Павлов Сергей Анатольевич : другие произведения.

Тройная Система

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ТРИНАДЦАТАЯ ГЛАВА. "Неожиданные приключения в пионерлагере, трудности, настоящая дружба... Как все это сохранить внутри себя?" -- задается вопросом герой повести Олежка, понимая, что вернуться к тому, как он жил до этого -- означает: предать новых друзей, то, что им дорого и близко, как и ему самому теперь. А сохранить все это можно, начав смотреть на все окружающее по-новому, свободно. На новом пути не миновать неудач, но будут и маленькие победы. А победа, хоть и маленькая, всегда настоящая.


Павлов Сергей Анатольевич

Летопись Тройной Системы.



13.Тройная Система.

1.Фиолетовая заплата.

Олежка вдруг понял: все, что он говорил Поэту, можно было отнести и к нему самому. Ведь у него тоже есть красный галстук. Ну и что из того, что он пионерский (ну и что, если Знак похож на знак фирмы "Мерседес")? Разве нельзя самому для себя думать, что галстук -- кусочек, оставшийся от алого плаща?
По поводу того, что он сказал Поэту, Олег много думал; мучился сомнениями и не знал, как ему поступить. Лив посоветовал сходить к Гобу и объяснить ему все, что тревожит.
...Гоб внимательно выслушал и ответил Олежке:
-- Ты хочешь жить умом, а не сердцем. Хочешь людям помогать, а каким образом -- не доходит. А понимать и не надо. Делай! Делай то, что задумал. И живи сердцем, а не умом. Ум хорош в математике.
Гай Петрович, некоторое время спустя, говорил Олегу совсем другое...

* * *

Четверо сорванцов на велосипедах гнали изо всех сил. Блестели щелочки-глаза, смотревшие только на дорогу перед колесами, чтоб не дай бог, не попался бы камень. Гнали как сумасшедшие, а Сеня резко встал на тормоза, завидев учительницу математики. Она стояла неподалеку и разговаривала со знакомым, который жил в его, Семена Ракитского, дворе. С соседом Сеня решил поздороваться. И с учительницей, конечно. Даже не знал, с кем больше...
-- Здравствуйте!.. Здравствуйте, Александра Леонидовна!
Учительница улыбалась. Видно, сосед сказал ей что-то хорошее. Сеня тоже улыбнулся и поехал дальше в облаке пыли, которое сам и поднял своими безотказными, недавно подтянутыми тормозами. Стал нагонять своих друзей. Привстал с кожаного сиденья и давил на педали всем весом. Велик мотало из стороны в сторону как у заправского велосипедиста-гонщика.
Друзья поджидали его возле забора стройки. Они что-то придумали на ходу, затрезвонили и остановились. Подъехал Сеня.
-- Че?..
Они поговорили и поехали обратно, погнали опять, зажав в себе дыхание. Очертания педалей и стоптанных осенних ботинок слились в серый пульсирующий диск. В спицах упруго толкался воздух и тихо гудел.
"Во скорость!" -- подумал Сеня, подстраиваясь в клин друзей, как в старинное войско.
"Вот гоним!" -- подумали остальные и от радости захотелось закричать...
Кто-то и вправду вскрикнул.
Но это были не ребята Тонкий визг прорезал улицу:
-- И-ии! Паразиты!.. Сшибли-и!
Заскрипели и защелкали тормоза и... кончилась радость.

Старушка шла с рынка и ничего не подозревала.(Всех так и уверяла после. Никто не сомневался в правдивости ее слов.) И вдруг...
-- И вдруг они вылетают на меня, десятка два. Что такое! Идешь, нагруженная, как лось, а тут они... -- старушка не нашла слов, как бы назвать ребят так, чтобы и обидно было и культурно. При Александре Леонидовне-то...
Учительница математики уже распрощалась со знакомым и шла вдоль того же забора. И все случилось почти на ее глазах.
Старушка оказалась еще крепка и, не выронив сумок, стала так ругаться, что у ребят с велосипедов сами собой спали цепи. Старушка тряхнула сумками, не будь их, отдубасила бы пацанов своими сухонькими кулачонками.
Ребята соскочили с великов, повели их стороной. Лаяться никому из них не хотелось -- испугались и сами. И тут еще, как назло, подоспела А.Л. Остальные учились не у нее, а один и вовсе не знал, кто она, а Сеня опасливо посматривал и хмурился.
Но Александра Леонидовна подошла сначала к старушке и узнала у нее, в чем тут дело, почему такой крик, а безмолвные мальчишки, согнувшись у обочины, копаются в мазутных цепях и шестеренках.
"Эх, плакали мои тормоза" -- подумал Сеня и решил, что сегодня перетягивать их уже не будет.
Ребята поглядели на учительницу и бабку, ставшую что-то объяснять, и облегченно закивали друг другу, потому что старушка подобрала сумки покрепче и засеменила прочь.
-- Как лось идешь, -- бормотала она себе под нос, -- а они вылетают...
-- Что случилось? -- обернулась А.Л. к ребятам.
-- Да мы нечаянно, -- ответил Кирилл, обтирая черные пальцы об асфальт. -- Не заметили ее.
-- А почему она кричала, что вы ее сбили?
-- Врет она! -- сказал Димка. -- Мы затормозили!
Учительница пристально глядела на незнакомого Димку, пока тот не опустил глаза, и покачала головой.
-- А если бы сбили, что тогда? -- спросила А.Л. и, не дожидаясь ответа, пошла мимо.
-- Ну и что тогда?.. Ну и подняли бы, -- буркнул ей вслед Колька Смирнов.


В ночь на Рождество.

После встречи с Поэтом, а может, чуть раньше этого, Олежка стал набрасывать на листке отдельные детали одежды, дальнего плана: лес или скалы. Могло показаться, будто картину рисовать задумал. Сам для себя фантазировал на тему Западных и их знаков. Придет со школы или с улицы, вытащит из ящика стола листок и что-нибудь дорисует, отчеркнет почетче. Посидит, повспоминает.
И уж потом, когда не мог оторваться от этой идеи, стал понимать, что из всего этого наброска может получиться нечто стоящее. Даже подумывать стал о портретной рамке ("Не начать ли выпиливать?"). Но руки все никак не доходили. Были с другим проблемы.
А главная проблема -- с учительницей математики Александрой Леонидовной...

Она встала рано-рано утром. Голова все еще болела оттого, что засиделась за проверкой тетрадей с контрольными работами допоздна и нисколечки не отдохнула за несколько часов сна. Пока муж и дочь еще спят, надо успеть приготовить им завтрак, подогреть им чай, вынуть из холодильника блюдце с твердым замерзшим маслом. А потом самой перекусить, сложиться в школу, стараясь не забыть ничего.
Но как уж тут не выпустить из головы разных мелочей, когда помнить надо сразу о стольких делах: о муже, о дочери, о разговорах и договоренности с подругами и знакомыми людьми, коллегами по работе?..
И А.Л. забывала. Забывала напрочь, крепко, вспоминая лишь когда утыкалась носом в свои записи, пометки в своей толстой тетради, где у ней было все, касающееся школы: расписание уроков во всех классах, где есть ее предмет -- математика; учебный план и новые дополнения к учебной программе.
Иногда, даже и увидев свою ошибку, упущение, А.Л. не торопилась признать ее. Она успокаивала себя мыслью, что это случайность, очень досадная, неприятная, но которую можно еще исправить, или вполне пережить и забыть навсегда.
Но кое-кто из седьмого класса так не считал...

Первый ее урок -- в восьмом классе -- был совсем не выдающийся: никто не блеснул отличными знаниями, а троек в журнале прибавилось.
Урок в десятом окончательно испортил ей настроение. Она кричала, уничтожающе смотрела на нарушителей учебной дисциплины и сомневающихся в ее профпригодности, но полностью, видимо, не выложилась.
И вот пришел седьмой "А".
Урок начался обычно -- Александра Леонидовна выставила за дверь парочку грубиянов и открыла свою толстую тетрадь, где у ней было все-все записано...
Класс замер в ожидании.
-- Ракитский, пожалуй к доске! Объясни нам свое домашнее задание.
Семен неохотно вышел и долго стоял, подмигивая друзьям, то в один угол класса, то в другой, надеясь, что кто-нибудь подскажет.
-- Ну что, Ракитский, так и будем молчать?
-- Я щас, щас... Я вспоминаю.
-- Вспоминай быстрее. Класс ждет.
(Класс надеялся, что Сеня будет стоять еще долго и спасет от "лебедя" несколько человек. А на Александру посматривали, опустив головы, с плохо скрываемым мерзким ощущением страха.)
Класс ждал одного -- скорого звонка, но все понимали, что урок только что начался и до звонка, как до Луны пешком. А боялись оттого, что тему никто не учил -- не задали. Это обычная отговорка, но с А.Л. она приобретала зловещую окраску горькой правды: уже не первый раз она упустила задание из виду (задумалась, заговорилась, отвлекли вызовом к телефону в учительской...). А на следующий урок требовала.
Возражать боялись, уже слышали, как она кричала в других классах. Сидели тише воды, ниже травы...
Вот и в этот раз все повторилось.
-- Ну что, Ракитский, не выучил?!
Семен повел плечом. Сказать ему было нечего. А.Л. поменяла в руке карандаш на ручку и, конечно же, Семен получил жирную "2".
-- Нахал ты и лентяй, Ракитский! Трудно тебе было посидеть час над учебником, вместо того, чтобы носиться на своем велосипеде?..
А.Л. повздыхала еще и снова ткнула карандашом в журнал:
-- Козин, к доске! Расскажи, что ты знаешь о средней линии треугольника.
Козин заерзал за партой. Подал голос:
-- Вы не задавали нам...
-- Кто это сказал такую чушь?.. Это ты, Козин? Не задавала я?!.. Не говори глупостей, а иди к доске отвечать! И зачем ты мне так нагло врешь? -- А.Л. припоминала свое бессилие в попытке успокоить десятиклассников подвернувшемуся Козину. (Не ему, может быть, лично, а Козину -- как собирательному образу провинившегося ученика.) И А.Л. почувствовала, что ей становится легче. -- Не задавала я?! Да вот, в моей тетради записано: "Тема номер тринадцать. Теорема Фалеса и теорема о средней линии треугольника (с док.)".
Козин молчал, покусывая губы.
-- Козину мы тоже ставим "два" и на этом пока все. А сейчас мы начинаем разбор новой темы. Остальных я спрошу по журналу на следующем уроке, сейчас нет времени...
К следующему уроку, конечно, все уже выучат обе эти темы (попробуй, не выучи!), но сейчас-то почему виноватыми остались Козин с Ракитским?..
Олега всегда мутило от ощущения страха перед А.Л., но теперь он был на взводе, сопел, переступал ногами под партой, раскачивался из стороны в сторону, а соседка Троепольская смотрела на него так, будто у него из ушей сейчас пойдет пар. Когда А.Л. еще раз задела личность Козина и всю вину за их с Ракитским неподготовленность свалила на весь класс, Олег не выдержал:
-- Так это ведь у ВАС записано! А у нас этой темы нет!
-- Васильев, ты опять выпендриваешься! Все уже переключились на изучение новой темы, а ты же что? Думаешь, ты умнее всех в классе?.. Когда же тебе надоест лезть не в свое дело, Васильев? Сидел бы, да помал...
-- Никогда не надоест! Если только придет другая... -- выпалил Олег, а остальные слова он произнес едва слышно, одними губами, но А.Л. по интонации почувствовала, что он имеет в виду.
Троепольская сразу отодвинулась от Олега и пригнулась к парте, ожидая грома и молнии. Олег посмотрел на соседку и вздрогнул от громкого крика А.Л.
-- Что ты сказал?!
Олежка вскинул голову. Но учительница смотрела на Козина.
Олег оглянулся к соседнему ряду. У Козина был растерянный вид, видимо, и вправду с его языка сорвалось что-то особо неприличное.
-- Ой, мама! -- пропищала рядом Троепольская. -- Что теперь будет!..
А.Л. подскочила на месте, опрокинула стул, почти подбежала к Саше и рванула из-под учебника его дневник. В гробовой тишине она оглядела поникшие головы класса, прошла обратно к своему столу и долго-долго скрипела красной ручкой прямо по всему листу, где у Козина уже было расписание на всю следующую неделю.
Олежка посмотрел на Саню. Тот кивнул и кисло усмехнулся.

Сашу и обоих его родителей вызывали к директору. Весь класс молчаливо сочувствовал. Все знали, что у Сашиного отца крутой характер и от этого Саша не раз страдал нижней частью спины от ременной передачи жизненного опыта. А теперь, после вызова к директору... Да завуч Екатерина Анатольевна наверняка припомнит ему одну недавнюю проделку, после которой хотели вызвать родителей, но решили подождать: Саша так извинялся, каялся, что все глупо получилось и "больше никогда".
Олежка молчал вместе со всеми. Но не рядом, а вдалеке, около дверей спортзала, постукивая пяткой о пол. Он напряженно думал, каким образом можно отвести от одноклассника беду.
Пока ни один из вариантов не подходил, а надо было торопиться: родители появятся в школе завтра, в лучшем случае -- послезавтра. Думать надо было оперативней.
Проходя мимо, Олег заглянул в толпу, окружившую Козина. Всех интересовал лист, исписанный красной пастой. Лист был уже отделен от дневника одним резким рывком. Саша, нагнувшись к подоконнику восстанавливал свое расписание.
-- Дур-рак! -- ткнул его Олег в бок. -- Вклей лист обратно!
-- Зачем? -- удивился Козин.
-- Ты не понимаешь?.. Это против нее улика! -- многозначительно произнес Олег.
Сашка задумался.

Шагая после уроков домой, Олег вспомнил, о чем его спросила Троепольская:
-- А ты что, правда, не боишься Александры?
-- Боюсь, как все, -- пожал плечами Олежка. -- Но ведь это не смертельно. Что она может сделать?
-- К директору может вызвать...
Олег вздохнул:
-- Это точно. Если что, придется идти. Да и родичей, как пить дать, вызовут.
-- Или еще из пионеров попрут, -- добавила Ира.
-- За что это?! -- удивился Олег. -- Я организацию не предавал. А учителя к пионерам никакого отношения... А.Л. даже не классная.
-- А если ей посочувствуют, тогда могут...
-- Ну тогда я и сам сниму галстук. Его символику я не понимаю, а той, что мне близка, я еще недостоин.
Олег не объяснил Ире об Алых Плащах и галстуке, как кусочке такого плаща. Ира поняла только, что за пионерскую организацию Олег совсем не держится. А ведь обещание давал...
Дома Олежка передумал все произошедшее на третьем уроке заново. Повздыхал и достал свой набросок. Дорисовал туфли с пряжкой "бантиком" и сунул листок обратно в стол. Отвлекся и вроде как легче стало. Хорошо, когда легко...
"Только бы обо всем не забыть" -- подумалось Олежке. И заметил сам себе, что нарочно лезет во все несправедливые истории. И от этого его жизнь становится сложнее. Не будет уже так легко и беззаботно, как раньше.
Раньше его жизнь текла и текла монотонно (даже когда Западные сражались с Мрачными, он знал, что эта борьба не на день, и привыкал), а теперь жизнь состояла как бы из отдельных событий, которые он мог заранее планировать: с утра -- кое-что подучить и сходить по магазинам, после обеда -- в школу, а вечером -- снова уроки и размышления о прошедшем дне. (Что ни говорил Гоб, а Олег все же подвергал все случившееся тщательному анализу.) То, что теперь Олег точно знал, чем он будет заниматься, портило ему настроение, делало его жизнь пресной. И если бы не воспоминания о Западных и зеркалах, если бы не стихи Поэта и кора с мудрыми словами, если бы не случаи, когда Олег помогал другим, можно было бы помереть от скуки.
Сами собой вспомнились лица Западных, на мгновение потянуло туда, снова захотелось попасть в Вердаг, к Западным, или даже просто в те места, узнавать которые было приятно.
Если было бы можно... Ну, пожалуйста! Можно?..

Его мечты сбылись к концу декабря. За окном Олежкиной комнаты уже намело много снега. А как там у ребят в Вердаге накануне их Рождества?.. Ведь еще ни разу не был там, в городе, зимой.
Удивительно, что именно в этот вечер, в Рождественский сочельник, Олежке был преподнесен такой подарок. И от кого? Не Снорри же его пустил! (Снорри все потом отрицал, почесывал в затылке и удивлялся.)
И верно, не Снорри -- у зеркал в деревянном домике на перекрестке улочек Вердага оказался мальчишка лет тринадцати. Обычный тамошний городской мальчишка, только не вихрастый и уличный, а гладко причесанный и гордый. От шеи и до колен он был закутан в темный плащ. Увидев Олега, мальчишка не мог скрыть удивления. Отставил в сторону фонарь, похожий на фонарь Снорри.
-- Йо, ты кто такой?! Разве я ТЕБЯ искал?
-- А ты кто? -- Олежка оглядел его: лицо, одежда, обувь; и не мог припомнить, где его видел раньше. И что он делает здесь, около зеркал?
-- Уходи обратно! -- подтолкнул мальчишка Олега к зеркалам. -- У тебя другой знак. Ты не тот, кого я искал.
-- Ты сам кто такой? Вот и уходи! -- упирался Олежка. -- Тут мои зеркала!
Мальчишка пропустил его мимо себя и прищурился.
-- За зеркала не бойся. Никто их не тронет, мой плащ -- фиолетовый. А ты знаешь, что это значит?
-- Не-ет, -- растерялся Олег и отступил на всякий случай. -- Алые... Фиолет... Почему ты говоришь фиолетовый? На тебе черный плащ!
И даже страшно стало на мгновение. Черный Плащ -- что это значит?
А тот расстегнул пряжку, вывернул плащ подкладкой наружу и снова накинул на плечи. Теперь плащ переливался всеми оттенками фиолетового -- от светло-сиреневого до густого бархатно-фиолетового.В отблесках пламени фонаря шелк блестел и оттенки расходились волнами.
Олежка обошел мальчишку вокруг, зачарованный.
-- Ну, что? -- спросил тот.
-- Что?
-- Ты уходишь?
-- А почему я должен уходить? Никуда я уходить не собираюсь!
Мальчишка вздохнул и устало поводил глазами.
-- О, непонятливый! Ты можешь тут заблудиться... У тебя какой плащ?
-- Дома?.. Дома у меня нет плаща, у меня только вот эта куртка.
-- Куртка?! -- мальчик опять прищурился. -- Системник, что ли?
-- Какой системник, никакой я не системник. Какую-то чепуху городишь! -- нахмурился Олег. -- "Уходи".. Так я тебя и послушал. Я тут уже много раз бывал.
И Олежка шагнул к выходу на лестницу. Оглянулся и шагнул снова, теперь уверенней, и стал спускаться на первый этаж. Потом пошел по вечернему городу. Совсем было не холодно.
По времени суток здесь было значительно позднее, чем дома у Олежки. Обычно к этому времени здешние улицы уже затихали, жители торопливо раскланивались друг другу в сырой морозной мгле. Но в этот праздничный вечер все высыпали на улицы и ласково смотрели на проходящих мимо.
Улочки, освещенные фонарями, тихо засыпало мелким снегом. То тут, то там пробегали мальчишки с деревянными, крашенными в разные цвета звездами в руках. У храма пели хвалу Иисусу, с праздником Рождества Которого рождалась и надежда на спасение, которое, впрочем, и так уже гарантировала лютеранская церковь своим прихожанам.
На далекой башне Магистрата ударили часы, еще раз, еще... всего десять. Гул от каждого удара долго не затихал над крышами, перекрывался следующим и над городом словно звучал низкий фабричный гул из Хестщернена.
Мальчишка в плаще молча пошел следом и на Щегатан свернул к Магистрату.
-- Ты куда? -- спросил его Олег, приостанавливаясь. -- Ты не пойдешь на праздник?
-- Мне надо к датскому консулу, -- ответил тот, крепче укутываясь в плащ, который снова вывернул черной стороной вверх. Белые снежинки падали на его плечи, таяли и покрывали плащ прозрачным бисером.
-- Так прямо я и поверил!
-- Верить или нет -- твое дело.
"Р" мальчишка произносил на немецкий манер, совсем не по-норвежски. И Олег засомневался. Похоже, что он не врет...
-- Постой, постой! Разве консул примет тебя? Консул -- это же вроде как посол?..
-- Конечно, примет! -- крикнул, убегая, мальчишка. -- Я же под его опекой! Как и все местные датчане.
Олежка удивился. Впервые он слышал, что в Вердаге есть датский консул. "Наверное, недавно прислали," -- догадался он.

Олег все лучше узнавал город, его улочки были уже знакомы. Знал местный говор (говорили коротко, скороговоркой, все слова сливали в одно и окончание делали резким, неожиданным) и прислушивался, стараясь уловить, о чем говорят люди.
Среди пробегавших ребят невольно высматривал Западных, хотя понимал, что сейчас их здесь нет.
Пройдя немного по знакомым улочкам, направился в сторону бухты, к причалам, скользя каблуками по подмороженной мостовой улочки Бергенвей, под уклон стремящейся к невысоким скалам побережья. Да и сейчас серые дома по сторонам стояли, как скалы -- построенные из скальных камней. (На каменоломне полно этого материала. До праздников с северо-западных окраин городка доносился грохот и скрежетание -- отвесные скалы отдавали ровные строительные плиты и щебень.)
Позади скал, дальше, чернел гребень леса. Олег отметил в памяти, увидев его край за домами возле побережья, и больше не обращал внимания.
На пристани было около десятка человек. Можно различить голос каждого. Они вращали огромный деревянный ворот и подтягивали ближе к берегу сразу пару больших лодок. Те носами уже скребли кромку льда, люди кричали, показывали пальцами и кто-то осторожно полез на лед подталкивать под днища лодок длинные доски.
Во всей бухте лед еще не установился, но рыбачья жизнь затихла. Вода у берега покрылась ледяной коркой и слабые волны, приходящие из-за мыса, заливали лед с верхом.
Олежка вышел на дощатый, покрытый инеем причал и стоял на краю, прислушивался к шагам ночного сторожа, который маячил невдалеке и мог прогнать его; к крикам мужиков и скрипению ворота. Наблюдал, как лодки поднялись из воды, зашли на доски и с шорохом, рывками стали подниматься к причалам. Натянутые канаты раскачивались и гудели.
Олег огляделся.
Луны над головой не было, высокие фонари на столбах светили на причал. Припорашивал мелкий снежок и холод пробирался под куртку стоящего без движения Олежки. Свет фонарей разливался повсюду, казалось, светят сами небеса, но желто-краповые банки, огораживающие опасные места фарватера у скал еле-еле проступали сквозь снежный туман. Шхуна "Северный Ветер", стоящая с голыми мачтами под прикрытием каменной стрелы, уходящей в море, выглядела одиноко.
Олежка посмотрел себе под ноги, кинул взгляд на ящики, ветром растащенные по причалу, вздохнул и стал возвращаться на дорожку, по которой пришел сюда.
...Из труб в центре города вылетали искры. А в бедных домах рыбаков, во множестве скопившихся на побережье, ничто не варилось, не кипятилось в котлах, даже иногда нечем было протопить в доме и искры вовсе не взлетали от огня в трубу. Детишки рыбаков зябли, кутаясь в дырявые накидки. Артельные рыбаки мало-мальски добывали торф и лес, а вольные сидели один на один со своей лицензией и принюхивались ко вкусному дыму чужой похлебки.
Олежка вернулся в город. Заглядывал в лица прохожим, посматривал по сторонам, избегая закоулков и пьяных, боясь пропустить что-то интересное. Ночь придавала празднику таинственности.
За полчаса он дошел до храма, на площади возле которого уже началось представление. Олег протолкался ближе и остановился, притопывая замерзшими ногами и шмыгая носом -- куртка и шапка-пирожок, которые он прихватил с собой, когда понял, что зеркала открылись, уже почти не согревали.
В центре представления -- фанерный домик. Иосиф и Мария стучатся в дом, просятся на ночлег, но их прогоняют, даже не открыв дверей, грозят. Они идут в другой дом и там повторяется то же самое. Они обходят все дома, где им отказывают и, наконец, добираются до скотного сарая... (А на часах башни Магистрата уже около полуночи.)
В молчании проходит какое-то время (на башне начинают бить колокола) и появляется на свет Иисус (в представлении -- завернутая в простыню подушка). Иосиф выносит его к людям, поднимает над головой и радостно кричит:
-- Люди, у меня сын родился!
Выходит улыбающаяся Мария. К ним прибыли предсказатели, кланяются, рассматривают ребенка, молятся. Начинается праздник: горят свечи, звучат песнопения, бегают дети с разноцветными звездами в руках и выпрашивают у взрослых сладости. (Олежке тоже всыпали в ладони горсть прижаренных сахарных леденцов и ему пришлось поклониться и сказать "такк", как поступали остальные ребята.)
После восторженных криков толпы, рождественских песен, службы в храме и всеобщих поздравлений, глашатай поднялся на возвышение и стал выкрикивать имена известных горожан, "прославивших во веки вечные наш достославный город". Кто-то в толпе заметил, что правлению всегда удается испортить святой праздник именами своих героев. Но его замечание ставили без внимания. Началось шествие ряженых, факельные огни...
...Действо кончалось уже далеко за полночь. Но этот факт Олега мало волновал. Ночью родители не проверяли, на месте он или нет. И можно было свободно уходить прямо из комнаты.
По пути домой Олежка разыскал Снорри. Зайти к нему ненадолго было не такой уж большой потерей времени. (Странно, Снорри был недавно совсем чужой, а вот уже можно заходить к нему так запросто.) Пощелкал ногтем по зеркалу, Снорри услышал, выставил меж зеркал фонарь и Олежка зашагал на свет.
Снорри сначала обрадовался...
Олег поздравил его и рассказал о встрече с мальчишкой в черно-фиолетовом плаще. Спросил Снорри:
-- Кто это?
Снорри задумчиво промолчал, возможно, намекал, что не знает. Или -- "сказать не могу"?
-- Извини, я сейчас занят, -- буркнул Снорри.
Олег посмотрел как тот пожимает плечами и ушел.


Вторые лица.

Через день Олежка появился у Василия (к нему-то можно пройти в любое время свободно, это не Вердаг). Зашел совсем по другому делу, еще утром, но заикнулся о плаще, когда рассказывал, что нового произошло.
-- У отца тоже есть плащ с его детства, -- сказал Вася.
-- С детства?! Ну-ка, покажи!
Гая Петровича не было дома. Вася долго искал, копался в шкафу, перебирал свертки. Наконец, вытащил полиэтиленовый пакет. Заглянул.
-- Вот, кажется он.
-- Тащи сюда. Разверни.
Вася вытряхнул плащ из пакета на койку. Когда-то он был черным, но сейчас стал серо-белесым, пошерканным. Олежка схватил его и рванул подкладку. Нитки затрещали и залохматились.
Василий выхватил плащ и оттолкнул Олега.
-- Ты что?! Отец меня потом прибьет!
-- Подожди, отдай, посмотри изнанку! Посмотри, фиолетовая ли она!
-- Ну, не рвать же!..
Вася принес нержавеющее лезвие, взрезали подкладку, отогнули лоскуток с угла и повернули к свету -- выступил глубокий темно-фиолетовый цвет заплаты -- квадрат десять на десять сантиметров. Остальная ткань переливалась оттенками очень знакомо.
Олежка присвистнул и отсел от плаща.
-- Мне надо дождаться твоего отца, -- сказал он Васе. -- Он скоро будет?
-- Не знаю. Как получится. А зачем он тебе?
-- Сейчас скажу... Дай немного сообразить.
-- Соображай... А вообще, ты, оказывается, нахал! Надо тебе подкладку посмотреть -- никого не спросишь, все порвешь, но своего добьешься.
-- Извини, я думал, что и тебе важнее Истина, чем плащ. Тем более, что сейчас все открылось.
-- Ладно, -- буркнул Василий, -- посмотрим. А чего ты про отца сказал? Какая скрытая тайна?
-- Фиолетовая заплата... Я встретил главного среди Алых Плащей. Ну, ты помнишь, я тебе о них рассказывал...
-- Конечно. И что?.. Но подожди, как это?! Ты говорил, что Плащи все равны между собой, у них нет главного! Ты сам так говорил...
-- Да, это так. Но их легенда... Я о ней, считай, только что узнал. И получается какая-то ерунда: у кого фиолетовый плащ, тот и есть главный. А у твоего отца второй плащ. Первый у того пацана. Кто из них главней? Вот и скажи...

Гай Петрович пришел часам к четырем. Олежка уже посматривал на часы и вздыхал. (Среда, 26 декабря; пришлось пропустить литературу, физику и труды в школе. Вздыхал -- надо было успеть хотя бы на историю.)
-- Что случилось, почему вы оба здесь, а не по школам? -- Гай Петрович моментально оценил необычность ситуации. -- И зачем тут плащ?
-- Вот, пап, плащ-то изнутри фиолетовый. Ты нас не ругай. Олег говорит... Скажи сам, Олег.
Олежка облизнул губы:
-- Алые Плащи скоро забьют тревогу. Двое главных -- это нехорошо для них. Это намного хуже, чем один. Вы же знаете, они признают только равенство. У вас -- второй плащ. Только я не знаю, вот эта заплата все портит... Она тут ни при чем?
-- Заплата?! -- удивился Гай словам Олега не меньше Васи. -- Где? Вот этот лоскуток?.. Да, фиолетовый. Я не знал... Я не знал...
-- Так что это значит? Плащ не ваш?
-- Нет. То есть, да, не мой. Мне его дал Маска, это такой старик. Он для плащей, раз уж вы их знаете, никто. А ему самому этот плащ дал мальчишка, когда Маска еще сам был таким, как вы.
-- А ты не знаешь, как этот мальчишка выглядел? -- спросил отца Вася. -- Олег, вот, его видел. Того, у кого еще один плащ.
-- Нет, я не знаю. Откуда же! Только Маска мог бы вспомнить, я же только слышал о том мальчишке. Это уж Маску надо было самого спросить. -- Гай помрачнел и задумался. -- Да-а...
(А говорили они совсем о разных людях.)

В середине сентября, в разгар бабьего лета, Олег и Славик играли с Мишкой в разведчиков.
-- Вишня! Вишня! Я Сосна!.. Вишня! Я Сосна! Прием! -- зазывал Олег Мишку, уползшего в тыл врага за тумбочку у кровати. -- Докладывайте обстановку.
Мишка смеялся и молол, что попало. Славик помогал брату. Да и Олежка иногда сам себе вместо него докладывал.
Вообще-то игра была задумана для развлечения Мишки, заскучавшего после веселого лета. Постарались продлить ему беззаботные деньки. Ну и немного самим было интересно, чего уж скрывать.
Играли обычно вечерами, потому что утром Мишка был в школе. Наигрывались, а под конец Олежка иногда рассказывал страшилку, например, про то, как "пошел мужик по кладбищу ночью и смотрит: покойник встал из могилы, развел костер, чтобы согреться, и ржавой пилой сухую березу пилит..." Мишка слушал храбро и насмешливо. Блестел глазами и незаметно поеживался.
К октябрю стало рано темнеть и вечерние игры закончились. Мишка не раз говорил, что "ску-учно" и спрашивал брата об Олеге, почему он не приходит. Славик ему объяснил.
А утрами Олег приезжал. Посидеть поболтать, полистать вместе интересные книжки с химическими опытами.
И тут такое дело с Козиным... Олежка чувствовал, что ему понадобится посторонний совет, сам боялся действовать так, как хотел изначально: вдруг окажется, что не прав?.. И совет этот лучше было бы получить от Славкиного отца, Юрия Михайловича.
Олег объяснил Славе положение Козина и сказал, что нужен совет знающего человека.
-- Зачем это?!.. Тебе-то это зачем? -- удивился Слава.
-- Так надо. Разве плохо -- человеку помочь? Может, ему уже не к кому обратиться... и тут помощь. Ты и сам Сашку видел, разве нет?
-- Ну да, я помню его, -- двинул бровями Славик. -- Разве у него такое уж горе?
-- Горе или нет -- не важно... Если Мишка твой загрустит, ты ему поможешь?
-- Ну, ты спросишь!.. Это же брат!

Славик согласился поехать. Без него Олег не знал, где искать Юрия Михайловича. Институт ведь не школа -- такое громадное здание, столько людей.
На улице было морозно. Но пока под пальто и шапками сохранялось тепло, все было в порядке. Потом стало трудно шевелить пальцами ног в ботинках, а нос почти не дышал. Нужный автобус к остановке так и не подходил.
-- Ну, все, Олег, я сосулька, -- признался Славик. --Платок есть?
-- Есть, -- процедил сквозь зубы Олег, но в карман брюк лезть не хотелось. Он стоял, втянув руки в рукава и голову в плечи, притопывал ногами.
Наконец, дождались. Автобус обогревался. По трубе под сиденьями и по стенкам шло тепло от мотора. Ребята приткнулись на свободное сиденье и тут уже Олег достал и платок, и талоны.
-- Долго нам ехать?
-- Дед, -- гнусаво заявил Славка в платок. -- Де совсем. Две останов!.. Кхи!..
-- Ты что, простыл? -- испугался Олег. Ведь это он Славика потянул ехать,ему и отвечать, если что.
-- Нет, это у меня всегда так, когда с холода в тепло. Спасибо за платок. -- Славка улыбнулся. Ну, все в порядке...
В замерзшие окна ничего не рассмотреть. Одна надежда -- Славик едет не первый раз и знает, когда им выходить. Но Олег посматривал вперед и через лобовое стекло узнавал некоторые места. "Проехали бульвар Труда, -- приметил себе Олег. -- Трамвай тут улицу пересекает."
Потом Кемеровскую (там роддом, где Олежка появился -- "надо же, везли маму в такую даль!"), а когда объявили остановку "Карельский переулок", Славка толкнул его в бок.
-- Сходим. Сейчас по переулку быстрей дотопаем.
И правда, недолго ехали.
За деревом, росшим возле остановки, кто-то заскребся. Олег обошел вокруг... Рыжий комочек метнулся от его ног в сторону. "Белка?!" Но это была рыжая кошка. Она с разбегу заскочила на подоконник первого этажа ближнего дома и вспрыгнула в форточку. Олег догнал Славика и поймал себя на ехидной мысли: "Откуда же у нас в городе белки?"..
Переулком с трех- и двухэтажными домишками (с круглыми чердачными окнами под треугольной крышей), а потом пустырем, летом густо зароставшим полынью и пыреем, а теперь засыпанным снегом, добрались ребята до здания института. Обошли вокруг, отыскивая вход и нерешительно зашли внутрь.
-- Куда вы, мальчики? -- спросила тетка в раздевалке.
-- К моему папе, -- ответил Славик. -- Он тут работает.
Тетушка добродушно кивнула.
И сразу перед ребятами открылись длинные коридоры, лестницы, высокие комнаты, полные студентов, среди которых попадались бородатые и усатые дядьки. Некоторые толкались друг с другом, размахивали огромными ручищами. Один, громко топая, выскочил в коридор со счастливой рожей и чуть не придавил Славика с Олежкой. Они отпрянули и прошли мимо.
-- Вот слон! -- процедил Славик сквозь зубы.
Они поднялись на третий этаж, свернули направо в коридорчик, потом еще раз и остановились перед высокой дверью с табличкой "Факультет иностранных языков". Слава переглянулся с Олежкой и, поджав губы, оттянул дверь...
Наудачу, Юрий Михайлович был там и добирал со стола секретарши отпечатанные листы пособий.
-- Па!
-- Ох ты! Вы чего здесь? Что случилось?
Славик кивнул назад:
-- Вот, Олег...
Олег объяснил, что ему поговорить надо. На школьно-воспитательную тему. И Славкин отец согласился его выслушать.
Вышли в коридор и уже там Олег объяснил ему об Александре Леонидовне И Саше Козине. Сказал, что такое происходит на уроках этой учительницы уже не первый раз. Уже были случаи.
Дома А.Л. -- любящая мать и любимая жена, а приходя в школу, словно перерождалась. Да и было бы ничего, но в этот раз завелась от скандального урока в старших классах и выплеснула накопленное раздражение на ничего не подозревающих семиклассников.
-- Почему ак получается? -- Олег просил лишь совета ("как быть? как поступить?"), не требовал никакой помощи...
Но Юрий Михайлович без предупреждения пришел на следующий день в их школу разобраться по этому отдельному случаю. Увидев в коридоре Славкиного отца, Олег немного обозлился на него. Беспокоился поначалу, что Юрий Михайлович испортит ему всю тактику. Потом понял, что взрослый человек отлично вписывается и его, Олежкина, тактика стала выглядеть теперь как запасной вариант.

Пока Олежка был у Васи, да подумывал о том, у кого бы узнать подробней о мальчишке в фиолетовом плаще, Снорри собрал всех Алых.
...В дверь Олежкиной квартиры кто-то коротко позвонил. Олег бросился открывать. Посмотрел в глазок: какой-то мальчишка в вязанной шапке, длинной коричневой куртке на кнопках и в джинсах. Его лицо показалось Олегу знакомым. Но как непривычно и забавно тот был одет...
Олег распахнул дверь.
-- Сно...
-- Тихо! -- ладонь Снорри осторожно, но быстро легла на Олежкин рот. -- Идем со мной. Все уже на месте. Собирайся.
Так Олег узнал, что его вызывают Алые Плащи.
-- Да, конечно. Я сейчас.
Алые Плащи пришли в походном виде: с распущенными по плечам плащами, с планшетами в руках. Толпились в каморке Снорри. Все разные: высокие, пониже ростом; и круглолицые, и усталые, с сонными глазами и вытянутыми лицами. Их было восемь (без Снорри -- семь). Олежка присутствовал при разговоре и волновался. Плащи строго поглядывали на него, обсуждая неожиданное появление Главного. Поспрашивали, сходится ли то, что он видел, с тем, как описал мальчишку в плаще Гоб.
Олег удивился ("Откуда они знают, что я разговаривал с Гобом? Ведь это был странный сон.) и подтвердил -- сходится.
Снорри кивнул своим:
-- Ему можно верить. Зрительная память у него хорошая. Системники дали ему голландку.
("Вот что!.. Системники -- значит, Западные?..")
-- Уле, а ты бы смог найти того мальчишку снова? -- спросил один из Алых Плащей, едва ли старше Олега.
-- Откуда же я могу знать! Всего города я не знаю... Он сказал, что под опекой датского консула и убежал. Как мне его теперь искать прикажете?..
Алые Плащи стали перешептываться короткими фразами, перебивая друг друга. Затем один из них сделал знак Снорри и показал глазами на Олега:
-- Все ясно. Надо было, что бы он сразу сказал о датском консуле. Теперь он может идти. Карту мы сами набросаем.

"Когда устанут ноги, а идти еще далеко, мы призываем в помощь святого Христофора. Мы подумаем о дороге, что лежала перед ним, и нам становится легче. Он терпел и шел своим путем. И мы сможем, главное -- правильно набросать рисунок..." -- говорил об Алых Плащах Снорри, и о себе тоже.
"Может, они сами рисуют себе картинки, в которые уходят? -- подумал Олежка. -- Может, это такие же картинки, какую я рисую понемножку?.."

Снорри проводил Олега до зеркал, сказал, что все они через минуту тоже разойдутся.
-- Самое важное, -- добавил Снорри, -- что Главный у нас один-единственный. Гай здесь ни при чем, плащ не его -- это было нам известно. А этот... Захочет, так появится сам. Видимо, еще не пришло время. Знака настоящего нет.
-- Ну и ладно, -- вздохнул Олег. -- Хоть немного вам помог.
-- Да, спасибо. Немного помог. Пока! -- кивнул Снорри и добавил еще: -- Если найдется Главный, то мы, возможно, опять все будем вместе, как раньше...
Олежка кивнул. О делах Снорри он знал от Гоба.
А Снорри снова стал таким же угрюмым, как был до этого, вспомнил что-то. Казалось, случайная встреча Олежки с Фиолетовым Плащом никого из Алых не обрадовала, а только побеспокоила. И ведь он никак не смог им помочь, что бы Снорри там не говорил. А если честно, Олег не хотел брать на себя слишком многого. Хватало ему и того, чем дома был огорчен.



2.Своя Система.

Тяжело Хранителю в миру жить,
Нелегко проблемы все решить,
Знания свои не обнаружить,
Помыслы свои не обнажить...

(Из "Баллады о Хранителях".)


Димка.

Огорчения были. Но все же кое-что ему помогало.
Олег отказался от каких-либо известных ему символов: плащей, галстуков, заплат, крестов, лишь выпилил из дюралевой пластины значок Тройной Системы. Как у Лива был. И Зак был не совсем чужой: один из трех лучей звезды обозначал Реальность, в которой жил Олег.
Значок нельзя было подделать. В нем был небольшой технический секрет, о котором (по секрету же) сказал Олегу сам Лив: лучи со щелчками могли поворачиваться и занимать места друг друга. Это был всего лишь талисман, но устанавливая луч Параллельного мира на Реальную точку, Олег чувствовал, что мысли его проясняются (или казалось так -- какая разница... Главное -- результат). Он видел тогда окольный путь, такой, каким мало кто шел, на котором было меньше ошибок и появлялось время все обдумать.
Талисман настраивал Олега на нужные мысли, как Шерлока Холмса -- игра на скрипке. Значок всегда был с ним, пришитый к плотному клапану кармана рубашки.
Олег понимал, что талисман еще не доделан, и мучился, думая о том, как его усовершенствовать. Мучился уже несколько месяцев и одновременно с этим набрасывал картину.
Рубашка стала грязной -- талисман приходилось отпарывать и перешивать на другую. Это было неудобно и Олег стал подумывать: а не приделать ли его к связке ключей, как брелок? И сделал ушко. Но слишком уж хлипким ему показалось наружное кольцо знака с этим ушком, того и гляди оторвется. Да и отверстие в кольце -- это не по правилам. Этого быть не должно.
Снова приходилось дорабатывать.

Олег помогал и помощь была случайной. Кому чем поможет. За кого заступится, кому какой совет даст. И все -- плевое. А хотелось интереса в деле. Чтоб трудности...
Так и нашелся однажды Димка.
...Славик заметил его первым, как только свернули в проулок между двором стройки и жилыми домами. Толкнул Олега локтем:
-- Смотри, пацан в баке роется.
Олег обратил внимание: действительно, пацан перевесился через край бака, чуть не нырнул, и активно разгребал там мусор. Головы и плеч его не было видно. И он нисколько не стеснялся -- поблизости никого не было.
Ребята неспеша подошли и покашляли.
Мальчишка соскочил с бака, повернулся и сразу же нахмурился. Шагнул назад и, упершись о бак спиной, спросил:
-- Че надо?
Лет одиннадцати, толстогубый, широколицый и... рыжий. Не совсем рыжий, а рыжеватый. С конопушками на носу и щеках.
-- Ты чего здесь потерял? -- поинтересовался Славик.
-- А че надо? -- повторил пацан и незаметно подтолкнул что-то поглубже в карман затертой куртки (к рукаву прилип помидорный сок и картофельные очистки).
Олег заметил его движение и кивнул:
-- Ну-к, покажи, что там у тебя.
-- Че надо?
-- Да "ниче"! Мы не грабители. Покажи, что в кармане.
Мальчишка неохотно полез в карман и достал пару порченных картофелин, из-под куртки выпала матерчатая сумка, которую он сразу подхватил с земли и сунул в другой карман куртки.
-- Вот, -- протянул мальчишка руку, -- только картошка...
Олег сунул руку в карман своих брюк и нащупал несколько монет. Забрал и выкинул заплесневелые картофелины и молча сыпанул монеты в мальчишечью ладонь.
-- Мы не спасательный бот, но все же...
Славик тоже наскреб что-то в своих карманах.
Мальчишка растерялся и стоял, опустив глаза на мелочь в руке. И вдруг взглянул удивленными глазами:
-- Девяносто копеек!* /* В 80-х -- приличные деньги!(Автор)
-- Как тебя зовут? -- спросил Олег. -- Где живешь?
-- Меня?! -- переспросил тот и неопределенно махнул рукой.
"Меня?!.. Мое?!.." -- где-то Олежка уже слышал такое...
-- Димка меня зовут.
-- Хорошо. Я Олег, это Слава. Тебе нечего есть, что ли?
-- Не-а, -- печально мотнул головой Дима, но ребята не поняли, что именно "не-а".
-- Иди, купи себе бутылку молока и батон, съешь.
-- Еще и останется, -- добавил Славик. -- Сдашь бутылку и еще что-нибудь купишь.
-- Ладно.
-- Шагай давай, -- подтолкнул его Олег, стряхнул мизинцем с его рукава очистки и поморщился. -- Если есть охота.
Дима соскочил с асфальтированной высокой площадки, на которой стояли баки, и зашагал в сторону магазина. Ребята смотрели ему вослед и махали рукой, когда тот нерешительно оборачивался.
В тот день было пасмурно и никуда идти не хотелось, но они со Славиком все равно потащились в сторону Набережной. Никто из них не мог сказать, что не приглядывался к помойкам. Когда занимались ракетами, именно в таких местах находили картонные трубки от использованных швейных бобин с нитками, металлические трубки, болты и гайки, ненужные в гаражах. Однажды нашли сломанные настенные часы (разобрали их по частям и снова выкинули). Но так смело, как Димка, нырнуть в бак...
Было ясно, что копался он там не от нечего делать, а что-то специально искал, как нищий. И он не бросал свое дело, потому что Олег со Славиком вскоре увидели его еще раз, через несколько дней, на том же месте...
Он как раз подошел к бакам с сумкой, но, заметив знакомых пацанов, не полез даже на площадку.
-- Ты опять здесь?! -- удивился Славик.
-- Да нет, я мимо шел, -- слабо улыбнулся Димка. В его сумке уже что-то было, но Ребята не стали заглядывать, обо всем догадались.
-- А почему не в школе? Ты во вторую смену?
-- Ага.
Славик больше ничего не спросил. Посмотрел мимо мальчишки, за его спину. Сзади, разглядывая Олежку и Славика, подходил парень. Старшеклассник.
Подошел, положил Димке на плечо руку и спросил, кивнув на ребят:
-- Они тебя обижают?
Димка помотал головой: "Нет".
-- Смотрите! -- погрозил парень и пошел мимо свалки к недалекой школе.
Ребята посмотрели ему вослед.
Школа номер тридцать два выглядела точно так же , как и Олежкина, шестнадцатая. (В городе почти все школы были на одно лицо, за исключением старых, довоенных.) Именно в тридцать вторую и направлялся взрослый Димкин друг. Под расстегнутой курткой он был в костюме, в галстуке тонкой полоской и на лацкане пиджака был нацеплен комсомольский значок. Вполне приличный парень, если не учитывать того, что несколько раз оглянувшись на ребят, он отодвинул доску в заборе, скрылся в щели, а потом дернул свою спортивную сумку с учебниками.
-- Это кто? -- спросил Славик. -- Брат? -- и не очень-то себе поверил: Димка и это парень были совсем не похожи, как ни прикидывай.
-- Нет, он меня просто однажды спас.
-- Спас?!.. Как это было?..
Димка нахмурился и не сказал.
Потом, конечно же, поделился. Случай с тем грузовиком запомнился ему хорошо. И Ян запомнился.
-- Это, наверное, на всю жизнь, -- сказал Димка откровенно. -- Я шел по Сельцова, свернул в переулок... Ну, там, у ворот, где раньше бревна лежали...
...Прошлой осенью Дима хотел стащить мешок со все той же картошкой. Неполный мешок, поэтому не очень тяжелый. Друг Леха, с которым договаривался, отказался и убежал, а он забрался в кузов стоявшего грузовика, скинул сверху мешок и... попался. (Леха его предупреждал!) Дима копошился в кузове с мешком, машину слегка покачивало и водитель почуял неладное.
Плохо пришлось бы мальчишке, не окажись рядом Янка. Он загородил собой Диму и отвел занесенную над тем тяжелую шоферскую руку. Сказал, что мешок сам выпал при повороте, он видел. И показал на ослабшую лямку, что перехватывала все мешки сверху крест-накрест. Лямка болталась, как кишка (хотя это Димка потрудился) и мешки держались на своих местах только потому, что машина стояла.
-- Так что ж тут этот пацан, по-твоему, делает?
-- Наверное, подтащил мешок и хотел закинуть его обратно, -- предположил Ян. -- Я-то его знаю.
Шофер хмыкнул, почесал в затылке и снова спросил:
-- А почему он мне не сказал, я в кабине сидел?..
-- Подождите, раз вы в кабине сидели, то могли назад оглянуться и посмотреть. Ведь верно?
Хотя Ян ясно видел, что заднее окошко кабины привалено одним из мешков. А Димке сказал:
-- Ты что, заглянуть в кабину не мог? Стоишь тут, надсажаешься один, -- вроде как Димке тоже попало.
Димка сутулился, не поднимал головы.
-- Чего не отвечаешь? Не видел, что в кабине кто-то есть? Пойдем... -- сказал ему Ян и уже на ходу бросил водителю: -- Мешок сами забросите, или вам помочь?
Водитель посмотрел не невысокие борта машины и кивнул: мол,не такое приходилось забрасывать. Справлюсь.
Так Димка и вывернулся.

-- Так он хороший, этот парень? -- спросил Олег.
-- Кто? Янка-то? Конечно. Только хмурый всегда.
-- Почему?
-- А я почем знаю! Ты у него и спроси.
-- Гм, спроси...
Олежка думал, что Димка хоть немного еще расскажет об этом случае, но тот задумался, ушел в себя.
"Значит, я все же не один, -- подумал Олежка. -- Есть еще люди..."
И понял, что зря он выдумал про свою исключительность и одиночество. Никакого одиночества не было, просто надо было найти нужных людей. А люди -- они ведь все разные, каждый по-своему человек.

Через несколько дней Олежка возвращался от Славика этой же дорогой. И случайно встретил Яна. В куртке с капюшоном, руки в карманах -- он шел навстречу. Олег сразу узнал его. И тот Олега узнал, глядел на его и приближался.
-- Здорово, -- нерешительно буркнул Олег, когда они поравнялись.
-- Здорово, -- ответил Ян, -- коли не шутишь! -- и приостановился, ждал чего-то, будто Олежка должен был сказать ему что-то еще.
-- А где Димка? -- просто так спросил Олежка.
-- Какой еще Димка?
-- Ну, этот... который по помойкам ходит.
-- Не зна-аю, -- полузевнул Ян. -- А что?
-- Надо мне его.
-- Зачем он тебе? Это твой лучший друг, что ли? Так его скоро из школы турнут.
"Вот это защитничек!" -- подумал про Яна Олег и спросил удивленно:
-- За что?!
-- За прогулы, конечно. Занятия пропускает, сбегает с уроков... Да вроде вон он идет, потеря твоя. Сам у него спроси. -- Ян зашагал дальше. На углу встретил какую-то девчонку (наверное, одноклассницу), прихватил ее за талию -- та завизжала. Но в школу пошли вместе.
Олежка спросил. Димка вздохнул и ответил, что да, действительно, собираются выгнать. Прямо в глаза сказали... А потом перед Олегом стал оправдываться.
Рассказал, что мать у него болеет и пьет. Хотя нельзя ей -- сердце шалит -- все равно пьет. Не может бросить.
-- Это еще от отца пошло. Он у нас пил и она с ним... тоже. Теперь отца нет, а она все равно, одна, без него. А выпьет, так лежит и стонет. Я два раза уже скорую вызывал. -- Димка засопел и поморщился, глядя в землю. Подумал, что зря рассказывает все так сразу; вдруг Олежка не станет с ним дружить, узнав все это сейчас, в самом начале...
-- И что? -- спросил Олег.
-- Они поставят укол и все. Махнут на нее рукой, потому что она пьяная и уедут. Говорят: "Скажи своей мамочке, чтоб больше не пила, а то..." И молчат. Но я и сам знаю "что"... Только ее разве уговоришь?..
-- А ты ее любишь?
-- Люблю, -- прошептал Димка и затеребил пуговицы куртки. Поднял голову и тепло выдохнул на Олега: -- Правда, люблю, хоть какая она. Ведь мама... Тихая она, даже когда... -- Дима тронул пальцами горло.
-- А отец?
Дима вздохнул.
-- Отец раньше на заводе работал. Тогда все нормально было. Я появился. А потом сперли с территории какую-то деталь и вроде продали ее, но поймали их... Суд был. Отца уволили. Он грузчиком пошел в магазин, потому что какая-то статья есть, чтобы никуда потом не брали, на нормальное производство. И сейчас он грузчиком работает, только с нами не живет. А как уволили с завода, так и пить начал...
"Да, -- подумал Олег. -- Вот это поворот!"
-- И мама с ним, -- продолжал Дима. -- К папе друзья приходили. Я тогда еще был маленьким. Мне тогда даже весело было: столько людей вокруг и все играют со мной. Иногда дарили что-нибудь и мама улыбалась. Дурак я был. Я думал, они на самом деле веселые, когда трезвые, а они...
Димка совсем загрустил и Олежка решил, что хватит уже об этом.
-- Ну так что, раз маленький. Я бы тоже не разобрался.
Димка нерешительно улыбнулся. Оттаивал Димка.

Олег написал Васе Матюхину письмо. И письмо Гаю Петровичу. В обоих письмах было почти одно и то же.
"...Я хочу помочь нашим, кому плохо или трудно, только не знаю, с чего начать. Один я помогу одному, двум или трем... Но это, может, за месяц, может, за год. Так, чтобы полностью помочь, до конца, когда сам буду уверен. Я не знаю. А скольким не помогу?.. Надо, чтобы и мне кто-то помогал в этом деле. Помогал помогать. Как таких найти?.." -- и так далее.
Надеялся, что Гай даст ему определенные четкие советы. Спускался каждое утро вниз, заглядывал в почтовый ящик. Ждал письма из Моловска.
Васин ответ пришел быстро. Он был согласен с Олежкой, благословлял его на это дело ("Я и сам подумываю"), а сам не спешил решать что-то определенное.
Гай не отвечал долго. А потом прислал чистый лист: мол, письмо твое дошло, письмо твое получил...
Олег распечатал, криво усмехнулся и положил конверт в письменный стол. Оставалась лишь несколько людей, у которых он мог просить совета.

"Обругал учителя матом", -- среди прочего написала А.Л.
Отец Саши Козина зашел разобраться через день, отпросившись пораньше на работе. Александру Леонидовну он нашел в учительской. И как хорошо, что там же оказалась и Тамара Михайловна (с ней уже говорил Славкин отец). Директриса привстала, приветствовала Николая Ивановича и предложила присесть. Николай Иванович отказался.
Тамара Михайловна все объяснила, отложив на время срочные дела. А.Л. настороженно сверкала глазами, ей казались несправедливыми некоторые высказывания по отношению к ней, но она помалкивала. Тамара Михайловна заверила родителя, что это внутренняя проблема их школы и, в данном случае, отдельно взятых ученика и педагога. Коллектив школы уже взял случившееся на заметку.
Сашин отец почти ничего не понял.
-- Так мой сын виноватый или нет, скажите мне?
А.Л. и директриса удивленно посмотрели на него...
Потом дядя Николай говорил с ребятами. Олег стоял среди одноклассников и добавлял к рассказываемому по несколько слов. В разговор особо не лез, больше посматривал за тем, как защищают Сашу Козина другие. Ребята оправдывали Сашу тем, что учительница плохая, что всем часто от нее достается. Олег же подумывал сказать Сашкиному отцу не об А.Л., а о самом Сашке. Пусть знает, что не учительница плохая, а Саша среди ребят -- хороший друг. А за учительницей после вмешательства Юрия Михайловича будет наблюдать весь педколлектив.
Николай Иванович поблагодарил ребят и уже уходил. Олег догнал его на лестнице.
-- Подождите, пожалуйста.. -- и сказал, что собирался.
Не надо было готовить речь, стоило лишь припомнить несколько хороших случаев с Козиным. И Олежке вспомнились недавние события. Какие-то мелкие классные дела, что-то такое не особо значительное...
Когда в футбол играли (Саша здорово играл за свой класс), то попросили его сыграть в сборной пятой параллели. Он согласился. Не один он, конечно, из их класса в сборную попал, но был не последним игроком.
-- А я вот не играл, -- признался Олег. -- Не взяли. -- и сразу припомнил, что и в лагере не очень-то рвался играть. -- А еще Санька маленьких защищает!..
Это была уже полуправда-полувыдумка, Олег не мог с уверенностью сказать. Ему показалось... Но он сам видел, что у мальчишки-второклассника из класса Сереги Сухова (если надо, можно будет спросить точнее!) был потерянный вид. Над ним возвышался малолетний бандит, гда на три его старше, и что-то наговаривал, наговаривал ему, как на диктофон. И мальчишка все ниже опускал стриженную голову. Рассматривал свои ботинки.
Шестиклассник Козин проходил мимо и что-то сказал им обоим, особенно старшему. Тот пожал плечами и выкатил губу: "А че я?!", быстро-быстро отступил и зашагал оглядываясь к спортзалу. Сашка пошел вслед за ним, но особо не торопился.
Второклассник, подняв голову, подошел к окошку и стал смотреть на школьный двор. Тогда Олежке показалось, что мальчишка остался чем-то обижен...
Олег рассказал об этом случае и увидел как вдруг подобрели глаза Николая Ивановича.

К Снорри Олег пошел нарочно, только лишь за советом. И с ходу врубил:
-- Мне надо знать...
Снорри не ответил. Чуть отвернулся и засопел.
Олег спросил еще раз, еще. Подходил, заглядывал Снорри в лицо. Ему нужны были ответы, но никто не хотел ему помочь.
Олежка видел, как Снорри мучается, пытаясь отмолчаться, но не знал, что тот скрывает. Почему он не расскажет, как все было организовано у них, у Алых Плащей? Что делают они? Почему держались вместе, а потом разбежались, пропали?..
Снорри присел в уголке. Зажмурился. И почти не слышно его стало, словно и не было здесь. Олег рассказывал ему легенду, услышанную от Поэта. Напоминал ему о том, что было когда-то. Ведь было!.. И Снорри знал об этом лучше Олежки. Он выдохнул долго сдерживаемый воздух и тихо заплакал, уткнувшись лбом в колени.
"Нельзя, нельзя... -- застучала в сердце Олежки совесть и даже в ушах зазвенело. -- Не мучай его. Хватит! Ему больно."
Олежка, затаив дыхание, вышел обратно в зеркала и услышал как Снорри бросился на свой лежак, уткнулся лицом в жесткую подушку.

"Эх, что же я?.. С Димкой поговорил, а почему он пропускает занятия, не выяснил," -- досадно мотнул головой Олег.
Спросил он позже, когда снова пришел к Димке во двор и у пацанов спросил его квартиру.
...-- Так мне по дому все-все приходится делать, когда мне в школу ходить?.. Мать только стонет. Ходит, мне жалуется, что плохо ей.
Олег кивнул Димке, с надеждой смотревшему на него, и понял, что Димка свою маму не бросит.
-- А почему ж ее в больницу не заберут? сть ведь больницы, где от пьянства лечат.
-- Я не знаю, -- грустно и честно ответил Димка. Но останавливаться на мыслях об этом не стал. -- Сейчас маме лучше, а мне... мне все равно в магазин надо. Сходим?
Олежка пожал плечами:
-- Пошли.
Димкина мама сейчас была на работе. Работала она в Гидромете, работала и почти все замечали, к чему она имеет склонность, но начальство увольнять ее не решалось -- свою работу она делала исправно. Да и не так уж часто видели ее на работе с темными пятнами на уставшем лице. Работала и работала себе...
Далеко проходить Олежка не стал, остановился в прихожей. Осмотрелся. Справа от двери, под вешалкой с женским плащом,валялись на боку пара пустых бутылок из-под дешевого вина и одна водочная. Резиновые сапоги тоже стояли как-то не так: один прямо, а другой упал поперек коридора голенищем и никто его не поднимет. В углу -- Димкины кроссовки и женские босоножки на толстой желтой подошве. В комнатах и на кухне, насколько Олег мог видеть из коридора, было чисто. И просто все, никакой роскоши.
Дима взял с кухонного стола оставленные матерью деньги, оделся и они вышли с Олегом на лестничную клетку.
-- За макаронами надо за солью. Поможешь дотащить?
-- Помогу, -- со вздохом отозвался Олег.
-- А-а, ну пойдем, -- кивнул Дима, но на крыльце остановился. -- Постой, если тебе надо в школу пораньше, ты иди. Я сам справлюсь.
Пораньше Олегу совсем не надо было. Но хотелось ему обдумать все, решить что-то... (Опять вспомнился Гоб: "Живи не умом, а сердцем...").
--Нет, мне не надо. Я с тобой пойду.
И они сходили в магазин. Купили все, что нужно, притащили домой и с веселым шумом выгрузили покупки на кухонный стол.
-- Когда с деньгами, а когда нет... -- вздохнул с кислой улыбкой Димка.
Олежка уже и не вспоминал, где они со Славиком его нашли. Был Димка таким же, как они, только помладше. И без них он был угрюмый и мрачный. Мрачный?!
"Зло, как шипящие пули, ранило Димку и мать... Где же для них, для обоих, солнечный лучик поймать?.." Где же найти для них свое "серебристое зеркало"?

После случая со Снорри, Олег думал о Западных. Видел, участвовал с ними в освобождении ребят из приюта.
Они с Васей Матюхиным спасали Снорри.
"Я его спас, -- подумал Олег. -- Он не знал уж как меня благодарить, и я же ему устроил такой допрос..."
Самому хотелось крепко зажмуриться и головой на камни.
-- Что это? Переходный возраст?! Ну его к черту, когда вокруг все сложилось так плохо! -- покаялся Олег Ливу. Сказать всем ребятам о том, что его гнетет, сразу не решился, не выдержал бы осуждающего взгляда стольких глаз. Да и перед девчонками было стыдно.
Лив после того случая с Варой стал почти прежний. Олег по его виду догадался -- ребята объяснили, что его вины нет, что не стоит брать на себя больше, чем сможешь вынести. Лив отошел сним в сторонку. Сели и Олежка открылся ему. Тот насупился, но внимательно слушал. Он понимал Олежку, сам через это прошел. И (Лив точно знал!) прошли все Западные, каждый в свое время.
-- Ты помнишь, что мы сказали тебе? Делай то, что трудно. Как бы трудно не было.
-- Да, помню. Действительно, Матти, вы так мне сказали. Но разве никто мне не поможет?
Лив молчал.
-- Ответь мне, Матти! Это так?
-- Да, -- твердо ответил Лив и мускулы на его скулах напряглись. -- И ты поймешь, что твои ошибки на себя никто не возьмет.
Олежка сжал кулак, приложил его к губам и долго смотрел, не моргая поверх головы Лива на деревья, на перелетающих с ветки на ветку весенних птиц. В уголках его глаз защипало. Один...
-- Хорошо, -- сказал он, убирая от губ кулак. -- Начнем, пожалуй.
-- Не суетись, -- ответил Лив, присаживаясь на корточки около Олежки. -- Дай мне руку.
Маттиас сжал Олежкину ладонь в своей и посмотрел ему в глаза, словно по ним мог прочесть его мысли.
-- Навести Гоба, как ты хотел. Он скажет тебе все, что нужно.
Олежка кивнул и, уходя, почувствовал, что лучше друга, чем Лив, в данный момент нет на свете. Как он все понял, как он помог, не помогая...
Лив успокоил.
Направляясь от Западных через поляну к городу, Олег остановился, закинул руки за голову и смотрел на светло-голубое небо. Редкое чистое небо над Вердагом. И, как это бывает во сне, когда думаешь, думаешь и вдруг -- озарение, пришли нужные мысли. Не надо было даже поворачивать луч талисмана.
И Олег придумал свою Тройную Систему. Простую, легкую, как пух. Вскоре она так и стала называться -- ПУХ, где первая буква обозначала -- "Посредник".
Это было начало праздников и неудач. Только начало.


История с картиной.

Наташа Лашкова хорошо рисовала. Хорошо у нее получались люди: фигуры, одежда, лица. Олег видел раньше несколько ее рисунков и ему нравилось. Даже завидовал и хотел иметь у себя какой-нибудь из рисунков. Но попросить стеснялся. Раньше. А сейчас уже было не до причуд. Чего зажиматься?..
И, выбрав момент, когда Наташа сидела за партой одна, подошел, подсел напротив.
-- Нарисуешь мне?
-- Что тебе нарисовать?
-- А я тебе скажу, что. Сможешь?
Наташа пристально посмотрела на Олежку, а потом махнула рукой:
-- Да иди ты, Васильев! Какую-нибудь дрянь попросишь...
-- Ну пчему же сразу дрянь?! Я совершенно серьезно. Это хорошие люди. Только я не могу их тебе живьем показать. Я нарисую тебе кое-что, как смогу, и расскажу, что мне еще надо.
-- Вот и рисовал бы сам! Тебе нарисуй, так и все захотят.
Олег попытался засмеяться. Пооглядывался, не идет ли кто к ним с Наташей.
-- Я бы, конечно, тебя не попросил бы, если умел. Но ты уже, небось, слышала, как я в лагере стенгазету намалевал?
-- Неужели?! Откуда же я могла слышать?
-- Ты же знакома с Бумагиной. Мы с ней вместе в лагере были, а она тебе, вроде, соседка...
-- А ты откуда знаешь? Она же из другой школы.
-- Я вас вместе видел. Так она ничего про меня не говорила?
-- Она же еще не знает, что ты в моем классе, -- улыбнулась Наташа. -- Уж теперь-то я узнаю у нее...
Олежка забеспокоился.
-- Не надо!.. Ничего хорошего у меня тогда не получилось. А вообще... хочешь -- спроси. Мне скрывать нечего. Некоторые еще хуже рисуют.
-- Ты какой-то странный стал... Иди с мальчишками по коридору носись!
-- Нарисуешь?
Наташа чуть заметно повела плечом и Олежка обрадовался:
-- Так я тебе завтра припру эскиз. Его надо будет художественно обработать.
-- Давай, "припирай".

Назавтра Олежка принес листок, вырванный из тетради. Дома дорисовал детали: воротник голландки, форму галстука (с поясняющими надписями: белый или светло-бежевый, полоска синяя). Брюки со шнуровкой сбоку вместо лампасов, туфли с пряжкой...
Нарисовал косо, некрасиво -- сам это видел. Стыдно было даже показывать. Но уж очень хотелось, чтобы Наташа ему сделала хороший рисунок.
-- Вот. Надо нарисовать в такой одежде.
-- А это что за рассказ?
На втором листке мелко-мелко было что-то написано.
-- Это все, что там должно быть изображено. Я тебе так расскажу, а листок домой возьми, чтоб не забыла.
-- Тогда расскажешь после уроков.
Олежка опешил, а потом кивнул.

И опять Александра Леонидовна наорала на него. Опять он что-то сделал для нее не так. Да еще припомнила ему тот случай, когда он защищал Ракитского с Козиным. Припомнила свалку, около которой заметила как-то раз Олега с Димкой. "Здравствуй, Васильев!" -- сказала она тогда и так удивленно посмотрела... Теперь Олег понял -- не удивленно, а брезгливо, с омерзением. Вспомнил, как перекосило ее рот, когда она увидела Димку в его грязной одежде и со свалки понесло помоями...
А прямо сейчас, на уроке, сказала:
-- С оборванцами по помойкам лазаешь! Помоечник!
Несколько человек на последних партах захихикали.
Так опозорить перед ребятами...
На "помоечника" Олег ответил тем же, не стерпел, сорвался. Сказал, что сами, блин, в столетних лохмотьях ходите, какие и бабки не носят!
-- Ничего о Димке не знаете, а говорите!
-- Ох, а ты знаток нашелся! Посмотрите-ка на него! -- всплеснула руками А.Л. -- Да знаю, знаю я этого Диму Бурягина. Отец у него пьяница, а мать и того пуще, алкоголичка.
"Бурягин?.. А мы у него даже фамилию не спросили."
-- И что? А он разве виноват, что у него такие родители?! Что он может сделать?..
(Олег не стал объяснять дальше про Димку -- кому это надо? Александре Леонидовне лишь бы покричать.)
-- Вот-вот, с бродягами ты и дружишь.
-- А вы, что ли, мне друзей выбирать будете?!..
-- Да как ты смеешь!..
В общем, поругались. Олег кипел изнутри, но краем глаза поглядывал на Лашкову, вдруг она сердится, считает, что он не прав, и не будет ему ничего рисовать. От этого страдал больше, чем от крика и издевательств А.Л. перед всем классом.
Каждый притих, нахохлился, как воробей в дождь, и чуть дыша ловил слова новой перебранки. О том, чтобы вступиться за кого считает нужным, никто и не подумал.

Димкину мать, наконец, положили в больницу. На работе сней случился внезапный обморок, чуть не остановилось сердце И ее на неотложке увезли в Центр. Димка остался дома один. Один в совсем пустой квартире.
Два дня он хозяйничал сам, управлялся до обеда, а потом уходил в школу и боялся оставлять квартиру без присмотра.
Соседка это заметила.
-- Нет, Дима, так дело не пойдет. Надо позвонить каким-нибудь родственникам. Есть у мамы сестра или брат? Тетя или дядя у тебя есть?
-- Есть! -- обрадовался Димка. -- Тетка.
-- Где она живет, адрес знаешь? Или телефон?
-- Телефон есть, наверное, там, в записной книжке...
Соседка покопалась в бумагах и запомнила шесть цифр. Позвонила и объяснила ситуацию.
Тетка должна была заехать на днях.

Димка прибежал к Олегу и все рассказал.
-- А надолго маму забрали?
-- На обследование. Говорят, на месяц.
-- Ого! И что ты теперь будешь делать?
-- Еще не знаю. Со мной вроде будет жить мамина двоюродная сестра. Она тетка ничего, добрая. Но я не знаю, ходить ли мне в школу.
Такой простой... "Учись, дур-рак! У тебя и так все очень плохо," -- мог сказать ему Олег, но видел, что Димке и так тяжело. Мать в больнице... Представил, если бы его мама была там, и весь сжался -- страшно было об этом подумать. Суеверно зажал в кулаке большой палец левой руки и сказал мысленно: "неправда... неправда...".
-- В школу -- ходи, -- сказал Олег. -- Мать узнает, что дома все хорошо и ты учишься, не пропускаешь, и поправится быстрей. -- Он говорил и сам начинал верить в свои слова.
Лицо у Димки посветлело.
-- Я буду ходить. Только из-за математики и русского...
-- Что, отстаешь?.. С математикой могу тебе помочь, а с русским... С русским у меня самого, если честно, не очень... Но что-нибудь придумаем.

С русским было хорошо у Славика и Олег сразу стал иметь его в виду. И поехал к нему сразу же, как Димка ушел домой. Давно уже у Славика не был. Мишка опять запрыгал вокруг него, но старший брат выставил его за дверь.
-- Ну че! -- возмутился тот. Стукнул ладонями пару раз по двери и затих, ушел.
Раньше, когда бывал у Славика, каждый раз останавливался около полочки с клипером, который они склеили вдвоем. Посматривал на реи, мачты, паруса и вспоминалась ему шхуна Боргессена на причалах в Вердаге.
...Выходя из города, услышал тихое и далекое поскрипывание канатов на шхуне, плескание воды у борта и уже немного различал движения матросов, сгружавших деревянные ящики. Вспомнил, как вышел к причалам, забрался на дощатый настил, подбежал почти к самой шхуне и... опешил. Высоко взметнулись мачты. Олежка запрокинул голову -- на клотике сидела чайка. Переступая лапами, она вскрикивала и ловила крыльями ветер. Огромный матрос в зюйдвестке прошагал рядом и крикнул на Олега:
-- Эй, парень, посторонись! Побереги ноги.
Олег отошел в сторону...

Слава обращал внимание на задумчивость друга, но помалкивал: мало ли что тому вспомнилось. И сам тоже думал о том времени, когда клипер еще был не готов. Сколько было мучений?.. Придумали подклеивать к штурвалу обточенные спички... А как страдали, когда кончики выбленок на вантах не связывались в узлы и даже из пинцетов выскальзывали?..
Мишка, крутившийся рядом, взялся помогать. Держал пинцет, пока Слава подносил клей. Но пинцет выпал из его пальцев и сломал только что приделанный к стеньге гафель.
-- Ой, -- сказал Мишка и попятился.
Славик округлил рот, набрал в рот побольше воздуха и повернулся к братишке.
-- От тебя только вред! П-помощник... Пошел вон отсюда!
Олежка закаменел, будто и его погнали вместе с Мишкой, и краем глаза заметил, что тот, уходя, показал Славику кулак.
Слава еще долго сердился, сопел молча.
Олег шепнул ему:
-- Ну, чего ты? Он же нечаянно...
-- Всегда он так! -- обернулся Славик. -- Лезет: "Я смогу!.. Я смогу!.." А потом из-за него все приходится переделывать. Тебе разве труда не жалко?
-- Жалко, -- кивнул Олег. -- Обидно даже. Но он же тебе брат. Родной.
Славик лишь кисло улыбнулся ("Да что ты говоришь?.. Да неужели?..") и снова стал серьезным.
-- И мне же потом попадет, -- только добавил он потом.

Олег смотрел на клипер и вспоминал настоящие, обвисшие на реях шхуны паруса, переплетение канатов, борта над ватерлинией седые от морской соли. На пристань с борта пахло смолой, гнилой древесиной, пеньковой пылью и трубочным табаком Боргессена. Широкий трап, перекинутый с борта прямо на причал, был засыпан мелкой блестящей чешуей и покачивался...
-- У нас вот здесь неправильно, -- замечал иногда Олег и показывал то на оттяжки мачт, то на мелкие детали, вроде того же штурвала. На шхуне Боргессена штурвал был совсем не такой, каким его сделал Славик.
-- Я знаю, -- отвечал тот. -- Но ведь так проще.
Олежка пожимал плечами и вспоминал слова ребят: "Делай то, что трудно". Только ведь это относилось к нему, а не к Славику. Олег согласно кивал: "Пусть будет так." На модели не сделаешь так, как на самом деле. Терпения не хватит. Тем более, что эта модель была одна из первых, на ее сборке ребята только учились и пробовали что-то свое.
И не всегда получалось хорошо.

В этот раз почти сразу заговорили о Димке. Славик кивал, кивал и согласился помочь.
-- Можно, раз ты ему по математике будешь помогать.
Олежка успокоился. И даже обрадовался, ведь Славик не сказал ему: "Это не мое дело! Мне-то что до него, учится он или нет." Решил Олег поведать о себе. Может друг подскажет, как ему быть?..
-- Знаешь, Слав, у меня такое ощущение, будто кто-то вдали стоит и зовет меня зовет... И мне надо идти. Но я не решаюсь. Хочу пойти, узнать, что там, но не понимаю, в какую сторону. Почему он меня зовет? И такая тоска от этого...
Славка покивал. Он, наверное, по правде понял. Только не сказал ни слова. Да и нужно ли было говорить?..
И в друг, с этой самой тоски, наверное, накатило что-то на Олежку. Он выпятил нижнюю губу, скривил рот и крепко зажмурился. Славка вздрогнул:
-- Ты чего?
-- Сам не зна-аю! -- ответил Олег и со вздохом всхлипнул
-- Да что с тобой?!
-- Вот... сейчас я тебе рассказал... а он опять... зовет меня.
-- Он -- кто? -- подсел Слава поближе. -- Ты его голос слышишь?
-- Не-ет, не знаю... Чувствую, словно слабым током...
"Может, кто-то из Западных обо мне думает? -- прикинул Олежка. -- Может, Лив? Но зачем ему звать?"
-- Ты давай, успокаивайся, -- переглотнул от волнения за него Славка. -- А то Мишка сейчас прибежит. Не всхлипывай.
-- Я сейчас, сейчас, -- ответил Олег, а меж тем согнулся и молча давил из себя слезы. Даже чувствовал, что это не он сам, а кто-то хмурый сидит в нем и говорит назидательно: "Надо... надо... Поплачь еще, легче будет."
А разве от слез легче?.. Кровь прилила к голове, в жар бросило, наверное, красный весь?.. Ка-ак стыдно-о...
"А Славик-то чего испугался? Ему, что ли, плохо? Не он же меня довел.."
"Я плачу, а он, наверное, думает: "Вот ненормальный, псих какой-то..." -- подумав об этом, Олежка стал успокаиваться. И успокоился совсем, только лоб остался горячим, да противно стреляло в виски.
Олежка вздохнул.
-- Все-о!
-- Ну и ладно, -- согласился Славик. Только как-то не так согласился: прищурился, будто только что не с Олежкой рядом сидел.
-- Что ладно-то? Думаешь, я псих?!
-- Дурак ты, вот кто! -- повернулся к нему Славик, увидел Олежкины глаза и отвернулся опять. -- Ничего я не думаю. Будто у тебя одного так. И у меня такое бывало.
Олежка заткнулся и, шмыгая носом, стал всматриваться в Славика: у него-то почему?
-- Да, вот так, представь себе! Когда мама с Мишкой маленьким возилась (да и до сих пор), я как неродной был. Жил с ними и отцом, словно мне в школе такое поручение дали. В магазины -- я, и школьные задачки -- сам старайся, всем некогда. И в лагере за ним смотрел. Думаешь, не хотелось побежать, куда хочешь, и не думать ни о чем, ни о ком? Я, когда без Мишки в лагере был, то на речку купаться через щель в заборе лазил, если помнишь. А с Мишкой я -- во всем пример и положительный мальчик. Даже сам Мишка удивлялся.
Олежка завздыхал снова. Успокаивался, расправлял зажатые легкие. И Славка уже на него не сердился.
-- Ну так ты Димке поможешь? -- спросил его Олег.
-- Вместе поможем.

Утром следующего дня Олег приехал к Димке. А тот опять опечален.
-- Знаешь, меня выгонять собрались, -- посмотрел на Олежку и добавил: -- Уже точно.
-- Кто?!
-- Сказали, что такого оболтуса и неуча их школе не надо. Наверное, соберут мои документы и... прощай, мой класс, здравствуй, интернат. Даже на второй год не хотят оставлять.
-- Да кто говорит-то?!
-- Сначала учительница, а потом, когда к директору повели...
-- А почему повели? -- Олежка стал вслушиваться (у самого назревало что-то подобное). -- Ты нагрубил, что ли?
-- Да с ними не поговоришь! Я хотел все объяснить, а они не хотят слушать. Говорят, чтоб молчал и не пререкался. А потом ругают, что молчу, не отвечаю на их вопросы...
-- Ты руками сейчас не маши. Тут надо действовать дипломатически.
-- Это как? -- удивился Дима.
-- Точно не знаю, как-нибудь "втихую"... Тебе уже сказали, чтоб забирал документы и уходил?
-- Нет еще.
-- Ну и правильно. Быстро это не делается. Это дело нескорое... Хм, матери нет, заступиться некому, так можно выгонять, что ли? Ничего себе...
-- Они не знают, что матери нет. Ее же вот только увезли.

Случай с Сашей Козиным помог Олежке поверить в себя. Но это событие лишь ненадолго выбило его из привычного плана.
Помощь же Димке представлялась ему необычайно сложной. Сложной в том смысле, что не поддавалась анализу и прогнозу целиком. Не было четкого плана. Олег не знал, что делать.
"Делай и все" -- сказал Гоб, но Олег пока так не мог (потом, конечно, сможет). Что делать?.. Снова подключать кого-то из взрослых?.. А они поймут?
Сначала хотелось все сделать самому. И вдруг Димка испугается Славкиного отца и зажмется, будет смотреть волчонком, как смотрел при первой встрече на них со Славиком?
"А что же еще делать, -- пожал плечами Олежка. -- Видимо, опять придется потревожить Юрия Михайловича."
...-- Вечно ты мне лишние заботы находишь, Олег. Где ты их откапываешь только?.. -- пробурчал, не очень-то радуясь встрече Славкин папа. -- Ну, слушаю тебя, что ты хотел мне сообщить?
Олег рассказал о Димке все, что знал сам: в какой он школе и классе, что его собираются выгонять, потому что он не учится ни фига или еще почему-то... Что отца, можно сказать, нет у него, хотя тот живой, а мать больная, положили ее на обследование.
-- По правде сказать и если не ругаться, зачем мне все это нужно? -- сказал Олегу Юрий Михайлович. -- Мне своих институтских дел хватает "выше крыши". А тут еще ты...
-- Мне пока некому, кроме вас сказать, чтобы помогли. А вы уже один раз справились. Теперь у того пацана все нормально: и в школе, и дома.
-- Ну и славно! И не хотел бы я влезать в еще более худшую ситуацию. Представляю себе, что скажут коллеги, когда узнают, чем я занимаюсь кроме преподавания. Смех один...
-- Что ж смешного, Юрий Михайлович, -- даже не улыбнулся Олежка. -- Вы же не клоуном в цирке выступаете, а спасаете человека...
-- Вот-вот, клоун...
-- ...Может, он на острие: или хорошим человеком стать, или докатиться до бандита. Это же не ракетки пулять, а человеку помочь...
-- Ты думаешь, нашим это легко будет объяснить?.. Они усмехнутся только и скажут: "Не серьезно все это, Юрий Михалыч". И тогда куда мне прикажешь деться?..
-- А совесть вас потом не замучает -- бросили человека на трудном участке жизни?!
-- Зря ты, Олег, о совести заговорил. А тебя совесть не мучает, занятому по горло человеку посторонние дела предлагать? Все тебе так просто! А у меня семья, Славка вон такой же растет, за ним глаз да глаз!..
-- Я не предлагаю вам, я спрашиваю: сможете вы или нет? Если нет -- нет к вам никаких больше вопросов, пусть человек пропадает. А если смогли бы да не сделали... тогда тоже никаких вопросов. Никогда больше! -- Олежка соскочил со стула и пошел на выход из аудитории института. -- Славик! Пойдем, все уже...
-- Подожди, Олег! Ну куда ты уходишь?.. Поговорить -- сходить можно. Какая школа у него, ты сказал?..
Олежка замер, оглянулся.
-- Пожалуйста, Юрий Михайлович, тридцать вторая. Очень прошу! Не за себя ведь, а за человека.
-- Ну, ладно, посмотрим, что там у него. Выгонять, возможно, не имеют права...
Обещания Олежке не требовалось. Действительно, хотя бы сходил, поговорил.
...И поговорил он.
Олег в это время сидел на уроках в своей школе и волновался за Димку. В паузах, когда не писали и учительница рассказывала, Олег зажимал в обоих кулаках большие пальцы и думал о нем. Раньше это помогало.
Димку оставили в школе, в его классе.
Между собой говорили: у него мать -- пьяница, отца нет. Он совсем никуда не годный мальчишка, двоечник; что у него не кровь, а сивуха. Думали, за него заступиться будет некому...
Диму с уроков вызвали к директору. Тетка пришла. Говорили, говорили... Столько всего навешали, что всем бандитам школы за всю ее историю хватило бы понемногу.
Но сперва директриса, выслушав представившегося Юрия Михайловича, спросила с ноткой недоумения:
-- А кто вам сказал, что его выгоняют?.. С чего вы взяли?..
И как бы ни было неловко взрослому человеку, преподавателю института, Юрий Михайлович ответил, что ему рассказал об этом случае... один мальчишка, друг Димки Бурягина. Директриса чуть повела головой в сторону и усмехнулась: мол, что это вы, не понимаете, что эти мальчишки могут наболтать что угодно?..
-- Дети есть дети, но я вам скажу как педагог педагогу, если рассказали -- значит, что-то было. Дело-то весьма серьезное. Такое не станешь нарочно выдумывать... К тому же, этого паренька я хорошо знаю, он не станет зря говорить, если дело не стоит внимания. Вы со мной согласны?
Не согласиться, значило -- признаться в педагогической несостоятельности, ненаблюдательности. И директриса против воли, уступая, чуть повела головой.
Посмотрели друг на друга оценивающе. А между тем шла мысленная перебранка.
"Вы откуда знаете, что дети не могут такое выдумать? -- У меня такой же сын-сорванец. -- Вот бы и занимались его воспитанием. -- А я занимаюсь, будьте спокойны."
"Но ведь этого недостаточно -- сын! Вроде вы студентам преподаете?.. Разве что вы их называете детьми... Согласитесь, преподаватель в ВУЗе и школьный учитель -- это разные люди. -- Конечно. Но принципы педагогики-то одни. Кроме того, я не посчитал нужным вам сказать, до этого я работал в школе. Вел уроки немецкого. Недолго -- три года, но уж поверьте, повидал... -- А почему ушли? Могу предположить, выгнали?.. -- Нет. Хотя, я не скрываю, подумал бы так же. Нет, сам ушел. По приглашению и, так сказать, для развития языковых навыков. -- Значит, вам в школе было неинтересно? -- Ну, что вы, интересно. Но у меня семья, а зарплата..."
...
Они постеснялись бы так говорить при Раисе Романовне, Димкиной тетке. Та все поправляла прическу, не к месту волновалась и вздыхала, пытаясь показать, что очень переживает за судьбу двоюродного племянника (которого почти не знала!). Она всем своим видом и поведением хотела сказать: "Да, вы правы, виноваты мы, виноваты. Недоглядели за Димой, недоглядели..."
А Юрий Михайлович почесал бровь и сказал:
-- И он просит меня отреагировать на это, не оставить просто так.
Видимо, последние слова каким-то образом кольнули Ольгу Николаевну, завуча по учебной части (она присутствовала при разговоре), и она ступила на шаг вперед. И сделала ошибку, пытаясь оправдаться.
-- Мы его немного напугали... Знаете, иногда после этого дети берутся за ум и начинают исправляться. Если у нас и был разговор об исключении, то мы сначала собирались вызвать его маму, с которой мы так часто о нем говаривали раньше и... безрезультатно.
-- Его мама сейчас в больнице, -- сказала Димина тетка. -- Вы, собственно, расскажите, в чем дело. Может, я смогу чем-то помочь?..
-- Хорошо, если вам хочется убедиться в его "подвигах"... -- сделала одолжение директриса и кивнула Ольге Николаевне. -- Подайте, пожалуйста, их журнал.
...Сидели, слушали и не знали, что с ним делать. Славкин отец сказал, что выгонять -- тоже не решение. Тетка не знала, что сказать, все время удивлялась и всплескивала руками: "Ну надо же!"
-- И только старшеклассник (заглянул в учительскую Ключ отдать) подсказал, что надо ему (Димке, то есть) помочь. Подтянуть его по всем предметам, по каким отстает. -- сказал после Олегу со Славиком Юрий Михайлович. -- Приятный такой парень, в костюме, с галстуком и значком...
-- Янка! -- вскрикнул Олег и сам испугался своего голоса. Переглянулся со Славиком: помнишь Янку? и снова прислушался к словам Славкиного отца.
-- Ты, Олег, преувеличил опасность.
-- Мне Димка так сказал, -- стал оправдываться Олег, а потом решил, что нехорошо это -- валить все на Димку, и добавил: -- Лучше преувеличить, чем сказать, что это пустяк. Да вы бы и не согласились тогда пойти...
А Юрия Михайловича успокаивал другой факт: все же Димку пугали исключением, но могли и серьезно сказать -- кто разберет. Значит, сходил разобраться в ситуации не впустую. Но впредь зарекся...

Как и собирались, стали Славик и Олег с Димкой заниматься.
Славик на Димку поглядывал с жалостью. Без своей куртки тот был щупленький. В его давно нечесанных волосах, как и на свитере, нацеплялось много мусора: щепок, крошек. Так и хотелось пройтись по нему пылесосом.
В школе у Димки сначала были тройки: учителя не верили, что он мог исправиться и уже по привычке снижали ему оценку. Олег и Славик огорчались вместе с ним и даже больше его самого, но свое дело не бросали. Уже самим нравилось, что познакомились с новым человеком. Приятно и здорово было съезжаться к нему в пустую квартиру, заниматься уроками (и своими, и Димкиными) и бегать по комнатам.
Однажды вечером пришел Ян. Сказал, что ему дали комсомольское задание подтянуть Димку по всем предметам (ведь это была и его идея). Раиса Романовна, видя, что все официально, согласилась. Ян учился хорошо и подтягивал Димку более прогрессивно. Но Славик с Олегом все равно приезжали к нему утрами и поясняли то, чего он не понял из Янкиных объяснений (его Димка немного побаивался и не решался переспрашивать одно и то же несколько раз).
Дима очень медленно понимал новый материал, но тупым как пробка не был. И никакого алкоголя у него в крови не было -- он родился, когда его мама с папой еще не вели себя так скверно.
Более или менее, Димка выкарабкался в твердые троечники. А там недалеко было и до ударников, ведь за третью четверть у него выходили уже две четверки и одна из них по той самой математике, по которой он недавно вообще ничего не соображал.
Вскоре должна была выписаться из больницы мама. Дима с теткой навещали ее уже несколько раз. Димка успокаивал там маму, рассказывал, как у него там все наладилось. Что все хорошо и он ждет ее дома, что они снова хорошо заживут вместе.

Когда А.Л. сказала, что вызывает его к директору, Олегу почудилось, что на дуэль.
Что ж, серьезное дело!
Но почему-то Олег почувствовал себя изначально в худшем положении, чем учительница. Ведь именно ему, а не ей придется оправдываться. Да и было бы за что, не было бы проблем. Олег был прав, он это знал, но не представлял себе как отнесется к его объяснениям Тамара Михайловна. А объяснения могли быть вовсе никудышными, если переволноваться до самого разговора, приготовить речь, а потом не найти слов.
-- Ты у меня пойдешь к директору! -- вспыхнула Александра Леонидовна и по спине Олега пробежал холодок.
Вспомнился май. Олежка попал под дождь в Вердаге и еле успел добраться с причалов в город и скрыться под навесом магазинчика. Меж камней мостовой на Бергенвей журчали ручьи, дождевые струи шумели в водосточных трубах и над крышами (до земли доносился их монотонный гул), лупили по крыше навеса и брызгали от мостовой на Олежкины брюки.
Неожиданно капнуло за шиворот. Олежка поежился и глянул вверх -- не очень-то приятно было узнать, что намокший навес дал течь. И тогда по спине пробежал холодок. Но он был радостный. Олежка хмыкнул: "Вот попал! Вот погодка!"
Теперь надвигалась гроза в виде директрисы. Олег вздрагивал, каждую минуту вспоминая, ЧТО его ждет после уроков.
И старался не считать минуты до того момента, как было бы раньше. Он то подгонял время, желая поскорее поговорить и уже выяснить, что с ним сделают; то печалился и хотел, чтоб уроки тянулись долго-долго, до самой ночи, и его отпустили бы уже домой. Только на уроке физкультуры забылся -- лихо погонял по залу, полазил на шведской стенке, поучаствовал в соревнованиях -- вроде и время незаметно пролетело и с души отлегло...
Потом еще один урок -- история -- и со звонком с урока на Олежку накатила ммелкая внуттренняя ддрожь. Он словно во сне доплелся до кабинета директора и стал ждать.
И она пришла. Не забыла.
-- А, Васильев! Пришел?
-- Пришел, -- буркнул Олег, но не виновато, а твердо: "Чего спрашивать, и так видно, что это я."
Александра Леонидовна открыла перед ним дверь и пропустила вперед, чтоб он уже не сбежал. Директриса сидела в светлой комнате за широким столом, аккуратно заваленном бумагами и документами -- приближалось окончание первого учебного полугодия. Олежка, увидев все это, вздрогнул против воли и кивнул сам себе на промелькнувшую мысль: "Не надо пугаться. Я же прав. Я ничего плохого не сделал. Не имеют права хоть как наказывать, пока не разобрались."
А другая мысль была как успокоительный стакан воды: "Что повели к Тамаре Михайловне -- даже лучше. Теперь А.Л. не отопрется, весь класс в свидетелях. Пусть Тамара Михайловна пойдет и спросит."
Директриса подняла голову от бумаг и пронзила взглядом вошедших. А.Л. сразу же навалилась на Олега с обвинениями, видимо, уже предупредила Тамару Михайловну, что придет с ним после уроков.
("Сам хотел проблем -- так вот, на тебе!")
-- ...Настраивает против меня своих одноклассников. Подрывает мой авторитет педагога!..
Олег растерялся. Сказать было нечего -- совсем не приходило никаких слов. Так неожиданно было услышать такое от А.Л.
-- Да что вы, Александра Леонидовна, кто же их настраивает? Вы преувеличиваете. Я ни слова о вас никому не сказал!
( И как вообще можно подорвать то, чего нет? Все равно, что повторно подрывать развалины -- все и так видели, что от строения ничего не осталось.)
... -- Вы велели отвечать, а сами до этого, на прошлом уроке, тему не задали. Мы, по-вашему, все это придумали, что ли?! А я лишь сказал, что не задали, чтоб двоек напрасно не ставили. Тамара Михайловна, как же это я настраиваю?..
-- Я не про тот случай говорю, Васильев! -- с хрипотцой сказала А.Л. -- Сегодня на уроке ты что выкинул?.. Забыл уже?
-- Ничего я не забыл, -- поджал губы Олег.
Директриса, хоть и знала, что случилось, ждала объяснений от него. Олег немного пояснил, как было. А потом спохватился, добавил:
-- Я не оправдываюсь, я просто рассказываю.
-- А почему? -- спросила Александра Леонидовна. -- Почему просто рассказываешь?
-- А зачем же оправдываться?
"Потому что всерьез к вам уже никто не относится!" -- хотел сказать Олег, но поосторожничал. Сейчас было нельзя сболтнуть лишнего.
-- Посмотрите-ка, он даже не скрывает этого! -- оседлала своего конька А.Л. и... понеслась деревня мимо.
-- Чего "этого"? -- переспросил Олежка, устало опустив глаза (а на самом деле заплакать хотелось), и сказал: -- А зачем? Раз такое было. Я разве прячусь. Я честно все рассказал.
Еще подумал: "Скажу: все, можете вызывать отца или маму. Сил нет уже тут стоять, слушать напраслину." Но не сказал опять. Вдруг Тамара Михайловна ухватится за эту идею и получится, Олег сам ей подсказал.
Но не очень-то ему поверили... Олежка замолчал.
А.Л. заговорила снова, набирая силу в голосе, и опять напомнила (уже по-своему), ЧЕМ провинился Васильев.
-- Вот, Тамара Михайловна, опять Васильев говорит о том, чего не было!
-- Васильев... -- начала директриса командным тоном.
-- Не того, чего не было, Тамара Михайловна, а правду! -- рванулся Олег с мокрым ресницами. -- А.Л., наверное, слов не подбирает, когда говорит. Меня обозвала неучем, потом двоечником, идиотом и даже помоечником. Думать-то надо!.. Немножко думать...
У Олежки от своих слов в желудке стало холодно и пусто. И вдруг на его плечо легла рука. Легкая, знакомая, хотя... никого рядом не было. И на плече -- лишь ощущение тепла.
"Лив!" -- вихрем пронеслось у Олежки в голове.
И стало по-прежнему спокойно. Будто Лив на самом деле стоял рядом и ребята-Западные ждали в отдалении -- "ничего, разберемся".
Тамара Михайловна сверлила взглядом уже Александру Леонидовну: мол, что вы на это скажете? Но выпада ученика не одобряла.
-- Я, я, Тамара Михайловна... Разве я так сказала, Олежка? Наверное, тебе показалось? Ну, скажи? -- она вдруг почувствовала, что попалась сама; видимо, тоже догадалась, что свидетели -- целый класс. А по всей школе спросить?..
Олег не повернул головы, лишь скосил на А.Л. глаза:
-- Мне добавить нечего. Когда мне кажется, я себя щипаю больно. А когда вы ударили указкой по столу, она треснула! -- и обратился к Тамаре Михайловне. -- Можете проверить. И еще, вы когда-нибудь слышали, чтобы я где-то что-то натворил? Разве я что-то плохое сделал? Хоть раз? Ну хоть у Екатерины Анатольевны спросите!
-- Иди в класс, Васильев! -- приказала директриса, услышав имя завуча по внеклассной работе.
-- Уроки кончились, -- сообщил Олег. -- Можно мне домой идти?
Тамара Михайловна кивнула и Олег пошел из кабинета.
-- До свидания! -- сказал он сразу обеим и решил, что сегодня он был предельно вежлив.
-- Вы его отпускаете?! -- донесся вслед ему вскрик математички. -- А он меня знаете, как оскорбил?!
-- Что с вами случилось, милочка? Ведь работали же вы до этого много лет. Я вас знаю еще по тридцать седьмой школе...
Олег прикрыл плотнее дверь.
Рука Лива осторожно сдвинулась с Олежкиного плеча.
-- Спасибо, -- прошептал Олег. Но ощущения победы не было. Чуть-чуть, немного стало легче.

Наташа ждала в коридоре у окна и рассматривала Олежкин рисунок.
-- Ну что, сильно попало?
Олежка крякнул с досадой и ничего не рассказал. Обрадовался, что Наташа не ушла.
-- Ты не бойся, если что, мы все подтвердим. Весь класс слышал... На фиг она нам нужна такая!
"Лашкова -- свой человек!"
-- Ну, давай, объясняй, чего ты тут понаписал. Только как следует.
Олежка озадаченно причмокнул, достал чистый лист и стал рисовать секторами, показывая, где что.
-- Вдалеке, на заднем плане, лес. Не густой, а так, чтобы воздух было видно... А тут поляна. Траву можно не прорисовывать, но чтоб видно было, что это не ковер. Цветы тут... как сама хочешь. Здесь два-три человека, я пока нечетко себе представляю, кто это будет... Один -- мальчишка моих лет. Он немножко не так будет одет, как на самом деле, вот у него такая, как я нарисовал, голландка... Это голландка называется, -- пояснил Олег. -- Рукава нужно пошире, вот так, как будто воздухом надуты. А эти вот, как их... марже... манже...
-- Манжеты?
-- Да. Их, знаешь, так, волной с резинкой. Голландка длинной вот посюда и прямо, как мешок, но не широко. И рукава не очень широко. Теперь брюки. Видишь, тут вместо лампас сбоку шнуровка. Пояс не видно из-под голландки, но шнуровка -- почти от пояса. Брюки под коленом собраны и на завязке.
-- Как "бриджи"?
-- Да. Видела недавно немецкую сказку. Там пацан был в таких?
Наташа, к счастью, смотрела. Теперь легко было объяснить все остальное.
-- Помнишь, под штанами от колен к туфлям у него чулки... или как их? Гольфы. Вот, я постарался получше нарисовать. Сделай, чтоб рубчики от колена были заметны и оставь белыми, орнамент я сам сделаю, у меня получится.
Олежка разъяснял Наташе свою задумку минут десять. Кроме Лива (а на рисунке должен быть он), еще Сиг, Веста. Эти трое стоят в середине, а чуть сбоку Олег зачем-то добавил старика. Наверное, потому что вспомнился Гоб. Его тоже надо было запечатлеть. Описал Наташе и его. Все разъяснил подробно: как стоят, куда смотрят, с какими возможными мыслями. И у самого в голове была уже готовая картинка.
Наташа с его слов быстро зарисовала.
-- Ты не торопись, -- сказал ей Олег. -- Не рисуется, черт с ней. Мне не к спеху. Как нарисуешь, приноси.
-- Я попробую. Ведь и вправду, может не получиться. Я нарисую сперва карандашом и принесу. Покажу, а ты мне скажешь, что еще надо.
-- Так еще лучше. Только постарайся.
-- Ладно.

Думал, что договориться с Наташей будет непросто, она и подружкам рисовала неохотно, потому что "не по вдохновению". Оказалось, Олег сумел заразить ее значительностью дела, будто от этого зависела чья-то жизнь.
Для чего Олегу нужно все так подробно, так точно, Наташа не спросила. Олег не сказал. Пускай думает, что Олег проверяет ее художественный талант.
Картина уже сейчас дышала жизнью, хотя и был это всего лишь эскиз в быстрых линиях. Каждый поворот головы, положение рук были динамичными. Будто живые люди застыли в этот момент. Словно фотография.
"Чем отличается рисунок от фотографии? -- думал Олежка. -- А тем, что для такого фото надо собирать вместе подходящих людей, ставить в желаемые позы. А рисунок -- весь из головы. Надо только постараться сделать его правдивым."
Наташа посмотрела еще раз с Олежкой и согласилась, что надо сделать потемней глаза, тень пустить на крылья носа, у меньшего мальчишки -- ямочка на подбородке, царапина на носу.
-- Вечно куда-то влезает! -- усмехнулся Олег.
Воротник голландки у Лива поднялся ветром, волосы откинуты со лба, глаза чуть прищурены. И вправду, дует ветер -- листья деревьев трепещут и на поляне пригнулась трава. Всюду мелкие цветы, пока черно-белые. Наташа обещала раскрасить их тонкими цветными карандашами.
Олежка рассмотрел детали, немного попридирался к линиям, покритиковал и отставил рисунок на вытянутую руку. Лица всех четверых были прорисованы хорошо. При некотором воображении можно было поверить, что это Сиг, Веста, Лив и Гоб -- в таком порядке слева направо стояли они на рисунке.
Сигурд одет не в кьель (Олежка не стал объяснять Наташе, что это), на нем брюки до колен, как у Лива, такие же чулки. Но вместо голландки на нем рубашка в клеточку навыпуск. В руке -- лук со стрелами. Сиг посматривает перед собой, чуть опустив глаза. Лив развернул плечи, наклонил голову вперед и смотрит на Сига. Сиг хочет побежать, а Лив словно напоминает: "Стой, нас сейчас рисуют."
Веста получилась лучше всех. В синей юбке, белой сорочке и красном жилете с мелкими пуговицами, она стояла между Ливом и Сигом, заложив руки за спину, смотрела прямо на Олежку и улыбалась.
-- Ничего девчонка получилась, -- заметил Наташе Олег. -- По-моему, она немного на Бумагину похожа, нет? Ты ей не показывала?
-- Нет, -- сразу ответила Наташа так, что ей можно было поверить.
-- А про меня в лагере спрашивала?
-- Если честно, она сама сказала. Я упомянула, что ты просил нарисовать одну картинку, она и вспомнила.
-- Что именно?
Наташа заулыбалась.
-- Да ты не беспокойся, мы не очень над тобой смеялись.
-- Утешила, -- хмуро буркнул Олег и рассмотрел Гоба.
Старик был в расстегнутом пиджачке, широких брюках, сгорбленный. Он не совсем подходил по одежде к ребятам, да и стоял совсем рядом -- Лив, похоже, даже задевал его локтем. У старика спокойное усталое лицо.
-- Хороший старик, -- кивнул Олег Наташе. -- И... вообще. На, можно раскрашивать.
-- А в какой цвет что? Какого цвета у мальчишек брюки?
Олежка представил.
-- Черного. И немного с серостью. Пошерканные.
-- Может, еще и грязь засохла?..
-- Подожди, подожди... -- поднял Олег глаза к потолку. -- У Сига, младшего, на туфле глина. Брюки чистые... Пожалуй, коленки сильно не черни, а чуть зеленью их, как соком от травы. Если вообще на черном это заметно. Я не могу пока представить.
-- Но ты же не полезешь в траву проверять?..
-- Надо будет -- полезу. Для дела. Ладно, рисуй черным. С травой это так, лишнее.
-- Так, значит, рисунок в порядке?
-- Да. Слу-ушай, а ведь даже здорово у тебя! Я уже присмотрелся, так и ничего особенного. А как случайно глянешь -- здорово! Спасибо тебе. Теперь что хочешь проси... Может, тебе списать надо?
-- Знаешь, я вот чего... Я спросить хотела... У нас в школе скоро выставка рисунков, а у меня этот, твой. самый лучший. С историей... Может, -- Наташа кивнула так, что Олежка должен был понять. -- А?
"Вот так так!" -- подумал Олег.
Он раньше не замечал за собой, что он -- жадина. Но этот незаконченный рисунок уже ощущал своим. Только Наташа сказала о выставке, у Олежки заурчало в желудке. Он переглотнул.
-- На выставку?
-- Да.
Олежка вспомнил давний случай, когда украли целую стенгазету с рисунками, стихами, вырезками из журналов, фотографиями. Тогда из-за фотографий некоторые плакали.
"Если б не Наташа, рисунка у меня не было бы, -- подумал Олег. -- Если представить, что и сейчас его нет, то не так жалко, если украдут."
-- Ты не хочешь? Тогда, наверное, не надо. Я не буду скандалить.
-- А его обратно вернут?
-- Конечно. Если сразу попросить. А то бывает нарисует кто-то и забудет. И не нужно ему больше.
Ощущение Олежки от того, что его тайна будет выставлена на всеобщее обозрение, было не из приятных. (Пусть даже никто не знает, что это его тайна, все равно!) Рядом будут висеть рисунки, на которых домик, машинки, солнышко, может, портрет чей-нибудь. Но это же не так серьезно. "Нарисовал и забыл.."
-- Ладно, давай на выставку. Только чтоб не пропал.
-- Я понимаю, -- тихо согласилась Наташа. -- Было бы очень жаль...

Всю дорогу домой Олег стягивал воротник куртки, чтоб не капнуло за шиворот. Тоскливо моросил прохладный весенний дождик. Лужи на асфальте были покрыты мелкой рябью. Что-то подобное запомнилось Олежке со времен детского сада. Только это было осенью...
Их группу вывели на прогулку под мелкий и слабо моросящий дождик. Было тихо. Ветер изредка тревожил листья, да время от времени шептали дождевые капли в зарослях крыжовника у забора. Посреди двора стоял одинокий могучий тополь с веревочной качелей на нижней горизонтальной ветке. Веревка намокла, обвисла и с дощатого сиденья сбегали мутные струи: сбегут и долго-долго копят воду.
По другую сторону забора проходили люди с зонтиками, на детей не смотрели. Да и где их увидишь -- все спрятались в беседках и под навесами. Олежка и несколько его детсадовских друзей стояли под тополем.
Детишки были вялые, смотрели вокруг себя, думали обо всяком. Кто-то мечтал еще поиграть в саду, кому-то надо было поменяться цветными стеклышками... А Олежке отчаянно хотелось к маме.
Он вспомнил свое тогдашнее ощущение в одну секунду и зашагал напрямик через дворы. А на углу своего дома остановился.
Один. Так холодно и сыро.
Будто резануло чем-то по сердцу и оно заколотилось сильнее.
"Неужели я буду один, Матти?"
С крыши капнуло за шиворот.
"Разве я должен быть один?.. Я не хочу быть один!"
Да и зачем, ведь Олежка пока лишь Посредник. Первый Посредник в своей системе ПУХ. Но он уже усвоил: "Тот, у кого моросит на душе, обязательно должен помочь тому, у кого лишь слезы..."
"Что в Западных не так, как во мне? -- думал Олег, стоя на углу. -- Они ничего не боятся?.. Нет, боятся. Им, как всем бывает страшно. НЕ только Сиг дрожал перед наступлением Теней, но и старшие, -- Нильс с Рольфом и Ноккве -- хотя тщательно это скрывали."
"Что же еще?"
Наверное, ощущение свободы. Свободы пространства и свободы внутри себя.
С холмов видно далеко-далеко: горы на горизонте, краешек бесконечного моря, которое со скал побережья и вовсе не охватить взглядом. Олег и сам это испытывал, приходя на пристань Вердага.
Слева и чуть сзади из-за горизонта разливалось красно-оранжевое зарево. С другой стороны море было туманно, мрачно и один только вид белых барашков на волнах, выплывающих из уходящей ночи, навевал холодную печаль; словно застывало сердце.
Зарево над холмами и городом все более светлело...
Смотришь вдаль и широко-о видно! И кажется, что тебя нет, как маленького человека, а ты уже большой, как скала; свободный, как ветер, что дует с моря в лицо. Стоишь и смотришь, и ловишь губами ветер.
Потом опомнишься, оглянешься и заметишь, что ты опять человек. Но что-то бесконечно большое и свободное уже захватило тебя. Вспоминаешь -- и хорошо до радостной дрожи!
Именно такими свободными и широко глядящими были, по мнению Олежки, Западные. Много повидавшие, знающие цену настоящей дружбы, они отличались от всех остальных ребят и часто обращали на себя Олежкино внимание.

Эхо от разбирательства директора с Олегом и А.Л. докатилось и до Владимира Михайловича. Пришлось отцу Олега сходить в школу и переговорить с учительницей математики и директрисой. В результате ему посоветовали поговорить дома с сыном. По-мужски.
Но дома не было никакого сабельного звона и стона раненых. Отец спросил:
-- Ты считаешь виноватой Александру Леонидовну?
-- Да, -- твердо ответил Олег. -- Я думал, ты не сомневаешься...
-- Не сомневаюсь. Я так им и сказал. Сказал: "А, так это вы и есть та самая учительница, о которой мне говорил сын?" А она: "Ох! Ох! Значит, Олег наябедничал вам обо мне?! Вот видите, какой он у вас!"
Олег усмехнулся, будто от комплимента:
-- А ты что же?
-- Я ответил, что ежели имели место такие несправедливые выпады в твой адрес, то ничего плохого в том нет, что ты со мной поделился. Ведь все шло к этому последнему конфликту, верно?
Олежка насупился и закивал.
-- И что теперь? Ее снимут?
-- Вот этого я не знаю. Она расплакалась и слезно обещала Тамаре Михайловне исправиться.
-- Знаем мы, -- хмыкнул Олежка. -- Обещают, ласковые, а потом журнал откроешь -- лебеди плывут.
-- Ты на нее так зол?! Конечно, ей теперь трудно будет, но если она искренне пообещала...
Олежку раздражали воспоминания о плохом.
-- Посмотрим, -- кивнул он отцу и сказал, что лучше займется своими уроками.

Вскоре после случая с Сашей Козиным и разговора директора с Олежкой, на уроках А.Л. стала присутствовать кто-то из коллег-учителей. И не только в седьмом "А", но и в восьмых, где бывали такие же случаи.
А.Л. не кричала, не обзывалась. Но ребята нервничали, не знали, как себя вести в присутствии посторонних лиц (хотя все учителя были знакомые).

Несколько дней Наташа не заговаривала с Олегом о рисунке. Прошли выходные, а в понедельник, проходя мимо, шепнула:
-- Видел, наш рисунок уже висит?
-- Где?!..
...Рисунок висел внизу, в пионерской комнате. Олег сбегал туда до звонка, быстро глянул другие и нашел свой.
Подписано в уголке: "Рисунок Н. Лашковой (7а), идея О. Васильев (7а)."
"Хм!.. Идея! Теперь скажут: "Идейный ты! Рисуй еще..."
А рисунок в цвете был хорош!
Или показалось?.. Своя идея всегда лучше, чем у других; своя -- ближе. У тех выдумка, а здесь все как на самом деле. Перелесок слева натурален. Деревья большие, недостаточно мелко прорисованы -- залиты цветом и выделено по несколько листьев. Ближние деревья выходят за край рисунка и отбрасывают большие тени.
В перспективе все четверо совсем небольшие. Наверно, Наташа очень старалась, чтобы все выглядело так соразмерно. Ноги стоящих закрыты травой. В складках одежды гуще цвет, лица, где надо, затенены больше. В глазах Весты -- по искорке. Как живая глядит с рисунка.
Забежали посмотреть одноклассники. Зашли девчонки из параллельного класса.
-- Это кто? -- поинтересовался Юрик Звягин, как и Олежка за пять секунд дошедший в просмотре картин до Олежкиной с Лашковой.
-- Меня там не хватает. Я посторонний человек, пятый. Все, кто нужен, на месте, а меня пока нет. -- Ответил Олежка. -- Или уже нет...
И догадался, что если заменить людей на картине пальцами на руке: Сиг --мизинец, Веста -- безымянный, ..., то получается знак Западных "Прощай!" Четверо с картинки словно провожали очередного ученика в Путь: старый учитель и сверстники, с кем начинал.
-- Ну ты художник! -- хлопнул его по плечу Мишка Семенов, самый высокий в классе.
-- Да это не он рисовал, Наташка, -- поправили его.
-- Все равно, все равно. А идея чья! Идейный ты...
Олег поморщился. Казалось был готов уйти в картину. Но Семенов вернул его назад. Клин клином..
-- Она здорово рисует, правда?
-- Да, точно. -- Юрик усмехнулся. -- А я думаю, чего он там с Лашковой шепчется... После уроков остались. А вы, значит, картину кропали?
-- Конечно. Я же рисовать не умею.
С настоящими Сигом, Ливом, Вестой на рисунке было не так уж много схожести. Олег и не вглядывался, он представлял их такими, какие они на самом деле: каждый со своим характером, чертами, голосом. Они оживали и картинка была уже не нужна.
Олежка постоял еще, потом посмотрел рисунки третьеклашек, висевшие до выставки на стенах, а теперь сваленные в кучу на столе. И пошел в класс, захватив с собой один альбомный листок с рисунком. Снизу он был подписан: "Сережа Сухов. 3Б."
"Нарисовал и забыл..." Надо было отдать.

Сухова он поймал на выходе из школы и цепко держал за локоть.
-- Это твой рисунок?
-- Угу! -- кивнул тот удивленно.
-- Почему не забрал? Их уже свалили в одну кучу, а скоро сбор макулатуры. Сечешь?
-- Че локоть схватил? Некогда мне было!
Сухов засопел.
-- На, возьми, -- сунул Олег ему рисунок и отпустил локоть. -- Хорошо ведь получилось. Сам рисовал?
-- Сам, -- кивнул Серега и еще раз оглядел домишко, машину, дерево за забором, корову, солнце над трубой. -- Это мы в деревне с папой были. Тем летом. После лагеря.
-- Ты в июне был?
-- Ага. А ты? Тебя не было в этот раз. Я там тебя не видел.
-- Да. Я вообще не ездил... Как там было? Хорошо?
-- Обыкновенно. В футбол гоняли. Еще учили как пионером быть.
-- Поздравляю, скоро галстук тебе повяжут. Ну, будь здоров! Не теряй свое произведение.
Сережа кивнул и неспеша спустился со школьного крыльца, потом кого-то увидел и побежал, взмахивая своим рисунком, как крылом.
А отбежав, задумчиво оглянулся.



3.Голос издалека.

"Но где б ты ни был, я повсюду
Тебя душой моей найду,
Незримо в мысль твою войду
И говорить с тобою буду"...

(П. Ершов. "Послание другу".)

Ответ.

Дома у Славика и Мишки большая радиола. Но что-то в ней сломалось: какое-то время работала нормально, а потом начинала свистеть и хрипеть. Приходилось выключать ее совсем. Только пластинки можно было крутить без помех.
Пока приемник не засвистел, Олег со Славиком успевали покрутить ручку настройки и поймать французскую и немецкую речь (Славик переводил знакомые слова). Обоим понравилось слушать иностранные станции. А у Олега появилось ощущение, что приемник с его ручками, клавишами и зеленым глазком точности настройки похож на компьютер с зашифрованной информацией и большим объемом памяти, который можно вскрывать бесконечно долго.
Дома у Олега стояла такая же радиола, как у Славика, только с другим названием. И никогда раньше Олежка не интересовался ею сам по себе. Отец иногда слушал свои любимые романсы и итальянские песни на пластинках, да ставил Олежке "Приключения Буратино", "Чебурашку" да "Алису в Стране Чудес" с песнями Высоцкого.
В последнее время Олегу было не до пластинок.
Поймав иностранные "голоса" у Славика, Олег стал слушать их и дома. Он легко нашел их по общей шкале.
Новости и музыку станции передавали и утром, и днем, и вечером, и даже ночью. Этот поток не прекращался и не устаревал. Ночью Олег не слушал, все же хотелось спать. Владимир Михайлович ворчал, что Олег мешает ему, включая приемник, когда ему вздумается. Ведь приемник стоял в отцовском кабинете. А тот работал над своими бумагами.
Втянувшись в прослушивание, Олег решился произвести перестановку. Он убрал с тумбочки в своей комнате учебники, тщательно стер пыль и попросил отца перенести туда приемник.
-- Зачем он тебе? -- усмехнулся отец. -- Ты что, по ночам "Голос Америки" собрался слушать?
-- Посмотрим, -- пошевелил бровью Олег.
-- А язык? Что у тебя по-английскому?
-- Четыре.
-- Вот, видишь. А чтобы все понимать, тебе и пятерки мало будет...
Радиолу они перенесли вместе: Олег с одного бока, Владимир Михайлович с другого -- отца донимал радикулит.
Это было в начале октября.

Как в компьютерных сетях, информация шла издалека. Важно было разгадать "шифр" -- айти волну, на которой работала нужная станция. И происходило подключение.
Звучали голоса всего мира. Говорили корейцы, китайцы, японцы. Шли передачи из Индии, Англии, Канады... Однажды поймал передачу на голландском, но ничего не понял дословно, кроме oude stad -- старый город, потому что Лив говорил несколько фраз на этом языке. Рассказывали что-то об истории низинных земель Нидерландов (что, кстати, и есть -- Низкие Земли). О том, что на развалинах старых городов строятся новые и прошлое уходит все глубже под землю.
Угадывать тему разговора по нескольким понятым словам или фразам было занятно. В этом тоже был свой скрытый шифр.
А еще приемник с его необнаруженными станциями был схож с системой зеркал Снорри. Там и там было ощущение тайны и будущих открытий. Как темные ходы Системы, пути радиоволны от станций к приемнику Олега расходились самым неожиданным образом. Иногда на одном диапазоне станция попадалась дважды, как один и тот же ход при определенном положении зеркал. Радиоволна по пути к приемнику пробегала весь мир (ведь Олег ловил и дальние станции), над морями и континентами. И два отражения подчас соединяли разные континенты. Разве не чудо было -- за минуту добраться из сибирского городка в Норвежский Вердаг? Или в Мадаполамск, которого вовсе нет на карте?
Вращение ручки настройки заменяло Олегу невозможность пройти в зеркала. Включая приемник, Олежка будто встречался со старыми друзьями и знакомился с новыми людьми. Слушал их речь, песни и часто так заслушивался, что совсем забывал о зеркалах.
"Как бы все не забыть.." Хотя так было бы спокойнее на душе.

...Вернувшись уже далеко за полночь от Снорри, Олег тихонько включил приемник и убавил громкость. Родители спали, а ему захотелось еще немного продлить себе праздник.
Во втором часу ночи Москва передавала концерт для детей. Видимо, на Владивосток, где уже встречали рассвет. Звучали песни из кинофильмов. Олег чуть прибавил звук.
Пели "Капитан Немо". Олежке привиделась пристань Вердага, где был несколько часов назад, и где-то недалеко от нее, в океане плавает Немо на своей подлодке. И от мысли, что это, возможно, так и есть, Олежка вздрогнул. Почувствовал, что придумалась своя сказка.

"...Нигде никакая земля
Его никогда не встречала,
И нету,
и нет у его корабля
На целой планете причала.

Но живет и живет неизменно
Под волнами, под крошевом льдин
Капитан Немо,
Капитан Немо --
С океаном один на один."

...
От хорошей песни по телу пробежали мурашки. Больше во всем концерте не было лучшей песни.
Пели: "Разносится запах ни горький, ни пряный", "Есть город, который мне снится во сне", патриотическую, о временах гражданской войны -- "Их расстреляли на рассвете, лишь только загорался день. А ведь они лишь были дети!.. И навсегда уже теперь..."
Олежка приготовил постель и, подсев к приемнику, стал медленно подкручивать ручку настройки. Звучавшая песня Рождественского "Погоня" затихла, послышалось шипение и далекие сигналы Морзе. И вдруг -- знакомая речь! Назывались цифры -- количество мегагерц -- частотные координаты станции.
Пока Олег вылавливал из быстрой речи цифры для своей местности и вспоминал, не пропустил ли он их раньше, диктор начал передавать новости. Олег прослушал сообщение о Кубинской базе на Гренаде, о переизбрании президента США Рейгана на второй срок и войне в Афганистане. О бюджете Норвегии на будущий год и королевской резиденции в Осло; торговых отношениях со Швецией.
Странно, но не все слова понимал Олежка в этих сообщениях. Появилось много новых, ни разу не слышанных им ни в Вердаге, ни в Хестщернене, ни от Снорри...
Вторая часть передачи была посвящена Рождеству. Передавали поздравления и песни. Одна из них Олежке запомнилась.

"...Отыщите в небе звезду, что светит ярче всех,
И вы поймете, почему мы радуемся...
Родился Иисус, он всех нас спасает
И дарит нам радость освобождения от греха.

Мы празднуем сегодня Рождество.
У нас Рождество.
И для радости, ей-богу, есть причины.
Не надо масок -- радостны лица и без них.
У нас Рождество.
Мы верим и Бог во всех нас.

Олежка вслушивался, затаив дыхание.

Улицы и площади расцвечены огнями,
Горят факела в горных деревушках,
Светятся наши лица и глаза детей.
Поднимаем мы взгляды свои к небу.

Мы празднуем сегодня Рождество.
У нас Рождество.
...

Когда передача закончилась и Олежка выключил приемник, мелодия этой песни и мягкий женский голос еще звучали у него в голове и с этим он заснул.
Ребята Вердага отдыхали и праздновали всю неделю, а Олегу надо было успеть хорошо выспаться, чтобы завтра (уже сегодня!) идти в школу.
И утром все вертелась в голове строчка: "У нас Рождество... У нас Рождество..." Словно праздновал вместе с Западными. И ему от этого было радостно. Сладко и прохладно пахло начинающимся днем -- ферсте юлледаг. Во дворе скрежетал лопатой дворник, сгребая выпавший за ночь снег. Желто и уютно светились окна ближних домов.

Вскоре на уроки математики никто из учителей не приходил.
Александра Леонидовна жаловалась директрисе, что теперь на каждом уроке ее доводят "эти жестокие дети". На переменах, в коридоре на нее показывают пальцами и ей все трудней и трудней управляться с классами. Да тут еще эта тетрадка с планами уроков, которую украли...
Тамара Михайловна долго всматривалась в А.Л.
-- Уходить вам надо из школы, голубушка. Вы так не считаете?
-- ?!..
-- Вы подумайте, подумайте. Посоветуйтесь с мужем, с коллегами. Уйти по собственному желанию -- это не так ужасно для вашей карьеры. Хотя уход в середине учебного года натолкнет на некоторые подозрения...
Разговор этот состоялся в ноябре и до зимних каникул А.Л. думала. А когда (после Рождества) Олежка пришел в школу, стало известно, что А.Л. уходит и вместо нее найдут другого преподавателя математики.
Александра Леонидовна, печально опустив голову, сидела в директорском кабинете, опершись локтем о край стола.
-- Вот видите, как все обернулось, голубушка, -- говорила ей из-за широкого стола, дела свои отложив, Тамара Михайловна. -- Вы, наверное, и сами не представляли себе...
А.Л. кивнула и хотела что-то объяснить. Но директриса сурово продолжила:
-- Нина Петровна и Людмила Константиновна поделят ваши часы между собой, так что можете сдавать журнал и листы успеваемости за две четверти. И благодарите я уж не знаю кого за то, что к разбирательству по вашему случаю не подключилась инспекция РОНО.
Тамаре Михайловне ни к чему были лишние проблемы.

[] Олежка сделал знак по памяти таким, каким видел знак Тройной Системы у Лива. Олег не знал, что этот знак лишь напоминает старый затертый серебряный знак первого Посредника-бродяги (знак давно затерялся в землях Скандинавии). Мальчишка в фиолетовом плаще знал об этом.
Олег был не первым, кто носил неверный знак и кого встретил на своем пути в зеркалах Фиолетовый Плащ.
Делая другой знак, Олежка понял, почему Плащ сказал ему тогда, что не его искал -- знак, что был прицеплен к куртке Олега, того разочаровал. Новый знак вращения трех лучей Олег обнаружил на норвежской монете из коллекции отца. Это были 25 эре 1957 года, выпущенные до коронации Улафа Пятого. И словно ток пронизал Олега с головы до ног.
Снова Знак! Но на этот раз Олег почувствовал что-то необычное. Комната, папин рабочий кабинет, словно раздвинулся вширь и зазвучало что-то тихо-тихо.
Наверное, это было не случайно. Все к чему-то вело (как рыжая кошка -- ко встрече с Димкой). К каким-то новым событиям, к каким-то открытиям и откровениям. И от знака звезды в кольце, похожего на знак фирмы "Мерседес", Олег перешел к рисунку на монете, с пока еще неразгаданным им вензелем: буквой Н и цифрой 7 внутри нее. Кто это? Что за король?..

Шумит море, летают чайки... Среди скальных камней лежит тусклый серебрянный знак Посредника. Потерян или брошен?.. Никто не знает. Никто не видел этот знак уже много-много лет.
А Фиолетовый Плащ давно его искал.
...
Старый лес. Причудливые деревья. Обросшие мхом корни, среди которых лежит случайно оброненный тусклый серебряный...
...лежит тусклый...
...лежит серебряный...

Олежка не мог предположить, что в одном из этих мест мог находиться настоящий знак, истинный, изначальный. А Фиолетовый Плащ не знал, найдет ли его когда-нибудь и вернет ли оставшимся восьми ребятам то, что все они потеряли.
Новый знак Олег сделал сам. Чистого листового алюминия нигде не нашлось, расплющил молотком алюминиевую жилу кабеля. Неровная плюшка лежала до самого нового года, до того момента, когда Олег выточил, просверлил и приклепал поворотную часть и лепестки. Усилия (и мозговые, и физические) к этому прикладывались громадные. Важно было то, что такой талисман не купить в магазине. Вещь получалась дорогая. Но не по деньгам, а по сердцу...

Нильс рассказывал когда-то ребятам, а вместе с ними и Олежке, легенду о человеке, изменившем историю. Вкратце легенда выглядела так:
Князь убегал от врагов, преследовавших его. Верный князю бургграф (начальник округа замка) предал его, поддавшись на богатые посулы соперника. Досадно было князю, что сам он когда-то выбрал графа из низких дворян, думал, что надежный будет человек, опора во всех делах...
И вот -- бургграф сам возглавил погоню! Какой промах допустил князь...
Загнали к реке -- некуда деться. И укрыться негде -- одна только мельница невдалеке.
-- Спрячь меня, -- попросил князь мельника. -- А моего слугу выдай за своего работника.
Мельник кивнул и не только спрятал, но и провел тайным ходом в лес. Князю и его слуге удалось скрыться и потом отмстить врагам. В результате к власти пришел другой клан, совсем не тот, что хотел войны в стране...
Мельник мог не пустить, сказать: "Где же я тебя спрячу от погони, коли мне и самому спрятаться негде от злых людей и собак, спешащих сюда?" И тогда все осталось бы так, как было бы, если бы мельника не было. Но тому выпал случай и он выбрал свой путь. Так неизвестный мельник предотвратил войну.
И ведь с появлением Олега у Западных успешнее пошла война с Мрачными. Олег вернул ребятам Сига; с Ливом они узнали о свойствах серебристых зеркал; это он увел под Черный мост Хакенштока. А случилось ли бы это без участия Олега, ведь его право было не помогать ребятам?..
Олежке вспомнилась легенда Нильса и он сделал открытие, что он -- уже Посредник. Тот самый, который мог бы ничего не сделать, но выбрал свой путь. Стоило лишь чуть подтолкнуть события, не просидеть вороной.
Подключил постороннего человека -- Славкиного отца -- и этим что-то изменил в судьбе Саши Козина. Пусть бесконечно мало, но стоило того.

Снорри часто напевал себе под нос, а когда песня нравилась, затягивал ее в полный голос -- и тишина в зеркалах отступала.

В тоске большого созиданья
Проходят дни мои за днем... --

пел Снорри,или:

Дерзких отправляют на войну,
Бесшабашным только там и место --
Это всем известно повсеместно,
Только не понять мне их вину...

Снорри сбивался на полустрочке, когда вспоминал о том, что еще надо переделать в отражениях, что-то обдумать, куда-то пойти. И тогда он переставал напевать. Но иногда пел с начала и до самого конца. Это были любимые его песни и бросить их на середине Снорри, видимо, считал предательством.

I need some money and some luck
That's best of all, I hope that's so
When I want to help that child,
Whose mother into night will go.*

/* Перевод этой песни Снорри был сделан позднее, когда текст был дополнен пропущенными ранее английскими словами.

Мне надо денег, надобно удачи...
Все средства хороши, когда хочу помочь
Тем малышам, которые заплачут,
Когда их матери уйдут, их бросив, в ночь.

** Все цитаты из песен Снорри, некоторые размышления и выводы взяты из записей О. Васильева, сделанных им в школьные годы.

Олежка часто просиживал возле зеркал в соседнем со Снорри отражении и втайне записал за ним около десятка песен.** Потом складывал листки в карман и проходил к Снорри, ничего ему не говоря, зная, что он запретит делать записи или обидится настолько сильно, что отберет листы, молча проводит Олега до его родного отражения и сделает так, что он больше никогда не сможет проходить в какое-либо из зеркал.
Случалось иногда забавное...
Однажды вечером Олег случайно оставил возле зеркал тарелку с ранетками, а утром обнаружил ее пустой и прочел (с помощью отца и словаря) оставленную записку: "Спасибо, каро рагаццо, было очень вкусно. Паоло из Фолиньо."
Видимо, кто-то посетил ночью Олежкино отражение...
А недавно уснул в одиннадцатом отражении, записывая песню Снорри "Мальчишка с цепочкой". Куплетов у этой песни было много, после восьмого Олежке стало казаться, что она никогда не кончится.
Снорри то медленно подтягивал ее, то бурчал еле слышно, то играл голосом -- дурачился.

На мелком песочке
лежит он без кед --
Мальчишка с цепочкой
на правой ноге


Меня он увидит
и крикнет: "Э-гей!",
Мальчишка с цепочкой
на правой ноге.
Меня он узнает,
мы вместе пойдем
И вместе мы с ним
постоим под дождем,
Мы вместе устанем
и выясним вдруг,
Что каждый из нас
для другого стал друг.


Везде он пролезет
и с мылом и без,
А имя мальчишки
начнется на "С"...

На "С" -- это мог быть и Саша, и Сергей, и Слава, Семен, Стас... Или: Сигурд, Стиг... А может, и сам Снорри, раз уж пел он на своем языке...
Олежка не раз посматривал на ногу Снорри, но не замечал, есть ли у него под штаниной брюк цепочка. А спрашивать было глупо -- Снорри сразу поинтересуется, откуда Олег узнал. А тот, оказывается, подслушал песню...
"Хуже поступка не придумаешь," -- скажет тогда Снорри. Но хуже -- когда Снорри промолчит, лишь посмотрит с укоризной.
Приходя к Снорри олег больше говорил сам. Снорри помалкивал да слушал. Но иногда было по-другому.
-- Кто же тебе откроет Истину, -- сказал он как-то раз Олегу. -- Нам тоже многое хотелось бы узнать: так ли мы делаем свое дело? туда ли движемся?, а не у кого спросить. Главного среди нас мы так и не нашли.
Видимо, Снорри хотел немного загладить вину за то молчание, жестокое по отношению к Олежке. Сейчас у Снорри была возможность это сделать. Но Олегу уже не было необходимости знать.
-- А трудно быть главным? -- спросил Олег.
-- Трудно, -- ответил Снорри. -- Но если у тебя есть талант, если ты слышишь Зов... Если у тебя есть Знак...
Олежка поджал губы и подумал о чем-то своем. Утвердительно кивнул на ответ, но Снорри так и не догадался, о чем Олег задумался.

Олег с мамой сидели в комнате и разговаривали. Мама штопала носки, а Олег делал из листа жести игрушку-фонарик на новогоднюю елку. Ждали задержавшегося на работе отца.
Олежка рассказал маме смешную школьную историю. Наивную, совсем детскую, чтобы порадоваться вместе с ней. Сделал многозначительное замечание по поводу тогдашних проказ его и школьных друзей.
-- Ты как дед старый ворчишь, -- с улыбкой заметила мама.
Зазвонил телефон. Долгими трелями. "Междугородний" -- мелькнуло у Олежки..
Мама отложила шитье в сторону, вышла из комнаты в коридор и взяла трубку.
-- Да...
Олежка прислушивался к тишине -- мама слушала того, кто звонит, -- и вздрогнул, когда услышал свое имя.
-- Олежка, тебя, -- мама пожала плечами. -- Возьми трубочку. Мужчина какой-то! Кто это, Олежка?
-- Не знаю еще, -- ответил Олег и взял трубку. -- Алло...
Гай Петрович взялся уговаривать его не заниматься глупостью, не помогать кому попало. "Неблагодарное дело" -- так он и сказал. "Ты ищешь не того, кто бы помог тебе сделать дело, а того, кто бы сделал его вместо тебя..."
В его словах сквозила правда и это пугало Олежку.
"Так вот почему так плохо, так тоскливо... Голос зовет меня издалека, а я боюсь сдвинуться с места, без оглядки броситься к нему, жду, когда кто-то другой опередит меня."
("Но это же будет предательство!" -- пронеслось у него в мыслях позже, когда Олег снова думал об этом.)
...Олежка молчал. Он не мог ответить: "А сами-то вы, когда своих Хранителей набирали?.. Мальчик "Розовый Куст", первая десятка, среди которых одна девочка... Разве вы не думали помогать? И набирая их, разве не помогли?.."
Олежка не знал, что сказать. Он верил Гаю. И в то же время не понимал, почему он против, почему он отговаривает. Неужели все придется бросить?.. Неужели, это действительно никому не нужно?..
"Делай то, что трудно..."
Нет, нет, Гай не мог сказать: "Все, что ты затеял, -- ерунда, не стоит этим заниматься"!
Но ведь говорит, бубнит чего-то в трубку, приводит доводы...
"Ну почему он меня мучает?" -- подумал Олежка с силой прижимая телефонную трубку к уху, и вспомнил, как плакал Снорри, сжавшись в углу...
-- Гай Петрович... -- сказал Олег разочарованным шепотом и опустил трубку на рычаг.
-- Ну, кто это? -- спросила из комнаты мама.
-- Номером ошибся, -- неторопливо ответил Олежка, обнял себя за плечи и ушел в свою комнату, чтобы немного побыть одному.
И снова стало тихо. Кто-то звал, звал издалека, наверное, уже теряя надежду на то, что кто-нибудь отзовется.
Олег прижался лбом к холодному оконному стеклу и стал всматриваться в темноту.
Горел фонарь на улице, падал мелкий снежок.
Над городом сменялся год...


Благодарный прищур.

После зимних каникул Олег ждал теперь только апреля. Ждал не с тоской и желанием: скорей бы он пришел, а просто как намеченное мероприятие. И не думал об этом постоянно.
То, что на время учебных занятий в зеркала не имеет смысла ходить, он понял давно. Западных нет в городе, Поэт и Игорь тоже учатся. Возможно, им будет не до него, если он придет... Все же Снорри перекрывал Олегу зеркала. Чтобы и себе спокойнее было.
Вспомнив Поэта, Олежка почувствовал, что соскучился по улочкам его города, где бывал-то всего несколько раз; собственно, по самому Антону, по его стихам и болтовне. Еще раз перечитал записи, лежавшие в ящике письменного стола.
И... продолжал ходить в школу, делать уроки, гулять во дворе.

Потеплело. Таял снег, набухали почки. Постепенно пришел апрель. Когда уже можно было пройти, Олег решил все делать по порядку. Сначала навестить Поэта и побродить с ним по Хестщернену.
Идти пришлось, перелезая из отражения в отражение. Так было проще.
Навстречу вышел Снорри.
-- Здравствуй, Уле!
-- Привет, Снорри! Как ты поживаешь?
-- Все как обычно, Уле, спасибо.
-- А Фиолетовый Плащ?
-- Ищем.
-- Все еще ищете?! А датский консул?
Снорри поморщился, покачал головой. Олежка понял, что там у них свои трудности и забивать голову Олегу Снорри не хочет. Тот махнул рукой: мол, оставим эту тему.
-- Ты куда сейчас собираешься? -- окликнул Снорри отшагнувшего к зеркалам Олега. -- Может зайдешь потом к нам в двенадцатое?
-- К вам?! Вы вместе? По-моему, Гоб мне говорил, что Плащи все разбежались; что вместе вам показалось плохо.
-- Что там показалось, мы потом выясним. Сейчас не до того, нам необходимо ты знаешь кого найти. И узнать, есть ли у него Знак. Поэтому сейчас мы снова вместе. Ты... зайдешь?
-- Да, наверное, -- кивнул Олег. -- У меня нет определенных планов.
-- Хорошо. Ты знаешь как меня найти.

...Съездил к Поэту. Но же не было того удовольствия, что раньше -- большую часть времени, проведенного во втором отражении, шел пешком до города по шпалам паровозной пригородной ветки и по улицам до дома Поэта. Два часа только добирался. А когда дошел, оказалось, что Поэт убегает с соседскими мальчишками. Олег бы пошел с ними, но сил уже не было.
"Посидеть бы где-нибудь, -- подумалось Олежке. -- Хоть немного."
И встречу с Поэтом пришлось сократить.
Дома вспоминал о том, что хорошо бы если паровозик начал бы ходить опять, а иначе нет смысла так уматываться. Потеря времени и сил.
Следом вспомнил и об Игоре. К нему паровозик ходил исправно, но теперь не было нужды ездить на нем -- после приезда из лагеря, из дома сразу попадал в город.

В конце апреля в Мадаполамске было прохладно. Холоднее, чем в городе Олежки -- это уж он сразу почувствовал, как только дошел до кинотеатра. На афишах возле него красовалась кудрявая девушка в брюках, пиджаке и с тростью в руках. На фоне цветника с астрами и гладиолусами. Снизу афиши было написано не по-русски: "Маркиза".
Олег поежился, походил, оглядывая пустой парк и неработающий фонтан, и вернулся обратно. К Игорю он решил ехать как только основательно потеплеет. Получается, только высунул сюда нос и повернул назад.

Теплые дни пришли в середине мая, когда уже чувствовалось приближение лета и учебный год заканчивался. Олег даже немного вздрагивал оттого, что так долго ждал момента.
Теперь в Мадаполамске было по-другому. Облетели почки с тополей, распустились мелкие липкие листья. В серости деревьев появился цвет. Трава зазеленела маленькими пучками на газонах. В воздухе разливался солнечный свет.
Сад перед кинотеатром был заполнен людьми, ожидающими сеанса. На афишах -- "Голубая лагуна", тоже Олегу не знакомая, как и "Маркиза". Он прошел мимо афиш,мимо людей и скамеек с высокими выгнутыми спинками, и по аллее устремился к бульвару. В общем-то помнил места, хоть и замечал мелочи, которых раньше не видел. На бульваре Олег забрался в подошедший трамвай. Вроде номер был тот самый, нужный...
Чтобы заблудиться здесь, вдали от дома -- хуже и представить было нельзя. Но, проехав дальше, Олег перестал бояться: трамвай шел в нужном направлении. Полузнакомые дома и улочки проплывали мимо. Резко и неожиданно взмахивали ветками ближние деревья и высокие кусты; скреблись в двери.
Скоро показался мост через речку. Перед ним трамвай сворачивал в сторону и Олег сошел раньше. Миновал мост пешком. А как идти дальше... совершенно не помнил. Может, сюда -- по тропинке, по склону и к домишкам на протоке; а может, пройти еще дальше, к груде досок и ржавых рельсов, к мосткам через большую лужу. Пошел туда, огляделся и увидел боны байдарочной школы и несколько фигур в коротких засаленных штанах и с кистями в руках.
-- Уф! Нашел...
И поспешил к бонам. Но к ребятам не спустился. Понаблюдал сверху за медленно текущей протокой и двинулся искать Игоря, потому что среди этих ребят его не было.
Дом Игоря и его родителей нашелся легко -- не так уж много подобных было поблизости. На звонок ему открыла незнакомая женщина (работница в доме).
-- А Игорь дома?
-- Дома. Зайди и подожди внизу, -- ответила она, а сама поднялась на второй этаж и вызвала к нему Игоря.
-- Опять зачитался? -- весело поинтересовался Олег, увидев Игоря в красно-белой клетчатой пижаме и тапочках на босу ногу.
-- Ух ты!.. Ага, сижу, читаю... Не могу поверить! -- сбежал по ступеням Игорь, хлопнул старого знакомого по плечу и подал ладонь. -- Привет! Как ты у нас?
-- Вот, выбрался. Еле нашел твои окраины. Давно не был.
-- Да, уже с год, наверное, -- прищурился Игорь. -- Ты проходи. Айда ко мне наверх.
Олежка стал подниматься за Игорем.
-- А вы разве уже не учитесь?
-- Сейчас уже нет. Сдаем экзамены. Я как раз повторяю.
-- А мы еще две недели будем учиться, -- вздохнул Олег.
-- И уже потом экзамены, да?
-- Нет. Никаких экзаменов не будет. Сейчас пишем контрольные.
Игорь пожал плечами: забавно.
-- Проходи.
Олег переступил порог комнаты. В ней ничего не изменилось. Только стол был придвинут к самому окну, чтобы светлее было заниматься. Игорь стал рассказывать о школе, об экзаменах, а Олег пошел вдоль книжных полок.
Появилось несколько новых книг. Появился альбом большого формата с репродукциями картин польских художников и болгарский разговорник, пачка старых бумаг, перевязанная широкой лентой и несколько фотографий Игоря и его отца с матерью.
-- Да? А у нас не так, -- спохватился Олег на какое-то замечание Игоря. -- Мы летом стараемся подальше от школы держаться.
Олег сел на краешек стола, Игорь пристроился на длинном и широком подоконнике с радостью посматривал на долгожданного друга. Что теперь? Как пройдет лето? Не поссорятся ли? "Нет, конечно, не из-за чего," -- успокаивал себя Игорь.
Олежка тоже посматривал на Игоря, но говорить-то особо было не о чем.
-- Колокола подняли на колокольню, -- заметил он Игорю.
-- Да, в начале марта. Слышал звон?
-- Не-а, в трамвае такой грохот от колес...
-- У нас почти не слышно звона. Далековато.
Олег кивнул. Краем глаза заметил вдалеке за окном негустой дымок.
-- Паровозик все ходит?
-- Ходит, -- оглянулся Игорь, -- но это не он. Это ребята что-то жгут у насыпи.
-- Пошли, посмотрим?
-- Ну пойдем.
Игорь ушел переодеваться.
...А когда вышли на улицу, стало получаться так, что не Олежка, а Игорь ходил за ним, как на веревочке. Олег осматривался. Игорь рассказывал ему: что, где и зачем. У Олежки выработался быстрый шаг, Игорь иногда не поспевал за ним. Схватывал все на лету, ему хотелось посмотреть как можно больше.
И это Олег привел Игоря с собой на байдарочные боны и напросился помочь старшим ребятам в покраске клубных табуретов починке гребных весел...

Снорри хмуро стоял возле зеркал и ждал Олежку.
-- Почему ты не зашел тогда, когда я тебя просил?
-- Когда?! -- Олежка растерялся.
-- Ты еще шел в Хестщернен...
-- Ой, верно. Забыл. И забыл, и устал. Знаешь, пешком туда добираешься, добираешься... А обратно уже и совсем еле плетешься.
-- Хорошо. Это я понимаю. Но ты мог зайти на следующий день!
Олежка смутился.
-- Ну извини! Забыл совсем.
Снорри все еще хмурился.
-- Ты сейчас в моей Системе. Я здесь хозяин. Ты хочешь, чтобы я делом напомнил тебе, кто я? Тебе было недостаточно, что я попросил тебя зайти?.. -- Снорри начал кипятиться.
Олег опустил голову и молчал. Лица Снорри он не видел. Только ноги, обутые в тяжелые ботинки. И сжатые кулаки, подергивающиеся в такт звучащим словам.
Снорри выговорился, отошел в угол к фонарю и дорожной сумке, взял ее в руки. Олежка шагнул в сторону и присел на стул.
-- Теперь мы поссорились? -- спросил он снизу Снорри. Тот ответил неохотно, с трудом:
-- Нет. Но, видимо, тебе захотелось.
-- Нет, я не хочу ссориться. Не надо этого. Пойми и ты меня: столько всего случается, столько всего надо помнить!..
-- Главное надо помнить в первую очередь.
-- А что "главное"?
-- Главное, -- повернулся Снорри, -- это то, что я -- Главный здесь. Что без моей Системы не было бы связи со всеми, кого ты теперь знаешь: Системников Тройной дороги (или Западных), ребят Йорта, Гая с Ваза...
-- С Василием, -- поправил его Олег.
-- Да, с ним. Так будь добр помнить обо мне, когда приходишь в мои коридоры.
Олег закивал.
-- Хорошо, Снорри. Прости. Я действительно случайно, просто вылетело из головы. Сейчас ты напомнил мне и я сожалею...
Снорри пристально вгляделся в Олега. Скинул на пол уже одетый на плечи вещмешок. Взял другой стул, сел возле фонаря. Стал скрипуче царапать ногтем его ручку и закусил губу.
-- Мы зря прождали тебя в Контейнере. В форте, -- поправился он. -- Ты знаешь, где это. Ты не появился и я сразу подумал, что ты не вспомнил о том, что обещал.
-- Ребята сердятся?
-- Хм, а ты как думал! -- медленно ответил Снорри. -- Время потеряли. Это значит, где-то не наброшена карта, не описаны координаты, люди не прошли, куда-то не успели пробиться... А там не ждут, не останавливают часов. Потом скажут: "Делаешь людям добро, а чем они тебе отплачивают..." И не видно потом результата.
Олежка заинтересовался. Много новых слов появилось в речи Снорри, ранее не замеченная глубина, что-то огромное, о чем Олег не догадывался. Возможно, даже то, что он сам знает -- лишь песчинка по сравнению с тем, что скрывает от него то печальный, то веселый Снорри. Тройная дорога, Контейнер, координаты, люди, которым Алые Плащи чем-то обязаны...
-- Я тебе уже говорил, что это не твои проблемы. Не спрашивай об этом. От тебя мы ждали подробностей о Фиолетовом Плаще. Теперь собраться нам не так уж просто.
-- Но я вам уже рассказал, -- привстал Олег. -- А больше я его не видел.
-- Не все, -- Снорри стал припоминать. -- Когда это было?
-- На Рождество. Я хорошо помню. Меня тогда пустили зеркала.
-- Понятно. Это он открыл тебе. Но зачем? Ему что-то было надо от тебя? Он что-то сказал тебе, велел передать кому-то еще, или что-то спросил? Какие его слова?
Олег потер лоб.
-- Плохо уже помню. Что-то вроде..."Ты не тот... Не тот знак". Он ждал кого-то.
-- Вот, видишь! А ты нам этого не сказал. Значит, он ждал кого-то со знаком. Так... У тебя твой знак с тобой?
-- Да. Вот он.
Снорри подошел. Олег встал со стула, расстегнул кофту и достал из кармана рубашки легкую округлую плюшку с выточенным знаком. Положил на ладонь. Они вместе со Снорри разглядывали ее, вертели в пальцах. Снорри поднес знак ближе к фонарю.
-- Тогда у тебя это знак был?
-- Н-нет, этот я недавно сделал. Тогда был старый. Такой же, как Лив мне давал.
-- А где тот знак?
-- Дома. Или тот, что Лива?..
-- Да, который Лив дал...
-- Я отдал Восточным. Взамен их помощи нам с Васей. Когда тебя спасали. У них легенда...
-- Хорошо. А копия -- точная?
-- Точная. Считай, точно такой же.
-- Чем он отличается от этого, -- Снорри подкинул знак на ладони.
Олег рассказал. О монете, о своем странном ощущении.
-- Хокон Седьмой. Такой у него вензель.
Олежка повел бровью: "Надо запомнить".
-- Ты не мог бы на время оставить нам этот знак?
-- Возьми. Если только не потеряете. -- и добавил: -- И если простите, что тогда не зашел.
Снорри слегка улыбнулся.
Олег ушел домой.
"Фиолетовый Плащ искал Знак. Теперь ясно, почему я смог пройти на Рождество в Вердаг. Но мой знак оказался не таким, каков был нужен. И Плащ ясно об этом сказал. Еще в тот самый раз"..
Олежка подумывал о том, что хорошо было бы найти Знак раньше и принести ребятам. Но где искать? Где Знак могли потерять? Какой дорогой шли Алые Плащи? И они ли это были? Возможно, что Знак потерял сам Фиолетовый Плащ... Олег ничего из этого не знал. Поэтому ничем не мог помочь в этом деле. Все, что мог, он рассказал Снорри.
"В конце концов, надо реально оценивать и свои силы" -- решил Олежка.
Знать все, что знает Снорри и Плащи, брать себе на плечи такой груз было бессмысленно. Одолевало лишь любопытство, которое в последнее время часто беспокоило Олега. Хотелось ничего не пропустить, ведь каждая мелочь могла повлиять на будущие события.

Кончились школьные деньки, отписаны все контрольные. Учителя раздали задания на лето, поздравили и... "видели их сто лет!"
Настроение -- замирающее в предчувствии неожиданностей и веселых дел. Невероятная свобода и... незнание, что с ней делать.
Лето...

Олег пришел домой с последнего урока, вздохнул облегченно (портфели откидывают только в кино!) и составил учебники из сумки на полку. Аккуратно пересмотрел тетради: что пригодится в будущем году, а что и в макулатуру. Чтобы уже на три месяца развязать концы со школой,с пройденным классом. Правда, еще трудовая практика. Но это так... ерунда. Подумаешь, какие-то две недели.
Последние уроки были сокращены, пришел раньше обычного. Вскоре пришла с работы мама.
-- Все? Отучился?.. Можно поздравить?
-- Можно, -- буркнул Олег.
Только и всего. Он и сам замечал -- что-то с ним творится. Вот сейчас вроде рад маме, а сказать ласковое нечего. И прижаться к ней, как раньше, неловко. Большой уже. Недотепистый. И ростом вон уже как вымахал, ис голосом что-то...
Мама делает вид, что не замечает.
-- Теперь со Славиком опять будете бродить?
Олег не ответил. Поглядел только: мол, ясно, что будем. Чем еще заняться-то.
И вдруг!.. Радость словно иглой ткнула его в сердце, нахлынула -- сладкая и томительная. Есть же еще зеркала! Можно ходить!! И сразу куда-то пропали дурные мысли о себе. Олег улыбнулся.
-- Мам, а сколько сейчас микроскоп может стоить?
-- Откуда мне... Ну, это смотря какой. Детский -- рублей десять.
-- А настоящий?
-- Зачем тебе настоящий?
-- Ну, так... вообще.
-- Дорого, -- подумала мама и ответила. -- Ты что, покупать собрался?
-- Покупать -- денег нет. Я для общего развития спрашиваю. -- пробасил Олег полуобиженно.
-- Рублей шестьдесят, сто... и больше. У нас на работе выписали пару, так рублей по пятьсот с лишним потянули. Микрошлифы рассматривать. Я и сказала так, микроскопы разные бывают.
Олег задумался. Это Слава мечтал о микроскопе. Говорил, что вещь хорошая, всегда нужная. А Юрий Михайлович толкует ему: "На один день. Поиграться."

Сегодня Олег отдыхал от всего. От школы, от режима дня, с ней связанного. Прислушивался к себе и строил планы на лето.
Особо намеченных дел (первоочередных и неотложных) не было. Появлялись идеи. Одна из них -- поехать к Славику. К нему надо было ехать где-то после обеда. Его Мишка дрых до двенадцати, да и сам Славик был любитель поспать; говорил, что не хочет нарушать творческий сон. (Наверное, микроскоп ему там снится...)
Ранним утром Олежка повернулся на неудобный бок, заерзал и открыл глаза. Проснулся, поглядел на часы -- до обеда ох как далеко. Поворочался еще -- легче не стало. Первый день каникул посылал мысли: "Вставай, вставай!.. А то день быстро пролетит, если еще будешь валяться." Олег вздохнул, зевнул и стал собираться в поход. Первое свободное утро каникул он решил начать с путешествия к Игорю.
Там, на водной станции ждали байдарки и ребята-гребцы.

В начале июня Олег зашел в седьмое отражение. Спустился скрипучей деревянной лестницей на первый этаж; оглядевшись по сторонам, вышел из домика на перекрестке. И пошел к площади Ратуши.
Часы на башне показывали без двадцати двух одиннадцать. Как всегда опережали время Олежкиного отражения.
Олег постоял на площади, окинул взглядом скаты крыш ожившего, почти полуденного Вердага и неспешно пошел обратно. Совсем ни о чем не думалось. Созерцал: вот голубь пролетел... вот рисунок вышит на платье женщины, прошагавшей мимо, обогнавшей его... Четверо девочек сбежали с крыльца одного из домов на другой стороне улицы, пошептались и побежали к площади. Олег вернулся к домику, но уходить домой не спешил. Посидел около зеркал, походил по пустым комнатам, повыглядывал в окна -- свысока улица была видна дальше. Обнаружив люк в потолке, приставил к стене валявшуюся здесь же доску и, оттолкнувшись, уцепился за пыльный край люка. Подтянулся, закинул одну руку, другую, уперся ногами в стену и забрался на низкий чердачок. Перебрался, через выломанные стропила, битую черепицу, отряхнулся и присел на крыше. Здесь пахло дымом от поленьев, горевших в каминах соседних домов, как от осенних костров. Уютно, по-домашнему...
За этим домом и двумя соседними был внутренний дворик. Квадратный, заросший сорняками и дикими неухоженными акациями. У стены под кустами -- серые деревянные оконные рамы. Но окон во дворик из этого дома не было.
Осторожно, чтобы не провалиться, Олег перешел туда, где было надежнее. И на четвереньках добрался до конька крыши, благо она была достаточно плоская, наверно,единственная такая во всем островерхом городе. Сидя на коньке, Олег чувствовал себя царем на троне. Весь дворик и части обеих улиц были в поле его зрения. И он сверху посматривал на все. Ожидал мыслей. Они должны были вот-вот прийти, стоило лишь немного припомнить то, что происходило недавно... В голове было чисто и ясно, и мыслям был предоставлен простор. Олежка здесь отдыхал. Его никто не видел, волноваться было нечего. А если и выдел, то что?.. Сидит себе на крыше давно заброшенного дома пацан, разве балуется?!
Здесь ничего не надо было подвергать анализу. Ничего не происходило таког, что касалось бы Олежки. Он даже закрыл на минуту глаза, улавливая одни лишь звуки города: где-то скрипнула дверь, где-то звякнуло железным по камню, послышались обрывки фраз... Голос, произнесший одну из них, показался Олегу знакомым. Он посмотрел вниз, на улицу.
Около дома стояли Западные. Не все, только Аксель, Рольф, Сиг и Ютта.
-- Мин люс! Вон куда забрался! -- всплеснула руками Ютта. -- Ты не свалишься?
-- Приве-ет! -- махнул рукой улыбающийся Олежка.
-- Спускайся к нам! -- крикнул Рольф. -- Только не спеши.
Когда Олег добрался по чердаку до люка, под ним уже стояли ребята и ждали.
-- Спускайся, мы подхватим.
-- Да я сам...
-- Ну, смотри...
Олежка спустил ноги, повис на руках и спрыгнул. Ребята окружили его.
-- Здравствуй... Здравствуй... Мы не часто здесь бываем. Ты выбрал удачное время.
Олег пожал плечами: ак уж получилось. Он, по сути дела, не к ним пришел. Но то, что они встретились было отлично. Будет о чем поговорить.
-- Вы мне скажите, когда здесь будете в следующий раз. Чтобы мы встретились снова.
-- Заранее будет сложно наметить время и место, -- ответил Аксель. -- Возможно, что скажем, но что-то потом изменится... Посвятить тебя в наши планы? Но у нас и планов-то особых нет. Сегодня мы здесь так... помочь сапожнику Эриксону, сходить кое-куда...
-- Я тоже не специально к вам пришел. Просто так.
-- Дело надо искать! -- заметил Аксель и пригладил волосы, потревоженные налетевшими ветром. -- Цель себе какую-то поставить и следовать ей.
-- Если б знать, где это дело, -- вздохнул Рольф. -- Так... мелочи разные.
-- А что там остальные -- Лив, Нильс, Ноккве, Веста?..
-- Они дома. На северном поселении строительство. Или, наоборот, сносят...
Олег не спросил, где это. Может, где-то здесь, за городом.
-- Лива бы хотелось увидеть, поговорить с ним.
Услышав его имя, ребята нахмурились, и даже Сиг поджал губы и стал разглядывать что-то в стороне. Ютта пожала плечами:
-- Я не знаю... После того, как мы похоронили Вару, Матти словно другой человек стал. Серьезный, улыбнуться не заставишь. И так-то всем нехорошо, и тут он еще, такой печальный...
-- Видно задело его тогда крепко, не ожидал, что с Варой такое случиться.
-- Никто не ожидал, -- поправил Олега Аксель. -- Просто его это задело больше, чем нас. А мы тоже первые дни были не в себе.
Сиг тронул Олежку за рукав.
-- Он придет, если сможет. Если не будет занят.
-- Ох, да вы что, мальчишки! -- вздохнула Ютта. -- Конечно, он придет, Уле. Я ему скажу, что ты о нем спрашивал.
-- Тогда нам надо договориться.
-- Давай так, приходи сюда дня через два.
-- Идет!

"Скоро мне четырнадцать, -- думал Олег, -- надо серьезное дело искать. О чем-то серьезном думать."
Курить уже пробовал -- занятно дым пускать, как индеец или ковбой в фильме, -- но чтобы постоянно травиться -- не-ет, упаси Бог! Спиртным в семье никто не увлекался, об этом и мыслей не возникало. Курево и спиртное -- все это баловство, с пацанами погоготать. Разве ЭТО делает тебя человеком?.. Больным делает. Мало, что ли, он видел мужиков, надрывающих свои легкие в тяжелом кашле?..
На замечание Акселя: "Дело надо искать" не так-то просто было найти ответ. Дело ли то, что со Славиком они клеят шхуну после уже готового клипера; что пускают ракеты на пустыре (и при этом отлично соображают в химии)? Что это принесет в будущем? Настоящее это занятие или баловство? Стоит ли этим заниматься дальше?..
Столько вопросов и хоть бы один ответ. А без ответа трудно определиться в дальнейшем. Зависаешь, словно в пустоте, хоть иди окна бей.(Что некоторые отчаянно глупые головы и делали.) Хоть что-то делать, чтоб не сидеть сложа руки, чтоб не отупеть.

...-- У нас все хорошо, -- кивнул Сиг. -- Лив обязательно придет. А как у тебя дела?
-- Тоже неплохо. Но не так интересно, как раньше. Наверное, привык. А тогда, с Мрачными... Мне иногда хочется вернуть то время.
-- Да, тогда мы все были героями, -- вздохнули ребята. -- И деньки летели, и дело было. Но не дай бог, чтобы Тени вернулись!
Помолчали, опустив глаза. Каждый повспоминал.
-- Да, хорошо было, -- оживился Олег. -- Но и плохо тоже... Да и ладно с тем. Дело прошлое...
-- Всегда бы такие дела.
-- Ты что-о?! Лучше бы их никогда не было, -- удивилась Ютта. -- Что ты? Такой ужас!
-- Я не по ужасам скучаю, а о том, чтобы мы все были вместе, -- ответил Аксель.
Олег заметил, что разговор возвращается и возвращается к одному и тому же.
-- А что там у вас за строительство? Расскажите.
-- Да как сказать... Собираются строить еще дома, -- прищурился Рольф. -- Хотя достаточно еще пустых домов, что у нас, что в Южном поселении. А кое-кто считает, что сносить нас будут скоро. Но пока все это со слухами ходит. Я лично думаю, что сносить нас не будут. -- Рольф оглядел ребят.
-- Я не верю, -- сказала Ютта. -- Болтают местные что попало, а вы слушаете. Главный молчит. А он друг Нильса. Неужели бы Нильс от нас утаил что-то, если что?..
-- Это Гонза-то друг Нильса? Что-то я ни разу их не видел вместе! А Главный даже не заходит в Северное. Все в городе, да в Южном. С Начальником и Хоугом.
-- Вот-вот, Хоуг нам тоже сказал бы.
-- Нет, не сказал бы. Ему есть резон скрывать от нас, если что-то пошло не так.
-- У вас нет причин ему не доверять, мальчишки. Ведь он с вами вывел ребят из Кюстхирки. И вы вместе похоронили Вару у моста. Он все для нас делает. Он стоял в карауле...
Олег оказался свидетелем не очень приятного разговора и удивлялся тому, что даже между Западными, дружбу которых он слегка идеализировал, случаются мелкие ссоры. Впрочем, это началось сразу, как только уничтожили Теней. Кончилось общее дело. И сейчас, кроме этого, поговорить с ними не о чем.
-- Подождите, подождите, -- приостановил их спор Олежка, -- так вы, получается, скоро можете переехать на новое место?
-- Все возможно, -- объяснила Ютта. -- Многие даже хотят этого, мечтают о новых местах, -- моргнула в сторону Акселя. -- А я думаю, что на новом месте будет не лучше. Чем нам плохо там, где мы сейчас?
-- Да, нам совсем не плохо, Уле, -- закивал Аксель и снова пригладил волосы. -- И мы не знаем, что за место нас ждет в случае переезда. Но как бы то ни было, Ютта, нам придется ехать, никуда не денешься.
-- Что ж, там видно будет.
Олежка больше ни о чем не стал спрашивать. Ребята заторопились к сапожнику Эриксону, а он пошел к своим зеркалам.
-- Так я скажу Ливу, чтоб он пришел? -- крикнула с улицы в окно Ютта.
-- Да, -- высунулся Олег. -- Через два дня я буду ждать здесь.

Но через два дня Лив не пришел.

В это же вечер, когда Олег встретил ребят, им стало известно о том, что состоится перенос жителей Северного и Южного поселений и дальнего западного поселения у моря в район Нового Нулевого (Параллельного) Города.
Олег, конечно же, этого не знал и в тот день долго-долго ждал Матти в домике на перекрестке, боясь отойти, чтоб не разминуться. Ушел домой поздно вечером, когда в Вердаге зажглись уличные фонари. И еще несколько дней приходил сюда в надежде, что Лив сможет прийти, вспомнит, что Олег ждет его (если только Ютта или Сиг сказали ему...).
Но Лив так и не показался.

По телевизору пела Марыля Родович, увешанная инструментами: гитара, губная гармошка, барабан на спине...
Слушал отец, читая газету. Слушала мама (вязала шерстяной носок), но только Олег вслушивался в каждое слово и понимал почти все. Просто на душу ложилось.
Какой веселый припев и какой грустный куплет...
У Олежки мурашки по коже побежали и защипало глаза. Как тогда, еще весной, когда Катя Лычева написала письмо Рейгану, а потом проехала по пяти американским городам, как Посол Мира. Все тогда увидели, что у нас дети как дети. Олежка гордился за нее.
Олег краем глаза посматривал на родителей, заморгал и затаил дыхание, чтоб не выдать себя ни вздохом...
А к нам из Америки приезжала Саманта Смит (Олег из-за путешествий пропустил все известия о ней). Встречалась со взрослым правительством, с ребятами на улицах, была в "Артеке". Это было в восемдесят третьем. Весь следующий год ездила по Европе, другим странам и тоже была как Посол Мира, вразумляла взрослых дядь не воевать. Детям взрослая война не нужна.
Но, наверное, не всем нравились ее слова. Кому-то совсем этого не было нужно...

Будучи в зеркалах, Олег стал замечать, что его тянет назад, домой. И все сильнее с каждым разом. Появилось ощущение, что он пропускает в своих местах более важное, чем то, что не увидит в зеркалах.
Встречаясь с Поэтом, Игорем в Мадаполамске, не мог усидеть больше часа или двух. Появлялись мысли, что он здесь зря; что он только теряет время, а там, дома... Как там Славик с Мишкой, Валерка, Димка... И, может, кому-то еще он нужен?..
Иногда перед переходом сомневался: а стоит ли идти? А не остаться ли дома? Не пойти ли погулять по улочкам? Посидеть, помастерить что-нибудь с ребятами во дворе? Не сыграть ли в футбол на школьном стадионе? Не сходить ли в кино -- все равно на что?.. Или же добираться пешком до Поэта (к Игорю все еще можно было ездить на трамвае через окраины и мост)?
Только к Васе Матюхину и Гаю Петровичу Олежке, несомненно, хотелось съездить. У них он бывал редко. В основном, когда его звал Василий.
Таким образом, сама собой отпала необходимость в частых и дальних походах.
-- Ну что, успокоился? -- спросил Снорри однажды Олега. -- Не ходишь туда-сюда, как бывало раньше?
Олег кивнул.
-- Куда ходить-то? Мне пока и тут неплохо.
-- Вот и ладно...
И часто по несколько дней, а то и неделю зеркала стояли за тумбочкой у стены, ожидая, когда Олежка в очередной раз вспомнит о них.

После того, как зря прождал Лива на условленном месте, к Снорри Олег зашел специально.
-- Лив потерялся. Матти он вообще-то...
-- А-а, Лив. Как это пропал? Я его вот только что видел...
-- Где же?! Ты был у них в поселении? Скажи, как его найти?
-- Да какое уж там поселение, городище огромный. По-моему, он теперь там.
-- Стад стур? -- нерешительно произнес Олег, словно подозревая Снорри в обмане. -- Неужели, они все-таки переехали?..
-- Да, переехали, -- подтвердил Снорри. -- Я думал, ты знаешь. Туда сразу много людей приехало из разных мест.
-- Об этом я что-то знаю... Аксель говорил. -- Олежка отошел подумать. Потом вернулся. -- Снурри, а есть возможность мне туда попасть?
Снорри, напрягшийся было, вздохнул и отер лицо ладонью.
-- Я ждал, что ты спросишь, Уле. Но ты туда не попадешь. Иначе зеркала лопнут. Вспомни, ведь так уже было. Только город был другой.
Олежка хмыкнул. "Откуда он знает?" Потом вспомнил, кто он такой и что ход закрыл именно он. И разочарованно улыбнулся.
-- И что?.. Как теперь нам встретиться?
-- С кем?
-- Да с Маттиасом же!
Снорри совсем не спешил с ответом. Отодвинул второй стул в угол, сел на краешек своего топчана. Посмотрел на пламя в своем фонаре.
-- Наверное, никак, -- и пожал плечами.
-- Никак?!.. Но ведь мы даже не поговорили как следует! И он ко мне, наверное, просто не успел...
-- Я не могу тебе помочь, Уле. Ты извини. Я за свои зеркала тоже боюсь. Куда я без них. Не могу. Это выше моих сил.
-- Не можешь?.. Ну, пожалуйста!
Снорри посмотрел на Олежку уже по-другому.
-- Иди, пожалуй, домой. И не приставай!
-- Э-эх, Снорри, -- Олег подошел к своим зеркалам. -- Я думал, что ты мне поможешь...
-- А я, что ли, виноват?! Это не я их переселил! Так что иди к себе, тебе уже пора.
-- До встречи.
-- Точно. И не сердись.
-- Да что там говорить...
И Олег ни с чем вернулся домой.

О том, что случилось с Димкой, Олег узнал, возвратившись из булочной. Мама встретила его в дверях.
-- Пришел?
-- Ага.
-- Звонил Слава. Просил ему перезвонить, как только придешь. Какое-то срочное дело.
Олег отдал сумку матери и сразу же, не разуваясь, подошел к телефону. Набрал номер.
-- Миш, чего там у вас? Это Олег. Славика позови.
...Оказалось, что Димка Бурягин попал под машину и сейчас лежит в больнице. Славик узнал об этом у его матери, когда заходил к ним, и выспросил, как его можно найти.
Славик предлагал ехать. Олег согласился.
-- Я сразу же так решил, как только ты сказал. Ты ко мне подъедешь? На остановке?.. Да, хорошо, я понял.
Когда Слава подъехал на автобусе, Олег уже был на остановке. Славик высунулся из дверей, махнул ему: я здесь, прыгай сюда.
Пока ехали,Слава объяснил, куда они направляются, а о том, пустят их в отделение или нет -- не знает. В пакете Славик вез два белых халата (мама ему выделила). Потолкались минут десять среди людей в автобусе, посопели друг другу в плечи. Вышли через пять или шесть остановок у детской больницы. Обошли по ограде парадное здание, вышли к корпусу стационара, где больные лежат, и спросили у дежурной как им попасть к другу.
-- А в каком он отделении лежит? -- поинтересовалась пожилая тетка из стеклянной будки.
-- Наверное, в травматологии, -- сказал Олег.
-- Нет, -- оглянулся на него Славик. -- Нет, он в хирургическом. Его мама так сказала.
-- В Хирургию уже посещений нет. Там с двенадцати до часу.
Вот так приехали! Уже третий час дня.
-- Ой, а мы про время-то не знали, -- растерялся Славик. -- Что ж, теперь обратно ехать?..
-- Придется, -- вздохнул Олег и они отошли от вертушки.
Славик что-то вспомнил отбежал назад:
-- А можно как-нибудь узнать, точно ли он там, или нет?
-- Я сейчас позвоню медсестре на пост. Как фамилия вашего друга? -- она набрала номер и попросила посмотреть в списке больных фамилию Бурягин.
-- Ага, м-му.. Понятно. Спасибо.
-- Ну что?
-- Есть такой. Палата номер триста пять.
-- Спасибо, -- хмуро ответил Слава и они с Олегом направились к выходу. Славик закивал: мол, точно, тут он леж...
-- Мальчики, подождите. Друг ваш лежачий или ходит?
Ребята вернулись.
-- Лежачий. Но к нему уже приходили. Мама была.
-- У вас что в пакете? Халаты?.. Идите потихоньку. Только не шуметь и не мусорить.
Олег со Славиком заулыбались. Повезло! Тут же, при тетке одели халаты, прошли вертушку и стали подниматься на третий этаж. Походили, поискали нужную палату. Незнакомые пацаны с интересом смотрели на них: кого ищут? к кому пришли?
Димку ребята не сразу заметили. Скорее, это он их увидел первым.
-- Ух ты-ы! -- слабо донеслось из-за двери. -- Славик!.. И Олег. Привет!
-- Привет. Загремел под тарантайку?
-- Да, -- кисло улыбнулся Димка и чуть не заплакал. -- Не повезло.
-- Ну и как сейчас? -- спросил Олег, разглядывая Димкины руки, лежащие поверх одеяла. -- Смотрю, руки целые...
-- Руки так... ободрал. Ногу сломал и растяжение, вот что плохо. А еще... внутри что-то повредилось, вот тут. -- Димка положил ладонь на живот слева.
Олег переглянулся со Славиком:
-- Серьезная штука. Что там, слева?
-- Ну, что?.. Почка, селезенка.
-- Я не знаю. Врач маме говорил, а она мне не стала.
С соседних кроватей пересели поближе двое пацанов. У одного рука была привязана к груди, а другой поддерживал правой ладонью живот. Тот, что с перебинтованной рукой, кивнул и сказал:
-- Когда его привезли, весь синий был, избитый. Мы думали, каток по нему проехал. Глаз заплыл, руки не двигаются, в бинтах, нога в шине... Да не от той машины, под которую попал, не дури!.. Ну, вообще!
-- Да? -- переспросил Олег. -- А сейчас?
-- Сам видишь. Шину ему на днях снимут, на руках только царапины остались.
-- А у тебя самого что? -- спросил Олег.
-- А, операция. Пустяк! Зашили пару порезов.
Славика передернуло, замутило.
-- Он дольше всех тут лежит, -- кивнул на соседа второй мальчишка.
А Димка спросил:
-- Как вы меня нашли? Как узнали?
-- Я зашел к вам вчера. Твоя мама сказала...
Посидели с Димкой, поболтали, посмеялись -- Славик рассказал анекдот. Потом (минут через двадцать) заглянула медсестра. Пацаны-соседи ушли на свои места.
-- А вы почему здесь? -- оглядела сестричка Олега и Славу. -- Когда посещения закончились? Быстренько, быстренько из палаты...
-- Нам разрешили ненадолго...
-- Кто разрешил? Виктор Павлович?
Хотелось сказать: да, он самый. Но неправдой можно было что-нибудь сглазить. И тетку внизу, при входе, не стали выдавать. Вдруг ей попадет
-- Но мы же тихо, не шумим. Особо уж...
-- Нет, нет, собирайтесь! В отделении тихий час, а вы хохочете. Мне все слышно.
-- А никто все равно не спит, -- заметил Дима.
-- А ты лежи и поправляйся! И помалкивай.
Димке было привычно, что ему затыкают рот. И он приткнулся.
-- Мы пойдем, Дим.
-- А еще зайдете? -- глаза его с надеждой заблестели.
-- Постараемся, -- ответил Олег. -- Каникулы ведь.
Славик с Олегом пожелали ему поправляться, кивнули его соседям-ребятам и пошли обратно на выход.
-- Знаешь, что такое сольфатары и фумаролы? -- спросил Слава.
-- Нет.
-- А сталактиты и сталагмиты.
-- Это я знаю. Сталактиты, как сосульки, сверху вниз растут в пещерах, а те, другие, -- наоборот.
-- А ты не путаешь? Надо будет дома посмотреть.

Олежка помалу отрабатывал часы практики в школе. Гулял. Папа, мама, разговоры всякие. На выходных навестил бабушку, целый день пожил у нее. Забросил все дела.
К Димке однажды выбрался уже вечером. Попросился, опять пустили. Сели с ним сыграть партию в шахматы.
-- А где эти друзья? -- Олег показал на пустующие кровати.
-- Выписали.
-- Ты не вздыхай, смотри за моими ходами.
Димка закивал, стал думать.
-- А Славик где?
-- Он не смог сегодня. Он потом приедет.
-- М-м, ладно. Вчера у меня мама была. Ходила поговорить к доктору насчет меня. Сказал, чтоб костыли мне достала и что пора мне самому ходить на перевязку.
-- А ты сможешь?
-- Я пробовал, -- Дима откинул одеяло и спустил ноги -- одну в пижамной штанине, другую в гипсе, как в белом костяном сапоге. -- Стоять могу, а идти страшновато. Даже с костылями.
-- Эй ты, герой! --окликнул Диму мальчишка с кровати напротив и приподнялся с подушки. -- Не вздумай! Не давай ему, а то он опять свалится!
Олег вскочил оббежал кровать и подхватил уже стоящего димку под руки.
-- У меня спина уже устала лежать.
Держась за спинку кровати и за Олега, Дима дошел до окна и оперся о подоконник.
-- Хорошо-то как на улице! Попер меня черт под эту машину... Как там у нас во дворе, интересно?
-- Обыкновенно, как и везде. Малышня в песочнице копается. Пацаны мяч по двору гоняют под крики старух.
Димка усмехнулся:
-- Старухи у нас мировые. С ними особо не поиграешь...
За окном был июль: кисточки ковыля среди травы, жара, солнечный свет в стеклах, деревья. В тени возле больницы -- скамейки, дети с родителями...
Дима краем глаза покосился на Олега.
-- Мать говорит, что отец вернулся.
-- Что ему нало?
-- Хочет опять с нами жить.
-- Так вы ж развелись...
-- А кто ж их знает, разошлись-съехались...
-- Думаешь, будет плохо?
-- Не знаю пока. Мать говорит, что не может он без нас. Вроде и работу, наконец, нашел приличную.
-- Главное, чтоб не пил, -- предположил Олежка.
-- Я тоже так думаю. Но вдруг мы ему поверим, а он опять?
Олег промолчал.
-- Пойдем в шахматы. Еще расставим, по-новому.
Олежка помог ему доковылять до кровати, усадил. Димка спохватился, выдохнул.
-- Как бы шов не разошелся.
-- Вот-вот, -- пробурчал парень с противоположной кровати. -- Ну ты герой! Повезло, что медсестра не видела. Было бы тебе тогда...

Олег полез в зеркало рано утром. До Гоба сейчас было неизвестно сколько времени добираться, но Снорри вытащил его из постели под удивленными взглядами Олежкиной мамы.
Зевая и поеживаясь, Олежка топал по зеркальному коридору.
-- Ну, Снорри, ты даешь! Прямо ко мне домой пришел. Как ты меня спросил, ты же по-нашему не умеешь?..
-- Я молчал, твоя мама сама догадалась, что я к тебе.
-- Ага, догадалась... Наверное, подумала, что ты глухонемой.
Снорри махнул рукой.
-- Меня это не волнует. Единственный раз меня увидела... Пусть думает, что хочет.
Олег посмеялся и поспешил за Снорри, взявшим в своем отражении фонарь.
-- Куда направляемся? Ты не сказал...
-- К Гобу. Он сможет вывести тебя в Город.
-- В Город?.. К Ливу?!
-- Да. Ты же хотел его увидеть.
-- Здорово!.. Я будто еще не проснулся.
-- И не просыпайся. Потом все равно подумаешь. что это был сон, вот увидишь.
Олежка ничего не сказал. Стал вспоминать Лива(Матти), о чем хотел ему сказать, что спросить.
Снорри свернул в сторону. Подождал Олега.
-- Возможно, скоро все изменится и Ход придется закрыть.
Олег кивнул, не придав этим словам особого значения.
...Скоро они были у Гоба. Снорри минуты три шептался со стариком, кивал на Олега.
-- В какой Город?! -- удивился тот.
Снорри снова зашептал. Добавил громче:
-- Мне сейчас некогда. Помогите ему.
Гоб согласился. Снорри махнул рукой Олегу и убежал обратно.

Гоб зажег свечу потолще и повел Олега по отражениям.
-- Давно тебя не было видно. Почему не заходил?
-- К вам?.. Потому что Снорри меня постоянно видит. А вы в стороне. Пока не нужно было. А куда мы сейчас идем?
-- Ты же слышал, в Город. Скоро уже будем на месте.
И правда, в отражениях становилось светлее. Но это не свеча горела ярче -- свет лился спереди. Гоб передал Олегу свечу, повернул одно зеркало под нужным углом... Оно выросло, стало выше человеческого роста, и шире, почти во всю стену. Они с Гобом шагнули через нижний край и оказались в помещении с электрическими лампами. Это был большой кубический зал. Олегу он напоминал школьный спортзал вечером, когда за окнами темно, а у них последним уроком второй смены -- физра. Самих окон словно нет -- только горят на потолке тусклые лампы.
Гоб задул свечу и провел Олега через весь зал и показал на лестницу.
-- Поднимайся, -- и сам зашагал следом.
Лестница привела их в узкий пыльный коридор с пластиковым полом. Метров через десять, справа обнаружилась дверь лифта. Они спустились вниз, на первый этаж, вышли на улицу.
Олег ошарашенно попятился назад, приседая и ища руками опору. Натолкнулся на Гоба.
-- Е-мое! Опять небоскребы...
-- Пойдем, пойдем, -- взял его за руку Гоб. -- Не бойся.
Они зашагали по улице куда-то, Гоб знал, куда. Олежка все поднимал голову, чтоб узнать, где у этих громадин крыши и не упадут ли они на него. Останавливался и Гоб торопил его.
-- Идем, идем, времени мало. И не смотри наверх, закружится голова.
Олег опускал взгляд в землю и шел за Гобом, но возле следующего необычного дома не мог удержаться и снова запрокидывал голову, втягивал ее в плечи.
Подул свежий ветерок, овеял лицо, словно доказал, все это -- реально. Облака плыли над громадинами, между громадинами и казалось, что дома падают, падают вниз, плывут, надвигаются... Олега уже слегка подташнивало.
Наконец, Гоб довел его до эстакады и они поднялись наверх, на станцию. Сели в белый закругленный вагон подошедшего пневматического состава. Олег не видел ничего подобного. И сравнить было не с чем. Все это впервые. Точно, как говорил Снорри, -- сон. Праздник воображения. Диснейленд.
Вагон мягко покачивало из стороны в сторону. Стука колес не было слышно, вместо этого под ребристым полом приглушенно свистел воздух. Две остановки Олег с Гобом простояли около дверей, держась за поручни. Гоб сказал, что не стоит садиться -- выходить скоро. Олег послушался. И незаметно поглядывал на пассажиров. Тех ничто не удивляло. И выглядели они обыкновенно, как простые прохожие.
На второй остановке, после объявления на двух языках, они вышли. Спустились вниз с эстакады. Гоб осмотрелся и провел Олега к ограде зеленого скверика.(Кто знает, мог бы сказать -- почти к самой Сторожевой Башне.)
-- Жди, -- и оставил Олежку одного, маленького среди домов-громадин.

За Ливом к их новому дому пришел служитель Башни. Остановился и смущенно высматривал его среди Западных, собравшихся около входа.
-- Что тебе нужно? -- спросил Ноккве. -- Ты ищешь кого-то?
-- Да. Лива. Или как там... Матти. Где он?
-- Подожди, сейчас позову.
Ноккве убежал, поднялся на лифте чуть не перепутав с непривычки кнопки. Заглянул в комнату Лива.
-- Матти, там к тебе какой-то пацан... Иди, он возле входа, внизу ждет.
Лив спустился вместе с Ноккве. Увидел ожидающие глаза. Подошел.
-- Собрался? -- спросил тот. -- Пойдем.
-- А что собирать надо? Куда "пойдем"?
-- К Сторожевой Башне.
Лив пожал плечами и пошел следом за мальчишкой, на спине которого прочел надпись: Tarn Tjeneste.
-- Подожди! А где это -- Башня? Ты кто?
-- Какая разница? Тебе зачем сейчас знать?.. Не беспокойся, я провожу тебя к Уле.
Услышав это имя, Лив на миг замер.
-- Уле?! Он... пришел?
-- Он ждет тебя около Башни.
...
Аксель, оставленный ребятами у входа, удивленно проводил их двоих глазами. Он тоже успел прочесть надпись на жилете этого мальчишки. Остальные Западные тоже поглядывали, но в отличие от них, Акселю показалось, что он знает этого мальчишку. Давным-давно видел его в поселении. Вроде бы еще до того, как пришли Тени.
Чуть отойдя от дома, Лив побежал. Служитель что-то крикнул ему вдогонку и отстал.
...Завидев знакомо одетую фигуру, Матти притормозил. Оглянулся на всякий случай.

Олег уже полчаса ждал Лива и с тихим ужасом смотрел по сторонам -- высотные дома были в отдалении, но все равно словно надвигались на него, грозили придавить. Он сжался, стоя у ограды и... Лив его даже напугал своим появлением. Олег обернулся, втянув голову в плечи, и сказал:
-- Здравствуй! Как у вас тут неуютно...
-- Здравствуй, Уле. Я тоже еще не привык. Но что поделаешь...
Лив был уже одет не в кьель и голландку, а в те узкие брюки до колен со шнуровкой сбоку и рубашку навыпуск. Так же точно, как на Олега с Лашковой рисунке.* /* По рассказу Олега, это было самое странное совпадение в те годы его жизни.
Только от колен до туфлей -- обычные гольфы пыльно-бежевого цвета.
От неожиданности Олег переглотнул.
-- Ты теперь живешь здесь?
-- Да.
-- А отец?
-- Он тоже здесь. Но у него своя семья...
Олежка опустил глаза и кивнул. Лив тронул Олега за локоть, потянул за собой.
-- Пойдем, присядем вон там. А тоя устал.
-- Бежал, что ли?
-- Да, бежал. Служитель сказал, что ты уже здесь.
У Олега от этого признания радостно екнуло сердце...
Они присели под деревья среди кисточек ковыля и мелких белых цветков. Помолчали. Матти скинул тесные туфли.
Теней теперь даже не вспоминали, не ворошили прошлое. Но и не спешили поделиться новостями. Хотелось сказать что-то важное именно сейчас, с самого начала, но не приходили нужные слова.
Лив глянул из-под тонких бровей, поджал губы.
Олег решился.
-- Ты знаешь, мы больше не увидимся. Снорри сказал, что так будет. Как-то даже страшно об этом думать...
-- Да, -- поднял голову Матти. -- Но ведь ты будешь обо мне иногда вспоминать, а я -- о тебе.
Олег вздохнул: да, это так.
-- Не печалься, -- продолжал Матти. -- Мы с тобой и так уже далеко. За эти два года... Представь, что я всегда с тобой.
-- Я постараюсь.
-- Вот и хорошо. И я... я тоже буду разговаривать с тобой,будто ты рядом.
Больше этого не касались. И хорошо, что так. Заговорили о более веселом -- о Городе, о теперешней жизни Западных. Матти рассказал немного о переходе, о своих ощущениях, связанных сос меной обстановки, показал рукой на небоскребы, слабо усмехнулся...
Одна из его фраз заинтересовала Олега.
-- Мы, Уле, возможно, даже и здесь не останемся. Гай предложил идти дальше. Честно говоря, мне все это не очень нравится...
-- Кто вам сказал? Гай?!.. Это какой Гай? Матюхин?
-- Что такое "Ма-тю-хин"?
-- Это фамилия... Нет, не семья. В общем, как у вас в полном имени -- имя деда. Так что, разве он у вас?
-- Он всегда тут был.
-- Не понимаю, -- растерялся Олег. -- Как же это? А сын его один сейчас?
-- Какой сын?! Ты что говоришь такое! Гай еще мальчик. Как я, как ты...
-- Мальчик?! Он не мальчик, он взрослый, он как мой отец.
-- О, тогда нет ничего удивительного в этом, -- успокоил Олега Матти. -- Наверное, эти два Гая -- совершенно разные люди.
-- Я так не думаю. Я про него достаточно знаю.
-- Возможно, что и так. Но для нас это не важно. Так вот... он предполагает, что Система должна вернуться в то состояние, с которого началась.
Олег перебил Лива:
-- Извини, я этого не понимаю. Лучше не рассказывай.
Лив согласно кивнул.
-- Поэтому нет смысла кому бы то ни было нас искать
-- О чем это ты?
-- Я и сам не знаю...
Они помолчали снова. Олег оглянулся на шум.
-- Что там такое?
-- Где? -- Маттиас поднялся на ноги, обулся. -- Пойдем туда, посмотрим.
На углу дома, почти на самом перекрестке собиралась толпа. То вдруг рассыпется, разойдется, потом опять народ повалил. Среди взрослых -- мальчишек и девчонок много. Растерянно оглядываются, собираются вместе.
-- Кто это? -- спросил Олег у Лива.
-- Не знаю пока... Хотя вижу сейчас несколько знакомых лиц.
-- Давай подойдем ближе.
-- Нет, постоим тут. Эй, Уле, посмотри... это верно Снорри. Глянь-ка, -- и Матти указал пальцем в толпу.
Олег отбежал в сторону и махнул рукой. Снорри заметил их и отделился от толпы. Подошел.
-- Гудаг, Маттиас! Привет еще раз, Уле! Вот, возьми. -- Снорри передал Олегу что-то из кулака в ладонь.
-- Привет. Что там такое?
-- А, так... собрание, -- Снорри осторожно посмотрел на примолкшего Лива и снова повернулся к Олегу. -- Нам с тобой пора. Вы поговорили?
Олег посмотрел на Лива. Тот кивнул.
-- Да. Какой смысл откладывать прощание.
Снорри отбежал обратно. Крикнул, что подождет Олежку на углу. Лив с Олегом снова остались вдвоем.
-- Покажи, что это у тебя...
Олег протянул ему свой новый знак, который на время давал Снорри. Лив рассмотрел его получше, пощелкал подвижной звездочкой. И тихо позвал:
-- Уле...
-- Что?
-- Можно, я возьму этот знак?
-- Возьми. Я сам его сделал. Возьми, возьми...
-- Такк стур... Это мне на память.
Олежка улыбнулся в ответ.
-- Ну вот и все, -- вздохнул Матти. -- Тебе пора.
-- Да, -- сказал Олег и долго-долго смотрел, не моргая, на Лива, запоминая каждую мелочь в его взгляде, одежде, чтобы потом вспомнить. Лив тоже смотрел на Олежку. Шагнул ближе, опуская голову.
-- Ну, прощай, Уле. Теперь -- прощай.
-- Прощай, Лив... ой, Матти.
Никто не улыбнулся. Лив слегка приобнял Олега, как было принято у Западных, коснулся своей щекой его плеча, отвернулся и пошел прочь быстрым шагом. Ни разу не обернулся.
Так же точно ушел с этого места и Олег.
Снорри ждал на углу.
-- Поедем? -- спросил Олег.
-- Нет, потом идти далеко. У меня зеркала здесь есть, ближе.
-- А ты говорил, лопнут...
-- Я сделал так, что не лопнут. Да уже и все равно.
-- Почему?
Но Олежкин вопрос остался без ответа.
Снорри вывел его в зеркальные коридоры, показал путь домой.
-- Что у вас за собрание?
-- Да так... обычное дело. Я могу сказать, но тебе от этого никакой пользы. И лучше не станет
-- Мне не так уж плохо. Мы с Матти просто давно не виделись, а теперь пришлось сразу и попрощаться...
Расставаться с ним, быть может, навсегда было невесело. Но на какой-то малый миг Олег вспомнил, что Лив -- не единственный его друг. Он навсегда останется в памяти хорошим другом уходящего детства. А потом навалилась тяжелая мысль, что его никто не заменит. С ним ушла часть души Олега.
-- Не хочешь, Снурри, не говори.
-- Да я сам толком не знаю, -- прикинулся простачком Снорри. -- Собираются пока, а что дальше будет.. -- и развел руками.
-- Ну, ладно, -- буркнул Олег. -- Я пошел. Арриведерчи!
-- О! -- обрадовался Снорри и заулыбался. -- Си, сеньор! Пьячеволе страда! Риторно сэнца ди мэ...

Через два дня после разговора Лива с Олегом, в комнату Лива постучали. Матти дома не было, к двери подошел Сигурд.
-- Кто там?
-- Мне нужно Маттиаса. Он дома? -- послышался незнакомый Сигу голос.
-- Нет его. А кто это к нему? Что передать?
-- Ничего. Я приду позже.
Шаги за дверью удалились и затихли. Сигурд вернулся в комнату, выглянул в окно и хорошенько запомнил незнакомца: мальчишка лет четырнадцати, светловолосый, крепкий.
...Лив появился примерно через час. Сиг сразу же рассказал ему о визите, описал стучавшего.
-- Это, наверное, Снорри, -- пробормотал Лив. -- Что он еще спрашивал?
-- Ничего больше. Сказал,что зайдет еще.
Матти выглянул в окно. На освещенной площадке перед входом никого не было. Дальше улица терялась в полумраке. Несколько прохожих шли мимо.
-- Ты знаешь его? -- подошел сбоку Сиг.
-- Если это Снорри, то знаю. Но к чему он меня навестил? Ему что-то надо?
-- Он еще зайдет, ты не беспокойся. Давай ужинать. Ты принес поесть?
-- Нет. Видишь, я с пустыми руками. И Хоуга до сих пор нет... Посиди дома, я схожу к Акселю.
-- А если Снорри придет?.. Я схожу.
Сиг потопал у дверей ботинками и ушел. Лив остался один, погасил свет и при зажженой свече заходил по комнате -- от окна до дверей и обратно. Ждал.
Снорри он заметил в окно. Тот не смотрел вверх и Ли не стал махать ему рукой. Подошел к двери, приоткрыл ее и подождал, пока Снорри не появится в конце коридора.
-- Маттиас! Я к тебе.
-- Зачем?.. Проходи, конечно. Сиг ушел, можешь говорить, если что-то секретное.
-- Да какие теперь секреты... Понимаешь, это касается зеркал, -- вздохнул Снорри, присаживаясь возле зажженой свечи. -- Мы нашли одного человека, которого долго искали, подробности я не стану рассказывать... в общем, мы уходим. Я ухожу. Зеркала закрываю, Хода уже не будет.
-- Я так и думал. Уле предупредил меня. Твои дела он лучше меня знает.
Снорри не ответил на это. Посидел немного, глядя на пламя свечи, и поднялся.
-- Ну, ладно. Я зашел только чтоб сказать; чтоб знали.
-- Спасибо. Но все равно ходить мне было некуда
-- Вот как?! А Уле? Разве тебе не хотелось бы сходить к нему? Я там бывал...
-- Нет, это не мое. Там все другое.
-- Везде по-разному, так что с этого. Ну, ладно, смотри сам, как знаешь.
Снорри кашлянул и пошел к дверям.
-- Счастливо! Мы еще наверняка увидимся, прощаться не будем
-- Откуда ты знаешь? -- оживился Матти. -- Ты думаешь, мы вернемся в те края?
-- Нильс придумает что-нибудь. А нет, так мы с ребятами еще придем до вас. Вдруг нужна будет помощь... Ой, кто это?
-- Да это я, -- Сигурд заносил бумажный пакет и в дверях натолкнулся на Снорри.
Снорри ушел. Сигурд выгрузил еду на стол, зажег еще одну свечу и позвал Лива.
-- Садись, поедим.
-- Поздно уже спать пора.
-- Ну, как знаешь. Я поем.
Лив отошел от окна, где провожал взглядом Снорри и думал над его словами. Лег на кровать, закинул руки за голову.
-- О чем опять задумался? -- пробормотал Сиг. -- Поговорили? Что ему надо было?
-- Тоже уходит. Пришел предупредить.
-- А-а, понятно.
-- Ешь давай, не мямли! -- прикрикнул Матти.
-- Ну чего ты опять!.. -- обиженно посмотрел Сиг и перестал жевать.

К Олегу Снорри пришел только через неделю. Сам пришел. Побоялся, что во время закрытия Олег окажется не дома, а у Игоря, или у Поэта, или у Васи Матюхина, к которому Снорри тоже намечал заглянуть на днях.
Как и в случае с Ливом, Снорри пришел вечером. Было еще не совсем темно. Позвонил. Дверь ему открыла Светлана Георгиевна.
-- А, это опять ты. Проходи, Олежка сейчас выйдет.
Снорри по интонациям и жестам догадался, что она сказала и шагнул в прихожую.
Олежка прибежал из своей комнаты в трусах и майке.
-- Ой-я! Венте по мэй, я в комнате свет выключу.
Через минуту он вернулся, надев штаны и накинув рубашку. Прикрыл дверь в кухню, где хозяйничала мама.
-- Что случилось? Опять какой-то сбор в Городе?
-- Нет. Впрочем, да. У нас сбор, у Плащей.
-- А что такое?
-- Нашелся Фиолетовый Плащ. Наконец-то отыскали его в рыбацком поселке. Никто бы не подумал, что он там!
Олег восторженно усмехнулся.
-- Поздравляю! Ты пришел поделиться со мной радостью?
-- Да, ты тоже участвовал. Немножко... А еще -- мы уходим. Теперь мы все вместе. И через день, послезавтра, я закрою зеркала.
-- Вот как, -- тихо шепнул Олежка.
-- Да. Я пришел просить тебя не ходить через зеркала. Возможно, я закрою их завтра. Ты можешь мне пообещать?
-- Обещаю. Я чувствовал, что к этому идет. Жаль только... Жаль, что с Игорем уже не увижусь. Но там Кирилл вместо меня. Ладно, там все в порядке.
-- Тогда я на тебя надеюсь. Держи слово. Ну, давай, Уле, живи честно себе не изменяй. Помни: свою совесть предать, все равно что предать друга. Прощай. -- Снорри всмотрелся в Олежку, кивнул и попросил открыть ему замок на двери.
И больше не сказав ни слова, ушел.

Василию Снорри написал записку.*

/* Листочек записки сохранился у Васи на память. Через некоторое время он позвонил Олегу и не понятные места во фразах Снорри они разобрали вместе. И еще о многом-многом поговорили. В частности, о том, что если удалось дозвониться, то все еще можно и приезжать друг к другу. А это совсем уже не печально.

"Ваза, не буду долго приветствовать, потому как тороплюсь. Ухожу со своими друзьями на новые места. У нас уже есть карта. Передай привет отцу. Обязательно скажи, что я на новом месте, но форт -- точка схождения. Обязательно передай слова точно. И главное -- зеркала закрываю. Надолго. Может так случиться, что и насовсем. Но ты не горюй. Вспоминай походы, мое спасение и обязательно пиши Уле(Олегу).
Прощай!

Писано Снорри (6 часов вечера, побережье бухты Зультфьеллен)."


Неожиданная встреча.

Строения на окраине -- совсем не то, что в центре города. Здесь особый порядок, свои правила. Особенно, если окраины старые, без новостроек; где много зелени, разных уютных уголков и закоулков. Там, где видно небо.
Именно в таком живописном месте и жил Игорь. Просто Игорь, потому что за все время знакомства с ним, Олег не удосужился узнать у него фамилию Да и незачем было, просто -- Игорь из Мадаполамска.
Суконная фабрика, швейная фабрика, завод строительных машин и папин институт были где-то там, ближе к центру. Игорь издалека посматривал с высокого откоса или моста через протоку на остальную часть города и для него это были "незнакомые земли". По утрам крыши домов часто скрывало туманом, поднимающимся с реки и над протокой, и в зыбких их очертаниях Игорю чудились подводные скалы и рифы. Он то вдруг плыл на корабле, то летел на дирижабле над облаками и смотрел только вверх и вперед, на время забывая, кто он и где находится...
В такие дни Игорь чувствовал себя особенно хорошо и радостно. Но ни с кем не мог поделиться впечатлениями, боялся, что засмеют. Мечтателей здесь недолюбливали.(Впрочем, когда Витька рассказывал какую-нибудь выдуманную историю, все слушали, отвесив челюсти и не перебивали.) И разве это плохо -- мечтать?
Сам Игорь считал, что ему хорошо; в самом деле хорошо, раз места помогает ему жить.
Приходилось ссориться, даже подрался почти всерьез с одним зубоскалом. А остальные продолжали насмехаться. Часто не принимали в свою компанию, когда шли куда-то.
-- Можно мне с вами?
-- Сиди дома, мечтатель, смотри свое "цветное кино".
Считали Игорька занудой. Настоящих друзей у него не было. Почему-то не получалось так, чтобы знакомство стало дружбой. "Друг -- тип особый, нет его на земле" --считал Игорь. И продолжал жить дальше. А что поделаешь с этим?..
В кинотеатр ходил один, а по случаю -- с одноклассниками, встретившимися по пути и живущими не здесь. Зимой и весной -- школа: занятия, приготовление уроков; летом читал книжки, посматривал за плавающими в протоке байдарками и ходил по магазинам.
Строгий отец почти им не занимался. Увидев Игоря в хороший солнечный день дома, гнал его на улицу, к ребятам. А мама понимала его, разговаривала, слушала его болтовню. Поэтому маму он любил больше отца -- неприступного, большого и целыми днями не бывающего дома.
Те, кто знал Игореву привязанность к матери, называли его домоседом и маменькиным сынком, остальные ухмылялись из солидарности, то есть за компанию. Стрелка на шкале настроения сразу же скатывалась к нулю.
За несколько лет, правда, Игорь научился "плевать" на эти задирки и ухмылки. Не брал в голову. И тем самым спасал себя от злости, от чувства гнева и мести, которые, как их учили, является грехом. Но другую щеку... вернее, ухо для обидных слов Игорь подставлять не собирался. Проходил мимо, не связываясь ни с кем и не отвечая. Шел домой. Или ехал на рыбалку. Там он все обдумывал и в очередной раз решал, что все эти обзывания и насмешки -- пустяки, ведь жизнь -- это больше, чем несколько нехороших дней. А еще к нему стала совершенно ниоткуда приплывать береста с надписями, которым он вскоре стал верить. Слова, написанные неровным почерком, учили его, как быть, чему следовать. И это стало еще одной тайной Игоря "от всех".

Утром одного обычного дня Игорь, по обыкновению, собрался ехать на рыбалку. С вечера накопал червей на склоне у протоки, разыскал в кладовке резиновые сапоги и удочку; и предупредил маму, куда собирается.
Мама покачала головой:
-- Опять? -- но не стала удерживать.
Накинув на плечи куртку с капюшоном, Игорь хлопнул входной дверью.
Паровозик загородной грузовой ветки еще не подошел к насыпи у моста, но рельсы чуть слышно постукивали и звенели. Вскоре он прошел мимо, притормаживая перед ветхим мостом. Игорь закинул удочку на площадку и заскочил сам, переваливаясь через невысокий бортик ограждения. И сел, свесив ноги. Пододвинул к себе поближе удилище.
Прохладное, в измороси, железо бортика толкалось под коленки, пустая вагонетка дрожала и покачивалась сильнее обычного.
Километра через четыре был еще один мост, железный. Не доезжая его, Игорь соскочил в траву. И удочку с банкой накопанных червей не забыл. По едва заметной тропинке прошел к протоке и расположился на своем обычном месте. Раскрутил леску, поправил по глубине поплавок, насадил червей и закинул. Мешочек для мелкой рыбешки, которая, возможно, попадется, привязал к ветке ближнего куста.
...Сидел уже около часа, успел выловить две проплывавшие мимо коры с надписями, выстрогал ножичком две рогатки-подставки для удочки, лежавшей на воде. И услышал шаги. На песчаный пляж возле самой воды вышел малчишка в шортах, светлой рубашке и красной косынке под воротником. Игорь, в этот момент следивший за поплавком, подумал сначала, что это тоже рыбак, как и он. Оставил свою удочку и пришел спросить, как клюет у соседа. Но по одежде догадался, что тот, скорее всего, приехал за город на отдых. И это было ближе к истине.
-- Рыбачишь? -- спросил мальчишка.
-- Ага. А ты где? Ты тоже?..

Олег приезжал еще несколько раз. Побродили, помогли привести в порядок байдарки, сходили в кино. Игорь, наконец-то, нашел того, с кем можно было поговорить. Олег умел слушать.
И в конце лета, когда Олег уже не смог приехать, Игорь поверил, что Олежка -- как кора, посланная ему рекой. Друг настоящий, верный...

Следующим летом Игорь поехал с отцом в Варшаву. Ненадолго, на пять дней. Обратно ехали через Болгарию. Впечатлений была целая куча.
Дома, все же, было спокойнее. Целый день, по приезду, Игорь расставлял на полках новые книжки, пересматривал старые. На глаза попалась знакомая "Юнга с "Морского Змея". Вспомнил об Олежке...
Утром, рано, вышел на улицу перед домом, обрадовался лету, хорошей погоде и потянулся. Пошел прогуляться, посмотреть, как идут дела, все ли так же... Оглядел дома, магазинчик, мастерскую, куда водил чинить поломанный велосипед. Встретил по дороге знакомого. Поздоровались.
-- Ты где был?
-- С отцом уезжал. А ты тут как?
-- Да все так же. Слышал, в школе новый кружок открылся? Технического творчества. Хочешь -- точи, хочешь -- клей, что придумаешь.
-- Кто-то мне говорил... Ты не записался?
-- Не-а, не тянет. Я лучше на воле побегаю. Ну, ладно, пока! Я побежал.
Поодиночке, бывало, с Игорем разговаривали нормально. Могла спросить что-то, послушать. А когда собирались вместе, даже только вдвоем, то к Игорю относились равнодушно, словно и не было его рядом. Своя была у них компания, Игорь почему-то в нее не входил. Его все так же сторонились, как раньше: не у каждого мальчишки или девчонки родители имели собственный двухэтажный особняк.
После поездки часто вспоминал Олега (уже проходило, кончалось лето, а его так и не было). Вздыхал даже. Особенно в дождливый день или после дождя -- хорошая погода, а погулять не с кем. Понимал, конечно, что Олег не по своей воле не приехал. Значит, занят.
Сидел дома, переставлял книжки, перелистывал, перечитывал...
Потом осень, школа, уроки... Скука немного развеялась.
Прошла и зима. Олежки не было. Игорь стал забывать о неи, вспоминал лишь изредка, придумал себе объяснение: "Наверное, переехал далеко-далеко". Но за несколько дней до Нового года вспыхнула мысль: "А может, не переехал? Может, приедет в следующем году?"
И вспомнил, как они познакомились полтора года назад, как потом Олег повез его, чтоб увидеть сарайчик под большим деревом... Сейчас захотелось съездить туда самому. Просто так. Может, на память придут какие-то хорошие мысли, вспомнится что-то хорошее, что за это время забыл?.. Посмотреть на те места, подышать воздухом, да к тому же это -- путешествие, в конце концов!
...Место было то самое, только занесенное снегом. Игорь натянул штанины брюк на голенища валенок и сугробы стали ему не страшны. Побродил вокруг, пошастал по перелескам, осмотрелся. Во все обстановке, во всем воздухе появилось что-то знакомое. Стало казаться, что Олег где-то рядом, что стоит лишь позвать...
-- Олег! -- тихо позвал Игорь, оглядываясь, и повторил громче: -- Оле-ег! Оле-е-ег!
Голос раскатился вокруг коротким эхом и затих в падающих хлопьях снега. Надежда на то, что Олег вот-вот появится из-за деревьев или прибежит со стороны речки, была слишком фантастична, нереальна. И она не оправдалась -- Олег не появился.
Вздохнув, Игорь повернул назад, медленно пошел сначала к замерзшей речке, потом к рельсам узкоколейки, ступая точно в свои же следы.
А за праздничным семейным столом, в ожидании радостных минут Нового года, Игорь так заскучал по другу, что на миг мысль о нем пронзила пространство, словно неслышимый крик...

В конце декабря Олег слышал чей-то голос, зовущий его. Но не мог понять, чей. И куда он зовет.
Это повторялось несколько раз.


Запасной в игре.

Гай Петрович убеждал Олежку не заниматься глупостью. "Не помогай кому попало" -- так он сказал.
"Но ведь я делаю добро, -- думал Олег. -- Почему он не понимает?.. Если один обижает другого, если кому-то плохо, разве я должен пройти мимо как ни в чем ни бывало?.. Хорош-шо! Я никого не трогаю, меня никто не трогает...
Только где-то за спиной вдруг заревел от обиды маленький мальчишка... Даже больше от того, что прошли мимо."

"Доброе дело, -- говорил пророк Мохаммед, -- вот что вызывает улыбку радости на лице другого человека."
Заратустра сказал так: "Делать добро другим -- не обязанность, а радость, ибо это улучшает здоровье и увеличивает счастье."
Чужому и совсем незнакомому Заратустре Олег почему-то верил больше в этом вопросе, чем Гаю Петровичу.

* * *

В классе -- новая игра: пилить расческами запястья. Олежку за утро уже два раза просили вытянуть руку и -- раз-два! раз-два! -- зудяще-пилящие движения расчески по коже.
Олег отдергивал руку и улыбался.
Почти все пацаны бегали с этими расческами, пилили друг другу все открытые места, а Олегу что-то не хотелось заниматься такой ерундой. Сидел, смотрел по сторонам, перелистывая учебник.
Выделяться из коллектива было неудобно.
А притворяться -- себе противно.
Олег вылез из-за парты, поулыбался, выходя из класса, хлопнул по шее Юрика, полезшего к нему со своей "пилой" и пошел по коридору, вглядываясь во встречающиеся лица и заглядывая в классы.
Спустился вниз, на первый этаж. Заглянул в пионерскую комнату, где все еще висели рисунки (свой он уже снял), побежал глазами ряды крючков и вешалок в раздевалке и цветные витражи в перегородке слева. И вдруг вспомнил...
Рисунки витражей напомнили ему об обещании, данном на прошлой неделе в пятницу -- еще раз зайти в третий "Б". Цветные стекла изображали мальчишек с мячами, девочек со скакалками и цветными мелками.
[]
На прошлой неделе он приметил на первом этаже знакомые лица. Это были Сухов и несколько его одноклассников.
Те подбежали поздоровались.
-- Как поживаете, пацаны?
-- Ниче! Классно!
-- А ты к нам учиться? -- пошутил Сухов.
-- Конечно, -- посмеялся вместе с ними Олег. -- Только с вами и учиться!.. Если бы так, то я был бы круглым отличником.
-- Да ну? Правда, что ли?
-- Конечно. Примерчики у вас -- раз-два!..
-- И три! Все просто!
Посмеялись еще. А говорить больше было не о чем. И Олегу как-то стало нехорошо от того, что это все, да и ребята вздохнули:
-- Ну, ладно, пока!
-- Ага...
Олег и раньше бродил по школе. В основном, на первых двух этажах. Интересовался, что в других классах, кивал знакомым по двору, соседским пацанам. Иногда находил с кем поговорить.
Конечно, не всегда его так тянуло в поход. Часто он оставался в классе, или дурачился с одноклассниками в коридоре; и время летело быстрее: от урока к уроку, от уравнений к русским писателям, от эстафеты к иностранной грамматике. Но с недавних пор стал спускаться на первый этаж специально, вместо того, чтобы бродить по школе или сидеть сложа руки в классе. Со звонком с урока проходил неспеша к лестнице, сбегал вниз и находил класс, в котором учился Сухов. Олега там уже знали. Сережка рассказал все, что Олег с одним своим другом были у них в лагере вроде вожатых.
По первости глазели, останавливаясь возле него, изучали -- кто такой? Олежке было неловко и он заговаривал о чем-нибудь с Серегой Суховым. Потом тот стал приставать сам: расскажи то, расскажи это -- "что в лагере рассказывал". Олежка повторялся, хотя уже с трудом и неточно вспоминал о том, что было.
И перемена проходила быстро. Сначала так казалось...
А когда стал среди них своим, когда успевал за десять минут сделать "три тысячи дел" -- как говорили ребята, то перемена тянулась, хоть и незаметная по часам, но емкая по плотности.

Мальчишкам снова хотелось поиграть в перетягивание через черту, в "Равновесие" и поотгадывать загадки, которые Олег нашел дома специально для них.
Девочки тоже играли с мальчишками. А иногда даже учительница, пожилая Анна Трофимовна. Олегу нравилось, что она не хвалит его за то, что он взялся заниматься с младшими, не говорит приторно-ласковые слова, словно девочке.* Просто включается в игру вместе со всеми, если у нее есть свободная минутка.

/* Девочкой назвал Олега свой же, одноклассник. Посмел, потому что знал, сильнее его в классе нет. Призывать его к ответу за свои слова Олег не собирался. Но при случае, все же, сказал пару обидных слов. И разбираться пришлось. За углом школы, после уроков. Возле кустов акации. Обычное дело, каждый день там кто-нибудь дрался.
Олегу досталось... Но и не трогали его больше, не подначивали.

Сухова в этот день в классе не оказалось. Но его одноклассники, увидев Олежку издалека, кто быстрее -- понеслись ему навстречу. Олег заметил одно знакомое улыбающееся лицо, другое, третье и сразу вспомнил: Максим, Андрей, Паша. Они сразу же повисли на руках.
-- Здравствуй!.. Пр-ривет! Что сегодня будем делать? А давай опять, как тогда...
-- Конечно!.. Где вся наша команда?
Мальчишки убежали позвать всех остальных. Олег остался с девочками.
-- Олег, давай лучше загадки поотгадываем.
-- О, а я их в классе забыл, Оксана. На следующей перемене принесу.
-- А на следующей перемене мы, может быть, на экскурсию пойдем. На целый урок.
-- А потом?
-- Потом, наверное, домой. Пусть мальчишки носятся, а нам хочется загадки.
И девочки выстроились вокруг. Пришлось Олегу сбегать за книжкой.
"Команда" стояла уже наготове, когда он вернулся, на ходу вспоминая, во что еще можно сыграть так, чтоб всем было интересно?.. "Летит-не-летит" игра почти сидячая. Олег сразу объяснил правила этой игры. Они понравились даже девочкам. Начали играть...
А пока шел обратно, на урок, понимал, что играть с ними в одно и то же скоро надоест. Нового ему почти не придумывается. И-за этого стал реже бывать у них. Жаль было, что так получается.
И жаль, что сегодня не было Сережки. Ведь Олег спускался вниз не просто так, а еще и словно... словно к братишке.

Ребята из параллельных третьих классов играли во что-то свое, или просто стояли у окон. Посматривали с завистью на третий "Б". Олег этого не замечал. Просто было некогда оглядываться.
Перед самым звонком, чтобы ребята успокоились, Олег всегда загадывал загадки.
Зазвенел звонок. Олег захлопнул книжку.
-- Ну все, ребята. У меня урок, мне пора.
-- Ой-ей, ну еще немного, а? Кхы-кхы-ы! Как жалко.
Еле отпустили.
...Учитель физики был уже в классе. Все стояли. Олег ойкнул в дверях и по стеночке проскочил к своей парте.
-- Садитесь. Со всеми, надеюсь, я поздоровался утром, -- начал Александр Петрович. -- Кто дежурный? Вытрите доску. Опять никто не хочет? Придется самому... А, Васильев на очереди! Сходи за мелом.
...После физики гудела голова. К ребятам Олег не пошел.

В другой раз, уже где-то в марте, играли, играли и вдруг кто-то выкрикнул:
-- А Сухов сегодня пару схватил!
Олег выискал глазами Серегу, опустившего плечи. Неспеша подошел к нему. Тронул за плечо.
-- Правда?
Тот кивнул.
Сразу утихла игра. Олежка отшагнул к подоконнику и стал смотреть на улицу, соображая, чем он может помочь. "Успокаивать его, что ли?.. Или позаниматься?.."
Сережке показалось, что Олег сердится. Отвернулся, даже разговаривать не хочет.
Позади зашумели. Олег обернулся.
Оказалось, Сухов подбежал к ябеднику и расквасил ему нос. Это случилось за секунду.
-- Серега, ты зачем его ударил?! -- ухватил его Олег. -- Разобрались бы без кулаков.
-- А че он орет на весь этаж!
-- А все и так знают, -- плаксиво ответил Гошка Митяев, пострадавший, утирая выступившие слезы (от боли, а не от слабого характера -- Олег уже это знал).
Олежка отвел Сухова в сторону от ребят.
-- Получил пару -- молоде-ец! Надо же было так постараться. А еще своего друга ударил. Совсем хорошо!
-- А чего он...
-- Он тоже тот еще "фрукт" и он, конечно, поступил подло..
-- Вот он и получил!
-- Получил, но понял ли, в чем неправ?
Сухов двинул плечом, отвел взгляд. Подумал. Олег ждал.
-- Ты у него спроси, -- сказал Серега. -- Я бы понял.
-- Позови его, -- попросил Олег и подождал, пока Серега найдет Гошку.
У того мелко дрожали колени. А позади него выстроился весь класс, который за это время успел сдружиться. Не оставляли Гошку одного.
-- Ты меня будешь бить? -- обреченно спросил он.
-- За что?
-- Что я наябедничал на Сухова.
-- Кто тебе такое сказал?
-- Серега. Он сказал: "Иди, Олег с тобой разберется". Все знают, что ты его защищаешь.
Олежка поджал губы и ответил коротко:
-- Бить не буду.
-- А че?
-- Скажи лучше, зачем закричал при всех? Разве это хорошо?
-- Я просто. Просто он такой веселый. А у него "пара" в дневнике.
-- И ты решил его поставить на место?
-- Угу.
-- А разве не может человек, даже если "два" у него в дневнике, отвести душу? Думаешь, ему приятно постоянно помнить о своей оценке? А дома родители проверят...
Гошка потупился, отступил.
Олег выдержал паузу, оглядел лица слушающих ребят.
-- Как теперь ты поступишь?.. Я считаю, надо найти сейчас Сухова и при всех извиниться. Не обязательно громко, но чтоб все видели. И жди, Серега тоже мне обещал извиниться...
-- Ладно.
-- Договорились?
-- Да, хорошо.
Митяев убежал точно со звонком. Олег кивнул ребятам и быстрым шагом направился к лестнице.
"Черт, -- думал он, поднимаясь и почесывая бровь, -- с ними надо быстро соображать."
Усевшись в классе за свою парту, почувствовал, что сегодня одержал еще одну маленькую победу. И про себя улыбнулся.
А со среднего ряда, со стороны и немного сзади за Олегом наблюдала Лашкова.

В загадки, задаваемые ребятам на переменах, входили и небольшие психологические задачки. Случаи, в которых сомневался раньше сам.
Как поступить, если идешь по улице и увидел, что кто-то обижает кого-то?
- голодную мяукающую кошку;
- слабого малыша(просто младшего).
Некоторые моменты не принимали, заговаривали сразу о другом. Им хотелось побегать, поиграть, а подумать немножко не хотели. Олег вводил ситуации в игру. И вот (уже для смеха): Сухов -- кошка, или ребенок, а Макс -- это Макс, идущий домой со школы. Макс старательно и методично гладит по головке плачущего Сухова. А тот ревет, убивается. Но при этом не забывает улыбаться.
Театр, а не перемена!

В последнее время Олежку все спрашивали насчет новых идей для рисунков Лашковой. Иван, сосед спереди, тоже интересовался. Олежка отрицательно кивал и пожимал плечами.
Многие замечали, что он куда-то исчезает на переменах: то на второй, то на третьей. Выследили. Понаблюдали издали. Девчонки похихикали в ладони, а пацаны откровенно поржали: Усатый Нянь, с малышней водится.
-- Олежа, кто там у тебя в третьем "Б"? -- подошла Лашкова.
Олег вспомнил Сережку Сухова, его вихрастую макушку, похожую на макушку Сигурда, озорные хитрые глаза. Захотелось сказать: брат. Но это было бы неправдой.
-- Мальчишка давно знакомый. А что?
-- Да ничего. Я знаю, почему ты с ними занимаешься, Марина Бумагина сказала, что ты в лагере...
-- Ничего ты не понимаешь, Лашкова, -- махнул Олег рукой. -- Они все такие живые. А наши.. Посмотри на класс. Ходят, как вареные, делают вид, что чем-то заняты, а на самом деле...
-- Ну надо же, философ нашелся! -- съехидничала Наташа. -- Сам ты вареный!
-- А будто не так!
-- Не так. Выйди в коридор и там взгляни. Носятся, с ног сбивают.
И словно в подтверждение ее слов за порог влетел Сашка Москалев со взъерошенной шевелюрой. Лашкова кивнула на него и ушла. Олежка насупился и сказал ей вослед:
-- Это не он. Не на самом деле. Это от нечего делать.

Ну, что же, все знали, что Олег "возится с малышней". И было не удивительно, когда его вызвали после уроков в пионерскую комнату.
Олежка пожал плечами и пошел.
Предложили вести пионерскую вожатскую работу. Староста их класса -- Оля Соловьева -- смотрела на пришедшего и растерявшегося Олега с легкой улыбкой.
-- Какого черта?! -- Олежка сделал усталое лицо. -- Не хочу я с пионерским поручением.
-- Васильев, выбирай слова!
-- Извиняюсь. Но только за "черта".
Повисла напряженная пауза.
-- Я же говорила, он не согласится, -- начала объяснять Оля.
-- Олег, почему так сразу и "не хочу"? -- заговорила старшая вожатая. -- У тебя получится. Это будет не трудно.
-- Откуда вы знаете, ЧТО будет?
-- Ты уже занимаешься с ними...
-- Ну и что? А может, мне трудно? Может, я через силу?..
-- Тогда зачем?
-- Им со мной нравится. Да и я многих по дворам знаю, с их родителями здороваюсь.
-- Ну и вот. Почему бы не выполнить пионерское поручение?
-- Не хочу.
-- Объясни по-че-му? Это не накладывает на тебя дополнительных обязательств.
-- А тогда зачем "пионерское"?
Логический тупик -- само собой так получилось.
Пионервожатая стала кипятится.
-- Васильев, ты галстук носишь? -- спросила председатель совета дружины Света.
"Сообразительная... Сейчас скажет об ответственности, о пионерском долге."
-- Ношу.
-- Я слышала, что для тебя он -- нечто другое, чем символ единства пионерии, комсомола и партии.
-- Уже доложили?!.. Ай-ай, как нехорошо Лашкову подставлять, Света. Свою подругу...
Света превратилась из председателя в обычную девочку и округлила глаза:
-- Мне не Наташа сказала!
-- Ой, ну не надо врать! Только она об этом знает.
-- А теперь знают все, -- заметила старшая пионервожатая. -- С каких это пор ты стал циником, Васильев? Откуда это: "Ой-ой, как нехорошо... Ай-ай, ну не надо..."? Барские замашки...
Олежка вздохнул. Вспомнился разговор со Снорри о добре и зле, о смирении. Все это осталось тогда под вопросом...
-- Извините, пожалуйста.
Олег решил испробовать и проверить.
Такого оборота не ждали. Необычно. Немного выбило заседавших в пионерской комнате из колеи. Замолчали.
-- Ну что ты уперся, Васильев? -- спокойно спросила староста их класса в общей тишине.
-- А вы что? Уже собрались с меня галстук снимать. Стриптиз какой-то...
-- Никто его с тебя не снимает...
-- А зачем тогда разговоры о символе единства?
-- Так написано в Уставе организации.
-- А кто его придумал? И когда? В те времена все было по-другому...
-- Все ясно, Васильев. Свободен. Иди на урок.
-- До свиданья. Мне домой.
-- Иди, иди...
-- Поручение... -- усмехнулся Олег, выходя. -- Все равно скоро в комсомол!
-- Так тебя и взяли... -- кто-то сказал ему в спину.

Возле дверей раздевалки Олега догнала Оля-староста.
-- Ну и дурак ты, Олег! Извини, конечно, ты мог...
-- Если потом "извини", то зачем сперва обозвала? -- неторопливо ответил Олег, как разговаривал с третьеклашками.
-- Хм... Ты неплохо учишься и если бы взял поручение, то мог получить путевку в "Артек" летом, или в "Океан"...
Что-то далекое и светлое всколыхнули в душе Олежки эти названия, что-то из давней жизни, как воспоминания о "мечте каждого пионера", о море и чайках... Вспыхнуло и погасло.
-- "Артек" -- это здорово. Поезжай сама. Всего тебе хорошего. У меня летом будет другая путевочка, не хуже.
-- Куда же это?
"Если б она знала все" -- подумал Олег. И ответил:
-- В деревню, к бабушке, -- хотя обе бабушки у него были городские.
Какое ей дело!..

Наташа Лашкова несколько раз незаметно приходила на первый этаж следом за Олегом и смотрела, как он играет с третьеклашками, как разговаривает с ним Анна Трофимовна. Смотрела и уходила раньше, до звонка.
И однажды догнала Олега на лестнице. Спросила, можно ли ей тоже попробовать. Думала, что он ответит: не лезь не в свое дело! Но Олег неожиданно обрадовался.
-- Пойдем. Я вот книжку им новую принес.
Наташа знала новые игры. Олег чувствовал, что ребятам станет еще интереснее.
... Конечно, в родном седьмом заметили, что и Лашкова ударилась где-то головой и теперь у них двоих с Олегом мозги набекрень.
-- Ну вот, -- вздохнула Наташа. -- Теперь нас еще будут женихом с невестой звать.
-- Ну и пусть смеются, -- буркнул мимоходом Олег. -- Тебе это так важно?.. Поржут и перестанут.

* * *

К Игорю Олег приехал в мае, как только стало возможно разобраться с зеркалами. И тот стал ему рассказывать о Варшаве, о том, как он познакомился с Владеком и Марией.
Олег слушал внимательно. В Польше он еще не бывал И с огромной долей самоиронии догадывался, что в ближайшее время тоже навряд ли сможет туда выехать.

Игорь с отцом остановились в одной из гостиниц. Не центральной, но и не самой захудалой. Здание гостиницы примыкало к уютному тенистому дворику.
Утром, когда отец отправился по своим делам, а сыну велел никуда не соваться дальше двора, Игорь вышел из гостиницы, обошел ее вокруг и оказался рядом с устроенным во дворике цветником. Цветы были так себе -- сюда попадало мало солнечного света. За цветником расположились гаражи автолюбителей (вечерами там что-то собирали и разбирали и вчера Игорь с любопытством смотрел туда из окна номера). Между гаражами и цветником -- стена из кустов с мелкими яблоками-ранетками.
Осмотревшись и привыкнув к новой обстановке, Игорь зашагал к гаражам. А из кустов вдруг высунулась круглая черная голова и пистолет. Игорь обернулся, но не испугался ничуть -- голова была не бандитская, хотя и страшная, в индейских перьях.
-- Пах-пах! -- дернулся пистолет и мальчишка спросил что-то по-польски.
Игорь пожал плечами: не разумею...
-- Меня зовут Игорь, -- произнес он медленно,как учили в первом классе. -- Я сегодня приехал издалека. С отцом, -- добавил он и по застывшей физиономии "индейца" догадался, что тот тоже чего-то не понял.
Мальчишка спрыгнул вниз, сверкнув голыми коленками, и вышел к Игорю.
-- Ты говоришь по-польску?
-- Нет. Папа знает немного...
Мальчишка помолчал, потом кивнул:
-- Пойдем. Ты имя Игорь?
-- Да, Игорь.А ты?
-- Владек, -- стукнул он себя в грудь и показал в сторону гаражей. -- Айда к друзья!
Игорь пооглядывался, взглянул на окна гостиницы и пошел следом за Владеком.
Тот пролезал сквозь кусты осторожно, он был в шортах и тонкие шершавые ветки царапали ноги. Насчет рук он не боялся -- рукава у рубашки были длинными.
Игорь тоже был защищен.
Внутри зарослей был устроен картонный шалаш. Его оставили позади и вышли к гаражам. Двое пожилых взрослых и несколько мальчишек что-то мастерили там, двое разбирали на земле старый велосипед.
Владека спросили: кто это с ним. Тот оглянулся к Игорю на секунду и потом ответил ребятам. Мальчишки поразглядывали приехавшего и продолжили заниматься своими делами.
Владек перепрыгнул замасленные тряпки и скрылся в гараже. Игорь хотел было пойти за ним, но один из мальчишек остановил его, подал тряпку и сказал что-то, чего Игорь не понял
-- Протереть? Или что?
Мальчишка показал и закивал: делай так.
Игорь присел рядом с ними. Помог. Потом появился Владек и увел показать их места.
Так и подружились.
Игорь надолго здесь не мог задерживаться -- отец торопился обратно -- через три дня уезжали.
Владек, узнав об этом от Игоря, дал ему свой адрес:
-- Чтобы ты написата до мене писмо.
Игорь тоже оставил ему свой адрес в Мадаполамске. Владек посмотрел на бумажный клочок и заулыбался.

Все это Игорь выложил Олегу. Тот покивал, поулыбался и порассматривал значок, приколотый к карману Игоревой рубашки.
-- Интересный значок. Я такого еще не видел. Знаешь,я тебе тоже значок принесу. Хочешь?
-- Еще бы! А с корабликом?
-- Да. Барк "Товарищ". У вас есть такой?
-- Барк?.. Не знаю. Есть, наверное. Или был, но списали давно. Ты... правда принесешь?
-- Железно! -- Олег ткнул Игоря кулаком в бок. -- На все сто!
-- Вот спасибо!
-- Пожалста, -- ответил Олег и оглянулся.
Его давно тянуло за реку, в город, побродить, посмотреть, что там есть хорошего. Оставить себе на память картинки этих мест, потому что уже что-то предчувствовал... Ненадолго уже эти походы.
-- Пойдем в город? Покажи мне что-нибудь интересное.
Игорь задумался на секунду, а потом приподнял брови:
-- Есть! Есть кое-что. Пойдем вон туда, -- он указал с высокого берега в сторону городских крыш и сам присмотрелся. -- К кинотеатру, а потом налево. Там увидишь!
Олежка обрадовался. Игорь не станет зря говорить... И они пошли сначала к мосту через протоку.
-- У меня от них сувениры есть, -- снова продолжил Игорь о Владеке и Марии. -- Вот зайдем ко мне, покажу.
...И показал потом: открытки с видами Варшавы; фото на котром мальчик и девочка, его старшая сестра. "Игорь от Владека и Мария" -- написано на обороте. Владек -- мальчишка в просторных защитного цвета шортах и светлой рубашке с короткими рукавами. На кармане значок: гукер(парусник такой), который он потом подарил Игорю (Олег этот значок и видел).
Рассказал, как с отцом в гостинице пили "кофе на молоке по-Варшавски".

По дороге в город Игорь рассказывал Олегу свои выдумки. Про Город Всех Морей и Океанов. Про улицы Тихоокеанскую и Атлантический проспект, рыбные магазины, флюгера в виде парусников...
Олежка вспоминал улочки приморского Вердага и слова Игоря усыпляли его; он словно попадал в другие пространства и увязал там, как в киселе, откуда был только один выход -- назад. И только Игорь мог вывести его обратно.
Это был своеобразный гипноз. Олег охотно шел на это, чувствуя себя после всего этого в отличном расположении духа.
-- Тебе бы в писатели податься, -- посоветовал Олег и надеялся, что Игорь не пропустит его совет мимо ушей.

Игорь дождался Олега и теперь, во время походов по дворам и улочкам, присматривался к нему -- тот ли он человек, о котором думал все время, пока не виделись. А Олег не обращал внимания, нырял в проулки, подмечал все ребячьи компании, приставал к ним с разными вопросами, интересовался, что те делают, чем здесь заняты. Иногда даже вступали в их компанию ненадолго. И одну незнакомую считалку Олег запомнил, довольно длинную, но понравился ее конец:

...И даже художник,
чтоб выжить на свете,
рисунки свои
не бросает на ветер
За каждый берет он
по сотне иль две
блестящих, серебряных,
звонких монет.

Разных людей встречали они с Игорем во время таких походов. И взрослых, и ребят с девчонками: и рыжих, и черных, и кучерявых, и подстриженных "под бобрик". И веселых, и печальных... Олег болтал с девчонками о всякой чепухе, а Игорь стоял рядом и глупо улыбался.
...В конце концов, Игорь понял, что Олег -- друг временный. Он хоть и понимает, и умеет дружить (выслушает, подскажет), но не всегда будет рядом. Вон сколько не приезжал!.. Он случаен.
Сейчас и с Игорем разговаривает неохотно, с тяжестью в голосе, будто вынужден. Словно хотел загладить вину за долгое отсутствие, но не искренне сам этого хотел. А Игорю нужен был друг веселый, задорный, с которым легко. А не виноватый и мрачный, вечно вздыхающий и о чем-то там внутри себя думающий.

С ребятами на водной станции Олег с Игорем познакомились раза за два, когда приходили на причалы и просиживали там часами на разогретой солнцем деревянной лестнице к бонам, или помогали перетащить что-нибудь.
-- А чего, ребята, вы к нам не запишетесь? -- спросил их однажды Иван -- рослый мускулистый парень с кучерявой светлой шевелюрой.
Ребята запожимали плечами. Игорь сказал, что был когда-то записан, ходил несколько раз на сборы, а потом... потом стало отчего-то некогда или неинтересно.
-- Неинтересно?! -- удивился Иван. -- Ты, наверное, не плавал?
-- Нет. На первых сборах только слушали рассказы и готовились.
-- Ну, ясно, -- кивнул Иван. -- Приходите еще, продолжим. Все равно тут каждый день сидите.
Олежка обрадовался. "Вот это приключение!" Игорь тоже, конечно.
-- Это я рядом живу, -- уточнил он. -- А Олегу издалека ехать...
-- Ну так пусть приезжает как сможет. Дадим покатиться-то пару раз за то, что помог.
Олег согласно закивал.
И через несколько дней они оба уже были на занятии. Изучали не только байдарки, но и судовождение и шлюпочное дежурство. Правила спасения на воде, мед.помощь.. -- все это было на двух-трех следующих занятиях.
Одно занятие полностью посвятили шлюпкам. Поделились на команды по шесть человек и минут десять готовили шлюпки к выходу, изучали гребные команды и действия по ним, технику гребли. Даже попробовали у берега, спустив тяжеленную шлюпку, потренировались.
Олежка с Игорем замирали от восторга.
В конце занятия учились приводить шлюпки к причалу, табанить веслами и, уже на суше, подводили итоги занятия. Тренер похвалил нескольких ребят и рассказал вкратце обязанности вахтенного на шлюпке. Кому интересно -- слушали.
Олегу тоже удалось побывать вахтенным -- сидел на корме в спасательном жилете, следил за порядком, подавал команды. Когда поплавали и пристали, проследил, чтобы шлюпка не билась о причал, была надежно и правильно привязана; чтоб весла были принайтовлены к борту, флаг и руль сняты и за бортом не висели лишние кранцы и концы. Все делал по инструкции -- Иван следил за ним и подсказывал, что делать. Олег запоминал руками.
Потом тренировались на суше -- на специальной одиночной байдарке, закрепленной невысоко над землей. Садишься и погреб веслом по воздуху. А тренер и ребята смотрят, обсуждают, правильно ли поворачиваешь лопасти, ставишь руки...
Компания подобралась, что надо. Знакомые мальчишки, что всегда крутились около протоки -- местные, тоже тут занимались. Девчонка одна часто приходила, в спортивном костюме и берете на голове: глаза горят, губы плотно сжаты -- боевая. Иногда дразнила и поколачивала какого-то невысокого мальчишку за мелкие пакости, что тот устраивал.
-- Я тебя как увижу, мне смеяться охота!
-- Почему? -- спрашивал мальчишка.
-- Потому что ты смешной! У тебя нос рябой и уши -- во!
-- А ты -- выдра! -- выпаливал тот и весь смех у девчонки пропадал.
-- Что-о?! Кто я? Ну-ка, повтори!
-- Не-а. Ты меня отлупишь!
-- Само собой. Конечно отлуплю, -- она даже обрадовалась.
Звали ее Светка. На занятиях снимала берет, подвязывала пшеничные волосы резинками в хвостики. И пацаны пускали ее потренироваться на байдарке без лишних разговоров.

Однажды случилась на станции неприятность -- кто-то разбил ночью две байдарки. Тренер ругался со сторожем, проглядевшим такое безобразие. А тот ни сном, ни духом... Не видел и все.
Ребята взялись за починку. И несколько дней Олег помогал им, как мог: поточить, распилить по разметке, намазать эпоксидкой... Старшие работали и смеялись, планировали на вечер волейбол и танцы. Добродушно подкалывали друг друга и младших. Те ворчали в ответ, чтоб не лезли, не мешали работать.
Какие-то случаи вспоминались, пока заделывали пробоины, вклинивали новые распорки. Олег слушал и словно бы приобщался к истории этой секции.
Все выполняли свои поручения. Игорь тоже. Но он не справился. Наверное, от неумения, от недостатка опыта... Когда все выяснилось, даже Олегу захотелось провалиться от стыда под землю.
Тренер секции подозвал Игоря и поставил перед собой.
-- Ну, что мы с тобой будем делать? -- тренер оглядел всех собравшихся ребят. Те стояли хмурые, чувствовали, что товарищу сейчас достанется на орехи...
-- Надо простить, -- откликнулся кто-то.
Мальчишки и единственная девочка закивали: мол, чего не бывает с человеком, он ведь недавно пришел в секцию.
Тренер был другого мнения.
-- Не-ет, так у нас не делается. Я всех заранее предупредил, и его тоже.
-- Я больше не буду, -- буркнул Игорь, коротко глянув на Геннадия Степановича.
-- Ну-у, не будешь... Что не будешь, это само собой, а за то, что было надо отвечать. Если виноват, должно быть наказание.
-- А он разве преступник? Или вор? -- вступился Олежка. -- Какое еще наказание?
Игорь ниже опустил голову. Олежка... видел его позор. И ребята вокруг собрались все здешние. Задразнят. Проходу не дадут. У Игоря в душе вдруг зазвенела тревожная струнка, натянулась до предела.
-- Кто это сказал? -- поискал Геннадий Степанович лицо Олежки.
-- Я сказал, -- выступил тот вперед.
-- Подожди-ка, что-то я тебя не припомню. Ребята, это наш?
-- Да, наш. Но он тоже недавно, -- завертели головами мальчишки. -- Он к Игорю... Он к нему приехал.
-- Ну, тогда ясно. -- Геннадий Степанович всмотрелся в Олега. -- Ты помолчи пока, ладно? Подожди, пока мы сами решим.
У Игоря внутри все похолодело. "О каком наказании он говорил? Неужто выгонит? Не успел записаться..."
Тренер тронул его за плечо.
-- Подними голову, посмотри мне в глаза.
Смотреть, когда действительно виноват и понимаешь это, очень стыдно, да еще ребята топчутся и сочувствуют за спиной. Игорь глянул и отвел глаза в сторону: у Геннадия Степановича глаза живые, сострадающие. Без усмешки и лукавых морщинок в уголках. И уж совсем без злости.
-- Ты же не сделал свое дело и в результате переложил заботы на всех ребят. Ребята, -- обратился он ко всем, -- к бонам сейчас не пойдем, будем делать то, что не сделал Игорь. Всем понятно?
Ребята сразу засопели, надулись. Бросали на Игоря сердитые взгляды.
Подвел ребят -- что может быть хуже?..
Но как ни сердились они, все же помогли ему доделать то, что он не смог один. Игорь старался и ребята по ходу дела его простили. Ведь когда есть дело -- это всех сдруживает. Олежка это уже знал.

После занятия сидели возле бонов на берегу, а кто-то на травянистом склоне, и занимались кто чем. Расходиться не хотелось, переговаривались друг с другом. Олежка с Игорем докрашивали борта перевернутой шлюпки.
Небольшой лопоухий мальчишка, которого лупила на днях Светка, постоянно крутился около станции. То в одном месте его было видно, то в другом. Когда его никто не ждал, вылезал и мешался. "Не приставай!", "Не суй свой нос!" -- отгоняли его все.
Олег спросил Игоря:
-- Кто это? Как его зовут?
Заметил, что никто его не принимает, а Игорь посматривает косо, вроде сочувствует.
-- Кого?.. А, его... Кирилл.
Олежка кивнул, помолчал немного, посматривая на отошедшего в сторону мальчишку, а потом подозвал его:
-- Кирилл, иди сюда.
Тот подозрительно прищурился издалека, но подошел. Олег протянул ему кисть.
-- Зачем ты его позвал, он вам только все испортит? -- заметил Володя, что поблизости старательно перематывал лентой весло.
-- Если постарается -- не испортит, -- ответил ему Олег, а Кириллу сказал: -- Не спеши, делай красиво.
Тот взял кисть покрепче.
Володя покачал головой и все время, пока Кирилл красил, проверял за ним.
Олег понемногу с ним заговорил. Кирилл что-то отвечал тихо, непонятно. Олег еще поспрашивал. И выяснилось, что тот интересуется лодками и всем, чем они тут с ребятами занимаются, но его все почему-то гонят прочь.
-- А чтоя сделал?!
Мальчишки, услышав это, вскинулись разом и наговорили на него трикучи обвинений. Олежка повернул все по-своему.
-- Может, потому что не берете его к себе, он и пакостит.
Никто не возразил. Засопели, обдумывая Олежкин тезис.
Оказывалось, что Кирилл как услышит о море, парусах, яхтах и всем таком морском, так делается весь сплошное ухо. А как книгу с парусами увидит, так и не оторвешь. Ребята уже знали об этом. И подумывали, что это именно он утащил у тренера на несколько дней книжку по вождению маломерных судов.

Узнав о таких делах, Олег чаще встречал Кирилла, стал говорить с ним. Игорь тоже что-то рассказывал тому про море и даже лучше Олежки.
А сам Олег заходил к Игорю теперь пореже. Сразу по приезду шел на боны или в станцию. Ребята поговаривали, что видели Игоря с Кириллом. Они о чем-то болтали, шагая куда-то. И Кирилл тому тоже что-то рассказывал, молчун этот и пакостник. Потом Олег и сам увидел их вместе. Один раз. Второй... Вместе им было интересно.
Заметил значок Владека у Кирилла на рубашке.
-- Подарил? -- спросил Олег у Игоря.
-- Да. У него ничего нет, а у меня еще открытки и фото...
На станции удивлялись, о чем они в стороне разговаривают?.. Оказалось, о кораблях и путешествиях. Игорь нашел благодарного слушателя.
Олег не встревал, помогал байдарочникам, сам занимался, пока здесь была возможность. Только раз вступился. Когда кто-то из ребят ответил на его вопрос: где Игорь?
-- Вон он, опять с этим рыжим шпингалетом идет. Два сапога. Оба чокнутые!
-- Э-эй, поосторожнее так говорить!..
И больше, пока Олег бывал здесь, он такого от ребят не слышал.
Игорь подходил к станции и показывал Кириллу куда-то в небо, на протоку, махал руками. Кирилл нагнулся, что-то сказал, стал изображать птицу. Игорь возразил, а Кирилл остановился и задумчиво почесал нос.
Постепенно заменил для Игоря Олежку. А тот отошел от общения с Игорем совершенно спокойно. Никто не мог сказать, что он сделал это намеренно.
Никто, кроме него самого. Он-то знал, куда гнет, когда стал сдруживать Игоря с этим мальчишкой, а потом все реже и реже влезать в их разговоры. Именно в этом случае пригодилась Олежкина склонность к анализу. Он вел тонкую тактику. Но удивлялся, что и само по себе так все получается...

После этого были снова Западные. Потом Димка лежал в больнице и ходить к Игорю было некогда.
Это было в июле...
А в августе сообщили, что в авиакатастрофе, вместе со своим отцом и другими пассажирами, погибла Саманта Смит...
Пионерский фонд объявил сбор средств на ее памятник. Олег уговорил отца послать на расчетный счет скромную сумму.

Когда Снорри ушел, сообщив о закрытии Хода, Олег уже понимал, что ему будет что вспомнить.
И часто ночами снился пионерский лагерь, Западные: Лив и забавный непоседа Сигурд, Ноккве, Нильс и Аксель, девчонки... Вспоминая Мрачных, Олег вздрагивал. Видя во сне причалы, шхуну, рыбачьи лодки, -- сладко ежился, будто бы от налетевшего ветерка. Снова бродил в рождественской толпе Вердага, ехал паровозиком то к Игорю, то к Поэту и Восточным...
А утром, просыпаясь, всегда вспоминал, что есть на свете Славик с Мишкой, Димка, Валерка, Француз, Лашкова и соседка Ира Троепольская, несколько общих знакомых и целая толпа третьеклашек с Серегой Суховым во главе.

[]

(март 1995 -- ноябрь 1997) г.Омск.






 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"