Аннотация: Я редко вижу своего брата но каждая встреча стоит многова
Посвящается моему брату
Михаилу, с уважением.
Кабарга
Шестьдесят шестой ползет по ели приметной дороге, оголенные осенью ветки деревьев цепляются за кабину и будку машины. В кабине тепло и от этого тепла еще больше хочется спать, дремота время от времени выключает мое сознание, и я засыпаю. Но то колдобина на дороге, то голос брата, который что-то рассказывает мне, возвращают меня в это ранее осенние утро. Тогда я смотрю сквозь лобовое стекло на лес и пытаюсь понять, как брат выбирает направление движения, понимая, что дороги никакой здесь нет но, машина, ведомая братом, упорно ползет по лесу. Я поворачиваюсь к нему и спрашиваю, стараясь говорить как можно ехиднее: "И это, по-твоему, дорога"? "Нет, это шоссе по моему", - не менее ехидно отвечает брат-"это у вас в городе дороги у нас здесь кругом шоссе". Я немного бодрее чувствую себя после этой небольшой перепалки. Брат улыбается и говорит "Ты спи, спи ты, когда спишь, мне больше нравишься". Я улыбаюсь ему в ответ и спрашиваю: "Ну что, долго еще телепатся в твоей погремушки?". "Да нет, еще маленько," - брат включает пониженную и продолжает- "сейчас поднимемся, потом спустимся, потом на право по ручью и мы на месте". "Ладно". - бурчу я достаю сигарету и закуриваю. Клубы дыма заполняют кабину. Брат бурчит себе под нос, что-то о вреде курения и приоткрывает окно. Машина надрывается, заползая на довольно крутой склон, в самом конце подъема она уже не едет, а именно ползет. Я рассматриваю кедровый сланник, который растет то тут, то там на почти голой верхушки сопки. Потом мы спускаемся вниз, здесь деревья растут реже, чем на тои стороне, и я вижу едва заметную калию дороги. Спустившись до ручья, мы заезжаем в его широкое русло и едем в низ по течению, воды в нем едва будет по щиколотку, и только изредка попадаются места, где вода может доставать до коленей. "Ну вот, и приехали",- говорит брат. Поворачивает на право и шестьдесят шестой лихо выезжает из русла ручья на берег, брат жмет на тормоз и машина останавливается. Я вздыхаю с облегчением, и говорю "Эта полутора часовая тряска напрочь доконала меня". Открываю дверь и спрыгиваю на землю, обхожу машину, разминая ноги. Машина глохни, водительская дверь открывается, и брат свешивает свои ноги в кирзачах, трясет ими, потом прыгает в низ, топчется на месте, пинает колесо и говорит, расстегивая ширинку: "Кажется, перегрелось колесо, надо остудить". Я подхожу к заднему колесу тоже пинаю его и проделываю со своей ширинкой те же манипуляции что и брат пытаюсь шутить: "Предупреждаю, накатин делает с людьми страшные вещи, сейчас твое колесо превратится в кучку расплавленной резины". "Не забудь, что перед этим оно должно лопнуть" - смеется брат.
Перекусив на скорую руку, консервами и чаем из термоса мы начинаем собираться времени уже половина девятого и мне не терпится, отправится, за трофеями. Расстегиваю суконку, надеваю патронташ, вынимаю ружье из чехла, переламываю его и вставляю в стволы патроны. Брат уже собранный стоит рядом и смотрит на мои действия. "И что ты туда лепишь?" - спрашивает он. "Дробь мелкую я леплю туда" - отвечаю ему с ухмылкой. "А на какого?" - делает он недоуменное лицо и большие глаза. "Ну, э, э, э там куропатка вдруг где крылышком махнет".- кривляюсь я. Он крутит пальцем у виска и машет рукой: "Делай что хочешь, только нож возьми, ты его в кабине оставил". Я беру нож цепляю его сначала на пояс потом перевешиваю на патронташ. Потом я вспоминаю про рюкзак лезу в будку за ним от туда спрыгиваю на землю. Брат смотрит на меня и качает головой: "Ладно, пошли уже охотник". Поворачивается и идет вдоль ручья вниз по течению, я копаюсь в лямках рюкзака, настраивая их, потом начинаю догонять брата быстрым шагом. Пройдя с километр, я начинаю чувствовать, что не зря приехал сюда и даже если ничего не попадется все равно здесь хорошо, настроение прекрасное. Брат останавливается, поворачивает голову ко мне и, протягивая руку куда-то чуть в сторону, шепотом спрашивает: "Видишь?". Я смотрю в указном направлении, клену себя за не внимательность и завидую, наблюдательности брата, вижу кабаргу. Она стоит задом к нам в сорока, сорока пяти метрах от нас крутит головой, настороженно ведя ушами. Брат поднимает ружье целится, я мычу, он поворачивает голову ко мне и стучит пальцем по голове придерживая ружье за цевье. Я корчу ему умоляющую рожицу, он прикладывается к ружью, и целясь. Я тоже поднимаю стволы и навожу их на зверька. Кабарга разворачивается к нам левым боком. Два выстрела сливаются в один. Брат опускает ружье и поворачиваясь ко мне кричит: "Какого черта,"- бросает ружье на землю и махая обеими руками продолжает кричать - "ты же куропаток собрался стрелять". Поднимает ружье и идет к мертвому зверьку, достает из кармана маток бечевки, перевязывает ими задние ноги мертвой кабарги, перекидывает ее через плечо. Затем подходит к ближайшему дереву вынимает нож из ножен, срезает ветку на высоте метра два от земли и вешает свои трофей. Потом говорит: "Ладно, не дуйся, давай разделимся, я пойду по то стороне ручья, ты по этой километров через 5-6 с лева будет релка, можешь ее перейти, они там постоянно пасутся", - хлопает меня по плечу и спрашивает - " лады?". Я поднимаю голову, достаю сигарету, прикуриваю, выпуская дым ему в лицо, говорю: "Знаешь, я не расстроен и не дуюсь, ты же помнишь, в детстве я всегда стрелял лучше тебя". Подхожу к трупу висящей кабарги и тыча пальцем в маленькие кровавые точки на ее шеи спрашиваю: "Это что?". Он смотрит на них, проводит по шеи животного и произносит: "Это ранение," -потом поднимает голову зверька и тыча пальцем в три кровавые раны продолжает - "а это смерть". Я улыбаюсь но спорить мне не хочется, переламываю свое ружье вынимаю стреляную гильзу дую в нее и смотрю на выходящий дымок, бросаю ее себе под ноги, демонстративно достаю из патронташа патрон с мелкой дробью, заряжаю пустой ствол. Слышу, как брат называет меня балбесом, улыбаюсь и говорю: "Сам знаю". Иду, не оглядываясь в том направлении, в котором мы шли с ним до этого. Сзади, раздается крик: "Через километров десять ручей в речку впадает там и встретимся". "Ладно!" - кричу я на ходу не оборачиваясь и машу рукой. Через двадцать минут ходьбы метрах в четырех впереди меня, взлетает рябчик, пролетев метров пять, он камнем падает в сухую жидкую траву и бежит я делаю по нему выстрел не ходу перезаряжаюсь, подхожу к нему снимаю рюкзак и закидываю добычу в него. Иду дальше, но удовлетворения нет, нет и азарта. Закидываю ружье за спину, шагаю просто так, слушая звуки осеннего леса, журчанье ручья, шорохи ветра в кронах редких деревьев. Прошагав так еще с час и упустив пару рябчиков. Вижу с права густую релку до нее метров пятьдесят направляюсь к ней, взяв ружье на изготовку. Осторожно пробираюсь сквозь кустарник, релка в этом месте широкая и я стараясь не шуметь но в таком густом кустарнике это получается с трудом, мне кажется что я как поезд ломлюсь через кусты с грохотом только без гудков. Наконец я вижу просвет среди кустарника и направляюсь туда. Выхожу я взмокший, мне жарко отдуваясь, достаю из рюкзака фляжку с водою и жадно пью. Немного остыв, решаю идти вдоль релки метрах в десяти от ее края. Иду, а сам думаю, где, то чувства когда глаза сами видят, уши улавливают каждый шорох леса.
И вдруг замечаю серенькое пятнышко с желтыми точками вот она, в душе взрыв эмоций. Я опускаюсь на одно колено и прицеливаюсь, кабарга стоит немного боком ко мне, ничего не подозревая. Я стою и смотрю на нее через линию стволов, сдерживая себя и наслаждаясь мгновенно переполнившим меня чувством азарта. Она приподнимает голову и смотрит в мою сторону , сердце мое и так бьющиеся быстро ускоряет ритм свей работы. Я сдерживаю дыхание, мне кажется, что зверь услышит меня, но она опускает голову и начинает разворачиваться. Я жму на крючок спуска, механизм ружья приходит в действие рычаг освобождает ударник, тот бьет по бойку, боек накалывает капсул. Порох воспламеняется, газы от его сгорания ищут свободу, и находят ее, толкая свинцовые шарики по стволу ружья. Дробинки сталкиваются с друг другом трутся о стенки ствола и набирая скорость вылетают на свободу. Вслед за ними на долгожданную свободу вырываются пороховые газы. Грохот выстрела расходится по лесу и возвращается ко мне эхом. Я вижу, как кабарга подпрыгивает вверх, будто ужаленная стаей рассвирепевших пчел. Поднимаюсь с колен, и бегу к ней, пробежав две трети расстояния разделявшего нас в момент выстрела. Натыкаюсь на стену звука, он похож на плачь, переходящий в вой. Бегу по инерции и останавливаюсь возле трофея. Звук давит на меня, он всюду и нигде я слышу его и не слышу, этот звук находится где-то на грани восприятия. Мне становится жутко, страх волнами пробегает по моему сознанию, волосы на затылке встают дыбом, по спине бежит холодок ужаса. Паника охватывает меня, я поднимаю ружье, и разворачиваюсь на месте, ища опасность. Хочется бросить ружье, зажать уши руками и бежать. Вдруг я понимаю, опасностью являюсь я. Я замираю над кабаргой, потом резко опускаю приклад ружья на ее голову. Звук обрывается. Остается гнетущая тишина, которая продолжается минуту или две потом звуки врываются в меня но это не какофония звуков я слышу как шуршит трава как под ногой хрустит хворостинка как на клене ломается черенок сухого листа и слышу как этот лист шурша падает к земле, слышу далеки звук ручья. Сажусь возле кабарги и закуривая закрываю глаза и слушаю, слушаю, слушаю.
Подходя к ручью, слышу звук выстрела, наверно братишка тоже не с пустыми руками придет, думаю я. Зачерпываю котелком воду из ручья и иду к костру ставлю котелок на угли и сам приваливаюсь рядом. Потом встаю, беру ружье и стреляю вверх три раза. Снова пристраиваюсь у огня и смотрю на его языки, облизывающие стенки котелка. Вода в нем начинает шуметь сначала тихо потом все больше возмущаясь что ее отделили от обшей массы ей, наверное невероятно скучно она бурчит, думаю я, и улыбаюсь своей мысли. Вода в котелке закипает и я сняв его с огня бросаю туда горсть заварки. Чаинки разбегаются по поверхности воды и начинают впитывать ее в себя, а вода принимает в себя чаинки, которые отдают ей свои цвет, вкус, и запах. Минут через пятнадцать слышу, как кто-то переправляется через ручей, потом вижу, как над берегом появляется сначала голова брата, потом его плечи на них он несет тушу козы. Подходит с нею к костру и спрашивает: "Ты зачем стрелял?". Я молчу. Он отходит в сторону и сбрасывает свою ношу возле убитой мной кабаргой. Долго смотрит на кабаргу, возвращается к костру и молча наливает чай. Пьет его, из алюминиевой кружки сплевывая в сторону чаинки. "Устал?" - спрашивает он. Я отрицательно машу головой. "Еще пойдешь?" - задает он вопрос, я приподнимаюсь, достаю сигарету из пачки лежащий тут же у костра двумя пальцами беру тлеющею хворостинку, прикуриваю и отвечаю: " Нет, чёт не хочется". "Тогда пошли к машине" - предлагает он. Я затягиваюсь и выпускаю вверх клубы дыма. Брат наклоняется к пачке, достает из нее сигарету, теребит ее в руках, мнет, потом нюхает, долго вдыхая через ноздри, запах табака. Бросает сигарету в костер и говорит: "Шесть лет прошло, как бросил, а вот не поверишь, иногда просыпаюсь посреди ночи, и понимаю, что только что мне снилось, как я курил". Я подкладываю под голову рюкзак, натягиваю шапку на глаза, раскатываю воротник свитера и бурчу: "Верю". Выбираю из звуков доносящихся до меня журчание ручья и засыпаю. Мне снится что-то мягкое, тепле и пушистое, оно обволакивает меня с ели слышным журчанием, я проваливаюсь в эту массу мне хорошо и легко, я чувствую как начинаю растворятся в ней, сам превращаясь в частицу этой субстанции и мне чудится что если сейчас дунит хотя бы легки ветерок я закружусь как кружится в вихри ветра тополиный пух. Меня становится много так много что кажется, хватит на весь земной мир, на всю вселенную, и я растекаюсь по не чтоб заполнить бесконечность.
- Вставай спящая красавица - брат теребит меня за плечо я медленно пробираюсь сквозь дремоту. Стягиваю шапку с глаз и вижу, как с неба сыпется мелкие снежинки, приподнимаю голову, снег уже припорошил землю, деревья и меня только вокруг костра чернеет земля. "Ты в спячку впадаешь?" - спрашивает брат смеется и продолжает - "Можешь, конечно оставаться но место для берлоги ты выбрал плохое". Я встаю, стряхиваю с себя снег, наливаю чай, делаю пару глотков, потягиваюсь и говорю: "Давай лучше домой там печка". "Конечно домой," - соглашается брат - "охоты теперь дня два не будет". Мы быстро собираемся, забираем наши трофеи и отправляемся вверх по ручью к машине. Идем рядом друг, с другом оставляя на земле едва прикрытой снегом два следа которые снег, падающий с неба скоро скроет.