Парфёнов Юрий Павлович : другие произведения.

Служили три товарища

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


  
   СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРЕ
  
   Парфёнов Юрий Павлович, 1940, член Союза журналистов СССР с 1967 года. Публиковался в журналах "Дальний Восток", "Полярная звезда"( Якутск), "На севере дальнем"(Магадан), "Земля сибирская, дальневосточная"(Омск), "Советские профсоюзы", "Болгарские профсоюзы", "Советский воин", "Морской флот", газетах "Известия", "Труд" ( спец. корр. на БАМ, Бурейскую ГЭС, порт Восточный ), краевой газете "Красное знамя". Автор книги "ХХ век. Земля дальневосточная.(Штри -хи к портрету)" - рецензия на неё в третьем номере журнала "Дальний Восток" за 2011 год.  Работал помощником машиниста электровоза, служил в рядах ВМФ, был председателем профкома управления ДВ пароходства, заведующим международным отделом Приморского крайсовпрофа.Живёт во Владивостоке.
  
  
  
   ЮРИЙ ПАРФЁНОВ
  
  
   CЛУЖИЛИ ТРИ ТОВАРИЩА...
   Документальная повесть в формате киносценария
   ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
   ВОЛЕСОВ ГЕРМАН ИВАНОВИЧ, владелец нефтетранспортной фрмы, писатель, живёт в Москве;
   НАВРОСЬ НИКОЛАЙ ЕВСЕЕВИЧ, художник, выпускник Владвостокского инсти -тута искусств (ныне академия), Московского высшего художественно -промышлен -ного университета (бывш. Строгановское) Народный художник РФ, живёт во Владивостоке;
   ПАРФЁНОВ ЮРИЙ ПАВЛОВИЧ, автор, выпускник факультета журналистики ДВГУ 1970г., живёт во Владвостоке.
   КОММЕНТАРИИ(голос за кадром): БОРИС МАНОЙЛЕНКО , брат автора, замредактора "Биробиджанской звезды" (светлой памяти), НЕСОВ ГЕННАДИЙ ИВАНОВИЧ, судомеханик, выпуск -ник ДВВИМУ им. Г.И.Невельского (ныне Морская академия),Заслужен ный работник транспорта РФ.
  
   0x01 graphic
   Ч И Т А Т Ь В А Р И А Н Т - 111К, дополненный,изменённый
   Г Е Р М А Н
   РОБИНЗОНЫ. Курилы. Остров Матуа.М етеорологичес -кий пост Военно-морского флота N55. Семь матросов и мичман. На другом берегу ост -рова, Охотском - такой же пост пограничников. Больше на острове Матуа никто не живет. Домик моряков, конечно же , "кубрик". Раннее утро. Туман. На деревянное крылечко вы -шел стройный матрос.Белокурый чубчик, припухлые губы, светлые глаза и ямочки на щеках. На плечи накинута матросская роба с двумя лычками - старшина 2-ой статьи. В синих трусах и в рабочих ботинках "на босу ногу".Роба белая. Долго стирают, превращая из зелёной, - не салага, старослужащий! Матрос прошлёпал по ухоженной тропинке, обра млённой треугольничками красного кирпича, к деревянному "скворечнику" с буквой "М" на дверях. Моряки в шутку приписывали рядом "Ж" - командир стирал. Не положено. Ост -ровитянин вышел из "М", глянул вверх.После недельного шторма на небе появились светлые окна голубеющего неба.
   - Добро...- сказал моряк. Миновал слева кубрик, вышел к отвесу скалы, на которой стоял пост.
   Далеко внизу шумящий прибой накатывал на чёрные скалы. Океан до горизонта укутан светло-зелёным туманом. Под ногами вправо-влево-вверх-вниз проносились чайки альбатросы, бакланы и прочие обитатели шумного "птчьего базара"...
   Он стоял выше моря, выше скал и выше птиц!
   ИЗ ПИСЬМА ДРУГУ ЮРИЮ:
   (голос за кадром комментирует видеоряд)
  
   жизнь на острове, как тельняшка: толи белая в синюю полоску, толи синяя в белую. Прислали смену радиометристу. Изучаем нового человека. А мне даже обещанного салагу из учебного отряда не прислали. Опять один на круглосуточной вахте.
   А Курилы могут и радость дарить. Стоит чудная погода. Особенно хорош рассвет. Хочется говорить, нет, кричать стихами. Всё-таки тут красиво! (КАДР)
   ...Все спят. Выскочу к обрыву над морем. Внизу, в шестидесяти метрах пена прибоя, а вверху - только небо. И я кричу: "Люблю-ю-ю... жизнь люблю-ю-ю...люблю-ю-ю!" Под ногами чайки встревожились, а я выше птиц, моря и солнца. И только скалы всё тянут: "Люблю-ю-ю...". Если бы так жизнь мне отвечала, но это только эхо...обыкновенное эхо...(КАДР)
   Завтра отправлю это послание. К соседям-пограничникам прилетел самолёт.Сбро -сил почту и шмат мяса. Праздник!( КАДР: лёгкий ИЛ кружит над скалой,птичьим базаром и над буквой "М")
   В свободное от вахты время брожу по острову. Он оказывается хранит много тайн . Как-то на огромном поле за горой собирал шикшу-ягоду. Она, кстати, здесь много крупнее и слаще, чем на Камчатке. Ягоды прячутся в зелёном ковре. Раздвинул его поглубже и обомлел. Под покровом в заросшем кустарнике была плотная, идеально гладкая плита, впритык - другая...Это взлётно-посадочная полоса, о которой мои сослуживцы "понятия не имели".(КАДР) На политзанятиях нам говорили, что на острове во время войны был японский гарнизон. В августе 1945-го доблестные краснофлотцы освободили бывший вулкан. Но для чего воинам Микадо был нужен аэродром на содрогающемся острове и как его строили - загадка.
   Я бросал бусинки ягод в рот и размечтался...С тобой бы побродить по этой взлётной полосе. Мы бы насочиняли разных историй...(сгинь, сгинь, сгинь, наваждение. Я трижды плюнул через левое плечо, чтобы тебя миновала участь попасть на мой гиблый и прекрасный остров). А тайны...пусть они останутся до лучших времён.
   СЧАСТЛИВОЕ ДЕТСТВО.Голубые глаза моряка чуть затуманились...Туман над океаном светлел, из него призраком выплывала улица на берегу озера Ханка, что в Приморском крае.Разноцветные домики под железными и тесовыми крышами, палсадники с сиренью , черёмухой и смородиной. Улица спускалась к берегу озера. И сверху казалось, будто она уходит под воду, поднимающуюся к горозонту. В середне улицы, справа, бабушкин дом, оббитый "вагонкой" под голубой краской. Слева летняя кухня под охраной дворняжки Зорика. Внутренняя калитка - в огород с десятком овощных грядок, прощупанных, приглаженных. прополенных бабушкиными пальцами...Он вдыхает благоухающий запах осеннего сада.
  
   {вход }
   { во двор { Стена веранды
  
   Палисадник { { Палисадник, кусты сирени и вишни
   --------------------------------------------------{ {---------------------------------------------------
   КАНАВА МОСТИК
   -------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
  
  
   Свежесть поздних гладиолусов и георгинов смешивалась с горьковато-пряным ароматом хризантем и каких-то цветов с причудливыми названиями. Было тихо. Выплывший из-за дальних сопок месяц осветил верхушки деревьев. По озеру Ханка до самого горизонта пролегла сверкающая лунная дорога. На душе спокойно и легко.
   В палисаднике на лавочке бабушка с внуком. Моряк приехал на побывку. На формен -ке ещё только одна лычка - старший матрос.
   - А помнишь, бабуля , этот дом был не под тёсом и шифером, а маленькой мазанкой?
   - Та як же ж нэ помнить...Хатка ця ще от дида моёго, переселенца с Украины, с пид города Николаева, нам досталась...
   - Я на чердаке любил играть...
   - Отож тяжолэ було время.
   ПЕРЕБИВКА КАДРА.Вспоминает внук. Тот же палсадник зимой. Землянка с побеленными стенами под соломенной крышей.
   ГОЛОС ЗА КАДРОМ, Та, первая послевоенная зима была на редкость сурова. В ханкайских степях бушевали метели. Жизнь в поселке замирала. И только на стальных путях рабочие вели "снегоборьбу", пропуская составы из Уссурийска на границу.
   В глинобитной землянке гвалт и шум. Метель не затихала неделю. Съедены все припасы. Эта "жуть" во мне всю жизнь. Голод. Не книжный. Не киношный. Настоящий, реальный голод.
   Концентрат, заваренный в кастрюле с картофельными очистками, "был ужином всему нашему кагалу". Так по крупице, по зёрнышку, кормили свой выводок наседки - бабулечки. Четыре бабушкиных сестры с семьями. А "по зёрнышку" - это буквально.
   После метели мы пошли по полям Астраханского колхоза. Бабушка знала, что "у стэпу за линией" стоят скирды соломы. Обмолоченные осенью стебли пшеницы хранили остатки жухлого зерна. Мы с сестрёнкой Зоей носили бабушке Агаше охапки соломы, она перетирала их ладонями и ссыпала на платок. За полдня насеяли кучку мелкой, как просо, пшеницы. И случилось то, что бабуля каждый раз ждала и боялась. Из - за скирды показались три всадника.
   - А ну, стоять! - закричал один в мохнатой шапке.
   А мы и так стояли. Бабушка, согнувшись до земли, прижимала к себе узелок с зерном.
   - Государственный хлеб воровать?
   Шапка свесилась с седла, выхватила узелок, рассыпав по снегу нашу добычу. Мы завыли в отчаянии.
   - Молча-а-а-ть! - и всадник замахнулся на нас батогом. Это был колхозный бригадир Крашан.
   Меня до слёз поразил вид моей бабушки. Не было обиды на откровенное хамство всадников. В сгорбленном облике была покорность - овечья покорность раба в тоталитарном государстве. Или это был единственный вариант защиты: дует ветер - повернись спиной.
   Я знал бригадира, потому что с его сыном Серёгой, учился в одном классе. Но сын за отца не ответчик. .
   НАРОДНЫЙ РОМАН, А жизнь шла чередом. Меня часто брали в поездки "за компанию". Как то мы возвращались из Уссурийска. Порожняк стоял на дальних путях. Мы "поднырнули" под пять составов, пока вышли к нему. Впереди бабушкина сестра, 32-летняя грудастая красавица. За ней наш сосед Фома Хмель. Украинский цыган по прозвищу "Конокрад". Коренастый, кривоногий, с черной бородой вместо лица. Давно оседлый стрелочник и коней-то с детства не видел. Он отец моих ровесников Сереги и Жаника, да ещё шестерых "мал-мала меньше".
   Мужик лихо забрался по скобам к верху полувагона. В таких возили уголь и лес.
   - Залазьтэ сюды, пульман чистый...
   - Та я ны зализу...
   - Перелазь, я тэбэ знызу зловлю, - из черной шевелюры фонариками сверкнули глаза. Красногубый рот осклабился.
   Она пыталась поднять ногу на высокую ступеньку. Юбка задралась, открыв темно-синие "семейные" рейтузы.
   - Ну чого вылупывся? Сигай уже вниз. Я лизу...
   Перекинула ноги через борт вагона и упала в узловатые руки.
   - Ото ж казала, ны зализу...Бачь як тут чисто. Як у купэ.
   - Та отпусты ж ты мэнэ...
   Поправила юбку и прошла в угол вагона. Собрала разбросанные клочки сена.
   - И то - як в купе...
   Вагон дрогнул и застучал колесами. Ехать нам часа три.
   - Давай поедим чого - мабудь. Моя Хмелиха шкалик самогону накапала.
   - Та вся Астраханка знае, шо ваш первачь крепше спирту.
   - Доставай, шо у тэбэ е...
   Сняла с головы платок, накрыла им клочок сена. Извлекла из холщовой сумки круглый каравай.
   - На, ломай рукамы.
   Появился шмат разрезанного пластинками сала и четыре яйца.
   - Сало агашино...С чесноком.
   - Ото гарно...Ну, давай по едыной. Кружка у нас одна.
   - Цэ ты богато мэни налыв...
   - Та ничого...давай...
   Выпила до дна, крякнула.
   - Ух, пробирае...
   - Ну, за тэбэ...
   И смачно жевали душистое сало.
   - Ну, давай еще по одной.
   - Ой, да мэни уже хватэ. И так у голову вдарило.
   - Та давай...ничого...
   Хватанули ещё из кружки.
   - Я така голодна...
   - Та давай ото...жуй!
   Она раскраснелась и сняла телогрейку ("фуфайку", как мы говорили). Вытянула затёкшую ногу. Из холщового чулка высунулась розовая коленка. Он вздрогнул и схватил её узловатыми пальцами.
   Ты чого?...
   -Та ничого...
   -Чого хватаешь?
   -Та ничого, - и рука пошла выше по ноге.
   -Ну, ны балуйся... Ты ж уже старый...
   -Ага, старый... Дывысь, як шаровары выпирае...
   -Ого!
   А рука продвигалась всё выше по шершавым ляжкам.
   -Та шо ж ты зо мною робышь, Хмелю? Та я ж пять годочков мужика ны знала...як на Алексея похоронку получила...
   Рука скользнула под резинку трусов...
   -Ну, шо ж цэ такэ... шо ж цэ такэ, Хмелюшка...
   Он спустил залатанные шаровары.
   -О-о-о!
   -Ну давай, зирка, давай...
   -Та як же це так...
   Он поставил её на колени, пригнул голову и забросил на спину холщёвую юбку. Сдёрнул жёсткие трусы. Блеснул белок мощных ягодиц. Руками залез под кофту и обхватил "груди", будто тыквы.
   -Ой-ой-ой...Та ты лифик порвав...
   -Ничого...ничо-о-о-го...
   Она застонала:
   -Та, Хмелю...Давай, мий Хмелю. О-о-о!
   -Та ничого-о-о-о!
   -Шо ж ты робышь...Ты ж в мэнэ спустыв...
   -Ничого-о-о...
   -Шо ж цэ такэ...Шо ж цэ будэ?
   Она выскользнула и натянула трусы
   -Та як же воно так?
   -Ото ж воно так...
   -Цэ ж я ны знаю...Шо скажуть люды, як забрюхатаю, сёстры мэнэ убьють...
   -Та ничого, цэ воно ничого.
   -Будэ тоби "ничого", як пидкыну Хмелихе дэвъятого...
  
   Ремарка из сегодня. А я, шестилетний, был с ними. Сидел "скрюченный" в другом углу вагона. Для них, по простоте душевной, меня просто не было. Я мало что понимал и подробности восстановил уже сейчас, готовя ремарку.
   Молодая бабуля потом долго меня кормила, пряча от ребёнка счастливые глаза.
   Разве мог я подумать, что зимой у неё родится чернушка Галка, ещё одна моя тётка. И няньчить её, по бабушкиной системе, выпадет мне.
   А летом было хорошо. Мы с бабулей дежурили на мосту. Это близ Камень-Рыболова - железнодорожный мост через речку Мо. Здесь мы построили землянку с печкой и неделями жили, как на даче. Бабушка охраняла мост в четыре пролета. А я лазал по мостовым фермам, рыбачил в мутной речке.Довелось столкнуться с осколками ГУЛАГа.
   Как-то летом к мосту подвели тупик (временную колею). Поставили жилые "теплушки", где обитали мостостроители - рабочие Передвижной механизированной колонны (ПМК). Они прибыли из-под Советской Гавани и меняли пролёты нашего моста. Коллектив из расконвоированных сидельцев ГУЛАГа превратил мою тихую округу в подобие зоны.
   По вечерам вдоль насыпи пылали костры. Там шумела фуфаечная толпа, а на треногах висели просмоленные чайники с "чифирем". И чей -то хриплый, веселый голос выводил:
   "Не успели мы убраться
   дзынь - дзынь - дзынь,
   А легавые тут, как тут,
   и дзынь - дзынь - дзынь.
   За жопени нас берут,
   драла - фу - драла - я,
   И в милицию ведут, да - да - да".
   И так до ночи дзынь - дзынь подыгрывал себе певец на воображаемой гитаре.
  
   В нашей землянке проживала Геля Саевич, по кличке "Скрипка" с сыном Броней-моим ровесником.
   Мы любили смотреть, как она готовила обеды. Засыпала крупу, открывала две банки тушонки. Их с удовольствием вылизывали мы с Броней.
   В печи пылала щепа из шпал. Остроносое лицо поварихи раскраснелось и черный шар жёстких волос светился на солнце. Бабушкин цветной платок опоясывал тонкий стан.
   К обеду приходил плечистый, с залысинами мужик в "кирзачах". Он проходил к столу и говорил всегда одну и ту же фразу:
   - Какой у нас, мадам, приварок?
   Это был главный в отряде мостовиков - "бугор". Говорили, что он прошел пять "пересылок". Я потом в "Архипелаге ГУЛАГ" узнал, как гибли люди в этих пересыльных пунктах.
   Он хмуро глянул на нас и шутлво-грозно "рыкнул":
   -А ну, едят твои мухи, пошли отсюда!
   Эта фраза, не имеющая отношения к мухам, была прозвищем бригадира ( "кликухой", "погонялой", как говорили его товарищи) Мы с Броней сторонились мрачного зека и, увидев его,толкали в бок друг друга:
   - Бежим..., Едяттвоимухи идёт!
   После я узнал, что фраза бригадира - тактично переделанное сочетание известного матерного выражения "е...уттвоюмать".
   "Бугор" обедал, а мы быстро " выметались на улицу". Дверь защелкивалась на крючок, окно закрывалось коричневым одеялом. Мостовики у костра гоготали:
   - Гелька у Бугра сосёт, чтоб не отправил на зону...
   - Не-е, это он смычком на скрипке играет, - подхохатывал другой.
   А мы с Броней следили за пробегавшими поездами. У мальчишки уникальная способность. Составы с углём и лесом везли мощные паровозы. За поворотом они давали гудок. И Броня называл их шестизначные номера. И никогда не ошибался. Такой слух был у гениального мальчишки. Если б выжил, стал бы великим музыкантом.
   А вечерами мы взбирались на мостовую ферму и смотрели на Ханку. Долина реки спускалась к берегу озера,как моя улица. Вокруг - благоухание шиповника и резеды. Выплывший из-за сопок месяц разогнал темноту ночи. По озеру до самого горизонта светилась лунная дорожка. Дышалось легко и свободно.
   ПЕРЕБИВКА КАДРА. Остров Матуа. Моряк возвращается со скалы в кубрик. Мичман Не -чепа улыбается, глаза с утра блестят. Успел "спиртиком протереть аппаратуру".
   - Одеть брюки, товарищ старшина!
   - Есть, надеть штаны, товарищ мичман...
   - Приступить к утреннему кофе!
   - Есть! - и у моряка глаза радостно сверкнули.
   ИЗ ПИСЬМА ДРУГУ ЮРИЮ:
  
  
   ЛОШАДИНАЯ ИСТОРИЯ ... мы сидели за столом и принимали "кофий в постелях", а в окне проплыла "агромадная" тень. Не человеческая! Мы выскочили и увидели... лошадь.(КРУПНЫЙ ПЛАН) Представьте наше удивление. Кругом - океан - и живая лошадь. Наверное, соседи-пограничники свою живность погулять отпустили...
   Кому-то в голову пришла мысль использовать лошадиную силу на перевозке воды. Вспомнили про хомут.Он висел в нашем "М" и напоминал, что на острове не было источника пресной воды. И мы раз в неделю, составив вшестером одну лошадиную силу, катили бочку на тележке, дружно напевая пассакалию Генделя. Катили к скале, где скапливалась дождевая вода. Я некстати ввернул кавалерийское словечко "взнуздать" и приговорил себя к обязанностям конюха. Пришлось расставлять товарищей на исходные позиции. Двоих поставил сзади, двое держали лошадиную голову. Я с командиром нацеливал хомут. Подавал невпопад команды "засупонь", "рассупонь", чем окончательно расстроил дело. Чувствуя, что падаю в своих глазах, я их закрыл и с хомутом двинулся вперёд. Справа "пыхнуло" перегаром - командир, слева натужное сопение - наш кок. Значит, прямо - лошадь. Я резко сунул вперёд хомут, лошадь в испуге мотнула головой, и хомут проскочил на шею.(КАДР) Я гордо оглядел всех, картинно отряхнул руки и, шагнув назад, склонил голову, оглядывая работу, как художник завершённую картину. Кто-то вспомнил, что нужна ещё и дуга. Дуги на острове не могло быть... Прикрепили оглобли прямо к хомуту. Бочку водрузили на тележку, и лошадь, кося глазом на мешавшие ей оглобли, тронулась с места. Мы двинулись к далёкой скале.
   На полпути у лошади стали заплетаться ноги. Сжатая оглоблями, она норовила рухнуть на землю. Но до воды добрались. Командир, закурив, дал команду разнуздать лошадь, чтобы и она покурила. Как только кок выполнил недальновидное распоряжение, она "дала стрекача", задрав хвост и по-жеребячьи разбрасывая ноги. Больше часа рысака ловили, но снять с шеи злополучный хомут не смогли. Не было на это ни сил, ни умения. Привязали мы лошадь к тележке и с пустой бочкой вернулись назад.
   Я в предчувствии сиганул в кусты. Ибо стрелочником в неудаче признали меня, как самого умного. По уставу объявили трое суток без берега, хотя увольнений и стрелок на пустынном острове не бывает.
   Поздно вечером услышал из дальних кустов голос:
   - Товарищ старшина! Вас в Питер отзывают! - сердце зашлось от удивления...
  ВОЗВРАЩЕНИЕ РОБИНЗОНА. ПЕРЕБИВКА КАДРА. Радиоцентр камчатской военной флотилии. Стометровая одноэтажная казарма из шлакобетона - "кубрик". Стоит вдоль берега Авачинской бухты на невысоком плато. Слева двухэтажное бетонное здание - "вахта", где круглосуточно дежурят радисты на главной радиовахте флотилии. К ней ведёт дорожка из бетонных плит.Вдоль неё стадион с футбольными воротами без сеток. Он утоптан до блеска.На нём наш герой проходил "курс молодого матроса". Месяц с утра до вечера вышагивал "на-пра...!, на-ле...!, кру-гом!"Моряки до конца службы "не врубаются", зачем эти мучения радиотелеграфистам. Устав! КАДР: взвод молодых матросов в зелёных брезентовых робах ( ныне у моряков робы синего цвета из ХБ) вышагивает под командой приземистого старшины 1-ой статьи. ПЕРЕБИВКА КАДРА:
   К радиоцентру, вдоль мощного забора из тёса и колючей проволоки ведёт автодорога. За поворотом- КПП. К нему подошёл вернувшийся в родную часть "робинзон" с острова Матуа.Узнал солдата из охранного взвода
   - Привет, ефрейтор Шатравко!
   -Здравия желаю...
   -Узнал?
   -Покажите командровочное предписание.
   -На,смотри.
   -Порядок.. Тут вас уже ждут, товарищ старшина 2-ой статьи. - По пригорку от "вахты" шёл невысокий, худощавый моряк в одежде по форме три: синяя форменка, тёмносиние брюки, на груди треугольник тельняшки, обрамлённый яркоголубым гюйсом с тремя белыми полосками по краям. Тоже с двумя лычками на квадратиках погон. Друг Юрий, адресат писем островитянина.
   -Привет, дружще...
   -Здравствуй, как я рад вернуться домой!
   -Пошли,представимся командиру.
   -Я слышал - новый...
   -Старый-новый. Капитан первого ранга Пиастро. Ты улетал - он был замом.
   -О! Наш человек...Радист классный!
   -Да, он ещё юнгой в войну стучал на ключе.
   - Может, не забыл меня за полтора года?
   -Как же. На каждом занятии рассказывает,как ты лихо на флотских соревнованиях принял 200 знаков буквенного.
   -Ну, добро. А то я напрягся уже... ПЕРЕБВКА КАДРА:
   Из резных дверей "вахты" на бетонное крыльцо с парапетом вышли те же.
   -Ну что сказал командир?
   -Зачитал приказ о назначении меня в сборную флотилии по радиоспорту под командование мастера спорта СССР мичмана Брыля.
   -Он уже здесь. В ДНСе дали комнату.Радиокласс с двумя трансмиттерами в его распо -ряжении.
   -Во потренеруемся!
   -Будто ты не натренровался по суткам на вахте...
   -Мичман Брыль - это другое... До взрыва в ушах будем сидеть в наушниках...А я приём на пишущую машинку подзабыл.Придётся начать сначала.
   -Всё будет окей...
   -А как вообще жизнь на флотах?
   -Тяжеловато. Осенью назревают какие-то передряги на Кубе. И уже сейчас тревога за тревогой. Недавно месяц жили в готовности "раз". Не снимали противогазы, несли вахту шесть через шесть часов. Об увольнении на берег забыли.
   Вышли на плац.За воротами гимнастические брусья и перекладина на растяжках. Сели на садовую скамейку.
   - А помнишь, как мы прибыли, и ты в зелёной робе и тяжёлых ботинках вскочил на турник и стал крутить "солнце"...Весь гарнизон выбежал смотреть, что молодой вытворяет.
   -Я и сейчас могу...- отстегнул гюйс.Стянул через голову форменку.Чёрные суконные брюки застёгнуты ремнем с медной, начищенной бляхой, лёгкие уставные ботинки. Тельняшка-майка. Не по уставу, но старослужащие рукава обрезают. КАДР: Моряк делает три больших оборота на перекладине, соскок - сальто прогнувшись - и, глубоко вздохнув, стойку на руках на брусьях.
   -Видно, что не потерял спортивную форму какдидат в мастера...
   -Н острове был турничок. Крутил на нём каждый день...
   Моряки помолчали, не сговариваясь глянули вдаль.От стадиона по распадку - огромное антенное поле. 20 гектаров "ромбов", "штырей" и "параллелей", сплетённых, как паути -ной, проводами. Вокруг них заросли и чистые ручьи, стекающие с вулканов. А они, оба питерских красавца буквально нависли над радоцентром.
   -Вулканы - первые натурщики нашего Коли Наврося.
   -Художник...А нас и без тебя всё ещё "троицей" кличут.
   -Как он?
   -Всё рисует. Ему угол в красном уголке выделили.Сейчас что-то морокует ко Дню Военно-морского флота...а вот и он - лёгок на помине.
   -О, кто это с ним?
   -Девушки-радистки...
   -Ты в эфире намекал кодами, что в центре появились девушки...
   -Да, три месяца назад наш кубрик перегородили стеной и поселили полсотни матросов... матросок... фу-ты, запутался ...
   -О, вижу вживую.
   -А я у них - старшина "команды в юбках". ПЕРЕБВКА КАДРА:
   0x01 graphic
Ю Р И Й ВИДЕОРЯД, РЕПОРТАЖИ, ГОЛОС ЗА КАДРОМ.
   КРАХ КАРЬЕРЫ КАДР: светлая, убогая палата Владивостокской "тысячекоечной" больницы.Высокие панцырные кровати, тумбочки под шаровой краской, треснутая водосточная раковина.
   ГОЛОС ЗА КАДРОМ: ГЕННАДИЙ НЕСОВ, СУДОМЕХАНИК:
   Юрий Павлович Парфёнов 20 лет руководил Международным отделом Приморского крайсовпрофа.В ноябре 1989 года он придумал и провёл первый в стране коммерческий круиз вокруг Японии в обход монополиста Госкоминтурист и комиссии по выездам за границу, решавшую тогда кого "пущать за рубеж" кого "не пущать".Беспрецедентное для того времени нарушение. За что на заседании бюро Приморского крайкома КПСС ли -шился партбилета и должности. В январе 1990-го об этом писали ВСЕ газеты страны. Сама партийная верхушка через три месяца стала никем после отмены 6-ой статьи Конституции.Но загнать на больничную койку непослушных успела... ПЕРЕБИВКА КАДРА. ГОЛОС АВТОРА:
   ... Нас пятеро в светлой и убогой общественной палате. Врач на обходе сказал, что этажом выше лежит искалеченный "афганец". Пишет стихи. И организаторы сайта "Творчество ветеранов последней войны" организовали его выступления в палатах тяжелобольных.
   Лежим. Ждем. Открывается дверь. Вкатывают инвалидную коляску. В ней скрюченное тело без ног, большая голова, горбом сросшийся позвоночник и огромные глаза. Они смотрели на нас исподлобья. И отражали глубинную человеческую тоску.
   Коляску установили на возвышении. И он начал говорить хрипловатым голосом:
   НЕМЫЕ не могут кричать яростно,
   СЛЕПЫЕ не могут глядеть гневно,
   БЕЗРУКИЕ не могут держать оружие,
   БЕЗНОГИЕ не могут идти вперёд.
   Но...слепые могут кричать яростно!
   Немые могут глядеть гневно!
   Безногие могут держать оружие!
   Безрукие могут идти вперёд!
  
   ... Я был потрясен. Я не видел коляску. Не видел искалеченное взрывом тело. Я видел только глаза. Они не просто горели. Они пылали огнем душевного восторга. У меня мурашки побежали по спине.
   В те минуты я нашел своё оружие. И попросил своих близких принести писчей бумаги.... ПЕРЕБИВКА КАДРА.
  СЧАСТЛИВОЕ ДЕТСТВО -2 Украина. 1942 год. Полустанок Людмиловка под г.Николаевом. Землянка с побе -ленными стенами. Двор обнесён плетнём - забором из сучьев. В центре колодец, ворот с железной ручкой, отшлифованной руками водоносов.На крюке цинковое ведро на цепочке Распахивается калитка плетня. Во двор въезжает зелёный трёхколёсный мотоцикл. В нём два немецких солдата в матово-серых касках. За рулём унтер-офицер в зелёной форме.Вы -сокий, худой, длиннорукий.Перебросил ногу через сиденье мотоцикла и сбросил каску в прицеп. Блондин, лицо не свирепое, улыбчивое. Мы зажались на маленьком крылечке. Впереди бабушка Агафья. За ней моя мама, 22 года , тётя Юля, мама Бори, 18 лет. На ру -ках - мы двухлетние.
   ... "И слава богу, что не гестаповцы в чёрном...", - крестились истово наши мамы, вспоминая страшные дни. Солдаты "шастали" по двору.
   - Матка, курка-яйка...курка-яйка...
   Открыли деревянный сарайчик. Там поросенок "для хлопчиков на зиму". Схватили его за ноги, животное заверещало. Бабуля, обезумев от горя, кинулась с граблями на врагов. "Тож слава богу, шо булы в руках не вилы". Немцы уклонялись от ударов старухи и хохотали. "А могли и стрельнуть, как в соседку Глашку". Я написал "старухи", а ведь бабульке Агафье было только 46.
   А вот еще картинка. И уже не по рассказам старших. Эту сцену не видел никто. Мы с Борей стояли в коридоре. Направо - кухня с русской печкой, налево - спальня. Там на постое жили 4 немца. Они сидели за столом. С ними три веселые тетки. Одна из них, с перевязанными платком волосами, наша соседка Тося. Девушки смеялись и пели "гостям" украинские песни
   Один из немцев, конечно, же, Ганс, поманил нас пальцем:
   - Киндер, ком...ком...
   Мы подошли. Он подал нам на ноже по кружочку красного мяса из консервной банки:
   - Эссен, киндер, эссен...
   Так мы впервые в жизни попробовали сосиски. Они были сказочно вкусными.
   Мы жевали, а в комнату вошла тетя Юля, Борина мама.
   - О, фрау Улья...фрау Улья, зитцен зи зих...
   Но в спальню гусыней влетела наша строгая бабуля. Схватила нас с Борей под мышки, зыркнула недобро на веселую компанию и потеснила к двери маму Юлю:
   - А ну, геть до хаты...-и вытолкнула нас в сени. Мы с братиком юркнули на лежанку русской печи. Туда же взобралась "баба Агаша". Мы прижались к ее теплым бокам и затихли. А мамы лежали "валетом" на топчане вдоль окна. Тетя Юля что то шептала и обе громко смеялись. Ведь одной 19, другой 23.
   А за дверями слышны звуки губной гармошки и веселый голос:
   - Айн, цвай, драй, фир... Ин золдатен хайсен вир...
   Нам казались слова кудахтаньем "квочки", но музыка была первым сладким потоком для детских ушей.
   Ночью мы с братиком проснулись, cползли с печки - и в коридор к "нашей миске".Пускали струйки,делая "самолётик". Услышали скрип двери справа, где немцы.Показался Ганс в белых кальсонах. За
   ним две женские фигурки. Одна в спешке затягивала лоб лентой платка.
   - Шнель мэдхен, шнель, - суетился немец.
   Жизнь своё брала....
   Эпизод с сосикой не вписывается в реальную картину жестокостей фашистов. Но так было. На нашей станции стояли хозяйственные части, куда призывались немецкие крестьяне и рабочие. Но всё равно - "чужаки". И бабушка придумала, как сберечь своих девчат от насилия и соблазнов. Она пачкала навозом руки и ноги " дочок", и те ходили весь день замарашками.
   Но красоту и молодость не спрячешь. Повадился ходить к нам местный полицай Яшка Кривенко. Звал замуж красавицу тетю Юлю. А бабуля выгоняла "жениха" за порог веником:
   - Ото ж прийдуть наши, воны тоби дадуть... Красной юшкой умоешься...
   Так и вышло. Его осудили в Одессе, а наших мам возили туда "давать показания" на предателя.
   Приход наших войск четко отпечатался в детском мозгу. Ночью нас с Борей выдернули из постели, завернули в одеяла и понесли.
   Я помню темень, мамины руки и её выдохи с каждым шагом: у-х-х...у-х-х...у-х-х...
   Впереди бежала бесстрашная бабушка и с хрипом кричала:
   - Скорише, дивчата, у посадку, скорише...
   А вокруг всё гудело, сверкало и грохотало. Небо закрыли черные тени самолетов. Они пролетали над головами и как - бы звенели.
   - Це элеватор бомбят, та нефтебазу...
   И за нами вдруг небо озарилось, как днем, а землю потряс взрыв. Второй. Третий. Горели склады элеватора, железнодорожная станция и "наша хата". От нее осталась кухня и русская печь, на которой и встретили мы с братишкой "наших" в белых полушубках.
   Мы перелетали с рук на руки. Один, в ушанке, прижал меня к себе. Я вижу молодое веселое лицо с ямочками на щеках. Уже жизнь прожил, а те минуты греют душу.
   А от наших отцов всё не было вестей. Уже проносились мимо разрушенной станции поезда. Ходил по хатам вернувшийся с войны одноногий почтальон Никита.
   Пришла пора уезжать на Дальний Восток. И первой уехала тётя Юля с Борей.К отцу, моему дядюшке, оставившему их у матери.Перед войной.На самой границе.В семейных анналах это объяснений не имеет... КАДР.(По рассказам БОРИСА МАНОЙЛЕНКО,замес -тителя редактора газеты "Биробиджанская звезда") Они ехали до Хабаровска полмесяца. В товарном вагоне поезда, наречённого шутниками - "пятьсот весёлым". Среди шума, детского визга, табачного дыма, развешенных пелёнок.
   Отца нашли в большом учреждении на улице Запарина. Их остановил милиционер. Он долго звонил, поглядывая на бедно одетых, измученных дорогой, людей. Потом сказал: "Сейчас выйдет".
   По лестнице медленно спускался человек в костюме и галстуке, с лицом, до боли знакомым сыну по фотографиям, а сейчас растерянным и жалким, смирившимся с неизбежной участью.
   Он все годы боялся этого момента. И тешил себя оправданием - "война проклятая виновата, перевернула всё вверх дном..."
   Мальчика поразило, что отец не бросился к ним с объятиями, как тот весёлый солдат с "ямочками". Он опустился на колени и бессвязно шептал:
   -Милые мои, я виноват перед вами... виноват... ну что же мне делать...
   И они ушли. Ушли навсегда в новую жизнь. А дядюшка мой, получив первый удар, вернулся к новой семье с трёхлетней дочкой.
   Но судьба справедлива и жестока. За всё берёт свою плату. Вскоре к сыну приехала моя бабушка с его сестрой и мною, племянником. Строгая в христианской вере Агафья не признала новую семью дядюшки. Слишком сильны были чувства, скреплённые ужасом оккупации. Они оказались сильнее родственной любви. Бабу шка до конца своих дней считала невесткой Борину маму. И нянчила правнуков.
   Остался близким дядюшке только я. В пятидесятых все каникулы я проводил с ним. И слушал его рассказы о взлётах и падениях советского чиновника.
  
   0x01 graphic
Г Е Р М А Н КИНОСЪЁМКИ, СЛАЙДЫ, ГОЛОС ЗА КАДРОМ
   КРУИЗ В РОМАНТИКУ. Я стою на углу морского вокзала Владивостока. Смотрю на эстакаду, соедняющую его с железнодорожным. Тем самым, что по Твардовскому, "по пояс в сопку врезанный вокзал" Я вернулся в родные края после сорокалетнего перерыва.Встретился с друзьями-сослужив -цами. С Юрием бродили по берегу Ханки, где прошло детство.Отдышался от мое -го нефтяного бизнеса, переключился в порядке хобби на турисистский. С помощью Юры арендовал теплоход, белоснежный (ха!) лайнер "Михаил Шолохов", что отшвартован на причале за морвокзалом. Вернулись из круиза по морям и землям Дальнего Востока и завтра снова уходим в рейс... По эстакаде шла девушка.
   Плотная, крепенькая в клетчатой юбке и светлом прозрачном плаще. Она казалась воздушной и лёгкой. На плече висел красный багажный портфель, а синяя большая сумка - в правой руке. Хрупкая фигурка под тяжестью не казалась воздушной.
   Она прошла , не взглянув на меня, на лестницу, ведущую на прчал. Я в два шага поравнялся с ней, осторожно взял ручку сумки в ладонь и чуть приподнял её. Она вскинула на меня ресницы и отпустила пальцы.Я переправил тяжесть в правую руку и пошёл рядом. Просто шёл и молчал. Она повернула голову, ожидая вопроса, типа, девушка, а как вас зовут. А я молча шёл рядом. Подошли к трапу "Шолохова". Он полого спускался вдоль борта, и я пропустил её вперёд. Вахтенный Курбан козырнул мне.Получилось - обоим.
   - Какая каюта? - спросил он.
   - Сто тридцать четвёртая, - быстро ответила она.
   - За администраторской - направо по коридору.
   В яркой нише с надписью на английском "ресепшн" сидела Надя. Полная, круглолицая в светлой форменке. Голубая пилотка с кокардой прижимала два белокурых локона надо лбом. Она приподнялась, наклонила голову и улыбнулась. Я кивнул. Она поняла и уселась к своим кнопкам и судовым телефонам..
   Мы завернули за уголок, прошли несколько шагов, и я открыл каюту своим "мастером". Поставил сумку у порога. Она сбросила с плеча свою тяжесть.
   - Спасибо большое...
   -Да пожалуйста,- сказал я .Мимо шёл директор круиза Владилен Николаевич, юрин давний товарищ, высокий, плотный, с седым висками "морской волк". Я пожал ему руку. Предстояли хлопоты по отходу в рейс.
   ...Из Владивостока уходили вечером. Белоснежный теплоход отдал швартовы и медленно разворачивался в темноту. С причала ещё слышались напутственные слова, но потом и они растворились в звуках прощального марша.
   В рулевой рубке - обычная работа. Капитан строг и сосредоточен. Ему и его помощникам доверились почти полтысячи туристов. Они приехали со всех концов страны, чтобы получше узнать Дальний Восток.
   Гостей судна захватил водоворот туристических страстей. Они метались от одного борта к другому, жужжали кинокамерами, нацеливали в темноту фотоаппараты. Всех поразила панорама ночного Владивостока. Огромный амфитеатр огней с трёх сторон обрамлял бухту Золотой рог. Нестройный сонм светящихся точек прочёркивали в разных направлениях коридоры улиц. Красные, голубые, зелёные отблески неоновой рекламы сбегали к воде, высвечивали ажурную анфиладу портальных кранов, сливались с огнями стоящих у причала судов и тонули в бухте.
   А утром жадные до впечатлений путешественники во все глаза смотрели на чудо-остров, пронизанный лучами восходящего солнца. Он носит имя дальневосточного "робинзона" - матроса Петрова, оставленного на острове Невельским во время экспедиции.
   Вид на остров великолепен. В центре - огромная шапка тайги, слегка сдвинутая набекрень, справа - скалистые идолы, изваянные прибоем, слева - пенистый вал, перекатывающийся через дамбу древних бохайцев. Их воинственные племена населяли территорию южного Приморья. Одно из племён обитало в устье реки Судзухэ, неподалёку от острова Петрова. Остров соединялся с материком насыпной дамбой. Со стороны моря его защищали неприступные отвесные скалы, а с пологой береговой стороны воздвигались семиметровые валы. В этой "крепости" бохайцы были недосягаемы для врагов. Экспедиция профессора Окладникова произвела на острове раскопки стойбища древних поселенцев. Найдены многие предметы быта и борьбы.
   ...От борта теплохода отходили боты.В последнем, восьмом -приморская группа. Я спрыгнул с трапа в бот и увидел вчерашнюю знакомую.Она сидела на кормовой банке, я сел рядом.
   -Привет...
   -Здравствуйте, Герман Иванович. - Я удивлённо вскинул брови.
   -Я была вчера в музыкальном салоне на презентации дирекции.
   -Противно?
   -Немного разочарована...На причале вчера возникла лёгкая искра...А на презентации - погасла.
   -Не пугайтесь.Я - хороший...
   -Я не пугаюсь. Я адвокат.
   -Ого! Я с детства боюсь юристов.
   -Ну вот, испуг на испуг - свобода общения.
   -Я с первых минут уловил, что с вами... что с тобой легко.
   -Не всем... Я адвокат с Первомайки - рыбацкого района Владвостока.
   -Согласна защищать меня в рейсе?
   -Согласна.
   -Первый процесс - скоро. Команда приготовила всё для шашлыков. Попрошу быть помощницей...-я помолчал.
   -...Ирина.
   - Чуть не сказал банальное "очень приятно".
   -Скажите.
   -Исключительно приятно.
   -Тото же...А в шашлыках я совсем не копенгаген.
   -Я мастер спорта по приготовлению шашлыков.Два года жил на необитаемом острове и питался только мясом!
   -О! Посмотрите,как красиво!
   Подарок моряков туристам - прогулка вокруг острова. Теперь уже вблизи все любовались причудливыми скалами, спугивали с них стаи гагар, чаек, бакланов, слушали шум прибоя.Бот ткнулся в пологий песчаный берег.Спрыгивая на него, я взял девушку за руку. Не выдернула. Так и пошли смотреть остров.
   Главное его чудо - природа. Она сохранилась такой, как была много веков назад. В этом своеобразном ботаническом саду можно найти много видов древесных, кустарниковых пород и лекарственных растений.
   Начали осмотр с уникальной тисовой рощи. Как несколько научно объяснил директор заповедника, тис-реликт тургайских лесов третичного периода, имеет возраст до 300-400 лет. Таких деревьев немало на острове. Поэтому мы благоговейно ходили вокруг почтенных "старожилов" и удивлялись стройности, величию и красоте деревьев. Мягко-зелёные кроны тиса перемежались с иссиня-чёрными верхушками кедров. Их мощные стволы и ветви причудливо переплела лиана-актинидия.
   Эту первозданную красоту не сравнить с тисо-самшитовой рощей Хосты. Указатели, стрелочки, решетки... Всё исхожено, промерено. А здесь - вот она, природа!
   Мы с Ириной взбирались по тропинке к вершине острова - горы. Потом и тропа потерялась. С обрывистого берега открылся незабываемый вид. В синеватой дымке на материке белели дома рыбацкой столицы - Преображения. Чуть ближе тайга подступала прямо к воде, словно борясь с наступающими волнами. А прямо перед нами - море. У берега - прозрачное, а дальше - изумрудное до самого горизонта...Внизу нас ждали жестяные мангалы и бумажные мешки с древесным углём. У нас - персональный, шепнул я заговорщицки и подвёл даму к мангалу, где суетился матрос Курбан.Он улыбнулся гостье как старый знакомый, раскладывая на дне акурантно нарезанные щепки.
   -Укладывай крест-накрест, -подсказал я.
   -Знаю...узбек...
   На растопку уложили комья древесного угля. Вспыхнул огонь.
   -А помощнице что делать?
   -Нанизывать мясо на шампуры - женская работа, -слукавил я. Она подошла к ведёрку, где в густом матовом рассоле разбухали кусочки тёмно-красного мяса.
   -Выбирай лук и нанизывай между заготовками.
   -Поняла...
   Шампуры уложены на бортики мангалов, и вскоре задымился и зашкварчел будущий шашлык. Подошёл директор круиза.
   -Я только клич брошу ...
   -Народ ждёт.
   -Дорогие друзья! Экипаж теплохода и дирекция круиза приветствует вас на приморс -кой земле! Разрешаю под шашлычки и стопочку.
   Курбан налил в рюмочки "Хеннесси". Крякнули дружно.
   -Давай, Ирина, на брудершафт. Я, как видишь, без спросу на "ты".
   -А я ещё не созрела. Напрягает седина и милые морщинки у глаз... Подождём. Образуется само собой.
   - Окей...
   . Группы туристов расположились на зеленой поляне пологого берега. Дымились костры, слышался звон мисок и ложек. Любители облачались в маски и ныряли за морскими ежами, которых здесь видимо-невидимо. Н И К О Л А Й
   ПЕРЕБВКА КАДРА. АВАЧА. Радиоцентр Камчатской военной флотилии.ГОЛОС ЗА КАДРОМ, СЦЕНКИ.
   0x01 graphic
   Я жалел дружочка Германа из-за Курил и очень ждал его. Моя флотская судьба сложилась легко.Покраска панелей в кубрике легче изнурительной вахты с наушниками по шесть через шесть часов.Мы вместе учились принимать морзянку, вместе сдали на третий класс.А потом служба развела меня с " дружбанами". Юра с Герой стали мастерами, а меня отвлекали на оформление "красных уголков".И отличий у меня меньше.Я всё ещё старший матрос.Годки мои шутят, что я мог бы нарисовать себе пару "лычек", когда оформлял кабинет САМОМУ адмиралу.А оно мне надо? Без звания спокойно рисую друзей за радиоключом ( СЛАЙД) и морские плакаты.
   Я представил вернувшемуся в часть Герману молодых радисток Нину Комарову, Галю Обломову, Любу Рижок.(ФОТО и КОЛЛЕКТИВНЫЙ СНИМОК 42-ух ДЕВУШЕК-РАДИСТОК).
   - Чемпиону флота по приёму морзянки представляю будущих звёзд эфира!
   Девушки пожимали руки кумиру, имя которого светит на переходящем кубке в "красном уголке" части.
   -Очень приятно...
   -Я думала , чемпион - богатырского роста, а он обычный.Могу и на вальс пригласить...
   -Сегодня руку не мою, гляди поможет стучать на ключе.
   Мы в 1962 году стали свидетелямим важного штриха к портрету 20 века - призыву девушек на военную службу. Это явление было вынужденным шагом государства. Ведь в годы Отечественной войны родилось мало мальчишек, и в 60-е недостаток восполнили девушки.
   ... Как-то казарму радиоцентра, по морскому - кубрик, разделили стенкой. В " ту половину" завезли... чего только не завезли... Даже круглые тазики.Потом пришли два
   грузовика с мягкими тюками. Сказали - обмундированиеТельняшки, черные юбочки, белые форменки с гюйсами. И, мать честная... серые бюстгалтеры. Две ночи матросская братия обсуждала волнующее событие.
   Юрий стал старшиной команды в черных юбках. Ведь имел звания "мастера" и чемпиона Камчатки по радиоспорту, да и с образованием, как- никак. Вот и назначили обучать новичков радиоделу. И научил. И привил многим любовь к новой профессии... Приказ. И девушки вошли в историю. Они впервые на Тихоокеанском форте стали на БОЕВУЮ вахту вместо мужчин-радиотелеграфистов.
   И жизнь в подразделении упорядочилась. Не нужно было клянчить увольнительную в город. Танцы были в кубрике. Каждую субботу до отбоя. Появились пары. Некоторые через время и поженились. Мы с Юрой, к счастью, не были готовы к серьезным отношениям. Нас звала на материк высо-о-окая мечта. Герка , правда, нашёл своё счастье на Камчатке, но не в женском матросском кубрике. Ю Р И Й ПЕРЕБИВКА КАДРА
   0x01 graphic
РИСУНОК Н.НАВРОСЯ: матрос ПАРФЁНОВ У РАДИОПРИЁМНИКА .
   "РУСАЛКА" В НАУШНИКАХ И ЗА КЛЮЧОМ. ГОЛОС ЗА КАДРОМ:
   Что только не передумаешь за ночь на вахте, самой ответственной вахте, где ничего не передают и не принимают. Она для того, чтобы подводная лодка могла дать SOS при смертельной опастности. Я в такие мнуты улетал мыслями домой.ПЕРЕБИВКА КАДРА:
   ХАБАРОВСК 50-Х годов.Площадь уже не Сталина, а Ленина.Фонтана в центре и Мед -университета слева ещё нет.Проходящая через площадь улица ещё Карла Маркса.
   Я встретил брата Бориса. Он приехал с Ханки и жил у родственника в районе Дендрария. Учился в 10-ой школе на Запарина. Так снова оказались вместе белоголовые дети войны.Он никогда не спрашивал про отца, моего дядюшку Дмитрия Ивановича. Я учился в знаменитом в те годы Хабаровском техникуме железнодорожного транспорта.
   После занятий мы хлебаем гороховый суп ненавистной тётушки-злючки и бежим на "карламарла", так звали мы центральную улицу Хабаровска. Наш путь - в спортивные секции. Боря -бокса, я - спортивной гимнастики.
   В то время ХТЖТ был одним из спортивных центров Хабаровска. Авторитетом директора Вижайкина были привлечены лучшие в крае тренеры по классической борьбе, баскетболу, зимним видам спорта. Мою секцию спортивной гимнастики вёл первый в Хабаровске мастер спорта Рудий Смирнов, преподаватель пединститута.
   Сильна была команда по лёгкой атлетике. Ежегодно проводилась эстафета по улицам Хабаровска на призы газеты "Молодой дальневосточник". Один из этапов с улицы Серышева по Запарина на Карла Маркса часто бежал мой однокурсник Валера Ермаков. Он хорошо брал подъёмы. А я пыхтел рядом, как в том "Ералаше". И наша команда всегда занимала первое место среди техникумов и училищ.
   Летние каникулы я проводил у дяди Дмитрия Ивановича.ПЕРЕБИВКА КАДРА. Он в
   конце 50-х стал большим партийным начальником. Первым секретарём пригородного рай
   кома компартии. По тем временам - руководителем района из 12 сел и семи крупных
   сельхозпредприятий. Я после видел многих партийных работников, но мало кто выглядел так, как мой дядюшка. Его стиль - официоз, плюс лёгкая небрежность. Он выглядел
   респектабельно, но раскованно. Я гордился родственником.
   ...Вечером напросился в поездку по району. Весна, солнце, жаворонки в небе. И на
   рассвете мы на ногах. Вышли на крыльцо дядиного особняка с мезонином - моим
   обиталищем. Рядом приземистый барак с большими окнами.
   - Наша редакция с типографией,-пояснил он.
   На углу строения высветился квадрат, чёрным по красному: Районная газета "По пути Ленина".
   - Расположилась под окнами секретаря райкома. Иногда вижу, как на столе ответсека выстраиваются бутылки. "Газетный день" у них называется. Но трудятся как пчёлки. Три пишущих работника прорву газетных полос заполняют...
   Подъехала сверкающе-чёрная "Волга".
   - Здравствуй, Яша, как настрой?
   - Рабочий.
   - Ну, поехали.
   На выезде из посёлка нам козырнул милиционер. Солнце в глаза. На спидометре - 100.
   Проехали длинный мост с белыми столбиками по бокам. За мостом на обочине ярко - зелёный УАЗ.
   - Это секретарь парткома совхоза Валентина Семёновна нас встречает.-Остановились.
   - Здравствуй, Семёновна, здравствуй, красавица...героиня ты наша.
   Чуть приобнял стройную женщину в синем плаще и резиновых полусапожках.
   - Какая героиня, Дмитрий Иванович, скажете тоже...
   - Героиня-героиня...Руководишь лучшим в районе хозяйством. Мужиков своих по струнке строишь. Вот и сев ранних зерновых раньше всех начали.
   - Участок на увале хорошо созрел...
   - Ну, давай, показывай.
   Вдоль шоссе тянулась серо-чёрная полоса пробороненного поля. Вдали тарахтел голубой "Беларусь" с двумя сеялками. Между ними металась фигура в телогрейке, перепрыгивая со ступеньки на ступеньку агрегатов.
   Мы нырнули в облако пыли, а работа продолжалась.
   - Стой, Максимыч! - крикнула Валентина Семёновна трактористу. Все собрались в кружок.
   - Кто сеяльщик? - спросил Дмитрий Иванович.
   - Да вот - Реваз Хайруллин...
   - Почему один на две сеялки?
   - Петро Лысый должен выйти...Да не появился с утра. Вот и прыгаю с сеялки на сеялку.
   В одной расправлю зерно, в другой семена собьются... По краям огрехи получаются.
   - Семёновна, кто у тебя главный агроном?
   - Обшанский...
   - Бронислав...
   - Иосифович.
   - Помню. Ты его недавно кандидатом в партию представляла.
   - Да...
   - А чего ж он сев с огрехами начинает?
   - Спросим...
   - Не "спросим", а поезжай на усадьбу и присылай его сюда.
   - Хорошо, Дмитрий Иванович...
   - И пусть привезёт второго сеяльщика.
   - Хорошо, Дмитрий Иванович, - и поправила цветной платочек не шее. Женщина.
   - Сама жди в парткоме. Приготовь протоколы заседаний. Вы погорячились с исключением завзернотоком.
   - Так пьянь несусветная...Сжёг с собутыльниками два бурта пшеницы.
   - Приготовь бумаги. Посмотрим.
   Весь день бродил я по ухоженному селу. В роскошном книжном магазине купил
   дефицитный двухтомник Есенина, где есть "Пугачёв". А вечером поставили "Волгу" в совхозный гараж, свернули на берег чистого озера. Вернулись проулками к деревянному жёлто-голубому домику.
   - Здесь нам постой определили, - хмыкнул дядюшка.
   Взошли на резное крыльцо. В чистой светёлке нас встретила Валентина Семёновна. Совсем другая, чем на поле. Домашняя и светлая.
   - Проходите, гости дорогие...проходите...,- и засуетилась почему-то около меня.
   - Сюда...да нет...вот здесь лучше...
   Ужин - по-крестьянски богатый. Я балдел от солёных груздей с круглой картошечкой,
   от жгучей капусты. Уплетал мясо с большой сковороды.
   - А это, как вы любите, Дмитрий Иванович...армянский...три звёздочки. - Сверкнула
   жёлтая этикетка с голубым "Араратом". Дефицит.
   - А ему можно?
   - Да налей напёрсток. В общежитии перцовку на троих вжаривают.
   ...Мне постелили на новой раскладушке. Дмитрий Николаевич устроился на диване в гостинной. Позже диван заскрипел. Мой дядя приподнял голову, прислушался. Я дышал ровно с присапыванием. Он подошёл - я "соплю" ритмично. Пошёл на цыпочках в спаленку хозяйки.
   - Рано ещё, он не спит...
   - Сопит, как сурок.
   - Шторы-то в проёме опустите...
   - Подвинься! - раз в раз скрипнули пружины железной кровати. Во, даёт Дядьмитя, подумал я. А суета за стеной отодвигалась всё дальше. Пошли перед глазами полки книг ...Чернобородый Пугачёв в клетке... И голос Есенина:
   Отведите меня к нему,
   Я хочу ви-и-идеть
   Этого человека...
   - Ну, вставай, студент! - Солнце в глаза, и мой дядя с банкой парного молока.
   - Семёновна, я с директором - по полям. А ты готовь заседание парткома на 16 часов. Повестка дня - "О готовности к полевым работам". Заслушаем главных специалистов совхоза.
   - Хорошо, Дмитрий Иванович.
   - Скажи киномеханику, чтоб взял у Яшки в багажнике киноплёнку. Покажем партийным активистам фильм "Наш Никита Сергеевич".
   Через год я снова заехал к дяде. В вестибюле столкнулся с Валентиной Семёновной. В шикарной китайской шубе, с высокой "под Бабетту" причёской. И с тем же цветным платочком на шее. Почему-то засмущалась:
   - Я теперь в райкоме партии работаю. Третий секретарь... По идеологии...
   Ремарка из сегодня. Дмитрий Иванович закончил жизнь трагично. Он не вписался в стиль новой власти, сменившей хрущёвскую. Переведён в аппарат крайкома КПСС. Как многие слабые люди увлёкся "зелёным змием". В 53 был "вычищен" из рядов партийного руководства. И однажды покончил с собой в тайге на реке Хор. Бабушке сказазали: несчастье на охоте. И не дали открыть гроб. Типа, голова разбита выстрелом. Что ещё сказать про родного человека?...Жаль.
   ПЕРЕБИВКА КАДРА. ГОЛОС АВТОРА. Когда случается первый позыв будущей профессии? Каков исток, с которого разольется река любимого дела? У каждого он свой, индивидуальный.
   Я помню, с чего начался мой путь в журналистику. С обиды и чувства собственного ничтожества.
   Подходили к концу 50-е ХХ века и наша с братом Борисом полуголодная жизнь в Хабаровске. Ели раз в день в нашей студенческой столовой. Располагалась она на первом этаже общежития. И руководила ею богатырского объёма тётка по фамилии Нетреба. Комплексный обед в её заведении стоил 4 с "полтиной" рубля. В него входили жидкий борщ или гороховый суп, котлета с гарниром, залитым прозрачным соусом ("подливкой"). Помои настоящие.
   Мы с нетерпением поставили на "подносы" свой суп и продвигались к "амбразуре", где возвышалась сама хозяйка. Она бросала в тарелки по котлетке и жёлто-серый ком мучного варева.Я, содрогаясь от волнения, спросил у раздатчицы:
   -Это что? Макароны?
   Массивный "пЕред" заколыхался. Она смотрела сквозь меня и будто не понимала, о чём речь:
   -Макароны...макароны... Ах макароны! Да, это макароны! - и продвинула наши подносы дальше, наполняя слипшимся гарниром другие тарелки.
   Желудки мальчишек требовали своё. Мы "умяли" те самые макароны, съели рассыпав
   шиеся от хлеба котлеты. Но напряжение не проходило. Я мысленно спорил с ненавистной
   кормилицей. Не успокоился от обиды и ночью. И слова слагались в складный текст. Я почувствовал толстовское "не могу не писать" и, под утро, сочинил язвительную заметку
   в краевую газету "Молодой дальневосточник". Это был настоящий журналистский зуд.
   Такой потребности "выписаться", мало было за всю мою журналистскую жизнь.
   Едва рассвело, я был у дверей редакции. Чуть позже меня принял завотделом писем Степутенко. Похвалил. Тут же поправил текст. В заголовок вынес удивлённые слова повара о макаронах...
   Опубликовали. Я два дня был звездой местного разлива.
  
  
  
   ПЕРЕБИВКА КАДРА.Радиоцентр Камчатской воен - ной флотилии. КАМОРКА радиста - худож - 0x01 graphic
ника Николая Наврося. По совместительству - кинобудка с квадратной амбразурой в стене. Стол, табуретка, по-морскому "банка", и настоящие банки с "эмалью... белой, зелёной, голубой".ГОЛОС ЗА КАДРОМ - Меня часто спрашивают, что это за фамилия - Наврось. Я родился в селе Нижняя Бреевка, что в Чугуевском районе Приморья. Был одиннадцатым в семье. Прадеды перебрались сюда из брест-литовских земель. Отца Евсея арестовали, когда мне было несколько месяцев от роду. А вернулся он из гулаговских лагерей и застал меня уже подростком. Я с детства прирос к природе и воле. Тайга не "замордовала", не измучила ранним трудом и
   комарами, а осталась необъяснимой тайной. Всегда тянуло заглянуть "вон за ту гору". И зарисовать увиденное... зарисовать. Пытался копировать репродукции картин из журнала "Огонёк", сочинял шаржи на злобу дня из деревенской жизни. А только поменял рогатку на дедову берданку - охота и рыбалка стали моей жизнью.
   На службе в ВМФ я не был убит горем, как некоторые, от военной муштры. Камчатка так Камчатка. Заросшие кустами антенные поля, чистые ручьи, стекающие с вулканов. И они, оба, буквально нависшие над нашим радиоцентром, что в 12 километрах от камчатского Питера. Вулканы стали первыми натурщиками матроса-художника.
   Они же и выдали меня отцам-командирам, сделали рабом оформления агиток, ленинских комнат, красочных стендов о счастье жить по Уставу. И зрело понимание, что надо учиться.
   Как-то оформлял макет к празднику. Заработались. На обед домой пригласил командир - капитан первого ранга Пиастро. Удивительный человек. Классный радист. Выделялся из строя офицеров того времени и в прямом смысле слова. Двухметровый красавец. Грек по роду, стройный, с большими глазами. Умница и книгочей. А я увидел дома этюдник. Удивился весьма. Спросил. Да вот, говорит, мечта всей жизни неосуществлённая. Сначала война, потом звёздочки. И вот уж запас, надеюсь адмиралом... И дал мне настоятельный совет. Совет авторитетного, уважаемого человека: учись, обязательно поступай учиться... Так зародилась мечта - поступить во Владивостокское художественное училище. ПЕРЕБИВКА КАДРА.ПЛАЦ. НА СКАМЕЙ -КЕ У ПЕРЕКЛАДИНЫ ЮРИЙ.ГОЛОС ЗА КАДРОМ:
   0x01 graphic
   В тот год на соревнованиях радиотелеграфистов мне удалось переиграть друга-соперника Германа и стать чемпионом Камчатки. А сначала - изнурительные тренировки от рассвета до заката. До крови из ушей.Но был стимул. Чемпион получал 10 суток отпуска на материк.
  
   Само соревнование по скоростному приёму текстов врезалось в память на всю жизнь. Врезалось напряжением всех сил. Бог дал использовать это напряжение в нужный момент. Я принял текст со скоростью 40 групп /200 знаков/ в минуту, что больше норматива мастера спорта СССР. Для обычного уха и для меня, 50 спустя, - непрерывная трель. Но мастерство радиста, отточенное на тренировках, позволяет принимать текст с отставанием на 3-4 знака. Мне это удалось.
   И в формате нашего повествования интересен такой штрих. 12 ноября 1962 года командующий Камчатской военной флотилией( в/ч 87272) контр-адмирал Н.Гончар вручил мне диплом чемпиона (СЛАЙД ГРАМОТЫ) и копию приказа о тех самых 10-ти сутках отпуска. В середине ХХ века даже крупные военачальники умели держать слово.
   Я во-время получил проездные документы и счастливый улетел на "материк" к мамочке.
   ПЕРЕБИВКА КАДРА. БОРТ ТЕПЛОХОДА "МИХАИЛ ШОЛОХОВ"
   0x01 graphic
  
   Шли вдоль берегов Камчатки. Нос теплохода разрезал изумрудные волны, а вслед пикировали на корму стремительные чайки. Справа по борту - скалистые берега. Казалось, горы спускались прямо к морю. В синей дымке проплывали вулканы Камчатки со снежными шапками...
   А утром был Парамушир - самый крупный из северной группы островов Курильской гряды. Едва мы высадились в Северо - Курильске, как воочию убедились, что значит для этих мест цунами. На берегу лежали полузасыпанные песком остовы шхун, проржавевшие днища рыбацких сейнеров. Это жертвы цунами - гигантской волны, вызванной землетрясением океанского дна в 1952 году. Сразу за околицей Северо - Курильска начали восхождение на вулкан Эбеко. Мы шли взявшись за руки.
   Нас сопровождали два добровольных проводника. В авангарде шествовал верхом на коне Семен Разживин - бывший воин. Замыкал строй, ведя под уздцы своего гнедого, Василий Семёнов.
   Он - главный ветврач района. Недавно закончил Казанский ветеринарный институт и попросился на Дальний Восток. Работал в Тымовском районе, на Сахалине. Захотелось ещё дальше. Отправился на Парамушир.
   Задолго до вершины мы почувствовали дыхание действующего вулкана. Тропа шла по отвесному склону, петляя между фумаролами - трещинами, из которых с шумом вырывались струи серного пара. Рядом булькали гейзеры - фонтанчики горячей воды. Казалось, мы идем не по вершине горы, покрытой толстым слоем пепла, а по огромному котлу, готовому взорваться в любой миг. Впечатление усиливалось гулкими шагами сотен людей.
   Собственно, вершины в виде усеченного конуса, как мы представляли вулкан, на Эбеко нет. Сохранились несколько вершин, расположенных полукольцом. Внизу котловины - три кратера, или, как их называют - кальдеры.
   Один из них заполнен молочно - бирюзовой водой. Мы спустились вниз с помощью каната. Любители купания, презрев ветер и студёную воду, плескались в озерке.
   Осмотрели на Эбеко всё, что смогли. Побывали на восточной части кратера, где гудят и шипят мощные фумаролы. Одна из них называется "Русалка". Почему её так именуют, непонятно. Скорее она похожа на колодец, только вместо деревянного сруба природа соорудила обрамление из первородной серы. Мы откалывали кусочки ярко зелёного минерала, набивали ими карманы - прекрасные сувениры.
   Геологи находили пемзу. Для них на Эбеко было раздолье. Нагрузились камнями, пеплом, серой и сгибались под тяжестью рюкзаков. Представители науки о земле пытались проникнуть даже в самый агрессивный западный кратер. Туристы облепили его кромку и в минуты, когда ветер развевал клубы пара и газа, старались рассмотреть, что там внизу. Группа геологов во главе с кандидатом геолого-минералогических наук Павлом Горяиновым пыталась проникнуть внутрь кратера. Сверху их спуск контролировала Заслуженный геолог России профессор Ольга Ивановна Сергунькова. Её коллеги быстро выскочили, кашляя и плача от газа. Смотрю, моя спутница Ирина напряг -лась, глаза вспыхнули отчаянием.Попросила Ольгу Ивановну повязать длинный жгут, перекинула ноги через барьер серы и пошла по откосу в ядовито-жёлтый туман.Все замерли.Я оторопел. Пробыла недолго. Выскочила со слезящимися глазами, но гордая: я сделала это!
   Мы поднялись на одну из вершинок вулкана. В синей дымке чётко рисовался контур нашего лайнера. Дальше взгляд скользил по плоскому, как ладонь, острову Шумшу, за ним сквозь синь пробивались очертания мыса Лопатка. Левее Парамушира врезался в горизонт идеальный конус острова-вулкана Алаид. С Охотского моря дул свежий ветер. С порывами его казалось, что синь неба пронизывает остров и перемещается к океану. А он, названный когда-то Тихим, ухал прибоем неподалёку за горами.
   Вечером был приём туркменской группы.Мы с Ириной в числе почётных гостей.Руководил группой в престижном круизе босс из Совмина республики. Ему подчинялсь беспрекословно.Наслушались восточных речей, глотнули всяких вин.Конёк вечера- угощение пловом.Типа, в Туркмении готовят лучший в мире плов. Труднопонимаемая традиция - старейшина набвает рты почётных гостей собственными руками.Аксакал в сопровождении двух гостей тщательно вымыл руки и начал потчевать.
   -Я не буду,- шепнула мне Ира.Когда рука потянулась к ней я наклонился и принял вторую пайку.Все засмеялись.Подружка обняла меня рукой и поцеловала.
   -Мне рисинки на губы попали...Вкусно!
   Проводил её до каюты
   -А я сегодня одна...
   -А я сегодня - гладиатор!, -и защёлкнул двери каюты.
   Так мы плыли по океану от острова к острову, как будто наяву, вступая в мир Шахерезады... На Итурупе вовсю светило солнце.
   Экзотика острова началась сразу за посёлком. Мы поднялись на возвышенность, и перед глазами предстала обширная терраса. Она тянулась далеко на север вдоль побережья острова. С востока терраса граничила с необычной рощей. Суровые морские ветры словно ножом подрезали верхушки курильских лиственниц и вытянули их флагами в сторону от моря.
   Зонтообразные вершины деревьев, ярко-зелёный ковер из трепещущих листьев бамбука... Казалось, мы шли по таинственной саванне, ожившей из полузабытых книг Майн-Рида и Жюля Верна. Мы дивились "камышу", срывали ветки с нежными, стреловидными листьями. Сломать же бамбук никто не мог. Он пружинил, как струна, но держался крепко.
   И уж совсем очаровали нас Скалы сказок. Каменистое побережье, изрезанное фьордами, пенные гривы прибоя у подножий скал, превращенных ветрами и морем в сказочных чудовищ, надолго остались в памяти.
   Потом были "рокочущие" пляжи, перевал "Сбрось килограмм" и чудесное озеро "Красивые глаза".
   Радовались отдыху на переходах.Показал Ирине крошечный Матуа, где робинзонил юным моряком.
   -И я хочу,- сказала она.
   -Но там будки с буквой "Ж" нет.- Посмеялись.
   Вечером очередное мероприятие. Выборы "Мисс круиз". ЗА КАДРОМ голос Геннадия Несова, частого директора таких круизов:
   -В рейсах "По морям и землям Дальнего Востока" проводились конкурсы по избранию Королевы круиза.Позднее, подражая американцам, такие конкурсы стали называть выборами "Мисс круиз".Готовились тщательно, превращали вечер в яркое, запоминающееся зрелище.
   У нас в финал вышли две красавицы из восьми. В жюри со мной капитан, а председателем ректор Нижегородского университета искусств. В финале, конечно же, приморчанка , рыбацкий адвокат Ирина и протеже капитана -Вера, актриса знаменитого пеневежисского театра из литовской группы.После дефиле в купальниках - танец. Мнения разделились. Слово за председателем жюри:
   -Я отдаю голос Ирине. Она с партнёром грамотно танцевала рок -н-ролл, держа его за руку!
   УР-А-А! Приморская группа праздновала победу. Мы едва дошли до каюты.
   -Я так переволновалась. Сейчас - никакая.Скорей бы в душ!
   -Ну пока.
   Утром на трапе в ресторан встретил Ирину. Она вся была - лёгкий аромат и свежесть. На ней прозрачная кофточка цвета морской волны и лёгкая юбка чуть выше колена.
   - Здравствуй, - громким шёпотом выдохнула она. Я обнял её за талию. Она вздрогнула и чуть подалась вперёд.
   - Он спит ещё?...
   - Да... Но почувствовал бугорок и зашевелился...
   Я опускаю руки ниже. Пальцы ощутили плоскую резинку трусиков, охватили очерченные стрингами ягодицы и прижали их к напряжённым плавкам. Она вскинула руки за мою шею и на мгновение замерла... Было полное единение, радость доверия друг другу.
   - Завтракаем - и ко мне в каюту. Ленка в люксе ночует...
   Быстро "умяли" лёгкий европейскй завтрак - ноздреватый сыр, два ломтика светло-розовай ветчины, по брикетику масла. Запечатанный стаканчик джема переложила в мою тарелку.
   - Это тебе, сластёна...
   После были красоты Кунашира и Шикотана.Теплоход направился в родной порт.Сильно штормило. Но слева по борту светлело, и появились светлые окна голубеющего неба.
   . На прогулочной палубе шезлонги, пледы, бледные лица. Ирину нашёл у бассейна. .Лежала , до глаз укрытая бордовым пледом. Просунул под него руку.Она повернулась на бок и свернулась " калачиком".Я чуть приподнял её голову и нащупал губы.Мягкие, безвольные. Раздвинул их языком. Без ответа. Сбросила плед.
   - Спущусь в бар, глотну соку...
   - Пойдём.
   - Ты посторожи место.
   Вернулась минут через сорок. Присела. Взяла мою руку холодными пальцами.
   - Пойдём по каютам... Я устала.
   - К тебе?
   - Нет. Вернулась Ленка. Отсыпается.
   Шли по правому борту. Из дверей кают слышалась музыка. . Мои спутники крутили двухкасетники. До сотовых телефонов с FM-радио ещё много лет...А лайнер шёл, разрезая волны, к твоему, моему и её Владивостоку.
   ПЕРЕБИВКА КАДРА. ПЛАЦ РАДИОЦЕНТРА.СТРОЙ МАТРОСОВ В ЧЕРНЫХ ШИНЕЛЯХ.
   0x01 graphic
ГОЛОС АВТОРА: То, что ждали, случилось.Осенью возникла " заваруха" с Кубой. Генсек Хрущёв и президент Кеннеди долго не могли поделить этот остров. ГО ЛОС АВТОРА: ЧТАЕТ ОТРЫВОК ИЗ ПОЭМЫ "Легенда о самом себе":
  
   В верхах "карибский кризис" породили Как будто "задом наперёд" Меня на лодку посалили мы слышали
   не в "Маяке",
   Он штормом
   прогремел
   в радиоцетнре,
   Прошёлся страхом
   в каждом
   моряке.
   Но перст судьбы
   не долог,
   не далёк,
   Нас строем
   по команде
   "вольно",
   Загнали
   в "красный
   уголок" -
   "Хотим
   на Кубу...
   добровольно..."
   И я поставил
   подпись,
   "что возьмёшь..."
   Ведь так всегда
   в подлунном
   мире,
   И плетью
   обух
   не перешибёшь:
   Исчезла в ночь
   элита
   радиоэфира.
   Но сузилась
   моей судьбы
   река,
   И у чиновника
   в погонах
   Наверно,
   дрогнула
   рука
   И пошадила
   чемпиона. ПЕРЕБИВКА КАДРА. ПЛАЦ. К СТРОЮ МАТРОСОВ НАПРАВЛЯЕТСЯ КОМАНДИР СВЯЗИ ФЛОТИЛИИ КАПИТАН ПЕРВОГО РАНГА ПИАСТРО. В добротной чёрной шинели и адмиральской каракулевой шапке с козырьком.
   -Сми-и-ирно!
   -Сынки! Вам приказано выполнить важнейшее правительственное задание - обеспе - чить связью кубинских героев!
   Я стоял в строю. К счастью, Николай в штабе оформлял кабинеты, Герман вернулся на свой Матуа. А я ждал судьбы.
   Голос командра напрягся:
   -Старшина второй статьи Парфёнов , выйти из строя! Остальные -напра-а-а-ву!
   ГОЛОС АВТОРА:
   Я позже,
   двадцать лет
   спустя,
   В мемориале
   под
   Гаваной,
   Где русские
   берёзы
   шелестят,
   Нашёл приют
   их славы
   тайной... ПЕРЕБИВКА КАДРА. МАСТЕРСКАЯ ХУДОЖНИКА
   0x01 graphic
НИКОЛАЯ НАВРОСЯ. ЗА КАДРОМ ГОЛОС АВТОРА. Улица Завойко,6 в известном "моргородке" Владивостока. Пятиэтажное здание из красного кирпича. Первые этажи подъездов - мастерские членов Художественного Фонда Приморского края. Мастерская Николая - не скажу светлая - освещённая.
   После службы на флоте наши пути разошлись. Вернее, пошли предназначенным путём. Он поступил во Владивостокское художественное училище, а я на факультет журналистики ДВГУ. На вступительных экзаменах жили в общежитии училища в "корейской слободе". Потом у Николая был Владивостокский институт искусств. Но на месте не сиделось. С женой Верой подались в Москву и поступили в Строгановку. Экзамены Николай выдержал, несмотря на большой конкурс, и окончил высшее училище на "отлично", по специальности дизайн.
  
   В просторной матерской картины - маслом, акварелью, акрилем. Не десятки полотен. Сотни. А может и тысяча наберётся. Результат труда всей жизни. А сколько разбросано по всему миру в галереях, коллекциях, на стенах друзей! Мне доверена честь видеть процесс рождения картин друга.
   Главная тема приморского художника - берег моря, пенный прибой, наши сопки в любое время года. И небо, небо, небо. Разное и обязательно в облаках. В них ощущается настроение автора. То они светлые, будто прозрачные, то ярко-красные на закате или восходе солнца. Но бывают и мрачные, нависшие над берегом и бурунами осенних волн.
   А море - особая песня. Оно имеет у Николая миллион оттенков. Подчас, необъяснимых, видимых только глазу художника. Вот оно молочно-серое врезается фьёрдом в осенние хасанские сопки. Слева на пригорке остов ольхи с облетевшей листвой, а справа на скалах три крохотные чайки. Белые с чёрными шапочками на головках. Это какая-то сказка, живое чудо, явившееся на землю. И чудо это явил нам человек. Художник.
   Он пишет сказку лёгкой, высветленной цветовой гаммой, цветом, не гаснущим на дальнем плане, и светом, вспыхивающим на поверхности картины по воле автора. Выбранная точка зрения являет живую взаимосвязь неба, воды, кромки берега, приморских сопок. Автор сделал нас участником мгновения.
   А вот шедевр, по моему восприятию полотна. "Бухта Песчаная", холст, акрил. Здесь выражена квинтэссенция красоты нашего уникального края. В картине много моря. Именно в ней оно имеет тот самый миллион оттенков. Зелёное с голубым тиснением вдали, тёмно-синее с чёрными тенями прибрежных скал и яркое, многоцветное, переходящее в белопенные буруны, у берега. И светлые с красноватым фоном сопки дальнего берега, и чайки, теперь в полёте, на переднем плане. И белый маяк на мысе справа, как символ воли и силы человека.
   Николай Наврось в пейзаже - чистый романтик. Он нашёл свою интонацию в отражении природы и никогда не делает пейзаж "один к одному". Я много раз видел отражённые на полотнах места, узнавал их, но и ощущал, как выразительно и возвышенно увидел мастер уголок природы.
   Этот вечный поиск приёмов и средств не делает жизнь художника безмятежной и спокойной. Очень долго и трудно пишет иногда мой друг картину. Пишет несколько лет, изводя себя неудовлетворённостью процессом.
   Да, были на земле репины, суриковы, коровины... Но откуда такое видение мира у мальчишки из чугуевской тайги. В какой небесной канцелярии распределили талант будущему выпускнику строгановской академии, члену Союза художников России.ПЕРЕ
   0x01 graphic
БИВКА КАДРОВ.Борт авиа лайнра. Рейс Москва -Гава -на(КУБА).Перелёт 18 часов с посадкой в Рабате(Марокко)Тишина, кроссворды, полудрё -ма, бесшумные стюардессы. В салоне 40 приморцев летят на отдых в Карибский рай.Тур -изм за границу - моя работа почти 20 лет. ГОЛОС ЗА КАДРОМ. Несов Геннадий Иванович: Помотала судьба Юрия Парфёнова по земному шару. После факультета журналистики ДВГУ руководил отделом рекламы и печати Дальневосточного пароходства, новая для тех времён структура, избран председателем профкома управления ДВМП, выдвинут в Приморский крайсовпроф на должность заведующего отделом по туризму за границу (позже - международный отдел). И в каком бы ранге ни трудился Парфёнов, он не терял журналистскую форму. Печатался в десятках журналов страны, спецкором престижной газеты "Труд" побывал на стройках ХХ века - БАМе Бурейской ГЭС, в порту Восточный.Прошёл Камчатку и Курилы. И повсюду оставил свой печатный след. Особенно удалась ему морская тематика.
   Нельзя без волнения читать очерки Юрия Павловича об ушедших от нас, незабываемых капитанах дальнего плавания Николае Артюхе, Валентине Бянкине,Борисе Коневе,Лео -ниде Ляшко,имена которых начертаны на бортах теплоходов пароходства.
   А капитан-ледокольщик Борис Константинович Конев стал "летописцем" полярного флота. Его книга "Где сходятся меридианы", выпущенная Дальневосточным книжным издательством в литераткрной записи Юрия Парфёнова, и сегодня на книжных полках у людей, интересующихся освоением Севера.
   Трогательны воспоминания о Валентине Петровиче Бянкине, бывшем начальнике Дальневосточного Ордена Ленина морского пароходства.Это был великий человек. "Капитан дальнего плавания,- повествует в книге Парфёнов,- руководил людьми в масштабе, ограниченном бортами теплохода. А "на берегу" стал во главе 50-тысячного коллектива, энергично,умело и спокойно строил работу в непростой должности.Я это видел ежедневно...". В очерке показан только один эпизод взаимоотношений руководителя и лидера профорганизации, и в нём виден широкий кругозор Валентина Петровича, умение найти главное даже в "мелких делах". Судьба Бянкина трагична. Умом, энергией и самостоятельностью он не вписался в "совковую" действительность, и доведён ею до трагической кончины. Но люди помнят этого человека. И бороздит моря и океаны мощный контейнеровоз, названный его именем. ПЕРЕБВКА КАДРА. БОРТ АВИАЛАЙНЕРА.КРУПНЫЙ ПЛАН И ГОЛОС АВТОРА:
   Я лечу с группой на Кубу надеюсь найти могилы погибших сослуживцев в 1962 году. КРУПНЫЙ ПЛАН.Самолёт кружит над утренней Гаваной.ГОЛОС АВТОРА:
   Прилетели в пять утра и нас при ветствовала на бессонных улицах столицы бренчащая на гита рах молодёжь. Как будто и не пять утра на часах. И мы стрях нули усталость длительного перелёта и заметно повеселели.
   Все ждали рассвета. Он приходит на Кубе мгновенно. Ещё темно, а уж в сумерках различаешь глыбы домов, веерные кроны королевских пальм и вечное движение океанских волн. Не успеешь отметить приметы просыпающегося города, как его омывает светом огромное красное солнце. А чёрная линия каменного парапета набережной Малекон кажется сценой, где через мгновение начнётся жизнь.
   Едва взошло солнце, кто-то распахнул окна безбалконной гостиницы "Националь" и замер, поражённый картиной. Громадный голубой залив обрамлён идеальной подковой набережной. Через её парапет перехлёстывали белопенные волны.
   ...Да, это Гавана, набережная Малекон, так много раз виденная на открытках, знакомая по кинофильмам. Здесь даже мы, приморцы, избалованные морскими пейзажами, были поражены бело-розовым городом, залитым утренним солнцем. Он словно бы обнял руками-мысами гаванский залив и теснит его в океан каменными глыбами домов.
  
   Шесть дней в Гаване прошли как в сказке. Особенно впечатляет средневековая часть города. Узкие, зажатые каменными домами улочки, дворцы, обнесенные крепостными стенами, бастионы на побережье, ощетиненные жерлами пушек. Одно из древних сооружений и сейчас служит людям. Это знаменитый гаванский маяк, ставший символом города. Я снял его на плёнку в разное время. Но особенно прекрасен маяк на закате солнца.
   . Побывали мы и в национальном парке Гуама. Здесь тишина и спокойствие. Как и много веков назад, когда на берегу лагуны жило большое индейское племя. Создатели заповедника восстановили былой вид индейской деревни и назвали её по имени вождя умершего племени - Гуама.
   На сваях стоят 44 индейских хижины. Строили их по индейскому методу - из пальмы и покрывали пальмовыми листьями. Так строило жилища древнее индейское племя таино четыре века назад.
   На правом берегу лагуны кубинский скульптор Рита Лонго поставила глиняные скульптуры индейцев в натуральную величину. Я скажу вам - стоят как живые.
   Вот на переднем плане напрягся рыболов. Вот морщинистая усталая старуха стирает в глиняном корыте. Развеваются на ветру седые пряди волос, как высохшие водоросли. Чуть дальше тоненькая женщина ласково смотрит на младенца и что-то поёт ему, как все матери мира...
   Мы, восхищённые бродили по настоящей индейской деревне. По её плетёным тёмно-коричневым мостикам, которые пересекают искусственные речушки. На дне их ныряли разноцветные рыбы. Зрелище незабываемое.
   А в нескольких десятках километров от Гуама - царство крокодилов. Питомник находится на территории парка. Здесь, как нигде ощущается уникальность Кубы - удивительного острова. На океанских ветрах легко переносится тропическая жара. Нет в том краю ни москитов, ни комаров, ни мошки. Не водятся крупные хищники. И даже крокодилы прижились в одном месте - на заболоченном полуострове. Теперь там питомник. Он обнесён густой металлической сеткой. Так что мы фотографировали рептилий и не боялись, что цапнут за ногу зубастой пастью.
   А они - такие красавцы. Блаженствуют в холе и сытости. А раньше их били, стреляли и даже взрывали. Мясо крокодила напоминает свинину. Из жира его изготовляют целебные снадобья. Ну а главный предмет охоты - красивая, лёгкая и прочная, особенно в шестой год жизни, кожа. Живут крокодилы 70-80 лет. И сейчас в 18 больших озёрах их больше 20 тысяч.
   ...Мы у одного из озёр. Гид Франциско раздобыл нам в достатке белых булочек. И вся крокодилья армия приплыла полакомиться и подраться друг с другом. Зрелище - не скажу приятное - необычное!
   Удивительна природа на Кубе. Красив кустарник трамбуяк, достигающий высоты пяти метров. Цветы на нём - белые, синие, красные, малиновые, жёлтые... Многие из нас впервые видели своими глазами, как растут кактусы, ананасы, манго, лимоны, кофе... На Варадеро мы видели тропический дождь. Только что ярко светило солнце, на небе - ни облачка. Вдруг собираются тёмные тучи. Накрапывает мелкий дождь - и с неба обрушивается масса воды. В двух шагах ничего не видно. Даже движение автомобилей на улицах прекрашается. Ливень идёт минуты. И снова светит солнце. Поток воды уходит в море.
   ...Мои спутники снова на Малеконе, на набережной, как во Владивостоке, фотографии -руют памятники. А я нашёл под Гаваной памятный мемориал, где похоронены мои сослу -живцы. Аккуратные аллеи плит с датами рождения - у всех 1939 - 1940 годы. Я написал об этом в поэме:
  
   Мои годки -
   ровесники
   лежат,
   Лежат,
   хранят
   младые годы,
   И только
   пальмы
   сторожат
   Защиту Острова
   какой-то там
   Свободы...
   В строю
   и звёзды,
   и кресты -
   Осыпаны
   кубинской
   галькой,
   Ушли под
   плиты
   их мечты
   И будущие
   Тани
   и Витальки...)
   Они ушли.
   А мы остались
   жить,
   Решать своей
   судьбы
   заданья,
   Учиться,
   водку пить,
   дружить...
   Пылинки
   в буре
   мирозданья!
  
   ПЕРЕБИВКА КАДРА. МАСТЕРСКАЯ ХУЖОЖНИКА НИКОЛАЯ
   НАВРОСЯ на Завойко. 6, Владивосток.
   0x01 graphic
Июль 2010 года. Три товарища снова вместе. Отмечают День ВМФ и 50 -летие бескозырки, сохранённоё Юрием. Художник Николай как будто бы не зменился. Чуть погрузнел, шар плотных волос седой. Лицо в тёмной бороде с проседью. Публицист и поэт Юрий - лысый. Подстрижен под "ноль", поэтому залысины чётко и глубоко врезаются в макушку. Бизнесмен Герман самый худощавый, с тонкими чертами лица и бородкой-эспаньёлкой. Выделяются яркие, молодые губы. И общая для троих манера говорить, сидеть и слушать друг друга. НЕ ЮНЫЕ МАТРОСЫ - СЕМДЕСЯТИЛЕТНИЕ МЭТРЫ.
   Стол вдоль окон накрыт морскми и лесными дилекатесами. Их добывает сам Николай на "фазенде" в Андреевке Хасанского района. Смотрим, смотрим и смотрим полотна художника. Восторгаемя.Идет ТРИАЛОГ среди картин, мольбертов и этюдников.
   - После Строгановки начинал дизайнером с окладом в 120 рэ. Не разгонишься. В Томске сколотили предприимчивую группу. Не скоро, но наладили работу. Проектировали интерьеры. Освоили сграффито, роспись, мозаику, гобелен, металл. Учили и учились, как в бою, на ходу. Стало получаться. Доросли работами до представительных выставок всех рангов. Пробился в действительные члены Союза художников. А это уже ранг, важный для того времени.
   - Приближалось всесоюзное признание?
   Не говори... Как-то на Крымской набережной (новая Третьяковка) открылась Всесоюзная выставка. Мотаемся с коллегами по залам. И тут однокурсник "шуткует": "Я с тобой Евсеич, как с равным, а ты среди мэтров представлен". Ведёт в зал, где между Оссовским и Ивановым (большие московские мастера) - моя работа в простой деревянной раме. И вроде к месту. А вокруг десяток строгановцев собрался. Пришлось зал в ресторане "Арбат" занимать. Слава!
   - Я и сейчас стараюсь не пропускать вернисажи и выставки в России. Хорошие встречи и знакомства были в Иркутске, Барнауле, Кемерово, Екатеринбурге. Как-то в Омске долго общались с Андреем Яковлевым. Он, как никто, пишет Север. Продолжаю дружить с томским мэтром Александром Шумилиным. Он с весны до осени ездит по Сибири. Каждая его работа - поэма!
   - Да и здесь у вас на базе в Андреевке не меньше радости?
   - На приморском побережье своя прелесть. "Мотаюсь" до осени от мыса Гамова до Хасана. В Андреевке ещё держится сообщество художников. Освоили ныряние. К столу всегда есть морепродукты. Ну а осень в Приморье несравнима. Холсты только отлетают.
   Всю зиму дописываешь.
   Но и время летит. Позади 50 и 60. И ещё много не успел сделать. И внуки растут. И всё чаще задумываешься над холстом. А нужно ли кому это? А есть ли в моей работе смысл...
   Но выйдешь на берег. Окунёшься в закат, и руки сами тянутся к этюднику.
   Значит, жив художник.
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"