3

11. Коля-тракторист

Самой неприметной фигурой нашего призыва был, конечно, Коля Курутин - "курский соловей". Белобрысый и кривоногий, с клочками какой-то собачьей шерсти вместо привычных волос на голове, в общем, этакий рядовой солдат Чонкин, с девственно чистым, незамутнённым никакими мыслями взглядом. В своей курской деревне он был трактористом. Почему Коля попал в стройбат, а не в танкисты, непонятно. Там бы он принёс гораздо больше пользы родине. Так вот, этот самый Коля и сыграл прямо-таки трагическую роль в судьбе всего нашего призыва.

Дело в том, что у него, у Коли нашего, была абсолютно чистая, то есть совершенно пустая душа. В ней, при появлении его на свет, не было заложено абсолютно ничего - совершенно чистый белый лист. Из такого человека при соответствующей подготовке мог бы получиться или злодей, или святой. Бывают на свете люди с запрограммированным характером, который проявляется с самого раннего детства, а бывает и наоборот - обычный нормальный мягкий и податливый пластилин...

...Не хочу показаться хвастуном, но почему-то с раннего детства я чувствую в себе огромную силу нравственного закона, который мне подсказывает что хорошо, а что плохо. И для этого мне не нужно листать Библию или Коран, не нужно бежать к раввину или попу - этот закон и так сидит у меня в голове, и преступить его просто выше моих сил. И это совсем не пустые слова...

...Так вот, ещё раз хочу отметить, душа у Коли Курутина была девственно чиста. С нами, сослуживцами, он был очень дружелюбен, ничем не выделялся, был даже, я бы сказал, заискивающе скромен. Однако, несмотря на всё это, Коля почему-то очень любил ходить в караул на гауптвахту. До поры до времени никто из нас, его ровесников, ничего не подозревал, как вдруг грянул гром при ясном небе.

В один прекрасный день, в нашем гарнизоне, то есть на площадке Љ 10, как бы ниоткуда, словно чёрт из табакерки, появился полковник по фамилии Глик. Немного полноватый, старше средних лет, и очень маленького роста. Появился он совершенно внезапно. До этого случая, мы его никогда не видели, так как штаб, в котором он обретался, находился на "Берегу". Это был штаб УИРа. А полковник этот, со странной для русского уха фамилией, занимал там должность заместителя командира части по строевой части. То есть, это был аналог нашего Ивана Ивановича, только из вышестоящего штаба. Обычно очень бдительные ребята с нашего телефонного коммутатора тоже не смогли засечь его появление. Видимо, всё так и было задумано - внезапность и ещё раз внезапность. Прямо какая-то войсковая операция. Только спустя несколько месяцев, мне стали известны кое-какие подробности этого события...

...А сейчас, нас, я имею в виду только наш майский призыв, почему-то по тревоге собрали в казарме, построили, и перед нами, вышагивая как гусак, выступил пресловутый полковник Глик. Со стороны его выступление показалось бы, просто пародией, даже не знаю на кого, но нас, рядовых солдат это касалось непосредственно, и поэтому мы дрожали как осиновый лист на осеннем ветру. Даже не представившись нам, как будто мы просто обязаны были знать его в лицо, он с красной от бешенства мордой, метался вдоль нашего строя. Мы, действуя строго по уставу, представлялись ему по всей форме, как и положено:

- Рядовой Павлов!

- Рядовой Казаков! и так далее,

а в ответ звучало:

- Десять суток ареста!

- Десять суток ареста!

И так раз шесть подряд.

Никаких объяснений, никаких комментариев - просто ничего. А что может ответить рядовой полковнику?

- Есть!

и больше ничего.

Сказать, что мы все были в шоке - не сказать ничего. Самое главное - эти проклятые десять суток. Мы знали, что если кому-то в нашем гарнизоне давали хотя бы трое суток, то их везли на "Берег" в гарнизонную гауптвахту, а там ...

Всякие легенды и байки ходили об этой "губе" - одна страшней другой. Но я считал, что у страха глаза велики и "бог не выдаст, свинья не съест". Больше всего глодала мысль - "За что?" Ничего нормального в голову не приходило, мы никакой вины за собой не чувствовали. Кроме, как самодурством, ничем иным мы не могли объяснить поведение полковника, который занимал должность заместителя начальника УИРа по строевой части. Никто из нашего непосредственного начальства тоже ничего не мог нам объяснить, все мы были в жуткой растерянности...

А немного позднее оказалось, что виновником этого страшного переполоха, был не кто иной, как Коля Курутин. Но самое смешное - среди людей, пострадавших от последствий его действий, его самого не оказалось. Вот так порой бывает... Через некоторое время всё прояснилось. Дело оказалось вот в чём. Это вообще-то, отдельная история, которую я попробую Вам сейчас поведать.

Итак, когда наш Коля Курутин заступал в наряд, то есть шёл в караул на нашу гауптвахту, которая называлась "комнатой задержанных", он не просто нёс караульную службу, как это называлось. Оказывается, для него это был его

звёздный час...

...Как правило, в караул ходило по четыре человека - сержант, командир отделения (начальник караула) и трое караульных (часовых). Среди этих трёх было, опять же, как правило, по представителю каждого призыва. А так как существовали как бы две смены солдат, которые поочерёдно ходят в постоянный наряд, то друг друга они видят только при заступлении на службу. То есть, когда одна смена уходит с поста, то другая заступает на пост. На общение, как правило, особо времени не остаётся. Поэтому, мы до сей поры ничего и не знали о Колиных похождениях, хотя кое-какие слухи до нас всё-таки доходили. "Старослужащие" нахваливали Колю:

- Настоящий Рекс!

Но что стояло за этими словами, мы и не догадывались...

Дело в том, что когда какой-то офицер или сержант из стройбатовской части приводил на нашу "губу" бедного наказанного солдатика, то почти всегда мы слышали напутствие:

- Вые....ть, и высушить!

Но как только этот командир покидал территорию "губы", мы разводили задержанных солдат по камерам, а сами заваливались спать. Заставлять что-то делать солдата, наказанного за что-то у себя в роте, было выше наших сил. Нам хватало и своих забот. Хотелось написать письмо на родину или просто отдохнуть от службы в тишине. А "е...ть и сушить" - это не к нам! Тем более, что проникнуть на нашу "губу" постороннему человеку было попросту невозможно. Высоченные, покрытые колючей проволокой стены и огромные, запирающиеся на засов ворота, делали эту затею бессмысленной. Там мы чувствовали себя полными хозяевами и шли туда в наряд только отдыхать и отсыпаться. Без телефонного звонка, проникнуть на нашу территорию было невозможно. Тем более, что если я когда-нибудь и попадал в караул на гауптвахту, то обязательно начальником караула у меня был мой командир отделения Сашка Самсонов, который для меня был почти братом. Учитывая Сашкин характер, я знал, что нас с ним в этом карауле обязательно ждут какие-то приключения, на которые "Самсон" был большой выдумщик.

Мог, например, поступить "заказ" из гражданской или солдатской столовой на грубую физическую силу, и тогда кто-то из нас проходил по камерам, отбирая самых, на наш взгляд, достойных и отправлялся с "задержанными" на работу. Обычно, это было сразу после отбоя, но это не было помехой, так как мы знали о передвижениях каждого офицера в гарнизоне (с помощью нашего телефонного коммутатора), конечно.

...В отличие от командиров Красной Армии, воевавших в начальный период войны, мы правильно понимали значение средств связи для жизнедеятельности армии...

Заказанная рабочая сила нужна была для мытья полов в помещении столовой, посуду мыть им не доверяли. Посуду могли мыть только проверенные медиками солдаты. Вся работа занимала примерно час-полтора, ну а потом...

Потом, после выполненной работы, повара накрывали стол "задержанным" и

охране, то есть нам, конечно. За все два года службы, ничего вкуснее ни мы, ни наши "задержанные" ни едали. Тут на столе были и котлеты, и тушёное мясо, и селёдочка, и настоящая жареная картошечка. И всё это практически в любом количестве, даже с собой разрешали взять. Вот такая вот халтурка... Если учесть то, что кормили нас, солдат, просто хуже некуда, эти пиры Валтасара остались в моей, и наверняка, не только в моей памяти на всю жизнь.

Для солдата же в любое время года: и летом, и уж особенно зимой, лучшего места, чем наша "гауптическая вахта", как мы её называли между собой, нельзя было и придумать. Летом - долгожданная прохлада, а зимой - жара, почти как в бане, работать не выводят, политзанятий не проводят, "лафа", да и только. Но это только в том случае, если в карауле нет Коли Курутина, потому что у Коли - не забалуешь. Тракторист Коля, оказывается, обладал невероятной фантазией на всякого рода изобретения в плане издевательств над "задержанными". Теперь я понимаю, откуда в нашем, в общем-то, добром народе берутся всякие маньяки и садисты. Если у таких, как Коля, персонажей появляется хоть самая мизерная власть над людьми, они волей-неволей становятся садистами. Причём, превращение происходит совершенно незаметно для окружающих. Для них этот маньяк остаётся привычным и безобидным человеком, где-то даже скромным и застенчивым. Но только не для его подчинённых...

...Вот вам только один пример: самый простой! У Коли это называлось "тактические занятия". Шеренга "задержанных" пускалась бегом по периметру гауптвахты, и в местах, где были лужи или самые грязные участки, звучала команда:

- Воздух! -

Все падали в грязь, и если кто-то вдруг замешкался, то получал от Коли сапогом пониже спины. И такие упражнения шли до полного изнеможения. Только не "задержанных", конечно, а самого Коли.

Физически Коля был довольно рыхлым пареньком, хотя и не совсем "задохликом". Но Бог шельму метит, выносливостью Коля не выделялся, и это, может быть, спасало многих. А вот, к примеру, коронный номер Николая Курутина, его "гениальное изобретение"! На его языке этот номер назывался "гореть в танке".

На территории нашей "гауптвахты" стояла с незапамятных времён полевая кухня, вполне работоспособная, но не эксплуатируемая. Выглядела она, как

обычная стальная бочка на двух колёсах. Так вот, Коля нашёл ей применение. Для этого коронного номера нужно было специально подготовить "задержанного", то есть это должен был быть особо "борзый" воин. К нему надо было чувствовать ненависть, как к классовому врагу, а иначе даже у Коли рука бы не поднялась. Потому что заставить нормального, психологически неподготовленного человека залезть в полевую кухню для последующих неизвестных ему процедур, даже Коле было не под силу.

Поэтому вначале несчастного обрабатывали психологически. Построив солдат в коридоре, где не было ни окон, ни дверей, Коля начинал, взвинчивая себя, орать на стоящих в строю несчастных солдат. При этом он изображал из себя страшного изверга, которым и являлся по своей сути. Когда его крики переходили уже в хрипы и повизгивания, он подскакивал к намеченной жертве и тащил её на улицу к полевой кухне. Все облегчённо вздыхали, радостно сознавая, что сегодня пронесло, и жертву никто даже морально не поддерживал.

Экзекуция же заключалась в том, чтобы посадить солдата в котёл на колёсах, накрыть его крышкой и потом завинтить её. Затем облить эту походную кухню бензином и забросать её, горящую, камнями. При этом из недр кухни раздавались такие душераздирающие вопли, что кровь буквально стыла в жилах. И это, не считая ударов камней о металлические стенки котла. Что чувствовал человек, лежащий в скрюченном положении в этом котле, и слышащий удары булыжником о стенки, да ещё поджариваемый на адском огне, одному Богу известно...

...Правда, надо честно признаться, что всё-таки такой программы удостаивались далеко не все, но тут как раз произошло то, о чём никто никогда и не думает. В число "самых избранных" попал, но сдаётся мне, что совсем не случайно, невзрачный с виду, небольшого роста "чурочка" - азербайджанец, оказавшийся на Колину, а в конечном итоге и нашу беду учителем русского языка и человеком, нетерпимым ко всякого рода несправедливостям, за что в конце концов и пострадал.

Просто у дураков, ну и не только у дураков, но вообще у людей малограмотных или, вернее, просто не развитых, всегда присутствует недоверие или даже какое-то подозрение к умным и образованным людям. Они их почему-то презирают и вообще терпеть не могут. Вот и у Коли нашего это скрытое презрение наверно было в крови. Поэтому он и не смог перенести вид маленького азербайджанца, лучше него знающего родной для Коли русский язык. Вот Коля ему и сделал "козью морду". А тот в ответ и вытащил на свет Божий всю эту Колину дьявольскую кухню.

Он (азербайджанец) когда прошли сутки и его выпустили из нашей "комнаты

задержанных", сразу написал письмо обо всех издевательствах в политотдел

части, причём не нашей, а вышестоящей, и видимо, очень грамотное письмо,

где пригрозил, что в случае непринятия должных мер, информация дойдёт до высших сфер, что возымело соответствующее действие. И грянул гром...

...Самое интересное, что потом, когда нас после отбытия десяти суток на губе, отправили дослуживать в стройбат, мне, например, припомнили походы в гражданскую столовую, причём это было сделано в скрытой форме, так, что я мог только догадываться об этом. То есть, мне помогали невидимые силы, и я ощущал эту поддержку постоянно. А ещё говорят, что за каждое доброе дело приходится расплачиваться.

Кстати, эта процедура перевода солдата из комендатуры в стройбат - вещь сама по себе очень рискованная. Для солдата, естественно. Недаром рядовой Пикин, упомянутый мной в начале моей повести, так и не доехал до своего родного Новокузнецка, после того, как демобилизовался. Кто-то выбросил его из поезда ещё по пути до Новосибирска. Ведь демобилизовывались что солдаты из комендатуры, что стройбатовцы практически одновременно, и никто не препятствовал их встрече на "гражданке". Так что излишнее рвение на службе при гауптвахте может стоить человеку довольно дорого, и практика это подтверждает. Даже мне, человеку совсем не рвущемуся к проявлению власти, пришлось тяжело при возвращении через год обратно в стройбат.