Кирик и сапфир Ясновидящего (гл. 1-10)
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
|
|
|
|
Аннотация:
Артемис Фаул по-русски! Главы 1-10
|
Александр Парфе
Кирик и сапфир Ясновидящего
(Книга первая из серии про Кирика)
Глава вступительная
Как это всё началось
На краю небольшой сибирской деревни Кнутово стоял двухэтажный дом — внушительного вида коттедж с шиферной крышей и флюгером в форме клыкастого мифического чудища неизвестной породы. Стоял он на можжевеловом холме, в очень живописном месте, но всем своим обликом подчёркивал отчуждённость от людской суеты. Говорили, что построил его то ли крутой бизнесмен, то ли фермер, то ли вообще космонавт — хозяина дома никто так толком и не видел. Невыясненным осталось и то, куда потом этот "космонавт" подевался вместе с красавицей женой. Отгрохал дом и — канул в Лету.
В тех краях домов таких отродясь не видывали. С одной лишь фасадной стороны смотрело аж восемь окон, а обнесён сей архитектурный шедевр был каменной стеной с башенками и с глухими чугунными воротами, которые охранялись столь же неприглядными мордами, что и флюгер на крыше. Чтобы только обогнуть дом по периметру, требовалось минут пять или того больше. Деревенские иначе как замком его и не называли. Подивились сначала на крепость эту, походили вокруг да около, а как хозяин сгинул, как молва о нём покрылась прахом — стали помаленьку туда бегать, на кирпичи разбирать. Жалко ведь: зачем добру пропадать? Но не пошли кирпичики. Кто брал их, у того на другой день или корова дохла, или в подполе черти заводились. И ничем не прогнать было лихо. Пробовали кирпичи обратно носить, даже на раствор клали, а всё одно — не отступало, окаянное. Решился тогда один смельчак на грех грешный — петуха красного в окошко забросить. Взял он керосинку и в полную луну отправился на можжевеловый холм, но так и не вернулся оттуда — точно в омут ухнул. Только сапог от него и нашли, левый, да и то совсем в другом месте. Что тут делать, повздыхали люди, покрестились тихонько да и забыли дорогу во вражье логово.
Но раз в год, в одно из зимних полнолуний, дом напоминал о себе. Луна в такую ночь делалась красная, будто и правда, как уверяли мужики, голодными волками покусанная, и в двенадцать часов повисала ровно на флюгере замка, так что тень от жестяного уродца с выпученными глазищами накрывала всю деревню. Люди не могли спать под этой тенью, им мерещилось, будто бродит по улице сила нечистая, хлопает в сенях дверями, воет под окнами и гадит в колодцы. Долго после этого не решались они выйти из дому без топора за поясом. Но постепенно всё утрясалось, кровь с луны сходила, страхи забывались, и жизнь в Кнутово вновь обретала свой неторопливый ход.
А потом что-то изменилось.
Как-то в начале лета в дом вселилась старая женщина с новорожденным мальчиком. Когда и каким образом она там объявилась, никто из деревенских не мог сказать. Тракторист Фёдор, чей "Беларусь" возил всех приезжих от станции и обратно, только пожимал плечами: "Не садил я бабу с младенцем!" По избам ходил слушок, что прилетела она прямо по воздуху в бочке из-под саляры. Бочку эту, старую и продырявленную, все видели своими глазами, а пацаны даже нашли в кустах метлу, которою ведьма, якобы, рулила. Но когда районный участковый подержал в руках паспорт старухи и свидетельство о рождении ребёнка, жители успокоились. У мальчика была самая обыкновенная русская фамилия — Кузнецов. У его бабушки фамилия оказалась другой, но ничего подозрительного в этом не усмотрели. Адрес на штампике стоял верный: деревня Кнутово, улица Ведёрная, 1. После этого про таинственный дом вновь на время забыли.
А через шесть лет, первого сентября, старуха привела мальчика в школу, и тайна заколдованного замка улетучилась навсегда. Звали мальчика Кирик. Был он щуплым, пугливым и вечно прятал глаза, будто людей стыдился, а может, делал он так оттого, что были они разного цвета — один карий, а другой зелёный. За эти глаза мальчик и получил от сверстников достойную кличку — Двуглазый Киряшка. Кривых да рябых в деревне хватало, поэтому новенького быстро приняли за своего. От школьных главарей получил он надёжный паспорт с пропиской — в виде синяков и шишек, — и потекла жизнь парнишки нормальным руслом. С той зимы волки перестали грызть луну, тень от флюгера больше не садилась на крыши, а до можжевелового холма протопталась ровная прямая дорожка — по ней школьники частенько наведывались к Двуглазому Киряшке, чтобы списать домашнее задание или просто поиграть на компьютере.
Но всё равно, каким-то странным был этот Киряшка. Разговаривал он мало, тёплой дружбы ни с кем не водил, драться не умел, а на переменах сидел неподвижно в пустом классе, прислушиваясь к чему-то. Если дверь вышибалась и в класс кто-нибудь с криком влетал, Киряшка вскакивал и махал руками, словно на него напала оса. Впрочем, учителя были довольны новым учеником: Кирик Кузнецов неизменно получал пятёрки по всем предметам. А завуч, которая вела русский язык, математику, географию и ОБЖ, сказала, что даже и "шесть" ставила бы, если б это разрешалось учебным процессом.
И вот однажды, в середине мая, когда Кирик уже заканчивал седьмой класс, к ним в школу устроился однорукий библиотекарь.
С этого-то всё и началось...
Глава 1
Старое письмо
В то необыкновенное утро Кирик проснулся раньше бабушки. Солнце только-только показалось над макушками сосен, чирикали воробьи, и пели свою утреннюю песню петухи. В окно кто-то стучал, это настойчивое "дынг-дынг" и разбудило мальчика. Он сел в постели и первым делом попытался вспомнить сон. Но не смог. И это его удивило.
Каждую ночь, с самого рождения, ему являлись кошмары. Сны мальчика населяли странные существа, похожие на людей, хотя это были не люди. Своим обликом они напоминали бритых зверей с хмурыми и строгими — как на удостоверении ФСБ — мордами и злыми глазами. Они тянули к Кирику лапы в красных перчатках, из которых торчали когти, они хотели дотронуться до него, но сделать это им не удалось ещё ни разу, потому что Кирик вовремя просыпался.
А иногда прямо во сне он погружался в другой сон, и там вместо зверолюдей видел испорченный мир — всё в том мире было неправильным, солнце испускало тусклые фиолетовые лучи, деревья, схватив ветвями землю, стояли сгорбившись, а чёрные, пропитанные ядом тучи лизали им спины... И ещё он видел себя в том мире, но видел так, будто это был другой мальчик. У того "другого мальчика" всегда были тёмные очки — он не снимал их даже тогда, когда шёл по ночному лесу, спотыкаясь о корни. Кирику хотелось помочь ему, содрать с него очки, ему казалось, что если открыть мальчику глаза, всё вокруг изменится, мир станет другим. И он протягивал к нему руку, но вдруг видел, что она обтянута красной перчаткой, а из кончиков пальцев торчат белые уродливые когти... и он вновь просыпался в холодном поту.
А в этот раз ему ничего не снилось. Странное чувство! Будто всю ночь его прятало в себе лёгкое пушистое облако, прибывшее из неведомой дали, из того мира, где деревья растут навстречу тёплому ласковому солнцу, где журчат добрые ручьи и гуляют под кустами мягкие мохнатые ёжики. Ах, если б это облако пришло насовсем...
Следующее его удивление вызвала здоровенная ворона, стучавшая по стеклу клювом. Когда Кирик подскочил к окну, она молча развернулась и улетела, всем своим важным видом показывая, что честно выполнила возложенную на неё миссию. На карнизе после вороны остались две царапины, похожие на число "11".
— У меня же день рождения! — вспомнил Кирик.
Да, сегодня он распрощается с этим числом навсегда! Число "11" было простым, оно делилось только на единицу и на себя. А простые числа Кирик ненавидел. Наверное, потому, что они напоминали ему его собственную жизнь. Он был совершенно один. Ну, почти. Он делился только на себя и на бабушку. А вот число "12" — другое дело. Его Кирик любил. Оно имело даже собственное имя — дюжина. Это солидно. Это чётность. Это число нашёптывало ему, что он не одинок, что мама и папа ждут его где-то там, за горой.
Кирик взял фломастер, открыл окно и исправил "11" на "12". Потом посмотрел вниз с высоты второго этажа. Трава была мокрой от росы. По песочной дорожке с бордюром из красного кирпича шёл, распушив хвост, кот Балбес. Он снимал жилплощадь в подвале и никогда не заходил в дом, считая это ниже своего достоинства, хотя содержимым миски, которую выставляла на крыльцо бабушка, не брезговал.
В коттедже, в котором они жили, было великое множество комнат, но большинство из них они не использовали и даже не убирали там. Мальчик занимал спальню в два окна на втором этаже, в смежной комнате спала его бабушка, и ещё в одной был устроен для Кирика кабинет — там он делал уроки, и там же стоял компьютер. Одним словом, обитатели коттеджа чувствовали себя в таком жилище более чем комфортно.
На первом этаже находились кухня-бар и большая гостиная с камином, в которой они принимали "налётчиков" или просто коротали длинные зимние вечера. "Налётчиками" бабушка называла школьных приятелей внука. Когда черти приносили их, Кирик отдавал им тетради, уходил с книжкой в холодную сауну и отсиживался там. Списав домашнее задание, обормоты до самого вечера играли на компьютере. Только с Валькой Кирик чувствовал себя более-менее в своей тарелке, потому что тот был такой же худенький и никого не задирал. Но даже его он почему-то не мог назвать своим самым близким другом. Да и Валька это тоже чувствовал.
В гостиной стояли три уютных диванчика, несколько кресел, два стола, телевизор, книжный шкаф на сотню книг (девяносто девять, если быть точным, и эта маленькая деталь очень важна), давно прочитанных Кириком, и отсюда наверх вела Винтовая Лестница, которую яркое воображение мальчика всегда выписывало с чёрных заглавных букв. По этой Лестнице они с бабушкой поднимались в свои комнаты, но она вела и выше — на мансарду. У двери мансарды Лестница превращалась в площадку, и там можно было стоять, наблюдая за отдыхающими в гостиной. Да, можно было.
У любого мальчишки такая чудесная винтовая лестница с мансардой (а на мансарде таятся сокровища!), непременно стала бы самым замечательным местом для игр, но Кирик никогда не поднимался выше своей комнаты. Ему часто снились и эта Лестница, и эта Площадка, и эта Мансарда, причём в самых мрачных тонах. Он до сих пор был уверен, что на мансарде кто-то живёт. Иногда, даже днём, оттуда доносились пугающие звуки — скрип половиц, шорох задвигаемых штор, тихий звон ложечки в стакане... Мальчик никогда не оставался в гостиной один. Если бабушка шла на кухню или выходила во двор, он хвостиком шёл следом, и эта привычка оставалась у него до самой последней поры, пока ему не стало по-настоящему стыдно за свой детский страх и он не научился оставаться под Площадкой один. Бабушка посмеивалась над внуком, уверяла, что никого наверху нет, а если и есть, то это всего-навсего домовой — они живут в каждом доме и ничего дурного людям не делают. Но вера в это у Кирика таяла с каждой разорванной нитью, которую он, перед тем как лечь спать, натягивал поперёк лестницы выше своей комнаты.
Один раз, когда ему было восемь лет, он заснул на диване в гостиной. Бабушка сидела неподалёку в кресле и вязала. Тихо бормотал телевизор. И вдруг Кирик увидел, как открылась дверь мансарды и на площадку вышли двое в тёмных очках. Один был высокий, в яркой одежде, сшитой из разноцветных лоскутков, с головой то ли собаки, то ли барсука, но без шерсти. А второй походил на суетливого поросёнка в клетчатых шортах. Эти типы облокотились на перила и стали смотреть на Кирика. "Он спит", — сказал высокий с барсучьей мордой. "Или прикидывается, что спит", — хрюкнул поросёнок. Кирик заплакал и проснулся. Площадка была пуста, но мальчику показалось, что дверь чуть-чуть приоткрыта. Через два года после того случая он переборол страх, взял ножовку, поднялся на Площадку и подпилил перила, чтобы тем чудовищам не повадно было на них облокачиваться.
Кирик мотнул головой, прогоняя неприятные воспоминания.
Лучше думать о хорошем. О ласковом облаке, пришедшем к нему в эту ночь. Неужели кошмары закончились? Или это такой подарок к его дню рождения, а завтра всё начнётся сначала? Он решил пока не говорить бабушке о белом облаке, — подумал, что эту тайну лучше сохранить в себе. Хотя бы один день. Если завтра утром он опять проснётся в том пушистом облаке, тайна станет крепче, и её можно будет доверить другому человеку.
Он отодвинул запор на двери и выглянул на лестницу — нитка была цела, и это обстоятельство тоже обрадовало Кирика. Он вернулся в комнату, подбежал к бабушкиной двери и распахнул её настежь.
— Бабуля!
Бабушка открыла один глаз. Память у неё работала с пробуксовкой, поэтому Кирик возвестил радостно:
— Ба, у меня сегодня день рождения!
— С днём ангела, внучек, — улыбнулась она и перевела взгляд на часы. — Что рано встал? До автобуса ещё два часа.
— Я выспался. Мне ничего не снилось. Совсем ничего.
— Господь услышал мои молитвы, — сказала она и перекрестилась. Потом засуетилась: — Ой, что ж это, надо хоть тортик какой состряпать...
— Тортик ты вчера испекла, — напомнил внук. — В холодильнике стоит. А свечи я позавчера купил. Вернее, обменял у Вальки на двенадцать испорченных дискет. Они такие тоненькие, красивенькие, разных цветов!
— Двенадцать испорченных дискет, двенадцать... — эхом повторила бабушка. Что-то было связано с этим числом, но она никак не могла вспомнить, что именно. Воспоминания уходили в далёкое прошлое, когда внук ещё учился ходить.
Старушка села и сунула ноги в тапки.
— Ну-ка, чай надо поставить. Ты умойся, Кирюша, а я сейчас.
Кирик сбежал вниз.
В ванной комнате, из которой частенько тоже доносились неясные звуки, теперь было тихо. Раньше Кирик, перед тем как войти, всегда прислушивался, а сейчас смело толкнул дверь. Как и следовало ожидать, внутри никого не было. Он подошёл к раковине. Из зеркала на него смотрел незнакомый мальчик. Незнакомость исходила от горящих глаз и растянутой до самых ушей улыбки. Почему никогда раньше Кирик не видел этого лица? Он будто всю жизнь ходил в маске... А ведь быть самим собой — это так здорово!
Он умылся и включил чайник. Бабушка ещё только спускалась по лестнице, шаркая тапками. Мальчик достал из холодильника торт, поставил его в центр стола и облизнулся. Это были знаменитые "Бильярдные шары", Кирик их просто обожал. Такое чудо можно было отведать только у его бабушки, потому что она сама придумала рецепт, ещё в молодости, и название тоже сама выдумала. Торт был треугольной формы, он складывался из заварных шаров со сливочной начинкой и заливался особым секретным кремом со сказочным, каким-то заморским ароматом. Сверху этот кулинарный шедевр густо посыпался шоколадной крошкой, а по шоколаду бабушка всегда выводила взбитыми сливками дарственную надпись. На этот раз на торте красовались две цифры "12", а ниже... ниже маленькими корявыми буковками было приписано: "найди книгу". Тут бабушка, видимо, потеряла очки, поэтому надпись получилась неказистой.
— Ба! — крикнул мальчик. — А про какую такую книгу ты написала?
Она наконец добралась до кухни. Увидев торт, всплеснула руками:
— Батюшки мои! Неужто это я испекла?
— Да ты, ты, — улыбнулся Кирик. — Кто ж ещё умеет печь такие красивые и вкусные тортики?
Бабушка надела очки и присмотрелась к мечте всех сладкоежек.
— "Найди книгу"... — прочитала она. — Ты умылся?
Кирик кивнул.
— Вот и хорошо. Сейчас чайник закипит, и будем праздновать. А потом, пока ты в школе, я испеку ещё один. Ты ведь приведёшь друзей, Кирюша?
Кирик по привычке пожал плечами, но потом спохватился:
— Ладно, Вальку позову.
Все предыдущие дни рождения мальчик отмечал только с бабушкой, а та каждый раз пекла два торта в надежде, что вечером к внуку придут гости.
Иногда они и в самом деле заявлялись, без приглашения, но Кирик запирал перед ними ворота. За это на следующий день он получал дополнительную порцию тумаков — за жлобство. Мальчик сносил все побои стоически, и только Балбес замечал его злобную ухмылку, когда хозяин возвращался из школы, — ухмылку, от которой коту становилось не по себе, и он срочно уносил лапы. Но животных Кирик никогда не обижал, он относил их к представителям иной цивилизации, с которой люди никак не могли навести контакт.
— Этот день будет самым замечательным в твоей жизни, — улыбнулась бабушка.
Она поцеловала внука и принялась хлопотать по кухне.
— А что за книга, Кирюша? — спросила она, вспомнив корявую приписку на торте.
— А мне-то откуда знать, ты ведь написала, — усмехнулся Кирик.
— Не помню... — вздохнула она. — Нет, про книгу вроде не писала...
Если бы у бабушки не "скреблись таракашки в горшочке", как она сама всегда говорила, Кирик непременно задумался бы над тем, каким образом на торте появилась странная приписка и не причастны ли к этому загадочные домовые, до вчерашнего дня обитавшие в их доме. Но он был уверен, что эти два слова написала в беспамятстве сама стряпуха. Ей было уже восемьдесят пять, а в таком возрасте старушки всегда проказничают.
Наконец чайник закипел, и они сели за стол.
— Ба, — спросил Кирик, — почему у нас такой большой дом? Целая крепость! Валькина мама говорит, что я сын ведьмы. Все нормальные живут в простых избах...
— Твои родители построили этот дом, — задумчиво ответила бабушка. — Они всегда мечтали жить в деревне, завести ферму...
Она положила в чашки сахар, хотя обычно, когда на столе были торт или другие сладости, они пили чай без сахара. В это утро с её головой творилось что-то совсем уж непонятное. Мысли бабушки всё время возвращались к магическому числу 12, и, чем больше она думала об этом, тем отчётливее в памяти всплывало какое-то пока неясное имя.
— А они взаправду пропали? Ведь бывают родители, которые сами убегают от своих детей. — Кирик наморщил лоб, потому что сам понял, что в его словах нет логики. — Хотя... зачем тогда они построили этот дом, если хотели избавиться от меня? Такие финансовые затраты...
Бабушка задумчиво смотрела на торт. Не дождавшись от неё ответа, Кирик взял нож, спел сам себе "Хэппи бёздэй" и приступил к разрезанию шоколадного треугольника.
— Ой, свечки забыли! — вспомнил он, но махнул рукой: — А, ладно, вечером на второй торт поставим. Ба... не спи.
Торт почему-то не резался. Кирик надавил ножом посильнее, и вдруг один угол бильярдного треугольника приподнялся. Под слоем шоколада явно было что-то спрятано! Это "что-то" не давало ножу воткнуться.
— Бабуля... — засмеялся Кирик, — ты что туда закопала?
Бабушка очнулась от своих мыслей и с изумлением уставилась на уголок какой-то картонки, вылезшей из крема.
— Ничего я не закапывала... — сказала она неуверенно. — Может, это корж? Но в "Бильярдных шарах" нет коржей...
— Сейчас узнаем, — успокоил её внук.
Он потянул "картонку" за край и, счищая ножом крем, достал её всю.
— Эх, теперь торт некрасивый будет... Что это? Тут что-то написано... — На странном предмете среди шоколадных пятен Кирик различил буквы. И вдруг он воскликнул: — Да это же конверт! Ба, это письмо какое-то... Я такие у Вальки дома видел. Они по почте приходят.
— Письмо? — пробормотала бабушка. В её глазах на один короткий миг что-то вспыхнуло, но тут же погасло.
— Ну точно письмо! Как оно попало в торт? Ба, это оно мне пришло? А зачем ты засунула его в торт? — Кирик хоть и нахмурился, но сильно сердиться на бабушку ему не хотелось. Решила почудить, с кем не бывает... И тут до него дошёл более глубокий смысл находки. Он прошептал: — А от кого оно?
Кирик смочил тряпочку тёплой водой и протёр конверт. Он не заметил, как затряслись у бабушки руки. Старушка при виде конверта что-то вспомнила, но губы её были крепко сжаты. Она не хотела ничего говорить, пока её мысли не соберутся в более плотный и осязаемый клубок.
Вверху конверта фиолетовой пастой крупным размашистым почерком было написано: "Кирику — в день когда ему исполнится двенадцать лет". Никаких штампиков или других почтовых отметок на конверте не было, кроме сиротливых "Кому", "От кого" и "Индекс", оттиснутых в типографии.
Сердце у Кирика бешено заколотилось. Это письмо было адресовано лично ему! Первый раз в жизни он получил письмо! Но от кого оно? И оно вряд ли пришло по почте...
Он схватил нож и торопливо вскрыл конверт. Внутри лежал всего один листочек, исписанный тем же крупным почерком. Затаив дыхание, Кирик начал читать:
"Дорогой мой сыночек.
Ты не представляешь какие муки испытывает мать, родившая дитя, но ни разу не испытавшая счастья видеть как он растет, как ходит в школу, как играет, а в каких мучениях должен жить ребенок ничего не зная о своих родителях. У меня разрывается сердце когда я думаю обо всем этом!!! Но даже сейчас когда ты держишь в руках это письмо я не могу сказать тебе всего. Я не могу рассказать что стало с твоими родителями, я даже не знаю, будем ли живы мы к тому времени, ведь ты прочтешь эти строки через целых двенадцать лет..."
Дочитав до низа страницы, Кирик торопливо перевернул листок.
"Сынок мой, бумага кончается, а мне велено написать тебе не о моих чувствах, а о какой-то ерунде которой я не понимаю. Они говорят, что если я этого не сделаю, ты окажешься в страшной опасности. Сыночек мой, ты должен прочитать какую-то книгу. Она без названия, но на обложке там два глаза, так мне объяснили. Книга хорошо спрятана, чтобы никто не мог дотронуться до нее кроме тебя. Только ты можешь ее найти. Ты должен найти ее и прочитать, когда тебе исполнится двенадцать лет. Обязательно найди эту книгу! Не знаю о чем она, но мне так сказали.
Целую тебя, мой дорогой и горячо любимый сын. Всегда и везде помни, что мы с папой любим тебя! И верим в тебя!"
К концу письма почерк сделался совсем мелким, но всё равно для последней строчки не осталось места, и она загнулась вверх вдоль края бумаги: "мы с папой любим тебя! И верим в тебя!". Из всего прочитанного в голове Кирика осели только слова "целую тебя" и "горячо любимый сын". И ещё эта загнутая вверх строчка, которая походила на ствол африканской пальмы из одной компьютерной игры.
Сердце продолжало молотить, не успокаиваясь. К нему добавилось удушье. Кирику не хватало воздуха, какой-то липкий комок подкатил к горлу и лишал лёгкие кислорода. Потом этот комок сдвинулся выше, пробрался в нос, в глаза, и по щекам мальчика потекли слёзы. Кирик перевернул листок и снова начал читать письмо, но он знал заранее, что опять ничего не поймёт. Где его родители? Живы ли они? Как они прислали это письмо?
— Почему ты не читаешь вслух? — спросила бабушка.
Она взяла в руки конверт, повертела его, и картины давно забытого прошлого чётко встали у неё перед глазами. Когда Кирик перечитал письмо в третий раз уже вслух, она сказала:
— Я знаю этот конверт. Он всегда, как ты родился, лежал в моей шкатулке. Неужели это я сунула его в торт?
— Бабушка, — взмолился Кирик, — я ничего не понимаю. Посмотри, это писала моя мама? Это её почерк? Где она сейчас? Она жива? Почему она не с нами?
Бабушка поправила на носу очки.
— Да, это её почерк, — проговорила она, рассмотрев листок. И ткнула пальцем в конверт: — А здесь — не её.
— Где?
Кирик выхватил из её руки конверт. На его обратной стороне были небрежно нацарапаны три слова:
СМОТРИ В ГЛАЗА
— Смотри в глаза... — прошептал Кирик.
Ему стало страшно. Он не любил смотреть людям в глаза. В этом было что-то запретное. Половина его жизни прошла в жутких снах, в которых к нему тянулась рука в красной перчатке. Он опускал глаза, и рука замедлялась, и это вселяло надежду, что она никогда не дотянется до его лица. Его взгляд будто мог управлять страшной рукой. Если смотреть на руку не отрываясь, она обязательно вцепится в горло.
В реальной жизни было так же. Как-то раз он нечаянно посмотрел в красивые синие глаза доярки, и у той опрокинулся бидон с молоком. А однажды он осмелился улыбнуться продавщице, которая выбрала ему самый зажаристый и хрустящий кирпичик хлеба, — и касса упала ей на ногу, раздробив кость. Он до сих пор помнит сковавший его ужас. На полу — россыпь монет, обрызганных кровью, а в ушах — ужасный, раздирающий душу крик женщины.
Все эти несчастья Кирик связывал с тем, что взгляд его пересекался со взглядом людей. Только так можно было объяснить этот странный феномен. Даже бабушка, его родная бабушка поглядывала на него всегда осторожно, украдкой. В этом было что-то страшное, но в то же время это очень волновало Кирика. Он понимал, что его уродливые разноцветные глаза таят в себе какую-то силу, он боялся её, но и желал её.
— Ба, а ты мне никогда не рассказывала про это письмо, — сказал Кирик, с трудом отогнав от себя мрачные думы о чёрных волшебниках.
— Нельзя было, — ответила бабушка. — Так велел один человек. Он жил у нас, когда ты ещё ходить не умел. Это письмо я получила от него. Он сказал, чтобы я отдала его тебе в двенадцать лет.
— Он жил в нашем доме? — удивился мальчик.
— Да. Но недолго, меньше месяца. Он мне сказал, что он друг твоего отца... Как же его звали?.. — Бабушка наморщила лоб, вспоминая. — Какое-то странное имя... И ещё почему-то "месье"...
— Месье?
— Месье, да. Будто он был из самого Парижа... Нет, не вспомнить мне его имя... Совсем темно в моём горшочке...
— Что он тут делал? — прошептал Кирик, поражённый новостью.
— Делал? Что он делал... Он смотрел твои книги... Да, он всё время в них рылся... читал... листал... Не знаю, особо я не присматривалась. А потом словно испарился. Отдал мне на хранение это письмо — и будто его корова слизала. Ушёл совсем не по-французски.
— А как он выглядел?
— Выглядел он хорошо. Всегда в пиджаке, даже за столом. И при галстуке. Ну, одно что месье.
— А книга? Он тебе говорил что-то про неё?
— Нет, внучек, про книгу не говорил. Хоть и совсем я старуха, а всё сразу вспомнилось, когда письмо мне на глаза-то попалось. Но про книгу он ничего не говорил. Точно не говорил.
— В ней написано, где мои родители, да? — с надеждой в голосе спросил Кирик.
— Не знаю, внучек, — покачала головой бабушка.
Кирик и сам понимал: чтобы ответить на этот вопрос, нужно было найти книгу. Книга существует. Десять лет назад таинственный любитель ребусов спрятал её в их доме и предложил мальчику поиграть в интересную игру. Может быть, этот месье и его родителей спрятал, а теперь настал момент позабавиться, посмотреть, как выросший сын будет искать их...
Кирик стиснул зубы. Да, он принимает условия этой жестокой игры!
ОН ПРИНИМАЕТ УСЛОВИЯ ИГРЫ!
Он даже не стал есть торт. Только быстро выпил чай и выскочил из-за стола.
— Что ж ты не покушал? — спросила бабушка.
— Не сейчас, ба. Сначала я должен найти книгу.
"Я тебе помогу", — хотела сказать старушка, но не успела. Кирик уже схватил письмо и убежал к себе наверх.
Там он включил компьютер, поставил классическую музыку и лёг на диванчик, подложив под затылок сложенные в замок руки. Ничто так не стимулировало его умственные способности, как хорошая музыка. Но сейчас сердце колотилось так громко, что заглушало все внешние звуки.
Маму он знал по одной-единственной фотографии, которую бабушка иногда доставала из своей шкатулки. Она снялась в объятиях папы — молодая и ослепительно красивая, как Венера в пике своей яркости. Папа тоже вышел совершенно обалденный. У него там небольшая бородка, как у академика Курчатова, который создал атомную бомбу, и стёклышко в правом глазу, круглое такое, с цепочкой — раньше их носили как очки, и они назывались моноклями. Бабушка говорила, что это он так дурачится перед объективом, а на самом деле у него было нормальное зрение. Почему "было"? На этом вопросе бабушка всегда надолго замолкала. Кирик знал — она считает, будто его родителей давно нет в живых. Но сам он был убеждён в обратном.
Вдруг мысли его оборвал громкий шум в гостиной, будто там упал шкаф. Но отчего он мог упасть? Кирик выбежал на лестницу и похолодел от увиденного. Посреди гостиной в окружении деревянных обломков и щепок лежала его бабушка. Она лежала на спине, и её глаза были закрыты. Мальчик посмотрел вверх и сразу всё понял. На месте перил у двери мансарды зиял пролом... Бабушка зачем-то поднялась на площадку, чего раньше никогда не делала, оперлась на подпиленные перила и рухнула вниз...
— Бабушка! — закричал он.
Он подбежал к ней и прижался ухом к её груди.
— Ки... рюша... — вдруг услышал он.
Бабушка открыла глаза, светившиеся лихорадочным блеском. Ей было трудно говорить.
— Зачем ты ходила наверх, бабушка? — всхлипнул мальчик.
— Кирюша... я вспомнила... имя того человека... месье Вижинер... звали его месье Вижинер... он всегда говорил... запомни, я — месье Вижинер...
— Бабушка, я сейчас позвоню в "скорую", ты подожди, я быстро!
— Нет, Кирюша! Они же увезут меня в больницу, а я не могу оставить тебя одного... Да мне уже лучше. Странно, я ничего не сломала себе... Вот только головой стукнулась... Ковёр тут у нас хороший, мягкий... Помоги мне встать.
Кирик отвёл бабушку к дивану и уложил.
— Тебе правда лучше?
— Да. Не беспокойся. Иди себе в школу, а я немного полежу да начну стряпать.
— До автобуса ещё много времени, — сказал Кирик. — Я пока побуду у себя, а потом приду завтракать, хорошо? Но ты так и не ответила мне, зачем пошла наверх.
— Я подумала, что книга может быть на мансарде. Хотела найти её и сделать тебе сюрприз.
— Ну, сюрприз у тебя вышел что надо, — печально улыбнулся Кирик.
— Пожалуй, — согласилась с ним бабушка.
Глава 2
Захват школьного автобуса
Тёплые весенние лучи согревали комнату, но на душе у Кирика было неспокойно. Он окинул взглядом знакомые предметы. Компьютер "Pentium-II", монитор "Sony", сканер, струйный принтер — всё это составляло тот крошечный мир, в котором жил Кирик. Но это был почти взрослый мир. Он открылся мальчику два года назад с вычисления числа "пи". Кирика пленила тайна этого бесконечного числа. Он решил, принципиально не заглядывая ни в какие справочники, дойти до сотого знака после запятой и выполнил эту задачу за месяц.
Затем целый год Кирик бился над доказательством теоремы Ферма, заполнил файлами два мегабайта на диске, но отступил. Он не сдался, просто понял, что вернётся к задаче позднее, когда будет обладать новыми знаниями. Ведь это была по-настоящему взрослая задача. А потом случайно увидел по телевизору, что теорема Ферма была доказана математиком Эндрю Уайлсом ещё в 1995 году. В общем-то, это была хорошая новость.
После теоремы он увлёкся фракталами. Треугольник Серпинского, канторовская пыль, снежинки фон Коха, кривые дракона... Дух захватывало от всех этих названий и особенно от той красоты, которая расцветала на экране, когда математические уравнения обретали жизнь. Мальчик и не знал раньше, что мир за окном построен на законах фрактальной геометрии. Облака, лес, сено в стогу, даже поры в хлебе! И он сам, Кирик, — часть этого мира...
Последним его увлечением была книга Шеннона "Работы по теории информации и кибернетике", найденная в книжном шкафу среди томиков фантастики и приключений. Раньше он только брал её в руки, листал и разочарованно ставил обратно, а тут вдруг открыл на случайной странице, заинтересовался и с той поры стал иногда почитывать. Книга была очень трудной для понимания, но за это Кирик и ценил её. Он любил умные учёные термины, старательно выписывал их в отдельную тетрадь, а потом искал в словарях их толкование и долго думал, какой смысл с их помощью доносит автор до читателя. Занятие это так увлекало мальчика, что он часто засиживался до глубокой ночи. Но в его домашней библиотеке было слишком мало научной литературы и словарей, и это сильно замедляло работу. Кирик тайно мечтал о том дне, когда сможет поехать в город. Там есть научные институты, большие книжные магазины, Интернет...
И вот теперь он узнал, что где-то в их доме спрятана от посторонних глаз ещё одна книга, которую он не читал. Даже не держал в руках! Это была очень нужная книга, она содержала какие-то сведения, которые укажут Кирику, где искать родителей.
Мальчик задумался. Конечно, надо будет простучать все стены, в них вполне может оказаться тайник. И проверить половицы. Ещё внимательно изучить шкафы — там тоже может обнаружиться двойная стенка. Ещё — обследовать заднюю сторону всех картин, даже можно бы и в вентиляцию залезть. Всё надо проверить. Но Кирик понимал, что первым делом он должен исследовать Мансарду. Что-то подсказывало ему, что книга спрятана именно там. Ведь не зря бабушка пошла туда. Она что-то помнила.
Часы на экране компьютера показывали, что до автобуса оставалось всего полчаса. Мансарда, конечно, пока откладывалась. Кирик исследует её вечером вместе с Валькой — так веселее.
Он встал и уже собрался идти завтракать, как взгляд его задержался на книге Шеннона, лежавшей на столе. Он открыл её и замер, увидев надпись на экслибрисе*: "Ex Libris м. Вижинера". Мальчик так привык к этой зубастой картинке, на которой изображался флюгер их коттеджа, что она давно уже не привлекала его внимания, а теперь чёрный оттиск дал Кирику очень важную информацию: все книги в доме принадлежали раньше этому загадочному месье Вижинеру. И вдруг чёткая мысль пронзила мозг мальчика. Книг было девяносто девять! Хитрый Вижинер подсказывал ему, что существует и та самая — сотая! — книга, которую ему надо найти!
------------
*Экслибрис — печатный знак с обозначением владельца книги, часто в виде картинки, из которой можно иногда узнать о роде деятельности владельца или даже о его характере. Латинские слова "Ex Libris" переводятся как "Из книг".
Где же её искать? Интуиция говорила Кирику, что такой хитрый игрок вряд ли удовлетворился бы вентиляцией или задней стороной картины. О половице или двойных стенках шкафа и говорить нечего. Месье Вижинер придумал ему игру поинтересней, в этом Кирик не сомневался. А это имя... Вижинер... Мальчику казалось, что он уже встречал это слово где-то в другом месте, не только на экслибрисе. Ладно, об этом он подумает на досуге. А сейчас пора было собираться в школу.
Он спустился вниз. Бабушка уже звенела посудой на кухне. Кирик обрадовался, что с ней ничего не случилось при падении со второго этажа. Его бабушка была просто молодцом! Он чувствовал себя скверно от мысли, что она упала по его вине — ведь это он подпилил перила. А самое главное — он не мог найти в себе силы сознаться в этом.
— Бабушка, чай горячий?
— Да, я только что выключила. Садись, попей с тортиком, да беги скоренько в школу.
Кирик сел за стол.
— Ба, а почему ты решила, что книга спрятана на мансарде?
Бабушка повернулась к внуку.
— Какая книга, Кирюша? Ах, да... Ну, где ж ей ещё быть? В комнатах во всех мы с тобой были, а на мансарду я ни разу не поднималась. И ты боишься её, как чёрт ладана. Вот я и подумала, что она может быть только там.
— Логично, — сказал мальчик и улыбнулся. — У тебя ничего не болит, бабушка? Голова как?
— Всё хорошо, Кирюша. Сама удивляюсь... В моём-то возрасте так летать... Но всё обошлось. И я знаю, почему.
— Почему?
— Тебя мне надо поднять. Вот станешь постарше, тогда мне можно будет и на тот свет отправляться...
— Не говори так, бабушка. Я тебя очень люблю. И ты будешь жить ещё долго-долго.
— Спасибо, внучек, за добрые слова...
— А скоро я найду маму, — твёрдо добавил Кирик. — Она жива. Вот увидишь. В той книге должно быть всё-всё про это написано.
* * *
Как известно, в Харькове живут не харьки, а в городе Архангельске нет ни одного архангела, но жители деревни Кнутово особой щепетильности в подобных вещах не проявляли, поэтому называли себя просто — кнутами.
Кнуты очень гордились тем, что в их деревне был самый настоящий школьный автобус.
— Чё мы, хуже американцев? — говорили они.
В общем-то, автобус правда был нужен, поскольку ближайшая школа находилась в селе Лосёвка, в семи километрах от Кнутово. Мало того, весной и осенью дорогу до Лосёвки так развозило, что проехать по ней нельзя было даже на "уазике". А вот на школьном кнутовском автобусе — запросто. Потому что его цепляли к трактору "Беларусь". Под капотом старенького пузатого автобуса марки "ГАЗ" уже давно ничего не осталось — растащили на запчасти, — но корпус был прочный и мог возить школьников ещё не один десяток лет.
Когда Кирик позавтракал и вышел из дому, в груди у него, в районе солнечного сплетения вдруг приторно-сладко защемило, и он понял, что необыкновенные события этого утра ещё не закончились.
С вершины холма он увидел стаю ворон, кружившую над автобусом. Рядом стояла кучка ребят. Автобус, как обычно, был прицеплен к трактору, но дяди Фёдора нигде не было видно.
"Неужели сломался?" — подумал Кирик с сожалением: сегодня его необъяснимой силой тянуло в мир. У него была тайна, которую он должен был хранить. А какой интерес хранить тайну в четырёх стенах? Разумеется, он не собирался никому рассказывать про письмо и загадочную книгу, но даже просто находиться рядом со сверстниками, которые ничего этого не знают, казалось ему делом невообразимо приятным.
Он быстро спустился с холма и за несколько минут преодолел расстояние, отделявшее его от школьников.
— Сломался? — спросил он первого, кто встретился ему на пути. Им оказался Вовка Гладышев, самый задиристый в их классе.
— Не-а, — ответил Вовка, даже не повернувшись к Кирику. Происходящие события захватили парня целиком, и он, не отрываясь, смотрел на воронью стаю над автобусом.
— А где Фёдор?
— Леську к фельдшеру повёл: вороны ей в башке дырку проклевали, — сказал Вовка.
— Да ну?
— Палки гну!
Вороны с сумасшедшим карканьем носились вокруг, скакали под колёсами трактора, гоголем расхаживали по салону автобуса, а его крыша была сплошь покрыта серой шевелящейся массой, из которой на детей поглядывали злобные бусинки глаз.
Нечто странное было в этих птичках, что Кирик сразу отметил: вороны постоянно жевали, как коровы. Иногда какая-нибудь из них пошире открывала пасть, и тогда там были видны острые зубы, а на красном языке — белый комок жвачки. Кирик даже зажмурился. Показалось? Нет, так и есть — зубы!
— Видал? — пропыхтел Вовка. — Жаль, фотика нету. Зубастые вороны! Улетят, никто потом не поверит.
Леська Самойлова была лучшей ученицей школы. Кирик не мог себе представить её светлую, пробитую клювами голову. У него заныло в груди. Интуиция вновь подсказывала ему, что всё это каким-то образом связано с ужасным месье Вижинером и сегодняшней датой — днём рождения Кирика.
Он отыскал в толпе Вальку.
— Дырку в голове проклевали? — усмехнулся Валька. — Да врёт он всё, твой Вовка. Они ей только глаз выклевали. Жить будет. Первая в автобус полезла, хотела место получше занять, вот и получила. Они никого не пускают. Даже на Фёдора напали, чуть живьём не съели...
— Откуда они прилетели? — спросил Кирик.
— Не знаю. С самого утра по всей деревне скачут. Нефедовым даже в дом пробрались, всю посуду побили...
Кирик присвистнул. Валька вдруг схватил его за плечо:
— О-па-на... Дедуля мой... Глянь, рассекает!
К автобусу на всех парусах, размахивая вилами, мчался Валькин дед. Усы его по-боевому топорщились, под расстёгнутой телогрейкой вздымалась крепкая волосатая грудь.
— А ну, кыш! Ить, чума! Поналетели! Откудова только набралося вас стоко? — орал он на ходу.
— Деда, близко не подходи, — крикнул ему Валька. — Заклюют.
— Ты меня не учи, сопля!
Дед поднял вилы и храбро ринулся на автобус. Вопреки ожиданиям, серые бестии не улетели, они только замерли, изучая противника, а когда вояка приблизился на достаточное расстояние, набросились на него всей воздушной эскадрильей. Поднялся невообразимый гвалт. Дед завертелся на месте, вилами шугая ворон, но через минуту вспотел и отступил.
— Адское племя! — выругался он. — Тут дробовик нужон. Без его нечего и толку воевать.
— А как же шко-ола? — протянула какая-то девочка.
— Школа нонче отменяется, — ответил дед, доставая махорку.
— Ура-а!
В воздух полетели портфели.
— Я вам дам "отменяется"! — раздался грозный голос.
К ним подходила тётя Даша, повариха колхозной столовки. Сзади за ней бежала её дочка-второклассница с пухлым портфелем за плечами.
— Фёдор сейчас придёт, и поедете, — отрезала тётя Даша. — А птичек разгоним. Эка невидаль!
— Разгони, — согласился дед и гыкнул от удовольствия. — Шибко разбират меня на кончерт поглядеть!
Тётя Даша смерила его презрительным взглядом, потом встала лицом к автобусу и сделала руки в боки.
— И откуда взялися эти отродья? — спросила она недовольно. — Во всём лесу столько не сыщется.
Она сунула в рот два пальца и, набрав воздуху, свистнула. Свист получился что надо, чуть кепка с деда не слетела, но вороны даже клювом не повели.
— Вот те на! — удивилась тётя Даша. — Курей бы в миг сдуло, а этим хоть бы хны... З-зараза! — Она в сердцах сплюнула.
Тут в конце улицы показалась долговязая фигура в чёрной фуфайке, а за ней ещё кто-то — большой и красный.
— Вот и Фёдор, — сказала повариха безо всякого энтузиазма. — А кто это его догонят сзади?
— Этот? — крякнул дед, раскуривая самокрутку. — Этого Хфёдор вчерась привёз, уж как луна вышла. Дюжий здоровила, таких в боевиках показывають.
— Откуда ещё? Из города, чё ль? — прищурилась тётя Даша.
— Да будто. Два было чумоданища с им... — дед закашлялся от затяжки, а потом засмеялся, — так Хфёдор и одного от земли отурвать не смог!
— Заливай больше, — не поверила повариха.
Стоявшие вокруг школьники с интересом прислушивались к разговору взрослых. Валька шепнул Кирику:
— Я сам видел. У него рука — телеграфный столб с крючком. Как у капитана Крюка. Помнишь, мультик показывали? Дедуля ему водки полный стакан налил, так тот подумал, что простая вода, и выпил...
— И что было? — тоже шёпотом спросил Кирик.
— Ничего. Выпил, и всё. Потом взял чумоданы, на плечи поставил и пошёл себе...
Тем временем Фёдор и его спутник подошли так близко, что можно было рассмотреть таинственного незнакомца получше.
Он и правда походил на слона, вставшего на задние ноги, только без хобота. Ярко-красная куртка "Addidas" была плотно набита мышцами, которые красиво играли при движении. Фёдор рядом с таким чудовищем казался хилым дрессировщиком, которого никто не слушается. При виде страшилища по толпе ребят пробежали возгласы восхищения и страха одновременно. А когда "слон" остановился перед ними и все разглядели, что из левого рукава его куртки торчит стальной, круто загнутый бивень, наступила полная тишина, только слышно было, как царапают крышу автобуса вороньи лапы.
Через минуту все подняли взгляд на лицо обладателя кошмарного бивня. Оно ухмылялось. Если это лицо отделить от всего остального, то можно было сказать, что оно совсем даже не страшное, даже была на нём самая настоящая улыбка. Голубые глаза немного косили, а светлые брови хоть и были густые, но не хмурились. Одним словом, вполне приличное лицо. Правда, в одну только ноздрю огромного носа можно было воткнуть целую шапку, но ведь в ней не было зубов... Хотя зубы, конечно, были. Там, где им и положено — во рту, и были они все до единого из чистого золота. А чтобы притихшие зрители убедились в этом, громила клацнул челюстями — это вышло так громко и неожиданно, что парни зажмурились, а девчонки попадали замертво.
— Ха! — ударил гром откуда-то сверху. — Это и есть школьный автобус?
— Д-да... — моргнула повариха и сразу пожаловалась: — Только он захвачен террористами и ехать не могёт!
Улыбка тут же пропала с лица громилы, и слон поднял свою оглоблю. Под рукавом металлически щёлкнуло, и бивень молниеносно сменился хлеборезом.
— Где террористы? Показывай!
— Да вон же... — промямлила тётя Даша, — на крыше.
— Ха! Эти воробьи?
Хлеборез убрался вовнутрь, и оглобля опустилась. Затем здоровяк весело хмыкнул, подошёл к автобусу и тряхнул его, будто это была колотушка дяди Васи, колхозного сторожа. Вороны кричащей тучей взметнулись в небо, сделали круг над раскрытыми в изумлении ртами школьников и унеслись в сторону леса. Громила вытер единственную ладонь о штанину и подошёл к двери. Одна птичка не успела выпорхнуть из клетки и металась по салону автобуса, безумно вопя. Однорукий слон встал на ступеньку... Все увидели, как от его веса наполовину сплющилась шина переднего колеса.
— Я вчера накачивал! — заявил во всеуслышанье Фёдор и почесал в затылке.
Здоровяк шёл по проходу между сиденьями, и автобус качало, словно кораблик в шторм. Громила загнал последнюю террористку в угол, схватил её за хвост и вышвырнул в форточку. Ворона с жалобными воплями понеслась за своими подельницами. После этого Крепкий орешек стряхнул с себя перья, сел на задние сиденья и возвестил:
— Ну всё, можно ехать!
Толпа одним ртом выдохнула, ожила, и школьники наперегонки бросились к автобусу.
Глава 3
Лейтенант с запахом карамелек
Сведения, которые будут сейчас вкратце изложены, являются совершенно секретными и человека неподготовленного могут просто шокировать, поэтому, дорогой читатель, чтобы тебе спалось спокойней, лучше прими их за чистый вымысел.
Начнём с того, что люди на Земле — не главные. Главнее их некие существа, называющие себя магнулами. Их не так много — всего процентов пять от населения планеты, — но именно они правят миром, потому что обладают даром, которого у простых людей нет. Магнулы — гипнотизёры.
Сами магнулы тоже разные. Они отличаются друг от друга и внешним видом (нередко просто ужасным), и продолжительностью жизни (для одних уже и сто лет барьер, а другие доживают аж до пятисот), и гипнотической силой. Но их можно разделить на несколько основных групп. Представителей одной такой группы называют народцем.
Например, очень необычный народец зазнаек выделяется уникальной способностью быстро перемещаться в пространстве. То, как зазнайки это делают, ещё будет подробно описано дальше, а здесь мы скажем лишь, что как гипнотизёры они не очень сильны (слабее их только жлобы). И вообще, первая буква в названии народца как раз указывает на гипносилу. Чем ближе буква по алфавиту к "Я", тем большей гипнотической силой обладает его представитель. Буквы от "А" до "Е", а также "Л" и "Ч" (из-за слов "люди" и "человек"), считаются презренными — народец, названный на такую букву, совсем не имеет силы. Чтобы понятней было, скажем, что людей магнулы называют "балбесами", а всех животных относят к одному многочисленному народцу "анималов". То есть, людей они ставят всё же на ступеньку выше, чем животных. Ну, спасибо им! Ещё есть гломы и демоны, но этих существ магнулы выводят искусственно для специальных целей — обо всём этом тоже речь впереди.
Надо заметить, что территориально магнулы зародились в Сибири, ещё до первобытных людей. Слово "сибирь" на праязыке означает "родина". Как это произошло, никто до сих пор не знает. Есть версия, что их ДНК залетело на планету верхом на астероиде. А самое удивительное в том, что и все языки тоже произошли от праязыка магнулов, и русский похож на него больше всех. Поэтому балбес — он и в Африке balbes.
Также важно упомянуть о братском законе, принятом магнулами ещё на заре эры: магнул не может применять чары гипноза против магнула. Это считается преступлением. Не терпится испытать свою магнетическую силу? Пожалуйста — упражняйся на балбесах! И, надо сказать, упражняются они на полную катушку, превратив людей в самых настоящих рабов. А те даже не подозревают об этом...
Вы не задавались вопросом, почему новорожденные всегда плачут? Врачи говорят, что младенец кричит, когда заболел или кушать хочет — маму зовёт. Ну, это тоже верно, но в основном, плачут они по другой причине. Недавно появившийся на свет человечек ещё не обработан гипнотизёрами, поэтому он видит страшные морды, слышит потусторонние звуки, и с ним происходят другие напасти — вот и голосит бедняга от страха.
У магнулов есть особая служба, которая держит под контролем всех новорожденных, — ЗОМБИ, что означает Закрытое Отделение Мозговых Биопсихических Исправлений. Работники этой службы внушают малышам розовые краски мира — зомбируют их. Обработанный ребёнок уже не видит кошмарных рож, магнулы представляются ему обычными людьми с обычными носами и ушами. В роддомах околачивается целая армия таких гипнотизёров. На обработку одного ребёнка уходит от трёх до десяти дней, а потом будет достаточно лёгкого внушения раз или два в месяц, чтобы поддерживать эффект в силе. С годами это внушение становится физиологически необходимым для человека — если зомбирование прекратить, то он может потерять рассудок. Сходят ведь с ума в изоляции от общества (на самом деле, человеку нужно не общество ему подобных, а ему нужен хотя бы один магнул поблизости, который постоянно держал бы его в форме).
Напоследок заметим, что магнулы обожают субординацию, и всё их сообщество организовано в военную структуру — так называемый магноглобус, — на самом верху которой стоит Ясновидящий — единственный и неповторимый в видимой части Вселенной. В этой структуре есть свои штабы, секретные базы, аэродромы, склады, учебные лагеря и всё прочее, необходимое для работы хорошо отлаженного механизма. Каждый появившийся на свет магнул уже является винтиком этого устройства — солдатом Ясновидящего. Заботиться о хлебе насущном им не приходится, его обеспечивают люди-рабы, поэтому военному искусству магнулы посвящают всё своё свободное и несвободное время.
Воинственность эта объясняется ещё и тем, что с самых древних времён в магнулах сидит страх разоблачения. Людей много, они отлично вооружены и представляют для гипнотизёров очень серьёзную силу. Стоит балбесам узнать о существовании своих притеснителей, как они раздавят их одной только своей массой — в этом нельзя было сомневаться. Вот почему опытный разведчик или хитрый агент, способный вовремя расколоть опасные планы людей, ценился в организации на вес золота. Человек, каким-либо путём приобретший даже крошечные знания о магноглобусе, — немедленно уничтожается без суда и следствия.
Кроме того, структуре всегда угрожал и внутренний враг в лице уников — этот народец по гипносиле стоит ближе всех к Ясновидящему и поэтому, видимо, полагает, что имеет некие права на верховную власть. За всю историю магноглобуса уники несколько раз поднимали бунт, всегда выливавшийся в великую опустошительную войну гипнотизёров. Последним таким чёрным гением был уник по кличке Ультрабешеный, в миру людей известный как Адольф Гитлер. Надо ли здесь упоминать, какие чудовищные разрушения нанёс он миру своим бунтом?
Чтобы раз и навсегда обезопасить себя с этой стороны, Ясновидящий Ягнус Третий создал сверхсекретное разведуправление с функцией мгновенного реагирования, подчиняющееся ему лично: СКОРПИО — Специальный Корпус Поиска и Очистки. Другая, народная расшифровка этой аббревиатуры более конкретна: Специальный Корпус Оперативного Розыска Предателей и их Отстрела. Ягнус III укомплектовал Корпус лучшими и преданными ему специалистами в области тактических операций и разведки, и вот уже несколько десятилетий магнулы спали спокойно — скорпионы делали свою работу тихо, но весьма прилежно.
В одно из подразделений СКОРПИО, расположенное в глуши сибирской тайги на три тысячи километров восточнее Кнутова, мы сейчас и перенесёмся, чтобы познакомиться со следующими героями нашей повести. А чтобы не нарушить ход текущих событий, мы заявимся туда на день раньше.
Итак...
* * *
Эф сидела на подоконнике перед кабинетом своего босса и глотала шоколадку за шоколадкой. Когда плитки кончились, она принялась за карамельки. Это всё же лучше, чем грызть ногти. На полу быстро выростала гора фантиков. "Отвратительная привычка, — ругала себя Эф, имея в виду сор на полу. — Завтра бы к зубному не забыть".
По внешнему виду зазнайки — типичные эльфы, а Эф была их ярчайшим представителем. Её кожа имела цвет свежей полыни, ушки заострялись кверху, а изящный профиль лица говорил о благородстве далёких эллинских предков. Из всех магнулов зазнайки обладали самой приятной внешностью, за что расплачивались не ахти какими гипнотическими способностями. Впрочем, это обстоятельство их не сильно беспокоило. Внушить какому-нибудь состоятельному балбесу, что ты его родной дядя-калека, чтобы он пожизненно тебя кормил — в этом зазнайки не видели для себя никакой радости. Гораздо больше удовольствия они получали от возможности подразнить людей или подшутить над ними, а на такие безобидные шалости их гипносилы хватало с лихвой.
Своё не очень благозвучное имя этот народец заработал отнюдь не за просто так. Дело в том, что кровь зазнаек насыщена нистигатином — веществом со сложной химической формулой, которое, особым образом воздействуя на синапсы нейронов, заставляет мозг относиться с отчаянным пренебрежением ко всему, что отображается на сетчатке глаза. Внешне это проявляется повышенной вспыльчивостью и горделивостью зазнаек. Стоит ли объяснять, почему ни один из них не сделал в своей жизни какой-либо значительной карьеры?
Но Эф Салатки была одним из редчайших исключений — в свои шестьдесят (по человеческим меркам это лет восемнадцать) она уже успела дослужиться до офицера. То, что сахароза снижает содержание нистигатина в крови, она выяснила чисто эмпирически: Эф давно заметила, что приступ нервной истерии быстро проходит, если успеть перед этим сжевать хорошенькую порцию сладкого. Разумеется, предугадать, когда с тобой случится истерика, невозможно, поэтому самым лучшим выходом из ситуации было есть сладкое как можно чаще и как можно больше, всегда и везде. Что Эф и делала.
Она уже решилась собрать с пола фантики, когда коридорная дверь вдруг с грохотом распахнулась, и в тесное пространство "ожидаловки" ворвался здоровенный жлоб с погонами сержанта.
— Опоздал... опоздал... — бормотал он себе под нос.
Остановившись перед офицером, здоровяк тупо уставился на кучку разноцветных бумажек на полу. Эф со злорадным любопытством ждала дальнейших его действий. Видимо, соображалка у сержанта совсем не работала, потому что он, подняв глаза, с таким же тупым видом вылупился на лейтенантские сапфиры. Эф знала, почему: на месте третьего камня там была маленькая дырочка. "Пусть только брякнет что-нибудь!" — поклялась себе Эф, но здоровяк ничего не сказал.
Она тоже присмотрелась к нему. На его петлице значилось: "Максаггер Блюмс, 1 отдел".
"Новенький", — решила лейтенант Салатки, потому что всех сотрудников своего родного отдела она знала в лицо. Но не это заинтересовало её больше всего. Перед нею стоял жлоб с сержантскими погонами, причём очень молодой жлоб, — вот что было самым удивительным!
— Ну? — спросила она. — Так и будем стоять?
Как же ей хотелось внушить этому остолопу какую-нибудь гадость! Но фокусы с гипнозом карались тюремным заключением от двух до пяти лет в зависимости от тяжести их последствий.
— Виноват, госпо... жа лейтенант! — вытянулся по струнке детина.
Она чуть не прыснула. Шар в струнку не вытянешь, как ни старайся.
— Плохо учите устав, сержант. Нет такого обращения — "госпожа".
— Но ведь вы э-э... — девочка... — промямлил жлоб и поспешил поправиться: — женщина, то есть...
В носу у лейтенанта засвербило. Очень знакомое ощущение. Вот после этого и появляются на её погонах сиротливые дырочки. Верный признак! Но на этот раз Эф сдержалась. Голова её пухла и без сержантов-дуболомов.
Зачем вызвал Хват? И это перед самым концом рабочего дня, да ещё когда впереди выходные! По опыту она знала, что ничего хорошего подобные вызовы не предвещают. Скорее всего, этот изверг хочет избавиться от неё, переведёт в архив сортировать файлы или, того хуже, задвинет в учёбку — оболтусов натаскивать. Ещё только середина года, а она уже дважды скатывалась до лейтенанта — это ведь о чём-то говорит! Но и поднималась обратно до старлея — тоже дважды...