Аннотация: Рассказ был написан для литературного марафона Интернационального Союза писателей. Победил в составе пакета из пяти рассказов.
- Стоять! - Лисовский выдернул пистолет из кобуры и выстрелил в воздух.
Солдаты остановились более от неожиданности, чем от испуга. Стоя в распахнутой шинели на пронизывающем весеннем ветру с трофейным "Маузером" в руке, Сергей Лисовский молча смотрел на бойцов своей полуроты, замерших неровным полукругом. Он прекрасно понимал, что все его попытки остановить братание тщетны, но и промолчать было невозможно.
- Вы бы, господин поручик, отошли, да не мешали, покуда мы тут замиряться будем, - заговорил немолодой уже ефрейтор. - Человек-то вы неплохой, хочь и офицер, незлобивый. Ваше дело сторона...
- Назад, я сказал, - Сергей почувствовал, как дрожат его руки, и сжал деревянную рукоятку пистолета так, что костяшки пальцев побелели. "Как же его фамилия? Смешная такая, птичья, кажется," - вдруг ни к селу, ни к городу подумал поручик.
- Накомандовалися ужо! Будет! - молодой солдат в сбитой набекрень фуражке сплюнул сквозь зубы. - Хватит с нас благродей! Прошло ваше время, теперича другая жизнь настает.
- Это какая же? - Сергей говорил тихо, но его голос был хорошо слышен в наступившей вдруг тишине.
- Какая? А хошь, покажу? - все тот же парень шагнул вперед и поудобнее перехватил трехлинейку с примкнутым штыком.
Лисовский, конечно же, не мог упомнить в лицо всех солдат, но этого он приметил. Из городских, кажется, на фронт прибыл недавно, не больше месяца назад. Сам весь разагетированный он тут же начал вести пропаганду среди сослуживцев. Сергей имел сильное подозрение, что и нынешняя авантюра с братанием - его рук дело.
Поручик Лисовский никогда не отличавшийся излишней строгостью, а тем паче жестокостью к младшим чинам, был до сего момента в роте довольно популярен. А потому, когда он поднял глаза и молча оглядел собравшихся вокруг солдат, принесших кто хлеб, кто бутыль для обмена с австрийцами, многие потупились и отвели взгляд.
- А ну, благродь, давай сюда пистолет! - похоже, оппонент Сергея тоже почувствовал замешательство сослуживцев и решил перейти в наступление. Он направил винтовочный штык в грудь поручика и попытался поддеть им "Георгия" в петлице. - Ишь, понацепляли на себя...
- Не ты надел, не тебе и снимать, - поручик перехватил винтовку у основания штыка левой рукой и отвел в сторону, "маузер" он продолжал держать в опущенной правой.
- Тех, кто понадевал, ужо не сыскать. Драпают, токмо пятки сверкают!
Солдат неловко рванул трехлинейку, но выдернуть ее из руки поручика не сумел. Услышав за своей спиной смешки, он покраснел, как полевой мак, и, схватившись за винтовку уже двумя руками, дернул изо всех сил. Видя это, Лисовский упредил его движение, оттолкнув от себя дуло так, что солдат чуть не свалился назад. Наблюдавшие эту сцену бойцы захохотали в голос.
- Ах так, значит, пошутить решил... - солдат задохнулся злобой. - Так ведь и мы схохмить можем! Матросы-балтийцы вон славную шутку сыграли давеча. Думаешь, у нас так не получится?!
Весть о кровавой расправе, которую учинили матросы над своими офицерами в Кронштадте и Гельсингфорсе, облетела недавно весь фронт. Эти новости будоражили солдат, и без того не желавших воевать, и заставляли офицеров внутреннее холодеть, задаваясь вопросом "Когда придет мой черёд?"
- Отчего же, получится. Дело-то нехитрое, - пожал плечами Сергей. Он по-прежнему оглядывал свою полуроту, совершенно не желая смотреть на провокатора.
- Слышь, Петро, оставь его в покое, - подал голос все тот же ефрейтор. "Синица! Его зовут Николай Синица," - вдруг вспомнил Сергей. - Тебе ж сказано: человек дельный, справедливый, нашего брата зазря не трогает. Да и крест у него честный, без дураков.
- Все у них честное, только в дураках потом солдат остается!
- Да не кипишуй ты! Служба у него такая, вот и не пущает, - видно было, что старому солдату неловко перед поручиком, да и досада на Петра брала.
- У меня-то служба, а у вас что? Ведь это измена! - Сергей в упор посмотрел на ефрейтора, который под его взглядом как-то съежился и сник.
- У вас своя правда, ваш-благродь, у нас - своя. Раз австрияк воевать не хочет, так и нам до дому пора. Времена смутные, бабе одной с дитями не выдюжить. Да и нет боле на Руси царя-батюшки, кому служить...
- Да что ты перед ним звиняешься! Поднять на штыки, и дело с концом! - Петр яростно рубанул рукой воздух.
- Уймись, говорю! - Синица схватил солдата за плечо и дернул назад.
- Да он же нам в спину стрелять будет, только мы за окопы сунемся!
- Не будет. Этот не будет.
Петр ещё упирался, но Сергей чувствовал, что критический момент личной опасности для него уже миновал. Солдаты его полуроты, происходившие в основном из крестьян, были народом добродушным, простоватым и не жестоким. Другое дело, если находился человек, способный завести и натравить их, разбередив старые обиды.
- Гляди-ка! - сидевший на краю бруствера солдат замахал руками, указывая в сторону противника. - Австрияки вышли! Белой тряпкой машуть.
И верно, над окопами противника поднялась палка с привязанной к ней некогда белой рубахой. Не по-апрельски злой ветер развевал самодельное мирное знамя, стараясь сорвать его с древка, будто был заодно с поручиком.
- Пошли, ребят! Австрияк - человек точный, опозданий не любит, - ефрейтор поправил фуражку, подхватил бутыль водки на обмен и первым шагнул к брустверу, увлекая за собой и Петра.
Сергей стоял и смотрел, как солдаты, побросав винтовки, выходят навстречу такому же, вооруженному лишь свиной колбасой да "конфектами" неприятелю. После первых настороженных приветствий встретившиеся на ничейной полосе люди начали обмениваться гостинцами и угощать друг друга папиросами.
"И как они только договариваются, черти!" - в отчаянии думал Сергей. Дело меж тем дошло до бутылей, которые, видимо, решили распить тут же все вместе. Сил смотреть на это безумное разложение у Сергея не осталось, и он, повернувшись спиной к братающимся, сел на осыпающийся откос траншеи и, упершись локтями в колени, в отчаянии уронил лицо в ладони. Просидев так некоторое время, он почувствовал, что все ещё сжимает в руке "Маузер", рукоять которого больно впивалась в кожу на виске. Отведя руку в сторону, поручик принялся разглядывать пистолет. "Застрелиться к чертям!" - мелькнуло в голове. Но подумав о жене и сыне, оставшихся в Петрограде, Сергей отогнал эту мысль.
- В рубашке родились, Сергей Алексеич. Я уж, грешным делом, подумал: всё, порешат они вас.
Сергей поднял голову и посмотрел на стоящего перед ним штабс-капитана. "Но, однако же, вмешиваться не стал," - закончил он про себя. Штабс-капитан, между тем, опустился рядом с ним на землю.
- Это все бессмысленно, поручик. Солдат теперь уже ничто не удержит. Слышали? "Новая жизнь" у них настает. У них, значит, новая начинается, а у нас, похоже, старая заканчивается. Погибнуть от вражеской пули дело честное, житейское, но от рук своих же солдат... - штабс-капитан сокрушенно покачал головой. - Мерзавцы, каковы мерзавцы! Раньше за такое без суда расстреливали!
- Вот и дорасстреливались, - горько заметил Сергей.
- Слыхали, что произошло у артиллеристов в полку? - словно не слыша его, продолжал собеседник. - Капитана Яблокова солдаты его роты штыками закололи только за то, что он двух пойманных дезертиров приказал в карцер посадить. А вы братания останавливаться кидаетесь, Сергей Алексеич. Да черт с ними! Пусть идут. Всё одно, не армия, а балаган какой-то!
- А что командование артиллерийское?
- По поводу Яблокова-то? Да ничего! Что они могут сделать?! Полковник, как узнал об этом, дал шпоры коню и до самого штаба так тремя крестами и вышивал*. Теперь оттуда приказы шлёт, которые никто не исполняет.
Сергей только головой покачал и вновь пристально посмотрел на "Маузер". Штабс-капитан перехватил его взгляд и, кивнув головой, проговорил:
- Я тоже уже думал об этом. Но пока остается хоть какая-то надежда на восстановление порядка, на то, что хотя бы в армии все останется по-старому...
- Не останется, Григорий Романович. Уже поздно. Тот момент, когда все это, - Сергей махнул рукой в сторону беспечно распивающих водку и обнимающихся с противником солдат, - еще можно было остановить, давно упущен. Нельзя обрубить судну якоря, а потом клясть ветер за то, что уносит корабль прочь.
- Эко вас на философский лад повело, - его собеседник покачал головой и, поднявшись на ноги, выглянул из-за бруствера. - Ну что ж, поживем, увидим. Кажется, братание завершается: водка, видать, закончилась. Пойду я от греха подальше. Вы со мной? Ну как знаете, поручик.
Сергей поглядел в спину уходящему штабс-капитану, а потом поднял взгляд к пасмурному небу, с которого уже начинали срываться первые капли дождя. Резкие порывы ветра обжигали лицо, заставляя щурить слезящиеся глаза, трепали полы шинели и все норовили сорвать с головы фуражку. Возвращающиеся в свои окопы солдаты проходили мимо, а Сергей все сидел и думал о том, что принесет ему этот холодный весенний ветер 1917 года.
------------------------------
* Аллюр "три креста" - В армии галоп носил неофициальное название "аллюр три креста". Когда командир вручал посыльному пакет, на нем указывалось время отправления в часах и минутах, а также - указание, с какой скоростью донесение следует доставить. Это символически обозначалось при помощи креста. Незамедлительный галоп обозначался тремя крестами (+++).