Павел Гросс

ЗНАХАРЬ

Есть только четыре типа офицеров. Первый тип —— это ленивые и глупые офицеры. Оставьте их, они не приносят вреда... Второй тип —— это умные и трудолюбивые офицеры. Из них получаются превосходные офицеры штаба, от внимания которых не ускользнут мельчайшие детали. Третий тип —— трудолюбивые тупицы. Эти люди опасны и должны быть расстреливаемы на месте. Они нагружают всех совершенно ненужной работой. И, наконец, последний тип —— это умные бездельники. Эти люди достойны самых высоких должностей.

Эрих фон Манштейн

Одряхлевший «Ниссан» обогнул зубчатый выступ черной скалы, сбавил скорость и остановился на краю глубокой пропасти. После того, как бурые клочья пыли осели, и воздух перестал вибрировать от неразборчивой перебранки чаек, тихонько скрипнула дверца. На расплавленный асфальт опустился рыжий, давно нечищеный ботинок...

Солнце пекло. Доктор Майерс огляделся, набрал воздуху в грудь, вылез из машины, расстегнул рубашку. Постоял недолго, пропотел, достал из кармана платок, вытер им шею и лоб, а затем стал осторожно спускаться к океану по тропинке, прячущейся среди черных камней. И чем ниже Майерс оказывался, тем становилось ему прохладнее, и чем дальше он уходил от старенького своего автомобиля, тем сильнее слышался причудливый шум прибоя, и тем легче становилось дышать. Минуты через две доктор остановился, перевел дух, задрал голову, уткнул ее в острый край обрыва и заметил сгущающийся над скалой знойный воздух. Майерс сразу вспомнил о свой клинике, взглянул на часы и решил, что в запасе есть еще минут десять на то, чтобы смочить хотя бы шею и лицо —— иначе сдохнешь в этом приторном мареве, так и не добравшись до цели.

Море шумело нежно. Майерс слегка открыл глаза и увидел волну, качающуюся у самых ног. В воде шныряли беззаботные мальки камбалы, а глубже в такт волнам монотонно раскачивались синеватые водоросли. Позади доктора высились неприступные скалы, впереди на сотни километров раскинулся океан, а в голове... в голове Майерса по-прежнему творилось черт знает что. Вот уже шесть месяцев доктор буквально гнил от вакханалии негативных, абсурдных, абсолютно непритворных эмоций. Хотя, он был бы рад не гнить, если бы не тупые отморозки, разделившие за это время народ на южан и северян. Лет триста назад тоже так было, север страны жил своей жизнью, юг —— своей. Южане, как и положено не знакомому ни с чтением, ни с письмом социуму, калечили северян (и наоборот), люди жрали друг друга живьем и воровали друг у друга женщин —— натуральная борьба с луками, стрелами и топорами за выживание. Но это было триста лет назад, а потому и простительно. Но сейчас... сейчас!.. Доктор Майерс набрал пригоршню соленой воды и, зажмурившись, плеснул себе в глаза. На мгновение полегчало, впрочем... У Майерса снова ухудшалось настроение —— он в который раз начинал плохо думать о людях.

Преступно молодой кровосос —— а ведь кое-кто утверждает, что он с отличием закончил Сорбонну! —— в одно мгновение перекроил страну, заявив, что, дескать, надоело ему наблюдать за паршивыми овцами с жаркого юга, топчущими священные земли отцов северян —— классический мизантроп... тиран... Демиург! Когда же столица уже была захвачена северянами, этот подлец отдал приказ своим головорезам изловить президента, прилюдно изжарить его на костре и заставить трусливых министров под демонический бой там-тамов и треск телекамер сожрать бывшего руководителя страны. Жестоко, противно и презираемо, но таков уж он этот ублюдок и, видимо, никакие обстоятельства не изменят его, даже любимые профессора из Сорбонны. Но ведь люди —— Майерс верил в это, как в строки святого писания —— должны любить, беречь друг друга и гасить злобу в своем сердце всякий раз, когда речь заходит о человеческих жизнях. Не может быть высших и низших —— презираемых кем-либо —— народностей, люди равны перед богом и точно так же они равны перед самими собою. Поэтому-то и нужно всегда быть как можно терпимее друг к другу.

***

Майерс остановил машину по приказу рослого гвардейца, стоящего с кислой мордой по эту сторону шлагбаума. Стало ясно, что клиника уже занята гвардейцами Демиурга. Во дворе под раскидистыми пальмовыми ветвями стоял черный бронетранспортер, на раскаленной броне которого неизвестно, сколько уже часов подряд сходили с ума от безделья знакомые Майерсу головорезы. Доктор, конечно, успел бы развернуть машину и умчаться наперекор судьбе —— как можно дальше от этого ада... Майерс мог так поступить, но сделать это он не посмел. В клинике находились его жена и пятилетняя дочь, а кроме них —— три с лишним сотни беженцев, половина из которых безнадежно больные и тяжелораненые люди. Их стали привозить в клинику Святой Марии Магдалины уже в первые дни после объявления всеобщей мобилизации. С тех самых пор Майерс и весь персонал забыли, что такое сон и покой им теперь только мерещился в редких перерывах между операциями. Бинты, темно-зеленые носилки, десятки выцветших глаз и трясущихся от страха губ... Кое-кто из врачей не выдерживал и глотал ром из армейских запасов, и все же у этих людей были еще довольно крепкие нервы, а слабаки... Но, разве можно называть слабаком человека, потерявшего рассудок на войне? У Майерса и сейчас стояло перед глазами посиневшее лицо главврача, повесившегося на кожаном ремне в лаборатории. Свою жену Джереми Ньемо потерял пять лет назад —— погибла в автокатастрофе. У него оставался единственный сын, которому в канун войны едва стукнуло семнадцать. А когда Джереми увидел его на носилках —— без рук, без ног, с размозженным черепом... В общем, повесился Ньемо буквально через пять минут после того, как сын ушел в мир иной. Через неделю после объявления всеобщей мобилизации врачей и сестер милосердия уже нельзя было узнать. Крепкие мужчины превратились в подслеповатых и обессиленных стариков, а молодые красавицы —— в сгорбленных и уже ни к чему непригодных старух.

Гвардеец махнул рукой. Справа и слева от машины шевельнулись заросли высокого папоротника. Через секунду на доктора было наставлено четыре автомата. Майерс, сглотнув, вяло посмотрел на гвардейца, остановившего машину. Он что-то кричал и показывал мачете в сторону бронетранспортера. С брони приподнялся один из головорезов. Прихватив автомат, он спрыгнул на землю и быстро скрылся за лабораторией. Гвардеец постучал острым концом мачете по боковому стеклу —— мол, выползай!

***

Гвардеец оскалил желтые зубы, усмехнулся одной щекой и сказал, вперив бесчувственный взгляд доктору в переносицу:

—— К полковнику!

Конвоиры вели Майерса по тропинке, утопающей в густой зелени тропического сада. Здесь было прохладно, кричали какаду, и было так спокойно, что война казалась наваждением. Но в воздухе... в воздухе почему-то пахло грозой. Доктор убедился в этом, когда процессия приблизилась к высохшему фонтану. Воздух внезапно сгустился перед Майерсом и из него соткалась криворотая старуха голову которой украшала отвратительная желтая рогатая каска. Доктор, не останавливаясь, взглянул на старуху. Она чуть-чуть приподняла бровь, вытянула худую шею и когда наклонилась к Майерсу, прошептала:

—— Звери едят ради того, чтобы жить, и только люди живут ради еды. Выбор за тобой... дурачок...

Ужас овладел Майерсом. Он закрыл глаза. Когда же осмелился открыть их, то увидел, что находится в своем кабинете. Карликовые пальмы в кадках стояли на прежнем месте, над головой сонно шелестел вентилятор. В кресле расположился худой с остекленелым взглядом молодой человек. На коленях у него лежал автомат. Этого человека доктор узнал практически мгновенно.

—— Что вам нужно, Мботу? —— спросил Майерс, обращая к полковнику свой взор.

Полковник приказал головорезам немедленно отойти от пленного. Гвардейцы молча исполнили приказ. Мботу некоторое время молчал, потом улыбнулся, как показалось Майерсу, какой-то загадочной... —— хотя, нет! —— страшной улыбкой.

—— Доктор, давайте без сентиментальностей. Я хочу знать, где находятся жена и дочь прези... вашего президента, —— сказав это, полковник взялся рукой за цевье.

Майерс, бледнея, подумал: «Ах, значит, вот что тебя привело сюда!». Ну, конечно, иных целей у Демиурга и быть не могло. Схватить жену и дочь, а с их помощью и самого президента —— грандиозный план. Но как он узнал, как?

—— Ну, так что?

—— Откуда мне знать? —— доктор прямо и смело посмотрел в лицо полковнику.

Мботу снова улыбнулся, кивнул, и, скалясь, тяжелым голосом произнес:

—— Перестань врать! Ты же коренной северянин! —— лицо Мботу исказилось страшной судорогой, глаза его воспалились и он добавил: —— Милый док, значит так, у тебя есть одна минута. И если ты, потный шакал, еще раз включишь дурака, то мои львы порвут тебя. Запомни, король может быть только один. И здесь этот король —— я!

Жена президента Наина и дочь Ребекка появились в клинике Святой Марии Магдалины на третий день войны. Глава страны привез их сам, посчитав, что здесь им будет спокойнее, все-таки клиника находилась под защитой Красного Креста. Можно было, конечно, попытаться отправить родню за границу, но гарантий безопасности не было никаких. Все государства-партнеры, как это обычно происходит, узнав о начале военных действий, поджав хвосты, поспешно удалились из поля зрения —— охваченная войной страна была предоставлена сама себе. О нахождении в клинике сиятельных особ знали только доктор Майерс и сам президент. Вероятность же, что об этом мог знать кто-то третий исключалась —— Наина и Ребекка всю жизнь провели на другом конце света и как они выглядят никто из соотечественников даже представления не имел, даже Майерс. Он дал клятву своему президенту и нарушать ее он не имел права ни при каких обстоятельствах...

***

Доктора вытолкали в коридор. Духота сразу пахнула в лицо Майерсу. Впрочем, ему не до нее было потому, что шагах в пяти от кабинета стояли выстроенные в шеренгу гражданские. Доктор остановился, но тут же в спину ему ударил тяжелый приклад.

—— Пошел! —— опуская автомат, рявкнул головорез, Майерсу ничего не оставалось, как идти дальше.

Полковник поднял руку. Процессия остановилась. Доктор посмотрел на гражданских —— южане! —— и понял, что где-то рядом с ними затаилась смерть. Мботу, заметив страх в глазах Майерса, сказал совершенно спокойным голосом:

—— Как видишь, одни беременные бабы и деревенщина. Пока всего одиннадцать душ. Но мяса может быть и больше, —— полковник, прищурив один глаз, обратился к головорезам: —— Правда, львы?

Гвардейцы вдруг расхохотались низким и страшным смехом. Отчего доктору стало не по себе.

—— Меняю их всех на его жену и дочь. Все равно для своего народа он уже умер, —— предложил полковник.

Майерс вздрогнул —— ему померещился тоскливый скрип в конце коридора. Доктор искоса поглядел туда и увидел старуху, которая сказала ему у фонтана: «Звери едят ради того, чтобы жить, и только люди живут ради еды. Выбор за тобой... дурачок...».

—— Нет! —— то ли старухе, то ли полковнику возразил, как ножом отрезал Майерс.

—— Ты хорошо подумал? —— последовал вопрос полковника.

—— Да! —— без раздумий ответил доктор.

Затрещали выстрелы. Но Майерс уже ничего не видел. Он стоял, беспокойно зажмурив глаза и тоскливо заломив руки. Наступила полнейшая тишина. Запахло мертвечиной.

Доктор пришел в себя только потому, что его окатили из ведра ледяной водой. Майерс поднял голову, по горячим щекам его медленно поползли холодные капли. Вентилятор по прежнему шелестел под потолком, но жарища в кабинете все равно стояла невыносимая —— доктор глубоко вдохнул и засвистел грудью. Вскоре Майерс разглядел полковника. Тот разговаривал с самым высоким головорезом, изредка поглядывая в сторону Майерса. Наверняка эта подлая сволочь опять что-то задумала. Но вот что, доктору было абсолютно не ясно. Головорез кивнул, с интересом взглянул на Майерса и скрылся за дверью. Полковник пару раз кашлянул и сказал как бы в пустоту:

—— Трупы сжечь!

За спиной у Майерса послышались торопливые шаги, один раз скрипнула дверь, а затем донесся до него шорох. Головорезы вытаскивали окровавленные тела из коридора через запасной выход во двор клиники.

—— Чудесно! —— садясь на корточки перед Майерсом, радостно проговорил Мботу. —— А я тебе подарочек хочу сделать...

—— Бог мой, что еще? —— предчувствуя еще что-то ужасное, спросил доктор.

—— Бог здесь не при чем, —— полковник положил автомат на стол, взял бутылку рома и принялся хлебать пойло отчаянными глотками.

Открылась дверь. Майерс повернулся, вдруг съежился и втянул голову в плечи —— перед ним стояли его жена и дочь. Трудно передать весь ужас, который в эти минуты пережил доктор. Майерса трясло, скручивало и плющило так, словно бы его сейчас старательно утюжил танк.

—— Что ж, условия прежние: ты мне, я —— тебе, —— сказал полковник ангельским голосом.

Доктор хотел было что-то произнести, но голос... голос у него внезапно пропал. Руки задрожали, сердце дрогнуло так, словно в него вцепился щупальцами спрут, струйки пота побежали по вискам и хребтине. Майерс гортанно выкрикнул:

—— Гад! Сволочь!

Мботу улыбнулся какой-то сатанинской улыбкой, хмыкнул с одобрением, утер рукавом щеку и сказал:

—— Я от тебя ничего другого и не ждал, —— полковник повернулся к самому высокому головорезу, махнул рукой, сказав ему: —— Начни-ка с этой милой леди.

Треснул одинокий выстрел. Жена Майерса закатила глаза и повалилась на пол. Маленькая девочка громко охнула, села рядом с мамой, посмотрела на отца и по щекам у нее потекли слезы. В это мгновение доктор впервые в жизни разучился дышать...

***

Президент Санджо Олусегун в сопровождении двух телохранителей летел «Боингом» из Каира в Европу. Добирался он сюда инкогнито —— просто уже давно терпеть не мог официальных встреч и визитов. Рядом с Олусегуном в кресле расположился худощавый очкарик —— европеец (предположил президент) —— с томиком Шиллера в руках. Телохранители по инструкции сидели один впереди президента, другой —— позади него. Пришло время завтрака. Стюардесса остановилась, поправила изящным пальчиком уголок голубой пилотки и попросила очкарика передать Олусегуну сначала легкое горячее блюдо без гарнира, потом закуску и стаканчик содовой. Санджо поблагодарил девушку. Начал есть. Очкарик в свою очередь отложил Шиллера и стал делать то же самое, что и сосед.

—— Простите, нам еще лететь и лететь, но мы с вами даже не знакомы. Вы не против восполнить этот пробел? —— вдруг заговорил очкарик.

Олусегун, ощутив на себе пристальный взгляд незнакомца, с удивлением покосился на него, вытер салфеткой уголок губ и ответил, соврав:

—— Хорхе Лаврига, —— и протянул руку соседу.

—— Очень приятно, Бенджамин Форбс. Но лучше просто Бенджамин, мне так больше нравится, —— улыбаясь, сказал попутчик президента.

Тут спереди —— в щели между креслами —— появилась подозрительная физиономия телохранителя. Олусегун кашлянул в кулак и она немедленно исчезла с глаз долой.

—— Ваш друг? —— спросил очкарик.

—— О нет, я его знаю поверхностно —— познакомились в каирском аэропорту, —— разъяснил Олусегун.

—— Ясно, —— отозвался Бенджамин. —— На отдых летите?

Олусегун помотал головой.

—— Стало быть, бизнес зовет.

Настроение у Олусегуна было хорошее, поэтому он и не стал придавать особого значения излишней разговорчивости попутчика. Но вот телохранитель, сидящий впереди президента то и дело оборачивался. А что в это время делал тот, который сидел у Олусегуна за спиной, оставалось только догадываться. Но и он, наверняка, сидел как на иголках. В этом президент даже не сомневался, поэтому он сейчас и позволил себе говорить с соседом более чем непринужденно.

—— А сами?

Бенджамин отодвинул от себя пустую тарелочку, вытер губы салфеткой и налег на ароматную закуску.

—— Я археолог, но отдыхал в Египте по туристической визе. Знаете ли, иногда хочется хотя бы ненадолго забыть о делах и расслабиться, как душе угодно.

—— Имею представление.

—— С вами приятно разговаривать. И все же, гляжу я на вас и не верится мне, что летите в Европу по делам. У деловых людей другой огонь в глазах.

—— А вы наблюдательный —— точно подметили, —— удивился Олусегун. —— Но, уверяю, дел и у меня зачастую бывает выше макушки.

—— Сдаюсь, если это секрет, то давайте поговорим о чем-нибудь другом, —— предложил археолог.

—— Отнюдь. Я лечу в Цюрих.

—— Вот как, восхитительный город! —— воскликнул Бенджамин.

—— Жалко, что мне не удастся полюбоваться его красотами.

—— Почему? —— не понял археолог.

Олусегун посмотрел на часы.

—— Моя супруга рожала в одной из клиник Цюриха.

Форбс накинулся на президента с самыми искренними поздравлениями —— телохранители только благодаря неприметным жестам Олусегуна усидели на своих местах.

—— Кто, мальчик или девочка?

—— Еще не знаю, да это и не важно. Главное, что родила.

—— Ого! Неужели...

—— Медики советовали отказаться даже от мыслей о родах. У плода обнаружили... —— Олусегун надавил пальцами на виски, пытаясь, что-то вспомнить, —— нет, не помню какую... болезнь. Прогноз был неутешительный.

—— И она все равно на это пошла?!..

—— Не все так просто, —— президент опустил руку, достал портфель, открыл его и на столешницу спустя секунду или две легла газета.

Олусегун, ткнув пальцем в протертую едва ли не до дыр статью, передал газету своему новому знакомому. Статья, на которую указывал Олусегун называлась: «Черт, дьявол, ангел во плоти, бог или просто знахарь?». Бенджамин так увлекся чтением, что забыл обо всем на свете.

«Три года назад (весной) в нашем городе появился никому неизвестный человек. Тогда никто не знал, откуда он пришел и что ему было нужно. Но уже через месяц о нем по городу поползли самые невероятные слухи. Корреспондент нашей газеты встретился с директором Центральной клиники доктором медицины Стефаном Цубербюлером и попросил его рассказать хоть что-нибудь об этом удивительном человеке.

Корр.:

Стефан, как бы вы охарактеризовали этого господина?

Цубербюлер:

Прекрасный специалист, мастер своего дела! Скажу честно, таких я еще не встречал.

Корр.:

Простите за бестактный вопрос, вам известна его фамилия?

Цубербюлер:

Вы уже, наверное, сотый журналист, интересующийся именно этим вопросом.

Корр.:

Извините еще раз, но все же...

Цубербюлер:

Вы, в свою очередь, меня тоже извините —— коммерческая тайна!

Корр.:

Скажите, Стефан, каковы его обязанности?

Цубербюлер:

Он работает акушером-гинекологом.

Корр.:

Очень любопытно, но каким образом вы могли взять на службу человека, насколько мне известно, без документов и медицинского диплома? Это же противозаконно!

Цубербюлер:

Видите ли, когда он впервые появился в моем кабинете и предложил посильную помощь, я сначала хотел вызвать полицию и психиатров. Но позже выяснилось, что он обладает удивительным даром.

Корр.:

Каким, если не секрет?

Цубербюлер:

Это довольно трудно объяснить —— по крайней мере, с точки зрения медицины, —— но он может лечить детей находящихся еще в материнском утробе от самых страшных болезней.

Корр.:

Каких, например?

Цубербюлер:

Рак, ВИЧ, болезни сердца... всех не перечислить...

Корр.:

Его работа в клинике одобрена Министерством Здравоохранения?

Цубербюлер:

Вне всяких сомнений. Его проверяли. И, доложу вам, очень тщательно.».

***

Олусегун попросил телохранителей остаться за дверью, сам же в белом халате зашел в палату. Супруга с ребенком на руках уже ждала его. Санджо, с бьющимся от волнения сердцем, подбежав к ней, остановился. Она осторожно, чтобы не потревожить малышку, прижалась к Санджо, он обнял ее и стал бормотать ей на ухо сладкие слова любви. Она была прежняя, он едва дышал и все время целовал ее...

—— Постойте, —— уже лестнице, скатывающейся ступенями на первый этаж, сказал Олусегун. Супруга президента и телохранители остановились. Санджо о чем-то подумал, а потом добавил: —— Я обязан отблагодарить его.

Телохранители убедились, все ли спокойно и один из них предложил:

—— Позвольте это сделать мне!

Олусегун махнул рукой:

—— Нет. У вас другие задачи! —— он показал на жену и ребенка.

—— Но...

—— Я не понял! —— прервал Олусегун телохранителя.

Знахарь, как его называла жена президента, занимал кабинет на последнем этаже клиники. Поднявшись по лестнице, Олусегун остановился, достал из кармана чековую книжку, вписал в нее приличную сумму, расписался и тихонько постучал согнутым пальцем в дверь. В коридоре было тихо и секунды не прошло, как очень явственно послышался голос, тянущий слова: «Открыто, входите!». Отворив дверь, Олусегун проник в кабинет. Знахарь стоял спиной к президенту, держа в руках небольшую книжицу, и задумчиво глядел в окно. Президент ужасно сконфузился, но все же произнес:

—— Извините, не хотел отвлекать вас.

—— Ничего страшного, —— не оборачиваясь, проговорил знахарь. —— Чем обязан? Надеюсь, вас ко мне привело не любопытство?

Президент сконфузился еще сильнее:

—— О нет, конечно! Я муж одной из ваших пациенток. Вы совершили чудо, наш ребенок, насколько я понимаю, абсолютно здоров, вот я и хочу отблагодарить вас от чистого сердца, —— Олусегун прошел к столу и положил на него чек.

—— Не стоит, —— возразил знахарь.

—— Я прекрасно понимаю, что чудеса, подобные вашим, бесценны, и, не смотря на это, я все же прошу принять от нас с супругой этот скромный подарок.

Знахарь помотал головой:

—— Ну почему все думают, что все измеряется подарками и деньгами? —— стал оборачиваться. —— Не сто... —— и, не договорив, так и побелел, распознав в благодарном посетителе своего старого знакомого...

***

Знахарь глядел на президента точно так, как когда-то Иешуа Га-Ноцри глядел на прокуратора Иудеи Понтия Пилата во время допроса. Вот только ветер не дул в лицо президенту и ничто не шелестело у него под ногами. И Олусегун не открывал глаза для того, чтобы увидеть, что все в этом мире изменилось когда он увидел перед собой доктора Майерса. Даже солнце не собиралось исчезать —— оно по прежнему висело над городом и пока не хотело тонуть в море, как тонет ежевечерне. Впрочем, и самого моря поблизости не было, так же, как не было и поднимающейся с запада грозно и неуклонно грозовой тучи...

—— Доктор Майерс! —— злобно выкрикнул президент. —— Я сейчас позову полицию. Вас арестуют, этапируют на Родину и вы предстанете перед судом! И я позабочусь о том, чтобы вас повесили!

Майерс стоял, как каменный, внезапно его губы зашевелились и он стал тихо проговаривать слова:

—— Клянусь, о вашей жене и о ребенке я им тогда абсолютно ничего не сказал.

Олусегун поморщился:

—— Не говорите чепухи, мне хорошо известно во что ставите вы клятвы и обещания. Мои жена и дочь погибли вместе с тремя сотнями гражданских лиц, которых вы, доктор, так гнусно предали. Теперь-то я понимаю, почему вы скрываете свое настоящее имя.

Майерс поднял голову, взглянул на президента.

—— Простите, но я принимал роды у вашей...

—— У моей второй жены, —— рявкнул Олусегун, не позволив договорить Майерсу, —— первая с дочерью...

У доктора закружилась голова и ему после долгого перерыва вновь причудилась отвратительная старуха, с которой он впервые пересекся у фонтана. Но сейчас косматая произнесла одно единственное слово: «Дурачок!».

—— Да-да, наверное, так и есть... —— одними губами пробормотал доктор.

Львы полковника Мботу в тот злосчастный день бросили Майерса вместе с дочерью в подвал. Там было сыро и холодно. Девочке часа через три стало плохо —— пошла носом кровь, а еще через час она потеряла сознание. Ей нужен был укол, но у доктора не было ни шприца, ни лекарства. Майерс стал звать на помощь —— он кричал, плакал, стучал кулаками по железной двери, пытался высадить ногой решетку из окна. В конец обессилев, доктор сел рядом с дочерью, о чем-то попросил бога и стал читать ей по памяти кэрролловскую «Охоту на Снарка»:

Их последний матрос, хоть и выглядел пнем, ——

Это был интересный пенек:

Он свихнулся на Снарке, и только на нем,

Чем вниманье к себе и привлек.

Это был Браконьер, но особых манер:

Убивать он умел лишь Бобров,

Что и всплыло поздней, через несколько дней,

Вдалеке от родных берегов.

Майерс даже не заметил, как она умерла. А потом в подвал спустился полковник. Он всучил потерявшему разум доктору какую-то бумагу и тот не глядя расписался в ней.

***

Олусегун дослушал Майерса до конца. Он был утомлен и, видимо, неудовлетворен рассказом доктора потому, что держал в руке пистолет.

—— Не верю и суд вам тоже не поверит!

—— Понимаю. Но вы должны знать, что мне недолго осталось жить, —— грустно сказал доктор.

—— Естественно, я уже сказал, что вам светит виселица. А все ваши рассказы о временном помешательстве полная чушь. Вы трус, поэтому и отправили Мботу записку (с вашей подписью), в которой сообщали ему о трехстах южанах, среди которых находились моя жена и дочь. Только не думайте, что я собираюсь за них мстить. Доктор, вы палач!

—— Но я готов поклясться...

—— Перестаньте!

Майерс с отчаянием кивнул и посмотрел на президента потухшими глазами:

—— Значит, смерть меня ждет и там и здесь, —— произнес он поникшим голосом.

—— Что значит здесь? Даже не смешно, доктор Майерс. Здесь у вас почти райские условия, —— Олусегун выразительным взглядом обвел кабинет.

—— У меня уже целый букет неизлечимых болезней. И, излечивая какого-нибудь еще малыша, я приобретаю новую. Ну... то есть... забираю ее у ребенка. В принципе, это и есть тот самый дар, о котором так любят рассуждать журналисты. Но никто из них не догадывается, что я заплатил за него жизнями дорогих моему сердцу людей.

Майерс внезапно бросился к шкафчику и молниеносно достал с одной из полок потрепанную книжку.

—— Моя история болезни. Поверьте, мне осталось жить максимум полтора года. И если там меня просто повесят, то здесь я смогу спасти еще сотню, а, может, и больше детей.

Олусегун достал из кармана мобильный телефон. Посмотрел на доктора и стал набирать номер.

—— Майерс, вы южанин? —— спросил президент.

—— Нет, но при чем здесь это?

—— В записке вы клялись полковнику Мботу в верности северянам. Правильно?

—— Не могу знать... я просто не помню... я не знаю, зачем вообще расписывался, —— сказал доктор упавшим голосом.

—— То-то и оно, —— президент дозвонился до телохранителей и попросил одного из них подняться в кабинет знахаря, но прежде вызвать полицию.

Майерс встал на колени, пытаясь донести до Олусегуна хоть какую-нибудь из своих мыслей:

—— Северяне и южане, белые, черные, высокие и низкие... я не понимаю... Для меня все люди равны. Равны, черт возьми! Я не виновен! Вы меня слышите?!..

Павел Гросс

Санкт-Петербург 10.09.2006 5:06:33