Сквозь плотную пелену утреннего бодуна в потухший мозг Николая Васильевича все настойчивее и бесцеремоннее вторгался чей-то паскудный голос. Да ладно бы только он.
Но автору голоса, видимо, этого было мало и он присовокупил еще и беспокойный стук в оконную раму, каждый удар по которой отдавался мучительной болью в голове где-то в области мозжечка. Посему вполне логично и справедливо, что первой связной мыслью нашего героя в это субботнее утро было: "Если не прекратит гнида, - встану, возьму топор и проломлю башку".
- Васильич! - не унималась гнида, продолжая барабанить в окно.
Тут спящий понял, что он уже не является таковым окончательно и бесповоротно. С превеликим трудом разлепив опухшие веки, Николай Васильевич принялся шарить рукой под кроватью.
- Васильич! Ну где ты там запропал? - враг за окном был упрям и настойчив.
- Сейчас, сейчас...Ты у меня огребешь, - процедил сквозь зубы Николай Васильевич, предвкушая справедливое кровопролитие. Наконец рука нащупала под кроватью шероховатую рукоять топора. Кряхтя и матерясь, Николай Васильевич принял вертикальное положение и с садистской усмешкой на губах, пошатываясь, двинулся к окну, в которое по-прежнему настойчиво стучали.
- Васи...
Договорить стучавший не успел. Окно с треском распахнулось, и в проёме явилась миру помятая фигура Николая Васильевича, на которой из одежды были лишь семейные трусы да топор. Издав боевой клич древних славян, что-то вроде "Гыыыть, мать вашу!", Николай Васильевич размахнулся от плеча, намереваясь начать утро с праведного мщения. От сей шальной затеи его отвлек треск и хруст ломаемых под окном кустов. Рука с топором застыла в пространстве, ибо в огромном кусте шиповника, росшего около дома, Николай Васильевич обнаружил застрявшего там Севу - молодого парня с соседнего дачного участка, недавно вернувшегося из армии. По всей видимости, столь эффектное появление "Васильича" в окне с топором стало для Севы не самым приятным сюрпризом, и, спасаясь позорным бегством, он на полном ходу протаранил куст шиповника, да там и застрял, как "Челюскин" во льдах, при этом изрядно подпортив одежду.
- Ты что там делаешь, олух? - осведомился вмиг остывший владелец томагавка.
Из куста послышалось невнятное хныканье.
- Вылезай немедленно! Жена вечером приедет - убьет меня за поломанный шиповник.
- А чё ты, Васильич, по утрам на приличных людей с топорами кидаешься? - обиженно всхлипывая, промямлил Сева, выбираясь из куста. - Я к тебе с хорошей новостью, а ты...
Николай Васильевич заворчал, впрочем, вполне дружелюбно:
- Запомни, молокосос: утром после аванса хороших новостей быть не может. Только если у кого-то из братвы осталась заначка на опохмел, но так не бывает.
- Заначки ни у кого не осталось, это факт, - согласился пришедший в себя Сева, выплевывая изо рта колючки.
Разочарованно сморщившись, Николай Васильевич бросил:
- Так что ж ты меня, стервец, будишь посреди ночи в одиннадцать утра?! У меня ж ни копейки не осталось, чтобы поправиться.
Подняв кверху указательный палец и понизив голос почти до шепота, Сева загадочно изрек:
- Спокуха, Васильич! В природе обнаружились скрытые ресурсы.
Луч надежды блеснул перед истерзанной вчерашним весельем душой Николая Васильевича.
- Какие ресурсы? Не темни, Сева.
- Ну помнишь вчера, когда квасили под твой аванс, с нами не было Степана?
Прищурив левый глаз, Николай Васильевич попытался воскресить в своей памяти бурные события минувшей пятницы. Сие давалось ему с трудом, но через пару минут он прозрел:
- А и то верно - не было с нами Степана. Я еще удивился.
Сева радостно продолжал:
- Так вот. В то время, когда мы все вчера занимались очищением своих организмов через принятие внутрь спиртных напитков, Степан весь вечер работал у Голимбовичей - копал яму для нового туалета. Васильич, ну ты ж знаешь Голимбовичей?
- Семья врачей что ли?
- Ну дык ясный павлик! А теперь, Васильич, соображай: чем Голимбовичи расплатились со Степаном?
Сердце Николая Васильевича екнуло.
- СПИРТОМ!!! - с жаром выдохнул он.
- Точно! - подпрыгнул от радости Сева. - Три литра чистейшего медицинского спирта! Звучит?
- Еще как! - слегка ошалело подтвердил Николай Васильевич. Полнокровное переживание бытия вновь возвращалось к нему.
- Степан ждет около своего участка, в дом жена не пускает, - продолжал Сева. - Так что, Васильич, ноги в руки и...
Уговаривать того не было необходимости. Швырнув топор назад под кровать, он в три секунды обмундировался в свою привычную дачную форму - треники, футболку и шлепанцы - и вышел к Севе.
- А что у нас с закуской? После вчерашнего у меня шаром покати.
- По ходу тела что-нибудь придумаем, - махнул рукой Сева, и компаньоны двинулись в путь.
К приходу Николая Васильевича и Севы вся привычная компания была уже на месте. Кроме Степана, в нее входили Шурик, студент из Москвы, и Арсентий - некая мутная личность неопределенного возраста и необъятных размеров, зимой и летом носившая огромные пыльные сапоги и старый плащ цвета ночного кошмара грешника.
Вместо приветствия Степан слегка отвернул ворот телогрейки и, подмигнув, обнажил горловину трехлитровой бутыли, в которой что-то призывно булькнуло. Николай Васильевич непроизвольно сглотнул слюну.
- Только вот что, мужики, - тихо заговорил Степан. - Надо бы сменить диспозицию. Дома жена бесится: утром случайно обнаружила бухло. Пойдем к Пискуновым под каштан.
Никто спорить не стал, и вся компания двинулась вдоль по переулку. Идти было всего ничего: участок Пискуновых располагался через два дома от участка Степана. Около забора этой дачи произрастал огромный старый каштан. Под ним кто-то давно вкопал просторную скамью - излюбленное место возлияний местного цвета общества. Там и расположились.
- Пискуновы-то сегодня здесь, - заметил Сева, кивая на новенький "БМВ", стоявший в переулке около ворот дачи.
- Вот и прекрасно, - ехидно процедил Степан. - За ихней тачкой моя благоверная нас не пропасет.
И, возвысив голос, добавил почти торжественно:
- Ну что, мужики, накернем?
Компания сразу оживилась. Шутки посыпались со всех сторон, за исключением Арсентия, который всегда молчал.
- Пральна! Чего тянуть? Раньше сядем - раньше выйдем, - поддержал общее веселье Николай Васильевич.
- Ин вина веритас! - изрек Шурик, всегда выражавшийся несколько витиевато, за что и был ценим в компании.
- Не до конца просек, о чем ты, - осклабился Сева, - но сердцем чую - о бухле.
Шурик дружески хлопнул Севу по плечу:
- Полиглот!
- Ладно, братва, кончай базарить. К делу, - с высоты проставляющего серьезно проговорил Степан, вынимая из кармана телогрейки сложенные друг в дружку пять пластиковых стаканов. Он аккуратно расставил их рядком на скамейке, точно оловянных солдатиков, затем бережно достал из-за пазухи бутыль и столь же бережно и нежно водрузил ее рядом.
На минуту взгляды всех присутствующих вожделенно сфокусировались на столь живописном натюрморте. Первым поднял глаза Степан и, глядя на Николая Васильевича, спросил:
- Ну, Васильич, что скажет купечество? Доставай закусон.
Николай Васильевич растерянно оглядел всю компанию и тихо сказал:
- Так нету ж ничего....Все вчера кончилось.
Показалось, будто Степан не расслышал последней фразы. Он придал лицу строгое выражение и спросил вновь:
- Где, спрашиваю, закуска, Васильич? Ты мозги не полоскай. Мне братва доложила: у тебя вчера аванес был, стол от жратвы ломился. Не хочешь же ты сказать, что вы всю закуску за один присест сожрать могли?
С тем же растерянным выражением на лице Николай Васильевич произнес:
- Сожрать то, конечно, ясное дело, не могли. Однако ж сожрали...
На скамейке воцарилось тягостное молчание. Все с кристальной ясностью понимали всю серьезность сложившейся ситуации. Спирт - не лимонад, три литра без закуски выкушать нереально. А хотелось.
Первым нарушил молчание Степан. Безо всякой надежды он бросил в сторону Севы, Шурика и Арсентия:
- Ну а вы, как всегда, не при бабках?
Тишина была ему ответом.
- Нда-а, дела...
- Мужики, а может в магаз к Любаше сгоняем, попросим жратвы в долг? - с надеждой спросил Николай Васильевич.
- Понимаешь какое дело, Васильич, - как-то виновато начал Сева. - Вчера, когда у тебя закусон-то закончился и деньги тоже закончились, мы с Шуриком два раза бегали в магазин к Любе....Ну и набрали в долг до сегодняшнего утра хлебушка, шпротиков, колбаски там разной....Под твое честное слово. Так что в магаз идти рискованно.
Услыхав такое, Николай Васильевич закрыл лицо рукой и выдал ряд мощных высказываний сомнительного содержания про Севу и некоторых его ближайших родственников. Затем вновь воцарилась гнетущая тишина.
- Так! - хлопнул себя по колену Степан. - Другого выхода нет. Мы тут сидим, а спирт стынет. Ну-ка, Сева, сгоняй-ка хоть за водицей. Знаешь где колодец?
Сева кивнул и посеменил вдоль по переулку.
Ждали в полном молчании. Наконец Шурик не выдержал:
- Братцы, а как же мы будем без закуси-то?
- Что значит как?! Одуванчиками будем занюхивать! Не мужик что ли? - зло отрезал Степан.
Вскоре возвратился Сева. Он принес двухлитровую пластиковую бадью с ледяной колодезной водой. Налили по половине стакана спирта, сверху еще воды. Степан взял свой стакан, поднялся и твердым голосом произнес:
- Ну, мужики, промоем чакры!
И ахнули по первой.
- Хы-ы...Жестко пошла, - тяжело дыша, вымолвил Николай Васильевич. Он плеснул себе в стакан немного воды и одним глотком отправил внутрь. Немного полегчало.
- Без паники! - начал Степан. - Сейчас в ваших организмах произойдет магическая операция по чудодейственному слиянию паров вчерашнего банкета с лечебно-оздоровительным эликсиром из моей фляжечки.
И он любовно погладил стоявшую на скамье бутыль.
- Быстрей бы уж! - передернуло Севу.
- Сейчас хоть хлебца краюшку, - мечтательно протянул Шурик.
- Где ж взять? - откликнулся Николай Васильевич.
Услыхав все это, Степан взял бутыль и начал разливать по новой.
- Вижу я, мужики, что находитесь вы в некотором эмпирическом тупике. Отсель вывод: между первой и второй перерывчик небольшой. Ну, за просветление! И да прими нас нирвана...
И махнули по второй. Тут уже передернуло всех. Николай Васильевич явственно ощутил внутри себя рвотные позывы. Он вновь налил воды в стакан, но на этот раз ожидаемого облегчения не последовало.
- Вот что, Степан, - сжав зубы, процедил Николай Васильевич. - Ты как хочешь, а без закуски я больше пить не буду. Не прет больше!
- Да, братцы, неплохо бы заесть чем-нибудь, - поддакнул Сева.
Арсентий лишь презрительно ухмыльнулся. Ему было все равно как пить и что пить, лишь бы пить.
Степан, который весь вечер накануне провел за работой на свежем воздухе, хотел что-то возразить, но его перебил Шурик, неожиданно взявший слово. В его молодом организме в этот момент протекала та самая замечательная магическая реакция, о которой предупреждал ранее Степан.
- Послушайте, отцы родные, что я вам скажу. Нечего нам ждать милостей от природы, сидеть тут и базарить впустую о закуске. Пора действовать!
С этими словами Шурик встал со скамьи и в возбуждении заходил взад и вперед.
- Пора действовать! - вновь изрек Шурик, и в его глазах зажегся странный огонек.
- Нет. С криминалом нам - людям двадцать первого века - не по пути. Мы - богоподобные существа и способны творить и созидать сами.
С этими словами Шурик подошел к скамье, налил спирта, плеснул немного воды и одним махом опрокинул содержимое стакана внутрь себя.
"Остапа понесло, " - подумал Николай Васильевич. Вслух же он успокоительно сказал:
- Да ты присядь, Сань, переведи дух. С чего вдруг так завелся то?
- Ты не понимаешь, Васильич...
Лицо Шурика покраснело и, вместе с тем, приняло какое-то экстатическое выражение.
- Я вижу свет в конце тоннеля! Я знаю, как решить нашу проблему.
- Как? - с надеждой спросил Сева.
- Терпение, друзья мои, терпение и вера, - торжественно проговорил Шурик, подняв вверх правую руку. - Вначале я расскажу вам одну историю, дальше вы сами все поймете. Я надеюсь.
- Только покороче, Склифосовский, - кинул Степан.
Не обращая внимания, Шурик продолжал:
- Вы, конечно, знаете о церковном обряде причащения, во время которого вино в чаше с кусочками просвиры, принимаемые верующими, символизируют кровь и тело Иисуса Христа. Ну, это всем известно.
- Предположим, что дальше? - хмурясь, спросил Степан.
- Так вот, где-то в районе девятого века один священник по имени Радберт обнародовал свой труд, в котором он является представителем учения о пресуществлении, утверждающего, что во время причастия вино и хлеб превращаются в истинную кровь и плоть Христову. Понимаете, отцы родные, в настоящую плоть и кровь!
Николай Васильевич с сомнением покачал головой:
- Да разве ж такое может быть на самом деле? Это же только обряд. Неужели все так сразу и поверили этому Радберту?
- Ну почему же. Нашлись и противники столь догматического подхода к этой проблеме. Например, небезызвестный Скот Эригена, настоятель в Мальмесбери. Умнейший был мужик! Впрочем, особого успеха он не имел и был убит своими же монахами. А учение о пресуществлении стало церковным догматом на века.
- А за что убили этого...Гену? - простодушно спросил Сева.
- Да за то же, за что на протяжении всей человеческой истории убивали многих здравомыслящих людей: слишком уж разумно и последовательно рассуждал подлец.
Тут слово взял Степан:
- Слышь, богослов фигов, мы тя щас самого прибьем, если не объяснишь, на кой хрен ты нам всю эту ахинею наплел.
- Я предполагал, что не сразу найду понимание и поддержку в вашей среде, - с достоинством произнес Шурик, наливая себе четвертый стакан. На этот раз он выпил содержимое не сразу, а переводя дух после каждого глотка. Остальные терпеливо ждали продолжения его пламенного монолога.
- Если позволите, господа, я ... ик!... продолжу. Потерпите, я закругляюсь. Итак, хоть я и не являюсь адептом церковных догматов, считаю, что в воззрениях преподобного отца Радреб... Радберта есть рациональное зерно. А именно!
Тут Шурик вновь поднял вверх правую руку, при этом зачем-то вытянув вперед указательный и средний пальцы. Все присутствующие молча продолжали внимать ему, справедливо полагая, что так он быстрее закончит.
- А именно! - не унимался Шурик. - Пусть мы в данный момент времени и не находимся на обряде причащения (это не имеет никакого значения), я уверен, что если мы все обратим наши взоры внутрь себя и хорошо попросим небеса, Господь не оставит нашу просьбу без внимания и явит нам чудо обращения в закуску... ну хотя бы вот этого кирпича.
С этими словами Шурик поднял с земли здоровенный кирпич и с грохотом обрушил его на скамью.
- И да будет так! Я кончил. Аминь.
Нельзя сказать, что речь Шурика встретили в штыки, однако известный скептицизм она вызвала.
- Не богохульствуй, Александр, - миролюбиво сказал Николай Васильевич.
- Давай-давай, богоподобное существо, сотвори нам из своего кирпича партийную закуску - банку соленых огурчиков, - с иронией вставил Степан.
Сева же подсел к Шурику, приобнял его за плечи и наставительным тоном начал уговаривать:
- Сань, ну че плетешь то? Мысля твоя хороша, я двумя руками за, но так не бывает. Природа устроена хитро, и нам грешным не дано ее понять.
При этих словах Шурик скинул руку Севы с плеча, встал и едко спросил:
- Всеволод, вы релятивист или эмпириокритицист?
На секунду Сева потерял дар речи, а затем начал медленно подниматься со скамьи, сжимая кулаки.
- Чего-чего?
Предчувствуя кровопролитие, Степан положил руку на Севино плечо:
- Остынь, братан.
- А с кого перепугу он меня кретином назвал? - обиделся Сева.
- Эх, тьма рассейская, - с некоторым разочарованием проговорил Шурик. - Вам бы все по бабам таскаться да водку пить...
С этими словами он вновь потянулся к бутылке, но был остановлен суровым криком Степана:
- Не давайте ему спирт! Не то дальше он начнет превращать "БМВ" Пискуновых в танк Т-34.
Спирт Шурику не дали, и тот тяжело опустился на край скамьи возле своего кирпича.
- Истинно сказано: "Не мечите бисер...". Однако ж я вам покажу, что значит сила духа человеческого. Я вам докажу!
Шурик взял в руки кирпич, закрыл глаза и что-то зашептал себе под нос. Остальные были рады тому, что он наконец угомонился.
Помолчали.
Первым заговорил Степан:
- Ну? Какие есть идеи? Так и будем сидеть и предаваться самосозерцанию или займемся делом?
Он взял в руки бутыль и слегка взболтнул ее.
- Говорю ж тебе, Степ, не прет больше, - взявшись рукой за горло, сказал Николай Васильевич. - Без закуски хана.
- Васильич прав, - подтвердил Сева. - У меня опосля вчерашнего тоже все внутри огнем полыхает. Может быть, пойдем на речку хоть рыбки наловим?
- Ах-ха. Как раз к вечеру и подоспеет закуска, - с сарказмом ответил Степан и, обротясь к Арсентию, спросил:
- Ну, а ты что скажешь, многословный наш?
Арсентий угрюмо посмотрел на Степана, сплюнул под ноги и глухим голосом выдал:
- Хуйня все это...
- Все ясно! Вопросов больше не имею.
Между тем время подходило к обеду, а истомленные души присутствующих застряли на полпути к нирване. Ни туда, ни сюда - хуже не бывает! И вот тут все и началось.
Наступившую тишину внезапно разорвал истошный вопль Шурика, о котором все как-то забыли. В своей молитве к небесам он зашел так далеко, что тихо и мирно уснул. При этом тело его расслабилось, и тяжеленный кирпич выскользнул из рук. Думаю, не стоит даже и говорить о том, что, согласно всем законам тяготения и подлости, сей предмет устремился всей своей массой вниз точно в направлении ноги спящего, чем вызвал весьма бурную реакцию последнего. Шурик прыгал на одной ноге, держась за вторую, и из самых недр его души в пространство неслись самые отборные проклятия. Его приятели, глядя на эту сцену, просто покатывались со смеху.
- Ну что, человек духа, пресуществил себя бульником по копыту? - съерничал Степан.
Внезапно Шурик замолчал и перестал скакать. Глаза его округлились, а нижняя челюсть медленно отвисла. Он поднял руку, указывая куда-то за спины приятелей, да так и застыл в этой сомнительной позе. Все обернулись, и реакция их была аналогична Шуриковой.
Дело в том, что по переулку в направлении притихшей компании весело семенил местный пес Тузик, держа в пасти... БАТОН СЫРОКОПЧЕНОЙ КОЛБАСЫ!!! Как и где скотинка им разжилась навсегда осталось загадкой, да это впоследствии никого особо и не интересовало.
Летаргическое молчание первым нарушил Шурик. Рухнув на колени, он воздел руки к небу и завопил:
- Аллилуйя! СВЕРШИЛОСЬ!!!
Сей возглас подействовал на его товарищей так, как действует на бегунов спринтерских дистанций выстрел стартового пистолета. Они сорвались с места и торпедами устремились навстречу Тузику, бессовестно намереваясь присвоить себе колбасу. При этом Степан не забыл прихватить с собой многострадальную бутыль спирта, а Арсентий вооружился кирпичом Шурика. Сам Шурик вскочил на ноги и незамедлительно последовал за ними.
Тем временем Тузик замедлил свой бег, а затем и вовсе остановился, с подозрением взирая на несущееся прямо на него стадо идиотов. Опыт всей нелегкой собачьей жизни подсказывал Тузику: нужно срочно брать лапы в руки и давать ходу, что пес и сделал.
Увидав, что свежеприобретенная закуска самым наглым образом удирает от них, преследователи резко прибавили газу, а Арсентий, недолго думая, размахнулся всем своим мощным организмом и запустил кирпичом в направлении жертвы. Пущенный им снаряд, с ревом рассекая воздух, кометой пронесся над головой Тузика и угодил точно в лобовое стекло "БМВ", разнеся его вдребезги. Взвыла сирена. Через несколько секунд на крыльце дачи Пискуновых появился сам хозяин "БМВ" с дробовиком в руках и, матерясь, начал палить из него в направлении стремительно удаляющейся компании.
А погоня между тем была в самом разгаре. Разгоряченные алкоголем и свистом дроби над головами, преследователи с криками и улюлюканьем гнали вперед по переулку несчастное животное, намереваясь загнать его в 3-й Кривоколенный тупик. Это им удалось, и через несколько минут все было кончено.
Они стояли в ряд; их было пять...
Пятеро мужиков, уставшие, но счастливые перекрыли единственный выход из тупика и плотоядно взирали на прижавшегося в конце к забору Тузика. Преследователей и жертву уже разделяли метров пятнадцать, не больше. Перетрусивший пес поджал хвост, но колбасу из пасти не выпускал.
- Все, закуска наша, - тяжело дыша, проговорил Степан. - Некуда ему тут деваться.
В предвкушении быстрой развязки все заметно повеселели. Оставалось сделать последнее усилие - отобрать колбасу у собаки.
- По моей команде резко выдвигаемся вперед, - процедил сквозь зубы Степан. - Да смотрите, не зевайте! Считаю до трех. Раз...
Он поднял вверх руку. Пес глухо зарычал.
- Два...
Все напряглись, готовые к последнему броску.
- Три! Лови скотину!!!
Растопырив руки в стороны, мужики рысью устремились к жертве. Пес в панике заметался у забора, предчувствуя свирепую расправу над собой. С каждым мгновением кольцо блокады сжималось, и, не выдержав, Тузик принял героическое решение идти на прорыв. Выбрав небольшую брешь между нападавшими, пес молнией устремился в нее.
- Стой, сволочь!
- Хватай его! Не упустите, растяпы!
- Брось колбасу, гад!!!
Все смешалось в кучу малу. Вопли, визги, рычание. Откуда-то снизу донесся иступленный крик Николая Васильевича:
- Я поймал его! ОТБИРАЙТЕ КОЛБАСУ!!!
Он лежал на брюхе в самом центре большой зловонной лужи, намертво схватив пса за задние лапы. Тузик выл и метался, безуспешно пытаясь вырваться.
- Держи его, Васильич, я сейчас, - крикнул Степан, забегая к собаке спереди, но было уже поздно.
- И-и-эх! - огласил округу свирепый рык Арсентия, которому надоело наблюдать за всей этой возней и, решив разом со всем покончить, от души размахнувшись, он запустил свою огромную ногу в грязном сапожище в направлении головы несчастного Тузика. Но то ли у Арсентия сбился прицел под воздействием хмельных паров в его голове, то ли сам Тузик оказался на редкость проворной скотинкой, однако могучий удар сапогом пришелся совсем не на ту голову, которой предназначался. Руки Николая Васильевича разжались, и Тузик, наконец, обрел долгожданную свободу. Он во всю прыть устремился вдоль по тупику к выходу, и через несколько мгновений его бодро торчащий кверху хвост скрылся за поворотом.
- Плесни ему на лицо еще воды.
- Да нету больше...
- Во-во, глядите. Кажется, приходит в себя.
Николай Васильевич сделал усилие, открыл глаза и обнаружил себя лежащим на траве. Над ним - озабоченно склонившиеся лица Степана, Севы и Шурика.
- Ну как ты, Васильич?
- Хреново... Где этот гад?
- Тузик? Смылся и колбасу прихватил зараза.
Николай Васильевич поморщился:
- Да не он, а эта падла.
Степан пожал плечами.
- Понимаешь, Васильич, когда Арсентий в тебя попал ненароком, ты упал лицом в лужу и начал зачем-то булькать и пускать пузыри. Мы бросились к тебе и пока доставали из лужи и приводили в порядок, Арсентий куда-то исчез.
Помолчали.
Наконец Николай Васильевич приподнялся и сел, прислонившись спиной к забору.
- Вот шмотрю я на ваш, мужики, и шам шебе удивляюшь: жачем пошел ш вами?
Сева виновато улыбнулся:
- Васильич, кто ж знал, что все так паскудно обернется?
- Где шпирт?
Степан достал бутыль из-за пазухи и протянул Николаю Васильевичу. Не говоря ни слова, тот откупорил ее и сделал несколько жадных больших глотков.
- Васильич, осторожнее. Не разбавленный ведь.
- К шерту!
Отставив бутыль в сторону, Николай Васильевич тяжело поднялся, оглядел компанию и медленно побрел прочь. Никто и не думал его останавливать. Шагов через двадцать Николай Васильевич обернулся и сказал:
- А тебе, Шурик, вот мой шовет: шходи в черковь, пока не поздно, ишповедуйша или хотя бы швечку поштавь. И больше не богохульштвуй.