Патеев Тимур Камилевич : другие произведения.

Научу летать

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Букет из впечатлений и образов, гербарий из ностальгии, полный неуверенности, легких раздумий, робких аллюзий. Своеобразное "вино из одуванчиков" которое я никогда не читал. История о том, как научиться летать. И не только, и не столько об этом. В большей степени это рассказ о "десятке". О конкретном месте, которое вполне обычное для многих, и волшебное для меня. Месте, которое живет в моей памяти. Ну и об умчавшейся юности, немного.
   Чертово дурацкое объявление, вроде тех, ну, вы знаете, которые обязательно вешают на придорожных столбах. Обычно это предложение работы, исцеления, решения всех проблем, предложения построить бизнес или просьба откликнутся тех, кто видел милого котенка с ошейником. Такие объявления. Встречаются еще "положительно мотивирующие". Эти редкий гость на столбах больших городов, но порой, прогуливаясь летним днем, где-нибудь возле магазина шаговой доступности в одном из спальных районов города, можно наткнуться и на такое: "будьте счастливы". И вместо надрезанных клочков бумаги для отрыва на которых указывается телефон написано то же, но меньшим шрифтом, "будьте счастливы".
   Здесь все понятно, вернее, понятна хотя бы мотивация. Меня не удивило бы и объявление Грабового, обещающего воскрешение детей, убитых во время теракта, ведь в принципе оно ничем от рекламы БАДов не отличается, немного иная форма, содержание примерно такое же.
   Не подумайте, что я какой-нибудь свихнувшийся чертов коллекционер уличных объявлений. Или, что мне больше нечем заняться. Хотя, наверное, мою жизнь действительно нельзя назвать богатой на сколько-нибудь значимые события, тут правда. Объявления я читаю поскольку-постольку, проходя мимо, когда в наушниках играет любимая музыка, и оцениваю только те, что успеваю разглядеть. Как правило, это листы с самым крупным шрифтом, предлагающие мне поучаствовать в акции или зайти на распродажу элитной коллекции обуви. Ну вы знаете, ох уже эти элитные коллекции, на распродажу которых тебя приглашает синяя бумажка, приклеенная к столбу.
   Ах, да, забыл представиться. Меня зовут Леха. Просто Леха. Лет мне двадцать семь, и жизнь моя ничем не примечательна. Телосложение худощавое, в жизни я себя не нашел, характер мягкий, по мироощущению оптимист и готов к новым приключениям/отношениям/испытаниям. Вот только они, почему-то, старательно обходят меня стороной. Живу с отцом, работаю. В последнее время стал ловить себя на том, что обращаю внимание на объявления, висящие на столбах. На последнем пункте стоит остановиться поподробнее, так как про себя, в целом, добавить мне больше нечего. Хотя, если вы спросите, то я отвечу: да, у меня есть высшее образование, была девушка, и нет машины. По специальности я менеджер, хотя рабочую планку пришлось взять ниже - кладовщик. Диана ушла от меня год назад, потому что ей сделалось тошно от моей, как она выразилась, "обыденности". Посмотри на себя, Леша. Ты же серая мышь, в тебе нет и капли чего-то необычного, сидишь дома, гуляешь по району, у тебя даже про Украину своего мнения нет! Знаю, знаю, ты не хочешь это обсуждать, потому мне с тобой и тошно. - Говорила она.
   А машину я продал, так как стала подгнивать и сыпаться, а новую покупать так и не надумал. Вернее, когда появилась возможность, уже пропало желание вкладываться только в нее, как предпочитает это делать большинство знакомых мне сверстников.
   Как ни странно без девушки и машины я начал понимать, что такое неискаженное ощущение свободы. У меня появились средства и возможности делать то, что я хочу и ни перед кем за это не отчитываться, не испытывать чувство вины, к тому же, я с удивлением понял как здорово получить зарплату и не отдать ее половину за ремонт, а вторую постепенно залить в топливный бак.
   Вы сейчас скажете, ну ты ничего и не делаешь, у тебя ничего нет, что же тут хорошего? Говорю же вам, я купил себе классные наушники, и принялся бродить по району, в котором вырос. Мне нравилось считать себя кем-то вроде местного придурка-лоботряса, смахивающего на Джея с молчаливым Бобом. А потом я стал читать объявления. Тут-то судьба и покинула мне интересный случай, к которому я, как указывал выше - был готов. Конечно, это только потом выяснится, что не был. Совершенно. Никак. Но поначалу я неслыханно обрадовался.
   Вот оно чертово объявление, стоящее особняком среди сотен других, обычных. "Научу летать". Да, и все. Вы спросите, Леха, ну и что здесь такого необычного? Мало ли что на заборе написано, не всему же верить, не так ли? А я вам отвечу: во-первых, не на заборе, а во вторых, таких объявлений я еще не встречал. Одно дело обещать воскресить мертвого или купить чудесное средство от облысения, и совсем другое "научить летать". Ниже был указан сложный, некрасивый номер, принадлежавший региональному оператору. Мне отчего-то сразу показалось, что его владелец вряд ли воспользовался услугами мобильной миграции, такие номера не забирают с собой при переезде, их оставляют как что-то старое и ненужное.
   Как сейчас помню, случилось это на остановке "10-й микрорайон", часов в десять утра. Я проходил мимо столба с этим объявлением, двигаясь в сторону мечети. Даже не знаю, как я заметил это объявление. Листок, на котором его напечатали, был размером в половину формата А3. Шрифт мельче обычного, на такие объявления я, как правило, не обращаю внимания. Итак, я остановился, почесал затылок, не потому что не знал, что делать, просто чесалось, прочел это объявление и уже, было, протянул руку, чтобы сорвать номер телефона.
   Мимо прошла женщина с коляской, за ней тянулся тонкий шлейф цветочных духов. Посмотрев по сторонам, я все же сорвал клочок бумаги с номером телефона, даже не понимая, зачем мне это. Сунув бумажку в карман, я пошел дальше. Полуденное марево колыхалось в горячем летнем воздухе, легкий ветерок обдувал вспотевший лоб. Через какое-то время я и думать забыл о сорванном объявлении. Клочок бумаги затерялся где-то у меня в джинсах.
   Об объявлении я вспомнил вечером, когда вернулся домой. Ноги приятно гудели от усталости, в общей сложности я намотал не меньше одиннадцати километров. Сбросив кроссовки, я прошел в свою комнату, не включая свет.
   - Леш, это ты? - раздался голос из зала.
   - Да, пап, - крикнул я.
   - Приготовь одежду, сейчас машину будем запускать.
   Мамы у нас не было. Вернее, где-то она, конечно, была. Где именно нас с папой не особо интересовало. Если вы спросите, то да, мы были на нее обижены. Ну и что, что актриса? Отец, вон, тоже пожертвовал многим, чтобы поставить меня на ноги. Сколько себя помню, мама всегда твердила отцу: "я творческая личность, мне тошной с тобой жить, смотреть, как ты дышишь, сопишь, как толстый плешивый крот, сложив лапки на груди". Мама считала папу толстым кротом, а мне всегда было обидно, казалось, что ему доставалось ни за что, как и мне. Отец терпеливо сносил все упреки, лишь виновато разводя руками: ну ладно тебе, Лидочка, хочешь, я устроюсь в спортзал? Не кричи, у нас же сын. Запишусь, надо говорить запишусь, какая же ты тупица, недалекий человек. Мне тош-но! - с ненавистью повторяла мама. Дальше можете не спрашивать, это не папа принял судьбоносное решение, он бы терпел все это и дальше, хоть кротом, хоть еще кем, терпел бы ради меня, ради нас, ради мамы, ведь он ее любил, по-своему, конечно, но любил. Однажды Лида, а с тех самых пор я звал ее не иначе как мама-Лида, мамлида, вернулась домой и хлопнула дверью. В прихожую протиснулся резкий запах ментоловых сигарет и коньяка. Мамлида резко одернула плечами и фыркнула. Коль! - крикнула она, - подойди-ка сюда, мне нужно тебе кое-что сказать.
   Отец вышел из зала, сонно протирая глаза и надевая очки, он любил вздремнуть днем или под вечер, когда в окнах многоэтажек зажигаются огни. Что такое? - спокойно спросил он. Я ухожу! - фыркнула мамлида, и я, слушая все это под дверью своей комнаты, ничуть не удивился сказанным словам. Ненавижу тебя, - прошипела мама и сбросила что-то с тумбочки на пол. - Дай прикурить?
   Так они и расстались. Отец не держал ее, не просил остаться. В тот вечер я видел все через щелочку в двери, мой любимый плешивый крот стойко принял удар судьбы. В тот вечер он только улыбнулся и сказал: ну раз ты так хочешь. И все, больше ничего. Мама взбесилась пуще прежнего, она проклинала отца, пыталась расцарапать ему лицо, верещала что-то нечленораздельное. Потом резко успокоилась, поправила волосы и манерно одернула плечо, - я думала, ты попытаешься меня остановить, - сказала она. Зачем? - искренне удивился отец, - раз ты решила уйти? Чтобы услышать твой отказ выполнить мою просьбу? Всего тебе хорошего, милая, я подпишу любые бумаги. Вещи можешь забрать когда тебе угодно.
   Так все и было, но я отвлекся. Отец только проснулся и пребывал в решимости и готовности изменить этот мир к лучшему, пусть совсем чуть-чуть, но внести свой вклад. Даже если дело ограничится запуском белья в стиральную машину.
   - Чего застыл? - улыбнулся папа, - снимай джинсы, грязные же, завтра другие наденешь, а эти сегодня выстираем, я свои тоже брошу.
   - Да, да, сейчас, пап, - я засуетился, расстегнул ремень и прошел к себе в комнату. Стянув джинсы, я откинул их в сторону и надел домашнее трико. В последний момент вспомнил, что следует проверить карманы, чтобы не случайно не постирать телефон, как это уже было и не раз. Да, я довольно забывчивый, и не спрашивайте. Наверное в мамлиду.
   В карманах оказалось пусто, за исключением какой-то мятой бумажки.
   - Что это? - нахмурился я, разворачивая комок. - Какой-нибудь чек?
   "Научу летать".
   - Ах да, - я хлопнул себя по лбу, - точно!
   Я помог отцу закидать грязное белье в машину и запустить ее, так как он, по правде, до сих пор не умел этого делать и его "запущу машину" означало, что это сделает сын. Вернувшись к себе в комнату, я уселся на диван и набрал корявый номер. Раздались длинные гудки, отлично, номер не отключен, хотя, поздновато, наверное, звонить.
   - Нет, я не продаю наркотики, - резко сообщим усталый голос на другом конце трубки. - Нет, я не могу сделать вам хорошо "по-другому". Никаких сексуальных услуг! Ничего, что подразумевало бы пошлость! Сэкономите и мое время, и свое.
   - Извините, - растерявшись, промолвил я, - я, должно быть, ошибся адресом.
   - Смотря, что вы искали.
   - Собственно, я по объявлению. Это вы его давали? Научу летать.
   - Да, я подавал, и теперь очень об этом жалею, люди так деформировались, такое ощущение, что меня окружают не светлые и добрые существа, а какие-то кривые жутковатого вида деревья, тянущие ко мне свои когтистые ветви.
   Понятно, подумал я, местный сумасшедший. Круто. Но попробовать стоило.
   - Ясно, - как можно бодрее заявил я, - что ж, извините, спасибо.
   - Куда же вы? - с надеждой спросил меня мужской голос. - Вы звоните по объявлению, и вы не ошиблись!
   - Судя по всему, как раз ошибся, - сказал я, и повесил трубку.
  
   В следующий раз я позвонил по этому номеру через несколько дней. Точнее, если вы спросите, через три. Накатило, знаете. Мне позвонила пьяная Диана и битых полчаса отчитывала меня в трубку. Она рассказывала как хорошо, что мы с ней расстались и какой я моральный и "внешний" (как выразился ее пьяный голос) урод. Бросать трубку было как-то не хорошо, все же мы были с ней вместе три с половиной года, институт, потом еще некоторое время. Однажды дело чуть не дошло до снятия квартиры, но, как-то не сложилось.
   Я лежал в темной комнате и безмолвно слушал, как меня по другую сторону телефона обзывают уродом, ничтожеством и много еще кем. Научу летать, вспомнилось мне объявление. Научу летать.
   - Извини, Диана, мне надо идти, - тихонько, чтобы не обидеть ее сложный характер, заявил я.
   - Куда это ты собрался? - удивилась моя бывшая пассия. - Между прочим, таких как я, у тебя больше в жизни никогда не будет, так что можешь и послушать, тебе это пойдет только на пользу. И, - в ее голосе зазвучали нотки ревности, - куда это ты собрался?
   - Учиться летать, - ответил я. - Ну все, пока.
   На часах было полпервого ночи. За окном прекрасная теплая погода, такое время, когда выходишь из дома и не чувствуешь разницы между квартирой и улицой. И тепло и прохладно одновременно. Корявый номер отыскался в набранных. С некоторой неловкостью я нажал на соединение и приложил трубку к уху.
   - Доброй ночи, молодой человек. Не спится? - спросил все тот же мужской голос, приветствовавший меня в первый раз.
   - Да что-то, знаете...
   - А я почему-то знал, что вы перезвоните.
   - Да я, вобщем-то, не собирался, тут скорее...
   - Бросьте, причины вовсе не важны. Главное, что вы отчего-то перезвонили. Теперь важен только результат, давайте обратимся к будущему, оставив прошлое на плацдарме воспоминаний.
   Неужели он что-то знает? Откуда? Нет, конечно, это я просто выдаю желаемое за действительное.
   - Конечно, я все знаю, - ответил голос на не заданный вслух вопрос.
   - Но откуда? - удивился я.
   - Полпервого ночи, на улице одна из тех ночей в году, когда каждая клеточка кожи ощущает на себе опьяняющее действие майской погоды, а вы звоните по глупому объявлению которое, как вам кажется, учит тому, чему научиться невозможно. Наверное, из чувства своеобразной поэтической справедливости.
   - Вы правы, - вздохнул я.
   - Как вас зовут, молодой человек?
   - Алексей, Леха.
   - Очень приятно, Алексей. Меня зовут Игорь Иванович. Ну, так что, Леша, завтра приступаем?
   - К чему? - зачем-то уточнил я.
   - Будем учиться летать, - заявил голос.
   - А, вы об этом... а сколько это стоит?
   - Сколько вы готовы отдать, чтобы научиться невозможному?
   - Ну, не знаю, сколько там сейчас курсы стоят... - я почему-то замялся, разговор показался мне неуместным и очень неловким.
   - Бросьте, Алексей, что вы, в самом деле. Икар, в свое время не пожалел жизни, назначив ее ценой, а вы сопоставляете умение летать с какими-то курсами.
   - Тысяч двадцать? - прищурившись от неловкости момента, спросил я.
   - И упал, опаленный жаром солнца, - продолжал голос. - Когда тело его летело обратно в объятья земли, как вы думаете, о чем он думал, о цене, которую придется заплатить, или о том, что крылья подняли его ввысь, пусть и на краткий миг?
   - Тридцать? - продолжал я гадать, хотя такая цена была уже для меня неприемлемой. По правде говоря, и двадцать тысяч это очень много.
   - Не разочаровывайте меня, Алексей.
   - Просто больше я не смогу себе позволить.
   - Чем больше вы рассуждаете о цене, тем дальше вы находитесь от конечной цели. Деньги и умение летать вещи несовместимые.
   - Совсем? - проклиная себя за глупость, спросил я. Это точно какой-то псих, который преследует свои интересы.
   - Абсолютно! Не все в нашей жизни можно купить за деньги. К примеру, уважение. В чем вы его измерите, Леша? Его даже измерить трудно, а купить можно только взвешенное. Можно купить временную лояльность, вот она как раз взвешивается, но уважение - никогда! - с гордостью произнес голос. - Так и с полетом. Полет можно купить, но лететь может и брошенный булыжник. Бросьте его и он некоторое время будет лететь, но он никогда не будет летать, потому что булыжник вряд ли способен этому научиться. Лететь можно на самолете, дельтаплане, даже дирижабле, это тоже, своего рода булыжники, пущенные умелой рукой инженера. Но никто из них никогда не будет летать. Летать можно только по призванию, лететь при соблюдении всех технических условий.
   - Вы что, предлагаете какие-то астральные услуги?
   - Почему вы всякий раз ожидаете подвоха, Алексей?
   - Ну, все эти ваши термины, мотивирующие пояснения, звучит как очередная программа тренингов по самосовершенствованию или какая-нибудь мотивация по Коэльо.
   - Нет, Леша, никакой "кастанедовщиной" я не занимаюсь. То, что я вам предлагаю не авторская программа, не тренинг, не выработка положительной мотивации и не что-то еще в этом духе. И денег я с вас не возьму, иначе вы точно никогда не разорвете путы своей убежденности.
   - Что же я должен сделать? Подписать контракт собственной кровью? - с иронией спросил я, втянувшись и решив подыграть, - Привести еще троих участников? Выследить или убить кого-то?
   - С каждым таким предположением вы все дальше отдаляетесь от конечной цели. Скажите, Алексей, - после некоторой паузы продолжил Игорь Иванович, - вы хотите научиться летать?
   - Не знаю, наверное, хочу. Трудно сказать. Это же невозможно, вы ведь понимаете, поэтому какой смысл рассуждать об этом?
   - На секунду перестаньте думать о том, что это невозможно, сделайте допущение об обратном и постарайтесь ответить совершенно искренне! - воодушевленно вещал голос. - Ну же, Леша, все зависит от вас. Так хотите?
   - Если представить что все возможно...
   - Если представить, что возможно научиться летать, - уточнил Игорь Иванович.
   - Конечно, хочу! - без колебаний ответил я, ощутив себя десятилетним ребенком, которому показывают фокус. Это, конечно, все глупости, но как было бы здорово, окажись этот безумец на другом конце трубки прав.
   - Вот и замечательно. Только искренний ответ, видите как просто? И ничего страшного не произошло. Что ж, в таком случае, вот вам мой ответ: раз вы хотите научиться летать, я вас этому научу.
   - Что, вот так просто?
   - Да. Начинаем завтра.
   - Хорошо, - растерялся я. - Что принести с собой? Наколенники и шлем?
   - Неужели вы считаете, что мы с вами отправимся на летное поле или будем прыгать, пока не взлетим? Вы все еще не верите мне. Хорошо, Леша. Думаю, это нам удастся поправить. Так вот, ничего не нужно. Оденьтесь, как если бы вы собирались на прогулку.
   - О, здорово! - воодушевился я. - Значит, не придется прикладывать никаких физических усилий?
   - А у вас какие-то проблемы с этим? Нет, не придется. Конечно, совсем без усилий не получится, и это большой вопрос, что сложнее, тренироваться физически, или учиться летать.
   - Хорошо, куда и во сколько мне нужно подойти?
   - Встретимся вечером, часов в семь, на остановке "10-й микрорайон".
   - Х... хорошо, как я вас узнаю?
   - Я седой, приземистый мужчина в летах, на мне будут светло серая рубашка и брюки с подтяжками. Еще я ношу очки в большой округлой оправе.
   - Спасибо, значит, в семь, да? Я приду.
   - Договорились, Алексей. Хотите совет?
   - Ну, давайте.
   - Оденьтесь сейчас, и пойдите прогуляйтесь. Такие ночи случаются всего несколько раз в году, будет просто преступлением проспать одну из них. Поверьте, все остальное это мелочи, а хорошая погода явление довольно редкое.
   - Эм... ладно, - кажется, ответил ему я. Только повесив трубку я вспомнил, что даже не уточнил с какой именно стороны дороги мы встречаемся, ведь остановок две.
  
   Если вы спросите, совету Игоря Ивановича я не последовал, сунул телефон под подушку и тут же уснул. За окном всю ночь пел соловей, чирикали какие-то другие весенние птицы. Рассвело довольно рано, яркие солнечные лучи разбудили меня своим теплым резким светом. Опять окно не занавесил!
   Проверив телефон, на котором появилось несколько злобных сообщений от Дианы, я выпил кофе и пошел на работу. В сообщениях были фотографии из клуба, где моя бывшая пьяная и счастливая позировала перед камерой своего пятого айфона на фоне подружек и какого-то парня в обтягивающей темно-синей футболке. У него были накачанные руки и широкие плечи, которые он всякий раз выпячивал, а еще модный ежик на голове и щетина аккурат как рекомендуют мужские онлайн-журналы. "Это Виталик, я с ним счастлива" - писала Диана, - "недавно мы вернулись из Турции".
   Хорошо должно быть, сейчас в Турции. Вот все, о чем я подумал, включая новый альбом "Найтвиш". Десятки машин сонно выезжали из тесного двора, шурша покрышками по гравию и неровному асфальту. Местный дворник в красной фуфайке беседовал о чем-то на повышенных тонах с двумя пенсионерами. Выйдя из подъезда, я тут же наступил ногой в лужу. Ну вот, новый кроссовок. Обновил!
   Дорога от дома до работы занимала около тридцати минут, всю дистанцию я преодолевал пешком, там веселее, да и практичнее, к чему мне лишние проблемы со здоровьем? Общественный транспорт начал пугать меня еще со время собственного автомобиля, начисто отбив охоту ездить на муниципальных автобусах и троллейбусах. К тому же я здорово укрепился во мнении, что на общественном транспорте ездят в основном люди, недовольные окружающим миром. Конечно, в кармические принципы я не очень верил, но все же, к чему весь этот лишний негатив, когда пройтись пешком так полезно перед целым рабочем днем на пыльном и тусклом складе.
   Рабочие часы летели все быстрее и быстрее, так, что я едва успевал за них хвататься. Это странная метаморфоза с ускоряющимся на работе временем была обнаружена мной совсем недавно, еще полгода назад каждый день на работе, в особенности понедельник казались мне бесконечно долгими, монотонными и очень грустными, наполненными однообразной деятельностью. Теперь я даже не замечал тот короткий отрезок, когда я подходил к своему шкафчику в раздевалке, о чем-то переговариваясь с грузчиками до момента, когда все шли на положенный обед.
   Один мой знакомый, работник банковской сферы, с которым мы учились на одном потоке, как-то сказал мне: а мы все делаем одно и то же изо дня в день. Мебельщик делает замеры, а потом мебель, я выдаю кредиты и составляю отчеты и планы, а ты формируешь накладные и управляешь процессом загрузки и разгрузки товара. Делать одно и то же совсем не скучно, просто надо правильно к этому относиться. Президент, между прочим, так же занят одним и тем же, он встречается с разными людьми и в зависимости от того, кто перед ним сидит, поздравляет его, либо отчитывает. Не так уж много различий, если присмотреться.
   Я тогда с ним согласился, и после этого во многом пересмотрел свое отношение к работе, а заодно уж и к месту в жизни. Склад, так склад, подумалось мне, почему бы и нет? Да, это не так престижно как "работник месяца" в районном отделении банка, но это уже что-то. С тех пор вопрос о "месте под солнцем" перестал висеть надо мной дамокловым мечом, он куда-то растворился.
   Дорога проходила через остановку "10-й микрорайон", и я по привычке зашел в небольшой киоск сотового оператора, стоявший прямо на остановке. В нем, переменно работали полноватая, но довольно милая девушка и задумчивый парень в очках, с которым мы иногда перекидывались пару фраз. Сегодня была как раз его смена.
   - Здравствуйте, - сказал я, открывая дверь мини-магазина, в котором нашлось место только стойке, стулу для работника и крохотной витрине, на которой сиротливо красовались две модели телефона.
   - Доброе утро, - ответил парень, поправляя очки, и грустно улыбнулся, - на работу?
   - Да, закинете полтинник?
   - Без проблем, говорите номер?
   Полтинник можно было закинуть и через терминал в продуктовом магазине за этим киоском, тем более что я все равно заходил туда, прикупить себе йогурт, но мне отчего-то нравилось заглядывать именно сюда, поздороваться, сказать что-нибудь незначительное и пожелать ребятам приятного дня.
   Затем я, как правило, огибал длинный многоэтажный дом, в котором находился магазин, и срезал путь наискосок, через дворы. Я проходил мимо детского сада, школы и двух неухоженных палисадников, затем через старые ржавые гаражи и. наконец, выходил на проезжую часть. Вдоль дороги по прямой оставалось не больше семи минут ходу. Вот он, родной склад, я пришел.
   Этот день не стал исключением, закончился он так же быстро, как и все остальные, тем более что сегодня не понедельник, и даже не среда. Заскочить домой уже не было времени, и я решил встретиться с Игорем Ивановиче сразу же после работы. Обратно я двинулся тем же привычным, хоженым путем.
   Что-то подсказывало мне, что чудак, подавший объявление станет ожидать меня на остановке со стороны киоска, в который я всякий раз заходил, если мне требовалось пополнить счет на мобильном. Ровно без пяти семь я уже стоял на остановке, вдыхая густой сигаретный дым, вылетавший из недр рослого мужчины, курившего прямо на остановке. Очередное сизое облако обдало меня табачным смрадом, и я невольно отодвинулся. Сильно захотелось чихнуть, словно понюхал свежемолотого перца. Мужчина, завидев, что приближается его автобус, бросил окурок себе под ноги и затушил остроносым сапогом, затем утробно харкнул и сплюнул на асфальт. Зверовато оглянувшись, он одарил меня взглядом, вопрошавшим: ты имеешь что-то против?
   С такими людьми лучше не связываться, они как раз из категории, которая недовольна жизнью и постоянно всматривается вдаль, ожидая своего автобуса. Стоит ли упомянуть, что они вряд ли довольны своей жизнью?
   Игоря Ивановича я обнаружил возле киоска сотовой связи. Его трудно было с кем-либо спутать. Низенький, крепенький, с густыми седыми волосами, широким лбом и нелепой округлой оправой он выглядел как образцовый пенсионер с какой-нибудь фотографии. Образ удачно завершали теплые не по погоде брюки, сильно подтянутые вверх нелепыми подтяжками. Мой вчерашний собеседник пристально разглядывал всех, кто стоял на остановке. Когда его взгляд пал на меня, я, поначалу невольно отвел глаза, но потом улыбнулся и помахал рукой.
   Игорь Иванович двинулся ко мне уверенным шагом отставного адмирала, была в нем какая-то выправка.
   - Алексей? - спросил он, протягивая мне сильную широкую ладонь.
   - Да, это я, здравствуйте, Игорь Иванович. Как дела?
   - Тебе и вправду интересно?
   - Не знаю, - растерялся я, высвобождая свою руку из его ладони, которая все еще пожимала ее.
   - Ну а что тогда? Все хорошо, Леша. Кстати, как тебя по батюшке?
   - Николаевич.
   - Что ж, Алексей Николаевич, как вы смотрите на то, чтобы нам пройтись и побеседовать?
   - Давайте. А куда, кстати?
   - Пойдемте во двор, прямо за этим домом, мне там очень нравится, уютно, спокойно, как-то безопасно, что ли. Вы не против?
   - Нет, ни в коем случае. Пойдемте.
   И мы двинулись во двор неспешным шагом. Как ни странно, я не испытывал тревоги или волнения, этот Игорь Иванович производил впечатление вполне серьезного мужчины, быть может, в прошлом, военного или какого-то большого начальника, не знаю, пока не понял.
   Мужчина сунул руки в карманы и слегка прихрамывал при ходьбе. На ногах у Игоря Ивановича были надеты старинные кожаные сандалии и носки. Самое странное, что вся эта нелепая одежда немыслимым образом сочеталась и гармонировала на этом человеке. По крайней мере, при первом взгляде на Игоря Ивановича у меня не возникло чувство отторжения или неприязни, скорее я тут же выделил его среди других.
   - Позволь вопрос, Лешенька?
   - Да, конечно, задавайте, - повторяя за стариком, я сунул руки в карманы. Должно быть, со стороны мы смотримся как сын и отец, или, скорее как повзрослевший и вымахавший внук и еще крепкий не по годам дед.
   - Вот ты позвонил по объявлению. Зачем?
   - Как зачем, - растерялся я. - Даже не знаю, каждый хочет научиться летать.
   - Неправда. Каждый хочет быть счастлив, хоть и вкладывает в это понятие разный смысл, но летать хочет далеко не каждый. Мне известна куча примеров, когда человеку делается дурно от одной мысли о незащищенном полете.
   - Незащищенном? - уточнил я.
   - Ну да, без костюма, шлема, ремней безопасности и самолета, в котором ты сидишь.
   - А так можно?
   - Почему нет? - переспросил Игорь Иванович.
   - По-моему так только падают, а не летают.
   - А чем отличается полет от падения, Леша?
   Тут я заступорился. Трудно с ходу ответить даже на очень простой вопрос, если ты редко думаешь о чем-то подобном.
   - Полет это и есть контролируемое падение. Причем, контролируется оно лишь отчасти, с помощью костылей и протезов, которые, как правило, называют вспомогательными средствами. А умение летать, это как падение наоборот, ты ничего не контролируешь, не манипулируешь, не пытаешься управлять, ты просто доверяешь.
   - Кому?
   - Тут все зависит от того, как ты смотришь на этот вопрос. Лично я склонен считать, что довериться нужно пространству, в котором тебе предстоит летать. Мне просто так удобнее, на самом деле доверять ты можешь кому угодно. Богу, вселенной, абсолюту и фатуму, тут все зависит от твоих предпочтений, разницы не будет никакой.
   - Нет разницы, во что верить?
   - Суть неизменна, меняется лишь форма, очертания, рассуждая о которых ты пришел к своему итогу.
   - С вами многие бы поспорили, - заявил я, чувствуя, что сам уже готов это сделать.
   - Спорили и спорят, да только что это меняет? Еще раз повторю, Лешенька, дело в доверии. Не к какому-то конкретному человеку или авторитету, а окружающему миру, пространству. Доверие следует направить вовне, вне себя. Разомкнуть свою тесную скорлупу, где мысли носятся по кругу, точно загнанные, и подарить хотя бы одно чувство окружающему миру. Это нелегкая задача, хотя, сложного в ней тоже ничего нет.
   - Вы точно не продаете билеты на тренинг? - недоверчиво спросил я.
   - Доверие, Леша, - воздев указательный палец левой руки, снова произнес Игорь Иванович. - Это то, что важно усвоить. Начни с простого, если не веришь, сделай допущение и попробуй сопоставить его со своими сомнениями, посмотри, что они равнозначны, и сомнения ничуть не более весомы, чем допущение.
   - Вы предлагаете мне начать доверять вам, да? - на всякий случай уточнил я.
   - Можно и мне, почему нет? Скольким людям ты доверяешь?
   - Вообще, или как? - задал я глупый вопрос.
   - А что, бывает еще как-то? - Игорь Иванович присел на свободную скамеечку и с улыбкой посмотрел на меня. - Ну, так скольким?
   - Ну, папе, там, Женьку, другу своему, не знаю...
   - А всем остальным?
   - Кому?
   - Вон сколько людей! - старик расставил руки в разные стороны, - оглянись, полный двор. Что скажешь насчет вон того мужчины в темно-коричневой куртке с барсеткой?
   - Я его не знаю.
   - И я не знаю, дело не в знании, а в доверии. Доверие опережает знание. Ведь если знаешь, то это уже не доверие, это синтез имеющейся информации. А доверие это своеобразный аванс, это честь, оказанная наперед.
   Ученый какой-то, продолжил я свое внутренне гадание на кофейной гуще по поводу своего собеседника. Может, вышедший на пенсию препод или социолог, хотя, одно другому не мешает. Явно гуманитарий, хотя, кто его знает.
   - Так вы предлагаете доверять каждому прохожему?
   - Каждому не получится, физически не успеешь. Тут все зависит от ситуации, которые перед нами возникают. Скажем, если корова тебе не доверяет, ее будет очень сложно подоить, но для того чтобы подоить корову тебе вовсе не обязательно доверять всем. Достаточно довериться буренке, показать ей свои намерения и тогда, быть может, она доверится тебе в ответ. Во всяком случае, вероятность гораздо больше при обоюдном доверии.
   - Именно что при обоюдном! - перебил я. - Для этого ведь надо, чтобы и окружающее пространство доверяло мне.
   - Оно всегда доверяет тебе, просто, по умолчанию. Недоверием наделены лишь персонифицированные сущности, так я называю людей, когда мне хочется. Подумай сам, что плохого тебе сделала окружающая среда?
   Вы можете спросить, были ли у меня варианты ответов, чем и как именно меня обидела окружающая среда? Ну, хорошо, раз вам интересно, я отвечу что да, были. Начиная от гравитации, виновной в том, что кожа на моем подбородке с возрастом отвисает, и заканчивая вероятностным фактором, который всегда, почему-то склоняется в сторону загоревшегося красного, или отъехавшего от остановки автобуса (хоть я их и не люблю, ну, вы поняли). Хотя, впрочем, все эти рассуждения больше смахивают на оправдания неудачника, из серии "почему у меня не получилось".
   - Много чем, - улыбнулся я. - Но я на нее за это не сержусь. Мне кажется, мы с раннего детства учимся подвергать окружающий нас мир сомнению, а не стукнусь ли я, не морок ли это, не скользко ли идти по этой замерзшей луже. Что это, как не сомнение? Подвергая все сомнению, мы учимся недоверию, без него практически невозможно шагу ступить.
   - Все, о чем ты только что сказал, происходит с нами только в результате отсутствия опыта, как такового, а вовсе не из-за того, что окружающая среда враждебно к нам настроена. Поняв и уяснив, что лед скользкий ты можешь восстановить доверие, приняв во внимание его скользкую природу, ведь она не делает лед плохим только потому, что ты на нем поскользнулся? Он всегда был скользким, до тебя, и останется таковым после.
   - Все это, конечно, так, но какое это имеет отношение к полету? Или, вы скажете, что, не научившись поскальзываться и прощать это льду, я не научусь летать?
   - Тебя бы это сильно огорчило, правда? - улыбнулся старик, почесав щеку. - Ты бы, возможно, разочаровался во мне, в посыле, которое несло наклеенное на столбе объявление, еще бы, ведь ты себе уже напридумывал, как это все будет происходить, таинственно, возвышенно и величественно.
   - Так, я пошел...
   - Постой, Леша, - резко одернул меня старик, и я остановился как вкопанный.
   - Поразмысли над моими словами, хорошо? Завтра в семь, на этой же скамейке.
   - Давайте в восемь, мне после работы хотя бы в душ заскочить.
   - Давай в восемь, - кивнул Игорь Иванович. - Хочешь совет?
   - Ну, давайте.
   - Сделай сегодня какую-нибудь глупость, чего не делал уже очень давно, только без крайностей, проснись на другом конце города, сделай комплимент первой же случайной женщине с зонтиком, если встретишь такую, или еще что-нибудь в таком же духе. Сегодня такой замечательный день, глупо будет проводить его, не отметив на карте жизни маленьким крестиком или галочкой. Тебе, кстати, что больше нравится, крестик, или галочка?
   - Не... не знаю, - кажется, сказал я, прежде чем робко помахать рукой на прощание и, развернувшись, направиться в сторону дома.
   Нет, я не оборачивался, если вам так интересно, но если бы обернулся, то увидел, что Игорь Иванович остался сидеть на скамейке посреди дворика, в котором кипела ошалевшая от весны жизнь. Слегка сутулящийся, задумчивый и такой одинокий.
  
   Нет, я снова не прислушался к совету старика. Хотя, со мной случилась интересная вещь, я проспал. Не помню, когда я в последний раз опаздывал хоть куда-то, по-моему, в школе, на олимпиаду, проводившуюся на другом конце города. Одним словом, давно, очень давно, а тут, представьте себе, просидел всю ночь напролет за игрушкой, которую зачем-то решил перепройти.
   Интерес к играм у меня пропадал постепенно, по мере того как появлялась возможность приобрести игровой компьютер и лицензионные копии игр, причем, чем больше росла возможность, тем меньше, пропорционально этому, я ощущал потребность играть. Окончательную пропажу интереса к геймингу я почувствовал где-то на рубеже двадцати шести и семи лет, когда сев за игру, ради которой купил себе новый системник, выключил ее спустя полчаса.
   И тут, представляете, всю ночь! Заснул я в шестом часу, когда за окном уже светило пригревающее солнышко. На часах восемь сорок пять, через пятнадцать минут мне следовало находиться на работе, а еще лучше, если через десять, для поддержки своей педантичной репутации. Набрав номер начальника, я скорбным голосом предупредил его, что немного задержусь. Вроде бы пронесло. Так, на работу я опоздал, отец уже ушел, будить меня, как он считал, не было никакой необходимости, раз я сплю, значит, так надо. Позавтракав, я сбежал по ступенькам и со скрипом открыл тяжелую подъездную дверь. Обогнув лужу, я побежал по бугристому асфальту, на ходу поздоровавшись с дворником. Тот улыбнулся мне в ответ и приветливо махнул мозолистой ладонью.
   Я подгонял себя, хотя и понимал, что в этом нет никакой необходимости, ведь обо всем уже договорились, Дамир, мой начальник, директор склада, молодой и энергичный руководитель, не против, никаких срочных дел до обеда не намечалось, да вообще, какие могут быть срочные дела в пятницу? Сегодня все ребята, грузчики, мысленно уже готовятся к вечеру, буйным возлияниям и обжиманиям с девчонками в чьем-нибудь подъезде. Между прочим, и мне сегодня предстояла одна непростая, но, в целом, довольно необычная и интересная встреча.
   Прочувствовав все это, я сбавил шаг и двинулся по своему двору неспешно, словно мне некуда было торопиться. В воздухе пахло талой свежестью, звуки, доносившиеся со всем сторон, казались объемными, живыми, какими-то резвыми, сбросившими с себя зимнее безмолвие.
   В итоге я опоздал на работу больше чем на час. Сегодня я не стал заходить в киоск сотовой связи, решив сделать это на обратной дороге, если успею потратить полтинник, заброшенный вчера. Обогнув дом, я прошел по двору, в котором мы вчера беседовали с Игорем Ивановичем. Скамейка, на которой он сидел, оказалась пустой и какой-то сиротливой. Не припомню, чтобы на ней любили сиживать старушки или молодежь, последнее тем более ощущалось в отсутствии кожуры от семечек и пустых бутылок из-под пива. Зато рядом с этой скамейкой росла молодая березка. На ней еще не появились почки, деревце слегка запаздывало с пробуждением, хотя на большинстве других почки уже набухали.
   Детский сад, школа, гаражи. Прямая, вдоль проезжей части, склад. Ребята очень удивились, когда я вышел к ним, переодетый в темно-синюю робу.
   - Ты чего это, Лех, с бабой вчера кувыркался? - заговорщицки ткнув меня локтем в бок, спросил Толик.
   - Да нет, - смущенно произнес я, нисколько, впрочем, не расстраиваясь оттого, что это не так. - Проспал я, парни.
   - А чего проспал-то? - Радик демонстративно принюхался, пытаясь обнаружить запах перегара. - Пятница же еще только сегодня!
   - За компом всю ночь просидел, - вздохнул я.
   - Порнуху, небось, всю ночь гонял? - расхохотался Санек, студент-заочник, недавно поступивший к нам.
   - Ну, допустим, - улыбнулся я, - если вам от этого легче, то я всю ночь смотрел порнуху, кувыркаясь с бабой и запивал все это водярой. Пойдет?
   Ребята немного напряглись и как-то растерялись, переглядываясь друг с другом в поисках поддержки.
   - Все, а теперь за работу. Петрову накладную собрали? Он до обеда должен за товаром приехать. Нет? Ну, ребят, чем вы здесь занимались без меня? Давайте быстро, быстро, быстро.
   День снова включил ускоренную перемотку. В пятницу мы работали на час меньше. Очнулся я ближе к концу рабочего дня, словно вынырнув из мутной проруби. Наспех одевшись, я попрощался со всеми сотрудниками, и поспешил домой. Сегодняшний путь обратно не принес мне обычного удовольствия и успокоения, и если вы спросите почему, то я отвечу: мне до чертиков интересно было узнать, что же будет дальше. Неужели старик и вправду владеет каким-то секретом? Я уже начал верить в нечто подобное, представляете? Наверное, так и попадают во всевозможные секты.
   Оказавшись дома, я переоделся, поужинал и сел возле отца. От моего резкого приземления на диван, папа вздрогнул и проснулся.
   - А, сынок, вернулся? - спросил он. - Как дела?
   - Все хорошо, спасибо, пап. У тебя как? Что на работе?
   - Да все хорошо, - улыбнулся мой любимый "крот", - с Димкой опять нас поставили, сегодня замучались на вызове, аврал, весна, сам знаешь, работы сейчас море!
   - Это точно, - согласился я.
   - Ну а у тебя как? Все нормально? Что-то ты какой-то задумчивый, - улыбнулся отец, протирая очки специальным платочком, который он держал на журнальном столике.
   - Да это я просто... просто... сам не знаю отчего. Весна, наверное, - я похлопал папу по плечу и выскочил из комнаты, оставив его наедине со своим пятничным уютом.
   Возле подъезда собирались местные любители пятничных приключений, этих ребят я знал в лицо, но не помнил по именам. Мы учились в одной школе, были одногодками, когда-то даже общались, но время беспощадно растащило нас по разным углам, не оставив даже зацепки по интересам. "Привет" и "пока", вот и все, чем ограничивалось наше общение. Некоторые из них здоровались со мной за руку, другие предпочитали не обращать никакого внимания и это меня вполне устраивало.
   Я перебежал дорогу на красный свет и забежал в магазин, чтобы поздороваться с грустным парнем в очках и черной рубашке.
   - Вам как всегда, полтинник? - спросил он, улыбнувшись.
   - Нет, да, вообще-то, знаете, давайте. - я порылся в карманах и извлек на свет мятую купюру.
   Я уже огибал дом, когда на телефон пришло друг за другом два сообщения. Одно от оператора о том, что счет пополнен на 48 рублей и 80 копеек, второе от Дианы. Его я читать не стал, сунув телефон обратно в карман - не до этого, подождет.
   - Вечер добрый, - я приветственно вскинул руку, улыбнувшись Игорю Ивановичу.
   - А, Лешка, пришел, все-таки? - рассмеялся старик. - А я вот сижу, и думаю, придет-не придет, до того, знаешь, любопытно.
   - Вот, пришел, - заявил я. - Учите меня доверять людям, летать и, и, чему-нибудь еще.
   Когда я приблизился, Игорь Иванович выпрямил осанку, сев ровно и как-то более уверенно.
   - Нет уж, я, пожалуй, научу тебя летать, а до всего остального ты, мой друг, дойдешь сам, мозгов, думаю, хватит.
   - Игорь Иванович, а кем вы работали до выхода на пенсию?
   - Ты хочешь спросить, кем я был? - старик улыбнулся, погружаясь в лучезарный океан воспоминаний, манивший с каждым годом все больше.
   - Если вам так удобнее, то да, кем вы были?
   - А как ты думаешь? - хитро прищурившись, спросил Игорь Иванович. - Наверняка ведь уже задумывался, раз спрашиваешь.
   - Есть такое дело, - согласился я. - Если честно, сначала мне показалось, что вы какой-то военный, скорее всего отставной советский адмирал или еще что-то в этом роде. Об этом я догадался по походке. Потом, когда вы вчера принялись рассуждать о доверии, мне показалось, что вы профессор гуманитарных наук, на худой конец кандидат. Хотя, в ваших словах присутствует что-то математическое, не в терминах, даже не знаю, как это объяснить, короче, может быть вы еще и физик. Вот. А на самом деле вы кто?
   - Фантазия у тебя бурная, - сказал он, упершись ладонями о скамейку. - На самом деле все гораздо проще, я токарь-фрезеровщик. Даже не знаю, как это повлияет на мой образ в твоей голове, но это и не важно. Всю жизнь на одном заводе, как после войны распределили, так там и остался. Потом вышел на пенсию, работал плотником, строил особняки для бизнесменов, опалубкой занимался. В последние годы, здоровье, конечно, уже не то, так я в охране сижу, мне везде вольно дышится. Зиночка моя, царствие ей небесное, все говорила, экий ты у меня жадный до работы, а я и не спорил.
   - Ваша жена умерла... давно?
   - Годков пятнадцать уже, поди, есть. А может и больше, сейчас какой год?
   Все ясно, подумал я. Старику просто скучно и одиноко, вот и занимается всякой ерундой, сочиняет и расклеивает разные объявления, а я два дня на него потратил, черт, чтобы еще раз...
   - А дети у вас есть?
   - Детей нет, - как-то машинально вздохнул Игорь Иванович, и его плечи опустились низко-низко, словно на них легла незримая ноша.
   Ну, точно, одинокий старик, сколько таких в каждом дворе, и ничего, как-то справляются, живут потихоньку, а этому разнообразия захотелось.
   - Послушайте, Игорь Иванович, получается, вы ветеран и все такое, но, поймите меня правильно, я думал у вас что-то серьезное, по-настоящему...
   - Какой я ветеран? - удивленно рассмеялся Игорь Иванович. - Когда война закончилась, мне четырнадцать лет исполнилось.
   - Тогда как вас на завод взяли? - даже не знаю, зачем я это спросил.
   - По великому блату, уж очень понравилось бригадиру, как ловко я справлялся со своими обязанностями. Я ведь, пока немца били, не только снаряды подносил, но и учился кое-чему. Все рядом с мужиками терся, разговоры их слушал, дым табачных вдыхал. Так и строить, и плотничать научился. И токарно-винторезный станок узнал.
   - И летать, наверное, тоже у мужиков научились?
   - Нет. - посерьезнев в одно мгновение, заявил старик. - Этому, брат, на заводах не учат.
   - Ну, хорошо, предположим, но ведь вы мне продемонстрируете, как это делается?
   - Потому что на слово ты мне не веришь? - поинтересовался Игорь Иванович. - Да и кто тебе сказал, что я умею летать?
   - То есть как это кто? - удивился я. - Вы!
   - Когда это? Я, кажется, обещал научить летать, но, как мне кажется, из этого вовсе не проистекает, что я сам умею это делать. Быть может, я владею древней секретной техникой, а? Такое объяснение тебе ближе, его проще принять.
   - Вот вам еще один вариант, - я потер ладони, словно в предвкушении разоблачения. - Вы философ.
   Если вы спросите, какое лицо в этот момент было у Игоря Ивановича, то мне придется вам ответить, что он едва не рассмеялся.
   - Все мы философы после определенного возраста, причем, кто-то тянет на кандидата, а иной мог бы замахнуться и на доктора наук, тут уж все зависит от сущности, опыта и пищи для ума за жизнь набирается столько, что в пору слагать легенды. Некоторые, между прочим именно так и поступали, слагали легенды, которые мы помним и пересказываем друг другу до сих пор.
   - Значит, вы летать не умеете, - вздохнул я.
   - А об этом кто тебе сказал?
   - Как это... так, Игорь Иванович, хватит уже, что вы, в самом деле! Вы же только что...
   - Сделал допущение, - закончил за меня фразу старик. - Что я могу летать, а во втором случае не могу. Только и всего.
   - И какое из этих допущений верное? - изрядно запутавшись, спросил я старика.
   - Какому ты больше доверяешь?
   - Стоит ли доверять допущениям?
   - Конечно, стоит, все ведь в нашей жизни является по своей сути допущением и принятием на веру. А чему еще доверять, если не допущению?
   - Фактам! - выпалил я.
   - Что есть факт? - спросил Игорь Иванович, - причуда восприятия, убежденность в допущенной интерпретации.
   Вон как стелет, подумал я. Похоже, все-таки, он как-то связан с наукой. Нет, мне просто интересно узнать побольше об этом человеке, не так он прост, как может... впрочем, и на первый взгляд простым он не кажется. Интересный, вот подходящее слово. С виду, вроде, обычный старик, а приглядишься, и одет он вовсе не так нелепо, как может показаться. И выправка у него имеется, и стержень, словно что-то металлическое внутри, но не тяжелое, не мрачное, крепкое, как старая скала, уверенное, пожившее.
   - Да и потом, когда речь заходит о чувственной сфере, ты тоже будешь опираться на факты? Как ты сможешь отделить их от иных ощущений, допущений и интерпретаций? Что будет являться фактом там, где логика уступает место хаосу и привычное легко спутать с непривычным?
   - Да здесь я не особо разборчив, - преуменьшил я.
   - А кто разборчив? - спросил Игорь Иванович. - Ты знаешь какого-то эксперта по чувственным наукам? Мы все слепые, глухие и немые, когда надо понять другого человека или попытаться передать ему свои чувства. Нет такого человека, который бы знал, как надо поступать в той или иной ситуации. Все, что мы можем, это сделать допущение и следовать ему, подкинуть монетку, загадать число, доверив судьбу воле случая. Наша воля и характер, весьма условные понятия, ведь все мы ежесекундно только тем и заняты, что подкидываем монетки, обращаясь к фатуму в ожидании дальнейший действий.
   - Ну как это, я с вами не согласен, вот смотрите. Я же пришел к вам сегодня, хотя мог и не прийти, это мое решение, я принял его.
   - Да? А мне показалось, ты подумал: а вдруг он знает что-то действительно интересное? И сделав подобное допущение, решил ему следовать.
   - Так это и называется принять решение, разве нет?
   - Не совсем, впрочем, если тебе удобнее так думать, можешь принять это за отправную точку. Пусть допущение будет решением, волевым импульсом, тоже интересный вариант.
   - Игорь Иванович, а когда мы начнем учиться?
   - Мы уже это делаем, причем, ты учишься у меня, а я у тебя.
   - Как, и я учу вас летать?
   - Не летать, - уточнил старик, - но учишь, да, а что в этом удивительного?
   - Просто, чему я могу вас научить?
   - Каждый человек, да и не только человек учит других, даже если он не осознает этого. Мы все учимся, пока живы этот процесс очень трудно остановить, практически невозможно.
   - Хорошо, а где будут проходить наши занятия?
   - Прямо здесь! - старик постучал по крашенной доске, прибитой к основанию лавки. - Мне нравится, хорошее, уютное место. А ты что скажешь?
   - Но, разве ваша техника не столько секретна, там, я не знаю, что другим людям не стоит на нее смотреть?
   - Ох ты! - удивился Игорь Иванович. - Ты возомнил себя единственным претендентом на обладание истиной, которую передадут тебе и только тебе, а остальные пусть и дальше ходят по двору, как ходили?
   - Нет, все не совсем так, - начал оправдываться я, хотя все именно так и обстояло.
   - Вот тебе, Лешенька, первый урок. Пока ты не уяснишь, что все, абсолютно все люди достойны владеть всем, чем владеешь ты, и нет ничего такого, чего бы ты был более достоин, летать ты не сможешь.
   - Это значит, и я имею право на все, чем владеют другие?
   - Ну, зачем так, ей богу, ты же хороший парень, Лешка, выбрось эту дурь из головы, зачем тебе "все, чем владеют другие"? Что ты собрался с этим делать, даже гипотетически? Будешь купаться в горах золота, как Скрудж Макдак?
   Надо же, он даже смотрел диснеевские мультики и знает Скруджа.
   - Значит, все имеют право на мое, а мне об этом и задумываться не стоит? - подытожил я. - Прямо коммунизм какой-то, Игорь Иванович, хотя, и не мудрено.
   - Чем мы владеем? Ты уверен, что резинка на трусах принадлежит именно тебе?
   - А какие в этом могут быть сомнения?
   - Что делает вещь твоей, с какого момента начинается обладание?
   - Я купил, черт, извините, Игорь Иванович, это звучит очень глупо, но я купил трусы вместе с дурацкой резинкой, следовательно, они мои. Вместе с резинкой. Что тут думать?
   - А следовало бы. Сам рассуди, ты передал крашенную бумагу продавцу, он, на основе социального договора передал тебе кусок ткани, в котором присутствует резинка, так?
   - Ну, да.
   - Ты, руководствуясь какими-то принципами, которые, в свою очередь, тоже "покоятся на трех китах", сделал допущение, что теперь кусок ткани с вшитой в него резинкой можно считать своими.
   - Да.
   - Считать своими, правильно?
   - Да, я считаю, что трусы, которые я купил, принадлежат мне! - сгорая от стыда, сказал я.
   - Считать своими и обладать одно и тоже? Получается, что обладание приравнивается к допущению? Ведь так же можно допустить, что резинка, вшитая в ткань, не принадлежит тебе, а лишь сдается в аренду на временное пользование, но ты об этом не знаешь. Тебе по-прежнему кажется, что кусок ткани полностью твой, вместе со всем содержимым. В данном случае допущение будет неверным, но ничего от этого не изменится.
   - Что вы хотите сказать? Обладание всего лишь иллюзия?
   - В равной степени, как и все остальное, впрочем, вернее будет сказать и иллюзия и не иллюзия, причем одновременно.
   - Допустим, Игорь Иванович. Я допускаю, что мои трусы могут не принадлежать мне. Или могут, я уже окончательно запутался.
   - Все просто, Леша, просто до безобразия. Доверие. Если ты не доверяешь окружающему тебя пространству, то рано или поздно потонешь в болоте сложностей и противоречий, которые сам же предварительно и нагромоздишь. Не анализируй слишком долго, толка в этом тоже нет никакого, доверяй.
   - И делай допущение, - добавил я.
   - Именно. Будем считать, что это ты усвоил. Запомнил первый урок?
   - Сейчас... любой достоин того, чем я обладаю, и он ничем не хуже.
   - Верно. О последнем утверждении, я, правда, ничего не говорил, это уже ты сам домыслил, но тем лучше. Как следует запомни это допущение, прими его как нечто естественное, мы все стоим друг друга и того, чем, как нам кажется, мы обладаем. Ни у кого нет права монополии на какую-то часть истины. Все достойный летать, но не все полетят, потому что нужно это далеко не каждому. К сожалению, из тех, кто жаждет этого всем сердцем, полетят тоже не все, ведь мы являемся пленниками своих возможностей. Пусть границы весьма условны, но все же они есть, и наделяют нас определенным пределом возможностей.
   - Выше головы не прыгнешь? - спросил я.
   - Безусловно, - задумчиво кивнул Игорь Иванович, - но для этого необходимо определить, где заканчивается твоя голова и что это такое. А еще лучше узнать, где же она начинается.
   - Границы ведь есть.
   - Есть, но все они условны, так что не советую тебе полагаться на границы, они могут подвести в самый неподходящий момент. Ты прыгнул так высоко, как только мог, допуская, что это и есть макушка твоей головы, а на самом деле ты не допрыгнул себе и до пупка.
   - Но от этого ничего не изменится, - улыбнулся я.
   - Ничего, кроме твоего мироощущения. А это самое важное.
   Мы беседовали еще какое-то время. На улице стемнело, двор наполнился веселой молодежью, влюбленными парочками и людьми, выгуливающими своих питомцев.
   - На сегодня хватит, Леша. Иди домой, отдохни.
   - Когда в следующий раз? Завтра?
   - Да, завтра, - ответил старик, приглаживая непослушные волосы. - Приходи в это же время.
   - Хорошо, - ответил я, но не спешил уходить, робко переминаясь с ноги на ногу. Очень не хотелось оставлять Игоря Ивановича одного в сгущающихся весенних сумерках. - Игорь Иванович...
   - Да?
   - С вами... с вами все будет хорошо?
   - Все хорошо, Леша, ты иди, я еще немного тут посижу, сегодня такой замечательный вечер, обязательно нужно прочувствовать его до конца, а дома я уже насиделся.
   Почему-то многие люди считают, что старику будет лучше дома, а не сидя на лавочке, среди незнакомых, веселых и грустных, но всегда таких разных людей. В этот миг я почувствовал, что все действительно хорошо, что так правильно, что здесь, во дворе на лавочке этому отставному адмиралу-токарю будет гораздо лучше, чем в скучной увядшей квартире среди вещей, превратившихся в музейные экспонаты и воспоминаний, довлеющих всюду, куда не посмотри. Пусть он останется сидеть и выпьет этот вечер до дна, а весна и молодость, которыми он так старательно себя окружает, укутавшись в них, словно в шаль, ему в этом помогут.
   Я развернулся и уже сделал несколько шагов, как он меня окрикнул:
   - Лешенька...
   - Да, Игорь Иванович, - радостно отозвался я, повернувшись к старику.
   - Хочешь совет?
   - Ну, давайте, - что-то внутри меня возликовало.
   - Проведи этот прекрасный вечер спокойно, без всяких приключений, это ведь тоже своего рода галочка.
   - Галочка мне нравится больше. До завтра.
   Но, конечно же, я не послушал совета старика.
  
   В эту ночь я отправился бродить по "десятке", так называли наш микрорайон. Сделав несколько витков в сторону проспекта Победы и обратно, я поймал машину и доехал до ново-савиновского района. Какое-то время слонялся по "кварталам".
   Ночь стояла тихая, спокойная, наполненная жизнью и цветением. Над головой мерцали огоньки звезд, яркие неоновые вывески пестрели рекламой, оттягивая внимание на себя. В длинных панельных многоэтажках светились разноцветные квадратики окон, делая дома похожими на чрево огромного дышащего жизнью весеннего кита.
   Я остановился возле одного круглосуточного бара, заглянул туда и купил бутылку красного вина. Ночной проспект манил вольными порывами свежего ветра, сметавшего пыль к поребрикам, длинными силуэтами фонарных столбов и простором, от которого в грудь прокрадывался осторожный неловкий восторг, постепенно заполняющий все тело.
   Улыбаясь, я подставил лицо очередному порыву, похожему на дыхание невидимого мифического зверя. Бутылка была откупорена, глоток сделан, в желудке разместилось и принялось обустраиваться приятное опьяняющее тепло. Проезжавшая мимо машина, из которой доносилась громкая музыка, посигналила мне, и я приветливо помахал в ответ, провожая ее взглядом.
   "До парк-хауса и обратно", подумал я, а потом... а потом я не знаю куда. Это приятное, волшебное, упоительное чувство, когда ты не знаешь, куда именно следует двигаться, но воздух полон вполне материальных возможностей. Например, ты можешь поймать машину и двинуть к центру, или, позвонить Женьку и подъехать к нему, или... А вот последнего "или" уже не числилось в списке потенциальных возможностей. Диана. Она ушла. Ушла сама, по собственной воле, потому что ей так было лучше. Или удобнее, как знать?
   Пожалуй, это не было трагедией. Скорее вызывало острый приступ тоски, как тупая хроническая боль, к которой ты привык, сжился, и наличие которой уже перестал ощущать. Я уже начал забывать каково это, быть с ней, не помнил наших мелких обыденных совместных привычек, секретных словечек и прочего сопутствующего любую совместную жизнь материала. Она просто осталась для меня светлым и грустным пятном в череде постоянно сменяющихся воспоминаний.
   Мой любимый "плешивый крот" прислал смску, что советует мне не гулять в сторону "южки" (так у нас звали трассу, вдоль которой некоторые девушки торговали своим телом, "южка"), а то это может стать историей с действительно несчастным концом. Намек и иронию я оценил, рассмеявшись посередине пустой улицы и едва не выронил ополовиненную бутылку вина, пока писал ему ответ. "Папа, я пьян и я посередине весеннего ночного проспекта, смотрю на фонари, стоящие вдоль дорог и думаю о возможностях". Возможно, вышло несколько наигранно и не очень поэтично, зато честно и вполне искренне. Проследив за отправкой сообщения, я сунул телефон обратно в узкий тесный карман джинсов, и отправился дальше.
   Потом я познакомился с какими-то ребятами, один из которых на спор отжимался, упершись руками прямо в мокрый асфальт. Мы пили, парни угощали меня сигаретами и шутили на какие-то свои темы, несколько раз мы ловили машину и перемещались из одного бара в другой, пока мои новые знакомые чуть не подрались, доказывая друг другу что я их уважаю. В том же баре я подсел к компании студентов, которые отмечали "просто жизнь", как выразилась одна улыбчивая девчонка, и выпил с ними "за жизнь".
   Кто танцевал на столе, я, или кто-то из студентов, уже не помню. Дальше было такси, чья-то квартира и навеки занятый туалет, в котором рвало сразу несколько девчонок и ребят. Последнее что я помню, это как я, сидя в кресле, возле приоткрытой двери, ведущей на балкон, сижу, наслаждаясь свежим сквозняком и слушая пение соловья. Глаза мои закрылись, как только я поставил будильник на шесть.
   Из сна я выныривал с трудом, словно пытаясь всплыть со дна мутного озера. Рядом бормотал что-то недовольный женский голос. Приоткрыв один глаз, я увидел, как прямо передо мной подметается стройная симпатичная девушка, постоянная сдувая непослушную прядку волос, спускающуюся ей на глаза.
   - А это вообще кто, Гуль? - продолжала она свой ворчливый монолог. - Я же тебя просила, никаких незнакомых, ну ладно Сашка с Эдиком, ладно Ильхам, я его хотя бы пару раз видела, но этого парня я вообще не знаю.
   - Это Леша, - отозвался голос другой невидимой девчонки, мы с ним вчера в "Марселе" познакомились, он классный парень, такой спокойный, интересно рассуждал о чем-то, о чем не помню. Вот я его и пригласила, да ладно тебе, Алина, ты чего? Ну подумаешь, хочешь, я разбужу его, и он прямо сейчас уйдет?
   - Не надо, - все еще воинственно, но явно успокаиваясь, заявила девушка, которую звали Лидой. - Он действительно самый адекватный из всех, кого ты вчера притащила. Наши-то, весь туалет загадили...
   - Да уж... - виновато согласилась с ней Гуля.
   - Чего да уж? И ты вместе с ними!
   - Бро-ось, Алинка, мне и так плохо, - хватаясь за голову, вздохнула вторая девчонка. - А чего этот, Лешка-то делал?
   - Мило побеседовал со мной про весну, весенние проспекты, на которых особо вольно дышится и красном вине, а потом немного посидел у приоткрытой двери и уснул.
   - И все? Ничего не было? - хитрым голоском продолжала расспрашивать Гуля.
   - Ты издеваешься что ли? Говорю же тебе, я даже имени его не спросила, перекинулись парой слов и все, он уснул, поэтому и спрашиваю тебя кто это. Но вообще да, он симпатичненький такой...
   - Как думаешь, у него есть девушка?
   Я демонстративно потянулся, делая вид, что просыпаюсь, зевнул, и встал с кресла. С моих колен на пол упала пустая бутылка. Девчонки тут же замолкли и обе подозрительно посмотрели на меня.
   - Привет, доброе утро, - улыбнулся я, памятуя о том, каким перегаром от меня сейчас разит.
   - Ну, привет, - сменив тон на прохладный, отозвалась Алина. - Проснулся?
   - Как видишь, - улыбнулся я, всячески стараясь быть дружелюбным.
   - Хорошо тебе спалось? - включилась в разговор Гуля.
   - Прекрасно, - отозвался я, и с хрустом потянулся.
   - А тебе сколько лет?
   - Много, столько не живут, - ответил я, и подобрал свою бутылку с пола. - Спасибо за все, извините, если что не так. Надеюсь, я ничего не испортил, не разбил, или еще что.
   - Слава богу, нет, - наигранно произнесла Гуля.
   - Вот и замечательно. Всего хорошего, - я прошел через прибранный зал и оказался в темной прихожей. В ней находилась куча ненужных вещей, какой-то разобранный велосипед, причем, колесо лежало отдельно. В углу, за дверью, лежала целая гора старой обуви.
   - Может, кофе выпьешь? - спросила Алина, когда я уже стоял в дверях, пытаясь открыть дверь.
   - Нет, спасибо, ответил я, и вышел за дверь. - Пока, девчонки, большое вам спасибо.
   - Странный он какой-то, - пожала плечами Гуля.
   - Он хороший, - возразила ей подруга.
   - Хороший, но странный.
   Дом, в котором довелось переночевать, находился неподалеку от торгового центра, и я на автомате поплелся туда, словно мотылек, летящий на свет. Какое-то время я бездумно слонялся по магазинам с техникой, изучал витрины, особо не вглядываясь в показатели и цены. Затем я заскочил в продуктовый, купил себе баночку газировки и батончик мюсли.
   Сегодня вечером встречаемся с Игорем Ивановичем, крутилось у меня в голове. Интересно, что за тему поднимет сегодня старик, и когда мы уже перейдем к практике? В самом деле, о чем это я, неужели он и вправду умеет летать? Или, как говорит сам Игорь Иванович, он способен этому научить, а все остальное я додумываю сам.
   Трудно понять, что у этого отставного адмирала на уме. Вроде бы, он открыт и говорит правду, но в то же время складывается такое ощущение, что только часть правды, словно выдавая ее по порциям, растягивая удовольствие. С другой стороны, может быть, я хочу, чтобы старик научил меня летать за одно занятие? Это точно невозможно, определенно.
   На улице стояла прекрасная солнечная погода, солнышко слегка припекало, выйдя из торгового центра я щурился всю дорогу до остановки. Пора домой. Хотя, что там делать? Отец, должно быть, на работе и вернется только вечером. Разве что помыться и вздремнуть по-нормальному, а то встречать рассвет в кресле на сквозняке, это, конечно, романтично, но не очень продуктивно в плане отдыха.
   В кармане завибрировал телефон. На дисплее высветилось "мать". Не "мама", не "мамлида", именно "мать", было в этом слове нечто суровое, даже слегка осуждающее и холодное, если сравнивать с "мамой".
   - Да, - меланхолично произнес я.
   - Привет, сынок, - эмоционально произнесла мама, привычно гнусавя (у нее хронический гайморит). - Ну как ты? Как дела?
   - Все хорошо, спасибо, ты как?
   - Прекрасно, если тебе действительно интересно. Давай встретимся, - с ходу перешла к делу мать. Она вся была в этом, не любила ходить вокруг да около, если что атакуя скандалом.
   - Когда?
   - Сегодня. Давай сейчас! - снова повысила голос на два тона мамлида.
   - Сейчас не могу, да и сегодня вряд ли. У меня дела.
   - Так ты скучал по своей матери, да, Лешенька?
   Не знаю почему, но в этот момент я вспомнил Игоря Ивановича, его ясную и светлую улыбку.
   - Дело не в этом, мам, - смягчился я, - просто у меня действительно сегодня дела. - А в этом был весь я, долго пребывать с мамлидой в конфронтации не получалось, я тут же отступал по всем фронтам к тылу примирения и понимания. Наверное, здесь я весь выдался в папу. И если вы спросите, я никогда не называл его "отцом".
   - Девку себе нашел очередную? - презрительно обронила мамлида. - Тебе не хватило еще, Лешенька? Неужели ты не понимаешь, что сейчас не существует нормальных девушек! У них только одно на уме, уж ты мне поверь.
   Что именно на уме у современных девушек я, разумеется, уточнять не стал, лишь отрицательно мотнул головой, но мамлида, естественно, этого не увидела.
   - Нет, я не с девушкой встречаюсь.
   - А с кем? - закричала в трубку мать. - Сыночка, ты что, стал геем? Я так и знала! Чувствовало мое сердечко, ну еще бы, чему может научить этот плешивый крот, - любимое папино прозвище мамлида произнесла с потрясающим омерзением, смакуя каждый звук. - Только вырастить мальчика, который станет...
   - Мама! Прекрати, хватит! - взмолился я, и с удивлением для себя заметил, что мы незаметно поменялись ролями, вот уже я оправдывался и защищался, а мамлида наступала по всем фронтам, закрывая пути с флангов. - Я встречаюсь с человеком вовсе по другой причине. Он пенсионер, старик, причем, одинокий.
   - Старый извращенец! - ледяным шепотом произнесла мать, изображая ужас, впрочем, как знать, быть может, она действительно переживала. - Я тебе запрещаю с ним видеться.
   Я почесал затылок.
   - Мама, мне 27 лет, ты оставила нас с папой, когда мне было пять, что ты собралась мне запрещать? - иногда мне приходилось возвращать ее на грешную землю, пусть и не хотелось этого делать. - Этот человек, он что-то вроде... - тут я задумался. - психотерапевта, но не совсем. Он помогает мне.
   - В чем? - кричала в трубку мать. - У тебя что, какие-то проблемы? Отец вечно никогда меня не слушал, и тебя тоже не слушает. Ты связался с наркоторговцами? С группировкой? Скажи, я помогу тебе, сыночек, только прошу тебя, не молчи.
   Отбив очередную атаку, я перегруппировался и сделал глубокий вдох:
   - Он помогает мне... даже не знаю в чем, но чувствую, что помогает. Я доверяю ему. И ты должна мне поверить мам. Сделай допущение, что все в порядке и просто доверься окружающему пространству.
   - Ты угодил в секту, - голос матери сделался глухим, надтреснутым, истлевшим от переживаний и, главное, в нем не было и тени сомнения в истинности только что высказанного предположения.
   Похоже, придется с ней встретиться, иначе она доведет себя до "давления", а это представление способны выдержать врачи не каждой городской больницы, так что лучше пожалеть их, маму и себя и поговорить с ней с глазу на глаз.
   - Хорошо, мам, давай встретимся, в "меге", как всегда, в нашей кафешке, через час. Идет?
   - Идет, сыночек, я лечу, потерпи немного, мама скоро будет рядом, и вместе мы все сможем преодолеть.
   На нее иногда накатывало. Хотелось почувствовать себя строгой и заботящейся, даже если ты не видела сына больше года.
   К остановке подъехал нужный мне автобус. С неохотой я запрыгнул в утробу красного китайца и тут же оказался в полумраке. Часть окон в автобусе закрывала рекламная пленка, свет, естественно не горел и, не смотря на солнечный день снаружи, внутри было тускло и мрачно, как в какой-нибудь неглубокой пещере.
   Почти все сидения оказались свободны, народ, видимо, еще не проснулся чтобы начать ездить по магазинам. Присев у окна, вернее, у обратной стороны пленки, которая снаружи изображала счастливую белозубую улыбку, я достал наушники и поставил последний альбом "блэкморов". Ехать предстояло долго, минут сорок, этот маршрут виляет по всем закуткам, прежде чем подъехать к "меге".
   Через пару остановок в салон вошла необычная женщина, похожая на американскую домохозяйку из пятидесятых. На ней было стильное платье в горошек, яркое крупное ожерелье, большие солнцезащитные очки, закрывавшие половину лица. На одной руке, согнутой в локте покоился изящный длинный зонтик сиреневого цвета.
   Девушка окинула взглядом пустой автобус и присела рядом со мной. Удивившись я тоже посмотрел по сторонам, и обнаружил, что практически все места свободны. Улыбнувшись своей спутнице, я сказал:
   - У вас очень милый зонтик.
   - Спасибо, - произнесла незнакомка ледяным тоном, поправляя платок, скрывавший крашеные волосы.
   Выйдя около "меги", я быстрым шагом зашел через центральный вход и погрузился в уют и суету любимого торгового центра. Здесь я гулял часами, причем, не в поисках товара, а просто любил ощущать себя среди людей, среди их хорошего настроения на фоне высокой покупательской активности.
   Мама очень не любила когда я опаздывал. Точнее, слово "не любила" будет не совсем правильным, она начинала переживать, вдруг со мной что-то случилось. Зарезали, украли талибанские террористы, похитили инопланетяне или оглушили и разрезали для продажи на органы. Ее фантазия рисовала самые мрачные вероятностные завихрения, ни в одном из которых со мной не случалось ничего хорошего. По ее священному убеждению опоздать я мог только в случае прямой угрозы жизни, а не оттого, что случайно выиграл миллион или переводил бабушку через дорогу.
   Заняв место в нашей любимой кафешке, я заказал два кофе и пирожное для себя. И если вы спросите, почему только для себя, я вам отвечу: мама сначала откажется, уверив меня и себя, что она на диете, а потом, когда растопится лед редких встреч и разговор станет более приятным и доверительным, она скажет "ладно уж, сегодня можно" и только тогда закажет себе что-нибудь.
   Мама опоздала на двадцать три минуты. Она терпеть не может опоздания, но на нее саму это правило никогда не распространяется, она всегда опаздывает из-за важных обстоятельств и "взрослых", независящих от нее причин. Творческая натура, актриса, всегда говорил мне папа, спрашивая, почему мама в очередной раз сделала что-то "боком". Мы ведь любим ее не за то, что она делает что-то не так, а за то, что она у нас есть, правда? Правда, папа.
   - Прости меня, миленький, - мама бросилась обниматься, расцеловала мне обе щеки. - Долго стояли в пробке.
   В субботу. С утра. На такси, в пробке. Разум взбунтовался, но сердце его успокоило, сказав "не стоит, не надо". Мамлида никогда не ездила на автобусах, я, должно быть, пошел в нее.
   - Ты ведь знаешь этих таксистов, понаберут всяких, а потом... - мама села напротив, протянула руку и провела ей по моей щеке. - Боже мой, Лешенька, как ты похудел, иссох весь, отец тебя чем-нибудь кормит?
   - Да все в порядке, мама, - немного сердито ответил я. - Ты мне это говорила и в прошлый раз, когда я весил меньше, чем сегодня.
   - Правильно! - согласилась мать, - потому что ты худой!
   - Скажи честно, ты хочешь, чтобы я весил сто килограмм?
   - Так ты думаешь о своей матери? - на ясных живых глазах мамлиды, проецировавших вовне множество эмоций, выступили слезы. - Я ведь, между прочим, желаю тебе только хорошего!
   - Поверь, мне хорошо, когда я сам контролирую себя и свое тело в том числе.
   - Рассказывай скорее, что у тебя стряслось? - мать тут же переключилась на другую тему, наверняка уже позабыв, о чем мы с ней только что говорили.
   - Да все хорошо у меня. - Сказал я, отправив в рот ложку с ломтиком пирожного. - Разве что, может быть, запутался немного.
   - Это все оттого, что у тебя плохая энергетика, живешь с этим кротом, работаешь, где придется, - начала перечислять мама, загибая ухоженные аккуратные пальчики.
   - Мама...
   - ...надо было идти, когда я предлагала...
   - Мама!
   Она замолчала и посмотрела на меня, проведя пальцами вдоль линии ресниц, смахивая слезинки.
   - Что, сынок?
   - Перестань, пожалуйста.
   - Что именно? - искренне удивилась мать.
   - Сама знаешь, так его называть!
   - А как мне его называть?
   - Хотя бы по имени, из уважения.
   - У меня нет к нему никакого уважения, сыночка.
   - Не к нему, ко мне! - я начинал закипать.
   - Хорошо, хорошо, как тебе будет угодно. Но тебе все равно пора съезжать от... - она скривилась, словно проглотила что-то кислое, - Николая.
   - Съеду, когда в этом будет смысл.
   - А какой смысл тебе нужен?
   - Хоть какой-то, - я неопределенно пожал плечами.
   - Поверь мне, беги от него, пока не поздно, иначе оглянуться не успеешь, как будешь сидеть вместе с ним на диване и дожидаться пятничного шоу!
   - А что в этом плохого?
   Мамлида посмотрела на меня с укором и жалостью одновременно. Затем протянула руку, видимо, желая еще раз потрепать по щеке. Я одернулся.
   - Какой ты ершистый сегодня, - улыбнулась мама. - Ну, хорошо, ты взрослый и сам все решаешь.
   Я молчал и доедал пирожное. Все в порядке. Именно это я и пытался показать и донести до матери. Все хорошо.
   - Нет, у тебя точно не все хорошо, - снова взволновалась она.
   - Но и не настолько плохо. Как ты поживаешь, мам? - решил я попробовать сменить тему.
   - Замечательно! - нервно рассмеялась она, хлопнув в ладоши. Затем мамлида расплакалась. - Он бросил меня, представляешь?!
   - Кто? - опешил я. - Жора, ваш звукорежиссер?
   - Да какой Жора, - печально и трагично взмахнула кистью мамлида. - Тофик! Скотина, терпеть его не могу, все мужики скоты, один ты у меня, сыночка, замечательный, потому и не везет тебе с бабами!
   Мама плакала навзрыд и уже не следила за своей речью, не стеснялась в выражениях и не обращала внимания на интонацию. Собственно, что что-то случилось, я понял сразу по ее звонку, она редко звонила "просто так", либо обострение хронических родственных связей, либо очередная трагедия.
   Я достал платочек из нагрудного кармана куртки и подал его маме. Она приняла его с благодарностью и громко высморкалась.
   - Только ты можешь меня выслушать и понять.
   - Выброси его из головы, мам, он тебя наверняка не достоин. Я, конечно, не знал его лично, но мне почему-то так кажется. Я делаю такое допущение.
   - Ты даже говоришь как-то странно, - снова захныкала мать, - "сделаю допущение", это секта, да? Скажи мне, я найду денег, отправим тебя в Москву лечиться! А если надо будет, то и за границу!
   - Мама, хватит, перестань! Не надо меня лечить, ладно? Постарайся успокоиться и разобраться в своей жизни, у меня все хорошо, честно. Это просто такая форма речи, "сделать допущение", что тут такого? Что может быть проще? Допустить что-то и довериться окружающему пространству, - добавил я, вспоминая слова Игоря Ивановича.
   Вы не спросите, потому что не догадываетесь, но в этот самый момент я почему-то почувствовал так называемую легкость бытия, ментальное ощущение, что все окружающее тебя гораздо проще, чем кажется, а еще что порой мы придаем слишком много значения вещам, которые этого не заслуживают. Я улыбнулся, это видели все, кто пожелал бы посмотреть на меня в этот момент, и с теплотой и радостью осознал, что пространство вокруг меня, нас с мамой, "меги", моего любимого города и Волги, постепенно пробуждающейся ото сна, неторопливо сбрасывающей с себя ледяные оковы, излучает доверие. Пространство пронизывается доверием, лед торжественно потрескивает где-то возле куйбышевского водохранилища, даже если у этого явления нет наблюдателя.
   - Ну что ты улыбаешься?
   - Просто так, мам, - ответил я, и спросил, - будешь пирожное?
  
   Мы мило побеседовали с мамой, и при расставании она уже не была для меня "матерью" или "мамлидой". Я испытывал к ней какое-то пассивное доверие, словно и не было этих лет, когда она не жила с нами.
   Отец позвонил, и сказал, что задержится на работе. Квартира встретила меня светлым солнечным днем и сквозняком из приоткрытой форточки, колыхавшим прозрачные занавески.
   Я скинул кроссовки, сходил в душ, полил цветы и сел за кухонный стол. Над головой размеренно тикали старые кварцевые часы, утробно ворчал громоздкий холодильник, стоявший в углу.
   Глянув на время, я откусил от яблока и ушел в зал. Лежа перед теликом, вещавшим субботние развлекательные блоки, я положил перед собой телефон и вспомнил, что там осталось одно непрочитанное сообщение.
   "Я о тебе вспоминаю", гласило смс. И больше ничего. Мысли тут же омрачились, став хмурыми и какими-то дождливыми. Дело было не в обиде и не в осуждении, если вы спросите. Мне просто становилось грустно, когда Диана, сама решившая уйти, врывалась в мою жизнь с легкой походкой и чувствовала себя в ней вполне вольготно. Она зачем-то постоянно рассказывала мне как ей хорошо без меня, как легко и просто, какая интересная новая жизнь у нее теперь началась. Скорее мне становилось неприятно от того, что ей казалось, будто она все еще может это сделать, войти и по привычке начать рассказывать все, что хочется, словно это по-прежнему меня касается. Неприятно, мрачно, хотя она сама поставила точку, впрочем, я даже не пытался искать логику в ее поступках.
   Путаясь в нехороших эмоциях, я задремал и проспал весь день. Проснулся я уже под вечер. Глянув на часы, слегка успокоился, к Игорю Ивановичу я не опоздаю. Некоторое время просто слонялся по дому, не зная чем себя занять. Отвлек меня звонок, Женька хотел встретиться сегодня "где-нибудь в кафешке или где мне будет угодно", обозначил он свое желание привычной для него формулировкой.
   - У меня дела сегодня, - с досадой сказал я.
   - Ну, закончишь, тогда и звони, я подъеду, - радостно сообщил Женька. - Давно же не виделись.
   - Ладно, только это может быть поздно.
   - Да без разницы, Лех, я твердо намерен тебя сегодня выцепить и как следует оторваться, - заговорщицки добавил мой самый близкий друг.
   - Вообще-то я уже вчера оторвался...
   - А сегодня продолжишь, ну же, чего ты мнешься-то? Сам же всегда за любую движуху!
   - Все, все, понял тебя, Женек, - уступил я под напором, которому, впрочем, и не хотелось противиться. - Закончу и позвоню.
   - Отбой, - радостно попрощался со мной мой никогда не унывающий одногруппник.
   Пора было собираться к Игорю Ивановичу. Впрочем, когда тебе совершенно нечем заняться, дела отнимают предательские секунды против того, когда ты торопишься и не успеваешь сделать вообще ничего. Я натянул джинсы, серую футболку с неактуальной надписью и легкие поношенные кеды. Накинул дерматиновую ветровку с продольными бежевыми полосками на рукавах и посмотрел в зеркало.
   Закрыв за собой дверь, я выбежал во двор и снова встретил своих школьных знакомых. Они привычно расположились на скамейке, словно стайка ворон, облюбовавшая электропровод. Парни о чем-то громко разговаривали, выплевывая кожуру от семечек, постоянно включали музыку на телефоне и красовались перед девчонками, соревнуясь в каком-то только им понятном виде спорта.
   - Леха, привет, - Дамир протянул мне руку. - В клуб с нами пойдешь?
   - Не, ребят, спасибо, не пойду, - улыбнулся я в ответ.
   - А чего так? Пошли, там весело будет! - заявила девчонка лет двадцати пяти, схватив Дамира за рукав.
   - Не люблю я клубы, - пожал я плечами.
   Девушка обернулась к своим друзьям, ожидая в них поддержки, и только после этого рассмеялась.
   - Ты просто никогда в них не был, там классно!
   - Да я же не спорю, - проходя сквозь толпу девчонок и парней, ответил я.
   - Или просто ходил туда с неправильными людьми! - крикнула та же девчонка мне вслед.
   - Наверное, вся причина именно в этом, - я улыбнулся, подмигнул ей и выставил средний и указательный палец в интернациональном жесте "мир".
   Вся компания иронично рассмеялась, то ли над моим устаревшим жестом, то ли еще над чем-то, а я пошел дальше, за дом, через дорогу, мимо киоска мобильной связи, на встречу с человеком, которого по неясной причине я очень хотел увидеть.
  
   - А, Лешенька, вот и ты. - Игорь Иванович сидел на скамейке и ковырял бугорок потертым носком сандалии. В его взгляде присутствовала какая-то грустная задумчивость. - Как твои дела сегодня?
   - Все хорошо, Иг...
   - Как день? - перебил меня старик, явно поспешая куда-то.
   - День как день, - пожал я плечами, - у вас что-то случилось?
   - Даже не знаю, как тебе сказать, Лешенька.
   - Скажите как есть, хотя нет, подождите, давайте я сделаю допущение и буду ему следовать, вот и проверим, работает ваш метод, или нет.
   - У нас с тобой осталось мало времени, Леша. Сегодняшнее занятие станет последним. Хотя, если посмотреть на это с другой стороны, в нашем распоряжении еще не один час, так что кое-чему ты успеешь научиться.
   - Но почему? - внутри у меня все оборвалось, причем не оттого, что я не успею выучиться летать, а от мысли, что могу больше не увидеть Игоря Ивановича. - Вы чем-то обижены?
   - Что ты, Лешенька, - старик утробно прокашлялся, - я уже не в том возрасте и положении, чтобы позволить себе роскошь испытывать это бесполезное, но столь сладостное чувство. Дело не в тебе, и не во мне, и ни в ком-то или чем-то еще. Просто все идет своим чередом и в наших с тобой интересах попытаться сделать как можно больше. Мне отдать, а тебе взять. Что скажешь, готов?
   - Забавно, а я как раз сегодня хотел у вас отпроситься пораньше. Друг позвонил, хочет увидеться.
   - Ты пробовал делать допущения? - неожиданно спросил старик, посмотрев мне в глаза.
   - Да.
   - А довериться миру?
   - Пробовал, хотя это и не совсем получалось. Если честно, то мне кажется это невозможно взять, и довериться миру только потому, что тебе этого захотелось.
   - А если сделать допущение?
   Честно говоря, если вы спросите, я не смогу вам ответить, почему именно спорил сейчас с Игорем Ивановичем, ведь все, о чем он говорил и спрашивал, я испытал, что называется, на собственной шкуре. Быть может, из-за каких-то внутренних противоречий и неразрешенных конфликтов и переживаний? Не знаю, да и не хочу знать. Сейчас гораздо важнее слушать этого старого "отставного адмирала", истинную суть которого мне пока так и не удалось понять.
   - Не знаю, наверное, может быть, - я чувствовал себя робко и неуверенно, стоя перед стариком, засунув руки в карманы и ссутулившись. Настроение куда-то пропало.
   - Не знаю, может быть, - незлобно передразнил Игорь Иванович, - а кто за тебя знать будет? Нужно чтоб знал! - в его словах чувствовалась некая сила и уверенность.
   - Допустим, - кивнул я. - Допустим, что можно.
   - А теперь на одно мгновение представь, что ничто не мешает тебе взмыть вверх. Не надо фантазировать о том, как ты паришь в поднебесье, просто допусти, что никаких ограничений нет, и ты волен подняться в воздух прямо с того места, на котором стоишь.
   - Вот так вот запросто? - улыбнулся я, снова почувствовав себя ребенком, стоящим перед фокусником.
   - Именно, в этом весь секрет.
   С этими словами Игорь Иванович принял связку шариком из рук подошедшей к нему маленькой девочки, поблагодарил ее и сказал:
   - Беги домой, Анечка, спасибо тебе большое, милая.
   Я стоял в недоумении, глядя то на старика, то на связку разноцветных шариков, колыхавшуюся возле него.
   - Что... кто это? - зачем-то задал я глупый вопрос.
   - Соседская девчушка, милейший человек, - пояснил старик, - сегодня они ездили в парк аттракционов и отец подарил ей связку вот этих самых шариков. Я попросил их на время, шарики понадобятся нам для сегодняшнего занятия. Анечка была не против и принесла их в условленное время. Вон ее мама, - Игорь Иванович приветливо махнул рукой девушке, стоявшей возле подъезда в ожидании своей дочери.
   - Вон оно что...
   - А ты уже придумал себе красивую историю о том, как таинственному старику подносит шарики совершенно незнакомая девчушка?
   - Если честно, то да.
   - Так было бы интереснее, верно? И как-то кинематографичнее.
   - Видимо, - угрюмо кивнул я. Настроения по-прежнему не было, чувствовалась какая-то заминка.
   - Что ж, вот оно, самое настоящее допущение, не так ли?
   - И что нам теперь с ними делать, с этими шариками?
   - Сейчас увидишь, - Игорь Иванович поднялся с лавки и решительным шагом направился вглубь двора. Руку, державшую связку шариков он отвел в сторону и поднял вверх так, словно шарики тянули его в хмурое, затянутое тучами небо. Походка старика была необычайно легкой, какой-то воздушной, он едва касался земли подошвами сандалий. Складывалось ощущение, что на Игоря Ивановича, в силу каких-то неведомых обстоятельств не распространяется закон тяготения.
   Мы миновали середину двора с детской игровой площадкой, прошли мимо сиротливо стоящих скамеек и вышли на дорогу, проходившую вдоль дома. Вдоль обочины тянулся длинный ряд припаркованных машин, бодро подмигивающих нам огоньками сигнализаций.
   Старик посмотрел на небольшой палисадник, затем поплевал на палец и выставил его, словно проверяя, откуда дует ветер:
   - Дождь будет, - произнес Игорь Иванович и снова закашлялся, в этот раз несколько сильнее. - Впрочем, ладно, успеем.
   За приземистым желтым забором, в палисаднике росло высокое дерево, ветки которого уже успели отпилить работники коммунальных служб. Теперь тополь больше напоминал длинную, слегка искривленную палку, вкопанную в землю. Рядом лежали спиленные ветви, аккуратно собранные в кучу.
   Игорь Иванович перелез через забор, все это время, удерживая руку, державшую шарики приподнятой. Встав возле дерева, он притронулся к шероховатой, изъеденной насекомыми поверхности коры, и на мгновение прикрыл глаза, словно пытаясь представить себе, что чувствует тополь. Постояв так некоторое время, старик провел ладонью по коре, и сказал:
   - Смотри, как это бывает.
   Расслабившись, Игорь Иванович привычно открылся окружающему пространству, как делал это уже много раз, и почувствовал ответную волну тепла и полного взаимопонимания. Тепло пробежало через все его тело, остановившись на кончиках пальцев, сделав тело ватным, непослушным. Больше всего это ощущение напоминало судороги, которые не причиняют неприятных ощущений. Затем конечности стали наполняться воздушной легкостью, стопы Игоря Ивановича оторвались от земли, пусть и не намного, так что сторонний наблюдатель вряд ли бы это заметил.
   Я стоял и наблюдал за метаморфозой, которая происходила с телом старика. Трудно описать на словах, что именно изменилось, больше всего напрашивается слово "полегчал". Он сделался именно легким. Он не оторвался от земли, затратив на это действие кучу сил и энергии. Игорь Иванович сделал это естественно, не причиняя никакого вреда окружающему пространству, просто слегка оттолкнулся носками сандалий от сырой земли, через которую уже проклевывалась редкая зелень. Взмыв вверх, он резко набрал высоту и теперь парил уже где-то на уровне третьего этажа, продолжая подниматься. Теперь старик держался за связку из шариков как за нечто, удерживающее его, центр тяжести резко сместился, каким-то непонятным образом сделав его совершенно невесомым.
   Я оглянулся по сторонам, но вокруг никого не было, люди, словно специально разошлись по домам, будто давая нам возможность позаниматься без лишних глаз. В окнах горел свет, но никто не выглядывал в них, даже когда Игорь Иванович пролетал над очередным подоконником, словно какой-нибудь заправский Карлсон.
   - Твою мать, - ругнулся старик, задев поясницей выпиравшую ветку, один из шариков лопнул, наткнувшись на проволоку, державшую веревку, на которой сушилось белье.
   Стоило ему выругаться, как набор высоты прекратился, он повис в воздухе, словно резко нажал на ручной тормоз. Затем, его тело вздрогнуло, и он слегка опустился вниз.
   Да он же сейчас упадет, этот чудной старик! - испугался я, и принялся размахивать руками, желая обратить на себя внимание. Все мысли о чуде, происходившем прямо у меня перед глазами, развеялись, как дым от костра.
   - Игорь Иванович, спускайтесь, И...
   - Тихо ты, - шепнул он мне в ответ, но я услышал. - Чего разорался, людей разбудишь. Все в порядке, дай мне собраться с силами. Сейчас...
   Центр тяжести в очередной раз сместился к связке с шариками. Старик медленно, но с каждым мгновением все более уверенно продолжал подъем.
   По тротуару прошли парень с девушкой, не обратив на нас со стариком никакого внимания. Что за чудеса? - удивился я, и снова задрал голову вверх. С неба упали первые капли дождя, неприятно щелкнув мне по носу и щекам.
   - Игорь Иванович, спускайтесь! - крикнул я, размахивая руками. Но старик продолжал подниматься все выше и выше. Он уже достиг шестого или седьмого этажа, а я все стоял, и не знал, что мне делать. Дождь забарабанил по сырой земле, сухому асфальту.
   Достигнув уровня крыши, Игорь Иванович подался вперед и ловко запрыгнул на нее, обретя свой собственный вес в момент прыжка. Шарики последовали за ним податливо и услужливо. Над домом сверкнула длинная ветвистая молния. Зашелестели деревья.
   - Поднимайся! - крикнул мне сверху Игорь Иванович.
   - Да тут подъезд закрыт, - закричал я в ответ.
   - А ты так поднимайся.
   - Как так? - представляя как глупо звучит подобный вопрос со стороны, и зачем-то добавил, - без шариков?
   - Только если у тебя есть вторая связка, - рассмеялся старик. - Попробуй, Лешенька, давай, сделай допущение и доверься окружающему пространству, больше ничего делать не надо, дальше все будет происходить само по себе. Вернее, ты неожиданно поймешь что следует делать. Ну же, давай, я жду тебя, здесь очень ветрено.
   Некоторое время я стоял в ступоре, обдумывая свой следующий шаг, затем отошел в сторону, разбежался, и подпрыгнул, представляя как капли дождя разбиваются об мою одежду, волосы, кожу. Я поприветствовал их, поприветствовал воздух и улыбнулся, входя в особое состояние счастья и уверенности.
   Пусть каждый твой шаг будет легче предыдущего, - раздалось у меня в голове. Вечерний сумрак, длинный промокший дом, дождь, барабанящий по асфальту и Игорь Иванович машущий мне с крыши остались где-то позади, вернее будет сказать, снаружи. Окружающее пространство застыло, сделалось ощутимым, материализовалось. Все происходило словно в замедленной съемке. Я обратил внимание, что оторвался от земли неестественно высоко, даже для самого ловкого прыжка. Мокрые кроссовки отдалялись от поверхности все выше и выше, или мне это только казалось? Сложно сказать, все, что происходило было каким-то внутренним и в то же время настолько правильным и настоящим, как если ты спишь и чувствуешь, что реальнее этого сна не может быть никакой другой реальности.
   Но вот мозг переключился в обычный режим, краткая вспышка осознания чего-то необычного угасла и я довольно резко приземлился на асфальт, сильно вывихнув стопу.
   - Ну что же ты, Лешенька? - кричал с крыши Игорь Николаевич. - Не стоило фокусироваться, не стоило пытаться вернуться в обыденность...
   На крышу я поднялся обычным способом, позвонив в домофон. Дверь была не заперта. Игорь Иванович сидел на самом краю, свесив ноги вниз, предварительно подстелив стопку газет, чтобы не замочить брюки.
   - Как только ты задумываешься над тем, что происходит, реальность ускользает от тебя. Она никогда не дает рассмотреть себя вблизи, это странный феномен, мироздание не любит, когда за ним подглядывает его же собственная частичка. Представь, насколько странно бы выглядело, если бы твоя рука решила в одночасье шпионить за всем телом.
   - Да уж, - согласился я, присев рядом со стариком. Для меня газет не нашлось, но я и так уже промок с ног до головы, поэтому ничего страшного. Дождь стих, о нем напоминала лишь свежесть, которую приносил ветер и легкая водяная пыль, временами ощущавшаяся на щеках.
   - Это было последнее занятие, Алексей.
   - Но почему? - возразил я.
   - Мне больше нечему тебя научить. Так это все и действует. Ты доверяешь и летишь и не летишь, если не доверяешь. Другой хитрости здесь нет. Весь фокус в том, что довериться нужно не в понарошку, не напоказ, а всем своим естеством, тогда это сработает.
   - У меня не получилось, - вздохнул я.
   - Получится еще, - как-то по-доброму заявил старик и улыбнулся. На его лысине блестели капельки воды. - Обязательно получится.
   - Вы куда-то уезжаете?
   Старик не переставал улыбаться, вот только изменилась сама его улыбка, теперь в ней была спокойная тихая грусть, осознанная и взвешенная, в которой нет ничего тяжелого и неприятного. Так, должно быть, улыбается человек, много лет проживший в доме, любивший его стены всем сердцем, когда узнает, что теперь ему предстоит переезд в место, куда он стремился на протяжении всей жизни.
   - Перебираюсь, Лешенька, - тихо произнес Игорь Иванович. - Завтра с утра. Вещи я уже собрал. - Старик закашлялся и потерял равновесие, чуть не свалившись вниз.
   - Игорь Иванович, - я подхватил его под руку, - осторожнее!
   - Спасибо, - прикрывая рот платком, сказал старик. - Вот было бы странно, сорвись я сейчас с этой крыши и разбейся об асфальт, не так ли? - снова улыбнулся он. - Хорош учитель!
  
   Некоторое время мы молча сидели на крыше, глядя на очищающееся небо, в котором догорали последние лучи закатного солнца, затем старик кряхтя поднялся и сказал, что ему пора.
   - Вы поедите на лифте?
   - Пожалуй, да. Хватит на сегодня, я что-то устал, Лешенька. Ну, давай, помоги старику.
   Я повел Игоря Ивановича под руку. Он в миг сделался каким-то беспомощным, старым и уставшим, словно отдал что-то, дававшее ему жизнь. Интересно, что это было? Неужели, только желание поделиться с кем-нибудь знанием давало ему силы жить?
   Мы спустились вниз и вышли из подъезда. Я проводил его до дома и передал ему связку с поникшими, словно полевые цветы, помещенные в вазу, шариками. Сейчас эти забавные рожицы, наполненные гелием как никогда походили на самого Игоря Ивановича, такие же сморщенные и усталые.
   - Все, дальше я сам, - прошептал старик, - осталось только попрощаться с квартирой и домом, сказать ему спасибо.
   - Вы уверены что вам не нужна помощь? - участливо спросил я.
   - Ты сильно поможешь мне, если постараешься понять о чем я тебе говорил во время наших встреч. Прошу тебя, Алексей, не забывай, что все это правда. Ты хороший парень, знаю, и воспользуешься этим секретом с умом, во благо.
   - Игорь Ива...
   - Ну все, иди, - он пожал мне руку, его ладонь была гладкой и холодной, словно вытесаной из гранита.
   Что-то оборвалось у меня внутри, но я нашел в себе силы развернуться и пойти прочь. Небо очистилось, значит, наша встреча с Женьком не отменяется, и, как же все-таки хорошо, что мне сейчас есть куда пойти. Испытывая жалость к себе, я направился в сторону остановки, пересекая двор.
   - Леша... - Игорь Иванович окрикнул меня хриплым голосом. Я обернулся и застыл, глядя на него. - Спасибо тебе за все, ты не представляешь как это важно. - Он помахал мне рукой. И тут я понял, что пора уходить. Пора обернуться, и идти на остановку, а потом пересечь дорогу, забежать домой, сменить промокшую одежду и направиться навстречу чему-то новому.
   Чем я займусь сегодня? Не знаю, и предпочитаю не знать.
   Игорь Иванович еще какое-то время стоял, глядя вслед молодому человека, пока тот не скрылся за домом. Улица как-то неожиданно снова заполнилась людьми. Старик с любовью окинул взглядом двор, в котором прошла большая часть его жизни и скрылся в своем подъезде. Связка шариков, покачиваясь на лету, последовала за ним.
  
   Отец был уже дома, когда я вернулся. Он с улыбкой вышел мне навстречу в семейных трусах и белой майке.
   - Лешка, как дела?
   - Все хорошо, пап.
   - Ты какой-то потерянный, уж не влюбился ли? - с надеждой спросил мой дорогой "плешивый крот".
   - Да, вроде, нет, мне и Дианы пока хватило.
   Мы прошли на кухню и выпили по кружке чая, с удовольствием обсуждая предстоящий в ванной комнате ремонт. Когда отец мыл чашки, я посмотрел в окно, за которым царствовала весна. Кусочек небо был окрашен в приятный, трудно передаваемый цвет, от которого на сердце становилось тепло и приятно.
   Кстати, о Диане. Она позвонила в этот же вечер, уж не знаю почему. Я спускался по лестнице, опаздывая на встречу с Женьком, он ждал меня на остановке. Ледяным тоном Диана сообщила мне, что она готова попробовать снова, и озлобилась, когда я не воспринял это как удивительно щедрое одолжение.
   - Знаешь, Диана, - с улыбкой ответил ей я. - Наверное, ты слишком хороша для меня.
   - Ты себе кого-то нашел? - ее голос треснул и разлетелся на множество мелких болевых осколков, она восприняла это как личное оскорбление. - Что-то недолго ты хранил траур! - продолжала утверждаться в своих выводах моя бывшая пассия.
   Диана укоряла меня и пыталась причинить мне боль всю дорогу, пока я шел на остановку к другу. Ее голос звучал как эхо из прошлого, он обтекал мое сердце, уже не задевал струны души.
   Я шел, и каждый мой шаг был легче предыдущего. Прохладный ветерок приятно обдувал лицо, впереди был еще не выпитый вечер. Я вспомнил, как Игорь Иванович окликнул меня и помахал рукой и почувствовал, как на месте оставленной раны образовалась болячка, которая теперь, по прошествии времени отвалилась, оставив свежий рубец.
   Мы попрощались с Дианой. Она рыдала в трубку и злилась на меня, от того, что не удается причинить такую же боль, какую она сама сейчас испытывает, или, как ей казалось, какую я заслуживаю. Я попросил ее больше не звонить мне. Никогда. Сказал, что я отправляюсь на встречу новому и неизведанному, пожелал ей счастья и повесил трубку. Больше я никогда ее не слышал. Ее не стало в моей жизни. Тоненькая ниточка, которая, все же, тянулась между нами даже после расставания, время от времени приводя к звонкам или редким и неожиданным встречам, оборвалась в тот самый момент. С этого момента Диана стала для меня человеком из прошлого. С каждым днем все больше и больше чужим, незнакомым.
   Женек уже поджидал меня на остановке. Мы поздоровались и поймали такси, чтобы поехать в центр.
  
   Ночь промчалась в пестрой разноцветной неоновой суете, быстро сменившись прохладным утром. На улицы выползли машины, поливавшие асфальт. Я сидел в парке с бутылкой вина. Женек уехал домой, а я встречал это утро, с приятной усталостью осознавая, что через несколько часов пора на работу и надо бы доехать до дома, а автобусы еще не ходят.
   Когда я проходил мимо машины, поливавшей бордюр, на меня попала водная пыль. Утром позвонила "мамлида" и встревожено рассказал, что видела дурной сон. Пришлось долго успокаивать ее, объясняя что все у меня в порядке, ни в какую секту я не вступил и уезжать из города не собираюсь.
   По дороге на работу я зашел в магазинчик на "десятке", чтобы пополнить счет.
   - Доброе утро, - улыбнулся интеллигентный парень в черной рубашке. - Вам как всегда? Полтинник?
   - Да, если можно, - ответил я.
   - Похоже, сегодня будет жарко, - сказал продавец.
   - У вас здесь кондиционер, - кивнул я в сторону аппарата, установленного над дверью. - Вам легче.
   Пока я шел через дворы, мысли мои хаотично метались от одного к другому. Разумеется, я вспомнил Игоря Ивановича и запоздало подумал, что все вышло как-то сумбурно. Интересно, куда он собрался? Что с ним? Может, он болен? Впрочем, что бы мне дало прояснение этой ситуации? Пожалуй, я сделаю допущение, что с ним все будет хорошо, и доверю его судьбу окружающему пространству, как он сам меня и учил. Пусть его жизнь останется тайной, с которой я соприкоснулся совершенно случайно, увидев объявление на фонарном столбе.
  
   В эту ночь я летал.
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"