Аннотация: Имена, названия, события, обстоятельства вымышленные. Любое совпадение с реальностью является случайным и непреднамеренным...
Народное отделение было вторым по количеству мальчиков. После духового. Вернее, духовое, оно всегда преимущественно мужское. А на народном мальчиков и девочек, как правило, бывало поровну. Остальные отделения музыкального училища - фортепианное, струнное, хоровое, теоретическое - можно называть женскими.
Мы учились на народном, но почему-то c нашим курсом приключилась демографическая ошибка. В нашей группе было двенадцать девочек и всего три мальчика: Витковский, Дубов и Сурков. Все трое играли на баяне. Правда, Владик (сам он называл себя на польский манер, подчеркивая ударение на второй слог - ВладИслав) Витковский, не только звучным именем, но и внешне больше смахивал на скрипача-виртуоза: черные пышные волосы до плеч, неизменный галстук-бабочка, костюм. С такой наружностью баян не сочетался вовсе. Зато двух других, абсолютно рыжих, и видимо из-за этого имеющих одинаковое выражение лиц, почти всегда (исключая "праздничные" для любого студента дни экзаменов) одетых в свитера и бесформенные брюки, можно было представить разве что... балалаечниками. То есть все равно народниками.
На первом курсе нас успокаивало количество парней на старших курсах. Было перед кем покрасоваться, а если повезет и пококетничать. Но учебный год пролетел быстро, и основная часть мало-мальски привлекательных кадров разъехалась по консерваториям и кулькам - разным "культурным" академиям и институтам. А мы, уже второкурсницы, удивлялись, как повезло толстухам с первого курса: в их группе образовалась полная гармония инь и ян.
Дубов и Сурков, все ещё не осознавшие прелести своего положения, пока находились в состоянии балласта, и только Владик, мечтавший об актерской карьере, поддерживал девчачьи заигрывания. После окончания второго курса Владик решил сделать шаг к осуществлению мечты. Забрав документы из нашего училища, он поехал поступать в Саратовское театральное, где благополучно провалился (лично мне он сказал, что его подвел рост - ста семидесяти четырех сантиметров оказалось недостаточно). Назад в баянисты Владик возвращаться не захотел.
Таким образом, к третьему курсу в нашей группе осталось всего два мальчика. Ещё несколько хлопцев было на четвертом курсе, но не дюже гарных. А их Вовка Пахарев, был вообще не от мира сего. Вроде "вещи в себе", существующей вне и независимо от сознания... Странная внешность - очень высокий лоб, редкие светлые волосы до плеч, неуклюжая фигура - не только намекала на его психологические проблемы, но и давала сокурсникам повод над ним посмеяться. К счастью, монстров-издевателей на нашем отделении не наблюдалось. Пахарев сильно не страдал, и сам был вполне безобидным.
Итак, мы успели смириться с суровой статистикой и радовались тому, что появились серьезные предметы, вроде политологии и политэкономии, которые у нас совмещались с группой духовиков. Как вдруг...
Вова Филимонов не представлял собой ничего особенного. Он, как и остальные мальчики играл на баяне. Также как остальные играл средне, звезд не хватал. Обстоятельства его ухода из Чебоксарского училища были покрыты тайной. В самом деле, надо ведь иметь какие-то причины, чтобы вот так взять и после "экватора" переехать в другой город. Их никто не знал. Но так как из-за ухода Владика в сводном оркестре организовалась маленькая проплешина, Вову приняли в нашу группу... В нашей группе снова стало три мальчика.
Некоторые предметы были у нас индивидуальными, поэтому перерывы между уроками часто случались большие, иногда по нескольку часов. В это время можно и погулять и поболтать, а иногда и что-нибудь поучить.
Начиналась зима, на улице сильно похолодало. Гулять по улицам не хотелось. Побродив по училищу в поисках удобного местечка, мы с девчонками пошли в своё отделение. Все-таки самым уютным местом для нас был наш "закуток" - дальний угол на втором этаже старинного здания училища, построенного в виде буквы "П". Наверное, в те времена, когда в этом здании учился первоклассник Володя Ульянов, сразу за большими дверями размещалась большая классная комната. Теперь же на её месте вдоль одной стены было продолжение коридора, а с другой отгорожено два кабинета (в них у нас проходили уроки специальности). В конце коридора находилась ещё одна дверь, а за ней вход в инструменталку (склад инструментов) и спуск на первый этаж. Здесь в углу на подоконнике сидела Ладушкина и горько рыдала.
- Ты чего, Тань? - спросила Алсу, как можно участливее.
- Кошелек... - всхлипывала Ладушкина, - кошелек пропал, а там стипендия...
- Ты везде посмотрела?
- Вот! - Ладушкина вывалила содержимое сумки на подоконник. Кошелька не было.
Как-то механически сами собой наши руки потянулись в свои сумки, проверять наличие кошельков. Наши-то были целы. И что посоветовать Ладушкиной мы не знали. Знали только то, что в отличие от нас, полноправных собственников своих стипендий, она, не потратив ни рубля, всю стипендию отдавала маме. Это был один из воспитательных принципов её родителей, которые держали Таньку в ежовых рукавицах. Однажды Ладушкина не спросив разрешения мамы, потратила несколько рублей из стипендии на шоколадку. Родительница устроила Таньке такую головомойку, что утешать сокурсницу пришлось всей группе.
Два дня мы обсуждали кражу, отрабатывали разные версии случившегося. В наших предположениях доминировали две гипотезы: или Танька кошелек посеяла, что вполне правдоподобно, или... как-то даже странно, но... у нас завелся воришка! В любом случае, мы с девчонками решили, что теперь не следует оставлять свои сумки без присмотра.
Приближался новый год. Снова вместе с пушистыми снежинками закружилось в воздухе ожидание чего-то волшебного... Улицы и витрины, украшенные гирляндами, хрустящий под ногами снег, блестящий днем на солнце, а вечером в свете фонарей, елочные базары и большие елки, наряженные игрушками, которые сделали школьники. Самый лучший, самый веселый праздник. И обязательная новогодняя вечеринка в коллективе, членом которого ты являешься на текущий момент жизни.
Время проведения мероприятия в училище было регламентировано: двадцать девятого декабря до двадцати четырех часов. Место проведения общей дискотеки - концертный зал. А для застолья наша группа застолбила буфет. Так уж сложилось исторически, что и директор нашего учебного заведения, и завуч по учебной части были народниками. В этом была прелесть народного отделения - мы имели некоторые привилегии, и потому получить самое козырное место для вечеринки нам не составило труда. Главное, мы опередили нерасторопный четвертый курс, которому пришлось довольствоваться инструменталкой.
Буфет находился рядом с нашим закутком, а точнее прямо под ним на первом этаже. Кто-то принес салат, кто-то торт, кто-то посуду. Юля Николаева принесла новый магнитофон - подарок родителей на день рождения. Начали, как и планировали, только в тесном кругу своей группы. Вскоре к нам присоединился четвертый курс. Затем откуда-то появились второкурсники... Отмечали от души. Так, как будто грядет какой-то исключительный Новый год, такой, какого никогда еще не было, и потом никогда уж не будет. Ближе к двенадцати ночи половина компании почувствовала, что новый год отпразднован на славу и расползлась по домам, а вторая половина начала медленно рассредоточиваться по более или менее пригодным для сна местам: подоконникам, столам, стульям. Кое-кто пристроился прямо на полу под батареей, подстелив куртку. Юля Николаева ушла домой, когда народ ещё веселился, поэтому магнитофон она оставила.
После праздника мы встретились довольно скоро - на второе января был назначен экзамен по специальности. Ожидая в коридоре свой черед сдаваться (очередность была произвольной - кто созрел, тот идет), мы обсуждали вечеринку и делились ещё свежими впечатлениями от встречи нового года. И вот тут неожиданно выяснилось, что магнитофон Николаевой пропал.
Ясно было одно: кошелек и магнитофон - звенья одной цепи.
- Первокурсников с нами не было - рассуждала Света Григорьева, которая хоть и пила в тот вечер, но к концу вечеринки оставалась одной из самых трезвых, - Кто оставался... Из наших - я, Дубов, Филимонов, а с четвертого курса - Людка, Танька, Смирнов и кажется ещё Пахарев был. Или не был... Со второго... не помню...
- Дубов вряд ли... С чего бы это ему на третьем курсе воровать начинать? Смирнов точно нет... Уж не Володя ли это? Мне он что-то не нравится - Алсу покинула гулянку в первых рядах и теперь рассуждала с точки зрения собственных симпатий. В том, что это был кто-то из мальчиков, она ни минуты не сомневалась.
- Вот, кстати, девчонки, кто-нибудь знает, почему он перевелся в наше училище? А может, его за воровство выгнали!
- Вообще-то он и правда странноват... Вроде есть в группе, а вроде и нет... как привидение. И смотрит он как-то... тяжелый у него какой-то взгляд... - мне этот Филимонов тоже не нравился.
- Наверняка он чуваш - из Чебоксар ведь! - Алсу продолжала развивать тему - Чуваши -народ странный: язык у них происхождения тюркского, как у мусульман, а вера - христианская! Причем служба в их церкви на чувашском языке идет! А ещё девчонки с хорового отделения рассказывали, что бабки-гадалки в эту чувашскую церковь людей отправляют, когда сами помочь не могут...
- Зачем это?
- Не знаю, и знать не хочу - Отрезала Алсу и что-то быстро проговорила на татарском.
Итак, некоторые факты действительно указывали на Филимонова, таким образом, он оказался главным подозреваемым оказался. Слух распространился быстро. А мы стали строить планы как вывести вора на чистую воду.
Самой подходящей нам показалось предложение Григорьевой. Был у неё один знакомый из милиции. Он посоветовал Светке использовать в этом деле химическую ловушку: оставить кошелек-приманку, а в него насыпать специальное вещество - красный порошок родамин. Сразу, как только этот кошелек будет открыт, случится выброс родаминового фонтана. Увернуться никакой возможности не будет - все произойдет в одну секунду, а потому тот, кто откроет "ничейное" портмоне будет ярко окрашен, причем краска смоется нескоро.
Мы решили, что способ годится, а знакомый пообещал достать родамин.
Вскоре о готовящейся операции узнал почти весь курс...
Света была не худой и не полной, не низкой и не высокой, не красавицей и не уродиной, не слишком умной и вовсе не глупой - она была средней, нормальной, обыкновенной. Разве что глаза у неё были большие красивые карие, обрамленные длинными черными ресницами. Приехала она из маленького поволжского городка и жила в общежитии, потому что родственников у неё в нашем городе не было.
Как-то вечером, когда Григорьева занималась, в закутке вдруг появился Вова. Слово за слово беседа затянулась - Светка поболтать любила. Время было позднее и Вова, как настоящий джентльмен, вызвался проводить Светку до общаги. Эту процедуру Вова стал проделывать регулярно. И хотя Григорьева на самом деле чувствовала какую-то корысть, думать об этом она не хотела, потому что уж очень ей нравилось иметь поклонника - ещё бы не понравится, с таким-то дефицитом потенциальных кавалеров. А Вове будто бы и самому стала нравиться эта роль.
Когда знакомый принес-таки родамин, первым и главным другом Светки уже стал Филимонов. И кто же ещё должен был помогать Григорьевой в поимке вора на живца?
Света подложила кошелек с порошком в пакет, который оставила аккурат на пианино в одном из двух кабинетов народного отделения ...
Если бы в нашем училище выпускалась ежедневная газета, то на следующий день на первой странице самыми крупными буквами было бы написано: "Преступник пойман на месте преступления!". А ниже рассказывалось бы о блестящей операции по разоблачению вора, проведенной третьекурсниками народного отделения. Но газеты не было. В роли СМИ выступила Света Григорьева - у неё для этого были неплохие данные: громкий голос и самый широкий круг общения. А хитрый порошок, хоть и назывался красным, но раскрасил физиономию злоумышленника в жизнерадостные зелено-желтые тона. Филимонов хорошо постарался, чтобы его чудаковатый тезка Пахарев залез в пакет и открыл кошелек...