Офицер, рожденный в 19 веке в Российской Империи, попадает в тело младенца мира Стального Алхимика, в империю Драхма. Предупреждения - действия развиваются примерно в конце 1890-х начале 1900-х, надеюсь дописать до 1910-х. Возможен не канон и частичное смешание фендомов (я про первый и вторые сезоны аниме)
Публикация на других ресурсах: Разрешено копирование текста с указанием автора/переводчика и ссылки на исходную публикацию
Примечания автора:
Мое самое первое произведение. П
ишу в основном для себя, ну и подумал почему не выложить, авось кому нидь понравиться.
перепечатано около половины от написанного, но произошло отклонение от написанного на бумаге и продолжение по факту пишеться заново
Предупреждение фанф начал писаться под влиянием момента и началo я бы сказал слишком похоже на аниме.
кому интересно краткий план фика:
1) 1ая часть - рождение в новом мире, обживание (100%)
2) небольшой военный конфликт отправка гг зарубеж (100%)
3) 3я часть жизнь в аместрисе и гражданская война (~55%)
4) послеиштварский период (канон)
5) возвращение в империю
Кхм, по истечении года с момента выкладки работа все таки достигла своего первого юбилея в 50 лайков. А по истечнии еще трех месяцев сотни. Похоже это не линейная зависмость\\\
========== Пролог ==========
В кабинете было тихо, за окном шумела метель, и через открытую дверь в гостиную был слышен треск огня в камине. Евгений Петрович, представитель уже, к сожалению, ставшего бедным и почти безызвестным дворянского рода, сидел, уставившись на деревянные дощечки из мореного дуба, и рассматривал странные письмена, похожие на орнамент, который используют на обложках книг со сказаниями. Он уже пять лет находился в отставке, и все эти пять лет он расшифровывал древнюю 'библиотеку' рода - свитки, дощечки и просто кипы различной сохранности бересты. Сначала, когда работа только была начата, ему приходилось часто вспоминать семейные предания, говорившие об этих остатках знаний волхвов, и прочитанные каждому в семье листки бересты, на котором были нарисованы эти орнаментоподобные письмена и их перевод на привычной кириллице. С тех пор он продвинулся очень далеко... По сравнению со своими предшественниками, однако, он всего лишь смог прочитать в лучшем случае одну пятую своего хранилища, и при том это были в основном слабо сохранившиеся клочки бересты и даже один берестяной свиток. Два месяца назад Евгений решил снова попытаться прочесть дощечки. Дело в том, что несмотря на то, что он почти освоил орнаментный вид письма, письмена на дощечках различались с письменами на бересте как русский язык со старославянским, и эти гораздо более древние знания всё сильнее и сильнее подогревали, можно даже сказать, разжигали, интерес отставного полковника, на старости лет дорвавшегося, наконец, до того что было ему интереснее всего - истории своей родины, дома и своего народа.
Петрович взглянул на дощечку в очередной раз, и на этот раз в его глазах мелькнуло узнавание, он ещё пять минут смотрел на участок текста, внезапно ставшего хоть немного понятным, и, резво взяв перо в свою руку, с увлечением принялся записывать то, что он, наконец, смог прочесть, затем наступил черед ещё одной дощечки, потом ещё одной...
Евгений пришел в себя днём от звука хлопнувшей двери и раздавшихся громких шагов. Он вскочил и стремглав бросился к сундуку, лежащему у кровати, быстро открыл его и достал оттуда револьвер, затем он выхватил саблю, которая висела на стене над кроватью, и встал так, чтоб оказаться за спиной у напавшего, как только тот зайдёт в комнату.
Шаги приближались... Они раздавались всё громче и делались всё быстрей. Наконец, человек подошёл к комнате и, заглянув в дверь, крикнул:'Damn, Mark, he might be here, look at the papers, he couldnʼt run far'.
Как только слова затихли, Евгений Петрович выскочил из-за двери и рубанул человека в кирасе коротко, без размаха. Тот, словно почуяв что-то, попытался обернуться, но это ему не помогло, и старая сабля, почти перерубив горло, застряла в позвоночнике, после чего послышался хрип умирающего... Тут же раздался выстрел, и мимо уха просвистела пуля. Слева из-за прохода в гостиную мелькнула тень, и Петрович едва успел обернуться и отвести саблей клинок, направлявшийся к его шее. В следующее мгновенье его пнули в живот, и он отлетел назад на пару шагов и упал на живот, выронив саблю и едва не нажав на курок револьвера в левой руке. Оставшийся убийца подошёл к Петровичу и сказал: 'Ну что, собака, выбирай - смерть или рассказываешь нам про Разумовского, ну так что?'
Евгений Петрович посмотрел на него и со словами: 'Хрен вам', - откинулся на правый бок и, выкидывая левую руку, нажал на спуск, громыхнул выстрел, и в комнате запахло порохом, и затем послышался звук падающего тела, под которым быстро растекалась лужа крови.
Убедившись, что никого в округе нет, полковник ликвидировал трупы, предварительно обыскав, и протёр пол от крови. После этого он собрал свои записи и копии оригинальных текстов, сделанных им на всякий случай, убрал в тайник оригиналы и поехал в ближайший город... 'Переводы придется закончить попозже', - с сожалением думал Евгений, раз эти гады нашли его и спрашивали про Разумовского, то, получается, их сдали, так как никто кроме его начальника - генерала Фейербаха, не знал, где он находится, и не знал про его связь с Разумовским, значит, спокойной жизни не видать и опять придется носиться как угорелому. И расшифровку древних текстов придется отложить, что весьма и весьма не хотелось делать...
***
Во время пути Евгений Петрович вспоминал и обдумывал то, что он вчера в запале расшифровал. Картина получалось занятная - до этого всё, что было написано на бересте, было лишь обычной историей его рода, где, как он понял, самые старые сохранившиеся описания говорили о годе 4638 от сотворения мира, при том, как он понял, там уже говорилось об упадке в стране того времени, и были написаны страхи человека о начале распада целого государства и народа. Все остальные записи на бересте остались лишь после этого, при этом утраченная страна там описывалась словно край обетованный, и все эти записи были похожи на записи обычного человека в его дневнике. В то же время на дощечках была описана какая-то методика по пробуждению каких-то сил в человеке, но, увы, к сожалению, он не перевёл все дощечки, так как просто вырубился от усталости. Если методика работала, то записи по описанию всех тех странностей в древности становились не такими невероятными, так что, оставалось перевести оставшуюся половину и посмотреть, насколько являются они правдивыми.
***
Евгений добрался до города, когда уже стемнело, так что он, не мудрствуя лукаво, направился в гостиную и снял там номер на ночь, и попросил газету 'Русское обозрение' за эту неделю. Эта газета начала выпускаться только в этом 1876 году и имела скандальную репутацию, в основном не только за публикацию некоторых непроверенных материалов, сколько за то, что туда попадали различные не видевшие цензуру материалы, так что, как был уверен Евгений Петрович, в скором времени эту газету закроют, а раз так, то и для связи со своими её можно поиспользовать, не засекут, так как за тем зрелищем, где Моська на Слона лает, остальное не очень-то и видно. Прочитав этот номер и насладившись стихами Симбирского, он с сожалением констатировал, что тревогу Разумовский не объявил, а, значит, либо его уже нет, либо он ещё не знает, что его раскрыли. Полковник решил не париться и лег спать.
Утром, как проснулся, он направился к почтовому отделению, добравшись до него, отправил телеграмму своему старому знакомому, чтоб он опубликовал один интересный стишок в этой газете. Данный стих подавал знак на встречу в условленном месте через месяц в Петербурге. Теперь Евгению осталось только выехать в столицу Империи и ждать встречи, а в пути можно и копии по-переводить.
========== Пролог 2 ==========
Спустя 24 дня
Усталый и замерзший он въезжал в столицу. По пути Петрович весьма поиздержался, и денег у него ещё оставалось всего на полгода, спасибо неудачливым убийцам, так что он решил подождать условленный срок, а потом идти работать или подать переведенные тексты в академию и попытаться выбить награду за прорыв в исторической науке. Встреча была назначена напротив Мариинского театра в ресторане в час дня, так что обедать там придется каждый день в течение двух недель, с горестью думал Евгений, денег мало осталось, так что он решил сэкономить на проживании и поехал в гости к старому сослуживцу подполковнику в отставке Думайко.
- Кого я вижу, Петрович! Как давно мы не виделись! Почитай шесть лет уже прошло! - приветствовал его худой одноглазый старик с обширными седыми усами и бородой.
- И я рад тебя видеть, Игорь Иванович. Я тут проездом на месяц не больше и решил навестить старого друга.
- Ну так что в дверях стоишь, проходи давай! Марфа, накрой на стол, у нас гости! Проходи, сейчас Матвеевна на стол накроет, и ты расскажешь про свое житьё-бытие.
Евгений вошел в дом, снял шубу и пошёл за хозяином в гостиную. Следует сказать, что они засиделись допоздна, Евгений рассказал про свою жизнь, выслушал старого друга, как он познакомился со своей женой, про их детей, и вместе повспоминали Крымскую войну и оборону Севастополя, пообсуждали текущую русско-турецкую войну, и в итоге хозяин предложил старому другу пожить пока у него и рассказать поподробнее про исследования, ведущиеся Евгением, смог ли он понять письмена древних славян, и что он узнал. Вскоре он тоже был в курсе дела, и пожалел, что последние копии дощечек ещё не прочитаны.
Всю следующую неделю Петрович посещал ту французскую ресторацию с интересным названием 'Southwark ', так же он перевёл уже последнюю дощечку и принялся упорядочивать их, так что, когда работа была готова, он, перечитав еще раз, подумал, что перед ним либо мистическая галиматья, которая может сработать, либо сумасшедшие россказни очередного предка. Кратко, там говорилось, что есть люди, которые способны управлять энергией - своей, природной и т.д., и описывались ритуалы для их пробуждения и дальнейшего обучения. Ритуал сам по себе был не сложен - нужно было прочитать молитву богу в строго определённом месте, начертить данные рисунки на земле, и, скорее всего, ночью нужно было его провести (точно упомянуто не было, было лишь сказано, что для обращения к высшей сущности нужно было выбирать её любимое время, иначе могут быть накладки, но про то, в какое время дня нужно обращаться написано не было - наверно, это считалось очевидным). Однако способности, побуждаемые им, были весьма и весьма неплохи, так что Евгений решил провести его, как только подготовит всё необходимое.
***
Евгений обедал в ресторане. В последнее время надежда дождаться Разумовского почти пропала, и до окончания срока осталось всего три дня. За это время финансы просели, и Евгений, решив больше не тянуть, приготовился к ритуалу. Он собирался провести его сегодня вечером, если его старый знакомый не придёт. Евгений не спеша доедал свою порцию, стараясь не доесть, раньше времени, чтобы можно было просидеть тут весь уговоренный срок. На этот раз, когда ложка уже начала скрести о дно тарелки с луковым супом, к нему подсел человек. На вид ему было лет сорок, волосы чёрные, однако уже начинали седеть, лицо спокойное, волевое.
- Ну, здравствуй, Петрович. Я тут в лучшем случае часа на два, а так, чем скорей, тем лучше.
- И тебе не хворать, Васильевич. У меня плохие новости - нас либо сдали, либо тебя выследили, меня недавно попытались пленить и спрашивали про тебя.
- Хм. Вот оно как, могу сказать одно: меня выследить могли, но вероятность этого мизерная, и слежку за собой я почувствовал бы. Так что, скорее всего нас сдали, ну, это сейчас не особо важно, лучше послушай, что я нарыл. Помнишь, когда мы при обороне Севастополя отбивали последнее нападение - первая линия обороны была слишком быстро уничтожена, и никто из нее не уцелел?
- Конечно помню, там мой брат был в то время, и он со своей группой не смог отступить вовремя, скорее всего, просто не успели, хотя, как они так и не понятно, пути отхода же были готовы...
- Значит, слушай дальше, помнишь, когда мы утром из взятого города выбирались, мы видели странные рваные раны на наших, как от звериных когтей, и то, что мы проходили мимо местности, где отряды англичан и французов в оцеплении стояли, и несло оттуда гнилью безмерно.
- Да, помню, а разве это не их госпиталь был?
- В том то и дело, что не госпиталь это был. Примерно полгода назад, когда я был у лягушатников, ну, ты знаешь, что я там в их ложе состою, я смог случайно услышать интересный разговор, могу сказать, что, оказывается, короли Франции и Англии подконтрольны этим масонам, и, что еще интересно, они говорили о каких-то людях Уробороса. В то время я больше не мог оставаться по делам ордена во Франции, и мне пришлось уехать в Англию, порывшись и там, я узнал, что у масонов произошел раскол в веке примерно шестнадцатом, и они разделились на два лагеря - одни за вечную жизнь, другие за мировое господство, и Уроборос - это идейный вдохновитель лагеря за вечную жизнь. Они, стремясь избежать смерти, начали изучать ее, в результате чего они смогли научиться поднимать мертвецов. И я думаю, что лет двадцать назад, в Севастополе, они каким-то образом их и натравили на нас. Вот вкратце то, что я узнал.
- Знаешь, услышав тебя парой месяцами ранее, я тебе бы не поверил и принял за сумасшедшего, однако я расшифровал некоторые архивы моего рода, и я могу с чистой совестью сказать, что магия может существовать, я даже нашел место для ритуала и подготовил его. Как ты догадываешься, я вскоре попытаюсь проверить его, узнаю, есть ли магия. Ты со мной?
- Я не знаю, что сказать... У меня в последнее время какое-то странное предчувствие, как будто вскоре произойдет что-то важное и... смертельно опасное, и с каждым днем я чувствую это всё сильнее...
- Скорее всего, это из-за того, что под тебя копают, так что соглашайся, проверим правда ли то, что мы узнали, и не только ли мы мистикой бредим, а потом уж будем разбираться с врагами.
- Ладно, я с тобой. Когда и где?
- Я пока остановился у нашего сослуживца, но вмешивать его не хочу, к тому же нужно провести ритуал на месте силы, я проверял, и они почти все заняты церквями, нашел только одно, где никто не помешает, это в пяти километрах за городом. Так что встречаемся завтра в десять вечера. Можешь подъехать к дому нашего сослуживца, у которого я остановился. Помнишь Игоря Ивановича? Так я у него.
- Хорошо, я буду, до завтра.
- Бывай, удачи.
***
В условленное время господин Разумовский уже ждал Евгения Петровича. Так что, как только Евгений вышел, они оседлали лошадей и отправились за город. Спокойно проехав ворота и, наконец, оказавшись за городом, они разговорились.
- Ей-богу, Петрович, не кажется ли вам, что мы ведем себя как какие-нибудь провинциальные глупцы, поверив в мистику и отправившись в путь её проверять?
- Не знаю, Васильевич, не знаю. С одной стороны поверить в это как-то тяжело, да и раскопанное тобой попахивает байками, с другой стороны, если это не так, то зачем моим предкам нужно было записывать эти ритуалы, если они не работали? И я одновременно хочу и не хочу, чтоб это было правдой, ведь кто не хочет стать могущественнее, но и ежели так, то противники давно этим пользуются, а, значит, и опыта, и возможностей уже больше...
- Я даже не знаю, что и сказать на это... Разве что, скоро узнаем, и тогда уже не будет важно, что мы предполагали, значение будут уметь только факты, впрочем, как и всегда.
- Уже недалеко.
- Хорошо.
***
Два всадника ехали по дороге, в тишине, окружавшей их, голос одного из них прогремел подобно грому:
- Ну, Васильевич, почти приехали, сворачивай за мной, тут минут двадцать осталось.
После этого всадники съехали с дороги, и именно этот день послужил началом этой истории.
***
Я пришел себя от боли, болело все тело и также лёгкие. Я открыл глаза и ничего не смог разглядеть, как я помнил, у меня было ужасное зрение, но судя по тому, КАК я вижу сейчас, в лучшем случае оно в два раза хуже. Так что, я смог увидеть как какое-то лицо, с чёрными волосами, склонилось надо мной и улыбнулось, наверное, и сказало что-то на непонятном языке. Вдруг всё вокруг стало темнеть, и на меня накатила огромная слабость, и я уснул.
Второй раз, когда я проснулся, мне в лицо било солнце. Я зевнул и попытался потянуться, и этого не получилось! Я сразу скосил глаза и обалдел от того, что увидел, пусть зрение и плавало - всё становилось то четким, то снова размывалось, я осознал, что запутан во что-то наподобие полотенца и, насколько я понимаю, это были пелёнки!! Так что я сразу завращал глазами, пытаясь что-то рассмотреть, и, увы, не очень успешно - всё, что я смог увидеть - это какие-то пятна, находившиеся вдали от меня. Осознав это, я стал думать. Я воспринимал себя как полноценную личность, и у меня даже были воспоминания, только они были нечёткими, словно я смотрел их сквозь какой-то барьер, и тут я ощутил ещё одно, почти неподверженное дымке, поняв это, я сосредоточился на нём, и стал его 'просматривать'.
Это было странное ощущение: был в своем теле, однако я ничего не мог контролировать, я просто наблюдал и слушал. Я находился на какой-то поляне, была ночь, небо было затянуто тучами, и было так темно, что если вытянуть руку, а затем поднести ладонь к лицу, то её увидеть можно было едва-едва, но на краю рощицы стоял горящий керосиновый фонарь. Свет от оного освещал ещё одну фигуру.
- Ну, как всё готово, Петрович? - спросила стоящая там тень.
- Васильевич, все в порядке, так что, думаю, можно начинать, - ответило тело, в котором я находился, и обернулось к центру поляны, который был полностью очищен от травы, и на котором была нарисована девятилучевая звезда. Я почувствовал, как поднимаются руки, и тело стало произносить:
- Се бо гласите Сварог
Во годину лихований глаголимй
Жреше ямо жизи те
Взбраните ворогов наших...
По мере того, как слова произносились, становилось всё жарче и жарче, и в какой-то момент вся девятиконечная звезда заполыхала, и в центре её начал подрагивать воздух.
- Васильевич, теперь судя по тому, что я расшифровывал, нам теперь надо идти в центр и закончить там обращение к богу вместе.
- М-да... Петрович, мы уже убедились, что это работает, а значит то, о чём я тебе недавно рассказывал, не розыгрыш, но ты точно уверен, что в результате мы сможем использовать магию, да и стоит ли доводить это до конца?
- Да, пошли, давай заканчивать, - ответил я.
Мы вошли в это марево в центре и произнесли последние слова, и как только мы закончили это, я почувствовал, как тело слабеет, и накатывается тьма.
========== Глава 1 ==========
Я открыл глаза и огляделся. Зрение по-прежнему плавало. Хм... Значит, теперь понятно, как я попал сюда, либо я ошибся в переводе (что маловероятно), либо сыграло незнание нюансов ритуала. Может, его проводить нужно было днём? Хм, уже неважно. Кстати, помимо усталости от просмотра воспоминания, мои мысли стали более ясными, подумав над этим, я проглянул наличие ещё некоторых воспоминаний и почуял - эта дымка, ощущение чужеродности, она стала меньше. Мои размышления прервали урчащий звук в животе и резко нахлынувшее чувство голода. Ну-ка, проверим... Я закричал, потом ещё раз, через пять минут я услышал шаги, и ко мне кто-то подошёл. Взяв меня на руки, покормив и сменив пеленки, меня принялись баюкать и наклонились, так что я смог увидеть то же лицо, что и увидел тогда, но на сей раз более чётко. Чёрные волосы, прямой нос, карие глаза, в общем, неплохое лицо было у моей здешней матери. Потом, убедившись, что я успокоился, она меня положила назад и ушла.
***
Мне исполнялся год. С одной стороны мало, а с другой довольно много. Мало, так как всего год, но, слава богу, что большинство людей не помнит этот год - минимальный контроль над своим телом, то есть, полная беспомощность и несамостоятельность - проголодался, кричи, замерз, обделался и еще Бог знает что - кричи, ибо языка местного не поднимаешь и даже произносить членораздельные звуки не можешь... А вот время тянулось... Ну как вы думаете не заскучать, валяясь и ничего не делая весь год? Думаете, я смог просмотреть все воспоминания - нет и ещё раз нет. Я не мог просматривать больше двух вспоминай в день, больше просто болела голова, и могла пойти кровь носом. И даже языку толком не поучиться. Вот представьте - лежите вы, и над вашим ухом несут тарабарщину, несут, и ты никак на нее повлиять не способен, и эта тарабарщина ещё не худшее... Однако был плюс: к своему году я уже мог уверенно ползать и даже вставать, а вот ходить, увы... Помимо того, что тело этого просто не умело, так ещё и голова смешала центр тяжести, из-за чего я нехило саданулся несколько раз, и на том пока успокоился, но я всё равно время от времени вставал и пытался ходить. Рос я спокойным карапузом и лишний раз не орал, так как я был единственным ребёнком, то родители на этот счёт вроде не волновались. Судя по всему, я попал в семью либо к учёному, либо к писателю, но я больше склонялся к первому варианту, так как мой отец (блондин лет тридцати с желтыми глазами), не только допоздна засиживался за своим столом, но и порой уходил в подвал и тоже проводил там дни. Жили мы, кстати, в небольшой деревушке, домов на десять, так что, когда мы гуляли в двору, к нам порой приходили и притаскивали моих сверстников.
В целом я был доволен жизнью - там мне бы осталось ещё десять лет и всё, а тут новое и здоровое тело и новая жизнь.
***
Во второй год никаких значимых событий особо не произошло, хотя я уже усвоил небольшой словарный запас и мог произносить довольно простые слова, так же я научился ходить и бегать. Так же я пытался самостоятельно писать на родном языке, но не получилось. Однако мои каракули заметил отец, и что-то хмыкнув, стал обучать меня письменности. Получалось не очень - дело было в том, что у них письмо было слоговым, то есть на каждый слог приходилось одна буква, так что вы можете представить размер их 'алфавита'. Так же мы стали чаще ходить в гости к друзьям родителей, которые были местными врачами. У них была девочка - моя ровесница, с которой я часто играл. Честно говоря, я занимался беготнёй и разными играми не просто так. Я под них замаскировал свои тренировки по увеличению выносливости и живучести тела, и пусть я особо много не мог, но лиха беда начало.
В общем, за второй год пополнился список моих личных достижений, и я стал желанным гостем в семье Скальных (врачей), и я с их дочуркой неплохо поладил.
***
Следующие два года прошли довольно быстро. Я смог вспоминать больше воспоминаний в день и уже вспомнил не только основные моменты предыдущей жизни, но и смог вспомнить некоторые навыки (владение саблями и казачьи ухватки). В основном это удалось благодаря тому, что я знал, о чём воспоминание, просто обратив на него внимание, да и ощущение чужеродности почти прошло. Благодаря этому я смог уменьшить время и увеличить эффективность тренировок. Всё это время мне было интересно, чем занимался отец, но, к моему сожалению, мне не разрешали приближаться к его лаборатории, и все мои попытки пробраться туда закончились провалом, из-за чего я однажды два часа сесть не мог... А библиотека отца оказалось зашифрована, так что моё любопытство всё сильнее и сильнее разгоралось.
Местный климат был резко континентального типа - очень холодная и долгая зима (до -30) и короткое, но очень жаркое лето, которое длилось всего два месяца, и температура в пике которого порой достигала 35 градусов. Но следует заметить, что ясных дней зимой было довольно много, благодаря чему я мог свободно гулять, важно было лишь заметить признаки надвигающейся непогоды и дуть домой, ибо если не успел, то вероятность не заблудиться и не околеть впоследствии крайне мала. Так же много свободного времени я проводил в семье Скальных, меня и младшую часто привлекали к осмотру пациентов, и я старался научиться всему, чему только мог. В прошлой жизни, будучи военным, у меня, к сожалению, оказалось недостаточно времени и средств, чтобы изучать медицину, и по опыту прошлой жизни я знал, что эти знания мне очень пригодятся. Впрочем, отношение ко мне местных жителей было довольно неплохим, помимо того, что я помогал лечить некоторых (подай, принеси, держи, пошёл вон, не мешайся), так обо мне ещё и стали говорить как о маленьком гении, что не удивительно, ведь как ни старайся, а весь опыт прошлой жизни скрыть было невозможно. В результате чего такого старательного мальца все пытались угостить чем-нибудь вкусненьким, да так, что мне пришлось вскоре начать увиливать от взрослых, ибо от такой чрезмерной заботы порой тошнило. Когда я, наконец-таки, смог нормально писать, батя сказал, что раз мне так интересно, чем он занят в подвале, то в пять лет он пустит меня свою лабораторию, если я смогу осилить и вызубрить основы, после чего положил на стол передо мной толстый том с названием 'Алхимия, основные понятия и реакции', после чего показательно разбил чашку на столе, нарисовал вокруг нее круг с какими-то загогулинами и, приложив руки к кругу, восстановил её. У меня после этого челюсть отвисла, да и глаза едва из глазниц не вывалились, наверное, они не смогли этого сделать, лишь потому, что из-за вспышки в момент восстановления, я их зажмурил. Батя посмотрел на мое лицо и рассмеялся: "Ну что, сынок? Теперь сможешь ли ты также, зависит только от тебя. Учи. А потом посмотрим". Так что занятие мне к следующему году нашлось.
***
Свершилось! Сегодня я прошёл проверку отца, ответив на все вопросы, что он задал мне по данной книге, на что он отреагировал крайним изумлением - видать, не предполагал, что я осилю. Но и намучился я с изучением. В общем, теории в книге была примерно треть, всё остальное оказалось таблицами, в которых были приведены формулы веществ, реакции их получения и круги преобразования, хотя в конце ещё было с десять страниц с химическими задачами разного уровня сложности. Могу честно заявить, что если бы я все это знал в Российской Империи, то я точно бы стал светилом науки, а тут это лишь общие знания, которыми должен обладать каждый алхимик, хотя, как мне сказал отец, достаточно и тех, кто и половины этого трактата не знает, и дело не в том, что они неучи, а в двух вещах: наличии среди алхимиков различных специализаций и том, что местные как могли, старались сохранить свои тайны, в результате чего местная алхимическая наука почти не двигалась. Ну, представьте себе то, что некоторые люди вынуждены каждый раз изобретать себе велосипед... Так что, с этим всё ясно. Гораздо более интересно прошло практическое занятие. Мы снова разбили кружку, и я должен был ее восстановить. Первые три попытки провалились, поэтому батя мне сказал, что прикладывая руки к кругу, я должен чётко представлять результат того, что я хочу получить. Я представил кружку снова целой, приложил руки к кругу и запустил реакцию. На этот раз все завершилось вполне успешно, хотя кружка местами как бы состояла из различных прямоугольников. Как оказалось, просто я недостаточно чётко представил картинку, и получилось то, что получилось. После того как занятие окончилось, отец вынул из кармана какую-то пластинку и, протянув мне, сказал: 'Бери, это твой пропуск в мою лабораторию, там храниться вся таблица Акселлева (аналог Менделеевской таблицы), и можешь приступать к опытам, предварительно рассчитав результаты реакций и показав их мне. А пока пойдем в гости, как никак это нужно отметить! Тем более, что мы уже давно не были у Скальных".
Этот вечер стал одним из лучших дней в моей жизни - наконец-то я получил возможность самостоятельно проводить преобразования, к тому же я просто заразился радостью отца и матери, так что застолье у соседей прошло на славу. Накушавшись, мы с Мирой, моей ровесницей, просто отрубились и пропустили окончание праздника.
Следующее утро принесло нерадостную весть - через радио мы узнали, что началась война. На южные границы произошло успешное нападение войск Аместриса и Кретчета, наши войска отступают, и объявлено о начале мобилизации. Увы, вот чего я не ожидал, что мой папа окажется государственным алхимиком и, как следствие, является военнообязанным. Атмосфера в доме повисла тяжелая. Мне был рассказан принцип, по которому батя зашифровал свои работы. Мы с матерью боялись, что война заберёт у нас отца навсегда, но убедить его остаться не было никакой возможности. Как оказалось, мы не единственная семья в нашем селении, оказавшаяся в такой же ситуации, к примеру, такая обстановка была у семьи Скальных, у них едва не разразился скандал, как и ещё в тройке семей. Миура и Ками (Скальные) тоже, как наш отец, собирались в дорогу и были вынуждены оставить свою дочь вместе с бабушкой. Так что этот день я провел, утешая малышку Миру, что, увы, было не очень успешно, ибо у меня самого кошки на душе скребли, и она это чувствовала.
День отъезда выдался хмурым небом и признаками скорой метели. Мы были на вокзале и ждали поезд, провожали до последнего. Когда подъехал поезд, и мы стали прощаться, Мира разревелась, и было видно, что остальные тоже едва сдерживаются. Мы стояли обнявшись, и как только поезд издал гудок, отпустили их, и они скрылись в нём. Тяжелее всего было стоять и удерживать девчонку, что бы она не рванула за родителями следом, так что, когда поезд тронулся, я ощутил облегчение. Увы, мы не могли остаться и посмотреть, как поезд скроется за горизонтом - началась метель, грозящая перерасти в снежную бурю. Так что мы как можно скорее двинулись домой. Дорога назад была тяжелая, вьюга разыгралась не на шутку, и мы несколько раз сбивались с пути, однако мы все-таки не заблудились. Только когда мы пришли домой, напряжение стало отпускать нас - просто ни на что другое не оставалось сил. Мы просто легли спать.
(честно говоря, военная техника тут превосходила ту, что была в моем мире: винтовки, артиллерия, даже были громоздкие рации)
========== Глава 2 ==========
Время двигалось неторопливо, но неотвратимо. Проходил день за днём, и единственное, чего мы боялись, это получить похоронку. Дела на фронте шли не очень - мы медленно, очень медленно отступали, в основном это было связано с превосходящей боевой мощью противника. Судя по тому, что было ясно из радио и газет, у противника армия была больше нашей, но нас ещё выручало то, что всё ещё шла зима, хотя снег уже начал подтаивать, и, судя по всему, скоро боевые действия приостановятся, так как воевать в распутице никто не собирался.
Я занялся расшифровкой исследований отца, но, увы, не все его записи я смог прочесть, а там где смог - впечатлился. Одной из основных тем исследований было разложение снега на водород и кислород, в результате чего при определенной концентрации газов в воздухе происходил взрыв, все остальные направленности были схожей тематики, но не так глубоко раскрыты. Мира решила стать врачом, чтобы помогать людям, как её родители. Но так как её бабушка была спецом в механическом протезировании, то Мире в основном пришлось учиться ему, так как книг по медицине в округе было не особо много, а те, что были, не превосходили по качеству старые медицинские тома её родителей. Письма приходили где-то раз в две недели, и стало ясно, что за родителей Миры можно не особо волноваться, так как они находились в относительно безопасном месте - госпиталь находился на задней линии нашей эшелонированный обороны, в то же время отец хоть и не упоминал, но скорее всего он был на передовой, так что мать постоянно волновалось за него. Она сильно похудела, осунулась, и под глазами появились чёрные круги. Её здоровье внушало мне опасение, но увы, не смотря ни на какие мои усилия, ничем помочь я не мог, оставалось надеяться, что она поправится.
***
Прошло два года. За это время мать еще сильнее осунулась и сильно постарела, Мира подросла и все время тратила, помогая своей бабушке делать автопротезы, мы с ней сдружились ещё больше. Цены на продовольствие сильно взлетели, в некоторых регионах страны возникла вероятность возникновения массового голода. В целом, война близилась к завершению, солдаты Аместриса были оттеснены обратно к горам, а вот Кретчане буквально закопались в каждую пядь нашей отнятой земли, хоть мы и освободили половину захваченных территорий, но дальше пройти нам было по силам лишь в массовом наступлении силами всей армии, так что были спешно возведены укрепления на горных перевалах фронта с Аместрисом, и мы начали активную переброску освободившихся войск на юг. Подготовка к операции шла два месяца, и время её проведения выпало на конец лета.
Мы все очень волновались, было ясно, что либо мы сейчас выбьем противника, и мы выиграем войну, либо она затянется, и ни какой генерал Мороз нас не спасет. В обществе царило напряжение, надежда и обречённость. За всё время войны армии всех участников сократились не меньше чем на треть, так что ситуация была не только напряженная, но и опасная.
Те дни я, мать, Мира, баба Сая провели всё время вместе у нас дома, мы ждали новостные сводки по радио. Операция заняла семнадцать дней. Сначала мы успешно взяли первые линии вражеской обороны и даже едва не добрались до последних, которые уже были откровенно хилыми (за пять дней), как к кретчанам пришли на помощь аместрийцы, и мы почти были выбиты назад, но сумели закрепиться на первых двух (всего было семь линий). Еще девять дней происходило само сражение, постоянные круглосуточные взрывы, неумолкающая стрельба, артобстрелы стерли с той местности всё, оставив только воронки да рытвины с остатками окопов. Эти дни были самыми напряжёнными - врагу удалось провести диверсионную группу к нам в тыл, из-за чего были разрушены три базы снабжения и два госпиталя, мы надеялись что Миура, Ками и Олер (отец) выживут в той бойне. В то же время наша группа тоже проникла к ним в тыл и смогла почти уничтожить штаб противника. Фронта как такового уже не было - были перемешаны группы своих и чужих, сначала стреляли, а потом смотрели по кому, нередки были случаи дружественного огня. Никто не знает, сколько это ещё бы продолжалось, если бы однажды ночью со стороны врага не появился бы яркий свет, как при мощном преобразовании, и не заметались какие-то тени, по словам очевидцев, имеющие глаза. На следующий день после этого стало ясно, что территория, где было основное количество группировок противника, чиста - там не было ни своих, ни чужих. Еще три дня просто шла бойня, где мы добивали остатки армии противника. Операция закончилась победой.
***
Потери оказались слишком высоки с обеих сторон, так что не произошло никаких территориальных разменов, а сумма, что была выплачена нам только Кретчетом, была чисто символической. Это была Пиррова победа для всех участников. Мы не могли потребовать больше и продолжить наступление, так как наша экономика была на грани фола, у противника наоборот наблюдался демографический кризис, но они могли быстро восстановиться и опять начать вести наступательные операции. Но дело не столько в этом - сколько в том, что никто не желал повторения того странного происшествия, почти уничтожившего объединенные силы Аместриса и Кретчета, изменившего ход войны. Так что теперь мы могли быть уверенными в относительно мирном будущем.
Вчера опубликовали сводки потерь и пропавших без вести... Всё, мы их больше никогда не увидим. Олер Думцкой - пропал без вести, Ками Скальных - убита, Миура Скальных - убит. Вся страна погрузилась в траур, в каждой третьей семье кто-то погиб.
Здоровье матери все сильнее и сильнее ухудшалось. Мы отвезли её в госпиталь, но, увы, нам сказали, что ничем помочь не смогут, только продлят ее агонию. Болезнь матери была странной, несмотря на то, что она ела в три горла, она по-прежнему не поправлялась и оставалось слабой и худой, было такое ощущение, что что-то выпивает ее жизненные силы. Так что я засел в лаборатории отца, днюя и ночую прямо там. Казалось бы, вторая жизнь, я помню прошлую и, по сути, мне не меньше 70 лет, так чего бы я так привязался к своей второй семье так сильно. Всё дело в том, что на родине я не успел ощутить всё тепло семейных отношений, меня отдали в Корпус, когда я был еще мальчишкой, и виделся я с семьей редко, в основном тогда и возник во мне интерес к истории своего рода, и так получилось, что мать у меня умерла от чахотки, когда я еще был в училище, а батя был послан приближённым Его Величества в Индию для разведки - возможность захвата территорий, переключения денежного потока на Российскую Империю и разведки путей для армии. Из всей их группы никто не вернулся, так что выводы были очевидны. Поэтому на этом фоне мое попаданчество в прекрасную семью было великолепным шансом, и дать второй матери умереть просто так я не мог. Я хватался за любую возможность, и когда в отчаянии я, сидя за столом в кабинете отца, ударил по стене и услышал гул, то изумился, хотя сразу до меня дошло, что любой алхимик не расскажет про все свои исследования, даже родному сыну. С всё возрастающей надеждой, я, оттащив стол, стал разламывать стену. В ней сказался один тонкий дневник, страниц на семдесят. И пусть многие символы были нечитаемые, я засел за прочтение и расшифровку этих записей.
Я выпал из жизни не меньше, чем на месяц. При моем пробуждении в голове очертовывались смутные воспоминания, как я прожил этот месяц. Вот я переписываю часть перевода из-за того, что пролил на него кофе, заснув. Вот пустой холодильник и голод, затем жажда. Еще воспоминание какой-то девчушки, что взглянув на меня побледнела и куда-то умчалась, теплые руки, что тащат меня куда-то, пропала жажда и голод.
Я сморгнул, открыв глаза, уставился на потолок. Хм... Я не дома, а где? Наверное, учитывая мою маниакальную одержимость, я отрубился и сейчас лежу у кого-нибудь из знакомых. Я сел и огляделся - да, так и есть, я в доме бабы Саи и Миры. Сняв со стула одежду и одевшись, я подошел к своим вещам. Да, в этой кипе бумаг сам чёрт ногу сломит. Я пролистал их. Весьма интересно - для шифровки использовались алхимические круги преобразования, расщепления материй и формулы веществ. По идее не так сложно, прочтет любой алхимик, если поймёт, как раскрывать надо, но пока дойдёт... В общем, я либо гений, либо идиот. Хотя для окружающих - точно гений - к пяти годам знать теоретическую подоплеку алхимии и совершить в пять первое преобразование, в то время как большинство алхимиков делали это лет в двенадцать-четырнадцать.
Эти записи были посвящены нарушению табу алхимии - преобразованию человека и нескольким людям, совершивших их. Принцип равноценного обмена работал и тут, просто люди часто хотели получить невозможное или недооценивали плату за это, то есть, для воскрешения нужно, грубо говоря, кого-то убить, для излечения либо покалечиться самому в качестве оплаты, либо ещё как-то, я ещё не разобрался полностью. Общим выводом служило то, что человек может лечить сам себя, но уменьшит свой срок жизни, иначе говоря, сможет использовать себя как источник энергии.
***
Пролистав листы с расшифровкой, я сложил их в стопку и вышел из комнаты в коридор. Тут же почуял запах жареного мяса. Вовремя я проснулся, ничего не скажешь. Спустившись вниз по лестнице, я увидел бабу Саю, переворачивающую мясо на шипящей сковородке.
- Ну что, очнулся, малахольный? Как ты так мог? Пропал в доме, не выходишь. Мы за тебя беспокоиться начали. Значит так - пока мать в госпитале, раз не можешь о себе позаботиться, будешь жить у нас, - сказала баба Сая, перекладывая мясо со сковородки на тарелки, и, прекратив, подошла ко мне и, резким движением схватив мое правое ухо, закрутила его и потянула вверх.
- Ай, отпусти!
- Я не услышала ответ на свой вопрос, Григ.
- Да-да, конечно! Я поживу у вас!
- Ну, вот и хорошо. Мира, спускайся ужин готов!
Со второго этажа послышался грохот и вскрик, и через пять минут с него спустилась чумазая и рассерженная девчонка. Подойдя ко мне она смешно нахмурилась и заявила:
- Гри, еще раз учинишь что-то подобное, и я не стану тебя лечить, так и знай, заучка эдакий!
- Хорошо, в следующий раз я попрошу бабушку, - ответил я и тут же схлопотал от обеих подзатыльник, - ладно я не прав, молчу, - сказал я, подняв руки.
- Вот и хорошо, что признаешь, а теперь давай кушай, а то отощал совсем, на живой скелет походишь. Так что ешь, ешь, а то расти не будешь.
В общем, ужин прошел в теплой семейной обстановке. Мне рассказали все местные новости и сплетни. Так что разошлись спать мы к полуночи, сытыми и уставшими, ну, по крайней мере, я.
Я лежал в своей комнате и смотрел в потолок, сон совершенно не шёл. Так что я лежал и размышлял. Все свои воспоминания я давным-давно решил не просматривать, а лишь те, которые давали мне какие-либо навыки, так что в результате я должен был владеть саблей, хорошо стрелять из револьвера и мушкета, ну, и казачий рукопашный бой. Вот и получалось, что уметь-то умел, но на практике многое, а, если честно, почти всё было необработанным, то есть, я мог это делать, если полностью сосредоточусь на одном деле, а как только пытался делать что-то ещё или снижал концентрацию, появлялись ошибки. Так что я прикидывал, где же мне найти партнера, чтоб я смог закрепить прошлые навыки на уровне рефлексов. Раздумывая над этим, я нашёл приемлемым только один вариант - стать государственным алхимиком, перед этим пройдя их спец подготовку, если она есть, о чём мне ещё предстояло узнать. Но, увы, минимальный возврат для того, чтоб меня считали самостоятельным, и я смог поступить на службу, был лет шестнадцать, или поступить в Академию в десять лет, так что пока я пролетал.
Преобразование человека, вот так же было интересной темой, и, что было еще важнее, с его помощью я мог вылечить мать, но цена... Чем же мне расплатиться за это с существом, которое в той книге назвали богом? Ведь, как стало понятно при расшифровке того дневника, плату всегда должен вносить тот, кто преобразовывает, и таким образом вопрос цены был очень важным, ведь неизвестно, что будет сочтено реальной платой, и если рука или нога ещё ладно, есть автопротезы, но что делать если заберут оба глаза? В записях предлагалось обходить этот вопрос, предлагая в качестве оплаты философский камень, и раз так, то получалось, что этот камень отнюдь не басня, и его можно или найти или получить каким-то образом. И эта альтернатива была по мне. Но вот как разыскать или создать камень - неизвестно, тут нужен доступ к военным архивам. Так что придется мне ждать ещё пять лет в лучшем случае, чтобы получить туда доступ.
И совсем неисследованная тема - перемещение между мирами, проведя ритуал, я оказался тут в теле ребенка. Что произошло с моим старым телом? Смогу ли я вернуться к себе на родину? Необходимо ли это? Что лучше: остаться здесь или вернуться в родную страну?
Таким образом, подведем итоги. Мне нужно вылечить мать, для этого нужен философский камень, чтобы узнать про него, необходимо поступить на службу госалхимиком, для более безопасной работы на этой должности я вспомнил свои прошлые боевые навыки, и теперь мне осталось лишь закрепить их все на уровне рефлексов, хотя с казачьими ухватками проблему я решил - сверстники любили подраться, так что навык этот на них я отработал. На подготовку к экзамену на звание госалхимика можно поступать в академию генштаба в десять лет, хоть шло это побочным курсом и не для всех, так что ждать мне нужно три года. Но состояние матери было решающим фактором - пока оно стабилизировалось, и ухудшений нет, значит, можно ждать и заниматься поисками философского камня. И последний момент - мне нужно разузнать, бывали ли случаи перемещения душ и путешествия меж мирами, и, что самое паршивое, скорее всего всё, что мне нужно было узнать, являлось секретными данными. Так что посмотрим, есть ли у меня эти три года.
========== Глава 3 ==========
Мне исполнилось десять лет, и я еду в столицу, поступать в академию. За прошедшие три года в основном ничего не изменилось - мать так и осталось больна и находилась в тяжёлом состоянии, но состояние было стабильно, каждый месяц мы навещали ее, быстро устающую и тощую, привозили гостинцы и сидели с ней целый день. Я подрос до метра сорока, но Мира меня постоянно дразнила коротышкой, ведь она была выше меня (хоть и ненамного и потому что старше), это сильно меня раздражало. И вообще хотелось поскорее дорасти до моего старого роста, пусть я и привык к новому, ограниченные физические возможности, и уже надоело то, что меня редко кто воспринимает всерьез, второе детство, конечно, хорошо, но вот хорошего должно быть в меру. Бабуля Сая оставалась такой же сварливой и заботливой. В посёлке прибавилось дворов, и открыли магазинчик. Мы подъехали к ж/д станции за полчаса до прибытия поезда. Народа на перроне не было, так что все лавки были пусты, и мы устроились на одну из них. За оставшиеся полчаса мы наговорились напоследок. И вот настала пора прощаться.
- Григ, я хочу тебе сказать на будущее, что не надо гнаться за призраками прошлого всю жизнь, не забывай, что есть живые, которые тебя ждут.