Солнце проглянет в щелочку неба,
Словно ехидно сощуренный глаз...
"Корочку хлеба! Корочку хлеба!"--
Бедный мальчишка попросит у вас.
Будет он зол и казаться нахалом,
Словно воришка он будет одет...
(Солнышко в небе куда-то пропало...)
С ним и останешься ты tete-a-tete.
1.Войска в старом городе.
Меня зовут Виктор. Фамилия -- Флемминг.
1591-й год. Шведский король Юхан Третий нарушил перемирие, уговоренное с Б.Годуновым, и шведская армия под командованием фельдмаршала Флемминга подошла к Пскову...
Другой Флемминг, Вальтер, изучал деление клетки...
Многие имеют такие же фамилии и даже имена, какие имели известные люди, но большими успехами в своей жизни не отличились.
Так и я.
И все же, какой бы малой песчинкой я не был, со мной произошли несколько удивительных случаев.
Мне кажется, что все необычные события случаются именно в обычные, ничем не приметные дни. Как в тот, когда я пошел в булочную за хлебом.
Хлеба теперь хватало на всех, очередей не было и моя пластиковая карточка, жестко растягивающая карман рубашки, обещала мне незамедлительное отоваривание. Я не торопился -- магазины только-только открылись, не опоздаю.
На мне были обычные костюмные брюки, оставшиеся "с тех времен", и светло-зеленая рубашка навыпуск -- шведка. Я шел по улочке тенистой и прохладной, посматривал по сторонам, а недалеко от булочной свернул во двор, чтобы срезать угол...
Мальчишку я заметил не сразу. Сначала обратил внимание на движение среди деревьев -- мелькнул лоскуток цветной ткани, -- а подойдя ближе, разглядел: мальчишка лет одиннадцати в шортиках и рубашке с коротким рукавом. Он вышел из дома напротив, с пылесосом в руке, отошел за деревья к ограде палисадника, где бабушки пытались разводить топинамбур и красивую, но ядовитую живокость. Деловито поставил портативный пылесос на кирпичи, валявшиеся в траве, вынул из него мешочек и стал обирать комки пыли.
Быстро обобрал. Напоследок тряханул мешок о трубу ограды и вставил его обратно в пылесос.
Я проходил мимо, когда он уже защелкивал замок на крышке и медленно зашагал к дому. Зашагал мне наперерез.
Я остановился, пристально вглядываясь в него. Показалось, что я его знаю. Жил тут недалеко знакомый мальчишка... Нет, это не он. Тот повыше и волосами светлее. Славик его звать. Отец у него хороший, приветливый. И он, тот мальчишка, как увидит меня (даже издалека) всегда подбегал, здоровался. Потом они переехали.
А этот смурной какой-то. Он подошел поближе и поднял на меня темные настороженные глаза.
-- Послушай, -- сказал я, -- где-то я тебя раньше видел, но не вспомню, где.. -- и сделал вид, что вспоминаю.
Ведь и правда, вспоминал -- было что-то знакомое в нем. В том, как он глядит на меня и выжидает. Думаю: "Где же я мог его видеть? В Киеве, когда ездил туда отдыхать? -- Нет. Здесь в какой-нибудь очереди? Или в школе, где работает мой знакомый преподаватель?.."
Может быть, и в школе...
-- Как тебя зовут?
-- Саша, -- ответил мальчишка, подозрительно прищуриваясь.
-- Саша? -- переспросил я и поджал губы. -- Твое имя мне ни о чем не говорит.
А сам, замирая от предчувствия, думал: "Неужели это тот самый Саша?!"
Скольких Саш уже знаю -- и взрослых, и маленьких -- и все не те. И этот, возможно, тоже...
-- Может, ТЫ меня где-то видел, Саша? Может, ТЫ меня помнишь?
-- Н-нет, -- покачал он темными вихрами, -- извините.
Мне показалось, он добавит: "Если бы я помнил, я бы сразу сказал", но он промолчал.
Я немного огорчился. Мне казалось, если он так скажет, это будет хорошая примета. А впрочем... Мой Саша всегда был немногословным. Может, мой Саша -- это собирательный образ из всех тех, кого я знаю с этим именем? Все они ничего себе люди.
"Нет, я ищу единственного, своего", -- подумалось мне. И мальчик по имени Саша, стоявший передо мной с пылесосом в руке, вновь стал мне интересен.
Может, и с ним мы подружимся?
И мне вспомнилась та история, с которой все и началось...
* * *
Прошли те времена, когда Армия под звуки медных труб, флейты и бой барабанов проходила по городу, привлекая внимание толп народа. Теперь никаких шествий не было. Армия действует в городе давно и все с детства знают, где находится штаб и куда можно приходить, чтобы услышать слово наставления или проповеди. И одевались все мы по-своему, только некоторые офицеры в особо важный официальный момент одевали спецформу: темно-синий китель со значками отличия, такого же цвета брюки с красными кантами и красный жилет.
Мы же носили только повязки: или с красным крестом и буквами S.A., или с полной надписью "Salvation Army". Так же их носили те, кто служил Армии в больницах.
Городской наш корпус имел свой номер и свое знамя, которое хранилось в корпусном штабе (белое полотнище с рисунком: лев, стоящий на задних лапах, а в передних держащий крест красного цвета). Знамя я видел лишь два раза, на праздниках в честь новообращенных. Пробст Владимир тогда говорил проповедь, все мы слушали, а я еще поглядывал на знамя и на лица таких же, как я, добровольцев. У тех, кто в это утро пришел на площадь старой Ратуши, лица сияли -- считалось, что они нашли свое призвание. И я сиял. Внутри у меня все пело оттого, что я стал членом такой ассоциации. Уж я-то действительно чувствовал, что хочу помогать!
И в тот раз, как и во все последующие, капитан корпуса рассказывал об истории Армии Спасения, об Уильяме Бутсе, его жене и детях. О том, с какими трудностями они сталкивались и почему его потом гнали методисты... В общем мы-то уже были немного подкованы в истории Армии, а молодые парни и девушки слушали внимательно, ловили и усваивали каждое слово.
Капитан усмехнулся и сказал, что давно, когда Армия Спасения только пришла в страну, все стали считать ее отделением Международной организации Красного Креста и даже в бумагах поначалу было так записано. Но потом со всем разобрались и Армию выделили в самостоятельную организацию. Самостоятельно работала, самостоятельно же и отвечала на выпады непримиримой и жаждущей справедливости во всем прессы.
Сначала по городу ходили разные слухи об Армии и, видимо, не без причины... Теперь все городские кривотолки улеглись, но, бывало, встречалось в газетах нечто вроде: "Армия Спасения при помощи морально-религиозных проповедей, филантропических подачек старается отвлечь внимание наиболее униженных и отчаявшихся людей от социальных и политических вопросов", списанное автором статьи из сомнительного сборника.
Мы устали отвечать, что "корреспондент столь мелкой газетенки, видимо, никогда в жизни не был в бедных кварталах, не интересовался, чем живут неимущие люди и почему они поднимают социальные и политические вопросы в других странах, где нет отделений Армии Спасения." И объясняли, что сами неимущие не имеют такой возможности -- поднимать какие-либо вопросы: их просто никто не слышит. Это только критически настроенные политиканы трубят о несправедливости, пользуясь темой неимущих как поводом поерзать в оппозиции. Армия же делом помогает (прилагался список) и морально поддерживает.
Но воинственный корреспондент, увидев, что его заметили, писал новую статью, еще почище прошлой, и обвинял все наши программы прямо по приложенному списку.
Тогда мы отвечали, что человек, работающий даже в негосударственной печати не смеет критиковать долгосрочные и самые общие программы Армии Спасения, поддерживаемые, кстати, правительством страны и правлением города, в данном случае; потому как и редакция этой газеты находится не за рубежом, а в нашем городе, и таким образом, пилит сук, на котором сидит, пилой с большими зубьями.
И, как результат, газетенку сворачивали, урезая ей бюджет. (На чем они тоже пытались выиграть, бросая зычные лозунги: "Опять не дают слово свободной печати!" или "Армия под крылом финансовых воротил?!.. Так кому она служит?" -- и требовали расследования. Тираж поднимался. Потом падал... Давно это всем наскучило. Одно и то же...)
А между тем Армия безвозмездно трудилась и в больницах, и в приютах, и в домах престарелых, раздавали бесплатные обеды, решали вопросы по привлечению сирот и беспризорных в промышленные школы. Да мало ли чего еще...
Добровольцы Армии ходили по улицам, напоминали нищим и просто встречным людям, в какой день и час проходят проповеди, приглашали прийти, вручали цветные бесплатные буклеты, объясняющие задачи и цели Армии Спасения.
Я не ходил по улицам (и многие мои знакомые -- тоже). Я сразу решил, что не полезу в этот официоз, и отказался. Лучше я буду своим делом заниматься. Тем более, что в Правилах был такой пункт: "Умалчивать обо всем, что может дискредитировать Армию".
Дискредитировать Армию я не собирался, и чтоб не знать, как и чем это можно было сделать, я не включался в разные сомнительные, с моей точки зрения, мероприятия.
О мероприятиях тоже рассказывал капитан. Но уже не так широко, на площади, а в каждом отделении, тихо и строго. И об этом тоже следовало молчать. Молчали...
Необходимо немного сказать о себе. В Армию спасения я попал, окончив университет и начальные армейские курсы. Как и многие студенты, начитавшись статей Бертрана Рассела, я уже не представлял себе жизнь вне его философии о том, что "жизнь человека -- это долгий путь в ночи, на котором его поджидают невидимые враги, усталость и боль. Это путь к цели, достигнуть которой суждено немногим. Один за другим наши товарищи, идущие по этому пути, исчезают, подчиняясь неслышным приказам всемогущей смерти. Очень коротко время, когда мы можем помочь им, когда решается их счастье или несчастье. Пусть в нашей власти будет осветить им путь светом солнца, облегчить их горести сочувствием, принести им светлую радость неустанной привязанностью, укрепить слабеющую волю, внушить веру в часы отчаяния..."
А еще: "Любовь к Богу и любовь к человеку -- две великие заповеди. Любовь к Богу, однако, отличается от любви к человеку, поскольку Богу мы помочь не в силах, а человека не можем считать всеблагим. Поэтому любовь к Богу созерцательна и полна почитания, тогда как любовь к человеку деятельна и полна служения".
"Как боятся люди коснуться друг друга. -- Прочел я в одной случайно попавшей мне в руки книге. -- Насилия не стесняются, тут руки действуют куда как охотно. Но до чего же человек стеснителен, когда его тепло могло бы согреть душу другого! Только на самом краю бездны, мрачной и холодной, мы вдруг осознаем, что мы люди, миллиарды одиночек, плывущие среди звезд навстречу великим загадкам. Так почему же мы опасаемся ощутить друг друга? Коснулся и сразу отпрянул!.."
Нечто похожее я услышал позднее от пастора Владимира, тем более, однажды он в обычном разговоре упомянул о Расселе, когда говорил о Пагуошском движении за мир. Поэтому, узнав об Армии Спасения,я почувствовал, что ее идеи близки мне. Как всякие другие идеи, они были далеки от действительности, но я считал, что попытаться их приблизить к реальности или хотя бы придерживаться их стоит. В ту пору мне было уже двадцать пять и я поглядывал на жизнь вполне осмысленным взглядом. Был женат, но по причине ранее не выявленной несовместимости, на третьем году совместной жизни разошелся с женой и жил пока один. Работа которую мне предоставил университет вскоре перестала меня устраивать и я ушел в Армию.
Я бы не сказал, что этот мой шаг был необдуманным. Много раз и в газетах, и по телевидению я видел статьи и репортажи об этой организации, да к тому времени и сам столкнулся с проблемой поиска работы и решился заговорить с кем-нибудь из Армии.
И мне открылось...
Два дня я ходил под впечатлением, все думал, думал. А потом вступил в ряды Армии Спасения добровольцем. У меня была идея. Как прошедшему курсы, мне дали звание сержанта и поставили над несколькими рядовыми. Нас было пятеро. Это была наша маленькая организация.
Корпус Армии, действующий в городе, делился на более мелкие части. Каждая часть занималась своим делом. Я уже говорил: в приютах и ночлежных домах, в бесплатных столовых и промышленных школах...
У нас был передвижной пункт бесплатного питания. У нас -- это у Лизы, Юзефа и еще двоих молодых людей. Лиза и Юзеф (латыш) работали со мной, а у тех двоих была своя будка, я их редко навещал -- они знали свое дело сами.
2.Беспорядок в карманах.
Мне запомнился один вечер. Один из вечеров, когда мы давали обеды нищим.
Всякий народ приходил. Некоторые из толпы выглядели незнакомо, но многих я знал уже давно. И те нас знали. А также -- в какие дни мы подаем. Знали мы, кто из них кем раньше был и почему оказались беспомощными -- пробст местной церкви вел у нас проповеди и мы наслушались от него подобных историй предостаточно. Только их имен мы не знали, да нам это и не нужно было, мы свое дело делали с усердием. Большего с нас никто не требовал. У каждого в Армии было свое место. У нас -- свое.
Наливали мы горячей похлебки по тарелкам и подавали в окошко. Потом хлеб. А кто-то на улице дежурил -- следил за раздачей и чтоб все в порядке было.
В этот вечер я на выдаче стоял: налью миску, хлеб подам, налью следующему миску -- хлеб, и так всем, кто приходил. (Иногда у нашего вагончика человек до пятидесяти собиралось, тогда уж с меня пот градом тек: тут сбоку похлебка парит, сзади хлеб режут и пододвигают к выдаче, да и мне крутиться приходится, чтоб скорее дело шло). Народу в тот вечер пришло не так много. Десяти таких вагончиков, как у нас, вполне хватало для нищих и побирающихся в городке.
Нищие подходили, вставали в очередь и, не толкаясь и не переругиваясь, брали милостивое угощение. Знакомые здоровались, похваливали организацию (они каждый раз так говорили и, надо сказать, помогали нам этим: с ними и все остальные оставались довольны).
Присмотрел я в свое дежурство мальчика с девочкой. Тоже нищие. Вроде брата с сестренкой, что остались без родителей и ходят, побираются. Мальчишка хмурый сам, оборванный, лет одиннадцати или постарше. А девочка так себе одета. Ни грустная, ни веселая -- да и плохо мне было видно ее в собирающихся сумерках. Лет семи девочка.
Мальчишка дождался своей очереди и протянул руку за похлебкой. Сунул я ему миску да кусочек хлеба, он отошел, отдал все девочке и вернулся обратно, пропустив двух человек, за своей порцией. Заботился он о девочке-то, это я сразу приметил. Дал я ему похлебку и хлеб, а хлеб-то попридержал. Так он глянул на меня: почему не отдаю? А мне в его глаза взглянуть хотелось. Глянул и отпустил хлеб.
А он решил, видимо, что не дам я хлеба. Не положено ему -- мал еще, лучше взрослому и сильному скормить.
И выронил хлеб на землю.
-- Что ж ты, -- говорю, -- хлеб на землю роняешь?
Он губами-то двинул, поднял хлеб, отряхнул его о тряпки свои, да и отошел к девочке. Только раз еще на меня оглянулся, потерянный такой.
Первый раз я его видел. И не запомнил его тогда. Разве он один такой подходил, много их было за тот вечер.
Так и ушли они с девочкой. Потом Юзеф с того места тарелки с ложками забрал и все.
Бывали у нас сборы. По разному поводу. То организационные, то для проведения учений или подготовки мероприятий к какому-нибудь празднику.
Не так давно собирали по поводу пожертвований. Все знали, что жители жертвуют для сирот и нищих поношенную одежду, вот и собрали нас, чтобы распределить по отделениям: кто в чем нуждается. Наш лейтенант заявил, что мы не по тому профилю, нам не надо. Но Лиза подошла поговорить с лейтенантом. Многие из нищих спрашивали нас, нет ли какой одежды. Теперь есть откуда взять. Пригодится.
Потом заговорили об устройстве приюта. Хотя тема была интересная, мы не остались слушать, ушли. Остались те, кто приютами и занимался. Собирали отчеты, статистику... У нас в отделении все было попроще. Если куда и ходили еще, так на собрания в Магистрате (по особо важным случаям), да у нас в так называемых "казармах", где проходили и проповеди пробста и пение гимнов во славу небес.
Не видел я тех мальчишку с девочкой долго. Наверное, больше месяца прошло, уже осенние ветра холодом потянули. И вдруг на одной из улиц я увидел его одного, без девочки. Он кашлял и рукавом утирал нос, так что весь рукав от локтя до растрепанных манжет блестел сыростью.
-- Ты чего тут один в темноте бродишь? -- остановил я его. -- Иди домой.
-- Ага, -- ехидно ответил тот. -- Уже побежал...
И прошел мимо. Я постоял, подождал пока он в отсвет уличного фонаря войдет, пригляделся получше -- не обознался ли? Может, принял его за другого?.. Потом смотрю -- нет, тот самый парнишка-то.
-- Постой, -- направился я за ним, -- ты уже ел?
-- А где? -- пожал плечами мальчишка. Под светом фонаря он тоже меня узнал. -- Я же не знаю, где вы... ваша будка на колесах.
И это была правда, мы часто переезжали с места на место, чтобы охватить бесплатным питанием большую площадь.
-- Пойдем, -- кивнул я и взял его за плечо. -- Я провожу.
Повел я его к вагончику. Не мог я его так просто бросить на улице. У нас и в Уставе так сказано: "Не бросить того, кто нуждается в помощи и кому в состоянии помочь".
Помочь я мог -- накормить.
Вскоре мы вышли к вагончику Армии Спасения. По пути я узнал, что зовут его Саша. И больше ни о чем не спрашивал.
Саша высморкался в сторонке. Я попросил его подождать там немного, а сам подошел к знакомому окошку, освещенному фонарем. Вокруг вагончика малыми кучками толпились люди, в основном все те же нищие -- я заметил несколько знакомых лиц. Оглянулся -- Саша никуда не ушел, стоял и тоже посматривал в толпу, глазами выискивая, нет ли здесь знакомых ребят...
-- Здравствуй, Виктор! -- окликнула меня Лиза. Сейчас она раздавала из окна похлебку. -- Что ты вернулся? Забыл что-нибудь?
-- Мальчишка по пути попался, проводил сюда, а то он сам не нашел бы. Налей ему тарелочку, -- я улыбнулся нескольким ожидающим возле вагончика, -- если граждане не против.
Никто не ответил, не повернул хмурого лица.
Лиза наполнила тарелку и подала:
-- Вот, возьми. За хлебом потом приди. И поможешь мне, ладно?
Я кивнул. Хоть и не мое сегодня дежурство, но Армия смотрела за этим нестрого.
-- Ешь, -- сказал я Саше. -- Сейчас хлеб принесу. А потом останься, подожди меня.
Не дожидаясь хлеба, он стал уплетать похлебку, буркнул что-то неразборчивое и утерся рукавом.
Я отошел к Лизе и помогал ей на раздаче. А сам время от времени поглядывал в Сашину сторону: не ушел? Вроде, на месте...
Вместе пошли обратно, когда возвратился Юзеф. Позади еще слышались щелканье и звон ложек, чавканье нищих и хриплые разговоры.
-- Ты куда шел? -- спросил я Сашу.
-- Никуда.
-- Как "никуда"? А где ты ночуешь?
-- Нигде... Вернее, где найду. Вчера вон в том доме, под лестницей, -- оживился он, узнав место.
-- В том доме?! -- удивился я, потому что знал, там в полуподвале есть печь, которую каждый вечер топит сторож, и под лестницей наверху всегда тепло. Это место знают бродяги, но и полиция тоже знает -- иногда отлавливает их там и садит за решетку или высылает из города. (А толку... Все равно они потом опять все в городе.)
-- Да, -- повел плечом Саша. -- А че такого?.. Там не всегда гоняют.
-- Во-от что, -- протянул я, будто он меня удивил. -- А сейчас куда ты пойдешь?
-- Не знаю. Найду место. Первый раз, что ли?
-- А другие пацаны?
-- Что другие?.. Они тоже ночуют, где найдут. Где не занято, туда и идем.
-- В ночлежном ты бывал?
Саша что-то проворчал в ответ. Я не расслышал. Достал из кармана пиджака блокнот и посмотрел, где находится ближайшая ночлежка.
-- Да не ищите... Там уже сейчас закрыто. Я был.
Я сунул блокнот обратно в карман.
-- А, -- махнул он рукой, -- там ночевать хуже, чем в полицейском участке...
-- Это почему?
-- Ты что, не знаешь?.. Там так... почти всех насильно согнали. Полиция подбирает на улице и отводит туда, в "скотину".
Так у них ночлежка называлась.
-- Зато никто вас там больше не тронет.
-- А ты был хоть раз внутри?.. В старой, на Соломенном бульваре?..
Я ответил, что не был.
-- Ну, вот, а говоришь "может, туда"! Там вши и калеки гниют, кто ходить не может. И запах от них...
-- А больница? Почему их туда не отправят?
-- Кому они в больнице нужны?.. Кто смог уйти, те ушли в овраги. А эти стонут, просят их свезти туда же. Пр-ротивно!
Я больше ничего не спросил. Шел рядом с ним. Вернее, это он шел рядом со мной, ведь я домой направлялся, а ему все равно было куда идти. Я жил недалеко от нашего вагончика, в двух кварталах. Шел я не так уж быстро, но Саша прихрамывал на правую ногу, поспевал за мной с трудом.
-- Что ты хромаешь? -- спросил я.
-- Хромаю, -- сурово повторил Саша и поморщился. -- А вы почему не хромаете? Хромаю и все!.. Надоели все до смерти: "Почему ты хромаешь, не можешь, что ли, идти нормально?"
Не хотел он говорить и стал отставать. Я замедлил шаг, он совсем остановился.
-- Ты не обижайся, я ведь не знал, что у тебя нога болит.
-- А чего мне обижаться?! Просто зажрались все и ни хрена не видят! -- выражался Санька очень просто.
Посмотрел он в сторону, повернулся и пошел назад.
-- Я приду потом к вашей будке, -- оглянулся он издалека.
-- Конечно. Приходи, -- ответил я и шагнул к своему дому.
Саша меня окликнул.
-- Эй, а вы где живете?
-- Вон там, -- показал я вверх под самую крышу.
Саша кивнул и ушел в темноту переулка, до которого не доставал свет уличного фонаря.
Я вошел в подъезд и поднялся старой лестницей на четвертый этаж, безразлично поглядывая на серые холодные стены и остановился перед невзрачной дверью своей квартиры с номером на деревянном ромбике. Нащупал ключи в кармане, вошел и стал переодеваться. В пустой квартире шуршал одеждой, щелкал дверкой шкафа...
Жил я один. Родители с сестрой жили в другом месте. Раньше и я жил с ними, но потом отец заявил, что пора мне становиться самостоятельным, что в мои годы он уже -- ого-го! -- ворочал разными делами и разбогател. И я переехал на квартиру, в которой сейчас и живу.
Скрипнул креслом, стоящим у окна. Выглянул на улицу. Там было тихо и темно, как дома.
...Не успел я подогреть себе ужин, в дверь торопливо постучали. Я подошел в недоумении.
-- Кто там?
-- Да это я! -- глухо отозвался из-за двери запыхавшийся Саша.
Я открыл ему. Он выпалил с порога:
-- Там... облава! Всех хватают! Ух, еле смылся! Можно... я у вас пересижу?
-- Ну, проходи... За тобой гонятся, что ли?
-- Нет, но все равно, -- кивнул он, переглотнув. -- Мало ли...
Саша скинул свои башмаки и прошагал к окну. Глянул вниз и по сторонам.
Я включил верхний свет. Саша, жмурясь обернулся.
"Господи, -- заметил я, -- какой он оборвыш!"
Может, я удивился бы меньше, если бы видел его раньше днем. Но так получалось, что видел его в эти два раза в вечерних сумерках да при тусклом свете фонаря. А сейчас он выглядел по-иному...
На нем были пыльные мешковатые брюки, надорванная рубашка пыльно-серого цвета (когда-то была желтая в клетку). И куртка-пиджачок не по размеру с короткими рукавами.
Лицо пыльное, худое, с черными потеками под носом и возле ушей. Шея тонкая, жилистая. Тоже черная, не поймешь: то ли загар, то ли грязь...
-- Тебя бы в ванную сейчас, под воду...
-- У вас есть?.. А можно?
"А почему бы нет? -- подумал я. -- Пусть грязь смоет." Все одно, мне потом вспомнится, что я помог человеку. По-людски с ним обращался и самый важный пункт Устава будет выполнен.
-- Можно, -- сказал я. -- Ванная вон там, в конце коридора. Сам справишься? Ну и отлично. Можешь там закрыться, если хочешь.
Саша кивнул и пошел туда, куда я ему указал. А я прошел на кухню, сел на табурет, стал листать дневную газету. Потом снял с плиты чайник. И слышал, как он там возится в ванной, потом затих и чуть слышно защелкнул шпингалет. Зашумела вода.
Я забеспокоился. Отставил чашку с сахарницей в сторону и подошел к ванной.
-- Ты там знаешь как все включается?
-- Знаю, знаю, -- торопливо ответил Саша.
"Откуда он знает, ведь он дома-то никогда не жил?" -- подумал я, пожал плечами и снова ушел на кухню.
"Витя, будешь плескаться в ванной, я тебя накажу!" -- вспомнилось мне как говорила мама в моем собственном детстве. Я усмехнулся.
Сашке я тоже приготовил чашку для чая. После ванной чай -- просто прелесть! Он, наверное, не знает, как это здорово -- чай с мягким хлебом...
-- А это... у вас есть че одеть? -- появилась минут через десять в дверях ванной Сашкина голова.
"Ой, верно! Как же я не подумал, -- спохватился я. -- На мальчишку ничего нет, мое -- все большое."
Я захватил простыню и зашел в ванную. Сашка стоял ко мне спиной, зябко ежился от сквозняка. Чуть пониже его шеи и вокруг лопаток так и осталась грязь.
-- Ну-ка! -- подтолкнул я его в ванну, включил воду и хорошенько отскреб его худые лопатки, до которых он не смог дотянуться.
Саша шевелил плечами, ухал, когда я задевал царапины.
-- Где ты так разодрался? По кустам, что ли лазал?
-- Мы везде лазаем! -- с ноткой гордости ответил он.
-- Ага, ну ясно. А где же сестренка твоя?
-- Сестренка?.. А та девчонка. Она мне не сестра.
И Саша рассказал коротко, кто она такая. Оказалось, у девочки есть мать, безработная; и она попросила Сашу отвести дочь, накормить.
-- А сама что же не пришла? Мы всех кормим, -- отозвался я.
-- Она совсем недавно безработная стала. Она не ходит.
-- Почему? Считает, что это стыдно?..
-- А я почем знаю?.. Может, она скоро придет.
-- Наверно, -- легко согласился я и накинул простыню Саньке на голову. Поерошил, поерошил, да и завернул его всего.
-- Осторожнее, -- обиделся он, -- у меня на голове ссадина.
Я что-то буркнул, извиняясь.
-- Ну все, сохни.
Саша вылез из ванны, придерживая края простыни, и оглянулся на свои лохмотья: мол, а с этим как быть?
-- С этим что-нибудь придумаем, -- отмахнулся я. -- Пойдем чай пить.
Он пошлепал сырыми ногами за мной. Зевнул и закутался покрепче, так что через простыню торчали его костлявые плечи. Уселся сбоку стола и ждал, пока я себе налью чая, потом ему. Поковырял кончиком простыни в ухе и стал хлюпать чаем. Я протянул руку и немного пригладил его торчащие во все стороны волосы. Санька быстро глянул на меня.
Скоро он согрелся, расправился и выглядел уже вполне по-домашнему. Даже не сопел и не утирал нос.
-- Ночевать останешься? -- уточнил я.
-- Я посижу где-нибудь в углу, пока светать не начнет. Если не выгоните...
-- Не выгоню пока... раз ты говоришь, что облава. Что там? Полицейские с дубинками?
-- Да, -- оживился Саша. -- Как налетели! Я только пришел. А там... Одного в угол, другому руки за спину заломили -- и в машину. Все остальные поднялись и давай ругаться... Я как все это услышал, так и свалил. Не поймали меня. -- и Саша посмотрел на меня вопросительно: поверил я или нет.
Я закивал. На первое время и такая версия сойдет.
Саша успокоился, срыгнул и стал рассматривать ногти -- длинные, грязные. Потянул в рот, обкусить. Меня замутило.
-- На, ножницы, обрежь. Сейчас принесу.
Он пошел следом за мной. Уселся на кровати, обрезал. Собрал все в ладошку, хотел под кровать закинуть, но заметил, что я смотрю, кинул через форточку на улицу.
Закутался и зевнул.
-- Где мне пристроиться? Сюда, в углу, можно?
-- Да вот же кровать, разбирай и ложись. Что в углу гнуться...
Сашку долго уговаривать не пришлось -- забрался и обнял подушку. Засопел, закрыл глаза, оттого что вдруг они намокли. Давно так не спал.
Я выключил в комнате свет, ушел на кухню, почитал еще газету, а потом заглянул в ванную, посмотрел, в чем он ходил.
Штаны -- на голое тело. Носки -- дыра на дыре. Наверное, кто-то выкинул, а он вынул их из помойки. Рубашка и куртка не лучше.
Сполоснув после него ванну, я вернулся в комнату, достал из шкафа свой вечерний халат -- остаток былой роскошной жизни с родителями -- и бросил на постель, Сашке в ноги. Он уже спал. А сам ушел в кухню и устроился на узком, но любимом диванчике за дверью.
К утру я уже знал, что делать с Сашкиной одеждой. Рано утром я собрал все его барахло в кучу и вынес на свалку. И пока Саша спал, сходил в контору Армии, получил под расписку комплект нормальной одежды, по размерам -- примерно на мальчишку, что храпел у меня дома.
Когда я вернулся, то застал его роющимся в моем холодильнике. Он был в моем халате, перевязанном поясом, и уже прилично успел набить себе рот всякой едой. Дверь ванной была распахнута -- видимо, искал свою одежду.
Увидев меня, он побледнел, отскочил и втянул голову в плечи.
-- А че? -- боязливо сказал он. -- Я хамать хочу!..
Я выронил из рук пакет.
-- Бог мой! Твоя коленка!.. Что это?
Саша выпрямился -- понял, что я не накажу его за продукты -- и спрятал коленку в полу халата, повернулся спиной, как в ванной.
-- Что у тебя с коленом? -- повторил я. -- Покажи, покажи!
Саша медленно присел на табурет возле холодильника, взялся за коленку обеими руками и вздохнул:
-- Вот...
Я подошел и нагнулся.
Колено его правой ноги выглядело как небольшой мяч. Я точно знал, что у одиннадцатилетнего щуплого мальчишки не должна быть такая коленка.
-- Что случилось? Это у тебя давно?
-- Давно, -- неохотно ответил он и больше ничего не добавил. Но я выяснил, что уже год или больше. Тогда, год назад, он упал на мостовой (так он сказал) и здорово ушибся. Колено опухло и он подумал, будет лучше, если приложить к нему холод, как делал всегда, когда набивал шишку. А оказалось, что у него совсем не ушиб, а что-то другое.
Саша говорил, а сам чуть не плакал, столько беспокойств оно ему причиняло. Смотрел на меня темными глазами как тогда, когда хлеб выронил.
"Я же заметил, что он хромает и спросил: "Почему?". Он мне не сказал..."
Я покачал головой и быстро соображал. Не было у меня забот, а теперь сразу навалились.
"А зачем ты его позвал?"
"Я не звал его, он сам!"
"Ну и не пускал бы его!"
"Как "не пускал бы", если я доброволец Армии?"
"Вот тогда и не гунди!.." -- это чертик такой во мне сидел (перевернулся бы он два раза!).
-- ...и только хуже от холода стало. Заломило. Так широким и осталось.
Я подумал: "Неловко ему такое колено людям показывать."
Саша рассказал и опустил голову еще ниже. Теперь он был таким, какой бывает наедине сам с собой. Ничего из себя не строил. И сразу он как-то закаменел...
Я подсел рядом с ним и смотрел на него сбоку. Вот бедняжка, бедняжка-парень. Досталось ему на короткую жизнь... А сам думал, что же теперь делать.
Саша голову не поднимал, но краем глаза посматривал за мной. В первый раз, тогда глаза его мне показались серыми. Сейчас рассмотрел ближе -- зеленоватые с серым отливом. И в уголках глаз, около носа -- мелкие голодные морщинки. Так он и застыл. Ушел куда-то в себя, осунулся.
Я тогда положил ему руку на плечо, покачнулся вместе с ним: мол, ну ты чего? не печалься.
А Саша повернул голову, уткнулся в мой пиджак носом, засопел и глаза закрыл. Давно, видать, он ни с кем по душам не говорил, не сидел так ни с кем. Да и не было, наверное, такого никогда, чтобы пожалели. Только гнали отовсюду: "Полно вас таких! Убирайся!"
Я и сам могу сказать -- полно! Видел я и мальчишек, таких же оборвышей, непересчетно. А Саша вдруг стал для меня особенным. (Это сочувствие мне потом же и вышло боком.)
-- Ах, да, -- вспомнил я о пакете с одеждой. -- Иди, переодевайся.
Саша подхватил пакет, прикинул его в руках на вес и молча ушел в другую комнату.
Вскоре вернулся обратно. Но ко мне, в кухню не прошел, остановился в дверях.
-- Я пойду, ребятам покажусь...
-- Не хвастайся там. Скоро, может, у всех такая одежда будет. У кого-то даже и получше.
Саша потоптался на месте, оглядывая свои новые брюки и свитер, который одел поверх рубашки, и пошел к выходу. Пощелкал замком, потом оглянулся.
-- А можно... мне еще прийти как-нибудь?
-- Приходи. Правда, я не всегда дома. Зря прождешь.
-- Я в вагончике спрошу. А... как мне вас называть?
-- Зови меня... Витя. Виктор Сергеич -- слишком уж официально.
-- Значит, на-ты? -- переспросил Саша серьезно, будто запоминал.
Я кивнул. Сашка вышел за дверь и скрылся на лестнице.
Не очень-то я успел к нему привязаться за вчерашний вечер и короткое утро. Днем Сашку я ни разу не вспомнил (может, потому что был занят в конторе и было не до него?). Да и что там -- ну, поговорили немного, ну, коленка. Коленка...
Сашкино колено меня беспокоило. И он опять собрался бродить по холоду.
3."Витек!"
Меня он нашел только через неделю. Того свитера, что я ему принес, на нем уже не было. Он был в другом, стареньком и большеватом.
-- Где свитер-то? --спросил я , когда мы шли от вагончика.
-- Поменялся, -- бросил на ходу Сашка.
Я понятливо промычал и всю дорогу почти не сказал ни слова. А у самого дома заметил:
-- Ты бы еще штаны отдал!
Сашка отпрянул.
-- Ты что-о?! Из-за свитера? Все равно ведь не твой! Пусть пацан носит. А ты мне лучше принесешь, сам же говорил!
-- А нету лучше! Вообще еще не решено точно насчет одежды! Отдал, а теперь будешь вот в этом ходить? -- Тронул я старую шерсть, пропахшую дымом костра и табаком.
-- Куришь? -- спросил я.
-- Нет, -- ответил Саша и заметил, что я не верю. -- Да это наши курят, я не...
Пришли мы ко мне, я свет включил, разогрел поесть, что там в холодильнике с утра оставалось. Сам поел и Сашку накормил. Поговорили еще.
Подсел он ко мне на диванчик, под руку залез, спиной к моему боку прижался и стал рассказывать, как они вчера на окраинах окна камнями били. Не боялся мне такое говорить.
-- Ты ведь ты не полицейский! -- утверждал он. -- Тебе можно говорить.
И тут же испугался:
-- Ты ведь никому не скажешь?
-- Не скажу, -- успокоил я его. -- Но, вообще, зря вы этим занимались. Нельзя этого делать, да ты и сам это знаешь. Может быть худо. -- Вроде как предупредил его тогда.
Волосы Сашки пахли речным песком и травами. И прижимался ко мне ласково, как котенок, доверчивый такой. Во мне будто отцовские чувства проснулись -- со Светланой-то мы не успели детьми обзавестись...
Потом Сашка спать остался. На той же кровати, где неделю назад спал. А я на кухне опять, на диванчике.
Мы дежурили по два дня подряд и утром мне надо было идти к вагончику, подцеплять его к машине, а потом с Лизой и Юзефом ехать к столовой и закупать хлеб, заливать пищевые баки дешевым супом.
Утром я уходил. И Сашка тоже куда-то собрался, чувствовал, что пока я его в своей квартире не могу оставить.
Мы разошлись, а вечером я увидел его у вагончика со всей их братией. Они стояли в сторонке и посматривали на меня, как я внутри за окошечком тружусь. Стояли и улыбались, видимо Саша им про меня рассказал. Потом я их по-одному, по-двое в очереди видел -- тянули руки за бесплатной тарелкой и в упор на меня пялились.
Половину тарелок не вернули -- разгрохали. Мы это учитывали под статьей "Бой посуды", но все равно было обидно. За последний месяц ни одной не разбили, а тут за один вечер около десятка. Мы только осколки собрали. Юзеф погнался, они врассыпную -- так никого и не догнал...
Вечером Саша ко мне не зашел.
А следующим днем иду из Магистрата, -- всех нас опять собирали по поводу прошлого нашего разговора, -- вижу: двое полицейских Сашку ведут и еще троих! В участок повели.
"Вот ведь, -- думаю, -- доигрался! Ничего, пусть ведут. Научат как себя вести.
(А сам внутри замираю -- жалко, оберечь его охота.)
Два дня он не появлялся, переживал я за него. Все-таки, мало-мало, но о нем я заботился.
В одно из следующих дежурств слышу -- шум какой-то. Вгляделся -- Сашка без очереди лезет. Уже и тот свитер, что был, на какую-то тряпку сменял. ("А может, отобрали?"). Пролез он, голодный, дал я ему тарелку с ложкой, да и спрашиваю:
-- Ну, что, не сладко было в участке-то?
А он посмотрел на меня вдруг так, словно незнакомы мы вовсе.
...Раздали мы все, закрылись и Сашку я не увидел. Один домой пошел. А позднее слышу, стучится в дверь знакомо. Открыл я. Точно, Сашка пришел.
Я молча кивнул: проходи. И ни о чем его не спрашивал. А он:
-- Можно у тебя переночевать?
Я опять молчу. Посидел в кресле, газету полистал, пока он постель себе приготовил да умылся, а потом ушел на кухню -- пусть сам тут устраивается.
Сижу там на диване, слышу -- притих. Сижу, гляжу в темное окно. В окне, на крыше противоположного дома птиц видно -- топчутся, клюют что-то. Обернулся -- Сашка в дверях стоит. Еще и не ложился.
-- Ну? Что?
Сашка переглотнул и стал, сопя рассказывать как дело было. Во всем покаялся. До слез объяснял мне, чтоб я понял, не со зла он, а по глупости...
А я что мог сделать? Не собирался я его останавливать.
Подсел он ко мне, пододвинулся. Хотел положить голову мне на плечо, но плечо я отодвинул. Саня растерянно оглянулся.
Я вздохнул.
-- Ну, что нам делать теперь? Ты меня не слушаешь. А я ведь говорил тебе...
-- Ну и что? Все пацаны стекла били! А я не пацан, что ли? Мне, что ли, с ними нельзя?
-- Вот поэтому все в участок и попали!
-- Я бы не попал! Я убежал бы, если б не колено, -- он со всего размаха ударил по колену кулаком. -- М-мм! -- И тут же схватился за него обеими руками. Скривил рот. Вздрогнул даже.
И по мне как ток прошел, когда я увидел, как покатились по его щекам крупные прозрачные горошины. Я позвал его. И он не закрылся, снова ткнулся носом в мое плечо, приоткрыл рот и всхлипнул.
-- Больно, -- прошептал он.
-- Я знаю, -- тихо ответил я. -- Я все знаю.
И вспомнил случай, которому был сам недавно свидетелем. Мальчишки и несколько девчонок с ними бежали куда-то вдоль по улице. Бежали быстро, торопились завернуть за угол, в проходной двор. А Саша отстал. Бежал, хромая и ступая на пятку. Даже не бежал, а неловко подпрыгивал.
Девчонки кричали ему: "Быстрее, Хромоножка! Двигай своими ходулями!" -- некоторые подумывали, что у него вместо ног протезы...
Рассказал он мне все в тот вечер и ушел, ночевать так и не остался. Видно очень его задело, что я к нему все душой. Не нравилось ему это. Привык уже волчонком-то...
Стал еще реже приходить. Грубить стал.
А тут раз пришел и обратился ко мне:
-- Витек!..
Это так они меня между собой называли. И у Саши нечаянно вылетело.
Просветили они его насчет того, зачем он мне нужен. Мол, совсем не потому, что я ему помочь хочу, а потому, что... В общем, и одежду подарил, вроде как заплатил уже за "это". С такими оборвышами, как они, это часто происходит.
Когда он, смущаясь, спросил меня об этом, честное слово, я чуть не ударил его изо всех сил. Боюсь, убил бы.
Покачал головой.
-- Ты тоже так считаешь, или только твои пацаны?
Саша помолчал, опустив глаза, и пожал плечами.
-- Так послушай и друзьям своим объясни, не нужен ты мне вовсе и никто из ваших бродяг. Если б я не был в Армии Спасения, я с вами бы ни с кем не связывался! Плевал бы я вас! Хоть сдохни!.. Но у меня работа такая -- помогать! Если кто-то кому-то нужен, то они в темных местах собираются, прячутся. Или, я не знаю, заманивают куда-то... Я тебя заманивал, дур-рак?! Я тебя накормил, одежду дал, что тебе еще надо? Убирайся вон отсюда хоть сейчас! Я тебя не звал!..
Ну и разошелся я тогда...
-- Я прячусь, что ли, скрываю, что с тобой знаком. Вот он я -- весь на виду...
Саша медленно лицо поднял и смотрел, как я злюсь. А я терпеть не могу, когда на людей наговаривают: хоть на меня, хоть на кого другого! Мне даже стыдно потом стало, что наорал. Сашка, будто, виноват был...
На следующий день решил я его в больницу отвести. Пусть посмотрят, что там у него с коленом. И себе на рукав повязку нацепил, чтоб знали, кто я сам-то.
В больнице у нас санитарки работают, тоже из Армии. Привел я Сашку у ним. Врач тоже из наших оказалась, женщина лет сорока пяти, с высокой прической. Приняла его, осмотрела внимательно и сказала, что ему лучше остаться в больнице.
Потом Сашку попросила выйти в коридор, а меня -- остаться. Переложила на столе блестящие инструменты.
-- Вы давно в рядах Армии? -- спросила она, взглянув на мою повязку.
-- Чуть больше года, -- я чувствовал, что неспроста она завела этот разговор. Видимо, хотела сказать, что-то важное, но пока пряталась за обычными словами.
-- А мальчика вы давно знаете?
-- Нет. За три месяца я его всего несколько раз видел. А что?
-- Он не сказал мне, кто его отец и мать, а мне записать необходимо. Вы меня понимаете... чтобы в случае чего... было кому сообщить.
Я не понимал. "Усыпить его, что ли, хотят, -- мелькнула у меня сумасшедшая мысль, которую я сразу отбросил. -- Раз беспризорник, то легче не лечить, а положить под капельницу со снотворным и -- навсегда. Насовсем."
-- Для карточки необходимо, -- быстро поправилась она. -- Понимаете?
Я кивнул. Зачем тогда такая секретность... приватная обстановка?
-- Я посчитала, что если вы с ним давно знакомы и он к вам привязался, то вы могли бы разузнать, кто его родители и есть ли они вообще.
-- А без этого никак нельзя? -- спросил я. -- Ведь вы не просто в больнице работаете, но и Армии служите. И вас не должно волновать, есть ли у него родственники. В первую очередь вы обязаны лечить...
-- Я знаю свои обязанности, -- остановила она меня. -- И выполняю их так, как нужно, сержант. Мы можем его, конечно, записать и как неизвестного бродяжку. Скорее всего, так и сделаем. Но я не столько для карточки, сколько для самого мальчика и... для вас.
"А для меня-то зачем? -- подумал я. -- С этим я уж как-нибудь сам разберусь."
...Неделю Саша находился в больнице. Потом я узнал, что он останется там еще на три месяца, до самой весны. Я покивал: так будет лучше. Все-таки не в ночлежках.
Когда позволяла работа, я приходил к нему, мы садились у окна и он рассказывал о том, что делают с его коленом, как готовят к операции (в ее подробности я не вдавался, пришлось лишь заплатить немного), и что уже сейчас с коленом лучше стало, легче ходить. Но много ходить ему не давали и Сашка жаловался, что ему скучно в палате валяться.
А после операции вообще не вставал: нога была полусогнута и подвешена на тросике к специальной раме над кроватью. И стало еще грустнее. Лишь как-то раз он упомянул забавную медсестру, которая часто его навещает.
-- Даже чаще, чем ты!..
Помолчит и вздыхает:
-- Те, кто с костылями и то больше меня ходят.
Я кивал ему, мол, скоро подлечат его колено и выпустят.
Врач еще раз справилась у меня, нашел ли я его родителей. Я ответил: нет, не смог. А сам и не искал. Кто у него отец-мать и где они, не спрашивал и у самого Саши. Не знаю, почему. Может из осторожности.
Не хотел я в душу лезть. А когда пригрелся он у меня, то и вовсе обидеть не хотел. Все думал, вспомнит о них, станет грустить и сам мне расскажет. Но он, видимо, не вспоминал. Или же старался мне этого не показывать. Очень глубоко это у него было.
А потом, когда он с повязкой на ноге выписался, смотрю, что же это я: он придет -- я его поглажу по головке, не придет -- так и видел я его? Как раньше?
Пора, думаю, мне его к делу пристраивать. Только вот куда? Не знаю, где для себя-то серьезное дело найти. А для него?.. Нет-нет, непременно надо что-то с парнем делать. А то я с ним, как с девочкой, действительно, жалею... Ему крепкая рука нужна.
И стал брать с собой, чтоб пока нам с Лизой и Юзефом помогал.
...Помогать-то он помогал сколько смог, а потом всячески выкручиваться стал: "Не хочу, мол, надоело мне им миски подавать да собирать за ними". "Им" -- значит, нищим.
-- А сам-то кем был? Да и сейчас... немногим-то отличаешься. Сам-то ты кто такое есть?
Сашка надулся. Стоит, смотрит на меня псом.
-- Не буду я больше сюда приходить!
И пошел, повернувшись. Захромал сильнее, торопиться начал. Чем дальше, тем сильнее торопился.
-- Я тебе не приду! Ты это из головы выкинь! Я тебя на этом месте пристроил, пусть не очень тебе нравится, а где ты лучше найдешь?..
Саша даже не повернулся, побежал пуще по улице.
"Уйдет же совсем, -- промелькнуло у меня. -- Он человек вольный!"
А где я его найду? Как и раньше бы не нашел. Он тут все проулки знает, все выходы. А я уже не могу без него.
И действительно, осознал, что теряю что-то. Без Сашки жизнь будет такой, словно постоянно забываешь что-то, уходя на работу. Хотя раньше его не знал и жил себе, не тужил.
-- Я тебе не нужен! -- крикнул Сашка. -- Ты сам говорил, что работа у тебя такая. Для тебя я никто! -- и так звонко крикнул, что голос его сорвался и слова "я никто" он будто высвистел тонко-тонко.
-- Нужен, дурак! Иди сюда.
Он снова побежал прочь. В сторону, за угол.
-- Стой! Остановись! -- я сорвался с места и бросился за ним.
Я что-то еще кричал ему, напоминал о больной ноге (не поджила еще полностью после операции). Но Саша не останавливался. Он бежал из последних сил, только бы скрыться. Свернул на пустырь, заросший сорняками.
Прохожие оборачивались и смотрели нам вслед.
Сашка всхлипнул на бегу, то ли от обиды, то ли оттого, что я не отставал...
Я вдруг понял, что если сумею его догнать, точно навсегда потеряю. А так... была еще надежда, что он вернется.
-- И не дурак я! -- будто вспомнил, крикнул Саша вполоборота.
-- Докажи! -- бросил я в ответ, почти догнав его, и... запнулся о травяную кочку. Выругался и полетел в траву. Ух как хлестанула она меня по лицу и рукам, запутала ноги! Потом все остановилось.
Пахнуло травами и землей, как пахло от Сашкиных волос, и ненадолго я остался лежать.
"Пусть бежит. Не вернется -- переживем". С досадой внутри себя его отпустил.
Потом я осторожно повернулся, сел в траве: цел.
Саша подошел сзади и выглядывал из-за высокой травы: что там со мной, не разбился ли?
Я оглянулся, заметил его (он отпрянул) и на секунду захотел показаться ему обиженным и грубым. "Ну кому это нужно?" -- подумал я об этом и махнул рукой Сашке:
-- Иди сюда.
Саша подошел.
-- Понимаешь, я хочу сделать из тебя человека, -- открыл я ему свои недавние мысли, растирая ушибы. -- Хочешь ты или нет, кто-то должен сделать это. Будь у тебя родители, они занялись бы тобой как следует. А я тебе кто?.. Никто. Это ты правильно заметил.
-- Не надо...
Что "не надо", я не дослушал.
-- Раз я никто, ты можешь уйти. Уходи! -- отмахнулся я. -- Но уходи так, чтоб больше не показываться мне на глаза. Ты побежал уже... побежал быстро, хотя у тебя болит нога... Вот и бежал бы дальше, герой. Зачем остановился?
-- Я подумал, с тобой что-то случилось...
Я двинул плечом.
-- Что со мной может случиться, я взрослый человек. А тебя еще много бед ждет!
Я отвернулся. Саша вздохнул и засопел позади. И долго никто из нас не сказал ни слова.
Потом я услышал, как он подошел. Присел невдалеке. Склонил голову.
-- Извини меня.
И с этого момента все у нас с ним стало серьезно.
4.Божий промысел.
Пробста звали Владимир. Это был представительный огромный мужчина с блестящей лысиной и крупным носом. Он ходил всегда немного откидываясь назад, поэтому смотрел на людей как-бы издалека, оценивающе. Все мы знали, что он пробст в церкви, но между собой его называли пастором.
Наш пастор Владимир всегда нас подгонял, требовал дела. По чину он был капитаном Армии, но вспоминал об этом редко. Но мы постоянно помнили, хотя в одежде он ничем не отличался от нас: костюм, рубашка, галстук... Только чтобы все знали, кто он, к лацкану пиджака был прицеплен маленький серебрянный крестик.
Я раньше его совсем не знал и никогда не предполагал, что довольно плотно придется с ним беседовать "о чадах наших и спасении их душ". Именно через него Сашу удалось пристроить в школу от Армии при церкви, и пастор же наставлял их там на путь истинный, ведущий к радости и свету. Читал проповеди и нам, когда была нужда в совете.
В школе Саша не заскучал. Подружился почти со всеми ребятами, а двоим кивал при встрече всякий раз. (Когда меня не было рядом, подбегал к ним и долго о чем-то разговаривал. Мне говорила Лиза, да и сам я потом не раз видел их издали.) Он много рассказывал про школу, как там и чем они занимаются. Хвастался первыми успехами. Неудачи, конечно же, скрывал.
Но иногда на него что-то вдруг находило. Нет-нет да и нахмурится, ходит где-то один. А потом Владимир мне сказал, что Сашка часто с ним остается после занятий, хочет что-то узнать. О чем-то беспокоится, спрашивает о мелочах, а о главном молчит...
Прошла проповедь покаяния -- он опять замкнулся, и проповедь милосердия прослушал равнодушно. Потом вернулся в свое обычное настроение. Снова стал разговаривать с пробстом.
Владимир проповедовал в Собрании нищим Божью веру. С ребятишками, кроме того, мало-мальски занимался грамотой (с тем, кого приводили на проповедь родители). Саша стал отпрашиваться и ходил туда тоже. То ли пастор решил поговорить с ним откровенно, то ли сам решил что-то для себя...
Я интересовался их беседами, но пастор молчал и покачивал головой -- соблюдал тайну исповеди. Хотя какая из разговора исповедь...
Женщины из столовой, где мы с Сашей закупали продукты, да и в Армии Спасения удивлялись: откуда появился такой расторопный мальчишка-помощник? И почему у него нога в колене перевязана (под штаниной проглядывала толстая повязка, чтоб не застудил)?
-- Наверно, это твой, Виктор?
Я улыбался в ответ, почесывая нос:
-- Да. А что, разве не похожи?
Про повязку я молчал. А Сашка поглядывал на меня и ненадолго хмурился.
Лиза баловала его, отпускала раньше, хотя он должен был еще работать. Он ее благодарил.
А на меня нападал:
-- Что ты все на нее поглядываешь?
Я фыркал:
-- С чего ты взял?
-- Ну, я же не слепой... Вижу... Она ведь замужем, так что ты не надейся.
-- Я знаю. Я просто... А ты думаешь, я серьезно?.. Просто она мне симпатична.
Сашка лукаво щурился, а потом и сам мне признавался, что Лиза ему нравится. Но это было неопасно. Лиза нравилась многим, кто приходил к вагончику.
-- А твоя медсестра из больницы? -- спрашивал я иронично. -- Она не замужем?
Поначалу Саша почему-то обижался, уходил от ответа. А потом стал отшучиваться. Но все равно как-то особенно осторожно думал о ней.
А я... Сколько раз бывал у Саньки в больнице, ни разу не заставал ее. Уже и подумывать начал, что он меня обманывает. Но он уверял, что правда, что есть она на самом деле. "Вот, хочешь, -- говорил он, -- сходим как-нибудь и я ее тебе покажу. Только ты обещай, что не влюбишься".
Я обещал. Я понимал, что Сашка сам ее очень любит. Никого не подпустит.
Однажды Саша признался, что ему у нас нравится. Я не стал напоминать ему про тот случай, когда он убегал.
-- Я просто не знал раньше, как это -- быть в Армии Спасения. Теперь я увидел, почувствовал, -- говорил он уверенно, гордо, эдакий Гаврош.
Жил он, по большинству, у меня, деля со мной небольшую квартирку. Но иногда исчезал на целый день и приходил поздно вечером. Я спрашивал, где он был: в школе, у пастора или бегал к медсестре? Он кивал: да. И не более того. Я беспокоился, но вспоминал, что когда-то он жил без меня и ничего, не пропал совсем. И сейчас не пропадет.
И все равно я тревожился.
Тревожился, как оказалось, не напрасно. Однажды я понял, почему Саша уходил...
Я давно заметил у него заплечную сумку и то, что он постоянно что-то в нее складывает, перебирает там, что-то шепчет. А потом случился у нас скорый разговор.
Он сказал, что уходит. Чтобы найти себя, подумать о своей жизни без суеты и найти маму, которую потерял в один давний день в рыночной толпе.
Вышел от меня и пропал. Больше так и не вернулся.
Может, подтвердились мои ранние страхи, что он совсем со света пропал, или все-таки жив, но просто не может ко мне вернуться...
Пацан уличный приходил к будке, спрашивал его.
-- Где Сашок? Он у вас?.. Что-то мы его давно не видели.
Я сказал ему, что тот пошел искать маму.
Мальчишка призадумался.
-- А мы думали, он просто не приходит. Комар свитер хотел ему вернуть, тот что Сашка ему в карты проиграл... А я извиниться хотел.
-- За что? -- удивился я.
-- За то, что он меня выгородил тогда... ну, когда стекла били.
-- Как выгородил?
-- Он сказал, что это он швырял, а не я. А я... струсил, -- у мальчишки в глазах заблестело.
Я дотянулся до его головы, потрепал волосы.
-- Тебя как зовут?
-- Мякиш... то есть, Мишка. Мишка я.
-- Спасибо, Мишка. Иди, ешь, -- направил я его за плечи к окошку выдачи. Лиза кивнула: пусть подходит.
Не только мальчишки, но и взрослые, кто знал Сашу, спрашивали о нем. Куда он пропал, почему не приходит со мной их навестить? Я отвечал, что он уехал. О возвращении ничего не сказал, но и себя, и других убеждал, что вернется. Жить без нас не сможет.
Но, видимо, смог.
Сначала я очень жалел, что его нет больше со мной. А потом... привык. Только вскоре и сам ушел из Армии и подался в свои края.
* * *
Саша все стоял с пылесосом в руке, смотрел на меня и ждал, что еще я скажу ему или спрошу.
-- Саш, а ты был хоть раз в местах, где никто, кроме тебя, не был?
У меня была маленькая сказочная надежда, радостно екало сердце.
И мне показалось, этот Сашка мне кивнул: да!
-- Может, мы виделись там?
Саша посмотрел наверх, задумался, подпнул коленкой пылесос, пошевелил губами знакомо... И вопросительно, и радостно вгляделся в меня.
-- Ты?!
Я улыбнулся.
-- Болит колено? -- кивнул я и поглядел на его розовое, совершенно нормальное колено с небольшим синяком и царапиной.
-- Нет, уже почти не болит. А ушибся, ничего! -- Махнул он свободной рукой.
Мы помолчали немного.
-- Где ты был? -- спросил Саша, взял меня за руку и встал рядом. -- А я нашел свою маму!..
И озорно поднял на меня свои зеленовато-серые глаза с морщинками в уголках.
Часть 2.Жажда странствий.
1.
Со своей мамой Саша познакомил меня через несколько дней после нашей неожиданной встречи. Привел меня за руку к ним домой и радостно сообщил:
-- Мама, это Виктор. Он сам нас нашел.
Она смущенно заулыбалась и сообщила, что Сашка много ей обо мне рассказывал, но она не очень-то ему до сих пор верила. Я закивал и выразил сожаление, что о своих родителях Саша мне не сказал ни слова за все время, что я его знаю. Только перед самым уходом немного открылся, чтоб уж совсем не уйти без всяких объяснений.
Светлана усадила нас пить чай и стала рассказывать как они живут. Я посматривал на нее и на Сашку, радостно сверкавшего глазами, и прихлебывал чай. Потом он сорвался с места и куда-то выбежал с кухни.
-- А где ваш папа? -- спросил я, пока Сашки не было рядом.
Светлана на мгновение нахмурилась, отмахнулась:
-- Муж-пьяница ушел, и черт с ним! -- говорить об этом при первой встрече ей не хотелось. Оглянулась к коридору с опаской...
Прибежал Сашка. Что-то хотел принести, показать мне, но передумал. Отложил на потом... Сел на свое место. Присматривался, вспоминая меня получше, пока я объяснял его маме, каким невероятно случайным образом мне и ему удалось встретиться уже здесь.
Светлана молча поглядывала на нас от умывальника в углу кухни и мыла посуду.
Со Светланой и Сашкой мы виделись теперь время от времени: то я забегу к ним вечером, то Светлана Сашку пошлет, чтоб со мной сидел, пока ее дома нет... Находился повод, чтобы самой зайти. Да и жили не так уж далеко...
Я помогал Сашке наверстать упущенное в знаниях. (В церковной школе он недоучился и здесь у него обнаружилось отставание.)
Со Светланой поначалу только о Саше и говорили, он словно связывал нас. Потом появились другие темы для разговора и заходить можно стало не только к Сашке.
Но с некоторого времени я стал замечать, что он не такой, как был ТАМ. Следа не осталось от былой бродяжьей непристроенности, больше походил на обычного местного пацана, каких много вокруг. Нельзя было сказать, что и ТАМ он был каким-то особенным, но что-то было в самой окружающей обстановке, в системе наших с ним с ним взаимоотношений и его отношений с "тамошними" уличными друзьями. Заметив это, я все больше понимал, что ревную его нынешнюю жизнь к его жизни там. Здесь, конечно, он был несоизмеримо счастливее. Успокоился, забот стало меньше, повеселел.
Однако, бывало, призадумывался о былой жизни и веселье уходило прочь. Натерпелся в том городе всякого и сюда словно сбежал, укрепившись словами отца Владимира в надежде найти маму. Она нашлась! И радости не было конца. Но со временем радость эта поутихла и Сашку (как и меня иногда) тянуло в воспоминаниях обратно. Ни в коем случае не бросать маму! Просто... ну хоть глазком заглянуть бы туда...
И эти Сашкины истории, что он принялся вспоминать при мне... О ребятах из старой городской компании, о взрослом бродяге-нищем, собравшем их вокруг себя, а потом, когда прижала болезнь, ушедшем помирать "в овраги"... О том, как выживали на улицах...
Другой был Сашка.
Да и я был уже не такой, как тогда. Ясно я понял это всего несколько дней назад.
...Мы делали утреннюю пробежку. Договаривались накрутить по тропинкам большого сквера несколько километров. Упыхались. Вернулись до Сашкиного дома. Порозовевшие, переминались у подъезда, измеряя пульс по моим часам.
-- Поедем сейчас в парк? -- спросил меня Саша. -- Полазаем там, походим по местам, где никого нет. А потом я с тобой, еcли ты куда-то идешь... Возьмешь меня?
-- Сегодня я не смогу. Ни в парк, ни с собой тебя взять, -- ответил я, вспоминая о делах, предстоящих мне на день. И поспешил объяснить, почему. А сам подумал: "Черт возьми, а у Саньки жажда странствий! Его тоже что-то гонит с места."
Ведь он уже не первый раз до самой ночи где-то бродил один, мы со Светланой искали его, спрашивали, где он был, а он отмалчивался. Брал нас за руки и вел к дому. "Я гулял", -- объяснял он потом маме. А на меня просто молча смотрел, словно говорил: "Ну, ты же знаешь, что со мной происходит..."
2.
Однажды шел я мимо их двора, заметил ребят, сидящих под деревьями, среди них и Сашку. Свернул с дороги, подошел.
-- Здравствуйте, ребята. Чем заняты?
-- Здравствуйте, -- неохотно ответили они. -- Да ни чем.
А Саша кивнул мне, поднимаясь со скамейки:
-- Пойдем.
Мы отошли. Саша молчал.
-- Я не вовремя пришел?
-- Нет. Мы просто так сидели.
-- И так, наверное, все лето сидите? Август уже..
-- Я не знаю. Да, почти. Иногда что-нибудь придумываем.
Сашка пришел сюда в апреле, как я и рассчитывал. Но не совсем еще освоился здесь после нескольких лет отсутствия. Слишком много всего ТАМ случилось, чтобы так уж легко раствориться в новой жизни... И отвел меня от своих новых друзей потому, что сам только-только разведывал обстановку, пытался привыкнуть, а я был из другого его мира, из Сашкиного туманного прошлого. И он, видимо, считал, что эти два мира не должны соприкасаться.
Я оглянулся на ребят, внимательней рассмотрел их лица -- знакомых не было. Саша наблюдал за мной. Как только я повернулся к нему, он опустил глаза и сказал:
-- Наверное, опять черт-те что подумают!
-- Почему? Они уже знают, что у тебя только мама?
-- Конечно. Это мы выяснили в первый же день.
-- А я тебе кто? -- спросил я. Хотя вопрос был глупейший и неуместный. Но все же, мне было интересно, что он сам...
-- Ты -- как друг, как взрослый знакомый, -- сказал Саша, не особо задумываясь. -- А может, и как папаша. Но они-то подумают... как тогда.
-- Не подумают... А ты еще помнишь тот случай? Я бы, наверное, уже забыл.
-- Помню, -- вздохнул Саша. -- Вспоминается.
Мы постояли молча еще секунду.
-- Ну, ладно, иди к ним, -- тронул я его за плечо, прощаясь.
Саша кивнул и прошел мимо меня. Я тоже зашагал, но в другую сторону. Не оглядывался. Может, и смотрели Сашка с мальчишками мне вослед, может и ответил он на вопрос: "кто это?" -- это так... мамин знакомый; мне это было неизвестно.
3.
Вода в парковом пруду была замечательная. Теплая поверху, а со дна били прохладные ключи. Захотел погреться -- лег на спину, задрав нос, раскинул руки и лежи, подставляй солнцу пузо.
Наконец-то сбылась Сашкина мечта -- мама отпустила его со мной в парк. Сначала качели-карусели, а потом -- вот, пришли на пруд.
Сашка забирался на меня, нырял с плеч, врубаясь в воду как бомба, с глухим ударом. Далее следовал подводный взрыв, поднималась волна, лишь затем брызги. Таких брызг и шума не мог поднять никто, кроме него. Я заметил ему:
-- Ты ныряешь неправильно.
-- Стульчиком! -- пояснил он, показал язык и уплыл к камышам.
Я выбрался из воды на травянистый берег и сел, оглядываясь по сторонам. Людей около воды было достаточно -- день был выходной и солнечный.
...Скоро рядом пристроился и Сашка. В пальцах он вертел длинную камышину, заглядывал вовнутрь, подносил к губам и пытался продуть в ней отверстие.
-- Как бы проковырять... -- сверкнул он на меня глазом с капельками на ресницах.
-- А зачем тебе?
-- Для акваланга.
-- Сорви прутик потоньше, -- посоветовал я и Сашку как ветром сдуло минут на пятнадцать.
...
Беспокойство за Сашку заставило меня оглядеться.
По воде к берегу медленно двигалась соломинка. Берег становился все ближе, делалось мелковато. Я подошел и заткнул соломину пальцем. В это время над водой показалось ухо -- это Сашка пробирался по дну боком, иначе соломинка не держалась во рту. Я двумя пальцами взял его за это ухо и потянул.
-- Вай-ай! - закрутился Сашка в воде. -- Кто это?!.. Больно же!
Потом проморгался, увидел, что это я. И брызнул в меня из соломины водой, как слон хоботом.
...
Сушились, собираясь домой. Сашка расположился на траве, вытянулся. Я заметил на его щиколотке изнутри, чуть пониже косточки, наколку. Мелкую, с полтинник. Сплетенные вместе две буквы "N".
-- Что это? -- показал я пальцем.
Сашка развернул ногу, тоже глянул и нахмурился.
-- Ребята сделали. Мама увидела, сказала, что надо свести, но я не захотел. Разве мешает?
-- Нет. Но что означают эти буквы?
-- Говорят так клеймили наемников одной секретной группы. У Раймунда такая же точно была. Он настоял, чтобы и мне такую сделали, раз я туда попал по случайности.
-- Раймунд был наемником, что ли? -- поинтересовался я.
-- Он-то... Может, и был. Да ведь это все секретная тайна.
-- Интересно, -- призадумался я, -- а тебе-то это зачем? И что этим Раймунд хотел показать?
-- А кто ж его знает. Его не поймешь, странный он был какой-то...
И Саша с трудом начал мне рассказывать из того, что было до нашей встречи.
-- Мне было лет девять, когда я потерялся. Я искал маму. Ты думаешь,я сразу к ребятам пошел?.. Мне трудно было, ведь я... так и не нашел ее тогда.
-- Наверное, и она тебя искала.
-- Конечно, -- Саша переглотнул и оживился. -- Она меня искала тоже. И ей так же было плохо без меня. -- И снова потемнел лицом, добавил глухо: -- Уже не надеялась меня увидеть.
Я ничего не сказал. Не сказал, как было неуютно и одиноко мне после его ухода; как скучно и непривычно было Лизе, ребятам-беспризорным, от которых он ушел, чтобы найти маму. Я понимал: мама для него -- все.
Саша искал в магазинах, куда с ней заходили раньше, и на площади, прежде чем понял, что потерялся ОН, а не мама. Толпа закружила его, прижала в дальнем углу овощной лавки.
"Мама! Мама!.. -- расталкивал он на бегу людей. -- Где моя мама? Я здесь!"
Но на прежнем месте мамы уже не было. Несколько минут -- и Саша остался один. Он долго еще метался по улицам, приставал к людям, описывая им мамину внешность и спрашивая, не видели ли они ее. И плакал потом в укромном месте.
К самостоятельной жизни он был не готов. В первые же два-три дня его избили какие-то пацаны, отобрали хорошую одежду. Наивность и простота так и лезли из него, домашнего.
Через год он был уже другим: дерзким, нахальным, с хитрым прищуром глаз -- полным сорванцом в тертой и залатанной одежонке. Участвовал в битье окон и карточных играх на пустыре, в воровстве и побегах от тамошней полиции...
Летом с ночлегом не было проблем. Где заставала тьма, там и пристраивались в кучке, согревая друг друга. Зимой прятались, где придется, но старались к вечеру возвращаться к уже обжитым местам. Ночлежки обходились ими стороной. (Не большое удовольствие ворочаться с боку на бок на вонючем топчане среди нищих и вшивых больных.) Предпочитали покинутые хозяевами дома на окраинах, развалины, где можно было запалить костер, или землянки, выкопанные заранее у холмов.
В тот самый злополучный раз ночь застала их всех на окраинах, в старом доме.
-- Я догадывался, что Щепка нарочно привел нас туда, -- рассказывал Сашка. -- Он давно хвастал, что лучше всех знает тайные подземные ходы. И все звал нас, чтобы показать...
-- Тайные ходы? Это интересно
-- Да нет, какие там ходы, -- усмехнулся Сашка, -- крутая лестница вниз, да длинный холодный подвал. Жутко там. Этот Щепка сопливый сам испугался в темноте идти, мы ему предлагали. А он: "Мы ничего не увидим!.. Я с факелом ходил! Надо с факелом, так просто нельзя!.."
Переночевали они в верхнем зале, где развели костер и подогрели на каменных глыбах старые консервы. От камней всю ночь шло тепло.
Утром выбирались через завалы, торопились, прыгали друг за другом с высоты в снег, будто в городе их кто ждал. Саша вскарабкался на груду заснеженных глыб и... поскользнулся.
Боль пронзила колено. Показалось, что хрустнула кость. Но снаружи только кожу содрал.
Пацаны посмеялись над тем как он переживает о какой-то царапине и поторопили его. Пока Саша, держась за колено, выбрался из завала, друзья успели уйти довольно далеко. "Подождите меня", -- крикнул он. "Догоняй, Хромоножка", -- услышал он в ответ.
С этого времени он стал Хромоножкой.
На краю площади ребята остановились. Надо было обговорить сегодняшние дела: кто ворует еду, кто залезает в карманы прохожих на рынке, кто пасется на своих "постах", чтобы при появлении полицейских подать своим особый знак. Хромоножка еле успел доковылять.
По дороге он прикладывал к ушибленному колену снег, и отбрасывал его, подтаявший, с красными пятнами. Нагибался и снова прикладывал. Потом раскатал штанину, потому что нога замерзла. Ему достался "пост". А это значило, что сегодня он получит меньше еды, как вечно простуженный Щепка. "Пост" -- разве дело?
...
Днем в ночлежках было свободнее. Иногда бывало, что они закрывались на день, никого там не было, а вечером открывались снова. К обеду ребята подтянулись к одной из них и в захламленном дворике разделили добычу. Все деньги забрали старшие и никто не проронил ни слова.
Саше досталась пара картофелин, сморщенная луковица (которую он сразу же выкинул) и банка тех же консервов, что ели вчера в пустом доме. Те, кто не стоял на посту, получили по две банки. И консервы были какие-то другие.
-- А че мне какую-то дрянь дали?! -- возмутился Саша. -- Давайте такое, как у вас.
Старшие подступили к нему вплотную, прижали спиной к стене и углу деревянного сарайчика:
-- Тебе мало сегодня твоей царапины?.. Может, еще расковырять болячку?..
Остальные ребята маячили позади и беспомощно поглядывали на Сашу.
-- Ты -- Хромоножка, тебе и досталось за "поcт". Такой у нас уговор. А не нравится, так и пошел вон!
-- Ха-а, Хромоножка! Это уж точно так! -- запрыгал Щепка. Иногда все они держались вместе, а иногда -- вот так...
Саша дернулся к нему с желанием размазать сопли по его грязной морде. Но Раймунд схватил его и откинул назад. Саша отскакал на здоровой ноге, едва не упав.
-- Лезь внутрь и ищи свой топчан. Щепка! Мякиш!.. Помогите ему и валите тоже. Мы сейчас.
Колено стало распухать. Вскоре стало похоже на небольшой мяч и словно налилось упругой резиной -- при сгибании скрипело и сгибалось не до конца. Присесть он мог теперь лишь на одной ноге. И не мог быстро бегать.
Сразу куда-то исчезло уважение среди ребят их компании. Он стал паршивой овцой в стаде. Ходил просить милостыню у дальней церкви, потому что воровать был не в состоянии -- стоял на "посту", когда остальные "брали" прилавки.
Пацаны придумали ему еще парочку обидных прозвищ и непременно встречали его ими. Непонятно: то ли радовались, то ли ехидно удивлялись, когда Саша к ним возвращался. Он присмирел, пригнулся. Через боль старался не хромать при ребятах. И снова стал тихим, молчаливым.
Вскоре решил отколоться от этой компании окончательно. Остался в городе и на окраины выходил очень редко. Нашел новых знакомых, жил помаленьку и так было еще около полугода, пока я его не заприметил.
Встреча со мной мало что всколыхнула в его душе. Обычная смена обстановки, которая случалась у него и раньше. Немного увлекла его церковная школа и школьные друзья. Идея Армии тоже прошла где-то по краю его души. Он воспринял ее как обязанность, долг, а не как сострадание, что мне хотелось бы в нем видеть. Впрочем, я и сам в последнее время во многом разочаровался. В последние месяцы работал только ради зарплаты.
Особое место в тогдашней Сашиной жизни занял пробст Владимир. Саша часто советовался с ним и доверился его мнению: маму надо искать. Где искать, Саша думал, что знает. По крайней мере, предполагал.
И ушел, в конце концов, оставив всех нас.
-- Так ты не из того города?
-- Нет.
-- А как попал туда?
-- В первый раз?.. -- Саша задумался. Вздохнул, лег щекой на траву. -- Мы играли в партизан. И знакомые пацаны были, и чужие, наверное, с другого двора. Поделились на два отряда. Фашистов не было -- кому охота. А так.. ловили друг друга: то мы их, то они нас. И я попал в плен. Так получилось в игре. Совершенно случайно...
-- Бывает, -- кивнул я.
-- Ну и вот, повели меня в их штаб, для допроса. Двое по бокам руки мне держали, а еще один сзади мне глаза ладонями закрыл, чтоб я не знал, куда идем. Но я чувствовал, что далеко меня не отвели, самое дальнее -- на соседнюю улицу, через дом. Открыли глаза и сразу от меня разбежались. И я оказался в том городе. В самый первый раз. Не знаю, как это получилось. -- Саша нахмурился, повернулся на бок, лицом ко мне. Затеребил в пальцах травинку. -- Все незнакомое... Побежал с того двора -- улочка, шпили на домах, флюгера. Орган из церкви слышен. И мальчишки те снова ко мне подбежали, догнали. Взяли за руки, снова глаза закрыли, повели и я опять дома оказался. "Ты кто, -- спрашивают, -- по званию?" Я говорю: "Капитан". "В штабе работаешь? Выдавай секреты!" "Не выдам," -- говорю. Они мне дали под-дых, пихнули в кусты и ушли...
Сашка опять вздохнул и дернул плечом.
-- Потом мы с мамой поехали туда.
-- И ты узнал те самые места?!
-- Еще бы не узнал! Они мне потом каждую ночь снились. Я будто давно там был, даже мама удивлялась, что я так спокоен, будто дома. Ты ведь тоже там был?.. Значит, помнишь как там.
Я улыбнулся и взъерошил мокрые Сашкины волосы. Тот мотнул головой.
-- После того, как я вернулся к маме, мне даже показалось, что тебя не было никогда. Что я тебя выдумал. -- Признался он. -- Это хорошо, что ты меня все-таки нашел. Наверное, и это не случайность.
И тут я рассказал ему о нас с Лизой и Юзефом, об отце Владимире, о Мишке-Мякише и многом другом, о чем всегда хотел ему сказать.
Сашка благодарно смотрел на меня.
4.
Ранним утром, когда туман стелился по узким городским улочкам, а в домах мирно спали горожане, за их окнами раздался крик. Кричал мальчишка. Пронзительно, звонко, тревожно и нараспев: "Эй вы, кто есть, мне помоги-ите! Я здесь стою и жду вас всех давно-о!"
Тотчас же в окнах появились сонные и нахмуренные лица взрослых и вихрастые головы любопытных ребят.
Чуть отведя назад руки со сжатыми кулаками, набрав полную грудь воздуха и глядя в небо, стоял незнакомый улице парнишка лет 13-ти, в узких брюках, рубашке навыпуск и расстегнутой жилетке поверх.
-- Ты что орешь в такую рань?! -- заворчали взрослые. -- Поди прочь отсюда!
А тот, не замечая угроз, опять, да громко:
-- Скорей, скорей сюда! Собраться всем, пока не опозда-али!
И отовсюду к нему потянулись ребята -- кучками и по одному: из соседних домов, с другого конца улицы. А мальчишка не унимался, звал и пространство с трудом, с треском и звоном поддавалось его голосу.
Только когда все молча собрались вокруг него, он замолчал и повел их куда-то за город. Печальная, тихая процессия...
Но в ушах многих на той улице еще чудился тот звонкий голос, словно далекое эхо.
Саша пошел вместе со всеми, но никого не узнавал. Несколько знакомых лиц мелькнули среди ребят и потерялись. Саша поглядывал в ту сторону и наблюдал, как окружающие себя ведут, -- уж больно странно было идти куда-то...
Со всех сторон продолжали присоединяться мальчишки и девчонки, словно вот-вот только подоспели на голос издалека.
...Шли долго, часа два. Через весь город. Уже окраины скоро. Большей частью, помалкивали. Саша всматривался в лица идущих рядом и позади -- они были сосредоточенны и тревожны, будто уже знали что-то. А Саша один не знал...
Постепенно он стал отставать, отставать от колонны и свернул на тротуар к соседней улочке. Незнакомые места. Оглядевшись, прошел под темными арками сквозь тихие дворы, перелез изгородь и неожиданно узнал повозку Армии Спасения на углу квартала.
И... проснулся.
Да, это был всего лишь сон. Сашf рассказал мне его на следующий день в мелких подробностях. Спросил испуганно, что же это может быть. Попросил ему растолковать...
Я в ответ вспомнил легенду о Гаммельнском крысолове -- уж больно все это было схоже. Но Сашка, знающий эту легенду, лишь посмеялся. Потом устало закрыл глаза.
-- Это было как на самом деле...
-- Ты думаешь, это был вещий сон.
Саша пожал плечами.
А через неделю через город прокатился гул от сильного взрыва. По радио срочно объявили, что возле кинотеатра "Маяк" совершен теракт -- в подъезде пятиэтажного дома взорвана бомба.
Я так и замер с открытым ртом. А когда опомнился, то наспех накинул свою служебную куртку с нашивками и помчался туда, посмотреть на все своими глазами. "Маяк" был в трех кварталах от нас. И удивлялся: какие могут быть терористы в этом спокойном мирном городе?! Абсурд!
Любопытный народ прибывал и прибывал отовсюду. Милицейское оцепление не пропускало никого, кроме пожарных и спасателей. Я нашел высокую точку и осмотрел с нее местность. Присвистнул: часть дома неровно обрушена, среди развалин, развороченных бетонных плит, нагроможденных друг на друга на высоту двух-трех этажей, что-то дымилось и шипело. Пожарники закручивали вентили газовых труб и водопровода. (Похоже, что это была просто утечка бытового газа и объемный взрыв.) Около завалов лазали саперы с собаками. За оцеплением в первых рядах стояли люди и плакали.
Я спустился вниз и обошел место вокруг. Мне удалось пробраться между машин подъехавшей спасательной бригады и уже внутри оцепления меня никто не трогал. Вместе со спасателями, осмотревшими место происшествия, я встал в живую цепочку и мы стали разгребать завалы по кирпичу, по небольшим кускам -- вдвоем-втроем. Потом сменились и отошли в сторону передохнуть.
Из-под осыпей уже кого-то извлекли и увезли. Теперь скопились возле больших плит. Казалось, оттуда слышался голос и какое-то движение. Со мной туда подбежали еще несколько человек. Мне сунули в руку каску: "одень". Ломами плиту приподнять не удалось. Осторожно подъехал бульдозер, расчистил дорогу для автокрана, вскоре приподнявшего перекрытие. Рабочие закрепили его столбами.
Спустились двое, углубились в теплую темноту. Послышались металлические звуки -- упала кастрюля или сковорода. Журчал ручей -- где-то все еще хлестала труба с водой... Потом послышался детский голос.
Рабочие наверху оживились и вскоре спасатели вынесли на свет мальчишку лет десяти в школьной форме. Одна штанина порвана и... не стану рассказывать в деталях. По-моему, была раздроблена нога.
-- Повезло... Повезло еще... -- говорили то один, то другой из спасателей, передавая его с рук на руки.
Мальчишка смотрел на всех по очереди и кисть своей левой руки придерживал у груди, закрывал другой рукой. Видимо, пытался защититься ею, остановить падающую махину.
-- Ты один? -- спросил я, в свой черед принимая его от спасателей снизу.
Бледный и крупно трясущийся, он ответил не сразу.
-- Нет, дома еще мама и бабушка были...
У меня сердце оборвалось... Представил, каково сейчас этому пацану. Отшагнул с ним от развала на ровную землю.
-- Здорово прижало, -- заметил кто-то за моей спиной.
Я заметил, что на левой руке мальчишки нет двух ногтей, а бледный -- отчасти от бетонной пыли, но более -- от шока.
-- Уноси его, -- посоветовали мне спасатели, заметив, что мальчишка обмяк, поник головой и тяжело задышал.
У ограды возле гаражей стояла "Скорая" с носилками. Я поторопился туда. Осторожно опустил мальчишку на носилки. Ему сразу дали нюхнуть нашатыря, осмотрели его ногу.
-- Кто есть из его родных? -- тихо спросила меня врач.
Я кивнул назад, к завалу.
-- Там...
-- Понятно.
Мальчишка вздрогнул, увернулся от резкого запаха и потянулся встать, всхлипывая.
-- Мама!..
-- Лежи. Не волнуйся, мама скоро к тебе приедет.
Я помог занести носилки в машину. Мальчишка смотрел на меня, уцепился взглядом за мою куртку, измазанную в цементе и залитую водой; рассматривал мое лицо, пытался поймать мой взгляд. Врач это заметила.
-- Вы сможете поехать? Надо будет помочь..
-- Поеду, -- ответил я и запоздало оглянулся: не понадоблюсь ли на завале?.. И сел в машину радом с носилками. Тронул плечо мальчишки и кивнул: мол, я здесь, все будет хорошо.
Мальчишка приутих, не порывался уже вскочить.
-- Что там произошло? -- спросил он меня уже на полпути. -- Такой грохот!.. Окно вылетело...
-- Полдома рухнуло, -- коротко ответил я. Мальчишка перевел взгляд на врача.
-- А маму спасут?
-- Конечно, -- уверенно и твердо ответила она, переглянулась со мной (чтоб я со своей правдой не лез!) и стала спрашивать его, что еще беспокоит, кроме руки и сломанной-таки ноги. А тот опять отключился.
Когда мы отъезжали, я заметил в окно, что прибыла еще бригада спасателей. Еще собаки. Солдаты в форме копались в земле возле самого оцепления. Двое инженеров-саперов прикидывали по схемам и вживую, где произошла утечка. Мое предположение о взрыве бытового газа подтвердилось.
...Всех пострадавших отвозили в ближайшие больницы, где было нужное оборудование для экстренной помощи. Алексея привезли в Детскую на улице Соколова. Я помог переложить его с носилок на каталку и его повезли внутрь.
-- А вас... Вы кто? -- Спросил он меня приподняв голову.
-- Виктор Сергеич. Спасатель... -- шагнул я следом за каталкой, чтоб Алексею не приходилось тянуться. Он откинулся на приподнятый изголовник.
-- Вы приедете еще?.. Скажете, как там мама?.. Узнайте, ладно? Мне очень надо...
-- Конечно, я постараюсь. Я сейчас туда еду.
Алексей посмотрел на меня с надеждой.
...К развалинам вернулся на той же скорой. С ними же увез еще пару человек (одному дали кислородную маску -- он мучился удушьем от пыли; другого... в общем, ничего уже не мучило. Объехали больницу сзади, к другому помещению). От всего этого меня самого бросало в дрожь.
...Мама и бабушка Лешки... В общем, тяжелое это дело -- о таком говорить.
Сашка приставал: скажи ему да скажи... Сказал. И того как в воду опустили -- ходил по квартире как тень.
-- Вот досталось пацану, -- сказал он после долгой паузы.
-- Досталось, -- согласился я. -- Но и повезло в какой-то мере. Что выжил...
Саша повел плечом. Совершенно неопределенно.
...Выжило девять или десять человек из почти сорока, что на момент взрыва были дома: Лешка, две девчонки с разных этажей, дед пенсионного возраста, муж с женой помоложе и еще одна женщина с сыном-студентом. Кто не попал под взрыв, наудачу были на работе, либо просто снаружи (в магазине, например).
Последствия "теракта" долго потом показывали по ТВ. Извинились за случившуюся ранее оговорку.
Ночью, после того страшного случая, мне снились битые стекла, руины, стоны людей, кровь и кухонная утварь. Я почти не спал. Ворочался, вспоминал, что и сейчас там работает очередная смена в прожекторах и рычании мощных машин... Порывался туда поехать и помочь еще.
Но решился лишь утром, трезво оценив ситуацию. И теперь больше из любопытства. Саша, пришедший за новостями, когда я уже уходил, просился со мной, но я его не взял. Мы поспорили. Он рассердился, сказал, что все равно туда поедет. Вот прямо сейчас, следом за мной.
-- Не дури, -- сказал я. -- Сиди дома. Делать тебе там нечего, все равно близко не пустят.
-- Ага, не пустили.. -- съехидничал он.
Как я и думал, он все же никуда не поехал.
И меня в этот раз не пропустили. Я постоял в оцеплении, посмотрел на то, что уже сделали. Поспрашивал соседей о том, кто выжил, кто нет... Посмотрел списки.
Бабушку и маму Алексея не спасли... С такими новостями я боялся ехать к мальчишке. А ведь он ждал, я не мог проигнорировать обещание...
Как я ему скажу о таком?..
...В приемном отделении уточнил, в какой палате он лежит.
-- Но сейчас нельзя! -- удивилась медсестра.
-- Пусти, -- сказала другая. -- К ним можно.
Посмотрела на меня доверительно и пошла вместе со мной. Дала халат, подсказала, на какой этаж мне подняться.
У меня ноги еле двигались. ("Как я скажу?"..)
Остановился перед дверью с нужным номером. Она была чуть приоткрыта, словно меня ждали. Я вошел. Запахло йодом и кислым запахом перевязок и гипса.
Сперва мне попал на глаза парнишка лет пятнадцати, лежавший с книгой на кровати у окна. Лешка лежал на кровати напротив. Остальные две кровати были пусты.
-- Он спит? -- спросил я соседа шепотом, заметив, что у Алексея закрыты глаза и он не оглянулся на мои шаги. Парнишка шевельнулся, скрипнул пружиной кровати и Алексей открыл глаза. Заметил меня, но узнал не сразу.
-- Виктор Сергеич! -- и сразу же сник. Видно у меня все на лице было написано. Зажмурился, отвернулся.
Я оглянулся к парнишке:
-- Он знает, -- тихо сказал парнишка и вздохнул. -- Ко мне приходили родственники. Пришлось сказать...
Парнишка тот сам оказался из соседнего подъезда, что не так сильно пострадал.
Лешка беззвучно плакал. Я и сам был к тому близок, глядя на него. Будто и со мной горе.
Тут подоспела медсестра -- та, что меня проводила. Охнула, с укоризной на меня посмотрела и, подсев к Алексею, приобняла его прижала к себе. С кровати напротив хмуро глядел парнишка.
Сестричка оглянулась ко мне, сказала:
-- Вам лучше уйти. Он сейчас в таком состоянии...
-- Да-да, конечно, -- закивал я и ушел.
...Дня через два заехал в больницу еще раз. После новой работы, куда, наконец, устроился.
Лешка в ответ на мое приветствие лишь безразлично кивнул. Сдвинул руками свои ноги в сторону, чтобы я мог присесть на кровать. И в этот раз мы хорошо поговорили. Вечерком, в тишине, уютно. Парнишка, тот тоже что-то рассказывал. О себе Лешка отвечал неохотно: что с ногой, как в гипс заделали, но потом сняли, потому что понадобилась перевязка. Я чувствовал, что сейчас ему хочется одного -- молчать и слушать. Поэтому говорил, в основном, я.
Алексей не жаловался, не выказывал переживаний о случившемся, но прислушивался к себе, что-то вспоминал и боялся этих воспоминаний. Хорошо, что я еще ему душу не травил -- рассказывал о совсем других вещах.
Уходил я с чувством, что мой визит его подкрепил. Я был еще одним человеком, кроме медперсонала, кто с участием отнесся к его судьбе.
-- Знаешь, у него тоже нет отца. -- Сказал я Сашке несколько дней спустя, когда мы собирались поехать на речку.
-- Ну и что, -- хмыкнул Саня. -- У нас во дворе у двоих нет.
Его это не удивило.
Мы с ним, считай, каждый выходной ездили по городу, по разным местам путешествовали. Говорили обо всяком. Об Алексее тоже. Иногда. Сашка вспоминал его среди разговора, приводя какой-то пример из жизни.
И потом, по-моему, именно Саша напомнил мне, что Алексей уже должен выписаться. Я разыскал адрес тетки Алексея и решил съездить, узнать как он себя чувствует.
За Алексеем в день выписки приехала тетка, сестра его матери. Только двоюродная сестра, а может, и ей самой теткой приходилась -- не знаю точно... Привезла ему костыли и ... так уехали.
Тетку эту я видел на похоронах. Настоящая бой-баба (такие иногда встречались среди малярш и путеобходчиц) с глазами орла и почти мужским голосом. Даже не делала вид, что плачет.
Заговорил в удобный момент с ней об Алексее. Сказал, что ему сейчас нужна ее забота, и спросил, что она намерена с ним делать. Потому как уже сейчас видел, что несладко будет пацану жить с такой тетушкой. Та хмыкнула и так посмотрела на меня... Мол, вам-то какое дело, что? Вы-то совсем посторонний...
"Ну и ладно, -- решил я. -- Это не мое дело. Главное, нашлась родная кровь, пусть не душа... Теперь мальчишка не один останется. Может, наладится все..."
Прошло еще два месяца. Бывая в тех местах, где они с теткой жили, несколько раз за это время встречал Алексея на улице. Он жил, не жаловался. Жалел только, что в школе пропустил много занятий в начале года, когда объясняли новые темы. У тетки и перезимовал.
Я был занят на своей службе, потом еще учения, поездки по объектам... У себя дома редко бывал, у Светланы с Сашкой и того реже. А когда бывал, Саша все приставал -- поедем да поедем к Лешке. Познакомиться хотел, посмотреть, что за тип. Где они с теткой теперь жили, я знал.
Выбрались к Алексею только весной. А его... уже не оказалось дома. Тетка отказалась говорить, где же он. Но от всезнающих старушек во дворе (по секрету!) я узнал, что она сдала его в приют. Мол, он плохо учился, ее вызывали в школу: то за одно, то за другое, а потом избила его и сдала "от греха подальше".
-- Когда сдала?! -- поперхнулся я известием.
-- Да вот, в прошлом месяце.
-- Как же так?!
Сашка на меня посмотрел с укоризной: мол, я же давно говорил, что надо ехать. Ты что, мой сон перед взрывом не помнишь?..
Но мне ведь некогда было! Работа же у меня, свободного времени теперь мало. Как все бросить?..
Я стал обзванивать детские дома и интернаты -- все их телефоны у нас в службе были. Говорил, что ищу такого-то и затем-то. "Да, есть у нас такой, -- ответили в одном доме. -- Недавно поступил."
Приехали мы с Сашкой. Ребят со двора попросили сбегать за Алексеем. Они сбегали, нашли его. Мы ждали внизу, на первом этаже.
Лешка понял, что я специально к нему сюда приехал -- к кому больше? Узнал издалека. Кинулся было ко мне, а в глазах слезы...
-- Виктор Сергеич! -- но, увидев рядом со мной Сашку, притормозил. Подошел, поздоровался за руку.
-- А что тетка? -- сразу спросил я.
-- Она меня выгнала, -- опустил он голову.
-- Я слышал, что била...
-- Нет, не била. Просто говорила часто: сдам в приют, сдам в приют. Ну и вот... Все ходила с какими-то листками. Мне все время показывала, мол, смотри, на тебя бумаги. И сюда меня пристроила.
-- Чего это вдруг? -- спросил Сашка. -- Сначала взяла к себе, а потом -- сюда?..
Лешка быстро и смущенно глянул на Сашку. Ничего ему не ответил. Я кивнул Сашке, оглянувшись: иди, погуляй. Тот пожал плечами.
-- Я щас! -- и ушел по коридору первого этажа.
Лешка оживился, взял меня за руку.
-- Это кто? Здешний? Детдомовский?.. Я еще не всех знаю.
-- Нет, городской. Не брат, не сынишка, а... просто мальчишка. Я его давно знаю. Он к тебе со мной попросился. Ничего парень, лишнего не скажет, ты не беспокойся.
Лешка вздохнул. Как мне показалось, облегченно.
Отошли с ним в сторону, к стене. Ходили ребята, девчонки. Посматривали на нас с интересом: кто это пришел к новичку. Норовили встать рядом и послушать наш разговор.
-- Идите, идите, ребята, -- отправлял я их. -- Займитесь уроками.
-- Да мы сделали, -- с досадой отвечали они и все же уходили.
-- Что у тебя с теткой не пошло? -- Вернулся я вниманием к Алексею.
-- Она грубая. Я попросился на кладбище к маме и бабушке, а она сказала, что мал я еще, по кладбищам ходить. Я и поругался с ней. А чего она! Я же к маме хотел съездить. -- Лешка поморщился -- вот-вот заплачет. Задышал со всхлипами.
Я положил свою ладонь на его плечо. Алексей ухватился обеими руками за рукав моей куртки.
-- И все? Поругались из-за бумаг и... кладбища?
-- Не только поэтому, -- отозвался Алексей. -- Вызывали пару раз в школу.
-- Учился плохо?
-- Не успевал понять, как уже новая тема. Я же пропустил, целых два месяца не учился. А под новый год -- контрольная. И у меня -- два. Не то, чтобы неправильно, а вообще почти ничего не решил.
В дальнем конце коридора показался Сашка. Медленно пошел к нам, останавливаясь и выглядывая в окна. Я тронул Лешкины волосы, он отшагнул назад.
-- Как тебе здесь? -- Спросил Саша. -- Я тут прошелся немного...
Лешка вздохнул, посопел. Глянул коротко на подошедшего Сашку.
-- Пока ничего, -- снова посмотрел на меня, хотел что-то сказать, потом задумался и смолчал. -- Разве все расскажешь...
-- Пристают, да? -- поинтересовался Сашка. -- Лезут, расспрашивают? А кто-то смеется...
Я наблюдал за ними. Алексей, прежде чем ответить, пригляделся к Саше. Тот смотрел тоже. Это продлилось мгновение.
-- Откуда ты об этом знаешь?
-- Зна-аю, -- уверенно кивнул Санька. -- Всякого насмотрелся. Ты им скажи один раз, что у тебя за история, чтоб потом не лезли. А то поодиночке они тебя достанут.
-- Уже, -- горько усмехнулся Лешка. Вздохнул.
-- О маме вспоминаешь?
-- Да, конечно, -- и на меня посмотрел. -- Иногда страшно от всего становится... А иногда кажется -- она дома, а я почему-то здесь. Как во сне. И никак не проснусь, никак...
-- Я знаю, -- прошептал Сашка и глаза у него намокли.
Алексей вскинул брови.
-- Он тоже маму терял, -- пояснил я. -- Надолго. Но потом нашел. Только, -- я посмотрел на Сашу, -- он не объяснил мне, каким образом это у него получилось.
-- Я и сам не знаю. Наверное, стал догадываться, как пройти...
-- А я уже свою маму никогда не найду, -- тихо и по-взрослому задумчиво сказал Леша. Вроде даже не нам, а себе.
Мы с Сашкой опустили глаза. Долго стояли и молчали. Лешка смотрел на нас с тоскливой обреченностью. Интернатские тоже поглядывали, пытались по нашим лицам и глазам уловить, о чем идет речь.
Саша дернул меня за рукав.
-- Нам пора уже.
-- Да, сейчас идем.
-- Вы придете еще? -- схватил меня за руку Лешка.
-- Придем, если пустят... Если будут пускать, -- пожал плечами Сашка. -- А... можно мне одному сюда приходить? Как, Виктор Сергеич?
-- Попробуем договориться.
-- А мне про вас как сказать? Ведь они спросят. -- Леша кивнул на собравшихся ребят.
-- Скажи, что знакомые. Придумай сам что-нибудь, как лучше будет.
Потом мы с Сашкой вдвоем сходили к воспитателям. Попросил я за него, объяснил, что лучше будет для Алексея, если кто-нибудь из нас будет приходить. Показались на глаза охраннику при дверях, завхозу, чтобы знали, кого пускают. Сказал, что отвечаю за Сашкино поведение и оставил свои координаты. Сказал, кто сам такой, где работаю и откуда Алексея знаю.
Нам разрешили. Саша был доволен.
-- Ну вот, хоть друг будет хороший, -- сказал он мне на обратном пути.
Ребятишки помладше бегали по спортплощадке позади детдома, постарше -- сидели на вкопанных возле забора покрышках и разговаривали басовитыми голосами. Сашка с Алексеем гонялись за девчонками вокруг железной горки. Это я увидел в один из дней, когда приехал сюда.
Понаблюдал за ними. Подумал о том, что Лешке очень повезло с другом. Им обоими повезло. Один опытный и тертый, другой только начинал учиться самостоятельной жизни. А еще подумал о тетке Алексея. Не мог раньше понять, почему она взяла его. Чтобы потом сдать в детдом?.. Могла бы сразу... Теперь мне было понятно.
Город давал пострадавшим материальное пособие. Выжившим -- одно, кто потерял близких -- другое. Алексею тоже полагалось. А так как он был несовершеннолетний, то все деньги достались тетке. Мальчишка ей и не нужен был. Сдала по-тихому, думая, что никто не узнает.
(Потом, с помощью детдомовской администрации и через суд, с тетки все взыскали. Но и Алексея ей не отдали.)
Светлана спрашивала меня: не опасно ли это -- что Сашка водится с детдомовскими? Я успокоил ее, сказал, что за ними там присматривают.
Света сразу становилась серьезной. Видимо, в такие моменты она вспоминала то, о чем я ей рассказывал -- о взрыве, о пострадавших, о Лешкиной тетке, как о несправедливости к невинным... Или о том, как жила тут без сына, считая его потерянным навсегда...
Саша ходил к Лешке в приют и я там уже был не нужен. Навещал редко, при случае. Сашка был как связной между нами: мне об Алексее рассказывал, как он там; а ему -- обо мне.
Поиграют там со всеми, а потом сговариваются и уходят куда-нибудь вдвоем, сидят отдельно от всех, разговаривают. Как то, как другое -- обсуждают что-то. Интерес у них нашелся общий.
Летом Саша полностью заполнял Лешкино время. А когда наступил сентябрь и пора было учиться, встречи их стали редки.
Я звонил им с мамой домой. К трубке обычно подбегал Сашка.
-- Ты сегодня поедешь к Алексею? -- спросил я как-то раз.
-- Нет, -- ответил Сашка. -- Я потом, в другой день.
-- А то отвез бы ему карандаши, я купил ему.
-- Принеси, я захвачу с собой.
Неохотно Саша отзывался. Что-то опять не в настроении.
-- Что такое? -- спросил я. Знал, что это у него неспроста. -- Что опять?
-- Я ему хочу места разные показать, а его оттуда не отпускают.
-- Вот чудеса! ТЕБЕ побродить хочется, а его зачем с собой тянешь? Его-то оставь в покое, путешественник.
-- Не могу я его оставить, когда он не видел то, что я видел.
-- Ну, расскажи ему и достаточно. Может, он и сам не хочет идти.
-- Еще бы не хотел!.. Хочет он, но не пускают. И на меня накричали, мол, с пути его сбиваю.
-- Ну, так можно их понять!..
Сашка вздохнул:
-- Только ты меня то понимаешь, то нет... -- и положил трубку.
Я пришел к ним после работы. Переговорил со Светой. Потом разыскал Сашку. Он был в комнате, стоял у окна и смотрел на серый пустой вечер с опадающими листьями и дождем. На мое приветствие не ответил, только кивнул вполоборота.
Я подошел к нему, обнял за плечи, положил подбородок ему на макушку.
-- Ты сам-то что думаешь? Как хочешь решать эту проблему?
-- Ну, не сбегать же ему из детдома, -- буркнул Сашка.
Я отшагнул в сторону, придерживаясь за Сашкино плечо, встал от него сбоку, потом и вовсе на подоконник сел.
-- Это верно. А если его отпросить на выходные, то другие решат: "с чего это ему можно, а нам нет?" Те, к кому никто не ходит. И будет между ними конфликт. Зависть.
-- Его бы сразу к нам забрать. Совсем.
Я отшатнулся, сложил руки на груди.
-- Ну-у, додумался. Кто же его усыновит? Мама твоя, что ли? Она тебя еле кормит. А может, я?.. Ты брось об этом думать.
-- Ладно, это я так, вообще. А правда, можно его на выходные отпросить?
-- А конфликт? Забыл?!
-- Ну, как-нибудь объяснить им. В интернате ведь берут детей на выходные.
-- Так то интернат. У них родители есть. А это детдом. Ты вспомни себя-то. Там. Если еще помнишь.
-- Конечно, помню. И у меня никого не было. И когда к тебе ходил, ребята завидовали. Но никогда за это не били, не издевались. Смеялись, конечно, выдумывали всякое -- это было. Лешка -- другой случай. Мы его навещаем, значит, у него есть мы.
Я помолчал, походил по комнате, размышляя. Саша оглядывался от окна, видел, что положение Алексея и мне не нравилось. Но ничего нового я предложить не мог.
-- Будем навещать его чаще, -- кивнул я Саше, предлагая такой выход решительно, будто пообещал. И хмурое его лицо слегка прояснилось. -- Не оставим его одного и насовсем. Всем пострадавшим не сможем помочь, так хоть в его жизни поучаствуем.
Сашка согласился, что я дело говорю.
-- Турок ты оттоманский, -- облегченно шагнул я к нему и потряс его голову ладонью. -- Вот и весь разговор!
Саша усмехнулся, шагнул ко мне, прижался щекой к моей груди, чтоб почувствовать себя уж совсем домашним. Вроде как у него и отец есть. И меня заставил об этом задуматься.
Как же вокруг Сашки все неслучайно случается!..
Его маму я знал уже больше года. Я и она -- мы взрослые люди и понимали, во что может перейти наше знакомство.
Мы со Светланой поговорили и сообща решили, что подумаем еще немного, а потом (ближе к Новому Году)съедемся, чтобы жить вместе. Втроем.
Сашка был "за". Он сказал:
-- Мы и так уже одна семья.
Светлана погрозила ему и слегка порозовела. Притянула сына за плечи. Тот заулыбался, глядя то на маму, то на меня.
-- Я давно хотел вас познакомить, -- признался он. -- Я давно думал: придет к нам какой-нибудь дядька незнакомый, будет моим папой... вроде бы. А на самом деле -- чужой совсем. А ты -- не совсем чужой, -- Сашка подал мне свою руку и заглянул в глаза. Я даже прослезился, растрогал он меня.
Светлана рассказывала мне несколько раз о том, как она искала Сашку, как переживала, пока он был в розыске. А потом надеяться перестала. Ее состояние я себе представить не мог...
И она чуть с ума от радости не сошла, когда он нашелся. Удивилась, что он сам пришел. А чуть после стала замечать, что он не такой как был до того, как потерялся.
-- Я понимаю, много времени прошло, я помнила его домашним, моим, маменькиным, ласковым. А он пришел самостоятельный, взрослый какой-то, больше помалкивает. Да ты и сам знаешь, какой: спрошу его о чем-то, он то ответит, то отмахнется. Я понимаю, переходный возраст, все такое, присматривается он ко всему, воспринимает по-новому. Но матери-то надо ответить. Да и вообще, в одиннадцать лет, по-моему, еще рановато чудить, а? Как ты считаешь? А он не по годам в жизни соображает. Представляешь, как-то сказал мне: ты, говорит, мое счастье, я тебя люблю, но не надо из меня делать единственную опору в жизни. Представляешь? Мне, говорит, нужно больше свободы. Где он успел такой свободы набраться?..
Я не знал, что сказать. И мог ли я рассказать, где и как Саша жил в городе, о котором знаем только мы с ним? Не предам ли я его? Не скажу лишнего?
-- Он говорил тебе, как он провел эти два года?
-- Сказал в самом начале. Я сама его спросила. Но он и тогда уже не очень-то разговаривал. Сказал о том, что жил в приюте. Нормально было. Потом тебя встретил. О том, что ты его учиться пристроил и что какой-то священник сказал ему, что меня можно найти. И он пошел искать. Вот и все, в общем... Некоторые подробности уточнял, про приют, да про учебу. Да о тебе рассказывал.
-- Раз так, то мне добавить нечего. Я его знал не так уж долго и встречал не каждый день.
Светлана закивала.
-- Хорошо, -- сказал я, -- пусть так. Теперь скажи мне, как получилось, что он потерялся. Или вы оба каким-то образом разошлись...
-- Сама не понимаю. Случайность какая-то! Мгновение -- и нет его. Я и туда, и сюда... Думаю -- убежал, но все же как это?.. Незнакомый город. Хотя он в нем ориентировался лучше меня. Говорил, что уже бывал здесь. Не знаю. Если убежал, то как же тогда я? Обо всем на свете забыл, даже обо мне? -- Светлана засмеялась. Теперь это было смешно. -- Ведь я ему говорила: держись за мной, не потеряйся. Повторяла и повторяла ему это и, как назло, именно в тот самый день...
-- А что за день? -- спросил я.
Светлана неохотно проговорилась:
-- В этот день когда-то от нас Сашкин отец ушел. Забрали его, выселили...
Я не стал расспрашивать. Вспомнил раздражение Саши: "плохо себя вел, вот что!" и вздохнул:
-- Да, бывает...
Однажды, когда мы с Сашкой возвращались от Алексея, задумались о прошлом и стали вспоминать. Саша молчал, молчал, слушал меня, а потом тихо сказал, что есть возможность вернуться туда. Хоть на несколько минут.
Я согласился и он повел меня. Мы щли, шли по улочке, потом по другой, свернули на пустырь (они везде были примерно одинаковые). Но в "тот" город не пришли. Не получился переход.
Ну, не случилось чуда! То ли закончилась сказка, то ли фантазия иссякла, а не открылась нам тайна. Сашка так думал.
-- Послушай, а как же ТЫ пришел сюда из нашего города? -- спросил он меня вдруг.
-- Ага! -- улыбнулся я заговорщически. -- Вот это тебе и надо было спросить с самого начала...
Часть 3.Трамвай, идущий в парк.
...-- Мой родной город тот, о котором ты вспоминаешь, -- сказал я Саше.
Он не удивился, помнил, что у меня там была своя квартира и неуживчивая молодая жена (тоже Светлана). Там я был дома.
-- А здесь? Как ты здесь?
-- Привык. Здесь такие же люди.
Но Саша спрашивал не о том. Его интересовало, не скучаю ли я по своим местам. Я понял это по его взгляду.
-- Так как же ты попал сюда? Ведь мне это удалось только потому, что я очень сильно этого хотел. А ты?
Я не мог сказать, что ИСКАЛ ЕГО, это было не так. Я просто захотел УЙТИ ОТТУДА, изменить что-то в себе и в окружающей обстановке. А средством, связующим два города, стал трамвай, идущий в парк.
1.
Первый раз я попал в тот трамвай случайно. Просто ехал из школы домой. Задумался и не вышел на своей остановке.
К тому времени это было не первой моей случайностью в жизни, я попадал в дурацкие и странные истории довольно часто.
На последней остановке, где все высаживались, кондуктор ходила по салону и подгоняла всех, кто не желал поторопиться или спал, укачанный на мягком сиденье. Громко кричала: "Конечная!" А мне сказала, что тем, кто едет дальше, следовало бы доплатить за проезд.
"Как же она догадалась, что я не очень хочу выходить?!"
Я полез в карман за мелочью... А когда в вагоне никого не осталось, кроме кондуктора и меня, я услышал голос:
-- Ну?
-- Вот мои последние гроши. Десять... пятнадцать грошей. Этого хватит?
-- Вполне, -- кивнула кондуктор. -- Билета я тебе не дам, поедешь так просто. И не кидайся к окнам.
Такого я и в самом деле еще не видел!
Медленно перестукивая колесами, трамвайчик заехал за дощатый забор и... я попал в сказку.
Сашка слушал меня, открыв рот.
-- Пойдем, сядем куда-нибудь, -- предложил я. -- Если хочешь, чтобы я все подробно вспомнил.
...
Сразу в обе стороны я смотреть не мог. Решил, что мне снова повезет и я осмотрю все как следует и с другой стороны, когда поеду обратно. Поэтому сел слева и не отвлекался.
...Длинные перегоны. Шел трамвай по лесу, казалось, за городом и в какую-то деревеньку или поселок. Теперь я понимал, как это бывает, когда говорили: трамвай идет в парк. Это и был парк. Только не то место, где все трамваи стоят, а самый настоящий лесной парк.
Удивительно, что раньше мне об этом никто не сказал, даже бывалые школьные друзья...
Но, оказалось, что вместо поселка, трамвай вышел на окраины: пара длинных сараев, редкие дома новостройки на расчищенном пустыре, старые пустые домишки под снос. Не совсем похоже на наш город, но все же...
Кондукторша (проводница в иной город!) заметила мое беспокойство. Попросила водителя остановиться, ссадила меня и велела тотчас же ехать обратно, как только подойдет встречный трамвай. Я с готовностью закивал, потому что до жути испугался незнакомых мест.
Однако, на следующий день я уже с нетерпением ждал, когда закончатся занятия. С друзьями не пошел на стадион, сказал, что дома много дел. Добежал до линии, дождался трамвая, сел и поехал, но... высадили вместе со всеми перед воротами. И слушать не стали, что "вот же я только вчера там был".
Впоследствии много раз пробовал проехать дальше конечной, пока не понял, что ничего не получится. Никого больше не пускали. Такое чудо только один раз в жизни случается.
-- А та кондукторша? -- Спросил Саша, уютно устраиваясь под моим боком на скамейке возле магазина. Подогнул под себя ногу.
-- Я ее больше не видел. Хотя один или два раза ехал домой на том же самом трамвае.
-- И в парк не попал?
-- Нет. Пока учился в школе, а потом в училище -- больше ни разу. Много лет. Но вот я вырос и вдруг пробудилась та детская мечта. Это было задолго до того, как я стал работать в Армии Спасения. Трамваями я ездил все время, но по несколько остановок. Один же раз...
-- Ну, ну! -- подбодрил меня Саша, потирая руки...
-- Один раз мне выпала возможность все проверить снова: или увидеть сказку, или... разочароваться.
На последней остановке, как и всегда перед парком, все выходили сами. Потому как дальше было ехать некуда -- остановок впереди не было, ни жилья, ни магазинов, куда можно было бы спешить. Но я остался. Кондуктор (на этот раз это был мужчина) подошел ко мне и предложил выйти.
-- Знаете, я хотел бы остаться. Я доплачу за проезд, -- с готовностью я потянулся к бумажнику.
-- Нет-нет, -- остановил он меня задумчиво, -- езжайте так. Только... я впервые вижу человека, которому захотелось ехать столь длинный путь в одиночестве и... -- он пожал плечами. -- Впрочем, это ваше дело. Как хотите.
Кондуктор отошел, стал копаться в сумке, что висела у него через плечо, а я подсел к окошку справа.
Трамвай въехал за дощатый забор, весь в заплатах из фанеры, и застучал колесами бодрее.
... Ничего нового в парке не появилось. Я смотрел на подросшие деревья, на ржавые пути, идущие параллельно, а потом отходящие в сторону (обратно трамвай здесь не шел); на придавленный упавшим деревом сарайчик с трубой... Смотрел, не понимая, ЧТО ИМЕННО в детстве мне показалось здесь сказочным. Быть может, этот подсобный сарай, где наверняка всего лишь хранились трамвайные запчасти, казался мне избушкой коварной старухи? или одинокие сухие столбы, стоящие между живыми деревьями, навевали на меня печаль?.. Теперь это место для меня уже не было ТЕМ, таким значимым и таинственным. Может, потому что я тогда не так практически и узнавающе смотрел на все?.. Не было сейчас того жуткого волнения от неизвестности и тайн, которое было тогда.
Но что-то определенно осталось.
Кондуктор украдкой посматривал за мной: как я оглядываюсь, что привлекает мое внимание...
В одном месте трамвай приостановился и стал круто поворачивать вправо, а я увидел, что блестящая колея еще не кончается и тянется далеко вперед. Смутно вспомнил, что после поворота уже скоро выезд из этого парка. А мне хотелось остаться здесь подольше. Вдруг больше такой возможности не будет, не повезет попасть сюда еще раз... Я вскочил, подбежал к кондуктору и попросился сойти.
-- А вы найдете дорогу сами?
Я кивнул. Кондуктор окликнул водителя и тот приоткрыл среднюю дверь.
-- Все время держитесь колеи, -- посоветовал кондуктор и я соскочил на малом ходу.
Дверь закрылась и трамвай уехал, оставив меня посреди парка. Дул осенний ветерок пахло опавшей листвой. Никакого грохота колес.
От поворота я свернул налево и пошел туда, где, как мне казалось, за деревьями проглядывали доски забора.
...На самом деле это оказался сарай. Длинная бревенчатая стена, обитая досками. Несколько рабочих уставились на меня, оторвавшись от дел.
-- В какую сторону ближе выход? -- спросил я их.
Они показали руками в засаленных рукавицах: туда иди. Я пошел.
К дальнему концу сарая примыкал глухой бетонный забор. Высокий, в два человеческих роста, из плит, поставленных ребром друг на друга. Вдоль него и за угол сарая вела тропинка, натоптанная в траве. Далее забор уже был ниже, дощатый и за ним вдруг заработал, зазвенел мотор точильщика ножей. Я прошел дальше, тропинка стала шире, по-моему, была когда-то даже заасфальтирована. Деревья у забора были спилены и чурбаки от них лежали в стороне сарая.
Свернул к забору. Заглянул в щель между досками -- с той стороны был рынок. И вспомнил, что видел этот забор от рынка. И разросшиеся клены поодаль, позади меня, и часть крыши сарая. Скользил глазами и всегда думал, что там пустырь, свалка или просто рыночные задворки.
И вот, надо же! Целая незнакомая страна. Тихое и таинственное редколесье...
Послышался разговор, резкие окрики, смысл которых было не разобрать. А моя тропинка терялась возле деревянной калитки. Вместо ручки у нее была веревка с узлом, темная, засаленная.
"Служебный вход", -- догадался я и потянул дверку. Показалось, что тупик... Нет, можно пройти -- между рядами бочек от масла и тюками расплющенных картонных коробок...
Все же сказка из моего детства имела продолжение. Тогда я не знал, что это уже другой город, к тому же -- рынок был мне знаком. Но ни тогда, в детстве, ни в этот раз не выходил далеко из парка. Постоял на краю тротуара и вернулся обратно.
Возвращаясь, шел вдоль рельсов, наверное, около часа или больше. Вернулся к конечной остановке трамвая, там сел в подошедший вагон и вернулся домой с массой впечатлений...
-- На следующий день все мое путешествие мне показалось незначительным. По сути, что такого я там увидел?.. И даже сейчас и здесь, с тобой, до сих пор не могу понять, каким образом...
-- Надо туда идти, -- сказал Саша.
-- Что?!
-- Надо найти то место, ту калитку в парк, -- повторил он и уточнил: -- С нашей стороны.
Я с сомнением промолчал.
2.
Мы вернулись домой. Сашка включил телевизор, а я засел за справочники.
Вскоре Саша прибежал с горящими глазами и полный энтузиазма:
-- А где у нас карта города?
Я оторвался от созерцания формул и припомнил. Сашка принес карту и развернул ее передо мной на столе.
-- Иди, телевизор выключи, -- кивнул я.
Когда он вернулся, я держал палец на территории рынка.
-- Смотри, южнее рынка -- розовое пятно. Это нежилая зона. Либо завод, либо...
-- Парк! -- просиял Сашка.
-- Нет, парк обозначили бы зеленым...
-- Да нет же, трамвайный парк. Не лес, а тоже, как завод. Депо трамвайное.
Он верно мыслил.
-- Мне просто некогда было подумать об этом... -- стал объяснять я.
-- Что ж ты... -- по-хорошему усмехнулся Саша. -- Я бы там уже все излазил...
-- Был бы я пацан -- никто б не удивился, посчитали, что залез на территорию из любопытства. Но я к тому времени был уже взрослым. Тут уж заподозрили бы что-то посерьезнее...
Оставались еще неразрешимые вопросы.
Первый -- почему трамвай в парк шел по одной колее, но обратно в город возвращался вовсе не из парка (там ржавая вторая колея), а вдоль его внешней стороны сбоку?
Второй -- почему не ездили по той ржавой колее, которая в центре парка заворачивала на юг, и что в той стороне?
Третий и самый главный -- к парку со стороны города, где мы были сейчас, трамвай не подходил. Хотя в детстве, в первый раз, я выезжал с этой стороны именно на трамвае. Что произошло за это время? Разобрали пути?.. Или чтобы выехать на трамвае в город, надо было сесть и не сходить нигде, пока не доедешь до места?..
На карте парк был изображен в форме трапеции, верхним основанием примыкавшей к рынку. Я измерил линейкой розовое пятно и сказал Саше:
-- Посмотри-ка, парк на карте слишком мал. Чуть больше рынка. На самом деле это огромная территория...
Саша посмотрел на карту, пожал плечами.
-- Ты говорил, вы с мамой туда ездили...
-- Да. Четверо суток на поезде.
-- Так долго?!
-- А сколько на трамвае?
-- Минут сорок средним ходом, -- припомнил я.
Саша вскоре потянул меня на рынок, посмотреть то место.
-- Неужели тебе все равно?! -- удивлялся он.
-- Мне не все равно, но туда возвращаться незачем.
-- А мы не будем возвращаться, мы просто посмотрим.
И в один из выходных дней, утром мы поехали на рынок. Поехали рано, торговки еще только раскладывали свои товары. На нас не обращали внимания. Оделись по-походному просто, взяли фляжку с водой, бутерброды. Решили побродить подольше.
...Проход между забором и овощным складом забрали решеткой. Мы подставили под нее несколько ящиков и перелезли. Сашка запросто, а я с ощущением некоторого стыда. А затем мы попали в тупик: поперек прохода стояла будка сторожа.
-- Может, ты проходил где-то в другом месте? -- спросил Саша.
-- Нет, именно здесь.
Сашка заглянул направо, между сараем и будкой. Нырнул туда и прошел без проблем.
-- А я как же? -- с полуулыбкой осмотрел я свою фигуру.
-- Попробуй. Там сначала узко, дальше свободнее.
Я как смог втянул в себя живот, выдохнул воздух и полез вслед за ним. Получилось.
Пересекли пустой дворик склада. Подошли к дощатому забору. Саша погладил доски низкой двери.
-- Вот она, -- оглянулся он ко мне. -- Как ты и говорил.
Я толкнул дверь. Она со страшным скрипом отворилась. На счастье, в этот утренний час поблизости никого не было, да и нас уже не было видно с территории рынка. Мы перешагнули порог и вступили под раскидистые клены.
Мало что изменилось в этом месте. Только деревья стали выше, да снесли часть длинного сарая, которая совсем, видимо, сгнила. Прошли в стороне от двух одноэтажных контор с несколькими горящими окнами (там уже кто-то работал).
-- Куда дальше? -- оглянулся на меня Саша.
Я показал пальцем наискось от сарая и забора вглубь парка. Саша обрадовался, что так все просто получается. Он поверил в мою историю сразу, как только увидел своими глазами дверку в заборе и здания контор.
... Далеко среди деревьев проехал красный трамвай. Медленно, тряско. Саша пригляделся:
-- У нас не такие. Посмотри, он круглый какой-то, с гладкой темно-бежевой крышей.
Мы подбежали поближе к повороту, где вагон почти совсем остановился. Бока его -- темно-красные (чуть ли не бордовые), желто-ржавая (скорее, светло-табачного) цвета крыша, гладкая, с тонкими "рожками" пантографа. Затем трамвай набрал скорость и скрылся вдали.
-- Вот, -- сказал я, -- заметил, какой огромный парк?
-- Да-а, -- потрясенно ответил Саша и я увидел в его глазах тот самый "мой" блеск, когда я случайно здесь оказался в детстве. -- Ты говорил, здесь где-то ржавый поворот...
Я повел Сашу вдоль путей в ту сторону, откуда шел трамвай, и минут через пятнадцать мы наткнулись на ржавые рельсы в густой траве. Они не были разобраны, раскручены, а просто заброшены. Ящик с механизмом для перевода стрелки был покрашен свежей краской, а рельсы -- вот такие... долго простоявшие под дождем и снегом.
Сашка присел, потрогал их, осмотрел и сверкнул глазами.
-- Идем по ним?.. Посмотрим, куда они ведут.
Рельсы круто отходили от основной колеи, повторяя поворот, на котором мы уже были. Метров через восемьсот они обрывались на берегу круглого пруда, нависали над самой водой. Появлялись снова лишь на противоположном берегу, метрах в ста, и уходили за ограду парка. Сквозь кроны деревьев и белесый туман проступали очертания высоких белых домов.
-- Не похоже на наш город, который мы ищем, -- заметил Саша.
-- По-моему, этот, где мы сейчас живем. В "нашем" нет таких высоких домов. Город-то старый.
-- Тогда мы зря сюда пошли.
-- Вернемся? -- спросил я.
-- Нет, лучше пойдем вперед. Там сядем на автобус и приедем сразу к дому.
...Пруд мы обошли стороной. По самому берегу обогнули обвалившуюся ограду и по шпалам пошли дальше. Рельсы поднимались на насыпь, под которую вскоре нырнула автодорога. Из-за тумана машин на ней не было.
Сбоку к насыпи и мосту, плавно изгибаясь, подходила эстакада с путями боковой ветки. Рельсы ее были начищены до блеска и какие-то странные... в глубоких желобах.
-- Сюда, наверное, выходит тот трамвай, что мы видели, -- предположил Саша. Я пока помалкивал, потому что таких рельсов я еще не видел.
Словно в подтверждение моих опасений, с эстакады, из тумана слева от нас, раздался низкий бархатный звук, мягкое шипение, источник которого двигался довольно быстро.
На нас, стоящих невдалеке от стрелки, надвигалось что-то крупное, с большими выпуклыми передними стеклами. Белого или светло-бежевого цвета, как туман.
-- Что это? --только и спросил Саша удивленно.
То, что мы увидели не было похоже на трамвай. Скорее, поезд в несколько вагонов. Состав, из-под низа которого хлестал воздух. Взъерошил нам волосы, упруго оттолкнул назад.
-- Пневмопоезд, -- сообщил я Сашке, протиравшему глаза. -- Мы с тобой, похоже, заблудились.
...
Туман не давал нам возможности осмотреться. А спуска вниз с эстакады не было. Пришлось нам возвращаться назад, обходить пруд и вдоль внутренней стороны ограды (с колючей проволокой наверху) искать рельсы в том месте, откуда приехал округлый трамвай.
...Прошло еще около часа, пока мы не наткнулись в траве на блестящие рельсы. Пошли вдоль них и вскоре увидели открытые ворота. С облегчением заметили, что дома снаружи и вся обстановка знакомая. Ходили мимо люди, проезжали машины.
Сашка заулыбался, закивал. Потом тронул меня за руку, оглядываясь назад, на пройденный путь.
-- А где наша карта? Давай посмотрим, что с этой стороны парка.
Мы отошли в сторону с тротуара, присели на ствол спиленного клена. Я достал из рюкзачка бутерброды, поискал карту и развернул ее у себя на коленях.
-- Километра четыре мы шли вдоль ограды, -- сказал я, откусывая от бутерброда. -- И это только половина, если считать изнутри парка. А в карте с этой стороны, посмотри-ка, грузовые причалы, стадион, автобусное кольцо...
Саша оторвал от карты удивленный взгляд:
-- А где же тот Город?.. Пневмопоезд?..
От его слов меня пробрала дрожь.
...
Мы долго сидели молча. Таращились в карту, ожидая, что там с минуты на минуту появится все, что мы потеряли.
Саша поглядел в сторону, потом произнес:
-- Я думаю, ведь не мог же "наш" город за это время так измениться...
-- Конечно, нет, -- заверил его я. -- Это...
Сашка повернул ко мне лицо. Огромные темные глаза.
-- Другой город... -- замогильным голосом произнес он. -- Третий... Ребята рассказывали, что он есть. Раньше не верилось...
-- Что они рассказывали?
-- Легенду. О том, что это город счастья. Кому плохо, уходят туда и больше не знают горя. А от хорошей жизни туда не попадешь.
Я насмешливо заулыбался. Легенда... Сашка искоса и недоверчиво на меня посмотрел. Наверное, подумал: зачем не веришь в красивую мечту беспризорных сирот? А вслух спросил:
-- Мы еще туда вернемся, правда?
-- Возможно, но не сегодня. Уже поздно, -- я поднес часы к глазам, -- уже...
И замолчал. Встряхнул часы, приложил к уху -- работают ли.
-- Что? -- переспросил Саша, заглядывая на циферблат.
Часы шли четко, я за этим всегда следил. Но оказалось, что вместо трех с половиной часов в парке, мы провели там всего сорок минут. И семь-восемь минут уже сидели здесь, жуя бутерброды.
Мы успевали домой к обеду.
На следующий день, в воскресенье, мы сразу приехали сюда, к этим домам, чтобы сократить путь. Но ворота над рельсами оказались закрыты на большой замок. Сашка полез на забор.
-- Куда? -- стащил я его за штаны. -- Там колючая проволока.
Он с досадой отошел на тротуар, стал оттуда заглядывать поверх забора -- может, видно что...
-- Пойдем вдоль забора, -- предложил я. -- Мост на эстакаду был уже вне парка. Если он там, то мы его увидим.
-- Как же мы его увидим, если на карте его нет?!
Я стал подумывать: а не выбросить ли эту карту совсем? Парк на ней указан в неточном масштабе, а трамвайной линии, выходящей из-под ворот, и вовсе нет... Сказал об этом Сашке. Он молча свернул карту в трубку и сунул в густую траву под забором. Кивнул мне:
-- Если понадобится, найдем.
...
Мы дошли до самых причалов на реке, но никаких мостов и эстакад не встретили.
-- Уж не приснилось ли это нам обоим? -- усмехнулся я.
Сашка вздохнул. Вид у него был задумчивый и серьезный.
-- Поехали обратно, -- сказал я решительно.
В следущую субботу Сашка был занят в школе, я уехал по делам конторы, где служил. У обоих не было свободного времени. Выбрались на волю мы только в воскресенье после обеда, с утра успев навестить в детдоме Алексея. День обещал быть насыщенным событиями и впечатлениями.
Светлане сказали, что оба поехали в парк; и это была правда. Только не в тот парк, куда мы обычно ездили, а в тот, что не поддавался нашим исследованиям. Теперь экспедиция имела точную цель, даже две: найти Город с пневмопоездом и вернуться через парк к "нашему" городу.
У меня было ощущение, что мы гоняемся за тем, чего нет. Ну, пусть хоть Сашка увлечен ожиданием открытий...
Прошли мы в этот раз через рынок и калитку в заборе. Добрались до пруда быстрее, чем в прошлый раз. А недалеко от того места, где рельсы всходят на мост, нам встретился мужичок. Коренастый, неспешный, с живописной окладистой бородой.
-- Куда вы идете? -- спросил он и сам догадался, куда. -- Не надо туда ходить, -- посоветовал он, делая останавливающий жест рукой.
Я ему возразил.
-- Мы не случайные люди. Если мы ищем свое и смогли сюда дойти, то, думаю...
-- То, что вы с мальчиком сюда добрались, еще не показатель. Пожалуйста, поворачивайте назад.
Я хотел что-то еще сказать, но Саша меня опередил.
-- Хорошо, мы уйдем. А вы не скажете, что там за город?
-- Тот же самый, что и везде вокруг этого трамвайного парка.
-- Но там высокие белые дома... -- заметил Саша.
-- И пневмопоезд, -- добавил я.
-- Это закрытая зона, -- недовольно покачал головой мужичок. -- Я ведь не зря вас остановил. Если хотите уберечь себя от неприятностей, возвращайтесь назад.
Сашка дернул меня за рукав. Мы ушли.
-- Второй раз пытаемся пройти и ничего не получается.
-- Ничего, -- кивнул Саша. -- Идем в наш город, как и хотели.
...Через час мы добрались до блестящих рельсов и половину пути прошагали вдоль них. Потом уступили дорогу торопящемуся встречному трамваю и вскоре подошли ко въезду в парк. Переглядывались, улыбались и каждый из нас ждал от похода что-то свое.
Город внешне нисколько не изменился. Мы прилично прошагали по старым улочкам, пооглядывались... А вот в людях, их лицах, одежде что-то неуловимо было не так.
Саша настороженно и недоуменно посмотрел на меня: заметил ли я то же, что и он?
Конечно же, узнавали места. Так же было малолюдно на окраинах. Только появилось много современных машин. Старенькие "Пежо" и "Шкоды" совсем исчезли с улиц.
Нигде не было видно вагончиков Армии Спасения.
...
Мы присели на скамейку. Ноги устало гудели. Я положил руку на Сашкины плечи, спросил:
-- Ты не устал еще?
-- От чего?
-- От того, что мы ищем то, что уже не вернется.
Сашка поглядел на меня и чуть нахмурился.
-- Страшно как-то... И странно. Год всего прошел, может больше...
Я припомнил еще один мой странный случай.
-- Несколько лет назад... Хотя нет, лет семь-восемь уже, я посещал время от времени малоизвестный в городе клуб. Он размещался в полуподвале одного из частных агенств недвижимости. Довольно уютное заведение, поделенное на комнаты и залы со стенами, обитыми темным полотном. Там были бильярдный, карточный залы и комнаты для бесед. Подавали пиво, кофе, сигареты и легкие закуски. Кофе было отменное, из-за него я и ходил сюда. Да и обстановка мне нравилась.
Я любил сыграть на бильярде и посидеть в стороне, слушая чужие рассказы. Частенько находились болтуны, привлекавшие внимание всей компании. Но были же и такие как я -- тихие любители послушать. Они все время сидели особняком. Клуб был добровольный и никто им не указывал, как поступать: хотели молчать и молчали.
Редкий человек мог разговорить таких, заставить открыться. Хотя между собой они часто и помногу разговаривали. В своей компании. Были это серьезные люди, хотя и одевались просто -- клуб был не из богатых.
Конечно, все мы платили клубные сборы, но этого едва хватало на выплату аренды и обеспечение напитками и сигарами. Немного оставалось прислуге.
...В последнее время в клуб ходили мало. Хозяева вообще подумывали о его закрытии. Помню, в один вечер ко мне подсел с кружкой пива молодой человек, парень, лишь на несколько лет младше меня. Представился торговым агентом. Звали его Михаил. Я поморщился, предполагая. что он и здесь станет мне предлагать товары своей фирмы, но вместо этого он стал расспрашивать меня о городе, как мне живется; слушал, кивал моему рассказу, отхлебывая пиво. А потом он спросил меня о том, что мне вспомнилось именно сейчас: не хочу ли я вернуться обратно в те условия, из которых меня выбила череда случайностей? Помню ли я отчетливо тот определенный стартовый момент?..
Я тогда растерялся и спросил его, что это значит и может ли он вернуть меня туда; на что Михаил высказался весьма недвусмысленно. Поставил условие, которое к тому времени я не мог выполнить.
-- Какое было условие? -- заслушавшись моим рассказом, спросил Сашка.
-- Для начала я должен был уехать из города. Михаил привел бы меня в определенное место на окраинах, направил меня и я смог бы добраться до нужного времени и места. Сейчас мне кажется, что трамвай шел именно туда, куда нужно.
-- Ты мне об этом никогда не рассказывал, -- заметил Саша.
-- Это и понятно. Мы с тобой не искали тогда ни белого города, ни возврата к старому.
-- Сейчас Михаил был бы полезен, -- тихо произнес Саша.
-- Да ты что?! -- подтолкнул я его в затылок. -- Оставить маму?.. Ты не вздумай сказать ей что-либо подобное!
-- Я не оставить... Я чтобы вместе с ней. Начать все заново здесь, в ЭТОМ городе.
Я не стал говорить ему, что Светлана наверняка не согласилась бы поселиться здесь из-за неприятных воспоминаний. Да и для меня то, что предлагал когда-то Михаил было сомнительно. Смог бы он тогда сделать все так, как говорил?.. А теперь где его искать?
Видимо, последнюю мысль я произнес шепотом, Сашка услышал.
-- Как где?! В том самом клубе! Где он находится?..
-- Находился, -- уточнил я. -- Думаю, его уже нет. Все же... это недалеко от Старого города.
-- Случайно не в том длинном доме по улице с каштанами?..
-- Верно, -- удивился я, припомнив. -- Ты знаешь те места?
-- Мы бывали там с Мякишем... Идем, ведь это недалеко отсюда. -- потянул Саша меня за руку. -- Идем же. Вернуться мы успеем. Хоть посмотрим, что там сейчас.
...Мы были там, на той улице, у того самого дома. Клуб работал, но днем там никого не было; завсегдатаи собирались поздно вечером. Мы спросили прислугу (из тех, кто при мне еще работал), не знают ли они такого Михаила. Никто его даже не помнил. Зато меня узнали. Один помнил меня по Армии Спасения. Расспросил, где и как я сейчас. Я отговорился нейтральными фразами.
-- А давно тут нет Армии Спасения? -- спросил Саша.
-- Почитай уж три года с лишним. Хорошая была идея и люди при деле были, но... и там нашлись нечестные на руку люди. Организацию лишили лицензии, распустили. Хотя люди-то все здесь остались, только уже врозь...
Саша о чем-то задумался.
-- Все как в другом месте, -- пожал он плечами, когда мы вышли на улицу. -- Я мечтал, что все будет по-старому.
-- И ты уже не хочешь сюда переезжать?
Сашка посмотрел на меня долгим взглядом.
-- Я этого не говорил. Надо посмотреть еще. Мы мало видели. Может, ребята еще где-то здесь, Мякиш... Хоть кого-нибудь повидать.
... Мы долго бродили по улицам изменившегося города. Пообедали в кафе, поглазели на реку со старинного каменного моста, на узкую баржу с песком, на отмель, где возились пацаны. Саша все высматривал знакомые лица...
И ближе к вечеру вернулись домой, в город, где была Сашкина мама.
Мне казалось, он был расстроен и разочарован в своих ожиданиях. Одно утешило его -- когда я напомнил ему, что нас с ним ждет Белый Город. Тогда Саша повеселел, в его глазах снова засветился интерес. И мне от этого стало легче.
3.
Сашка подал идею, что идти надо в какой-то определенный день. Я с ним согласился, уточнил только, что проход возможен не только в определенный день, но и время суток (где-то ближе к полудню). И необходимо также наличие сильного, пронизывающего все чувства желания сменить обстановку.
Моя обобщенная версия Перехода показалась Саше правдоподобной. Ее можно было принять за стартовое условие.
-- Только когда ждешь, бывает, ничего не получается, -- заметил он.
-- А мы не будем ждать. Пойдем, когда это само собой решится.
Такое решение пришло в среду следующей недели. Я немного освободился от дел в конторе. Сашка вернулся из школы в приподнятом настроении и молчал, посматривая на меня загадочно.
Оба мы поняли, что идти надо сейчас, когда солнце в зените. Правда, оно было закрыто легкими облаками, но это, я считал, даже к лучшему -- не будет слепить глаза.
Оделись мы серенько, неброско и сразу же поехали к задним воротам, недалеко от которых Саша оставил карту. Мы надеялись, что в будний день они будут открыты.
-- Только бы и там не поставили будку со сторожем, -- загадывал Сашка, зажимая большие пальцы в кулаках.
...Сторожа с будкой не появилось. И ворота были настежь. Мы свободно вошли и повернули налево, огибая штабель новых шпал, от которых противно пахло креозотом. Побрели между редкими деревьями, приминая, а не разбрасывая ботинками траву.
Сашка вспомнил того бородатого мужичка.
-- Почему он нас не пустил?.. Не объяснил толком... Какая-то закрытая зона, неприятности...
-- Ты меня спрашиваешь? -- поинтересовался я. Но оказалось Саша просто рассуждал.
Шли молча, вспоминали, что за город привиделся в прошлый раз.
Через час показался пролом в ограде, большая яма с дождевой водой, рельсы в сторону туманного города.
Мы обошли яму, встали между рельс (я положил Сашке руку на плечо) и пошли на мост.
Как и в первый раз, дальше была эстакада. Но спуска с нее не было. Мы прислушались, не идет ли пневмопоезд, прошли чуть влево, вдоль воздушного желоба, и спустились с земляной насыпи. По краю автодороги прошли под мостом и меж колоннами, подпирающими эстакаду.
Саша вздохнул свободнее -- тот мужичок нам не встретился. Я тоже проникся Сашкиным задором и почувствовал себя как мальчишка, исследующий незнакомые места. Тревожно-радостная дрожь прокатилась по моему организму и я слегка пихнул Сашку кулаком в бок. Тот, улыбаясь, наскочил, толкнул меня в ответ.
-- Расскажи еще, что там за легенда у вас была об этом городе. -- Попросил я.
-- Не знаю, правда ли это... Поговаривали, что город такой есть, где всех принимают и всем хорошо. Нам было тогда плохо, очень плохо -- голодали, замерзали... Мы мечтали об этом месте и нас это согревало... в смысле, как это... надеялись, что кто-нибудь нам покажет туда путь. Я тоже об этом мечтал, но не очень. Я подумал: что мне там делать без мамы? Сначала ЕЕ надо было найти... Отец Владимир мне говорил: "подожди, у нас всех одна мать -- Мать Небесная, заступница Богородица Мария." А я свою маму не мог забыть. Сказал, что заступница для меня -- это моя мама. И если я молюсь Небесной Матери, как в церковной школе учили, то представляю свою маму, ее лицо, руки, голос, улыбку.
-- И он посоветовал тебе ее искать?
-- Уже потом, после, -- кивнул Саша, -- когда понял, что я не отступлю.
Я помолчал. Потом поинтересовался:
-- Ты веришь, что это ТОТ САМЫЙ город?
-- Думаю, что он. А иначе, откуда другому взяться. Город такой необычный, как в будущем...
-- Ну, не всегда в будущем может быть хорошо... Послушай, возможно ли, что кто-то из ваших ребят сюда уходил?
Саша кивнул, но не сразу.
-- Не тогда, не при мне, а намного раньше.
...Город уже вырисовывался из тумана. Одинокая трамвайная ветка уже потерялась позади нас в белой дымке.
Здесь было теплее. И немногочисленные деревья по краю улицы были еще с зелеными листьями. Вокруг стало оживленнее: подходили, отходили люди, сновали мимо нас, переговариваясь на разных языках. Здания были огромны -- двести, а то и триста метров в высоту. Чтобы обойти такой дом вокруг, для нас с Сашей понадобилось бы минут двадцать. Целый наш старый низкий квартал -- в одном доме.
Саша останавливался, открыв рот, и смотрел наверх -- конец у дома будет, нет?.. Хорошо, что они стояли довольно далеко друг от друга, было просторно.
Город был светлый, воздушный. Легкость здесь была какая-то (может, давление атмосферы ниже, либо притяжение земли; или это высота зданий кружила нам с непривычки головы).
Вскоре нам встретилась группа ребят, шумно торопившихся куда-то. Сашка остановился и долго смотрел на них, гадая, что это за пацаны, откуда такие... Они заметили его взгляд, закивали, махнули ему рукой: идем с нами! Сашка оглянулся на меня. Они снова позвали его и Саша потянул меня за собой.
Ни о чем не спрашивая, они привели нас к остановке такси и скрылись в помещении, напоминавшем скорее бронированный бункер -- низкий, широкий, без окон и с единственным входом.
-- Я ничего не понял, -- признался Саша, -- может нам идти туда с ними?
-- Подожди, они, наверное, вернутся...
И правда, некоторые вернулись. Следом за ними вышел молодой человек, немного меня младше: высокий, худой, со знаком -- зеленой трехлепестной звездой -- на бежевом жилете. Поздоровался и спросил по-нашему, кто мы и что здесь делаем. Я ответил, что мы здесь вроде туристов и сюда нас вот эти ребята привели, -- я кивнул на мальчишек, стоящих в стороне.
Молодой человек кивнул им и те убежали внутрь бункера. Саша спросил:
-- А правда, что это Город Счастья? Что тем, кому было плохо, тут будет хорошо?..
-- Это легенда?.. Первый раз слышу, что ее применяют именно к этому городу. Это на самом деле правда, здесь лучше, чем где бы то ни было. Но иногда оказывается, что лучше не всем.
-- А что это за город тогда? Как он называется? -- спросил я.
-- Мы зовем его Параллельный. Некоторые его особенности...
-- Город без названия?! -- удивился я. -- Как же это может быть?
-- Город имеет название, но официально оно строго математическое, координатное и люди сами называют его как хотят. В здешнем пространстве всего три таких города, поэтому нет необходимости называть его по-старому.
Я повел плечом, мол, как вам угодно. Сашка посматривал на нас молча.
-- Вы не сказали, как сюда прибыли, -- заметил наш собеседник. -- Вам есть где остановиться?
-- Нет, в жилье мы не нуждаемся. А город заметили вообще случайно, -- объяснил Саша. -- Там... трамвай ходит, старые рельсы. По ним мы и пришли.
-- Где?
Мы пояснили еще, подробнее. Он закивал и вскинул руку, останавливая нас:
-- Все-все, я понял. Только в той стороне нет старых рельсов. Там только желоб пневмопоезда. Я бывал там много раз. Ни рельсов, ни города никакого -- ничего. Ближний к нам город -- в тысяче миль от нас.
Сашка побледнел, ухватил меня за рукав и прошептал:
-- Ой, мама!
Мне сразу вспомнился тот мужичок, предупреждающий нас об опасности.
-- Нам мужчина встретился по пути, -- заметил я, -- пожилой, лысоватый, с бородой и усами. Мы видели его еще на нашей территории и, мне кажется, он пришел отсюда, именно с вашей стороны.
-- Он не назвал себя? -- спросил молодой человек и мельком оглянулся на мальчишку, подошедшего к бункеру и ожидающего, когда мы закончим разговор. Тот был в летних шортах, но толстой фланелевой рубашке, на ногах замшевые туфли.
-- Нет. Просто предупредил, что это закрытая зона, чтобы мы не ходили сюда.
-- Это же Бен! -- шагнул к нам мальчишка. Я заметил, что у него сильно расцарапан локоть, но царапина уже подсохла. -- Рон, ты разве не узнал бы его?.. Только Бен продолжает искать скрытые от нас проходы. У него чутье...
Мальчишка затараторил на другом языке, но... странно, почти все мы понимали. По интонации, по выражению его лица, по длине фраз. А, главное, будто заранее знали, что он скажет...
-- Я думал, это у тебя чутье, Ханну! -- вскинул брови молодой человек (Рон). -- Ты сможешь вывести этих людей обратно?
-- Тем путем, что они пришли -- нет. А по-другому... Не знаю, насколько это будет эффективно. И это очень долго. Если б я раньше бывал в их местах...
Сашка, все припоминавший что-то, не выдержал:
-- Ты же был тогда среди ребят. Ну, когда вы увели меня, как пленника, со двора и оставили на чужой улице. Ведь среди них был и ты?..
Ханну опешил, вгляделся в Сашку:
-- Святой Христофор! Это было так давно. Ты был младше.
-- Это было пять лет назад.
-- У нас прошло больше, -- мрачно заметил мальчишка, потом настороженно оглянулся на меня: не сказал ли чего лишнего?.. -- Едемте в парк, там я вспомню что-нибудь...
Сашка всю дорогу то радовался, то мрачнел. А я спросил у Ханну:
-- Точно ли, что там, откуда мы пришли, нет трамвайных путей? Знаешь, на карте нашего города их тоже не указано, а на самом деле они там есть...
-- Точно, что их нет. Если Бен вас предупреждал, вы сами во всем виноваты. Сам я езжу там не часто, однако, бывал и там, но ни разу не видел, чтоб с моста отходили рельсы.
-- А что же там сейчас? -- спросил Сашка.
-- Там пологий склон, заросли лебеды, пустырь, закрытый туманом.
-- Нет-нет, -- оживился я, -- как же это?.. Там депо, деревья через каждые десять метров. Целая роща!..
Ханну с сомнением на меня посмотрел.
-- Если хотите убедиться, поедем туда.
Мы закивали. Но уже не ждали положительных результатов.
Ханну повел нас назад, к эстакаде. По широкой лестнице мы поднялись наверх, дождались пневмопоезда. Сашка еще ни разу не ездил на таком, как и я, но для меня поезд не был столь удивителен. Похоже, это просто местная модерновая электричка.
Сразу же, как вошли, Саша приник к овальному окну и стал смотреть наружу.
-- Нет-нет, надо смотреть с другой стороны, -- пояснил Ханну. -- Если я правильно вас понял о том самом повороте.
Я кивнул, мы пересели.
...Действительно, на повороте, где раньше с желобами пневмопоезда соединялись трамвайные рельсы, никаких рельсов не было. Даже признаков их. И самого моста, и асфальтовой автодороги под ним. Просто пологий склон, переходящий в серую пустошь.
Сашка сразу сник.
-- Едем в парк, -- предложил Ханну, когда мы вышли на ближней станции.
-- Объясни, куда нам нужно, -- попросил я растерянно и не мог смириться с мыслью, что мы окончательно заблудились.
-- Сначала я вас сам отведу в одно местечко. Там скажут поточнее. Не беспокойтесь, я уже помогал некоторым людям. Все выяснится. -- Ханну посмотрел на Сашку. -- Держись, не раскисай.
Сашка приободрился ненадолго. А я удивлялся: вроде Ханну мальчишка, вроде Сашки на вид, а говорит по-взрослому, с рассуждением. И в глазах недетская серьезность.
Втроем мы спустились под эстакаду, зашли с другой стороны и поднялись к составу, идущему в обратном направлении. Ханну, вышагивая впереди, оглянулся, пояснил:
-- Там такие же ребята, как и я. Они немного странноватые, но... это из-за их работы.
-- А кто они?
-- Служба Башни. На самом деле там башни никакой нет, парк с деревьями...
Мы переглянулись.
-- У них недалеко отсюда сборный пункт, туда пойдем.
...В огромном городе Ханну ориентировался как в собственном дворе, где все знакомо до мелочи. Как только мы со свистом доехали до нужной станции, он повел нас сначала в один проулок, потом вдоль высокого желтого забора, перебежали дорогу перед остановившимися бесшумными автомобилями и через темную арку вышли на просторную площадь. С дальнего ее края был тот самый их парк с низкой черной загородкой. Слева от него -- ряд высоких домов, возле которых Ханну оставил нас дожидаться.
-- Вот мы попали, -- вздохнул Саша, оглядываясь по сторонам.
Запыхавшийся Саша вернулся через несколько минут. Позвал с собой Сашку, а меня попросил ждать здесь еще.
Я кивнул: раз так надо... И около часа ждал, скучая. Потом заметил нескольких рабочих, перетаскивающих тяжелые металлические диски, скрепленные между собой хрупкими стержнями. Они подозвали меня, дали рукавицы, попросили помочь.
-- Это недалеко, вон до того угла, -- сказал один из рабочих.
Я согласился, подхватил со всеми, считая, что Саша или Ханну окликнут меня, когда вернутся. Отошел с того места на сотню метров, и сразу же побежал обратно как только освободился. Стал ждать.
...Не было их и через еще час и еще через полчаса. Пошел в тот дом, где они скрылись, решив отыскать Службу Башни, но нигде не обнаружил вывески.
Стал расспрашивать прохожих. Тоже никто о такой службе ничего не знал. Мальчишки кивали на низкое крыльцо двухэтажной пристройки, но там оказалась другая контора. Меня туда не пустили.
Я не на шутку забеспокоился. Время летело и ждать Сашку на условленном углу было больше нельзя. Я и так долго и бесполезно носился с расспросами -- прохожие провожали меня долгими взглядами. Советовали обратиться в Городской Архив, если я кого-то потерял. Но ведь Сашки там нет...
Я побежал на станцию пневмопоезда, подумал, что мы разошлись и они оба уже едут куда-нибудь... А со станции махнул к бункеру, разыскал Рона и все ему объяснил. Тот заверил меня, что не оставит это дело. Успокоил меня...
Рон назначил главным вместо себя одного из ребят, а со мной пошел на остановку такси. Вместе с ним я куда-то поехал. Пока он расплачивался карточкой, я сказал:
-- Надо найти Ханну. И поскорее.
-- Мы как раз едем к нему, -- ответил Рон и всю дорогу напряженно молчал. Это меня и радовало и настораживало.
...Мы приехали не к Ханну домой, а опять в какую-то контору группы "Город". Стали спрашивать о Ханну, но и там ничего не могли точно сказать: кто ж его знает, где этот пацан носится. Вдруг... Я столкнулся со знакомым мне человеком. Совсем не ожидал, что увижу его, Все мысли были Сашкой заняты.
Это оказался Михаил. Такой же молодой, ничуть не изменившийся, каким я его помнил по встрече в клубе. Он тоже удивленно приостановился.
-- А я вас помню, -- сказал он. -- Клуб в старом городе... Виктор, если не ошибаюсь.
-- Верно. Я подозревал, что вы здесь, но сейчас...
Рон сказал, что ненадолго нас оставит и сбил меня с мысли.
-- Какими судьбами в Городе? Последовали моему совету?
-- Возможно, какой-то частью. Если вы сможете мне помочь, я расскажу вам всю историю...
Михаил кивнул, предложил сесть в кресла.
Я рассказал ему, как перебрался в другой город на трамвае. Потом о Сашке, о наших попытках вернуться. О случайно увиденном этом Белом городе, желании исследовать неизвестное; о том бородаче в парке. И о том, как мы с Сашей сюда прошли.
-- Ханну показал нам, что нет того моста и трамвайных путей. Но куда все это подевалось? Я своими глазами видел. Все это реально!
-- Вот именно, -- тихо подтвердил Михаил. -- Именно, что РЕАЛЬНО.
Я его не понял.
-- Мы не знаем, где сейчас Ханну, -- подумал он, закрыв глаза. -- Чтобы выяснить примерно, надо найти Люка, впрочем... А Ханну редко сюда заходит. -- Казалось, Михаил просто рассуждает вслух. -- Он мог попытаться сам увести Александра в его места.
-- Зачем тогда они пошли в какую-то Службу Башни?
-- Там сами не ходят. Они лишь смотрят места. Возможно, Ханну узнал, куда вам нужно возвращаться.
-- Но ведь и вы знаете! -- несколько разгорячился я оттого, что уже ничего не понимал, что твориться. -- Выведите меня хотя бы в старый город. Оттуда я сам найду дорогу в свои теперешние места. Если Сашка уже дома...
-- В этом невозможно быть до конца уверенным. Рон, ты поможешь найти Ханну?
-- Где я буду его искать? -- вернулся Рон. -- К тому же, меня ждут ребята...
-- Ясно, -- заключил Михаил. -- Придется ехать самому.
Кивнул мне и пошел к выходу. Я -- следом за ним.
-- Я пошел по их следам, но не нашел никакой Службы Башни, -- пояснил я.
-- У них пара комнат в пристройке.
-- Что же это!... Получается, мы разминулись...
-- Не волнуйтесь. Если Александр ушел, то уж Ханну здесь останется. Со временем все выяснится.
Объяснение Михаила выглядело правдоподобным.
...В конторе Службы сказали: да, мальчик и Ханну были, но ушли недавно. Куда -- точно не знают. Посоветовали обратиться к Хранителям, в их Большом Доме пространств много, возможно, что одно из них и есть то самое...
-- Если они ушли искать Хранителей и найдут их, то за вашего Александра можно не беспокоиться, -- заметил Михаил. -- Если хотите, я покажу вам дорогу в старый город. Вы сможете вернуться.
-- Да, пожалуйста, -- с облегчением сказал я.
Но позже думал: "Как же Сашка согласился идти с Ханну без меня?"..
...После посещения Службы, Ханну проводил Сашу до самой Башни -- так называл он темный холодный лаз под землю, где можно было определить то место, что мы с ним искали. Сашка все оглядывался, потому что меня на месте не оказалось. Он не догадывался, что меня повела ха собой очередная странная случайность.
Саша посетовал Ханну:
-- Как же я один здесь?.. Опять один в чужом городе...
-- Наверное, он ушел обратно, -- предположил обо мне Ханну. -- Ведь нас долго не было.
-- Не мог он уйти! Он меня не бросит. К тому же, обратной дороги нет.
-- Тогда он пошел тебя искать и заблудился.
Сашка пристально на него посмотрел и ехидно заметил:
-- Ты умеешь успокоить... А если он, действительно, ушел?..
-- Я в это не верю. Ты сам видел, что никаких рельсов нет.
-- Все же...
Ханну привел его к лазу, переговорил с ребятами в форменных жилетках, потом позвал Сашу.
-- Залезай с ними. Будешь вспоминать свои места.
...Но Башня так ничего толком не показала. Служители снова посоветовали обратиться к Хранителям.
Теперь Саша хотя бы знал, куда ему нужно -- в пространства Большого Дома.
Саша думал, что я еще в городе. Поэтому решил, что пока нет нужного проводника в Дом, он будет искать меня здесь. Ханну отвел его домой к Рону и Элане. Элана хорошо его приняла.
Вечером вернулся с работы Рон, увидел подавленного и растерявшегося мальчика и чертыхнулся. Сказал, что днем еще отвел меня к Михаилу. Сашка вскочил, хотел ехать следом за мной, но Рон сказал, что сегодня уже поздно беспокоить человека и можно все выяснить у него завтра.
А назавтра оказалось, что Михаил увел меня в тот же день до старого города.
-- !
-- Не удивляйся, -- Сказал Михаил Саше. -- Ханну не знал, что я могу вас обоих увести. Мы никогда раньше не сталкивались с такого рода посетителями.
Мы были единственными, кто попал к ним случайно.
-- И что же теперь?
-- Теперь увести тебя невозможно. Вчера истекли сроки... Но Ханну правильно сообразил: если найти Хранителей, они уведут хоть куда прямо сейчас.
-- Так в чем же дело?
-- Дело в том, что в городе их нет. Они все до одного ушли в пространства Большого Дома и мы не знаем, где это.
-- Что же мне делать?.. -- Сашка от обиды за себя чуть не заплакал. Передернул плечами. Так, вроде, все складывалось хорошо...
-- Ждать, -- посоветовал Михаил и тронул Сашу за плечо. -- Мы что-нибудь придумаем. Я сейчас тебе лучше идти с Роном к нему. Они с Эланой устроят тебя здесь на какое-то время.
-- Хорошо, что Виктор нашелся. Он дойдет домой?
Со слов Саши я не поверил, что он сказал именно так. Но Саша сказал еще, что как только узнал, где я, сразу успокоился. О том, что рано или поздно он вернется, Сашка не сомневался.
... -- Конечно, -- кивнул Михаил. -- Ему знакомы те места.
И Саша целиком переключился на свои проблемы. Волновался только за то, что будет опять с мамой, если он долго не вернется. Но теперь у Светланы был еще и я.
У Эланы и Рона Саша и остался. Рон обещал, что нужный человек обязательно появится, но время его появления не было точно определено. Элана же ни о чем таком не знала. И Сашке было помалкивать при ней о всех этих делах. Для нее Сашка был очередной городской беспризорник, которому они с Роном устраивали жизнь.
Сашка переоделся. Теперь он ходил по городу в новой розовой рубашке, шортах и полосатых носках, выглядывающих сквозь ремешки сандалий. Много посмотрел за те два месяца, что жил у Эланы с Роном. Жил более или менее спокойно, пока не появился Гай.
Это был он -- тот человек, которого ждал Рон. Гай сам начал с Сашей разговор о Большом Доме и тот понял, что начинаются серьезные дела, а не одни обещания. Проникся к Гаю доверием.
Он посоветовал Саше одеться потеплее на всякий случай и показал на себя: длинные брюки, кожаные высокие туфли. Плотную рубашку закрывал жилет темно-фиолетового цвета.
-- Я возьму свою одежду, в которой пришел, -- оглянулся Саша.
Гай подождал, потом они лестницей (Гай пользовался лифтом, лишь когда необходимо было высоко подняться) спустились на выход из высотного дома. Далее -- длинная улица, пневмопоезд, каменные сараи школьных складов.
В Большой Дом Гай провел Сашу через Ход. Спустились темной лестницей, свернули в боковой коридор. Гай почти ничего не говорил. Но его решительные действия радовали Сашку больше, чем вся суета вокруг него за эти два месяца.
Потом Гай объяснил ему, каким лифтом нужно воспользоваться, чтобы попасть на нижний уровень.
Саша спросил лишь одно:
-- А я не потеряюсь снова, если поеду один?
Гай усмехнулся.
-- Потеряться ты можешь, но найти тебя будет несложно. Я за этим прослежу. Здесь строгая Система. Элементарные ячейки просматриваются одна за другой, а нас много, обнаружим за десять-пятнадцать минут. Так что... иди, не беспокойся.
...К счастью, недалеко от лифта на нижнем уровне дежурил мальчик Марик. Он остановил Сашу, разузнал, кто такой, куда ему нужно и сказал, что то место он знает, только... нужно разрешение Капитана на свободный проход.
-- А Гай не капитан? -- спросил Саша.
-- Гай?! Это он тебя привел? Он послал тебя сюда?
-- Да.
Марик скосил глаза.
-- Ну-у, тогда разрешения не надо. Ты выполняешь его поручение? Ты из Хранителей?
-- Нет. А кто это?
-- Ладно, забудь...
-- Я просто хочу попасть домой.
Марик понятливо закивал. Еще долго шли коридорами, потом неожиданно оказались снаружи.
Во дворе (если так можно назвать вычищенную от травы площадку) было несколько навесов от дождя на толстых столбах. Несколько взрослых людей, оказавшихся там, поздоровались с Мариком, тот в ответ им кивнул.
Миновав двор, Саша и Марик вышли "в пространства". Ничего не изменилось. По крайней мере, не показалось странным. Небольшой рабочий поселок сначала, потом снова пустырь и заброшенная дорога. Пара особых мест, где отчетливей звучала пустота, где Марик останавливался, говорил какие-то слова и цифры, а потом шли дальше.
Одно странное было -- всякий раз после того, как Марик останавливался, они приходили не туда, куда предполагал Саша; не в те места, что до этого он видел вдали. В конце концов Марик решительно остановился, прищурился и показал пальцем вдаль, через широкий пустырь.
Сашка пригляделся и заметил мост возле эстакады пневмопоезда. Сердечко екнуло -- вот же он!
Марик шагнул через край дороги, кивнул Саше и они зашагали по пустырю, приминая ногами жесткую траву.
-- Обратно ты пойдешь этим же путем? -- спросил Саша.
-- Нет, обратно другой путь. У вас в парке рельсы тоже только в одну сторону...
Сашка улыбнулся.
-- Это так здорово, что ты об этом знаешь!.. Гай да ты -- только вы действительно мне помогли.
-- Да, ладно, -- усмехнулся Марик. -- Просто ты не к тем людям попадал...
-- Спасибо, -- выдохнул Сашка. Он умел быть благодарным.
Марик проводил его до моста.
-- Ты проходил под ним?
-- Да, а потом пошли в город.
-- Туман видели? -- Марик догадался, что Саша пришел не один.
-- Был туман, -- закивал Сашка. -- Густой, белый.
-- Все правильно, -- остановился Марик. -- Иди обратно, как пришел: сначала под мостом, потом в парк -- точно как пришел, не ошибись.
...Больше часа Саша добирался до знакомого нам южного выхода из парка, потом ехал почти до самого дома на автобусе.
В милицию не заявляли. Я с трудом убедил Светлану, что в нашем городе искать сына бесполезно. Как и тогда, несколько лет назад...
-- Я уверен, он отыщется сам. Там ему помогут, -- отговаривался я. Идти туда снова я опасался и Светлана этим меня и укоряла: мол, как же я решился без Сашки показаться ей на глаза, как посмел вернуться без него...
-- Это ты виноват! -- обессиленно накинулась она на меня.
-- Да, я виноват, -- спокойно сказал я. -- Но не думай, что Сашка такой уж беспомощный. Он найдет способ вернуться.
...Много разных слов обвинения в свой адрес я услышал. В конце концов, мы поссорились. Я ушел на старую квартиру, но через два дня Светлана позвонила, попросила вернуться, сказала, что ей совсем плохо, тоскливо и одиноко.
4.
Сашка вернулся в начале декабря. Продрогший в своей осенней одежонке поверх тамошних шорт и рубашки. Нестриженная голова опущена в воротник тонкой куртки. Зябко ежился на пороге, постукивая ногой об ногу. Бросился ко мне на шею, засопел в воротник моего свитера.
Я думал, он обидится, что я вернулся домой сразу, а он пробыл там еще два месяца. Но был так рад вернуться, что обо всем неприятном забыл.
-- Мама еще не пришла, -- сказал я. -- Сделаем ей сюрприз.
Сашка скинул куртку, ботинки. Пригрелся в комнате. Стал рассказывать о том. что было в городе...
-- Теперь тебе и в тот город захочется вернуться, -- укорил его я.
-- Нет, у меня там не было друзей.
-- Подожди, ты так долго пробыл... А Михаил разве не нашел тебя, не увел до старого города?
-- Мне уже нельзя было. Что ты ушел, я узнал на следующий день. Истекли какие-то сроки. Наверное, те самые... день и время... -- Сашка грелся у батареи одним боком, потом повернулся другим и стал еще рассказывать о Городе.
Светлана, вернувшись с работы, застала нас за этим разговором, мы даже не успели ничего приготовить.
-- Пришел, босомыга, -- сказала Сашке мама. А тот вскочил ей навстречу.
Когда период слез, а потом бурного веселья, прошел, Светлана пристально вгляделась в сына и сказала:
-- В следующий раз, когда идете путешествовать, берите и меня с собой.
-- Да мы больше никуда не пойдем, -- заверил ее Саша.
-- Знаю я вас...
Саша много после вспоминал о Городе. Два месяца там -- немалый срок...
-- Счастье там, конечно, есть. Просто им там спокойно. Мне тоже так казалось: вроде нашлись люди, готовые помочь...
Я слушал, не перебивая. Саше нравилось давать свои комментарии к увиденному.
-- Выходил в город недалеко, только чтоб не заблудиться. Больше у Рона по карте путешествовал. Вот, я ее с собой прихватил.
-- Что ж молчал?!
Я с нетерпением дождался, когда Саша достанет сложенный вчетверо двойной лист, и развернул его на полу под солнечными бликами от книжных полок.
Город представлял из себя в плане сложную фигуру -- нечто похожее на сочетание цветных стеклышек в калейдоскопе Брюстера: с тройной симметрией и наложениями цветов -- не как в обычной карте.
Теперь город можно было представить себе целиком.
Я сразу поискал то место, которым мы туда пришли. Пусто, только линия пневмопоезда -- зеленым по бледно-желтому.
А Саша еще что-то рассказывал поначалу... Но время тех событий отдалялось, Саша больше приживался здесь и дома его восприятие Города становилось другим. Теперь он смотрел на свое пребывание там как бы со стороны. И былое ощущение спокойствия сменилось тревогой о возможности иного поворота событий. Город стал ему казаться открытым всем ветрам, существование опоры и защиты в лице Эланы и Рона стало сомнительным... Ханну обманывал...
Теперь он восстанавливал для себя иную картину, лишенную подробностей чувств и впечатлений.
Первые дни у Рона и Эланы, Саша ко всему приглядывался с подозрением. Ходил из комнаты в комнату, осматривал непонятные электронные приборы, необычную мебель... Удивляло полное отсутствие книг. Никаких бумаг вообще, кроме нескольких старых отчетов Рона на тумбочке. Подолгу стоял у окон, глядя вниз, на улицу: одно окно выходило на противоположный высотный дом, а из другого была видна часть низкого и широкого дома с узкими окнами, волнистой крышей, за ним -- край эстакады и ровная широкая дорога с редкими промельками бесшумных электромашин.
Скоро вид из окон насытил Сашино любопытство, он стал спускаться и выходить на улицу. Выходил недалеко и большую часть времени находился в задумчивости о себе в этом городе, обо мне и своей маме дома.
-- А чем же ты занимался там еще? -- спросил я.
-- Рон несколько раз брал меня с собой, с ребятами. Мы строили городок с лабиринтами для тех, кто помладше. Потом бродили всей компанией по окрестным местам, были несколько раз в Северном парке. Там большое озеро, пацаны рыбу пытаются ловить. -- Сашка разговорился. -- Еще... Там есть люди... Мне показалось, они не только из разных мест, но и из разного времени. По их одежде видно. Глядят на все удивленно, как и я, потому что попали в Город случайно.
-- Вот как! -- удивился и я. -- Значит, там много таких.
-- Видно, что так... Еще у Михаила твоего бывал. Он все обещал, что "обнаружит возможность моего скорейшего ухода". Но ни он, ни Ханну ничего не могли сообщить определенного. Рон ожидал своего знакомого, Гая. Тот пришел в конце. Я уже ждать почти перестал, думал, совсем никто не появится.
-- А сам не пытался найти выход?
-- Пытаться, значит -- идти на тот мост, искать трамвайные рельсы в тот парк, а мы сами с тобой видели -- их нет. Думал, конечно. Но когда в Городе никого не знаешь, кроме тех, кто ТОЛЬКО ОБЕЩАЛ помочь... Я больше на них надеялся.
-- А этот пришедший -- Гай. Он кто?
-- Мальчишка, на год-два старше меня. Невысокий круглолицый, с серыми, как пепел, волосами. Не улыбается, смотрит только пристально и словно насквозь тебя видит... Стал прикидываться бродягой, случайным человеком здесь, а на самом деле так спокоен, будто в городе уже сто лет и все там знает. Он увел меня через несколько дней в нужное место, потом еще один мальчишка помог, довел до самого парка. -- Сашка примолк, задумался. -- Только многое мне показалось странным... Когда Гай привел меня к Ходу, мы были на втором от земли этаже. Спустились вниз по лестнице, потом на лифте. И с тем, вторым проводником еще на лифте спускались. Получается, глубоко под землю... А вышли и вот -- земля под ногами. К мосту с рельсами вышли, ни разу не поднимались. Рельсы здесь были, а если из города идти -- их нет.
-- Странное это место, -- покачал я головой. -- Везде путь только в одну сторону.
-- Да. Поэтому я туда больше не хочу. Хорошо, когда можно пойти и вернуться. А когда так... -- Сашка нервно вздрогнул.
Впоследствии он припоминал лишь какие-то мелочи, вроде того, как они там еду с автоматов получают, на какой огромной высоте сам он бывал, когда с Роном посещали городскую обсерваторию. И почти всегда, вспоминая о Городе, уходил глубоко в свои мысли.
-- Саш! -- окликал я его в таких случаях.
-- Что? -- отвечал он с некоторым опозданием, будто не успевал очнуться. Это меня беспокоило.
Однажды я спросил его:
-- Что же там случилось еще?
Сашка с сомнением пошевелил губами.
-- Тебе я расскажу...
И я понял, что была еще одна тайна. Оказалось, так и есть.
Саша услышал эту историю-легенду, когда жил у Эланы и Рона. Рассказали ее приходящие к ним из города ребята. Легенда гласила, что есть в Большом Доме темный тоннель. Очень важный и таинственный, но туда никто не мог попасть, хотя знали, где он расположен. Только вот самого Большого Дома не знали. В огромном Городе было полно больших домов. И все -- не те.
Сашка вскочил, прошел туда-сюда по комнате мимо меня. Остановился у окна. Выгнул пальцы о подоконник, оглянулся ко мне.
-- Какое-то время я шел по Большому Дому один. Видимо, слегка свернул с того пути, что указал мне Гай... Потом огляделся, увидел дверку в конце коридора, подумал -- это лифт, что мне нужен. А после как стрелой пронзило предчувствие. За той дверкой винтовая лестница наверх, потом тоннель. Длинный, темный, как рассказывали. Совсем не то, что мне было тогда нужно. Холодно там и жутко, будто кто-то еще там есть, в темноте.
-- Да-а. -- протянул я, представляя все это. -- Интересно, куда ведет этот тоннель...
-- Еще бы, -- криво усмехнулся Сашка. -- Такие истории просто так не возникают.
Поговорив о тоннеле, мы и забыли всю эту тему на несколько месяцев.
А в середине апреля, возвращаясь из школы, Саша привел с собой светловолосого мальчишку с задумчивыми глазами и сказал, что это Вася Матюхин, и он приехал из другого города узнать подробности о тоннеле.
-- Как же ты узнал о Сашке? -- спросил я незнакомого мальчишку.
-- Я видел его в Большом Доме на краю тоннеля.
Я так и сел на тумбочку с обувью, открыв рот.
-- Ну, хорошо, -- согласился я. -- Ты Сашку видел. Это было в Городе, неизвестно где... Но как ты его здесь нашел?
-- Мой отец знает почти всех, кто выходил от нас в Систему.
Я вздрогнул от его серьезных и загадочных слов. Промолчал. Пригласил их рукой проходить в комнату.
-- Сначала поесть надо, -- заметил Сашка и потащил Василия на кухню, -- потом поговорим.
Я кивнул и удалился, чувствуя, что лезу в их ребячьи секреты. И решил оставить их в покое, пока все само не прояснится.
...-- Представляешь, -- прибежал вскоре ко мне в комнату Сашка. -- его отца зовут Гай Петрович!
-- Ну и что?
-- К Рону с Эланой тоже Гай приходил! Только... Гай Петрович, наверное, не он, не тот Гай, -- задумчиво нахмурился Саша. -- Это я сейчас узнаю!..
Вслед за Сашей с кухни появился Василий.
-- Отец и вас знает. Вы раньше жили в Прибалтике.
-- Верно. Но вот я с твоим отцом что-то не знаком.
-- Он никуда не выезжает последнее время. Он историк, статьи иногда пишет в журнал. Немного занимается математикой, что-то там из геометрии пространств...
-- Отец бывал в Прибалтике?
-- Когда-то давно. Там у нас знакомые. Вы вряд ли их знаете. -- Вася впервые улыбнулся. -- А хорошая была идея -- уехать на трамвае!..
Я повел бровью: и это знает. Не Сашка ли уже рассказал?..
-- Трамвайный парк -- окраина Системы, -- пояснил Василий. -- Мне отец говорил туда не соваться, если окажусь поблизости.
-- Это верно, -- подмигнул мне Саша. -- Нас тоже предупреждали.
Василий поглядел на него, потом опять ко мне обратился:
-- Вот я и удивляюсь, как вы оттуда попали в Город. Я через тоннель не смог пробиться даже в Большой Дом.
Я измученно закрыл глаза и засмеялся:
-- Ребята, разбирайтесь сами, не мучайте меня. Я ничего в этом не понимаю.
Они с Сашкой, усмехаясь, ушли на кухню. Только совсем запутали меня.
Слово "Система" запало мне в память. После того, как они поели и Сашка собирался засесть за уроки (может Вася поможет?), я поинтересовался у гостя:
-- Что за Система, расскажи?
Он немного подумал, видимо, прикинул, что я все равно не смогу воспользоваться его сведениями, и стал говорить.
-- Сам я не в курсе, отец упоминал несколько раз. Как я понимаю, это три мира: Реальность, что-то вроде бокового мира, как здесь, и мир Параллельный (там, где Город). А там...
-- Система, это понятно... Скажи еще, все-таки, как твой отец узнал, что мы там были? Допустим, ты видел Сашу в тоннеле, но ведь меня в городе никто из вас не видел. Как он узнает о входящих?..
-- Вы знакомы со Снорри?
-- Нет. Кто это?
-- Мальчишка. Его еще зовут Нок-Бугель. Я его раньше часто видел, пока он не ушел в Большой Дом. Не знаю, каким образом, но мне кажется, что отец узнает все через него. И о посещениях нашего сектора тоже. Так же есть еще Сторожевая Башня.
Василий, казалось, и сам запутался, на кого думать. Пожал плечами.
...Пробыл он у нас до вечера. С Сашей они то решали задачи, то рисовали что-то между делом. Я уходил по делам, по хозяйству, а когда вернулся, Светлана (пришедшая с работы) и Сашка провожали в дверях Василия.
-- Уже уходишь?
-- Да, пора уже. Скоро поезд.
-- Так ты один приехал?!
-- А куда я денусь? Не первый раз, поди...
Я вдруг понял, что многого не спросил у него. Жаль было, что он не придет завтра опять. Уж очень он заинтересовал меня своими словами об отце и Системе.
-- Ты приезжай как-нибудь еще. Адрес знаешь, -- сказал я.
-- Я позвоню. Мы с Сашкой договорились. -- Василий подал Саше руку и пожал его ладонь. -- Пока. Если будет что-то интересное, я сообщу.
-- Ага, пока.
Светлана прикрыла дверь и спросила:
-- Может, лучше было бы проводить его до вокзала?
-- Оставь, кивнул Саша. -- Сам дорогу знает. Пойдемте лучше ужинать.
...После ужина Саша предложил мне сыграть с ним в шахматы и мы засели над доской.
-- Ну, ты узнал, что хотел?
-- Узнал, -- повел плечом Сашка, -- но не то, что думал. Тоннель не кончается, он как бесконечный корридор со множеством боковых комнат. Далеко забираться нельзя, пока не известно окончательно, что стало там с какими-то Тенями.
-- А сам Василий как туда попал?
-- Через одну из темных комнат.
Я закивал, все в рассказах Васи выглядело логично и последовательно.
-- И все же, как он тебя нашел? Здешний адрес откуда знает? Толком не объяснил... Я в том, в "нашем" городе нынешний адрес никому не говорил.
-- И я тоже... Вот этого я не пойму...
Через несколько дней на мое имя пришла небольшая бандероль. От Матюхиных. С какой целью они прислали пачку каких-то бумаг? Это было удивительно. Не ошибка ли...
Разбирать бумаги уселся Сашка. Нахмурил лоб, сжал губы в тревожной настороженности. Краем глаза поглядывал на меня: мол, смотри сам, тебе же прислали...
В бумаги была заложена карта, начерченная на папиросной бумаге. Очень похожая на карту Города, которую Саша принес с собой. Мы наложили сверху присланный план и стали думать, что здесь не так: план оказался шире карты.
Несколько районов города совпали, остальные же будто разъехались. И между ними, где они ранее наползали друг на друга, стояли значки. Эти же значки были и на листке с пояснениями.
Записки Гая Петровича -- мне, и Василия -- Саше оказались в одном конверте. Не знаю, что писал Сашке Василий, а Гай Петрович Объяснял, что мне следует сделать с бандеролью: она вся целиком наша и все материалы посланы нам по просьбе Василия (см. его письмо)... Еще в бандероли оказалась старая довоенная книга. Между ее страниц торчал еще листок, с шифром и ключом к нему -- секретное письмо-отчет о третьей поездке каких-то ребят по пространствам Открытого Мира (наняли в городе микроавтобус на девять человек). А также пара квитанций на предъявителя о получении грузов из г.Моловска (от Матюхиных) и чеки с оплатой пошлин на перевозку. Больше об этих грузах ни слова...
Я схватился за голову:
-- Это еще что?!
-- Завтра поедем, посмотрим, -- деловито кивнул Саша. -- Ты сможешь нанять грузовик? Василий пишет...
В железнодорожном контейнере прибыл сундук, обитый досками; поверх него три опечатанных коробки и кейс на кодовом замке. Все это хозяйство доставили нам домой и подняли в квартиру. Потом мы с Сашкой сами все это распаковывали.
...Сначала нашли письмо, которое все объясняло. Вкратце, там говорилось о необходимости нашей помощи как посредников в пересылке некоторого имущества (приложен перечень) в Мадаполамск (городок недалеко от нашего) по указанному адресу. И сделать это следовало не тотчас же, а "с течением времени и как будет возможность".
Кое-что (списком) оставалось и нам. Поэтому надо было все перебрать и все чужое снова сложить в сундук.
О причинах пересылки столь загадочного имущества ничего не говорилось.
Незадолго до того, как некий Снорри должен был забрать Гая Петровича из Реальности, тот уже что-то такое предчувствовал. Поэтому стал пересматривать свое имущество здесь: что кому будет нужнее после его (Гая) отправления в путь.
Мы с Сашей тогда этого не знали. И прошло много лет, пока до нас не дошли слухи от лиц, больше нас знакомых с Гаем Петровичем и не только по давней переписке, но и лично.
А пока мы принялись за разбор коробок.
...Тетради, дневниковые записи, касающиеся исторических исследований; старые деревянные поделки, досочки с пластинками и гравировкой, настольные часы с боем (в отдельной коробке с ватой); несколько книг от Василия -- Сашке.
В другой коробке -- рукописи, некоторые официальные документы, подшивка городских газет, адреса дальнейшей рассылки, нас не касающейся. Эту коробку мы потом полностью вложили в сундук.
В третьей и самой маленькой лежали фотоальбомы. На фото: Гай Петрович один (так вот какой он!), с друзьями; Василий с матерью, с мальчишками и девчонкой -- детьми знакомых у кого-то на даче и другие семейные фото. Несколько писем для дальних адресатов (мы тоже получили подобное с бандеролью).
...К разбору сундука на следующий день присоединилась и Светлана. Оставив другие домашние дела, с интересом разглядывала старинные книги, письма, пожелтевшие бумаги в дощатых обложках с замочками.
Не обременяя читающих перечислением всего, что было в сундуке, я упомяну то, что досталось нам.
Сашка получил карту и письмо от Василия, довоенную книгу, секретный шифр-отчет, несколько тетрадей с материалами о крестовых походах (это помогло ему потом связаться с еще одним человеком), чугунную, покрытую черной краской статуэтку богатыря в кольчуге и с мечом, пару современных книжек об европейских странах и Прибалтике, и целую кипу каких-то листочков, записок, набросков -- в этом он уже сам разобрался.
Светлане мы выделили настольные часы, которые ей напоминали о бабушке с дедом.
И мне отошло многое списком: несколько документальных книг на иностранных языках о путешествиях; несколько папок с бумагами, содержание которых было для меня пока под вопросом; коробка с монетами, записками, отрывками стихов, фразами на разных языках, касающиеся разных областей человеческой жизни; деревянные фишки, фигурки восточных божков и разный неразобранный хлам (на мое усмотрение), который, по-видимому, копился регулярно и никогда хозяином не перетряхивался; старинные часы на цепочке в помятом серебряном корпусе; стрела с наконечником из слоновой кости (в продолговатом футляре); записные книжки с адресами и телефонами (приложена записка, почему эти книжки -- для меня); пустой сундучок, сделанный из прямоугольных брусков разных пород дерева; и многое другое по мелочи...
Гай Петрович уезжал из города в заранее уговоренной место, где у него была назначена встреча с важным человеком, прихода которого он долго ожидал. Об этом Василий писал Саше в письме. С собой Гай Петрович брал небольшой саквояж с самым необходимым на несколько дней. Потом уже все это ему будет не нужно.
Куда с этим человеком шел его отец, Василию не было известно. Хотя проводника Василий знал -- некоего парнишку по имени Снорри, давнего знакомого Гая Петровича.
Вещи, что мы переправили в Мадаполамск, получил член местного Магистрата. Принял все по описи и после (письмом) благодарил нас за посредничество и честность.
Всю переписку и все доставшиеся ему вещи Саша сложил в свою тумбочку, выкинув всю детскую ерунду, которая его раньше забавляла. С этих пор в характере Саши появился некий внутренний стержень, относительно которого все в жизни определялось; некий мерный эталон, с которым Саша подходил ко всему встречающемуся. Я вдруг осознал, как он вырос за этот год...
Переписка с Васей Матюхиным у Саши не прекратилась. И хотя Василий многим писал письма (друзей у него по разным местам было много), но и Сашкиным письмам уделял внимание; правда, жаловался, что не успевает отвечать на все новости и делать свои школьные задания на дом. Извинялся за задержку с письмами.
Для меня вся эта история с Гаем Матюхиным была полна загадок. Я признавал существование связи только между двумя событиями: нашим походом в Город и появлением Василия у нас дома. Мы вторглись в чужой посторонний мир и посторонний мир вторгся к нам. Только это объясняло наше дальнейшее посредничество в пересылке.
...А к самому лету мне под руку подвернулся Сашка с предложением съездить в трамвайный парк еще раз. Удостовериться, что там все по-прежнему.
-- Мы же снова в город не пойдем, -- уговаривал меня Саша. -- Только, может, до моста с пневмопоездом...
Я согласился. Раз уж так ему хотелось...
...Доехали туда, как и всегда. Зашли от рынка через деревянную дверь. На месте сломанного сарая была пустошь. От развилки путей уже не отходили по направлению к Белому Городу ржавых рельсов. Однако, мы прошли в том направлении до самой ограды.
Котлован заровняли, восстановили обвалившуюся каменную ограду. Почти незаметно стало, что когда-то здесь ходил трамвай. За оградой не было тумана с Городом (но ведь и нашего города тоже!) -- серая бесконечная пустошь с васильками и сурепкой.
Саша вздохнул.
-- Ну, вот...
-- Что?
-- Вася писал, что после ухода Гая Петровича что-то обязательно изменится...
Мы побрели обратно.
А меня беспокоила только одна мысль: вот ушел Гай Петрович насовсем. Так как же теперь быть Васе Матюхину? Без отца-то... Постеснялся у него спросить, когда тот был у нас.
Сашка мне ничего не говорит. Видно, оба знают что-то, что мне знать ни к чему.
![[]](/img/p/pawlow_sergej_anatolxewich/navodmosty/sa400002.jpg)
-- Даже чаще, чем ты!..