Аннотация: Сказка о том, как важно в нужный момент найти близкого человека.
Свеча горит слишком тускло, чтобы полноценно освещать всю комнату, поэтому я вижу только Мелену, причесывающую красивые светлые кудри, да Нири, лениво подшивающую костюм. Небольшое помещение кажется тесным даже для трех человек, что уж говорить о тех вечерах, когда большая часть девочек клиентами не занята, и ошивается в комнате отдыха.
Я пью сок, оставленный с завтрака, хозяйка салона мне дала, в честь Дня Рождения. Апельсиновый, очень вкусный. Разведенный, конечно, но фрукты я уже лет десять не видела, сойдет и это. Обычно клиенты с нами вкусностями не делятся, только Мари попадает, уж больно милая девчонка, постоянно ей мороженое покупают. А я хоть и красивая, все-таки обычная.
Большое зеркало отражает меня, но я старательно отвожу взгляд от его гладкой поверхности. Не очень хочется видеть следы, оставленные последним клиентом. Да и созерцание собственной внешности пользы никакой не принесет, а вот сок - вполне себе. Я вижу, как Нири бросает на меня завистливые взгляды, но знаю, что она никогда не попросит. У нас табу: подарки ни с кем не делят. Слишком ценны они в подобном заведении. А я чувствую в себе потребность поделиться, но не могу побороть жадность, не могу добровольно лишить себя такого наслаждения.
Наконец, когда в стакане остается чуть меньше пятой части, я заставляю себя успокоиться.
- Девчонки, допейте сок, - я протягиваю стакан Нири, зная, что она обязательно поделится с сестрой.
Мелена округляет глаза.
- А ты, Кади?!
- Не хочу больше, - лгу я.
Они видят по моим глазам это. Но тоже не могут себя перебороть и отпивают по глотку, пока сок не заканчивается. Когда я вижу искреннюю благодарность в их глазах, я понимаю, что все сделала верно, и тиски жадности отпускают меня. Наверное, счастье все-таки нужно делить с кем-то, тогда оно приумножается. Радоваться, в то время как от моей радости кому-то больно, я не могу.
- Спасибо, - Нири благодарит меня, широко улыбаясь.
И я невольно улыбаюсь в ответ, тянусь к ее руке и пожимаю ее. Мы часто поддерживаем друг друга, по-другому не прожить.
-Кади, ты когда работать начинаешь? - спрашивает Мелена.
- Сегодня ночью, - вздыхаю я, стараясь не думать, кто придет сегодня.
- Хочешь, я за тебя выйду?
Наверное, кому-то смешно слушать, как за пару глотков сока эта красавица готова лечь в постель с чужим клиентом. А мне не смешно, мне горло сдавливает от благодарности. Но как бы ни говорили мне все чувства согласиться, как бы ни желала я как следует выспаться, я не могу на это согласиться. Поэтому я мотаю головой, но благодарно улыбаюсь. Мелена не настаивает, и я понимаю, что она надеялась, что я не соглашусь. Второй раз за десять минут я испытываю приятное чувство: мы вроде как ближе стали. А это дороже нескольких часов сна.
***
Я поправляю платье, пока Нири заплетает мне волосы в "корзинку". Сегодня мой образ: леди из высших кругов общества. Длинное светло-голубое платье, полупрозрачное, но все же красивое. На такие вещи у хозяйки особый нюх: хоть и пошло, но взгляд невольно останавливается. В придачу к платью идут легкие перчатки и кружевной вязаный зонт. Немного глупо этот наряд смотрится в период проливных дождей и в обстановке, нарочито вычурной, салона, но сказка, которую он несет с собой, неизменно оставляет след на моем настроении.
- Готова, Кади? - Нири старается говорить так, будто все это - обычное дело.
Для нее - может быть.
- Конечно, - я киваю и подхватываю зонтик.
Спускаюсь по винтовой лестнице в холл, где Касси занята бумагами, и кидаю неуверенный взгляд на хозяйку.
- Восьмая комната. Два часа.
Не совсем то, на что я надеялась, но, в принципе, лучше, чем на всю ночь.
Восьмая комната находится почти в самом конце коридора. Это, конечно, не лучший номер, но и не самая паршивая комнатушка, по крайней мере, кровать там есть.
Как всегда, прежде чем войти, я несколько секунд собираюсь с духом, успокаивая трясущиеся руки. Только окрик Касси заставляет меня в последний раз проверить платье и отрывисто постучать.
Этот звук, как мне кажется, эхом отдается в моей голове.
- Войдите, - мужской хриплый голос доносится изнутри.
Толкаю дверь, придерживая зонтик. На миг теряюсь, ища взглядом клиента, но, будто бы с запозданием вспомнив правила, цепляю ласковую улыбку. С Днем Рождения, Кади.
***
Из распахнутого окна до меня долетают капли дождя. Но я не прячусь, лишь одергиваю ночную рубашку и подхожу ближе, наблюдая за часами, что отсчитывают время, отведенное клиенту. Совсем чуть-чуть осталось, не больше пяти минут.
Я смотрю вдаль, наслаждаясь этой свежестью, которая дарит приятную прохладу и безжалостно уничтожает чужой запах с моего тела. Едва слышно смеюсь, а зачем, сама не знаю. Наверное, попытки быть выше, чем вся эта мерзость - последнее, что мне осталось.
Мое внимание привлекает шум, доносящийся из холла. Любопытство просится наружу, но убегать до окончания времени нельзя, даже если клиент спит мертвецким сном. Правило, нарушение которого карается увольнением. На улицу я не хочу, была уже. Лучше уж здесь, по крайней мере, тепло, да и кормят. Так что я послушно жду, пока весь песок не окажется внизу, и лишь потом выскакиваю смотреть, что же там случилось.
У нас в салоне редко бывают драки: трое сыновей Касси вполне справляются с любителями побуянить.
Я осторожно выглядываю из-за колонны, помня, что на мне лишь ночная рубашка, а платье, порванное клиентом, осталось в комнате.
Трое мужчин, каждый из которых с легкостью мог сломать хребет обычному взрослому мужчине, посмеиваясь, избивают человека. Судя по всему, клиента: об этом свидетельствует отсутствие на нем рубашки и характерные следы, что любят оставлять девчонки...
Они бьют не спеша, наслаждаясь властью и превосходством, по очереди, смеются и издеваются. Мужчина почти не шевелится, но еще в сознании: пытается вытереть кровь с губы и подняться. Естественно, без особого успеха. Он уже сильно избит и вряд ли доберется до дома самостоятельно, скорее, погибнет где-нибудь, тем более что ночью холодно. Я не сомневаюсь, что в скором времени его вышвырнут на улицу, предварительно отняв все ценные вещи.
Старший из вышибал что-то говорит братьям, и те гогочут, продолжая избивать этого человека.
Почему-то я не выдерживаю. Словно кто-то, стоящий за моей спиной, подталкивает меня, и я буквально вылетаю в центр холла, одновременно жутко пугаясь собственной дерзости и смущаясь откровенного наряда. Прежде чем поскользнуться и упасть на колени, я замечаю в глазах сыновей Касси интерес и пугаюсь еще сильнее.
- Кто это тут у нас? - насмешливо интересуется один. - Не та случаем, с которой этот... развлекался?
- Нет, - отвечает ему второй. - Та не выходила, это мелкая самая, шныряет тут, строит из себя благородную.
И вовсе он не прав, ничего я не строю. Просто пытаюсь сохранить в себе что-то, присущее леди.
- Чего выскочила? Давно не получала? - спрашивает у меня третий.
Я сглатываю, но ответить ничего не могу: то ли страх завладел разумом, то ли я сама не знаю, зачем это сделала. А мужчина тем временем слабо стонет и пытается подняться. Мне почему-то очень жаль его, я почти физически чувствую, как сжимается сердечко.
- Не трогайте его, - тихо и жалобно произношу я. - Ему же больно.
Взрыв хохота меня на мгновение оглушает, я вздрагиваю, но от несчастного не отхожу.
- Дура, - сквозь смех стонет один их сыновей Касси. - Это ж сволочь конченая, он твою подружку...эту...рыженькую, чуть до полусмерти не избил. Садист проклятый. У нас уговора на извращения не было, мы что, его теперь облизать должны за то, что он нам девчонку из строя вывел?
Мне кажется, я совсем не понимаю, о чем они говорят. То есть, вроде бы слова все знакомые, но общий смысл до меня не доходит. И я не двигаюсь с места, лишь чувствую непреодолимое желание помочь... И правда, дура.
Я слышу быстрые шаги, поднимаю голову и вижу Касси. Ее глаза горят возмущением.
- Что тут происходит?! Я сказала проучить этого подонка и вышвырнуть его! Кади, что ты здесь делаешь?! Клиент уже ушел? А ну, марш спать, завтра с утра еще работать!
- Она его защищает, мам, - подает голос старший.
- Защищает? - Касси недоверчиво щурится, осматривает меня, и я замечаю, как раздражение на ее лице сменяется жесткой усмешкой. - Вот и вышвырните ее вместе с ним. Все равно толку от нее мало, клиенты жалуются. А так хоть узнает, в каких шикарных условиях жила здесь.
Касси кривится и отворачивается, а я, не веря в ее слова, разрываюсь между желанием броситься к ней и умолять, чтобы она не выгоняла меня, и помочь этому мужчине, который все-таки встает. Вслед за ним неуверенно встаю я, не зная, что делать, одергивая рубашку, краснея под изучающими взглядами сыновей Касси.
- Давай, парень, - старший из сыновей хлопает избитого мужчину по плечу и подталкивает к выходу. - Тебе здесь больше не рады. В следующий раз тебя вынесут и закопают, понял?
Он, шатаясь, бредет к выходу. А я, чувствуя, как холод от каменного пола пробирает до костей, стою на месте.
- Чего застыла? - бросает мне Касси. - Вон, я сказала! Раз защищаешь всякую мразь, за ней и отправляйся!
Я разворачиваюсь, чтобы одеться, понимая, что осталась без работы, жилья, еды, тепла...
Касси смеется своим любимым смехом: высоким, нарочито легким.
- Сэм, - она кивает старшему сыну.
Прежде чем я успеваю среагировать, он хватает меня за волосы и выводит за порог. Толкает в спину, отчего я падаю на колени. Чувствую боль и холод, вскидываю голову, но вижу только закрывающуюся дверь салона. Места, куда меня больше не пустят.
Обида накрывает так внезапно, что я не успеваю сдержать слезы. Плачу я не от того, что в бордель больше не вернусь, а от того, что идти мне некуда, очень хочется есть и спать, да и холод заставляет дрожать. А еще там, в общей комнате, в потертой шкатулочке остался кулон, доставшийся от мамы, единственная память, частичка жизни, о которой я мечтала и в которую надеялась попасть.
Капли дождя стекают по щекам, смешиваясь со слезами, я только размазываю грязь, стараясь вытереть их. Понимаю, что не должна сидеть вот так вот под дверью, заплаканная и потерянная, но совершенно не представляю, куда могу пойти. Босиком, в одной рубашке...Лучше уж в реку сразу, наверное.
Я чувствую рядом с собой чье-то присутствие. Вскидываю голову и вижу того самого мужчину.
- Идем, что ли, - говорит он, указывая куда-то.
Я оборачиваюсь и вижу экипаж.
***
Кожаные сидения и шелковые занавески говорят о том, что обладатель экипажа крайне богат. Постепенно я согреваюсь, перестаю дрожать. Не думая, что он скажет обо мне, подтягиваю ноги к груди и смотрю в окно. На деревья, на рассветное небо, на редких прохожих, на другие экипажи. Думаю о том, что теперь будет со мной, где я буду жить, что есть... Ругаю себя всеми словами: и зачем я полезла защищать этого мужчину? Почему глупость, пришедшая на ум так внезапно, толкнула меня в буквальном смысле на улицу, на холод, в одной рубашке, голодную и измученную?
- Глупая ты, - говорит вдруг мужчина, не глядя на меня.
Я молчу, рассматривая его красивое и совсем не старое лицо. Хоть на нем и видны следы драки, оно не похоже на лицо пьяницы или бандита.
- Они ведь правду говорили, - его серые глаза пристально смотрят на меня.
И я ежусь от этого взгляда, только сейчас в полной мере осознавая, во что я ввязалась.
- Тебе не надо было ехать со мной, - продолжает мужчина. - Я причиню тебе боль.
Мое сердце стучит быстро-быстро, но я прилагаю нечеловеческие усилия, чтобы он не увидел мой затравленный взгляд и слезы, готовые пролиться.
Он берет меня за подбородок и поднимает мою голову. Я не выдерживаю, слезы катятся по щекам, крупная дрожь сотрясает меня. Холодно, страшно, хочется есть. И вот, я снова маленькая испуганная девочка, стоящая посреди снежной улицы, плачущая, зовущая маму, которая так никогда и не придет.
- Мне...мне все равно теперь, - тихо говорю я, давясь слезами. - Либо...в реку, либо...замерзнуть на улице, меня Касси...выгнала. Делайте, что хотите.
Он мгновенно теряет ко мне интерес и снова отворачивается, а я плачу уже в голос, жалея себя, маму, оставившую меня в этом поганом мире совсем одну, этого странного человека.
Постепенно я засыпаю, убаюканная мерным покачиванием кареты. Мне по-прежнему холодно, но я не решаюсь попросить что-то. Все жду, когда экипаж остановится, и он выкинет меня на улицу.
- Вставай, - он трясет меня за плечо.
Я вздрагиваю от прикосновения теплой сильной руки, удивленно и сонно моргаю.
На его лице нет ни следа побоев, одежда опрятная и чистая; он выглядит так, словно лишь ходил в гости, или долго работал. Уставший, но никак не избитый и грязный.
Маг? Я против воли широко открываю глаза. Маги...они как из другого мира. Лучшие, самые сильные, смелые, богатые... Что он делал в нашем салоне?
- Выходи, - он открывает передо мной дверь.
Я вылезаю, съеживаюсь от холодного ветра и дождя и восхищенно замираю, рассматривая огромный замок, словно сошедший со страниц книги...
***
- Сядь здесь, - командует он, указывая на небольшой стул.
Я осматриваю большую комнату, очевидно, спальню. Обстановка в ней такая, что захватывает дух. Ноги утопают в мягком ковре, из огромных окон льется свет, кровать выглядит очень привлекательно, особенно после бессонной ночи.
- Ничего не трогай. Я иду мыться. Потом разберемся с тобой. Ты есть хочешь?
Я киваю, стараясь не выдать того, что вот-вот упаду в обморок от голода.
Он уходит, и я слышу шум воды. Послушно сижу на стуле, хотя дико хочется спать, есть и чем-то укрыться. Кажется, я простыла. Теперь окажусь на улице больная, без работы и вещей.
Вероятнее всего, сейчас он даст мне немного денег, накормит и выставит вон. Проситься снова к Касси? Самоубийство. Работы новой не найти, только если на улице стоять, но такие умирают обычно от рук какого-нибудь пьяницы.
Я решаюсь встать, подхожу к окнам, которые выходят на сад, и любуюсь небольшим прудом с белыми лебедями, неспешно плавающими в нем. Никогда не видела такой красивой природы. Жаль, что не слышно шелеста листьев или пения птиц. Я почти разучилась видеть красоту, живя в грязи. От осознания этого вновь наворачиваются слезы, но пролиться не успевают: я все-таки падаю в обморок.
Просыпаясь, понимаю, что лежу на чем-то мягком. А главное: мне очень тепло и открывать глаза совсем не хочется, хочется свернуться клубочком и поспать, пока не пришла Касси и не закричала, что пора работать.
Едва эта мысль проносится в голове, я вспоминаю, что нахожусь в доме незнакомого мужчины, и резко открываю глаза.
- Очнулись, мисси, - вокруг хлопочет женщина средних лет, на которую надет фартук прислуги. - Вот и славно, теперь покушать надо. Вставайте, нечего лежать, это вредно.
Я медленно поднимаю руку, лишь чтобы убедиться, что мое тело меня слушается. С удивлением отмечаю, что рука абсолютно чистая, ногти аккуратно подпилены и отполированы.
- Я вас искупала, мисси, - в ответ на мой недоуменный взгляд, поясняет женщина. - Грег приказал.
- Грег? - мой голос звучит скорее как хрип, нежели как нормальный голос молодой девушки.
- Вы не знаете имени того, кто привез вас? - хмурится женщина.
Значит, Грег его зовут. Мне почему-то кажется, что это имя подходит ему.
- Вы простужены, мисси, постарайтесь по возможности не напрягаться. Ваш завтрак я принесла, ванная комната напротив. Что-нибудь желаете?
Я смотрю на нее так долго, что женщина смущается. Мне хочется очень многого, но попросить не решаюсь. Поэтому просто мотаю головой. Женщина уходит, а у меня появляется приятное ощущение тепла.
Съедаю завтрак, который оказывается безумно вкусным. Наслаждаюсь каждым мгновением, с удовольствием пью ароматный чай, ем булочку, тающую во рту. Я почти счастлива; откидываюсь на подушки и закрываю глаза. Сердце стучит очень быстро, сонливость возвращается. Я сворачиваюсь калачиком и засыпаю, несмотря на то, что еще успеваю увидеть, как открывается дверь моей комнаты.
***
Вот уже неделю я живу в его доме. Просто живу, не выполняя никакой работы, ничем особенным не занимаясь. Выздоравливаю, отдыхаю и почти не вижу Грега. Мне бы очень хотелось о нем что-то узнать, но спрашивать я не решаюсь, он почти и не заходит. Экономка говорит, что у Грега достаточно денег, чтобы поселить с десяток таких, как я. Он, по ее словам, очень хороший человек. Мне часто вспоминаются его слова о боли, но я гоню воспоминания прочь, уверяя себя, что важно лишь то, что есть сейчас: теплая постель, еда, крыша над головой.
А еще у меня есть книги. Огромная библиотека, самые разные книги, на любой вкус. Я беру те, что попроще, и все равно не могу оторваться, часами сижу на скамейке в саду, и читаю, пока не зайдет солнце. О приключениях, магии, драконах и русалках, о любви и войне, о благородных воинах, аристократичных магах, хитрых королевах, о невинных принцессах и добрых духах. Я погружаюсь в выдуманные миры, отгораживаясь от тяжести, которая с каждым днем становится все невыносимее, а лебеди плавают рядом и сказочно поют птицы.
Он стоит за спиной, я знаю. Знаю и то, что он часто приходит, подолгу стоит в тени большого дерева и смотрит, как я читаю. Иногда он оставляет для меня книги, в основном историю магии или несложные сборники заклинаний. Я прилежно все читаю и каждый раз с замиранием сердца жду новую книгу. Грег еще ни разу не заговорил со мной, хотя мне того и хотелось. Но не сегодня.
- Ты читаешь не то, что нужно, - говорит он.
Я пугаюсь и смотрю в его глаза.
- Мне нельзя было брать эту книгу?
Он морщится, словно съел что-то кислое.
- Я не о том. Что ты собираешься делать дальше?
Опускаю голову. Этого я и сама не знаю...
- Тебе нужно овладеть профессией, не собираешься же ты возвращаться в бордель?
- Мне бы этого не хотелось, - еле слышно шепчу я.
- Тогда тебе надо чему-то научиться. Что ты умеешь?
Отворачиваюсь, чтобы он не заметил стыд в моих глазах. Ничего я не умею. Нас не учили ничему, даже читать и писать я научилась, благодаря одной из девушек салона. Я умею только использовать свое тело, и больше ничего.
- Вы, - я нерешительно поднимаю на него глаза, - вы сказали, что вам нравится боль...
На его лице появляется такое выражение, будто я его ударила. Он резко встает и уходит, ничего мне не сказав. Чувствуя, что совершила ужасную ошибку, я бросаюсь вслед за ним.
- Я не собирался тебя выгонять, - голос у него глухой и безжизненный.
- Тогда...чему я могу научиться?
- Магии.
Всего одно слово, от которого я замираю. Он поворачивается и усмехается, видя мой шок.
- Магии, Кади, магии, - будто боясь, что я не поверила, повторяет Грег.
Магии...слово, будто пришедшее из другого мира.
- У тебя хороший потенциал, - продолжает он. - Хочешь, я буду учить тебя?
- Да, - шепчу я, не в силах даже улыбнуться.
А сама молюсь, чтобы это был не сон, чтобы магия...такая далекая и такая невероятная, стала ближе. Была...не подвластной, но не враждебной.
- Тогда выспись, как следует, и завтра в это время я буду тебя ждать.
***
Его грудь касается моей спины. Дрожь, пробежавшая по моему телу, не имеет ничего общего с магией, которая слабо, неуверенно, прорывается наружу.
- Ты молодец, - шепчет он, - быстро учишься. Меня неделю не было, а ты уже так поднаторела в упражнениях.
- Спасибо, - я улыбаюсь, расцветая от такой похвалы.
Обычно он хмур и неразговорчив.
- Я привез тебе подарок, - вдруг говорит Грег, не выпуская меня из объятий.
Замираю, то ли не веря в эти слова, то ли наслаждаясь моментом. Мне почти никогда не делали подарков.
Он достает небольшой голубой мешочек, красиво перевязанный серебряной ленточкой, и отдает мне. Смотрю на мужчину с нескрываемым восхищением.
- Открывай, - усмехается он.
На руку мне, одаряя приятной прохладой, выпадает цепочка с подвеской в виде изящной хрустальной лилии. Прерывисто вздыхаю, любуясь тем, как солнечные зайчики прыгают по стенам от малейшего движения рукой.
- Спасибо, - в это слово я вкладываю все, что пережила за последние недели. - Спасибо, Грег.
Как объяснить ему, почему я плачу? Как рассказать о медальоне, оставшемся у Касси в салоне?
- Кади, - он обнимает меня и утыкается носом в волосы. - Девочка, что же ты так плачешь?
Сбиваясь и всхлипывая, рассказываю ему о медальоне мамы. Он улыбается, гладит мои волосы и от того немного легче.
- Забудь, - говорит он. - Медальон - твое прошлое, забудь о нем. Храни в сердце близких людей, Кади, а не их вещи под подушкой. Вещь - лишь безделушка, настоящая память умирает только вместе с нами. Медальон - твое прошлое. Будущее - этот кулон и твой талант. Ты пойдешь в школу, Кади.
Обнимаю его так крепко, как могу. Школа - все, о чем я мечтала, живя у Касси. Но не будущая учеба рождает во мне столько эмоций, а удивительное чувство заботы. Обо мне заботятся...это словно ласковое прикосновение из прошлого, когда я была ребенком, и меня любили. Просто так, любили лишь за то, что я была.
- Это еще не все, - Грег снова берет мои руки в свои. - Закрой глаза.
Я послушно закрываю глаза. Все чувства обостряются. Кожа там, где он касается меня, становится чувствительной, запахи усиливаются в несколько раз, я различаю мельчайшие звуки.
- Расслабься, - от его ласкового шепота я действительно расслабляюсь.
Магия начинает течь: от Грега ко мне. Добрая магия, хорошая. Как-то Грег сказал, что в нем почти не осталось ничего человеческого.
- Саморазрушение, Кади, как способ искупления, хорошо тем, что приносит несказанное удовольствие, - говорил он в один из тех вечеров, когда приходил справляться о моем здоровье.
Но то, что чувствую сейчас я - то самая добрая сила из всех существующих. Сила созидания.
Магия течет, приятно покалывая на кончиках моих пальцев, обволакивая сердце, стучащее в унисон с сердцем Грега, разливаясь теплом по телу, согревая душу. Я плачу, но в первый раз за всю жизнь - от счастья.
Мне остается лишь благодарить ту неведомую силу, что толкнула меня на помощь Грегу, пусть он был и трижды виновен. Он открыл мне мир, в котором еще есть счастье, показал самое прекрасное, что есть на свете, заставил почувствовать...
Я открываю глаза, хоть он и не велел пока еще.
Передо мной горделиво расправила листья небольшая хрустальная лилия, почти как та, что висит у меня на шее.
***
Лежу на своей кровати, не в силах заснуть. Завтра я уезжаю в школу, в закрытую магическую школу, которая навсегда изменит мое будущее. Мне не отплатить Грегу за все, что он сделал, пускай даже я смогу возместить плату за обучение. Исцеленную душу выкупить сложнее.
Прикосновение тяжелой и теплой руки отдается во мне странным чувством, заставляющим сердце биться чаще. Движения плавные, успокаивающие, тепло разливается по всему телу. Он проводит рукой вдоль позвоночника, обхватывает талию и наклоняется, очень низко, так, что я чувствую его дыхание.
- Я, наверное, никогда не смогу ее забыть, - шепчет он, почти касаясь губами моей спины.
- Дочь. Погибла три года назад. Ты на нее безумно похожа.
Боль, терзающая его. Саморазрушение. Кусочки мозаики складываются, показывая мне настоящего Грега, без секретов и недомолвок.
- Я не она.
- Знаю, - шепчет он. - Иначе я бы не испытывал к тебе таких чувств.
- Каких...чувств?
Я замираю, наслаждаясь прикосновением.
- Таких, Кади. Когда становишься зависимым от тебя. Когда приходишь лишь затем, чтобы посмотреть, как ты спишь. Когда часами вспоминаешь тебя, тот момент, когда ты бросилась на мою защиту, маленькая и забавная. Когда учишь тебя магии, и ты смотришь на меня, как на кумира. Когда не хочешь тебя отпускать, когда хочешь радовать тебя и защищать. Когда любишь тебя, Кади.
Я отворачиваюсь, чтобы скрыть слезы, но он не дает.
- Вы же...вы же знаете, кто я...чем я...
- Знаю, - он, как всегда, смотрит слегка насмешливо. - А я ходил по борделям и платил девушкам за то, чтобы бить их. Думаешь, у одной тебя бурное прошлое?
Я слабо улыбаюсь.
- Кади, - шепчет он, - не уходи. Не отталкивай. Оставь рядом, а? Хотя бы просто смотреть, как ты живешь.
Я уже не слышу слов, лишь наслаждаюсь его голосом, руками, телом и душой.
- Кади, - он шепчет, крепко сжимая меня, - рядом с тобой мне не нужна боль.
Обнимая его в ответ, я смотрю в окно, ведущее в сад. Там, среди хрустальных лилий, что мы вырастили, стоит призрачная молодая девушка, толкнувшая меня на помощь своему отцу; она улыбается и плачет. Я улыбаюсь ей в ответ.