- Хрен знает. Поближе подойдём - разберёмся, - Хмырь сплюнул в пыльную чахлую траву. Глядя на него, можно было подумать, что всё ему нипочём, но Чирок хорошо его знал. Хмырь нервничал. И очень не хотел, чтобы это заметили.
Строй врагов - неестественно ровный, будто натянутая струна - находился слишком далеко. Отчётливо виден был лишь слегка колышущийся лес длинных копий да тёмные массивные прямоугольники, выставленные воинами перед собой и образовавшие сплошную стену.
- Это они хорошо придумали, - сказал Горбатый, - хорошая защита. Если только эти штуки у них достаточно крепкие... Всего небось закрывают, топором-то и не дотянешься.
- На раков они похожи, - проскрипел Старик, но его, как всегда, никто не услышал.
- Да, - задумчиво продолжал Горбатый, - если, скажем, из дерева, то одним ударом проломить можно. А вот если из шкуры дракона...
- Это сколько ж надо драконов на такую ораву! - возразил Нюхач, - да и откуда у них за морем драконы...
- На раков они похожи, - скрипнул опять Старик, - в скорлупе все. И руки, и ноги, и башка в скорлупе. Клешней только нет.
Никто ему не ответил, лишь Хмырь глубоко вздохнул, но это он о своём вздыхал. На то и Хмырь: себе на уме.
С утра стояли. Едва заалели на фоне чёрного ещё неба покрытые ледниками вершины гор, вожди трёх кланов Каменной Змеи вывели свои войска на эту сторону долины, перегородив её от края до края. Чужаки выстроились напротив, примерно в тысяче шагов.
Роса на траве давно высохла, и солнце постепенно подбиралось к зениту, но битву ни та, ни другая сторона начинать не торопилась. Напрасно враги выслали вперёд поединщика - который час уже стоял он среди камней, и никто не откликнулся на его вызов.
Вожди ожидали вестей от Грома с Солёного Озера, к которому позавчера ещё были посланы гонцы, но Гром не шёл, и ответа не было. Чего ждали чужаки, никто не знал. О них вообще никто ничего не знал: ни зачем воюют, ни чем вооружены, ни сколько их.
- Слушай, что я думаю, - сказал Нюхач, тронув Горбатого за руку, - предположим, я подхожу к нему поближе и кидаю в него копьё - прямо в эту штуку, которую он перед собой держит. Копьё в неё втыкается и застревает. Так. Дальше что? Дальше оно ему мешает. Руку оттягивает, понимаешь? И вот как только у него рука устаёт и он эту свою хрень опускает, я ему второе копьё прямо в рыло. Ну?
Горбатый кивнул:
- Это если они у них деревянные. А если это драконья шкура, да правильно выделанная, ты и не воткнёшь в неё копьё.
- Не подошёл бы ты к нему, Нюхач, - опять начал Старик, - Думаешь, ты один умеешь копья метать? Ну, на сколько ты докинешь?
- На сто шагов, - не оборачиваясь, сказал Нюхач. Это все знали: не только докидывал копьё на сто шагов Нюхач, но и в человека попадал.
- А вот не хочешь, они такое делают, - не унимался Старик, - прут тонкий в локоть длиной, на одном конце наконечник острый, на другом перья. И этот прут они посылают на двести шагов с лишним. Человека в панцире он насквозь пробивает. А ты тут со своим копьём...
- Хватит врать-то, - усмехнулся Горбатый, - и придёт же такое в голову... Совсем ты от старости, Старик, больной сделался. Да неужто драконью шкуру каким-то прутом пробить можно? Драконья шкура - это, брат...
Они не нервничают, подумал Чирок, они просто трусят. Потому что каждый думает, что случилось с Громом с Солёного Озера и его людьми, а случилось с ними то, что решили они чужаков сами пощупать. И пощупали, видать, да так, что и рассказать о том теперь некому. А эти - раки, не раки - стоят, не шелохнутся, будто в землю вросли. Им-то нечего теперь бояться, чего им бояться, раз они Грома с его убийцами в землю закопали...
... Солнце взобралось на самый верх и зависло. На землю опустился сухой неподвижный зной. Люди, устав стоять, садились на торчащие тут и там камни, кое-кто даже просто разлёгся, сунув травинку в рот. Прошёл мимо тысячник, поглядел на это дело - матюкнулся только. Стало окончательно ясно, что ждать некого, и надо либо начинать битву самим, либо поворачиваться и уходить, но неизвестно было, что из этого страшнее. Каждый делал вид, что происходящее его не касается, что он как только, так сразу, по первому сигналу, но вражеский поединщик торчал посреди поля целый день, и сколько б не верещали с той стороны рога - или что там у них? - никто на его вызов не откликнулся. В глаза друг другу старались не смотреть.
Неожиданно затрубили у палатки вождей, воины повскакивали, без особой охоты заняли свои места в сотнях. Давешний тысячник вышел перед ними, окинул их орлиным взором и молодецки-бодро спросил, кто из них готов защитить честь своего рода и надрать чужеземному пугалу жопу.
Желающих не оказалось.
- Спохватились, - буркнул кто-то сзади, - целый день на солнцепёке продержали, теперь вот воюй...
- Враг устал в своих раковинах, ему на солнце гораздо хуже, чем нам, - взывал тысячник, - мы сломим его одним дружным натиском. А для начала надо...
- Вот сам и иди, - ответили ему.
Старик, долго к тому времени молчавший, сипел, кряхтел, а потом вдруг не выдержал, выскочил перед строем, размахивая руками.
- Эх вы, горе-герои, - закаркал он, - из дому-то выходили, чай, хорохорились. Никого ведь не неволили, всяк сам пошёл, а теперь что ж, обдристались? Дома только вам воевать, с бабами на лежанке! Нюхач, ты там какую-то хитрую штуку с копьём грозился сделать. Горбатый, ты же никого никогда не боялся, один на семерых в драку ходил. Эх, да что... Хмырь, ведь ты тролля пещерного зарубил!..
Хмырь вроде бы и не сильно тянулся - достал Старика легонько, но тот сразу осел на четвереньки, хватая ртом воздух.
И не то чтоб Чирок особо любил Старика, никто его не любил, но вот...
- Хмырь, - сказал он, - не дело делаешь.
Хмырь развернулся к нему всем телом - громадный, глаза горят:
- Это кто тут?..
- Не дело делаешь, говорю, - стараясь совладать с дрожащим голосом, проговорил Чирок, - найди себе противника по силам.
- Это ты о себе? А ну, исчезни.
- Да нет, при чём тут я. Там вон, в поле, скучает один.
- Заглохни, - просипел Хмырь, - размажу...
- А не хочешь, я тебя размажу? - одуревая от собственной наглости, сказал Чирок, и пока Хмырь, переваривая, икал и сглатывал, обошёл его и мимо замолкшего тысячника широкими шагами направился вниз, в долину.
- Ты это, Чирок, ты... панцирь у тебя, сам понимаешь... Холщовый панцирь, пусть и просоленный - это ведь так... Вот если бы из драконьей шкуры, была у меня раньше драконья шкура, да вот... -
и, отставая, прокричал вслед:
- Не ходи, Чирок, может, другой кто найдётся...
Замирая от ужаса внутренне, с виду же спокойный и невозмутимый, Чирок шёл навстречу неведомому.
Не похож оказался пришелец на рака, скорее уж на ящерицу: всё тело его было покрыто сверкающей крупной чешуёй. Ростом он, пожалуй, не уступал Чирку, но в кости был тонкий и нескладный весь: ноги длинные, голенастые, а ручонки коротенькие. На тонкой шее сидела массивная вытянутая голова. По голому, синевато поблёскивающему черепу шёл ряд круглых наростов. В руках он держал треугольник, которым прикрывался от Чирка, а в другой была закруглённая на конце полоска, и чуял Чирок, что заточена она не хуже его обсидианового топора. Отвратнее всего было лицо чужака - ведь не морда, а именно лицо, хоть и покрытое густой рыжеватой шерстью по самые глазки. Особенно выделялся на этом лице огромный, обтянутый болезненной розоватой кожицей клюв - у, мерзость... И воняло от чужого невыносимо гадостно.
- И откуда ты такой красавец выискался?.. - пробормотал Чирок.
В шерсти раздвинулась щель, так что видны стали мелкие плоские зубы и ворочающийся за ними похожий на кусок мёртвого мяса язык. Звуки, которые издал чужак, вызывали дрожь и мурашки по коже, но сомнений не было: тот скрипел что-то осмысленное.
...Чирок напал неожиданно для самого себя - бросился вперёд, не целясь никуда особенно, лишь в последний миг направив топор прямо в центр треугольника, выставленного навстречу - он ожидал, что отдаст в руки жёстко, но топор лишь скользнул по поверхности и провалился, чуть не потянув Чирка за собой, - он тут же отпрянул назад, и не зря: полоса в руке чужака слилась в круг, едва не задела. Качнулся влево, вправо - снова напал, разя с размаху, перетекая из одного удара в другой.
Чужак ловко отбивался, закрываясь или уворачиваясь, потом вдруг делал резкий выпад, метя, в основном, по ногам, или отскакивал, замирал выжидающе, наносил несколько ударов один за другим - владел он своим диковинным оружием великолепно, да ведь и Чирок, хоть и был молод ещё, в ловкости никому из своей сотни не уступал. Так и кружились они среди камней, довольно долго кружились, как вдруг чужак его достал. Неожиданно совершенно, и достать-то было нельзя, а он достал, и панцирь холщовый трёхслойный разрубил, как бычий пузырь. Правая рука тотчас отнялась, одежда на груди намокла - Чирок отскочил в сторону, перехватил топор левой поудобнее. Теперь он защищался, чужак нападал - стремительно, неутомимо, только успевай поворачиваться. А кровь уходила, рана, видать, была не шуточная, и надолго меня так не хватит, конечно, рука уже дрожит и ноги подгибаются. В очередной раз с трудом увернувшись, Чирок нарочито высоко занёс над головой топор, и когда чужак поднял навстречу свой треугольник, от души пнул по нижнему углу, впечатав его врагу в колено - тот сразу скрючился, опустился на землю, всё ещё пытаясь прикрываться, но Чирок, наконец-то, зацепил край треугольника топором и отшвырнул в сторону, чтобы на обратном движении чётким ударом размозжить твари голову. Да вот пальцы уже занемели, топор лишь клацнул вскользь по яйцеобразному черепу, оставив на нём внушительную вмятину, и ушёл вперёд, в пустоту. Чирок посунулся вперёд, чувствуя, что теряет равновесие, и тут же невыносимая боль в паху согнула его пополам, ноги подломились, земля бросилась навстречу, а потом сразу стало темно...
Маркиз Фальвик попытался подняться, но острая резь в колене заставила его сесть обратно на залитую чёрной кровью траву. В голове стоял звон, небо и земля норовили поменяться местами, перед глазами плыло зыбкое марево, сквозь которое войско противника на вершине холма казалось слепой однородной массой. Словно откуда-то из-под земли раздался хриплый утробный рёв, и она колыхнулась, пришла в движение, и, будто нехотя, а потом всё быстрее и быстрее, полилась вниз, в долину. В горле пересохло. Маркиз закрыл глаза и посидел так, медленно считая до десяти, чтобы унять головокружение - полегчало.
Он посмотрел на своего недавнего врага - четырёхпалые лапы уже перестали скрести землю, из широченной, от уха до уха, зубастой пасти тянулась ниточка вязкой слюны, жёлтые зенки с вертикальными кошачьими зрачками закатились. Ничего нет глупее смерти от лап вонючей грязно-зелёной обезьяны за тысячи лиг от дома. Ничего, недолго осталось. Лавина нелюдей затопила долину и была всё ближе, и Фальвик уже мог различить черты... нет, как угодно, но назвать эти оскаленные морды лицами он не мог. Уродливые, кошмарные маски. В мире людей нет места для такой мерзости. Интересно, хватит ли сил ткнуть мечом ещё кого-нибудь... Он ещё раз попытался подняться, и опять ему это не удалось, но тут чьи-то руки бережно взяли его под мышки, как ребёнка, стена тяжёлых щитов заслонила от него долину.
- Обопритесь на меня, милорд. Я помогу вам.
Фальвик оглянулся. Старый седой солдат поднял его, поднырнул под руку и потащил прочь, к лагерю. А мимо навстречу врагу шли, чеканя шаг, ряды панцирной пехоты.