Довелось нам с мужем несколько лет назад побывать в Коломне. Мы закончили все свои дела, осмотрели немногочисленные достопримечательности -- местный кремль и несколько храмов на соборной площади, и уже собрались возвращаться обратно в Москву. Дело происходило летом, время едва перевалило за полдень, и можно было успеть на обратном пути заехать еще в какое-нибудь интересное место. Конкретного плана у нас не было, и мы решили поискать на карте, есть ли в окрестностях что-то необычное. На другом берегу Москвы реки, прямо напротив Коломны, был обозначен какой-то монастырь. Попасть к нему можно было двумя путями: коротким, через паромную переправу, и долгим -- в объезд, через мост. С паромом мы связываться не стали, и поехали плутать по сельским дорогам -- пыльным, зато надежным. Наконец, спустя некоторое время, мы добрались до указанного места.
Посреди пустоши возвышались высокие беленые стены, а за ними -- изящная колокольня и несколько куполов. Как оказалось, здесь находится одна из древнейших подмосковных обителей -- Богородице-Рождественский Бобренёв монастырь, основанный еще Дмитрием Донским, и получивший название "Бобренёв" в честь своего строителя -- сподвижника Дмитрия Донского, князя Дмитрия Михайловича Боброка-Волынского. Оставив машину на абсолютно пустой стоянке у ворот, мы зашли внутрь.
Там не было обычных для монастырей ухоженных цветочных клумб, только выгоревшая под солнцем трава, да кучи земли, оставшиеся после каких-то строительных работ. Крепостные стены, невысокие храмы и несколько хозяйственных построек сияли свежей побелкой, было ясно, что восстановление монастыря после разрухи советских времен все еще продолжается. Немного побродив вокруг, мы зашли в один из храмов -- Феодоровскую церковь, освященную в честь Феодоровской иконы Богоматери. Снаружи июльское солнце довольно сильно припекало, от земли и камней шел жар, как от печи. Внутри храма оказалось свежо, прохладно, и тихо. Кроме нас с мужем, других паломников в монастыре в это время не было. Мы осмотрели храм, подивились толстым стенам, поклонились немногочисленным пока иконам, и собрались уже уходить, когда к нам обратился монах, вышедший из алтаря. Узнав, что мы здесь впервые, он рассказал историю обители -- о том, как монастырь был построен, и как в советское время здесь во дворе устроили склад минеральных удобрений, в одном из храмов организовали свалку туш павших животных, а в той церкви, где мы находились, проломили алтарную стену для въезда грузовиков, и сделали там гараж. А потом спросил: "Вы обратили внимание, что я говорю в полный голос, но никакого эха не слышно?" Так оно и было, что казалось немного странным, потому что в подобных пустых каменных сооружениях обычно гуляет эхо. И тогда монах рассказал об удивительном эффекте, который наблюдается в этой церкви. Обычная речь -- что громкая, что тихая, никаких изменений для слушающих не претерпевает, разве что кажется слегка приглушенной. Но стоит только начать читать молитву, или запеть акафист, как начинают слышаться вторящие голоса, будто вступает целый хор. В доказательство он запел пасхальный тропарь "Христос воскресе из мертвых...", все так же негромко. И тут же в унисон с его негромким пением раздались вторящие голоса, причем разных тембров, как если бы позади монаха стоял целый хор певчих. Ощущение было совершенно невероятным, и ни на что не похожим. Когда монах закончил тропарь, и продолжил обычный разговор с нами, голоса смолкли. Он рассказал, что однажды в монастыре побывала группа высокопоставленных гостей, в числе которых оказался известный ученый-атеист. Став свидетелем этого необыкновенного эффекта, он вознамерился доказать, что происхождение его самое банальное, и объясняется элементарными физическими законами. Не пожалев времени, он привез разные приборы, но не обнаружил ни особых отражающих поверхностей, ни специальных резонаторов в стенах. Мало того, выяснилось, что местный камень, из которого построена церковь, вообще настолько мягок, что даже немного приглушает звуки, если судить по показаниям приборов. Уехал ученый, ничего не обнаружив, и все время повторял, что такого быть просто не может. "А мы называем это "ангельским пением", -- заключил монах.
На дорожку мы получили от монаха в подарок бутылку самодельного холодного монастырского кваса, настолько вкусного и сытного, что до самой Москвы ни разу даже о еде не вспомнили. И с тех пор, при любом случайном упоминании о Коломне, сразу всплывают в памяти белые монастырские стены, вкус холодного сладкого кваса, и незабываемое ощущение сопричастности чуду, когда единственный раз в жизни мне довелось услышать ангельское пение.