Края пустынные, безлюдная страна,
       Где под жезлом разгневанной Природы
Не смеет на лугах раскинуться весна,
       Где вечным льдом окованные воды
Незримо катятся в безвестный океан!
       Где изредка безмолвие смущает
Перелетающий с сосны на сосну вран,
       Где шопотом неровным отвечает
Угрюмый лес, когда оленей табуны
       Появятся порой на тундрах льдистых,
Где дикий Самоед их ждет средь тишины.
       И следом их летит на лыжах быстрых!
Предел забвения и славы и честей!
       Как часто ты манишь воображенье
Суровою красой неведомых степей
       И в мрачное уносишь отдаленье!
Но чаще любит там задумчивый Поэт
       Сидеть с мечтой под кровлей одинокой,
Где видится ему напечатленный след
       Величием в судьбе своей жестокой,
Встречая мыслию в пустыне серый дым,
       Над юртами прямым столбом встающий,
Где Тавда тихая зовет к себе Пелым,
       Между брегов утесистых бегущий,
Он остановится и с любопытством ждет
       (Бродя вокруг несытыми глазами
По снежной белизне), где взор его найдет
       Поникший кров над ветхими стенами,
Забытое жилье в незнаемой глуши!
       Развалины твои ему бесценны.
Он вопрошает их с волнением души:
       Как Стоик наш, судьбой непобежденный,
Провел тут двадцать лет, в изгнании почтен,
       В бесславии со славою завидной,
Забвенный славою, молвою не забвен
       И ссылкою непристыжен постыдной?
Близ них протекшие воскреснут времена
       И оживет величие прямое;
Погибшие дадут свой голос племена
       И вызовут из гроба все былое
Напрасно, скипетр взяв властительной рукой
       И гордую подвигнув колесницу,
Богиня счастия то блага льет рекой,
       То мстящую прострет свою десницу;
Напрасно дальний мир поработить спешит
       И править им по прихотливой воле:
Мудрец на счастие с холодностью глядит,
       Хоть в узах он, хоть на златом престоле.
Великая душа свершает жизни путь,
       Как дневное по небесам светило:
Спустясь за горизонт в туманах отдохнуть,
       Оно земле в любви не изменило!
Неведомым путем текут его лучи
       И, темную позолотив планету,
Лампадой светлою появятся в ночи,
       И тихий блеск рассыплется по свету.
Не суетной толпы гремящая хвала,
       Не льстивая улыбка мощной власти
Зовут на поприще бессмертные дела
       И славные воспитывают страсти:
Их небо с гордостью порой на землю шлет
       Из тайного бессмертных сил жилища;
И пищей не земной величие живет: -
       Лишь в бытие своем его вся пища.
Так жил в изгнании Философ и герой
       Евгений наш, завоеватель Крыма,
С непобедимою, спокойною душой
       На берегах пустынного Пелыма!
Высокие мечты: геройство, слава, честь,
       Отечества счастливые победы,
Врагам неистовым погибельная месть,
       В покорности строптивые соседы -
И там сии мечты не скрылись от него!
       Они вождя в бездействии питали;
В прогулках и трудах, как друга своего,
       Они везде его сопровождали.
Кто был участником в сих сладостных мечтах?
       Кто разделял возвышенные думы,
Когда он новый путь на выпавших снегах
       Прокладывал в кедровый лес угрюмый?
Он сам себе был друг! забывши свой удел,
       В жару души, прекрасных мыслей полный,
Под игом времени, казалось, он юнел,
       Презрев вражды бушующие волны.
Так вихрем брошенно зерно в пустынный бор,
       Созревшее на ниве молчаливой,
Подъемлет новый стебль меж одичалых гор
       Без помощи руки трудолюбивой.
И жизнь великого одною ли войной
       Признательным потомкам драгоценна?
Слеза, пролитая с несчастною семьёй,
       Равно для них мила и незабвенна!
Когда, свой кончив труд, мудрец в свободный час,
       Далекое селенье посещает
И, молча, слушает, не пронесется ль глас
       Страдания: он нас тут научает,
Что мы властители сладчайших нам утех,
       Что жребии нам отданы судьбою,
И тайно покорен непостоянный смех;
       Что радости с душевной тишиною
И легко-крылое веселье наших дней
       Не случая игра; - они созданье
Ума высокого, властителя страстей,
       И доблестей сердечных воздаянье.
Кусок, голодному отосланный тайком,
       Убогому последняя полушка,
Ребенку матери больной и первым сном
       Забывшейся любимая игрушка. . . .
Все, все неведомый вливает в нас покой,
       Суровую смягчая нашу долю:
Мы примиряемся с могущею судьбой
       И жизнь свою ей отдаем на волю.

Шуми, кедровый лес, в пустынной стороне
       Над хижиной, подавленной снегами,
Где пламенный герой, в безвестной тишине,
       Не побежден был гневными судьбами!
Не раз мечта моя на шум твой прилетит:
       Пробудятся в душе воспоминанья -
И Муза верная еще изобразит
       Высоких душ немые упованья.

                                   Плетневъ.


(Сын Отечества, 1821, часть 70, N 26, стр. 272-276)