Коля выживал мучительно и долго. Однажды, когда он устраивался на работу, у него спросили - "что вы делали в детстве?". "Выживал" - ответил Коля.
- Что вы делали в юности?
- Выживал
- А чем вы занимались последнее время?
- Выживал
- А что вы ждёте от должности младшего помощника менеджера по продажам куриных полуфабрикатов?
- Я не знаю что ожидать. Это будущее - ответил Коля.
Тем не менее, на работу его взяли. Теперь он ездил по районам на гнилом москвиче - каблуке и развозил мороженных куриц. Давалось это ему легко. Он ехал и думал - "эх, ещё повыживаю!". Вокруг была ранневесенняя разруха и пьяные пейзажи. "Зачем так жить то? Вот родились и выживаем"- думал Коля.
Однажды он отправился в деревню в дальнем районе. Ехал долго - хорошо, что мысли о выживании не давали уснуть. Начинало смеркаться.
- Успеть бы в сельмаг - подумал он.
Деревня удручала даже привычного Николая своей особенной застарелой угрюмостью и серостью. Казалось, что и люди, и трава и дома и одинокая корова вполне успешно камуфлируются под послеснежное небо в безысходных низких повешенных облаках. На околице кроме старого плетня был только близкий погост. Дома со временем вполне естественно приближались к нему. Коля заметил, что крайний дом с последнего его приезда уже успел пододвинуться к погосту на лишних полметра. Картофельные посадки как-то тоже совершенно естественно переползли на кладбище, отбирая с каждым годом от него участки с поваленными крестами. Так же естественно на погост переселялась и деревня, угрюмо заколачивая свои окна ставнями, которые раньше были открыты навеки утерянному солнцу.
Николай подъехал к сельмагу и остановил свой каблук между маслянисто - блеклой лужей и лениво - грязной собакой с берцовой костью в зубах. Привычно оглядев знакомый швеллер и запирающий его висячий замок, Коля отправился искать продавщицу. Помня её зимнее тело, он знал, что звать её Зина и живёт она в крайнем доме. Надо было поскорее передать товар и возвращаться в свою уютную обитель выживания, чтобы успеть получить вечерне - необходимую порцию этого продукта. Искать трактор и выталкивать машину из грязи в чёрной дремучей полевой ночи с прожекторно - безразличными звёздами Коле не улыбалось, тем более что к выживанию это отношения не имело, а имело скорее к самомазохизму - так про себя он называл всё то, что непосредственно не обеспечивало его житие - еда, женщина по выходным и кот Матвей для души. Ещё пиво для футбола и футбол для телевизора. Поэтому к Зининому дому Николай пошёл вполне живо, пугая пару ощипанных грязных гусей суровой одышкой.
Сначала он подумал, что перепутал дом, хотя сделать это было трудно. У Зины он был крайний, а за ним - приблизившийся погост. Протёр трижды глаза. Огляделся воочию дважды. Ошибиться было нельзя. Дом был заколочен. На завалинке соседнего сидели рядами платки и палки - за этой фактурой угадывались повыжившие бабки - самый живучий тип деревенских.
- Кто в магазине то теперь заправляет? - без будничных предисловий спросил Коля
- Хто, хто - Зинка, известно кто - прошамкала бойкая бабка в платке с настолько кислотными узорами, что от их изобилия начиналось головокружение.
- А сама то она теперь где? - нетерпение уже кипело.
- Вестимо где - помЕрла в том годе - сказала другая - схоронили её
- А кто же теперь в магазине то тогда???
- Сказали ж тебе - Зинка, как испокон веку .... - начала кислотноплаточная.
- Почитай, Петровна, с перестройки Мишкиной - перебила клюкастая бабка со злым глазом
- ...была в магАзине, так почитай и осталась - закончил цветастый платок.
Коля подумал, что попал на тайную вечерню сумасшедших. В этой мысли его укреплял неестественно нездешний платок со слипшимся узором. Следующей мыслью было то, что над ним издеваются. Мысль о собственном сумасшествии Коля не допускал, так как считал своё выживание надёжной защитой от этого. Хотя - точнее было бы сказать, что реальность и бред для него не имели разницы - эти понятия не укладывались в его тактику выживания. Поэтому единственное, что ему оставалось, это принять версию о договорном издевательстве, хотя при мысли о том, как сговариваются, шамкающие беззубым ртом старухи, наклоняясь друг к другу, к уху, ему стало невыносимо смешно. От этого смеха вдруг ему захотелось бегать. Бегать, чтобы его унять. Впрочем, версия не отменялась и Коля пошёл в сторону следующего дома. Он тоже был заколочен. Как и все дома на улице.
- Откуда же тогда бабки? - подумал Коля. - неуч-то им охота с соседней улицы переться сидеть на завалинке здесь? - почернел лицом Николай и обернулся в сторону кислотного платка. Завалинка была пуста.
- "Видно мерещится" - отрёкся от себя Коля - "перепил вчера видать".
Солнце опускалось. В невидимом закате под давящими облаками начинала ощущаться тревога. Хотелось домой, выживать и смотреть чемпионат. Впрочем, работу менеджера терять не хотелось, точнее было жалко денег на бензин, которые не вернут. "Стольник, суки, зажмут" - подумал по этому поводу Коля, и пошёл на центральную улицу. В серости щебня на дороге неразличимо проглядывала ночь. Центральная улица тоже была заколочена, но у последнего дома что то шевелилось.
"Может у них была эпидемия сумасшедствия, ядохимикат какой и эвакуация?" - нашёл себе стимулятор Николай - "а старики отказались и теперь тут доживают со своего ума".
Последний, покосившийся дом, пятистеночный бревенчатый рай для русской печи и грудастой большухи, с обязательным домовым и подпольным приближался. Завалинка была шиферной. В тени крышного венца сидели старухи. У одной из них на голове был неестественно кислотный платок.
Коля побежал, бежал долго, отплёвывая подошвами гальку и не оглядываясь даже через левое плечо. Даже трижды. Как-то незаметно, уже в сгущающейся темноте он добежал до околицы. Отдышался отдышкой.
"Раз есть бабки, пусть и одинаковые, значит кто то где то живёт" - нашёлся Коля - "пойду постучусь к кому-нибудь".
Ближайшим был дом Зины. Здраво рассудив, что разницы нет, он уверенно постучал в закованную петлями и двумя перекрещенными досками входную дверь. Полная бессмысленность этого уже отошла, и даже о выживании было позабыто. Что-то, чему не было выжившего объяснения, разъясняло и логизировало этот стук. Коля очень обрадовался найденной опоре, от радости даже засвистел про себя, и застучал не просто так, а музыкально. Дверь открылась. На пороге стояла Зина, мертвенно бледная от своей неживости. Не сказать, что Колю это поразило - он уже был во власти иных сил, сил не подвластных выживанию. Его выживание лишь подавала слабый забитый голосок, придавленное непонятностью иной логики.
- Зина, ты мне это, сказали того, ты, мол, померла?
- Верно сказали, померла.
- Э...это - мне бы окорочка сгрузить.
- Сгрузишь, сгрузишь, тока есть уже некому стало
- Как так?
- Да все померли.
Николай уже не мог про себя сказать, что он и есть Николай, и этот разговор никак не мог быть для того, прежнего, Николая реальностью. Для нового же Николая, уже неспособного на что-то, что было уже утеряно в свете погоста, это разговор был единственной объяснимой реальностью. Может быть застопоренный мозг просто из последних сил цеплялся за привычное, а привычное он обрекал в слова. Поэтому Коля спросил
- А как же бабки на завалинке?
- Тоже помёрли - ответила Зина - все помёрли, всей деревней.
- От чего же помёрли то, раз все сразу?
- Выживать устали.
- Это как?
- Тебе уже не понять - сказала Зина и позвала Колю в дом. Там уже был накрыт стол. В окнах играло вечно - весеннее солнце.....
Он ищет сухость.
Налипшая на резиновые сапоги грязь, счищать которую было уже бесполезно, сильно мешала. Резкий моросящий дождь превратил полевую дорогу в месиво глинозёма какого то неестественного для пасмурного дня цвета. Этот глинозём захватывал уставшие ноги в тиски, каждый раз отпуская с частью своей грязной плоти. Идти становилось всё труднее. Казалось что небо тоже зашлось в экстазе сговора с этой дорогой, мокрой берёзовой посадкой и мерзко - желтоватой глиной и давит, давит и давит медленно идущего человека своей всеобъемлющей жестокостью необратимого присутствия.
Василий подумал что ему не скрыться. Всю жизнь он видел только одно - небо, грязь, посадка. И он знал, он понимал ,что везде одно и то же - каждый его шаг отдавался в его голове ритмом его движения. Шаг за шагом. День за днём.
По спине медленно потекла извилистая струйка пота - крови уставшей радости, прокладывая себе под мокрым свитером жизненный путь - от шеи до солдатского ремня, подпоясывающего спортивные штаны с лопнувшей ещё в прошлом году резинкой. В их кармане надсадно звонил сотовый телефон, нарушая своей механистичной мелодикой гармонию присутствия этой грязной дороги с бредущим по ней Василием - звуки какой то попсы разрывали галюциогенный бред каждого шага, меняя его ритм на чуждый.
Сначала Василий не понял что происходит, но почувствовав что хрусталь его реальности дал трещину, стал осмысленно искать причину. Нажав Call, и долю секунды насладившись вновь обретённой гармонией, Василий поднёс свою Моторолу последней модели к мокрому уху.
- Да.
- Да
- Нет
- Не будет
- Приеду
- Пока
Дождь усиливался. Оставаться на месте не было никаких сил - вода казалась единственной стеной. Теней не было. Сильно мешал бубен, который Василий был вынужден довольно часто поправлять - он упирался в складку свитера и довольно быстро натёр на мокрой спине мозоль. Василий подумал, что, пожалуй, до вечера ему не успеть и раскатал по внутренней, сухой, стороне бубна дорожку кокаина.
Он всё понял. Его маршрут пришёл к концу. Он понял куда он шёл. Грязь уже не смущала его; не боясь испачкаться, Василий лёг прямо на дорогу. Небо в таком ракурсе было неразличимо, берёзы, ещё пять минут назад казавшиеся однообразной стеной убогой стилизации под натовский зимний камуфляж обрели новые формы. Василий понял для чего ему бубен. Он знал, знал, что везде вокруг только дождь, жёлтая глина, бесполезное небо и натовская посадка. Только внутри бубна всё по-другому.
- Наверное бубен очень умён - он не мокнет внутри, вяло подумал Василий. Он сам себя держит в сухости. Он мудр.
Мимо проехал лесник на тракторе с металлической крышей.....
Живём то один раз...
- Суета заела, блин, выдохнуть некогда
- Ну да, понятно дело....оно у всех так..
- Вот живу, живу - вот, а для чего?
- Ну да, понятно - у всех так.
- Баба дура, сын - дебил....
- У всех так, ага.
- Ну, понятное дело. Вот. И вспомнить нечего.
- Ну, это да, конечно....Вам бархатом обивать?
- Дорого...Главное по размеру бы чтоб, и в лифт грузовой бы влез.
- Влезет. Размеры то у вас стандартные....Как бы только не рассохся....
- Не рассохнется.
- Ну вам то виднее....
- Угу.
- Я вам вот что скажу - я себе делал, по краям всё - таки ручки приделывал - 9 эй этаж у меня, не дай Бог уронят - лифт то только с 8 - ого, да и то бывает по неделе не работает. Вот понесут, как бы не уронили... Всё думаю, думаю....
- Да, это проблема....Может тоже ручки заказать......
- Советую.
- Секунду- надо жене позвонить чтоб сына в школу отвела сама, и чтоб в институт сходила. Давайте уж сегодня и примерку сделаем.
- Да, как вам удобно.
- Лучше уж побыстрее - мало ли что....
- А участочек то вы себе подобрали?
- Участочек то я сразу после школы приобрёл - помню времена были - на стройке работал, копил, откладывал, но всё таки купил - цветы там у меня, дерево посадил - красота.... Придёшь с женой - душа радуется....
Щи
Он убил свою жену, чтоб пожрать на поминках муниципальных щей. Щи стекали по его бороде на пол школьной столовой, где проходили поминки. У него не было никакого желания скорбеть и принимать сочувствующие взгляды и речи. Для него реальность состояла из него и щей, которые он уверенно хлебал алюминиевой ложкой. На дальнем столе незнакомые ему родственники жены затеяли драку за остатки водки. Вышедшие на улицу нестройно пели. Он ел щи.
Повар Никодим пил на кухне водку и жаловался, что в этот раз жена была жилистая, и рубить её на мясо было тяжело. Он потирал рукоятку топора. Кости он дал собакам, которые толпились у служебного входа. Они радостно вертели грязными хвостами и яростно лаяли, сливая свои голоса в канонаду воя. Это звук настолько слился с масляно - красковой реальностью столовой, что они не могли быть разъединены ничем. Эта реальность была самой главной сейчас для него и его ложки, которая хлебала щи. За окном начался дождь. С концом тарелки кончалась и жизнь. Никто не знал что делать - мокнуть не хотелось, и все сидели за столами и негромко переговаривались. Потом самая неугомонная из дальних родственниц с полным телом и неопределённым возрастом затянула песню. Немного позже стали плясать. Дождь кончился, но гости щей не расходились. Вечер удался.
Надежда 2.
Однажды я ехала по узкоколейке на дрезине. По краям мельтешил лес. Кондуктора не было, и не могло быть. Ибо дрезина. Ехала я на восток.
Вокруг меня пролетали брошенные деревни и свинарники. Иногда стоял в поле комбайн. Людей видно не было. Два раза дрезина сходила с рельс, но я всегда ставила её на них снова и продолжала своё движение. Я почтальон и везу почту людям, они её ждут и ей верят. Другой связи кроме моей дрезины здесь нет. Я знаю что людей не увижу пока не проеду отметку 300 км. Там появятся люди, которые селятся ближе к дрезине. Они ждут моих писем. Я это знаю. Я в них верю. До них только брошенные свинарники и комбайны. Они машут мне, и каждый вечер чутко слушают таёжный воздух в поисках скрипа моего бензинового мотора и стука моих колёс по ржавым рельсам. Я - их надежда и жизнь. Они знают, что без меня они обречены на безумие. На то безумие, что овладело теми, от кого остались только свинарники и брошенные деревни. Им повезло больше чем этим людям. У них есть надежда и другая жизнь. Поэтому те, кто жил в деревне тоже пошли сюда - чтобы это место дало им надежду. Я пишу им письма. Я их отец и их мать. Они это знают, но всегда обманывают себя и соседей. Они хотят больше надежды. Хотят, чтобы мой мешок с письмами был тяжелее. Иногда некоторые из них выходят, но все возвращаются назад, т.к. там - надежда. Часто я халтурю, и пишу надежду под копирку - но это не страшно - она одно из высших и лучших чувств и синеву на белом не замечают - не дают слёзы. Радости или печали, но всегда слёзы. Поэтому обратно моя дрезина всегда возвращается пустой. Здесь даже нет для неё эха. Оно умирает, дав жизнь надежде.
"Сегодня из исправительного учреждения ИУ 77/23 посёлка Таушень был совершён массовый побег. Была зверски убита почтальон Надежда Аушева. Район оцеплен, ведётся работа по поиску преступников."
Конвекция.
Девушка Маша. 20 лет. Швея - мотористка 5 - ого разряда. Сидит на кушетке в общаге 5- ой ПТУ, где она живёт с подругой Олей.
Подруга Оля. 20 лет. Швея - мотористка 5- ого разряда. Чистит картошку над подоконником общаги 50 ой ПТУ, где она живёт со своей подругой Машей.
За окном вялый осенний день и предательски падают листья. Вместе с листьями падают ошметки картофельной кожуры и куски отшелушившийся краски с подоконника. Иногда ветер задувает через открытое окно пожухлые листья в комнату. Девушка Маша уныло провожает их взглядом. Их маршрут всегда расписан - от форточки к люстре, затем падение от облезлого потолка к грязному полу, покрашенного лично Машей в том году половой краской. Бывший парень Маши - студент соседнего института водного транспорта как-то раз объяснил Маше, что листья так летают из-за конвекции. Они лежали рядом под шерстяным одеялом со штампом и от нечего делать наблюдали за листом. Именно тогда студент и сказал то слово - Маша повторила про себя, чтобы лучше запомнить - К О Н В Е К Ц И Я.
Теперь, сидя на кушетке, Маша следит за подругой. Ей нравится смотреть за её точными движениями и полётом картофельных очистков вниз за окно.
- Машуль, а как там Серёжа? Говорят звал к себе нас вчера - обещал друзей привезти с завода.
- А.... Козёл он, это Серёжа!!!
- Чо так?
- Чо чо, хуй через плечо! Ему бы тока поебаться!!! Хоть бы раз чо бы подарил бы иль бы я не знаю....козёл он просто!
- Да... да ладно ты Машка, мужик то хороший - слесарем работает, на восьмёрке ездит... Бля, каждая такому даст!!!
- Вот блять и даст!!! А я сегодня не дам ему!!! Пусть помучается!!!
- Ну и зря...Где лучше то найдёшь?
- А.... Жизнь, блять, такая.....
Маша нервно закурила. Разговор вывел её из состояния душевного равновесия. Теперь
полёт картофельных очистков не создавал лирического настроения, а раздражал своей монотонностью. Маша поискала обрезанную консервную банку, которая служила пепельницей - не найдя встала и подошла к окну, чтобы стряхнуть пепел. Оля продолжила:
- А вот не боишься вообще без нормального мужика остаться?
- Это чож, Серёга чтоль нормальный? Он вообще долбоёб!
- А чо ты лучше знаешь? Ну пьёт конечно, но зато у него комната 12 метров, машина. А хули вам ещё для счастья то надо то?
- Да... Да пошёл он нахуй!!! Я себе, блять, лучше снова студента найду - они тама умные. Про конвекцию знают.
- Да нахуя ты им нужна? Они тут как сыр в масле у родителей, а мы с тобой кто? Две пизды разьёбанных из общаги!
- Да, блять заебло всё.....
- Не говори....
- Ладно, пойду в колонку за водой схожу, а то опять трубы прорвало - воду отключили....
- Давай. Ведро в коридор я выставила - за дверью стоит.
- Ладно, пойду....
Вечером Оля и Маша решили никуда не ходить и сидели в своей комнате. Листья всё также летели по заданному маршруту.... Маша отметила - конвекция.... В соседней комнате вяло матерился Серёжа, оставшийся без женской ласки. Маша подумала, что Серёжа неплохой, и вполне ей подойдёт, если всё будет хорошо - она мечтала о детях, спокойной жизни, своей квартире и понимающем муже. Тем не менее она знала, что это всё невозможно - что она уже обречена, и что полёт от облезлого потолка к грязному полу это лучшее что она может достичь. Оля вяло вертела в руках пожухлый лист и тоже думала о природе. Ночью, когда Маша уснула, она тихо открыла дверь и прошмыгнула в соседнюю комнату - Серёжа не спал, он знал что кто-то из них придёт. Запах перегара витал по комнате. В углу были сложены бутылки и пустые банки из -под соевых консервов. Под потолком кружился лист....