Аннотация: Но должно ли существовать нечто, над чем можно танцевать, уносясь в танце? Ф. Ницше. "Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого".
"Крыло бабочки".
Рассказ.
Автор: Павлович Наталия.
"Страус бежит быстрее самой резвой лошади, но в тяжелую землю еще прячет он голову свою: так и человек, который не умеет еще летать.
Тяжелыми называет он землю и жизнь; ибо так хочет Дух Тяжести! Но тот, кто жаждет стать легким, стать птицей, тот должен любить самого себя: так учу я.
Конечно, любить не любовью больных и немощных, ибо у них даже себялюбие - зловонно!
Так учу я: надо учиться любить себя - любовью здоровой и святой, чтобы оставаться верным себе и не терять себя".
"И поистине, это вовсе не заповедь на сегодня и на завтра - учиться любить себя. Напротив, из всех искусств это самое тонкое, самое мудреное, самое высшее и требующее наибольшего терпения.
Ибо достояние свое всегда хорошо спрятано от самого себя, и из всех сокровищ последним выкапывается всегда собственный клад; таково действие Духа Тяжести.
Едва ли не с колыбели дают нам в наследие тяжелые слова и ценности: "добро" и "зло" - так называют наследие это. И во имя их прощают нам жизнь нашу.
И потому допускают детей до себя, чтобы вовремя не дать им полюбить самих себя: таково действие Духа Тяжести.
И мы - мы доверчиво тащим то, что взваливают на нас, тащим на огрубевших плечах по суровым горам! И когда мы обливаемся потом, нам говорят: "Да, жизнь трудно сносить!".
Но только человеку трудно нести и выносить себя! И все потому, что тащит он на плечах своих слишком много ненужного. Подобно верблюду, становится он на колени и дает, как следует навьючить себя.
И особенно трудно тому, кто силен, вынослив, способен к почитанию, - слишком много чуждых, тяжелых слов и ценностей навьючивает он на себя: и вот - жизнь представляется ему пустыней!"
"Ибо вот учение мое: кто хочет научиться летать, тот должен сперва научиться стоять, и ходить, и бегать, и лазить, и танцевать: нельзя сразу научиться полету!"
Фридрих Ницше "Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого".
I
Женщина встала напротив ничем не занавешенного, пустого окна. Ее обнаженная фигура попадала в свет луны. Из окна были видны точно такие же типовые дома-многоэтажки, как и тот, в котором она сейчас находилась. На улице лежал снег. "Да" - подумалось ей, - "вот и пришла зима. Время бежит! Так же я стояла, когда шел летний дождь, а потом когда по тротуару рассыпались желтые листья, а теперь снег и холода". Он неожиданно оказался рядом с ней. Обнял за плечи.
- Смотри! - обратил мужчина ее внимание на ясное ночное небо, и указал рукой на большую яркую точку. - Это планета Юпитер. Она приближается к созвездию стрельца! А вот, видишь, немного в стороне скопление звезд?
- Вижу. Это большая медведица? - откликнулась подруга.
- Нет! Ни один из ученых еще не понял, что это созвездие на самом деле! Я его открыл!
- Да ну! - не поверила она, - ты меня разыгрываешь! С чего ученые не знают об этом? Все, что существует, уже давно открыто не нами! А ты ведь не астроном.
- Нет, правда! - упорствовал он.
- И как же ты его назвал? - полюбопытствовала она с ноткой иронии в голосе.
Он очертил рукой в воздухе форму созвездия.
- На что это похоже, как ты считаешь?
- Не знаю - Алиса пожала плечами.
- Крыло бабочки! Оно похоже на крыло бабочки. И я так его назвал.
Она искоса посмотрела на него. - "Что это?" - ирония и недоверие сменились удивлением, - "романтика? Поэзия души? А когда-то он говорил, что романтика, это чушь.... На самом деле ничего подобного нет, это выдумки поэтов. Слишком красиво, чтобы существовать". Она тогда еще заметила ему, что он озвучивает в некоторой степени мысли Ницше о том, что "поэты слишком много лгут", так высказывался Заратустра, вернее Ницше устами Заратустры. Но она возражала тут же тем, что сам Заратустра был поэтом. И, здесь смысл совсем не в том, что "все поэты лгут", а в том, что, зная мир со всеми его недостатками, тем не менее, у поэтов есть одна особенность - видеть этот мир прекрасным, преображать его в своем воображении. Это просто особый дар, который не всякому дается. Вот в чем суть.
Потом они долго любили друг друга. Для нее это были самые счастливые минуты. Возможность касаться тела, сжимать его своими стройными молодыми ногами, если он находился сверху, всматриваться в немолодое, но почему-то так привлекавшее лицо. В полумраке глубокие морщины разглаживались, и она видела, будто он молод, как на черно-белой фотографии двадцатилетней давности, которую однажды ей показал. Женщина с упоением вдыхала его запах. Она любила его. Ему было сорок восемь лет. Ей - двадцать семь. Когда-то, будучи подростком, она читала "Джен Эйр". Смотрела старый фильм с Тимоти Далтоном. И восхищалась только им. Последний любовный аккорд затих в полночной тишине. - "Почему это не может продолжаться вечно?" - пульсировало в ее голове. Она глубоко вздохнула.
- Чего ты вздыхаешь? - шепнул любовник.
- Так. Пойду, налью себе еще вина.
Выскользнув из постели, с растрепанным рыжим волосом чуть ниже лопаток, двинулась кошачьей походкой к кухне. Попав в полосу света льющегося из холла, на миг, словно прожектором, выхватило из тьмы стройное великолепно сложенное тело. С бокалом в руке, вернулась обратно, сделала несколько глотков и поставила бокал на тумбочку.
- "Подкрепите меня вином, освежите меня яблоками, ибо я изнемогаю от любви!" - процитировала из книги песней Соломона Алиса.
Затем легла, свернувшись калачиком под теплым одеялом. Помедлив мгновение, развернулась, прижалась к нему дышащим жаром, телом. Он сжал ее тонкую кисть пальцами.
- Тебе завтра на работу, - неожиданно констатировала подруга, - давай спать. - Только выключи, пожалуйста, свет в холле, он мне мешает.
На самом деле ей не хотелось спать. Она вспоминала. Под полуопущенными ресницами проплывали разнообразные картины. Лето. Июль месяц. Тогда, в первую их встречу, в самом начале, пару часов, он не казался ей удивительным. Совсем наоборот. Ее неприятно поразило его лицо с печатью усталости. Лицо, на котором время оставило свои следы. Женщина была смущена их разницей в возрасте. - "Что я могу делать рядом с ним?" - размышляла она. Но, уже не могла уйти, еще не осознавая того, что успела попасть под действие его обаяния. Он много и интересно рассказывал. Они пили текилу, потому, что она любила текилу, и слизывали соль с внешней стороны ладони, запивая томатным соком с каплей соуса "табаско", и обязательно с кусочком лимона на закуску, сидя за массивным деревянным столом; танцевали под плавные ритмы блюза. Ее не осыпали пошлыми комплиментами и недвусмысленными намеками. Было просто легко и весело. Оказалось, что они оба понимают в стихах. Он читал ей Маяковского, а она ему - Анну Ахматову. В ту же ночь, само собой, они оказались в постели. Все получилось естественно, словно знали друг друга тысячу лет. Дежа вю. Она не задумывалась над своими поступками. Ей просто нравилось жить желаниями. На улице шел дождь, барабаня по крыше и стеклам, капли скользили, оставляя прозрачные, едва заметные следы. Через открытую раму в комнату вливался насыщенный влагой свежий воздух с оттенками прелой травы и пыльного городского асфальта. Их постель тоже была влажной, и по коже скользили капли солоноватого терпкого пота. Женщина сказала мужчине, что он ей нравится. Это была правда. Она не солгала ему. Но он никогда не верил женщинам. Ее поразило то, что она открыла в нем. Это казалось странным, почти невероятным. - "Почему? Почему он не верил ей?" - это волновало Алису. По-детски, она всю жизнь считала, что если говорит правду, в ее словах никому не нужно будет сомневаться. Тогда это осознание ощущалось ею, как обескураживающее. В ту ночь Алиса уехала со смешанными чувствами. Ее пальцы сохранили его запах, и, приехав, дома, раздевшись, она долго не могла сомкнуть глаз, почти до рассвета, прислушиваясь к тонкому возбуждающему чувственность аромату. А потом было много дней и тайных свиданий. Они оба были не свободны. Однажды, в одну из таких летних, душных ночей раздался телефонный звонок.
- Выходи - прозвучал в трубке его с легкой хрипотцой, голос, - я покажу тебе то, чего ты еще никогда не видела.
В полусне Алиса натянула на себя льняные широкие брюки, нашарив какую-то майку, одела и выскользнула на улицу. Он сидел в машине с включенными на полную громкость динамиками и слушал "Deep Purple".
- Садись, поехали. - Вместо приветствия весело прокричал он.
- Куда?!
- А не все ли тебе равно?
Она села в машину, и та резко сорвавшись с места, понеслась в сторону моста.
- Ты знаешь, кто это? - спросил Саша.
- Нет.
- Это же легендарная рок-группа! Тебя еще на свете не было, а они уже выступали, а мы, молодые, под нее "зажигали".
Они летели по ночному городу, освещенному неоном, по пустому шоссе, под мощные звуки басов электрогитары. Душа Алисы была полна абсолютно дикого, первобытного восторга. Они ехали и ехали, пока не оказались за чертой города. Там дорога вела между бескрайних полей вперемежку с лесополосами. Свернув с главного асфальтированного шоссе на проселочную неровную тропу, скоро они достигли озера. Вокруг, их обступал сосновый лес. Была такая совершенно удивительная, звенящая тишина. Лишь кузнечики слабо стрекотали в траве. И ветер. Легкий ветер доносил до них густой запах еловой смолы. В неподвижной воде озера отражались звезды. Алиса выбралась из машины и присела на корточки, задумчиво глядя вдаль. Он накинул ей на плечи свою ветровку.
- Замерзнешь.
Она улыбнулась.
- Давай разожжем костер - предложила женщина.
Мужчина сходил за сухими ветками, и через некоторое время огонь весело затрещал, облизывая языками пламени, дрова Алиса протянула ладони огню.
- Угу, - она слегка тряхнула гривой волос, соглашаясь.
Он налил ей порцию в маленькую железную кружку.
- Держи.
Алиса, глотнув янтарной жидкости, мгновенно ощутила, как та разлилась горячей волной по всему телу. Она сделала глубокий удовлетворенный вдох.
- Как хорошо то на земле! Природа, ночь, лунная дорожка на воде, тепло костра, тепло коньяка, тепло твоих рук. Вот, что является радостью жизни! Испытывать каждый миг удовольствие от простых ее проявлений. Жизнь стоит того, чтобы жить!
- Я и привез тебя сюда, чтобы показать свой ночной мир, - хмыкнул Саша.
- А ты умеешь летать? - вдруг задала вопрос женщина.
- Летать? - недоуменно переспросил Саша, - этого никто не может. Что за странные речи?
- Я умею. Это совсем просто. - Алиса понизила голос до заговорщицкого шепота, - необходимо быть легким. "Кто хочет научиться летать, тот должен сперва научиться стоять, и ходить, и бегать, и лазить, и танцевать: нельзя сразу научиться полету!" Но я зря тебя спросила об этом. Наверняка ты умеешь! И не скрывайся. Мне все стало ясно теперь. Только легкий человек умеет радоваться жизни, он не подвержен "Духу Тяжести", которому подвержено большинство живущих на земле. Только легкий человек приоткрыл себя и нашел свое добро и свое зло. - Помедлив секунду, добавила, - поэтому то меня так тянет к тебе. Родство душ. Мы одинаковы. Мы - одни из тех немногих, кто вечно несет в себе сакральные знания.
Он поцеловал ее губы. Рука скользнула ниже, к бедру с ненавязчивой лаской. Женщина сильнее прижалась к его телу. Тогда мужчина поднял ее на руки, и она обхватила стройными ногами его торс.
Не было в эту ночь тонкой чувственности, едва ощутимых прикосновений, а была необузданная первобытная страсть. Дикий танец природы. И вместе с ними танцевали их сумрачные тени.
- "И ложе у нас - зелень, кровли домов наших - кедры, потолки наши - кипарисы". - Провозгласила Алиса, часто дыша, и откинулась на спину.
Что-то инстинктивное, глубоко древнее присутствовало в их любовных играх. Она облокотилась на левую руку, правой - шаловливо взъерошила его темные с сединой волнистые волосы. Заглянула в карие, чуть-чуть насмешливые глаза, провела тонкими пальцами по небритой щеке.
- Мне нравится твое крепкое, с широкими плечами коренастое тело, - шепнула она жарко. - Я обожаю тебя! Ты - самый лучший.
- Зачем ты обожаешь меня? В чем смысл, и что тебе это дает?
- Я обожаю тебя, это значит, что мое сердце открыто. Я верю в сердечность, верю, что совокупляться надо только с теплотой. Если мужчины и женщины будут отдаваться друг другу с теплым сердцем, все получат удовлетворение от этого. А холодные совокупления не приносят ничего, кроме вырождения, душевной пустоты и смуты.
Так говорила она.
Потом,
На многоголосый суетливый город опускалась осень. Северные ветра гоняли по небу парусники облаков, с немым отчаянием летели, срываясь с почерневших ветвей, листья. Алиса неторопливо шла по улице, мимо всевозможных витрин всевозможных магазинов, в своем светлом пальто и темной шляпе, кокетливо сдвинутой на бок. На душе у нее развелась слякоть. Был понедельник, и в памяти услужливо всплыли строки Анны Ахматовой:
"Двадцать первое. Ночь. Понедельник.
Очертанья столицы во мгле.
Сочинил же какой-то бездельник,
Что бывает любовь на земле".
Она немного помедлила. - "А сегодня ж как раз двадцать первое", - припомнила она дату. - "Что-то именно в этот день мне кажется, я особенно согласна с Анной. А возможно, даже и не только в этот! Конечно, еще не ночь, но в остальном...".
Алиса быстренько набрала сообщение на сотовом телефоне. - "Пусть прочтет", - мысленно улыбнулась она Саше. - "А дальше? Как там по тексту?" Вот:
"И от лености или со скуки
Все поверили, так и живут:
Ждут свиданий, боятся разлуки
И любовные песни поют.
Но иным открывается тайна,
И почиет на них тишина...
Я на это наткнулась случайно
И с тех пор все как будто больна".
Алиса пробормотала последние слова вслух: "И с тех пор все как будто больна".... Мда. Вот я и больна. Человеческие души больны. Они живут в больных телах. А все это только потому, что они разучились любить. И поэтому сейчас у нас больше нет крыльев. Мы их потеряли.
На ее сообщение пришел ответ:
"Мы любим парад,
нарядную песню.
Говорим красиво,
выходя на митинг.
Но часто
под этим,
покрытый плесенью,
старенький старенький бытик".
Спустя несколько минут, телефон пиликнул о прибытии нового сообщения:
"Ишь!
Жених!
- Для кого ж я, милые, женился?
Для себя -
или для них? -
- У родителей
и дети этакого сорта:
- Что родители?
И мы
не хуже, мол! -
Занимаются
любовью в виде спорта,
не успев
вписаться в комсомол.
И дальше,
к деревне,
быт без движеньица -
живут, как раньше,
из года в год.
Вот так же
замуж выходят
и женятся,
как покупают рабочий скот".
Владимир Маяковский.
Алиса усмехнулась. - "Так было всегда, и так будет всегда". - Со вздохом резюмировала она, затем подумала о том, что вечером должна ехать на концерт вместе с Сашей. На сердце стало радостней. Он явился за ней в начале седьмого. Удивительное дело! Словно разверзлись хляби небесные, и решили затопить город в тот вечер. Бесновался ветер вместе с оглушающим по своей силе ливнем. На дорогах, по всюду "пробки", колеса машины скользили, она двигалась медленно в этом беспрестанном потоке таких же машин и дождя. Потом они бежали по мраморному фойе, чтобы не опоздать. На ней превосходно сидело ее темно-зеленое бархатное платье с оголенными плечами, на нем скверно сидела усталая, официальная маска, но он рядом, и она счастлива. Задушевно пел Олег Митяев под гитару. Вернувшись, дома, они тоже пели.
"Просинь отражалась в зеркале оконном
Выцветал от ожиданья лес.
Осень свой обряд вершила по законам
Не суля событий и чудес".
Выводили хором припев. А следующий, Саша подхватил за Митяевским голосом с диска один:
"Помнишь, плыли на пододеяльник листья
С запахами будущей пурги.
Помнишь, я читал тебе их словно письма
По прожилкам лиственной руки".
А она вспоминала парк. Сухую листву, сочно шуршащую под их ногами, солнце, игриво проглядывающее сквозь волнительно и спешно обнажающиеся ветви деревьев, тишину, нарушаемую лишь сорочьим гамом, доносящимся откуда-то сверху. И полное ощущение полета. Оно так знакомо ей, ведь она умеет летать.
Музыка закончилась, и на какое-то время они сидели в полном беззвучии.
- А ты любишь своего мужа? - вдруг произнес Саша, и слова его показались Алисе абсолютно чужими и тяжелыми, словно падающие с огромной высоты булыжники.
- Когда-то - неохотно отозвалась она.
- Когда-то?
- Я любила его за то, что он любил меня. Мне оказалось этого мало, и тогда я разлюбила его, наверное.
- Разве это любовь? По-моему, так это голый расчет. Мы притворяемся, что способны любить, не дав умереть своим иллюзиям относительно любви, притворяемся, что можем идти вперед, не дожидаясь, пока умрут наши пустые ожидания.
- И знаешь, самое ужасное во всем то, что он любит меня до сих пор, - не слушая его, продолжила Алиса. - "Нам легче любить тех, кто нас ненавидит, нежели тех, кто любит сильнее, чем нам хочется". Прав был этот Франсуа де Ларошфуко, тысячу раз прав! Как тяжела мне его любовь, она тянет меня к земле и не дает взлететь так высоко, как хочется. Ведь я лгу. Лгу из сострадания. Я же добрая, - ее рот изогнулся в кривой усмешке. - Ах, как много тяжести в этом! - Женщина горестно сложила руки на груди, и по щеке пролилась одинокая слеза.
- Тихо, тихо! - Мужчина сгреб ее в охапку, стал укачивать, словно больное дитя, - почему же все так, а? В чем соль?
- Он не умеет летать. Он человек. Словно страус, прячет голову свою, и говорит, что ему тяжела жизнь! К чему жить? Сетуя, вопрошает он. Он потерял смысл и цель жизни. Я ж полна радостей бытия.
- Разве раньше ты не видела этого?
- Видела. Но, я хотела научить его летать. Думала он сможет долететь туда, где нахожусь я. - Алиса печально опустила голову.
- "И тех, кого не учите летать, учите скорее падать". - Прочел Саша наизусть слова великого Заратустры.
- Я не могу. В моем сердце слишком много сострадания. И в этом есть все безумие.
- "Не многие могут быть правдивыми. А кто может - еще не хочет". А ты не можешь или не хочешь?
Женщина задумалась.
- Скорее всего, не хочу.
- Значит, тебе выгодно быть доброй и сострадательной! А знаешь ли ты, чего лишаешь себя? "Они уступают, эти добрые, они покоряются, их сердце вторит, их существо повинуется: но кто слушается, тот не слышит самого себя!" Достаточно ли ты зла для этой истины?
- "Один вышел на поиски истины как герой, а добычей его стала маленькая наряженная ложь. Он называет это своим браком". Так же и я. Ищущая истины, и трепещущая от страха при одной мысли найти ее, а что хуже, дать возможность показаться ей во всей своей неприкрытости!
- А ты, я вижу, выздоравливаешь! Во всяком случае, в твоем голосе слышен тон иронии, и ты не скрываешься от себя самой.
- Поэтому то я и летаю. Низко, но летаю. - Мягко улыбнулась Алиса.
II
Она шагнула в темноту. И темнота приняла ее в свое лоно. Она почувствовала струи воздуха под собой, и стала направлять тело по течению тех из них, которые текли в нужном направлении. Было зябко, и это обстоятельство мешало полностью отдаться восторженному ощущению полета. Медленно проплывал город далеко внизу, мерцая миллиардами маленьких разноцветных огоньков. Скоро Алиса почувствовала, что не одна. Мимо пролетали тени. - "Собираются", - отметила женщина, - "надо поторапливаться". Собрав силы, Алиса взмыла вверх, к седым, утомленным бесконечным путем, облакам. Она вообразила себя яркой стрелой, несущейся с огромной скоростью. - "Так то побыстрее будет". Холодные звезды молча смотрели на нее, ехидно перешептываясь. - "Ну-ну" - недоброжелательно звенели они, - "уже не человек, но еще и не птица! Так. Странная хрупкая бабочка. Всем известно, что бабочки только ПОРХАЮТ. Какие уж там полеты!" Алиса сердито уставилась на них, на миг даже позабыв о полете.
- И кто-то же еще называет эти плевочки жемчужинами! - Язвительно отозвалась она, и как ни в чем не бывало, продолжила свое путешествие дальше. А звезды долго нервно-возбужденно подпрыгивали и перемигивались между собой, не зная, чтобы такое ответить. Впереди показалась огромная горная гряда, укутанная белоснежным снеговым одеялом. Стало изрядно свежеть. - "Немного осталось!" - обрадовалась Алиса, и рванула, расходуя последнюю энергию. - "Интересно, а Саша там будет? Никогда его раньше не видела...", - при этой мысли сладко и тоскливо заныло под ложечкой. И тут же Алиса поняла, что совершила ошибку, впустив в свое сердце тоскливые ноты. Она не удержалась на воздушной волне, и кубарем полетела вниз. Упав, больно ударилась коленями о землю, разорвав брючину джинсов. Руки оказались расцарапаны в кровь. Охая и причитая, Алиса поднялась на ноги и осмотрелась. - "До места явно недалеко. Что ж. Пройдемся пешочком!" - Пробормотала незадачливая летунья, и двинулась по камням, отряхивая на ходу с себя пыль. Спустя короткое время, она находилась среди многоголосой толпы причудливых теней, растекшейся по небольшому гладкому плато, которое со всех сторон было закрыто цепью гор. Она поздоровалась со знакомыми, тщетно пытаясь отыскать глазами Сашу. - "Неужели он не бывает?" - удивленно шептала женщина. С тех пор, как они расстались, совершенно внезапно, зимой, прошло около месяца, и Алиса не видела его больше, не общалась с ним, и не получала никаких известий. И не то, чтобы она как-то особо переживала их расставание, ей не было больно или горько, нет, в душе находился светлый покой понимания. И лишь изредка, несколько минут возникала в сердце тоска, и тогда "сосало под ложечкой". Это потеря говорила в ней, потеря равноценного по духу существа, словно она лишилась одного своего крыла. Женщина устало опустилась на камень. Вдруг по толпе пробежало легкое шушуканье. Можно было уловить в нем только одно: "Великая мать". Услышав, Алиса приободрилась. Она знала, кто такая Великая Мать. Та, Которая Знает. Когда появляется Великая Мать, значит, приходит особый момент. Ведь именно для этого они все собираются в заветном месте. Женщина запрокинула голову вверх, взирая на безмолвное ночное небо. Внезапно оно осветилось мягким, не раздражающим глаз, светом. В самой сердцевине свечения обозначилась стройная женская фигура. Фигура плавно приближалась к земле. Тени, словно по команде, застыли в учтивом, глубоком поклоне. Оказавшись на полметра от земли, Великая Мать приветственно махнула рукой. Тени заняли свои обычные позы. Наступила благоговейная тишина. Тени с трепетом ожидали, к кому на этот раз будет обращена речь Великой Матери.
- Если чувства заледенели, если человек больше не ощущает себя, если он отчаялся, то жизнь в фантазиях становится для него приятнее, чем все остальное. Душа начинает обманывать самое себя: она живет в пламени фантазии, а в нем все желания кажутся сбывшимися. Такие фантазии похожи на ложь: повторяй их чаще, и сам поверишь! Есть три рода фантазий. Первые - сладкие грезы, они существуют исключительно для удовольствия, вторые - фантазии - планы, как руководство к действию, и третьи - бесплодные фантазии. Самообман - вот, что такое бесплодная фантазия! Она - пагубна для души.
Великая Мать остановила свой пристальный взор на рыжеволосой женщине. Все тени отступили от нее, с робким интересом, исподтишка, кидая на нее быстрые взгляды. Алиса чувствовала на себе их напряженно-острое внимание, внутренне съеживаясь, испытывая дискомфорт от образовавшейся вокруг пустоты.
- Я боюсь, - еле слышно выдавила из себя фразу Алиса, - и совсем запуталась, - потерянно добавила, судорожно сжимая пальцы.
- Значит, тебе выгодно бояться! - Лицо Великой Матери стало суровым и непроницаемым. - Бояться стать одной, или никому не нужной, или бояться совершить огромное усилие воли, стараясь учиться жить лучше, качественней, не плывя по течению, не ища легких путей, для достижения своей цели, ведь плата за легкие пути - потеря себя. Разрушить то, что делает жизнь СЛИШКОМ надежной, и погружает в застоявшееся болото, сонное царство вечной мерзлоты, когда цели забываются. Цепляние за комфорт, который СЛИШКОМ оберегает тебя, привнося стабильность - неповоротливую, ничего не желающую, кроме сна и еды, жирную свинью! Какое мещанство! - Брезгливо выплюнула она последнюю реплику. - Но это чувство соткано из нитей лжи, поэтому ткань сия призрачна и хрупка! Чего ты хочешь? Есть ли в тебе огонь желания?
- Я хочу быть причиной собственной жизни, являясь Творцом. - Алиса сделала паузу, обдумывая следующее предложение, - и любви. Настоящей.
- Огонь желания поддерживает творение, но разве ты не знаешь, что без разрушения нет созидания? Разве ты не видела Священное Колесо Вселенной? Путь творения - это путь сердца. Творение - череда рождений и смертей. - Великая Мать усмехнулась. - Легко мечтать о совершенной любви и ничего не делать - это как наркоз, от которого можно никогда не очнуться. Ведь необходимо созидать любовь! Это тонкое искусство, душевный труд, требующий великого терпения, не позволяющий трусить, отступать и сомневаться! И, прежде всего требующий главного - любить себя. Вы не выносите себя и недостаточно себя любите: и вот вы хотите соблазнить ближнего своего на любовь к вам и позолотить себя его заблуждением. Один идет к ближнему, потому что ищет себя, а другой - потому что хочет себя потерять. Ваша дурная любовь к себе превращает ваше одиночество в тюрьму.
Можешь ли ты создать себе сама добро и зло? И утвердить над собой волю своюкак закон?
"И утвердить волю свою, как закон", - послышался глухой шепот со всех сторон, он проникал в самые отдаленные уголки души, заставляя сердце трепетать от понимания священных истин. - Иначе ты так и будешь порхать, словно бабочка! - гулко прозвенел чей-то насмешливый выкрик.
Алиса посмотрела в толпу глазами, полными слез.
Великая Мать сделала знак рукой умолкнуть.
- Не должно ли существовать нечто, над чем можно танцевать, уносясь в танце? - Обратилась она к рыжеволосой женщине, мягко улыбаясь, затем обвела пристальным серьезным взглядом толпу. - Я хочу, чтобы вы могли танцевать не только ногами, но и головой! Все ли истины вами правильно поняты?
"Кто хочет научиться летать, тот должен сперва научиться стоять, и ходить, и бегать, и лазить, и танцевать: нельзя сразу научиться полету!" - стала громогласно скандировать толпа теней.
Великая Мать одобрительно кивнула головой.
- Любить - значит учить шаги. Заниматься любовью - значит исполнять танец. - Она позвала Алису занять место рядом с собой. Алиса подошла к ней в смущении.
- Позволь умереть тем ценностям, отношениям, и принципам, которые больше не питают душу. - Произнесла Великая Мать, наклоняясь к ней. - Они заставляют нас семенить, вместо того, чтобы шагать широко и свободно! Позволь одному умереть, а другому родиться. Отпусти то, что должно уйти, измени то, что должно претерпеть изменения. Все созидающие безжалостны.Запомни же и такое слово: великая любовь выше сострадания, ибо то, что любит она, она еще жаждет - создать! Как тяжело или больно тебе бы не было! Созидание - вот величайшее избавление от страданий и облегчение жизни. Но чтобы явился созидающий, необходимы страдания, и многое в жизни должно преобразиться.
Сказав все это, Великая Мать хлопнула в ладоши. Мир на мгновение замер. Затем раздался оглушительный гром, и посередине плато загорелся огонь. В руках у Великой Матери оказался бубен, в который она начала ритмично бить.
- Пойте и танцуйте! - Приказала Та, Которая Знает, - время пришло.
Тени сомкнули несколько колец, опоясывавших огонь. Кольца пришли в неистовое движение. Послышалось разноголосое пение. Алиса присоединилась к остальным. Она чувствовала свое единение с окружавшими мудрыми горами, тенями, танцующими дикий танец природы, огнем, живым и теплым духом, землей под ногами, небом над головой. Она растворилась в бесконечном бытие, в вечном Сознании Вселенной. Она увидела огненное колесо, где Смерть помогает умирающим пересечь границу миров, и помогает рождающимся вновь вернуться на землю. Где осень прекрасна в умирании природы, а весна - в рождении. Кто-то осторожно тронул ее за плечо, возвращая в состояние "здесь" и "сейчас". Женщина обернулась. Перед ней стоял Саша. Они несколько минут молча смотрели друг на друга. Мелькали тени в сумасшедшем ритме, воздух дрожал в безумной какофонии звуков, но между ними время словно приостановилось, будто кадры кинопленки пустили в замедленном темпе. Первой очнулась Алиса. Она зашагала прочь, желая выйти из шумной, веселящейся толпы. Он последовал за ней.
- Я не видела тебя, - обратилась она к Саше, когда они ушли подальше в горы.
- Я старался не попадаться в поле твоего зрения, - честно признался он, слабо улыбнувшись.
- Зачем же сейчас ты нашел меня? - Женщина сложила руки на груди.
- Прости. - Шепнул он, - все так резко, так глупо оборвалось...
- Есть время собирать камни, а есть время - разбрасывать их. - Помедлив, ответила Алиса, подставляя лицо пронзительно-острым, колючим порывам ледяного ветра.
Помню. Конечно же, я все помню. - Произнесла вслух Алиса, нежно улыбаясь, и протянула руки навстречу ребенку. Он сделал по направлению матери несколько шагов, и женщина подхватила его.