Парфе Александр Васильевич. Торпи

Александр Парфе
Торпи
повесть-сказка

Глава первая, в которой рассказывается о том, как маленького бобрёнка унесло наводнением далеко-далеко от дома

Той зимой выпало много снега. Зима была холодной и длинной, а когда наконец наступила весна, снег растаял очень быстро, и реки вышли из берегов.

На одной реке жили бобры. Они жили небольшой деревней, в которой было пять семей. Каждая семья имела свой собственный дом и носила имя бобра, первым его построившего. Некоторые семьи были такими старинными, что никто в них не мог вспомнить, в каком году был построен их дом. Зато имя первого строителя никто не забывал.

Как раз в ту весну в семье Быстрого родились два маленьких бобрёнка. Вообще-то, пополнение в бобровых семействах обычно бывает в первые дни лета, но иногда, очень редко, это случается и ранней весной.

Один из новорожденных оказался таким шустрым, что сразу после появления на свет скатился в воду.

– Весь в нашего прапрадедушку, – сказал папа-бобр, выловив его из воды. – Назовём-ка его Шустриком.

– А второго назовём Беленьким, – сказала мама-бобриха.

– Почему Беленьким? – удивился папа.

– А он весь в молоке. Ты посмотри только!

Сладко попискивая, брат Шустрика сосал молочко, удобно устроившись на широком и тёплом хвосте матери. Это занятие ему нравилось явно больше, чем купание в холодной воде.

Бобрята как два ивовых листика походили один на другого. Когда они спали, уткнувшись носами в мамин бок, их невозможно было различить. Но стоило малышам проснуться, и становилось ясно: этот – Беленький, а этот – Шустрик. Беленький после сна сразу принимался за еду, а его неугомонный братишка отправлялся изучать окрестности.

– Он когда-нибудь опять плюхнется в воду, – говорил папа.

– Чего доброго, выплывет наружу, и мы потеряем его, – волновалась мама.

Дом у бобров устроен не так, как у остальных зверей. Он стоит прямо посреди воды, и войти в него можно только если подплыть к нему и поднырнуть. Но в самом домике сухо, вода лишь в небольшой норе в полу, которая служит бобрам дверью.

Вот в эту нору и угодил Шустрик, едва успев родиться. Он и сейчас в любую минуту готов был провалиться туда, потому что ему не терпелось узнать, что это там блестит и плещется, как живое, и так заманчиво пахнет?

И вот однажды вода стала подниматься из норы.

– Что это? – испугалась бобриха.

– Идёт большая вода! – сказал папа-бобр. – Ступай в спальню и жди меня там. Я скоро вернусь.

Мама с малышами перебралась в дальнюю комнату, самую сухую, где они спали, и стала ждать. Вода всё прибывала и прибывала. Когда она залила всю прихожую, бобриха сунула детей в глубокую нишу в стене, заткнула ветками и поплыла наружу посмотреть, что случилось.

Ох, что там творилось! Река разлилась безбрежным морем! Все взрослые бобры скопились у плотины, они подгоняли к ней брёвна, ветки и укрепляли её. Если наводнение разрушит плотину, в деревню придёт беда: без плотины река станет мелкой, бобрам в ней просто нельзя будет жить.

Мама-бобриха тоже поспешила в лесок. Она принялась подгрызать толстый ствол ольхи. Мягкая и сочная древесина быстро превращалась в щепки. Бобриха знала свою работу. Сколько раз приходилось ей делать это! Дерево было чуть-чуть наклонено к реке, поэтому свалить его ничего не стоило. Со стороны реки бобриха подточила его совсем немножко, но зато с другой стороны прогрызла дальше сердцевины, и дерево с громким треском рухнуло в воду.

Три бобра подплыли к нему и начали отгрызать самые толстые ветки.

– Скорее! – крикнула им бобриха. – Я сейчас свалю ещё одно дерево!

Работа кипела. Мама-бобриха даже забыла, что дома у неё остались два маленьких сыночка.

А Шустрик с Беленьким тихо сидели в темноте и прислушивались. Они не могли понять, куда подевалась их мама. Вот только что была тут, рядом, от неё вкусно пахло молоком, и вдруг её не стало. Куда она могла уйти? Неужели на свете есть такие важные дела, ради которых можно вот так взять и бросить своих детей, только-только родившихся, совсем ещё глупых и несмышлёных?

На стену налетело что-то тяжёлое. Дом задрожал. Беленький испугался и запищал. Шустрик тоже испугался, но пищать не стал, а просунул голову сквозь ветки и заглянул в спальню.

От сильного удара в стене образовалась дыра, и комната наполнилась ярким светом. Бобрёнок зажмурился. В дыру задувал ветерок, у него был запах голубого неба, воды и мокрых листьев. Бобрёнок потянул носом воздух. И этот яркий свет, и этот запах, и эти звуки там за стеной – всё ему было незнакомо. Малыш открыл глаза и неуклюже выбрался из укрытия. Он даже не догадывался, что за стенами дома – огромный-преогромный мир, гулять в котором без мамы или папы было очень опасно.

Он не знал и о том, что где-то далеко от бобровой деревни размыло помойку и ужасная куча мусора плыла ему навстречу. Но этого никто не мог знать, даже его мама-бобриха.

Шустрика не учили плавать, потому что он был ещё очень мал. Когда он заглянул в дыру в полу, он услышал внутренний голос, который ему сказал: "Набери побольше воздуха и прыгай!" Он решил, что это говорит ему мама там, внизу, она зовёт его к себе, и он её послушался. Вдохнув поглубже и задержав дыхание, он нырнул в воду.

Что-то холодное сжало его со всех сторон. Но бобрёнок не испугался. Он открыл глаза и поискал маму. Мир вокруг был необычен: он не стоял на одном месте, а всё время вертелся и кружился. Когда бобрёнок посильней ударил хвостом, кружение прекратилось; в подводном мире установился порядок, он разделился на две части: одна, чёрная, была внизу, а другая, светлая, – вверху. Бобрёнку словно кто-то подсказывал, что нужно делать. Он почувствовал себя уверенней. Здесь, в этом мире, не нужно было переставлять лапы, как там, на воздухе, здесь всё было намного легче и проще. Вытянувшись и работая своим удивительным хвостом, который там, наверху, ему только мешал, бобрёнок устремился к свету.

Когда Шустрик вынырнул на поверхность, он ничего не успел разглядеть. Что-то с силой навалилось на него и понесло вниз по реке. В тот же миг кто-то больно впился ему в губу. Это был кусок железки, принесённый волной с кучей мусора. Бобрёнок не знал, что река – это длинная-предлинная дорога, которая может унести его далеко-далеко от дома. Он был совсем глупым, и ему было очень больно. Наткнувшись на короткое брёвнышко, малыш вцепился в него и, зажмурившись, сильно-сильно забил хвостом.

Вода прорвала часть плотины, бобры были так заняты ремонтом, что не заметили, как маленькая, но очень быстрая торпеда всё дальше удалялась от их деревни. В тот момент можно было даже подумать, что это именно она на большой скорости протаранила их плотину. Но это было не так. Этой торпедой был маленький беззащитный бобрёнок, вцепившийся в короткое, заострённое с одного конца поленце.

Глава вторая, в которой маленький бобрёнок попадает к крысам

Да, в ту весну воды и правда было много. Река разлилась так широко, что вплотную подступила к старой перевёрнутой лодке, в которой крысы держали свои припасы.

Вожак крысиной шайки по имени Кислый Батон каждое утро приходил к лодке посмотреть, не начала ли вода заливать трюмы с продуктами. В трюмах лодки хвостатые разбойники хранили муку, наворованную на ближайшей мельнице, и сухари, украденные в селе. Нельзя было допустить, чтобы вода намочила всё это богатство. От воды мука и сухари портятся, в них заводятся черви, которые прожорливее крыс и уничтожают всё в два счёта. Если это произойдёт, крысам придётся голодать. А что такое голодная крыса, старому вожаку не надо было объяснять. Когда в крысиные семьи приходит голод, в них вспыхивают ссоры. Они вспыхивают по любому пустяку – из-за какого-нибудь засохшего рыбьего скелета или арбузной корки, – а заканчиваются всегда кровавой резнёй.
В то утро Кислый Батон пришёл на берег реки раньше обычного

В то утро Кислый Батон пришёл на берег реки раньше обычного. Что-то не давало ему покоя. У него тревожно сжималось сердце от предчувствия чего-то страшного. И это предчувствие не обманывало его. Забегая вперёд, скажем, что тот день был последним в его жизни. Вожак был уже старым и дряхлым, но редкая крыса умирает от старости. Смерть обычно приходит раньше срока – от дроби из ружья сторожа, от яда, который люди подмешивают к сахару, от клыков собак или даже от зубов своих же серых сородичей. Но Кислого Батона ждала иная судьба.

Взобравшись на киль лодки, он с беспокойством поглядывал вниз – туда, где на прогнившие борта накатывали злые волны. Водяные брызги взлетали выше лодки. Кислый Батон с тревогой втягивал в себя мокрый воздух и топорщил длинные седые усы, при этом кончик его вытянутого хвоста мелко-мелко подрагивал.

Вода была самым лютым врагом для крыс, не считая человека.

Вдруг что-то твёрдое стукнулось о борт лодки – длым! Потом опять – длым, длым! Вожак пискнул и побежал к корме. Лапы его скользили на сыром дереве, и он раза два чуть не плюхнулся с высоты в воду. У кормы он не обнаружил ничего подозрительного. Разве что вода здесь выглядела чуть глубже, и на душе от этого становилось ещё тоскливее.

Он уже хотел вернуться к носу лодки, когда опять послышалось это неприятное – длым! Старый крыс присмотрелся и разглядел в воде пустую бутылку. Волны катали её по песку, и она ударялась о борт лодки.

"Надо выловить её, – подумал вожак, – вдруг в ней осталось что-нибудь вкусненькое".

С этой мыслью Кислый Батон поднял глаза к реке, и у него вдруг нестерпимо зачесалось в правом ухе: вся река вблизи лодки и, наверное, дальше неё (далеко крысы не видят) была усеяна плавающими предметами. Ветки, палки, клочки бумаги, кусочки пенопласта, пустые бутылки, консервные банки, какие-то пакеты и коробки – всё это качалось на волнах, и от таких соблазнительных вещей могла закружиться голова у любой порядочной крысы!

"Где-то размыло очень богатую помойку", – хмыкнул про себя вожак.

Он так заспешил, что не спрыгнул, а скатился на спине вниз, перекувырнулся, вытряхнул из ушей песок и, щёлкая зубами, понёсся прямиком к лагерю, в котором обитала его шайка.

– Хватай! Кромсай! Режь! – хрипел он на ходу. – Все сюда! Есть чем поживиться! Кое-что плывёт прямо нам в лапы!

Крысы жили в старых дубовых бочонках, в которых люди раньше хранили вино. Каждая крысиная семья занимала два-три бочонка. Там где нужно, в бочонках прогрызались двери и окна-отдушины. В этих "квартирах" у них было всё необходимое – еда на неделю, кое-какие пожитки и даже мебель, сделанная из картонных коробок из-под обуви.

Услыхав вопли своего вожака, крысы выбежали ему навстречу, и через несколько минут всё крысиное племя собралось у лодки. Серые разбойники выстроились вдоль берега носами к реке и, стуча лапами по песку, подняли такой визг, что с Зелёного острова снялась стайка испуганных чаек.

– Хвосты – в воду! – прокричал Кислый Батон с лодки. – Подгребайте добычу к берегу! Быстрее!

Крысы развернулись к воде задом. От ударов великого множества хвостов вода забурлила, закружилась, но течение было сильным – добыча проплывала мимо.

– Столько добра уходит! – прохрипел Харчо, правая лапа вожака шайки. Он тоже стоял на лодке. – Ненавижу эту проклятую реку!

– Ненавидим эту проклятую реку! – заорали крысы.

– Гребите, гребите! Мы должны хоть что-нибудь выловить!

Некоторые крысы от жадности прыгали в воду и пытались плыть навстречу добыче, но волны были такие высокие, что горемыки захлёбывались и камнем шли на дно. Другие вытаскивали их за хвост и откачивали. Всё было напрасно. В лапы разбойникам попалось только несколько пустых бутылок, два бумажных пакета с остатками творога, да небольшой мешок, набитый картофельными очистками.

Вдруг над рекой разнёсся свист вожака.

– Тихо! – объявил Кислый Батон. – Что-то плывёт курсом прямо на нашу лодку!

Крысы замерли. В самом деле, что-то чёрное, рассекая волны, на большой скорости неслось прямо на них. Позади чёрного предмета летел целый фонтан брызг.

– Похоже на бревно, – сказал Одноухий, у которого одно ухо было откушено собакой. – Бревно с мотором...

– Торпеда! – догадался Харчо, он одно время служил на военном корабле и знал толк в подобных вещах. – Это мощная торпеда, она несётся на нас... Кто-то хочет взорвать нашу лодку!

– Торпеда! Торпеда! – в ужасе заорали крысы. – Спасайся, кто может!

Все бросились врассыпную.

Только Кислый Батон и Харчо остались на месте. Они стояли на лодке на задних лапах и, тревожно водя носами, смотрели на торпеду, которая неумолимо приближалась. Непонятно было, откуда она взялась.

– Если она взорвётся, от нашей лодки не останется даже щепок, – тихо пискнул Харчо.

– А от нас?!

– А от нас – даже косточек!!!

– А-а-а! – закричали они вместе.

Но бежать было уже поздно: странная торпеда подплыла так близко, что на ней можно было разглядеть веточку с зелёным листиком. А на конце торпеды, на том месте, откуда вылетали брызги, что-то лежало, прилепившись к ней всем телом в виде жалкого комочка жвачки. Но это "что-то" не походило на мотор. У него были усики, маленький нос-кнопка, прижатые к голове уши и закрытые крепко-накрепко глазки.

– Это не торпеда! – успел выкрикнуть Харчо, и в тот же миг бревно – а это было именно бревно – врезалось в лодку.

Послышался ужасный треск. От сотрясения оба разбойника скатились в воду. Затем что-то стремительно перелетело через лодку и шлепнулось на песок. После этого наступила тишина.

Глава третья, в которой крысы решают, что делать с бобрёнком

"Комочек жвачки" был ещё и с лапками, которые смешно растянулись на песке в разные стороны. И ещё у него было что-то широкое и плоское как доска, которое торчало у него сзади – на том самом месте, где у нормальной крысы хвост.

Странный зверёк лежал неподвижно, будто мокрая тряпочка. Крысы окружили малюсенького незнакомца плотным кольцом и, тычась в него своими любопытными острыми мордами, засудачили наперебой:

– Посмотрите только, какое жалкое существо!

– И какое мокрое!

– Настоящая гадость!

– И откуда берутся такие заморыши?

– С реки, откуда! Я своими глазами видела, как оно перелетело через лодку и шлёпнулось прямо здесь.

– А мне показалось, оно с неба упало.

– Сам ты с неба упал!

– А что это там такое у него?

– Где?

– Да вон, торчит между лап.

– Хвост...

– Хвост? Таких хвостов не бывает!

– Нет, хвост: просто ему бревном его переехало...

– Вот бедняжка! Наверно, ему больно...

– Ещё бы. Тебе бы так хвост переехало!

Гневный писк, долетевший со стороны реки, прервал их болтовню:

– Заглохните, идиоты! Быстро все сюда!

У воды стоял мокрый Харчо. Рядом с ним неподвижно лежал Кислый Батон. Он не дышал. Харчо только что вытащил его на берег.

– Наш вожак погиб, он утонул, – сказал Харчо. – Теперь я главный!

Крысы окружили утопленника и с интересом стали его рассматривать.

– Как живот у него раздуло, – сказал Одноухий. – Много воды наглотался!

– И пасть раскрыта, – сказала Брынза, жена Харчо. – Я и не знала, что у Кислого Батона почти все зубы дырявые.

– Он был стар, – ответил Харчо. – Молодая крыса не тонет. Ну, что уставились? Делайте волокушу и тащите его в Красную Яму. Нечего ему здесь валяться и тухнуть.

Две молодые крысы побежали за ивовыми ветками для волокуши. Когда кто-нибудь из шайки умирал, его клали на волокушу и оттаскивали к Красной Яме – крысиному кладбищу. Там дохлого сородича сбрасывали на дно и оставляли на растерзание воронам. Крысы не чтили память своих предков.

Когда с бывшим вожаком разделались, как полагается, снова вспомнили про необычного зверька, свалившегося словно с неба.

– И эта вот гадкая, мокрая, сопливая тряпочка убила Кислого Батона? – с удивлением спросил Харчо, подойдя к зверьку и обнюхав его от головы до кончика хвоста.

– Это он убил, – подтвердил Одноухий.

– Добавляй всегда "сыр", – потребовал Харчо, щёлкнув на него зубами. – Я теперь ваш вожак!

– Куда добавлять какой сыр? – удивился Одноухий.

Харчо подскочил к нему и укусил за непонятливость.

– В конце слов добавляй! Если ты говоришь: "Это он убил", то добавляй – "сыр". Понял?

– Понял! – Одноухий вытянул хвост стрункой. – А почему надо "сыр" добавлять?

– Дурак, так надо! Так всегда вожаку говорят, из уважения. Ясно?

– Ясно, сыр!

– Вот, теперь правильно. – Харчо довольно осклабился.

– А что с этим делать? – спросила Брынза, махнув хвостом на зверька. Заметив недовольство нового вожака, она с вызовом бросила: – Я никогда не буду говорить тебе "сыр", даже если ты загрызёшь меня до смерти. Я твоя жена!

Харчо щёлкнул зубами, но не стал с ней спорить.

– Его надо бросить в Красную Яму, – сказал он и укусил зверька за кончик хвоста.

Странный зверёк жалобно, очень тоненько вскрикнул.

– Этот зверёныш сидел на бревне и лупил по воде вот этой своей лопатой, – сказал Харчо. – Поэтому бревно и неслось, как торпеда!

– Он ещё жив, зачем бросать его в Красную Яму? – сказала Брынза.

– Тогда надо сначала убить его, а потом бросить в Красную Яму, – ответил вожак.

– Но он же совсем крошечный! – сказала жена Одноухого, которую за пышные белые усы все звали Сметанкой. – Сыр! – поспешно добавила она, увидев, как зло сверкнули зубы вожака.

– Да, он совсем ещё малыш, – сказала Брынза. – Я не стану его убивать.

– В самом деле, сыр! – воскликнул Одноухий. – Разве мы, благородные крысы, должны убивать детей, сыр?

– Но этот ваш "малыш" продырявил нашу лодку! Смотрите!

Все по очереди забрались на лодку и посмотрели на здоровенную дыру в её боку, в том месте, куда ударило бревно. Дыра была очень некрасивой, и волны плескались всего в трёх носах от её края, вот-вот готовые ворваться в трюмы с провизией. А чуть в стороне у берега покачивалось само бревно.

– И посмотрите на бревно, – продолжал Харчо. – Видите, оно специально заточено на конце! Этот ваш сладкий ребёночек всё хорошо продумал и подготовил, прежде чем напасть на нас!

Крысы злобно заклацали челюстями. Конец бревна и правда был заострён. Даже были видны следы от зубов.

– Вот мы сейчас поглядим, чья это работа, – сказал вожак и, подскочив к лежавшему на животе зверьку, перевернул его на спину.

Серые разбойники вновь окружили его плотным кольцом. Они увидели круглую смешную мордочку с зажмуренными глазками, всю устряпанную в песке. Из-под верхней губы зверька торчал острый, очень страшного вида зуб. Зуб был кривой и блестел на солнце, как настоящий железный нож.

– Видите? – торжествующе воскликнул Харчо. – Что я вам говорил?

– Придётся его убить! – сказал кто-то в толпе. – Сыр!

– Убить! Убить! Убить! – подхватили остальные. – Сыр! Сыр! Сыр!

Крысы подняли визг.

– Убить! Убить! Убить!

Этим визгом они заводили себя. При звуке страшного слова глаза их наливались кровью. Убийцы жаждали мести!

Вдруг зверёк пошевелился. Его мордочку перекосило от боли. Из-под безобразного кривого зуба выкатилась красная капелька.

– Смотри-ка, он порезался своим собственным зубом, – удивлённо сказал Одноухий.

– Это не зуб, – сказала Брынза.

Она вцепилась в непонятный предмет своими зубами – послышался железный скрежет.

– Что ты делаешь! – запищал Харчо в гневе.

Брынза потянула, и зуб вылез из-под губы несчастного зверька, который сразу вздохнул облегчённо. Крысиха отошла в сторону и выплюнула на песок железку.

– Это не зуб! – повторила она и сверкнула глазами на мужа. – Какая-то дурацкая железка впилась в губу невинного малыша, и вы хотели убить его за это? Ему было больно, вот он и бил по воде хвостом. Бедняга так вымотался, что теперь чуть жив от боли и усталости.

Она положила на грудь малыша свой хвост.

– Его сердце едва-едва бьётся. И этого слабого, беззащитного глупышку вы только что хотели бросить в Красную Яму? – Брынза поднялась на задние лапы и грозно осмотрела притихших разбойников. – Отныне я никому не позволю даже кончиком хвоста задеть этого крысёнка! Отныне он мой. Я буду заботиться о нём. Когда он вырастет, он станет таким же ловким и хитрым, как все мы. И он будет разбойничать наравне со всеми. Ясно вам? – С этими словами она повернулась к Харчо. – Ясно, СЫ-ЫР?

У старой крысихи давно уже не заводились свои дети, и все поняли, что она не отступится от зверёныша – будет защищать его до последнего. К тому же всем в лагере было известно, что Харчо побаивается жену. Однажды они крепко поссорились, и она выгнала мужа на улицу.

– Пусть будет по-твоему, – сказал Харчо и чихнул. – Только знай, что никто из нас не будет любить его... Теперь я иду домой. Я продрог. Мне надо обсохнуть, поесть и подумать, как нам уберечь наши запасы от воды.

Но утром следующего дня вода в реке начала спадать. Кромка берега отступила далеко от лодки, и на некоторое время в крысиный лагерь вернулась спокойная жизнь.

Глава четвёртая, в которой бобрёнку делают волокушу

Таким вот удивительным образом маленький бобрёнок попал в крысиную семью.

Весь первый день крысиха не отходила от малыша. Она пыталась накормить его кашицей из рыбьей головы, которую она тщательно разжевала для него, но малыш всё выплюнул. Тогда она легла рядом с ним и до самого вечера гладила крошку, говорила ему ласковые слова и зализывала раны.

Харчо в тот день не появлялся. Он не мог примириться с тем, что жена взяла на воспитание зверёныша с круглой головой и сплющенным хвостом. Вожак считал это позором всего крысиного рода. В ту ночь он даже не пришёл спать домой, оставшись у Одноухого, которого новый вожак сделал своей правой лапой.

Два старых друга просидели всю ночь на крыльце, до самого рассвета вспоминая своё тяжёлое детство, из которого им запомнились только лютый голод, вражда между крысиными семьями и постоянные стычки с людьми и собаками. В те суровые времена ни одной крысихе, даже очень уважаемой, и в голову не могло прийти взять на воспитание чужого зверёныша, который каждый день будет отнимать у неё и у остальных крыс по целому куску сухаря.

Так, вздыхая и морща носы, сидели они под яркой луной, пока та не закатилась за горизонт. Потом напились из лужи, легли в доме Одноухого на мешковину, мордой к хвосту друг друга, как спят разбойники, и захрапели на всю округу.

На следующий день маленький бобрёнок опять выплюнул кашицу из рыбьей головы. Она ему не нравилась, а Брынза не могла придумать, чем ещё накормить малыша. Она спросила у жены Одноухого, не осталось ли у неё немного от того творога, что крысы выловили из реки, но та сказала, что всё съел её Компотик – крысёнок, родившийся три дня назад.

Брынза пробовала кормить бобрёнка крошками плесневелого хлеба, мукой, замешанной на воде из придорожной канавы, и картофельными очистками – лакомством, от которого у любой крысы немедленно начинали течь слюнки, – но малыш всё это старательно выплёвывал. При этом он морщил мордочку, как будто ему давали какую-нибудь гадость.

– Что за капризуля мне достался! – вздыхала Брынза. – Ты ведь можешь так совсем помереть с голоду. Если это случится, не думай, глупыш, что я буду приходить к тебе на Красную Яму, чтобы поплакать.

Ну откуда могла знать старая крысиха, что такие "деликатесы", которые она пыталась скормить несмышлёнышу, бобры просто не едят!

На третий день малыш уже не открывал глаз. У него не было сил даже на то, чтобы жалобно подпискивать, как он делал это раньше, когда во сне видел свою настоящую маму. С этого дня Брынза подходила к нему только для того, чтобы обнюхать, и, если не замечала ничего подозрительного, то уходила по своим делам. Бобрёнок уже не интересовал её, как прежде, она ждала лишь, когда у него появится тот кисловатый запах, который зовётся смертью. Сама убить малыша она не решалась: это бы вызвало злорадный смех сородичей, ведь они ещё помнили, как она яростно защищала его.

– Что-то не видно твоего зверёныша, – сказал как-то Харчо, вернувшийся с удачного дела. У него было хорошее настроение. Вместе с Одноухим и тремя молодыми крысами они ходили на разведку и нашли очень богатый склад, до потолка набитый продовольствием. – Где он? Почему он не играет с детьми на улице?

– Он слаб, – ответила Брынза, – ничего не ест и уже еле дышит.

– Говорил я тебе, надо было сразу убить его и бросить в Красную Яму.

– Не надо его убивать, – ответила крысиха. – Он и так скоро умрёт.

– Ладно, ладно, – усмехнулся Харчо, – пусть будет опять по-твоему. Но я прикажу сделать волокушу заранее, ты положи её рядом с ним, чтобы, когда он умрёт, дом не успел провоняться тухлятиной.

Брынза ничего на это не ответила. Она была не против. Хилый детёныш, который даже поесть не мог, как нормальные крысы, ей был не нужен.

Волокушу принесли вечером. Она была сделана из только что откушенных ивовых веток, вся зелёная от едва распустившихся листочков, и крысиха недовольно повела носом – ей не нравился запах свежести. Брынза положила волокушу прямо на зверёныша, укрыв его, словно одеялом, и побежала по своим делам. Но на пороге она вдруг остановилась и обернулась.

– Как жаль, малыш, что из тебя не получился крепкий здоровый крысёнок с острыми зубами и храбрым сердцем, – сказала она. – Я так этого хотела! – Она скрипнула зубами с досады. – К утру ты умрёшь, и тебя отволокут в Красную Яму. Но только не думай, что я буду приходить и оплакивать тебя.

Та ночь была очень тревожной. Почти вся шайка ушла на промысел – к разведанному вожаком складу. Но крысы быстро вернулись, изрядно покусанные и потрёпанные. Как оказалось, к складу приставили сторожевых собак, о которых разведка ничего не знала. Четырёх крыс собаки загрызли насмерть, а сам Харчо еле унёс лапы, когда одно из тех чудовищ с диким лаем бросилось за ним.

Весь остаток ночи разбойники возбуждённо обсуждали неудачу. Сначала даже пытались свалить всю вину на разведку, но когда Харчо в ярости откусил кому-то хвост, крысы сразу притихли и уже не решались перечить вожаку. Наконец, пришли к единому мнению, что из-за одной неудачи отказываться от столь богатой добычи – глупо. Решили накопить силы и в середине лета устроить новое нападение на склад.

Под утро стали разбредаться по бочонкам.

Харчо тоже устало перебрался через порог своего дома и уже направился в тот угол, где он обычно спал, как заметил зверёныша.

– А где волокуша? – спросил он жену. – Её должны были принести вчера вечером.

– А разве её нет? – отозвалась Брынза. – Я накрыла ею крысёнка. Ой, а что с ним?

Она удивлённо уставилась на малыша. Ещё вчера он был еле жив от голода, а теперь лежал кругленьким животиком кверху и безмятежно спал, посапывая от удовольствия.

А волокуши и правда нигде не было видно. Она как сквозь землю провалилась!

Глава пятая, в которой бобрёнок открывает глаза

Утром Харчо приказал принести новую волокушу. Прежняя куда-то подевалась – ему не было охоты разбираться, кто в этом виноват.

Когда волокушу, наконец, принесли, о странных событиях, произошедших этой ночью в доме вожака, знала уже вся шайка. Серые разбойники толпились у входа в бочонок Брынзы, заглядывали в окна, и в воздухе висел их злобный непрерывный писк, потому что, когда крысы собираются кучей, у них постоянно случаются ссоры – кто-то кому-то отдавит лапу, кто-то у кого-то в отместку выдерет клок шерсти.

– Зверёныш открыл глаза, – разнёсся по толпе ядовитый шепоток.

– Где, где? – толкались другие, протискиваясь к окну.

– Надо скорее убить его и положить на волокушу!

– А первую волокушу Брынза спрятала, – сказал ещё кто-то. – Она не хочет убивать зверёныша.

– Харчо боится её...

– Кто? Харчо? Это раньше, а сейчас он никого не боится!

– Смотрите, смотрите! Волокушу положили рядом со зверёнышем! Сейчас его будут убивать... Как интересно!

– Дай посмотреть! Ну не видно же! Отойди!.. А-а-а!!

Разбойники завизжали – у них опять завязалась свара.

А малыш и правда открыл глаза. Первый раз за последние два дня! Через широкую щель в бочонок проникал яркий солнечный свет, его луч падал прямо ему на мордашку. Бобрёнок сладко потянулся и пошевелил носиком, принюхиваясь. Он посмотрел вбок и увидел сочные молодые побеги ивовых веточек. Они так пахли! Он потянулся к ним зубками и приступил к завтраку...

– Ты посмотри! – сказала Брынза мужу, который тоже был в комнате. – Я, кажется, догадалась, куда подевалась первая волокуша...

Харчо взглянул на зверёныша, и его челюсть отвисла от удивления. Аппетитно хрумтя нежными тонкими веточками, малыш уничтожал только что принесённую волокушу! Это зрелище было таким необычным, что старый вожак засмеялся. Крысы смеются противными, кашляющими звуками, при этом они встают на задние лапы, задирают кверху морды и щёлкают зубами. Так смеялся и Харчо. Разбойники, которые толпились снаружи, услышали его смех и прекратили драться. Они удивлённо переглянулись.

– Харчо сошёл с ума, – сказал Одноухий. – Пойду посмотрю. Если это правда, его придётся бросить в Красную Яму вместе со зверёнышем. Помните Рваного Пакета?

Одноухий скрылся за дверями бочонка, а крысы притихли. Они хорошо помнили тот случай, когда им пришлось убивать своего совсем здорового на вид сородича. Это произошло недавно, когда уже начал таять снег.

Однажды утром Рваный Пакет сказал, что хочет съесть целую корову. Над ним посмеялись, но он стал повторять это каждый день. Кислый Батон объяснил им, что такое иногда бывает с молодыми крысами после долгой и холодной зимы, когда не хватает еды. Он сказал, что таких надо сразу убивать, пока не поздно. Но никто не захотел его слушать: совершенно глупо, казалось, убивать сильного бойца, который летом проявлял мужество в борьбе с собаками. А потом... Потом Рваный Пакет начал бегать по чужим бочонкам. Он смеялся диким смехом и рвал сородичей зубами. Он стал крысоедом... Огромного труда стоило поймать его. Но перед этим он всё же успел загрызть целую уйму крыс!

А теперь вот Харчо...

Крысы с замиранием сердца прислушивались к тому, что делалось в бочонке. В окна заглядывать никто не решался – страшно!

Вдруг они услышали смех Брынзы, а через некоторое время на пороге показался Одноухий. Он тоже смеялся.

– Всё нормально, – сообщил он. – Это зверёныш. Он насмешил нашего вожака.

Сказав это, Одноухий вновь скрылся за дверью, а крысы бросились к окошку. Крысы – существа очень любопытные, они часто суют голову в западню, зная, что там верная смерть, вот и сейчас они устроили смертельную драку за место у окошка. В бочонке хохотали, и серым разбойникам нестерпимо хотелось узнать, что же так насмешило Харчо, его жену и Одноухого, и ради этого они готовы были перегрызть друг друга.

А в бочонке шло настоящее цирковое представление! Окрепший и даже уже немного подросший бобрёнок поедал ивовую волокушу. Он делал это с аппетитным хрустом, и волокуша исчезала прямо на глазах у зрителей.

– Мы никогда не сможем бросить этого прохвоста в Красную Яму! – хохотал Харчо. – Его только положи на волокушу – он её мигом съест!

– А как хрустит! – восхищался Одноухий. – Мне самому захотелось отведать этих прутиков!

– Отведай, отведай, – смеялась Брынза. – Я уже пробовала – невкусно!

Глаза старой крысихи блестели от радости. Давно она не испытывала таких приятных минут.

Вдруг бочонок содрогнулся будто от грома, раздавшегося снаружи. Это засмеялись другие крысы. Некоторым из них удалось заглянуть в окошко, и они рассказали увиденное остальным разбойникам. Вокруг бочонка поднялось безудержное веселье.

– Пива! Пива! – послышались голоса самых нетерпеливых. – Харчо! Мы требуем пива! Сыр!

Пивом крысы называли берёзовый сок, который они приносили в бутылках из леса и хранили в специальном бочонке до тех пор, пока сок не забродит. Весной бутылок этих было полным-полно на берёзах. Никто не знал, откуда они берутся. Добывать сок было нелегко, потому что люди тоже собирали бутылки, и попадаться им на глаза было очень опасно. На такое дело ходили самые отчаянные и смелые из разбойников, но иногда и они погибали в стычках с людьми. Вот поэтому "пива" у крыс было всегда мало, и его пили только по большим праздникам.

– Пива! Мы хотим пива!

Из бочонка вышел Харчо. Минутное веселье выветрилось из него, и он опять был хмур.

– Кто кричал, что хочет пива? – спросил он грозно.

Крысы притихли, опустив глаза и принюхиваясь к чему-то в земле. Никто не хотел нарываться на зубы вожака.

– Мы не кричали, сыр!

– Да ну его, это пиво, сыр!

– Оно горькое! Тьфу! Сыр!

Харчо усмехнулся.

– Значит, мне послышалось, – сказал он. – Это хорошо! Плоха та крыса, которая всё время думает о пиве.

Он подозвал к себе двух крепких разбойничков и с их помощью взобрался на крышу бочонка. Оттуда он хорошо видел всю свою шайку.

– У нас великие планы! – прокричал вожак. – Этим летом мы разнесём в пух и прах известный вам склад. Там нас здорово потрепали собаки. Но мы отомстим! Ни одна из этих тварей не уйдёт от нас живой! Мы зальём их кровью!

– Кровью! Кровью! – заорали крысы внизу.

– И вот тогда мы выпьем пива. Это будет великий праздник!

Глава шестая, в которой чудом оживший бобрёнок получает имя и находит себе верного друга

Теперь Брынза сама приносила бобрёнку молодые ветки ивы, и он грыз их и набирался сил. А через два дня он выбрался из бочонка и отправился на прогулку.

Первое, что он увидел, было яркое весеннее солнце в вышине. Он и раньше, когда лежал в бочонке, смотрел на потолок и думал, что там такое приятное и тёплое заливается внутрь через щели? Солнцу бобрёнок так обрадовался, что просто улёгся посреди улицы и подставил своё пузико его лучам.

– Торпеда! – услышал он в стороне. – Торпеда выплыл на улицу!

Бобрёнок улыбнулся. Он не почувствовал злобы в этих словах. Он радовался всему, что его окружало.

– Торпеда! Торпеда! – кричали молодые крысята, выбегая из своих домов.

Они обступили малыша со всех сторон, загородив ему солнце. У них были сердитые мордочки, и они клацали зубами, подражая взрослым.

– Торпеда, почему у тебя такой дурацкий хвост? – спросил один крысёнок.

– А мне мама говорила, что ему хвост бревном придавило. Вот почему он такой дурацкий! – сказал другой.

Бобрёнок смотрел на них и улыбался. Он ещё не умел говорить. Вернее, говорить он, может быть, и умел, просто ещё не пробовал. Но ему очень хотелось попробовать. И он открыл рот:

– Тор... пи...

– Что он говорит? Вы хоть расслышали? – засмеялись крысята.

– Торпи! – повторил бобрёнок и вновь улыбнулся своим друзьям.

– Какой балбесик, – сказали крысята. – Ну его! Пусть валяется тут, раз так нравится. Идём играть!

И они убежали. Но один маленький крысёнок остался. Это был тот самый Компотик, который недавно родился в семье Одноухого. Он сел рядом с бобрёнком и стал рассказывать ему о том, как он качался вчера на ветке и чуть с неё не свалился. Потом он предложил бобрёнку пойти на то место.

И они пошли.

– Меня стукнул Паштет, – рассказывал Компотик по дороге. – Паштет – это сын Перевёртыша. Но ты ведь не будешь меня стукать, Торпи?

Бобрёнок улыбнулся.

– Не будешь стукать! – сказал он и прислушался к своему голосу. – Не будешь стукать! – повторил он и опять прислушался. Это было так здорово!

Они подошли к старой вербе, у которой одна ветка была надломлена и свисала до самой земли. Это и были те самые качели.

– Смотри!

Крысёнок подпрыгнул, уцепился за ветку и ловко вскарабкался по ней наверх. Там он стал раскачиваться. Ветка с шелестом елозила по земле. Это было так весело, что Торпи засмеялся.

– Хочу качаться! – сказал он.

Он тоже подпрыгнул и повис на ветке. Его уродливый хвост упёрся в землю, и Торпи вдруг почувствовал, какая сила в нём сокрыта! Он оттолкнулся им и забрался ещё выше.

– А ты молодец, – похвалил его Компотик. – Давай вместе качаться!

Они стали раскачиваться. В ушах у них пел ветер, сердце куда-то улетало и вновь возвращалось, и это было так приятно, что бобрёнок зажмурился.

Вдруг ветка оторвалась, и они кубарем скатились в канаву.

– Вот это да! – сказал Компотик, когда они выбрались из канавы.

Они устроились на тёплом камне и стали зализывать ушибы.

– Торпи! Давай дружить? – предложил Компотик.

– Давай! – согласился бобрёнок.

– Если тебе станет скучно, заходи ко мне, и мы пойдём куда-нибудь вместе. Я живу в семье Одноухого. Одноухий – правая лапа Харчо, нашего вожака.

Бобрёнок всё это внимательно выслушал. Он мало что понял из услышанного, но хорошо запомнил, чтобы понять потом, когда станет умнее.

– Пойдём, я покажу тебе мой бочонок, – сказал крысёнок.

Торпи ничего не имел против этого.

Глава седьмая, в которой Торпи пугает Компотика

Они вошли в бочонок Одноухого, и Компотик сказал:

– Мама, смотри, кого я привёл! Это – Торпи. Он мой друг. Он качается на ветках лучше меня!

Сметанка обнюхала Торпи и встопорщила свои белые усы:

– Он пахнет речной тиной. Я не люблю этот запах. В позапрошлом году, когда река затопила нашу деревню, мы все чуть не погибли. Вода – наш лютый враг!

– Но это не помешает нашей дружбе, – шепнул крысёнок бобрёнку. – А где папа? – спросил он уже громче.

– Он на работе.

– А когда я пойду на работу? – спросил Компотик.

– Тебе ещё рано, мой маленький, – ласково сказала Сметанка. – Когда увидишь первый красный лист на дереве – вот тогда можно будет.

– Значит, когда я увижу первый красный лист, я стану взрослым?

– Ну, почти. С собаками драться тебе ещё трудно будет, но таскать муку или яички – запросто.

– А правда, что собаки бывают больше бочонка? – спросил Компотик.

– Правда. Я сама видела.

– А какие у них зубы?

– Ох, огромные!

– И такие же острые?

– Нет, у нас острее. Но у собаки такие сильные челюсти, что она может перекусить крысу пополам.

Торпи с интересом слушал этот разговор, хотя и не понимал ещё многих слов. Он не знал, кто такие собаки, но чувствовал, что это враги, которых следует опасаться.

– Иди сюда, Торпи, – позвал друга Компотик.

Малыши зашли за перегородку, сделанную из куска пластмассы. Она отгораживала угол бочонка, где была спальня Компотика.

Бобрёнок с любопытством осмотрелся. Здесь лежала половинка резинового мяча. Ночью Сметанка переворачивала её, и сын спал в ней, покачиваясь, как в люльке, а днём он ставил её наоборот – выпуклостью вверх, – и тогда она превращалась в замечательный батут.

– Смотри, это моя прыгалка! – Компотик взобрался на резиновую горку и начал на ней прыгать. – А теперь ты попробуй.

Торпи попробовал. Он так попробовал, что чуть не ударился головой о потолок.

– Вот это да! Ты и прыгаешь выше меня! – с большим уважением в голосе сказал крысёнок. – А через верёвку сможешь?

Он показал на натянутую через весь угол верёвку. Торпи улыбнулся. Высоко подпрыгнув, он перелетел через неё, но всё-таки зацепился хвостом, плюхнулся на пол и с удивлением прислушался – верёвка пела! Потом они стали прыгать вместе с Компотиком, специально задевая верёвку и хохоча до упаду. Но вдруг бобрёнок легко затронул её острым зубом, и она лопнула.

– Вот это да! – удивился Компотик. – Ну-ка, замри!

Он подошёл к Торпи и с любопытством, хотя и с большой осторожностью, исследовал зубы друга, едва не касаясь их носом. У грызунов четыре передних зуба называются резцами, потому что они режут ими древесину – прогрызают дыры в деревянных стенах сараев и погребов, чтобы добраться до добычи. А у бобрёнка кромка зубов была такой тонкой, что даже просвечивала. Крысёнок не удержался и потрогал один резец.

– Ай! – вскричал он, увидев кровь на пальце.

Бобрёнок вздрогнул. Он и не помышлял никогда, как опасны его зубы.

– Ничего себе ножички! – с восхищением сказал крысёнок. – Вот почему ты так запросто лопаешь деревяшки!

– Запросто лопаю! – хихикнул Торпи.

Кровь на пальце Компотика засохла мгновенно, и друзья вновь принялись скакать на батуте. Вволю напрыгавшись, они вышли из бочонка и сели на солнышке отдохнуть.

– Как хорошо тут! – сказал крысёнок.

Торпи улыбнулся в ответ. Вдруг задняя лапа бобрёнка сама потянулась к его голове и начала приводить в порядок всклокоченную шерсть. Компотик присмотрелся и разглядел, что один из когтей его друга был раздвоен в виде гребешка.

– Ух, ты! – воскликнул Компотик. – Как классно тебя бревном покалечило! Зато теперь удобно причёсываться.

– Удобно! – подтвердил бобрёнок.

– Вообще-то, лапы у тебя чересчур сплющенные, – покачал головой Компотик. – У крысы лапа должна быть вот какая!

С этими словами он выставил вперёд свою узкую лапу с длинными загнутыми когтями. Торпи приставил к ней свою. Она оказалась почти такой же, только крупнее.

– Нет, ты заднюю покажи! – улыбнулся крысёнок.

Торпи послушно убрал переднюю лапу, на её место поставил заднюю, и друзья стали внимательно их сравнивать. Задняя лапа Торпи смотрелась намного шире лапы Компотика, когти были плоские, будто и правда раздавленные тяжестью, а коготь второго пальца расщеплялся на две половинки. Самым смешным крысёнку показалось то, что пальцы его друга были слеплены вместе тонкой кожицей. Однажды мама Компотика принесла откуда-то лапу, похожую на эту. Она сказала, что это нога от большой птицы. Теперь крысёнку стало понятно, почему Харчо называл Торпи "уродцем с птичьими лапами".

– Такой лапой хорошо по воде шлёпать! – засмеялся Компотик.

Торпи тоже схватился за животик от смеха. Эти слова "по воде шлёпать" жутко развеселили его. Но он ещё не знал, что такое вода. То, как однажды упал он в чёрную дыру и увидел множество воздушных пузырьков, так восхитивших его, бобрёнок уже давно и благополучно забыл. Ему казалось, что он всегда жил тут, с крысами. Бревно, о котором все вокруг рассказывали, представлялось ему страшным зверем, напавшим на него в далёком детстве. Он был уверен, что мама Брынза справилась с врагом. А как же иначе! Иначе зверь растерзал бы его на части!

Чтобы проверить своё предположение насчёт лапы, которой хорошо шлёпать, Компотик повёл друга к канаве, в которой после дождя скопилась приличная лужа. Когда они обогнули кусты, Торпи вдруг остановился. Он принял высокую стойку и потянул носом воздух, шедший со стороны реки. Потом он пошевелил короткими ушами, и его круглая мордочка сосредоточилась.

– Что шумит? – спросил малыш.

– Да это же вода шумит! – усмехнулся крысёнок. – Она всегда шумит. Мокрая и гадкая, тьфу!

– Скорей! – вдруг позвал его Торпи. – Надо скорей!

И он ринулся на звук воды. Хоть и был он неуклюжим, но в этот раз Компотик едва поспевал за другом. А тот мчался напролом через кусты и колючки, не замечая ничего вокруг. Крысёнок помнил слова матери о коварности воды, поэтому, когда Торпи подбежал к берегу, он крикнул ему:

– Она может схватить тебя!

Но Торпи не слышал. Он забрался на плоский камень, под которым журчала вода, и стал завороженно смотреть на воздушные пузырьки, стремительно несущиеся по течению. Крысёнок переборол страх и подошёл ближе. Но ещё больше он испугался, когда Торпи повернул к нему мордочку. Его глаза покрывала какая-то тонкая мутная кожица, и они стали будто чужими. Дрожащими лапами Компотик оттащил друга от реки. Ему показалось, что ещё немного, и тот бросится головой прямо в воду.

Они молча поднялись по склону, и только здесь, на дороге, крысёнок вновь с опаской посмотрел на Торпи. Его маленький друг был теперь прежним, весёлым и добрым.

– Торпи, я за тебя так испугался! Вода очень страшная!

– Вода – хорошая, – ответил бобрёнок.

Глава восьмая, в которой Торпи и Компотик мечтают стать разбойниками

К первым дням лета Торпи хорошо освоился в крысином лагере, где для него уже не оставалось ни одного необследованного закоулка. Своей неуёмной тягой к познаниям он покорил всех крысят, забравшись однажды в длинную мокрую трубу под дорогой, куда не любили соваться даже взрослые.

В одну из тёплых лунных ночей по лагерю прошёл клич. Вожак собирал отважных разбойников в поход. Торпи с Компотиком тоже пошли со всеми, чтобы хотя бы одним глазком посмотреть на столь важное мероприятие, которое проходило у скалистого берега реки.

Малыши спрятались за камнем. Они думали, что их никто не видит, но сзади вдруг подошёл Паштет. Он хлестнул Компотика хвостом по спине. Тот от сильного удара упал на живот, растянув в стороны лапы. После этого Паштет повернулся к Торпи, но хвост спрятал в траву: крупный бобрёнок был ему не по зубам.

– Что вы тут делаете, малявки?! – прорычал Паштет. – Уходите отсюда, а то загрызу! Здесь будет сбор.

Паштета приняли в отряд совсем недавно, и его прямо раздувало от гордости. Но он был едва ли выше Компотика – прямо дистрофик какой-то.

– Не зазнавайся, – ответил ему Компотик. – Скоро и мы станем такими же разбойниками.

– Ну да! – усмехнулся Паштет. – Станете. Если кошка не съест...

Посвистывая, он пошёл дальше, и два маленьких друга сразу забыли про обидчика, потому что впереди, в середине крысиной толпы, появился Харчо.

– Это мой папа! – прошептал Торпи с гордостью.

– А вон мой! – показал Компотик на крысу с одним ухом, стоявшую справа от вожака.

– Станови-ись! – прокричал Одноухий.

Крысы, толкаясь и кусая друг друга, начали выстраиваться в длинную шеренгу. Харчо ждал, притопывая лапой, поставленной на пенёк. Его хвост нетерпеливо подрагивал. Конечно, раньше крысы не имели понятия, что такое строиться, Кислый Батон не уделял должного внимания военной выправке, но неужели у этих тупиц и правда нет мозгов? Главное в шеренге – плечо товарища. Если чувствуешь плечо товарища, в бою с собаками уже не так страшно. Сколько раз Харчо втолковывал им эту простую истину! Но его безголовые сородичи не хотели ничего понимать. Они наступали друг другу на хвосты, вертелись, грызлись, и только хмурый взгляд вожака удерживал их от крупной драки.

– Сми-и-ирно! – прорычал Харчо, потеряв, наконец, терпение.

Крысы знали, что после этой команды нельзя шевелиться, и замерли кто где стоял и на чём стоял, даже если это был чей-то хвост.

– Суслики, да и только! – обругал Харчо своё войско. – Я сейчас сам вас расставлю. А кто пикнет – откушу что-нибудь, вы меня знаете.

– Знаем, сыр! – отозвались вояки нестройным хором.

Харчо встал по центру дороги и плюнул на землю.

– Ты! – указал он на ближайшего разбойника. – Вот твоё место.

Тот шустро подбежал и встал на плевок.

– Мордой к луне! – поправил его Харчо. Потом он сделал шаг в сторону и снова сплюнул на дорогу. – А теперь ты, Баклажан! Вставай сюда. Тоже мордой к луне.

Старый сутулый крыс с опухолью на спине послушно встал на указанное место. Его с детства звали Баклажаном, но потом, когда на спине у него вырос горб, ему дали кличку "Горбун". Справа от Горбуна встал Перевёртыш, за ним пристроились остальные крысы, они все поворачивали носы к луне, недовольно поглядывая на вожака. Дисциплина давалась им с превеликим трудом.

Торпи с Компотиком, раскрыв рты, смотрели на бравых разбойников из-за камня. Им хотелось поскорей стать большими, чтобы так же строиться под луной.

– Когда я вырасту, я буду вожаком, – прошептал бобрёнок.

– А я буду твоей правой лапой! – ответил другу крысёнок.

И у них сладко защемило в груди от этих мыслей.

Когда крысы выстроились, вожак прошёлся вдоль всей шеренги, подравнивая ряд, потом взобрался на пень и скомандовал:

– Равня-а-айсь! – Воины выставили вперёд животы и напрягли хвосты, задрав их кверху. Харчо выждал, когда все хвосты будут под одним углом, и рявкнул: – Смирррно!

После этого он с удовольствием оглядел свой боевой отряд.

– В этот раз мы идём не для того, чтобы украсть что-нибудь... – начал он, но его командирскую речь тут же оборвали:

– А для чего мы идём, сыр?

– Прогуляться, сыр?

– Не хотим рисковать своей шкурой за просто так! Сыр!

– Кислый Батон не строил нас, но мы всегда знали, за что отдаём свои жизни, – добавил кто-то совсем тихо.

Харчо от злости даже подпрыгнул на месте.

– Разговорчики в строю! – пискнул он.

Крысы испуганно замолчали, косясь на того смельчака, который сказал про Кислого Батона. Им было страшно, но в то же время жутко любопытно – какую расправу учинит Харчо над их сородичем? Но вожак не стал отвлекаться на такие мелочи. Он подошёл к шеренге поближе и проговорил шипящим голосом:

– Глупцы! Кислый Батон никогда не заботился о ваших желудках! Вспомните, кто первым врывался в магазин, когда вы прогрызали в стене ход?

– Б-Б-Батон, сыр! – ответили воины, заикаясь. – Он всегда первым бросался на мешки с зерном. Сыр!

– А кто первым вгрызался в голову сыра, едва кто-нибудь из вас сбрасывал её с потолка, перерезав верёвку?

– Батон, сыр! – злобно закричали крысы. – Он всегда хватал еду первым! А если кто-то пытался встать на его пути, он впивался ему в ухо зубами!

– А если на вас набрасывались собаки, что делал Кислый Батон?

– Он тоже был первым, сыр! Но только в беге назад...

Разбойники захохотали. Вожак остановил веселье одним взмахом усов.

– Вот видите, какая короткая у вас память, – усмехнулся он, весьма довольный ответами. – А теперь вспомните, что делал я, когда на нас напали собаки?

– Сыр, вы вцепились самой большой собаке в горло! – сказал Паштет. – Я сам видел!

Харчо отвёл взгляд на камни у дороги. События той ужасной ночи вгоняли его хвост в краску. Он стыдился не того, что не смог вовремя разведать опасность, он краснел из-за своего стремительного бегства. Хорошо ещё, что свалился с окна склада не в навозную лужу, а прямо на спину собаке – все решили, что вожак ринулся в бой. На самом деле Харчо в тот миг не помнил себя от страха. Но теперь он поклялся себе, что больше такое не повторится.

– Да! – воскликнул он и воинственно щёлкнул челюстями. – Если бы не я, вам бы не унести лап из того боя. Только благодаря храбрости вашего вожака вы заплатили малой кровью в стычке. Кто теперь хочет сказать, что Харчо хуже Кислого Батона?

– Никто, сыр!

– То-то же! А теперь слушайте меня внимательно. Верно, в этот раз мы идём не за добычей. Мы идём на разведку! Этот склад – слишком лакомый для нас кусочек, чтобы так легко отказаться от него. Но его охраняют собаки...

– Целая свора собак, сыр! – поддакнул кто-то из строя.

– Мы поклялись отомстить им кровью, – напомнил Харчо своим солдатам.

– Да, да! И мы отомстим! Мы разорвём этих тварей на куски и сбросим в реку! Сыр!

– Вот для этого нам нужно знать, как к ним подступиться, – продолжал вожак. – Я вчера ходил туда один и кое-что разведал. Хозяин склада надумал отравить нас! Он приволок сто мешочков с ядом, я сам видел эти мешочки. Он хочет разложить эту дрянь по всем углам. Ох, скажу вам, мешочки так пленительно пахнут, что усы просто сворачиваются в трубочку! Я сам чуть не попробовал эту гадость...

– Какой вы отважный, сыр! – с восхищением вставил слово Паштет, но Харчо скосил на него злобный глаз, и крысёныш поклялся себе, что больше никогда не будет перебивать вожака.

– У меня есть идея, – сказал Харчо и, задрав нос, оглядел отряд. – Мы подсыплем этот яд собакам в миски!

– Ура! – заорали разбойники. – Смерть собакам!

– Но, – поднял хвост вожак, когда все затихли, – но для этого нужно разведать, где находятся миски и можно ли к ним подобраться. Вот для этого мы и пойдём сейчас к складу. А потом мы отравим собак, они подохнут, и все мешки с картошкой и горохом, и все окорока, сыры и копчёные колбаски станут нашими!!

Глава девятая, которая рассказывает о тревожных мыслях бобрёнка

Крысиный отряд развернулся и длинной цепочкой двинулся в сторону огней деревни. Луна отбрасывала на дорогу чёрные тени с ушами и хвостами, и Торпи прошептал восторженно:

– Как красиво они идут!

– Да, здорово! – кивнул Компотик, цокнув языком.

Они спустились к реке. Вернее, это бобрёнок спустился, а крысёнку ничего не оставалось и он поплёлся за ним, ведь он всегда и всюду следовал за другом. Компотик иногда говорил себе, что, если Торпи прыгнет в воду, то и он не задумываясь сделает то же. Он ещё помнил тот кошмарный день, когда они с Торпи впервые оказались на берегу реки. С тех пор его друг сильно изменился и больше не вёл себя так неосмотрительно. Компотик считал, что он просто повзрослел. Он и предположить не мог, что та сила, которая так неумолимо влекла Торпи к воде, нисколько не уменьшилась за это время. Наоборот, она стала ещё больше. Просто Торпи очень любил своего остромордого друга и не хотел его беспокоить. Когда они были у воды вдвоём, он старался не показывать своего волнения.

Да, Торпи страшно привлекала вода! Тихий шелест волн, запах тины и слабые всплески рыб манили его, как яркий цветок бабочку. Он часто уходил один на берег и долго сидел на камне, любуясь отражёнными в речной глади звёздами. А когда из-за утёса показывалась луна, было ещё интересней. Через реку от берега до берега перебрасывался зыбкий белый мостик, по которому так и хотелось пробежаться! Что на той стороне? Что за звери там живут? Добрые или злые? Торпи знал, что когда-нибудь сможет ответить на этот вопрос, ему нужно только подрасти.

Больше всего бобрёнка волновало журчание воды. От этого торопливого звука его хвост начинал нестерпимо чесаться, словно просился поработать. Голосом бегущих пузырьков река пыталась сказать ему что-то, – что именно, Торпи не мог пока понять, но он чётко ощущал эту прочную невидимую нить, которая связывала его с тайной.

Днём противоположный берег притягивал к себе пышной зеленью тополей и осин и стройными белыми стволами берёз. Торпи мечтал попробовать всё это богатство на вкус. На этом берегу росли только ивы, да и тех было мало, и были они уже изгрызены бобрёнком.

После таких сидений у реки Торпи рассказывал Компотику о далёкой зелёной стране с белыми стволами, растущими у самой воды, о мягком пушистом холме, покрытом жёлтой шапкой цветов, и крысёнок внимательно слушал, но ему всё это представлялось сказкой, потому что он не видел дальше собственного носа.

Вот и теперь Торпи уселся на камне и привычно опустил в воду лапы.

– Осторожно, – сказал Компотик, который устроился поодаль на сухой траве. – Помни, что вода – наш враг!

– Я знаю, – отозвался Торпи. – Но я так её люблю!

– Ненормальный. У меня от твоих слов начинают дрожать лапы. За что можно любить воду?

– За что? – переспросил Торпи. Он лёг на живот поближе к поверхности воды и заглянул в чёрную глубину. В ней он увидел круглую смешную мордочку. – Но ведь этот враг так похож на меня!

– Он заманивает тебя к себе, – пропыхтел крысёнок весь в напряжении. Он вновь, как в тот раз, боялся за своего несмышлёного друга. – Ты слышишь его голос?

– Слышу! Он зовёт меня.

– А я что говорю! – рассердился Компотик. – Пойдём домой, Торпи. Меня, наверно, мама везде ищет.

– Меня тоже ищет, – вздохнул Торпи. – Компотик, возьми меня за лапы и оттащи, а то я не могу сам.

– Нет, я лучше за хвост! – засмеялся крысёнок. – Твои лапы слишком коротки.

Он ухватился за толстый хвост бобрёнка и потащил друга вверх по склону. Обоим эта процедура необычайно понравилась, и ночную тишину далеко вокруг прорезал их заливистый смех.

Глава десятая, в которой Торпи начинает действовать

Но им так и не удалось в ту ночь очутиться в тёплых домашних постельках. Когда друзья выбрались на дорогу, они услышали лай собак в той стороне, куда ушёл крысиный отряд во главе с Харчо и Одноухим.

– Компотик, – сказал Торпи и вдруг почувствовал, как по спине у него пробежал возбуждающий холодок, – а давай сходим туда?

– Куда? – не понял крысёнок.

– Туда!

Компотику передалось волнение его храброго друга. Торпи смотрел на деревенские огни. Нет, огней он не видел, но зато слышал необычные звуки, совсем не походившие на шелест листьев или шум воды. Эти звуки издавало человеческое жильё.

– Стра-ашно! – прошептал крысёнок.

Но его друг уже шагал по дороге. Луна отбрасывала на камни длинную искривлённую тень храбреца – большая круглая голова, короткие лапы и широкий хвост. Крысёнку захотелось рядом с этой тенью увидеть свою, и он зашагал следом за Торпи.

Огни приближались, а вместе с ними громче становился и лай собак. Вскоре, обойдя круглый камень на повороте, друзья увидели забор, за которым возвышалась крыша склада. Они остановились, чтобы осмотреться повнимательней. Собаки лаяли за забором, а снаружи было спокойно.

У самого забора в траве Торпи разглядел чьи-то трясущиеся уши. Бобрёнок подкрался к тому месту и упёрся носом в Паштета, который уже устал пищать и просто лежал, зажмурившись от страха.

– Эй! – позвал его бобрёнок. – Ты что тут лежишь?

Паштет вздрогнул и ещё сильней вжался в землю. Но потом он приоткрыл один глаз и разглядел, кто с ним говорит.

– Эт... эт... это ты, Торпеда? – спросил он, заикаясь. – К... к... как ты тут оказался?

– А ты сам как тут оказался? – спросил Компотик.

– Меня поставили на выходе, – ответил Паштет и указал глазами на подкоп под забором.

– Зачем? – спросил Торпи.

– Наверно, чтобы он другим не мешал работать, – усмехнулся Компотик.

– Нет, – мотнул головой Паштет, и его челюсти громко клацнули, – я должен тут смотреть. Если объявятся собаки, я предупрежу наших, что отходить пока нельзя.

– Молодец, – похвалил его Торпи.

Бобрёнок подошёл к яме и заглянул в неё. Под забором было совсем темно, а лай собак из-под земли слышался громче. Что-то эта чёрная дыра напомнила храброму маленькому бобрёнку, но что именно, он никак не мог вспомнить. Да и верно: то, что происходило в первые дни после рождения, звери обычно помнят очень плохо. Торпи стоял, смотрел на дыру, и ему чудилось, что когда-то он уже нырял точно в такую же. И теперь ему ужасно захотелось повторить тот свой подвиг. Не долго думая, он прыгнул в чёрную неизвестность.

– Ты куда? – испугался Компотик. – Тебя же загрызут чудовища!

– Оставайся тут, я скоро вернусь, – донёсся из-под земли приглушенный голос.

Крысёнок только и успел увидеть, как широкий хвост блеснул в лунном свете и исчез в дыре.

Едва уши Торпи высунулись из ямы по ту сторону забора, в них ударил невероятный шум, замешанный на громком лае собак, писке крыс и ещё каких-то странных звуках, напоминавших сердитое бульканье. У невысокого сарая, примкнувшего одним боком к забору, на задних лапах стояли жуткие лохматые чудовища с длинными хвостами, покрытыми шерстью. Эти твари хлопали огромными челюстями с острыми зубами, издавая громогласное буханье, и из каждой такой пасти вязкими струями капала слюна. Пасти тянулись к крыше сарая, где, сгрудившись в большой дрожащий комок, укрывались крысы. В щелях между досок сарая Торпи заметил мелькание каких-то белых пятен – там внутри кто-то жил. Луна ярко освещала двор, и бобрёнку была видна каждая деталь. От страха лапы его прилипли к земле, но всё же он набрался смелости и поставил их на край ямы, чтобы вылезти повыше и хорошенько осмотреться.

Посреди двора стоял дом в несколько окон, в самом верхнем окне Торпи разглядел белую занавеску с жёлтыми цветочками, похожими на те, что он видел за рекой. Бобрёнок сразу решил для себя, что он непременно должен заглянуть за эту занавеску. Он был почти уверен, что увидит там сказку. Рядом с окном росло дерево, и одна из его веток висела совсем близко от занавески. Если как-нибудь залезть на дерево, а потом раскачаться на ветке... Торпи даже зажмурился, представив, как это будет здорово – летать вверх-вниз на такой высоте! Но как залезть на дерево? Он ещё раз внимательно огляделся по сторонам. Верёвка! От крыши дома к дереву была протянута верёвка. Она была привязана не к самой крыше, а к козырьку крыльца, и под крыльцом возвышалась поленница, по которой мог взобраться любой уважающий себя крысёнок. Так как Торпи считал себя крысёнком, а уважать себя он никогда не переставал, то задача добраться до верёвки и потом перелезть по ней на дерево показалась ему очень простой. Правда, по натянутым верёвкам ему ползать ещё не приходилось, но он решил, что это не так уж и трудно – нужно только лечь на неё животом и покрепче вцепиться лапами. И самое главное – нельзя задевать верёвку зубами!

Приняв это решение, он без колебания вылез из норы и направился к крыльцу. Собаки лаяли в стороне и не заметили дерзкого появления врага на охраняемой территории. Торпи на своих коротких лапах не умел быстро бегать, он мог бы стать лёгкой жертвой, но ему повезло. Никем не замеченный, он преодолел расстояние от забора до дома, вскарабкался на поленницу и уже собрался схватиться лапой за верёвку, как вдруг где-то совсем близко услышал хриплый шёпот:

– Откуда ты тут взялся, уродец?

Уродцем его называл отец. Торпи оглянулся и увидел вожака шайки, притаившегося между поленьями. Бобрёнок не знал, что визжащий комок крыс на крыше сарая был отвлекающим манёвром. Пока собаки выполняли свой сторожевой долг во дворе, Харчо спокойно сходил на разведку, изучил все комнаты дома, облазил подвал, нашёл парочку слабых мест в стене, где можно было прогрызть отличные ходы, отыскал угол, где кормят собак, и теперь ждал удобного момента, чтобы прорваться к лазу под забором. Моментов таких было предостаточно, старый крыс давно уже мог оказаться в безопасном месте, но почему-то медлил. Он вспомнил, как дал дёру, упав на спину собаки. Этот трусливый поступок не красил вожака, и сейчас он не хотел повторить его. Наоборот, затаившись в укрытии, он усиленно размышлял. Он-то убежит, но что будет с его войском? Его сородичам не уйти с крыши сарая, рано или поздно до них доберутся люди, когда проснутся, и перебьют их палками. Это-то и беспокоило старого разбойника больше всего. Что крысы подумают о нём, когда вернутся в лагерь? И вернутся ли вообще? А если они все погибнут, то с кем он останется? С крысихами и их сопливыми детьми?

– Откуда ты тут взялся? – повторил вопрос Харчо.

– Не ругай меня, папочка, – хлюпнул носом Торпи. Конечно же, хлюпнул он только для вида, он не боялся наказания. Гораздо хуже было, если бы отец не позволил ему осуществить его дерзкий план. Поэтому Торпи сказал гордо: – Я тоже решил сходить на разведку!

– Тьфу ты! – сплюнул вожак. – Если тебя растерзают собаки, я не буду переживать. Лучше пожалей свою мать.

– Со мной ничего не случится, – заверил его бобрёнок.

– Ты ещё очень глуп. Но это не оправдывает твои поступки.

– А ты разведал, где собачьи миски? – спросил Торпи, он не любил выслушивать морали от взрослых.

– Конечно! Ты что, думаешь, я без дела прогуливался там? Сегодня выдался отличный денёк: люди крепко дрыхнут и ничего не слышат. Ха! Так бы всегда работать. Одно удовольствие.

– Я горжусь тобой, папочка! – сказал бобрёнок. – Я тоже хочу сделать что-нибудь такое.

– Что сделать?

– Чтобы ты и мама гордились мной. И ещё Компотик.

– Ты нашёл неподходящее место для этого, – проворчал Харчо.

– А вот смотри! – воскликнул Торпи в ответ.

Он подполз к верёвке, лёг на неё животом и оттолкнулся от козырька хвостом.

Торпи не видел, как встопорщилась шерсть на спине Харчо, и как напрягся у вожака хвост. Старый разбойник был в бешенстве. Уродец мог всё испортить! Вот так всегда и бывает – чётко спланированную операцию ставит под угрозу срыва дурацкий поступок какого-нибудь глупца!

Глава одиннадцатая, в которой Торпи попадает в плен и заодно получает смешное прозвище

Когда бобрёнок открыл глаза, он понял, что висит высоко над землёй, зубами вцепившись в верёвку. Теперь он знал – идея полежать на длинном тонком предмете была действительно глупой. Но мысль эта его нисколько не утешила.

– Держись крепче! – услышал бедолага гневный шёпот Харчо. – Сейчас я перекушу верёвку. Постарайся упасть не на голову, уродец!

"Почему же я сам до сих пор не перекусил её?" – пронеслась в голове несчастного какая-то посторонняя мысль. Если бы бобрёнку было время подумать над этим вопросом, он бы догадался, что верёвка не порвалась благодаря тому, что он зажал её коренными зубами, которые были не острые, ведь они предназначались для жевания.

– Кусаю! – донеслось от поленницы.

Торпи зажмурился. И почти сразу почувствовал, что стал лёгким как пёрышко, голова его закружилась, а в мордочку подул ветер. Лай собак ударял то в правое ухо, то в левое, то удалялся от него, улетая куда-то вверх, то приближался, смещаясь вниз.

Наконец, Торпи приоткрыл один глаз. Всё вокруг него вертелось и кружилось, ветки дерева, занавеска, забор, сарай, поленница и козырёк крыльца – всё мелькало перед глазами, то увеличиваясь, то уменьшаясь в размерах, а он продолжал держаться зубами за верёвку. Вдруг он налетел на ветку, и та отбросила его, завертев с ещё большей силой. Лай внизу превратился в восторженный визг. Собаки носились по двору, пытаясь ухватить странного летающего зверька за хвост. Для них это была захватывающая игра. Если бы Торпи в ту минуту мог увидеть, что его полёт спас всех серых разбойников вместе с Харчо, которые, воспользовавшись суматохой, устремились к лазу, – он бы разжал зубы, потому что посчитал бы, что им теперь уже можно гордиться. Но ничего этого он не знал, и даже мыслей таких в его голове не было, и поэтому отважный бобрёнок приготовился сражаться до самого конца.

Когда ветка попыталась в очередной раз хлестнуть его, Торпи сам ударил в неё хвостом и вдруг с невероятной скоростью полетел прямо в окно с жёлтой занавеской! Он почувствовал боль в боку, в следующий миг раздался оглушительный звон, верёвка порвалась, и бобрёнок кубарем покатился по полу комнаты верхнего этажа.

Шум ещё долго сотрясал ему уши, а когда улёгся, Торпи осторожно приоткрыл глаза. Он увидел просторное помещение, во много раз большее его родного бочонка. Луна отбрасывала тени от странных высоких предметов, которыми было заполнено помещение. Один из предметов был пониже и пошире. Торпи присмотрелся, и у него от ужаса встала шерсть на спине: с этого предмета на него глядели большие чёрные глаза!

Бобрёнок бешено заработал лапами, но острая боль пронзила ему бок, и он замер, а когда боль притупилась, Торпи посмотрел по сторонам и с удивлением обнаружил, что не сдвинулся с места ни на шаг. Он просто лежал на спине и болтал лапами!

Под чёрными глазами, внимательно изучавшими его, он разглядел нос и рот. Рот был маленький, клыки из него не торчали, и бобрёнок немного успокоился. Значит, его не перекусят пополам прямо сейчас. Потом перекусят. А пока он подумает, что ему делать.

Неожиданно рот начал шевелиться, и бобрёнок услышал непонятные слова, которые, по всей видимости, обращались к нему:

– Бедненький, да ты весь в крови! Как же ты напугал меня! Я решила, что это ворона влетела...

Торпи никогда раньше не доводилось слышать людей, он полагал, что их голос должен походить на гром, но звуки, исходившие от этого человека, были очень ласковыми и добрыми. Бобрёнок даже воспрянул духом.

– Ты не убьёшь меня? – пропищал он в ответ.

– Несчастненький! Стеклом порезался! – снова заговорил человек, и по нежной интонации слов Торпи догадался, что его не убьют.

"Странно, – подумал он, – а мама рассказывала про них такие ужасы!"

Но в следующий миг он уже переменил своё представление о людях. Что-то громыхнуло, и в комнату ворвался человек размером с десять бочонков, поставленных один на другой.

– Что тут творится?! Почему разбито окно? – прогремела эта гора. – Во дворе так орут собаки, будто к нам в дом залезли бандиты!

– Не бандиты, а маленький зверёк, – ответил ему ласковый голос. – Он влетел прямо в комнату. Это он разбил стекло, но только нечаянно. Посмотри, у него рана на боку.

– Какой ещё зверёк?! – снова затрубило чудовище. – Ах, этот!

Бобрёнку не нужно было знать человеческий язык, чтобы понять, что с ним сейчас сделают что-то ужасное. Если не перекусят пополам, то раздавят – в этом он не сомневался ни капельки!

Гора склонилась над ним. Торпи приготовился защищаться, но с рваным боком и лёжа на спине делать это было очень неловко. Ему ничего не оставалось, как громко запищать на страшную лапу с толстыми пальцами, протянувшуюся к нему.

– Да это же бобр! – гора вдруг затряслась, извергая из себя отрывистые кашляющие звуки. – Вот так номер! А я сначала подумал, что это белка-летяга, только откуда она могла взяться в наших краях? Но бобр?! Как он умудрился залететь к нам в окно, если до реки не так уж и близко? Да и не любители они по воздуху летать, это не их профиль!

– Ну какая разница, папа? – ответил десяти бочонкам человеческий ребёнок. – Ему больно, его надо полечить.

– Возьми в аптечке бинт и перевяжи его. А я схожу во двор, гляну, что там за шум.

На то, что творилось снаружи, и правда стоило посмотреть. Торпи так бы и сделал, если бы не боль в боку, от которой в глазах шли разноцветные круги. За окном происходило что-то невообразимое. Дело в том, что крысы, спрыгивая с сарая, задели засов на двери, и она распахнулась. Теперь по всему двору носились куры, а собаки гонялись за ними, и кругом стоял такой гвалт, что его слышно было, наверное, даже в лагере серых разбойников.

Но всё это было неинтересно человеческому ребёнку, осторожно разглядывавшему рану на боку бобрёнка.

– Ты ведь потерпишь, да? Ты не будешь меня кусать? – ласково приговаривала девочка, срывая с бинта бумажную упаковку.

Торпи не знал ни одного сказанного ему слова, но он прекрасно понимал, что говорил ему этот добрый человечек. И он не стал кусаться. Он стерпел всю боль, которая обжигала его, пока девочка промывала рану и забинтовывала ему бок.

– Вот и молодец, вот и умничка! – повторяла она каждый раз, когда приподнимала бобрёнка над полом, чтобы пропустить под ним бинт.

Но тут в комнату опять ворвалась гора.

– Они задушили четырёх кур и одного петуха! – загромыхал страшный человек. – Я убью этих тварей! И зачем только я купил их?

– Не убивай их, папочка. Лучше отдай соседу, он давно хочет обзавестись сторожевыми псами.

– Завтра же и отдам! От воров мы и ружьём прекрасно защитимся, а на крыс поставим ловушки. Я видел в городе прекрасные капканы, куплю тысячу штук и расставлю вдоль всех стен. Ни одна зараза не проберётся!

– Вот и хорошо, – согласилась с отцом девочка.

– Ну, как твой Летягин? – спросил человек, присев рядом с дочерью.

– Он такой молодец, папа! Ни разу не пикнул, пока я его перевязывала.

– И за палец не укусил?

– Не-а!

– Поразительно... Но всё равно, давай-ка посадим его в клетку. Мало ли что. В клетке ему самому спокойней будет. А когда подлечится, выпустим в реку. Тут недалече остров есть, Бобровым зовётся, вот там и выпустим.

Человек ушёл, но вскоре вернулся, и Торпи не успел даже сообразить, что произошло, как его вдруг подняли, потом опустили, и он очутился за металлической решёткой. Дверца клетки захлопнулась, и бобрёнок догадался, что в это утро он уже вряд ли увидит маму.

Глава двенадцатая, в которой бобрёнка несут на экскурсию к реке

Убаюканный тишиной, бобрёнок уснул. Но сон его был тяжёлый. Ему снились лохматые чудовища, он отбивался от них хвостом, куда-то бежал, потом летел, потом опять бежал, и на протяжении всех этих треволнений он ощущал невидимую лапу своей мамы, её тепло было где-то близко, оно оберегало малыша от всех напастей.

Его разбудил луч солнца. Торпи посмотрел по сторонам и, увидев прутья решётки, сразу вспомнил события прошедшей ночи. Сначала он поразился мысли, что это случилось именно с ним, затем он удивился ещё больше, поняв, что каким-то чудом выжил в той ужасной схватке. Но в следующую минуту он подумал о крысах, и ему стало тревожно. Спаслись ли они? Что означал тот жуткий визг, который раздавался ночью за окном? Может, это так собаки расправлялись с непрошеными гостями? А потом они добрались до поленницы и убили его отца! Бобрёнку было трудно думать об этом и, когда пол под ним вдруг закачался, он даже обрадовался.

– Проснулся, Летягин? – послышался ласковый голос, такой знакомый, такой добрый, что Торпи пискнул от счастья.

Он даже не обратил внимания на острую боль в боку. Его осторожно взяли и перенесли из клетки на подоконник. Ветерок подул бобрёнку в нос, и ему сразу стало лучше. Девочка поставила перед ним миску с водой, он с наслаждением напился, а потом посмотрел на двор внизу.

При свете дня дерево казалось ниже, а забор ближе. По всему двору ветер перекатывал какие-то белые пушистые клочки, они не походили на крысиную шерсть, и Торпи окончательно успокоился. У него появилась надежда, что всем разбойникам удалось благополучно унести лапы.

– Смотри, улетит опять! – раздался сзади громкий голос.

– Не улетит, – ответила девочка. – У него же нет крыльев. Знаешь, папа, я не спала и думала – как же бобрёнок попал в окно? Его будто зашвырнул кто-то...

– Всякие чудеса бывают на свете, – ответил отец. – Я читал, на одну деревню когда-то лягушачий дождь выпал.

– Лягушачий дождь?! – засмеялась девочка в полном восторге.

– Ну да, самый настоящий дождь, только вместо капель в нём были болотные квакши. Должно быть, ураганом их принесло издалека.

– А нашего бобрёнка тоже ураганом принесло?

– Да вроде тихо этой ночью было, если не считать псовой переделки. – Отец девочки махнул рукой и проворчал: – Думай не думай, а теперь надо плыть в город за новым стеклом. Заодно куплю ловушки. Пока можешь отпускать своего летягу, но потом лучше держать его в клетке, а то попадётся в капкан, ещё и лапу будем лечить.

– Хорошо, папа. А что едят бобры?

– Они корой древесной питаются, известно. Это ж дровосеки. Да ещё какие! Зубы острее бритвы – деревце в руку толщиной в два счёта перекусывают. Так что будь поосторожней со своей игрушкой.

– А где мне кору взять?

– Они ещё и не всякую есть будут. Сходи на реку, наломай молодых ивовых побегов – вот уж лакомство для бобров, лучше не бывает, что для тебя конфеты.

– Как здорово! – улыбнулась девочка. – Я с бобриком пойду. Можно?

– Только посади его в клетку, – посоветовал отец. – Больной он ещё. Если в воду прыгнет – верная для него погибель.

И бобрёнка вновь упрятали за решётку.

От задней калитки до самого берега были выстроены высокие длинные мостки, по которым девочка быстро добралась до реки. Она поставила клетку на доски, а сама спрыгнула в заросли ив. Молодые веточки ломались легко, и она вскоре насовала их в клетку целую гору. Торпи был приятно поражён такой заботой. Он с аппетитом схрумкал несколько побегов и стал глядеть на воду. В этом месте река была такой широченной, что противоположный берег не просматривался. Маленькому зверьку трудно было представить эту бесконечность, он с волнением принюхивался к ветру и прислушивался к мягкому ходу волн. Вода здесь не журчала, её ровное и неторопливое течение не теребило душу, и бобрёнок, положив голову на лапы, даже прикрыл глаза от полного умиротворения.

– Тебе ещё рано туда, – сказала девочка и вздохнула. – Неужели мы и правда выпустим тебя на волю? Я уже так к тебе привыкла, Летягин! Без тебя мне будет очень грустно...

Торпи почувствовал изменение в настроении человека и повернул к девочке озабоченную мордочку.

– Нет-нет, не бойся! Я выпущу тебя, обещаю! Только не сейчас. Вот окрепнешь, рана заживёт, и тогда выпущу.

На эти слова Торпи улыбнулся, высунув язычок.

Глава тринадцатая, в которой к Торпи заявляются гости

Весь день девочка ухаживала за бобрёнком, а он купался в этой заботе и уже начинал подумывать, что и в клетке жить неплохо. Хозяйка кормила его, поила, играла вместе с ним и позволяла бегать по комнате – о большем нельзя было и мечтать. Но вот стены погрузились в темноту, ночные звуки наполнили комнату, и в груди у Торпи что-то защемило. Всё-таки это был чужой дом. Бобрёнок затосковал по тёплой подстилке из опилок в родном бочонке, и так тяжко ему стало, что он тихо заскулил.

Всю ночь он не сомкнул глаз, бродя из угла в угол. Пробовал сбежать, но прутья были такими прочными, что острейшие резцы не оставляли на них даже царапин. К утру он лежал чуть живой. Девочка испугалась, она подумала, что он умирает, и позвала отца.

– Да всё с ним хорошо, – сказал тот, поставив на подоконник ящик с инструментами. – Он по воде тоскует. Бобёр без воды – что песня без музыки. Вот заживёт ранка, отвезём его на Бобровый остров.

– Ох, скорей бы. Я не могу видеть, как он плачет, – вздохнула девочка.

Отец принёс новое стекло, достал из ящика рулетку и начал делать замеры. Искоса он посматривал на дочь.

– А ты возьмись за хозяйство, не заметишь, как день пролетит, – посоветовал он. – Матушка твоя, когда жива была, только этим и спасалась.

– Кур я уже покормила, клумбы прополола, полы подмела.

– Подушки просуши. Сейчас такое солнце горячее – в миг просохнут. Надо после каждой зимы так делать.

– Хорошо, сейчас вынесу! – обрадовалась она.

– Ты их прямо на мостках положи. Холстину постели и положи. Небо чистое, дождя сегодня не будет.

– Да, папа.

Девочка убежала на улицу. Человек, закончив работу, вскоре тоже ушёл, и бобрёнку стало совсем тоскливо. Бок уже не так болел, теперь ныло в другом месте, где именно, Торпи не мог определить, но боль эта была пострашней той, под бинтами. Наверное, от неё даже умереть можно, потому что она была везде – в лапах, в животе, в хвосте и особенно сильно она разрывала грудь бобрёнку.

Хозяйка вернулась и стала с ним играть, но боль не утихала. Девочка выгуляла бедняжку во дворе, где уже не было собак, потом принесла ему веточек, но Торпи отвернулся от них.

Вечером хозяйка сказала бобрёнку:

– Я могу взять тебя к себе в постель. Но ты должен пообещать, что не сбежишь. Папа наставил кругом ловушки, ты просто не представляешь, какие ужасные у них зубы!

Против такого предложения больной зверь, конечно же, не мог устоять.

Да-а, постель человека – это вам не клетка! Торпи заметно повеселел. Он излазил всю кровать, одурманенный новыми запахами, а когда девочка принесла подушку, бобрёнок чуть не сошёл с ума от ароматов реки, дерева и ещё чего-то ужасно знакомого и близкого его сердцу. Хозяйка скоро уснула, а Торпи всё лежал и принюхивался. Один из запахов не давал ему покоя. Было такое ощущение, что подушка долгое время пролежала в бочонке – так отчётливо пахло от неё крысиной шерстью!

Вдруг внутри подушки что-то зашевелилось...

Торпи отпрыгнул и принял боевую стойку. Голова девочки лежала всего в нескольких коготках от того места, где под тонкой материей шевелился странный бугорок. Бобрёнок приготовился. Он был полон решимости броситься на врага при малейшей опасности, способной навредить его доброй хозяйке.

Бугорок двинулся к краю подушки, только это и удержало бобрёнка от немедленного нападения. Но едва он вздохнул с облегчением, как недалеко от шеи девочки появился ещё один бугорок. Этот был не такой суетливый, он постоял в нерешительности и двинулся следом за первым. Торпи насторожился у того места, к которому пробирались оба бугорка. Он уже занёс лапу и расправил когти, когда под тканью подушки кто-то тихо чихнул.

– Где тут выход, Паштет? – донесся до ушей бобрёнка очень знакомый голосок.

– Откуда я знаю? Дыра была где-то здесь... А! Вот она!

Из подушки, расширив небольшую дырку в наволочке, вылезла узкая крысиная мордочка, вся облепленная белыми перьями. Торпи сразу узнал Паштета. Крысёнок вылез целиком вместе с хвостом и стал подслеповато щуриться вокруг. Следом за ним из наволочки показалась не менее забавная голова Компотика. Появление отважных гостей было столь неожиданным, что бобрёнок сначала растерялся. Ему было не до смеха. Да он просто не мог поверить своим глазам!

Крысята встряхнулись, чихнули и, наконец, увидели Торпи.

– Привет! – заорал Паштет. – Как жизнь?

– Торпи!!! – бросился к другу Компотик.

Девочка зашевелила губами во сне, и бобрёнок цыкнул на гостей:

– Тише! Что вы так орёте?

– Да мы от радости, – прошептал Компотик. – Ты не представляешь, как здорово увидеть тебя живым, старина!

– Ага, – кивнул Паштет. – Все решили, что ты давно сгнил в выгребной яме.

– Но мы поклялись найти тебя! – гордо пискнул Компотик. – И нашли!

– Это он с подушкой придумал, – кивнул на Компотика Паштет. – Мы сначала вообще не знали, как к дому подступиться, там во дворе везде капканы, даже в подвал не залезешь...

– Хорошо, что Харчо рассказал, как они выглядят, а то бы мы точно попались, – добавил Компотик. – Уж очень хотелось сунуть туда лапу: представляешь, там в середине кусочек ржаного хлеба лежит. Так пахнет! Ммммм!

– Подождите, подождите, – остановил их Торпи. – Я до сих пор не могу прийти в себя! Это не сон?

– Хи-хи! – засмеялись крысята.

– Как там моя мама? – спросил он их.

– Плачет! То-то радости будет, когда ты заявишься, – снова хихикнул Паштет.

– Да она его просто не узнает. Смотри, как вымахал за это время!

– Точно! Ещё чуток подрастёт, и его начнут бояться собаки... – И крысята покатились по одеялу, давясь от смеха.

Торпи задумался. Что-то во всём этом было не так. Поступок друзей тронул его до глубины души, но он чувствовал, что план не был продуман ими до конца. И тут его осенило:

– Слушайте, а как вы вернётесь назад?

– Ну, ты чего? – усмехнулся Компотик. – Вернёмся! И не одни – тебя с собой прихватим.

– Как? – снова задал вопрос Торпи.

– Как, как... Так же! Залезем в подушку, и нас вынесут наружу.

Торпи покачал головой:

– Ничего не выйдет. Хозяйка сразу заметит, что меня нет. Вы должны возвращаться без меня.

Он рассказал им, как встретила его девочка, как они подружились, и крысята поняли, что незаметно улизнуть из дома его другу и правда не удастся. Хозяйка начнёт искать Торпи, и ей уже будет не до подушек. Так, чего доброго, и они сами надолго застрянут в этих стенах!

– Ладно, ты не переживай, – сказал Компотик, хлопнув друга по спине. – Мы что-нибудь придумаем. Главное мы теперь знаем, что ты жив.

Остаток ночи они шушукались, устроившись в ногах у спящей девочки. Крысята рассказали Торпи о том, что им теперь гордится вся шайка.

– Харчо говорит, что ты оказался настоящим разбойником, – произнёс Паштет с уважением в голосе. – Если бы не ты, никто бы не вернулся из той последней вылазки, даже сам Харчо. Он всё нам рассказал – как ты летал над мордами собак, как лупил их хвостом, а потом натворил столько шума, что все смогли спокойненько унести лапы.

Широкая мордочка Торпи от удовольствия сделалась ещё шире. Это известие очень обрадовало его.

Ближе к утру гости попрощались с другом и отправились в подушку.

– Не грусти! – сказал Компотик напоследок. – Мы ещё придём к тебе. Всей шайкой заявимся!

– И тогда всем в этом доме будет несдобровать! – пискнул Паштет, высунувшись из наволочки.

Они исчезли, затаившись в перьях, и Торпи так и не успел им сказать, что ему совсем не хочется, чтобы обижали его хозяйку.

Глава четырнадцатая, в которой Харчо строит коварные замыслы

Утром девочка проснулась и вынесла подушки на мостки досушиваться. К вечеру она внесла их обратно. Она покормила бобрёнка, поиграла с ним, радуясь, что к нему вернулось хорошее настроение, и легла спать, снова взяв его к себе в кровать.

Торпи лежал с открытыми глазами, уткнувшись носом в подушку и думая о друзьях. Он не сомневался, что они благополучно добрались до дома.

Вдруг он услышал лёгкое шевеление в перьях.

"Они что, весь день просидели там?" – удивился про себя бобрёнок.

На подушке, как и в тот раз, образовался бугорок, который начал ползать в поисках выхода. Потом появился и второй бугорок.

– Компотик? – шёпотом позвал Торпи, он боялся, что его хозяйка спит ещё не очень крепко.

Из дырки в наволочке показалась крысиная голова. Но это был не Компотик! И даже не Паштет... Когда крыса вылезла вся и отряхнулась, Торпи чуть не вскричал от дикой радости: перед ним стоял его отец! Следом за Харчо из подушки вылез Горбун.

– Хе-хе, – усмехнулся вожак, весело глянув на бобрёнка, – не ожидал увидеть нас?

– А как Компотик с Паштетом? – спросил Торпи.

– Они давно дома. Взахлёб рассказывают про свои приключения! – Харчо взглянул на Горбуна. – А у нас с Баклажаном важное дельце наметилось. И способ, как безопасно проникнуть на склад, придуманный твоим другом, пришёлся нам весьма кстати.

– Этот Компотик – умная голова, – похвалил крысёнка Горбун. – Когда-то в детстве я сам был таким. Но опухоль высосала все мои мозги.

– А что у вас за дело?

Но старые разбойники не ответили бобрёнку, только Горбун как-то кровожадно усмехнулся. Крысы спрыгнули с кровати и побежали вдоль стен комнаты, изучая обстановку. Наконец Харчо вернулся к Торпи:

– Ты не будешь скучать без нас? Мы на часок сходим вниз. Нужно проникнуть на кухню. – Вожак повернулся к Горбуну. – Ну, как там?

– Всё чисто, сыр! – ответил Баклажан, слывший в лагере лучшим специалистом по ловушкам и ядам.

– Ну, мы пошли? – Харчо подмигнул бобрёнку, и оба разбойника побежали к двери.

Щель под дверью была очень узкой, но это опытных разведчиков ничуть не смутило. Они, расставив в стороны лапы, прижались животами к полу и легко проползли под дверью. Бобрёнок так бы не смог – он был намного крупнее их.

"Что же они задумали?" – размышлял малыш.

Почему-то ему стало неуютно. Он понимал, что вожак не обязан рассказывать военные секреты глупому крысёнку, который, хоть и был очень крупным, но не дорос ещё до настоящего разбойника. Но ведь он доказал всем, что тоже кое-что умеет! И ещё Торпи беспокоился за людей. Ему не понравилась ухмылка на морде Горбуна. Он поклялся себе, что, если хозяйке будет что-то угрожать, он встанет на её защиту и будет драться до последнего. После этого малыш успокоился, вернулся на кровать и забрался под одеяло.

Под боком у девочки бобрёнок уснул так крепко, что пропустил всё самое важное. Когда он открыл глаза, подушки уже не было на месте, а его хозяйка стояла у окна и причёсывалась. Девочка заметила, что бобрёнок проснулся, взяла его на руки и поставила на подоконник.

– Папа ругается, что я беру тебя в постель, – улыбнулась она, погрозив ему пальчиком. – Он говорит, что ты своими зубами можешь меня поранить. Вон, подушка уже вся в дырках...

Торпи слушал девочку и горько думал о том, что разбойник из него никогда не выйдет. Ему и правда рано ещё доверять военные секреты. Надо же, проспать важнейшую операцию! А Харчо с Горбуном тоже хороши – ушли даже не попрощавшись. Какой же он ещё маленький, никто с ним не считается!

– Сегодня уже тучи собираются, – нахмурилась девочка. – Надо будет пораньше подушки занести, как бы не намокли. Да, кстати, мой дорогой Летунчик, я приготовила тебе сюрприз! Я выбросила твою клетку!

Бобрёнок ничего не понимал, но по глазам хозяйки он догадался, что его ожидает что-то приятное.

Девочка подняла зверька и отнесла в угол комнаты, где лежала картонная коробка с мягкой подстилкой на дне.

– Теперь будешь здесь спать, хорошо? Ты у меня умница, никуда не убегаешь, и папа разрешил тебе жить в коробке. Ну как, нравится тебе новый домик?

Торпи обнюхал коробку снаружи, потом забрался внутрь и остался доволен новым жильём. Подстилка была сшита хозяйкой и хранила в себе запах её рук, а этого ему было достаточно.

День пролетел незаметно. Девочка сняла с бобрёнка бинты – рана на его боку уже почти зажила. Они гуляли во дворе, ходили к реке, а потом в небе загремело, и полил дождь. Подушку девочка занесла в дом заранее, и она не намокла.

Торпи так переволновался, что потерял аппетит и не стал обедать. Он вставал к кровати на задние лапы и прислушивался, но под наволочкой, кажется, никого не было. Он даже расстроился немного. За день накопилась тоска по друзьям. Неужели они бросили его?

– И не думай лезть на постель, – сказала ему девочка. – У тебя есть теперь свой домик.

Тем вечером она легла рано. Перед этим она долго держала бобрёнка на коленях, лаская его. Он почувствовал, что движения её руки стали какими-то заторможенными. На лбу хозяйки он разглядел капли пота, но поначалу это его не встревожило.

Дождь разошёлся не на шутку. Небо низвергало потоки воды, и даже на подоконнике изнутри натекла небольшая лужица. Торпи сидел у окна и с таким интересом наблюдал буйство стихии, что не заметил, как уснула его хозяйка. Когда она заговорила во сне, он обернулся. Девочка спала очень неспокойно, лоб её блестел от испарины, и вот тут бобрёнок заподозрил неладное. Он спрыгнул с подоконника и направился к кровати.

Вдруг позади него что-то шлёпнулось на пол. Торпи обернулся.

– Хи-хи! – сказал кто-то в тёмном углу.

– Компотик?!

– Он самый! – засмеялся крысёнок. – А ты думал, что я уже никогда не приду? Я давно вылез из подушки, но потом забрался в шкаф и, представляешь, ненароком уснул... Ну и хорошо: теперь люди спят, и мы можем делать что захотим.

– Какой ты молодец, что пришёл! – обрадовался Торпи. – А где Паштет?

– Ему не разрешили. Он же разбойник. Сейчас в лагере такая суматоха! Все готовятся к великому походу: Харчо объявил людям войну.

– Войну?

– Ну да! Они с Горбуном подсыпали людям яд в еду. Когда все люди передохнут, склад станет нашим! Хватит жить в тесных бочонках, мы достойны большего!

Компотик так распищался, что не заметил, как погрустнел его друг.

– Вот только невезуха свалилась на нашу голову: этот дождь! – добавил крысёнок сердито. – Когда же он кончится? Мне так не терпится поскорее увидеть те богатства в подвале, о которых рассказывал Горбун. Представляешь, этот хитрый крысюк разрядил все капканы! Теперь путь свободен!.. – Компотик вдруг резко замолчал. – А ты что невесёлый такой? Что у тебя стряслось? Ну, говори, не стесняйся.

– Ты сказал, что мой отец подсыпал яд в еду?

– Ага! Они с Баклажаном настоящие герои! Залезли на кухонную плиту, сняли крышку с ка... ка... кас-трю-ли и высыпали туда целый мешочек с ядом!

– Замолчи! – зашипел на друга Торпи. Крысёнок даже отскочил назад от неожиданности. – Значит, они отравили мою хозяйку...

Глава пятнадцатая, в которой два закадычных друга становятся заклятыми врагами

– Вот и хорошо, что она отравилась! – вскричал Компотик. – Когда она умрёт, её комната станет твоей.

– Я тебя укушу! – прорычал Торпи в ответ.

– Да что с тобой? Ты тоже ядика отведал?

Но Торпи некогда было грызться с приятелем. Он залез на кровать и старательно обнюхал голову хозяйки. От неё пахло чем-то кислым и гадким. Волосы девочки слиплись от пота, а губы что-то тихо шептали в бреду.

– Что ты с ней целуешься? – услышал бобрёнок насмешливый голос снизу. – Это всего лишь человек. Чем их меньше на земле, тем нам спокойней.

Торпи резко повернулся к крысёнку. Он уже был готов прыгнуть на него с высоты, но в этот самый миг дверь комнаты настежь распахнулась, и Компотика как ветром сдуло.

К кровати подошла гора в десять бочонков. Человек нервно смахнул бобрёнка на пол и присел на край постели. Торпи стал наблюдать за ним из своего угла.

– Бедняжка моя! – услышал он тихий стон человека. – Зачем ты ела это протухшее рагу? Это я недоглядел. Ох, нет мне прощения!

Отец приподнял голову девочки и дал дочери лекарство. Она приоткрыла глаза и слабо улыбнулась ему.

– Летягин... – прошептали её губы. – Где мой Летягин?

– Он тут. В коробке сидит и смотрит на тебя. Я вызвал врача... но... за окном такой ливень... вряд ли он приедет скоро, если вообще приедет. Хорошо, что ты промыла желудок, к утру тебе должно стать лучше. Спи, дорогая, и ничего не бойся.

Девочка сомкнула веки. Человек посидел ещё, потом вздохнул, тяжело встал и ушёл к себе, оставив дверь открытой.

Дождь с силой барабанил по карнизу, вода лилась и лилась нескончаемым потоком, и лужа на подоконнике уже начала скапывать на пол. На душе у бобрёнка было так паршиво, что он не задумываясь отпихнул Компотика, когда тот попробовал сунуться к нему в коробку. Крысёнок упал на спину и обиженно запищал:

– Ты совсем свихнулся тут! А ещё друг называется!

Торпи не знал, что ответить. Он понимал, что так с друзьями не поступают, но ведь хозяйка тоже была его другом! Бобрёнок посмотрел на окно. "Вот бы дождь никогда не кончился!" – подумал он. Да, это было бы здорово! Пока с неба льётся вода, разбойники сюда не сунутся, а потом, может быть, девочка уже поправится. Хорошо, что большой человек ещё ходит, наверное, яд такую гору не сразу свалит. Он будет лечить девочку.

Такие мысли чуть-чуть поправили ему настроение. Бобрёнок добродушно усмехнулся и протянул Компотику лапу, предлагая мир. Но крысёнок вдруг укусил его за палец и отскочил.

– Мы теперь враги! – крикнул он. – Ты на стороне людей. А мы, крысы, их ненавидим. Значит, ты не крыса! Даже Брынза после этого отвернётся от тебя!

– Не болтай глупости! – разозлился Торпи. – Я – крыса! Или ты уже забыл, как я отважно сражался с собаками?

– Да, ты был настоящим разбойником, – согласился крысёнок, – но теперь ты не крыса. Тебя испортили люди. Удивляюсь, как они ещё не пристукнули тебя палкой? Тогда бы ты сразу понял, кто они такие! Им верить нельзя. Это наши враги!

– Про воду ты так же говорил, но вода – не враг, – усмехнулся бобрёнок. – Я не боюсь её. И людей не боюсь. Хозяйка вылечила меня. Зачем она сделала это? Чтобы потом пристукнуть палкой?

– Всё! – пискнул Компотик. – Мы враги навсегда!

Он в ярости подпрыгнул, да так высоко, что перелетел через стоявший рядом табурет. Приземлившись, крысёнок бросился к открытой двери. На пороге он остановился, чтобы в последний раз посмотреть на бывшего друга.

– Скоро ты сам увидишь, кто из нас прав! – гневно пропищал он и скрылся в темноте.

Глава шестнадцатая, в которой Торпи бросается на помощь другу

Крысёнок убежал вниз по лестнице, и Торпи начали грызть сомнения. Может, он был неправ, грубо разговаривая с Компотиком? Вдруг эта их ссора навсегда? Они никогда не помирятся? Ему не хотелось верить в это.

Он беспокойно заметался по комнате между кроватью, с которой доносилось тяжёлое дыхание больной хозяйки, и дверью, ведущей в таинственную глубь большого дома. Где-то там бродит сейчас сердитый Компотик... А вдруг он попал в беду? Торпи резко остановился и прислушался. Но шум водопада за окном заглушал все другие звуки. Если человек нападёт на Компотика с палкой, что должен делать друг? Если, конечно, это настоящий друг? Он должен вцепиться человеку в ногу! Другого не дано! А если палка будет в руке маленькой хозяйки?..

Торпи завертелся на месте, разрываемый на части вопросом, на который он не мог найти ответа. Наконец, он решился. Он ведь был настоящим бобром и не мог долго сидеть без дела.

Он запрыгнул на кровать и ещё раз обнюхал девочку. Затем побежал к двери. У первой ступеньки он не успел затормозить и плюхнулся мордой вниз, больно стукнувшись носом. Да он и не ходил никогда по лестницам, откуда ему было знать, что это делается боком! Помучившись немного, он научился бочком сползать по ступенькам, и они привели его в коридор, в конце которого тусклыми дождевыми разводами светилось окно. Торпи двинулся в ту сторону, принюхиваясь. В середине пути след крысёнка потерялся. Торпи обнюхал всё вокруг, но не уловил его запаха. Он не знал, что приятель прошмыгнул под дверь одной из комнат, выходивших в коридор.

Торпи сделал несколько неуверенных шагов дальше и вдруг явственно услышал позади глухой стук и вслед за этим – тонкий крысиный писк. Он прижался к стене и обернулся. Одна из дверей распахнулась. В коридор вышел человек с палкой. Палка была длинная и толстая, бобрёнок притих, разглядывая её. Но тут он вздрогнул. В другой руке человек держал Компотика! Он держал его как-то нехорошо, за хвост, и крысёнок висел головой вниз, по-дурацки вывернув лапы в стороны. Глаза его были закрыты.

– Компотик! – закричал Торпи.

Он бросился под ноги человеку, от неожиданности тот вскрикнул и выпустил крысёнка. Торпи изловчился, подставил ему спину, и поэтому при падении Компотик не сильно ударился.

– Компотик...

Торпи лизнул его в мордочку тёплым языком, и его несчастный друг открыл глаза.

– А, это ты... – пропищал крысёнок. – Ну вот, видишь?.. Кто был... – его лапы судорожно дёрнулись, – прав?..

– Ты был прав, ты!

Компотик слабо улыбнулся. Глаза он закрыл, потому что ему трудно было смотреть на бобрёнка. А Торпи смотрел на него и плакал. Слёз у него не было, ведь звери плачут не так, как люди, горе сначала переполняет им нос, потом режет горло и заползает внутрь – иногда до самого кончика хвоста. Если б люди знали, как это больно, они бы никогда не брали в руки палку!

– Прощай... – услышал Торпи последнее слово, вылетевшее из полуоткрытого рта друга, и тут же он почувствовал боль в боку. Это человек отбросил его ботинком в сторону:

– Брысь! Шастаешь под ногами!

Но Торпи не убежал. Он приготовился к схватке. Когда рука человека протянулась, чтобы снова взять Компотика за хвост, Торпи бросился на неё и вонзил в мягкую кожу свои острые зубы. Он даже удивился, как легко она проткнулась.

– Ах ты, дрянь! – громыхнул человек, отдёрнув руку.

Бобрёнок увидел занесённую над своей головой палку и зажмурился. Сейчас рука с силой опустит её, и всё кончится. Потом человек так же возьмёт его за хвост, и Торпи будет болтаться в воздухе вниз головой, растянув лапы в стороны...

Но этого не случилось. Палка ударила в пол рядом с бобрёнком и с треском сломалась.

– Сейчас вернусь и выброшу тебя на улицу! – прогрохотал человек. – С тебя начались все несчастья в доме!

Он опять поднял Компотика за хвост. Когда окно распахнулось, барабанная дробь дождя оглушила бобрёнка, но страшная догадка, что собирается сделать человек с его бедным другом, оглушила Торпи ещё больше. Он кинулся к окну, но было уже поздно. Маленькое тельце на миг блеснуло в чёрном проёме и утонуло в дождевом потоке.

Человек отвернулся от окна и пристально посмотрел на Торпи.

– И как это я разрешил дочери брать тебя в постель? Ты едва не лишил меня руки, просто палач какой-то! Прибить тебя, да и не мучиться... Скажи спасибо моей дочери, не трону я тебя. Сердце у Алинки доброе, обещал я ей, что выпущу тебя на волю.

Он пошире открыл окно и сдвинулся чуть в сторону:

– Иди! Вон твоя стихия, ревёт и хлещет. До реки сам доберёшься, провожать не буду.

Сообразительности бобрёнку было не занимать. Он понял, чего добивается от него человек. Торпи и сам стремился туда, в эту сплошную стену дождя: там был его друг, живой или мёртвый, но он не мог оставить его наедине с холодными волнами. Ведь Компотик так боялся воды...

Под окном стояла скамейка. Торпи запрыгнул на неё, с неё перебрался на подоконник и, не задерживаясь ни на секунду и не оглядываясь, бросился головой вниз.

Глава семнадцатая, в которой храбрый бобрёнок не сдаётся

На один краткий миг Торпи вновь ощутил волшебное чувство полёта, так восхитившее его в бою с собаками. Вода не страшила его, наоборот, он считал, что она должна смягчить его падение на землю.

Так и случилось. Он плюхнулся в глубокую лужу, полную мягкой грязи, и не ушибся. Он поднял голову и взглянул на дом. В окне возвышалась тёмная тень. Несколько мгновений зверь и человек смотрели в глаза друг другу, и потом сильная рука захлопнула окно.

Торпи встряхнулся и побрёл через лужу, внимательно всматриваясь во всё, что торчало из воды. Шум дождя возбуждал его. Этот звук напоминал ему журчание ручья, он звал на подвиги, от него приятно кружилась голова и чесался хвост. Но звук был какой-то приглушенный, будто приходил издалека, и спустя минуту бобрёнок выяснил, почему его уши плохо слышат: они были плотно прижаты к голове! Он не хотел их прижимать, они сами это сделали, словно знали, как вести себя в воде. Глаза тоже не подвели бобрёнка. Дождь нисколько не ослепил их, Торпи видел всё чётко, как днём, даже после падения в грязную лужу. Он ещё не знал, что обязан этим третьему веку, заботливо покрывшему каждый его глаз прозрачной плёнкой. Когда-то эти глаза здорово напугали Компотика...

Торпи без устали прочёсывал лужу, разыскивая друга, и уже почти отчаялся, когда увидел хвост, торчавший из травы у самой кромки воды. Бобрёнок раздвинул мокрые листья и радостно пискнул – бедняжка лежал под лопухом и дрожал от холода. Он был жив!

– Компотик, это правда ты? – не поверил своим глазам Торпи.

– С.. с.. спина болит... очень... – прохрипел крысёнок. – И м... м... мокро!

Торпи прилёг рядом с другом, прижал его к себе, укрыл широкой лапой и сладко зажмурился от счастья. Лист лопуха у них над головой перекрывал основной поток воды, ливший с неба, а остальные капли, которые просачивались внутрь их маленького домика, отбрасывала спина бобрёнка. Перед прыжком в лужу у Торпи промелькнула мысль, что вода проберётся ему под самую кожу. Но его гладкая шерсть оказалась сильней дождя – капли отскакивали от неё, как от камня. Сколько бы ни стоял он под бурлящим водопадом, он оставался совершенно сухим! И это тоже было чудом.

Торпи долго лежал без движения, размышляя обо всём этом, пока не услышал, как Компотик тихо засопел. Его друг уже не дрожал, ему было тепло, он только иногда чуть-чуть попискивал во сне.

А вода не убывала. Бобрёнку казалось, что капли с каждой минутой становились всё крупнее. Холмик, на котором они лежали, постепенно тонул, превращаясь в островок посреди огромной лужи. Ещё час, и он целиком уйдёт под воду. Надо было что-то делать.

Торпи осторожно растолкал друга:

– Компотик! Лезь мне на спину, нам нужно найти место повыше и посуше.

Они перебрались на крышу сарая. Лопуха над головой здесь не было, но зато вода плескалась где-то далеко внизу, и теперь Торпи не боялся, что его друг захлебнётся во сне. Он почти лёг на крысёнка, укрыв его своим большим телом, а ему самому вода была не страшна, он чувствовал себя в ней прекрасно.

Он не заметил, как тоже уснул. Ему приснился удивительный сон. Будто стоит он посреди странной комнаты, стены которой плавно сходятся на потолке, где сквозь редкие ветви проглядывает что-то чистое и голубое, словно чей-то добрый глаз. Под лапами Торпи ощущает мягкую сухую стружку, она ласково щекочет ему пузо, а он смеётся и любуется кольцом солнечного зайчика на стене.

– Шустрик! – слышит он чей-то голос. Этот голос не похож на крысиный писк, он будто слеплен из душистых тополиных почек и так пленителен, что хочется слушать его ещё и ещё. – Шустрик! Не лезь туда, там вода!

Он улыбается в ответ.

– Беленький опять весь в молоке, – раздаётся другой голос, более грубый и сильный, словно сделанный из пучка крепких ивовых веток. – Беленький! Очнись!

И весёлый смех скачет по стенам.

– Беленький, очнись!

Торпи открыл глаза и вздрогнул. С чёрного неба на него опускалась чья-то хищная лапа. Он не успел сообразить, сон это или явь, как что-то мягкое сжало его со всех боков и подняло вверх. Стало совсем темно. Торпи вонзил в это мягкое зубы, выдрал клок и заглянул в образовавшуюся дыру. Он снова летел! Земля была где-то далеко внизу, а он парил над нею, раскачиваясь из стороны в сторону. Потом Торпи увидел ступени лестницы, много ступеней, а ещё через минуту мягкое раскрылось, и они с Компотиком вывалились на подстилку в картонной коробке.

Глава восемнадцатая, в которой приходит большая вода

– Вот он, твой Летягин. Ничего с ним не стало, прогулялся немного под дождём.

– Спасибо, папа.

– Тебе уже лучше, дочка?

– Тошнит иногда, и голова кружится. Ходить боюсь.

– Не надо ходить! Лежи. Всё что нужно, я тебе принесу.

– Хорошо.

– Дождь никак не кончается. Река вышла из берегов. Если будет и дальше лить, затопит нас тут. Но у нас лодка есть, не пропадём.

– А откуда эта мышка, папа?

– Это не мышка, доченька. Это самая настоящая крыса. Представляешь, я пристукнул её и выбросил за окно, а твой Летягин отыскал её и отогрел. Хоть в журнал о животных рассказ пиши... Удивительно!

Торпи с Компотиком лежали в коробке и прислушивались к разговору людей. Крысёнок ничего не понимал, он всё ждал, что человек возьмёт в руки палку и добьёт его. Но Торпи знал, что этого никогда не случится, потому что теперь рядом с ними была его добрая хозяйка. Это она заставила большого человека разыскать их и принести в дом – в этом умный бобрёнок ничуть не сомневался.

Когда отец ушёл, девочка перебралась на пол и легла у коробки.

– Летягин, почему ты убежал от меня?

Торпи встал, ухватившись за край коробки, и понюхал девочку в нос. Так он хотел выразить ей благодарность. Компотик от страха зарылся под подстилку, снаружи торчал только его дрожащий хвост. Вот дурачок! Он не знает, какая хозяйка хорошая!

– Кушать хочешь? – спросил девочка. – У меня припасены для тебя сладкие побеги. Сейчас!

Она резко вскочила на ноги, но вдруг обмякла и упала, разбросав руки по полу. Бобрёнок сначала присел, испугавшись громкого звука, потом выглянул из коробки и ему стало страшно. Что с хозяйкой? Почему она лежит с закрытыми глазами? Ведь она только что весело разговаривала с ним!

Он выпрыгнул из коробки и подбежал к светлым волосам, красивым веером лежавшим на досках пола. Обнюхал девочке щёки и рот – пахло всё той же кислятиной. Бобрёнок фыркнул и перебежал к голове хозяйки с другой стороны. Он полизал ей маленькое белое ушко, стараясь не задеть нежную кожу зубами, но девочка не просыпалась. Тогда он бросился вниз по лестнице, чтобы позвать на помощь большого страшного человека.

В коридоре он остановился в нерешительности. Ужасные воспоминания нахлынули на него с такой силой, что он долго не мог сделать вперёд ни шага. Он смотрел на дверь, из которой тогда вышел большой человек с палкой, видел окно, в которое улетел его несчастный друг, и злость чёрными удушливыми волнами накатывала на него. Но Торпи не был бы бобром, если бы не смог справиться с этой минутной слабостью. Он хорошенько встряхнул головой, и наваждение исчезло.

Дверь была закрыта. Бобрёнок развернулся задом и начал лупить по ней хвостом. Он думал, что разобьёт её в щепки! Наверное, так бы и случилось, если бы человек вскоре не распахнул её сам.

– Это опять ты?! – воскликнула гора в десять бочонков. – Ты когда-нибудь оставишь меня в покое?

Торпи не стал спорить с большим человеком. У него не было на это времени. Он развернулся и бросился к лестнице. На углу оглянулся – человек шёл за ним, удивлённо пожимая плечами. Этого-то и добивался Торпи! Он довёл отца девочки до комнаты и с чувством выполненного долга залез обратно в коробку.

Большой человек перенёс хозяйку на кровать, там он долго сидел с нею, пока она не пришла в себя.

– Как ты меня напугала, доченька. Зачем ты встала?

– Прости, папа. Кажется, я хотела покормить бобрёнка.

– Тебе всё хуже и хуже. Всё, решено – мы немедленно отправляемся в город! Положу тебя под брезент, тебе будет уютно в лодке. Заодно, когда будем проплывать мимо острова, выпустим твоего бобра.

– А крысёнок? Давай и его возьмём с собой.

– Зачем он нам?!

– Тут он погибнет. А мы выпустим его где-нибудь в городе, где будет сухо.

– Хорошо. Только учти – эти грызуны кусаются. – Человек посмотрел на свою забинтованную руку, но промолчал, не стал расстраивать дочь. – Ладно, лежи, а я сейчас вернусь. Только, умоляю, не вставай! Обещаешь?

– Обещаю, папочка.

Спустя несколько минут он вернулся. На нём был плащ, с которого ручьями стекала вода.

– Мостки почти ушли под воду, – сказал человек взволнованно. – Нам действительно нельзя медлить. Вода прибывает невероятно быстро. У соседей уже под окнами плещется! Давай, дочка, помогу тебе одеться и побежим.

– Коробку не забудь, папа.

Глава девятнадцатая, в которой бобрёнок тонет

Они вновь оказались под дождём. Но теперь он барабанил по клеёнке, которой люди накрыли коробку. Внутри было сухо, однако Компотик зарылся ещё глубже в подстилку: грохот дождевых капель сводил его с ума.

– Нас несут, чтобы утопить! – пищал он.

– Глупый! Тогда нам не стали бы делать крышу над головой, – возразил Торпи. – Вот увидишь, всё будет хорошо.

Бобрёнок встал на задние лапы, осторожно приподнял головой край клеёнки и выглянул наружу.

При свете дня стихия, бушевавшая над рекой, казалась уже не такой страшной. Дождь, измотавшись за ночь, бил теперь реже, но зато поднялся ветер – он разрывал небесные струи на мелкие капли и носил их над водой, не давая им соединиться с холодными волнами. Торпи вдруг подумалось, что там, под водой, где-нибудь у самого дна реки, сейчас очень-очень тихо, там нет ветра, и вода не закручивается сердитыми пенными барашками, и ему захотелось прыгнуть в волны, его неудержимо потянуло к ним. Но благоразумие крысы взяло верх. Торпи не сомневался, что, очутившись в воде, сразу уйдёт на это тихое речное дно, с которого уже никогда не сможет подняться на поверхность. Он мотнул головой и вернулся на подстилку.

– Как твоя спина, Компотик? – позвал он друга.

Крысёнок выглянул из своего укрытия:

– Вроде бы не болит... У меня сейчас хвост трясётся. Боюсь, как бы не отвалился...

– Не отвалится, – улыбнулся Торпи.

– Куда нас несут?

– Не знаю. Я только что выглядывал – кругом одна вода!

– Ой! – пискнул Компотик и вновь закопался в подстилку.

– Да не бойся ты! О тебе позаботятся, вот увидишь. Я думаю, нас хотят перевезти на тот берег и выпустить там... Знаешь, какие там зелёные заросли! Я тебе рассказывал, помнишь? Там мы зажи...

Но он не успел договорить. Сильным порывом ветра клеёнку сорвало с коробки, и дождь ворвался внуть их сухого убежища.

– Мама! – запищал крысёнок.

Торпи тоже подумал о Брынзе, но мысль эта почему-то нисколько не взволновала его. Он решил – это оттого, что он страшно давно не видел родного бочонка. Где сейчас мать и отец, где остальные разбойники, не затопило ли лагерь – всё это как-то отдалилось от Торпи. Он теперь больше думал о хозяйке и о том необычном сне, который приснился ему на крыше курятника.

– Не плачь! – сказал он крысёнку. – Ты обязательно вернёшься к своей маме.

Будто опровергая эти его слова, коробка резко подскочила вверх. Торпи с крысёнком чуть не вывалились наружу. Сразу после встряски к ним заглянуло белое лицо хозяйки.

– Испугались? – спросила девочка. – Мне самой страшно! Но мы уже в лодке. Сейчас папа заведёт мотор, и мы поедем.

Торпи приподнялся на задних лапах и поглядел по сторонам. Его хозяйка, завёрнутая в грубое одеяло, полулежала на дне длинного, разрезанного пополам бочонка, держа в руках коробку. Странный бочонок покачивался на волнах, а на его конце сидел большой человек и остервенело бил кого-то кулаком. Вдруг тот, кого он бил, чихнул и взревел от боли, от него повалил дым, и бочонок резво побежал вперёд, разрезая волны.

– Вот и поехали! – обрадовалась девочка.

Её радость передалась Торпи. Вода и ветер хлестали бобрёнка в мордочку, и это переполняло его грудь счастьем.

– Вон там, впереди, зелёная кромка, видишь? – говорила ему девочка. – Папа сказал, что это Бобровый остров. Скоро ты вернёшься к своим, Летягин! А твоего друга я отвезу в город. Ему там будет хорошо.

Она взяла крысёнка вместе с подстилкой к себе под брезент. Он даже не пикнул – как будто умер от страха. Но Торпи верил, что Компотик попал в надёжные руки.

Зелёная полоска стремительно приближалась. Бобрёнок смотрел на неё, и у него всё сильней сжималось сердце. Он уже знал, что скоро расстанется с хозяйкой, он ведь был смышлёным зверем. Но душу его теребило что-то другое, не связанное с девочкой. Он даже мог поклясться, что ощущает запах этой тревоги. Запах не был горьким. Это был запах тополиных почек из его сна.

– Ах, чёрт! – прокричал человек. – Мост разрушило!

– Что? – повернулась к нему девочка.

– Мост разрушило! Мы чуть не налетели на бревно!

– Это опасно? – спросила девочка испуганно.

Отец не ответил ей. Он сосредоточенно правил рулём, внимательно всматриваясь в волны впереди.

– Смотри! – опять крикнул он и даже привстал с места. – Да там одни брёвна впереди! Придётся идти через остров...

Глаза девочки округлились:

– Как это – через остров?

– Там есть протока. Это как бы узкий ручей, который разрезает остров пополам. Вода сейчас выше бобровых плотин, протока должна быть широкой. Думаю, мы пройдём.

Сбросив скорость, лодка сделала крен вправо и направилась к узкому просвету в центре зелёной полосы. Когда она ворвалась внутрь ивовых зарослей, бобрёнок заметался по коробке, вертя головой во все стороны. Ведь это была та чудесная зелёная страна, о которой он мечтал лунными ночами, сидя у реки! Она совсем не походила на пыльный крысиный лагерь с полусгнившими от времени бочонками, покрытыми изнутри плесенью. Здесь в небо устремлялись стройные стволы с гладкой и сочной корой, их влажные кроны купались в горьковатом аромате листьев, замешанном на запахе мёда и смолы. Здесь в тихих тенистых заводях обитала сказка, весь этот мир принадлежал бобрёнку, он чувствовал это, он жаждал его!

И вдруг... Бах!

Сильный удар о дно лодки вывел Торпи из мечтательного оцепенения. Его так тряхнуло, что он забыл всё на свете. Коробка, в которой находился бобрёнок, перелетела через борт и плюхнулась на воду, но не перевернулась – сама стала маленькой лодочкой. Внутрь утлого судёнышка сразу начала просачиваться вода, и Торпи какое-то время завороженно смотрел на весёлые фонтанчики, бьющие из дна коробки. Но потом он очнулся и выглянул наружу. То, что он увидел, заставило дыбом подняться шерсть у него на загривке.

Лодка, до краёв затопленная водой, медленно подплывала к кустарнику на берегу. Сидевшая в ней девочка из последних сил гребла коротким веслом. Бобрёнок напряжённо следил за ней. Вдруг недалеко от своей коробки он увидел большого человека – его тело погрузилось в воду, и куртка вздулась пузырём. Торпи разглядел залитое кровью лицо, глаза были закрыты. Но человек был ещё жив: рука его иногда приподнималась над водой и шарила в воздухе, пытаясь за что-нибудь ухватиться.

Торпи так поразила эта страшная картина, что он не сразу заметил, что и его судёнышко уже почти наполнилось доверху. Но бобрёнку повезло: он как раз проплывал мимо коряги, торчавшей из воды, и успел уцепиться за неё. Выбравшись на этот крошечный островок, он перевёл дух, и оглянулся на лодку. Девочка уже доплыла до берега. Но она была так слаба, что, продравшись через заросли до твёрдой почвы, сразу свалилась в траву. Торпи видел, как из-под её одежды вылез серый дрожащий комочек. Компотик тоже спасся! Бобрёнок так обрадовался, что чуть не упал в воду. Он стоял всего на трёх лапах и еле удерживал равновесие.

Но его хозяйка лежала в траве недолго. Отдохнув, она поползла обратно к воде. Сначала Торпи встревожился, но потом понял, что девочка ищет его. Она думает, что он утонул, но он жив, он здесь, на коряге в середине протоки! Бобрёнок разволновался. Он пытался встать на задние лапы, чтобы быть повыше, чтобы хозяйка увидела его и не беспокоилась, но ничего у него не выходило – площадка, на которой он находился, была слишком мала для таких упражнений, он мог в любую секунду упасть в воду.

И вдруг холодок пробежал по его спине... Девочка высматривала не глупого бобрёнка на коряге, она искала в воде большого человека! У неё даже текли слёзы по щекам. Когда до Торпи дошла эта истина, он растерялся. Ему стало немного обидно за себя, за такого красивого, отважного зверька, стоящего на трёх лапах посреди бурлящей воды. Добрая хозяйка не обращала на него ни малейшего внимания. Она переживала за человека, ударившего Компотика палкой!

Потом произошло совсем уж невероятное. Слабая больная девочка полезла в воду! Она пыталась плыть в направлении пузыря из одежды, но, сделав руками два-три взмаха, поворачивала назад. У неё было слишком мало сил. В конце концов, она опять выбралась на берег и, сев на траву, горько разрыдалась.

Течение в протоке было не очень быстрым, но пузырь постепенно сносило к главной реке. Девочка могла навсегда потерять отца. Она это поняла. Поднявшись на ноги, бедняжка чуть переместилась вдоль берега, чтобы не потерять отца из виду. Как раз в этот момент пузырь проплывал мимо коряги, на которой торчал обеспокоенный происходящими событиями бобрёнок. "Вот бы он зацепился за сучок! – подумал Торпи. – Тогда хозяйка не бросила бы меня". И ему тут же стало стыдно за такие мысли. Он думал только о себе! Хоть Брынза и учила его всегда поступать именно так, но он считал это неправильным. Компотика он учил не этому. И из него вырос отличный друг! Пошёл бы Компотик в одиночку в дом человека, если бы думал только о себе? Нет! Значит, и Торпи должен думать не о себе, а о слабой девочке, нуждающейся в его помощи!

Но что мог сделать маленький зверёк, который и сам был на волоске от гибели? Ведь стоит ему оступиться, как он сразу полетит в воду! Наверное, даже Харчо, увидев его сейчас посреди реки, прослезился бы... "Этот уродец с птичьими лапами долго не протянет, от него уже пахнет смертью", – сказал бы старый разбойник. И Торпи был с ним согласен. "Да, – подумал он, – я всё равно утону, рано или поздно, но тогда уж лучше сделаю это с пользой!"

Приняв такое решение, он сразу почувствовал, как стали наливаться силой его лапы и хвост. Пузырь уже поравнялся с ним, и храбрый бобрёнок, оттолкнувшись от коряги, бросился в воду.

Он не стал закрывать глаза, потому что знал, что вода не причинит им никакого вреда. За уши он тоже не боялся – они умели чудесным образом захлопываться, не пропуская воду внутрь. Совсем другое дело рот и нос. Изо рта бобрёнка торчали длинные резцы, он не мог упрятать их за щёки, чтобы плотно сжать губы. А про нос и говорить нечего – все знают, что у зверей на носу есть две маленькие дырочки, в которые вода просто обожает заливаться. Но он надеялся, что успеет подобраться к пузырю и зацепить какую-нибудь из его лямок за сучок на коряге. Успеет прежде, чем пойдёт на дно.

Под водой внимание Торпи отвлекли маленькие воздушные шарики, веером побежавшие вокруг его головы. Ещё его поразили звуки. С плотно закрытыми ушами он слышал хуже, но не это его удивило. Подводный мир населяли звуки совсем не похожие на те, что были наверху. Здесь разговаривало всё – коряга, трава на дне, извивающаяся тёмными змеями, камни, песок и даже хвост бобрёнка. Немного ошарашенный, Торпи висел на глубине с разведёнными в сторону лапами, прислушиваясь к этому новому для него миру. Но тут его задел ботинок большого человека. Бобрёнок опомнился, ударил хвостом и вдруг очутился над водой. Он и не думал тонуть! Оказывается, в воде двигаться было даже легче, чем по земле! Ноздри бобрёнка закрывались так же, как и уши, а губы так плотно обворачивали резцы, что затыкали все щели. Бобрёнок даже мог грызть что-нибудь под водой! Он вновь нырнул и распорол куртку человека в виде петли, которую подтянул к коряге и нацепил на сучок.

Когда он вынырнул, он услышал крик, долетевший до него с берега:

– Летяги-ин!

Девочка просила его о помощи. И Торпи уже знал, что нужно делать.

Глава двадцатая, в которой Торпи возвращается домой

Большой человек надёжно зацепился за корягу и уже не плыл по течению. Теперь оставалось перекинуть до него от берега мост. Торпи не мог себе объяснить, как дошёл до этой идеи. Она пришла изнутри, что-то толкнуло его, когда он посмотрел на высокую стройную осинку на берегу.

Но, подплыв к осинке, он горько вздохнул. Дерево было раза в два толще его самого! Это издалека оно походило на толстый и сочный побег, а вблизи, взглянув на него, бобрёнок сразу потерял весь пыл. Мысль перегрызть такой толстенный ствол была просто безумной!

Торпи ударил по воде хвостом со злости. Но тут он опять услышал слабый зов хозяйки:

– Летягин!

И он направил всю свою злость на дерево. К его удивлению древесина оказалась очень мягкой и податливой, и уже через минуту лапы бобрёнка утопали в хорошей горке мелких пахучих стружек. Торпи спешил. Засечка на стволе быстро углублялась. Вскоре бобрёнку стало неудобно грызть, он обошёл дерево и вонзил зубы с другой его стороны. Так он делал несколько раз, пока осина не превратилась в остро заточенный карандаш.

Вдруг Торпи услышал треск, эхом прокатившийся по всему стволу осины. Инстинкт подсказал ему, что нужно отойти, и он отбежал от падающего дерева подальше. Осина была наклонена в сторону реки, туда она и рухнула – чуть выше того места, где торчала коряга с человеком. Комель ствола остался лежать на берегу, а макушку понесло течением, она доплыла до коряги и остановилась. Лучшего моста нельзя было и выдумать!

– Летягин, ты такой молодец, – сказала девочка, которая до последнего момента не могла понять, отчего вдруг взбесился бобрёнок.

Она к тому времени отдохнула и набралась сил. И хотя голова всё ещё немного кружилась, девочка не думала о себе. Держась за ветки, она добралась по стволу до отца. Он уже пришёл в себя и мог двигаться, и дочь помогла ему перелезть на берег.

– Как ты, пап? – с тревогой спросила девочка, осторожно осматривая рану на голове отца.

– Крепко же стукнуло меня это дерево! – Он попытался улыбнуться.

– Нет, дерево тут ни при чём. Его свалил Летягин, уже после того, как лодка наскочила на корягу. Это дерево – мост, по нему я смогла добраться до тебя. Тебя спас Летягин, папа!

– Летягин? Этот бобёр? – удивился отец. – Он свалил дерево, чтобы спасти меня?

– Да!

– Как же плохо мы знаем животных! Порой, они поступают умнее нас. Помнишь, ты упала в обморок у себя в комнате? Ведь это он позвал меня на помощь! Он так бил хвостом по двери моей комнаты – я думал, землетрясение началось...

Девочка улыбнулась.

– Но где же он?

Люди поискали глазами бобрёнка, но его нигде не было.

– Ушёл к своим, – сказал отец. – Здесь же вся его родня.

– Жалко, – вздохнула девочка. – Мы так и не попрощались. – Вдруг её лицо стало озабоченным. – Крысёнок! Ведь ещё был крысёнок!

– Ну, этот-то точно давно удрал! – усмехнулся отец. – Станет он ждать у моря погоды. Как, всё-таки, удивительно устроена природа! Ведь ты посмотри, такой маленький зверь, а спас от верной смерти и тебя, и меня, и этого паршивого крысёнка!

Отец и дочь уже отвернулись от реки, тихо разговаривая и радуясь тому, что все остались живы.

А в это время в середине протоки, в ветвях поваленной осины, из воды показалась маленькая круглая голова, похожая на мяч. Рядом появилась ещё одна – точно такая же, только покрупней. Бобры начали деловито откусывать от ствола ветки.

– Мы видели, как ты её повалил, – говорил тот, что был покрупней. – И ты ещё утверждаешь, что не бобр?

– Я крыса, – ответил Торпи, но в этот раз в его голосе уже не было уверенности.

– Никогда не слышал, что крысы умеют валить деревья. А плавать? Ты хоть раз видел крысу, разгуливающую по дну реки?

Торпи таких крыс не видел. Но он всё ещё не мог свыкнуться с мыслью, что в серые разбойники его уже никогда не примут.

– Да просто посмотри на свою толстую морду! – продолжал ворчать старый бобр. – Где ты видел крыс с такими щеками?

Бобрёнку не нужно было смотреть на своё отражение в воде, он уже вволю насмотрелся, когда стоял на коряге. Ему оставалось лишь согласиться с бобром, но почему-то его продолжали мучить сомнения.

Неподалёку от них всплыла ещё одна голова. Это была бобриха.

– Вот вы где! – сказала она. – Я так торопилась!

Она подплыла к Торпи и обнюхала его. В её глазах он увидел круги тёплых солнечных зайчиков.

– Мой Шустрик... – прошептала она. – Наконец-то ты вернулся домой!

Торпи замер от внезапно нахлынувшего на него счастья. Бобриха пахла тополиными почками, и теперь он знал, что так пахнет одно-единственное существо на свете – его родная мама.

27 сентября 2004

Комментарии: 43, последний от 20/02/2015. © Copyright Парфе Александр Васильевич (parfe@yandex.ru) Размещен: 13/03/2006, изменен: 16/03/2006. 131k. Статистика. Повесть: Детская, Сказки Сказочные повести Иллюстрации/приложения: 1 шт.		Ваша оценка:
Аннотация: Приключения сухого бобрёнка. Повесть стала лауреатом конкурса ЛиА СовА в номинации "Литература для детей" (2006 г.)

Парфе Александр Васильевич : другие произведения.

Торпи