18 марта 1584 года на престол разорённого Иваном IV Московского царства сел в возрасте 54 лет его сын Фёдор Иоаннович.
Вообще-то с неследниками династии Рюриковичей к концу XVI века возникла проблема: одного сына Иван убил собственноручно, второй (Фёдор) считался "слабоумным" и не слишком способным к ведению государственных дел. Хотя и был незлобивым человеком, любил колокольный звон ,сам был неплохим звонарём, а также умел находить убедительные слова, чтобыф помирить поссорившихся супругов - мог показать людям друг друга с самой лучшей стороны.
Была ещё и дочь - Ирина, супруга ближнего боярина царя Бориса Фёдоровича Годунова. Ей-то и предстояло ещё сыграть свою роль в будущей грустной странице истории России.
31 мая 1854 года состоялось венчание на царство Фёдора Иоанновича. Тогда же на помин души Ивана IV константинопольскому патриарху было отправлено 1000 рублей милостыни. Богаты дары были кроме того посланы и другим главам православной церкви: например, иерусалимскому патриарху 900 рублей поминальных и 82 рубля за здравие нового царя и царицы.
Не были обойдены своим вниманием и знаменитые православные монастыри.
Дело в том, что уже тогда в головах руководителей российского государства и верховной церковной иерархии в Московии зрела идея о создании собственного автокефального патриаршего престола. Эта идея окончательно оформилась к 1856 году и была подробно описана в статейном списке Посольского приказа, в котором документально фиксировались происходившие события.
Идея эта, столь увлекшая церковную и светскую знать (начиная с царя Фёдора), принадлежала (по мнению тех лет) Борису Годунову, медленно и старательно готовившего свой собственный приход к единоличной власти.
Озвучил же идею царь в Боярской Думе, сказав: "После тайного сговора с супругой своей, Ириной, с своим шурином, ближним боярином и конюшим (прим. - считался первым боярином в Думе) и воеводой дворовым и наместником Казанским и Астраханским Борисом Фёдоровичем Годуновым" было решено поставить следующий вопрос: "Изначала от прародителей наших, киевских, владимирских, московских государей - царей и великих князей благочестивых, поставлялись наши богомольцы митрополиты киевские, владимирские, московские и всея России от патриархов цареградских и вселенских. Потом... стали поставляться особо митрополиты в московском государстве, по приговору и и по избранию прародителей наших и всего освященного собора, от архиепископов российского царства даже и до нашего царствия. Ныне по великой и неизреченной милости , Бог даровал нам видеть пришествие к себе великого патриарха Антиохийского; ...а нам бы испросить ещё у Него милости, дабы устроил в нашем государстве московском российского патриарха, и посоветовать бы о том с святейшим патриархом Иоакимом, и приказать бы с ним о благословении патриаршества московского, ко всем патриархам".
Дело облегчалось тем, что в 1586 году в Московское царство прибыл патриарх Антиохийский Иоаким. Такого до того времени не случалось - чтобы один из высших иерархов греческой Восточной церкви приехал в пределы государства российского.
Такую ситуацию, естественно, было решено использовать с максимальной для себя пользой - и на переговоры к патриарху был направлен Борис Годунов - ближник царя Фёдора.
Патриарха Иоакима никто не торопил. Напротив, Годунов предлагал Иоакиму :"Ты бы о том посоветовался с святейшим вселенским патриархом (Константинопольским), а пресвятейший бы патриарх посоветовался бы о таком великом деле со всеми вами, патриархи... и со архиепископы, и епископы,... и со всем Освященным собором,... чтобы такое великое дело в нашем российском государстве устроилося... "
Интересными представляются также сведения о том, что с тогдашним митрополитом Дионисием никто не вёл никаких переговоров о патриаршестве, а вопрос решался клейно в узком боярском кругу. Наибюолее же остро вопрос о руководстве церковью встал после удаления Дионисия от верховной церковной власти и назначении на московский митрополичий стол ставленника Годунова - бывшего архиепископа Ростовского Иова.
Так или иначе, но спустя два года вопрос о московском патриаршестве был решён с позиций силы. И патриарх Иов был рукоположен в сан не собором патриархов, а одним-единственным константинопольским патриархом - Иеремией.
Вопрос о церковной власти важен потому, что именно патриарх Иов сыграл решающую роль в организации "выбора" Бориса Фёдоровича Годунова на царство после кончины Фёдора Иоанновича в 1588 году.
Что же тогда происходило?
Противостоящий Годуновым могущественный клан Шуйских при поддержке митрополита Дионисия и епископа Крутицкого Варлаама обращается к царю Фёдору Иоанновичу с челобитьем о разводе с бездетной царицей Ириной и новом браке "чадородия ради".
Речь идёт как о продолжении династии Рюриковичей, так и о власти Годуновых при дворе.
Такой прецедент уже был - развод Василия III с Соломонией Сабуровой, состоявшей в родстве с Годуновыми.
Естественно, для хитроумного потомка ордынского мурзы, опричника Годунова подобный поворот событий был равносилен потере рычагов управления слабовольным царём. Поскольку, несмотря на собственное влияние (восемь из тринадцати пожалованных в бояре царём принадлежали к годуновской группировке), Шуйские также имели мощную поддержку в Думе, а главное, могли использовать глубочайшую ненависть народа к наследию опричнины.
Нанося удар по царице Ирине, митрополит, бояре и их союзники были готовы на всё, чтобы вымести Годунова и его родственников из власти.
И одни и другие использовали в своей политической игре социальную неустроенность и эмоциональную нестабильность народа. Ещё в 1586 году, когда скандал с разводом разгорелся, горожане буквально осадили Кремль, однако до массового кровопролития дело тогда не дошло - бояре неожиданно "помирились". Иван Петрович Шуйский сам вышел в Грановитую палату, где ожидали ответа на своё челобитье "торговые многие люди", объявил об отсутствии гнева на Годунова и предложил народу разойтись. Тогда по словам "Нового летописца", двое из купцов с горечью заявили:"Помирилися вы есте нашими головами, а вам, князь Иван Петрович, от Бориса пропасть, да и нам погинуть".
Это мрачное пророчество исполнилось. Уже ночью купцы были схвачены. После страшных пыток семеро были казнены в Москве "на Пожаре", многие горожане отправлены в тюрьмы и ссылки. Сказался опричный опыт Бориса Фёдоровича. "Пропали" и Иван Шуйский и многе другие "в верхах", хотя и много позже.
Что же послужило причиной подобного странного "замирения"? Неужели Шуйские так ничего и не получили от Годунова взамен? Или "испугались" народного негодования. Которе сами же и вызвали?
Ведь подобный "испуг" случился ещё в 1584 году, когда бояре так же "замирились" с Годуновым, когда тот отправил в сыылку своего бывшешго соратника по опричнине Богдана Яковлевича Бельского и пошёл на ликвидацию остатков обособленного двроцового управления, которое могло стать основой для восстановления опричных порядков.
Что же случилось в мае 1586 года?
Приезд патриарха Анитохийского Иоакима был подарком для Годуновской партии по разным причинам. Так из уст шведского агента в России Петра Петрея прозвучала версия о том, что патриарх запретил Фёдору Иоанновичу разводиться.
В любом случае приезд патриарха позволил "поставить митрополита Дионисия на место".
Следующим ходом было предложение о создании собственной патриархии, что при удачно сложившихся обстоятельствах и расставленных кадрах могло бы "освятить" и обосновать любые действия клана Годуновых. Поэтому в этом вопросе и была столь заинтересована сестра Бориса.
Однако, требовать немедленного создания патриархии было тогда пока ещё не выгодно - митрополитом-то был сторонник Шуйских. Поэтому Годунов даже не идёт на открытое обращение к восточным патриархам. Документы на данный счёт не сохранились ещё и потому, что Посольским приказом руководил земским дьяком А.Я.Щелкалиным, который после смерти Ивана IV вместе с Юрьевым "считали себя царями" ибо "по смерти царя захватили главное управление".
Иноземцы отзывались о Щелкалине нелицеприятно: "Человек необыкновенно пронырливый, умный и злой", "отъявленный негодяй... тонкая и двуличная лиса... хитрейший скиф, который когда-либо жил на свете". Этот человек со временем стал верным псом Годунова (и, естественно, предал своего покровителя).
Что же ещё послужило основой ненависти к Годуновым?
Сразу по приходе к власти царя Фёдора Иоанновича по стране прошла волна смещений со своих должностей чиновников, судей и наместников, обвинённых в лихоимстве и взяточничестве, что не добавило правительству авторитета (особенно в глазах наказанных и их покровителей). Был утверждён закон об отмене податных привилегий крупных землевладельцев (тарханах) - а это касалось уже князей церкви и крупнейших бояр, которых обязали платить налоги наравне со всеми прочими людьми. Этот вопрос вызвал такие споры, что это было замечено и иностранными послами - "...Вот я слышал, что между ними возникли большие споры, которые едва не вылились во взаимное убийство и пролитие крови", - писал польский посол.
Ещё одной из причин разногласий был Казённый приказ. По традиции в России казной распоряжались два казначея. И в течение почти ста лет ими были представители семьи Головиных - сторонники Шуйских и Мситславских. Это также не могло положительно повлиять на стабильность в обществе.
Выиграв местнический спор с Богданом Бельским, Головин только и ждал, чтобы нанести Годунову удар.
Годунов начал действовать первым - по его настоянию Дума постановила произвести ревизию казны. Проверка наличности обнаружила столь большие хищения, что боярский суд был вынужден приговорить Головина к смерти. Казнь была отменена в самый последний момент, когда топор уже был занесён на шеей Петра Головина.
Второго казначея, Владимира Головина, изгнали со службы, лишили чинов, званий и имущества и отправили в ссылку.
Брат Петра Михаил Головин бежал в Польшу.
Во главе казначейства был назначен бывший опричник Деменша Черемисинов.
Чем выше возносился Борис, тем более чувствовал неустойчивость своего положения. Земщина не простила ему опричного прошлого. Многие считали его чуть ли не временщиком.
Между тем у Фёдора было слабое здоровье и ему предрекали короткую жизнь. Он действительно часто болел. Поэтому Годунов лихорадочно искал выход.
Ещё в начале 1585 года он направил посольство в Вену. Не рассчитывая на то, что Ирина Годунова сохранит за собой трон, он уже тогда предложил после смерти Фёдора заключить её брак с австрийским принцем с последующим возведение принца на московский трон. Но затеянное им сватовство закончилось неслыханным скандалом. Федор выздоровел, а переговоры получили огласку благодаря стараниям переводчика Заборовского, передавшего информацию полякам. Польский посол заявил Боярской Думе решительный протест против венских переговоров.
Хорошие отношения между Фёдором и Годуновым расстроились. И царь порой даже прибегал к палке, чтобы проучить шурина-правителя.
Годунов стал готовиться к самому худшему - опале и смерти. Это видно из его действий: пожертвованию тысячи (!) рублей Троице-Сергиеву монастырю (что помогло бы обеспечить будущее семьи при опале, поскольку на монастырские вклады конфискация не распространялась). В Лондон был направлен сторонник Годунова Джером Горсей, который так торопился, что по дороге забил насмерть двух русских ямщиков. У Елизаветы Годунов просил предоставить ему и его семье убежище в Англии. При этом Горсей сообщил королеве, что сокровища Годунова уже в Соловецком монастыре, что подтверждало серьёзность намерений правителя -оттуда их всегда удобно переправить в Лондон на корабле.
В Лондоне Горсей выполнял ещё одно деликатное поручение: он обратился к английским медикам по поводу здоровья царицы Ирины, которая никак не могла дать царю наследника. По просьбе Годунова в Москву Елизавета направила опытного доктора и искусную повивальную бабку, которая была задержана в Вологде и не допущена в Москву. Представленные же Боярской Думе документы "дохтура" гласили: "своим разумом в дохтурстве лутче иных баб".
Казалось бы - забота о возможном наследнике должна была укрепить династию, но обращение к "иноверцам" и "еретикам" привело в неистовство противников Бориса.
Ещё одна из причин ненависти - внешнеполитические проблемы.
Знать выступала за более тесное сближение с Речью Посполитой. Литовский канцлер Сапега в письмах из Москвы писал, что знатные бояре - сторониики короля Батория. Переводчик Посольского приказа Заборовский подтвердил эту информацию с важными подбробностями. Он тайно уведомил Батория, что пропольскую партию в Москве возглавляют Шуйские, которые "очень преданы королю и все надежды возлагают на то, что своими владениями, как бы "отцы в ореоле", соседствуют с королевскими владениями".
И это неудивительно. Знатным людям всегда импонировали польско-литовские порядки, ограничивающие власть короля в пользу шляхты, не хотели быть "холопьями государевыми".
Стоило пересечь границу Речи Посполитой, "холоп государев" становился опять человеком и более того - шляхтичем, имевшим право посылать посольства к иностранным дворам, обладателем права конфедерации и рокоша (восстания против сюзерена). "Вонючий купчишка", которому писаться "с вичем" (то есть по имени-отчеству) - излишняя честь, становился почтенным негоциантом, членом громады, а то и магистрата. И даже совсем придавленный к земле мужичонка, перебравшись за границу, становился вдруг не тварью дрожащей, но тем, кто хоть какие-то права имеет.
Стефан Баторий в письмах к иезуитом Поссевино утверждал, что бояре и почти весь московский народ ждут только польской помощи. Знатные московские эмигранты советовали королю не терять времени. Михаил Головин, к примеру, завявил: "Где (король) не придёть; ...нихто против него руки не подымет".
Осенью 1586 года Годунов обвинил Шуйских в изменнических планах, якобы Андрей Шуйский ездил на границу и договаривался там с панами. Шуйскому удалось оправдаться. Однако разбирательство закончилось тем, что между ним и Годуновым в Думе произошла драка и оба ранили друг друга.
Много лет Годуновы подвизались на ниве политического сыска. У них везде и всюду были глаза и уши. Правитель везде искал заговоры и - находил их, потому что всегда где-то находились недовольные его правлением. Себя же он окружил многочисленной охраной.
Были слухи о заговоре беспочвенными или нет - но в последних числах декабря 1586 года в пограничную литовскую крепость Витебск поступили сведения о крупных беспорядках в Москве, которые якобы возглавили Шуйский и Щелкалов и при которых погибли сам Борис и до 800 его слуг и охранников.
Так это или не так, но вскоре Посольский приказ официально уведомил поляков о ссылке боярина Андрея Шуйского и казни "московских торговых мужиков, которые поворовали были не в своиское дело вступилися". У стен Кремля было обезглавлено шестеро купцов, чтобы запугать чернь.
Затем началось расследование с применением обычных в те вермена средств - подследсвтенных брали на Пыточный двор, где и допрашивали с пристрастием. Доносы потекли рекой - например, Фёдор Милюков, бывший в свите Шуйских написал подобный донос. В результате такого расследования были собраны улики по поводу дела Шуйских. В официальной версии говорится: "Князь Ондрей Шуйской с братьею учали перед государем измену делать неправду и на всякое лихо умышлять с торговыми мужики на всякое лихо, а князь Иван Петрович, им потакаючи к ним же пристал, и неправды многие показал перед государем..."
В чём конкретно состояла измена дипломатами разъяснено не было, однако в Москве васти открыто объявили, что "заговорщики хотели тайно сговориться с Польшей и включить Россию в её состав".
К проблемам международной политики можно добавить нарастание конфилкта с Крымским ханством. Развитие междоусобиц в Бахчисарае подталкивало Москву к водворению в Крыму русского владычества. Сын свергнутого крымского хана Мурат-Гирей явился в Москву и был принят на царскую службу. Вскоре он был препровождён в Астрахань в качестве вассала русского царя, и там же стали накапливаться военные силы. По личному распоряжению Годунова в Астрахани была спешно возведена каменная крепость, одна из лучших в государстве. Был выстроен острог на Тереке и крепость на переволоке между Доном и Волгой. В честь Ирины Годуновой новый город на Волге получил название Царицын (ныне - Волгоград).
Военные приготовление на Нижней Волге и Северном Кавказе не оставляли сомнений, что Москва ждала военного столкновениея с Османской империей и готовилась к отражению врага.
Конфликт на юге провоцировал к активным действиям и западных соседей.
Баторий начал готовиться к очередному восточному походу, но в конце 1586 года умер.
В период "беcкоролевья" русская дипломатия предложила избрать на польский престол царя Фёдора, чтобы объединить государства в преддверии отражения османской агрессии. Однако победили сторонники Шведской и Австирйской кандидатур. Королём Польши стал наследник шведского престола Сигизмунд III Ваза.
Война с Россией стала одной из главных внешнеполитических программ нового короля.
Коалиция победителей ливонской войны восстановилась благодаря личной унии правителей этих государств.
Русское правительство попыталось противостоять коалиции своих недругов союзом с Австрией, однако Вена успела раньше, чем с Годуновым заключить договор о взаимной помощи с Польшей. А предварительно дружба с протестантской Англией была разорвана ради союза с католической Австрией. Россия оказалась у разбитого корыта.
В 1857 году Годунов попытался снова достичь союза с Англией, восстановив беспошлинную торговлю для английских купцов, чем, однако, вызвал резкое недовольство своих собственных ущемлённых негоциантов.
Страну сотрясал голод от неурожаев. Нависла угроза шведской агрессии со стороны короля Юхана III и его сына, которой Россия не могла противопоставить армию достаточного размера и оснащения.
По Москве ползли самые невероятные слухи о жизни царского двора и взаимоотношений царя и правителя. Распространялись клеветнические слухи о царице и иных приближенных с целью дискредитации семейства Годуновых. Город заполонили юродивые, предсказатели, обнищавшие голодные крестьяне с Севера.
Клеветнические нападки плодились и множились. И прежде не обладавший популярностью Борис стал мишенью всевозможных нападок. Даже доброжелатели правителя не питали иллюзий насчёт его будущего. Австрийский посол Варкоч писал в 1589 году: "Случись что с великим князем, против Бориса поднимут голову его противники... а если он и тогда захочет корчить из себя господина, то вряд ли ему это удастся".
Честолюбие правителя восстановило против него и бывших соратников. Главный посольский дьяк Андрей Щелкалов был раздражён его бесцеремонным вмешательством в дела дипломатического ведомства. В 1587 году королева Елизавета опрометчиво адресовала своё письмо разом обоим правителям - Годунову и Щелкалову. Борис тотчас выразил своё неудовольствие и велел передать в Лондон, что непригоже "смешивать его с дьяком", ибо в том "есть немалая поруха его чести".
Щелкалов же, сохраняя популярность в земщине, не желал считать Годунова выше себя. И утверждал, что в "царском приказе все приказаны", подразумевая, что Борис всего-навсего один из таких же приказных людей, как и он сам.
Данное соперничество вызвало кратковременную опалу Щелкалова, и дьяк "был больше не в чести, за ним следят и не очень ему доверяют".
В обстановке внешнего и внутреннего кризиса снова начала поднимать голову боярская оппозиция. В доверительной беседе с Горсеем Годунов жаловался на заговор Нагих и присоединившихся к ним Шуйских.
Ожидая удара со всех сторон, Годунов судорожно начал наносить удары сам. По мнению Ключевского "русские летописцы верно понимали затруднительное положение Бориса при царе Фёдоре: оно побуждало бить, чтобы не быть побитым."
Окончательно репутацию Годунова загубило убийство Ивана Петровича Шуйского, задушенного после пострижения в монахи угарным газом в Кирилло-Белозерском монастыре. По словам Горсея все оплакивали знаменитого воеводу.
Так же были арестованы и прочие Шуйские. Больше всего беспокойств вызывал у властей Андрей Шуйский. Согласно семейным преданиям, Андрея Шуйского умертвили в тюрьме в 1589 году.
Однако избиение Шуйских не покончили с оппозицией. Антигодуновским центром продолжал оставаться Углич - резиденция младшего сына Ивана IV.
Раздор между Москвой и Угличем нарастал с каждым днём. Одним из последствий его был эпизод, связанный с завещанием Ивана Грозного. Краешек завесы тайны приподнимает Лука Паули, австрийский подданный, долгое время живший в Москве. Австрийское правительство было заинтриговано рассказом и поручило послу Варкочу ознакомиться с завещанием. Он сообщал, что Годунову удалось раскрыть заговор душеприказчиков Грозного и наказать виновных в крамоле. А царское завещание, как утверждают, правитель порвал собственноручно. Паули дополняет подробности о внезапной смерти переписчика царского завещания дьяка Саввы Фролова, которого, как подозревают, отравили, чтобы содержание завещания не стало известно.
Трудно говорить о достоверности, однако Горсей, который присутствовал при смерти Грозного, сообщает, что царь продиктовал своё завещание ближнему дьяку Савве Фролову. В августе 1588 года завещание ещё существовало в целости. Не позднее ноября следующего года австрийцы узнали о его уничтожении. . как раз в это время карьера дьяка Фролова оборвалась и его имя больше не упоминается ни в одном из документов.
Уничтожение царского завещания - дело неслыханное. Если это было дело рук Годунова, то, справшивается, что именно содержалось в нём относительно регентов царского сына Дмитрия?
Не было ли в нём угрозы власти клана Годуновых?
В случае смерти бездетного Фёдора Дмитрий становился единственным законным претендентом на трон. Нагие понимали, что малолетний царевич может сесть на престол в любой момент и по-своему готовились к этому, поддерживая неприязнь к прочим советникам. В характере Дмитрия, страдавшего эпилепсией, рано стала проявляться жестокость его отца. Зимой мальчик лепил из снега фигуры и называл их именами ближних бояр. Окончив работу, он с наслаждением принимался рубить им головы, приговаривая: "Это Мстиславский, это Годунов..."
В Москве детские "глумления" царевича вызывали неудовольствие и страх.
Взаимные подозрения достигли предела - Нагие утверждали, будто царевича пытались "окормить зельем" родичи бездетного Фёдора. Слухи об этом записал английский посол Флетчер в 1588-89 годах.
Московский двор не остался в долгу. Ранее 1589 года власти разослали по всем церквам приказ, запрещавший упоминать на богослужениях имя Дмитрия на том основании, что рождён он был в шестом браке,а следовательно является незаконнорожденным. Такой приказ (по словам Флетчера) отдал сам царь вследствие происков Годунова. Церковные правила запрещали православным вступать в брак более трёх раз (изначально повторно жениться воспрещалось вообще, но, учитывая реальности жизни, церковникам пришлось согласиться с возможностью повторных браков). При жизни Грозного никому и в голову не приходило сомневаться в законности его действий. После его кончины всё изменилось. Родне Дмитиря приходилось надеяться только на царское завещание. Отцовское благословение само по себе утверждало взгляд на царевича, как на законного претендента на трон. Уничтожение завещания лишало претензии царевича юридической базы.
Сегодня уже невозможно сказать, действительно ли были в заговоре Нагие с Шуйскими, но репрессиям подверглись и они. Дело дошло до того, что были конфискованы удельные владения ливонской королевны Марии Старицкой, троюродной сестры Марии Нагой. Королевну вынудили принять пострижение и удалитсья вместе с малолетней дочерью в монастырь. Царицу Марию Нагую ограничили в правах, а находившееся в её подчинении Угличское княжество переподчинили напрямую Москве в лице дьяка Михаила Битяговского.
Репрессиям подверглись Голицыны, Куракины, Бутурлины, Шереметевы. Морозовых, Яковлевых, Колычевых долго не допускали в Думу. Воротынским запретили жить в Москве.
Ситуация своими репрессиями снова стала напоминать время опричнины.
Один из современников подробно описал методы, применявшиеся опричниками Грозного против знати и сопоставил их с действиями Годуновых ради того, чтобы истребить и унизить высшее дворянство. Деятельность Бориса и в самом деле приобрела явный антибоярский характер. Однако в новой опричнине необходимости уже не было, потому что Годунов сумел воспользоваться плодами прежней. И стал искать опору не в некоем преторианском корпусе или рыцарском ордене, а смог найти поддержку в самой массе доврянства.
При этом все слои населения обременялись непосильными налогами и податями, дворянстов и духовенство мириложсь с этим, преекладывая подати на плечи простолюдинов. Джильс Флетчер пишет, что "купцы и мужики (так называется простой народ) с недавняго времениобременены большими и невыносимыми налогами" и что притеснителями всего государства почитают в Москве Годуновых.
Слова Флетчера находятся в явном противоречии с разъяснениями Посольского приказа, утверждавшим, что напротив "даней никаких не емлют, ни посох ни х каком делу".
На самом деле с 1583 по 1588 г. податной оклад миминально вырос в полтора раза. Низшие сословия никаких особых льгот не получили. Очевидно, приказные руководители понимают под льготами только мероприятия, затронувшие только высшие сословия.
В отличие от крупных землевалдельцев мелкие помещики должны были платить налоги в полном объёме. Такой порядок был необременителен, пока вес "барской запашки" был ничтожен. "Великое разорение" привело к тому, что мелкие земли обезлюдели и значительную часть дохода служилый человек стал получать с приусадебной пашни. Но барская пашня плохо кормила, пока с неё требовали столько же налогов, сколько и с крестьянской. Увеличение налогов разорило дворянскую мелкоту. Дворяне стали роптать. Правительство Годунова понимало, что это чревато всеобщим бунтом, поэтому стало "обелять" (то есть снимать налог) с дворян, несущих военную службу. Уже в начале 90-х годов эта мера широко практиковалась. Но казна освобождала тем больше от налогов, чем больше был размер пашни. То есть опять же в выигрыше оказались те дворяне, поместья которых были крупнее.
Такова вкратце была ситуация, сложившаяся в России к моменту учреждения патриаршества и последующему "избранию на царство" Бориса Фёдоровича Годунова.
Поставление патриарха
В поставлении патриарха Годунов также играл ведущую роль.
За два года, прошедших после Иоакима, митрополит Дионисий был смещён, и его пост занял Иов. Кто же это такой?
Однажды Иван Грозный посетил бывший удел казнённого им двоюродного брата Владимира Андреевича - город Старицу и Успенский монастырь, что стоял против Старицы на противоположном берегу Волги.
Здесь Грозному приглянулся молодой монах - воспитанник архимандрита Германа Иов. Он был красив, обладал хорошим голосом, проникновенно читал наизусть Писание и произносил слова молитв столь трогательно, что у царя со своими опричниками текли слёзы умиления.
И повелел государь произвести Иова, происходящего из простой посадской семьи, в архимандриты. Источники умалчивают о судьбе Германа, но известно, что 6 мая 1569 года у Успенского монастыря появился новый настоятель.
На этом посту Иов пробыл недолго - уже в 1571 году он стал архимандритом одного из знаменитейших московских монастырей - Симоновского.
Традиционно более уважаемым был архимандрит Новоспасского монастыря (он имел постоянный доступ ко двору) и в 1575 году им стал Иов.
Архимандрит Новоспасский и Борис Годунов начинали карьеру в одно и то же время и оба оказались "счастливчиками", уцелевшими в кровавых забвах возле трона.
Видный опричник Борис Фёдорович в январе 1571 года был "дружкой" на свадьбе Грозного и сопровождал его в баню ("мыльню") с тремя другими царскими любимцами.
Через несколько месяцев двое из них оказались в опале (что тогда было равносильно отлучению от церкви и позорной смерти - опальных даже хоронить запрещалось на кладбище. Их хоронили, как самоубийц, за оградой.), а сестра Годунова Ирина стала женой царевича Фёдора Иоанновича.
Борис Фёдорович сопровождал государя и в Старицу.
К 1581 году Годунов был уже боярином. Иов был рукоположен в сан епископа Коломенского . В ноябре того же года Иван IV убил своего сына Ивана и наследником стал Фёдор. С этого же момента, по словам самого Иова, Годунов стал оказывать ему "превеликия милости" и "благодеяния". Вместе с благодетелем Иов дожил и до смерти царя Ивана в ночь с 18 на 19 марта 1584 года.
Иов оказался близок к царю Фёдору и производил на него благоприятное впечатление своим голосом, знанием молитв и (действительно!) строгим образом жизни. Он обличал чревоугодников и пьяниц, сам ограничивал себя в еде, вина не пил вовсе и даже на царском пиру ему в чашу наливали простую воду.
В то же время он был добр к братии, никого не заставлял следовать своему примеру. И прощал даже тех из них, чьи обязанности ему приходилось брать на себя.
Он не оскорблял, не досаждал своему окружению, избегал сообщать о проступках начальству, однако неизвестно ни одного случая, чтобы он и заступился за кого-либо.
Подобные качества делали его удобным при царском дворе, однако по настоящему верным он был лишь своим благодетелям.
Облагодетельствованный Иов в 1586 году получает сан архиепископа Ростовского (Ростов Великий), третьего после митрополита Московского и архиепископа Новгородского.
Так или иначе, но митрополитом Московским Иов становится 2 февраля 1587 года.
В то же время, даже содействуя созданию патриаршества, Годунову вовсе не нужна была сильная и самостоятельная церковь. Ему нужен был орган, позволяющий держать народ в повиновении, руководимый столь же послушным патриархом.
И в 1584 году был принят закон об отмене податных привилегий монастырей (тарханов). Было подтверждено запрещение расширять церковные земли путём покупок и вкалдов, держать крестьян-закладников (тех, кто заложил монастырю свою землю). Кремлёвская администрация строго следила за ограничением церковных владений - и приток новых земель практически прекратился. Было, конечно, желательно, чтобы московский митрополит стал патриархом, и со стороны царя Фёдора прозвучала всего одна кандидатура на место будущего главы церкви - Иов.
Он и был рукоположен патриархом константинопольским Иеремией после полугодичного пребывания того в Москве. Пребывание его было вынужденным, потому что патриарх и его свита находились под "охраной" приставов, и даже на рынок представители свиты ходили с вооружённым эскортом, чтобы избежать ненужных контактов. Всё давление оказывалось царской администрацией, встреч и обсуждений с московским духовенством (в том числе и с самим Иовом) за всё время пребывания патриарха в Москве не было.
В результате в начале 1589 года Иеремия счёл для себя за лучшее рукоположить Иова в патриарший сан и покинуть Московию "с большими почестями".
Когда патриарх покидал Россию, его нагнал царский посланник с дополнительным денежным пожалованием, грамотами от царя и годунова, обещавшими дальнейшие милостыни. Особая грамота была направлена турецкому султану. Царь Фёдор Иоаннович просил его во имя дружбы между государствами, "держать патриарха Иеремию в бережении, по старине, во всём".
Грамоту восточных патриархов, утверждавшую поставление московского патриарха, привёз в Москву митрополит ТЫрновский Дионисий только в июне 1591 года.
Особую грамоту патриархи и Собор адресовали Годунову, осыпая его благодарностями. Тот же Дионисий Тырновский привёз и личные письма царю, царице, Иову, Годунову, каждое из которых содержало просьбы о денежных пособиях, обещанных ему за выполнение поручения.
Окончательное утверждение было произведено лишь в феврале 1593 года, когда новый Собор восточных патирархов утвердил окончательно моосковскую патриархию, отведя ей пятое место в ряду других патриархов (несмотря на претензию Москвы на третье).
За пятнадцать лет своего патриаршества Иов совершил удивительно мало чисто церковных дел. Да и те имели в основном политический характер.
Чуть ранее летом 1588 года он соборно определил празднование в память Василия Блаженного - юродивого, которому покровительствовал лично Иван Грозный.
Осенью 1591 года (9 сентября) был установлен праздник памяти Иосифа Волоцкого - крупнейшего идеолога церковного стяжательства и государственной церкви, врага инакомыслящих.
После того, как кахетинский царь Александр, утесняемый турками и персами, умолил Фёдора Иоанновича принять его в подданство Российской державы, он в 1588 году попросил помощи в "исправлении веры". Для чего Иов написал к апрелю 1589 года два обширных и учёных послания. В них он давал поучения церкви в Кахетии (части нынешней Грузии) - в том числе и обличая еретиков.
Обрушился на протестантов, латинян, магометан.
По его мнению "два великия начала от Бога установлены в мире: священство и царство". Причём, в тексте он разделяет светскую власть от церкви изапрещает церкви пользоваться покровительством власти. На деле же - занимается именно этим. Получает "честь" от близости к власти.
Разделения властей на Руси практически не наблюдалось. И различные "церковные неустройства" решались с помощью силы и авторитета центральной светской власти. Так энергичный митрополит Казанский Гермоген обращался за содействием не к патриарху, а непосредственно к царю и правителю.
Сходно царская власть заботилась и о христианизации Сибири. Вся обширная работа по организации приходов велась по царским указам, а не по патриаршему велению.
Что же ещё делал Иов, помимо служб в Успенском соборе?
Заседал в Боярской Думе, как второе лицо (по статусу) в государстве после царя. Мнение патриарха иждуховенства заслушивалось в первую очередь. То есть через Иова можно было "лоббировать" собственные предложения, как первоочередные, чем Годунов и пользовался.
При слабом и неспособном к самостоятельному правлению Фёдоре, Иов и подчинённые ему иерархи стали для Годунова важнейшей опорой собственной власти.
Дело царевича Дмитрия
Младший сын Грозного Дмитрий погиб в Угличе в полдень 15 мая 1591 года. Много было создано мифов об этом событии, но мало было очевидцев этого события. В лучшем случае люди видели мощи царевича, выставленные в Москве через 15 лет после гибели.
Тогда же церковь объявила Дмитрия святым. Новому царю Василию Шуйскому, руководившему заговором против Лжедмитрия, нужно было обязательно уличить его в самозванстве и доказать, что настоящий Дмитрий погиб в Угличе.
После гибели царевича именно Шуйский руководил комиссией, занимавшейся расследованием дела. И об убийстве речи не было. Однако не прошло и двух недель, как начали разрастаться слухи об убийстве Дмитрия Годуновым.
Духовенство немало сделало, чтобы изобразить Дмитрия "невинно убиенным мучеником". Толки о самоубийстве стали рассматриваться, как еретические.
Ещё бы! Святой не мог быть нечаянным самоубийцей, по этой причине творцы мифа утверждали, что царевич играл не ножичком, а орешками. В материалах комиссии Шуйского не было ни слова об орехах. Но это не помешало Шуйскому-царю объявить народу следующее:"Сказывают, что коли он (царевич) играл, тешил себя орехами и ел, и в ту пору его убили и орехи кровью облились, и того для тыя орехи ему в горсти положили тые орехи целы".
Когда мощи Дмитрия привезли в Москву и выставили на обозрение в церкви, все могли видеть, что в гробу действительно лежали орешки. Нашлись даже свидетели, сумевшие разглядеть на них кровь. Но как можно поверить в сохранность орешков, пролежавших в земле 15 лет? Как поверить свидетелю, сумевшему "увидеть кровь" на почерневших орехах, которые по всем законам природы должны были за это время обратиться в прах?
Одно из двух: Либо путал свидетель, либо в гроб действительно были подброшены орехи, вымазанные краской или кровью.
Первые жития нового святого сообщали, что на Дмитрия напали злочестивые юноши, один извлёк нож и перерезал ему гортань. Эта версия показалась слишком простой для церкви. По новой версии, один из злоумышленников увидел на царевиче ожерельице, попросил показать его и, когда тот доверчиво подставил шею, кольнул её ножом, но не захватил гортани. Тогда два других злодея "заклаше" ребёнка "аки агньца".
Творцов легенды коробили прозаические подрбоности дела. И они старались приукрасить его. С неподходящего места - заднего двора, они перенесли действие на Красное крыльцо, позже - на парадную дворцовую лестницу. Здесь якобы и произошла душераздирающая сцена - как ехидна злая, вскочил на лестницу дьяк Мишка Битяговский, ухватил царевича "сквозь лестницу за ноги", сын Мишки схватил "за честную его главу", качалов перерезал горло.
Искать в житиях достоверные факты дело бессмысленное. Однако сохранился оригинал документа, составленного комиссией самого Шуйского через несколько дней после описанных событий.
Одно время были подозрения, что и сами материалы дела были фальсифицированы - неправильно склеены листы, куда-то девалось начало.
Реконструировать источник взялся В.К.Клейн. Он обратил внимание на пятна, покрывающие поверхность документа. При различной величине они имели похожую конфигурацию. Клейн предположил, что документ подвергся воздействию влаги ещё в свёрнутом состоянии. В те времена документы хранились в виде свитков, свёрнутых "столбцами" и только при Петре I листы по западному образцу стали сшивать в тетради. До этого их склеивали в одно полотнище. Предполагая, что больше всего пострадали наружные листы, Клейн расположил их по мере уменьшения размеров пятен. И перед ним возник связный текст.
В тексте имеет до шести разных почерков писцов и более двадцати подписей допрошенных угличан.
Существовало мнение, что Годунов послал в Углич преданных люедй, которые заботились не о выяснении истины, а о том, как бы заглушить молву о насильственной смерти царевича. Оказывается, это мнение тоже не учитывает ряда обстоятельств.
Следсвитем руководил Василий Шуйский, едва ли не самый умный и изворотливый противник Бориса. Один из его братьев был убит по приказу Годунова, второй умер в монастыре. Сам Шуйский несколько лет провёл в ссылке. Инициатива послать его руководить комиссией скорее всего принадлежала Боярской думе. Сам Шуйский несколько раз менял свои показания в зависимости от обстоятельств - от случайной смерти до убийства. Кроме того, Шуйский руководил расследованием не один - церковное руководство направило для надзора за следствием митрополита Гелвасия. В состав комиссии входили также окольничий Клешнин и думный дьяк Вылузгин. Клешнин поддржевал дружбу с Годуновым, однако являлся зятем "героя" угличской истоии Михаила Нагого. Вылузгин руководил Поместным приказом. В Угличе имел под своим началом целый штат подьячих На них и лежала практическая работа по организации следствия. Они все относились к разным политическим группам и зорко следили за действиями друг друга. И каждый был готов использовать оплошность "товарища".
Следственные материалы ДЕЙСТВИТЕЛЬНО говорят о непричастности Бориса к смерти царевича. Естественно, историки в это не верили, потому что были убеждены в выгодности смерти Дмитрия для Годунова. Однако к моменту смерти царевича не исчезла полностью возможность рождения законного наследника в семье Фёдора. Из ближних же бояр лучшими шансами обладали не Годуновы, а Романовы. Кроме того сама внешне- и внутриполитическая обстановка не способствовала стабильности для правительства. Над страной нависла угроза вторжения шведских и татарских войск. За одну-две недели до смерти Дмитрия власти разместили на улицах городов усиленные патрули для предупреждения народных волнений. Достаточно было малейшего толчка, чтобы взорвать обстановку. В этой ситуации гибель царевича явилась для Годунова событием крайне нежелательным и опасным. Именно этот факт и делает смерть Дмитрия невыгодной для Бориса Фёдоровича.
Материалы дела сохранили две основные версии.
Версия убийства исходила от Нагих, родни погибшего. Михаил Нагой решительно настаивал, что царевича зарезали сын дьяка Битяговского, его же племянник Никита Качалов и муж его племянницы Осип Волхов.
Братья Михаила выступили с более осторожными показаниями. Григорий Нагой утверждал, что возле тела царевича собралось много людей "и почали говорить, неведомо хто, что будто зарезали царевича". Что Михаил, что Григорий прибыли на место происшествия с большим опозданием. Тем не менее они утверждали, что "царевич ещо жив был и при них преставился".
Андрейж Нагой обедал вместе с царицей во дворце, когда под окнами закричали, "что царевича не стало". Сбежав во двор, Андрей убедился, что "царевич лежит у кормилицы на руках мертв, а сказывают, что его зарезали, а он того не видел, хто его зарезал".
"Ошибка" Михаила Нагого понятна, поскольку несколько человек видели и показали, не сговариваясь, что Михаил прибыл вод дворец "мертв пиян", "прискочил на двор пьян на коне". А Григорий был "у трапезы" вместе с братом.
Протоколы ясно показывают, зачем Нагим нужно было разыгрывать версию с убийством царевича - чтобы оправдать свою расправу с государевым дьяком Битяговским.
В полдень 15 мая царица Мария стала обедать, а сына отпустила погулять и потешиться игрой с четырьмя свер-стниками. Дети играли на небольшом заднем дворике - в углу между дворцом и крепостной стеной. За ними пригля-дывали мамка Василиса Волохова в две другие няньки. Обед только начался, как вдруг на дворе громко закричали. Царица поспешно сбежала вниз и с ужасом увидела, что ее единственный сын мертв. Обезумев от горя, Нагая приня-лась избиватьВолохову. Мамка не уберегла царского сына, и царица готова была подвергнуть ее самому страшному на-казанию. Колотя Василису по голове поленом, Мария громко кричала, что царевича зарезал сын мамки Осип. Слова царицы равнозначны были смертному приговору.
Нагая велела бить в колокола и созывать народ. Не-молчный гул набата поднял на ноги весь город. Возбуждённая толпа запрудила площадь перед дворцом. Главный дьяк Углича Михаил Битяговский, заслышав звон, прискакал в Кремль. Он помчался в верхние покои, "а чаял того, что царевич вверху", оттуда бросился в церковь и мимо тела царевича взбежал на колокольню. Дьяк ломился в звонницу в требовал, чтобы прекратили бить в колокола, но звонарь, по его словам "ея запер и в колокольню его не пустил".
Появление Битяговского, по крайней мере в этот момент, спасло Волоховых. Как доказали служители Ддьячей избы, Никита Качалов заступился за Осипа Волохова "учал говорить, чтоб его шурина не убили". Дерзость Качалова стоила ему головы. Но его поведение было вполне объяснимым. Он вступился за шурина в тот момент, когда на площади еще бегал и распоряжался Битяговский. По привычке юный Качалов уповал на помощь всесильного дяди. Осип Волохов воспользовался минутой и укрылся на подворье Битяговских. Это было единственное место, где он мог спастись от гнева царицы.
Отношения государева дьяка Битяговского с Нагими
были испорчена едва ли не с момента его приезда в Углич. Удельная семья утратира право распоряжаться доходами со своего княжества и стала получать деньги "на обиход" из царской казны. Назначенное правительством содержание казалось царице мизерным, а зависимость от дьяка - унизительной. Стряпчий царицы и другие лица сообщили комиссии, что Михаил Нагой постоянно "прашивал сверх государева указу денег ис казны", а Битяговский "ему отказывал", из чего проистекали ссоры и брань. Последняя стычка между ними произошла утром 15 мая.
На княжом дворе дьяк сначала попытался прикрикнуть на толпу, а затем принялся увещевать Нагого, "чтобы он, Михаила, унял шум и дурна которого не зделал". С помощью Качалова Битяговские помешали расправе с Волоховым, что окончательно взбесило царицу и ее братьев; "Решено было натравить на Битяговских толпу. Избитая в кровь и брошенная на площади Василиса Волохова видела, как царица указала на Битяговских и молвила "миру: то-де душегубцы царевича". Пьяный Михаил Нагой взялся было руководить расправой с дьяком, но на помощь Битяговским пришли их родствтенники и холопы. Несколько позже Михаил Нагой хвастался перед своими сообщниками, что это он велел убить дьяка и его сына, а Качалова "да Данила Третьякова да и людей их велел побити я же для тово, что они у меня отнимали Михаила Битяговского с сыном"
Спасаясь от Нагого, дьяк и его сторонники заперлись в Дьячей избе. Малодушие окончательно погубило их. Толпа высекла двери, разгромила избу и расправилась со скрывшимися там людьми. Даже служивший царице дворянин должен был признать перед комиссией, что приказных побила всякая чернь "с Михайлова веленья Нагова".
С площади люди ринулись на подворье Битяговских, разграбили его и "питьё из погреба в бочках выпив, и бочки кололи".
Жену дьяка, поволокли с детишками ко дворцу. Туда же привели Осипа Волохова, найденного в доме Битяговских.
В разгар общего смятения в Кремль явились два высших духовных лица -архимандрит Феодорит и игумен Савватий. В тот день оба служили обедню в одном монастыре. Заслышав набат, они послали слуг в город, и те, вернувшись, доложили, что "слышали от посадских людей, что будто се царевича Дмитрея убили, а тового, не ведомо,хто ево убил". Вслед за слугами в монастырь приехал куьтейщик и именем царицы велел старцам ехать во дворец. По свидетельству игумена, он застал царицу возле сына "ажно царевич лежит во Спасе и царица сказала, де зарезали царевича МикитаКачалов да Михайлов сын Битяговского Данило да Осип Волохов."
Появление монахов на время приостановило самосуд. Толпа хотела взяться за дьячиху, но старцы, по их словам, "ухватили" Битяговскую с дочерьми "и отняли их и убити не дали".
Монахи видели в церквиОсипа Волохова. Он стоял неподалеку от тела царевича "за столпом" весь израненный. Василиса отчаянно боролась за жизнь сына. Она заклинала царицу "дати ей сыск праведной". Но Нагая была неумолима. . Едва старцы покинули церковь, она выдала Осипа на расправу толпе: "то деи убоица царевича".
Версия о злодейском убийстве Дмитрия возникла, таким образом, во время самосуда. Нагие выдвинули ее как предлог для расправы с Битяговскими. Но обвинения против государева дьяка не выдерживали критики. Семья Битяговских не могла принять участие в преступлении. Вдова дьяка рассказала на допросе, что члены ее семьи обедали на своем дворе, когда позвонили в колокол. Гостем Битяговских был в тот день священник Богдан. Будучи духовником Григория Нагого, Богдан изо всех сия выгораживал царицу и ее братьев. Но он простодушно подтвердил перед комиссией Шуйского, что сидел за одним столом с дьяком и его сыном, когда ударили в набат. Таким образом, Битяговские имели стопроцентное алиби.
В день кровавого самосуда погибли 15 человек. Их трупы были брошены в ров у крепостной стены. К вечеру на третий день в Углич прибыли правительственные войска. Похмелье прошло, и Нагие поняли, что им придется держать ответ за убийство главного должностного лица, представляющего в Угличе особу царя.
Накануне приезда комиссии Шуйского Михаил Нагой глубокой ночью собрал преданных людей и велел им раздобыть ножи. Городовой приказчик Раков пошел в торговый ряд и взял два ножа у посадских людей. Григорий Нагой принес "ногайский" нож. На подворье Битяговского нашли "железную палицу". Когда оружие было собрано, подручные Нагого зарезали в чулане курицу, измазали "ножи я палицы кровью" и отнесли их в ров к обезображенным трупам. Непосредственный исполнитель этой акции Раков заявил комиссии: "Михаиле мне Нагой приказал класти к Михаилу Битяговскому нож, сыну его нож, Миките Качалову нож, Осипу Волохову палицу"
Нагие заготовили подложные улики, .чтобы сбить с толку следователей. Но обмануть комиссию им не удалось. Раков повинился перед Шуйским и поведал ему о ночной проделке Нагих. Михаил Нагой пытался запираться, но немедленно же был изобличен.. На очной ставке с Раковым слуга Нагого, резавший курицу в, чулане, подтвердил показания приказчика. В ответах от Михаила Нагого, его брат Григорий не стал лгать и призвался, что достал ногайский нож у себя дома из-под замка и участвовал в изготовлении других "улик".
Допрос главных свидетелей привел к окончательному крушению версии о преднамеренном убийстве Дмитрия.
Царевич погиб при ярком полуденном солнце, на глазах у многих людей. Комиссия без труда установила имена непосредственных очевидцев происшествия. Перед Шуйским выступили мамка Волохова, кормилица Арина Тучкова, постельница Марья Колобова и четверо мальчиков, игравших с царевичем в тычку. Придавая исключительное значение показаниям мальчиков, следователи дважды сформулировали один и тот же вопрос, чтобы добиться точного и ясного ответа.
Мальчики кратко, но точно и живо описали, что случилось на их глазах: "играл де царевич в тычку с ними на заднем дворе и пришла на него болезнь - падучей недуг - и набросился на нож".
Может быть, мальчики солгали в глаза царице? Может быть они сочинили историю о болезни царевича в угоду Шуйскому, не убоявшись гнева своей государыни? Но это предположение начисто опровергается показаниями взрослых свидетелей.
Петрушка Колобов, старший из мальчиков, игравших с царевичем перед Шуйским он держал ответ за всех своих товарищей. Колобов лишь повторил перед следственной комиссией то, что сказал дворовым служителям через несколько минут после гибели Дмитрия.
Показания Петрушки Колобова и его товарищей подтвердили Марья Колобова, мамка Волохова и кормилица Тучкова. Слова кормилицы отличались удивительной искренностью. В присутствии царицы и Шуйского она назвала себя виновницей несчастья: "она того не уберегла, как пришла на царевича болезнь черная... и он ножом покололся...". Кормилица пользовалась полным доверием царицы. Не ее, а Волхову "убивала" Нагая над мертвым сыном, хотя обе Женщины были одинаково виноваты, что не уберегла ребенка.
Семь человек, стоявших подле царевича на дворе, видели своими глазами его погибель. Позже перед комиссией предстал восьмой очевидец. Но он нашелся не сразу.
Допрашивая приказного Протопопова, комиссия установила, что он впервые услышав о смерти Дмитрия во всех подробностях от ключника Тулубеева. Призванный к к ответу, Тулубеев сослался на стряпчего Юдина. Им устроили очную ставку, которая окончательно прояснила дело.
В полдень 15 мая Юдин стоял в верхних покоях "у поставца" и смотрел сквозь окно во внутренний дворик. Несчастье произошло у вето на глазах. По словам Юдина, "царевич играл во дворе в тычку и накололся yа нож, а он то видел".
Стряпчий поделился увиденным с приятелями. Но он знал, что царица толковала об убийстве, и счел благоразумным уклониться от дачи показаний перед следственной комиссией. В конце концов свидетеля обнаружили, правда, в силу случайных причин.
Показания главных угличских свидетелей совпадают по существу и достаточно индивидуальны по словесному выражению. Это говорит в пользу их достоверности. Иное впечатление производят показания второстепенных свидетелей, число которых переваливает за сотню. Их показания назойливо стереотипны. Это давно смущает исследователей. Если несколько лиц пользуются одними и теми же оборотами, тотчас возникает подозрение в лжесвидетельстве. Однако появление штампов в следственном деле все же можно объяснить. Допрос основных свидетелей позволил нарисовать достаточно полную картину происшествия.
Показания тех, кто знал о смерти Дмитрия с чужих слов, не прибавили ничего нового. Перед комиссией предстали в основном дворовые люди, в массе некультурные и косноязычные. Чтобы получить от них толковые ответы, надо было потратить массу времени. Но временем следователи как раз-то и не располагали, и потому комиссия фиксировала ответы второстепенных свидетелей с помощью стереотипа, заключенного в самом вопросе. В тогдашней приказной практике такой прием часто использовался.
Версия нечаянной гибели царевича, опиравшаяся на показания главных свидетелей, заключала в себе два момента, каждый из которых может быть подвергнут всесторонней проверке.
Первый момент - болезнь Дмитрия, которую свидетели называли "черным недугом", "падучей", "немочью падучею". Судя по описаниям припадков и по их периодичности, царевич страдал эпилепсией. Как утверждали рассыльщики "ипрезже тово... на нем (царевиче) была ж та болезнь по месяцем безпрестанно". Сильный припадок случился в Дмитрием примерно за месяц до его кончины. О том же говорила и вдова Битягоувского: "многажды бывало, как ево станет бити тот ведут и ево ево держати и он...им руки кусал Пинай за что ухватит зубом, то отъест"
Последний приступ эпилепсии у царевича длился долго. Он начался во вторник, на третий день царевичу стало полегче. и мать взяла его к обедне, потом отпустила на двор погулять. В субботу Дмитрий во второй раз вышел на прогулку, и тут у него внезапно возобновился приступ (показания мамки).
Буйство маленького эпилептика внушило такой страх нянькам, что они не сразу подхватили его на руки, когда припадок случился в отсутствие царицы во дворе. Как иначе объяснить тот факт, что ребенка бросило оземь и надолго".
Мальчик корчился на земле, а возле него кружились мамки и няньки. Когда кормилица подняла его с земли, было слишком поздно.
Второй момент - царевич играл в ножички. Эту забаву свидетели описали подробнейшим образом: царевич "играл через черту ножом", "тыкал ножом", "ходил по двору, тешился сваею (остроконечнымножом) в кольцо". Игра в тычку состояла в следующем: игравшие поочередно бросали нож в очерченный на земле круг, нож обычно брали с острия, метнуть его .надобыло так, чтобы нож описал в воздухе круг и воткнулся в землю.
Жильцы, стоявшие подле мальчика, сказали, что он "набросился на нож". Василиса Волохова описала происшедшее еще точнее: "бросило его о землю, и тут царевич сам себя ножом поколол в горло". Прочие очевидцы утверждали, что царевич покололся "бьючися" или "ваяечи на землю". Никто не знал, в какой именно момент царевич нанес себе рану - при падеyии или когда бился в конвульсиях на земле. Досnоверно знали лишь одно: эпилептик порезался во время приступа.
Могла ли небольшая горловая рана привести к гибели ребенка? На такой вопрос медицина дает недвусмысленный ответ. На шее непосредственно под кожным покровом находятся сонная артерия и яремная вена. Если мальчик проколол один из этих сосудов, смертельный исход неминуем.
Иногда высказывают мысль, что смерть царевича все же не была нечаянной, так как в подходящий момент кто-то коварно вложил нож в его руку. Такое предположение беспочвенно, ибо оно не учитывает привычек и нравов чванливой феодальной знати, никогда не расстававшейся с оружием. Сабля и нож на бедре служили признаком благородного происхождения. Сыновья знатных фамилий привыкали владеть оружием с самых ранних лет. Маленький Дмитрий бойко орудовал сабелькой, а с помощью меленькой железной палицы забивал насмерть кур и гусей. Ножичек не однажды оказывался в его руке при эпилептических припадках. Где-то в марте месяце, показали свидетели, "царевича изымал в комнате тот же недуг и он ...мать свою царицу, тогда сваею поколол" Об этом, припадке, во время которого Дмитрий "поколол сваею мать-царицу Марью", вспомнила и мамка Волохова.
Можно ли упрекнуть следственную комиссию за то, что она не "могла отыскать главную, улику - злополучный ножичек, которым покололся Дмитрий? Вряд ли. Трудно усомниться в том, что что Нагие, подбрасывая улики, постарались уничтожить подлинную. Детская игрушка - ножичек царевича - очень мало напоминала орудие убийства, и Нагие подменили ее боевыморужием - "ногайским" ножом. Длинные окровавленные ножи, подброшенные в ров, окончательно должны были убедить следователей в том, что под окнами дворца орудовала шайка заправских убийц.
Следователи допрашивали главных свидетелей перед царицей, которая могла опротестовать любое ложное или | путаное показание. Вместо того .она обратилась к помощнику Шуйского - митрополиту Гелвасию со смиренной просьбой заступиться перед царем за "бедных-червей" Михаила "с братьею".
Помимо угличского "обыска" Шуйского, сведения о гибели Дмитрия содержатся в записках иностранцевПравда большинство иностранцев лишь повторили поздние слухи о кончине царевича. Но двое из них находились в России в дни угличской трагедии
В венских архивах хранится донесение уже упоминавшегося Луки Паули венскому двору. Он писал: "Между случилось так, что брат великого князя князь Дмитрий, резиденция которого находилась в Угличе, погиб нежданно".
Джером Горсей изложил в сообщении лорду Берли, датированном 10 июня 1591 г. Английский дипломат конфиденциально сообщил в Лондон о том, что царевич Дмитрий был жестоко и изменнически убит 19 (?) мая в что ему перерезали горло в присутствии матери.
Чтобы оценить достоверность английской информации, надо установить ее источники. Сделать это помогают поздние записки Горсея, в которых ярославские впечатления автора получили более подробное отражение. На всю жизнь англичанин запомнил ночной эпизод, происшедший с ним в Ярославле в мае 1591 г. Глухой ночью кто-то громко постучал в его дверь. Вооружившись пистолетами, Горсей выглянул на улицу и при свете луны узнал Афанасия Нагого. Давний его знакомый рассказал, что "царевич Дмитрий скончался, в шестом часу дьяки перерезали ему горло, слуга одного из них сознался под пыткой, что они посланы Борисом" Очевидно, письмо Горсея от 10 июня 1591 г. лишь воспроизвело версию Нагих об убийстве Дмитрия.
Факт жестоких преследований жителей Углича засвидетельствован многими источниками. На эти: гонения, как удается установить, имели место не в дни работы комиссии Шуского, а несоклько месяцев спустя. Комиссия не преследовала своих свидетелей. Кроме единственного случая, зафиксированного в деле - о краже вещей Битяговских конюхом царицы. Обвинения подтвердились, конюха взяли под стражу. Тем и кончились репрессии против угличан в ходе следствия.
Нарисованная следствием картина гибели Дмитрия отличалась редкой полнотой и достоверностью. Расследование не оставило мест для неясных вопросов. Но наступило Смутное время, имя "царственного младенца" принял дерзкий авантюрист, овладевший московским троном, а смерть Дмитрия превратилась в загадку.
Гибель царевича толкнула Нагих на авантюру. Угличский двор намеревался использовать момент, чтобы нанести удар Годунову. Инициатива исходила от Афанасия Нагого. Гонцы царицы прибыли к нему в Ярославль в ночь на 16 мая. Горсей имел возможность наблюдать последующие события, как очевидец. Глубокой ночью, рассказывает он, удары набата подняли на ноги население Ярославля. Нагие возвестили народу, что младший сын Грозного предательски зарезан подосланными убийцами. Они рассчитывали спровоцировать восстание, но это им не удалось.
Потерпев неудачу в Ярославле, Нагие предприняли отчаянную попытку поднять против Годуновых столицу.
В последних числах мая в Москве произошли крупные пожары. Тысячи москвичей остались без крова. Бедствие в любой момент грозило вылиться в бунт. Нагие постарались обратить негодование народа против Бориса. Они повсюду распространили слухи о том, что Годуновы повинны не только в убийстве царского сына, но и в злодейском поджоге Москвы. Эти слухи распространялись по всей России и проникли за рубеж. Царские дипломаты, отправленные -в Литву, принуждены были выступить с официальным опровержением известнй о том, что Москву зажгли Годуновых люди".
Правительство провело расследование причин московских пожаров и уже в конце мая обвинило Нагих в намерении сжечь Москву и спровоцировать беспорядки. Боярский суд произвёл расследование и допрос десятков поджигателей - преимущественно боярских холопов. Главными виновниками пожаров были объявлены некий московский банщик Левка с товарищами. На допросе они показали, что "прислал к ним Офонасей Нагой людей своих - Иванка Михайлова с товарищи, велел им накупать многих зажигальников, а зажигати им велел московский посад во многих местах... и во иным по многим городам Офонасей Нагой разослал людей своих, а велел им зажигальников накупать городы и посады зажигать"
Годуновы использовали московские события, чтобы навсегда избавиться от Нагих. 2 июня в Кремле собрались высшие духовные чины государства, и дьяк Щелкалов прочёл им полный текст угличского "обыска". Как и во всех делах, касавшихся царской семьи, в угличском деле высшим судьей стала церковь. Устами патриарха Иова Церковь выразила полное согласие с выводами комиссии о нечаянной смерти царевича, мимоходом упомянув, что царевичу Дмитрию смерть учинилась божьим судом". Действительно больше внимания патриарх уделил "измене" которые вкупе с угличскими мужиками побили напрасно государевых приказных людей, стоявших "за правду". "Измена" Нагих уже заслоняла собой факт гибели Дмитрия. На основании патриаршего приговора царь Федор приказал схватить Нагих и угличан, "которые в деле объявились", и доставить их в Москву.
Комиссия Шуйского представила собору отчет и прекратила свою деятельность. Следствие о поджоге Москвы и агитации Нагих вели другие люди, имена которых неизвестны. Составленные им материалы были присоединены к угличскому "обыску"
Дипломатическая переписка Посольского приказа позволяет установить, что розыск об измене Нагих достиг апогея в июле 1591 года. А завершался, в еще более позднее время. В середине июля русские послы заявили за рубежом, что в московских пожарах повинны "мужики воры и Нагих Офонасея, а братью люди, то на Москве сыскано, да еще тому делу сыскному приговор не учинен". В 1592 г, Посольский приказ дал знать, что виновным вынесен приговор, "хто своровал, тех и казнили"
Таким образом, родственyики, царевича Дмbnрия подверглись преследованиям через много месяцев после его смерти. По приказу Федора мать Дмитрия насильно постригли и отослали "в место пусто" на Белоозеро. Афанасия Нагого и его братьев заточили в тюрьму. Многих их холопов казнили. Сотни жителей Углича отправились в ссыдку.
Правитель не простил угличанам страха, пережитого им в майские дни. Разве что этим можно объяснить такой символический жест, как "казнь" большого колокола в Угличе: колоколу урезали "ухо" и в таком виде отослали в ссылку в Сибирь.
Царь всея Руси
Оппозиция была разгромлена, удельное княжество в Угличе ликвидировано. Острый политический кризис остался позади. Годунов получил возможность укрепить свою власть. Он наводнил Думу членами своего клана. Сам же он стал одним из богатейших людей России. Согласно сведениям, полученным Горсеем, Гдуновы получали 175 тысяч ежегодно и могли выставить в поле 100 тысяч вооружённых воинов.
Годунов присволи себе множество пышных титулов. В феодальном обществе титулы служили выражением амбиций и точно определяли место человека в обществе.
Годунов сумел добиться признания за рубежом. Жившие в Москве иностранцы помогли ему в этом. Горсей постарался внушить мысль о необычайном могуществе Годунова английскому двору. С этой целью он ознакомил королеву с грамотами Годунова, ему лично, Горсею, адресованными. В вольном переводе услужливого англичанина Борис именовался "волей божьею правителем знаменитой державы всея Росии" или же "наместником всея Росии и царств Казанского и Астраханского, главным советником, канцлером"
Накануне решитлеьного столкновения с Испанией Елизавета стремилась к союзу с Россией, поэтому её обращение к правителю способно было удовлетворить самое пылкое честолюбие. Королева называла Бориса "пресветлым княже и любимым кузеном".
В Вене тайная дипломатия Годунова увенчалась таким же успехом, как и в Лондоне.
Доверенный эмиссар Годунова Лука Паули помог ему вступить в личную переписку с Габсбургами. И подсказал титулатуру правителя.
Братья императора адресовали свои письма "навышнему тайному думному всея Руские земли, навышнему моршалку (князю) тому светлейшему нашему причетному любительному"
Царь Фёдор умер 6 января 1598 года. Древнюю корону - шапку Мономаха надел на себя Борис Годунов, одержавший победу в борьбе за власть.
"Выборы" проходили сложно. Вплоть до того, что сохранилось два соборных постановления об утверждении Годунова на царство. Если верить документам, то они были составлены практически в одно и то же время. Первую написали в июле 1598 года, вторая датирована 1 августа того же года. Однако по содержанию грамоты различаются. И дают неодинаковое освещение деталей избирательной кампании.
Если исходить из работ историков, то можно сделать вывод о "дожимании" членов собора в получении их подписей под соборным уложением. Как например, в одной из грамот отсутствует подпись одного из главных церковных иерархов - митрополита Гермогена.
Во втором соборном уложении, датированном 1 августа указаны подписи не только церковных, но и светских чинов. Однако титулы и чины этих лиц указаны так, как они звучали на декабрь 1598 года (то есть поxти полгода спустя после "написания" грамоты, что может свидетельствовать о "сборе подписей" аж до декабря, а вовсе не в августе.)
Второе уложение заканчивается грозной концовкой, изливающей проклятия на головы всех злоумышляющих на царя и его семью вплоть до колдовства отравами и кореньями. Что впоследствии стало причиной многочисленных "ведовских процессов", естественно, с огненными казнями участников.
Царь Фёдор не оставил после себя завещания (а завещание Ивана IV, как мы помним, по слухам жбыло разорвано Годуновым).
В ходе избирательной борьбы появились различные слухи по поводу его преемника - вплоть до Романова. Избирательная кампания достигла такого накала, что даже о похоронах царя Фёдора никто не позаботился. Вскрытие гробницы показало, что покойника обрядили в скромный мирской кафтан, перепоясанный ремнём, и даже сосуд для миро ему положили "не по-царски простой".
Снова подняла голову боярская оппозиция, не согласная с давлением Бориса.
Однако старому интригану-опричнику опять удалось переиграть противников и с помощью патриарха Иова, поддержавшего его всей мощью церкви, всё-таки был помазан на царство.
Дело дошло до того, что у Годунову пришла по поручению Иова депутация всех сословий и заявила о том, что какждое из сословий не будет выполнять своих функций, если Борис не "согласится" стать царём.
Начало царствования Бориса Годунова казалось на редкость благополучным. Но это было только видимостью.
Попытки навязать народу крепостнический режим наталкивались на решительное сопротивление. Подажтжный гнёт гнал людей из центра на окраины. В глубинах "дикого поля" образовывались казачьи общины, постоянно пополнявшиеся беглыми крестянами. Отражая нападения со стороны кочевников, казаки продвинулись к устью Северского Донца, где основали свою столицу Раздоры. Успехи казацкой вольницы вызывали тревогу в московских верхах. Пока Тихий Дон служил прибежищем ждля беглых - крепостничество не могло считаться установленнным окончательно.
Шаг за шагом правительственные войска следовали за казаками, строили средь поля городки и укрепления. Степные воеводы верстали колонистов на государеву службу, требовали пахать государеву пашню. На следующий жгод после коронации Годунов послал в глубь казачьих земель крупные военные силы для основания города Царёва-Борисова. Новая крепость отстояла уже на сотни вёрст от прежних рубежей. Зато из неё открывались прямые пути к Раздорам.
Годунов запретил продажу боеприпасов и продовольствия казакам. Стал преследовать тех, кто нарушал данный указ. Но предпринятые им попытки обернулись против него самого. Недовольство казаков стало детонатором общенародного антиправительственного взрыва.
Годунов проводил массу мероприятий по поддержке посадов (городов), так как именно города давали стабильный доход не продуктами сельского натурального хозяйства, а деньгами.
Возрождение платежеспособной тяглой общины посадов отвечало интересам казны.
Вроде жбы всё начало налаживаться, но...
Пришла беда.
Семнадцатый век, по соверменным данным, относился к так называемым "малым ледниковым периодам", когда Природа вела себя совершенно непредсказуемо. В течение нескольких лет подряд поздние и даже летние морозы губили урожай, в результате чего в России начался страшный голод. Цены на хлеб резко возросли. В одной Москве от голода погибло до трети населения. Администрация Годунова предпринимала чудовищные усилия по локализации прекращению бедствия. Но с полной дестабилизацией сделать ничего не смогла. Спекулянты хлебом резко задирали цены на хлеб, с ними боролись самыми жестокими методами, но и сами зажиточные крестьяне стали закапывать хлеб, с одной стороны спасая собственные семьи, а с другой - ожидая более выгодных цен.
Отряды тогдашней "продразвёрстки" того времени точно так же, как и при коллективизации в 30-х годах ХХ века, применяли к этим крестьянам совершенно зверские методы устрашения.
Царская администрация издавала указы, запрещающие печь хлебы меньше определённого веса - пекари добавляли в хлеб воды, чтобы поднять вес. При раздаче хлеба населению ближние зажиточных люедй переодевались в нищенское платье и сами формировали из себя очереди, собирая весь привозимый хлеб, и продавая его потом втридорога.
Монастыри же и бояре, скопившие большие запасы хлеба, остаись глухи к призывам правительства и царя и отказались делиться с народом своими запасами. Про того же Иова говорили тогд, что он де "сидит на хлебе".
Борис же не осмелился пойти на серьёзный конфликт с духовенством.
Указы царя, облегчающие жизнь помещиков, совершенно не коснулись крестьян. Те же помещики начали давить из них последние соки. Что также не могло не вызвать возмущения и бунтов народа. В 1603 году страна впервые стала ареной широкого повстанческого антиправительственного движения. Источники того времени называют эти выступления "разбойничьими". Царь БОрис поручил борьбу с "разбоями" окольничьему Ивану Бутурлину. Как глава Разбойного приказа Бутурлин посылал карательные экспедиции в Коломну, Можайск, Медынь, Ржеву, Вязьму. Охваченные "разбоями" территории окружали Москву со всех сторон. Наконец они стали проявляться и в самой столице.
К маю в городе были предприняты беспрецедентные меры безопасности, повидимому власти больше опасались не повстанцев извне, сколько выступлений самих горожан.
16 августа 1603 года Годунов издал указ, суливший свободу всем кабальным холопам, которым господа отказали в пропитании в дни голода. Этот ход нужен был для того, чтобы холопы сложили оружие, так как среди именно холопов были служивые люди дворян, опытные воины, сами вместе со своими господами участвовавшими в войнах. Этим они отличались от пашенных крестьян и представляли наибольшую опасность для Кремля.
Когда же страсти улеглись, все прокрестьянские законы и указы были немедленно отменены и крепостничество окончательно сжало своей рукой глотку стране.
Трёхлетний голод и разруха ввергли государство в состояние апатии. Боеспособность дворянского ополчения упала. Царь Борис пробовал упрочить позиции россии на Северном Кавказе и направил туда войско во главе всё с тем же Бутурлиным. Однако эта рать была полностью истреблена черкесами и турками.
Польское руководство оказало поддержку Лжедмитрию I. Самозванец обещал всем и всё. Вплоть до того, что Мнишекам обещал отдать Новгород и Псков, а Польше - Чернигово-Северскую землю.
Но самые видные политики Речи Посполитой выступали резко против прямого конфликта с Россией (тот же Ян Замойский).
И дело ограничилось индивидуальной войной шляхетских магнатов.
Годунов же обвинил бояр в интриге изаявил, что Лжедмитрий - это их рук дело.