Аннотация: ГЛАВА ДЕВЯТАЯ, в которой обычный мальчишка едет в летний лагерь и попадает в необычную историю, изменившую его жизнь.
Павлов Сергей Анатольевич.
Летопись Тройной Системы.
9."Светлая голландка, галстук с галуном..."
часть 1.Зеркала.
Второй заезд.
1.
Олежка совсем ничего не знал об опытах Петра Яковлевича Москаля. Тем более о нем самом, закончившем свой земной путь еще до войны. Сейчас было другое время, да и город совсем другой. Олежка просто сидел дома на своей кровати, томился от июньской жары и читал какой-то научный папин журнал.
"...Гавайский университет планирует настройку телескопа на дне Тихого океана, на глубине пяти километров и на расстоянии около восемнадцати километров от Гавайев. С его созданием решится проблема слежения за черными дырами -- этими темными сверхплотными образованиями вселенной.
Поток нейтрино, испускаемый черными дырами, а в частности -- мюонных нейтрино, и будет служить объектом изучения нового телескопа. В отличие от обычных, он будет направлен вниз и будет регистрировать только те частицы, которые прошли насквозь весь земной шар... Как известно, нейтрино, сталкиваясь с кварком, порождает мюон. Мюоны летят в воде, или во льду, со скоростью выше фазовой скорости света и дают в этих средах голубые вспышки излучения Черенкова.
В 1993 году новый телескоп начнет составление карты звездного неба..."
-- Иди, погуляй. Чего дома-то сидишь? -- крикнула с кухни мама.
Олежка подумал: "Это она мне, или папе?.. Нет, его нет дома, значит, мне."
-- Неохота, там жарко!
-- А в лагере не жарко будет?
-- В лагере-то купаться можно, -- сказал Олежка, откладывая журнал в сторону. Картинки там были интересные, а про то, что писали там, он уже где-то слышал. -- А тут-то что за купание -- мелко и коряги везде... Мам! Я тебе рассказывал, как Колян ободрался, а?
-- Рассказывал, вроде. А ты не помнишь??
-- Не-а. Я много чего рассказывал, разве я помню, кому что?..
До лагерного второго сезона оставалась всего неделя. Во дворе все разъехались кто куда и Олежке тоже не терпелось поскорее уехать. "Ага, -- подумал он, -- а потом мечтать о доме". И все-таки, как он здорово отдохнул в лагере в прошлом году...
Был тоже второй заезд. Первая смена сожгла свои прощальные костры, ребята обменялись адресами и, грустя, разъехались по домам. На обжитое место приехали новички. Бывали и "старики", которые оставались на два сезона, но их не боялись, хотя те сразу начинали задаваться. Дома им не сиделось, а в лагере для таких самые подходящие места. Р-раз! И на речку через щель в заборе...
А так, ребята они были ничего. Однажды Олежка с ними по крыше своего корпуса лазил. Невысоко, а все приключение. Потом, конечно, всех наказали, но зато они успели глянуть с высоты на весь лагерь.
Все бы хорошо, да по утрам будят слишком рано, да еще зарядку заставляют делать и умываться. А утром-то -- самый сон! Только начнешь побеждать на дуэли какого-нибудь злодея и тут ка-ак гаркнут пионерским горном за окнами, да по громкой связи: "Подъем! Пора на зарядку!"
Это было в прошлом году, когда он перешел из четвертого в пятый класс. Олежка припоминал все это и предчувствовал, что в этот сезон будет еще интереснее. Он же подрос на целый год и уже больше знает и понимает все почти как взрослый...
Олег поднялся с кровати, переложил журнал на письменный стол и подошел к книжному шкафу. Пробежался глазами по переплетам и остановился на старой потрепанной корочке: "Записки о русскомъ флоть". Сунул палец поверх корешка и потянул на себя. Книжка высунулась достаточно, чтобы ее можно было взять пальцами. На корешке название серебрилось тисненными буквами, а на обложке почти все стерлось.
Олежка открыл ее и вставил обратно выпадающий листок. После нарисованного парусного корабля начинался старинный текст:
"Не малыя испытанiя выпали на долю черноморцевъ, когда неприятельскiй турецкiй флотъ стоялъ у береговъ славной Россiи. 22-го ноября прогремелъ съ большою славою Синопскiй бой. В успехь этого беспримьрного похода громчь всьх звучало имя адмирала Нахимова. Поддерживаемъ матросами съ вьрою и глубокимъ уваженiем, онъ показалъ гьройскiй примьръ въ морскiх баталiяхъ на Черномъ морь.
Беспрерывно льтящiе бонбы и каленыя ядры встрьчались на береговыхъ укрьпльнiях съ отмьнной стойкостiю и храбростiю.
И на морь русскiя корабли терпьли ударъ за ударомъ, но непрiятельскiя же чаще по всьмъ швамъ трещали и мачты ихъ лiзали пламьнные языки..."
Первых страниц не было, но одна из них нашлась немного позже, меж других листов. Еще одна страница была засунуты в самый конец книжки. Олежка сел с ней за стол, чтобы капитально разобраться, что это за книга и откуда она взялась. Почему не видел ее раньше?..
"Видно, папа принес откуда-то" -- подумал Олег. Папа у него был археолог, но копался в земле мало, а работал в какой-то научной конторе, с бумагами. "Копался, когда был студентом... -- рассказывал он Олежке давным-давно. -- Один раз раскапывали захоронение во дворе одной крепости. Впрочем, это мы думали, что захоронение, а там ничего подобного не оказалось. Нам тогда сильно попало, что, мол, не тем занимались. Но, все же, кое-что нашли..."
И теперь вот, с бумагами. Но тоже интересно. Вон какие книжки достает!
Олежка отодвинул "Исторический журнал Южной Сибири" со статьей Гая Матюхина о шведском престолонаследии 15-го века, и разложил страницы книги по порядку. Теперь все даты и упоминания встали на свои места и Олег стал читать.
Вместе с каперангом Муловским он собирался проплыть вокруг света и уже подготовил судно "Холмогоры", но тут началась русско-шведская и пришлось воевать. Только в книжке говорилось не о самой войне, а больше о кораблях.
О них тоже было интересно. Разный такелаж, рангоут, паруса, водоизмещение, где и когда были спущены на воду.
Олежка довольно быстро пролистал книжечку -- в ней не было и ста листов (а бумага была желтоватая, плотная, как очень тонкий картон). После текста следовал красивый вензель, но на этом книжка не кончалась. Последовал словарь морских выражений, встречающихся в тексте. И так же все это было писано по-старому.
...Бомъ-, бомбрамъ... -- слова, прибавляемыя къ названiям всьхъ снастей, принадлежащихъ бомъ-брамстенгь и бомъ-утлегарю.
Виндзель -- металлическая труба съ раструбомъ или парусинный рукавъ, черезъ который пропускаютъ свьжiй воздухъ во внутреннiя части корабля.
Кейзеръ-флагъ -- особый флагъ на корабль, какъ знакъ присутствiя высочайшихъ особъ.
Лоспорты -- на купеческихъ кораблях фальшивыя отверстiя, будто-бы для орудiй.
Портшкентели -- корабельные веревки для поднятiя пушечныхъ люковъ.
Сорлинь -- канатъ, привязываюшiй руль къ судну, на случай если бъ онъ сорвался съ петель...
Книжка кончилась. Ни года, ни автора не было видно, но что книга дореволюционная, царская, это было видно сразу.
Теперь Олежка знал о галеасах, плававших по балтийскому морю, о галионах, гукорах, корветах, фрегатах и так далее, что плавали и воевали в прошлых веках. Знал уже, что и до сих пор плавают по миру парусники. Среди них и два наших учебных барка "Седов" и "Крузенштерн". Захотелось поплавать на них.
"А что, может, выучиться на матроса? Потом, постепенно, и до капитана третьего ранга, второго, первого, до капитан-командора, адмирала, генерал-адмирала, адмиралиссимуса!.."
-- Олег! -- послышалось с улицы. -- Выходи!
Мечты об удачно складывающейся военно-морской карьере оборвались. Сунув книгу обратно на полку, Олежка подставил стул к окну и выглянул в форточку. Внизу стоял Валерка Семенов из соседнего дома. Он учился в другой школе, но во дворе они дружили.
-- Ну, чего? Куда собрался?
-- Пошли в кино.
-- А че там?
-- "Золотое приключение Синдбада"... Смотрел?
-- Ух ты! Не-а, я щас! -- Олежка спрыгнул со стула и крикнул на кухню маме: -- Мам, я в кино с Валеркой. Дай рубля три.
-- Рубля хватит. Вот, возьми. И не ешь много мороженого, у тебя горло слабое, сам знаешь...
Олежка вздохнул и сунул мятый рубль в карман джинсовых шорт, где уже лежала мелочь и гвоздь без шляпки.
-- И не болтайся долго. Посмотрел и домой.
-- Ладно, -- буркнул Олежка и побежал на улицу, на ходу поправляя ремешки сандалий. Гулко протопал каблуками по лестнице и спрыгнул с крыльца, вскинув руки.
-- Не торопись, еще час до сеанса.
-- А билеты...
-- Билеты сейчас купим. А потом по мороженому, а?
Олежка опустил глаза, ответил хрипло:
-- Мне нельзя...
-- Ну, по одному-то...
-- Ладно, только одно.
И они отправились в кинотеатр "Октябрь" за билетами. Пошли пешком, до сеанса еще далеко, а кинотеатр всего в двух остановках на троллейбусе. Там же, у входа продавали и сливочное мороженое по двадцать копеек.
Сначала купили билеты, а потом,облизываясь и глотая слюну, встали за мороженым. Валерка взял себе два, Олежка одно.
-- Пока ты одно съешь, я уже два проглочу.
-- Ну и глотай, а я медленно. Так вкуснее.
Олежка еще помнил, как однажды болело горло от обжорства мороженным. Чуть было операцию не сделали... Заложило горло и стало трудно дышать. Брр-р! Не захочешь больше такого. И температуру тогда еле сбили...
Ел медленно -- лизал и долго грел язык о нёбо, поглядывая по сторонам. Валерка хищно кусал и почти сразу глотал, с усмешкой наблюдая, как медленно уменьшается мороженое у Олега.
Сразу перед входом была троллейбусная остановка, а справа -- киоск с марками на картонных листах за стеклом.
-- Пошли, марки позыкаем? -- предложил Олежка и откусил мороженое, как делал раньше. Зубы заломило и он поморщился, стараясь не пропустить этот кусок к горлу. Постепенно он растаял, наполнив рот ванильно-сливочным блаженством.
Набор марок был старым, такой у ребят уже был. Постояли рядом, поглазели, что там еще продается: открытки с зайчатами и медвежатами, пластинки с записями инструментальных ансамблей, газеты, ручки с карандашами... Пожилая киоскерша сидела на стуле, положив одну руку на пустую полку, другой обмахивала себя журналом "Моделист-конструктор" и смотрела на ребят.
-- Здрасьте! -- заметил ее Валерка и отошел в сторону. Тетка что-то там хмыкнула и снова стала обмахиваться.
День был жарким, народу на сеанс было не очень много, но на реке, наверняка, уже вовсю купались. Все-таки конец июня, вода -- 22-23 градуса. Да и речка небольшая, метров двести в ширину. Только до нее далеко идти.
Олежка долизал свое уже почти растаявшее мороженное, а Валерка смачно облизывал липкие пальцы. Они проводили глазами туго набившийся троллейбус, шедший с кольца, и пошли внутрь.
Уже пускали в зал и контролер равнодушно рвал билеты у входящих. Протопали до десятого ряда, нашли свои места... Все! Добрались...
Все почему-то рвались поближе, тогда как издалека было удобнее смотреть. Когда Олежка покупал билеты, он всегда просил или на середину, или подальше. Это "подальше" стоило дороже, если идешь на взрослый сеанс, а тут, на детском, было все равно...
Долго ждали первого звонка. Потом, через три минуты -- второй, еще через две -- третий. Двери закрылись, свет погас и к экрану пробился широкий луч.
Олежка уже смотрел все семь приключений Синдбада и вот, последнее, восьмое, "золотое". На него народу было так же полно, как и на прошлые серии.
...
-- Сейчас бы искупаться... -- мечтательно прищурился Валерка, выходя на яркий свет после окончания сеанса.
-- Далековато до речки-то, -- зевая заметил Олег. Он уютно пристроился в своем кресле, да кино еще показывали интересное, будто в сон попал, а теперь пришлось просыпаться...
-- А мы на автобусе доедем! Сядем на Декабристов и выйдем на Набережной, а?
-- Ладно, помчались!
Олежка подпрыгнул и с места побежал. Валерка за ним. После долго сидения в зале приятно было пробежаться. Эх, лето беззаботное!..
А где-то уже шли небольшие молчаливые ребячьи отряды, наступая на зло, и падали, сраженные шипящими пулями. Падали и... Но до этого еще не скоро. Олежка Васильев этого еще не знал, он еще не пробовал поставить друг перд другом два зеркала. И не было у него еще своего проекта. И новых знакомств. И вообще до лагеря была еще неделя...
-- Я сейчас книжку читал, там о кораблях и все с "ять", как в старину.
-- Дашь почитать? -- с надеждой спросил Валерка.
-- Не-е, это отцова книжка. Он мне потом голову свертит. Я тебе так расскажу.
Валерка кивнул. Они уже пробежали-прошагали улицу Коммунальную со старыми кленами и вышли на Декабристов.
-- Вон автобус подошел! Побежали!
Они кинулись к остановке и еле успели заскочить в задние двери. Встали у большого, мутного от пыли окна и смотрели как дорога убегает вдаль.
До Набережной они не доехали... Автобус шел по Декабристов, но сворачивал раньше, на Барнаульскую. Ребята забеспокоились. Сейчас заедут куда-нибудь, откуда не выбраться. А еще ругали себя, что не посмотрели номер автобуса, когда садились. Но двери открылись сразу после поворота и ребята кинулись на другую сторону. По Карельскому переулку и до Набережной близко. А там -- речка...
Ребята мчались и когда выбежали на песок, не остановившись ни на секунду, стали скидывать с себя рубашки, шорты и сандалии.
-- А-а-аа! -- закричал Валерка и, поднимая над головой руки, ринулся к воде. Перескочил мелководье в несколько прыжков и плюхнулся с разгона как умел. Тут же вынырнул, стал протирать глаза. С волос текло и, чтобы не захлебнуться, он открыл широко рот и старался не дышать.
"Вот чучело! -- подумал Олежка, складывая одежду на сандалии. -- Мы уже здесь, добрались, времени полно... Не мог просто войти."
Сам он пошел к воде спокойно, а Валерка уже плыл. И вдруг что-то подтолкнуло Олежку, он подпрыгнул, как около кинотеатра, и со всего размаху разбил собой накатывающую на берег высокую волну от "Метеора".
"Ух! Как после бега-то холодно!" -- мелькнуло у него, но вода вскоре нагрелась (или сам остыл!) и Олежка поплыл за Валеркой кролем. Так, как учили когда-то во втором классе, когда водили от школы в бассейн. Валерку он догнал быстро, тот махал "не по-спортивному", поднимая шум и брызги. "Не учили его, что ли?"..
Олежка поднырнул и схватил Валерку за ногу. Тот вскрикнул, брыкнулся и схватил Олега за волосы. Вытянул его на поверхность.
-- А, так это ты?! Вот тебе! -- И обрызгал Олежку, с силой толкнув ладонью воду. Прямо в лицо. Олежка даже не успел увернуться.
Мутная вода с песчинками попала в глаза и защипала. Пока Олег отплевывался, валерка уже плыл к берегу на боку стилем "раненый Чапаев", подгребая только одной рукой и оглядываясь с улыбкой на мчащегося с упорством торпеды Олежку.
"Чапаевым" получалось медленно и Олежка "всяко опередил" Валерку и первым вылез на берег, на мокрый песок и греющее солнце. Вытер ладонью воду с лица и заметил знакомого мальчишку.
-- Ба! Да это Француз! -- подоспел сзади Валерка.
Лешка Сафьянов говорил так, словно камешки во рту перекатывал. Это называется "грассировал". Прямо, как француз. Вот так его все и звали.
-- О, рыбята! А вы тут откуда? Я здесь уже давно, а тут вы...
-- Мы вон там остановились. А сюда течением снесло... -- объяснил Олежка и присел на корточки. Валерка, будто подкосился, упал на горячий песок и застонал от удовольствия. Перевернулся с боку на бок.
-- А мы на "Синдбада" ходили.
-- Я уже смотрел. Так себе... -- склонил голову Француз.
-- Ого! А ты, будто, видел лучше...
Француз засмеялся. Лучше он, наверняка, не видел, а просто хотел похвастаться тем, что большой знаток искусства. Потом согнул руки в локтях, махнул ими как цыпленок слабыми крыльями, и предложил:
-- Пошли купаться?..
Олежка промолчал, а Валерка, который уже почти засыпал песком обе своих ноги, поднял голову и прищурил один глаз.
-- Мы же только что вылезли...
-- Ну и что? А со мной за компанию?..
Валерка засомневался, хочет ли он сам еще купаться. Француз плавал не хуже Олежки, проигрывать ему Валерка не хотел. Однако, не соревноваться же они будут... Валерка вскочил и наперегонки с Французом помчался к воде, обсыпая Олежку песком со своих быстрых ног.
-- Ну вы че, обормоты?! Только чистым вылезешь, обязательно засыпят, -- крикнул он им вослед.
Валерка, как всегда, упал бомбой. Девчонка, заходившая неподалеку с мамой в воду, взвизгнула и сжалась от летящих брызг. "Не болтайся долго... -- вспомнил Олежка голос матери. -- Посмотрел и домой". И подумал: "Наверное, ждет. Думает, что я куда-нибудь запропастился. Надо бы домой уже... Нет! Еще разок слазаю в воду. А то, вон, весь в песке."
Этот "разок" растянулся еще на час и Олежку угнетало чувство досады от того, что он не выполнил обещанного.
"А разве я обещал? Просто сказал: "Ладно" и все!"
-- Валерка! Пошли домой... Я пошел. Все равно ты его не догонишь. Он у нашего тренера занимался.
Валерка с Французом все же устроили заплыв.
-- Олег, я быстро! Если не терпится, то иди. Мы только чуть-чуть еще...
-- Я пошел, -- повторил Олежка и стал одеваться.
Валерка остался с Лешкой-Французом, что, вообще-то, неудивительно -- они учились в одной школе. Олежку это немного кольнуло -- пришел с ним, а остался с Французом. Может, потому что Валерка все-таки его друг, или то, что домой Олежке теперь добираться в одиночестве. И мама, возможно, его сразу наругает. И Валерка, который мог стоять рядом в этот момент, не смягчит наказания.
Наказания бывали самые простые. Оставит дома на весь вечер и только в окно будет можно посмотреть на улицу. Да еще покричать друзьям в форточку, пока мама не слышит. Если оставит дома зимой -- это еще ничего, но сейчас-то лето, на улице хорошо!
Олежка еще помнил, как они с большими ребятами намешали фиксажа для фотографии и какие-то таблетки. Потом кто-то из ребят плюнул на эту смесь и она с дымом зашипела. Сизый, чуть с синевой дым поднялся клубами вверх, а на том месте осталась какая-то чушь, вроде соплей. Накрошили туда еще таблеток, подсыпали фиксажа... И снова зашипело.
Все бы ничего, но соседка видела их пиротехнические опыты и быстро определила маме Олежки, что "таких сорванцов надо в колонию сдавать". Олежка в это время потирал ладонью полуоткрученное ухо и что-то шептал себе под нос.
Мама, конечно же, объяснила ей, что, мол, в колонию надо сдавать таких вот соседок, которые хватают чужих детей и обрывают им уши. Соседке попало, но и для Олежки это событие не прошло даром -- почти ни за что посадили под замок в папин кабинет. Здесь было не так весело, как в Олежкиной комнате, но все же не тюрьма с решетками. Тут уйма книжек в большом шкафу, а в ящике письменного стола лежали надтреснутые пронумерованные черепки от древних горшков.
Книжки были взрослые или какие-то технические, с картами, непонятными схемами, за разрисовку одной из которых указаниями о пиратских кладах, Олежка когда-то удостоился личного мужского разговора с отцом и его лекции о пользе книг, даже тех, которые кажутся непонятными и от этого совсем ненужными.
И черепки в столе Олежка уже пересмотрел на сто раз, помнил каждый их скол и зубчик...
Все это крутилось у него в мыслях, пока длилась дорога домой. Он был готов к худшему, но мама его не наказала.
-- Что ж ты не пришел раньше-то? Я думала, придет после фильма и хоть позже, но пообедает. А он, видишь ли, является к ужину... А ну, бегом руки мыть! И глаза промой, пловец! Опять на речку таскались? Я же вижу... Говорила тебе, чтоб не нырял, не брызгался, опять глаза будут болеть. Вода-то грязная... Горюшко...
Олежка пошел в ванную. Мамино ворчание было несерьезным, ему даже нравилось когда она так... с заботой ему выговаривает. Глянул на себя в зеркало, действительно, -- глаза красные, уставшие. И спину пощипывает. Плечи, вон, красные... Сгорел!
-- И иди сюда, -- крикнула Олежке с кухни мама, словно читая его мысли. -- Спину сметаной намажу, пока не лег. Негр розовый...
Олег сунул руки под струю воды, вытер о полотенце и заторопился на кухню, где мама гремела кастрюлями.
-- Из лагеря приедешь, ведь совсем не узнаю. Будешь точно селедка. Копченый...
-- Мам, а у нас в лагере был один такой по прозвищу Копченый. Он каким-то образом быстро загорал. И до черноты... Руку согнет, а на локте черная тень, как ночь. И вредный был до ужаса...
-- Ешь давай, не болтай, а то в лагерь тощим приедешь, там врачи испугаются и отправят обратно. Скажут: "Господи, кожа да кости!"
Олежка хмыкнул и стал есть овсяные хлопья. Светлана Георгиевна достала из холодильника банку сметаны, открыла крышку и поставила на стол.
-- Стягивай рубашку, будем сметаной мазать. А то облезешь и больше не загоришь.
Олежка отложил ложку, что-то промычал с полным ртом, засопел, расстегивая пуговицы рубашки. Наклонился к столу, подставляя спину.
-- Ай! Ой! Холодно, ма! Пусть, мг-м... пусть постоит на столе, согреется. Ну, мам! Ай, щекотно!
-- Не ори! Наперед думать надо...
Олежка поел еще немного, вздохнул, пошевелил лопатками с подсыхающей сметаной и стал водить ложкой по тарелке.
-- А где папа?
-- Ну, где?.. На работе. Где-то задержался допоздна. Чаю налить?
-- Не-а, не хочу.
-- Тогда я схожу наверх, к соседке. Отдам деньги за хлеб.
Олежка кивнул и вылез из-за стола. Сметана уже взялась корочкой и стягивала кожу. На кровать ложиться было нельзя, а сидеть уже надоело: в кино сидел, потом на речке, дома -- опять...
В дверь позвонили. Олежка вздрогнул и побежал открывать, гадая, кто же это пришел -- мама или папа?
Оказалось, что они вместе. Встретились на лестнице.
-- Здорово, пап!
-- Привет! Как провел этот день? Ой, гляди... А у вас, сударь, спина белая!..
-- Обгорел он, -- объяснила мама. -- Хотел превратиться в негра за два часа.
-- Это, конечно, похвально, но куда же мы потом с тобой, с черным, как подметка?..
-- Да вы чего?! Как же это я за два часа стану негром? Негром надо родиться.
Олежкин папа -- Владимир Михайлович -- скинул туфли и шумел в ванной водой. Мама Олежки снова гремела кастрюлями -- разогревала отцу ужин. Олежка стоял в коридорчике между ванной и кухней и смотрел то туда, то сюда, ожидая реакции на свои слова.
Первым откликнулся папа.
-- Ну, ладно, пошли на кухню. Сейчас я вам кое-что расскажу.
-- Чего ты там расскажешь? -- переспросила Светлана Георгиевна, из-за шипения каши на плите не расслышав.
-- История одна, -- повторил Владимир Михайлович. -- Смешная...
Олежка сел за стол напротив него и подпер голову ладонями.
-- Начальник наш... оставил в кабинете документы. Забыл просто, спешил куда-то. А вернулся за ними поздно -- все разошлись домой. Постучал, а сторож спрашивает: "Кто там? Кто такой?" А он: "Это начальник. Открывай, я документы забыл". Сторож в ответ: "Ночью я начальник. Уходите, нето в милицию позвоню." Сторож у нас новый, мало кого знает в лицо.
-- Ну и что, -- поинтересовался Олежка, -- не пустил?
-- Нет. Начальник хотел было его уволить, а потом подумал и махнул рукой... А что не пустил, правильно. Когда я был студентом, то мой товарищ подрядился сторожить одну контору и от нечего делать сочинил "Песнь ночного сторожа".
-- Расскажи, пап, а?
-- Не приставай к отцу, пусть поест, -- сказала от окна мама.
-- Да я и помню только самый конец...
Владимир Михайлович продекламировал несколько строк.
-- Рифма какая-то странная, -- поморщился Олежка, -- не поймешь, что где...
-- Старинная... Как же она там называется... В общем, как у Пушкина. Вроде бы на все времена одно и то же.
(Точные сведения о рифмах Олежку тогда еще не особо интересовали.)
Потом папа рассказал ему о раскопках на Желтом кургане, как давно было обещано. Потом отправил Олежку смывать сметану, тот уже валился набок от сна.
А еще позже Олежка увидел цветные сны. Спал крепко, плыл в переливающихся красках, но к самому утру проснулся от сна-полукошмара из серии:
Гнутся тополя и клены,
А в развилке -- кот зеленый...
2.
Пионерский лагерь "Звездочка" был расположен в пригородной зоне, почти рядом с дачными участками и речкой. Ехать туда Олежке больше хотелось на электричке. Так проще всего. Да со станции, хотя и дальше идти, но интереснее. Идти надо километра три, будто вообще пешком из города пришел. Но кто его одного отпустит?..
И что поделаешь, если если все ребята уезжали в лагерь от маминого завода на автобусах. Родителям об этом сообщили накануне и вечером того же дня начались сборы.
Папа советовал взять лески, крючков и два поплавка, а мама -- побольше теплой одежды. В итоге, Олежка взял и того, и другого понемногу, добавил все это к тому, что уже успела ему положить мама, засунул под рубашки свой красный пионерский галстук и на этом сборы были окончены.
У проходной маминого завода было шумно. Пять пустых автобусов ожидали ребят, которые все еще стояли с родителями и выслушивали от них всевозможные советы. Потом объявили посадку.
Мамы проводили до дверей своих сыновей и дочек и махали им руками, показывая, чтоб звонили почаще домой. Дети кивали, махали в ответ, пока через динамик не объявили, что вторая смена пионерлагеря "Звездочка" отправляется. Через несколько секунд двери с железным скрипом сошлись и автобусы тронулись с места.
"Вот и поехали" -- подумал Олежка и помахал маме рукой через окно. Она шла рядом с автобусом, а потом отстала. "Прямо как на войну проводила"...
Олежка сразу стал самостоятельным, оглянулся в конец салона -- на месте ли его чемодан? -- и устроился поудобнее на сиденье рядом с незнакомым мальчишкой. Ребята позади них шумели, переговаривались, Олежка же, сколько ни смотрел до посадки в автобусы, так и не увидел знакомых лиц. "Может, они в других автобусах?.. Как же я проглядел?"
Сзади ехали еще три автобуса и впереди один. И милицейские машины с включенными фарами. "Ладно, потом увижу кого-нибудь..."
Сосед подтолкнул Олежку локтем.
-- Ты из какой школы?
-- Из шестнадцатой, а ты?
-- А я из сто тридцать второй. А где это -- шестнадцатая? Наша на улице Репина.
-- У нас на Комсомольской. Три этажа и по форме, как буква "Н".
-- Эн? А у нас как "С". Почему у вас такая странная?
-- Это потому что спортзал отдельно от классов, через длинный коридор. А еще столовая и актовый зал.
Так они и разговорились.
Олежка смотрел на мальчишку с интересом и сочувствием. Лопоухий стриженный... Казалось, что тот и сам сожалеет своему виду.
-- Ты чего на меня так смотришь?
-- Да я смотрю, что ты стриженный как первоклассник.
Мальчишка вздохнул:
-- Мама настояла. Да я и не особо упирался. Знаешь как здорово нырять, когда на тебе волос, как...
-- На старой обувной щетке! -- вставил слово Олежка.
-- Ну ты сравнил! Обидно даже...
Олежка спохватился:
-- Ты меня извини, я как-то случайно. А когда волос нету, то потом ухи шелушатся. Мне вот хорошо.
Мальчишка посмотрел на Олежкины волосы, закрывавшие сверху "ухи", и согласился, что, конечно же, так лучше, но если уши раз облезут, то потом перестанут.
-- Слушай, -- сказал Олежка, -- интересно, попадем ли мы в один отряд. Было бы хорошо.
-- Да, -- согласился мальчишка.
Ребята замолчали, задумались. Даже веселые разговоры сзади не мешали их мыслям.
А мимо автобуса уже пробегали загородные телеграфные столбы, прикрученные к вбитым в землю бетонным сваям. Все это сооружение смахивало на мачту со стеньгой, скрепленные толстой железной проволокой вместо эзельгофта. А провода -- как такелаж...
Сзади кому-то надрали уши и зашумели. Женщина, сопровождавшая ребят в лагерь и сидевшая около окошка водителя, подошла туда и стала разбираться, в чем там дело. Оказалось, что у одного мальчишки сегодня день рождения, а уши ему еще никто не подергал. Ну и, видно, переборщили -- уши у него горели как обожженные. И сам он покраснел от смущения, когда все вокруг, даже девчонки, оглянулись посмотреть. Потом вскинул голову:
-- Ну, что уставились?! Цирк, что ли?
-- Ладно, ладно, ребята, успокоились все, -- сопровождающая села на свое место.
Автобус покачивало и Олежку стало клонить в сон. Он долго рассматривал ремешки своих сандалий, а потом снова стал смотреть в окно.
-- Ребята, а давайте петь. -- Предложила сопровождающая. -- Какие вы песни знаете? А то ведь вы пионеры, а едем без песен.
-- Взвейтесь кострами... Четыре таракана и сверчок... Заправлены в планшеты космические карты... -- послышались голоса.
-- Интернационал! -- выкрикнул Олежкин сосед и все засмеялись.
-- А чего? -- спросил он и посмотрел на Олежку, ища поддержки. -- Мне папа его по-немецки пел: Вахт ауф, вердамте дизер эрдэ...
Все снова засмеялись и сопровождающая тоже. Спросила, кто же его отец.
-- Он в институте немецкий язык преподает. Говорит на нем так же свободно, как мы на своем.
-- Мне бы так! -- шепнул Олежка. -- Только я английский учу. А... тебякак зовут?
-- Славой... Вячеслав. А тебя? -- Славик повернулся к Олегу.
-- Олег.
-- А, знаю: "На битву сбирается вещий Олег, отмстить неразумным хозарам..."
-- Ну да, он самый, -- согласился Олежка и они со Славой снова разговорились.
Вскоре автобусы подъехали к решетчатым воротам пионерлагеря и еще издали было видно, как там пусто. Только пионервожатые, которым уже позвонили с завода, вышли их встречать.
Погрузка проходила при родителях и ребята садились тихо. Здесь же родителей рядом не было, никто не одергивал: "ты меня позоришь!" и тишины особо никто не требовал.
Из милицейской машины вышел милиционер, подошел сначала к водителю первого автобуса, а потом к директору и пионервожатым. Директор -- человек пожилой, лысоватый и с горбатым узким носом -- кивал головой, вставлял несколько слов и посматривал на ребят вокруг.
Олежка, вылезавший из второго автобуса, мельком сверху оглядел толпу и не мог не заметить колоритную внешность директора. На какое-то мгновение их взгляды встретились и Олежке сделалось нехорошо, он вздрогнул. И улыбка директора вдруг исчезла. Олег спустился из автобуса и больше в ту сторону не смотрел, стал искать глазами потерявшегося среди ребят Славика.
Слава, оказалось, суетился воле следующего автобуса с какими-то октябрятами. Видно, у него там был брат.
"А я чего-то не дотумкал посмотреть знакомых у других автобусов, -- подумал Олежка. -- Ничего, все равно я кого-нибудь увижу."
Его мысли были прерваны сообщением пионервожатого, -- высокого, в сбившемся на сторону пионерском галстуке, -- который через мегафон объявил, что если все уже собрались, тогда можно заходить на территорию лагеря.
И опять поднялся шум. Ребята хватали свои вещи и спешили к воротам. Олежка тоже подхватил свой нетяжелый чемодан и поспешил за ребятами, стараясь снова отыскать Славика. Но среди высоких шестиклашек, которые уже перешли в седьмой, невозможно было что-либо увидеть.
Олежка прошел ворота в общем потоке и немного поотстал. Лагерь снова открывался ему во всей красе. Олежка медленно шел по аллее, посматривая по сторонам и вспоминая прошлогодний второй заезд. Будто только что гонял он мяч на вон том футбольном поле, будто вчера парился на заключительном сборе лагерной смены...
-- Прошу всех пройти на площадку для переклички и на... короче, там все расскажут, -- послышался мегафонный голос.
Первые ребята, кто уже успел добраться до площадки, строились. Среди них со списками ходил две девушки-студентки и что-то помечали.
...Перекличка затянулась. Хоть утром и было прохладно, но все-таки июль и на солнце стоять без дела не было приятно. Не терпелось поскорее занять свою комнату, поваляться на кровати, а потом хорошо пообедать. Но теперь уж, по-видимому, поваляться на кровати не придется. После переклички объявили, чтоб ребята устраивались, а после обеда будет еще торжественная линейка, посвященная открытию второй смены лагеря "Звездочка".
Почему лагерь назывался именно так, Олежка не знал. Не он его придумывал, а те кто считал, что жизнь у детей -- постоянный праздник... Должен быть праздник, но разве это так?..
Над воротами, когда входили, были приделаны крупные недавно перекрашенные буквы: З В Е З Д О Ч К А. Все же, что-то знакомо-родное было для Олежки и в названии, только вспоминался стадион, летние корпуса и заросшие пустыри возле заборов, куда, бывало, сбегали от пионерских дел.
Все уже было распланировано, поэтому Олежка не удивлялся, почему торжественное открытие делают в первый же день. Так было и в прошлом году. Олег знал, что потом пойдут соревнования, занятия в кружках, отрядные смотры. График этих мероприятий из года в год висел на общелагерном стенде возле площадки с флагштоком. Огорчало то, что первый отряд шел в поход, а остальные почему-то оставались в лагере. А может, расписание изменят?..
В результате переклички Олег оказался во втором отряде. Второй так второй... Это нисколько не поднимало и ни портило настроения. А вот долгие разговоры и ожидание... Еще в школе Олежке это не нравилось, переклички доставляли ему немало бездеятельной злости: "Что тут "перекликивать"? Вот он я! А кого нет, те сами знают, что их нет". Но потом, подумав и поставив себя на место взрослых, смирялся, вздыхал -- перекличка дело нужное. Вздыхал и старался как можно скорее отметиться.
А на то время, пока директор школы говорила о новом учебном годе и поздравляла всех ребят с этим "праздником ученья",Олежка старался куда-нибудь исчезнуть. Или в класс уйдет с друзьями, или залезет в ряд к девчонкам и хихикает с Маринкой -- соседкой по дому. Учился бы вместе с ним Валерка, они бы вместе еще тут что-нибудь учинили...
И в школе, и в лагере было почти одинаково скучно. Одна радость -- друзья, вторая -- библиотека. Читальный зал устраивали под крышей на свежем воздухе. Но книжки такие же, как в школе -- или совсем детские, или про Ленина и красноармейцев. Ну, пролистал их раз-другой... Не век же их читать! Сколько еще хороших книг на свете....
Кроме библиотеки, в лагере был клуб с бильярдом (даже не одним) и несколькими теннисными столами. Ракетки были старые, потертые, а шариков всегда не хватало. Играли даже треснутыми, заклеенными изолентой.
Еще на территории копали бассейн, так что было на что посмотреть.
Олежке, Славику (а они попали все-таки в один отряд) и еще нескольким ребятам показали их корпус и комнату. Ребята поставили у кроватей свои вещи и разбежались. Толкотни насчет кроватей не было.
-- Олег, я к брату пойду, -- сказал извинительно Славик. -- Он первый раз приехал, не знает тут ничего.
-- Да, ладно уж, иди, -- пожал плечами Олежка, хотя собирался взять его с собой, чтобы полазать по самым дальним местам лагеря.
Таких ребят, как Олежка, кого часто видели около забора, а то и за забором, называли шпаной. Сам Олежка себя шпаной не считал и имел другое мнение. В частности, Школа Пионерского Актива, что действовала в лагере, была самая настоящая ШПАна. Даже из сокращения ясно.
Олежка и сам был пионером. Давал обещание помогать обществу и Родине, но почему-то никто в его помощи особо не нуждался, а все предлагали какую-то чепуху...
Славик ушел, а Олег просто пошел по коридору, высматривая себе дело. Остановился перед полупустым стендом своего второго отряда. "Второй отряд имени Марата Казея" -- прочел он и подумал: "А почему бы не "имени Тимура и его команды", а? И девиз: "Посмотри скорей вокруг, нат ли дел для наших рук". Далее на стенде -- "Структура пионерской дружины" и "Структура пионерского отряда". В дружину входили штабы, ленинский музей, пионерская комната, команды, дозоры, юные друзья природы, следопыты, совет друзей октябрят. "В следопыты меня не возьмут... Дозорным мне никогда не стать, а вот юным другом природы я могу сделаться. Это все равно, что в школе -- трудовой сектор. Как сбор металлолома или макулатуры -- моя власть. В остальное время свободен..." -- примерялся Олежка к тем делам, которые ему могли предложить, если не вспомнят прошлогодние вылазки на крышу.
Структуру отряда составляли все тот же совет друзей октябрят, редколлегия отрядной газеты, флаговый, горнист, барабанщик. "...Редактором, конечно, интересно, но куда уж мне, если нет таланта. В горнисты и барабанщики берут примерных ребят... Хотя, редактор-то... Чего там сложного? Рассказать о работе звеньев и отдельных пионеров, о недостатках, конечно... Все! Если возьмут, буду редактором. А горнистом и барабанщиком я не смогу быть все равно, там надо сигналы знать. Самый главный -- "Бери ложку, бери хлеб и садися за обед!"
И правда, в подтверждение мыслей Олежки зазвучал именно этот сигнал. Откуда-то с первого этажа... Олежка даже вздрогнул. Но не от неожиданности,а от того, что надо было быстрее бежать в столовую, пока его не поймали и не поставили в общий строй. Стенд на время оставил, дочитает в другой раз. Кинулся к лестнице.
-- Куда ты, мальчик? -- услышал Олег хриплый мягкий голос. Обернулся и увидел директора с его "орлиным" носом и гладко выбритым подбородком.
-- Я... это... В столовую, обедать. А ч-что?
-- Не беги шибко, а то расшибешься. Ваш отряд уже строится.
-- Да? С-спасибо! Д-до свиданья, -- сказал с дрожью Олежка и побежал вниз по лестнице, будто его кто-то догонял. Оглянулся -- никого. Директор медленно удалился по коридору, осматривая комнаты.
"Я стоял в коридоре, никого не было... Как же он сумел так тихо подойти? Одним глазом я даже видел лестницу... Ах, да! Есть жн еще одна."
Была еще одна лестница, пожарная. Она считалась служебной, ругались, если по ней кто-то ходил.
Олежка выскочил из дверей и попал на глаза пионервожатой. Избежать построения не удалось.
Столовая располагалась в отдельном длинном корпусе, между корпусом Олежки и двумя другими. Жилые двухэтажные корпуса стояли в шахматном порядке, а сос столовой образовывали в плане почти правильный ромб.
...Линейка намечалась в три часа пополудни и Олежка еще успел дочитать стенд. Только теперь он постоянно оглядывался, чтобы успеть убежать, если что. Потом походил по коридорам, спустился вниз и пошел, не торопясь, поближе к площадке с флагштоком, по дороге посматривая по сторонам -- не появилось ли чего нового. Вот общедружинный стенд, его что-то Олег не припоминал.
План работы дружины, конкурсы, график дежурств пионервожатых, расписание работы кружков. Совет дружины решил... Отряды рапортуют... У нас в лагере...
Раздел "У нас в лагере" показался Олежке интересным и он углубился в текст. Тут хоть можно было узнать обо всяких событиях, а про совет дружины каждый старался здесь забыть. В школе мучение одно, а еще тут... Олежка часто и сам удивлялся, до чего же все это опротивело. Вроде староста их класса и те, кто в совете, ходят в пионерскую комнату, разговаривают, решают что-то, а дел настоящих нет. Так, корка сверху, болтовня одна.
Сзади подошли ребята и встали за Олежкиной спиной. Заговорили так, чтобы и он слышал:
-- Смотри, вон Олег стоит. Сделал вид, будто нас нет.
-- Ага. Точно, точно...
От этих слов у Олежки захватило дыхание. До чего же знакомые голоса! Это были Олежкины одноклассники.
-- Леха! Мишка! -- вскрикнул, оборачиваясь, Олег. -- Встали, главное, за спиной и шепчутся... Ну, пошли на линейку. Вон, зовут уже.
-- А мы так нарочно... Думали, узнает он или нет. Смотри-ка, узнал!
На краю площадки с флагштоком стояли несколько пионервожатых, о чем-то разговаривали, показывали руками, а потом стали строить подходящих ребят по отрядам. Олежка с друзьями стояли в нерешительности и не знали, куда пристроиться. Или к Олежке, или вовсе разойтись.
-- Ладно, -- махнул рукой Олежка, -- давайте, сначала к своим, а потом видно будет.
Ребята согласились и разошлись искать свои места. Увидев Славика, Олежка пошел к нему, но путь ему преградила пионервожатая.
-- Васильев!
-- Ну, чего?
-- Не "чего", а "что"!.. Ты почему без галстука? Забыл?
-- А! Точно... -- Сделал Олежка испуганное лицо и тронул рукой воротник рубашки. -- Забыл. Можно мне сбегать, я быстро?
-- Знаю я вас! Ищи тебя потом. Нет уж, раз пришел, то будь добр, стой. Вот сюда в задний ряд встанешь и не вздумай девочкам косички дергать.
-- Не буду! -- пообещал Олег с видом, мол, "хорошая идея".
А вожатая закусила губу, поняв, что сама напомнила Васильеву о возможном хулиганстве. "Не буду!".. Еще как будет! Ох, горе. Не лагерь, а колония..."
Ну, это она уж хватила лишнего. Просто было тяжело на первой смене, но она осталась на вторую и предчувствовала, что будет еще хуже. За первый летний месяц детишки почуяли свободу и не скованы дисциплиной. Да и в учебнике по психологии пишут: "С наступление младшего подросткового возраста 11-12 лет, часто наблюдается упрямство, своеволие, негативизм и другие отрицательные явления..."
"Но как же без них, -- сказал бы Олежка, -- если не интересно?.."
Все уже построились, только шумели, и вожатые, морщась от их тонкого визга, успокаивали ребят. С помощью мегафона это им вскоре удалось. А еще потому, что пришли несколько взрослых людей вместе с директором. Вроде бы это был завхоз и кто-то из разъездных работников. И от завода были двое-трое. Та женщина, что ехала в Олежкином автобусе, тоже была среди них.
Вперед, на середину площадки вышли барабанщики, пристроили в руках поудобнее палочки и грянули что-то вроде торжественного марша.
Сначала ничего не происходило и все смотрели на барабанщиков, а потом из-за первого отряда вышла знаменная группа со знаменем дружины, а за ней четверо пионеров, тоже самых достойных, вынесли флаг к флагштоку и стали его подвязывать к веревке. На это время барабаны стихли.
Олежка видел эти постановки сотню раз и мог с закрытыми глазами сказать, что они сейчас делают.
Но вот, барабанная дробь заставила всех встрепенуться и Олежка ощутил, что именно так дробь и должна звучать -- громко, отрывисто и тревожно. Флаг взлетел рывками кверху и все захлопали в ладоши. Началось самое главное на этой линейке, а именно -- само открытие смены. Отрядные вожатые сдавали рапорт главному пионервожатому лагеря, а тот должен был рапортовать директору и всем тем, кто стоит рядом с ним.
Доклады пионервожатых и речь директора, посвященная истории лагеря и открытию нынешней второй смены, были довольно скучны. Олежка их и не слушал. Пригляделся немного к директору, потом стал вертеть головой по сторонам в поисках Алексея и Мишки. Заметил их и еще нескольких знакомых по прошлогоднему лету. Махнул им рукой, когда те его тоже заметили и стали по-одному пробираться в его сторону. Он же заоглядывался, как бы их всех не выгнали с линейки и невольно опять посмотрел на директора. Речь его закончилась и ему захлопали. Улыбка его тонких губ скрылась в тени его горбатого носа. Подоспели ребята и Олежка отвлекся.
После заключительных слов, все повернулись и строем двинулись с площадки. На боковой дорожке расходились, кто куда. Олежка пошел со своими старыми приятелями к ним в корпус Леха и Мишка куда-то исчезли.
Первый день в лагере... Как-то непривычно. От дома еще не отвык, кажется -- наступит вечер и поедешь уже обратно, погостил и хватит. Не отвык от мамы с папой и испытываешь некоторые неудобства в отрыве от них. Но когда рядом друзья, есть мяч и никем еще не занятое футбольное поле это здорово помогает пережить первый день. Потом появляются дела, разные выдумки и скучать по дому некогда.
У друзей нашелся мяч. Его накачали насосом со специальной иглой и погнали до стадиона.
-- Пасуй! Мне пасуй, Вовчик! Так... Так... Хоп! -- мячик ударяется в дерево и укатывается в траву. Приходится бежать за ним, перепрыгивая колючий репейник.
На стадионе уже играли ребята, но их было мало и Олежка с друзьями влился в одну из команд. Пока не придумали соревнований, как в прошлом году, можно было поиграть в свое удовольствие. Да и сразиться в футбол с первым отрядом и, возможно, победить, было бы тоже здорово.
Олежка играл так себе (хотя и рвался всегда вперед) и на ответственные матчи не приходил. Его заменяли другим и все.
Так было в прошлом году. А как все обернется в нынешнем, там видно будет.
...Олег наигрался до упаду. И так предстояло провести 24 дня. Ничего не поделаешь, обычный лагерь, но со спортивным уклоном. (Поэтому и сделали футбольное поле с турниками, брусьями и песочной ямой для прыжков в длину. Но потом отсюда почему-то побежали тренера и секции постепенно отмирали. То ли условий не было, то ли платили мало...)
В комнату Олежка пришел к вечеру и весь мокрый. Славик стоял у окна и листал книжку.
-- Ты чего такой? Гнался, что ли, кто?
-- В футбол играл. Ф-фу! Жара-то какая. Хоть бы окно открыли.
-- Нельзя, комары налетят, -- сказал из угла комнаты парень. -- Да они и запечатаны, не откроешь.
Олежка подошел к Славе, подергал раму. Не поддавалась. Подергал другую створку -- то же самое.
-- Ну, ладно, пойду в коридор, там прохладнее. -- Олежка двинулся к дверям и выглянул в коридор. Издалека шел директор. "И что он в нашем корпусе забыл?" -- подумал Олежка и сразу расхотел выходить. Да и жар уже весь пропал.
Он вернулся к своей кровати и откинулся на подушку. Хэбэшная наволочка приятно захолодила шею и затылок.
-- О, здорово!
-- Чего здорово-то? -- повернулся от окна Славик. -- Что, уже остыл?
-- Ага, пообдуло малость.
Слава опять углубился в чтение, опершись одним локтем о подоконник.
-- Чего ты там все читаешь?.. Что за книга?
-- Ян Вайсс. Дом в тысячу этажей. Читаю, а ничего понять не могу. Агасфер чего-то тут, гоняются за ним по всем этажам...
-- Приключения, что ль?
-- Написано, что фантастика. Только я такую не понимаю. Что это за фантастика, если только с середины интересно?..
-- Наверное, для взрослых, -- заметил из угла парень. -- А это... Вас как зовут. Его-то, вроде, Славик, я слышал. А тебя как?
-- Олег. А тебя?
-- Сашка я. Из 72-й.
-- Это где такая? -- спросил Слава, не отрываясь от книжки.
-- На Стальского. Там, где Центральная сворачивает на Хмельницкого, в переулке.
-- А, знаю, -- кивнул Олежка. -- Старая четырехэтажка.
-- Точно. А вы из каких школ?
Ребята сказали и разговорились насчет порядков во всех трех школах. Постепенно приходили ребята, знакомились друг с другом, присоединялись к разговорам. Переглядывались: уживемся ли вместе?.. Потом все вместе пошли на ужин.
За ужином Олежка откололся от ребят своей комнаты и сел к школьным друзьям. Вечерело и, хотя было еще светло, никуда идти не хотелось. Да и устали от футбола.
-- Ты чем завтра будешь заниматься? -- спросили Олежку. -- Я лично пойду запишусь куда-нибудь в команду на футбол. Вовчик! Пойдешь со мной на футбол?
-- Не-а, я на волейбол хочу, -- ответил Вовчик -- мальчишка со светлыми, почти белыми волосами и в шортах с широкими лямками.
-- Да куда тебе, с твоим ростом-то...
Олежка заступился:
-- Рост тут ни при чем. Каждый сам себе выбирает. Я тоже люблю в волейбол поиграть. А завтра... Завтра видно будет. Я еще не все тут осмотрел. Может, что-то новенькое появилось.
-- Да? Тогда вместе пойдем, я тоже посмотрю.
-- Ты же сразу в секцию хотел записаться...
-- Ну и что, одно другому не мешает. Запишусь, и с тобой. Договорились?
-- Ладно, договорились, -- Олежка смазнул пальцами по подставленной другом ладони. -- Я пойду, пожалуй, к своим. Скоро отбой, а наша "вожжа" такая злючка. Пока, Вовчик!
-- Пока, Оль! -- ответил пухлый Вовчик и со смехом отскочил в сторону.
-- Вот поймаю, -- пригрозил ему Олег. -- И пойдешь в секцию йоги! Там нужны люди без костей.
Олежка сказал это в шутку, но Вовчик понимал, что шутки иногда вовсе не шутки, и ответил:
-- Ладно тебе, это же я так, просто...
Олежка кивнул и направился к своему корпусу от столовой. Друзья пошли в другую сторону.
В окне второго этажа корпуса номер три горел свет. Олежка посчитал окна от края корпуса и заключил, что это именно их комната. Затем, как в эстафете, включились остальные окна и на улице возле корпуса стало светлее. Олег прошел мимо двух парней-пионервожатых, о чем-то оживленно разговаривающих, и взбежал по лестнице к дверям.
Из тускло освещенного коридора было приятно зайти в светлую комнату. Скрипучие кровати манили к себе уставших и Олежка не без зависти заметил, что Славик уже вовсю валяется в одежде поверх одеяла и читает все ту же книжку, что и до ужина.
-- Ну, как там брат?
-- Нормально. -- Оторвался Славик от книжки. -- Познакомился со всеми и не скучает. Знаешь, а книжка, оказывается, ничего, интересная. Особенно сейчас, к концу. А ведь я ее в школьной макулатуре выудил...
-- Так ты трудовой сектор, что ли?
-- Нет, просто помогал принимать.
-- А-а, -- огорченно протянул Олежка, -- а я думал, что ты трудсектор, как я. А кто ты вообще в классе?
-- Мальчик на стреме, -- сказал Сашка, слушавший их разговор краем уха, стоя у темнеющего окна.
Славик сверкнул на него глазами и ответил Олежке:
-- Я культмассовый сектор. Тоже работа не пыльная.
-- Эт-точно, -- заметил Сашка и повернулся к ребятам лицом.
-- А сам-то ты кто? -- Славик спустил с кровати ноги и уселся опираясь на отставленные назад руки.
-- Я физкультурник. Сам-то я сюда по спортивным причинам приехал.
-- Теперь все равно лагерь почти что неспортивный. -- Заметил Андрей Иванчуков, Сашкин соученик, и развел руками. -- Тренеров-то тю-тю...
-- Ну и что из того? -- встрял Серега Бондарев. -- Стадион-то есть, а значит и футбол. А это и есть спорт.
-- Футбол -- это да! -- примирил всех Олежка. -- Это дело!
О футболе ребята говорили целый вечер, почти до самого отбоя. Вспомнили знаменитых вратарей и когда кто-нибудь рассказывал о них, у остальных разгорались глаза.
Только у Славика не разгорались, да и Олежка иногда не понимал, что такого уж занимательного в футболе, что надо так болеть и переживать.
Засыпали все, приятно осознавая, что завтра утром продолжат разговор. Подушками не кидались ("Это только в кино, да малыши делают!"), но поговорить в темноте немного успели. Первыми отключились те, кто за этот первый день набегался, напрыгался и был переполнен впечатлениями. Славик долго не засыпал, видно, думал о братишке.
Утром пришла пионервожатая и сказала, что после завтрака, в парке возле библиотеки будет отрядный сбор.
-- Это опять будут обязанности распределять? -- спросил Сашка, щуря один кофейный глаз.
-- Да, именно! И чтоб все пришли! Я прослежу. И ты, Васильев, не думай отлынивать.
-- Уже сказали вам про меня, -- заметил Олежка с кислой улыбкой.
-- После того случая с лазанием по крышам, тебя тут все знают. И Соловьева, и Харченко, всех вас.
Олежка вздохнул и пожал плечами. Пионервожатая ушла, цокая каблуками и улыбаясь, так как "это создает ощущение праздника".
...После завтрака, второй отряд собрался в парке. Невдалеке, около библиотеки похаживали первоотрядники и делали вид, что чем-то занимаются. А на самом деле просто глазели по сторонам. Когда уже все собрались (не хватало только Славика), вожатая осмотрела всех ребят и убедилась, что и Васильев, и Саша с кофейного цвета глазами здесь. Затем началось назначение звеньевых и распределение должностей.
Олежку предложили в художники отрядной стенгазеты, хотя никто не знал, как он рисует. Сам же Олежка махнул на это рукой и попросился сразу в редакторы. Ему отказали, сказав, что таким непутевым надо быть подальше от редакции. Нето не газета получится, а фиговый листок. Девчонки захихикали, видимо, они знали, что такое этот листок.
-- Ну и не надо мне тогда художником быть! -- выпалил Олежка.
-- Нет уж! Раз ребята тебя выбрали, значит, ты обязан. Ты же пионер. И ты не один будешь рисовать. Вот, Марина Бумагина тебе поможет.
-- Больно надо! -- буркнул Олежка и сложил руки на груди. -- А в пионеры я нечаянно попал, просто не сопротивлялся.
-- Фи, ка-акой! --сказала Марина и отвела голову в сторону.
-- Ну, нет, посмотри-ка на него! Пионером быть ему не нравится. -- Заметила пионервожатая Ира. -- Попал, не попал, теперь уже поздно. Давал ведь обещание все выполнять? Так будь добр -- выполняй.
-- Ладно, -- согласился Олежка, замечая, что Ира от него не отвяжется. -- Как смогу, так и нарисую. Только скажите, когда и что надо рисовать.
-- Вот Марина тебе все и скажет.
Олежка вслед за Ирой посмотрел на Бумагину и та ему улыбнулась... ну, так ему тогда показалось. "Теперь будет липнуть" -- подумал Олежка и стал слушать дальше.
Редактором назначили тоже девчонку -- Люду Басс. Она была всегда в галстуке и без него нигде не появлялась. И всегда любила делать пионерские дела, даже если не просят. Олежка не понимал, как общественную работу можно выполнять как свою, но в общем к рвению Люды относился спокойно. Но то, что вместо него стала редактором она, заставило его скривиться в кислой ухмылке.
Кто-то хихикнул сзади и сказал:
-- А вот и Славик!.. Ты как всегда вовремя.
Пионервожатая подождала, пока он, с опущенной головой, подойдет поближе.
-- Извините, я кажется опоздал...
-- Опоздал?! -- переспросила Ира таким тоном, что ничего хорошего ждать не приходилось. И ребята все стояли вокруг и как завороженные смотрели на Иру, нависшую над побледневшим Славиком. -- Извините, видите ли! Что же, я из-за тебя оставаться тут должна и думать, чем тебя занять на всю смену? -- вырвалось у Иры и она схватила Славика за руку. -- А ну-ка, пойдем к директору!
-- Я к брату ходил! -- стал вырываться Славик. -- Он первый раз приехал, он тут не знает еще ничего...
-- Какой брат? Ты за себя отвечай! Ты же опоздал, а не брат.
Олежка вспомнил директора, его тихую, но торопливую походку, вкрадчивый голос и передернул плечами.
-- Ира, отпусти его. -- Шагнул Олежка к Славику и встал с ним рядом. -- Зачем же вот так, сразу, и к директору.
Ира не послушалась, только блеснула на него глазами и подумала: "Все вы тут заодно". И повела вырывающегося Славика к административному корпусу.
Олег оглянулся на ребят, те словно задубели -- никто не двигался, только смотрели, как Ира ведет Славика. А потом скажут: "Все произошло так быстро, что мы не успели что-либо придумать".
Слава вырывался, но Ира была решительна.
-- Что же вы делаете?! -- вскрикнул Олежка. -- Он же правду сказал! У него тут брат младший в лагере. Как его звать?
-- Миша, -- ответил Слава. -- Отпустите, я не думал, что опоздаю! А Мишка... он же маленький еще.
-- Вот у директора и разберемся, Миша там или Гоша. И почему ты опоздал, заодно.
Олег видел, что Ира теперь не хочет казаться дурой и решила довести обещанное при ребятах до конца. Олежка решился высвободить Славика пока не поздно. Догнал их, вцепился в пальцы Иры с длинными ногтями и разжал их. Славик выдернул руку и хотел отскочит в сторону, но Ира успела его снова перехватить.
-- Васильев! -- отвлеклась она на Олежку. -- Я и тебя к директору отведу. А нет, так он сам придет разбираться. Тогда уж перед всем отрядом и... уж точно вылетишь отсюда не с лучшей характеристикой. Ах, ты!..
В ее руку впились зубы Славика. Она вскинула и отдернула руку. При этом сильно расцарапала запястье Славика, на котором сразу же выступила кровь. Славик что-то промычал и накрыл расцарапанное место ладонью. Потом вспомнил, что он уже на свободе и припустился бежать, всхлипнув на бегу от обиды.
-- Д-дура! -- сказал Ире Олежка и побежал вслед за Славой. Ира осталась стоять с открытым ртом и смотрела то на убегающих ребят, то на вмятины на руке от зубов Славика...
-- Уйди! -- крикнул Слава Олежке на бегу и тот остановился. Постоял, потом пошел к ребятам, все еще сидевшим в парке.
"И чего я вдруг вступился за него? Я ведь его почти не знаю."
Ребята, видимо, обсуждали этот случай со Славиком. Олежка смерил их взглядом издалека и свернул в сторону, пошел к друзьям в соседний корпус.
-- Ты куда, Васильев? -- Это Бумагина. -- Пойдем в пионерскую комнату, я тебе расскажу, что надо рисовать, дам бумагу и краски.
-- Уже? -- недовольно повернулся Олег.
-- Да, уже. Сделаем газету, посвященную открытию смены.
Олежка вздохнул и пошел за Мариной.
3.
Прошло несколько дней. На стадионе намечалось соревнование по футболу между отрядами. Каждый день сообщали об успехах. Второй отряд проиграл первому три-два и все говорили, что еще чуть-чуть и первый отряд был бы далеко позади.
В пионерской комнате рисовалась газета, посвященная уже другому событию.
Пионерская комната -- это стол со стульями, подставки под горны и барабаны, красное знамя в углу, возле портрета Ленина. Небольшие флажки, натолканные в отверстия подставки. Все как в школе. "...для вожатого пионерская комната, что рубка для капитана. Отсюда идут важные распоряжения, команды, задания..." В общем, все для удобства пионервожатых, таких, как Ира.
Когда пионервожатые не заходили, то ребята тут рисовали стенгазету, клеили картинки, читали журналы и "Пионерку".
А Олежка уже не рисовал...
Девчонки хотели делать газету по-своему, Олег имел свои задумки, и каждый из них считал что у него получится лучшая стенгазета в мире. Олежка никогда серьезно не рисовал, только на уроках рисования в младших классах. Здесь, когда попробовал выразить себя, -- не поняли. Сказали, что с его фантазией и воображением ему никогда не выбиться в художники. А он и не стал стараться. Жил дальше, как получалось. А получалось по-разному.
Футбол каждый день стал надоедать и Олежка слонялся без дела по территории. Пустота, пустота во всем, все надоело. Все уже давно известно наперед. Хотелось чего-то необычного, а этого не было. А потом, гуляя, наткнулся на библиотеку и читальный зал. Вдруг потянуло туда и Олежка решил все время проводить в библиотеке.
А еще ходил в клуб. Теннисные и бильярдные столы там уже давно заняли старшие, или вожатые, и не собирались уступать места. Поэтому ходить туда можно было только чтобы понаблюдать за игрой.
Именно там, у пыльного углового окошка стал Олежка замечать, что директор их лагеря крутится возле небольшого сарайчика. Сарайчик этот когда-то был складом для спортинвентаря и посуды для столовой, но когда выстроили новое, большое здание столовой, а лагерь потерял своих тренеров, тот превратился в пыльное помещение, куда стаскивали разный хлам.
Если директор и хотел там что-то найти, то можно было попросить завхоза это сделать. В крайнем случае, полазать и самому, только не в своем чистом сером костюме. И не оглядываться по сторонам, прежде чем войти внутрь.
Сначала Олежка видел директора входящим в сарай, в другой день тот уже выходил. Олежка не придал этому особого значения, хотя потом, конечно, сожалел, что не проследил за директором сразу. Но это было позже, примерно через две недели, а пока Олежка сидел на подоконнике пыльного углового окна и смотрел, как старший пионервожатый Женя ловко посылает шары в лузы. Пока Жени не было Олег успел толкнуть шары раза три-четыре, но забил лишь один.
-- Эх, игрок! -- сказал Женя, когда пришел и взял у него кий, -- посиди, посмотри, как мастера играют.
Вот Олежка и смотрел. Женя при попадании причмокивал от удовольствия, оглядывался на Олежку. Тот улыбался и кивал, показывая, что видел, видел последний удар -- класс!.. А когда Женя все-таки проиграл, то сообщил всем, что это Олежка его сглазил. Ребята, с которыми он играл засмеялись и сказали, что Олежка тут ни при чем, просто вчера он сам поругался с Петровной и не может этого забыть: "Рука у тебя, милок, дрожит".
-- Ничего у меня не дрожит. Я уже с ней говорил, все у нас нормально. Это вы дрожите! Сейчас я вас в два удара обыграю.
-- Ну-ну, -- ответил мальчишка из первого отряда, ровняя треугольником вытащенный из луз шары и устанавливая еще один у другого борта. Как раз под свой кий.
Олежка любил смотреть игру, а не установку светло-желтых костяных шаров, и в эти паузы смотрел в окно.
"Посмотрю еще партию и пойду к Лехе и Мишке" -- решил Олег. И краем глаза заметил, что за окном мелькнула тень директора. Олежка не придал этому значения, а потом вспомнил: "Это же опять он! Уже какой раз?"
Директор через мутное стекло выглядел еще более серым, чем в своем пиджаке. Олежка привстал на цыпочки и смотрел через протертый в стекле чьим-то пальцем чистый пятачок.
Как и в прошлые два или три раза, директор осмотрелся, скрипнул дверью сарая и там исчез.
Стало интересно. Олежка уже заметил, что директор ходит сюда почти в одно и то же время. И время это совпадает с Олежкиным расписанием дня, когда он посещает клуб.
Олег кинулся к выходу и только услышал вослед голос Жени:
-- Куда ты? Погоди, посмотри, я отыграюсь...
-- Некогда! -- крикнул Олег, уже почти выбежав на улицу, и Женя его, наверное, не услышал.
Огляделся. Мимо клуба, по кустам шла тропинка и проходила она мимо сарая к аллее, почти к самому читальному залу. "Если что, я иду в читальный зал" -- подумал Олежка и подбежал к дверям сарайчика. Прислушался -- нет никого. И зашел вовнутрь.
В прошлом году они с ребятами все тут облазили, поэтому Олежка знал это место, как карман собственных шорт. Но сейчас немного сдрейфил. Куда же исчез директор?.. Он же не успел выйти, пока Олежка пробежал по короткому коридору клуба на улицу... Но тут его нет, это факт!
В полумраке сарая что-то блестело. Казалось, это что-то далекое, но когда Олег пошел на этот блеск, что это два больших зеркала в дальнем углу. Одно -- у старых плетеных корзин, другое -- у треснувших досок. И зеркала, если они здесь тоже давно должны быть пыльными, но нет! -- пыльными оказались только самый их уголки. Олежка снова огляделся. "Наверное, директор вышел через другой ход" -- подумал Олежка и поискал этот ход. Но ничего подобного и не намечалось. Он вернулся к зеркалам и присел около них. Наклонился и заглянул в одно из... О, что это?! -- Из зеркала смотрели три или четыре Олежки. И там же, в зеркалах сидели еще Олежки, заглядывающие дальше в зеркала.
Олег обернулся и заглянул в зеркало позади себя. Такая же картина.
"Это одно отражение отражается в другом, а то еще в том же, первом, в котором они уже оба... Да их тут полно! Наверное, с миллион... А если и этот миллион отражается..." -- Олежка чуть не упал, когда отшатнулся от зеркал, чтобы отражаться до бесконечности. В темноте, хоть и неполной, стало страшно. Казалось вылезут сейчас из зеркал все эти Олежки, или еще кто-нибудь...
Олежка сидел тихо, не дыша. И в сарае было тихо. "Зря я испугался. Сам себя напугал... Ха!" -- Олег снова заглянул в зеркала. В одно, в другое и вспомнил мультфильм "Крошка Енот".
Там крошке Еноту, когда тот испугался своего отражения, мама говорит: "А ты улыбнись ему". И крошка Енот уходит за осокой, заодно и проверить, что будет, если улыбнуться своему отражению.
Олежка улыбнулся и подумал, что это глупо -- улыбаться самому себе.
"А что, если вон то третье (пятое, седьмое...) отражение -- это я? А я здесь -- это не я, а то отражение, о котором я думаю." Олежка полузакрыл глаза и представил себя в отражениях. Будто совсем заснул,даже сердце почти остановилось, а когда очнулся, то почувствовал -- что-то не так... Нет, в мрачной обстановке сарайчика ничего не изменилось, просто такое чувство, словно не понимаешь, как сюда попал.
"Я же помню, что вошел сюда вслед за директором... Что заглянул в зеркала. И все!"
Олежка встал от зеркал и вышел наружу, ожидая увидеть кусты, освещенные солнцем, тропинку, идущую мимо клуба к административному корпусу, и слева сам клуб с пыльным окном в углу бильярдной комнаты. Но ничего похожего не увидел. Это было второе потрясение за столь короткое время. А увидел он зеленеющий луг и туман, стелющийся невысоко. Небольшую рощу вдалеке, проступающую сквозь уползавший в низину туман, и, метрах в ста, речку с зарослями тальника.
В глазах Олежки потемнело. Что же случилось с лагерем. Когда перед глазами перестали бегать метельки, похожие на светящиеся зерна риса, Олежка тихо спросил вслух:
-- Где я?
А сам думал: "Только не волноваться! Только не волноваться!" и его мысли стучали в голове с каждым ударом сердца. Вдруг неприятно перехватило горло и его стошнило. Потом стало легче. Олежка пересел с земли на бревно возле сарая (в лагере бревна не было) и закрыл лицо руками, снова вспоминая, что было.
Олежка и тогда был человек неглупый, догадался, что перелез через отражения и стал тем, кем он и думал в лагере. Теперь оказывалось, что он -- отражение и живет где-то в этих местах. Это сразу стало понятно.
"А может, я фантазирую? -- подумал Олежка и осмотрелся. -- Да, такое не нафантазируешь. А еще говорили, что мне не стать художником. А я вот перенесся черт знает куда и не... Стой! Почему "не", когда "мо"? Могу попасть обратно. Только надо перелезть назад, через два отражения."
Олежка подобрал под бревном свернутую бумажку, считая, что она у него выпала, посмотрел быстро по сторонам и кинулся в сарайчик, к зеркалам. Те были на своем месте и Олег немного успокоился. Присел полузакрыл глаза и сосредоточился на нужном отражении. "Он -- это я, -- думал Олежка. -- Он -- это я. А я -- это он... Но как я могу быть им, если вот он я, здесь, живой?"
Не получалось. Попробовал еще раз -- не выходит.
-- А-аа, что ты будешь делать! Вот дурак! Полез, куда не надо. Дурак -- дурак и есть! Самый настоящий.
"Дуракам закон не писан,
Если писан, то не читан,
Если читан, то не понят,
Если понят, то не так." --
вспомнил Олежка. -- Все! Приехали."
Олег сел на доску у стены, привалился плечом к сырым бревнам. "Как же тут буду? Никого нет. Никого... -- от своей беспомощности он совсем ослаб духом. -- А в лагере "тихий час", а потом в столовую. А я бы еще поиграл в бильярд с Женей или с тем, из первого отряда..." Ноги Олежка вытянул между зеркал и теперь они подергивались в такт сдавленным всхлипам. Олежка вспоминал лагерь, будто прощался с прошлой жизнью и лишь краем глаза заметил, что мимо дверей сарая вроде бы кто-то прошел. Олег затаил дыхание и прислушался. Где-то в далеке послышался ребячий крик и разговоры.
Олежка потихоньку поднялся на ноги, подошел по стенке к выходу и выглянул наружу.
Сквозь слезы, которые искажали все увиденное, он заметил административный корпус. Выскочил и слева увидел клуб, тропинка уходила в обе стороны от сарайчика. Это было третье потрясение. Но если первые два не назовешь радостными, то это было такое счастье, будто вернулся с того света.
Олежка хотел вскрикнуть, но сдержался и залез обратно в сарай. Вытирал пальцами слезы, но они бежали и бежали от радости. Он даже засмеялся оттого, что не может с собой справиться, и посмотрел на зеркала. Они напоминали ему о чем-то страшном. Будто о том, как захлопнулась дверь в квартиру, у тебя нет ключа, а дома вот-вот должно что-то случиться... И ты никак не можешь вернуться назад.
-- Никогда! Никогда я больше не полезу в эти зеркала! -- сказал он себе, вытирая уже и сами по себе высыхающие глаза. А то скажут, что плакал, как девочка. "Ага, сами бы попали туда, тогда бы я посмотрел, что с вами было".
Олежка больше не стал вспоминать то место, думая, что вот так постоишь еще и перейдешь туда без зеркал. И побыстрее ушел от сарая, ища в кармане носовой платок. Вместо платка в кармане оказалась та самая бумажка, которую он подобрал под бревном. "Неужели, это правда? Я там был?"
Развернул бумажку, а нос вытер листиками от кустов. На бумажке было написано мелко и от руки:
"...Концепция дискретно-цифровой природы механизма передачи биоинформации строится на термоофтальмоэффекте третьей степени и зависит от тремора видеолуча. Разрешающая способность фазовоимпульсной модуляции системы на двойной меандровой линии, вне зависимости от квантово-кваркового характера излучения и планарной пьезорезистивной связи (Сигма-синхронизация), модулируется магнетронной ортогональностью и зет-частотой головного мозга квазиволновой природы."
Олежка ничего не понял. Глаз не цеплялся ни за одно слово. Такая заумь... "Да и слова-то все взрослые. Нет, я не могу такое читать"... Но бумажку сложил аккуратно и засунул в карман. Пошел в клуб узнать, сколько сейчас время.
Прошло около получаса с того момента, как он увидел зеркала. "Опять эти зеркала в голову лезут! Не усну я сегодня, наверное." Женя-вожатый еще играл, а первоотрядника не было -- его кий лежал в стороне, на стульях. Женя, хоть и старший пионервожатый и намного старше Олежки, но свой, и все остальные здесь -- свои. Даже приятно стало жить, когда все они есть на свете. Теперь все было нормально и Олежка успокоился.
-- Куда бегал-то? -- спросил Женя, когда ответил, который час.
-- Да так, надо было, -- ответил Олежка и снова присел на подоконник.
-- Не садись. Вон, пионер ушел, кий остался. Давай с нами играть, а то людей не хватает.
Внутри у Олежки взыграло от радостного чувства, но он пересилил себя и отказался:
-- Не хочется... Вы играйте, я лучше еще посмотрю.
В другой раз он бы со всей страстью ухватился за кий, но сейчас и правда что-то не хотелось.
-- Боишься, что проиграешь?
-- Нет... Хотя, да, проиграю. -- сидя на подоконнике, никакие мысли не лезли в голову. Только о зеркалах. И... Что это?.. В дверях сарайчика появился директор. Выглянул за угол, отряхнулся и пошел в административный корпус.
"Хотел приключений и вот они! -- думал ехидно Олежка. -- Теперь никак не отвяжешься."
Директора уже не было видно из окна и Олежка соскочил с подоконника.
-- Я, пожалуй, пойду, -- сказал он ребятам и направился на выход.
-- Вот неугомонный. То на крышу лазает, то носится по всему лагерю.
-- Когда это я лазил-то? -- остановился Олежка.
-- Да в прошлый год! Что, скажешь, не ты это был?..
-- Дак то в прошлом году... А он когда был? Год назад...
-- И ты вырос и поумнел! -- добавил другой вожатый, помахивая кием. Женя засмеялся, а Олежка ушел.
До вечера все страхи улетучились, но ночью, действительно, Олежка спал неспокойно. Ворочался, просыпался и смотрел в темноту окна.
А утром, чтобы не оставаться одному, пошел со Славиком к его брату, Мишке.
Мишка часто моргал, глядя на Олега, и робко протянул руку, когда Славик их представил друг другу. Миша был второклассником и вовсе не таким уж беспомощным, как могло показаться. Просто мама заповедала Славику аккуратно следить за ним. Поначалу Мишка стеснялся присутствия Олежки, а потом привык. Славик вдруг нахмурился и сказал, что Ира его искала и надо бежать.
-- Наверное, будет разговор насчет моего дальнейшего пребывания в лагере...
-- Да ты чего? -- стал успокаивать его Олежка. -- Кто тебя выгонит-то? За что?..
-- Там найдут, кто и за что... Да и тебя тоже могут.
-- Слабо! Я ничего такого не сделал. И свидетелей нет, что я ее обозвал.
-- Но ей-то быстрее поверят, чем тебе...
Олежка пожал плечами, соглашаясь, что, возможно, так и есть. Славик ушел, а Олег и Мишка пошли на стадион смотреть футбол. Там вовсю разворачивался полуфинал. За играми Олежка не следил, а Мишка ему разъяснил, что первый отряд обыграл всех и теперь снова встретился со вторым отрядом.
-- Второй опять, наверное, продует, -- заметил Миша.
-- Постой-ка, второй это мой!
-- Ой, правда?
-- Да. Сам-то я футбол не очень люблю. А ты с братом в одной школе, да?
-- Ага, только он уже в шестой перешел, а я во второй.
-- О, так ты без галстука еще! Пионером будешь?
-- А как же! Все в пионеры вступают.
-- Чего же там хорошего? -- Олежка решил выяснить, что думает на этот счет октябренок. Сам-то он вступал без всяких эмоций. Повязали им галстуки во Дворце Пионеров, а потом только разговоры учителя да пионервожатой об этом счастливом дне. Ничего против пионеров Олежка не имел, только считал, что "зря все это теперь, в мирное время".
-- Ну, как... -- оторопел Мишка. -- "Пионер -- октябрятам пример". Хороший человек, значит.
-- А что ты скажешь про то, что пионеры, бывает, стекла бьют и дымовушки палят?
-- Ну так это... нечаянно. Просто не интересно, наверное, -- вздохнул Мишка и опустил глаза. Молчал, не смотрел на игру, думал: какие же это пионеры, если делают такое?..
-- Ну, что? Пойдешь в пионеры? Думай хорошо, потом поздно будет...
-- А ты в комсомольцы пойдешь? -- вдруг спросил Миша и в упор посмотрел на Олежку. Тот хмыкнул, не ожидал такого вопроса.
-- Ну, мне до этого еще два года. Так что...
-- А мне до пионеров год. Тоже "что". Вместе будем думать, да?
-- Конечно. -- Олежка похлопал его по плечу. -- Только мы в разных школах. Я в одной, вы со Славиком в другой.
-- А вы теперь будете дружить? Со Славой...
Олежка пожал плечами. Он и сам не знал, как будет потом, после лагеря. К Славику от него неблизко ехать.
Мишка больше ничего не спрашивал. И Олежка молчал. Смотрели игру, постепенно входили во вкус и к тому времени, когда вернулся Славик, пряча в карман какую-то бумажку, они уже болели вовсю.
Миша за компанию с Олегом кричал:
-- Да-вай, вто-рой от-ряд! Да-вай...
Славик рассмеялся и уселся рядом.
К зеркалам Олежка больше не подходил. Но ходил мимо. Не специально, а так -- в библиотеку, в читальный зал. В клуб старался не заходить, чтобы тоже не вспоминать зеркал и директора. А потом стал сомневаться, не приснилось ли ему это, не навязчивый ли это сон из таких, какие бывают в детстве... Может, действительно, только сон?..
Было время подумать и во всем разобраться. Решил, что следует посмотреть еще раз, что там в отражениях. Теперь знал, как это может быть, и надеялся, что уже сможет выбраться.
В сарайчик Олежка заглянул задолго до того времени, когда сюда наведывался обычно директор. Да тот и бывает здесь не каждый день. Как придется. Наверняка, у него сейчас хватает дел в лагере... Но тогда какие у него дела с зеркалами. Если, конечно, он настоящий директор... Неужели, он тоже может переходить в отражения?
Олежка присел около зеркал и провел пальцем по холодному стеклу. Заглянул в зеркала, отсчитал три отражения и заколебался. А нужно ли? Тогда было так страшно...
Зажмурился, представил зеленеющий луг и туман, и речку. Решился, качнулся между зеркал и упал на колени, чуть не стукнувшись лбом. Было тихо. "Неужто получилось?" Олежка медленно поднялся с колен и потер их ладошками. Тишина была загадочной. В лагере обычно где-нибудь шумели и чтобы не взвизгнула хоть раз девчонка -- такого быть не могло. А тут тихо... Олежка выглянул наружу -- луг и туман, и речка -- все на месте.
-- Получилось! -- у Олежки захватило дух. Он оглянулся назад -- зеркала прочно стояли -- и шагнул на мягкую траву. Вспомнил о найденной бумажке, кинул ее обратно под бревно и пошел медленно к речке.
Речка небольшая и мелкая, как протока, журчала в зарослях тальника. На середине мелькали серебряными копейками мальки, распространяя круги по воде. По песчаной прогалине Олежка подошел к самой воде. Оглянулся.
Солнце, желтовато-красное из-за тумана, вставало над крышей сарая. Блестело и слепило глаза.
Вода в речушке была чистая и несла только сухие листья или небольшие ветки. На расстоянии вытянутой Олежкиной руки проплывала березовая кора, качаясь, как лодочка. Не понимая почему, Олежка потянулся за ней и ухватил за уголок пальцами. Успел, пока она не проплыла мимо. Береста была тонкая, с ладошку шириной и на ней было сто-то написано обычными ученическими чернилами. В некоторых местах буквы стерлись, но было продавлено углубление и можно было все же их прочесть.
"На Земле полно людей, но вышло так, что ты появился на свет именно у своих родителей. И появился именно в своем родном мире, а не в каком-нибудь другом..."
Окончание текста было неровно оторвано и Олежке не удалось разобрать те половинки букв, что остались.
"А ведь верно, -- подумал он, -- что бы я делал, если бы жил здесь?"
Олежка пошел по берегу, посматривая на воду -- не плывет ли еще береста. Шел и не забывал оглядываться на сарайчик, срывающийся в тумане.
Прошел довольно далеко, прежде чем услышал плеск воды и какое-то бурчание. Он подкрался ближе и разглядел мальчишку-рыбака. На том была красная куртка с капюшоном, синие сатиновые штаны и резиновые сапоги. По утрам в такой одежде было прохладно, ну а днем -- в самый раз. И лет ему, может, чуть меньше, чем Олежке. Закинул удочку, наклонился, опершись обеими руками о выставленное вперед колено, и внимательно смотрел на поплавок. В нетерпении переминался с ноги на ногу и вздыхал.
-- Рыбачишь? -- спросил Олежка, подойдя поближе. Мальчишка повернул в его сторону голову, но не разогнулся.
-- Ага! А ты где? Ты тоже...
-- Нет, я тут случайно.
Мальчишка понятливо кивнул и снова повернулся к поплавку.
-- И много ты уже поймал?
-- Посмотри, вон, в мешке.
Сначала поговорили о рыбе, потом Олежка показал ему бересту и спросил:
-- Слушай, а чего это тут кора плавает с надписями? Это не ты бросил?
Мальчишка взглянул на протянутую ему кору, но не взял.
-- Это тебе, наверное. Река принесла. Я такое не напишу. Как только я пришел, вот, две штуки выловил уже, -- он показал желто-коричневые уголки бересты, торчащие из кармана куртки.
-- Дай посмотреть, -- попросил Олежка.
-- Нельзя, -- мальчишка прикрыл карман ладошкой. -- Это только мне. Твоя к тебе приплыла, ты и разбирайся сам, подходят к тебе эти слова или нет.
-- Ну, подходят... Только странно это -- "река приносит".
-- А чего же тут странного? Обычное дело. Я за свою жизнь их знаешь сколько здесь наловил! Поэтому и живу правильно, с головой. Э... вон, смотри, на середине еще плывет. Но это не для нас, а для кого-то ниже по течению. Река, она умная.
Олежка промолчал, а потом заметил:
-- А ты знаешь, что если червяка в воду кинуть, он как змея поплывет?
-- Никогда не знал. Давай попробуем?
Олежка кивнул, мол, пробуй, а я уже это видел.
Мальчишка достал из банки червя, поговорил с ним и бросил около берега в воду. Червяк подержался немного на поверхности и утонул, не стараясь выплыть. Юный рыбак спас червя, скинул его обратно в банку и насмешливо глянул на Олежку. Тот начал оправдываться:
-- Честное слово, сам пробовал! Наверно, у тебя черви дохлые.
-- Сам ты такой! Только вчера вечером накопал. Нарезал чеснока маме для колбасы и накопал.
-- А где ты живешь?
-- Я-то? Я... Погоди, клюет. Ага, попалась! -- и он стал снимать небольшую рыбку с крючка. -- Я в городе живу, в Мадаполамске. А сюда на паровозике доезжаю. Вон там рельсы.
Он насадил того червя, что плавал и показал пальцем через поляну. Потом поинтересовался у Олега:
-- А ты где в городе живешь? Я, если соскочить на ходу у Черного моста, недалеко от него. Совсем рядом с байдарочной станцией.
-- Я не здешний, я... я сюда недавно приехал. Да и, пожалуй, мне обратно пора. Меня уже хватились, наверное. -- Олежка вспомнил, что время-то идет и скоро, возможно, директор будет перелезать через отражения. Столкнуться с ним нос к носу совсем не хотелось.
-- Как приехал?! Откуда? -- удивился мальчишка. -- Если ты с той стороны, то дороги там нет, одни болота.
-- Мы... мы в объезд проехали. Железную дорогу и вовсе не видели. Может, по вашей дороге и к нам было ближе...
-- Конечно. На ней отовсюду ближе. Приходи ко мне, я тебе город покажу.
Олежка пожал плечами:
-- Где ты говоришь слезать?
-- У Черного моста. Спросишь Игоря, что у лодоч... фу ты, байдарочной станции. Это я и буду. Запомнишь?
-- Угу. Ну, я пошел.
-- Счастливо.
Олежка пошел от реки, не оборачиваясь, а когда отошел и оглянулся, то Игорь стоял снова нагнувшись и следил за поплавком. Олег скрылся за кустами.
"Мада-поламск, Мада-поламск... -- как перестук колес на рельсовых стыках," -- думал Олежка, пробираясь к сарайчику с зеркалами. Солнце уже полностью поднялось и туман развеялся. Сарайчик стал виден издалека. Стоял он под большим платаном, в тени от раскидистых ветвей. Олежка тоже вошел под эту тень, когда приблизился к сараю.
Огляделся еще раз по сторонам и с тревогой поспешил к зеркалам. Хотя и чувствовал, что все пройдет гладко.
Очутившись в лагере, с оглядкой выбрался из сарая и сразу побежал в читальный зал.
-- Вы такой город не знаете, М а д а п о л а м с к? -- обратился он к библиотекарше.
-- Нет, мальчик, не знаю. Может, тебе атлас дать? Сам и посмотришь.
-- Давайте.
Она принесла потрепанный географический атлас и открыла последние страницы.
-- Вот, здесь список всех населенных пунктов. Тут и смотри.
-- Та-ак, Мадагаскар, Моловск, Молуккские острова...
Мадаполамска не было. Должен быть между Мадагаскаром и Моловском, но нету... Моловск. Что это за город?.. А про Мадагаскар Олежка знал -- это далеко и иностранно. Олежка нашел нужный квадрат в картах и удивился:
-- О, да это совсем рядом с нами! Ну-ка, как тут по масштабу?..
На уроках географии в пятом классе их учили, как узнавать расстояние по масштабу. Получилось что-то около семи сот километров. Один день на поезде. Олег стал вспоминать, что Игорь говорил ему о паровозе, который ходит через их Мадаполамск. "Почему же этого города нет на карте? Может, это я перепутал и это не та карта?.. Или у них свои, другие карты в этом Мадаполамске?".. Мысли Олежки прервал голос Славика. Тот крикнул, как ненормальный:
-- Олег! Тебя Ира ищет везде.
Олежка даже вздрогнул. Так всегда бывает. Только о чем-нибудь сильно задумаешься, как кто-нибудь резко тебя прервет. Так и Валерка его мысли спугнул, когда Олег размечтался стать ли ему "адмиралиссимусом".
-- А чего ей надо? -- Олежка поднялся из-за стола и отдал обратно атлас.
-- Не знаю. Сказала, чтобы я тебя срочно нашел. Я и Мишку послал поспрашивать, не видел ли кто тебя. Где ты ходишь, я уже два раза сюда забегал?..
-- Да я тут недалеко... А почему она тебя послала меня искать? Больше некому, что ли?
-- Ну, она считает, видно, что мы с тобой заодно. А мне вкатили предупреждение. И... тебе, наверное, тоже.
-- Ладно, это ничего, -- отмахнулся Олежка. -- Где она? Быстрее поговорю -- быстрее отпустит.
-- Она в пионерской комнате. Может, мне с тобой пойти?
-- Вот еще! Я один схожу.
-- Как знаешь, -- сказал Славик и пошел в сторону клуба. -- В пионерской она.
Олежка направился туда, просунул голову в приоткрытую дверь.
-- Добрый день!
-- А, Васильев, наконец-то! -- подняла голову Ира. -- Заходи, заходи.
-- Ну, чего там еще? -- Олежка неохотно прошел до стула, выставленного перед столом, Словно Ира нарочно его так поставила.
-- Нет, он еще спрашивает! -- возмутилась она. -- Мало того, что болтаешься по лагерю без дела, его еще и найти нигде невозможно! Где ты болтаешься целый день?
-- А что, я не могу погулять? Я же сюда отдыхать приехал, а вы все дела какие-то ищете...
-- Васильев! -- хлопнула Ира рукой по столу. Видимо давно копила на него злость. А может он просто своим видом выводил ее из себя. -- Ты мне уже надоел! Тебя надо наказать.
-- За что?! -- чуть не крикнул Олег. -- Что я сделал-то?
-- Много чего! Ну-ка... Пошли, я тебя запру в сарае.
-- Чего?!
-- Что слышал! От безделья вы все беситесь и стекла бьете. И курите по углам.
-- Это я-то курил?! -- Олежка даже не стал сопротивляться и они вышли из пионерской комнаты. -- Да я ненавижу сигареты, понятно! И директору скажу, что вы по-нахальному клевещете на людей. И еще скажу...
Ира приостановилась, вглядываясь в Олежку и кивнула ему:
-- Ну, идем, идем тогда к директору!
Олежка назло ей пошел. Хотя и замирало все внутри, от предстоящего разговора. Но, возможно, прояснится, какое отношение директор имеет к зеркалам...
После того, как Ира объяснила директору, в чем дело и даже припомнила случай со Славиком, тот нахмуренно согласился, что посадить Олежку под замок не мешало бы. Ира предложила сарай -- чтобы Олежка там подумал в одиночестве и пыли о своем поведении. Директор поморщился:
-- Только не в сарай.
Олег внутренне заликовал, но не подал вида.
-- А что, сарайчик нужен вам пустым, да?
Олежку оставили без ответа, выставили за дверь и велели ждать. А Ира осталась в директорском кабинете.
В коридоре уже стоял Славик. Не удержался, проследил за ними от пионерской комнаты.
-- Это все из-за меня? -- спросил он.
-- Не из-за тебя, а из-за того случая, когда ты опоздал. Но совесть у меня чиста, Ира наговаривает какую-то ерунду. -- успокаивал себя Олег. -- А директор все же гад.
Вскоре Олежка уже сидел, запертый в пионерской комнате. И чтобы не показывать, что ему плохо -- насвистывал.
Через несколько часов его выпустили и Олежка объявил директору и Ире скрытую войну. Ире он решил прожечь юбку увеличительным стеклом. Этого бы хватило, чтобы рассчитаться. А с директором были сложности. Олег ждал удобного момента и стал за ним следить.
Поэт.
А пока Олег не знал, на чем подловить директора, он решил слазать в зеркала. Уже когда сидел перед ними и думал о тихой речке в третьем отражении, то перед самым переходом вдруг подумал: "А почему в третье? А во втором что?" -- будто кто навязал ему эту мысль. И случайно перескочил во второе.
Осторожно выглянул наружу. Здесь он еще не был -- местность другая. Речка была намного дальше и текла в другом направлении. Ветвистого платана позади сарайчика уже не было, а был темный еловый лес. Ветром сносило сладкий и пыльно-душноватый запах хвои.
Олег вышел наружу. В лесной глуши заверещала какая-то птица. Пошел в ту сторону, где меж деревьев виднелись просветы.
Лес кончался внезапно. Стволы остались позади, как стена. А на широкой поляне, жуя травинку и что-то бормоча себе под нос сидел мальчишка. Невдалеке от него бегала маленькая девочка и собирала среди травы цветы.
Своим появлением Олежка их напугал. Мальчишка вскочил удивленно и растерянно. Девочка замерла на месте и недоверчиво поглядывала на них обоих.
-- Ты чего тут? Откуда ты взялся? -- мальчишка говорил на другом языке, но Олег его понимал -- частью по словам, частью по интонации.
-- Я из сарайчика, -- махнул рукой Олежка в сторону леса.
Мальчишка посопел, размышляя и, казалось, успокоился.
-- Здравствуй. Тогда все понятно. Я тоже в том сарае был, там -- ничего интересного.
-- А зеркала?
-- Я их видел. Но что из того? Стоят себе...
Они замолчали. Оглядывали друг друга. На мальчишке брюки да рубашка с закатанными по локоть рукавами -- обычный деревенский или с окраин.
-- Ты стихи, что ли учишь? -- спросил Олег, и мысль о том, что тот тоже его понимает, пронзила мозг.
-- Не учу, а сочиняю, -- и прочел что-то короткое, но Олег не разобрал что там...
-- А у меня не получаются, -- признался он, желая откровением о себе немного подружиться с незнакомцем. -- Пробовал, выходят какие-то несуразные...
-- Это у кого какие... Хочешь еще почитаю?
Олежка кивнул.
Над высокими крышами
Расцветает весна,
А внизу мы не слышим,
Как прекрасна она.
Лишь поднять стоит голову
И увидишь сперва --
Кувыркаются голуби
И небес синева.
А на улицах слякотных
Солнце светит огнем
И гулять так приятно
Одному и вдвоем.
Слышать запахи булочной,
Ароматы весны,
Будто вовсе не будничны
Эти самые дни...
Разливаются в воздухе
Теплый вечер и день.
Хоть с тобой не знакомы мы,
Нет значенья теперь...
И останутся в памяти
Эти вешние дни;
Словно лист незапятнанный --
Вдохновенье весны --
перевел потом Олег.
-- Здорово! Ты прямо поэт!
-- Меня все так и зовут -- Поэтом. И ты меня так зови, если хочешь. А как тебя зовут?
-- Олег.
Поэт кивнул. Задумался на секунду. Хмыкнул, вспомнив что-то еще, и стал декламировать:
Чуть вскинь руку
В неба голубизну
И улетишь к другу,
Туда, где ждут.
Туда, где не прячут чувства
Под маску небреженья.
Там не бывает пусто,
Там все всегда в движеньи.
Там пену несет золотая волна,
О берег стреляя брызгами...
-- Пойдем домой! -- девочка, собиравшая цветы, подбежала к ребятам. Поэт остановился на полуслове.
-- Это моя сестра, -- представил он ее. -- А это Олег. Он здешний.
"Не здешний я вовсе" -- подумал Олежка, но промолчал.
-- Пойдем с нами в город? -- предложила кроха.
-- Нет, мен тут надо быть. Нельзя уходить далеко.
-- Тогда приходи еще, -- это уже Поэт. -- Если тебе интересно, я еще стихи вспомню. Я тут часто. Иногда один, иногда, вот, с ней. -- он кивнул на сестру. Тав расправила лепестки на цветах и вскинула глаза на Олежку, когда брат позвал ее.
-- Приду, если смогу, -- ответил Олег. -- Только... Я не совсем здесь живу.
-- Я понял, -- оглянулся Поэт. Они с сестрой уже пошли в сторону реки. -- Я знаю о зеркалах. Я потом...
Олежка немного оторопел, хотел спросить, откуда он знает, но сдержался. Потом, так потом.
Опять не туда.
Пустота в душе Олежки заполнилась мечтами о путешествиях. О бесконечных приключениях, но...Но это только пока целы зеркала. Иначе не выбраться обратно. Это прочно засело в сознании Олежки. Как школьная аксиома, не требующая доказательств.
С Поэтом он был недолго. Но в лагере теперь его не хватятся, можно не торопиться. Отсидка в пионерской комнате разрядила обстановку. "Видимо, он сделался, наконец, человеком" -- услышал Славик разговор Иры с директором возле клуба. А возле клуба -- это возле сарайчика. А в сарайчике в это самое время из зеркал вылезал Олежка. Он только что познакомился с Поэтом, но еще хотел найти в Мадаполамске Игоря.
Поэтому остался меж зеркал и думал, сегодня к нему наведаться или в другой раз. Разговора снаружи он не слышал, соображал, куда ему переместиться -- в третье отражение, к Игорю, или еще куда-нибудь. Решил идти к Игорю -- все-таки теперь он его знал.
Только сосредоточился и вот-вот должен был перейти, как подумал: "А что там за третьим? В седьмом, например?" -- и перешел туда, будто опять его кто-то подтолкнул.
Где он очутился Олег понял сразу.
-- Да что ты будешь делать! Опять влез не туда!..
Но посмотреть, что здесь такого, захотелось. Ну, не перемещаться же сразу обратно...
Осторожно выглянул из сарая и вышел наружу. Было довольно светло, но прохладно, как ночью. "Может, это белые ночи?" -- подумал Олежка и прислушался. Где-то рядом стрекотал сверчок. Олежка бывал с мамой в Ленинграде, у тети Клавы, и помнил те светлые белые ночи, что они захватили летом.
Перед Олежкой, стоящим на невысоком холме у сарайчика, открылся широкий вид. Местность была холмистая, кое-где даже лежали обросшие мхом каменные глыбы. Справа и слева были густые кусты, а позади сарая виднелся обрыв и небольшой лесок на его склонах. При дыхании изо рта шел пар, грел лицо и от мимолетного влажного тепла становилось еще холоднее.
Олежка засмотрелся вдаль, задумался, поеживаясь и подгибая друг к дружке голые колени. Не заметил, что со стороны, в кустах к нему кто-то подбирается. А когда опомнился, было уже поздно -- его крепко держали за руки трое мальчишек.
-- Ты арестован! -- сказал резко и сердито один из них и почему-то направил на него зеркало, которое держал в ладони.
-- Он же белый, Аксель, -- заметил круглоголовый мальчик лет десяти. -- Чего ты его зеркалом-то?
Олежка так понял, что эти мальчишки просто играют, поэтому не так сильно испугался. Сейчас они выяснят, кто он такой и отпустят...
-- Да вы чего, ребята? Что вам надо? -- все ощущение неопределенности своей судьбы у Олежки оставалось.
-- Пойдем, пойдем, там узнаешь! -- с недетской серьезностью его повели вниз по склону, крепко держа за руки выше локтей. Прошли небольшой перелесок по краю и вышли на поляну., со всех сторон закрытую лесом.
Один из мальчишек свистнул и отовсюду выбежали ребята. Всего их было человек десять. Один из них вышел вперед и Олежка понял, что это предводитель. На вид ему было лет тринадцать. Ростом он был чуть выше остальных. Короткие волосы на затылке открывали длинную тонкую шею, входящую из светло-желтой куртки без пуговиц. А вместо воротника был галстук, похожий на морской (как у матросов в кино), но чисто белого цвета с синими прожилками по краю. На ногах были узкие черные брюки заправленные в тяжелые старые ботинки. Олежка заметил, что все остальные одеты так же, только кто в брюках, а кто и в длинных, до самых колен шортах с оттопыренными карманами. Но у всех были эти блузы с галстуком. Позже Олежка узнал, что они называются "голландки".
-- Ты кто? -- спросил тот парнишка, что вышел вперед.
Вначале Олежке не очень хотелось отвечать, но потом решил, что надо уважать чужую игру, к которой он сма не имел никакого отношения, и ответил:
-- Я не здешний. Я не причиню вам зла. Я просто стоял и смотрел с холма. Кто же знал, что вы здесь играете...
-- Мы не играем. -- Твердо ответили позади Олежки и он оглянулся на голос. -- А ты не врешь, что не хотел нам плохого?
-- Честное слово! Я даже не знал, что здесь вы. Отпустите, чего вы меня держите, -- это Олежка все еще державшим его ребятам. Так он чувствовал себя перед ними совсем беспомощным.
Те отпустили, поглядывая на него с опаской. Из-за спины предводителя вышел еще один паренек и встал с ним рядом.
-- Если честно, тогда уходи.
-- Подожди, Отто, не гони его. Может, он расскажет нам о Мрачных.
Теперь Олежка знал уже Акселя и Отто.
-- Нет, я ничего не знаю. А это кто? Тоже ребята?
-- Ха! Весь Вердаг знает, даже Хестщернен боится Теней, а он ничего не знает!..
-- Тише ты! -- зашипел на него главный. -- Видишь, он нездешний.
Тот мальчишка, что был позади Олега, засопел, помолчал немного. Потом обошел Олежку со стороны, чтобы тот его видел, не оборачиваясь.
-- Ты из зеркал?
-- Да, -- ответил Олег, смущаясь пронизывающих взглядов стольких незнакомых ребят. -- А что?
-- Здесь мы спрашиваем, -- ответил главный. -- Ты наш пленник, поэтому все вопросы -- наши. Продолжай Кнут.
-- Значит, ты из зеркал... Да, так, значит. А у нас только один может в зеркалах. Полосатый... Его, вообще-то, Лив зовут. Кстати, где он? -- спросил Кнут у ребят.
-- Да кто его знает, его часто с нами нет, -- сказал кто-то из ребят. -- А этого... Надо проверить его, Нильс
Нильс глянул на говорившего и кивнул Олежке:
-- Идем, мы тебя испытаем.
Олежка не сдвинулся с места. То ли ему послышалось "запытаем", то ли еще что, но он быстро оглядел всех ребят и кинулся на свободу, к холму с сарайчиком. Несколько человек бросились его догонять.
-- Стойте! -- крикнул им главный. -- Пусть бежит со всех ног. Все равно мы его не упустим. Если придешь еще, мы тебя заметим!
Олежка вдруг остановился как вкопанный. Повернулся.
-- Я правда вам ничего плохого не сделал, а вы сразу какие-то испытания... Я пойду, пожалуй, куда шел. Пока!
И переместился вскоре в лагерь. Уже довольно уверенно и с каждым разом все лучше и быстрее.
"К Игорю придется слазать в следующий раз. Может, завтра?.."
Часть 2.Тени.
Путешествия.
1.
И Славик, и Олежка остались без дела. Один тогда опоздал на собрание, другого с шумом выперли из художников. За фантазию. Совсем что-то не по теме нарисовал. А может просто неумело...
Совсем недавно собирались в парке еще раз и Ира, наконец, определила план дальнейших мероприятий, а заодно назначила Олежку со Славиком заниматься с октябрятами. Устраивать с ними игры, книжки им читать про героев революции и двух войн.
Остальные ребята на собрании поулыбались, мол, нашли им дело -- с малышней возиться, но понимали,что это дело подневольное -- все равно что-то надо было делать.
Славик решил рассказать октябрятам про "Артек" -- всесоюзный лагерь, чтобы они учились на пятерки и когда-нибудь смогли поехать в те края. Олежка, в таком случае, оставался помощником, так как Славику октябрята были ближе, у него брат -- октябренок. Немного смущало, что в других отрядах вожатые у октябрят девочки, а тут -- два парня. Но... в общем-то не возражали. Свободного времени уже почти не предвиделось. Леха с Мишкой подошли после собрания, посочувствовали Олежке, но тот ответил, мол, все это было так заранее задумано и для чего-то все это нужно. А для чего -- не сказал. Может, сделать вид, что пошел к октябрятам, а самому -- фьюить! -- в зеркала?..
Потом оказалось, что попали они со Славиком удачно -- в Мишкин отряд. Тот тоже обрадовался. Олежку Миша уже знал и теперь они вовсе стали друзьями.
Двух недель как не бывало! За футбольными соревнованиями, рисованием газеты, лазанием по "отраженным мирам" время и пролетело незаметно. Еще десять дней и -- домой. А по дому Олежка уже соскучился. И Славик как-то раз признался, что лучше бы дома побегал, чем в лагере. Олежка же мечтал о другом, хотя и об этом тоже. Он мечтал о том, что получится, если через зеркала полазать дома.
Играть с октябрятами было легко. Просто вспоминали, во что они со Славиком играли сами, когда были чуть помладше.
Играли в казаки-разбойники, благо аллеи пионерлагеря были асфальтовые и кусок мела или кирпича четко вырисовывал стрелки. Слава с группой ребят были казаками, Олежка с остальными -- разбойниками. Олежка сам попросился в разбойники и не жалел -- прятаться всегда интересней. Но не забывал, что играет не один, и давал мальчишкам и девчонкам самим подумать, как же запутать казаков. Шумели, спорили, в общем, было весело.
Потом играли в "съедобное -- несъедобное", в "цветного короля", в "глухой телефон", где особенно смеялись.
Вожатая отряда октябрят тоже втянулась в игры и вспомнила, во что она играла в детстве сама, когда была маленькой.
Игры были для всех, но вскоре девочки отошли от общих игр и больше играли в свои "веревочки", "классики" и скакалки-прыгалки. Или просто рисовали принцесс на асфальте, пока вокруг них носились, как угорелые, мальчишки.
-- "Артек", ребята, -- начал рассказывать как-то раз после игры Слава. -- Это всесоюзный пионерлагерь на берегу Черного моря близ Гурзуфа. Вообще-то, лагерей там несколько: "Морской", "Прибрежный", "Горный"... Из нашей страны там ребята отдыхают и из-за рубежа тоже. А основан "Артек" в 1925-м году. Это уже сколько с тех пор лет прошло?..
Ребята стали считать, загибая пальцы. Олежка считал в уме: "восемьдесят три минус двадцать пять равно... Ну, равно... сколько? Ага восемьдесят три минус двадцать равно шестьдесят три. Шестьдесят три минус пять равно пятьдесят восемь."
-- Можно мне? -- поднял Олежка руку и (надо же!) радовался, что первым подсчитал.
-- Давай, -- сказал Славик и улыбнулся.
-- Пятьдесят восемь лет.
-- Правильно. Вот, ребята, скоро уже шестьдесят лет этому лагерю.
-- А вы там были? -- ребята смотрели на Славика и Олежку.
-- Нет, куда уж нам...
-- Но мечтаем, -- добавил Славик и выразительно посмотрел на Олежку. -- А сейчас вы все устали, и мы тоже устали. Скоро будет обед, потом тихий час, так что до завтра или до сегодняшнего вечера, это уж как получится.
И Славик с Олегом ушли.
Как и в прошлые дни, часто выдавалось свободное время после обеда. В тихий час, когда было известно, что проверки не будет и Ира гуляет где-то с вожатым третьего отряда, можно было убежать в клуб и погонять шары, пока не придет Женя и не станет показывать мастерскую игру. А если не в клуб, то оставалось еще одно место -- сарайчик с зеркалами.
В последнее время о зеркалах Олежка забыл. Подумал, зачем они, если туда нельзя взять друзей. Хотя там и такая свобода, но рисковать еще и друзьями Олег не решался. Да и октябрята в последнее время его отвлекли. А тут вдруг опять вспомнил о зеркалах. Даже Славе рассказал и предложил попробовать. А вдруг у него получится?..
Славик внимательно выслушал, смеяться не стал. Вместе дошли до сарайчика.
-- Вот эти, что ли, зеркала?
-- Ну да, они самые, -- ответил Олежка.
-- И что я должен делать?
Олежка рассказал ему. Славик попробовал и... не получилось.
-- Попробуй еще, -- предложил Олежка. -- А я выйду.
Он вышел постоял снаружи и услышал:
-- Ни фига! Да ну их... Пошли лучше в корпус.
-- Не получилось?! -- вскинул Олежка брови и осознал, что только он один может войти в зеркала. -- Ладно, пошли...
До корпуса номер три они шли молча.
-- Ну, чего ты дуешься? -- заметил Слава Олежке. -- Ну не получается у меня, так что ж? Такой вот у меня недостаток.
-- Да ладно уж, -- Олежка уже успокоился. А раньше чувствовал, что будто сам виноват, что потащил Славика к зеркалам, а чуда не произошло.
Ребята в комнате сидели на кроватях и болтали обо всяком. Заядлые футболисты рассказывали о случаях на поле, о том, как в школе играли, немного изменив общепризнанные правила. Потом к ним в комнату заглянули девочки из их отряда и разговор перешел на другие темы.
Марина Бумагина стала рассказывать о том, как они поднимали одну девочку на двух пальцах. Ту будто бы гипнотизировали и она во сне могла отвечать на любые вопросы. Но чтобы ввести ее в это состояние требовалось время и умение.
"Мать чертей умерла?" -- спрашивали друг друга "гипнотизерки".
"Да" -- отвечал кто-то из них...
И так далее. А лежащая слушала все это и теряла вес. Потом четыре девочки поднимали ее на среднем и указательном пальцах, как пушинку.
Мальчишки смеялись, не поверив.
-- Было это! Можете не верить! -- тряхнула косичками Марина и помрачнела.
Олежка поглядывал на нее, а она будто и не замечала его взглядов -- снова разговорилась. Только когда Олег рассказывал что-то о своем классе, она смотрела на него, не отрываясь. Он смущался внутри и стал сбиваться. Но никто не замечал этого и начатый разговор подхватывался остальными.
Рассказывали анекдоты и вся кие истории -- страшные и веселые... И так до самого отбоя.
А потом заглянула Ира и разогнала всех по комнатам. Ребята пошептали в темноте и уснули.
Олежке снились зеркала и ребята, играющие на поляне. Мрачные, о которых они говорили, приснились ему, как отряд бородатых угрюмых воинов в рыцарских доспехах, с щитами и копьями. Приснилась середина июля. Зеленые пушистые метелки ковыля как кисточки щекотали голые щиколотки ребят. Потом приснился Игорь-рыболов на тихой речке и Олежка проснулся. Решил слазить завтра к нему, улыбнулся кому-то в темноте и снова уснул. Теперь уже до утра.
Утром он выглядел вполне отдохнувшим и готовым на подвиги. Но после завтрака Славик сразу же потянул его к октябрятам и ему пришлось согласиться.
У второго отряда была своя красная Сигнальная папка. Пока кто-то не подписал внизу: "для доносов", она спокойно лежала в пионерской комнате, была тщательно заклеена и туда, через вырез в картонке, все клали записки со всякими происшествиями, недовольствами, жалобами. В основном писали о столовой, о режиме дня, которые не всех удовлетворяли. А тут Ира достала новую записку.
"Олег Васильев из второго отряда снова исчез в сарайчике, я сам видел. Зашел после него, а там никого не оказалось. Я посмотрел везде. Надо разобраться". (В.П.,3-й отряд)
Ира отложила эту записку в сторону и стала перебирать остальные, которые лежали в папке уже несколько дней. И все потому, что Ира совсем забыла про свою красную папку.
"...Сделайте подъем хотя бы в восемь, а то не высыпаемся. Мы же отдыхать сюда приехали, а не спешить по ночам на физзарядку!"
"...жженая каша и несоленый суп. Невозможно есть."
"Олег Васильев из второго отряда..." (В.П.,3-й отряд)
Вожатая перечитала еще раз и подумала: "Еще одна, что ли?" Взяла ту записку, что отложила и сверила тексты. Они были одинаковы, только в более поздней записке появилось слово "снова".
-- Показалось! -- сказала вслух Ира, скомкала бумажки и бросила в корзину для бумаг.
Так и замялись эти похождения. Сигнальная папка, после изучения ее содержимого, была снова заклеена и водворена на прежнее место. Ира собрала все нужное и пошла к директору. Около его кабинета сидел завхоз и ждал.
-- А где Сам? -- спросила Ира, стараясь не выронить сложенные как попало записки.
-- Говорят, уехал на велосипеде в деревню. Она тут рядом, в трех километрах. Я его тоже жду.
-- Что-то он рано. Всегда ездил во время завтрака. А скоро он будет?
-- Уже должен приехать, -- сказал завхоз, посмотрев на часы.
И тут же за окном задребезжал велосипедный звонок и через две минуты запыхавшийся директор вошел к Ире и завхозу.
-- Извините, я думал, что у меня сегодня не будет посетителей.
-- Но я же всегда к вам в это время прихожу, -- заметила Ира.
-- Но несколько раз вас уже не было. Я думал, что все уже закончилось с вашей папкой. Ну, кто первый?
-- Иди, -- махнул рукой завхоз и устроился поудобнее на стуле.
По дороге к октябрятам Олежка сказал Славику, что сегодня лучше всего придумать сидячие игры, а то ему уже надоело бегать по всему лагерю. Славик согласился и добавил, что после вчерашнего ему вообще было неохота вставать с постели и Олежка остался доволен такой солидарностью.
После завтрака особо и не побегаешь. А если октябрята и хотели поноситься, то сами могли устроить себе игру. Ведь они уже их столько знали...
Сегодня они предложили играть в "цветного короля". Это было подходяще, только Олежка был одет небогато: песочного цвета сандалии, голубые носки, шорты из московской джинсы, голубая рубашка с парусником вышитым на кармашке и красный галстук. Всего-то четыре цвета. Ну, пять, от силы. Сегодня ему не очень везло. У Славика было шесть или семь цветов и он был более удачлив.
Уже под конец игры Олежка обнаружил, что у него в кармане целая куча разноцветных проводков. Теперь вроде все должно было поправиться, но малыши запротестовали, что это не из одежды , а просто как содержимое кармана. А оно не считается.
-- Нет, так нет, -- ответил Олег и спрятал проводки в карман.
А когда всем надоело играть в "короля", Олежка снова их достал и стал оплетать спичку. Октябрята, сидящие по соседству внимательно следили за движениями его пальцев и, когда спичка была оплетена полностью, попросили их научить делать так же. Олежка раздал проводки всем желающим. Сам он лишь недавно научился по-нормальному плести и вот -- уже у самого ученики.
Рассказал ребятам, что таким же способом можно оплетать стержни и получаться ручки, которые не купишь в магазине. Правда, однажды в школе ему сделали замечание, что писать нужно нормальными ученическими ручками, а не чем попало. На что Олег отвечал, что это его стержень, его провод и работа тоже его -- как же это может быть чем попало?.. Больше к нему не учителя не придирались, а ручки сами отошли в прошлое. Просто надо было писать чем-то другим, от однообразия быстро уставали пальцы. Ручки менялись у него каждую неделю, редко какой писал больше месяца.
С проводом в лагере Звездочка было напряженно и Олежка давно с завистью смотрел на цветные провода, идущие по стене административного корпуса. А потом, совершенно случайно, нашел в сарайчике старый телефонный кабель. Повыдергал оттуда несколько длинных проводков и теперь учил младших плести.
Сказать, где провода лежат в большом количестве Олежка не решался. Чувствовал, что если сказать, больше не будет в сарае зеркал и не будет той тихой и никому не известной тайны...
Плести можно было не только из провода, а из всего круглого и не очень толстого. Хоть из бельевой веревки, хоть из бумажного шпагата, хоть из толстой рыболовной лески. А у коллекционеров Олежка видел чертиков и волка из Ну, погоди!, сплетенных из системы для переливания крови -- из желтоватых, обычных, и зеленых. Зеленый волк со шпагой из зубочистки, в желтом плаще поверх плеч (из стенок кровяного фильтра) и сомбреро -- разве не красота?
У октябрят получалось плохо, провода путались, они просовывали их не туда и Олежка, собрав все свое небольшое терпение, объяснял им снова и показывал. Кто-то подал ему шнурок от ботинок, найденный и никому не нужный. Олежка разрезал его стеклышком на две части и сплел из шнурка мягкий шарик.
Мишка, брат Славика сказал, что если бы шнурков было больше, можно было сплести целую куклу с косичкой.
Олежка согласился, можно. И это было бы вроде их общего экзамена.
-- Но где же столько шнурков взять? -- спросил Славик. -- Наверное, млжно просто веревку?
-- Можно, -- согласился Олег. -- Только она толстая...
-- Ну и куклу можно сделать побольше. Туловище на палку наплести, а голову насадить на гвоздь без шляпки. А ноги и руки найдем из чего сделать, да хоть бы и тоже сплести...
-- Тогда завтра и начнем.
-- Вот здорово! -- сказал Мишка и октябрята стали разбегаться, прихватив с собой еще по проводку для практики. Мишка остался со Славиком и держал его за руку.
-- Ты сейчас куда? -- спросил Олег Славу.
-- Не знаю, может, к Мишке пойду, а может, к директору, домой позвонить, что с нами все в порядке.
-- Мне тоже надо позвонить... Но позвоню завтра, сегодня они днем на работе.
-- Может и нам к вечеру позвонить? -- обратился Славик к брату. -- А то бабушка ушла куда-нибудь.
-- Можно, -- ответил Миша. -- Но все равно, пойдем со мной, я тебе что-то покажу.
Слава извинительно посмотрел на Олежку и они ушли.
Олежка устал от объяснений октябрятам о древнем искусстве плетения и решил развеяться. пошел к сарайчику.
Мост на Шперском протоке.
И сразу же переместился на три отражения вперед, к Игорю. Места были незнакомые, дальше речки еще не ходил, поэтому сначала решил добраться до того места где Игоря встретил, а паровозик там уж отыщется.
Пока шел через поляну, думал: "Как же так получается, что одному сюда нельзя, а другому можно? Трава здесь обычная и лес, и речка. а мир не наш. А может, и наш, только мест таких тут быть не должно."
Олег попал в сказку и теперь жил ожиданием новых путешествий. До станции с паровозиком он дошел без приключений. Дым, валивший из трубы, как из хорошей печки в холодную зиму, Олег заметил издалека. У передних колесных букс копошился машинист. Олежка подождал, когда тот отвернется и промелькнул под грузовой вагон. Там пахло угольной пылью и сверху сыпался мелкий черный песок. Теперь, главное, надо было незаметно перебраться на подножку вагона перед тем как состав тронется.
Олежка выжидательно поглядывал из-под вагона на ноги машиниста и досадовал, что тот все еще копается, что-то подкручивает большим гаечным ключом. Потом вытер руки, подбил молотком шплинт крепления и полез наверх, закидывая молоток и ключи на железный пол кабины. Олежка стрелой выскочил из-под колес и забрался на площадку в конце вагона. Тут можно было только стоять -- проход был узкий.
Осмотрев место, где ему теперь трястись до Черного моста (какое странное название!), и высунул голову наружу. Игорь называл это место станцией, но Олежке так не показалось. Кроме кучи старых тормозных колодок, невысокого "двуглазого" светофора, да сарая с большим замком на дверях ничего больше здесь не было. Однако, если паровоз здесь останавливался, это место можно было считать станцией. Игорь был прав.
Состав дернулся и рывок передался всем пяти-семи вагонам. Олежка чуть не выпал, уцепился за поручень и повис. Висеть было не трудно, но потом подумалось: "А если не удержусь?" -- и Олежка, уцепившись ботинком за окантовку пола, залез обратно. Поезд засопел, запыхтел и двинулся вперед.
Постепенно он набрал скорость и ветер стах шуметь в Олежкиных ушах. Из клапанов повышенного давления назад сносило пар, из трубы -- темно-серый дым, и поезд летел, как самолет в облаках. Вагон качало из стороны в сторону, ветер задувал Олежкины волосы назад, колеса стучали на стыках все быстрей. Мада-поламск, Мада-поламск...
О зеркалах в сарайчике хранил тревожное воспоминание, но это не перекрывало восторга путешествия в неведомое. И когда где-то там тебя ждет знакомый, возможно, что и друг, то обязательно доедешь. В конце концов, машинист тоже живая душа. Не пропадет. А пока поезд несся на полном ходу.
"Когда же он остановится? И когда же Черный мост?"..
Рельсы стали немного поворачивать вправо и вдалеке уходили за лесок, растущий на откосе. Поезд стал заворачивать и Олежку втянуло от края обратно на площадку. Вагонное сцепление под ней застучало и вагон накренился влево. Олежка вцепился двумя руками в поручень площадки и присел. Солнце поблескивало между крышами соседних вагонов и падало на голову Олежки тонкими косыми лучами.
"Куда же я попаду?.. Завезет меня этот паровозик на край света... Хватит, хватит... Может, спрыгнуть на ходу?.."
Ехал он так минут пять и почти не выглядывал наружу. А потом заметил, что деревья плывут мимо совсем медленно -- поезд замедлил ход. Олежка вскочил и высунул голову за край вагона. Лесополоса кончалась и рельсы еще немного заворачивали. Когда поезд подъехал ближе, Олежка с волнением заметил, что дальше -- мост. И речка. А за ней уже были видны дома города, довольно высокие. И среди них примостилась небольшая церковь с колокольней. Солнце просвечивало через своды окон и даже издалека Олежка заметил, что колоколов там нет.
Перед мостом поезд еле-еле двигался, видимо, мост был старым и не выносил быстрого хода. Медленно, но верно паровоз въехал на мост. В этот момент, с задней площадки третьего вагона соскочил на землю Олежка. Встал, потирая пыльные коленки и смотрел на поезд, пока тот не скрылся за деревьями и ближними домами.
Байдарочная станция она всегда у воды. Иначе нельзя. Иначе это уже будет контора по дальней перевозке речных маломерных судов. Догадываясь об этом, Олежка спустился с моста к воде. Был уже полдень, солнце висело над головой, не отражалось в воде. Берег был глинистый и пустой. Корявые старые ивы склонялись к воде. Вода здесь была мутная, нисколько не была похожа на ту прозрачную, что текла за городом, невдалеке от сарая. Тут Олежку кольнуло воспоминание о зеркалах. Успокаивал лишь тот факт, что зеркала стояли там уже давно и никто на них не позарился.
Из-под моста послышался негромкий разговор и плеск весел. Потом Олежка заметил движение и на свет выплыли две пластиковые байдарки. Пацаны, сидевшие в них, усиленно и сосредоточенно гребли веслами, отчего только сильнее раскачивались из стороны в сторону. Байдарки шли по воде легко и вскоре подплыли ближе к Олежке.
-- Послушайте, люди, вы не знаете Игоря?
-- Чего он там? -- переспросил один, притормаживая.
-- Игоря спрашивает, -- ответил ему второй и оглянулся к Олежке. -- Вон там, на горке дом каменный, двухэтажный. Там он живет. А ты откуда такой? Вроде я тебя тут раньше не видел.
-- Я к нему в гости. С другой стороны. -- Олежка махнул рукой за реку, на город.
-- Тогда жми быстрей, а то Игорь куда-нибудь сбежит.
Они засмеялись и вновь налегли на весла. Ритмично поворачивали лопасти -- раз-два! раз-два!..
Олег отошел от воды, полез наверх по склону. Белый каменный дом, окруженный небольшим садом, он заметил не сразу. С возвышения были видны и другие дома, где двух-, где и трехэтажные. Все они были старинной архитектуры, с высокими большими окнами, но по всему видать, построены были совсем недавно. С железнодорожной насыпи эти дома были видны еще лучше, но Олежка не придавал тогда этим постройкам значения, не знал, что здесь и живет Игорь.
Олежка знал по своему городу, что в центре ребята чересчур интеллигентные, или, напротив, избалованные богатые шалопаи. А на окраине, как здесь, жили самые подходящие ребята. Из рабочих семей, из семей медиков, учителей. И школы здесь не дикие, спокойные. И дружат здесь не потому, что у этого отец богат, а у того -- член городского правления, а потому что сам парнишка хороший человек. Сам по себе.
Игоря Олежка заметил случайно. Стоял, смотрел, как ему удобнее будет спросить об Игоре в том белом доме, что ему указали ребята с реки, а Игорь, оказывается, возвращался домой из булочной с авоськой в руке. Что-то беззаботно насвистывал. Одет он был в брюки и рубашку-косоворотку. На ногах -- гремящие застежками сандалеты.
Угадав, что в авоське у Игоря хлеб, Олежка переглотнул. В животе заурчало. Скоро в лагере обед, а он наверняка опоздает... Игорь очень удивился, присмотревшись к едва знакомому лицу Олега.
-- Здравствуй! Я думал ты просто так спросил, где я живу. Как ты меня нашел?
-- Привет! Я у байдарочников на реке спросил.
-- А, ага, понятно. Только у нас тут не река -- протока. Шперский проток. Река вон там дальше, а проток у нас, вбок от нее течет. А вон там байдарочная станция. А это мой дом. Я за хлебом ходил...
-- Я вижу, -- кивнул Олежка. -- Стой! Ты мне уже столько всего наговорил...
-- Это чтобы ты ориентировался здесь лучше. Идем ко мне? Хлеб надо занести.
Олежка, облизнувшись, опять глянул на каравай в сумке Игоря.
-- Ничего себе у вас тут хлеб! У нас такого не найдешь. Сколько он стоит-то, рубля два, наверное?
-- У Семеновых -- полтинник. Это дороже, чем, например, у Петрова в большой булочной, зато тут свежее. Всегда хлеб берем у Семеновых.
-- Это соседи ваши, что ли? -- поинтересовался Олежка, припоминая, что Валерка тоже Семенов.
-- Ну да, соседи. У них пекарня и хлебный магазин в собственности. Так и называется -- "Булочная Семеновых". Отец и сын -- Михаил Яковлевич и Яков Михайлович. А Петров людей со стороны нанимает, поэтому у него и качество не то, а тут все свои. Мадаполамск -- большой город и всех знать невозможно, но в своей округе мы всех знаем. И нас знают.
Олежка и Игорь подошли к крыльцу дома и стали подниматься по каменным ступеням.
-- А Мадаполамск это советский город?
-- Что такое "советский"? От слова "совет"? Это русский город, российский.
-- Как же так! А революция 1917-го года?
-- Какая еще революция?.. У нас ничего такого не было. Да и нигде не было!
-- Так у вас что, капитализм?! -- удивился Олежка и остановился перед самой дверью.
-- Ну, вроде того... Но мы живем небогато. Мадаполамск -- уездный город...
Ребята зашли внутрь и Игорь продолжил:
-- Город не сразу таким стал. В прошлом веке выстроили текстильный комбинат, а потом уже дома вокруг выстроили. Строить начали не с середины,а с окраин, так что наш дом один из самых старых в городе.
-- Здорово сохранился... А церковь? -- спросил Олежка. -- С колокольней без колоколов?
-- Ты уже заметил? -- улыбнулся Игорь. -- Церковь тоже давно поставили. А колокола сняли, потому что нашлись трещины. Наверное, все-таки будут новые отливать. Папа говорит, что уже отправили заказ на Урал, но ответа пока нет. А с трещинами -- какие это уже колокола, у них и звук дребезжащий.
-- Здравствуйте, молодые люди, -- навстречу ребятам из бокового коридора шагнул усатый большой человек в галстуке, жилетке и черном костюме. Одну руку он держал возле жилетного карманчика для часов, а другой поправлял лацкан пиджака.
-- Это мой папа, -- сказал Игорь Олежке и повернулся к отцу. -- Это Олег, мой новый знакомый.
-- Александр Петрович, очень приятно. -- папа Игоря немного наклонил голову, отпустил лацкан и показал на комнаты. -- Проходите, Олег. Скоро будем обедать.
-- Ой, спасибо, -- засмущался Олежка и весь сжался внутри при мысли, что посмел заговорить с этим человеком. -- Только я не хочу.
-- Да ладно тебе, -- подтолкнул его локтем Игорь. -- Поешь со мной за компанию.
Олежка пожал плечами и нерешительно посмотрел на Александра Петровича. Не мог же он признаться, что, оказавшись в непривычной ситуации, перепугался до чертиков...
-- Ну, что ж, -- произнес Александр Петрович, обернулся к лестнице, ведущей наверх, и громко сказал: -- Маша, готов ли обед?
Сверху спустилась молодая женщина, чем-то напомнившая Олежке тетю Веру из Ленинграда. В длинном темно-синем платье, с волосами, собранными под заколки. Взгляд у нее был... как бы ласково-изучающий и совсем домашний одновременно. Держалась она строго, с достоинством.
-- Это моя мама, -- шепнул Игорь. Олежка шагнул вперед, кивнул и произнес:
-- Здравствуйте.
-- Спасибо. И тебе здоровья, мальчик. Игорь, что же ты! Проведи своего товарища к умывальнику и поднимайтесь наверх. И сам руки вымой, я прослежу. -- Она взяла у Игоря хлеб вместе с сеткой.
-- Хорошо, мама.
Олежка с Игорем пошли по коридору направо, а родители стали подниматься наверх. Олежка немного осмотрелся, привык к этому дому и теперь рассматривал лепные фигуры на потолке.
-- А кто у тебя родители? Папа такой ва-ажный...
-- Он у меня учитель в институте. А мама -- школьный учитель. Преподает литературу и искусство. Сейчас лето и мама отдыхает, а у папы занятия. Пообедает, почитает газету и поедет в институт. -- Игорь открыл высокую дверь и зашел в в светлую, отделанную кафелем комнату с несколькими умывальниками. От мыла, лежавшего в небольших чашечках, пахло апельсином. -- Давай, мой руки.
-- А ты? -- поинтересовался Олег, открывая кран.
-- И я тоже, -- вздохнул Игорь и подошел к другому умывальнику. -- Когда папа за столом, руки надо обязательно вымыть, иначе он рассердится.
-- Так мы будем все вместе обедать?
-- Да, ты же слышал, что обед уже готов.
-- М-мм, -- согласился Олежка и замолчал. А когда стали подниматься наверх, затормозил.
-- Ты чего? -- спросил Игорь.
-- Просто мне как-то неудобно сидеть с твоими родителями за одним столом. Будут обо всем расспрашивать, -- смущенно пожал плечами Олежка.
-- Да? -- переспросил Игорь и задумался. Представил себя на месте Олежки. Сам-то он к маме-папе привык, да и сын все-таки, а Олежке каково попасть впервые в чужой дом?.. Предложил: -- А давай тогда в моей комнате поедим?
Олежка согласно кивнул и сразу же подумал с замиранием, что родители Игоря могут подумать, если они отобедают от них отдельно. Приглашали же... Но Игорь найдется как все это потом объяснить...
Игорь побежал наверх, опережая Олежку. Приключения приключениями, но при его родителях Олежка растерялся до крайности. Совершенно не знал, как себя при них вести. Шалить было нельзя, стоять столбом тоже, а выбрать середину Олег никак не мог. Когда он поднялся вслед за Игорем на второй этаж, тот выбежал из столовой комнаты, кивнул, мол, не переживай, все в порядке, родители -- люди с понятием. И позвал Олежку за собой.
Комната Игоря была небольшая для такого дома, но с книжным шкафом на всю стену. Около зашторенного окна стояла стремянка и створки верхней полки были раскрыты. Игорь заскочил на стремянку, прикрыл створки шкафа и отдернул штору. В комнате стало светлее.
-- Ты присаживайся, а я сейчас.
Он убежал, а Олег подошел к шкафу. За стеклом среди новых книг встречлись и старые, кое-где подклеенные. Олежка с интересом стал читать надписи на корешках.
"Махетика, или Ученiе о битвахъ (Изсльдованiе историческихъ текстовъ)." Т-во С.К. и А.К. Ивановыхъ, Мадаполамск, 1885 годъ.
"Ого!" -- подумал Олежка и всмотрелся в книги пристальней. Рядом стояла "Минералургiя, или Наука о заводской обработкь минераловъ" -- того же издательства, той же серии, но уже 1909 года выпуска.
Прибежал Игорь с двумя пустыми тарелками, вилками, ложками и чайными чашками.
-- Я извинился за тебя и родители все поняли. Ты им понравился, сказали, что не видели еще такого скромного мальчика, -- Игорь растянул улыбку до ушей. Олежка тоже улыбнулся и на душе у него полегчало. Игорь снова выскочил, а Олег подумал: "Еще бы не скромный! В такую историю попал и еще веселиться, чудить?.."
В дверях показался серебристый поднос, а потом сам Игорь.
-- Помоги.
Олежка вынул руки из карманов и подощел. Обстановка в доме располагала к неспешности и покою. Вместе они донесли поднос с дымящейся супницей и чайником до стола и расставили все как надо. Игорь потер ладонью о ладонь.
-- Сейчас попируем. Ха! Да ты садись, ложку бери, хлеб. Давай, я тебе суп налью.
Олежка кивнул и воскликнул после первой поварешки:
-- О, с фрикадельками! Мой любимый...
-- И мой тоже. -- Игорь налил себе и закрыл супницу крышкой. -- Вообще ты удачно приехал сегодня. Тебя не было, не было... Я уж думал, ты не сможешь приехать. Как добрался -то?
-- Сейчас кажется, что просто, а тогда -- ехал неизвестно куда. И дом твой быстро нашел. Я вообще быстро нужные места нахожу. Только... Как я обратно от вас уеду? Оттуда я поезд застал, а теперь как?
Игорь оглянулся, посмотрел на настенные часы.
-- Обратно поезд пойдет через час. Я тебя, мг-м... провожу. Подождем у моста.
Олежка проглотил несколько ложек горячего супа и спросил:
-- А чего он туда ходит, там же болота?
-- Он там торфом загружается. И уголь там тоже где-то выгружен. И мелкий ремонт у них там же. Да ты, вот, колбаску попробуй, сами делали недавно...
Олежка отложил ложку в сторону, куснул хлеб и сунул в рот кусочек колбасы. Разжевал.
-- Ну, как?
-- Жирновата.
-- Вот я говорил маме, чтоб сала поменьше клала.
Олежкин взгляд скользнул по стриженной макушке Игоря и остановился на полке со старинными книгами.
-- Сейчас тут у вас какой год?
-- Так ведь это... -- Игорь чуть на подавился хлебом. -- Восемьдесят третий же... Тысяча девятьсот. А ты что, не знаешь?
-- Знаю, но тут у тебя книжки почти столетней давности.
-- Это дедушкины сохранились. А ему его отец оставил, прадед мой. Отца у меня Александром Петровичем зовут, деда -- Петром Афанасьевичем, прадеда -- Афанасием Александровичем, прапрадеда -- Александром Сте...
-- Постой, -- хмыкнул Олежка, -- так ты до какого клена своих предков знаешь?
-- Не считал. До времен Петра Первого точно. Ну, поколений десять.
-- И знаешь, кто кем был?
-- Конечно. У нас для этого семейный альбом есть. -- Игорь оглянулся, посмотрел по полкам. -- Он, наверное, у папы в кабинете. Там обо всех есть. Отец у меня учитель, дед в тридцатые годы при царе служил, прадед в конце прошлого века был военным, Георгиевский крест имел и усы, как у папы...
-- Здорово. Я только знаю, что одного из моих прадедушек звали Яковом. Даже отчество не помню.
-- А ты спроси у мамы или папы, они тебе скажут.
-- Если сами знают, -- буркнул Олежка и доел, наконец, суп.
Потом попили чаю и уселись на диване, отдуваясь.
-- Уф! Хорошо тут у вас кормят.
-- Обычное дело, -- заметил Игорь и с дивана глянул в окно. -- Пойдем сюда, от окна немного видно железную дорогу.
-- А чего это ты стихами заговорил? "Немного -- дорогу" -- рифма...
-- Я? А, да , точно. Ну, иногда случайно бывает, не хочешь, а получается. Ты не замечал?
-- Не-а, я стихов никогда серьезно не писал. А читал только те, что задавали в школе. Не понимаю, как образуется рифма. А когда кто-то рассказывает, люблю послушать. Это... ну, как бы гармония мира, что ли... Зимой по радио передавали песню, мне понравилась.
Северный ветер дует с пустыни,
Песком засыпая мои паруса,
Что вверх взлетают,
Как птицы порхают
И затмевают собой небеса... --
припомнил Олежка.
-- И вправду ничего, -- согласился Игорь и выставил руку вперед, показывая вдаль, за окно. -- Вон пригорок, видишь? Там как раз и рельсы. Когда паровоз идет, его и так видно, а когда дым сносит, то и вовсе ни с чем не спутаешь.
-- Ага, скоро уже обратно, -- оглянулся Олег к часам.
-- Примерно с полчаса... Ты посиди еще здесь, а я посуду унесу на кухню.
Олежка кивнул, помог составить все на поднос. Выходя, Игорь спросил:
-- Может, тебе еще взбитых сливок принести?
-- Нет, не лезет больше, -- усмехнулся Олег.
Игорь ушел. Олежка поглядел еще туда-сюда в окно -- хоть и мельком, но надолго запомнил увиденное, будто сфотографировал. Потом подошел к шкафу и продолжил рассматривать книги. Игорь чуть погодя стал сам ему показывать, что в его домашней библиотеке есть интересного.
На корешке одной из книг был оттиск: "Юнга с "Морского Змея".
-- Интересная? -- Олежка дотронулся зеленого матерчатого корешка.
-- Так себе. Ничего местами. Про то, как юнгу списали на берег. Его когда-то давно, еще малышом подобрали матросы со спасательной шлюпки затонувшего корабля "Святая София", вырастили его на своем "Морском Змее". И он стал юнгой, любимцем команды. А когда пришел новый арматор, команда поредела, он многих выгнал с корабля. И юнгу тоже... -- Игорь вздохнул.
-- Что?.. И его тоже?
-- Ну да. А зачем на корабле лишний рот. Да и проку от него почти никакого. Одно хорошо -- весело было сним. Матросы его не хотели отпускать, хотели даже спрятать, но он отказался. "Судьба, -- говорит, -- от нее никуда не уйти и в трюме не скрыться. Прячься, не прячься -- все равно когда-нибудь найдут". И сошел на берег. На незнакомый. Почти всю свою жизнь он был на корабле, привык к морю и сушу видел только с марсовой площадки. На берегу все новое. Был бы взрослый, может и приспособился, а он -- мальчишка, куда же ему?..
-- Дашь почитать, а?
-- Ну, возьми. Только с возвратом.
-- Конечно, конечно. -- Олежка вынул ее с полки и открыл с конца.
Под последними строками был рисунок: море, корабль вдали, а на причале, на самом краю стоит молодой человек. Рядом сним лежит велосипед, даже колесо будто бы еще крутится. Молодой человек машет рукой кораблю, весь вытянулся, только что не падает в воду.
-- Это к самому концу картинка, -- объяснил Игорь. -- Конец немного грустный: после долгих лет жизни на суше, пришел Юнга на берег. На то же место, где его высадили еще мальчишкой, и увидел свой корабль. Тот был уже далеко и одевался парусами, набирая ветер. Он бросается к пристани, машет ему вослед, хочет задержать, увидеть, все ли живы на корабле. Жив ли корабельный кок Проспер, которому юнга часто помогал? Хочет увидеть даже сурового боцмана, что гонял его по всей палубе под гоготание матросов, а однажды даже выдрал тонким линьком на шкафуте. Тогда ему было обидно, но сейчас, через мног лет, все плохое забылось.
-- А попало-то ему хоть за дело?
-- По-моему, таким сиротам, как он, никогда хорошо не жилось. Накажут иногда за дело, а иной раз так... для воспитания.
-- Мой папа называет это "профилактикой от гриппа". Да... А ты рассказываешь как-то... Я словно уже книжку прочитал.
Игорь пожал плечами:
-- Чего такого... Нас этому в школе учат. Предмет даже есть специальный.
-- А что тут еще в книжке?
-- Самое главное я тебе не стану рассказывать. О том, чем он на суше занимался, как в люди вышел, как вырос. А ты за сколько прочтешь?
Олежка посмотрел количество страниц -- 423.
-- Если засесть вплотную, то дней за пять. А что?
-- Так быстро?! Ты посмотри на текст внимательней, с "ять" ведь...
-- Ну и что? -- Олежка пролистал быстро несколько страниц. -- У меня с "ять" и дома книга есть. Называется "Записки о русском флоте", знаешь?
-- Знаю. Вон она у меня стоит. -- Игорь показал на верхнюю полку, куда надо было забираться со стремянкой.
-- У меня не такая, -- заметил Олег, что корешок книги у Игоря другого цвета.
-- Это переиздание. Та книга довольно редкая, если подлинная. У тебя, наверное, она и есть. Серебристая такая надпись, да?
-- Должно быть так, но с лицевой стороны на моей все стерто, только на корешке -- серебром...
Игорь посмотрел на часы и замолчал. Олежка заметил, что время уже подходит к назначенному.
-- Пора, наверное. Спасибо за обед. Уф, никогда так не обедал!
Игорь засмеялся, проводил Олежку до крыльца и попросил его немного подождать.
Олежка топтался на крыльце, смотрел свысока на еле видимую скозь деревья протоку и ему было слышно, о чем разговаривают за дверью.
-- Мама, я провожу Олега?
-- Хорошо, только постарайся вернуться к трем часам. -- мама замолчала ненадолго, а потом ее приглушенный голос послышался возле самых дверей. -- Игорь, а он что, скаут? В галстуке...
-- Я не спрашивал, мама. Это не имеет значения.
Олежка тронул свой галстук: "Скаут это плохо, что ли? И кто это такой?" Перехватил книжку покрепче и, чтобы не подумали, что подслушивает, стал спускаться вниз по крыльцу. Дверь позади него открылась, выбежал Игорь. Следом вышла его мама.
-- Что, Олег, вы уже уходите?
-- Да. Спасибо за обед... До свиданья!
-- До свидания. Заходите к нам еще. Игорек обрадуется, -- несмотря на то, что Олежка ее побаивался, мама Игоря сейчас показалась ему вполне добродушной и открытой к общению. Только это ее обращение к нему на-вы... Не привык. Странно было слышать.
-- Зайдет он, зайдет, -- уверил ее Игорь и его мама зашла обратно в дом. Игорь же протопал по каменным ступенями они с Олежкой направились к Черному мосту.
-- Тебе за книжку не попадет?.. За то, что дал мне ее почитать, а мы виделись всего два раза.
-- С чего бы это мне вдруг попало? Родители мне доверяют.
"Это хорошо" -- подумал Олежка, но ничего не сказал и до моста они дошли молча. Олежка оглядывался, запоминал местность. А когда поднялись на насыпь, Игорь ему показал, где находится булочная, где обувная мастерская. Махнул в даль рукой, рассказывая о пешеходном мосте через Шперский проток, и стал объяснять интересовавшемуся Олежке, что царь у них и сейчас есть, но не имеет такой власти, как в прошлом веке. Все решает парламент на своих совещаниях. Основное уже рассказал, как на мосту появился поезд. Увидев около путей двух мальчишек, машинист дал предупредительный сигнал и поезд продолжил свое медленное движение.
Когда второй вагон поравнялся с ребятами, Игорь подтолкнул Олежку:
-- Ну, давай, запрыгивай.
Олег побежал рядом с подножкой, положил книгу на железные решетчатый пол и запрыгнул сам. Игорь пробежал следом, пока деревянный мост не закончился, потом отстал, лишь крикнул напоследок:
-- Дорогу-то найдешь?
-- Найду. Теперь дорога знакомая. Я приеду, как смогу. Дней через пять, через неделю точно.
-- Я буду ждать. Приезжай обязательно, я тебя с нашими ребятами познакомлю. Да в город... -- дальше Олежка уже не мог расслышать. Шипение пара и стук колес стали громче Игорева голоса.
Олежка с улыбкой кивнул и помахал книжкой. Игорь тоже взмахнул рукой и стал спускаться с моста к протоке. Вскоре поезд повернул и Игорь совсем скрылся из вида.
Олежка сел на корточки, привалился плечом к холодной стенке вагона и стал листать книгу. Немного грустил оттого, что уехал из такого интересного места, и, в то же время, радостно, что у него появился новый друг, к которому можно ездить.
Сейчас больше радовало, что он едет в лагерь, в свой мир, где, хоть и далеко, его дом, родители, друзья детства... А в лагере -- Славик с братом Мишкой, которые, наверное, уже Олега потеряли и рыщут по всему лагерю.
"Ох, как бы опять от Иры не попало!" -- подумал с тревогой Олежка, послушал как перестукивают колеса поезда и углубился в чтение. Книга начиналась так:
"Первый летний день на "Морском Змее" начался авралом. Марсовый перед сдачей своей вахты заметил на горизонте тонущий корабль. Капитан, нахмурясь, посмотрел с палубы вдаль, но ничего не заметил.
Судовой кок Проспер точил ножи, стоя у распахнутой двери камбуза, дышал свежим морским воздухом, прежде чем снова скрыться в душной и дымной атмосфере, где шипели сковороды и булькали кастрюли. Крик фор-марсового о тонущем корабле вспугнул Проспера, когда тот пробовал остроту ножа пальцем.
-- Тьфу ты! Чтоб ты... Чтоб тебе нигде... -- вдруг Проспер увидел хмурые глаза капитана, что-то торопливо пробормотал и скрылся за дверью. Вышел он уже когда все матросы были на палубе, собранные свистом боцманской дудки.
Капитан показывал на паруса и боцман вновь засвистел -- серебристая дудка заплясала у него в руках и запереливалась трелями. Матросы, знавшие свои места на случай аврала, согласно приказаниям боцмана выполняли все точно и быстро. Быстро забрались на реи, подобрали марсели на фоке и гроте, и всматривались вдаль.
...Корабль затонул почти весь, только бизань мачта, да часть кормы задержались еще на плаву. Около места крушения, среди прочих обломков кружила случайно оторвавшаяся спасательная шлюпка. Только... казалось, что она была пуста. Где же все?.. Где команда? Где пассажиры?..
Матросы выстроились на палубе, ожидая дальнейших указаний. Капитан отошел с бака на корму и встал у штурвала.
-- Как вы думаете, сударь, отчего оно затонуло? -- подскочил молодой помощник.
-- Все объясняется просто, Марк. Посмотрите, каким образом судно погрузилось в воду. Я бы сразу сказал, что пострадало днище в носовой части. Но это и странно, Марк, так как рифов в этом месте нет. Ни на английской лоции, ни на французской..."
Олежка почувствовал, что его плечо, опиравшееся о стенку вагона, давит на нее все сильнее. Паровоз спускал пары и останавливался. Захлопнув книжку, Олег высунул голову и посмотрел вперед. Уже было близко то место, где он запрыгивал. По всем приметам, скоро будет видно и речку, а там и до заветного сарайчика рукой подать... Но поезд останавливался не потому, что так было нужно, а потому что машиниста здесь дожидались двое мужчин в замасленной спецодежде.
Олег отпрянул назад, прижав книжку к груди. Подскочил к краю площадки и тут же спрыгнул с другой стороны. Спрыгнул, но не удержался на ногах и прокатился кувырком пару метров вниз по склону. Это был удачный маневр, так как эти двое вскочили на ходу и поезд снова стал набирать скорость.
Первым делом Олег осмотрел книжку. Она была цела, а вот левый локоть не избежал неприятного соприкосновения с землей и был порядком содран. Да и рубашка с шортами заляпалась зеленым соком от травы. Вот незадача...
Поезд проехал дальше, но Олежка не решался выглянуть на другую сторону. Вдруг там еще кто-то?.. От мысли об этом стало жутковато. Вскоре, однако, любопытство пересилило страх и Олежка выглянул над рельсами. Никого!.. Спокойно перебрался на ту сторону и поспешил через поляну к речке, чтобы промыть царапины чистой водой.
Последние несколько метров пробежал, отложил книгу в траву и, черпая воду ладонью, смыл с локтя пыль и мелкие камешки. Потом стоял возле воды с задумчиво-усталым видом и махал руками взад-вперед, суша их. Не хотелось брать чужую книгу сырыми руками. И пока стоял, заметил, что к берегу прибило еще одну березовую кору-бересту. Тонкую полоску.
Олежка вытащил ее за краешек, перевернул и прочел: "Запоминай все, что с тобой случается. Потом будет что вспомнить."
Вот и все слова. Их могло и не быть, Олежка и сам осознавал, что теперь воспоминаний хватит надолго. Только не подумал, что тот, кто посылает эту кору по реке, может знать об Олежке больше, и что все происходящее сейчас с ним в какой-то мере подстроено, не совсем случайно... Но Олегу и в голову не могло прийти, что это все кому-то надо. Он сунул кору в карман шорт, поднял с земли книгу и пошел к сарайчику.
В лагере за эти два часа ничего не изменилось, но Олегу показалось, что сам он отсутствовал целый день.
В клубе шумели, видимо кто-то проиграл и не хотел признавать своего поражения. Олежка облегченно вздохнул -- все равно, что домой попал.
Славик его не искал. Если бы искал, то крутился бы возле сарайчика, догадываясь, что Олежка может быть в одном из отражений. Славик был в корпусе. Лежал на своей кровати и опять что-то читал. То, что Олежка не пришел со всеми обедать, Славика немного беспокоило, так как такого раньше никогда не случалось -- обычно Олег первым бежал покушать, сглатывая слюну. Но чтобы опоздать или совсем не прийти, как сегодня... Книжка немного отвлекла Славика сначала, а потом и вовсе захватила. Это был "Дневник Коли Синицына" Носова. В некоторых местах было смешно, и вообще ничего, нормально.
Олежка шел по аллее мимо административного корпуса, помахивал книжкой о юнге с "Морского Змея" и оглядывался по сторонам. Две недели в своем лагере это не один день (даже несколько часов!) на окраине незнакомого города. И Олежка был в приподнятом настроении от того, что вернулся без проблем.
Вон пробежала Бумагина, придерживая одной рукой косичку, другой прижимая к груди ватман и гремящую коробку с красками. Олег обрадовался и ей, и даже директору, вдруг выглянувшего из открытого окна своего кабинета на втором этаже. И тому, что его никто в лагере не потерял, не ищет и не будет никакого шума из-за этого. Так, в тихом удовольствии Олежка и дотопал до своего корпуса. В комнате резались в шашки Димка с Серегой. Стучали по доске, будто шлепали мух.
-- А ходы свои записываете? -- спросил Олег в порыве хорошего настроения.
-- Зачем это?! -- удивился непонятливый Серега, а Димитрий хмыкнул.
-- Так просто! -- ответил Олежка и кинул на свою кровать книжку в зеленом матерчатом переплете. Затем сам кинулся следом и пристроил поудобнее голову на подушке.
Славик повернулся к нему:
-- Ты где был-то?
-- Там, -- ответил Олежка тихо и заговорщически повел бровью.
-- А я тебя к обеду ждал. Ты совсем не обедал?..
-- Как раз пообедал, да еще как! Только взбитые сливки не пробовал... Но, это в другой раз, нечего себя баловать. -- Олежка опустил глаза на книжку, лежавшую в ногах и дотянулся до нее. -- Вот книжку дали почитать, посмотри.
Славик отложил Носова и взял "Юнгу..." После первых пролистанных страниц его брови поднялись.
-- Ух ты!
Серега с Димкой перестали стучать и подняли головы от доски.
-- Да ничего, просто... -- сказал Славик, переглянувшись с Олежкой. Ребята опять застучали. Славик поднялся на локте и они с Олегом заговорили тише. -- Насколько тебе ее дали?
-- Самое большее -- на неделю. Можем читать по очереди, хочешь?
-- Спрашиваешь! А можно я первым начну?
-- Действуй. Я уже немного прочитал.
-- Ага. Смотри, "ять"-то не во всех словах, а как-то по правилам...
-- Ах, это... -- Олег откинулся на подушку. -- Я это уже давно заметил. "Ять" только в коренных словах, где есть буква "е".
-- Да, вот слово "Льтнiй". И латинская "и". Интересно, а еще...
И Славик углубился в чтение. Олежка же задремал. В поездке "неизвестно куда" было достаточно волнений. Тут, в лагере это казалось сказкой, небывальщиной, однако все еще чесался расцарапанный локоть и чувствовался запах угольного угара.
2.
В лагере намечался День Открытых Дверей. "День Открытых Ворот" -- так называли его ребята, потому что на входе в лагерь дверей не было, только ворота и калитка. И перед этим событием директор пребывал в плохом настроении.
-- Опять приедут эти родители, нарушат покой и распорядок, -- говорил он завхозу, шагая по кабинету из угла в угол.
Завхоз с удивлением посматривал на директора и замечал, что с тем уже не первый раз творится что-то странное.
А через несколько часов тот же директор хлопотал над организацией встреч с родителями, обсуждал с пионервожатыми план всех мероприятий. Когда же завхоз передавал директору его недавние слова, тот отмахивался, говоря, что все это чепуха, он не мог сказать такого даже во сне, так как он понимает, что детишки и родители соскучились друг по другу.
В остальном директор был нормальным человеком, но иногда будто впадал в депрессию и говорил, что раздваивается в своих чувствах. С одной стороны ему надоела его работа и он был готов бежать отсюда без оглядки, с другой -- был доволен, что работает в этом лагере и старался делать все как можно лучше.
День Открытых Дверей приближался и ребята жили ожиданием встречи с родными. Особенно радовались младшие. Скучать им тут было некогда, но мама с папой есть суть родители, а они всех ближе.
Олежка тоже ждал дня, когда приедет мама и ему будет что порассказать. Не о зеркалах, конечно, а о жизни в лагере. Может еще и папа заодно приедет...
Под это ожидание Олежка вспомнил свой давний детский вопрос родителям: "А вы друг с другом родственники?" Он своей маме -- сын, брату мамы или отца -- племянник, и папин брат маме кем-то приходится... А вот сами мама с папой кто?..
Мама подумала немного и сказала тогда, что папа -- Олежке папа, а ей самой -- муж. "А муж -- это родственник?" -- не мог понять маленький Олежка и мама отослала его с этим вопросом к отцу. Папа считал, что они с мамой, конечно же, родственники, раз у них семья образовалась. Но, как считать на самом деле, Олежка должен был сам додуматься и для себя решить.
Олег вспомнил это давнее событие, оторвавшись от книги Игоря, которую читал уже четвертый день. После поездки в Мадаполамск больше никуда не хотелось. В седьмом отражении его поймали как шпиона. Во втором был Поэт, но к нему... Вообще-то к нему можно было сходить, но не сейчас. Собирался к Игорю, но книга была еще не дочитана и повода поехать не находилось. А книжка была уже близко к концу. С утра ее читал Олежка, после обеда -- Славик, а вечером они разговаривали о мальчишке-юнге, о том, как тому все-таки удалось пристроиться посыльным в городскую аптеку. А из аптеки его чуть не выгнал хозяин, потому что юнга умудрился разбить сосуд с ценным настоем травы "золотая подкова". Олежка очень удивился, что Слава еще не дочитал до этого места, а потом немного ему рассказал.
И октябрят они тоже не забывали. Те играли теперь сами и между играми любили послушать рассказы Славика из книжки про юнгу, а Олежка два дня подряд брал ее с собой и читал им прямо по книжке. И сам одновременно с ними узнавал, что там дальше, таким образом приближая историю к развязке.
Читать было нетрудно, октябрята слушали, не бегали где попало, и Бумагина (не без участия кого-то из вожатых) прознав о таких делах Славика и Олежки, описала свои впечатления в отрядной газете. Все узнали, как они здорово выполняют поручение пионервожатой. Ира после похвалила Олежку, на что тот тихо фыркнул и сказал, что нужны ему ее похвалы, как морскому коньку рубанок. Но все равно было приятно. Ребята из их комнаты, конечно, своими насмешливыми взглядами не давали им со Славиком возгордиться собой и пришлось даже оправдываться, что это, мол, Ира придумала их нахваливать. Сами они ничего выдающегося не сделали. И что все похвалы и уважение им со Славиком нужны, как трамваю насос, колеса подкачивать...
Сейчас Олежка перебирал в памяти события последних дней, думал о встрече с родителями и почитывал книжку. Глаза уже слипались и Олежка отложил ее на тумбочку Славика, заложив зеленым листом крыжовника страницы о том, как бывший юнга увидел на рынке девушку-торговку цветами и лишился сна от любви. В воображении Олежки на место цветочницы упорно лезла Бумагина, поэтому читать было скучновато. Он полежал с закрытыми глазами пять минут, как планировал. Мотом полежал еще сверх того пять минут и, решив, что пора проявить волю, встал и пошел в клуб. Может удастся погонять кием костяные шары...
Свободных мест на бильярде не было. Вместо старшего пионервожатого играл парень из первого отряда и не собирался никому уступать места. Олежка, как всегда, уселся на подоконник и стал наблюдать за игрой. Игроки поминутно поминали черта и пересыпали свою речь бильярдными терминами: карамболь, подставка, дуплет... и едко говорили: "Ха-ха!", если противник терпел поражение. Олежка слушал все это, улыбался и изредка оглядывался на улицу, с беспокойством посматривал на дверь сарайчика. И не зря -- оттуда выскользнула фигура директора и быстрым шагом удалилась из вида. Олежка выбрался из клуба и, оглядываясь в сторону удалившегося директора, зашел в сарайчик.
"Почему директор так быстро выскочил? -- думал Олег, когда входил, а когда уже был внутри, его мысли быстро поменялись: -- Кто это?" Кто-то небольшого роста мелькнул у директорских зеркал и исчез. Вроде какой-то мальчишка в спортивных штанах и длинной узкой рубашке навыпуск, как в платьице. И тоже переходит в зеркала. И главное -- что он тут делал?!
Было тихо. Директор не возвращался. Воспоминание о том, что директор дал свое согласие на то, чтобы его (Олежку) заперли в пионерской комнате, кольнуло сердце. Руки Олежки сердито сжались в кулаки, потом снова разжались. Он шагнул к зеркалам и присел между них. Кроме множества Олежкиных отражений, уходящих в темноту, никого и ничего больше не было. Представил третье отражение и качнулся вперед. Там -- Игорь, но без книжки к нему не было смысла ехать, ведь он обязательно спросит о ней. Но раз уж попал сюда, не сходить ли к реке, не посмотреть, что она принесет ему в этот раз?..
Уже привычным путем Олег добрался до тальника и песчаного спуска к воде, умылся. Стряхивая с ресниц воду, заметил кору, плывущую у берега. "Наверняка, это мне" -- догадался Олежка и подождал, когда река принесет ее прямо в руку. Текст был небольшой, только несколько строчек были стерты, смыты. Будто кто наспех написал новый текст на уже использованной бересте. Олежка поднес ее ближе к глазам и стал читать: "Если бы ты вырос смелым, но не наглым, это было бы ... -- дальше было стерто, а ниже еще строка. -- В тебе они увидят защиту и ты обретешь счастье. Юхан." На другой стороне тоже что-то было написано, но Олежка так и не разобрал...
Посидел еще немного на берегу, посмотрел на речку, поразмыслил над смыслом строчек и, складывая кору в карман шорт медленно направился к сарайчику. Не понимал, почему ему попалась именно эта береста, эти слова. С каким умыслом?.. Но Игорь говорил, что так сразу иногда не поймешь, нужно время...
Олежка еще раз оглянулся на реку и поляну, освещенные полуденным солнцем, вдохнул запах нагретой травы и перебрался в лагерь. Но от зеркал уходить не торопился.
-- Слазаю-ка я к Поэту, -- сказал он сам себе и представил второе отражение.
Моментально запахло хвоей. Поэт, если он окажется сегодня здесь, должен быть на той же поляне, где Олег встретил его впервые. Но время не стоит на месте, у Поэта могут быть свои дела и планы.
Но Поэт был здесь. Еще издалека, услышав знакомое бормотание, догадался, что это он. А потом и увидел его, в задумчивости бродившего по дальнему краю поляны. Снова сто-то сочинял, подергивал рукой в такт рифме и Олежку не замечал. Олег решил, что это даже хорошо, он посмотрит как рождаются стихи. И стал пробираться в обход по кустам. Посматривал то на Поэта, то себе под ноги, чтобы не хрустнуть сухой веткой. Листья шуршали под сандалиями, но они могли шуршать и от ветра, поэтому Поэт не отвлекался. Замолкал на несколько секунд и снова что-то бормотал.
Олежка остановился -- впереди было большое поваленное ветром дерево, густо обросшее зеленым мхом. Стал обходить его кругом, по дальнему краю, чтобы все-таки не потревожить Поэта. Но только отошел от кустов, как был напуган тонким голосом малыша:
-- Здравствуй!
Олежка вздрогнул от неожиданности -- странно было в здешних местах услышать родной язык, а потом разглядел мальчишку лет пяти, выходящего из-за дерева.
-- Привет. А ты тут чего делаешь? Как тебя звать?
-- Я Вася Матюхин, а ты? -- мальчишка опустил глаза на сбившийся носок на своей ноге и подтянул его.
-- А зачем тебе?
-- Просто так.
-- Ну, скажем, Васильев я, из второго отряда. Да ты, наверное, не поймешь этого, чего я тебе рассказываю... -- Олежка вдруг припомнил статью в журнале, что лежал дома. -- А Гай Матюхин, случайно, не твой папа?
-- Угу, -- вскинул мальчишка глаза. -- Ты откуда знаешь?
-- Листал я его статью в Историческом журнале за позапрошлый год. Ничего пишет. А вы где живете? Тут?.. -- и поймал себя на мысли, что такое невероятное совпадение воспринял совершенно спокойно. После бересты, что несла ему река, все воспринималось уже в несколько ином свете.
-- Не-а, у нас город называется Моловск. И речка у нас еще есть, Сыма. Прошлым летом мы там купались, а я еще кораблики пускал.
-- Моловск?! -- что-то знакомое послышалось Олегу в этом названии.
А Вася вдруг убежал. Наверно. испугался резкого, удивленного возгласа Олежки, почти вскрика. Хотел окликнуть мальчишку или догнать, но не стал. Зато Олежку заметил Поэт и махнул ему рукой.
На ногах Поэта были высокие кожанные ботинки, в которых летом наверняка ужасно жарко. Шнуровка их была распущена и Поэт прихрамывал на обе ноги, стараясь не потерять обувь по дороге. А потом и вовсе остановился. Светлые брюки, застегнутые пряжкой под коленом, рубашка серого цвета с расстегнутым косым воротом, да на голове черный тряпичный картуз -- вот и вся его одежда.
Олежка резко от него отличался своим видом и если бы остановился, застыл на месте, мог бы изображать довольно глупую скульптуру "Пионер в лесу". На нем были шорты с глубокими карманами, голубая рубашка с выцветшими и еле заметными зеленоватыми полосами от травы, красный галстук, повязанный под воротником, на ногах -- синие носки и коричневые сандалии.
-- Привет! -- поздоровался Олежка. -- А я тебя давно заметил. Хотел подобраться поближе, послушать, что ты тут сочиняешь.
-- Да, и тебе привет от меня! Это я... строчку никак не вспомню. Иногда теряю их или в середине, или в конце... А хорошо закончить -- это самое главное.
Стали говорить о стихах, но Олежка не писал стихов, поэтому только пожимал плечами на вопросы Поэта и кивал, соглашаясь с его мнением -- должно быть так и есть, не знаю. А Поэт попытался ему объяснить, с чего начинаются стихи. Потом резко сменил тему:
-- А побежали на станцию? Там такие чудные паровозы ходят...
-- Ага, побежали. Только... зеркала у вас никто не тронет?
-- Нет, тут никого не бывает. А если что, я тебе свои дам, у меня есть.
Олежка изучающе посмотрел на нового знакомого и медленно, задумчиво, будто остерегаясь чего-то спросил:
-- Сам-то не лазил?
-- Нет, не могу никак решиться. У нас многие знают о зеркалах, но никто не пробовал. А как у вас ребята? Не боятся?
-- Почти никто не знает. Если узнают, то не испугаются, чего тут такого... Только сначала страшно, потом все проходит само по себе.
Олежка замолчал, предавшись воспоминаниям, и Поэт больше ничего не спрашивал. Они шли по поляне, переглядывались. А кода пауза уж слишком затянулась, Поэт кивнул на торчащую из кармана Олежки бересту.
-- Что?.. Где это ты оторвал?
-- Это я в одной речке выловил. Вот, смотри, что тут написано. -- Олежка развернул кору и отдал Поэту.
Тот прочел и хмыкнул.
-- Это что-то вроде немецких шпрух. Такие поговорки, которые поучают тебя в жизни. Мне отец рассказывал.
-- Ага, ясно. -- вздохнул Олежка. -- Ты возьми себе эту, если ты понимаешь, о чем там сказано. А я вот про что... Откуда ты о зеркалах знаешь?
-- Это просто рассказать. У нас часто встречаются люди, которых называют "не от мира сего", странные люди, будто не совсем местные. Сами они себя называют "Заблудившиеся в зеркалах". Не все. конечно, остаются у нас. Некоторые не выдерживают и уходят дальше...
-- А обратно разве нельзя?..
-- Не знают дороги назад. Я же говорю -- заблудились. Так и живут у нас в городе. А некоторые и в картинки уходят, е только в зеркала. Вот здорово, да?
-- В картинки?! Как же это возможно? В нарисованные?
-- Да нет же, в фотокартинки. А у вас их нет, что ли?
-- У нас они фотографиями называются. Но это без разницы. Но, пожалуй и верно... Можно и в картинку. Только это уже искусство какое-то! Без зеркал-то!..
-- В картинки я не верю. А вот как один из Заблудившихся уходил в одно единственное зеркало, я самолично видел
Олежка прищурился, глядя на солнце, скрывшееся за высоким облаком, и задумался над словами Поэта. С одним зеркалом он еще не пробовал. "Это что же, как Алиса в Зазеркалье?"
Наконец, они дошли до железной дороги. Между рельсами было меньше метра, можно было легко шагнуть с одного на другой.
-- Узкоколейный паровозик, -- сказал Поэт и всмотрелся вдаль. -- Вон он идет. Мы не успели посмотреть, он уже проехал.
Олежка подскочил к Поэту, посмотрел в ту сторону, куда он показывал. Действительно, за деревьями пыхтел маленький паровозик с десятком вагонеток.
-- УКП-4 с ручным тормозом, -- сказал Поэт. -- Я на нем почти до самого города доезжаю. Дальше он поворачивает на мост через речку и уходит от города в сторону. Я слезаю перед мостом. Только пешком долго идти, прежде чем до дома доберешься. Если Восточные на мосту не дежурят, ты можешь ко мне как-нибудь приехать.
-- Я еще посмотрю, как у меня будет со временем. Сейчас почти нет свободного, все расписано... Подожди, а город у вас как называется?
-- Хестщернен -- Осенняя звезда.
-- Я... я о нем слышал!
-- Не знаю, где ты мог услышать. Город у нас небольшой. Правда рядом с нами еще меньше городок...
-- Знаю, -- осторожно сказал Олежка. -- Вердаг.
-- Вот это да! Ты бывал там?
-- Возле него был один раз, -- ответил Олежка с видом, мол знай наших. О том, как его там встретили незнакомые ребята, не стал говорить. -- А чем у вас в городе занимаются? И кто такие Восточные, почему они на мосту дежурят?
-- Сколько сразу вопросов! -- засмеялся Поэт и стал рассказывать о кожевенном заводике, что недавно построили, о договорах с Беркамом и окрестными хозяйствами, о том, что безработных в городе сразу стало меньше... -- Вот и ботинки мои там сшиты.
Олежка посмотрел на его ботинки, потом на свои сандалии и кивнул.
-- Тебе когда обратно? -- спросил Поэт. -- Может, проводить тебя назад по рельсам? Паровозик ушел, скоро назад подоспеет. Пока загрузиться, постоит на конечной, потом по кругу сюда вернется. Машинист у нас на окраине живет, я его знаю.
-- Ты еще про Восточных не сказал. -- напомнил Олежка, не отрывая глаз от шпал, по которым шагал.
-- Они такие же, как мы, ребята. Из наших, городских. Только они на мосту ждут кого-то. Мама говорит, что уходят они ночью или рано утром, когда все спят, и занимаются какими-то темными делами. Мама говорит, чтоб я даже не думал с ними в какое-либо дело увязаться. Не знаю, что там у них за дела, только меня каждый раз проверяли, когда я сюда ездил. Сейчас они ко мне привыкли и не обращают внимания.
-- А со мной бы тебя задержали?
-- Наверняка. Ты ведь новый человек, тебя они не знают.
-- Ну а кого они ждут-то?
-- Не знаю, они не говорят.
Олежка заинтересовался. Оказывается, тут есть свои тайны. И о городах уже слышал. Про них Кнут говорил, когда Олежку обо всем допрашивали.
-- А сам чем занимаешься? Стихи пишешь?
-- Это в свободное время. Еще учусь в гимназии. -- вздохнул печально Поэт. Видно и тут учеба не сладкий труд. -- Скоро каникулы кончатся и опять на занятия. А пока здесь хожу-брожу... Вот, послушай.
Поэт сдвинул картуз на затылок, посмотрел в небо и стал читать нараспев:
Шаг чеканя, опушкой лесной
Движутся темные тени.
Судьба страны за их спиной,
Как жаль, что героев не ценят...
Как будто все подвиги сами собой
Творятся на белом на свете.
И он идет, и мы с тобой
В прекрасном и утреннем лете.
Вдали, как завидится дрогнувший враг,
Друга плечо все ближе.
Мы идем, чеканя шаг,
Мы -- ватага мальчишек.
Бьют барабаны, горны трубят,
Восставший враг -- дрожи!
Многое может отряд ребят...
С нами ли ты, скажи?
...
Но проходят года и редеют ряды
Мальчишеских смелых отрядов.
Появилось так много, как в море воды,
Всяких безудержных гадов.
Нет уж ватаги, мальчишке не те.
По-прежнему светит лишь солнце
И я хожу-брожу в суете,
Жду, когда флаг взовьется...
-- Это про тебя? -- спросил Олег, радуясь, что понял все дословно.
-- Про меня... И в то же время, не про меня. Может, про Восточных?.. Просто настроение тогда такое было, когда начал сочинять.
Поэт стал прислушиваться. Олежка остановился.
-- Слышишь? Паровоз идет. Значит, мне уже пора. -- сказал Поэт. -- Пропущу, потом буду до самого вечера ждать.
-- Тогда и мне надо идти назад. Ты только покажи, как мне отсюда до сарайчика добраться.
Поэт показал и они попрощались.
3.
Накануне Дня Открытых Дверей, вечером того дня, когда он встретился с Поэтом, Олег дочитывал книжку Игоря и думал над словами Поэта об односторонних переходах. Не понимал, как это возможно. О переходах в картинки или фото Олежка даже не вспоминал, считая это чепухой. Так и заснул, не решив для себя ничего определенного. Но продолжал думать во сне и мысленно направился в сарайчик, к зеркалам. Не просто так подумал, а будто упал вдруг в глубокую яму нечувствительного сна и пошел своими ногами, почти как наяву. Сначала ничего не ощущал, ни о чем не думал, но потом вспомнил, что спит, испугался и кашлянул, заставив снова заработать уже почти остановившееся сердце. Теперь его сон стал спокойнее, но сарайчик все еще влек его и глубокий сон накатил снова. Теперь Олежка уже не вспоминал, что спит, и дошел до сарайчика, в тонкостях замечая вокруг себя обстановку лагеря. Так же, как и наяву, скрипнула старая дверь и блеснули в углу зеркала. Несколько отражений были видны отчетливо, а остальные терялись во мраке.
Во сне у человека проходит треть жизни. И чем он там занимается, никому не известно. Во сне молчуны болтают без умолку и играют спектакли; букушки веселятся и прыгают от счастья. Во сне двоечники решают задачи, которые не по силам отличникам, а когда просыпаются, то ничего не помнят.
Олежка хотел путешествовать. Во сне можно слетать далеко. Дальше, чем лазал сам, наяву.
Во сне Менделеев увидел систему химических элементов, Карл Гаусс -- закон индукции, Нильс Бор -- модель атома. Наверное, и Олежка ожидал увидеть что-либо выдающееся. Но пока сидел возле зеркал, представляя себе, как будет возвращаться -- вспоминая лагерь, сарайчик, Славика с Мишкой... И полетел вперед, в мрачные отражения. Там было темно, но Олежка ощущал как тонкие грани зеркал проплывают мимо. Среди темных зеркал встречались и более светлые и в одно из них Олежка влез. Это была чья-то квартира. Пожилой человек в темной длинной одежде, похожей на священническую, сидел за столом перед небольшим зеркалом с подставкой и намыливал щеки и бороду щетинистым помазком.
-- Здравствуй, -- сказал он, когда Олежка подошел к столу ближе.
-- Здравствуйте, -- ответил Олежка не голосом, а мысленно, и предметы в той комнате стали медленно принимать более четкие очертания. Стал рассматривать книги, лежащие на столе. Одна из них была широкая и большая, называлась "Зеекартенверк". Рядом лежал потертый номер журнала "Шифф унд Хафен зеевиртшафт".
Старик заметил взгляд Олежки и улыбнулся.
-- Ну, спрашивай все, что хочешь. На любой вопрос отвечу. Видишь, сколько у меня книг, -- повел он рукой по периметру комнаты, у стен которой высились книжные шкафы с лестницами. -- Все спрашивают, а ты молчишь. Почему?
-- А вас как зовут? Кто вы? Вы меня знаете?
-- Меня зовут Гоб. Твоего имени я не знаю.
-- Я Олег. А вы тоже во сне?
-- Нет, я на самом деле. Это ты во сне. Ко мне все так приходят. Тебе-то что надо?
Олежка пожал плечами и в молчании стал рассматривать рисунок в резной рамке на одной из полок с книгами. Это был парусник, как гласила надпись: "Клипер "Фермопилы" под нижними марселями уходит от шквала".
-- Сырой клипер, -- заметил от стола Гоб. -- Вечно залитый водой клипер "Фермопилы". Стоит фор-стень-стаксель, нижние марселя на фоке и гроте и штормовая бизань.
Олежка смотрел как тучи с дождем догоняют клипер, накренившийся набок от ветра, слышал свист в его снастях и будто чувствовал брызги на своем лице и руках. Сам чувствовал через палубу гулкие удары форштевня о волну. "Вот так и переходят в картинки, -- вдруг понял он, словно это кто-то ему нашептал на ухо. -- Так же, как ты переходишь во сне в зеркала."
А потом, в темном углу Олежка увидел небольшой глобус со странными очертаниями континентов и непонятными надписями, рисунками рыб, кораблей. В том месте, где должна быть Америка -- много-много и мелко написано. Олежка присмотрелся внимательно и оглянулся на Гоба, вставшего из-за стола и отошедшего к вечернему окну.
-- Это глобус Мартина Бехайма. Тоже копия, как и картины.
-- А какого он года? Он ведь старый, правда? Америки совсем нет.
Гоб немного пояснил. Олежка вдруг вспомнил, о чем говорил Поэт, когда речь зашла о Юхане.
-- А кто такой Юхан-Спаситель?
-- Сложный вопрос. О нем не так уж много известно. Больше из легенд; тем, что был принесен в жертву за спасение людей. Только его жертвенности не понял ни при нем, ни после. Не чувствовали его внутреннего огня, его веры, что несла всем освобождение. Ему хотелось иметь друзей, но сам он понимал, что тот, кто послан спасти людей, бредет в одиночестве. Среди людей он -- как чужой. Он отовсюду был изгнан, не имел крыши над головой, своего теплого очага. Но огонь, горевший в нем согревал его душу. Кто же он был на самом деле, не похожий на остальных?..
Дальше Олежка ничего не понял. Проснулся среди ночи в своей кровати, в лагере, дрожащий от озноба.
Тени.
1.
Говорят, когда пришли Мрачные, был пасмурный день и их никто не заметил. Только рыжие норвежские лемминги и собаки попрятались по углам и старательно нюхали воздух. Тени появились внезапно. Некоторые считали, что они откуда-то пришли, другие -- что те были здесь всегда, но кто знает, как было на самом деле...
Это были Тени, кто-то еще называл их Мрачными. Это были самые настоящие тени и они могли вселяться в людей. А еще у них были черные шипящие пули. Объемные, а не плоские, Тени двигались как обычные люди, тихо шурша листьями и мелкими камешками.
Собаки не лаяли, так как не знали еще, друзья это или враги. Они ничего не учуяли, а лемминги спрятались и уже не высовывали носа.
Никто из людей не подозревал, что пришли Мрачные, да и потом, когда стало доподлинно известно,не могли себе представить то место,откуда те появились. Взрослым всегда хватало горя и мрака, поэтому к Мрачным они отнеслись терпимо, хотя знали, что они злы и ненавидят детей. И там, где только что смеялся малыш или кроха, появлялся силуэт. Если замечали, что он движется где-то в кустах, то он вспыхивал, точнее -- расплескивался черной краской и исчезал. А хуже им было, когда при этом смеялись. Но смеялись не просто, не нарочно, а от души, искренне от чего-то радуясь. Или когда был хороший день и было весело.
Взрослые и раньше смеялись мало, а с появлением Теней совсем погрустнели. Ребята же, как ни в чем ни бывало, бегали, играли и смеялись. Они и стали главными врагами Теней. Дети никогда не сидели на месте, не знали зла, как взрослые, и начинающаяся их жизнь казалась им раем. В открытую своей вражды Тени не показывали, хотя причиняли зло уже одним своим присутствием. Сами они были не очень опасны, если не подходить близко, но у них были шипящие пули -- страшное оружие, попасть под обстрел которого означало пропасть безвозвратно.
В городке Вердаг, близ города побольше -- Хестщернена, Тени не появлялись, предпочитая пригороды. Там, на свободном воздухе все события и происходили.
Ларс, тем временем, на улице мучил своего маленького братишку. Тот визжал и вырывался, но совсем несильно. Он знал, что пытки продлятся недолго -- а вдруг неожиданно вернется от соседа отец? И уж тогда-а... Жаль, что старший брат не может никак этого понять, все издевается...
Когда Ларса окликнули из-за высокого забора и в щели между досками было заметно какое-то движение, он отпустил братишку. То сразу убежал и поглядывал мокрым глазом из-за угла.
"Хорошо, что ребята пришли" -- подумал Ларс и кинулся к забору. Отодвинул помеченную тайным знаком доску и высунул в дыру голову. Его ждал Полковник.
-- Иди на мост, у нас сбор. А я еще нескольких позову, -- сказал он Ларсу и тот побежал к мосту.
Полковником этого мальчишку звали, потому что он любил командовать, давать всем указания, хотя сам в группе Восточных был лишь посыльным. Ему не было еще десяти, но старшие ему подчинялись. Никому из них не хотелось быть посыльным и бегать по всему городку, а если не подчиняться Полковнику, то он откажется от своей работы и посылать за ребятами будет некого.
Едва Ларс добрался до дороги, он услышал разговор:
-- Ты думаешь, мы доберемся туда незамеченными?
-- Конечно, Теней сейчас не видно. Нильс передал, что у них туго, надо помочь.
-- Ну, какие же из нас помощники?.. Мы же не умеем, как они...
-- Хотя бы поддержим, а там видно будет. Они же нам всегда помогают.
Это разговаривали двое знакомых Ларсу ребят. Он свистнул и те его подождали.
-- Что случилось? Я слышал, что на западе плохо.
-- Так сказал Полковник... Сейчас соберемся на мосту и все узнаем. Придет кто-то из Вердага.
-- Ну да?! -- удивился Ларс, так как у них давно никого из Западных не было. -- Может, это Сиг? Или этот... друг его старший?
-- Не знаем. В прошлый раз приходил тот нахмуренный, в юбке. Сейчас, возможно, Сиг придет. Только как он пробирается незамеченным через посты Мрачных. Кирхенмаус у них там лично бдит.
-- Пойдем скорее, узнаем.
Ребята ускорили шаг и шли молча, думая о своем. "А вдруг сразу в поход? А я братишку дома не запер..." -- вспомнил Ларс и начал беспокоиться. Заоглядывался.
-- Ты чего? Забыл что-то?
-- Ага. Братишка на улице остался. Выберется, увяжется следом и потеряется.
-- Не потеряется. Скажут, в чем дело, и сбегаешь домой. А нет -- Полковника попросишь, он присмотрит.
-- Можно и так. Но почему Полковник всегда остается? Почему его-то никогда не берем с собой?
-- Да он маленький еще! -- заметил Магнус и посмотрел на мост, что открылся их взглядам высоко между соснами и кустами, росших на высохшем русле реки. На перилах моста сидели ребята, а перед ними похаживал туда-сюда Сиг.
-- В этот раз Сигурд! -- сообщил Ларс друзьям. Но они уж и сами видели восьмилетнего мальчишку в голландке, узких штанах с юбкой поверх и в коротких замшевых сапожках.
-- Сиг, как ты прошел через посты? -- спросил сразу Один, когда они втроем с Магнусом и Ларсом поднялись к ребятам на мост.
-- Когда вы все соберетесь, тогда и скажу, -- вздохнул темноголовый Сиг.
-- Да тут уже почти все, -- заметил Ларс, осмотрев ребят и приветственно кивая каждому головой. -- Рассказывай, не тяни. Опоздавшим мы сами потом расскажем.
Сигурд пожал плечами.
-- До третьей роты Теней я дошел нормально. Но там оказался Кирхенмаус. Мы до сих пор не знаем, как он догадывается, где мы будем переходить границы. Но я прошел мимо него по кустам и сел у лесопилки на паровоз.
-- А пули в вагонетках ты проверил?
-- Конечно. Во всех были, кроме первой. Наверняка их куда-то перевозили. Кирхенмаус думал, что я на первую вагонетку и заберусь, не спускал с нее глаз. А вышиб зеркалом установку из последней и залез под крышку. Вот, даже кьель порвал. -- Сиг повернулся и показал край своей короткой юбки, где нитки лохматились бахромой. -- Пока ехал, установки выбил одну за одной, а потом надо было лишь вовремя вылезти, да найти мост и вашего Полковника. Кстати, вон он бежит с вашими ребятами.
На мост по крутому откосу вскарабкались еще пятеро.
-- Ну, вот, теперь все, -- сказал Полковник. -- Давай, Сиг, по делу. С чем пришел?
-- Нильс просит помощи. Я сразу так Полковнику сказал. Курц выставляет новых воинов. Лив сказал, что еще нужно взять двух собак. У нас три ослепли от темноты. У вас есть собаки?.. Возьмите, сколько можно. Не меньше одной. И зеркала надо взять всем.
-- Как это не меньше одной?..
-- А когда выступаем? -- забеспокоился Ларс, вспомнив о братишке.
-- Сегодня вечером, когда Мрачные прячутся. Может быть, раньше. Аксель сказал, что приедет вслед за мной, если ничего не случится. Если все нормально, то он скоро будет здесь.
-- Нам рассчитывать только на свои силы? -- спросил старший среди Восточных. -- Или мы будем вместе с вами?
-- У нас будет жарко. Возможно, серебристых зеркал станет больше. Поэтому мы и просим у вас помощи. Так что...
-- Ясно, мы сами за себя будем отвечать. Все согласны? Пусть каждый подумает.
-- Да чего думать... Пойдем все вместе... -- послышались голоса. -- Раз такое дело...
-- Тогда кому нужно домой, бегите. Но все остается между нами.
Ребята стали расходиться, чтобы взять зеркала и собраться в дорогу. Ларс тоже припустился домой с откоса. Потом остановился и позвал с собой Полковника.
-- Присмотришь за моим братишкой, пока я не вернусь?
-- Ладно. Пошли, познакомишь.
И они помчались вместе.
Мальчишку они обнаружили за забором. Он видел, что Ларс отодвинул дощечку с непонятным знаком (трехлучевая звезда в кольце) и таким же образом вылез наружу. Обратно его водворили культурным путем -- через скрипучую железную калитку. И ларс объяснил ему, что если трогать дощечку с этим средневековым знаком, то происходит всякое плохое. С ларсом от этого никогда ничего плохого не происходило, но на малыша эта история подействовала. Да и Полковник кивал, подтверждая, что Ларс правду говорит. Потом Ларс познакомил их, сказал братишке, что уйдет дня на два, и запер его в комнате.
-- Отец тебя выдерет, когда вернется, вот как! -- громко сказал пацаненок из-за двери. -- Он сказал, чтоб ты не смел убегать за город!
-- Молчи! -- крикнул Ларс, спускаясь с крыльца. Хлопнул Полковника по плечу и побежал на мост к ребятам.
Когда пришли Мрачные, они искали людей, кто бы мог стать их глазами и ушами в городе и его окрестностях.
Искали недолго. В Хестщернене нашелся Вольт Кирхенмаус, в Вердаге -- Курц Хакеншток. Они были знакомы между собой, только Кирхенмаус пошел сам и охотно, а Курц -- с ним за компанию. И с тех пор Мрачные знают обо всем, что делается в этих городках. Мрачных становится все больше и даже мальчишки Восточные -- в Хестщернене, и Западные -- в Вердаге, не могут задержать рост их количества. А совсем недавно появилась третья рота воинов-Теней.
...Ребята уходили с моста поздно вечером. Долго ждали Акселя на мосту, но тот почему-то так и не приехал. Сиг смеялся, шутил, а когда Восточные заметили, что Акселя уже не дождаться, помрачнел и насупился. И до самой лесопилки не проронил ни слова. Теней поблизости не было, Кирхенмауса тоже. Ребята занялись последними приготовлениями. Сиг стоял на углу склада, смотрел на заходящее солнце, а потом сказал, что лучше всего выступать утром, когда Тени только-только набирают силу.
Ребята отвалили от стенки склада гниющее бревно и залезли вовнутрь, чтобы хоть переночевать под крышей. Сиг же отправился на запад, к своим. Ларс его пытался остановить, но тот что-то сказал про Лива и все равно ушел.
Небольшое зеркало, которое всю дорогу Сиг держал в руке наготове, запотевало и норовило выскользнуть из пальцев. Положить его было некуда -- в юбке и голландке Сига не было карманов. Тогда он наклонился, сунул зеркало в сапожок и затянул кожаный шнурок сверху.
-- Вот так, отсюда уже не выпадет, -- сказал он сам себе и пошел дальше по темным перелескам.
Хотя перелески, скорее, были странными, наполненными фосфорическим светом. И небо было светлое, почти как днем. Было лето -- пора белых ночей. И все же Сиг выбирал места, где темнее всего. Лив научил его, что ночью Тени прячутся. Живут в сумерках. Совсем без света они не могут. Так Сиг и шел, останавливаясь с замирающим сердцем, только если где-нибудь поблизости ухала ушастая сова или кричала полуночная птица.
От лесопилки до Западных ребят было недалеко. Главное, не сбиться с пути и дойти хотя бы до сапожника в Вердаге. "А утром я найду Акселя и... ух, задам ему трепку!" -- подумал Сиг, замечая знакомые места. Вон там, возле рощи кривых берез появляются "те, кто никогда сюда не попадет". Проходят со свечкой или фонариком, заворачивают по кругу и уходят обратно. Лив говорил что-то о Дороге, о том, что эти люди как-то с ней связаны, но Сиг так и не понял, на что Лив намекал. Вообще, Лив любил рассказывать разные истории. Сигу иногда казалось, что тот их просто выдумывает, а потом оказывалось, что все это на самом деле. И вообще с ним интересно!..
Сигурд размышлял обо всем этом и дошел до большого валуна, обросшего мхом. Остановился и оглянулся. Вон там, на холме стоит старый сарайчик и Лив говорил, что оттуда иногда появляется Хакеншток. Все ребята следят за ним день и ночь, но не могли заметить самого момента появления...
Сиг обернулся на хруст веток и увидел паренька, похожего на Акселя, только у Акселя волосы торчат во все стороны и висят сосульками на висках и затылке, а у этого зачесаны за оттопыренные уши, а на затылке и лбу длинные и завиваются кверху. При фосфорическом свете неба и свечи, что паренек держал в руке, его волосы казались совсем белыми, на самом же деле были скорее серо-пепельного цвета. Паренек шел широким кругом, не отрываясь смотрел на свечу, которую нес, закрывая ладонью от ветра.
Отступив за каменный валун, Сиг следил за незнакомцем оттуда. Тот поднял глаза, остановился и долго смотрел вперед, на крыши Вердага, прежде чем снова пошел. Сиг следил краем глаза за ним и чуть не вскрикнул, когда мальчишка посмотрел словно сквозь него. Глаза у того светились фиолетовым светом! Мягко так блеснули, и мальчишка пошел дальше, не обратив внимания на испуганного Сига. Скоро его свеча потерялась в сумраке у березовой рощи. Сиг крадучись пошел в городок.
Дверь сапожной мастерской никогда не закрывалась и Сиг шмыгнул туда. Пожилой сапожник Мот Эриксон шевельнулся на своем топчане.
-- А, это ты, Сиг. Что же так поздно?
Сиг не сказал ни слова -- сапожник был глух с детства -- и только развел руками, мол, так уж вышло. Мот кивнул:
-- Прикрой дверь, сегодня уже больше никто не придет. И ложись у огня.
Сиг вернулся к двери и зацепил проволочный крючок за скобу в косяке. Мот закашлялся, перевернулся на другой бок и с головой накрылся рогожей. Блеснули его голые пятки.
Было тихо, когда Сиг, наконец, лег и забылся во снах. А утром его разбудил крик Кнута:
-- Вставай, Сиг! Где Восточные? Ты их привел?
-- Не кричи, Кнут, -- вступился Аксель, подошедший сзади. -- Сказал, что приведет, значит, привел. Где они, Сиг?
-- На лесопилке, -- буркнул Сиг, обиженно глядя на Акселя. -- А ты где был?! Обещал ведь, что сразу после меня приедешь...
Аксель молчал. Сиг понял, что Аксель даже и не пытается оправдаться. В левом глазу Сига что-то зачесалось, вроде как слеза...
-- Мне страшно было одному... по лесу... ночью... И никого нет рядом, -- Сиг отвернулся, притих. Не мог больше смотреть на молчавшего Акселя. Еще там, на мосту он обиделся и теперь тоже было обидно.
Сиг почувствовал спиной, что кто-то еще вбежал в мастерскую, но не стал оборачиваться.
Это прибежал Лив. Когда он увидел спину Сига и Акселя, стоящего в растерянности, он все сразу понял. Подошел к Акселю.
-- Если не смог прийти, так не стой как столб. Или объясни ему все подробно, или уходи.
-- Подумаешь, к нему не приехали... Размазня! -- вскинул голову Аксель и вышел. Кнут вышел вслед за ним. Лив проводил их спокойным взглядом, а внутри все кипело от возмущения. Сапожник Мот покачал головой, хотя не слышал ничего, и сказал:
-- Эх, ребятки, ребятки...
Лив успокоился, когда вспомнил, зачем сюда пришел.
-- Сиг, пошли наружу! Пора дело делать.
-- Я сейчас, -- шмыгнул носом Сиг и стал подниматься. Смахнул слезу и спросил: -- А серебристые зеркала будем брать?
-- Возьми "девчонок", -- сказал Лив, выходя. -- Отправим их на восток, там спокойнее.
Сиг поправил белый галстук на голландке и подошел к старой корзине с опилками. Стал доставать оттуда серебристые зеркала. "Ютта", "Веста" -- было написано на них. Было еще несколько зеркал, но Сиг сложил их обратно, пересыпав опилками, чтобы не разбились.
Лив ждал младшего друга на улице и посматривал на Акселя. Тот стоял в сторонке, у деревянного ящика и изучал содержимое карманов своих брюк. Сиг отдал Ливу зеркала, а тот подал их Акселю:
-- Отдашь Нильсу, когда он придет.
-- А чего я-то? Сами, что ли, не можете?
-- Мы уходим за Восточными, -- твердо сказал Лив и положил руку на плечо стоящего рядом Сига. -- И Сиг со мной.
Аксель медленно, неохотно взял зеркала и читал на них надписи. Лив с Сигурдом тотчас же развернулись и пошли в сторону аптеки отца и сына по фамилии Биркенбейн. Лив уже что-то рассказывал улыбающемуся Сигу, который бежал вприпрыжку с ним рядом.
...Третья рота (около сорока Теней) была полностью уничтожена. Ютта и Веста так и остались зеркалами. После выступления против Теней к зеркалам прибавились: из Западных -- Рольф и Ханс, из Восточных -- Ларс и еще трое его соседей. Лив уходивший с Сигом к Восточным, вернулся без него и очень бледный. Через три дня в корзину Мота Эриксона-сапожника легло небольшое серебристое зеркало с надписью "Сиг"...
2.
День Открытых Дверей начинался хорошо. Погода с утра стояла солнечная, только ветер то и дело куда-то пропадал и было душно. Олежка весь извелся в ожидании встречи. Но до обеда никто не приехал. После обеда пришел автобус с родителями младших отрядов и это вселяло надежду, что вот-вот приедут и к остальным. Мишка прибежал к Славику, чтобы ждать вместе.
-- У нас ко всем приехали, а ко мне нет. Вот я к тебе и пришел.
Они вдвоем пошли побродить у ворот. Олежка остался в корпусе и дочитывал "Юнгу с "Морского Змея". Часам к трем, когда ему оставалось несколько страниц до конца и уже захватывало дух оттого что скоро все приключения Юнги закончатся, по мегафону объявили: "Первый и второй отряды -- на выход!"
Олежка отбросил книжку и вскочил. Потом вернулся, положил ее в тумбочку и только тогда кинулся из корпуса. Из других комнат тоже выбегали ребята и на выходе все сталкивались в живую пробку. "Как бы меня тут не уронили" -- подумал Олежка и влез в середину.
-- Нос, нос отдайте! -- раздался снизу чей-то звонкий голос. Олежка хохотнул и крикнул:
-- Уши! Чьи это уши, граждане? Ничьи?! Тогда я... -- он не успел договорить, оказался на свободе и помчался к воротам. Там уже было много народа и пионервожатый сортировал кого куда: кто нашел друг друга -- тех просил отойти в сторонку, подальше от ворот. Олежка остановился, сунул руки в карманы шорт и стал высматривать своих маму с папой.
Но высмотрел только маму.
-- Мам! -- негромко крикнул он и пошел к ней быстрым шагом.
Мама Олежки не замечала его и смотрела в сторону корпусов.
-- Тут я, мам! А где папа? -- сказал Олег, подходя с другого бока и она охнула от неожиданности.
-- Папа в экспедиции, -- сказала, беря Олега за плечо и отходя в сторону от галдящей толпы. -- Я приехала одна. Ну, показывай, где тут у вас что.
-- Пошли в парк возле библиотеки.
-- Пойдем... Послушай, как здесь кормят? Ты вроде бы похудел даже...
-- Нормально кормят, хорошо. Только это спортивный лагерь, тут жировать некогда.
Рассказать можно было и о том, что ему поручили заниматься с октябрятами, и о том, как прошли соревнования по футболу. Но мама больше интересовалась тем, какая тут погода, не холодно ли в корпусах. Олежка отвечал, что морозов пока не было, а кормят так, что мало-мальски прожить можно. Мама вздохнула и приподняла сумку.
-- Я вот тут тебе кой-чего привезла, возьмешь?
Олежка заглянул в сумку, увидел съестное, улыбнулся:
-- Возьму обязательно! -- сделал голодные глаза и облизнулся.
Светлана Георгиевна засмеялась и взъерошила ему волосы.
-- Мам, а почему ты с утра не приехала?
-- С утра я на работе была. До обеда работала, а потом сказали, что кому надо ехать к детям в лагерь, тем можно собираться.
-- А к октябрятам с утра тоже не отпускали? -- Олег вспомнил про Мишку.
-- Тоже, Олежка, -- мама говорила "Олежка" мягко, так что скорее его имя походило на "Алешка", и это успокаивало, клонило в сон. Когда Олежка был маленьким, то для того, чтобы он заснул, маме надо было просто с ним поговорить таким мягким голосом.
Поговорив в парке, Олег с мамой пошли по аллее к его корпусу. Олежка показывал, что тут где и рассказывал, чем занимается в свободное время. Проходя мимо административного корпуса, заметили Славика и Мишку с их мамой. Они разговаривали с Ирой и мама довольно кивала на своего смущавшегося Славика. "Наверное, хвалит" -- подумал Олежка и решил для себя, что ни за что бы не повел маму к Ире, заведомо зная, что она будет его хвалить. Какой от этого толк, мама и так знает, что он у нее хороший...
И Олежка провел маму поскорее мимо. Показал свой корпус и окна комнаты. Потом они еще походили по лагерю, поговорили об экспедиции папы, ребятах во дворе, и часам к пяти вечера мам стала собираться домой.
Олег напомнил ей, что и ему тут недолго осталось, чуть больше недели. Проводил маму на автобус и заметил, что октябрята уже уезжают домой. Значит, и Мишка, Славкин брат.
Светлана Георгиевна уехала и Олежка не сказал ей о зеркалах ни слова. Боялся, что не поймет -- сочтет за фантазии от безделья. Лучше без этого.
К вечеру натянуло тучки и солнце скрылось. Раньше наступил вечер и зажглись фонари на соседней темной аллее. Но до отбоя еще было время и, пока не начался дождь, ребята бегали по прохладной улице, впитывали кожей свежий воздух и предгрозовую напряженность.
Настроение при такой погоде, как осенью, -- тоскливое. В корпусе сидеть быстро надоело. Олежка пошел в клуб. Там было полно народу. Он сумел пробраться к своему пыльному окну возле бильярда и сел на подоконник.
-- О, ты мой талисман! -- иронично обрадовался Женя. -- Опять пришел? А чего никогда не играешь? Саша, уступи место на одну партию.
Первоотрядник Саша, что был на голову выше Олежки, неохотно отдал кий и расставил шары на столе. Право первого удара досталось Олежке. Как же это здорово -- с размаху толкнуть желтый костяной шар и разбить стройный треугольник! В лузы сразу попадает не меньше двух-трех шаров. Шары закатились и по правилам игры Олежка мог еще разыграть комбинацию. Он много раз уже видел, как Женя метится, заметил, как лучше ударять. Ударил, но кий прошел по скользкому боку и шар ушел не в ту сторону.
-- Эх! -- сказал Олежка и отошел от стола. Следующим играл Женя. У него шары скакали, как заколдованные и точно попадали в лузы. Почти все шары забил он. Третий игрок добил остальные и не оставил ни одного Олежке. Но когда вытаскивали шары и подсчитали количество забитых каждым игроком, то Олег оказался на втором месте после Жени, чем был ужасно доволен. И пасмурная погода на улице немного отодвинулась. Он отдал кий, как договаривались, и снова сел на подоконник.
Из щелей в раме поддувало и Олежка посмотрел в окно -- не дождь ли уже начался?.. И невольно посмотрел на сарайчик. Под нависавшим над входом козырьком стоял директор и курил, посматривая на небо. судя по блестящим листьям кустов, снаружи немного моросило и директор пережидал эту морось. Стряхнул с папиросы пепел, затянулся в последний раз и отбросил окурок в сторону. Огляделся, но вместо того, чтобы быстрым шагом прошмыгнуть до административного корпуса (а тот был совсем недалеко), зашел в сарайчик. И дверь за собой прикрыл.
Олежка был уже весь напружиненный и рванулся на выход. Перепрыгивая расплывающуюся грязь, подскочил к дверям сарая и прислушался. Вроде никого. Но когда заглянул в щель чуть приоткрытой двери, директор все еще был там, в углу, и наклонился над зеркалами. Вытер зеркала платком, неспеша сложил его, убрал в карман, а потом засуетился, закрутился на месте и... полез в зеркала. Натурально полез, на корточках, Олежка это видел -- сунул одну ногу, потом плечо и голову, затем и вторая нога исчезла. Олежка бесшумно пробрался внутрь сарая, по стеночке отошел за старую бочку с краской и наблюдал оттуда.
Оказалось, директор пролезал, тогда как Олежка перемешался одной только мыслью. И чтобы добраться до нужного отражения директору требовалось больше времени. Олег же -- раз! И там. Ах, кабы знать, в какое отражение тот полез... Олежка решил проверить те, которые уже знал: второе, третье и седьмое.
Во втором, там, где Поэт, никого не оказалось. В отражении Игоря поблизости от сарайчика тоже никого не было. Оставалось только седьмое. Там были эти непонятные мальчишки и Олежке не очень хотелось с ними опять встречаться. Но пересилил себя, представил холм и ребят, и валун, поросший мхом, с прилепившейся в расщелине камня горной березой.
Вылез он там, где хотел и подошел к двери. Спина директора, спускавшегося с холма, сразу бросилась ему в глаза. Только директор был какой-то странный -- сгорбленный , с широкой залысиной и сильно загнутым "орлиным" носом. Все эти признаки были и у директора, но здесь выглядели уж очень зловещими.
Олежка подождал, пока директор отойдет подальше, и вышел из сарайчика. Стал спускаться по склону вслед за ним. Тут было еще светло. Не день уже, конечно, но и не вечер. Небо еще золотилось солнцем, было голубым с белыми клочками облаков на большой высоте.
-- Вор коммер ду фра? -- услышал Олежка знакомый мальчишеский голос. Разглядел за кустами тех самых ребят. Они вышли к нему, поглядывая в сторону ушедшего директора и окружили кольцом. В горле Олежки пересохло и он переглотнул.
-- Фра дет щенне фьерне, -- ответил вместо Олега Кнут и кивнул Нильсу, который спрашивал.
Олежка стал лучше понимать их речь. Но ведь и раньше понимал. Может, это директор что-то нарушил в зеркалах, обтирая их платком?.. Олежка еще раз повторил слова Кнута про себя и ответил словами вдруг пришедшими сами собой ему в голову:
-- Яй эр коммер мед эн хилсен.
-- Салиг эр дэн троенде... -- усмехнулся кто-то из ребят. -- С приветом от кого?..
-- Почему вы не верите? Я же не скрываюсь от вас.
-- Ну, мало ли... Может, ты шпион? Ты ведь пришел вместе с Хакенштоком, -- сказал уже знакомый Аксель.
-- Какой же это Хакеншток?! Это же наш директор!
-- Нет, это предатель Курц Хакеншток! Он служит Теням. А ты кто?
-- Я... Меня Олегом звать. Васильев Олег.
-- А откуда ты? -- спросил Аксель. -- Вор коммер ду фра?
-- Яй...
-- Об этом не спрашивают сразу, Аксель. -- заметил Кнут. -- Какая нам разница, из Бергена он, или из Хольмгарда.
-- Это верно, -- согласился Нильс. -- Пойдем с нами.
На этот раз Олежка не стал сопротивляться и пошел. "Не расстреляют же!" -- подумал он и поежился от возможности такого невероятного исхода.
Направились на ту же поляну, где его спрашивали в прошлый раз. Но сейчас нельзя было сказать, что повели, просто пошли рядом.
-- А кто этот Хакеншток? И почему он -- наш директор?.. Или наоборот?
Нильс задумчиво посмотрел на Олежку, кашлянул и сказал:
-- Есть двое взрослых -- они зачинщики и первые предатели. Определенно, что есть кто-то еще, но пока это -- Вольт Кирхенмаус и Курц Хакеншток.
-- Они помогают Теням, тогда как другие люди просто не вмешиваются. И тем самым будто поддерживают их. -- добавил Аксель. -- А Хакеншток был у нас в гимназии конректором. Потом, когда все это началось, его выгнали оттуда. Да его и раньше надо было гнать. Мучитель... Так что ты скажи ему, что мы все знаем.
-- Кому?! -- поднял брови Олежка и остановился. -- Хакенштоку, что ли? Я его не знаю. А директор наш... Подождите, я ничего не понял!..
-- Ну ты и дубина! -- начал кипятиться Аксель.
-- Постой, постой, Аксель. -- остановил его Нильс. -- О том, что Курц здесь появляется, Лив говорил. Вот он и пусть объяснит ему.
Дальше все пошли молча. В голове у Олежки все перемешалось, в висках застучало. Вышли на поляну. там все расселись на траву и сидели, посматривая друг на друга и на Олежку. Он тоже посматривал на ребят и замечал, что они нисколько не изменились с прошлого раза. Все те же: Аксель, Кнут, Нильс, Отто и еще двое ребят, что держались всегда в стороне, не разговаривали и чьих имен Олег не знал.
Прошло несколько минут полного молчания и Олежка спросил:
-- А чего мы ждем?
-- Лива ждем. Он побежал за Хакенштоком. Он и должен тебе рассказать о нем.
-- Да вон он идет, -- сказал один из молчавших до сих пор и Олежка повернул голову, куда все.
Из-за перелеска к ним шел невысокий мальчишка. На затылке висели сосульки волос соломенного цвета, а давно нестриженую челку он постоянно отбрасывал назад то рукой, то склоняя набок голову. На нем была такая же, как у всех голландка, но вместо брюк или длинных шорт, как у Акселя, на нем были узкие штаны в обтяжку. А поверх них еще короткая юбка, как у девчонки, того же цвета, как штаны. Да он и так был похож на девчонку: тонкие брови и губы, прямой нос и острый подбородок. На ногах у него были короткие замшевые сапожки, будто носки. Вообще выглядел он как эльф из сказки. И ничуть не смущался своего вида.
-- Сколько ему лет-то? -- спросил Олежка Нильса.
-- Одиннадцать, двенадцатый пошел.
-- А чего он так вырядился?
-- Он просто так одевается, вовсе не вырядился... Ты, кстати, тоже не по-нашему одет. Так что же?
Олежка осмотрел себя и растерянно взглянул на Нильса.
-- И поэтому мне нельзя сюда приходить?
-- Почему нельзя?.. Можно. Если ты, все же, не шпион. Если ты хороший и к тебе не липнет дурное и темное. А кроме Лива у нас так еще Сиг одевался. Только он...
-- Что он?..
-- Теперь Сиг -- серебристое зеркало. Его подстрелили около месяца назад. Шипящие пули... И Лив куда-то к нему уходит, говорит, что может его навещать.
Подошел Лив и совершенно спокойно подал Олежке руку.
-- Ты меня уже знаешь, -- сказал он и кивнул на ребят, кто рассказывал о нем. -- Я о тебе тоже немножко. Зачем ты здесь? Разве ты не нужен там, где ты живешь?
Олежка немного смутился.
-- Нужен, конечно нужен. Там у меня все мои родные. Но Нильс сказал мне, что только ты мне можешь объяснить, чем связан наш директор и ваш Курц Хакеншток.
Лив кивнул, сел на траву, следом -- Олежка, а за ним и все остальные, поближе к ним, чтобы тоже послушать.
-- Я уж ребятам говорил, о том, как Курц -- учитель бывший -- искал вмещенье в зеркалах...
-- Бросай ты слог высокий этот! -- съязвил Аксель и Кнут, сидевший рядом с ним, захихикал.
-- Ладно, -- согласился Лив. -- Он хотел следить за мной. И совмещение получилось с вашим директором. Курц каким-то образом заставляет его ходить к зеркалам, когда ему нужно переместиться туда, к вам, или от вас сюда. Тогда, наверное, директор ваш становится столь странным, что...
-- Лив, ты опять?..
-- Ты не замечал?
-- Нет, вроде. -- ответил Олег. -- Но я ему не доверяю. А зачем ты уходишь иногда, куда, насколько и когда?
-- Туда, где все, где Сиг -- живой. Он мне как братишка младший. Он учиться бы мог на ступени второй гимназии нашей, а я на шестой...
-- Лив, это невозможно! -- взвизгнул аксель и вскочил. -- Я не могу этого слушать!
-- Ты многого не можешь, -- заметил Лив, оглянувшись.
-- Сядь, Аксель, -- резко сказал Нильс. -- Или иди погуляй.
Ребята хмуро смотрели на Акселя. Тот побурчал немного, побормотал, но сел на свое место.
Олежка вспомнил, что время идет и ему надо назад, в лагерь. Хотел попросить ребят отпустить его, но Лив опередил его.
-- Тебе уже пора?..
-- Да, ребята, мне надо идти, -- получилось как-то полувопросительно, будто просил разрешения. Никто не ответил. Нильс сидел с опущенной головой. Олежка поднялся с травы и, не встретив сопротивления, повернулся и пошел обратно к холму с сарайчиком.
-- А зачем мы тебе все это сказали? -- спросил ему в спину Нильс. Олежка остановился, обернулся и пожал плечами.
-- Оставь его, -- сказал Отто, -- пусть идет. Если он шпион, то все равно ничего нового для Теней не узнал.
-- Да не шпион я! -- крикнул Олежка и сжал руки в кулаки. -- Лив, ты же сказал, что знаешь меня...
-- Немножко, -- качнул головой Лив и опустил глаза. Олежка недолго посмотрел на него , потом махнул рукой и пошел к сарайчику. Никто его больше не останавливал.
"Директор переходит через зеркала и здесь становится старым, злым и хитрым старичком Хакенштоком. Хакеншток -- не директор, но тот тоже вредный. Поэтому и не может помешать Хакену вселяться в него" -- думал Олежка, поднимаясь по склону...
Ребята порядком рассказали Олежке про Хакенштока. И хотя у него в голове была каша от всего этого, он уже ненавидел этого человека. И директора тоже. Злость и чувство мести снова наполнили душу Олежки и он сказал себе:
-- Ну я ему устрою! Я ему... его велик покалечу!
В пионерлагере у же вовсю лил дождь. Калечить велосипед сейчас было бы неразумно, можно было промокнуть до нитки и простыть. Олежка вдохнул приятный влажный воздух и кинулся к клубу. От него, по аллее до своего третьего корпуса. Голова и плечи промокли.
-- Ты где носился? -- спросил его Славик, дочитывая "Юнгу с Морского Змея".
-- Да, на улицу немножко выбежал. -- ответил Олежка. -- Из клуба я.
И это была почти правда.
Олежка развязал галстук, скинул рубашку, расправил ее на спинке кровати сушиться и вытер голову полотенцем. Славик, посмотрев на него, засмеялся.
-- Что ты смеешься?
-- Да ты сейчас похож на юнгу, который упал с пристани и чуть не утонул. Его достали грузчики, вытерли голову потертой тельняшкой и у него точно так же торчали волосы.
-- Где это такое? В самом конце, что ли?
-- Ага, -- ответил Славик, захлопнул книгу и зевнул. -- Я только что прочел. Книга -- вещь! Мне бы такую домой. Мишке почитать через год-два...
-- Я тоже такую хотел бы, да где ее взять? Я нигде такой не видел. -- Олежка скинул сандалии и завалился на кровать. -- Давай сюда, я дочитаю. А то не успел, объявили "на выход".
Славик передал книжку.
-- Знаешь, Мишка сегодня уехал домой, и теперь у меня нет работы по пионерской линии. А ты чего такой грустный?
-- Да так, просто... просто промок весь. -- ответил Олег, нашел нужную страницу и читал до самого отбоя. Славик рядом чавкал апельсинами, что привезла ему мама и мешал сосредоточиться. Вместо морского соленого ветра на пристани, в нос лез запах диких апельсиновых джунглей.
Утром Олежка покопался в своем кармане в поисках подходящего орудия возмездия. Гвоздя не нашел. Вспомнил, что его использовали, когда плели куклу. Олежка досадно крякнул и, пока все одевались и готовились к завтраку, вышел из корпуса, дошел до крыльца административного здания. Директорский велосипед стоял на своем обычном месте.
Директор услышал тихий звон, но не придал ему значения, потом что-то заподозрил и выглянул в окно. Какой-то мальчишка-пионер, стоя спиной к корпусу, склонился к его велосипеду и старательно что-то откручивал.
-- Стой! -- крикнул директор. -- Стой, паразит! Ты что там творишь?..
Олежка вздрогнул, краем глаза заметил в окне директора, вспомнил черта и со всех ног, не оборачиваясь, побежал от административного корпуса. Свернул в сторону -- вроде в клуб. А сам с разбегу заскочил в сарайчик с зеркалами. Нырнул и вылез у Поэта. Это было близкое второе отражение.
Искать Поэта было бесполезно, тот вечно где-то бродил, а в их старый городок Олежка еще боялся ездить. Там какие-то Восточные... Спрятался за кустами возле сарайчика. А потом вскочил, как ошпаренный, вбежал вовнутрь и резко повалил одно из зеркал. Задержал у самой земли и осторожно положил. "Теперь никто сюда не залезет" -- подумал он и только сейчас его накрыла волна страха. Директор при переходе превращался в Хакенштока, а, судя по рассказам ребят, он был самым плохим человеком на свете. Ему ничего не стоило замучить до смерти в таком пустынном месте... "Ой, лучше не надо!"
Перед поваленными зеркалами Олег просидел около получаса. От голода сосало под ложечкой, но он терпел. Потом решил, что пора возвращаться и установил зеркало на прежнее место.
Директор видел Олежку только со спины, а такие спины с уголком красного галстука были во всем лагере. Что это именно Олежка, директор не догадался. А тот, выйдя из сарайчика и не обнаружив за собой погони, все же решил не показываться директору на глаза как можно дольше. Сомневался, что директор здесь так уж безгрешен.
На самом же деле, в лагере он нормальным директором, только немного слабохарактерным и сомневающимся в своих силах и организаторских способностях. А то, что он хотел поймать Олежку, так кому же понравится, что портят его велосипед?.. Виноватого директор нашел быстро. Правда, это был не Олег.
Какой-то "болван" из третьего отряда вчера высадил футбольным мячом стекло в административном корпусе и ему сделали замечание по всей строгости. А тот вместо того, чтобы смиренно слушать выговор, нагрубил и убежал. А утром директор вдруг увидел у себя под окнами похожую спину. Пока выскочил наружу, "спина" пропала из вида и директор в недоумении вернулся обратно, заводя свой велосипед внутрь, под лестницу. Посидел, подумал недолго и отправился на поиски вчерашнего грубияна. А тот и не скрывался особо, не подозревая, что на него пали директорские подозрения. Директор выловил его за ухо и повел в свой кабинет разбираться. И, как назло, они попались навстречу Олежке.
Директор то и дело перехватывал пальцами скользкое мальчишечье ухо и приговаривал:
-- Пойдем, пойдем, будешь знать, как стекла бить, грубить и велосипеды портить...
Мальчишка выл и вырывался. От боли в его глазах стояли слезы.
-- Не трогал я вашего велика-а! Отпусти!.. те, дяденька директор!
Сначала Олежка даже обрадовался, что все свалилось на другого. Потом остро почувствовал, что если он все оставит как есть, то и сам станет таким же предателем, как Кирхенмаус и Хакеншток. Да и мальчишка был знакомый. В одной компании недавно гоняли на стадионе мяч. И за что ему теперь такой позор, все же вокруг видят, как он извивается...
Олежка огляделся. Возле клуба стояли две девчонки и посматривали на эту сцену. В ближнем втором корпусе несколько окон было забито расплющенными носами наблюдающих. И Олег решил не дожидаться скандала, когда раскроется вся правда, и рассказать все сам.
-- Товарищ д-директор! -- с дрожью произнес Олежка и представил себе Хакенштока. Слова застревали в пересохшем горле. -- Отпустите его. Это я... был у вашего велосипеда утром.
Олежка побледнел: "Это я сказал?! Что сейчас будет? Он меня замучает..."
Директор отпустил ухо мальчишки и сказал Олегу делово и сердито:
-- А, ну-ка... -- и кивнул, мол: следуй за мной.
"Ну, все... Это конец. Только бы родителям не соврали, почему я пропал."
Ему стало жалко маму и папу (который приедет из экспедиции, а дома такое горе), Олежка нахмурился и сказал:
-- Нет, тут разберемся.
Стало будто легче. И уже не так страшно.
-- Хорошо, -- ответил директор и шумно выдохнул через нос.
Мальчишка из третьего отряда ушел, потирая уши и часто оглядываясь на Олежку и директора.
...Директор не надрал Олежке ушей и не стукнул в темя, а вот лекцию о чужом имуществе прочитал. Олег слушал все это, согревая похолодевшие пальцы, но нисколько не краснел, не оправдывался, а пристально рассматривал ботинки директора с насохшей на них красной глиной из тех мест, где Нильс собирал своих ребят.
"Значит, говорите, директор тут ни при чем?.."
3.
Впрочем, последствий сильнее выговора не последовало. Директор взял Васильева себе на заметку и теперь за ним был особый контроль. "Ну и чего я добился? -- спрашивал Олежка сам себя с досадой. -- То ходил в зеркала по-тихому, а теперь как быть?.." Мало того, что этот "В.П." из третьего отряда, кому директор чуть не выкрутил уши, ябедничал Ире на Олежку (про записки в Сигнальной Папке Олег ничего не знал), так теперь и сама Ира будет присматривать, куда он пошел, что делал...
Радовался, что наказание было плевое, директор не помянул прошлогодних проделок и основная тяжесть упала с плеч. Дотянуть бы до дому больше без происшествий, а за безопасностью походов уж как-нибудь сам проследит.
После разговора с директором Олежка сидел один на кухне, как опоздавший, и доедал свой завтрак. Густо пахло вареной морковью, картошкой и жаренным на большой сковороде луком. А потом, не сказав никому ни слова, взял дочитанного "Юнгу" и окольными путями ушел к Игорю. Надо было отдать книжку и развеяться.
...На паровоз успел в самый раз. И доехал нормально. Теперь он знал, кда идти и сразу направился к Игорю домой. Позвонил и около минуты ждал, пока кто-нибудь откроет.
Открыл сам Игорь и быстро-быстро заморгал:
-- Олег! Заходи.
-- Я ненадолго. Вот, книжку привез.
Игорь взял у него книжку и глянул на название. Потом медленно поднял брови.
-- Слушай! Ты мне напомнил. Сегодня в городе кино идет по "Юнге". Поехали?
-- У меня нет с собой денег... Вообще таких денег нет, как у вас.
-- Ничего, я куплю тебе билет. Ну!.. Только не говори, что тебе неудобно.
-- А мне и правда... Ну, ладно, поехали.
-- Пошли ко мне в комнату, я соберусь.
Ребята забежали на второй этаж.
-- Заходи, посмотри книжки, а я переоденусь. -- Игорь сунул книжку в шкаф и убежал.
Олежка посмотрел фигурки, вырезанные из бумаги, полистал тетрадки (видимо, школьные) и уселся на диван. Игорь появился через пару минут и одет он был в почти такие же, как у Олега, шорты и канареечную рубашку с несколькими синими полосками поперек груди. Он весь сиял и светился от радости, что Олежка приехал к нему.
"Ух, как он рад! -- подумал Олежка. -- Будто я ему лучший друг и мы не виделись сто лет" Но, все же, и сам был рад встрече. Утренняя нахмуренность от разговора с директором стала уходить, как только забыл о лагере.
Теперь Олежка беспокоился о другом. Он далеко от зеркал и уедет еще дальше, в незнакомый город, в кино. Хорошо, что Игорь рядом, хоть он не даст заблудиться.
-- Пойдем, Олег, -- сказал тот, -- только... ты сними галстук. А то не так поймут.
-- Ладно, я и сам хотел, а то он мне шею давит и вентиляции никакой.
Ребята вышли на улицу и Игорь запер дверь большим ключом. "Буратиновский" -- подумал о ключике Игоря Олежка.
-- Расскажи, как там у вас? -- попросил Игорь. -- И где это?
-- Это долго...
-- Ну, хоть чуть-чуть.
-- Ладно, слушай... Только с чего начать?
-- Да с любого места. Где учишься, что после школы делаешь? Что у вас обычно едят, кто у тебя родители? Ну и всякое такое.
Олежка понял и стал рассказывать. Много навспоминал такого, что в повседневной жизни пропускаешь мимо внимания. Пришла теперь очередь Игорю удивляться. Неизвестно даже кому больше: Игорю -- Олежкиному миру, или Олежке -- Игореву... Пока шли до остановки трамвая Олежка ему все основное и рассказал.
Подошел трамвай, ребята уселись на свободные места. Водитель объявил следующую станцию и поехали. Трамвай был округлый, аккуратный какой-то, приземистый и широкий. Поручни, покрытые светлой пластмассой, светились на солнце.
-- И все? --поинтересовался Олежка. -- Сели в трамвай... А билетов не берете?
-- Нет, не берем. Общественный транспорт у нас бесплатный. Все работающие платят налоги, так и получается, что проезд у всех уже наперед оплачен.
-- А школьники, с них тоже налог?
-- Не-ет, и нам, и старым людям -- возрастные льготы, привилегия.
Олежка стал выглядывать в окна, то направо, то налево, спрашивал Игоря о том, о сем. А когда объявили: "Остановка "Дом генерала Петрова", Игорь потянул Олежку из вагона.
-- Наша остановка.
-- А мы не опоздали на сеанс?
-- Нет, вон, на башне часы видишь? Они всегда точно идут. Как раз успеем и билеты купить и по мороженому скушать, а?
-- Мне нельзя. Горло... -- нахмурился Олежка.
-- Да? -- опустил глаза Игорь. -- Ну и я тогда, пожалуй, не буду. Просто погуляем в саду. Пойдем в кассы.
Кассы кинотеатра "Империал" были от него отдельно, в небольшом каменном домике-пристройке, и за круглым окошком сидела полная женщина, пересчитывающая мелочь. Игорь пошел брать билеты, а Олег остался в стороне, чтобы не мешаться у касс. Смотрел по сторонам.
Вокруг театра был парк. На площадке перед входом, среди маков, астр и розовых кустов бил фонтанчик. Пахло цветами и вокруг бегали голоногие малыши. Дамы были в легких платьях, воздушные, а важные господа -- в люстриновых костюмах. Они прогуливались и вели беседы.
Подбежал Игорь с билетами, немного нарушив идиллию Олежкиных впечатлений, и стал складывать в карман мелкие монеты. Олежка попросил одну посмотреть.
-- Вот, двугривенный. Билет столько стоит.
Олежка долго рассматривал монетку. На одной стороне были округлые буквы и цифры: "20 копеек", а с другой -- двуглавый орел. На тонком ребре -- едва заметные буквы: "Имп мон двор". И этот двугривенный, конечно, был потолще, чем "двадцарик" в мире Олежки.
-- На, -- отдал Олег монетку и с тихой радостью кивнул на окружающих. -- Здорово тут у вас!
-- А у вас не так?
-- Нет. У нас купил билеты, дождался сеанса, отсмотрел и... гуляй дальше. А у вас тут только оркестра в парке не хватает.
-- Оркестр-то как раз играет. Только вечером. Господа танцуют, а потом на вечернем сеансе сидят, обмахиваются программками, а дамы -- веерами.
Игорь вдруг двинулся с места и подскочил к человеку, рассматривающему свои часы.
-- Простите, господин, вы не скажете, сколько осталось до сеанса?
-- Уже обязаны позвать, молодой человек. Не имею представления, почему задерживают...
-- Да они, наверное, зал проветривают, -- подошел к ним Олежка.
-- Вы думаете? -- улыбнулся ему человек и сложил часы с цепочкой в карман.
-- Ну, да, так всегда делают.
Из дверей на крыльцо вышел служитель кинотеатра, одетый как швейцар в гостинице, и объявил громко:
-- Господа и дамы! Прошу вас на сеанс. Занимайте ваши места согласно купленным билетам.
Человек с часами извинился перед ребятами, отошел в сторону и помахал кому-то рукой.
-- Барышни, барышни, сюда! Опаздываем.
Олежка остолбенел и открыл рот от изумления -- к человеку бежали трое девчонок в длинных белых платьях и с бантами в косичках. "Это и есть барышни?!" -- подумал Олежка, но вспомнил, что он не в своем мире. Игорь увлек его за руку вовнутрь.
При входе в зал всем выдали тонкие программки -- отпечатанные дешевым способом листки с кратким содержанием фильма и списком занятых актеров.
-- Сохрани, -- сказал Игорь. Олежка свернул ее в четыре раза, положил в карман рубашки и улыбнулся догадливому Игорю.
Потом они расселись по местам, указанным в билетах. Подождали, когда все усядутся и наступит тишина. Тишина наступила неожиданно и непривычно быстро -- никто не галдел, не перебегал с места на место, не возмущался тем, что дали двойные места. Дверь мягко прикрылась и на экран сразу пробился светлый луч. Большие люстры на потолке погасли.
Сначала по экрану пошли титры: "Во время показа фильм является собственностью кинотеатра и подлежит обложений как источник доходов. В связи с этим..." Олежка не стал дальше читать, к фильму это не относилось.
С детьми разных возрастов пришли многие из взрослых. Кто-то обмахивался программкой, кто-то шептался с соседями, пока не начался фильм.
Тихо зазвучала музыка, на экране появилось синее море, простирающееся до самого горизонта. Музыка зазвучала громче. окрепла и слева выплыл парусный корабль. Послышался плеск воды, скрип канатов и гудение наполненных ветром парусов. Корабль уходил все дальше, дальше, вот он уже целиком на экране, с мачтами, парусами и матросами на коричневых реях...
Показали ближе человека, прислонившегося к стене камбуза возле распахнутой настежь двери. Он точил ножи на неровном бруске, а ветер раскачивал дверь.
-- Это Проспер, -- прошептал Игорь из темноты. -- Помнишь?
-- Да, прямо как по книге!
Проспер двигал лезвие большого ножа по камню туда-сюда, щупал остроту пальцем и снова точил. Вздрогнул от резкого крика откуда-то спереди и сверху.
-- Вижу корабль, капитан! Прямо по носу тонущий корабль!
Проспер порезался, злобно сплюнул и пошел внутрь камбуза, воткнув нож в бухту каната на палубе.
Показали капитана и его помощника. Глаза капитана были уставшие и он щурился, глядя вдаль.
-- Капитан, фор-марсовый видит корабль. -- помощник достал из кожаного футляра подзорную трубу и подал капитану. Тот посмотрел в сторону, что указывал матрос из марсовой бочки, потом повел трубой и по сторонам.
-- Командуйте "все наверх", боцман. У нас не спасательный бот, но мы им поможем. Судя по всему, мы к ним ближе всех и морским законам нам ли не подчиняться. Командуйте же, боцман!
Боцман поднес серебристую дудку, похожую на морского конька, к своим губам и засвистел в нее. Матросы строились на палубе, к ним побегали те, кто были в трюме: отдыхали от вахт или заделывали недавнюю течь..
Вышел и Проспер -- судовой кок. Палец он замотал тряпицей и теперь старался им пошевелить.
-- Убрать фок и грот, взять марселя на рифы! -- скомандовал капитан и матросы бросились по своим местам, когда боцманская дудка повторила его приказ...
В общем, от текста книги кино отходило недалеко. И Олежка, только вчера дочитавший ее, и Игорь, хорошо помнивший, о чем там говориться, опережали друг друга в предсказании последующих событий. Читать -- это одно, а смотреть -- совсем другое. Под самый конец Олежка даже прослезился. И Игорь рядом шмыгал носом.
...Юнга был вытащен грузчиками из воды, обтерт тельняшкой и улыбался им всем, мол: забавно получилось, что я упал в воду. Так они и смеялись на берегу, а вдаль под всеми парусами уходил корабль "Морской Змей".
И под музыку, что была в самом начале фильма, зазвучала песня. Детский хор дружно и немного отрывисто выводил мотив:
Штурвал качается
Влево и вправо --
Так начинается
Дорога морская.
Дорога морская --
Долгие мили
Соленой воды.
Выбирай или-или...
Или Суша-мать,
Иль отец-Океан.
На море не спать!
На суше не увида-ать
Тех восходов,
что видит
с палубы
капитан...
Далее последовали пара куплетов, в которых угадывалось начало книги. А в конце вступили трубы... Зазвенели чисто и звонко над морем, сплетаясь с криками чаек.
У Олежки от этой песни захватило дух и по спине пробежали холодные мурашки. И песня оказалась к месту. До чего здорово!
Вскоре экран потух и загорелись люстры. Несколько дам, сидевшие позади Игоря с Олегом, вытирали платочками глаза, а у их сыновей они радостно светились. Зрители зашумели, выходя из зала, -- сразу стали обсуждать фильм. Послышались звонкие детские голоса. Рядом с Олежкой выходил семилетний сын с отцом в пенсне. Дернул отца за руку и спросил:
-- Пап, а почему те мальчишки такие противные, не хотели брать юнгу в игру?
-- Ну, не знаю, сынок. Наверное, у них была своя компания, или уже хватало людей для игры... Это, конечно, плохо, кгда ты оказываешься чужой, но иначе бы юнга не встретил друга на всю жизнь.
Олежка прислушивался к их разговору, а для себя подметил, что по книжке этот друг был сыном аптекаря, а в кино -- просто мальчишкой, который знал, где нужны посыльные. Тут не сходилось.
-- Ну, как тебе фильм? -- спросил Игорь, когда они сошлись на улице и направились к трамваю. Солнце слепило глаза и Олежка прикрывал их рукой.
-- Здорово! Никогда такого не смотрел. А часто тут у вас такие фильмы?
-- Такие не часто, просто ты удачно приехал. А вот комедия недавно была -- обхохочешься. Я даже ночью просыпался, чтобы похохотать в подушку. Вот снимут так снимут!..
-- Жаль, что я не могу надолго сюда приезжать. У вас тут необыкновенно хорошо.
-- А я у вас хотел бы побывать, -- сказал Игорь.
-- У тебя есть дома два больших зеркала, только чтоб их можно было переносить?
-- Есть. А что? Тебе они нужны?
-- Сейчас нет. Просто когда я еще приеду, попробую показать тебе свой мир.
-- В зеркалах?! Как же это?
-- Потом узнаешь, -- и Олежка задумался на всю поездку до моста на протоке.
...К обеду Олег уже был в лагере. Нашел Славика и весь обед рассказывал ему фильм. Славик сразу так понял, что Олежка все выдумывает, однако слушал, восхищался и сам не заметил, как стал верить, что такой фильм на самом деле есть. После быстрого и такого интересного обеда Славик пригласил Олега пойти с ним в библиотеку, но тот сказал, что сейчас он планирует другое и Слава пошел один.
Олежка стал прохаживаться недалеко от административного корпуса, дожидаясь того времени, когда директор обычно идет мимо клуба и как бы случайно заходит в сарайчик. Обычно -- это ближе к полудню, или уже после обеда, как сейчас, но директор все не появлялся.
"Может, он сегодня не пойдет? Ведь он же не каждый день лазит в зеркала". И Олежка пошел в сарайчик сам. Надо было выяснить все окончательно и не мучится сомнениями насчет директора. То, что сказали ему Нильс с Ливом, понемногу уложилось в голове, но было еще много непонятного.
Не было спокойствия, когда директор -- неизвестно кто. Просто посредник? Или еще один друг Хакенштока? А как он странно улыбался, когда Олежка только что приехал в лагерь? Все это загадочным образом перепуталось и Олежка иногда завидовал Славику, который ни о чем таком не подозревает.
Прошло чуть больше месяца с того дня, когда Западные, при поддержке Восточных разбили начисто третью роту Теней. Мрачные опять собирались с силами, а ребята следили за их перемещениями. Никак не могли определить, откуда они берутся, откуда к ним приходит пополнение. Времена, когда велась слежка, считалась Западными затишьем. Вот и сейчас было такое время.
Когда Олег ушел, поговорив с Ливом, ребята остались сидеть на траве.
-- Ты знаешь его, Лив? -- спросил Нильс.
-- Я видел его в зеркалах. Он парень ничего, только сам точно не знает, что хочет.
-- А ты, можно подумать, знаешь? -- заметил Аксель.
-- Я знаю. Я хочу жить спокойно и чтобы не было Теней. А тебя, Аксель, я скоро совсем перестану уважать. Это началось с того случая, как ты не поехал вслед за Сигом к Восточным, как ты обещал...
-- Не смог я. -- опустил голову Аксель и волосы со лба закрыли его глаза. -- Я же не виноват, что Сига с нами нет. Я бы попросил у него прощения.
-- Может, если бы ты попросил прощения вовремя, то не пришлось бы Сигу... Впрочем, ловлю тебя на слове, Аксель. И вы, ребята, свидетели.
-- Что это значит?! -- Нильс встрепенулся. -- Сиг скоро будет с нами?
-- Не уверен. Но когда-нибудь он и вернется. Может, Олег нам поможет.
-- А почему он? -- спросил Отто.
-- Он умеет ходить в зеркалах. У него это как-то само собой получается. Только я думаю, что он не... Хотя ему уже и так неспокойно с его директором.
-- Пусть приходит, -- сказал Нильс. -- Если ты ему доверяешь. Только рано на него еще голландку одевать. Пусть докажет свою необходимость на деле. Пусть пойдет с нами. Ну, ладно... Что там Хакен, куда он ушел?
-- Опять в аптеку, -- поджал губы Лив. -- Туда нам дороги нет.
На тихом часе Ира зашла в комнату к ребятам своего подопечного отряда, но не обнаружила Славика и Олежку.
-- Вот, я так и думала! Где Васильев со своим другом?
-- Славика я в библиотеке видел, -- сказал Андрей. -- А где Олег, кто знает... Там же, наверное.
-- Ну, шалопаи! Второй раз не застаю их на тихом часе.
-- А чего такого? Они же не хулиганят, а чинно сидят в библиотеке.
-- Если бы так! -- вздохнула Ира и ушла к девочкам.
А Олежка спускался с холма к ребятам. Сейчас за ним никто не следил. "Когда их нужно, никого нет. Когда не нужно -- лезут". Огляделся и пошел на знакомую поляну за перелеском.
Еще издалека заметил, что на поляне никого нет. Только у тропинки, опершись спиной о дерево стоял незнакомый мальчишка-дозорный и пускал зеркалом зайчики. Олежка шагнул к нему.
-- О, зеркальце! Дай посветить? -- Олег хотел взять у него зеркальце, но тот убрал руку за спину с тревогой во взгляде.
-- Зеркало -- не игрушка! Не трогай и не проси ничего без дела!..
-- У меня как раз к вам дело. Мне узнать надо.
-- Твое дело не важно для нас. Но, раз уж ты здесь, говори.
-- Мне надо Лива.
-- Ясно. Тогда иди вон туда, на опушку, и свистни как умеешь.
Олежка пробежался по мягкой траве до указанного места и свистнул погромче. Ближние кусты раздвинулись и показался Аксель.
-- Ну, чего рассвистелся? Все мы тут, рядом. Иди сюда.
Следом за Акселем из кустов вылезли еще трое ребят. Среди них и Нильс. Лива не было видно.
-- А где Лив?
-- Он собрал рано утром свой мешок и сказал, что уйдет на несколько дней.
-- Куда? --спросил Олег, а сам подумал: "Может, еще можно его догнать?"
-- Об этом у нас не принято спрашивать, -- сказал Отто. -- Раз не сказал, значит, он сам за себя в ответе и знает, куда идет. Что ты хотел?
-- Я хотел уточнить о нашем директоре. Но теперь... Когда он вернется?
-- Дня через два, -- прикинул Аксель.
-- А что это за страна? Где я сейчас, а?
-- Это страна рыжих леммингов и вечносырых фьордов. От Свальбарда до Скагеррака -- все наше.
Эти названия Олежке ничего не сказали. Ребята смотрели на него ожидающе, мол: ну, ты что, не догадался? Олежка побоялся показаться им назойливым или туповатым и отступил назад.
-- Раз Лива нет, то я пойду обратно.
-- Иди. Это твое дело. Если Лив будет раньше, мы ему скажем, что ты приходил.
-- Ага, скажите, -- махнул рукой Олежка и пошел на холм.
Мальчишки опять залезли в кусты. Там что-то заскрипело, вспыхнуло, ребята, откашливаясь вывалились наружу и поверх кустов повалил черный дым.
-- Что это там у них? -- спросил Олежка дозорного. Тот усмехнулся:
-- Да-а, установку с вагонеток сняли, хотели разобрать...
Сказал так будто Олежка знал уже давно, что это за установка и почему она вспыхивает и дымит.
-- А я-то думал, что-то дельное, -- Олег тоже сделал вид, что знаком со всем, что здесь творится.
-- Не говори! Лучше чего-нибудь покушать притащили. А то стоишь тут целый день и никаких удобств.
Олежка сочувственно вздохнул и пошел дальше.
В пионерлагере, сразу же бросился в библиотеку за географическим атласом. Нашел Скагеррак -- пролив между Норвегией и Данией. А Свальбард? Что это такое? Спросил у библиотекарши -- не знала. Спросил Женю, зашедшего с Ирой в библиотеку, тот, подумав, сказал, что это скорее всего Шпицберген -- остров на севере Норвегии. Олежка снова открыл атлас. "От Свальбарда до Скагеррака -- все наше..."
"Норвегия! Это Норвегия... -- догадался Олежка. -- Точно! Ух ты! Класс!"
Отъезд.
1.
Аксель сказал, что Лив будет дня через два, и постоянно подстерегать того в седьмом отражении не имело смысла. Олег вспомнил, что давно не навещал Поэта. Вспомнил еще и потому, что сам написал стихи, когда было нечем в лагере заняться. Стал вспоминать о доме, о том, что через несколько дней возвращаться, и некоторые ребята уже помалу складывают чемоданы... Понимал, что стихи вышли глупые, но первый раз получилось хоть что-то...
Ему не терпелось показать их Поэту, но и критики опасался. "Пойду я к нему, а там будет видно, читать свои стихи или нет."
До второго отражения добираться стало так же легко, как присесть и завязать шнурки. И при выходе, к удивлению их обоих, чуть не столкнулся с Поэтом.
-- Олег!
-- Ну, ты меня напугал! Я уж думал, что это Хакеншток или Кирхенмаус.
-- Кто?! Откуда ты знаешь нашего Кирхенмауса?
-- Я слышал, что он плохой...
-- Да, он собака последняя, конечно... Но странно, что ТЫ о нем знаешь. Кто тебе сказал?
-- Ребята одни... Тут они, недалеко, в седьмом отражении. А что ты так разволновался?
-- Кирхеном очень интересуются Восточные, которые на мосту. Расскажи, что за ребята.
Олежка стал описывать их внешность. Про свои стихи совсем забыл. Поэт все больше успокаивался, а потом стал жевать сорванную травинку и закивал.
-- Имена все наши, здешние. Только среди Восточных таких нет. Я на вагонетках давно катаюсь, Восточных почти всех знаю... Если они с этих мест, тогда эта ватага не иначе как Западные.
-- Западные? Это что, чтобы отличаться от Восточных?..
-- Не только. Вроде бы, они Западные и в других местах. Я слышал, что о них легенды ходят; что это не ребята, а точно не знаю, кто... Вроде Юхана. Только я думаю, что Юхан все-таки значит больше. Больше, чем все Западные и Восточные вместе взятые.
-- А что это за легенды такие?
-- Да, вроде, все о том, что они пришли то ли из третичного, то ли из третьего мира. Другие говорят, что они сироты, но вполне обычные ребята. -- Поэт замотал головой. -- Я ничего толком не знаю, сам с Восточными только здороваюсь издалека.
-- Понятно, -- кивнул Олежка и они оба замолчали. Олежка сразу вспомнил о стихах. Сейчас был удобный случай сменить тему разговора. -- Знаешь, я тут стихи сочинил. Хочешь... Только я не смогу их точно на ваш язык перевести...
-- Интересно, интересно... -- повернулся к нему Поэт. -- Ты просто смысл мне расскажи.
Олежка стал рассказывать и почувствовал, что краснеет, смущаясь внимательного взгляда Поэта. Договорил и ждал оценок от него. Поэт почему-то никак не говорил, понравилось ему или нет. Может, соображал, что сказать, чтобы не обидеть Олежку.
-- Нормально! Еще немного и будет получаться хорошо! Главное, что ты ритм уловил.
Молчание Поэта Олег воспринял как критику, вроде: м-да, не очень-то получились стихи; а от слов расплылся в улыбке и глаза Олежки радостно заискрились.
-- А ты, наверное, меня у сарая ждал? -- спросил Олег.
-- Нет... Видишь ли, я вспомнил, что ты мне говорил о зеркалах, и решил сам попробовать. Только ничего не выходит. Да еще я боюсь, что если попаду туда, не смогу вернуться, заблужусь, как те люди в нашем городе. Наслушался я их историй...
Олежка еще не знал, что слова Поэта о Заблудившихся, в скором времени так помогут ему и всем ребятам разобраться в зеркалах, в переходах и в тех проблемах, что они испытывали, стараясь превратить серебристые зеркала обратно в ребят. Пока Олежка просто отложил эти слова в своей памяти.
-- Знаешь, Поэт, я скоро уезжаю из тех мест, где я сейчас, и не смогу приходить сюда. Да и вообще еще не знаю, где я вылезу, если буду переходить из дома. Мне хотелось бы тебя запомнить. Напиши мне что-нибудь на память. И я, если хочешь, что-нибудь тебе оставлю. Что ты хочешь?
Поэт осмотрел Олежку и тронул пальцами его галстук.
-- Можно? На память...
Ира, возможно, сделает ему опять замечание, что ходит без галстука, но раз такое дело... Олег потянул узел и услышал за кустами:
-- Это пионерский галстук.
Голос был детский, наверняка, какой-то малыш пришел. Может, тот самый...
-- Кто там? -- крикнул Олежка, а Поэт, не разобрав незнакомого языка, сидел у сарайчика удивленный. -- Иди сюда. Не бойся, мы не тронем.
Из-за кустов справа от ребят, опустив голову, вышел тот пятилетний мальчишка, что уже встретился Олежке как-то раз.
-- А, это ты, Матюхин. Тебя, вроде, Васей звать, да? -- Олежка опять заговорил по-иностранному. Малыш понимал и так.
-- Угу, а тебя как? -- поднял голову Василек и в его глазу блеснула искорка.
-- Меня Олежкой звать, я уже тебе говорил. Олежка...
-- А меня зовут Поэт, -- сказал Поэт.
Олег по-свойски, как на знакомого смотрел на маленького Матюхина, сына человека, статья которого была напечатана два года назад в "Историческом журнале Южной Сибири". Все-таки, земляк. Из одного мира.
-- А чего ты сюда опять забрался? -- спросил Олежка и прислушался.
Васька нахмурил сурово бровь, сказал:
-- Надо было, -- и убежал обратно к кустам. Там он оглянулся, видимо, думал, что ребята за ним погонятся, и полез в кусты. Поэт помахал ему рукой на прощание.
-- Это ваш?
-- Наверняка. А у тебя, вроде, сестра такая же?
-- Точно. Только она сейчас дома сидит. А стихи я тебе напишу. У меня уже есть строчки:
Светлая голландка,
Галстук с галуном...
-- Это хорошо. Ох, извини, галстук-то возьми. У меня дома еще два, а может, три.
Поэт взял галстук, накинул себе на шею и стал неумело завязывать. Олежка, усмехаясь, взялся помочь. Сам он утрами, спросонок, мог завязать его, не открывая глаз и одной рукой. И завязал Поэту так хорошо, как у самого не всегда получалось. Вот что значило -- постараться.
-- Интересно, что этот Вася из-за кустов шпионил, что высматривал? -- задумался Олежка.
-- Да просто боялся сразу подойти, уж я-то знаю. Стоишь так и смотришь на старших: "А вдруг прогонят, или ударят?" Бывает же, что ни из-за чего вдруг пощечина и грубые слова.
-- Не знаю, -- вздохнул Олежка. -- У меня такого никогда не было.
Поэт промолчал, не стал объяснять, расправлял у себя на шее пионерский галстук.
-- Ну, я пойду, пожалуй, -- сказал Олежка. -- Завтра я свободен, но приду ли сюда, не знаю. Возможно, что и нет. А ты?
-- Я тоже не знаю. Ну, ладно, пока! Э, постой, а когда же я тебе стихи отдам?
-- Тогда я завтра точно приду. Договорились?
Поэт кивнул, махнул рукой и пошел вдоль хвойного леса к паровозику с вагонетками. Олег вернулся в лагерь.
...На следующий день, в это же время, Олежка появился в отражении у Поэта. То уже около часа ходил вокруг сарайчика и бормотал стихи. Видимо, досочинял конец. Поэт был в его пионерском галстуке, и в сочетании с деревенской косовороткой, картузом и широкими брюками он напоминал пионера времен НЭПа. Причем пионера-активиста, потому что бодрился и постоянно твердил про себя заученные фразы. Они поздоровались и Поэт сразу заговорил о деле, поправляя непривычный галстук.
-- Получилась песня. Не знаю, как по-твоему она будет звучать. Ты мне вчера рассказывал о Западных и мне сразу пришли в голову мысли. Знаешь, бывает, прицепишься к одной строчке и сочиняешь остальное похоже. А может... совсем это не Западные, там, те, которых ты видел. Может, просто тамошние ребята?
-- Вот уж я их не спрашивал. Но я могу узнать. Я, наверное, еще сюда приеду, только не в последний день. А стихи, ты их написал?
-- Ну, да. Слушай... -- Поэт немного напел мелодию и отдал Олежке бумагу со стихами.
-- Тут все не по-нашему! -- удивился Олежка, укоряя сам себя: а ты думал, конечно только так...
-- Это не страшно. Ты же помнишь примерно текст. Постарайся перевести. Я по-вашему говорить не умею, а писать-то и подавно.
Постояли, помолчали. Олежка разглядывал почерк Поэта.
-- А ты еще придешь сюда? -- отвлекся Олег.
-- Скорее всего, уже нет. А раз так, давай прощаться. -- Поэт подал Олежке руку.
-- Да ты чего! Увидимся еще. Я что-нибудь придумаю, не надо грустить и думать о плохом. -- Олежка охотно пожал его руку и хлопнул по плечу.
Они встали рядом около сарайчика и смотрели вдаль -- на леса, густо пахнущие хвоей; слушали пение птиц и стрекотание кузнечиков в траве. Их обоих переполняло чувство свободы и в этом они были едины. Повернулись друг к другу с серьезными лицами, словно одновременно вспомнили что-то важное, и засмеялись.
-- Ну, счастливо! -- взмахнул рукой Олежка. -- До следующего раза.
-- Ага, приходи.
И Олежка переместился в лагерь. К Поэту он летал сразу после завтрака, пробыл недолго и до обеда было еще много времени. Но оставлять лагерь в последние дни перед отъездом было тревожно. Лагерь-то Олег не очень хорошо в этот сезон рассмотрел. Сначала футбол, потом октябрята и зеркала, по территории пройтись было некогда, почти ничего не запомнил. Да и со Славиком можно было бы пообщаться побольше.
Олежка думал об этом, стоя у дверей сарайчика изнутри, выглядывая наружу, в лагерь. Никто не пробегал мимо, было спокойно и Олежке сразу вспомнился раскидистый платан над сарайчиком, тихая прозрачная печка с плывущей корой и голос Игоря-рыбака: "Обычное дело. Я за свою жизнь их столько выловил! Поэтому и живу правильно, с головой..." Олег подошел к зеркалам и переместился в третье отражение.
Здесь воздух был не такой тяжелый как у Поэта. Олежка вздохнул свободнее. Пошел к речке, касаясь щиколотками мягких кисточек ковыля. Около реки росла осока с острыми краями и Олег в несколько прыжков преодолел эту "защитную полосу". Спустился по песчаному откосу и намочил в прохладной воде руки. Прикоснулся мокрыми пальцами к своим теплым щекам, потом и вовсе умылся. Сидел у воды, посматривая вверх по течению -- не плывет ли кора с каким-нибудь посланием?
Ничего не было и Олежка поглядел в другую сторону. Рассматривая противоположный берег и деревья, подставил руку под голову, вздохнул. Вдруг что-то булькнуло рядом с ним, словно рыбка выскочила из глубины глотнуть воздуха и опять нырнула. Оказалось, подплыла береста. Странно, откуда она взялась?..
"...Прежние друзья отходят, появляются новые, иногда и плохие.
Встань стеной перед плохими и не хитри.
Пусть смирятся страдающие. Сейчас помочь им ты не можешь.
Все испытай, хорошего держись."
И снизу еще приписано: "Приходи еще".
"Кто это у меня плохой новый друг? -- подумал Олежка. -- Может, это Аксель, ехидна такая?" И в недоумении положил бересту в карман шорт. Подождал пару минут, может, приплывет еще. Потом пошел обратно к зеркалам.
Скоро уже домой, а еще столько неизвестного. Поэт... я с ним уже попрощался. Игорь... ему я обещал показать свой мир в зеркалах. А Нильс... Лив появится только завтра. Аксель сказал, что так...
В сарайчике, к которому подходил Олежка, послышалась возня. Олежка остановился и уже догадывался, кто это мог быть. Сорвался с места и со всех ног помчался по известной тропинке к паровозу на Мадаполамск. Лишь бы Курц не догнал...
-- Уле! -- этот возглас и этот голос заставил Олежку остановиться. Это был Лив.
Олег сразу испытал и облегчение, и радость, и исполнение ожиданий.
2.
Лив стоял в дверях сарайчика и, прищурясь, смотрел на Олежку.
-- Куда ты припустился? Это же я.
-- Я не разглядел, -- ответил Олежка хмуро, досадуя, что ошибся. -- Я думал, что это Хакенщток. Или наш директор.
-- Ха! Сказал! Ему тут делать нечего. Тут нет мрачных, значит, нет смысла переходить сюда. Это же третье отражение, если из твоего лагеря считать, а у меня оно седьмое по счету.
-- Как так? А у меня седьмое -- ваше. Наверное, это потому, что зеркала в другом месте.
-- Может быть, -- пожал плечами Лив. -- Мне ребята сказали, что ты меня искал...
-- Я хотел про Хакенштока побольше узнать. Как он, все-таки, связан с нашим директором.
-- А-а, я понял! Ты боишься, что Курц и ваш директор -- одно и то же лицо? Не бойся. Твой директор не страшен. Только когда он к нам переходит, то он уже не директор, а Курц. Как отражение директора. Ребята тоже не понимают... Ты не бойся. Пойдем к нам.
-- Хорошо, идем. А ты, вроде бы, стал говорить по-нормальному. В первый раз ты как поэт говорил...
-- Это так... для придания словам веса.
Ребята полезли в зеркала. Из третьего отражения надо было попасть в седьмое. Олежка появился там моментально, а Лив на минуту позже и слегка запыхался.
-- Вот так, когда к Сигу иду, мучаюсь. Далеко к нему -- поворачивай да перелезай и снова поворачивай... А ты быстро перебрался, я даже не заметил тебя.
-- У меня это быстро. А где все?
-- Как всегда -- на поляне. Идем туда, а по дороге я тебе и про Вольта, и про Курца расскажу.
Ребята стали спускаться с холма. Лив поглядывал по сторонам, едва заметно кому-то кивал.
-- Нильс уже говорил тебе о том, что оба они предатели. Но Кирхенмаус, он в Хестщернене, а Хакен у нас. У Восточных, все же, спокойнее, там и жителей побольше и места мало. А у нас тут недалеко паровозная станция и Мрачные очень любят эти места. Тут и Хакеншток крутится. А... тебя, наверное, больше директор интересует? Но я про него тебе уже сказал.
-- А Восточные, они на мосту сидят?
Лив остановился, даже немного побледнел.
-- Откуда ты знаешь?
-- Мне Поэт рассказывал. Он во втором отражении, если из сарайчика...
-- Пойдем скорее к ребятам. Им тоже расскажешь
Олежка пожал плечами и они почти бегом миновали поросший мхом валун и мальчишку-дозорного с барабаном.
Все ребята сидели на поляне и что-то мастерили.
-- О, Лив, где ты его нашел? -- вскинул голову Аксель. Остальные промолчали.
-- Он тут, недалеко был. И про Восточных знает. Говорит, что к ним можно добраться по чистому второму отражению.
-- Но ведь ты говорил, что во втором -- необитаемый остров с сухими канадскими кленами...
-- Это у нас во втором. А у него это... сейчас... в пятом, вот!
-- Я не знал, что в пятом такое...
-- Ну и не лазь, не пробуй. Там сильный ветер, у меня чуть всю систему не сдуло.
-- Погоди, Лив, пусть про Восточных расскажет. Садитесь оба. И нам слушать будет удобнее.
Олежка присел на корточки и решил начать с начала. Ребята отложили свои дела и приготовились слушать.
-- Во втором отражении живет Поэт. Живет в Хестщернене. Там как раз и мост, по которому узкоколейный паровоз ходит. Там эти ребята и сидят. Поэт их не знает, только здоровается издалека. Вот и все.
-- Но это и мы все знаем, -- кивнул Нильс и переглянулся с ребятами. -- А что за Поэт такой?
-- Мальчишка. Стихи пишет. Хотите послушать?
-- Ну-ка! -- это опять Аксель. И Олежка рассказал им одно из хорошо запомнившихся.
Когда Олежка закончил, ребята зашептались, а Лив сказал дрожащим голосом:
-- Это же про нас... -- и отвернулся затем чтобы сорвать травинку, а сам вытер левый глаз.
-- А еще... -- как-то неохотно (послушают или нет?) сказал Олежка. -- У них в городе есть люди, которые сами себя называют "Заблудившиеся в зеркалах".
-- Это легенда, -- заметил Отто. -- Про них много легенд ходит. Мы уже слышали.
Олежка сначала не понял его, потом возмутился:
-- Нет, это не легенда! Поэт сказал, что разговаривал с ними, сам он от них узнал о зеркалах. Но боится один лазать, говорит, что тоже может потеряться. Про вас ведь тоже легенды ходят... Поэт, например, в вас не верит, что вы есть.
-- Это какие же легенды? -- спросил Кнут с интересом.
-- Что вы сироты, что пришли из третьего мира и вы кто-то вроде Юханов-Спасителей.
-- Уле, не вспоминай о нем, как о нас! Мы не такие, -- резко заметил Лив. -- А что сироты, это не легенда. Третий мир -- не третий, а Тройной. Четыре сотни лет назад один мальчишка его придумал. Со старшим, с взрослым человеком. Говорят, они оба были странные, потому и смогли сделать все это, не побоялись взяться. Потом они куда-то пропали, остался только знак -- трехлучевая звезда в кольце. И в зеркалах есть применение этого знака -- три зеркала ставятся под углом...
-- Ну, приехали, -- перебил его Кнут. -- Ты еще про кристаллы скажи... Давайте по делу, а то ведь не все могут в зеркалах ходить, как вы.
Лив повернул голову от Олега к ребятам.
-- Я думаю, мы должны туда съездить.
-- А почему именно вы? -- спросил Аксель. -- Я тоже хочу.
-- А ты до второго отражения дойдешь? -- спросил его Олежка, почувствовав азарт и доверие к нему ребят.
Аксель примолк.
-- И что вы там узнаете? -- спросил Нильс. -- Про свои зеркала? Или Заблудившиеся скажут куда Сиг пропал?..
-- Я же говорил, что пока он -- зеркало, его не достать. Поэтому надо узнать и о зеркалах. Если, конечно, Поэт не сочиняет про Заблудших.
-- А чего ж нету? Конечно, есть. -- заметил Олежка. -- Только... Если мы поедем, это значит, что вы приняли меня в свою компанию?..
-- Это мы еще посмотрим. Может, ты и станешь тем "Крысоловом", что своей дудочкой увел всех детей из города... Только ты уведешь Теней, а не детей.
-- Ну, уведет, а что дальше? -- заметил всем ребятам Аксель и Олежка обратил внимание, что тот впервые сказал что-то умное. -- Тогда другим будет прло от них. Надо их совсем уничтожить. Но съездить, действительно, надо.
Лив поднялся, одергивая кьель, подтянул замшевые сапожки и кивнул Олегу:
-- Пошли. Сейчас поедем.
-- Верно, -- согласился Нильс. -- Некогда ждать. Кто знает, когда Тени снова начнут...
Олежка пошел за Ливом к сарайчику. Все упоминания о Тенях были для него загадкой. И по дороге на холм он спросил об этом Лива. Тот стал рассказывать, но предупредил, что когда он сам пришел к ребятам, те уже воевали. Мрачных тогда было мало, они не знали о ребятах и было легче. Сейчас, когда Вольт и Курц все им сообщают, стало настолько трудно противостоять Теням, что ребята просто не знают как быть.
Когда они перелезли во второе отражение, Лив закончил свой короткий рассказ.
-- Да, это страшно, -- шепотом сказал Олег. "Надо же, перед самым отъездом в такое ввязался!" -- подумал он, но отступать было уже поздно.
-- Страшно, -- согласился с Олегом Лив, осматриваясь. Заметил дым над деревьями. -- Но вот и паровозик. Как у нас ходит. Я поэтому и спешил, иначе не успели бы.
Олежка разглядывал Лива. Маленький, Олежке до переносицы, Лив вытягивался, поднимал брови вверх и тогда казался совсем хрупким, тонким. Был он примерно на полгода младше и Олежка чувствовал, что обязан защищать его. Но, порой, понимал, что в этом мире Лив его защищает, а не наоборот.
Паровозик ехал медленно, еще не показался из-за поворота, а Олежка с Ливом уже поджидали его у насыпи. Потом пришлось пробежаться, чтобы ухватиться за край последней вагонетки.
-- Осторожно! -- испуганно вскрикнул Лив, когда Олежка захотел подняться повыше, встал на выступающую балку. -- Там может быть установка!
Лив достал из сапожка зеркальце размером с ладонь и высунул над краем вагонетки. Направлял вовнутрь, но ничего не происходило. Лив опустил руку.
-- Тьфу ты! Это же другое отражение. Тут их и не должно быть.
-- Чего? И почему не должно?
-- Установок Мрачных. В любом отражении чего-то да не хватает... То реки у нас (говорят, что великан всю воду выпил!), то выход из сарайчика тут на закат, тогда как у нас -- на восход. Если наш мир в седьмом отражении, а мы сейчас во втором... -- Лив задумался. -- И если вперед, в двенадцатое... Там тоже, наверное, что-то похожее. И чего-нибудь нет. Может там мост, как у Восточных? Ну, давай внутрь залезем, нам еще долго ехать, не удержимся на руках.
-- А почему они именно на мосту собираются?
-- Это странный мост. Его иногда называют Черным...
Олежка вспомнил, что Черный мост есть и у Игоря на Шперском протоке. Лив продолжил:
-- Черный, потому что когда нет луны и его очертания плохо видно, он кажется сделанным словно из черного мрамора. Будто сплошная глыба перекрывает овраг, оставшийся от высохшей речки.
-- Ну и чего тут странного? Просто когда темно, так кажется.
-- Не кажется. Если выбрать момент и идти к нему по оврагу, то хоть всю ночь иди -- не дойдешь. Потому как это невозможно. И даже те, кто по зеркалам может ходить, тоже не доходят. Я пробовал. Только тому можно, кто мысленно летает.
-- Как это? -- спросил Олежка, начиная о чем-то смутно догадываться.
Вагонетку тряхнуло на разъехавшемся стыке и они оба чуть не упали на дно, усыпанное мелкими деревянными щепками.
-- Я сам не знаю. Я так не умею. -- Лив замолчал и, привстав на цыпочки, стал выглядывать из вагонетки. Скоро должен был показаться мост. Паровозик дымил и сизые облака дыма, пахнущие березовыми поленьями, а не углем, проплывали над головами ребят.
-- Лив, ведь так, как ты сказал, я умею... -- не совсем уверенно сказал Олежка. Разве Лив забыл, как он быстро переходит в зеркалах? Правда, тут надо было совсем без зеркал...
-- Что?! -- развернулся Лив к Олежке. -- Как ты сказал?
-- Я... умею...
Лив забегал по вагонетке, засмеялся и подскочил к Олежке.
-- Ты же просто клад, а не человек! Сокровище...
-- Да ну, какой я клад, -- улыбнулся Олег. -- Я только во сне могу. Не могу в одно зеркало войти, а в картинки как ходить вообще не представляю...
-- Кто тебе сказал, что это возможно?
-- Поэт об этом говорил с теми... с Заблудившимися. А почему они вам не помогут?
Лив отошел от Олежки и выглянул за край вагонетки. Вскрикнул и принялся вылезать. Из паровозика выглянул машинист, что-то закричал, запрыгал и погрозил кулаком.
-- Олег! Быстрее, уже мост!
Они спрыгнули и Олег немного поцарапал коленку. Лив посочувствовал и они пошли на мост.
-- Взрослые нас не понимают. Им и до Теней дела нет, а что от этого им самим плохо, не могут понять. Для них все, что мы делаем -- глупости...
Восточные приняли Лива настороженно. Спрашивать о незнакомом им Олежке не стали -- видели, что Лив с ним, как с другом.
Главный среди Восточных вышел вперед.
-- Что, опять война? Наступают?..
Его вопрос послышался четко, но Лив не торопился отвечать, прислушиваясь к перестуку колес паровозика. Когда стук почти затих, Лив ответил:
-- Нет, -- и стало заметно, как лица ребят посветлели.
-- А чего тогда?
-- Говорят, тут у вас есть какие-то заблудившиеся в зеркалах. Мы, собственно, к ним.
-- Кто это тебе сказал? Вообще-то есть в городе несколько сумасшедших, кто помешался на зеркалах... Только это далеко отсюда. Там, где этот... Поэт, что ли, живет. -- главный оглянулся на своих ребят. -- Кто знает, где это? Улаф! Не хочешь проводить их к Поэту?
Улаф -- маленький пухлый пацаненок -- смена Полковнику, вышел из-за высоких спин старших и хмуро оглядел Лива и Олежку. Кивнул им:
-- Пошли, -- и спрыгнул с моста на склон.
-- Идите с ним, -- сказал главный. -- Он вас доведет до нужного места. А как там у вас, тихо?
-- Пока да, -- отозвался Лив.
Восточные снова расселись на перилах моста, а Олежка с Ливом побежали за Улафом. Тот шагал медленно, а бежать мог короткими перебежками. Олежку уже поджимало время и хотелось есть. Лив тоже поторапливался.
-- Послушай, Улаф, скажи, на какой это улице в городе, мы сами найдем. А ты возвращайся назад.
-- Мы уже почти пришли. Вон по той улице и налево. Там Поэт живет.
-- А Заблудившиеся где?
-- Чуть дальше по улице один живет. Да вы их сразу отличите от городских. Они и одеты не по-нашему, как вот он, -- мальчишка кивнул на Олега. -- Ну, я тогда пойду?
Улаф убежал и Лив с Олежкой, переглянувшись, припустились на указанную улицу. Олежка заскочил бы к Поэту, но они уже попрощались, надо было обратно в лагерь и, собственно, сейчас они приехали по другому делу.
Улицы Хестщернена были старые. Островерхие дома были низкие, не выше трех этажей, и только городская ратуша была видна издалека. Облупленные дома часто были скрыты за деревьями с мелкими листьями. Люди, жившие в них были небогаты. Кожевенная фабрика у многих отняла здоровье и днем здесь попадались чаще всего сгорбленные и хромые. Здоровые сейчас были на фабрике, а дети -- во дворах.
Олег с Ливом бежали по улице и не останавливались, пока не свернули налево.
-- Теперь пойдем медленнее, -- сказал Лив.
Эта боковая улочка была узка до того, что телега еле-еле могла тут протиснуться. Тем не менее, здесь еще висели вывески почти над каждой дверью. Справа -- "Сапожные мастерские Линдстрема". Слева -- булочная, где продавали также и леденцы. Дальше -- мелкие лавки ремесленников.
-- Улаф сказал, что они необычно выглядят, но мы пока никого не увидели.
-- Может, они не на улицах, а во дворах? Пойдем вот сюда...
Олежка согласился и они пошли по дворам. Найти Заблудившихся было не так-то просто. Олег хотел сказать Ливу, что надо было бы им самим, наверное, заблудиться для этого, но вдруг мелькнула чья-то тельняшка и Олежка схватил Лива за рукав голландки. Тот тоже заметил.
-- Ага, моря тут нет, а моряк -- вот он!
Моряка в тельняшке и потертых засаленных штанах они отыскали в небольшой закусочной, когда тот заказывал себе говяжий студень.
-- Дяденька, дяденька, вы не Заблудившийся? -- спросил голосом малолетнего Лив.
Человек в тельняшке повернулся к ним и Олежке открылись его усталые глаза, потухший взгляд.
-- Допустим, что так. Вам-то что? -- моряк заоглядывался на посетителей. Людей "не от мира сего" здесь не чествовали. -- Есть предложения?
-- Разговор есть, -- сказал Олег по-русски, замечая у этого моряка особый акцент и одет он был знакомо. У моряка сразу засветились глаза.
-- Эй, парень, да ты же наш! -- он подхватил Олежку под мышки и крутанулся с ним вокруг. Лив не понял их короткого разговора, перепугался за Олежку и схватил моряка за тельняшку и руку:
-- Отпустите его!
Моряк оглянулся, отпустил Олежку, взял свой заказанный студень и они втроем прошли за дальний столик в углу. Там и разговорились. Оказалось, что этот человек попал сюда пять лет назад через картинку в географическом журнале и с тех пор не может вернуться. Сказал Олежке, что о Союзе не нашел никакой информации. И выехать отсюда невозможно. Впрочем, он рад, что попал хотя бы сюда, а не в какое-нибудь пустынное африканское племя. Спросил Олежку, как тот сам тут оказался, но Олегу так не хотелось отвечать, что Лив отвлек моряка вопросом на другую тему.
Собственно, Лив спросил, не знает ли тот что-либо о зеркалах обычных, о серебристых и о том, как в них можно перемещаться. То не знал, чем и огорчил ребят. Но сказал потом, что за время, пока он здесь живет, познакомился с другими странными людьми и может их отвести к ним, когда пообедает. Моряк кушал и рассказывал (в основном Олежке) как он служил на военном корабле и однажды попал ему в руки журнал "Скандинавия". Места на одной из картинок ему очень понравились и он так захотел сюда, что жизни просто не стало. Ни спать, ни служить -- только одна эта картинка в голове. А потом ушел через нее. Как это получилось, сам не понимает. Сначала обрадовался, потом испугался, но поздно было.
После обеда моряк повел ребят на соседнюю улочку, в небольшую обувную мастерскую. Там они спустились в освещенный лампами полуподвал и он познакомил их со стариком Рольфом и бородатым Хубертом. Старик был тут уже давно, лет тридцать, а Хуберт -- лет восемь. Старик Рольф знал все ходы-выходы в любой системе зеркал, Хуберт тоже кое-что смыслил. Моряк привел ребят к ним двоим, как в справочное бюро, а сам ушел. Вместо него спустилась женщина, которая назвалась фру Мельвад, и стала готовить обед.
Лив поначалу отказался верить, что эти двое людей именно те, кто им нужен, но фру Мельвад сообщила, что Рольф и Хуберт уже не раз помогали людям вернуться обратно и им можно верить, если есть дело, не нужно ничего скрывать.
И Лив рассказал им о Тенях. Спросил, откуда Тени взялись. Оба человека молчали, не знали, откуда те пришли. Старик Рольф намекнул про Черный мост, но потом махнул рукой, считая, что все, о чем он сейчас подумал -- чепуха. Олежка напомнил Ливу, что надо спросить о серебристых зеркалах.
Когда зашла речь о серебристых, Хуберт оживился, но когда узнал, что это такое и что они связаны с шипящими пулями, сдался. Таким образом, ребята ничего не узнали о том, о чем загадывали. Зато о зеркалах и переходах они наслушались много. Говорил, в основном, Хуберт. Его борода шевелилась и ребята, открыв рты, наблюдали за ней . Говорящая Борода -- так забавно...
Хуберт цитировал разных авторов исследовавших свойства зеркал, в частности большого мастера-катоптрика Питера Якоба Москаля. Что-то вроде того, что "чрезмерное поглощение света равносильно излучению темноты" или такое: "Никогда не кладите в зеркальный куб, сферу или между двух зеркал что-то черное и плохое. Свойства тел имеют обыкновение отслаиваться и отражаться до бесконечности. Открытые же зеркала хороши для отражения как света, так и любых видов слабых излучений..."
Ребята не очень-то понимали, но догадывались.
-- А о переходах у Москаля есть? -- спросил Олежка.
-- Что-то припоминаю... Вот, хотя бы это: "Выбор движения в зеркалах часто зависит от сложных расчетов. Согласно же голландцу Брауэру, направление выбирается интуитивно, в зависимости от настроения. По моему, весьма опытному анализу, в сложных системах его теория недействительна..."
-- Прошу к столу! -- сказала фру Мельвад. -- Кончайте разговор, а то горячее стынет. И вы, мальчики, садитесь.
Ребята поели наспех, задерживаться больше не стали. Поднялись в город и стали пробираться на окраины, к мосту и паровозику. Обсуждали услышанное. Такой большой языковой практики у Олежки никогда еще не было. Аж голова гудела! Хотя слова в его голове возникали сами собой, когда наставала очередь говорить, но чтобы уловить их, нужно было внимательно прислушиваться к себе и верить. От этого уставал. И тогда переставал понимать чужую речь. Но чем больше и чаще находился среди местных ребят, тем больше запоминал слов, фраз, интонаций. Все это по ходу, не останавливаясь, чтобы повторить. Сам себе удивлялся. Бывало, даже ночью снилось, что разговаривает с ребятами на их языке, объяснял что-то, сам с собой рассуждал... Потом спохватывался, замечая, что думает не на своем языке, а на смешанном, русско-норвежском. Иногда сердился, что так получается... Только сны его были продолжением дневной жизни, а жизнь была полна необычного.
У самого моста Олежка остановился, склонил набок голову. Вздохнул.
-- Смотри, обычный мост.
-- Это сейчас, пока днем, -- сказал Лив. -- Да и ночи сейчас лунные, а то бы ты слетал, посмотрел, что там.
-- Я все равно не смог бы. Послезавтра мне уезжать из лагеря. А жаль. Не знаю, когда я попаду к вам снова и попаду ли вообще. Из дома еще неизвестно как получится. Да и зеркал у меня нет больших. Двух нет, только одно...
-- Должен попасть. Ты обязательно придумаешь что-нибудь. Сейчас пойдем на мост, к ребятам, спросил, когда будет поезд.
Когда они вылезли в седьмом отражении, Олежка заторопился в лагерь.
-- Лив, прости, но мне надо уже назад. Ты объясни все ребятам.
-- А ты будешь завтра у нас? Или уже уедешь домой?
-- Постараюсь прийти. Только до полудня у меня есть план и я буду занят. У вас это... после одиннадцати.
-- Ладно, иди. Я все передам.
Олежка кивнул и скрылся в сарайчике. Шагая в свой корпус, переживал за то, что столько всего навалилось сразу: и попрощаться с Игорем и Поэтом, и с ребятами-Западными вроде только-только стали налаживаться отношения... И теперешняя поездка просто выбила Олега из колеи.
В комнате родного корпуса шла игра. Славик сидел на Олежкиной кровати, Димка Сидоренко -- на Славкиной, и они резались в шашки, поставив доску на стул между кроватями. Слава весело посмотрел на Олежку.
-- Ты где опять был? Хорошо, Ира сейчас уже не проверяет на тихом часе ты или нет...
-- По лагерю в последний раз гулял, -- уселся Олег возле Димки и стал наблюдать за игрой. -- Послезавтра ведь уезжаем.
-- Да-а, -- протянул Димка, -- столько бездельничали, а тут дождались. Дома будет здорово! Сразу на речку пойду. Хоть и вода уже не та, но все равно "нэ змэрзну".
3.
-- К вечеру чтобы все были на своих местах! -- заявила вожатая Ира следующим утром. -- Будет заключительная линейка и не дай бог, если вы меня подведете в последний день...
-- Урр-р-ра!! -- закричали все ребята и вскинули руки. И Олежка тоже. А потом взял полотенце, пасту с щеткой и пошел чистить зубы. Зевал, пошатывался -- не спалось ночью. И сегодня день намечался насыщенный.
Когда удавалось ненадолго заснуть, Олежке снились зеркала, стоящие под углом друг ко другу, и борода, бормочущая что-то о Питере Москале. Уже под утро стало сниться, что летел куда-то, падал, стучался в закрытую дверь, но никто не открывал. Слышались обрывки фраз на незнакомых языках и одну из них Олежка запомнил.
Вспенивая пасту во рту, думал, как бы покороче управиться со всеми сегодняшними делами. До обеда -- у Игоря, после -- у ребят. А вечером на линейку не опоздать.
"Ой-ей, а галстука-то опять нет! Выгонят! -- подумал Олежка и сплюнул пену в раковину. -- Наплевать! Все равно уже домой ехать." Умылся, обтерся и пошел обратно в комнату, почесывая за ухом.
После завтрака, даже не допив компот, Олежка сорвался с места. Хлопнул рукой по карману шорт, где у него лежала вчерашняя кора, махнул рукой на возглас Славы: "куда ты?" и помчался к зеркалам. Каждая минута была дорога.
Из-за деревьев ни с одной, ни с другой стороны не было видно ни дымка. Паровоза не было. Олежка в ожидании обычного времени, спустился к реке и присел на корточки у воды. Она все так же журчала, будто протекала по каменному дну и на поверхность всплывали мелкие пузырьки.
"Завтра уезжаю и, возможно, сейчас смотрю на эту речку в последний раз. Поеду ли в лагерь в следующем году -- неизвестно," -- думал Олежка и машинально снял с воды тонкий лист бересты.
"На земном шаре, где уже кто-то спит,
а кто-то только что встал,
должен быть путь миротворца. Сетью оплетай
пространство. Я плету свою нить.
У тебя своя. Вместе они -- Сеть. Наша
и еще многих. Пустой человек Сеть испортить
не может. Но она может наполнить его
разумением. Главное, чтобы получилась
добрая Сеть."
Олежка вспомнил, что вчера к нему приплыло что-то похожее. И подпись была: "Приходи еще".
"Как же это?! Неужели тот, кто писал, видел меня в тот момент на реке?.. А сейчас, разве нет? -- Олежка огляделся по сторонам, повысматривал -- нет ли кого среди деревьев? -- Это вот мне, видно, к отъезду..."
Скрутил бересту в трубочку, сунул в карман ко вчерашней и стал подниматься от реки к насыпи с рельсами. Съездить до Игоря уже не составляло труда и путь не казался далеким.
...Игорь, конечно же, сразу забыл о зеркалах, что приготовил по просьбе Олежки, когда тот сказал, что уезжает завтра.
-- И надолго ты уезжаешь? Тебе, наверное, в школу скоро?
-- До школы-то еще не скоро, но вот сюда к тебе... не знаю как теперь получится.
Игорь молчал и смотрел на Олега. Тот опустил глаза, водил носком сандалии по паркету и разводил руками. Игорь нахмурился.
-- Ну, ладно, едь, я тебя не держу... Ну, чего ты стоишь, иди!
Олежка медленно развернулся и вышел на крыльцо.
-- И можешь не приезжать! Больно надо...
"Да чего это он? С ума, что ли, сошел, или обиделся?" -- Олежка остановился, оглянулся.
-- Я же не виноват, что мы уезжаем! Не обижайся.
Игорь сложил руки на груди и сказал в сторону:
-- Вот еще!
-- Ну и фиг с тобой! -- сказал Олежка и сбежал с крыльца.
Заторопился на мост, дожидаться паровоза обратно.
На пустом мосту Олег сидел долго. Сердился на себя и на Игоря. На него из-за того, что тот не понял ничего и они расстались по-дурацки. На себя, -- потому что помнил, что когда-то сам ответил так соседскому Валерке, когда он узжал к тетке в Киев. И сам потом мучился, и Валерка (когда уже помирились) признался, что все это время держал на Олега обиду. Говорят, что с возрастом обиды становятся все сильнее, ссоры все серьезнее и примирения долго не получается, но Олежка так не считал. Думал, что взрослым и дела нет до ссор, до такой мелочи. Разве они будут дуться друг на друга из-за того, что один вдруг куда-то уезжает? Нет, конечно. Ну и вот! А тут такие дела...
"Ну и ладно, -- подумал Олежка, запрыгивая в медленно движущийся вагон поезда. -- Может, со временем обида перегорит. Тогда и зла не будет. Да и какое тут зло?.. Просто обидно."
В лагерь Олежка вернулся раньше, чем планировал. До обеда успел дособирать свой чемодан.
-- Куда ты торопишься, еще целый день впереди и завтра почти целое утро. -- заметил ему Сашка.
-- Я лучше сразу сложусь, чтоб потом не суетиться. А где Славик?
-- Добрый день, мальчики! -- заглянула к ним в комнату Бумагина. -- Можно у вас адреса попросить?
-- А это еще зачем? -- сощурил глаза Сашка.
-- Письмецо любовное напишут, -- разъяснил Олежка и захлопнул чемодан.
-- Ой-ой, не надейся, Васильев! -- Бумагина совсем обнаглела и вошла в их комнату, как в свою. По крайней мере, так подумал Олег. -- Только... ты тоже черкни свой, а?
-- Нет уж, увольте! -- вскинул руки Олежка. -- Мне надо Славку идти искать.
-- Ну, чего ты такой противный, Васильев? Жалко тебе, что ли?
Олежка проскользнул мимо нее и у самых дверей сказал:
-- Я же не прошу, почему-то, твоего адреса...
Вошла Ира, отстранив Олежку в сторону.
-- Что тут такое? Марина, ты чего здесь?
-- Я зашла к ним адреса попросить... Традиция ведь такая есть! -- но боком-боком, пожимая плечами, вышла из мальчишечьей комнаты. Показала Олежке кулак.
Ира еще раз оглядела ребят и, уходя, напомнила, чтоб все были на вечерней линейке.
-- Понял, Васильев? И галстук одень. Нето еще в лагере оставим.
-- Я согласен, -- с готовностью, искренне улыбнулся Олежка. -- Только надо будет родителям позвонить, чтобы не волновались.
Эх, знала бы она... Думала, что остаться в лагере -- это для Олежки наказание...
Славика Олег нашел в клубе. Тот устроился играть в настольный теннис с ребятами из третьего отряда. Олежка остался тут. В окно уже не выглядывал -- с директором все стало ясно. До обеда осталось немного времени, а потом -- к ребятам.
...В сарайчике уже был Лив.
-- Я тебя жду. А к вам выходить боюсь -- засмеют, что на мне кьель.
-- Ну, это смотря кто тебя увидит, -- философски заметил Олежка. -- Есть несколько человек, кто с понятием... К вам сейчас пойдем, или нельзя?
-- Можно, почему же... И ребята ждут, я им рассказал, как мы с тобой ездили в Хестщернен.
При переходе Лив уже не удивился, что Олег поспел быстрее него, знал, что Олег только подумает и -- уже на месте. Ребята были недалеко от сарайчика. За руку у них было не принято здороваться и они один за другим вскидывали руки к плечу и говорили: "Привет!" или "Как поживаешь?". Чуть отошли в сторону от сарая на всякий случай и расселись на траве, вокруг Олега с Ливом.
-- Ты, вроде бы, уезжаешь? Это так?.. -- спросил Нильс.
-- Да, точно. А сегодня вечером общий сбор на линейку.
-- Странные у вас слова, -- заметил Аксель, -- сбор, линейка...
-- А у вас не странные? Мне вот фраза сегодня послышалась... Как же там?.. "Яй резер бут, мен мин вен станнар вар". Что это означает?
-- Похоже, но не совсем по-нашему... -- послышались голоса.
-- Я знаю, -- сказал Лив, выбивающий из своего сапожка мелкие камушки и песок. -- Это означает: "Я уезжаю, а друг остается". По-шведски.
-- Вот как! А что это для меня значит?..
Ребята молчали. Лив, наклонив голову, расправлял завязки на сапожках. Когда Олежка оглянулся на него, Лив поднял голову и улыбнулся.
Аксель посопел, тревожно переглянулся с Нильсом и спросил Олежку:
-- А у вас, наверное, все из-под палки делают, да? Когда скажут -- приезжают, когда скажут -- уезжают. Нет свободы, да?
-- Это почему же! -- не согласился Олежка. -- Свободы много. Просто так все было спланировано. Так сделали.
-- Да, но это все равно, -- мотнул головой Аксель и почесал ухо. -- Не все понимают, что делают. Делают и все! Они, конечно, понимают, что делают именно то, что положено, но для чего все это? Для вида? Мне их откровенно жаль.
Аксель говорил, а Олежка не понимал, что тот имеет в виду. То ли взрослых в своем Вердаге, кто не помогает им бороться с Тенями, то ли все еще о лагере Олежки. Вспомнил, что и сам недавно обозвал шпаной Школу Пионерского Актива. А они, вообще-то, ребята ничего, только вот такие... не знающие смысла. Ушли в свою работу с головой и не видят, что время не стоит на месте -- вперед спешит. Вокруг жизнь меняется, а у них -- традиция.
Ребята порассказывали Олежке немного о Мрачных, а Лив принес из-за кустов припрятанные там серебристые зеркала. Осторожно передал Олежке. На зеркалах были надписи: "Ютта", "Веста", "Ханс", "Рольф"... Последнее зеркало Лив держал двумя руками, боясь разбить. Дышал на него.
-- А это чье? -- спросил Олег.
-- Это Сиг.
И Олежка заметил как у Лива потемнели глаза.
-- А один не стал зеркалом, -- заметил Кнут. -- Он был не наш.
-- Кнут, не надо, -- тихо подтолкнул его Аксель. -- Зачем ты об этом...
-- А что... что было? -- удивленно взглянул на них Олег.
Кнут посомневался немного, глянул на Акселя, и все же сказал:
-- Мы видели, как Тени... Они его просто уничтожили за мгновение... Уничтожили...
Кнут опустил голову, сжался, согнув плечи и от волнения не смог говорить. Продолжил Ноккве:
-- Они загнали этого мальчишку наверх холма и стали черными. Они забрали у него все силы. Тот упал и покатился по склону, ударяясь о камни. Мы не спасли его... Мы просто не успели... И мы, наверное, виноваты.
-- Он... Мы его вон там похоронили, -- добавил Нильс и показал рукой в сторону каменистого холма.
Ребята молчали, хмуро сопели и поглядывали на Олежку: примет ли он их тайну.
Олежка глянул на холм и представил себе, как все это было. Как тот мальчишка вскрикнул и покатился вниз. А камни на склоне были острые, как битое стекло, они впивались через одежду, но он уже не чувствовал боли...
Внизу, у кустов под самым холмом и сейчас была видна небольшая, не заросшая травой насыпь. Ребята не обманывали, не сочиняли... У Олежки сжалось сердце. Он подумал, что бы могло случиться с ним, если бы он ходил здесь один и не был предупрежден ребятами о Мрачных. Как хорошо, что они сами его встретили так сразу, и так строго с ним поначалу обошлись.
-- Он был не наш, -- повторил Нильс. -- Поэтому он не стал зеркалом.
Больше никто из ребят ничего не сказал. Олег оглядывал их, словно благодарил каждого, и слабо улыбался. Хоть и глупо было улыбаться после такого рассказа...
Потом кто-то свистнул в кустах и ребята вскочили. Лив одно за другим забрал у Олежки зеркала и отдал их Кнуту. Нильс заволновался.
-- Нам, наверное, пора. И тебе тоже. О Заблудившихся поговорим в другой раз.
-- Но я же уезжаю! -- напомнил им Олежка. -- Как же в другой раз?!
Но Нильс вскинул руку к плечу и попрощался. И Кнут, и Аксель, и все остальные ребята (их было немного) тоже закивали Олегу. Направились все вместе к кустам, откуда свистел дозорный. Лив вздохнул и задержался с Олегом. Стоял, опустив голову, и теребил край юбки.
-- Ну... я пойду? -- тихо спросил его Олежка, будто Лив его держал. Почему-то вспомнилось прощание с Игорем.
-- Иди, -- сказал Лив не поднимая головы, еле заметно кивнул. Олежка медленно повернулся и отошел к сарайчику. За спиной повисло тягостное молчание. Он уже почти зашел в двери, как услышал:
-- Олег!
Это Лив крикнул. Он стоял на том же месте, заложив руки за спину. Потом подпрыгнул и побежал к Олежке. Олег засмеялся. Лив подскочил к нему, запыхавшись, и долго смотрел в глаза. Потом подошел ближе и уткнулся лбом в Олежкино плечо.
-- Я знаю, что ты хотел бы дружить со мной. Ты еще вернешься?
-- Попробую. -- Олежка тронул Лива за плечо. -- Только я не знаю, как это получится у меня в другом месте...
-- Ты живешь в городе? -- поднял взгляд Лив и отшагнул назад.
Олежка кивнул.
-- Тогда будешь появляться у нас в городе. Только... как же тебе сюда приходить? Ночью тебя не отпустят из дома, а утром мы уходим из города рано.
-- Я знаю, как! -- обрадовался Олежка, вспомнив, что уже не раз замечал отставание здешнего времени от времени в лагере часа на два-три. Об этом и сказал Ливу. Он тоже обрадовался и в его глазах появились озорные искорки.
-- Тогда все нормально. Если заблудишься в городе, спросишь улицу Трех Сапожников. Я по ней хожу каждое утро.
-- А если ты уже уйдешь?
-- Тогда... придется тебе добираться сюда самому. Это место от города не так уж далеко.
-- Ну, тогда я доберусь. Я теперь здешние места немного знаю.
-- Места -- да, а людей можешь всяких встретить. И даже совсем не людей. Ты уж осторожнее, -- Лив заоглядывался на ушедших без него ребят. -- Постараешься?.. Тогда иди, не задерживайся. "Лем инте осс ох ком тил осс эн аннан ганн". -- вскинул Лив к плечу ладошку и побежал вслед за ребятами.
"Не забывай нас и приходи еще" -- понял Олежка, хотя это было сказано Ливом не по-норвежски, в надежде на то, что Олег поймет, раз ему уже приснилась фраза на этом языке.
Через несколько минут Олежка уже шел мимо клуба в лагере. Ощущения какой-то потери не было. Они же договорились, что скоро встретятся. "Только добираться туда теперь будет сложнее" -- подумал Олежка и увидел Славика, выбегающего из клуба.
-- Я тебя в окно случайно увидел, -- сообщил он. -- Так ты ТУДА ходишь?!
-- Ага, ты угадал.
-- И чего там?
-- Всего не рассказать. Про кино же помнишь...
Славик пошевелил бровями в задумчивости.
-- Так оно оттуда? А я думал, что ты все выдумал про кино. Ну, скажи, выдумал, да? И сейчас меня разыгрываешь?..
Олежка засмеялся:
-- Ой, ну, конечно,разыгрываю. Пошли собираться, а то потом линейка, ужин да разговоры всякие -- не успеем.
Славик развернулся и они направились к своему корпусу.
В комнате Сашка что-то писал на клочке бумаги карандашом, а Маринка стояла рядом и терпеливо ждала.
-- Что, сдался? -- спросил его Олежка.
-- Да, а то ведь замучает.
-- И замучила бы! -- отозвалась Бумагина. -- Слава, напиши мне свой адрес.
-- Вот еще! И не подумаю. -- улыбнулся Славик.
-- Вы с Васильевым противные на пару!..
-- Мы не противные, а мудрые! -- поднял вверх Слава указательный палец. -- Пока е скажешь, зачем тебе наши адреса, не дадим ни строчки.
-- Ага, оно по вам и видно, что мудрые! Один в прошлом году по крышам лазил, а другой за забором речку баламутил...
Олежка со Славиком переглянулись и одновремено сказали:
-- Что-то я тебе не помню!..
Оба они прогремели славой по пионерлагерю, а друг о друге не слышали. Бумагина продолжала:
-- А в этом году с мелюзгой нянчились.
Олежка бросил в чемодан бересту из кармана и захлопнул крышку.
-- А-ну, брысь, пигалица! -- и направился к ней. Успел дойти лишь до середины комнаты.
Марина взвизгнула, выхватила у Саши бумажку с карандашом и пулей вылетела в коридор. Славик ей вослед сказал:
-- А сама весь месяц какие-то каракули в газету рисовала!..
Марина оглянулась, показала язык и пошла спокойно дальше, заметив, что ребята не стали ее догонять. Славик вернулся к кровати и стал складывать все из тумбочки в чемодан.
На линейке должны были спустить флаг, рапортовать об успешном окончании смены и намечалась поздравительная речь директора.
Стоять в строю было скучно и Олежка снова стал думать о постановке зеркал под углом. "Лив говорил, что если поставить зеркала под определенным углом, тогда еще лучше..."
Когда директор поздравлял всех ребят с окончанием летних лагерных занятий, у Олежки уже был свой проект, который позднее он назовет "Проктор" -- ПРОект, Который Так Отлично Работает. Суть его в том, что зеркальные переходы расходятся веером, замыкаясь, возможно, в бесконечности в кольцо.
После директорской речи все захлопали в ладоши и под барабанную дробь медленно спустился флаг. Потом поотрядно пошли ужинать. Олежка всеми мыслями был уже дома и не мог понять, почему домой их повезут только утром. Если б отпустили... И если б от лагеря ходил автобус... Ну, что ж, придется подождать еще немного. Хотя и не терпелось узнать, что там случилось у ребят -- почему засвистел дозорный?..
Вечером ребята (кто успел сдружиться и собирался общаться дальше) обменялись адресами, уселись на своих койках, стали вспоминать все интересное, что было. Славик вспомнил октябрят и для Олежки веселые занятия с ними было единственное, что более или менее запомнилось ему из лагерной жизни. Сашка и все остальные, кто принимал участие в футбольных матчах, вспоминали забитые и пропущенные голы, ахали, что если бы у них был другой вратарь, а не Сенька из соседней комнаты, тогда бы они этих первоотрядников... И показывали, как бы они их всех взяли "на одну руку". Не зря же говорят, что хороший вратарь половины команды стоит.
Перед самым сном Славик обменялся с Олегом рукопожатием, будто утром уже не увидятся.
-- Ты приезжай ко мне, -- сказал Славик. -- А может случиться, что и я к тебе выберусь...
-- Ладно, я постараюсь, -- ответил Олежка. Сейчас не мог загадывать. Возможно, пройдет какое-то время и, действительно, Олежке захочется его повидать. Но не сразу, не на следующий же день после приезда...
В корпусе погасили свет. Олежка забрался под одеяло, перевернулся на спину и долго смотрел в потолок. Может, думал, что с одним зеркалом тоже можно переходить, что можно и в картинки, а может, и о том, что для перехода вообще ничего не нужно, только хорошо подумать, да притихнуть так, что сердце будто останавливается, как в глубоком сне. И с этими неясными мыслями Олежка уснул.
...Утро было не совсем обычное. После сигнала подъема все сразу вскочили, даже те, кто любил подольше поспать. Этим утром вторая смена садилась в автобусы и ехала по домам. Но не сразу утром, а после завтрака.
Когда Олежка проснулся, Славик уже заправлял свою постель. Глянул на то, как Олег зевает и... метнул в него подушкой.
-- Ты чего это?! -- Олежка бросил подушку обратно, да так, что чуть не сбил Славу с ног.
-- Надо же побеситься напоследок, -- предложил Слава и озорно оглянулся на ребят в комнате.
-- Ха-а! -- выкрикнул Сашка. -- Тихо, ребя! Бесимся!
И подушки полетели по всей комнате.
-- Серега! Серега! Не прячься! А! Вот тебе!
Кроватные сетки скрипели и выли, прогибаясь под ногами скачущих на них ребят. Вдруг посреди всего этого шума ясно послышался треск разрываемой материи. Одна из подушек выпала из наволочек и упала на пол. Наволочка осталась у одного удивленного мальчишки в руке. Это стало сигналом к окончанию баталий.
-- Ну, все, отметили отъезд, -- заметил Сашка, сверкая счастливым кофейным глазом и стал поворачивать матрас, который лежал поперек его кровати и почти весь был на полу.
-- Эх, это надо было вчера вечером делать! -- заметил Славик. -- А мы про футбол...
-- Ничего, и сейчас не поздно.
Завтракали немного раньше обычного. Автобусы уже ехали от завода.
Домой Олежка добрался к половине одиннадцатого. Город встретил его непривычным шумом, заглушающим пение птиц, суетой, выхлопами автомашин и запиской в дверях квартиры: "Возьми ключи сам знаешь у кого и в обед разогрей суп. Мама."
Часть 3.Дома.
Поиски и открытия.
1.
Чемодан оставлен в коридоре, сандалии сброшены и квартира после долгого отсутствия выглядела непривычно. По радио передавали концерт, Олежка крутнул ручку погромче и пошел по коридору, заглядывая в комнаты.
"Тихо плещется вода --
Голубая лента...
Вспоминайте иногда
Вашего студента..."
Олежка постоял у одного окна, выглядывая наружу, потом у другого. Пошел обратно.
"Листья желтые
Над городом кружатся,
С тихим шорохом
Нам под ноги ложатся.
И от осени
Не спрятаться, не скрыться.
Листья желтые,
Скажите, что вам снится..."
Олег прошел по комнате отца полной разных карт и исторических книг, посмотрел на стене запыленные фотографии, плакат "Герои Наваринского сражения" и черепки в ящике стола. Потом зашел на кухню, позаглядывал в холодильник, вздохнул и пошел в свою комнату, убавив радио.
"На дальней станции сойду,
Трава по пояс..."
В комнате сел на свою кровать и огляделся. Квадратная комната. Слева, как заходишь, на небольшом столике старый телевизор "Садко", Олежкина кровать в углу и стулья. Перед окном письменный стол. Справа от стола книжные полки и шкаф для одежды. На шкафу игрушки и несколько картонных коробок. Спутанный моток рыболовной лески, пара поплавков, башня от игрушечного танка, банка из-под кофе с гвоздями и молоток. На книжных полках, за стеклом -- минералы, что привез отец с разных случайных раскопок или ему подарили друзья-геологи: Несколько "пальцев" белемнитов, раковины аммониты, шлифованный Олежкой чароит, исландский шпат -- будто крупные кристаллы соли, и другие камни.
Книжные полки Олежка видел будто вчера. Когда время занято делом, то оно летит быстро. Сейчас, уже вдали от лагеря, казалось, что его и не было вовсе. Вот и "Записки о русскомъ флоть" стоит за стеклом, словно вчера ее листал.
По радио что-то говорили о новой песне, что не входит в тему концерта, но многие слушатели хотели бы ее услышать вновь.
-- Ну, что ж, -- сказал диктор где-то далеко в московской студии, разводя руками, -- мы выполняем много численные просьбы наших дорогих радиослушателей и повторяем песню из документального кинофильма "Южное море".
Олежка услышал слово "море", бросился на кухню и там уже пели первый куплет. Его Олег помнил, так как уже слышал эту песню где-то зимой, в Новый год, что ли...
"Северный ветер дует с пустыни,
Песком засыпая мои паруса,
Что вверх взлетают,
Как птицы порхают
И затмевают собой небеса.
Пел детский хор. Мальчишка-солист, четко проговаривая, пел куплет, а хор подхватывал:
Что ввысь взлетают,
Как птицы порхают
И затмевают собой небеса.
Дальше опять тот же мальчишеский голос выводил:
Корабль мой смелый,
В боях показавший
Величье и славу,
И натиск атак,
Сегодня мы вместе
Поем эту песню,
А завтра, возможно,
Все будет не так.
И хор протяжно повторял последние четыре строчки. Мальчишка в это время набирался дыхания и пел следующий куплет:
Сегодня сраженье
И завтра сраженье...
Романтики много,
Скажу вам. Не зря
Мы вздернули флаги
В предвестьи атаки,
Сейчас нам не надо
Бросать якоря.
Хор чинно повторял и после мальчишка заканчивал песню:
Морские пучины
Валы поднимают --
Не нравится морю,
Что мы у руля...
Врага мы отбросим
И милости спросим
У ветра, у моря
И у корабля.
И еще раз, вместе с хором пел последние строчки. Голос его звенел на фоне низких голосов хора.
Олежка стоя у окна, форточка была открыта и из внутрь слегка задувал ветер. Теплый, летний, будто и правда с той пустыни... Не зря он как-то сказал Игорю из Мадаполамска, что это хорошая песня. И у них, в "Юнге" тоже хорошая.
-- Вы слушали концерт, составленный из популярных песен. -- сказал диктор и щелкнул у себя в студии выключателем. -- Московское время -- восемь часов. Прослушайте, пожалуйста, программу наших дальнейших передач. В девять часов, по московскому времени, вы...
Олежка убавил радио до громкости шепота и пошел распаковывать свой чемодан. Зеркала он решил поискать потом, когда мама пообедает и снова уйдет на работу.
Открывая чемодан Олежка напевал только что услышанную песню и почему-то вспомнил тихий зимний вечер, то время, когда сидел на кухне с отцом и в красном свете фонаря помогал ему печатать семейные фотографии, где Олежка был еще маленьким, и фото из папиных экспедиций, музеев, с выставок... Было тихо, из радиоприемника доносился голос Джо Дассена и Олежка чувствовал себя как в загадочной пещере гномов, освещенной их сказочными фонарями. Отец доверял ему полоскать фотобумагу в растворах. Как по волшебству там проявлялись картинки -- сначала бледные и тусклые (Олежка боялся, что они такими и останутся, поэтому старательно и делово топил их в ванночке с проявителем), потом контрастные и четкие. Потом в воду, в закрепитель и, наконец, в объемный пластмассовый таз, где фотографии плавали до утра.
Утром, когда отец, умывшись и побрившись, приходил на кухню, потирая руки, Олежка уже ждал его с бельевым отжимом от стиральной машины. Отец готовил глянцеватель, разогревал его, потом нашлепывал мокрые фотографии на зеркальную поверхность нержавеющего листа и отдавал Олежке. Он пропускал лист через отжим и ему казалось, что он крутит ручку скрипучей шарманки, либо работает как прокатный стан на металлургическом комбинате.
После глянцевания сухие фотографии с треском отваливались с листа, как чешуя с рыбы, и Олежка складывал их в черный бумажный пакет еще теплыми. В кухне пахло горячим железом, прогретой бумагой и чем-то таким особенным, фотографическим, что запоминается надолго.
Семейные фотографии без юмора нельзя было смотреть, обязательно было во внешности или в обстановке вокруг что-то не так, но в этом-то и была вся прелесть фотографирования -- запечатлеть надолго жизненную круговерть.
Папины экспедиционные фото были посерьезнее. Особенным случаем был раскоп на Желтом кургане несколько лет тому назад, когда городской музей значительно пополнил свою коллекцию древних украшений. Все найденное Олежка видел на отпечатываемых фотографиях, просил отца рассказать об этом, но тот все время откладывал. И рассказал вот только, перед отъездом Олежки в лагерь.
Олег вынул из чемодана кору и стихотворения Поэта, которые он записывал по памяти, когда возвращался в корпус второго отряда, и вынул из-под стопки рубашек аккуратно сложенный листок с "песней на память". Посмотрел на иностранные слова, написанные неровным почерком Поэта, и сел за стол, чтобы перевести, пока не забыл. Оказалось, если вспомнить мелодию, ритм, то слова сами встают на свои места. Тем не менее, промучился целый час. Радостно потянулся, сгреб со стола кору и бумагу со стихами в ящик письменного стола и встал со стула. Прошелся по комнате и плюхнулся на кровать. То ли в автобусе укачало, то ли от того, что, наконец, дома, Олежка уснул. Совсем ничего не снилось -- провалился, а потом медленно карабкался вверх.
Проснулся от щелчка входной двери и от маминых шагов в коридоре. Вскочил и бросился к маме.
-- Я уже приехал, мам! Теперь дома буду сидеть.
-- Неужели, нагулялся...
-- Нет, просто я тут... ну, дома теперь буду жить, не в лагере.
-- Я сразу не поняла. Ты поел?
-- Не-а, тебя ждал. Подожди, я поставлю суп...
Когда суп в желтом ковшике запузырился по краям, Олежка выключил газ и разлил суп поварешкой по тарелкам. Себе и маме. Себе поменьше, маме побольше.
-- Мам, суп готов! Я сажусь.
Светлана Георгиевна собирала в комнате Олежки его одежду из чемодана.
-- Садись, садись. Я уже иду.
Олежка нарезал хлеб и сел за стол. Вскоре пришла мама и села напротив.
-- Ну, как доехал?
-- Нормально. Тут же недалеко. Только под конец хотелось еще остаться. Хоть чуть-чуть...
-- А остался бы -- жалел, что не поехал домой со всеми. Да и я бы скучала по тебе. И отец.
Олег ел и думал: "Конечно, лагерь это не дом, но от ребят в зеркалах было трудно уйти. И в лагере уже становилось ничего..."
-- А папа где?
-- Что?.. А, он в экспедиции. Уже две недели. -- мама стала задумчивой и Олежка не стал больше спрашивать.
Отец ездил в экспедиции почти каждое лето или весну, это было уже для всех привычно.
Олежка доел суп, пошкрябал по дну тарелки ложкой и поставил ее в раковину, думая: "мыть или не мыть?" Решил вымыть, так как он дома, все-таки, первый день, да и маме одной вертеться на кухне трудно.
-- Мам, я пойду погуляю, а? Я ключи тете Тасе отдам, ладно?
-- А чай?.. Ну, иди, горе мое. Все равно ведь убежишь, что спрашивать.
-- Когда спросясь, тогда все законно!
-- Законно ему... -- мама куда-то заторопилась. Была чем-то обеспокоена.
"Может, это потому, что я ей о папе напомнил?" -- подумал Олежка и вспомнил давний случай.
Тогда Олежка ходил в третий класс и сидел вечером в своей комнате, делал уроки. Отец пришел поздно и сказал, что на днях уезжает в очередную экспедицию. Мама тогда прикрыла кухонную дверь, где они с папой разговаривали, и громко начала отчитывать Владимира Михайловича.
-- Ты вот все по экспедициям мотаешься, а я с Олежкой дома!..
-- Да будет тебе! -- отмахивался отец.
-- Э-эх! -- отвечала мама и наступала странная тишина. А потом заговаривал Владимир Михайлович.
-- Но... что...
-- Что, что?.. Как так можно жить? Сын без отца растет!
-- Да он уж большой
-- Ну да, большой! И весь в тебя, путешественник!.. -- и пошло-поехало.
Олежка сидел за письменным столом, крепко сжимал пальцами ручку и при каждом громком слове вздрагивал. Хотелось побежать, сказать им: "Мама! Папа! Что вы делаете?!", но боялся. Боялся, что сейчас успокоятся, а когда Олежки не будет дома -- снова начнут. Страшное это дело -- чувствовать, что между родителями не все в порядке. Тогда хоть из дому беги. Да и куда убежишь, когда все это внутри. Так вот сидишь и все из рук валится. Сердишься на кого-то, кого и нет вовсе...
Олег помыл свою тарелку, поставил в сушку над раковиной. Оглянулся на маму и снова сел на свое место. Смотрел, как она ест: куснет немного хлеба и, опустив глаза, жует. Потом медленно подносит ложку ко рту и -- раз! И снова жует. Забавно.
Светлана Георгиевна глянула на часы и быстренько доела суп. Помыла тарелку, забрала с подоконника журналы и убежала на работу. Олежка остался один и пошел по комнатам, смотреть зеркала.
В комнате Олежки зеркало было только в шкафу для одежды, но ведь его оттуда не вытащишь. Одно довольно большое зеркало Олег нашел за тумбочкой в комнате отца. Сразу было видно, что оно никому не нужно, про него все забыли -- запыленное и закапанное известкой. Второго такого же, сколько ни искал, так и не нашел. Сидел в коридоре перед одним свободным зеркалом и смотрелся в пыль.
Потом надумал сходить к Валерке, соседу домами. Спросить его про зеркало, а заодно показаться, что приехал.
Перетащил зеркало в свою комнату, поставил пока за шкаф, захватил с кухонного стола ключи, сунул ноги в сандалии и дошел до соседки.
-- Теть Тась, здравствуйте! Вот я вам ключи отдам, а то потеряю, как в тот раз.
-- Вот неугомонный! -- сказала Анастасия Семеновна и прикрыла дверь.
Да уж поистине, неугомонный. Раньше, приехав из лагеря, валялся бы целыми днями и смотрел телевизор. А теперь взять в руки книжку некогда, другой интерес в глазах блестит.
...И даже до Валерки не дошел -- вспомнил вдруг, что в "Умелых руках" бывали иногда зеркала, некондиция с мебельной фабрики, обрезки разной величины. По копеечным ценам. Спускаясь по лестнице, посчитал, сколько у него в кармане денег, и решил, что хватит. Выбежал на улицу и пошел на трамвай до рынка.
Трамвай тут ходил не такой как в Мадаполамске или Киеве, а угловатый, рифленый, гремящий колесами и магнитными тормозами. Всего несколько остановок и скоро -- магазин. Обед еще не кончился, подождал. Потом пустили.
Внутри пахло сырой резиной, деревянными стружками и пластмассой ящиков под цветы. Зеркала стояли в самом углу, у стенки. Разные -- продолговатые, или слишком маленькие. Бывало, что и надтреснутые -- проходить в такие было опасно. Олежка тревожно усмехнулся этой опасности и заметил блеск приличного зеркала. Оно почему-то лежало в отделении для фанеры, где дачники выбирали подходящие для дела листы. На зеркало никто не обращал внимания.
Олежка перелез барьер и потянул зеркало на себя. "Чудесное" -- подумал он и хорошенько его осмотрел. Квадратное, сантиметров по сорок сторона, вовсе не поцарапанное.
Отбив в кассе сколько положено, Олежка поудивлялся, что такое хорошее зеркало почти ничего не стоит, но при этом не забывал поторапливаться из магазина, пока кто-нибудь из взрослых его не остановил и не начал предлагать перекупить зеркало. Самому нужно было позарез!.. Подхватил под мышку, боком-боком выбрался из магазина и с радостно екающим сердцем пошел позади торговых рядов, где было мало народа. И на трамвае даже не поехал. Шел дворами, думая, куда же поставить зеркала. Ставить нужно было в таком месте, где их никто не тронет, а лучше всего -- даже и не заметит. Дома нельзя. Но где же найти такое место, куда долго никто не лазит. Подвал?.. Но он всегда на огромном замке и там, бывает, прорывает трубы... Чердак?.. Вот это место подходящее. И петля для замка там была давно сорвана, и соседи с пятого этажа целыми днями на работе. А бабушка-пенсионерка живет далеко от лестницы, не услышит Олежкиных шагов. Надо было действовать. Два зеркала -- на чердак, и установить ровнее. Можно даже немного вкопать в щебенку, как зеркала в лагере, чтоб не сдвинулись.
Зеркало оттягивало руки и давило острыми краями на пальцы, но Олежка донес его до чердачной лестницы и не пикнул. Руки затекли и он посгибал их в локтях, поглядывая вверх, на предательский замок, болтавшийся в петле чердачного люка. Неужто закрыто?.. Олежка поднялся по холодным перекладинам лестницы, потрогал замок. Замок просто висел, а крышка была отдельно от него и Олежка головой и одной рукой приподнял ее. Отошла она со страшным скрипом, который, казалось, слышали и на первом этаже. Олег замер, прислушался, потом снова задышал -- все тихо, никого нет. Откинул крышку до конца и заглянул на чердак. Там не было ничего, кроме кучек голубиного помета и сухого шиферного запаха. Путем невероятных усилий и предчувствий, что это будет за грохот и звон, если он навернется с лестницы, Олежка поднял зеркало наверх. Поставил за трубой вытяжки и вытер мокрый лоб. Сердце сильно билось. Надо было спускаться за вторым зеркалом, что осталось дома. Пошел сразу же, пока было время, к соседке за ключами, люк оставил открытым, чтоб больше не скрипеть. "Не забыть бы смазать петли маслом..."
Когда установил зеркала и сидел между ними, думая, что пора бы уже попробовать, то решил, что домой можно не торопиться. Если даже и опоздает немного к ужину, скажет, что с друзьями бегал. Да мама и не спросит, она его знает... Дома Олежку сейчас никто не ждал. (Всегда хотел завести кота, чтоб дикая живность была в доме, но после того, как прочел "Маленького Принца" Экзюпери, перестал хотеть. Там сказано: "Ты навсегда в ответе за тех, кого приручил". Олежка не смог, побоялся ответственности. И оттого после везде гладил чужих или бездомных кошек. Это же так просто -- погладил и ушел...)
Забирая дома второе зеркало, Олежка глянул на часы -- половина четвертого. Значит, сейчас уже около четырех. Мама приходит в половине шестого, через полтора часа. "До Поэта в из Вердага долго добираться, ребят-Западных я сейчас не найду, а вот к Игорю можно слазить. Только раньше вылезал из сарайчика возле речки, а теперь где?.. В Мадаполамске помню только их кинотеатр. Может, туда?.." -- подумал Олег и представил фонтан перед входом, цветы...
Все почти так и оказалось, когда Олежка спустился по узкой винтовой лестницы, шедшей позади объемного лифта. Лесенка была пыльная, служебная, пахнущая машинным маслом. Оказалось, что Олежка вылез в чердачном помещении пятиэтажного дома и почти рядом с кинотеатром "Империал". Здесь пятиэтажка была капитальная, толстостенная, с лепниной под карнизом и каждым окном, и совсем без балконов. Окна высокие, полукруглые сверху, как в галантерейном магазине, что напротив Олежкиного дома, через улицу.
Поняв, наконец, что он в Мадаполамске, Олежка обрадовался и, не теряя времени, нашел трамвайную остановку возле генеральского дома и поехал к Игорю. Школьникам и пожилым людям -- бесплатно, поэтому Олежке можно было не бояться, что оштрафуют. И хорошо, что запомнил дорогу до пешеходного моста, а там через Шперский проток к Игорю.
Игорь плескался у воды и смеялся с мальчишками, заклеивающими разошедшиеся швы на байдарках. Олежка еще с моста заметил их и по верху дошел до того места. Спускаться к ним не стал, а окликнул Игоря. Тот оглянулся на оклик и перестал улыбаться. Опустив голову, стал подниматься к Олежке.
-- Привет, -- сказал он, хмуро двигая бровью. -- Приехал, да?
-- Ага, -- выдохнул Олежка. -- Ну да. Теперь я снова могу тут бывать, только уже не так долго, как раньше.
-- И ты тогда не обиделся?.. -- Игорь приподнял голову.
-- Тогда... обиделся. А сейчас... -- и Олежка махнул рукой: дело прошлое.
-- И я тогда обиделся. Знаешь, как-то плохо стало, будто ты -- предатель. Я не знал, что ты снова приедешь. Ты тоже не знал, так ты сказал, а я подумал, что ты просто отговариваешься. Извини...
Олежка поморщился. Вроде большой парень, а извиняется, будто маленький. Сказал бы: "Ну, ладно, пошли, раз приехал", а то вон как! Или воспитание такое, что ли?..
-- Да ладно, брось. Это мелочи, я уже забыл.
-- А ты из города? Не видел, что там в "Империале"?
-- Нет. Но в кассу одни взрослые.
-- А, я знаю. У меня родители ходили, говорят, что красиво, но детям такое смотреть еще рано. Значит еще не сменили?
-- Наверное, так. А что вы там делаете? -- посмотрел Олежка мимо Игоря к протоке.
-- Байдарки чиним. Когда сохнут после плавания, то швы расходятся. Клеим. Пошли с нами?
-- Я с удовольствием.
И Игорь с Олежкой спустились вниз. Игорь познакомил его с ребятами, и стал Олегу объяснять как делается клей.
-- Ну-ка, помоги, -- попросил Олежку один из пацанов и они вместе перевернули байдарку на другой бок.
-- А покататься дадите?
-- Дадим, если поможешь клеить, -- хитро усмехнулся другой мальчишка, помладше. Олежка взялся помогать.
...Домой он вернулся, когда мама была уже дома. Немного не рассчитал, зато с Игорем все уладил.
2.
Все правильно, это был Вердаг.
Утром Олежка полез в седьмое отражение, к ребятам, и очутился в заброшенном деревянном доме. Было даже странно, что такой дом сохранился почти в самом центре этого городка. Здесь Олег нисколько не ориентировался. Знал только, что солнце, если смотреть на город с поляны, слева и немного спереди. Олежка уяснил это твердо, как и то, что зеркала надо держать в укромном месте. Заброшенный дом подходил для этого вполне И Олежка рискнул поискать ребят за городом. Он пошел по улице трех сапожников и она вела прямо туда, куда нужно, -- солнце светило наоборот: справа и немного в спину. У аптеки она сворачивала на пустырь за городом и внезапно кончалась. Улица была метров семи в ширину, замусорена и на углах сидели несколько бедняков, просящих подаяния. Олежка проходил мимо них, смотрел с состраданием, но ничем не мог помочь. А один из нищих вдруг вскочил, схватил свою шляпу и пошел к ближайшей пивной, доставая из кармана горсть мелочи.
-- Эх-ма! -- вздохнул он и толкнул дверь вовнутрь.
"Вот, значит, как?!" -- удивился Олежка и вышел на пустырь за аптекой.
Этот пустырь уже видно с поляны, где собирались ребята, только до него далеко и, если не знаешь здешних мест, то лучше бежать бегом. Олежка не побежал, лишь ускорил шаг.
Все тут было почти так же, как и у Олежки за городом -- большие поляны, перелески да большие холмы. На окраинах -- огороды. И птицы щебетали так же, и ворон каркал на высохшей сосне, и под сосной... Что это?! Под сосной стоял человек во всем черном и будто с черным ведром на голове. И его фигура так резко выделялась на серо-коричневом фоне, что нельзя было не заметить. Словно дыра в воздухе, словно кто-то выхватил кусок пространства и сдерживал, чтобы эта дыра не заполнялась солнечным светом.
Олежка шел и смотрел на эту фигуру, не отрывая глаз. Не мог ничем отвлечься. Вдруг в глазах зарябило. Ноги ослабли и стали подгибаться. Фигура двинулась навстречу Олежке, пока тот протирал глаза. Словно кто-то забирал у него зрение -- земля под ногами и собственные руки уже виделись смутно. Олежка поднял глаза. Фигура была уже рядом, молчаливо тянула к нему длинные черные руки. Сейчас схватит!
-- Хельге! -- выкрикнул ребячий голос позади Олега. -- Присядь на землю!
Олежка вскрикнул и, ничего не видя вокруг себя, наугад отскочил назад, повалился на землю сразу, сжался, закрыв голову руками. Сверху что-то булькнуло и рассыпалось по траве. Стало тихо, только кто-то сказал:
-- Это Хакеншток его высмотрел! Он в аптеке.
Олег обрадовался, услышав знакомые голоса, встал с земли, пошатываясь. Все вокруг было затянуто серой сумрачной пеленой.
-- У меня с глазами что-то!..
-- Подожди, не три, -- склонился Нильс с зеркальцем в руке. Заглянул в глаза Олежке и подставил перед его лицом зеркало. -- Смотри сюда.
Олежка посмотрел и... не узнал себя -- бледный и волосы на лбу посветлели, будто выгорели на солнце. Он смотрел в зеркало и зрение постепенно пришло в норму.
-- Кто это был? -- спросил он Нильса, глядя на светлое небо и вдаль.
-- Боевое крещение, -- усмехнулся Аксель и стал что-то насвистывать.
-- Вот ты и увидел Тень (Мрачного), -- сказал Нильс. -- Они поглощают свет всей своей поверхностью, когда этого хотят или это им нужно. Тебе не стоило смотреть на него, можно было ослепнуть. Хорошо, что мы были рядом. Надо было бежать.
-- Или зеркало с собой брать, как у нас. -- добавил Кнут. -- Они боятся зеркал, себя не могут видеть.
-- И вы не можете с ними справиться, если надо просто зеркалом посветить?
-- Не посветить, а отразить темноту назад, -- начал возмущаться Аксель. -- тебе ясно же было сказано! А они и не всегда поглощают то, что мы отражаем. Иногда они просто серые.
-- Пойдемте на поляну, тут опасно долго быть, -- сказал Нильс и ребята пошли. Олежка заметил, что Лива с ними нет. Нильс стал рассказывать, чем окончательно успокоил переволновавшегося Олежку:
-- С Тенями мы боролись по-всякому. И заманивали их в темную комнату, чтобы они без света обессилели. Это помогало, но когда мы хотели зайти и уничтожить их, как свет проникал вместе с нами и Тени набирались сил. А то и вообще превращали все пространство комнаты в одну Тень. Так что только нам хуже. Видел же, какие они черные. С закрытыми глазами такого не представишь. Мы, к тому же, еще опасаемся шипящих пуль, ты их увидишь, возможно... И вообще, ты пришел, а мы даже не спросили тебя, как ты добрался с нового места...
-- Нормально. Теперь постоянно буду появляться у вас в Вердаге. А где...
-- Нужен ты тут! -- хмыкнул Аксель и кнут одернул его за плечо:
-- Молчи!..
Олежка смутился, но доспросил, что хотел.
-- А где Лив?
-- Он ушел опять. Последнее время уходит все чаще, -- ответил Нильс. -- Говорит, что надо. Что его уходы нам помогут. Лив с нами два года. Приехал с отцом, думали, что ненадолго, но его отец вдруг исчез и он остался с нами. Мы спросили, как его звать, он назвался Лив. Его мать так звали... Поэтому, в ее память... Так и живет пока у нас. Не знает, когда обратно.
Нильс больше ничего не сказал и до поляны дошли в молчании. Потом продолжил Кнут:
-- Он к нам прибежал весь растрепанный, в полосатом костюме и все о себе рассказал. И о том, как бежал от Теней, но его все-таки поймали. И как ему люди помогли бежать из городской темницы. У нас он оделся в свою запасную одежду: штаны, сапожки, да юбку, которую он называет кьель. Позже и Сиг... -- Кнут вздохнул, -- тоже так стал одеваться.
-- Помню-помню! -- весело воскликнул Аксель, хотя все остальные печально притихли. -- Это было так смешно -- будто среди нас еще две девчонки! А Лив еще и по имени...
-- Что ты веселишься, Аксель? -- хмуро глянул на него Отто. -- Разве без Сига и Лива нам весело?
-- Ха, сейчас нет! А тогда-то все над ними смеялись!
-- Неправда! -- сказал мальчишка, который раньше помалкивал. -- Ты один смеялся.
-- У! -- показал ему кулак Аксель и тот сжался, втянув голову в плечи.
-- Почему вы его не гоните? -- прошептал Олежка Нильсу, стараясь не шевелить губами. Нильс повернулся лицом к Олежке, будто бы чтоб почесать за ухом, и сказал:
-- Мы бы уже давно, но у нас каждый человек на счету. Мы пока терпим.
-- А охрана у вас есть? -- обратился Олег ко всем. -- Собаки, например.
-- Собаки с нами только ночью. Только ночью мы в городе. Да у нас их мало, мы их бережем. Вместо них дозорные выставлены, -- сказал Отто и у Олежки сложилось такое впечатление, что здесь каждый делает свое дело. У Акселя какое-то, у Отто -- охрана...
Отто кивнул на одно из дальних деревьев и Олежка только сейчас заметил, что среди листвы и веток сидит мальчишка и жует яблоко. "Здорово у них тут все устроено" -- подумал Олежка и спросил:
-- А сейчас вы что делаете? Отдыхаете, гуляете просто?
-- Ничего себе гуляем! -- снова вступил Аксель. -- Его спасли, а он еще о прогулках говорит.
-- Аксель, как ты сегодня спал? -- спросил Кнут. -- Не вниз головой?
Аксель растерялся:
-- Нет, нормально, как все...
-- А по-моему, вниз головой. И она у тебя затекла за долгую ночь.
Ребята засмеялись, а Нильс совершенно серьезно сказал:
-- Аксель, я тебе давно говорил, что можешь гулять, куда хочешь. Так что же ты?
-- Да ладно вам!.. Ой, обидели мальчика!
Олежка шагнул к нему, сжимая кулаки, но Нильс его остановил:
-- Не надо, мы сами потом разберемся.
-- Я, пожалуй, пойду обратно. Я думал с Ливом поговорить, а его сегодня нет. Завтра он будет?
-- Обещался, что будет.
-- Вот я завтра и приду.
-- Подожди, я с тобой! -- вскочил Кнут. -- Мне надо в город.
Олежка пожал плечами: идем, раз тебе надо.
-- Всех положи, -- сказал Нильс Кнуту. -- Возьми Рольфа.
-- А Ханс? Оставляю, да?
-- Оставь.
И Кнут пошел с Олежкой, пряча в карманы серебристые зеркала. Когда они уже прилично отошли от ребят, Олежка спросил:
-- А чего Аксель такой... такой ехидный?
-- Он хороший был когда-то. Но потом его ранило шипящими пулями и одна из них засела где-то в ноге. Сначала-то ничего. А потом растворилась и Аксель испортился. А пока вся темнота выйдет, много времени надо. К ней ведь, бывает еще новая липнет. У меня самого клякса от Тени на порез упала, так я две недели злой на всех ходил. А в Лива сколько попадало! Но он их как-то выводит. То ли зеркалами, то ли где-то под Черным мостом. Знаешь ведь, у Восточных?.. А еще Лив говорит, что ты к Сигу можешь ходить, как он. Правда, можешь?
-- Не знаю. А куда?
-- Можно зеркалами, а можно и через Черный мост. Лив через мост не может, а ты, говорит, можешь.
-- Откуда он знает, если я сам не уверен?
Кнут ничего не ответил и они дошли до аптеки молча. Олежка посматривал по сторонам, привыкал. Возможно, поэтому Кнут не отвлекал его разговором. Потом сказал:
-- Тебе куда? Мне вон туда, к сапожнику.
-- Мне в заброшенный дом.
-- Ага, знаю. Хакеншток сторонится его, так когда-то цирковые артисты жили. Знаешь, там до сих пор где-то стоят тумбочки с тремя зеркалами. Зеркала могут становиться под углом друг к другу и тогда можно переходить. Лив пробовал, говорит, что запросто можно заблудиться, если забудешь направление. Он мастер на зеркала. Ну, ладно, приходи еще. Может, Лив завтра вернется.
Олежка вскинул руку к плечу, отвечая на жест Кнута и пошел к заброшенному дому. Через несколько минут уже открывал дверь своей квартиры ключами, взятыми у соседки. Замок открылся после первого оборота, значит, дома кто-то есть. Олежка потихоньку зашел вовнутрь и глянул на часы в коридоре. "Это не мама, до обеда еще целый час. Может, это..."
Из кухни, с ножом и сырым яйцом в руке, вышел человек в расстегнутой рубашке тренировочных штанах и домашних шлепанцах.
-- Папа! -- обрадовался Олежка. -- Ты когда приехал?
-- Ну, ты меня напугал! Шарашишься тихо в коридоре, как вор. Я только что приехал. На столе, вон, кости, глянь.
Олежка прошел на кухню в сандалиях, потом снял их и подпнул в коридор.
-- Ух ты! Динозавр? Или человек?
-- Человек, конечно. -- Олежкин отец разбил в химическую кювету яйцо и кисточкой начал намазывать кости. -- Захоронение нашли. Скоро студентов пошлем. А ты как отдохнул в лагере?
-- Отлично! Вчера только приехал.
-- И уже целыми днями бегаешь на улице: даже меня не встретил.
-- Ну, я это... я же не знал, когда ты приедешь. А зачем кости яйцом мазать? Чтоб вкуснее?.. Как Ганибалы?
-- Ну ты даешь! Что ж, думаешь, нам грызть больше нечего? Кстати, "к" -- каннибалы. А Ганибал -- это прадед Пушкина, сын эфиопского князя... -- говорил Владимир Михайлович, задумчиво намазывая кость. -- А яйцом для того, чтобы трещины не высыхали и кости не лопались. А так они будто лакированные, понял?
-- Ага, -- переглотнул Олежка -- уж больно аппетитно папа намазывал кости. -- А есть мы чего будем?
-- Посмотри там, в холодильнике.
3.
Вчера, в день, когда Олежкин папа вернулся из экспедиции, Олежка больше не полез в зеркала, хотя задумка появилась и проверить ее надо было как можно скорее. А вот сегодня, с утра ее и можно было как раз испробовать. Родители ущли на работу -- и папа, и обрадованная его приездом мама. Дома одному сидеть стало скучновато.
Задумка возникла после того, как Лив сказал Олежке о постановке зеркал пол углом друг к другу. И Кнут вчера ему об этом напомнил, рассказывая о заброшенном доме.
Олежка забрался на чердак и перекопал зеркала, поставив их под углом. Отражения разошлись веером. Решил попробовать перейти во второе отражение.Попытался, но не смог. Вернул зеркала на место и теперь свободно перелез во второе. Выглянул в окно, желая убедиться, что это Вердаг второго отражения, но... ничего подобного.
Это был пустой разрушенный город. Олег даже отшатнулся назад от окна. Потом снова выглянул. Солнце -- как солнце. Небо -- как небо. Только город -- пустой! Ветер свистел в выбитых окнах и носил по улицам сухие стебли перекати-поля. Крыши домов сгнили и провалились внутрь.
"Как же так?! Это отражение Поэта, а он говорил, что Восточные есть. А Западных нет, что ли? Где же они?.. Поэт говорил, что у Восточных ходят о Западных легенды. Значит, Западных здесь нет на самом деле. И город, вот, разрушен... Почему же тогда Восточные узнали Лива, когда мы поехали искать Заблудившихся? Или они уже не живут здесь? И какое тут время, куда все делись?"
Олежка поскорее вернулся обратно на чердак. Еще несколько раз менял положение зеркал, лазил туда-сюда, пугаясь необычных, неожиданных переходов, и выяснил, что "прямыми" зеркалами можно переходить в обратном направлении только по какому-то сложному закону, а пользуясь "ПРОКТОРом", можно было легко и понятно меневрировать даже в случаях непредвиденных ситуаций. "Ага, вот как! Мой новый проект-то лучше работает. Хоть куда можно. Просто отлично!"
И Олежка, наконец, успокоился, переставив зеркала под углом. Теперь уже надолго. Так "ПРОКТОР" получил право на существование, а у Олежки разболелась голова. К ребятам он собирался идти только после обеда. Сейчас уже было поздно затевать дальние походы. Он вернулся домой.
После обеда, во время которого мама Олежки пригляделась и заметила посветлевшие волосы у него на лбу, Олежка полез наверх. Олежка ожидал Лива, чтобы поздороваться с ним после лагеря, поэтому к Поэту и Игорю пока не спешил. Надо было и с зеркалами разобраться и с Ливом было что обсудить.
В Вердаге был ровно полдень, солнце висело в зените и тень была коротка. Олежка шел по улице Трех Сапожников, а перед аптекой свернул на другую улицу, пошире. Здесь было оживленнее и местные ребята, что тут бегали, останавливались и с интересом смотрели на незнакомого мальчишку. А одна девочка лет восьми даже подбежала и спросила:
-- Мальчик, ты отуда? Ты заблудился?
Олежка отрицательно закивал и прошел мимо. На пустырь тут выйти было гораздо удобнее -- в кустах была узкая щель и хорошо утоптанная тропинка. Видимо, Лив и все ребята ходят именно здесь.
Теперь Олег был осторожнее. Сначала пробирался кустами, а когда надо было пересечь открытое пространство, то побежал со всех ног, не оглядываясь по сторонам. Остановился только когда вбежал в перелесок. Остановился отдышаться.
-- Успел, успел, -- похвалил его дозорный и Олежка заискал его в листве и среди веток ближних деревьев. -- Не туда смотришь! Я уже в другом месте. Вчера ты так не драпал от Мрачных! Я хотел тебе крикнуть, но поздно уже было. Да к тебе ребята уже подходили.
Олежка по голосу определил, где он сидит и увидел в развилке дерева голые пятки.
-- Здорово ты укрылся! Только пятки все равно видно!
-- Разве? -- спросил мальчишка и в развилке, на уровне пяток появилось лицо. И снизу по деревянным пяткам постучал кулак. -- Это не мои! Это сапожник мне выстругал. Чтобы шипящие пули, если что, не туда били. Мои вот они.
Из-за ствола появились ноги, босые и по щиколотку вымазанные в красной глине.
-- Как это?! Я думал, что это твои...
-- Здорово получилось, да? Ты ребят, наверное, ищешь? -- стал вдруг серьезным дозорный. -- Они на поляне, или у валуна. Там ищи. Иди, только не беги. Мрачных там нет, а наш могут сразу не разобраться, накинутся как на чужого.
Олежка кивнул и пошел к валуну с кривой горной березой. Где-то там и сарайчик недалеко, можно будет снова в лагерь заглянуть... Ребята сидели там. Аксель улыбался и строгал длинные рейки ножиком. Лив рассматривал свои сапожки, продаливая пальцем замшу -- нет ли где дырок? Остальные сидели чуть поодаль и разговаривали.
Олег свистнул издалека, предупреждая, что он идет. Ребята вскочили, думая, что это тревога.
-- Ты чего рассвистелся?! Все можно, что ли? -- Аксель снова сел и строгал рейки уже с крайне сердитым видом. -- Спокойно ему не ходится...
-- Да брось ты, Аксель, -- сказал Лив, подходя к Олежке, -- Хорошо, что посвистел. Дозорный не подал нам знака, чтоб себя не выдать.
-- Он меня видел. И я видел его деревянные пятки.
-- Этот тоже березовоногий, -- хмыкнул Аксель. -- Сапожник сколотил ему запасные.
-- Садись, -- предложил Нильс Олегу. -- послушай. У нас сегодня день воспоминаний. Аксель рассказывал, как он установку шипящих пуль недавно заблокировал и притащил.
-- Я был свидетелем, как она у вас полыхнула с черным дымом.
-- Это она сама себя, -- пояснил Аксель.
Лив закивал, покашлял.
-- Я уже говорил вам, как плохо в Плену у Мрачных, но скажу еще, потому что туда любой может попасть. Там сажают в темную комнату и через некоторое время темнота на тебя начинает давить... Она, будто живая, душит и гнетет к полу, так что скоро и пошевелиться нельзя и... -- пальцы Лива побелели, а в глазах появилась не замеченная ранее суровость. Потом он стал хватать ртом воздух и рванул застежку галстука на голландке.
-- Не рассказывай, если тебе трудно, -- заметил хмуро Нильс. -- Прекрати.
Лив кивнул и отдышался. Нильс объяснил, больше обращаясь к пришедшему Олежке, чем к ребятам:
-- Всегда, когда вспоминает, волнуется.
-- А как он убежал? Кнут говорил, что ему помогли.
-- Об этом лучше не спрашивать. Он пробовал мне все рассказать, но потом сильно заболел. Пришлось нам с Сигом перевезти его на тележке к сапожнику. Еле отпоили его тогда травами и горячим маслом.
-- Вот как?! -- тихо удивился Олежка и Нильс кивнул.
Лив стоял около кривой березы и шевелил сапожком жухлые прошлогодние листья.
-- Это сейчас запирают в городе, а раньше на лесопилке, в каменном доме была темница. А там темный подвал и крысы...
-- Ну, ладно, Лив, хватит. Попадем, так попадем! Чего сейчас-то пугать?.. -- Аксель развернулся к ребятам и к лежке. -- Ты лучше, Уле, про себя расскажи. Только не хвастайся!
-- А что я-то? Я ничего такого не сделал, -- пожал плечами Олежка. -- Жил себе спокойно, во дворе с пацанами бегал и горя не знал...
-- А почему "спокойно"? -- поинтересовался Кнут. -- У вас нет зла?
-- Такого, как у вас, нет. У нас просто грубость иногда... Или обман.
-- И ты жил спокойно? --это Отто. И смотрит прямо в глаза, словно насквозь. Олежка даже поежился.
-- А чего я сделаю-то! Я один, а они взрослые. Разве послушают?
-- Позвал бы еще кого-нибудь. Друзей. Попробуй, может и послушали бы. Ты же не пробовал.
-- Ха! Если в магазине обманут, что мне, к их директору идти разбираться? Скажут: "Иди-ка ты, мальчик, погуляй. Не твоего ума дело". И не послушают.
-- Я не про то! -- махнул рукой Отто. -- Я про то, когда бьют кого-то, если жизни никакой нет, если вокруг -- подлецы.
-- Да?.. Ну, тогда... тогда, конечно, надо. Но у нас не принято, чтобы этим простой человек разбирался. У нас милиция есть. Это охрана такая, знаете?
-- Что-то вроде нашей городской стражи, -- пояснил Лив. -- Только с Мраком у нас и стража не может справиться. Всем надо, вместе. Мрак среди жителей, а не где-то отдельно. Это у нас Мрачные за городом, а у вас все внутри. Все кляксы, пули черные, шипящие.
-- Но у нас же не все такие! Больше ведь хороших, чем плохих.
-- А почему тогда зло есть? -- спросил Кнут. Олежка заметил, что Нильс почему-то помалкивает и смотрит в землю.
-- А зла нет -- добра нет, -- ответил Олежка. -- Мне отец говорил, что если нету зла, тогда самое плохое из хорошего становится злым. Должен быть враг, с которым надо бороться.
-- Верно, -- согласился Лив. -- Но с врагом надо БОРОТЬСЯ, а вы сидите спокойно!
Олежка немного присмирел после слов Лива. И зачем он так сказал, ведь он лучше всех ребят знает мир Олежки? Да и сказал это, будто в укор Олежке. А ведь они друзья...
-- Уф-ф, ребята, я устал! Вы, конечно, знаете, что делаете, а я нет.
-- Оно и видно! -- съязвил Аксель.
К Олежке подошел Лив.
-- Пойдем прогуляемся. О зеркалах поговорим... Я видел, ты уже через угол лазишь? В доме заброшенном...
-- Да, так можно в обе стороны. Кнут, что ли, говорил тебе обо мне? Понятно... А мне он говорил, что ты боишься в угловые лазить. Считаешь, что можно заблудиться.
-- Есть у меня такое опасение. Ты не был в двенадцатом? Дальше они по четыре пришпилены и приходится идти в обход. Так и кружишься, как на карусели. Я еле-еле выбираюсь. Хорошо, что додумался на бумаге чертить, куда иду. Два раздвоенных полукруга сделал -- и на месте. А если еще дальше, смотри... -- Лив достал из сапожка бумагу и развернул. Там все пестрело кольцами и полуокружностями, похожими на натянутые луки.
-- Ого! Это с какого отражения?
-- С тридцать второго. А дальше еще сложнее. Говорят, надо три зеркала ставить, тогда все эти ходы только в одну сторону поведут и замкнуты будут тремя петлями, как в давней Тройной Системе. Если есть третье зеркало, то попробуй. А мне это не поддается.
Олежка закивал. Потом оглянулся на солнце.
-- Сколько уже время? Мне, наверное, пора.
-- Идем, я тебя провожу до города.
Они пошли вместе, посматривая по сторонам. Лив достал из сапожка зеркало и вложил на его место бумагу.
-- Ты не берешь с собой зеркало?.. Надо быть осторожнее. Вдруг Тени выскочат, а тебе нечем будет отразить. Ребята говорили, ты уже попался один раз...
-- Да, это было ужасно. Уже почти перестал видеть.
Лив помолчал.
-- Хорошо, что ребята оказались рядом. У нас собаки так слепнут. Им ведь не запретишь смотреть на Мрачных. Только если им голову одеждой накрыть. Но вырываются все равно, думают, что с ними играют...
...Если высунуть голову из окна и посмотреть на солнце, то когда приходит мама, оно висит над соседним к юго-западу домом. Сейчас оно висело еще высоко и скорее больше к югу. Олежка решил проверить то, что сказал ему Лив об угловых зеркалах.
Решил для начала слазить в двенадцатое. Оно скрывалось за поворотом веерных отражений и Олежка повернул зеркала так, чтобы его было видно. Не зная, куда именно тебе нужно, можно было забраться слишком далеко. Олежка представил себя двенадцатым отражением и очутился в какой-то крепости.
На пыльном полу, среди каменной крошки, были и крупные камни, вывалившиеся из стены. В разрушенную щель окна лился солнечный свет и взлетавшая пыль клубилась в лучах, как дым от костра. Олежка подошел к свету, выглянул наружу. Высота была с пятиэтажный дом, будто он смотрел с чердака. Вокруг перелески -- березовые, сосновые, просто пустыри. В одну сторону, за перелесками видны и распаханные поля, и с рядами посадок. В другой стороне -- далекие крыши какого-то городка. Дымили высокие кирпичные трубы...
В коридоре крепости послышались шаги и разговор двух мальчишек.
-- Ты зайди, все-таки к Петьке, он опять сегодня с нами не похилял.
-- Опять отец?
-- Наверное...
Олежка, не двигаясь, стоял у окна, пока не убедился, что идут сюда, к этому залу. Потом резко дернулся, взглянул на стену с нацарапанными буквами и кинулся к зеркалам, стоявшим у стены. Вылез у себя на чердаке и убрал одно из зеркал в сторону. Зеркала в крепости тоже исчезли. "Канал зеркальной связи" был отключен.
-- Ф-фу! Поймали бы там... -- сказал себе Олежка и поставил зеркала так, что было видно отражения до шестнадцатого, а потом все терялись в темноте. Полез в шестнадцатое. Удержаться было невозможно, так как в двенадцатом ничего не случилось и при обратном переходе не было никаких трудностей.
В шестнадцатом отражении вылез в одном из подсобных, технических помещений. Прошел пустым коридором, спустился по лестнице. Запахло свежим воздухом улицы, но когда с разбегу выскочил наружу, не обрадовался... В голове его помутилось от неожиданной картины и он чуть не сел на землю.
-- В будущее попал, что ли?! Ничего себе!
Олежка находился посреди пустой улицы с высотными домами по сторонам, будто меж огромных стен. Высота их была такая, что четко верхнего края Олег не различал, казалось, что верние этажи уходили в облака. Там, где улица заворачивала налево, стояло здание поменьше, формой -- как усеченная пирамида и на плоской крыше было несколько стеклянных шарообразных куполов. Общее впечатление было такое, словно попал в американский высотный мегаполис, какие показывали по телевизору в новостях. Вот чудеса!
Сзади послышался окрик по-английски:
-- Эй, пошли со мной! -- а голос... вроде его слышал только что, в крепости...
Олег сразу понял -- это говорят ему. Больше на улице никого не было. Обернулся. Мальчишка, которого он увидел, был похож на Акселя, только у того светлые волосы, а у этого серые, пепельные, будто с сединой. И постарше Акселя. Он подходил, замедляя шаги, прищуриваясь и держа руки в карманах брюк. Посмотрел по сторонаи, наверх...
-- Что, хорошо сделано?
-- Да, я с тобой согласен, -- ответил Олежка и опять нужные слова пришли на ум вовремя.
Парнишка все подходил, Олежка слегка пятился, настороженно выжидая -- не убежать бы отсюда и вернуться позже. Что у него здесь стоят зеркала, никто не видел. Оглядывая пути к отступлению, Олег заметил в просвете между домами узкий проулок, а за ним, метрах в двухстах, деревянные дома -- окраины какой-то деревни или поселка. От города эти строения отделяли кусты, несколько деревьев и небольшой пустырь с мусором.
Мальчишка внимательно следил за Олежкой, к тому же словно читал его мысли.
-- Не суетись, в тех домах мы и живем. Нас около пятидесяти, мало...
-- Мало для чего? -- не понял Олежка. "Зубы заговаривает..."
Мальчишка не ответил. Остановился, вздохнул и нерешительно отшагнул обратно, удаляясь от Олежки.
-- Постой, -- Олег решил воспользоваться случаем и разузнать об этом месте побольше. Наверняка это был какой-то местный пацан. К тому же один, без друзей, и нападать на Олежку, судя по всему, не собирался. -- Постой. Что это за город? И почему вы живете там, в тех маленьких домах, а не здесь?
Мальчишка остановился, заулыбался открыто, хорошо.
-- Я так и подумал, что ты не местный, не городской. Тот бы сразу охрану позвал... А там, в трущобах, вольных мальчишек полно. Девчонки есть, но их несколько. Нам от десяти до тринадцати, но есть и помладше. Мы там сами по себе. А ты... давно в этих краях появился?
-- А, я понял! Это у вас там вроде загородного лагеря, да? -- на вопрос мальчишки Олег решил пока не отвечать.
-- Нет, мы к городу не имеем никакого отношения. Он наш, но мы от него отдельно.
Олежка засмеялся.
-- Чего ты? -- улыбнулся следом мальчишка. Олежка понемногу стал ему доверять, шагнул поближе.
-- Ну разве это не смешно -- ребята, у которых есть свой город?!
-- Смешно, -- согласился тот. -- Но что поделаешь, мир такой. Миров-то, их много...
-- Это верно, -- кивнул Олежка и на секунду опустил голову.
Мальчишка склонился набок, посмотрел мимо него. Олег оглянулся. Из-за угла ближнего дома вышел человек в казенной форме, огляделся, заметил ребят и быстрым шагом направился к ним. Глаз не спускал с них двоих, хмурился.
-- Чего это он? -- заволновался Олежка и подумал о зеркалах на пятом этаже.
-- Он на службе. Хочет нас обоих поймать. -- сказал Гай. -- Меня Гаем звать, а тебя?
Ситуация обязывала познакомиться, вдруг понадобится помощь этого мальчишки...
-- Меня -- Олег Васильев. Мне, наверное, пора уйти...
-- Не спеши. Ты испугался, что ли? Не переживай, у меня есть кристалл.
Олежка пожал плечами, но все же отошел в сторону. Когда полицейский подошел ближе, Гай достал из кармана круглый стеклянный стержень и сказал:
-- Я от Мозга-Хранителя. Проходите мимо. -- и кивнул на Олежку. -- Он со мной.
Полицейский глянул на Олежку и вернулся взглядом к Гаю. Подозрительно к нему присмотрелся, потом опять стал разглядывать Олега. Наконец, с досадой поджал губы:
-- Могли бы и раньше кристалл показать. Извините за беспокойство.
Он ушел. Гай подшагнул к Олегу, взял его за локоть и развернул в другую сторону. Шепнул:
-- Тихо, не спеша, идем скорее отсюда... -- а когда отошли прилично, Гай сказал: -- Теперь твоя очередь рассказывать о себе.
Олежка стал рассказывать. Сначало путанно, нарочно придумывая то, чего не было. Но Гай сам его поправлял, посматривал насмешливо, но не говорил Олегу, что он врет. Особенно заинтересовался, когда Олег сказал, что пролезает в зеркала одной мыслью. Видимо, ему самому было это близко, но Олежка не спросил, ходит ли тот сам по отражениям.
Они прошли вдвоем далеко по этой улице и со стороны окраин кончились высотные дома. Открылась пустошь, низкие строения каких-то складов, бетонный забор. Среди травы стали заметны тропинки, напомнившие Олегу окраины Вердага.
-- Вон, смотри, наши ребята! -- показал Гай вдаль и Олежка пригляделся.
Метрах в пятиста, посреди поселения копошились ребята, девчонки. Перебегали с места на место, махали руками -- то ли играли, то ли пытались построиться в ряд. Среди ребят было несколько взрослых людей и Олежка вопросительно посмотрел на Гая.
-- Знаю, знаю! Ты думаешь: "Откуда здесь взрослые? Он же говорил, что здесь только ребята." Правильно?
-- Точно! Мысли читаешь, да?
-- Иногда. А взрослые -- это Начальники, вроде воспитателей. Они из города люди, но живут в трущобах постоянно. Да они и не помнят, что они из города... -- потом нахмурился, видно сам сболтнул лишнего. -- А ты когда уходишь?
-- Прямо сейчас, -- Олежка остановился и отшагнул назад, в сторону того дома, где остались его зеркала.
-- Тогда, прощай!
-- Почему "прощай"? Я могу еще прийти.
-- Навряд ли у тебя получится. Это нестабильный мир. Тут все на Балансе. Да смещение от Реальности лет на десять.
-- Как это? -- Олег перестал понимать, что Гай говорит.
-- ... будет автоматически. -- слова Гая снова стали Олежке понятны. -- Завихрение Тройной Системы -- это мой мир. Точнее, наш.
-- Ух ты! Тройная Система?.. Я слышал... Но, мне пора уходить. И ты куда-то торопишься...
Гай кивнул, подал Олежке руку. Пожимая, достал кристалл. А после помахал им из стороны в сторону, вроде того, как делают волшебники, улыбнулся и исчез.
Олежка оторопел. Такие странности его всегда пугали. Он скорее побежал к зеркалам, добрался до своего этажа и, запыхавшийся, влез в зеркала.
Опять без трудностей вылез на своем чердаке, без кружений и ошибок. Встал, отошел от зеркал к чердачному окну и покачал головой. Какая странная встреча... Прошло меньше минуты, вот-вот только вернулся, но уже стало казаться, что вовсе не лазил никуда. Странное ощущение, что высотный город ему приснился. И Гай тоже приснился...
Возникла полная уверенность, что все это Олежка придумал, размечтавшись, сидя у зеркал. И сам в это начал верить. Так бы и закончилось все, если бы не послышался ужасный хруст лопающегося в мелкую пыль зеркала. Олежка подскочил ближе, прикрывая от осколков лицо и глаза. На одном из зеркал, поверх белой дымки появилась надпись: "Случайные связи. Исправление. Хода нет." Одно из зеркал осыпалось на щебень кучкой стеклянного песка, другое осталось целым, но надпись исчезла.
"А! Зеркало! -- спохватился Олежка. -- Где же я еще одно достану?"
4.
И все же это была небольшая потеря. Почти сразу же едкий внутренний голос сказал: "Где, где?.. В "Умелых руках", вот где!" и Олежка хлопнул себя ладошкой по лбу:
-- Точно!
Странная незапланированная встреча не надолго выбила Олежку из колеи, наоборот, он решил как можно скорее найти другое зеркало. Иначе, как же тогда ходить к ребятам?.. И Гай, и город до времени забылись. Случайности в зеркалах с ним происходили и раньше.
Магазин на рынке открывался в десять утра. К одиннадцати часам Олежка уже поставил на чердаке новое зеркало, а небольшое, купленное там же, положил в карман. Которое рассыпалось в песок, было больше и чище нового, но и такое, слегка мутноватое, тоже подходило для переходов.
Валерка-сосед сделал себе вчера запасной ключ и сейчас преспокойно гулял во дворе -- ключ болтался у него на шее. Олежка увидел Валерку и Француза с чердака, куда залез после обеда. "Ну и хорошо, что без меня, -- подумал Олег, прикрывая чердачное окно. -- Я все равно не смогу тут успокоиться, пока не разобрался, какие дела творятся у ребят." Посмотрелся в маленькое, карманное зеркальце, порадовался, что оно такое удобное в руке, и сунул его обратно в карман. Потом задумался об улучшении проекта. Стал пробовать ставить зеркала под разными углами.
При девяноста градусах заметил, что если касаться правой рукой правого уха, то в зеркалах повторяется то же самое, но слева. То есть, не как в одном зеркале, а будто там еще один самостоятельный Олежка.
"Наш" Олежка, первый, представил себя там, в зеркалах, и перешел. Но отражение оттуда не исчезло! Второй Олежка был там же и стоял, удивлялся...
-- Ух ты! Ты кто?
-- А ты? Я-то Олег, а почему ты остался?!
-- Ха, да как же это?! Ведь это ты должен был исчезнуть, я же в тебя превращался.
-- Кто?.. Ты?.. Не ври, это я захотел, чтобы ты ко мне перешел!..
Олежка тронул свое Отражение. Натуральный человек, одет так же и зеркало торчит из кармана шорт. Олежка сунул зеркало глубже в карман и Отражение повторило это действие
-- Здорово! Это я, получается, в зазеркалье попал, как Алиса?
-- Ну да, а ты думал, это просто так? Слушай, а ты знаешь столько же. сколько и я? -- спросило Отражение с интересом.
-- Раз ты -- это я, тогда столько же. А чего?
-- А ты Игоря из Мадаполамска знаешь? А Лива из Вердага? А Восточных?
-- Всех я их знаю, -- ответил Олежка и почесал нос. Отражение тоже почесало. И той же рукой. И мелкие веснушки на лице такие же...
-- Получается, ты -- мой двойник?!
-- Ну а ты -- мой! Ну-ка, дай я сам себе руку пожму.
-- Ну, на...
-- О, нормальная у меня рука, сильная.
-- И у меня. -- Отражение хлопнуло Олежку по плечу как раз в тот момент, когда сам Олежка хлопнул Отражение. -- Пошли ко мне?
-- Нет уж, лучше ты заходи, -- сказал Олежка и посмотрел вокруг.
-- Как же я зайду, если ты не захочешь больше зеркала под этим углом ставить?
-- А почем ты знаешь, что я хочу?
-- Но ведь я -- это ты. Кому же знать, как не мне! А если так, то я же не могу в пустое место превращаться.
Олежка присел около зеркал. Было еще одно отражение.
-- Почему же в пустое. Вон еще один Олег.
Олежка быстро представил, что он -- то отражение и перелез к нему на чердак. Чердак был свой, привычный, только... там уже был Олежка.
-- Чего тебе тут надо? Я тебя не звал, -- сказал Этот. Олежка ничего не понял.
-- Но это же мой чердак!
-- Ничего подобного! Ты же сюда залез, а не я.
-- Ах, вот как! -- Олежка взял одно зеркало и повалил. Отражение исчезло.
Олежка ликовал, а потом его накрыла волна запоздалого стаха оттого, что он мог отражаться так сам в себя до бесконечности и, в конце концов, исчез бы сам. Угол в сорок пять градусов был критическим, как для Баланса Тройной Системы, так и для каждого зеркала в проекте ПРОКТОР.
"Ну, ладно, пусть отражения и ходят где-нибудь друг к другу в гости, а мне пора к ребятам слазить".
...Подходя к поляне около Вердага, Олег заметил, что среди ребят не все в порядке. Лив с Акселем стояли в стороне от ребят друг против друга и что-то кричали. Олежка подошел ближе и стало слышно.
-- Ты свихнулся, Аксель! Я, что ли Мрачных за собой привел?!
-- А то кто?! Ты один вчера с поляны уходил перед тем, как мы все в город вернулись!
Олежка заметил, что остальные ребята не вмешиваются, копаются в своих вещах, собирают походные мешки. "Почему же они стоят? Оглохли, что ли?" И Олежка побежал к Акселю и Ливу...
-- Ты точно спятил, Аксель! Такое когда-нибудь раньше бывало, чтобы я приводил за собой Теней? Вспомни!
-- Сам ты того!.. -- Аксель подскочил и крепко двинул Ливу в челюсть. Лив покачнулся от удара, отшагнул, но на ногах удержался. Схватился за щеку, отвернулся, сжимая в кулак правую руку, потом снова разжал ее, сказал сам себе:
-- Я не могу его ударить!
Олежка уже был рядом и решительно подошел к Акселю. Тот опасливо загораживался от Олега руками, видя его решительно-хмурое лицо.
-- Ты что же это делаешь, а?!
-- А тебе что за дело? -- взмахнул руками рассерженный Аксель. -- Тебе чего?!
-- Это же... Лив тебе друг. Вы же вместе против Мрачных! И он младше тебя. Зачем?..
-- Зачем, зачем? -- передразнил Аксель. -- А, ну вас!
Он повернулся и ушел к остальным ребятам. Олежка стоял и смотрел на его медленно удаляющуюся спину. Сзади подошел Лив.
-- Пойдем ко всем. У нас есть для тебя что-то. -- Лив сиял улыбкой и нисколько не сердился на Акселя. Олежка не понимал, что же сейчас произошло. Пошел с Ливом.
Нильс держал в руках белую куртку. Аксель встал с нильсом рядом, заулыбался Олегу по-доброму, с облегчением.
-- Что это? -- спросил Олег, кивая на белую ткань.
-- Это твоя голландка. Ты прошел испытания. Возьми.
Олежка взял и посмотрел на Акселя.
-- Значит...
-- Да, Уле... Ты уж извини, но роль мне досталась самая противная. Мы даже без тебя чуть с собой не перессорились.
-- Все же ты обещал извиниться перед Сигом, -- напомнил Акселю Лив, потирая щеку.
-- Я помню. Я не забыл и согласен полностью. Тебе не больно?.. Мы даже не успели потренироваться.
-- Еще чего! Вот еще не хватало!
Олежка накинул голландку поверх рубашки и расправил широкий воротник с синими жилками галуна -- такой же, как у ребят.
-- Как же так, вы меня испытывали, а мне не сказали?
-- В том-то и дело, -- улыбнулся Нильс. -- Надеюсь, ты не обиделся?
-- Нет, не обиделся. -- ответил Олежка и крутанулся на одной ноге. -- Ну, как?
-- Как на тебя шили! -- заметил Аксель и хлопнул его по плечу.
Олежка засмеялся и все ребята стали его поздравлять.
-- Теперь ты наш друг и будешь нам помогать, чем сможешь. Будешь?
-- Буду! -- вскрикнул счастливый Олежка и поднял лицо к небу. -- Эх, полететь бы сейчас!..
-- Полетаешь еще, -- заметил Кнут, -- у тебя все впереди. А пока надо узнать все что можно о зеркалах. О простых, серебристых, треснувших... Как они действуют и так далее. Сделаешь?
-- Ну, попробую. Только получится ли?
-- Не сомневайся и не загадывай. Все будет нормально. -- скзал Лив. -- А не получится, тоже не страшно. Попробуем вместе. -- Лив задумался на секунду. -- Помнишь Заблудившихся? Они говорили о Питере Москале и зеркалах. Вот если бы его книгу достать!..
-- Книгу? А разве они говорили о книге?
-- Да. А откуда, по-твоему, Хуберт брал цитаты? Только у него нет ее, я узнавал через Восточных. Если бы ее прочесть... Это сильно бы нам помогло.
Ребята задумчиво помолчали. Олежка все никак не мог привыкнуть, что он теперь наравне вместе с ребятами, у него такая же голландка, рассматривал ее, трогал...
Вдруг -- тихий, далекий свист. Потом резкая барабанная дробь заставила всех вскочить.
-- Такого еще не было! -- заметил Отто и его тревога передалась и Олежке. -- Какое сегодня число?.. Ну все, пошло-поехало.
Что пошло, что поехало, Олежка в суматохе не мог понять. Вещмешки ребят полетели в кусты, из карманов были вытащены зеркала, а Кнут, стоя на коленях, перебирал в траве серебристые. Лив подскочил к нему и сказал:
-- Оставь всех и сам останься. Они понадобятся позже.
-- Ясно, -- ответил Кнут и остался. Он знал, что охрана серебристых зеркал не менее опасна, чем все остальное, и никто не посмеет назвать его трусом.
Лив оглянулся к Олежке.
-- Зеркало есть?.. Это хорошо. Пошли со мной. Ты не боишься? Хотя... у тебя родители дома. Может, вернешься?
-- Нет, я с вами, -- ответил Олежка. -- А что случилось?
-- Мрачные выходят. Пятое августа -- самое начало. В прошлом году они начали позднее, -- объяснил на бегу Нильс, неся несколько мешочком с зеркальными осколками. -- Вот, возьми один! Будешь кидать в сторону Теней, когда они подойдут поближе. Разбросай побольше по земле. Они двусторонние...
Так сразу все и началось для Олежки -- и радость вхождения в группу Западных, и начало невероятной войны с Мрачными.
Война с Мрачными.
1.
Война началась внезапно и Олег не успел осознать ее до конца. Не все еще было понято, зато потом было много времени разобраться во всем.
Собрались все, кто был, и даже дозорные пришли со своих постов.
-- Они идут со стороны города, -- сообщил тот дозорный, с которым Олежка уже успел на днях познакомиться. -- Отрезают нам путь назад. Их там одна рота. По-моему, это вторая. Одну установку они поставили на холме, а другая совсем рядом, вон там.
-- Эх, жаль, Сига с нами нет, -- покачал головой Лив. -- Против установок нам долго не выстоять.
-- Там видно будет, Полосатый, -- заметил худенький высокий мальчишка из тех, кто раньше молчал и посматривал в сторону. -- Сейчас делимся так: сперва ты с Акселем и Уле, потом Нильс, Отто и я. Остальные -- по флангам. Готовь зеркала!
Ребята разом дохнули на свои зеркальца и тщательно вытерли о край голландки. Олежка свое зеркало тоже протер.
-- Кто это? -- спросил он у Акселя о командующем.
-- Это Ноккве. Он у нас главный.
-- А Нильс?
-- Нильс по другой части, он в мирное время... Ты нас потом узнаешь, а теперь держись за мной и постарайся не высовываться под пули. Если у Теней не будет подкрепления, ты скоро попадешь домой, а нет -- у нас заночуешь.
"Мама, ведь, хватится дома, -- подумал Олежка, -- и в милицию позвонит. А меня тут никакой милицией не найдешь."
-- Курц идет, -- шепнул Аксель и Олег заметил человека, очень похожего на их лагерного директора.
-- Что тебе, Хакен? -- крикнул Нокве. -- Старый Яммельт не у нас, он в городе!
Ребята засмеялись и Хакеншток остановился. Оглядел их всех, поморщился и повернулся обратно.
-- Высмотрел, гад! -- сказал Лив и позвал Олежку с Акселем. Втроем они перебежали за пригорок и там засели. Остальные разошлись по флангам. Нильс, Отто и Ноккве расположились чуть позади от основной тройки. Они прикрывали.
Олежка сидел в самом низу и поглядывал, как Аксель с Ливом высовывают головы поверх пригорка. Лив был взъерошенный, бледный и молчаливый. На слова Акселя он лишь кивал и поддакивал.
-- Ну, что? -- спросил Ноккве. -- Идут?
-- Едут! -- попытался пошутить Аксель, но никто даже не улыбнулся. Лив спустился пониже и сжался в комок, водя краем зеркала по траве, разрезая ее. Вздохнул и скзал сам себе:
-- Видать, пора. Установка -- не выбьешь. Только навесом.
-- Чего? -- не понял Олежка и поднялся к Акселю. Выглянул над краем и поставил перед собой мешок с осколками зеркал.
-- Вон яма, видишь? -- показал пальцем Аксель. -- Там их двое и установка. Если Тени подойдут и нам надо будет бежать на них, эта установка нас срежет в один момент.
-- Ну-ка, пусти, -- сказал Лив, забравшись к ним, и Олег спустился ниже. Примолк. Стало страшно, когда понял -- тут совсем не игра, а на самом деле.
На правом фланге послышалось шипение и землю там взрыли черные пули. Разлетались кляксами и растворялись в воздухе. Потом зашипело слева от их пригорка, даже с каким-то треском.
-- Ну, ребята, начали! -- крикнул Ноккве и махнул рукой.
"А что делать-то? Мне-то что делать?" -- лихорадочно думал Олежка. Потом заметил, как справа и слева от них из травы поднялись зеркальца, вставленные в расщепленные палочки. Снова зашипело и заплескалось со всех сторон и сверху скатился Аксель, протирая глаза.
-- Идут! Черные, как два куска угля. Ч-черт, зеркало выронил!..
-- На, мое, -- подал Олежка. Аксель взял и с полминуты смотрелся в него. Проморгался, отдал Олежке зеркало и снова пополз наверх. Лив, оглянувшись что-то сказал ему и он остановился.
-- Вот ты точно сдурел, Лив! Куда торопишься?
Лив что-то буркнул, выглянул и начал подниматься во весь рост. Шагнул вперед и крикнул:
-- Аксель! Если будет зеркало, кидай его на пули!
-- Ты чего, Лив? -- недоуменно и испуганно спросил Аксель. -- Спятил, что ли?
Лив выпрямился, выйди на вершину пригорка, -- маленький, тонкий. Гордо вскинул голову и презрительно сощурил глаза.
-- Ложись, Полосатый! Убьют, ведь! -- кричали ему и Ноккве, и Нильс, но он не оглядывался. Отвел руки назад, будто хотел спрыгнуть с пригорка, где стоял.
Побежал вперед, подпрыгнул... Шипящие пули покачнули его тело на излете. Лив зажал крик, покатился по траве и только когда остановился, что-то выдохнул. Напрягся, сжав в кулаки траву, и... замер.
Олежка подполз к Акселю и они вдвоем выглянули через верх. Двое Мрачных посветлели и остановились, приглядываясь к упавшему на склоне пригорка Ливу.
-- Развязывай мешок! -- громко шепнул подоспевший к ним Нильс и Олежка потянул кожанный шнурок на мешке с осколками, а сам смотрел на не двигающегося Лива с открытым ртом.
Лив шевельнулся, перевернулся на спину. В его груди было штук пять красных неровных отверстий. Голландку заливало кровью.
-- Хаат дэзе трам доор дэ ауде стад? -- вдруг сказал он хрипло, вглядываясь в облака все спокойнее и тише.
-- Что он говорит? -- схватил Олежка Акселя за рукав.
-- Не знаю... Что-то не по-нашему.
-- Да-а, -- протянул Олежка и Лив при этом опять шевельнулся, вздрогнул. Будто бы хотел подать ему руку. Посмотрел на ребят, моршась от боли.
-- Твее картьес, альстюблифт... Данк ю... -- сказал Лив, окутываясь белым туманом, блеснул серебристым зеркалом и нет его.
Аксель с криком вскочил и кинулся к осколку. Поднял его и метнул в сторону Мрачных. А сам упал, уворачиваясь от шипящих пуль, скрылся в траве, не поднимался, пока все не стихло. Серебристое зеркало, как кусочек светлой звезды, взлетел и упал в том месте, где стояла установка. Там будто зажгли огонь, что-то полыхнуло и двое Мрачных исчезли. Стало тихо-тихо, будто ничего не было.
Отто и Ноккве подползли к Олежке и Нильсу и лежали, оглядываясь по сторонам и вслушиваясь в стрекот кузнечиков.
"Неужели, это все?.." Время тянулось медленно. Ребята еще не поняли, что произошло, не могли прийти в себя. И вдруг, вдалеке, из ямы выбрался Лив. Он выпрямился, отряхнулся и поднял руки над головой.
-- Ур-ра! -- закричали ребята. -- Он жив!
С флангов тоже закричали и бросились к нему, уже не опасаясь пуль. Где-то в перелеске забулькали, заплескались взрывающиеся от светлой детской радости, Тени.
-- Как ты выжил?.. Как это получилось?.. -- окружили его ребята.
-- В плену я слышал, как можно избавиться от пуль. Если на пули идешь сам, то зеркало получается сразу, а не через три дня, как если бы меня подстрелили случайно. А мне хотелось не для себя, для всех... Да и другого выхода не было. -- Лив опустил глаза.
Олежка тоже потупился. "Не для себя, для... кого? Для всех? Для всех... -- думал он, стоя позади ребят. -- Для всех... Как Юхан-Спаситель?.." И он поднял глаза на ребят, он понял, в чем смысл. А ребята все еще расспрашивали Лива.
-- Как так получилось?
-- Я не знаю точно. Но тьма отразилась от меня обратно и установка с пулями истощилась...
-- У нас много зеркал. Помнишь: Сиг, Ютта, Веста, Ханс, Рольф, Хельмо...
-- Да, но смогут ли они отразить? Если они уже давно так...
Ребята примолкли, не знали, что Ливу ответить. Может, в другой раз с зеркалами так удачно не получится. Олежка задумчиво спросил:
-- А вы пробовали отражать пули, как темноту от Теней?
-- Но они летят быстро, -- заметил кто-то позади ребят. -- Так же быстро, как свет.
На него зашикали:
-- Нет, не так! Если голову поворачивать, то за ними можно уследить.
-- Но все равно, пока подставишь зеркало, тебя самого срежут.
-- Не срежут, -- уверил их Олежка. -- Вы же высовывали зеркала на палочках.
-- Так то мы солнечные зайчики пускали, отвлекали внимание...
-- А вы на шипящие пули их! Они и отразятся обратно, как темнота...
-- И зеркала, если вместо обычных поставить серебристые, снова станут ребятами, -- добавил Лив.
-- Ур-ра! -- снова закричали все, замахали руками, стали бегать, прыгать и снова в перелеске забулькало и завспыхивало.
-- Что это там? -- спросил Олежка, поглядывая в сторону города.
-- Это Мрачные разряжаются, -- пояснил Нильс. -- Они не выносят смеха и радости. Уже около пятнадцати Теней нет. Если так дело пойдет, то мы к ночи управимся.
-- Еще одна установка есть -- на холме, -- сказал дозорный.
-- Идем туда, -- махнул рукой Ноккве. -- Кто с осколками, разбросайте заграждение.
Олег посмотрел на мешок в своих руках и остался с Нильсом. Остальные неспеша пошли к холму. Лив часто оглядывался на Олежку и приостанавливался. Нильс показал, как надо разбрасывать осколки и они сделали сверкающую полоску поперек поляны. Теперь, если Мрачные пойдут здесь, они будут таять.
Оказалось, что установки на холме нет.
-- Но она была! Я сам видел, как ее притащили и устанавливали, -- оправдывался дозорный.
-- И куда же она делась?
-- Не знаю. Наверное, они ее унесли...
Ребята разошлись, поосматривались.
-- Унесли, -- сказал Лив. -- И сами убрались отсюда. Надо сообщить Восточным, чтоб готовились к завтрашнему дню.
-- Точно, точно... Верно... -- послышалось от ребят. -- Расходимся. Завтра с утра выступаем в полном составе.
-- А... Уле с нами пойдет?
-- Ага, с нами, -- кивнул Лив и ребята повернули назад с холма. -- Я передам Восточным сам. Через второе отражение. Оно чистое.
Нильс с Олежкой удивились, почему ребята так быстро вернулись. И удивились снова, когда ребята им все рассказали.
Вечерело. Ребята, посидев немного в кругу на поляне, забрали свои вещи и стали расходиться. Олежка остался с Ливом и Нильсом. Лив, собираясь в город, стал объяснять что-то Нильсу и Олежка отошел от них немного, чтобы не мешать. А когда пошли в обход, к городу, то немного поотстал от них, думая, почему ребята так относительно спокойно отнеслись к тому, что сделал Лив. "Ну порадовались, что он остался жив. А что, если бы нет? А что, если бы тоже остался зеркалом?.. Разве Лив такое делает каждый день?" Олежка поразился сегодняшним событиям: во-первых, сама война -- ни правил, ни уговора с противником, которого толком-то и не знали; во-вторых, Лив... Хотя и знал уже давно, и видел всякое с тех пор, как попал в зеркала.
С Ливом Олежка попрощался на улице Трех Сапожников, Нильс откололся чуть раньше. И Олег полез в заброшенный дом.
2.
-- Ты где опять бродил? -- спросил его Владимир Михайлович сквозь газету, которую читал, сидя на кухне.
-- Гулял, а что?
-- Ты чуть ужин не прозевал, вот и ел бы потом все холодное.
-- Брось, отец, я бы ему подогрела, -- мягко сказала мама. -- Ой, а руки-то! Ну-ка, живо в ванную и чтоб вымыл их по локоть.
-- По шею! -- запоздало вставил слово Олежкин отец и отложил газету в сторону. Когда вернулся Олег, он продолжил: -- Что-то ты угрюмый сегодня. Вчера весь вечер суетился, на месте не сидел.
-- Да так... -- ответил Олежка.
Никто не знал, сколько беспокойства ему доставило происшествие на чердаке, когда одно из зеркал рассыпалось. Весь вечер ходил и думал, почему же так случилось, чем он помешал, что нарушил? Ни мама, ни папа не могли себе представить, что их сын вытворяет в свои двенадцать лет. А сегодня утром, когда шел за зеркалами в магазин, приятно осознавал, что вообще никто не догадывается, что с ним происходят такие чудеса. Проходят мимо, не зная, что это же сам Олежка -- тот, кто может лазить в зеркала. Это поднимало его в своих собственных глазах. А ведь расскажи кому -- не поверит, да еще присвистнет и покрутит пальцем у виска.
Голландку Олег оставил на чердаке, около зеркал. Если идти в ней домой, то мама сразу накинется с вопросами и будет подозревать Олежку в чем-то плохом. А что сделаешь, если голландку ему подарили. Приняли к себе, испытав, и подарили.
Ужинал Олег молча. Все думал, у кого же и где он может узнать все о зеркалах. Да еще о серебристых. До самого позднего вечера думал, вспоминал места, где уже побывал. Что-то скреблось в дверь сознания, но Олежка еще не мог понять, что именно. А потом открылось ему, что бывал у человека, который знает все, что ни спроси, -- у Гоба. Давно уже не переносился по зеркалам одной мыслью и теперь немного сомневался. Никак не мог глубоко заснуть: то вспоминал, что он дома, то урчало в животе после ужина, мешая тишине. Потом, наконец, устало провалился в сон и полетел с чердака в дальние темные отражения.
Олежка уже в точности не помнил, как попал к Гобу в первый раз, но сейчас не растерялся -- представил его самого, его дом и очутился там. Окна были закрыты ставнями и, вдобавок к тому, зашторены. Так что было неясно, день там или ночь. Гоб дремал на широкой лежанке, отвернув голову от тусклого света масляной лампы. Олежка подумал, что,наверное, пришел не вовремя, но Гоб проснулся, глянул сонными глазами на него и резко сел на своей лежанке.
-- А, это ты!..
-- Извините, что я вас разбудил...
-- Ничего, я просто отдыхаю в тишине. Как добрался до меня после столь долгого отсутствия? И, собственно, зачем? Наверное, опять посмотреть мою коллекцию картин, или книги?
-- Ага, книги. Мне надо... У вас есть книга Питера Якоба Москаля?
-- Москаль Петр Яковлевич?.. Да-да, где-то была. Так, посмотрим... -- сказал Гоб вставая и подходя к нужной полке. -- Ага, вот она! Возьми, только с собой ее не сможешь унести, тут читай и запоминай.
Олежка обрадовался, что книга все-таки нашлась, взял в руки тонкие желтые листки и осторожно перенес их на стол. Это была рукописная книга, скорее даже, дневник: записи, советы. Начиналась она так:
"Записки эти, выполненные мной в смутные времена, возможно никогда не увидят свет в виде научной гипотезы, а только как труд фантаста. А как говорит толковый словарь, фантаст -- это человек со слишком развитым воображением, болезненно мечтательный. Не менее того, я решителен в отношении написанного здесь и опыты мои дают подтверждение, что человек... (неразборчиво).
К сожалению, мне приходится прикрывать свои опыты с системами зеркал, работами над государственными заказами и я не могу посвятить себя своему делу в той мере, которая требуется серьезному исследователю..." -- далее опять шли неразборчивые строчки и Олежка попросил Гоба ему почитать. Гоб одел очки, взял у Олега листки и пояснил, что эта книга у него уже так давно, сколько себя помнит.
-- Ну, слушай. "Никогда не кладите в зеркальный куб, сферу, или между двух зеркал что-то черное или плохое. свойства тел имеют обыкновение отслаиваться и отражаться до бесконечности, повторяясь во всех мирах. Открытые же зеркала хороши для отражения света и любых видов слабых излучений, если частоты их лежат..."
-- Это я уже слышал, -- перебил его Олежка. -- А нет там о самих зеркалах?
-- Есть, -- ответил Гоб стал читать, перелистывая страницы и выхватывая из текста именно то, что интересовало Олежку. -- "Я начал с двух зеркал. Это было давно и они уже давно осыпались. Это самое простое. Сложнее с зеркальным кубом... Я искал отражения в каждой точке и на кубе тоже долго не остановился -- сделал сферу и покрыл ее сверху серебром, оставив отверстие внутрь для руки. Именно со сферы все и началось..." -- Гоб продолжил читать и Олежка вскоре не мог не удивляться. Сам бы он до такого никогда не додумался. И, в то же самое время, было страшно, так как Петр Яковлевич тоже мог мысленно бывать в зеркалах и заметил, что из точки схождения всех радиусов сферы что-то само по себе излучается. Он не удержался и пробился в ту точку. И остался там навсегда, во всех бесконечных отражениях сразу.
Далее за текстом следовали рисунки: кубы, сферы -- целиком и в разрезе, точка схождения радиусов, какие-то формулы, подписи к ним. И так -- листов тридцать.
-- Нет ничего о серебристых зеркалах, -- вздохнул Олежка.
-- Серебристые, это... это где-то недалеко, да? --спросил Гоб. -- Я слышал о них.
-- Где?! -- вскочил Олежка. -- Где вы слышали? Мне очень-очень надо!
-- Успокойся, сейчас я припомню... Приходил ко мне один человек, в годах уже, но моложе меня. Спрашивал о Черном мосте, зеркалах и... кажется он искал своего сына. То ли сын его потерялся, то ли он сам... Года два-три назад приходил.
-- Так вы и о Черном мосте знаете?!
-- О, да! Черный мост!.. Его еще называют Ночным, или Безлунным. Говорят, он появляется в разных местах и в разное время Вечности. В одном мире он в центре города, в другом на окраине, или в пустыне, или в степи. Где-то по нему ходят паровозы, где-то от него остались только сваи... В новолуние, когда особенно темно, мост открывает дорогу в Город Фонарей. Там почти всегда темно и светят фонари. Там нет домов, потому что и так тепло, и люди живут под фонарями. Целое море фонарей... Этот человек приходил ко мне во сне и именно оттуда. Как он меня нашел, я не знаю.
-- Наверное, ему кто-то сказал. А где он сейчас?
-- Кто? Мост?.. А, этот человек... Не знаю. Я его направил вот к этим зеркалам и он исчез. Точнее, пролез в них, не как ты, не сразу. Если все правильно, то он скоро доберется домой... Ты что-то хотел спросить?
-- Да. А я могу пройти через Черный мост?
-- Подумай сам и узнаешь. А еще есть человек, который может тебе помочь. Он живет в темных отражениях, он мастер по переходам в зеркалах. Его зовут Снорри Нок-Бугель. Только я давно его не встречал...
-- Но как мне его найти, там все отражения сливаются в одно?..
-- Просто попроси, чтобы помог и пошли свою просьбу в те отражения. Там, на другом конце полукольца он и живет. Или в двенадцатом отражении, если от тебя считать.
-- От меня... Так я же был в двенадцатом, там крепость!..
-- Вот-вот, верно. Там он бывает иногда. Хотя это и не край зеркальной системы. Полукольцо в одну сторону, полукольцо в другую, а на соединении -- Снорри. Поэтому и крайний. Разобрался?
-- Ну да, чего же тут не разобраться, -- усмехнулся Олежка. -- Проще простого.
И проснулся. Почему-то закоченели ноги. Или у Гоба поддувало, или тут замерз, лежа почти без дыхания. Кашлянул, задышал глубже, ровнее и сел на кровати, шевеля пальцами ног. И совсем не помнил, о чем они говорили с Гобом. Как в обычном сне: там все знал, а проснешься -- ничего нет. И странная легкость в голове.
"Надо спасать Сига, не дожидаясь, пока Лив поможет" -- подумал Олежка и снова лег. Облизнул губы и снова стал засыпать, теперь быстрее. Снова представил чердак, зеркала и седьмое отражение. Оттолкнулся мысленно от зеркал и попал в Вердаг. Не додумался, что в таком сне можно было сразу лететь к Черному мосту, пошел пешком искать, где лесопилка и ходит паровоз с вагонетками. Главное было, не попасться на глаза Курцу или Кирхенмаусу.
Лесопилку нашел быстро, ребята когда-то показывали, где она расположена. Возле нее стал слышать гулкие металлические звуки. Стучали будто молотком по пустому железному ящику -- несколько раз громко, несколько раз тихо, словно ставили заклепки. Олежка пошел на стук и в свете белой ночи заметил вскоре узкую колею тускло блестящих рельсов и стоящий на месте паровозик. Машинист копошился возле передней пары колес, что-то прикручивал и постукивал молотком под свет стеклянного фонаря. К паровозу было прицеплено, как и всегда, штук пять небольших вагонов и на последнем крышка сверху была приоткрыта. Машинист перестал стучать, проверил крепление и уже складывал инструменты на железную подножку лестницы, ведущей в кабину. Не теряя зря времени, Олежка пробрался по кустам к последнему вагону, подождал за насыпью, когда паровоз тронется, и заскочил на подножку вагона.
Паровоз быстро набирал скорость и Олежка не мог пошевелиться -- крепко держался за скобы, чтобы не упасть. От волнения перехватывало дух. И вдруг!.. "Что это?.." Позади поезда остались несколько серых людей. Они стояли внизу насыпи, еще один у перелеска, и смотрели прямо на Олежку. "Это же Тени!" Они его заметили только сейчас, как и он их. Медленно, растягивая каждое свое движение, зашагали вслед за поездом, сходясь в группу.
Когда паровоз уже отошел достаточно далеко и выровнял свою скорость, Олежка полез наверх, решив забраться внутрь. Мало ли, вдруг его еще кто-то караулит... Добравшись до верхнего края вагона, вспомнил, что он не в чистом втором отражении, здесь все надо проверять на зеркало. Оно у Олежки оказалось в кармане (спал в своей дневной одежде, не раздеваясь). Перехватил дребезжащий край вагона другой рукой, достал зеркало и, не высовываясь сам, направил внутрь только зеркало. Сначала ничего не было, потом зашипело и забулькало на дне, вагончик задрожал и, под конец, изнутри послышался сильный удар, вспышка и через край наружу полетели черные кляксы. Олежка присел ниже, чтобы его не задело.
"Установку, наверное, высадил, -- подумал он. -- Наверняка, ее те самые Тени поставили". И заглянул внутрь. Дно было плохо видно, но когда вагон проезжал рельсовый стык, там что-то переливалось. Что-то густое и черное, как старая ученическая тушь. "Кляксы" -- догадался Олежка и снова направил туда зеркало. Дно стало светлеть -- кляксы испарялись, высыхая. Затем Олежка влез вовнутрь и присел на корточки, трогая дно. Стук колес вместе с холодом металла передавался в пальцы. Но все же здесь не было ветра.
Олег задумался о Сиге. О том, что будет, если он его не найдет. Что скажет Ливу, чем сможет себя оправдать...
Совсем забыл, сколько уже времени едет. А спохватился, когда паровоз замедлял ход.
Он выходит не на той станции... Этой мысли Олежка испугался больше, чем увиденных Теней. Но почему сразу предполагать плохое?.. Хотя место и вправду незнакомое. И неизвестно, далеко ли оно от моста. Прятался на дне вагончика от посторонних глаз, но и сам ничего не увидел...
Соскочил на ходу с движущегося вагона и раз пять кувыркнулся, скатываясь с насыпи. Чудом нигде не ободрался. Осыпая песчаную землю и цепляясь за жесткие стебли травы, Олежка добрался до рельсов и взглянул на другую сторону насыпи. Резко присел... Тени!
"Неужто уже знали, что я еду? Как могли узнать, что я вылезу именно здесь?" И, пригибаясь, стал сползать с насыпи вниз. Огляделся. Невдалеке был лес, Олег побежал туда, но... из леса тоже выходили Мрачные -- две длинные шеренги по пятнадцать Теней в каждой. Олежка ничего не понимал: ни куда он попал, ни того, что происходит... Остановился, протер глаза, тряхнул головой и снова всмотрелся. Шли Кирхенмаус с Хакенштоком и с ними еще двое Теней. "Почудилось, -- подумал Олежка. -- Это же сон." Оглянулся. С насыпи тоже никто не спускался. Олег начал отступать к ней спиной. Но Вольт и Курц не исчезли, они двигались быстрее Теней и подходили все ближе. Серые Мрачные за их спинами все больше темнели и стали уже почти черными.
-- Что вам надо?! -- крикнул Олежка и его голос раскатился в ночи.
-- Уйди с дороги, чужак! -- сказал Хакеншток. -- Не встревай, а то...
-- Погоди, Курц, -- вступил Кирхенмаус. -- Мальчик сам знает, что воевать с нами бесполезно. Мы -- темная сила. Мы оттеняем добро, показываем, где зло, их друг без друга не бывает. Так это, мальчик? Ведь, именно так ты думаешь?.. Так что же ты сейчас делаешь? Зачем ты хочешь, чтобы нас не было?..
-- Неправда! Я хочу, чтобы их не было, -- и Олежка показал на Теней.
-- А это значит, и нас. Ведь мы -- их друзья.
-- Значит! Вы тоже плохие. Вы -- предатели!
-- Кто что умеет... -- заметил Хакеншток. -- Уйди с дороги!
-- Нет!
-- Уйди, говорю! Ну, по-хорошему...
-- Сказал, нет!
Хакеншток что-то прошептал Теням, оглянувшись в их сторону с закрытыми глазами, и те быстро заскользили к Олежке. Он побежал со всех ног вдоль насыпи, но не успел -- его поймали. Олежка начал брыкаться, но ноги стали ватными и руки повисли, как плети. В глазах зарябило и он их закрыл, стараясь не поворачивать к Мрачным своего лица.
-- Эти мальчишки из Вердага нам все портят. Ты знаешь, что они сумасшедшие? -- подоспели Хакеншток с Кирхенмаусом.
-- Неправда! Сами вы сумасшедший! Я все про вас знаю!
-- Брось, парень! Они тебе не нужны, да и ты им тоже. -- сказал Кирхенмаус, наклоняясь к самому Олежкиному лицу.
Олежка не ответил, только стал отчаянно вырываться остатками сил. Но Мрачные держали его под руки как в тисках.
-- Нет, вы не люди, вы -- звери! Вы же ничего не понимаете! Совсем ничего... -- бормотал Олежка. Даже слез не было, просто противная слабость во всем теле. И он еле сдерживался, чтобы не терять сознание. Молча держался, не сдавался.
Тени были холодные и они словно тянули из Олежки энергию. Тот чувствовал, что слабеет. Хакен с Кирхенмаусом не ожидали такого сопротивления.
-- Уведите его! -- озлобленно приказал Кирхенмаус. -- В городскую темницу его!
"В городскую темницу?.. -- подумалось Олежке вдруг. -- Не там ли комната, где темнота давит и гнетет к полу?.. Как же так, ведь я не здешний?.." И вспомнил, как сказал как-то раз Нильс: "Если ты с нами, это значит, что ты наш и не имеет значения, где ты живешь. Если ты способен страдать за других -- это твой личный подвиг. А у подвига нет национальности и постоянной родины". Тогда Олежка еще подумал о Нильсе, что он очень умный, раз сказал так.
"Личный подвиг... Значит, я все должен делать сам... Только сам. И прямо сейчас."
Тени повели Олежку к Хестщернену и немного ослабили хватку. Олежка, задевая пальцами карман шорт, подтолкал к краю зеркало и кончиками пальцев вытащил. Направил на одну Тень и держал, пока она не начала расплываться, не понимая, что с ней происходит. Наконец, булькнула и рассыпалась, обдавая Олежку с ног до головы черными кляксами. Второй Мрачный еще крепче схватил Олежку и стал черный до крайней степени. Олежка, крепко зажмурившись, направил на него зеркало, а сам уже терял сознание.
Стало легко, только в голове отдавался слабый стук сердца: "К мосту... К мосту... К мосту..." И Олежка очнулся у моста. Лежал на траве и его обдувало прохладным ветерком. Вскоре даже немного продрог, но обрадовался этому -- значит, живой. Поднялся на дрожащих ногах. Правое веко от пережитого волнения подергивалось.
-- Ф-фу! Вырвался... -- и пригладил взлохмаченные волосы.
Что-то ударило в виски так сильно, что Олежка пошатнулся и сжал голову руками.
Мост тоже был черен, как смоль, а Олежка не мог уже больше выносить темноту. Она сдавливала грудь, не давала дышать. Временами казалось, словно его завалило камнями и нет возможности выбраться. Но Олежка шагал к мосту. "Это сон... Это сон..." -- повторял он и сам себе не верил.
Но вот, мост совсем рядом. Как монолит стоит над высохшей речкой. И вправду, как черный мрамор. До него было метров двадцать и Олежка побежал. Стало немного легче. Бежал медленно, но долго, шурша травой и сухими листьями в ночи. Но мост не становился ближе. Слова Лива становились правдой. Что же делать?..
Олежка представил, что уже проник в мост, и оказался там. Сразу его охватила со всех сторон опостылевшая тьма. Невидимые голоса зашептали:
-- Не возвращайся, иди вперед... Не возвращайся...
-- Сам знаю, зачем пришел! Не мешайте.
-- Как знаешь, знаешь, -- шептали по сторонам и сверху.
-- Кто это? -- тихо спросил сам себе Олежка и его вопрос неожиданно громко повторило эхо.
-- А ты кто? -- зашептали. -- Кто ты сам-то? А-а-а...
Олежка не ответил. Казалось, что спишь и идешь. Спишь на ходу. Идешь во сне... Но вот в темноте впереди что-то блеснуло... Дорога! Ровная, из тонкой белой пыли. И фонарный столб с маленьким качающимся пламенем фонаря. Олежка бросился туда.
-- Не беги... Не беги-и... -- зашептали снова. -- Еще рано... рано...
Олежка остановился, посмотрел назад, в темноту и медленно пошел дальше, решив не обращать внимания на голоса. Стал вспоминать все, что ему рассказывали о Сиге. Вспомнил и о том, что это Город Фонарей. "Может, это его окраина?'" -- подумал Олежка и поднял глаза на столб.
Около столба в свете фонаря стоял восьмилетний мальчик. В кьеле, как у Лива, и голландке с синим галуном. Стоял и смотрел на Олежку, прищурясь.
-- Ты -- Сиг?
-- Да! -- с надеждой произнес мальчишка и взял Олега за рукав рубашки. -- Ты за мной?
-- Ты давно здесь?
-- Давно. Лив уже не был около недели и не может меня забрать.
Олежка заволновался: "А я могу, что ли? -- и почувствовал, что просыпается, вспомнив, что он во сне. -- Нет! Не надо об этом думать!".. Заставил себя осмотреться во сне. Попытался проникнуть за завесу тьмы.
-- А почему здесь только твой фонарь? Я слышал, что здесь их целое море...
-- Ты искал меня, поэтому мой фонарь и я сразу тебе попались на пути. Остальные там, дальше, я их никогда не вижу. -- Сиг махнул рукой в темноту и Олежка заметил еще десятка два фонарей, о которых подумал, видимо, сам Сигурд.
-- Так далеко...
-- Захочешь -- будут близко. А мы... пойдем с тобой к Ливу?
-- Я еще не знаю, сможем ли мы уйти. -- Олежка взял Сига за руку. -- Пойдем со мной.
И они пошли с дороги в темноту, откуда пришел Олежка. Фонарь позади тускнел, а потом и вовсе погас. Стало совсем темно. Олег и Сиг пошли медленней, чтобы не споткнуться.
-- Ты не знаешь, почему морская свинья не есть морские желуди? --неожиданно спросил из темноты Сиг.
-- Нет, а что? -- ответил Олежка и успокоился.
По сторонам восторженно зашептали:
-- Нашел... Он нашел...
-- Мне страшно! -- прижался Сиг к Олежке, крепко ухватив его за руку. -- Кто это там?
-- Ты что, никогда здесь не был?
-- Никогда. Лив не смог увести меня с дороги. Сам ушел, а я не могу.
-- Не бойся. Ты со мной и мы сошли с дороги...
Вскоре Олежкина рука наткнулась на Черную блестящую стену. Гладкую, как стекло. Но прохода не было.
-- Ну, хоть бы одно зеркало! -- крикнул Олежка. -- Дайте мне зеркало!
-- У тебя есть одно... есть одно... -- зашептали вокруг. -- Но одного мало... мало...
-- Но я же не останусь здесь навсегда, правда? -- С обидой в голосе спросил Сиг. -- Там Лив меня ждет и ребята...
Сиг выдохнул и засопел неровно.
-- Сиг! Ты что?..
-- Я не заню, как выйти... Я не могу, как Лив и... как ты.
Олежка поднял вверх голову и сжал кулаки. Вспомнил всех Западных и даже этого странного Акселя. "Они ждут меня и Сига. Врет Кирхенмаус, мы им нужны..." И вдруг понял, что отсюда может без зеркал перейти прямо к ребятам. Стало легко, с радостной тревогой Олежка позвал:
-- Сиг! Быстро сюда!
Сиг подскочил, прижался плечом к его боку. Олежка положил ему на плечи свою руку и сказал:
-- Идем, Сиг! Закрой глаза.
Сиг послушно зажмурился, а когда открыл глаза, было светлее, чем под мостом. Они с Олегом стояли недалеко от Вердага, в знакомых местах. Ребят они увидели скоро. Всех вместе, кто еще остался в строю. Они шли в сторону городских окраин, спиной и немного боком к Олежке и Сигу. Не замечали их. Сиг высмотрел среди них Лива и подпрыгнул, высвобождая свою ладонь из Олежкиной. Побежал к ребятам, выкрикивая их имена.
Лив обернулся с открытым ртом и сперва кинулся к Кнуту, чем испугал его, и поискал в его сумке зеркало с надписью "Сиг". Зеркала не было.
-- Сиг! Ты вернулся! -- ребята кинулись к нему навстречу. А сзади уже подходил улыбающийся Олежка. Его почему-то не замечали. Лив посадил Сигурда себе на спину и побежал вприпрыжку. Потом споткнулся и они оба с хохотом повалились в траву.
Олежка подошел к Нильсу, стал говорить ему о том, что далековато же был Сиг...
Нильс не обращал никакого внимания, продолжал улыбаться, наблюдая за возней Лива и Сига в траве. Не видел. "Может, это потому, что я сплю и на самом деле меня здесь нет?" -- подумал Олежка и позвал Сига. Тот поднялся и подбежал к нему.
-- Ты чего тут стоишь? Веселись!
-- Но меня никто не видит, я сплю! -- пожал плечами Олежка.
-- Ах, это! -- Сиг стал дергать каждого из ребят за рукав и говорить: -- Посмотри, кто здесь!
-- Уле, как ты здесь оказался?! Это ты привел Сига? Вот здорово!
Олежка был так счастлив, что его аж приподняло от земли. Где-то далеко заплескались Мрачные, над лесом поднялось дымное облако. Олежка насчитал около двадцати всплесков. Это уже не было двадцати Мрачных, почти половины роты.
Когда все успокоились, Сиг спросил Олежку:
-- Станнар ду хос осс аувер наттен?
-- Что он говорит? -- не совсем понял Олежка от радости.
-- Спрашивает, останешься ли ты у нас ночевать. -- пояснил Лив. -- У нас-то еще вечер, а у вас уже глубокая ночь.
-- А! Нет, Сиг, я пойду обратно. Ущипните меня, чтобы я проснулся.
Все ребята с хохотом кинулись его щипать и в лесу, перед тем, как Олежка исчез, расплескались еще трое Мрачных.
Олежка проснулся и потер места, где ребята, не жалея его, успели ущипнуть. Голова раскалывалась на части и в горле пересохло. Он встал и на нетвердых ногах пошел на кухню, попить воды из графина. В коридоре взглянул на часы -- половина третьего ночи.
"Что же это я, четыре часа всего летал? И к Гобу, и за Сигом уложился."
А до утра он успел еще вполне сносно выспаться.
3.
Следующий день был выходной. Мама осталась дома, отец пошел по магазинам. Олежка собрался в зеркала. Голова так сильно уже не болела, хотя остались гнетущие воспоминания о ночном вояже на поезде. Олежка проверил, в кармане ли зеркало и сказал маме:
-- Я пошел, погуляю.
-- Куда опять собрался? Сидел бы дома, да повторял, что там надо к учебному году.
-- Ну, мам! Там люди гибнут!
-- Где гибнут-то? Война давно кончилась, не выдумывай!
-- А это другая война. Она до сих пор идет.
-- Ой, ну и фантазер ты!
-- Ага, я побежал! -- сказал Олежка и кинулся за дверь, пока мама не передумала.
Прислушался, не идет ли кто сверху... Олежка, запрыгивая через ступеньку, стал подниматься побыстрее. На пятом этаже кто-то топтался, потом стал медленно спускаться. Олежка повернул назад, решил пропустить человека, а потом уже пойти к зеркалам. Надо было, чтобы его никто ни в чем не заподозрил. Спустился до первого этажа, а там неожиданно столкнулся с Валеркой.
-- О! А я к тебе! Пошли на улицу?
Олежка прислушался -- шаги наверху стихли.
-- Ну, пошли, -- согласился он. Сейчас не особенно хотелось в зеркала. Свое дело он сделал и мог позволить себе небольшой отдых. -- Куда пойдем-то?
-- Да куда-нибудь. Пошли, посмотрим, что в кино?
-- Проехаться до кинотеатра можно, а смотреть кино что-то не тянет.
-- И то дело! -- кивнул Валерка.
По дороге в кинотеатр "Октябрь" они разговорились о школе, о скорой учебе и о том, что лето так быстро проскочило. Уже август близится к середине, отдыхать осталось совсем мало. Валерке портило настроение то, что он часто вспоминал: "Вот, скоро в школу идти... Еще немного и в школу..." Олежку этот факт тоже печалил, когда на память приходили школьные тяготы, но пока август, он старался об этом не вспоминать. Нужно было догулять две недели в полную летнюю силу, не загадывая, что там будет потом. Потом, возможно, школа станет просто продолжением летних приключений. Как встреча с давними знакомыми, с прошлыми делами и общей на всех заботой -- набираться знаний.
В кинотеатре ничего хорошего не было. А на сборник мультфильмов не хотелось идти даже Валерке. И они повернули домой. Олежка о чем-то задумался, покусывая и облизывая нижнюю губу, а Валерка уже успел привязаться к какому-то мальчишке помладше.
-- Ну че, нету, говоришь, двадцати копеек? Давай, доставай, видно же, что есть.
Мальчишка сделал жалобные глаза и показал сумку:
-- Мне за хлебом надо! Нет у меня лишних, -- и тревожно посмотрел на Олежку: "Они вдвоем, что ли на меня? Неужели отберут все?.."
Олежка очнулся от своих мыслей и тронул Валерку за плечо:
-- Оставь его. Видишь, дело у человека.
Валерка удивленно посмотрел на Олега, мол: чего же ты меня не поддержал?, но от мальчишки отвязался.
-- Иди дальше, пацан. Сегодня повезло тебе...
Мальчишка моргнул и пошел, опасливо оборачиваясь, а от угла побежал со всех ног. Ребята тоже пошли.
-- Ну, как там Француз поживает? -- спросил Олег. -- Давно я его не видел.
-- Нормально. Во Францию ездит каждый день, -- пошутил Валерка. -- А это, слышь, я как-то мячик у тебя оставлял... Надо бы забрать как-нибудь.
-- О, пойдем сейчас, сразу отдам. Потом меня может дома не оказаться.
Скоро подошли к дому Олежки. Зашли в подъезд, стали подниматься по лестнице. На ступенях третьего этажа кто-то сидел, а потом запрыгал вверх и притих.
-- А ты чего меня остановил тогда, у кинотеатра? Были бы при деньгах!..
-- А на кой черт ты к нему пристал? Если надо тебе денег, у меня спросил бы...
-- Но ведь раньше отбирали и ничего! Им будет наука...
-- Глупости все это! Теперь не будем. -- твердо сказал Олежка. -- Мне лично, того раза с милиционером хватило.
-- Но... я не понимаю. Интересный ты человек стал после лагеря! Примерным решил стать, что ли?
-- Ничего я не решал! Вот твой мяч, в сохранности! А просто с этими двадцариками больше мороки, чем пользы. Совесть-то тебе не мучает?.. А меня мучает.
А как ему сказать, что после общения с Западными, после разговоров с Поэтом и с Игорем, он стал беречь людей и свое отношение к ним поменял?..
-- Все равно, я не понимаю... -- пожал плечами Валерка. -- Может, я еще не дорос?
-- Не унижайся, потом сам поймешь, о чем я говорю. А я уже понял.
Валерка хмуро посопел, посматривая на Олежку. Может, думал, не обидеться ли... Но потом передумал -- Олег его давний друг, его он знает дольше, чем одно лето. И что после лагеря Олежка немного "того", так с кем это не бывает в веселые летние деньки...
-- Ну, ладно, пока! А это... еще... Какого числа перекличка? -- подкинул Валерка свой мяч и поймал.
-- А в прошлом году когда была?
-- Тридцатого.
-- Так же и в этом. Пошли, сходим завтра, посмотрим? Может, вывесили объявление.
"Ну вот, -- решил Валерка. -- Олежка еще не совсем потерянный друг!"
-- Я проходил мимо своей, только о приеме первоклашек висит. А у вас?
Олежка пожал плечами. Валерка кивнул, стукнул полусдутым мячом об пол и запрыгал по лестнице вниз. Олежка зашел домой, снова сказал маме, что пошел гулять, и стал подниматься наверх.
Снова услышал шаги. "Кто там все ходит? Вышел покурить, что ли, кто?" Продолжил подниматься, но так никого и не встретил. Подошел к чердачной лестнице, взялся за холодную перекладину и посмотрел наверх.
-- Вот те на!.. Я же закрывал за собой.
Люк на чердак был открыт.
Ребята, как всегда, сидели на поляне и когда Олежка пришел, запыхавшись от быстрого бега через пустырь, все они вскочили, с улыбками побежали к нему навстречу.
-- Ты не во сне, как вчера вечером? -- спросил Нильс.
-- Нет, теперь на самом деле.
-- Ну, давай, присаживайся. Наш разговор подождет, а ты рассказывай, как тебе удалось Сига вытащить.
Олежка обернулся к Сигу:
-- Ты, разве, не рассказал, как мы с тобой тут оказались?
-- Рассказал, конечно, ты что думаешь... Ребята хотят узнать, что до этого было.
-- Да, -- подтвердил Аксель. -- Как ты вообще его нашел?
-- Ну... Лив когда-то намекал, что Сиг под мостом. Только я тогда не знал точно, что смогу. А после разговора с Гобом...
-- Кто это?
-- Это человек такой, он уже старый и много-много знает. Только он далеко в зеркалах.
-- Ну и...
-- Вот он мне и рассказал о Черном мосте. У меня в голове будто прояснилось. И я отправился туда по вашему отражению на паровозе. Курца с Кирхенмаусо видел. Жутчайшее было дело.
-- Что?! -- удивился Лив. -- Тебя поймали?
-- Да, -- неохотно ответил Олежка. -- Не успел убежать. Надо было, ребята, сразу к мосту лететь, но я... первый раз так. Поэтому поехал в последнем вагоне. Установку, правда, вышиб, да двух Теней, что с этими предателями были...
-- Вот т-тролль! -- радостно выругался Лив. -- А как ты вырвался?
-- У меня зеркало было, так что... А потом я сразу к мосту попал. А там уже и до Сига было близко, только нужно было немного догадки. Ну, и опыт, конечно, немного помог. -- серьезно закивал Олежка, потом услышал себя со стороны и засмеялся.
-- А что Курц с Вольтом говорили?
-- Ничего важного. Сказали, чтобы я уходил с дороги, не мешал им. А я уже... уже... -- Олежка замялся: "Сказать им или ет?"
-- Мы тоже без тебя как теперь... Никак не обойдемся, -- сказал Сиг. -- Ты так нам помог!
Олег поднял голову и оглядел всех ребят.
-- Такк!
-- Да чего уж там! -- качнул головой Ноккве. -- Тебе спасибо. Только Курц остался, да Вольт, да сотня Теней.
-- Курца я уведу. -- с готовностью сказал Олежка. -- Только мне надо передохнуть.
-- Конечно. Мы пока сами...
Ребята молчали. Олежка давно хотел спросить Лива и как раз об этом вспомнил.
-- Лив, ты, когда ранен был, на каком языке говорил? Никто из ребят ничего не понял...
-- Да кто его знает, сам не помню. Это было вроде видений. Словно я сел на трамвай и еду по старому городу. Самих домов не видно -- поздний вечер, фонари. Ко мне подходит кондуктор и спрашивает не хотел бы я купить билеты. Я киваю, но спрашиваю что-то и прошу мне дать два билета. Он дает мне, я его благодарю. А потом и думаю: "Зачем же два? Я же один еду и никого со мной нет..." Да и город похож на тот, где был Сиг, под Черным мостом. Так странно! Чуть сам туда не попал...
Олежка пожал плечами.
-- А почему люди растут? -- спросил вдруг Сиг.
-- Ну, как... -- ответил Кнут. -- Жизнь-то идет, растешь и становишься больше и умнее.
-- Не-ет! Становишься больше, а ума, наверное, столько же. Откуда он берется? Разве сам по себе?.. Я вот спрашиваю взрослых, почему у бабочки крылья бархатные, а они отвечают, что так уж есть. А почему так есть -- не могут сообразить. Я и то знаю! Зачем тогда расти? Оставались бы маленькими и умнели себе сколько в кого влезет.
-- Большой дальше видит, -- усмехнулся Аксель.
-- Ну и что! -- возразил Сиг. -- А маленький может на дерево залезть, или влетит на воздушном шаре. Маленький-то легче.
-- Вот вырастешь большим и тогда поймешь, зачем люди растут, -- сказал Нильс. -- Если все же наберешься ума.
-- Нет, я не буду расти!
-- Да ты уже растешь, -- сказал Олежка.
-- Где?! -- спросил Сиг и быстро осмотрел себя от сапожков до белого галстука.
Все, конечно, засмеялись, а Сиг нахмурился и уже подумывал обидеться. Но Лив так заливался, что и Сиг не выдержал, повалился в траву и задрыгал ногами.
Нильс поусмехался недолго, потом кивнул Олежке с серьезным видом:
-- Знаешь, мы о тебе говорили. Хочу дать тебе совет и ребята меня поддержат. Запомни! Всегда делай то, что тебе покажется трудным, но выполнимым. Трудно уходить от нас -- пересиль себя. Трудно и обидно говорить, когда тебя не понимают, -- убеди, или хотя бы старайся это делать, только не молчи.
-- А... откуда вы знаете, что меня не понимают? Вот только сейчас...
-- Ну, мы же ребята из легенд, -- Усмехнулся Отто. -- Ты сам говорил. Мы все можем.
Олежка уже знал -- не все.
-- Не-ет, я догадался! Просто Лив слазил по моим зеркалам! Я слышал, как он топтался наверху, а потом забыл люк закрыть. -- и Олежка вместе со всеми засмеялся этому разоблачению. -- А действительно, иногда весь смысл объяснять что-то человеку теряется, когда тебя не понимают. Говоришь, будто впустую.
-- Не упрощай, -- заметил Лив. -- Захотят понять, будут думать над твоими словами. Поднимай их до своего уровня, это труднее, чем самому сделаться подстать им.
-- Да, наверное, -- кивнул Олежка.
Все сидели спокойно, вдруг -- тихий свист и Сиг метнулся с места в густую траву. Потом приподнялся и смотрел уда-то вдаль. Ребята выхватили из карманов зеркала.
-- Серебристые давать? -- спросил Кнут. -- Я всех взял.
-- Дай мне Ютту и Весту, -- попросил Ноккве. -- Я встречу Теней ближе к городу. Пусть девчонки сразу бегут домой.
(Среди Западных было всего две девочки -- Ютта и Веста. Их еще называли "половина десятого", но это было так же, как Лива иногда звали Полосатым из-за его арестантской одежды в которой он пришел когда-то к ребятам на окраины. А почему две девчонки "полдесятого" -- никто не хотел объяснять. Даже Лив сказал:
-- Сам догадаешься.
И Олежка гадал: "Может, они просыпаются в половине десятого?.. Или, возможно, что это давняя их история о том, что они торопили кого-то к этому времени. Надоедали этим числом... Например, Акселю!"
Олег высказал свою догадку ребятам. Они усмехнулись. Аксель похлопал Олежку по плечу:
-- Ну, ты умник!
Оказалось, что Олежка ошибся. Но и снова ребята ему ничего не объяснили.)
-- Пора, -- сказал Сиг и взял Лива за руку. -- Пошли.
Олежка остался и провожал их двоих глазами.
-- Держись со мной, -- подскочил к нему Аксель, -- не пропадем!
Ноккве давал указания фланговым и они разбегались в разные стороны. Нильс убежал за Ливом и Сигом. Кнут раздавал всем серебристые зеркала. Потом только шуршали в траве ноги бегущих ребят.
Вдруг зашипело -- на опушке разлетались кляксы. Все бросились туда. Мать честная! Теней около двадцати сразу. А позади них сразу несколько установок шипящих пуль. Видимо, вчерашняя вылазка Олега сильно нарушила планы Мрачных. Да Хакеншток с Кирхенмаусом разъярились после того, как упустили его.
-- Держись за мной, -- сказал Аксель. -- За моей спиной. А то, не дай бог, попадут в тебя пули, а мы не знаем, как их из тебя выводит.
Сиг и Лив вернулись обратно. Основная часть ребят собралась вокруг них.
-- Они видят у нас серебристые зеркала и не подходят близко. Надо сделать вид, что у нас кончились силы, мы подчиняемся, уступаем им, а потом достанем зеркала. Сразу стрелять они не станут, это уже точно. А нам того и надо.
-- Тогда так и сделаем, -- сказал Ноккве. -- Все! По местам!
Ребята разбежались. Олег опять увязался за Акселем. Ноккве побежал стороной к городу.
Мрачные понаставили везде установок и те лупили, почти не целясь. Пытались запугать ребят. А те не боялись, только старались пригибаться, чтоб не попасть под шальную пулю. Все были подавлены. Олежка оглядел их лица и решил, что ребята такого не ожидали. Потом услышал, что Нильс на переднем фланге напевает какой-то гимн.
Мы тоже с народом своим заодно...
-- уловил Олежка. Песню подхватил Отто, оба выбежали из ямы и почти сразу же оба упали. Отто просто запнулся, а Нильса крепко ранили в плечо. Аксель кинулся к нему, отдав серебристое зеркало Олежке. Нильс лежал на спине и корчился от боли. Плечо заливало кровью и Аксель сунул под его голландку платок и прижал. Нильс застонал и стал белый, как полотно.
-- Мне больно... Меня знобит... Ты... не уходи от меня, -- ухватил Нильс Акселя за одежду.
-- Спокойно, Нильс. Терпи, -- и оглянулся к Олежке, оставшимся за пригорком. -- Уле! Давай сам!
Олежка пристроил серебристое зеркало поудобнее в ладони и кивнул. Спрятал за спину, а потом снова достал. На обороте было написано: "Рольф". Олежка посмотрел на Нильса, тот терял сознание и Аксель суетился над ним, не зная, что делать.
Олег вспрыгнул на пригорок и затанцевал, отвлекая внимание Мрачных на себя:
-- Эй,обормоты! Ну, подойди, только! Слабо стрельнуть в меня?!..
-- Рольфа, Рольфа не вырони! -- крикнул Аксель и, подхватив Нильса под мышки, потащил обратно к яме. Отто его прикрывал, направляя на Теней зеркало.
Олежка подпрыгнул и вскинул вверх руку с зеркалом. Тени остановились и дали залп, но Олежка уже катился по траве, уворачиваясь от клякс и стараясь, чтобы хоть одна пуля, из пролетавших мимо, попала в зеркало.
Одна попала, даже две или три подряд. И сразу же отразились назад. Установка вспыхнула, а Олежка выронил зеркало -- его выбило из руки. Порезался об острый край.
Вскоре подоспел Аксель, оставив Нильса на попечение Отто. За Олежку сейчас больше волновался...
-- Я порезался, -- сказал тот, спокойно глядя на капающую с пальцев кровь. Несколько капель упало на зеркало.
-- Ничего, я перевяжу, -- ответил аксель доставая из кармана узкую полоску материи вместо бинта. -- В зеркало попали?
-- Ага, вот оно, я выронил.
-- Тогда сделаем вот так... -- Аксель подобрал серебристое зеркало, направил его на солнце и подкинул высоко вверх. Зеркало заблестело быстро вращаясь, а когда уже почти упало на землю, вспыхнуло и превратилось в мальчишку. Он ощупал себя, похлопал ладошками по груди и бокам, и заметил Олежку и Акселя.
-- Аксель!
-- Рольф! Получилось! -- кинулись они навстречу друг дружке. Олежка остался на месте.
-- А это кто? -- спросил Рольф, указывая на него.
-- Это Уле, наш новый друг. Ты не помнишь его? Вчера он Сига из-под моста вывел. А ты где был?
-- Сам не знаю, -- буркнул Рольф. -- Будто спал где-то. О, смотри-ка, у меня на голландке Улина кровь!
От леса шли еще несколько Мрачных, а сбоку к Олежке подбегал Лив.
-- Уле, поехали к Восточным! Нужна помощь, -- Лив задыхался от бега и склонился вниз, опершись руками о колени. -- Ф-фу! И зеркала их возьмем.
-- Хе, да это никак Лив! -- сказал Рольф.
-- Ой, Рольф! Извини, что не заметил. Видишь же, что тут у нас творится. Ты уже с нами? Беги вон туда, к Сигу. Там Ханс уже живой.
-- Погоди, Лив, -- спохватился Аксель. -- Тут Нильс... Совсем плохо.
Нильс лежал на пологом травянистом склоне оврага с закрытыми глазами и облизывал губы. Лив кинулся к нему, сунул руку под плечо.
-- Иди отсюда, Лив! Сгинь! -- злобно, даже сквозь слабость, сказал Нильс.
-- Застряла... Пуля застряла и уже растворяется, -- заметил Лив, а у нас серебристых не осталось. -- Уле, нам надо его под Черный мост.
-- Так это надо ночью. Лучше в город. А я потом уведу его. Ходить-то он сможет?
-- К вечеру оправится, -- сказал Аксель. -- Лив тебе поможет доставить его по второму отражению.
Лив переглянулся с Акселем, подумал и кивнул. Четверо ребят подхватили Нильса на руки и понесли к городу.
-- Сейчас все равно поедем к Восточным.
Рольф вдруг остановился и отпустил ногу Нильса. Брови Рольфа взлетели вверх, он глотал судорожно воздух, заикался и ничего толком не мог сказать.
-- Успокойся, Рольф. В чем дело?
-- Вы к Восточным, а у них еще есть серебристые зеркала! Вот бы и Нильса с собой захватили!
Лив с Олежкой заударяли себе по голове.
-- Точно!.. Только стоит ли таскать туда Нильса? Зеркала мы и так можем привезти.
Все оказалось очень просто. Только дотянул бы Нильс до возвращения Лива и Олежки. А то и сам превратится еще, чего доброго, в серебристое зеркало...
Ребята понесли Нильса дальше. По дороге встретили Ноккве. Он как-то уцелел против пятерых Мрачных и еще умудрился превратить в самих себя Ютту и Весту.
Нильса оставили у сапожника Мота Эриксона и все разбежались по окраинам, окружая Теней с тыла, отводя их от города.
Олежка и Лив направились в старый дом к зеркалам.
Снова в Город Фонарей.
-- Тебе не попало от отца, когда ты вернулся? -- спросил Полковник.
Ларс промолчал, видно неприятности все же были, и сказал о другом:
-- Знаешь, Западные, наверно, скоро закончат войну.
-- А ты чего остался? Все наши поехали к лесопилке, помогать.
-- Не отпустили, -- вздохнул Ларс. -- Братишка наябедничал. Да и меня самого давно дома не было.
-- Ну, дак! Кто же знал, что тебя подстрелят...
Те, кто были серебристыми зеркалами, постепенно возвращались домой. Ларс и трое его соседей-мальчишек были последними из них. Этот день оказался самым удачным и, в какой-то мере, даже переломным в войне с Мрачными. Кроме Нильса, да нескольких правофланговых, никто не пострадал, а Мрачные лишились еще около пятидесяти своих злодеев.
Олежка так и не смог передохнуть. Вернулся домой поздно вечером, измотанный, голодный, хотя и поел с ребятами в Вердаге. Мама даже не спросила, где он носился с утра. Взъерошила его волосы и сказала:
-- Ешь и ложись спать. Ты посмотри, как волосы на солнце выгорели...
-- Ага! -- сказал Олежка весело и сел за стол. А потом вспомнил, что еще не все; что еще осталось много Мрачных, а главное -- Хакеншток с Кирхенмаусом.
После ужина Олежка даже не стал смотреть телевизор, пошел в свою комнату и ходил там около окна, смотрел из темной комнаты на освещенный двор и все думал, каким образом увести Хакена. Обещал, ведь...
"Надо, наверное, под мост. Он оттуда не выберется. Надо попробовать."
И Олежка решил увести Курца под Черный мост. Не сегодня, потом, следующей ночью. Сейчас было много впечатлений от событий дня. Вспомнил, как они с Ливом примчались к Восточным, никак не ожидавшим, что у Западных вовсю идет война и что такого напряжения сил еще никогда не было. Помочь, конечно, согласились, но Ливу дали только серебристое зеркало Ларса.
-- А зачем вам еще? Чтобы Нильсу помочь, одного хватит. Остальных превратим мы. Да тут еще пришел незнакомец и принес зеркало "Гай"... Говорит, что надо срочно. Где он такое серебристое взял?..
Лив посопел, согласился оставить остальные зеркала, взял Ларса и поехал с Олежкой, ожидавшим его в стороне, обратно.
Нильс уже бушевал и прогонял всех от себя, не хотел никого видеть. Ребята, увидев, что Лив привез зеркало, ухватили Нильса за руки, за ноги и прижали к лежанке. Лив наклонился над его раненной ключицей и направил зеркало. От раны заструился тонкий дымок. Нильс замычал и закусил губу. Он все еще упирался, пробовал вырываться, но постепенно затихал и минуты через три обмяк и уснул.
-- Все! -- сказал Лив. -- Готово! Что-то долго в этот раз.
-- Наверное, не одна попала. Когда одна, тогда еще ходить можно...
Олежка вспоминал все это и лег подремать. Спокойствия не было. "Пока Курц и Кирхенмаус на свободе, ребятам будет плохо. А если увести их сейчас?.. Во сне не надо бегать -- лежишь тут, спишь и понемногу уводишь Хакенштока под мост. -- думал Олежка, засыпая. -- Только где я сейчас найду Хакена? Может, он у лесопилки?.. У лесопилки... У лесопилки..."
Олег полетел наверх, к зеркалам, а потом очутился у лесопилки. Не ожидал, что встретит там Сига. Тот подошел.
-- Ты чего здесь? Опять во сне, да?
-- Ага, а где Хакеншток?
На голос Олежки вылез Лив.
-- Ты отдохнул бы. Ты же хотел...
-- Не могу успокоиться, когда дело не сделано. У меня мало дней осталось в запасе.
-- У нас тоже, -- опустил глаза Сиг.
Далеко, в городе зазвонил колокол. В лесу за сараем, кто-то испуганно вскрикнул.
-- Часы бьют! -- снова послышался этот голос и Лив с Олегом и Сигом кинулись за сарай. Голос Хакенштока они узнали сразу. Видимо, он объяснял про часы Кирхенмаусу, так как следом на опушке леса появился он.
-- И что это означает?
-- Эти часы остановились, когда пришли Тени, слава им, -- шепнул ему Хакеншток. -- И если снова заработали, это значит, что нам скоро конец.
-- Это мы еще посмотрим. И кто тебе такое рассказал только?! -- не поверил Вольт. -- Это просто колокол на Дальней колокольне.
-- А по кому он тогда звонит, скажи мне?..
-- Пора, -- шепнул ребятам за сараем Олежка, а про Хакенштока подумал: "Как удачно я догадался! Он будто ждал уже меня здесь."
-- Поскорей возвращайся! -- сказали с опаской Лив и Сиг.
-- А если у меня духу не хватит?! -- осадил назад Олежка.
-- Справишься. Сига же вывел. А чтобы ты чувствовал себя уверенней, возьми этот знак, -- Лив снял с шеи нитку с металлической трехконечной звездой в кольце. -- Это древний знак объединения миров. У Восточных он почитается, как талисман. А мост как раз у Восточных. Ты же Хакена хочешь под мост?..
-- Именно. Ну, пожелайте мне удачи.
-- Удачи тебе, Уле, -- пожал Лив руку Олежке.
-- Уведи его, пожалуйста, ладно? -- кивнул Сиг.
Олежка усмехнулся, взъерошил ему волосы. Сиг прижался к боку Лива и тот по-братски положил ему руку на плечи. Олежке они напомнили Славика с его Мишкой, и он пошел к Хакенштоку.
С Курцем и Вольтом, как и в тот раз, когда ходил за Сигом, оказалось двое Мрачных. Почему-то эти двое не поддавались тьме, которую те излучали. Олежка же почувствовал, что его стало охватывать сладкое оцепенение. Нащупал в кармане зеркало и резко выхватил его. Сзади к Олежке подбежал Лив.
-- Я помогу! Мрачные сейчас слабые. Твой -- правый, мой -- левый.
Тени заметили ребят и двинулись к ним, пока не замечая зеркал. Позади Мрачных торопились Хакен и Кирхенмаусом.
Ребята полу прикрыли глаза, чтоб не смотреть на черноту Теней, и ждали когда те подойдут поближе. Потом резко и одновременно наставили на них зеркала. Мрачные растаяли и расплескались кляксами. Одна или две упали Олежке на руку и он их свел быстрым движением зеркала, будто смахнул.
-- Держи их! -- крикнул Кирхенмаус Хакенштоку и ребята попятились. Даже без Теней эти двое были опасны.
-- Веди Курца, куда хотел, -- сказал Лив. -- Они разделятся.
Олежка повернулся спиной к Ливу и побежал в сторону. Курц что-то пошептал Вольту и они, действительно, разделились. Хакеншток, прихрамывая, директорской походкой и короткими перебежками двинулся вслед за Олегом.
-- Постой, мальчик, постой! -- попросил он запыхавшись после двух-трех минут преследования.
Олежка приостановился.
-- Что, догнать не можете? Слабо!
-- Ну, я же старый человек. Подожди, отдохнем вместе.
Олежка решил схитрить. До моста еще было неблизко, надо было потянуть время и как можно дальше увести Хакенштока. Не сбавляя шага, Олег сказал:
-- Ага, знаю я вас! Я остановлюсь, а вы меня схватите...
-- Да что ты! Зачем мне тебя ловить?
-- А чего тогда пошли за мной? Я же вас не звал.
Хакеншток остановился.
-- Да я как лучше хотел. Ночью-то тебе одному, наверное, страшно?
-- Страшно, еще как! -- согласился Олежка. -- Но вы-то зачем со мной пошли?
-- Так чтоб не страшно было! -- улыбнулся Олежкиной наивности Хакен. -- Ну, что, идем вместе?
-- Идем. Только я впереди пойду.
Курц стал понемногу нагонять его, заговаривая Олегу зубы.
-- Лив это твой друг, да?.. Хороший мальчик, я его давно знаю. И отца его знавал. А... ты куда идешь, да еще один?
-- Я не один, я с вами, -- сказал Олежка и остановился. Курц подошел совсем близко и тоже остановился. Осклабился в редкозубой улыбке. Олежка смотрел в его выцветшие желтые глаза и видел, что там разгораются красные огоньки. Хакеншток резко выкинул руку вперед, но Олег увернулся и, смеясь, отскочил. Курц тоже засмеялся, а потом нахмурился.
-- Иди сюда, говорю! Быстро, нето...
-- Нето, что? -- спросил Олежка и стал оглядываться. С чего это Хакеншток осмелел: уж не появились ли Тени?..
-- А... я, наверное, не то сказал. Забудь! -- конфетным голосом произнес Хакен. А сам снова перебежками кинулся за Олежкой. До моста уже было недалеко и Олежка смело понесся туда. Теперь оба они стали серьезны. Шутки кончились.
-- Вот ты и попался! Теперь не убежишь! -- закричал Курц и побежал быстро-быстро, без хромоты.
-- Ой! -- вскрикнул Олежка и запнулся. Падая, он вспомнил о мосте и почувствовал как ударился о землю уже в полной темноте окраин Города Фонарей.
-- Вставай скорее... Вставай... -- зашептали со всех сторон неизвестные друзья и вдруг стало тихо. В темноте мелькнули два зеркала и серая фигура Хакенштока стала искать Олежку наощупь.
-- Ты где, мальчик? Я ничего здесь не вижу, дай мне руку.
"Как бы не так!" -- подумал Олежка и нащупал под рукой камень. Хотел сначала сунуть ему в руку вместо своей ладони, но передумал и кинул в зеркала, блестевшие позади Хакенштока. Те сразу же разлетелись на мелкие кусочки.
Олежка догадался, что тот бывал уже здесь. Возможно, что и не раз, поэтому и зеркала у него припасены на всякий случай. Хакеншток не мог пролезать одной только мыслью.
-- Теперь не выйдешь отсюда, Хакен! -- крикнул Олежка и перелетел через мраморно-черную стену наружу. Стоял возле нее, ожидая, не появится ли следом Хакеншток.
И вдруг на небе зажегся тонкий месяц. Вышел из большой тучи и повис высоко в ясном холодном небе.
"Сегодня уже не новолуние! -- испугался Олежка. -- Завтра было бы еще хуже. Но сегодня были тучи, лунного света не было и все удалось!" Под мостом полыхнула зарница -- это зажглись над Хакенштоком тысячи фонарей, десятки тысяч, все фонари Города... Олежка смотрел с отделения, как Курц, сгибаясь и прячась от яркого света, медленно поднимает с земли два осколка зеркал и пытается просунуть в них руку. Потом глухо ругается и бросается в черную стену. Исчез!
"Лив говорил, что стена -- это темные отражения, -- вспомнил Олежка. -- И что там можно легко заблудиться, так как не видно, сколько отражений ты прошел."
Хакенштока стало немного жаль. А может, просто с отвращением смотрел, как тот беспомощно старался сделать хоть что-то, чтобы не остаться под мостом. Но потом вспомнил о ребятах и чувство стыда у Олежки прошло. "Почему же так бывает, что для счастья одних надо причинить зло другому? Хотя Хакеншток и сам сделал столько зла, что заслужил еще и не такой расплаты."
Олежке хотелось сказать: "Смерть предателю!", но не поворачивался язык. Как он может решать это сам?.. А сейчас ребятам помогал.
Тем не менее, с Хакенштоком было покончено и Олежка проснулся. Проснулся на полу. Видно, упал с кровати в тот момент, когда запнулся во сне. Упасть во сне не больно, поэтому ничего не зашиб. Да и когда запнулся, то упал больше на руки и плечо, может, и здесь так же?..
Олежка встал, походил по комнате, разделся и влез под одеяло. Теперь надо было просто спать, хотя точило желание посмотреть, как там дела у Лива с Кирхенмаусом. Но вспомнил слова Нильса: "делай то, что трудно".
Под утро приснилось невероятное: Поэт пожимал руку Игорю из Мадаполамска. На этом и проснулся. Надо было навестить их обоих.
Последние усилия.
Оказалось, что Кирхенмаус попал в "волчью яму", которую ребята вырыли для Мрачных год назад.
-- Там ему и место, -- сказал Нильс, когда его, выздоравливающего, подвели утром к краю ямы. Ноккве высыпал туда все мешки с зеркальными осколками, которые почти не помогали в войне, и никто не подозревал, чем это обернется -- Кирхенмаус исчез, растаял темным облачком. Ребята отпрянули удивленно от ямы... Кирхенмаус тоже оказался темным, был предателем. Может, таков же конец пришел и Хакенштоку?..
Олежка после рассказал о нем и ребята порадовались. Теперь остались только Тени, но с ними ребята могли уже справиться сами за несколько дней, если не найдется еще какого-либо предателя. И когда все будет кончено, Аксель сможет спокойно и мирно пускать свой большой воздушный змей, рейки для которого он старательно строгал почти два месяца.
Сейчас, утром было тихо и ребята радовались спокойствию, зная, что оно только на время. Каждую минуту ждали барабанной дроби или свиста дозорных. Олежка сидел среди ребят и слушал их разговоры. В основном, обсуждали события последних дней: что им удалось, что нет... Потом Кнут проговорил:
-- Скоро уже в гимназию. Двадцать пятое августа все ближе. Уже и прохладно, и дожди начинаются.
-- А почему так рано?! -- удивился Олежка.
-- Лето у нас начинается с 14 апреля, поэтому и в гимназию раньше. Сразу же после Варфоломеева дня.
-- Значит, через десять дней вас здесь уже не будет?
-- Мы будем приходить, если Тени еще останутся, но уже реже. В прошлом году мы так их и упустили. За зиму они снова восстановили свои силы.
-- Тогда их надо всех сейчас уничтожить, -- предложил Олежка. -- Успеем?
-- Постараемся, -- сказал Нильс, вздыхая. -- Но, возможно, что не успеем до гимназии.
-- Нет, Нильс, успеем, -- закивал уверенно маленький Сиг. -- Серебристых зеркал нет. Нас уже много и Кнуту больше нечего будет охранять. Кирхенмауса с Хакеном тоже нет... Вот, ведь, вредные были, да?
Лив поерзал:
-- Не стоит о них вспоминать, Сиг. Они вовсе не герои, чтобы их помнить.
Прибежал дозорный, посвистывая на ходу, но без особого испуга в глазах.
-- Там это... Тени наступают! Идут к нам и к городу! В полном беспорядке, без строя, но решительные. По-моему, идут мстить. А может, на поиски своих двоих проводников.
-- А установки?
-- Похоже, что все, которые у них были. Много. Мне страшно сделалось там одному сидеть, вот я и прибежал.
-- Ну, вот, последняя атака, -- заключил Нильс, понемногу разрабатывая подживающее плечо.
Лив подозвал всех ребят поближе, а Олежке сказал:
-- Уле, тебе надо домой. Сегодня точно.
-- Но я в порядке, я хочу с вами!
-- Я понимаю, но так можно и нарушить что-нибудь. -- Лив показал на голову. -- Понимаешь? И не получится больше прийти к нам.
-- Да мне не трудно...
Лив закрыл глаза и остановил рукой речь Олежки: мол, не прекословь.
-- Пожалуйста, приходи завтра. А лучше дня через два.
Ребята закивали, соглашаясь.
-- Мы будем тебя ждать, но ты не торопись, отдохни, -- сказал Отто. -- Дальше мы сами справимся.
У Олежки от возмущения захватило дух:
-- Но я же к вам не как помощник прихожу! Я же как друг...
-- Извини, я не так сказал. Я не хотел... Ты не понял.
-- Да я понял, Отто, -- опустил голову Олежка. -- Ладно, раз так. Я не обижаюсь.
Ребята с укором посмотрели на Отто, затолкали его в бока, чтоб думал, что и как говорит. Тот отошел в сторону хмурый и виноватый.
-- Тебя проводить? -- спросил Ноккве Олега.
-- Да чего я, маленький, что ли? Сам дойду. -- и, взмахнув рукой, зашагал к городу стороной, где Мрачные не ходили.
Лив подтолкнул Сига:
-- Иди с ним.
-- Уле, я с тобой! -- догнал тот Олежку.
-- Ну, идем. Тебе тоже надо в город?
-- Нет, просто с тобой пойду. Все равно от меня ребятам нет особой пользы. Только больше переживают за меня.
-- Это почему же переживают? -- Олежка поглядывал на подпрыгивающего рядом Сига и улыбался: "Вот жизнь у него -- прыгает да радуется!"
-- Да... так, просто. Говорят, что я еще маленький и ничего не понимаю еще.
-- Кто говорит?
-- Ну, Нильс, Ноккве, Отто...
-- А Лив?
-- Лив меня защищает! -- с гордостью за него сказал Сиг и посмотрел на Олежку, будто спрашивая: "А ты бы меня защищал?" Олежка отвел глаза в сторону.
-- А со мной ты чего пошел?
-- Проводить. Да, может, к Моту-сапожнику зайду... Уле, а ты не знаешь, зачем у коровы язык шершавый?
-- С таким, наверное, уродилась. Или нарочно, чтоб ты всех спрашивал.
-- Я и так всех спрашиваю, но никто не знает. Вроде старше меня, а ответить не могут. Лива спросил про морскую свинью и желуди, он тоже мне не сказал.
-- Ты и меня уже об этом спрашивал. Там, под мостом, помнишь?
-- Не-а, не помню. Я тогда о ребятах думал. А еще вспоминал, как под фонарем было... -- и Сиг всю дорогу объяснял, как он жил в Городе Фонарей, пока Олежка его оттуда не вывел. Сказал, что Лив очень жалел о том, что сам уходил, а Сига не мог с собой прихватить. А ребята без него не чувствовали себя в безопасности, не знали о приближении Теней.
-- А дозорные тогда для чего? -- спросил Олег.
-- Дозорные само собой, а я раньше чувствую. -- Сиг подпрыгнул и засмеялся. -- И сейчас так здорово, что я снова со всеми! И что ты с нами, тоже здорово!
Олег улыбнулся: "Ну, Мишка и Мишка... Вылитый." И самому стало так хорошо и весело, словно Сиг передал ему свою радость. Олежка забыл свои смутные обиды на ребят.
-- Бежим вон до того камня наперегонки! -- крикнул Олежка и понесся бегом.
-- Погоди, так нечестно! Дай мне немного убежать.
-- Ну, на! -- остановился Олежка и Сиг пробежал мимо него.
-- Теперь догоня-ай! -- крикнул Сиг через плечо и Олежка, подпрыгнув на месте, помчался как самолет, отводя руки назад. Сиг оглянулся и засмеялся. От этого сбавил ход и Олег быстро нагнал его. Ухватил за плечи и радостно, будто всему свету, крикнул:
-- Пойма-ал!
Сиг вырвался и снова побежал. От смеха не мог бежать быстро.
-- Вот и нет! Поймал, так держи!..
...После обеда Олежка решил навестить Игоря и Поэта. Только на то, что найдет Поэта в его городе, Олежка не очень рассчитывал. Сначала Олежка решил съездить к Игорю. Уже знакомым путем, на трамвае добрался до моста на протоке. Огляделся. Ничего там не изменилось -- все тот же мост, та же речка. Байдарочники уже не плавали, только с тех мостков, где раньше спускали байдарки, теперь рыбачили местные мальчишки. Игоря среди них не было. Олежка направился прямо к нему домой.
Когда приходил сюда, он постоянно вспоминал о том, как здорово отобедал у Игоря в первый раз. Все у него попробовал, только отказался от взбитых сливок. Сладкие воспоминания вызывали у Олежки иронично-озорную улыбку.
Олег взбежал по лестнице к двери и нажал кнопку звонка. Дверь открыла Игорина мама.
-- Здравствуйте! Олег, если не ошибаюсь...
-- Все верно. Здравствуйте! А Игорь... дома?
-- Нет. По-моему, он отпрашивался в кино... До школы осталось совсем немного времени, вот он и наверстывает упущенное. Да вы проходите. Хотите чаю?
-- Нет, спасибо. Я поел недавно дома. -- Олежка вздохнул. -- Мне тоже скоро в школу. И, наверное, уже не смогу приезжать сюда. Знаете, я бы хотел вас попросить передать Игорю мой привет. И пусть не обижается, если меня долго не будет.
-- О, ну конечно, конечно, я передам. Спасибо, что навестил. И жаль, что Игоря не было дома.
-- Ничего, мы с ним еще увидимся, -- кивнул Олежка. -- Я пойду. До свидания!
Игорина мама тоже попрощалась и закрыла дверь за спускающимся с крыльца Олежкой. "Может, это даже хорошо, что Игоря не застал? Возможно, он уже начал меня забывать. Вот, в кино убежал. Наверняка с друзьями..."
Оставалось только навестить Поэта.
"Может, и он меня забыл? До лесопилки, где обычно бывал, ему неблизко ехать. Разве что, как тогда, стихи здесь писать?.. Но уже слышал, наверное, от Восточных, как тут стало опасно..."
У лесопилки Поэта не оказалось. Олежка прошел до узкоколейной железной дороги и сел на рельсы. Прислушался, почувствовал, что идет поезд. На всякий случай сбежал с насыпи и укрылся в кустах. Паровозик шел от города и тянул те же вагонетки, что и раньше. Прогромыхал на ближних рельсовых стыках и медленно ушел вдаль. Поэта на нем не оказалось. Олежка постоял немного, почесывая в затылке и пошел обратно в город, решив, что как-нибудь в другой раз выберется в путешествие подольше и доберется до Поэта в его Хестщернене.
Вердаг во втором отражении был похож на тот, что в седьмом, только жители немного другие и дома стояли не так, в другом порядке. Заброшенный дом стоял все на том же месте, как Олег его помнил. Уже загадывая, как вернется к зеркалам ни с чем, перебрался на другую сторону насыпи, как почти нос к носу столкнулся с Поэтом. Оба удивились.
-- Привет! -- Поэт обрадовался. -- Долго же тебя не было.
Наверное, он спрыгнул с вагонетки на другую сторону, чтобы машинист его не заметил. И ждал, пока паровозик не отойдет подальше, не показывался.
-- Да и ты тоже тут стал не часто бывать, -- кивнул Олежка. -- Когда я тут пробирался по делам, тебя ни разу больше не видел. Ну, что нового в творчестве?
-- Есть у меня одна идея, но о ней пока рано говорить. Так все... понемногу. То, се...
-- Знаешь, я рассказал Западным одно из твоих стихов и они сказали, что это получилось вроде гимна. Им понравилось.
-- Точно? Вот это новость! Здорово!.. А ты что же, с ними дружишь? Подожди-ка, да ведь это их голландка на тебе! Ух ты!.. Теперь я вижу, что ты не простой человек.
-- Да брось ты! Я обыкновенный. И Западные тоже обычные, как ты, как Восточные...
-- А я их, почему-то ни разу не видел, хотя и у лесопилки был, и на окраинах Вердага. Даже до твоего сарайчика добирался.
-- Вот уж я не знаю! Может, просто не показывались тебе, -- сказал Олежка, а чуть погодя сделал открытие: это, ведь, совсем другое отражение. Хотя есть Восточные, но Вердаг -- другой и Западных тоже здесь может не быть. Но Поэту этого не стал объяснять.
-- А знаешь, -- сказал тот новость, -- у нас появился новый Заблудившийся. Спрашивал, далеко ли от нас до Вердага. Я его раньше не видел.
-- А это, случаем, не Хакеншток? Ты его знаешь? -- у Олежки вдруг разболелась голова.
-- Нет, что ты! Чтобы я да Хакенштока не признал!.. Этого я вообще никогда не видел. Да он и оборванный весь, и больной. Наши Заблудившиеся взяли его к себе, лечить будут. А то он уже на ногах не держался. Надо же было так далеко в зеркалах забраться... Эй, Олег, что с тобой?!
Олежка присел и опустил голову на руки. Глаза чесались, в висках часто стреляло и уши будто заложило ватой. Голос Поэта слышался отрывками.
-- Голова болит ужасно, -- сказал Олежка и стал подниматься.
Поэт засуетился и побледнел не меньше Олежки.
-- Где твои зеркала? Тебе домой надо.
-- Что? Говори помедленнее.
-- Зер-ка-ла у те-бя где? -- повторил Поэт почти в самое ухо Олежке.
-- В городе, -- махнул тот рукой, а сам уже не смотрел на Поэта. Не видел.
Поэт подхватил его под руку и повел к городу, расспрашивая, где именно у него стоят зеркала. Олежка припоминал, а у самого перед глазами расплывались цветные круги и спирали.
Пока шли к городу, Олега немного овеяло свежим воздухом. Полегчало. Но как только вылез из зеркал на чердаке, боль снова навалилась. Не помня себя, Олежка добрался до железной лестницы, спустился и позвонил в ближайшую квартиру. Когда соседка открыла дверь, ему показалось, что она -- это Хакеншток, и он потерял сознание.
Очнулся только от стреляющего в нос нашатыря.
-- Ну вот! -- сказала сердито мама, закручивая пузырек. -- Добегался! И какой черт тебя потащил на пятый этаж?
-- Да погоди, мать, -- сказал Владимир Михайлович. -- Пусть очухается.
И родители вышли из комнаты поговорить между собой.
...Болел Олег больше недели. И врача на дом вызывали, и лекарство какое-то сверхпротивное пил. Мама считала, что он переел мороженого, отец -- что это причуды начала переходного возраста, а сам Олежка -- что Лив был прав, когда советовал ему отдохнуть. Надо было слушаться, они лучше знали, как и что бывает.
Вот Олежка и отдыхал теперь вынужденно, покашливал и смотрел с кровати в окно потухшим взглядом.
И мама с папой ворчали беспокойно, что вот, мол, лето, а Олежка вздумал болеть.
Когда Олежка и Сиг ушли с поляны к городу, ребята-Западные достали свои зеркала и приготовились встречать Мрачных. Олежки с ними нет и не за кого теперь бояться. Сами они уже не боялись стать серебристыми зеркалами, знали, что друзья восстановят их снова. Знали это, но с Тенями бороться от этого не становилось легче.
Сиг вскоре вернулся обратно. Ребят уже нашел возле лесопилки. Спросил Нильса, оставшегося в резерве по болезни, сколько уже осталось Теней. Ноккве был далеко, но на виду и командовал:
-- К лесопилке -- пятеро, к железной дороге -- двое! В открытую пойдут все остальные, как в прошлом году.
Аксель скинул голландку и завязал рукава на поясе. Было жарко. Нильс поглядывал за Акселем издали, тоже хотел бы снять душную голландку, но боялся потревожить раненое плечо. Изнывал от жары в компании болтливого Сига и проклинал судьбу.
Мрачные шли в беспорядке, разбегались куда попало, единой команды не было и ребятам было легче их расплескивать, чем в предыдущие дни. Основной план Теней был -- взять кого-нибудь из ребят в плен, потом переговоры на их условиях и безоговорочная победа. Но окружить ребят не удавалось. Дозорные у ребят были расставлены неравномерно. Ребята сами подкарауливали Теней, не высовываясь до поры из укрытий. Другие отвлекали огонь установок на себя. Основные силы, меж тем действовали более свободно. Тени только зря тратили свои силы.
Ближе к вечеру Мрачные начали ретироваться и ушли в дальний лес. У ребят появилась передышка.
-- Зря ты сказал, что дней через десять покончим, -- сказал Лив Кнуту. -- Все закончится намного раньше.
-- Я сказал, что самое большее -- это десять дней. Потом-то мы уже не сможем.
Ребята управились за два дня. Эти два дня Олежка обещал отдохнуть, но получилось вон сколько.
К ребятам он пошел только двадцать третьего августа. Решил, что сумеет им объяснить свое долгое отсутствие. Перешел в седьмое отражение, не зная, воюют ли еще ребята с Тенями.
...Аксель бегал по поляне и пускал змея. Змей раскачивался, кружился и никак не хотел высоко взлетать. Позади змея бежали остальные ребята, смеялись и кричали:
-- Беги, беги быстрее, Аксель, тогда взлетит!..
А Сиг остановился и сказал громко:
-- Уле пришел, посмотрите!..
Ребята остановились и змей глухо упал в траву, запутывая нить. Олежку неспеша окружили со всех сторон, а он вертел головой, с тревогой посматривал на серьезные лица. Олежка сразу понял, что придется все объяснять. Даже самому стало обидно, что так получилось. Главное сам хотел к ребятам, а не вышло. Глаза у Олежки защипало, дернулся подбородок.
-- Я не.. -- начал он, но прибежал Лив и ребята обернулись к нему.
-- Ребята! У меня отец вернулся!
-- Здорово!..
-- Как?! И ты теперь от нас уедешь?
-- Нет, что вы, как можно! Тут останемся.
-- Это отлично! А где был твой отец?
-- Представляете, он тоже в зеркалах заблудился. И попал под Черный мост. Говорит, что там -- Город Фонарей. Это значит... значит, что он с тобой там был, Сиг?
-- Не знаю. Я его там не видел.
-- Ну, ладно. А потом ему кто-то подсказал, как добраться до Хестщернена и пока он туда путь искал, да обратно сюда добирался, вот и времени столько прошло...
Только сейчас Лив обратил внимание, что среди ребят -- Олежка. Подошел к нему, заглядывая в глаза.
-- Здравствуй, Олег.
-- Здравствуй, Лив, -- ответствовал Олежка и удивился, что Лив правильно назвал его.
-- Ты не приходил долго...
-- Да. Извините, ребята. Я сейчас объясню...
-- Не надо, -- кивнул Лив, -- скажи только, настоящая ли причина у тебя?
-- Настоящая. Потому что почти все время пролежал. Болел. Надо было тогда тебя послушаться.
-- Ясно, -- сказал Аксель. -- Все понятно. А сейчас ты как?
-- Нормально, -- Олежка посветлел лицом в радостном предчувствии.
-- Тогда пошли с нами змея пускать! -- взвизгнул Сиг.
-- А Тени? С ними все?
-- Все, -- смущенно кивнул Лив и улыбнулся. -- Управились.
Олежка открыл рот и набрал в легкие воздуха, чтобы крикнуть "Ура!", но его его крик потонул в радостном гомоне и криках ребят. Они сразу ожили и стали поздравлять Олежку с тем, что они опять вместе, что лето наконец свободно от опасности. Последние усилия принесли результаты. Сколько лет не могли добить Мрачных, а тут смогли.
Теперь веселились целыми днями, тем более, что двадцать пятого ребятам уже в гимназию.
Школа.
1.
Двадцать пятого августа Олежка полез в зеркала, чтобы проводит ребят до их гимназии, но ударился головой о стекло -- не мог переместиться. Понял, что зеркала закрылись.
"Ну, вот, а я так и не попрощался". И вспомнил песню из кинофильма "Юнга с "Морского Змея". Как юнга пел:
"...Я себе выбираю
Соленые ветры,
Что гудят в парусах
От зари до зари;
Светлые ночи
И планету Селену,
И веселые брызги,
И в стекле фонари..."
Хор подхватывал его настроение и пояснял:
"Но случилось так,
Что разлука близка.
Не приходится выбирать...
Решенье едва ли
Изменит хозяин,
И юнгу списали
на берег
с корабля."
Вспомнил, потому что сам теперь был вроде того юнги. И его словно тоже списали на берег, лишили романтики путешествий.
"Может, следующим летом я смогу! -- с надеждой вздохнул Олежка и тут же погрустнел -- Все равно, это уже будет не то..." Расставаться было грустно. С ребятами, с летом...
Олежка просто сидел у зеркал и вспоминал все, что с ним было, с чего началось.
"Надо же, ревел даже, когда в первый раз перешел! Так испугался, -- улыбнулся Олежка. -- И все же не до конца понял, как были связаны наш лагерный директор и Хакеншток. Хоть Лив и говорил что-то о переселении душ, об отражении".
Повспоминал, а потом спустил домой зеркала с чердака и побежал к Валерке. Тот Олежку будто ждал, предложил прогуляться к школам: сначала к его, потом к Олежкиной. Почитать объявления.
-- Пойдем, -- согласился Олег. -- А Француз где?
-- Он на даче вкалывает, урожай собирает.
Они сходили и узнали точно, когда чего: когда перекличка, когда учеба и когда учебники получать.
Пять дней до школы пролетели быстро. Олежка читал книжки, болтал с папой об истории и все спрашивал его, в какие экспедиции он ездил. Про раскопки на Желтом кургане Владимир Михайлович ему уже рассказывал, а сейчас вспомнил о раскопках в старом форте, что разрушили, когда Олежке было четыре года. Это было в городе Моловске.
Папа описывал Олежке все подготовительные работы перед раскопками, и что там внутри, в самой крепости. Олежке казалось, что он уже сам видел что-то подобное. Начал расспрашивать отца о нацарапанных на стене буквах, об осыпающихся стенах и большой дыре в зале вместо окна. Владимир Михайлович удивлялся и все это подтверждал.
-- Ты, что же, где-то описание читал?
-- Нет, так просто... Видел где-то.
-- А то мы тогда искали по нему архивы, записи какие-нибудь, но нашли очень мало.
Олежка ушел к себе и еще повспоминал о форте. Вспомнил, что слышал голоса мальчишек. Зашел снова в кабинет отца.
-- Пап, а мальчишек там не было, в форте?
-- Местных там много было. А двоих я помню. Вроде бы их Петькой и Гаем звали... Один потом ушел, но потом изредка появлялся...
-- Пап, а может, это Гай Матюхин? Вон его статья о шведах в "Историческом Журнале". -- брякнул Олежка просто так. Вспомнилось редкое имя.
Владимир Михайлович вытянул журнал из-под стопки бумаг, пролистал статью и нахмурился.
-- Возможно... О, Господи! Ведь он нас удивлял еще тогда знаниями о средних веках. Да, верно, мы пели под гитару у костра, а он нам рассказывал понемногу... Он же тогда совсем пацаном был. Надо будет как-нибудь ему позвонить по межгороду с работы, узнать, как там его здоровье. Надо же! Сколько лет не виделись. -- Владимир Михайлович встал из-за стола, дал Олежке легкого "леща" за то, что он до сих пор молчал и заискал по полкам старые записные книжки с телефонами однокурсников.
Олежка поулыбался рассеянности отца и пошел в свою комнату.
"Значит в форте был Гай Матюхин. Мальчишкой еще. Но голос у него такой знакомый... Кроме форта в двенадцатом, я сразу после того был еще в шестнадцатом отражении. Там еще дома на улице высоченные! И мальчишка этот странный, что меня окликнул -- Гай его звали!"
Олежка чуть не вскрикнул. "Васька Матюхин, маленький пятилетний мальчишка, -- его сын. Что же, получается их обоих видел! С ума сойти можно..."
2.
Учебы настоящей еще не было. Первым уроком первого сентября был Урок Мира. Собрались в актовом зале, пришла пионервожатая и рассказала о посещении Советского Союза этим летом девочкой из Штатов Америки -- Самантой Смит. Олежка про это ничего не слышал, а сосед по парте, Юрка, так посмотрел на него, мол: ты что, с луны свалился, во всех новостях о ней трубили?..
Урок мира плавно перешел в пионерское собрание, потом переместились в классы. Второго урока не было -- получали в школьной библиотеке учебники. Появилась физика, которой не было в пятом классе. Олежка сразу стал листать учебники и смотреть картинки. Юрка-сосед получил свою стопку и кинул ее на подоконник рядом с Олежкиной.
-- У тебя физика за какой год?
-- За семьдесят восьмой, -- ответил Олег.
-- А у меня за восемьдесят первый. У меня-то новее!
-- Ну и что! Содержание то же самое...
Когда весь класс получил учебники, всех и отправили домой. Все равно не учеба, а шум один.
Дома, расставив учебники на полке, вспомнил о Славике и Мишке. Потому, что Лив с Сигом никак не выходили из головы.
"Надо съездить к ним, -- решил Олежка. -- А то в лагере дружили, дружили, а потом -- на тебе! Расстояние -- это ничего. К Игорю-то вон куда, даже город другой. И на паровозике ездил, и на трамвае."
Адрес Славика он нашел в ящике своего письменного стола вместе со стихами Поэта. И песня, что Поэт сочинил Олежке на память, тоже была здесь. Вот она, переведенная по памяти и поэтому не совсем точная:
Светлая голландка,
Галстук с галуном,
Легкая походка --
Образ мне знаком.
И запали в душу
Мне его черты...
Ты меня послушай,
В нем и я, и ты.
Поднимаю приветственно руку
И с улыбкой смотрю на него я,
Будто вижу не верного друга,
А загадочного героя.
Дружба это дружба,
А вражда -- вражда.
Если где-то нужно,
Он со мной всегда.
Встанем с ним мы рядом
И, рука в руке,
Маленьким отрядом
Поможем вам в беде.
И сейчас будто рядом стоит он,
Шевелятся волосы бризом.
Поджидают нас темные Тени,
Но и мы для них будем сюрпризом.
Важно, что мы вместе,
Каждый -- не один.
И любое зверство
Вместе победим.
Добротою дружбы
Будем мы крепки
И, как в деле службы,
На подъем легки.
Ветер шумит во фьордах,
Звонко плачет в гавани чайка...
Эти светлые белые ночи
Вспоминаются после ярко.
Свою голландку Олежка принес домой вместе с зеркалами и спрятал ее среди одежды в шкафу. Теперь, если захочешь, -- одел и вспомнил лето.
Сто тридцать вторая школа Славика расположилась на улице Репина, а сам он жил на Ждановском спуске. Спуск -- это улица под горку, с наклоном. Там, где жил Олежка, дома стояли ровно, а в районе Славика, где этих спусков было несколько, дома стояли ступеньками -- один ниже другого. Местность тут холмистая.
Поэтому все знали в какой это стороне и как туда проехать. И Олежка знал. Сколько раз ездил сюда с отцом отдавать в проявку слайдовую пленку... Да и дом по спуску он нашел быстро. Только вот номер квартиры Слава написал неразборчиво, то ли 37, то ли 57. Пока думал, в какую сперва позвонить, из второго подъезда выбежал Мишка, потом вышла молодая женщина, а за ней -- Славик. Мишка сразу осмотрелся и заметил Олега. Что-то шепнул Славе и тот остановил маму.
-- Мам. я останусь, ладно? Ко мне друг пришел. Мы сним в лагере вместе были.
-- Оставайся. Мы с Мишей сходим. Только не убегай далеко и не запачкай брюки.
На Славике были новые школьные брюки от костюма, он кисло глянул на них и кивнул маме. Потом пошел к Олежке.
-- Привет!
-- Здорово! Ты чего так долго не приезжал? Месяц целый прошел, даже чуть больше.
-- Дела были. А ты чего не навестил?
-- Тоже дела, -- усмехнулся Славик. -- А знаешь, я даже начал думать, что ты уже не приедешь. А раз так, то зачем дружить, если видеться раз в год? Верно?..
-- Ну, не всегда так бывает. Если друг самый настоящий, расстояние не имеет значения. Это я уже усвоил за последние два месяца.
-- Да? -- Слава как-то смущенно улыбнулся. -- Пошли в ту сторону, с откоса на простор поглядим.
-- Пойдем.
По дороге разговорились. Оказалось, что Славик тоже не часто вспоминал Олежку, но, видно было, обрадовался, когда тот приехал. Все честно сказали друг другу и задружили снова так, будто были еще в пионерлагере, будто и месяца не прошло. Вспоминали разные случаи, смеялись... Помнить, что у тебя есть где-то друг, кроме обычных, дворовых, -- это было как еще одна опора в жизни, почти как родители.
...
Ближе к концу первой четверти, под ноябрьские праздники, случился с Олежкой неприятный случай, который, впрочем, вскоре забылся без следа.
Кто-то из одноклассников спрятал его сумку и он никак ее не мог найти. Злости на неизвестного шутника не было, просто растерянность и досада, что без тетрадей и учебников ему нечего будет делать на следующем уроке. Всю перемену проискал. И под каждой партой посмотрел и в шкафу со старыми учебниками -- нет нигде. И это самое обидное.
Скоро уже стали заходить восьмиклассники, с интересом смотрели на мальчишку, который ходит по классу с озабоченным видом и что-то ищет. Пришла учительница с журналом и тетрадями и стала готовить доску к уроку. Вытерла размазанный пальцами ребят мел, хотела что-то писать, но передумала и стала перебирать тетради.
Прозвенел звонок и Олежка вышел из класса ни с чем. На следующий урок не пошел. Зачем? Чтоб выгнали за неряшливость и разгильдяйство, или что там еще бывает?.. Он уже представил, как Людмила Николаевна порозовела от негодования и чуть не кричит:
-- Ты где свой портфель потерял? Б-бестолочь...
Олежка остался в коридоре ждать конца урока и мысленно проходил класс снова. Ну куда можно еще спрятать портфель?.. Дверь была приоткрыта и Олег видел, как учительница выводит на доске слова: "Роль подвига в жизни ... " В чьей жизни, Олежка не видел, мешала дверь.
-- Сегодня, ребята, у нас сочинение. Все помнят? -- дописала она и обвела весь класс взглядом.
Никто не ответил. Зашуршали тетрадками, зашептались между собой.
-- Увижу шпаргалки -- выгоню! -- сразу предупредила учительница.
Олежка посмотрел на слово "подвига", написанное округлым ровным почерком и вспомнил середину июля, пионерлагерь, пушистые кисточки ковыля, ласкающего щиколотки, и веселых мальчишек, ищущих правду и завоевывающих свое право жить спокойно и радоваться этой жизни.
"Интересно, о чем они напишут? -- думал Олежка. -- Наверное, по какой-нибудь заданной на лето книге?.."
...Портфель нашелся под учительской кафедрой, где обычно стоит ведро с чистой водой, чтобы мочить тряпку для доски. Как только Олежка вышел из класса с портфелем, радуясь, что, наконец, нашел его, и переживая, что из-за этого пропустил урок математики, да еще в конце четверти, к нему подбежал Вовка Симагутин.
-- Ты уже нашел! Вернее... только что?
-- Так это ты спрятал?! -- сжал челюсти Олежка. Было обидно. Вовка тихоня, гикому зла не делал, а тут вдруг...
-- Ну, я... -- признался он виновато. -- Я думал, что ты сразу найдешь...
-- Зачем ты это сделал? -- спросил Олежка спокойно. -- Ты рад, что я пропустил урок?
-- Рад?! Да я же просто пошутил...
-- Ну и дурак! -- Олежка медленно пошел по коридору. Вовка поплелся сзади, хмуро сопя. А может, не хмуро? Может, посмеивается про себя?.. Олежка остановился, подождал Вовчика.
-- Не делай так больше ни с кем, ладно? -- сказал Олежка и улыбнулся. -- Ну, пошли на историю, что ли?
-- Пойдем, -- Вовчик повеселел. -- Сегодня обещали диафильмы про Галилея и про рыцарей.
-- Это здорово! -- тряхнул Олежка портфелем.
После истории больше уроков не было и Олежка уже представлял, как снова дома наденет свою голландку и постоит задумчиво перед зеркалом. Потом заметил бегущего по коридору второклассника, знакомого по пионерлагерю. И тот заметил Олежку.
-- Ну, как дела, Сережка Ушастик? Куда бежишь не по своему этажу?
-- Я не Ушастик, я Сухов!
-- Сухов -- Безухов, все одно...
-- Не обзывайся... тебя там внизу какой-то дядька ищет и мальчишка с ним.
-- А что за дядька-то? -- сразу стал серьезным Олежка.
-- Не знаю. Слышал, что Матюхин его фамилия. Иди скорее...