Качаемся мы так, качаемся и вдруг, когда мой край доски оказался наверху, Сашка Суворов вдруг берёт и поворачивает свой конец доски по часовой стрелке, доска тут же проваливается сквозь штакетник, и я моментально слетаю вниз на землю. Меня пронзает такая адская боль, что как только оказываюсь на ногах, я ору: "Мама!!!". А что ещё должен делать десятилетний мальчишка, когда ему ломают руку? Санёк закатывается от хохота. Я стою и трогаю левую руку, а она вдруг едет назад и выгибается так, как никогда раньше не выгибалась. Я от боли почти теряю сознание, но сжав зубы, иду к подъезду и поднимаюсь на третий этаж. Мать бросается ко мне с причи-таниями, дальнейшее я очень плохо помню. Помню только, что отец поймал такси, (я кажется, в первый раз в жизни ехал на такси, у нас говорили именно "на"), и на этой тёмного цвета "Победе" мы приехали в какую-то больницу. Почему-то я не могу вспомнить, в которую именно, но, кажется, она находилась в конце шоссе Энтузиастов. Там меня только осмотрели, а потом отправили на скорой помощи в детскую, "Морозовскую", кажется, больницу.

Момент поступления в больницу не сохранился в памяти, помню только саму опера-цию и, конечно же, диагноз - закрытый перелом предплечья левой руки выше локтя со смещением семь сантиметров. Пустяк, в общем-то, но для десятилетнего паренька, у которого впереди летние каникулы, этот перелом руки - центральное событие в его маленькой жизни.

Операцию проводила женщина. Конечно, как её зовут, осталось для меня тайной, хотя представляться перед десятилетним мальчишкой она бы и в бреду не стала, не так воспитаны советские врачи. Хотя назвать их садистами язык не поворачивается, всё-таки молотком по голове не били, чего уж на них зря наговаривать. Просто "в миру" так сказать, все врачи - прекраснейшие, милейшие люди. Но вот как только ты попал к ним "в оборот", в разряд "больных" - держись.

Как я орал, брыкался и ругался матом, надо рассказывать отдельно. Просто я был почему-то уверен, что меня пытаются душить каким-то газом, в чём, в общем-то, не ошибся. Мне поставили эфирную маску. Вдыхать пары эфира было выше моих сил, и я боролся, как мог за свою маленькую, но такую дорогую мне жизнь. Наконец, ко мне подбежали все медсёстры и санитары, бывшие рядом в операционной, схватили меня за руки и за ноги, и только тогда я вдохнул эту гадость полной грудью. Тут же в голове поднялся шум, началось раскачивание на каких-то дьявольских качелях, и я провалился в беспамятство... ...Очнулся я в каком-то больничном коридоре, по которому беспрерывным потоком вдоль моей кровати ходили-бродили разновозрастные мальчики и девочки, и почему-то все со стеклянными прозрачными пузырьками, привязанными к животу. В этих пузырьках находилась какая-то желтоватая жидкость. Позже до меня дошло, что это просто моча. Запахов я не различал, потому что во рту стоял тошнотворный привкус эфира. На мне был одет "вертолёт" с одной лопастью на левой руке, но по сравнению с окружающими ребятами я был "красивец и здоровьяк". На фоне того, что я увидел, моя простая болезнь показалась мне такой лёгкой и незамысловатой, что конечно, морально позволяло мне себя чувствовать спокойно и безмятежно. Рука, конечно же, ныла и довольно чувствительно болела, но что такое боль от сломанной руки по сравнению с этими пузырьками? Вдобавок ещё из пузырька шёл оранжевый резиновый шланг прямо в живот. Не хотите ли немножко пожить с резиновой трубочкой в животе? Позже я узнал, что из-за отсутствия места в травматологическом отделении, меня временно поместили в коридоре урологии. Хотя позже, когда меня перевели из урологии в отделение травматологии, я насмотрелся ещё и не такого. Чего стоило, например, зрелище проткнутой железной спицей ноги, лежащего рядом парня лет тринадцати? Напротив него, почему-то, лежала очаровательная девочка, похожая на сказочную принцессу, у которой из локтя руки почему-то росли три пальца. Трудновато это было воспринять десятилетнему подростку, тем более в нашей "потёмкинской" стране, где всё так отлакировано - ни тебе инвалидов, ни тебе калек. Позднее, за границей нашей родины, ничего удивительного не было в человеке с одной ногой в инвалидной коляске. Никакую милостыню он не собирал, и вообще, для окружающих не представлял никакого интереса, кроме, лёгкого, скрытого сочувствия, ну и ещё особой предупредительности. А у нас быть инвалидом - это бросить вызов обществу. Ну, не хочет наше российское общество ни видеть, ни слышать о каких-то там инвалидах. Наверно, это потому, что все мы на самом деле инвалиды в душе. В общем, за окном "весна красна", а я лежу в больнице с переломанной рукой. Да ещё, как назло, когда после двух недель лежания на больничной койке мне, наконец, разрешили встать на ноги, наши доблестные гуманные врачи забыли предупредить меня, что за пятнадцать дней можно спокойно и ходить разучиться. Никто из них не поддержал меня под руку, а просто так сказали, что я уже могу вставать. Ну, вот я и встал. Короче, встать то, я встал, но тотчас же, проклятый "вертолёт" перевесил, и я сверзился на пол, да прямо на больную руку. Вот тут-то все вдруг и сбежались на крики, мои и чужие. Тут же сразу меня - на каталку, и в операционную, а я умолял, чтобы только не давали наркоз. Я кричал: "любую боль стерплю, только не надо наркоз". Сейчас-то я знаю, что есть и более "гуманные" средства, например, закись азота, она без запаха, но кто будет слушать пациентов? Пациент всегда неправ! Так должно было гласить первое правило Советской Медицины. Ну ладно, в общем как всегда скрутили меня маленького по рукам и ногам и опять задушили этим проклятым эфиром, а может и хлороформом. Я же не знаю, что, вернее какую гадость там эти врачи наливали? Вторая операция прошла менее успешно. Это я понял спустя сутки по лицам персонала, уж слишком как-то все вдруг стали проявлять особую обо мне заботу. По нескольку раз в день приходил лечащий врач, а иногда ещё и профессор с группой сопровождения. Что-то на латыни с умным видом произносили. Короче, устроили из меня цирковое представление какое-то. Кстати, навещать маленьких больных никого и никогда не пускали, и это в детской больнице - нормально? Так что я видел своих родных только из окна четвёртого, по-моему, этажа. Мобильных телефонов тогда не было даже в фантастических романах, а узнавали о приходе близких по душераздирающим крикам с улицы. Блин, концлагерь какой-то, честное слово. С точки зрения врачей, посещения близких - это лишняя возможность занесения инфекции на территорию больницы, но с точки зрения лежащих в больнице детей - это возможность прижаться к маме или папе, братику или сестрёнке. Это, на мой взгляд, вещи несопоставимые. И ведь не фашисты у власти были, а наши, родные, советские люди. И больные тоже - не негры какие-нибудь из Южной Каролины, а свои, советские дети, все сплошь пионеры да октябрята, а кое-кто и комсомольцы, прости Господи. Ну, в общем, прошёл почти месяц, боли поутихли, и я уже думал, что самое страшное позади. Однако, оказалось, что всё, что было - это ещё, как бы прелюдия. В один далеко не прекрасный день ко мне пришла на вид вполне приличная дама средних, как мне тогда казалось лет. Вполне, в общем-то, симпатичная. Не вызвавшая во мне никаких опасений. И, как оказалось, совершенно напрасно. Потому что, тут же не сходя с места, она стала ломать мне больную, только начавшую заживать руку. Как выяснилось, из-за повторной травмы, у меня что-то там неправильно срослось, и рука вообще не разгибалась, хотя о том, что у меня теперь ещё и локоть переломан, я и не подозревал. Что пальцы больной руки не работают, меня не удивляло, потому что они и так торчали из гипса и не шевелились уже давно, правда и не отмирали, то есть, я их хотя бы чувствовал, когда трогал. Хуже было то, что стоило случайно напрячь мышцы бицепса левой руки, как меня било таким электрическим разрядом, что "мама, не горюй". И вот эту самую мою несчастную, переломанную в двух местах руку эта врачиха снова начала ломать со страшной силой, пытаясь её выпрямить. Я решил вначале, что она просто дура, и не понимает, какие страдания мне доставляют её попытки, но оказалось, что всё она прекрасно понимает, это просто наша "коноваль-ная" медицина предусматривает такие физические упражнения после переломов, и это не выходит за рамки обычных послеоперационных процедур. Более того, она утверждала, что я ещё благодарить её буду. Может, я и поблагодарил бы её, если б она вместо того, чтоб теперь ломать мне руку, пришла и поддержала меня под руку, когда я впервые после операции встал с постели. Вот это было бы правильно, а то сначала "обгадятся", а потом мы же их и благодари за то, что они сами себе "задницу" подтирают. Короче, о медиках и медицине вообще, у меня сложилось мнение уже достаточно устойчивое. Это в кино они беззаветно служат на благо людей, как артист Баталов, но это так же далеко от истины, как вообще весь наш "соцреализм" от действительности. В начале июня, наконец, меня выписывали из больницы домой. Наконец-то я увидел своих родителей. Приехав домой, я обнаружил, что моих школьных друзей в Москве уже нет, всех развезли кого куда, и меня тоже быстренько отправили в деревню. Руку свою помню, таскал, как драгоценность. Конечно, никаких процедур я в поликлинике больше не делал, и, в общем, остался этаким полу-калекой - никаких занятий физкультурой, никаких вообще телодвижений делать было невозможно, с любым спортом было отныне закончено, но, в общем, жизнь продолжается, и я не расстраивался ничуть. Зато больше времени проводил за книгой, и по-моему, от этого не очень много и потерял. Хотя, конечно, физическая немощь в юношеские годы - это не очень приятно во всех отношениях. С другой стороны, "что Бог ни делает - всё к лучшему", просто истину эту мы не замечаем, потому что действие её растянуто во времени, и не всем дано её заметить. Могу, если интересно, привести всего только один пример. Если бы не этот перелом, я бы, вполне возможно, стал виртуозным музыкантом, и в 90-е годы остался бы "на бобах" с этой музыкой, как многие мои старые друзья. А так, я просто никогда не питал никаких иллюзий по поводу моих музыкальных способностей, и потому легко пережил свою отставку и тупо начал заниматься другим делом, в котором достаточно преуспел. И, между прочим, никто из моих коллег-музыкантов так и не догадался, что имеет дело с калекой. Тот, кто играет на гитаре, поймёт - каково иметь покалеченную левую руку и при этом пытаться что-то ещё и играть. Ну, да хватит об этом. А что же мой обидчик? Как у него всё сложилось после случившегося? Перед первым сентября я гулял у себя в московском дворе и вдруг увидал какого-то совершенно незнакомого мне "урода". Почему "урода"? Да потому, что у него не просто не хватало, например, глаза или уха, у него не было вообще левой половины лица. Это значит, не было глаза, не было уха, не было ничего, кроме затянутой тонкой кожей обожжённой левой щеки. И тут до меня дошло, что это и есть Сашка Суворов, гроза полей и огородов! Оказывается, летом, отдыхая в деревне у родственников, они с ребятами нашли то ли бомбу, то ли мину или может снаряд. Дальше можно бы и не продолжать. Короче говоря, ребята устроили эксперимент - решили посмотреть, что будет, если эту штуку положить в костёр? Эксперимент удался, результаты налицо или на лице, уж теперь и не знаю. Надо признать, что тогда я не смог сопоставить причину и следствие, слишком для меня далеко по времени были они разнесены. Мне просто в голову тогда не пришло, как это может касаться меня вообще, однако позже, через, примерно тридцать пять лет, всё проявилось совершенно в ином свете, и причинно-следственная связь вдруг внезапно и достаточно рельефно всплыла из прошлого и проявилась во всём своём великолепии. Значит, кто-то осознано сделал так, что все мои страдания, которые я претерпел по вине этого Саши, теперь вернулись к нему бумерангом? Вы, конечно, скажете: "Ну, ты и придумал!". Да это всё чепуха на постном масле. Не спешите, однако. Любые выводы надо делать только после того, как изучен весь процесс, а не просто частный случай. В любой науке есть правило повторяемости эксперимента. Если какой-то процесс зарегистрирован кем-то, то он может быть и должен быть повторён кем угодно, где угодно и когда угодно. И только тогда он имеет право становиться научным фактом. А если этот процесс не повторяется при прочих равных условиях, то это, извините, либо чудо, либо ошибка. Так что не спешите делать выводы. А продолжение обязательно последует! Москва Май 2009