Людмила так и не смогла уяснить для себя, как попала в это странное место. Однако, увидев перед собой приоткрытую дверь, влекомая безудержным любопытством, она толкнула ее и вошла в узкий, сумрачный коридор. Дверь за нею с тихим скрипом немедленно затворилась; чуть слышно щелкнул замок. Несколько неясных фигур безмолвно выстроились перед нею, образуя некое подобие очереди, в которой она оказалась последней. Приглядевшись, Людмила рассмотрела трех женщин, лица которых никак не удавалось разобрать, но что-то неуловимо знакомое промелькнуло вдруг на мгновение в их смутных очертаниях.
- Скажите, чтобы за вами не занимали, - выкрикнула Первая в очереди.
- Хорошо, - с готовностью отозвалась Людмила. - А что дают-то? - спросила она, подавшись вперед и вглядываясь в зыбкий полумрак.
Женщины переглянулись и дружно расхохотались.
- Любопытная, - констатировала Вторая.
- Погоди, узнаешь. Всему свое время, - подала голос Третья в очереди женщина.
- Пора, - наконец произнесла Первая и двинулась вперед.
Все потянулись за ней. Помещение, где они вскоре оказались, было ярко освещено чудным мерцающим светом. Теперь Людмила могла хорошенько рассмотреть своих спутниц, разом развернувшихся в ее сторону. Первая - статная брюнетка - была необыкновенно хороша собой: волосы, заплетенные в тугие блестящие косы, уложенные короной вокруг головы, широко распахнутые темно-серые ласковые и спокойные глаза. У Второй - великолепные каштановые локоны с медным отливом, правильные черты лица и маленькая изящная родинка на правой щеке. Высокая, белокожая, голубоглазая Третья была так прекрасна, что Людмила никак не могла отвести от нее глаз. Копна ослепительных золотистых волос обрамляла ее нежное лицо, озаренное мягкой улыбкой. Все три женщины, одетые в одинаковые светлые рубахи до пят, улыбаясь, глядели на Людмилу. Ей показалось, что Вторую - медноволосую, она точно видела, только никак не могла припомнить, где и когда.
- Да, чувствуется порода, - восхищенно проговорила Первая, с любопытством оглядывая Людмилу.
- И родинка у нее, глядите, на правой щечке, - умилилась Вторая. - Как у меня.
- А глаза - в отца - карие, - заметила Третья.
- Кто вы? Откуда вы меня знаете? - спросила Людмила.
- Не задавай глупых вопросов, - проворчала Первая, - у нас не так много времени. А лучше вот смотри и думай, - посоветовала она, взмахнув рукой.
Перед Людмилой возник Николай. Точно-точно. Это был он. Только почему-то он был совсем старый, седой, тусклые глаза его глядели отрешенно, отсутствующим, невидящим взглядом.
- Коля! Что с тобой? - закричала Людмила, тщетно силясь сдвинуться с места. - Что? Что вы с ним сделали?
- Не мы. Он сам. - С горечью произнесла Вторая - медноволосая.
- Вот именно - сам. А знаешь, сколько ему тут? - Первая взглянула на Людмилу. - Всего-то сорок пять. Пропился, истаскался, веру потерял. Гляди, гляди.
- Может, не стоит так пугать? - подала голос Вторая. - Пусть идет своим путем, пусть надеется на лучшее.
- Пусть смотрит! - жестко выговорила Первая, качнув короной волос. - Мне лучше знать.
- Нет! - закричала Людмила, - все вы врете! Он меня любит! Он не может быть таким.
- Любит? - удивленно вскинула брови Третья, в ее золотистых волосах блеснули радужные звезды. - Откуда ты взяла?
- Он говорит... говорил... Он каждый день говорил. - Людмила с убеждением прижала руки к груди.
- Об этом не говорят, - мягко возразила Третья. - Уж мне-то это хорошо известно. Любишь? - делай! - вот как надо. Смотри, - велела она.
Образ Николая исчез, а вместо него появилась Маринка. Она сидела на кровати в их с Николаем комнате и ела персик. Покончив с персиком, Маринка лениво выползла из-под одеяла, накинула на голое тело ее, Людмилин, халат и блаженно потянулась.
- Вот тебе и "но", - усмехнулась Третья, - дальше показать?
- Нет! - отшатнулась Людмила, прикрываясь руками.
- Ну, а это как тебе? - спросила Первая.
Тотчас возник образ одинокой старухи, сидящей у окна. Дрожащей рукой нащупав костыль, старуха тяжело поднялась, и вдруг, всем корпусом повернувшись к Людмиле, поглядела на нее тоскливым незрячим взглядом. На ее правой щеке дергалось темное пятно.
- Это... кто?... - едва проговорила Людмила онемевшими губами, содрогнувшись от страшной догадки.
- Это ты. - Спокойно пояснила медноволосая. - И, как видишь, совершенно одна. Платить придется за все, так и знай, - строго добавила она.
- А мой ребенок? Что с ним? - вскричала Людмила.
Зыбкий свет задрожал, по углам качнулись тени, пространство наполнилось невнятным шорохом, где-то вдалеке заунывно, тягуче и тонко зарыдало дитя.
- Ох, горько мне! - вдруг вскричала Первая, ломая руки. Ее черные косы расплелись и рассыпались по плечам, - Тяжко! Больно!
- Больно! Больно! - кричала Людмила.
- Женщина! Вы меня слышите? Очнитесь! Женщина!
Людмила открыла глаза. Перед нею в аккуратном белоснежном халате стояла молоденькая медсестра и настойчиво трясла ее за плечо.
- Что же вы так кричите, женщина? Режут вас, что ли? - обиженно проговорила она.
Медсестра взяла Людмилину руку и принялась аккуратно ощупывать вены:
- Не бойтесь, больно не будет. Или, может быть, вы передумали? - усмехнулась она, затягивая жгут на ее руке, - работаем кулачком, - приказала она, трогая иглой вздувшуюся вену.
- Пустите! - Людмила решительно отдернула руку и села.
От неожиданности медсестра вскрикнула и выронила шприц, осколки звонко брызнули на темный кафель.
Сознание медленно возвращалось к Людмиле.
- Ненормальная какая-то, - сквозь зубы процедила медсестра и, поймав жесткий, непримиримый взгляд пациентки, попятилась к двери.
Людмила огляделась. Больничная палата, койка, стул. На стуле ее вещи - джинсы, футболка. Она вдруг почувствовала, как где-то глубоко, в теплой ее утробе, едва ощутимо, но явственно затрепетала тоненькая живая жилка. Людмила, превозмогая тошноту, кое-как сползла на пол, дрожащей рукой нащупала одежду и принялась торопливо одеваться.
***
Пашка колдовал по-своему. Чтобы напугать отца, он разноцветными фломастерами рисовал страшную-престрашную Бабу-Ягу и горбатого Змея Горыныча прямо на обоях в родительской спальне. За маму он был спокоен, она всегда говорила, что не боится никаких чудовищ. Потом отец кричал на маму, что она какая-то "езда с ушами" и хотел Пашку бить. Тогда Пашка выхватывал свой меч-кладенец и яростно размахивал им перед самым носом отца. Оказалось, что ни страшных чудовищ, ни острого меча отец вовсе не боялся. Он почему-то смеялся и называл Пашку "смелый говнюк". Но мама не смеялась. Глаза у нее были совсем-совсем грустные. А Пашка хотел, чтобы мама тоже похвалила и сказала, что он - Пашка - самый главный ее принц. Тягаться с отцом было бесполезно, вон он, какой большой, все равно мама не послушается и пойдет с ним спать. А оттуда, из-за двери, всю ночь будет слышна приглушенная ругань, а иногда и мамины стоны, как будто ей больно. Это он делает ей больно. Пашка сколько раз предлагал ей свою кровать, а самому можно и на полу - подумаешь! Он вертелся под одеялом, сжимая кулаки, изо всех сил стараясь не разрыдаться, всем своим маленьким сердцем тоскуя по мягким маминым ладоням, по ее теплой груди и дивному аромату волшебных, сказочных, дивных волос, как у самой красивой принцессы на свете. Но слезы лились сами собой, из-за этого Пашка злился еще больше. Он хотел, чтобы отца не было. Только лет в десять, после очередного скандала и пьяной разборки, устроенной отцом, Пашка вдруг понял и прошептал про себя это слово: "Ненавижу!"
Однажды Людмила нашла фотографию Николая у Пашки в комнате. Лицо мужа было безобразно исцарапано, вместо глаз зияли дыры. Людмила молча собрала свои вещи и вещи сына, взяла десятилетнего Пашку за руку и ушла жить к матери.
- Смотри, дочь, это твоя жизнь, - говорила мама. - Никто тебя не осудит, ни люди, ни сам Господь. Десять лет терпеть такое. Он все равно сопьется, с тобой или без тебя - не важно. Просто без тебя он сопьется быстрее. А тебе-то всего тридцать - вся жизнь впереди. Знаешь, как твоя бабушка Надя говорила, очень мудрая была мама у меня: верь, надейся, люби.
- Верю, надеюсь, но не люблю больше, - отозвалась Людмила.
- Ну, значит, все. Не терзайся. У каждого свой путь.
- А бабушка Надя, какая она была?
- Веселая, - улыбнулась мама, - красивая была в молодости, ты на нее очень похожа. Глаза голубые, волосы каштановые, а на щечке родинка - мушка, как раньше называли. У тебя вот такая же. Жаль, мало пожила бабушка твоя. Ни тебя, ни Пашки нашего не дождалась.
***
- Куда ты, черт возьми? Зачем ты остановился? - Ольга была вне себя от ярости. - Будь проклята твоя чертова дача, твоя долбаная машина и твои вечные закидоны, идиот, - злобно проговорила она.
Виктор припарковал машину, включил аварийную сигнализацию, безразлично взглянул на безупречный Ольгин профиль и, накинув на голову капюшон куртки, вышел в непроглядную тьму. Летний дождь хлестал нещадно. Виктор поежился и зашагал назад вдоль обочины, по щиколотку проваливаясь в придорожную жижу.
- Эй! - окликнул он темную фигурку, возившуюся у припаркованной машины, - аварийку хоть бы включили! Чуть не врезался!
- Ой, а я и забыл! - повернулась к Виктору фигурка, оказавшаяся парнишкой лет тринадцати.
- Ты один? - удивился Виктор, подходя ближе и заглядывая в салон. За рулем никого не было.
- Нет, мама в машине. Замерзла она. Я сказал, чтобы не выходила, - деловито пояснил парень, открывая багажник.
- Да вы не беспокойтесь, я сколько раз колесо менял, справлюсь, - заявил парень, вытягивая из багажника домкрат. Мальчишка абсолютно промок и продрог.
- Ну, ладно, мужик, я тогда пошел, раз такое дело, - рассмеялся Виктор.
Парень весело засмеялся в ответ.
- Паша, с кем ты? Что вы тут смешного нашли? - раздосадовалась Людмила, пытаясь выбраться из задней двери и тут же проваливаясь в глубокую лужу.
- Мама, - подскочил Пашка, - я же сказал тебе, сиди!
- Сиди, мама, все под контролем, - бодро проговорил Виктор, ловко загоняя домкрат под днище. - А авариечку все же включите, если не сложно, там кнопочка такая есть. Красненькая.
Внезапно начавшийся дождь так же внезапно прекратился. Небо очистилось и поднялось необъятным куполом над головами людей, освещая узкую проселочную дорогу, густые кусты по обочинам туманным светом мерцающих звезд, а из-за косматой тучи блистательно и благородно выплыл вдруг четкий серебристый серп.
Провозившись минут двадцать, Виктор, не без помощи Пашки, конечно, которому коротко приказывал то посветить фанариком, то подать ключ, благополучно поменял пробитое колесо. Людмила села за руль, опустила стекло:
- Нет, спасибо, вон там моя машина, - Виктор сделал неопределенный жест, с улыбкой глядя на Людмилу.
- Где? - спросила Людмила, кинув взгляд на хорошо освещенную фарами пустую дорогу впереди.
- Что где? - не понял Виктор.
- Нет же никого, - проговорила Людмила.
Убедившись, что дорога пуста, Виктор расхохотался. В его темно-серых глазах прыгали задорные искорки:
- Похоже, меня кинули, ребята, - весело резюмировал он, тряхнув черноволосой головой.
- А вам куда?
- Да тут недалеко, всего шесть километров. Арсаки, может, знаете?
- Ой, и нам в Арсаки! - обрадовался Пашка.
- Ну, что ж, как говорила моя покойная бабушка - Вера Ивановна: не задавай глупых вопросов судьбе, - проговорил Виктор и без колебаний сел в машину.
Ольга гнала автомобиль обратно в Москву:
- Ничего, пешком дойдет, не расклеится, - злобно шипела она.
Внезапно под днищем что-то хлопнуло, и страшная, неудержимая сила повлекла машину в кювет.
***
Три женщины в длинных светлых рубахах до пят обступили бездыханное тело:
- Иногда приходится идти на крайние меры, - промолвила черноволосая, - обмороком тут не отделаешься, слишком сложный случай.
Медноволосая склонилась над Ольгой и взглянула в ее широко раскрытые глаза:
- Вечно ты сгущаешь краски, - вымолвила она, прикладывая прозрачную ладонь ко лбу девушки, ресницы которой тут же затрепетали.
- Жива, - произнесла златовласая. - А вот и он, - указала она на блеснувшие вдали огни фар.
Заметив перевернутый автомобиль в неглубоком кювете, водитель длинно затормозил. Обычно в подобных случаях он равнодушно проезжал мимо, но на этот раз неожиданно для себя принял другое решение. Припарковавшись, мужчина поспешил к лежащей у обочины девушке. Ольга зашевелилась и приподняла голову:
- Идти можете? - спросил Николай, поймав отрешенный взгляд.
- Могу, - выдохнула Ольга, - только вот голова...
Не теряя ни минуты, Николай бережно приподнял девушку и понес в свою машину.
- Сумка, деньги... - пролепетала Ольга.
Николай метнулся за сумкой, поспешно сел за руль и помчался в ближайшую больницу, указатель которой появился через несколько километров. Он уверенно вел машину, изредка тревожно поглядывая на девушку. Никогда еще не доводилось ему встречать такую красавицу.
- Ну, вот, - удовлетворенно промолвила златовласая Любовь, - теперь все правильно.
- Да, - протянула медноволосая Надежда, - эти друг друга стоят. Надеюсь, у них получится.
- Так-то лучше! - проворчала черноволосая Вера. - А то напутают, навертят так, что сами потом и во век не разберутся. А что, Люба, - улыбнулась черноволосая Вера, - Ольга-то - твоя внучка, получается? Или я что-то путаю?
- Уж больно хороша, - подыграла медноволосая Надежда, - такие-то на дороге не валяются.
Высокие каблуки-5, псевдоним Агель