Мистер Мэнтис не может проснуться. Он ворочается на кушетке в своем кабинете уже битый час и думает, что никак не может уснуть. Несколько раз он встает, выкуривает папироску, отпивает неиссякаемый свой скотч, смотрит на обветшалые рамы окон, временами соскальзывая взглядом с шершавости дерева в непроницаемость стекла, вздрагивает и ложится снова.
Ему грезится, что кто-то выставил его цирковой потехой, выставил прямо по центру арены, и теперь понукает его, грузного, старого, усталого бежать, нестись по кругу вместе с окриками непоседливого седока. Мистер Мэнтис улыбается и открывает глаза. Он знает, что назавтра он отдает любимую лошадь Андрея цыганскому барону. Барон не торопится, то старые счеты, которые всегда можно уладить полюбовно, да и лошадей у него хватает. Мистер Мэнтис знает это так же хорошо, как хороша лошадь, но Андрей слишком привязан к ней, а это может помешать его образованию. Мистер Мэнтис вновь встает и, переворошив бумаги на столе, закуривает трубку.
В окружении бледных петель дыма, он понимает, что совсем не чувствует привычного запаха табака, как не чувствует знакомого пламени на языке, когда он задерживает во рту глоток виски, прежде чем пропустить его дальше в горло. Он вспоминает, как с вечера миссис Мэнтис настоятельно просила его не засыпать сегодня в кабинете, во избежание последующих болей в спине, которые так расстраивают ее. И тем больше, когда мистер Мэнтис наотрез отказывается вызывать доктора, предпочитая полежать пару часов на ковре, на полу в гостиной, хотя и знает, что это не спасает.
Он вспоминает, как раздосадованный обнаруженной ошибкой в подсчетах (ошибка, возникшая в самом начале огромного счета за прошлый месяц, привела к возникновению огромного количества дальнейших ошибок, которые, чтобы теперь исправить надобно будет забыть, вернуться в начало и начать счет заново), отчаявшись переправить все бумаги сегодня же, минуя детскую, сразу же направился в спальню и лег спать.
Он вспоминает, что уснул очень крепко, и даже обычные коловращения миссис Мэнтис не беспокоили его. Мистер Мэнтис понимает, что на самом деле, он спит в своей постели, рядом с посапывающей миссис Мэнтис, и ему снится сон, как сидя на кушетке в своем кабинете, выпуская бледные петли дыма, он смотрит в окно, выходящее в сад, и вспоминает свою недавнюю поездку в Петербург. То было нежное начало лета, когда сады утопали в цветении, благоухание разносилось повсюду, как песня в поздний час, и мистер Мэнтис ехал на поезде в Петербург.
Вызов был срочным, и мистер Мэнтис, зная, как серьезно относятся к таким делам в Петербурге, еле успел купить билет в купе, как продажа билетов была прекращена. Поезд пыхтел и выдувал пар, будто был рассержен, и это разимо отличало его от всех присутствовавших на перроне. Толпы провожающих толпы отбывающих плакали, смеялись, суетились так близко, так шумно, так навязчиво, что мистер Мэнтис успел вновь почувствовать себя лишним здесь.
Недокурив сигареты, он прошел в вагон. Несмотря на людское столпотворение на перроне, внутри вагона было еще теснее, да к тому же и душно. Пройдя по нескольким парам ног, дважды успев залиться краской от столкновений с охающими дамами, он наконец добрался до своего купе и с тяжелым вздохом, опустился на свое место.
Поезд был скорый, что означало, что через какие-то восемь часов мистер Мэнтис уже будет присутствовать в своей конторе, и наконец займется делами. Так же это значило, что все эти восемь часов ему нужно будет провести в компании неких дам, что в данный момент заполоняли своими юбками добрую часть отсека, в который, как ни надеялся, мистер Мэнтис, билеты не были утеряны, нагло вырваны из рук и унесены порывом ветра, случайно порваны, сожжены или просто забыты дома - всеми, кроме него. Но вот разложены вещи и дамы рассажены на креслах напротив него, как рассажены пионы в саду миссис Мэнтис.
Роза Куши, младшая из дочерей мадам Куши, сидит слева от нее, у самой двери. Это место досталось ей по младшеству, когда мадам привычно заняла центровое кресло, а старшая сестра примостилась по правую ее руку. Старшая сестра, имени которой он не запомнил, сидела у окна, и смотрела куда угодно, но только не в окно. Казалось, что именно это и приводило ее младшую сестру в такое волнительное и подвижное состояние. Но мать была недовольна Розой, и все в купе это чувствовали. Знала это и она, но, помня суровый нрав матери, и об очередном готовящемся ей наказании, в этот раз она не собиралась безропотно соглашаться, не считая себя повинной. Всё в ней кричало об этом несогласии, о возмущении, которое бурлило внутри, но не находило иного выхода, кроме как перекатывать по ее сливочному личику сменяющие друг друга эмоции. Она краснела, огромные синие ее глаза сужались, взгляд останавливался где-то в пустоте, она слегка подергивала головой, беззвучно шевеля губами в задумчивости, как вдруг все это незаметно, без всякого перехода превращалось в краткую, пугливую улыбку, которую будто бы кто-то мог посметь отнять у нее. Она пыталась утаить ее, надувала щеки, чесала нос и опять впадала в задумчивость.
Временами она будто возвращалась в это купе, обнаруживая себя на том же самом месте, возле матери, как и минуту, как и десять назад, и все было по-прежнему здесь, и брови ее удивленно ползли вверх, а нижняя губа подпирала верхнюю. В такие моменты, мать отвлекалась от старшей сестры, поворачивалась к Розе всем телом, поскольку вся поза ее жилистого тела имела положение, отвернутое от дочери, и начинала вполголоса говорить с ней. По заострявшемуся носу дочери было понятно, что мать вновь поднимала вопрос, в котором они столкнулись и обе не желали уступать. Мадам Куши медленно, но резко выговаривала фразы, смысл которых не доходил до мистера Мэнтиса из-за шума, который заполонял купе. Было жарко, и ветер, влетавший в открытое окно, подхватывал слова мадам Куши, и уносил их в приоткрытую дверь в коридор, оставляя взамен только стук колес. Роза молча кивала.
Мистер Мэнтис просыпается и понимает, что это был сон. Ему нравится этот сон, он хочет перевернуться на другой бок, чтобы уснуть вновь, но замечает на себе чей-то взгляд. Роза Куши, семнадцатилетняя воспитанница пансиона, сидящая напротив, разглядывает его в упор.