фоне всего того, что наблюдалось нами по поводу предвосхищающих кинореминисценций в повестях 1900 и 1901 года, - эти словосочетания смотрятся именно как воспроизведение будущих заглавий!

*      *      *

В повестях "Вязниковский самодур" и "Черный человек" мы встречались с вкраплениями такого же рода в случаях предвосхищающих реминисценций заглавий романов Ильфа и Петрова "Золотой теленок" и "12 стульев". И вот, об отражении этого феномена во второй дилогии нужно также упомянуть, потому что он носит по отношению к первой такой же раскрывающе-подтверждающий характер, какой имел в этой повести место в отношении романа Федора Сологуба.

В повести "Черный человек" речь шла о своеобразном употреблении слова "комбинация", заставляющем вспомнить о прозвании "великий комбинатор", данном авторами Остапу Бендеру. Само это слово - дважды встречается в не принадлежащей ни той ни другой дилогии повести 1903 года "Слуга императора Павла". Но - во вполне обычном значении:

"... - Пруссия чего хочет? - продолжал Пален. - Она хочет пользоваться миром и увеличивать свой рост. Ей надо быть сильной и здоровой, и потом, нельзя требовать от короля, чтобы он пускался на какие-то бессмысленные авантюры ради каких-то общих КОМБИНАЦИЙ. А мы между тем требуем, чтобы он лез ни с того ни с сего против Англии!"

В данном случае имеются в виду - политические комбинации; расстановка сил в европейской политике, образование лагерей (главой заговора против императора Павла графом Паленом обсуждается союз России с Наполеоном, к которому хотят заставить примкнуть Пруссию).

В другом таком случае - и вовсе имеется в виду комбинация карт, которой уподобляется развивающаяся на балу любовная интрига:

"...Все это нетрудно было сообразить и так же легко решить, как КОМБИНАЦИЮ простого карточного пасьянса..."

А вот в третьем случае... Само употребление этого слова - тоже вполне заурядно:

"... - Ну а вы слышали, что эта старуха говорила, что госпожа Жеребцова хочет сосватать своего брата, князя Платона, с дочерью Кутайсова?...

- ...Это очень умная КОМБИНАЦИЯ! Конечно, положение князя Платона Зубова тогда будет гарантировано..."

Любопытно уже то, что Платон Зубов - выступал тогда одним из собеседников Палена, в реплике которого находится первый отмеченный нами случай употребления этого слова. А молодая графиня Кутайсова - и является действующим лицом той любовной интриги (вопреки оглашенным здесь намерениям Ольги Жеребцовой) - при описании которой повествователь еще раз прибегает к его использованию.

*      *      *

Однако в ответ на заданный вопрос об источнике получения информации (слова... загипнотизированной, по обычаю действующих в этих повестях персонажей с паранормальными способностями, "старухи") - звучит пропущенная нами реплика одного из двух собеседников, где присутствует слово, благодаря которому перед нашими глазами - начинается слагаться... сам текст будущего романа:

"... - Да, я это слышал. Это было ГЕНИАЛЬНО, как вы заставили ее говорить..."

Мы уже напоминали читателю фразу из заключительных эпизодов романа "12 стульев", в которой сам Остап Бендер называет свою находку последнего стула мадам Петуховой именно так: "ГЕНИАЛЬНАЯ КОМБИНАЦИЯ".

Два этих слова пока что еще - разрознены, но в последующей реплике повести 1903 года звучит сочетание двух слов, заменить одно из которых разрозненным предстоит авторам сатирического романа: "это очень УМНАЯ комбинация". Да и "старуха", о которой идет речь как об источнике информации, - напоминает ту самую "старуху" из романа Ильфа и Петрова - тещу Ипполита Матвеевича Воробьянинова, с которой там все и началось!

Однако мы должны признаться, что пропустили еще одну реплику, следующую за этим ответом, еще один вопрос первого собеседника, в котором эти "обрывки" будущего текста романа - дополняются и другим, более крупным, делающим узнавание в целом - уже просто неизбежным:

"... - И вы соображаете, что это значит? Если это случится, то положение Зубовых упрочится. Ведь граф Кутайсов - САМОЕ ПРИБЛИЖЕННОЕ К ИМПЕРАТОРУ ЛИЦО".

Ведь именно "лицом, приближенным к императору" - именуется Остапом Бендером Воробьянинов в ходе импровизированной организации фиктивного "Союза меча и орала"!

Ну, а затем - звучит вторая реплика-ответ, в которой - и появляется слово "комбинация", уже - паспортизированная всем предшествующим в этом микродиалоге как предвосхищение романов об Остапе Бендере (а вовсе не песен... современной нам группы "Комбинация", как какой-нибудь шутник мог бы подумать и "подковырнуть" нас этой своей остроумной "догадкой"!).

*      *      *

В написанной тогда же, в 1903 году повести "Сирена" - дело обстоит таким же образом; единичное употребление этого слова не представляет собой чего-либо особенного:

"...Он видел себя известным, прославленным художником, картины которого лишь потому не ценятся на вес золота, что слишком мало идет драгоценного металла на этот вес, и он продает свои произведения на вес кредитных ассигнаций.

Эта КОМБИНАЦИЯ ему почему-то особенно понравилась, и он мысленно на разные лады разговаривал с многочисленными заказчиками и так говорил им [вновь книга Ницше?!]:

"Кладите на одну чашку весов картину, а на другую - ассигнации!"

Но зато в этой повести - рассказывается... именно о расположенности героя к такого рода "комбинациям", благодаря которым и просматривается облик главного героя будущей романной дилогии:

"...Если не хватало денег, Кирш доставал их путем какой-нибудь гениальной по своему остроумию штуки..."

Как видим, к этой "шутке" здесь уже прямо присоединяется эпитет, который в повести "Слуга императора Павла" мы встретили рядом со словом "комбинация"!

*      *      *

И об одной такой комбинации-"шутке" - рассказывается подробно. Поставленные перед необходимостью срочно достать крупную сумму денег, друзья приходят в игорный дом:

"...Восьмерка была бита.

Банкомет потянул бывшую на ней ставку и вдруг, прежде чем Елчанинов мог опомниться, Кирш кинул все двадцать пять рублей на стол, но не на то место, где делали ставки, а под руку банкомета, загребавшего деньги в банк.

- Это что же такое? - спросил банкомет.

- Мой проигрыш! - хладнокровно ответил Кирш.

- Но ведь вы не ставили денег на карту? - еще более удивился банкомет.

- Я поставил мысленно! - громко и отчетливо произнес Кирш, так что все это слышали...

Банкомет пожал плечами, улыбнулся и как бы против воли, подчиняясь блажной фантазии щедрого игрока, положил деньги в банк и продолжал метать.

Следующая дана была дама.

Кирш вдруг протянул обе руки к банку и потащил к себе все, что там было.

- Позвольте! - остановил его банкомет.

- То есть как "позвольте"? - возразил Кирш.

- Ну да! Вы забираете банк?

- Я мысленно шел по банку на даму! - заявил Кирш и решительно потянул к себе деньги.

Кругом заволновались. Послышались возгласы, раздался хохот. Банкомет растерянно оглядел играющих, напрасно ища в них поддержки и сочувствия: право было на стороне Кирша. Банкомет мог не принять его мысленной ставки в двадцать пять рублей, но, раз он принял ее, то должен был и отвечать теперь на другую мысленную же ставку Кирша...

Кирш же спокойно забрал деньги в карман; у него было не двести рублей, а больше".

Беззастенчивость и рискованность, с которыми действует в этой сцене персонаж повести 1903 года, - поразительно напоминают образ действий Остапа Бендера.

Таким образом, присутствие ненаписанных еще сатирических романов, угадываемое нами в более ранних повестях Волконского по употреблению нескольких слов, - здесь уже перерастает в целый эскиз, набросок этих будущих произведений: почти такой же, какие мы наблюдали в повестях 1900 и 1901 года - по отношению к роману Булгакова.