После столетий потрясений человечество отправилось к звездам, как и обещали когда-то инкубаторы. Правительство Земли, наполовину представленное ИИ, решило превратить планету в свое представление об утопии, но тени утопии таят множество тайн. И когда миру угрожают пришельцы, о которых не упомянули инкубаторы, одна из этих тайн вышла на свет.
Посреди всего этого в небо смотрит обычная девушка, ищущая во вселенной свое место.
В то время как базовый инструктаж о последствиях и ответственности за высказывание желаний, с этической стороны, обязателен, это требование должно быть уравновешено большим благом для человеческого общества. Учителям запрещено разглашать о системе инкубаторов больше, чем предполагается учебным планом; это ограничение длится до тех пор, пока ученики не минуют возраст вербовки, что обычно оканчивается двадцатью годами. В то время как забота о ваших учениках похвальна, молчание это ваша обязанность как гражданина и как члена человеческого общества. Нарушение этой политики будет встречено немедленно потерей должности с последующими возможными карательными мерами…
— «Универсальные рекомендации для учителей средних школ (12-е издание)», выдержка.
С учетом нынешних военных потребностей, переданных мне ВИИСЛ, мои прогнозы свидетельствуют о том, что производства в скором времени будет недостаточно для удовлетворения совокупного спроса. Таким образом, я рекомендую немедленно сократить распределение квот для всех домохозяйств и гражданских организаций, отсортированных по уменьшению по шкале производительности добровольцев, как указано на прилагаемых диаграммах. Кроме того, диаграмма 5 очерчивает класс товаров и услуг, что теперь будут требовать для приобретения квоты. Консультация с ИИГС указывает, что, несмотря на снижение морали, гражданские беспорядки останутся незначительными. К сожалению, времена изменились.
— Рекомендации Машины производства и распределения (МПР), единогласно принятые ЦЭК в рамках ускоренных процедур.
Сидзуки Рёко медленно открыла глаза, сосредоточив взгляд на потолке над ней.
Хороший был сон, включая и тортик.
Она села и потянулась, высоко подняв одну руку, инстинктивно запросив при этом свой хронометр.
Оказывается, было 10:11:23, информация внедрилась в поток ее сознания.
Она раздраженно заворчала. Надеялась встать пораньше. Ну ладно, не настолько, чтобы ставить будильник.
Выскользнув из-под одеяла, она сунула ноги в любимые кроличьи тапочки, что слегка попискивали при каждом шаге. Они были сентиментально ценны, но она заверяла подруг, что они были «всего лишь подаренными старыми тапками». Ее миниатюрная фигурка, похоже, заставляла их думать о ней как о каком-то ребенке, и она ничем не хотела еще больше подчеркивать это впечатление.
Схватив с вешалки одежду, она начала снимать пижаму. Несколько утомительно; довольно многие из ее одноклассников, особенно мальчиков, были достаточно ленивы, чтобы все время носить одну и ту же самоочищающуюся одежду, каждый день. У других, предпочитающих более личный контакт, были одевающие их роботы.
Ее семья была несколько традиционнее – и менее обеспечена – для такого.
Порой она завидовала взрослым, не в первый раз подумала она, натягивая красивую юбку, что выбрала вчера вечером. Большинство взрослых использовали стандартный режим подавления сна из препаратов и нанотерапии, и, следовательно, спали от трех часов в день до нуля, в зависимости от предпочтений. Тот же самый режим считался возможно небезопасным для четырнадцатилетних вроде нее, и это все равно была не лучшая идея; идеология Управления подчеркивала важность того, чтобы дети каждого нового поколения испытали немного человеческого опыта, даже устаревшие его части. Таким образом, они бы не забыли о своих корнях и не выросли в бездушных постчеловеческих монстров или что-то вроде того.
Правительство всегда беспокоилось о подобном. К примеру, именно идеология Управления отвечала за установленные ограничения на прямую мысленную связь и виртуальную реальность. Они должны были шевелить губами, чтобы говорить, кроме как для заведомо медленных дальних посланий, а временные билеты на активацию ВР-имплантатов были непомерно дороги.
В конце концов, что-то иное было бы нечеловечным.
Хотя, помимо редких моментов слабости, она совсем не против была поспать все эти дополнительные часы. Она не знала, куда же торопятся люди. В настоящее время ничто не стоило спешки, и было все время в мире, чтобы сделать то, что хочется.
Совсем ничто.
Она мыслью приказала шторам открыться, затем оперлась на подоконник, разглядывая городской пейзаж со своей позиции на сорок втором этаже. У нее за спиной тихо распутывались длинные волосы, цепкие нити пробуждались ко дню. Это удобство не ограничивали – удивительно полезны были волосы, поддерживающие постоянную длину, очищающиеся и укладывающиеся самостоятельно.
Порой она чувствовала себя по-настоящему глупо, как квадратный колышек в мире круглых отверстий. В школе ей вбивали в голову: вся человеческая история была историей бегства. Бегства от голода, от нужды, от желаний. Ныне человечество и правда достигло конца истории, наконец-то встав на путь построения идеального общества.
Ей оно не казалось идеальным.
Она взглянула на Митакихару. Город гудел деятельностью, транспортные средства непрерывно двигались на поверхности, по бесчисленным эстакадам и трубам, и, как она знала, глубоко под землей. Воздушные транспортные средства оказались непрактичными и неэффективными – единственным настоящим решением заторов был переход в три измерения.
Пешеходы и велосипедисты переполняли скайвэи, в небе патрулировали дроны и, если хорошо присмотреться, можно было увидеть край заповедника видового разнообразия, ЗВР.
Но ее взгляд неизбежно устремился к звездному порту.
Казалось бы непритязательная структура, плоская и прижавшаяся к горизонту, с немного неправильным названием; звездный порт никого не отправлял в космос, не напрямую. Вместо этого там упаковывали пассажиров в гиперзвуковые челноки, направляющиеся в настоящие порты, окружающие экватор космические лифты. Звездный порт Митакихары имел особенно важное значение, так что он был необычно велик и загружен, самолеты постоянно прилетали и улетали.
Она с тоской посмотрела на него.
В мире, где получить можно было почти что угодно, космические полеты были в настоящем дефиците. Крайне ограниченные и тщательно регулируемые; к примеру, цены на прогулочные полеты были намеренно установлены на абсурдно высокий уровень, чтобы ограничить гражданские путешествия. Если есть желание, можно отправиться туристом – если готов заплатить.
Так было не всегда. Но в нынешнее время космос был зарезервирован для колонистов – и военных.
И правда, взглянув вверх, Рёко даже могла разглядеть проблеск одной из многочисленных оборонных станций на орбите Земли.
Она наклонилась и взглянула в установленный рядом с окном телескоп, сбросив с него покрывало на кровать. Подарок от бабушки, из автоматических моделей, требующий лишь переданную с корковых имплантатов команду, чтобы автоматически найти и сфокусироваться на желаемой цели.
Космическая станция была из новых баки-моделей, называемых так за геодезическую, как у футбольного мяча, форму. Так как военные хорошо секретили спецификации, никто не знал, почему же изменили основную форму, только что она чем-то лучше. Достаточно сказать, что их были сотни, каждая почти наверняка способна отклонить крупный астероид или уничтожить материк на поверхности под собой, и их постоянно совершенствовали, добавляли или заменяли.
Никто не знал, достаточно ли их, или понадобятся ли они вообще когда-нибудь.
Ее одноклассники, ее родители, все вокруг, казалось, счастливы были жить здесь. Казалось бы, бесконечное изобилие, отсутствие серьезных проблем, добровольная плодотворная работа – в настоящее время жители Земли тратили свое время на хобби, становясь художниками, физиками, спортсменами, исполняя мечты, что когда-то заходили в тупик из-за отсутствия возможности, прожигая бесконечные годы своих клинически бессмертных жизней.
Но не она. Она не была здесь счастлива.
Она говорила себе, что преодолеет это, что найдет себе хобби, быть может обзаведется парнем или зациклится на продвинутой теории поля, но этого так и не произошло. Вместо этого она продолжала ловить себя на взглядах вверх, во вселенную, куда, как ей казалось, по-настоящему стремилось ее сердце.
Возможно, когда-нибудь она отправится туда.
– Скорее, Рёко-тян, – сказал отец, появившись у нее в дверях. – Ты уже пропустила завтрак со всеми. Ты же знаешь, что думает твоя мать, когда ты так делаешь. Не заставляй ее ждать еще дольше.
Он не выглядел хотя бы на день старше тридцати, несмотря на то, что ему было больше ста лет.
«Легко придираться, когда тебе не нужно спать», – подумала Рёко, но вслух сказала:
– Ладно, иду.
Она задержалась еще ненадолго, оглядывая горизонт. Затем снова набросила пылезащитное покрывало на телескоп и вышла за дверь, оставив постель заправляться самой.
– Можешь поверить в это дерьмо? – спросил дедушка, когда она вошла в главную комнату.
Это была переполненная комната, предназначенная служить как жилое место, зона развлечений и столовая, с подходящей по случаю модульной мебелью. Многие вещи были дешевы, но в плотном городском центре, как Митакихара, пространство всегда было в цене. Как следствие, большинство семей в городе толкались локтями в чрезвычайно тесных квартирах – и никто не хотел жить за пределами города, потому что это было и дорого, и скучно. Не из-за квартир – они все равно выделялись правительством, и все равно за городом их было гораздо проще получить. С большинством граждан, тратящих правительственный распределяемый доход, разница в ценах между городскими и сельскими районами отражалась в основном в стоимости транспортировки товаров – и, таким образом, товары всегда были дороже вдали от центров производства, в городах. Управление склонно было смягчать разницу, так как оно все равно предпочитало более плотные города за их производительность, эффективность, безопасность для окружающей среды и возможность наблюдения.
Что было лишь одним из многих практических компромиссов теоретической эвдемонии.
– Я же говорила не ругаться при Рёко, папа, – хмуро сказала мать, когда Рёко заняла место за столом.
– Уверяю тебя, в школе она все время слышит и похуже, – упрямо сказал мужчина. – К тому же, ты видела новости? – спросил он, обернувшись указать на появившиеся на временно ставшей стеклообразной стене позади него слова,
– Да, папа, – своим запатентованным многострадальным тоном сказала мать. – Мы все прекрасно умеем проверять свои новостные ленты.
– Какие новости? – спросила Рёко. В отличие от родителей, ей не хотелось, чтобы ей в мозг каждое утро доставляли новости. Считала это отвлекающим.
– Они снова сокращают ресурсное распределение! – сказал мужчина. – Что за издевательство! Я думал, мы живем в будущем! Во всяком случае, так они продолжают нам говорить.
– Не упрямься. Ты же знаешь, какая ситуация, – резким тоном сказала мать.
Она беспокойно постукивала пальцами по столу. Похоже, за столом устроилось угрюмое настроение.
Рёко чувствовала, что что-то не так.
– К тому же, если ты в ближайшее время не передумаешь, – добавила она. – Я уверена, что твое дополнительное распределение легко все перекроет.
В голосе звучал сарказм.
– Послушай, я знаю, что ты это не одобряешь, – сказал старик, сразу же прочтя следующую строку старого спора. – Но я не передумаю.
– Я просто не понимаю, что тебя в этом привлекло.
– Послушай, – вмешался отец Рёко, протянув руку вперед, как будто физически разделяя их обоих. – Давай не будем снова поднимать этот спор. Он взрослый. Он и сам может принимать свои решения.
– Верно, – сказал старик, немного сконфуженный от неожиданной защиты.
– Я просто хочу, чтобы он знал, что нам не нужны квоты, – заверила мать. – Мы прекрасно обойдемся и без них. Я просто не хочу видеть, как ты умрешь, папа.
Прямая фраза испортила настроение всем за столом.
– Я вполне смогу выжить, – сказал старик, уже слышавший это прежде.
– Большинство не выживают, – опровергла мать.
– Хватит уже, вы оба, – попытался вмешаться отец.
– Твоя мать же еще жива, не так ли? – указал дедушка.
По правде говоря, единственной причиной, по которой они это знали, было то, что они еще не получили официального уведомления о смерти. В какой-то момент за последние двенадцать лет женщина просто перестала писать.
– Я знаю, что ты пытаешься отправиться за ней, – возразила мать Рёко с тоской и гневом в голосе, силой выдавливая слова. – Но пожалуйста. Оставь. Она не вернется. Она больше тебя не любит.
– Дорогая! – сказал отец, схватив мать за плечо. Этот комментарий зашел слишком далеко.
– Я не могу быть здесь счастлив, – опустил голову дедушка. – Просто не могу. Я пытался. Быть может, там для меня что-нибудь есть.
Для тех живущих на земле, кто был недоволен своими медицински вечными жизнями, было готовое решение. Кому наскучило, кто не мог вписаться в общество, кто развелся после шестидесяти лет счастливого брака – все они вступали в армию, что приветствовала их с распростертыми объятиями. Естественное предназначение для стремящихся изменить свою жизнь – или найти конец.
И, если по какой-то удаче вы выживете, вас ждет новая жизнь в колониях, стоит вам только захотеть.
Единственным требованием было, чтобы вам было больше ста, так чтобы можно было обоснованно заявить, что вы повидали большую часть того, что может предложить жизнь на Земле.
Вот куда ушла бабушка, и куда теперь собирался старик.
– Пожалуйста, можем мы больше не поднимать этот спор перед Рёко? – взмолился отец. – Она уже слышала слишком много такого.
Старик – который, вообще-то, совсем не выглядел стариком – опустил голову.
Рёко знала, что он чувствует вину за уход, и что она единственная причина того, что он все эти годы заставлял себя остаться.
Она сглотнула.
– Приятного времени в космосе, деда, – сказала Рёко, обнимая его. – Делай, что хочешь сделать. Не вини себя.
Она уткнулась лицом ему в плечо, не желая смотреть на мать. Она говорила искренне, но не хотела видеть выражение ее лица.
Мужчина улыбнулся в ответ на ее слабость.
Он уходил на следующей неделе. Если точнее, в понедельник.
«Верно, – подумала Рёко. – Через сотню лет я смогу последовать за тобой».
Ее мать кашлянула, подхватив завтрак Рёко с ближайшего столика.
– Ну, кстати о сокращении ресурсов, – сказала она, с не лучшей эффективностью меняя тему. – Пищевой синтезатор снова сломался. Этим утром получилось только несъедобное месиво.
– Да, я заметил сухие злаки на завтрак, – сухо сказал отец.
– Мы его посмотрим, – пообещал старик, ссылаясь на себя и своего зятя, пока Рёко без особого интереса смотрела в чашку с кукурузными хлопьями.
– Если на этот раз он не будет нормально работать, чинить его я вызову техника, – сказала мать. – Меня не волнует, насколько будет дорого. Считайте это предупреждением.
Отец Рёко хмыкнул.
– Тогда перекушу в школе, – встала Рёко. – Я все равно хотела блинчиков.
– Ладно, повеселись, – сказала мать, опустошая чашку со злаками обратно в контейнер.
Она была не рада своей дочери.
Рёко помахала им всем на прощание и вышла за дверь.
В коридоре она вошла в уже ожидающий ее лифт. Он спустился на сороковой этаж, где она покинула его, прошла четыре шага и вышла на терминал вылета. Где уже ждал ее райд, личный автоматический транспорт.
Она вошла, двери закрылись, и машина помчалась, вниз по скату трубы эстакады, где она переключилась с собственной силовой установки на использование осциллирующих магнитных полей вокруг.
Рёко приказала сиденью откинуться и улеглась. Она смотрела на солнце над головой сквозь множество искажающих прозрачных слоев, транспортные трубы переплетали небо вверху как продукт огромного оптимизирующего транзит паука.
Машина ускорилась до головокружительной скорости, идеально синхронизировавшись с окружающими ее.
Слишком скоро Рёко смогла выйти на тридцатый этаж своей школы. Ей часто хотелось, чтобы ехать нужно было дольше, чтобы у нее было время посмотреть на небо и подумать про себя.
По правде говоря, в нынешнее время семян сознания и универсального доступа к памяти были и более эффективные способы изучения навыков, чем пребывание в школе. Даже незаменимого личного взаимодействия можно было добиться, просто найдя кого-нибудь живущего неподалеку, кто готов был лично научить вас – и таких было множество по всем мыслимым темам. У людей просто была масса времени.
Нет, дело не в обучении, по крайней мере, не совсем. Дело в общении со сверстниками и, что важнее, выяснении того, чему вы хотите научиться. Как только вам это удавалось, все получалось легко, и вас оставляли практически самих по себе.
Это было невероятно важно, и она все еще этого не достигла.
Она прибыла рано, так что, как и обещала, заглянула в школьную столовую. В век трехмерных пищевых принтеров школьная еда неотличима от той, что готовит ваша мать – если только ваша мать или кто-то еще в семье не занимается традиционной кулинарией как хобби.
Ну, синтезируемая еда была довольно хороша, так что это было не так уж и важно.
– Рёко! – окликнули ее подруги, когда она вошла в помещение.
Она огляделась в поисках источника, столика примерно посередине зала.
Она пробралась мимо других столов, усевшись рядом с Симоной, иностранной ученицей по обмену, что присоединилась к небольшой группе ее подруг. Напротив сидели две другие ее подруги, длинноволосая Тиаки и предпочитающая косички Руйко.
Там ее уже ждал поднос с блинчиками, доставленный автоматической раздачей.
– Ах, как странно видеть тебя здесь, – сказала девушка, подчеркнутый синтаксис заметно стабилизировался внутренним языковым модулем обратной связи, что можно было понять по незначительной задержке перед некоторыми словами. Со временем ей это будет не нужно, но она пробыла здесь всего лишь два месяца, и даже ускоренное обучение было не настолько быстрым.
Рёко кивнула. По утрам она обычно была не слишком общительной.
– Синтезатор сломался, – сказала она, изображая лицом «ничего не поделаешь».
Симона вместе с сидящими напротив сочувственно хмыкнули.
По правде говоря, они с Симоной вполне неплохо могли общаться на человеческом стандартном – интернационализированном и мутировавшем английском – но, в конце концов, изучение местного языка было среди причин того, почему она здесь. И они прекрасно понимали друг друга, со всеми задействованными при этом технологиями.
– Ну, вот эта девушка, – начала Тиаки, указав на Руйко, – только что сказала нам, что хочет быть наноинженером.
– О-о, – вежливо сказала Рёко. – Престижно. Но что случилось с теоретической физикой?
– Оказывается, – сказала Руйко, – продвинутая теория поля мне до слез наскучила. Так что я ее бросила.
– Не нужно заниматься теорией поля, чтобы быть физиком, – заметила Симона.
– Ага, но именно там в физике все самое классное.
Дальнейшее мнение Рёко придержала при себе, подцепив вилкой блинчик с клубникой и шоколадом. Эта учащаяся «наноинженерии» была одной из самых взбалмошных девушек, что она знала, почти без паузы перескакивающая с темы на тему. Наноинженерия была одним из самых сложных предметов, и Рёко была уверена, что к исходу месяца девушка двинется дальше, учиться химии или, кто знает, быть может современному искусству. С ней никогда нельзя было угадать.
– А что насчет тебя, Рёко? – спросила Тиаки.
– А? О, э-э… – начала она, выдернутая из мыслей.
– Она хочет быть космическим путешественником, – сказала Симона.
Рёко предупреждающе взглянула на нее, но ущерб уже был нанесен.
– Да, но это не то, что у тебя получится добиться, – сказала Тиаки. – К несчастью. Что насчет ограничений по возрасту и необходимости вступить в бой – ты же не хочешь всего этого?
– Ну, учись на космического инженера или вроде того, – сказала Руйко, жуя свой завтрак, предполагая, что ответом Рёко будет «нет». – Или, не знаю, что-нибудь связанное с космическими лифтами. Я и сама туда еще не смотрела. Вообще-то, звучит довольно неплохо.
– Может, что-то вроде этого, – храбро сказала Рёко, пытаясь закрыть эту тему.
– Говорю же… – начала Тиаки, взмахнув палочками для еды.
Рёко повезло. Девушка остановилась на середине предложения, когда все они одновременно получили внутренние напоминания, что очень скоро начнется обязательный урок, и невежливо будет опоздать.
– Фу, – подытожила Тиаки, когда они встали уйти. – Обязательный урок это так скучно.
– Это твой гражданский долг, – сказала Симона начинающей скрипачке. – Каждый гражданин должен на базовом уровне понимать науку и знать основные технологии производства на случай, если это будет необходимо.
Остальные девушки закатили глаза.
Рёко ей посочувствовала. Симона как будто зачитывала правительственную брошюру. Однако она подумала, что заметила в голосе девушки намек на иронию.
Хотя обязательный урок и правда служил хорошим целям. Учрежденный в начале нынешней войны, он был предназначен на случай, если война станет настолько серьезной, что правительству придется переключить экономику с того, что называли «эвдемонией», обратно в режим дефицита. Если такое когда-нибудь произойдет, семейные квоты начнут привязывать к производительности, по сути сделав производственную деятельности недобровольной. И если действительно будет плохо, они даже могут вернуться к чему-то вроде капитализма.
Понемногу это уже происходило. Граждане всегда получали дополнительные квоты за определенные виды работ, но эти дополнительные выплаты с каждым месяцем становились все существеннее, так же как и усложнялась система уровней оплаты. В сочетании с непрерывным сокращением базового распределения, это создавало среду, в которой многие обладатели полезных навыков искали оплачиваемую работу, а многим другим приходилось оставлять желания стать археологом или специалистом по чайной церемонии.
Все даже дошло до того, что многие популярные музыканты, ранее с удовольствием бесплатно распространяющие свою продукцию, начали просить у своих фанатов номинальные пожертвования. Подобное происходило повсюду – многое из того, что некогда было бесплатно, снова начинало обзаводиться ценой.
– О чем задумалась? – как всегда заботливо спросила Симона.
– Об экономике, – сказала Рёко.
Девушка рассмеялась, ярко и звучно.
– Должно быть, до тебя по-настоящему добралось начальное обществоведение, – поддразнила она. – Я бы никогда не приняла тебя за специалиста по централизованному планированию.
– Никогда не угадаешь, – с улыбкой сказала Рёко.
Обязательный урок был прерван довольно интересным событием.
Они обсуждали тонкости конструкций легких рельсотронов. В эпоху загрузки напрямую в память кто угодно мог с легкостью вспомнить и пересказать информацию – главный вопрос был в возможности ее применить, и именно в этом они и практиковались. Или же, равнодушными правительственными словами: обучение заключалось в репликации ценных нейронных цепей.
– Вау! – сказал сидящий рядом с окном парень, глядя в него.
Инструктор прекратил диктовать необходимые спецификации, чтобы скептически взглянуть на парня, явно собираясь упреком напомнить ему о вежливости.
Прежде чем ему это удалось, парень резко развернулся и указал на дальнюю стену, вызвав образ того, что он увидел, прямо нарушая политику использования технологий в классе.
Изображение крупнее натурального обладало абсурдной четкостью прямого вывода с сетчатки глаза, демонстрируя картинку с гораздо большим числом деталей, чем человеческий мозг вообще мог воспринять. В центре был ярко-красным очерчен объект волнения, прогуливающийся по прилегающей к их классной комнате пешеходной эстакаде.
И это, кратко говоря, была знаменитость.
Все ученики сразу же кинулись на ту сторону комнаты.
Инструктор пожал плечами, после чего и сам подошел взглянуть. Это было довольно необычно, и вполне приемлемо было проявить немного снисходительности.
– Томоэ Мами! – излишне сказала девушка.
– Что она здесь делает?
– Вау!
– Мами-сама!
– Мы же в ее родном городе, народ. Конечно, она порой показывается здесь. Да ладно!
– Не пытайся выглядеть спокойно. Мами это круто. Ты тоже посматриваешь.
Упомянутая девушка – или, скорее, женщина – была в обычной одежде, а не в одной из двух знакомых по новостным голограммам униформ. Тем не менее, несмотря на то, что все знали, насколько велик ее возраст, она выглядела на девятнадцать, максимум на двадцать, гораздо моложе оптимального возраста, в котором нанотехнологии замораживали большинство взрослых.
Выбор такой внешности был возможен только для волшебниц.
Пока они смотрели, девушка остановилась на полпути и с улыбкой повернулась к ним лицом. Она харизматично помахала, запрыгала ее приметная прическа.
– Да! Мами! – сказали некоторые из учеников, тогда как многие, считающие, что их видят, взволнованно замахали. Окна на этом этаже по соображениям безопасности не открывались, но они все равно закричали.
В отличие от остальных, Рёко спокойно смотрела в окно, хотя она и пробилась на вполне неплохое место.
Она задумалась, каково бы было быть кем-то вроде нее.
«Мне интересно, стоит ли оно того, – подумала Мами Кьюбею, вцепившемуся лапами в ее правое плечо. – Эта прогулка сорвет мое прикрытие».
«Я думал, ты любишь детей», – ответил инопланетный инкубатор.
«Конечно люблю, – подумала Мами. – Но ты прекрасно знаешь о проблемах моего присутствия здесь».
Она помахала классу, по-доброму улыбаясь машущим в ответ подросткам.
«Ну, я нашел то, зачем мы сюда пришли», – сказало существо.
«Так здесь все же есть перспективный вариант?»
«Да, и довольно сильная».
«Нам пойти на вербовку?»
«Нет, не думаю, что это потребуется. Ей нужен небольшой толчок. Если потребуется, отправлю заняться ею другого инкубатора».
Мами прекратила махать и продолжила идти, стараясь игнорировать глазеющих пешеходов, многие из которых останавливались сделать оптическими имплантатами снимок.
«Несмотря на ситуацию, не могу не испытывать облегчения. Мне никогда не нравилась вербовка».
«Чувство, что я не могу понять. Тем не менее, тебе стоит радоваться тому, что есть и другие, делающие за тебя работу».
«Глупо, не правда ли? Чувствовать себя лучше только потому, что я лично этом не занимаюсь. И в то же время мне нравится обучать».
«Это не то, что я могу прокомментировать. Однако в этом случае ты будешь невинна. Эта девушка вполне успешно заключит контракт и без твоего вмешательства».
«Я не чувствую себя лучше – и нет, не говори этого. Я знаю, что ты не понимаешь»,
Весь этот разговор они провели с неподвижными лицами, как если бы они были высечены из алебастра. Для Кьюбея это было типично, но Мами старательно осваивала это на протяжении многих лет.
Достигнув узкой, шириной в одну машину, частной трубы, она шагнула сквозь двери размером на одного человека, закрывшиеся позади нее.
Затем она вошла в свою личную машину, и в ее случае она и правда была ее личной, предназначенной только для ее постоянного пользования и гораздо более крупной, чем обычная модель. Затем, маневром, что восходил к туманам человеческой истории, она вышла с другой стороны в заднюю часть трубы, опершись на корпус машины, чтобы скрыться из виду. Размер машины неплохо помогал в подобных ситуациях.
Она превратилась, окутавшись лентами света, надеясь что яркость события не будет заметна с другой стороны.
Одной мыслью она прошла процедуры авторизации, что были созданы реагировать только на обладающих соответствующими правами доступа – волшебниц с выданными правительством кодами.
Перед ней в трубе сформировалась небольшая диафрагма, впустив звук ревущего ветра.
Их задумывали как быстрый проход для отправляющихся охотиться на демонов волшебниц, но она использовала их для кое-чего совершенно другого.
Она задержала дыхание и выпрыгнула в пустоту.
После обязательного урока Рёко направилась в комнату где, согласно расписанию, специалист ознакомит учеников с основами космической инженерии. Несмотря на собственную критику недавнего предложения, это, вероятнее всего, было единственным ее реальным вариантом, и она уже неделю посещала этот класс, хотя ее подруги об этом не знали.
Но несмотря на весь интерес, что ей стоило к этому проявить, она просто не могла заставить себя заинтересоваться. Весело было обсуждать ядерные двигатели и возносящиеся лифты с точки зрения действия, но детальные принципы работы, уравнения и используемые материалы просто не привлекали ее.
Она хотела исследовать, как европейские исследователи в старину, а не плотничать в доке, собирая корабль.
Как бы она ни пыталась, ей не удавалось проявить к обсуждению более чем любопытства. Вместо этого она размышляла над другой темой.
Быть волшебницей…
Об этом мечтали многие девушки, несмотря на незаконное препятствование их родителей. В конце концов, можно было пожелать все, что захочется, и кроме этого быть уверенной, что тебя будут считать героем. В обмен на это многие, рассматривая стерильную пустоту своих нынешних жизней, с радостью заплатили бы цену.
Что для нее было важнее, волшебницы не были связаны никакими ограничениями на путешествия, ограничивающими лишь обычных людей, хотя от точки зрения зависело, было это благом или проклятием.
По специальной воинской обязанности, принятой почти двадцать лет назад, все новенькие должны были отдать человеческой армии тридцать лет службы, а минимальный возраст участия в бою резко опустили до тринадцати лет.
На службе их будут пересылать по всему местному региону космоса, по планетам и станциям, где не увидеть ни одного гражданского. Помимо этого, в отпуске или после – гипотетической – почетной отставки, они получали те же бонусы, что и все военные ветераны, включающие неограниченные путешествия куда захочется на Земле и ее колониях, и право поселиться где угодно.
Не считая вынужденного присоединения к военным, Земля довольно неплохо относилась к своим спасителям. Они начинали не рядовыми, но младшими лейтенантами, что влияло на их обучение, оплату и льготы, и вполне могли получить повышение при хороших результатах. Они получали специальные жилые помещения, специальных наставников и лучшую чертову психотерапевтическую помощь и наблюдение из возможных.
Вас не отрывали от семьи, как и более человечных солдат. Ваши родители могли прилетать достаточно часто, хоть раз в две недели, в зависимости от местоположения, или никогда, в зависимости от того, что врачи посчитают лучшим для вашего психического состояния.
А во время отпуска ваше окружение будет считать вас героем. СМИ будут писать хвалебные истории жизни, а дети обожать вас. Человечество испытывало вину за свои требования и делало для вас все возможное.
Лишь ваша семья и семьи других волшебниц осмелятся встретить вас с печалью во взгляде.
Строго говоря, это было все, что Рёко должна была знать. Однако невозможно было обеспечить Закон об ограничении информации, и с самым беглым поиском в Интернете легко было получить множество других, запретных фактов и чисел.
И Рёко копалась гораздо глубже чем при беглом поиске.
К примеру, никто не должен был знать о процессе извлечения души или об ужасной связи между эмоциональным состоянием и порчей самоцвета. Никто не должен был знать, сколько погибало в первом бою или до своего первого отпуска. Никто не должен был замечать часто чрезвычайно долгих первых отпусков, призраков во взглядах некоторых впервые вернувшихся или того, как они поглощали кубы горя, как будто бы от этого зависела их жизнь – что, конечно, и было.
Рёко сглотнула.
Тем не менее, несмотря ни на что, она им завидовала.
Ей даже не нужны были уговоры или умопомрачительные силы, хотя они, конечно, подслащивали пилюлю. Такая жизнь казалась гораздо более похожей на жизнь, которой бы она могла наслаждаться, чем та стерильная скучная жизнь, которой она жила. Быть может, там она сможет почувствовать, что делает в жизни что-то, а не сидит без толку.
Но это была мечта, которой она отказывалась увлекаться, даже если потратила время, чтобы изучить о системе все возможное, даже если порой об этом фантазировала.
Выбор инкубатора был чрезвычайно редок, и ничего нельзя было сделать, чтобы привлечь их. Не помогут никакие личные пожелания или общественные мольбы. Нужен «потенциал», и инкубаторы были весьма сдержанны в плане того, что именно приводило к нему. Они выбирали одаренных и обычных, сирот и из счастливых семей и – в колониях – богатых и бедных. Если нет потенциала, они никогда не придут.
Но если у вас есть потенциал, тогда однажды, даже если вы не придумали желания, даже если вы не хотите заключать контракт, появится инкубатор, зачастую с волшебницей-вербовщицей, помогающей убедить вас.
Все, что можно было понять, это что у всех выбранных в момент их желания было глубокое, мощное и личное стремление, которое они считали по-настоящему стоящим их души – но многие разделяющие такую тоску оставались невыбранными, даже если их желания, казалось, идеально соответствовали целям инкубаторов. Никто этого не понимал.
Никто не мог ни развивать этого, ни за это бороться. Не вы вызывали инкубаторов. Инкубаторы приходили за вами.
Так что она не мечтала.
Мами упала на землю после спуска, что лучше всего можно было описать как «контролируемое падение». Она неоднократно использовала многочисленные трубы и строения на своем пути, чередуя захваты лентами и раскачивания, чтобы управлять своей скоростью и траекторией, неуклонно продвигаясь вниз и вперед.
Она была в одном из внутренних колец города, неподалеку от центров производства и исследований, что отвечали за плановую экономику, и неподалеку от звездного порта, через который она прибыла. Во время спуска она миновала «Потребительские товары Сидзуки», «Нанотехнологии Гефеста», «Биологию Хроноса» и, наконец, широко известные исследовательские центры «Зевс» и «Прометей», уникальные для Митакихары.
У всех новых зданий была очевидная общая тема для наименований и, если смотреть снизу, все они устремлялись в небо.
Два исследовательских центра стояли лицом друг к другу, нависая над узкой мостовой между ними, странно лишенной конструкций. В самом низу этой пропасти, прямо посередине, была ее цель.
Уцепившись за часть надстройки здания «Прометея», она начала окончательный спуск, достигнув земли на костетрясущей скорости, что было разумным только благодаря ее улучшенному телу.
Она убрала ленту, а затем и весь остальной свой костюм, и повернулась к тому, что искала: заднему входу старомодной церкви в католическом стиле, аномалии посреди возвышающихся городских суперстроений. Недавно реконструированная и модернизированная, она выглядела гораздо новее большинства зданий такого типа. С этим явно помогли восстановительная архитектура и стекло.
Мами приземлилась в саду в задней части, среди аккуратно ухоженных цветов и винограда. Далеко позади нее оставался почти постоянный шепот поверхностного трафика.
Она вздохнула, вспоминая времена, когда сердце Митакихары было далеко отсюда, а эта церковь была в тихом пригороде.
Ну, все меняется.
«Неужели все это и правда было необходимо? – почти с волнением спросил вцепившийся в ее плечо Кьюбей. – Ты едва не потеряла меня на третьем раскачивании».
– Тебе не помешает легкая тренировка, – на этот раз сказала она вслух. – И не то чтобы тебя можно было убить.
«Тела не дешевы», – сказал Кьюбей.
– Ты знаешь, почему это было необходимо, – сказала Мами. – Так что хватит жаловаться. И я была бы признательна за конфиденциальность.
«Ладно, ладно, – подумал инкубатор, спрыгнув с ее плеча на мощеную землю. – Понял. Увидимся», – добавил Кьюбей, рысью помчавшись прочь.
– Пока, – вежливо сказала Мами, прежде чем сосредоточить внимание на лежащей перед ней задачей.
Она оставила каналы общественного транспорта, потому что хотела избежать сети наблюдения.
Конечно, в воздухе за пределами труб были наблюдающие стражи, но они старательно игнорировали волшебниц, постоянно рыскавших в пространстве между труб, охотясь за добычей. Они знали, что нет никакой необходимости спасать их от падения или чего-то вроде этого.
Что важнее, перемещение этих девушек даже не записывалось, аккуратно вымарываясь из ежедневных записей. Было признано нецелесообразным для общественности иметь возможность выяснить детали о демонической активности рядом с их жильем, опасаясь паники или, с той же вероятностью, попыток наблюдения.
Таким образом, путешествие по воздуху считалось более уединенным, чем при использовании предоставленного правительством личного транспорта или во время прогулки по пешеходным скайвэям.
И у нее были причины сохранить свои перемещения в тайне.
Шагая вперед, она залезла в карман юбки и вытащила старомодный металлический ключ. Это было ненужное усложнение – электронные контроллеры здания наблюдали и вполне могли легко открыть дверь – но реконструктор была удивительно настойчива в таких деталях, как наличие старомодных ключей и замков.
Мами скользнула в коридор, осторожно закрыв за собой деревянную дверь.
Она выделила мгновение вдохнуть запах древесины. В нынешнее время редко где можно было найти дерево, кроме как в лесу в виде деревьев.
Затем она прошла по коридору, эхом доносился далекий голос проповедницы.
Отошла в сторону девушка, пропуская ее, ее глаза распахнулись от узнавания. Еще одна, со странно пассивными глазами, выглядывала из-за угла.
Мами об этом не беспокоилась. Всем здесь можно было доверять.
Она открыла дверь в маленькую комнатку глубоко внутри церкви, спальню на одного человека. Здесь было слишком тесно, почти навевало клаустрофобию, но именно так предпочитала живущая здесь. Девушка вполне могла получить гораздо большую комнату, с большим числом удобств, но решила не делать так по причинам, что она оставила при себе.
Упомянутая девушка, выглядящая едва подростком, сидела на маленькой кровати, казалось, в раздумьях. Она грызла яблоко, слегка подпрыгивал длинный хвост. На столе тихо остывал чайник.
Мами ненадолго задумалась о том, как для нее сейчас молодо выглядела Кёко. Все было по-другому, когда они обе были молоды, но сейчас Мами выглядела заметно старше. Конечно, это было всего лишь выбором – Мами позволила себе повзрослеть до разумных примерно девятнадцати, тогда как Кёко решила навсегда остаться четырнадцатилетней.
И это было среди того, о чем Мами никогда не спрашивала.
Мами открыла рот, чтобы прервать задумчивость девушки, но Кёко удивила ее, заговорив первой.
– Добрый день, маршал, – поприветствовала девушка, не бросив на нее ни взгляда.
Мами нахмурилась.
– Не дразни меня, Сакура-сан, – сказала она.
Девушка лукаво улыбнулась, откинув голову назад.
– Закрой дверь.
Мами так и сделала, и когда развернулась, увидела Кёко уже сидящей на кровати лицом к ней.
– Ну, не стесняйся, – сказала Кёко, похлопав по месту на кровати рядом с собой.
Мами села. Не то чтобы сесть можно было куда-то еще, помимо неудобного на вид деревянного стула.
– Так как дела? – спросила она.
– Неплохо, – сказала Кёко, воодушевленно грызя яблоко. – Крупные главенствующие религии снова подняли шум, но это ни к чему не привело. Эти ублюдки и пальцем не могут меня тронуть и знают это.
Четыре сотни лет «работы над этим» так ни к чему и не привели.
Она протянула Мами яблоко, что та вежливо приняла. Мами праздно задумалась, было ли это выращенное яблоко или синтезированное.
– А как у тебя? – спросила Кёко.
– Все как всегда, – сказала Мами, наливая себе чашку чая. – Встречи, выступления, публичные мероприятия, редкие кампании – ты даже не представляешь, как сложно было выкроить время и прибыть сюда.
Кёко фыркнула.
– Ну, не то чтобы я была менее занята.
Мами улыбнулась и откусила яблоко. Она не вполне одобряла новое направление в жизни Кёко, но не собиралась ничего говорить, не о том, к чему у девушки была столь несомненная страсть.
И если она и правда приносила в жизнь людей мир, то почему нет? Это тоже было среди идеалов, к которым они обе стремились.
– Есть новости о Хомуре? – спросила Кёко, разглядывая огрызок своего яблока.
Мами покачала головой.
– Конечно нет, – сказала она, отпивая чай.
– Просто уточнила, – сказала Кёко.
– Ты каждый раз уточняешь, – без упрека сказала Мами.
Кёко вздохнула, глядя в потолок.
– Порой я скучаю по прежним дням, – сказала Кёко. – Только мы четверо, одни во всем мире, сражаемся с демонами. И никаких осложнений с МСЁ, с правительством, с военными и с пришельцами.
Мами тоже подняла взгляд, позволив себе погрузиться в воспоминания.
– Понимаю, – сказала она. – Как бы ни было больно быть настолько одинокими, кажется, мы и правда были чем-то особенным.
По правде говоря, она испытывала ностальгию, казалось, сильнее, чем когда-либо Кёко, но это было среди того, о чем она никогда не говорила.
– Интересно, где она, – задумчиво сказала Кёко. – Хотелось бы знать, почему она ушла.
– Ищет свою Богиню, – сказала Мами. – Уж ты-то должна это знать.
Кёко раздраженно взглянула на нее.
– Конечно, я это знаю, – горько сказала она. – Но стоило ли ради этого оставлять нас? Где она, Мами? Что она делает?
– Если она не хочет быть найденной, то никто ее не найдет, все просто, – сказала Мами, пожав плечами и отпив чай.
Кёко промолчала, играясь с кольцом самоцвета души на своей руке, пока Мами наблюдала за ней, пытаясь понять, о чем думала девушка.
Скорее всего, она знала.
О том дне двадцать лет назад, что изменил жизнь Кёко.
Ни одна из них никогда не обращала внимания на сумасшедшие пустословия Хомуры о Богине Надежды, ожидающей их в конце Закона Циклов, или на ее мрачные бормотания о состоянии мира.
Как она говорила…
«Давайте! – Хомура часто во время разговора перебрасывала свои длинные волосы. – Хватит ныть! Я потрясена, что она пожертвовала собой ради таких медленных волшебниц, как вы двое! Нельзя не отставать?»
О, да, легко жаловаться на медлительность других, когда у тебя есть волшебные крылья и ты можешь летать.
Но после того, что сделала в тот день Хомура, Кёко поверила. Мами видела это в ее глазах.
Несмотря на все произошедшее в ее жизни, Кёко никогда по-настоящему не отказывалась от религии своей семьи. Она всегда хотела верить, всегда хотела видеть надежду в конце туннеля, но события ее жизни уничтожили ее способность к этому.
До того дня.
В тот день Мами увидела, как крошечный огонек в ее глазах вновь разгорелся в невиданное ею веками жаркое пламя.
Не то чтобы Мами могла с этим согласиться. Конечно, то, что сделала Хомура, внушало трепет, но это было лишь выражением силы ее души, как и у всех них. Не нужно было вовлекать Богиню, чтобы это объяснить.
Но Кёко…
Она с полным энтузиазмом кинулась навстречу своей новой страсти, выйдя на уровень харизмы, которого Мами никогда в ней не видела. Она использовала новое для них внимание общественности насколько это было возможно, непрерывно обсуждая с другими волшебницами то, что она видела, и во что теперь верила.
Как и ее отец до нее, вместо того чтобы быть связанной догмами, она переосмыслила и освежила то, что сообщалось в ее религии и, в ошеломившем всех развитии, в самом деле привлекла последователей, сперва ручеек, а затем и поток.
Конечно, у Культа Надежды была ограниченная аудитория, но по сути это была единственная существующая религия, способная привлечь членов, достаточно удивительное достижение, чтобы получить двусмысленное признание от такой организации, как сама Англиканская Церковь. Кёко и ее последовательницы, говорили они, были заблудшими овцами – полными еретических идей, но с небольшим направлением вполне способные к искуплению. Если посмотреть, эта тщательно продуманная формулировка позволяла Церкви включать ее последовательниц в свое весьма уменьшившееся число, даже если сам Культ был с этим не согласен.
Не то чтобы Кёко это заботило. Она не хотела их внимания, и ей оно не было нужно – не то чтобы они когда-нибудь прекращали пытаться ее переубедить. Несмотря на все их попытки, у нее не было ни малейшего желания становиться зазывалой убившей ее отца Церкви, и у нее было более чем достаточно пожертвований, чтобы держаться самой. В конце концов, именно на эти деньги она перестроила церковь, ту самую церковь, где когда-то давно жила ее семья.
И именно на эти деньги сотни ее последовательниц тратили свои отпуска, просматривая записи и прочесывая человеческое пространство в поисках своего апостола: Акеми Хомуры, что через неделю после того, как помогла спасти человеческую колонию на Эпсилон Эридана и сломала понимание мира Кёко, попрощалась со своими подругами – и исчезла.
Хотя все это не относилось к делу.
– Я тоже по ней скучаю, Сакура-сан, но зачем ты сюда меня вызвала? – спросила Мами, снова прерывая задумчивость девушки. – Не только же для того, чтобы вспомнить. Нет, если ты попросила меня заглянуть незаметно. Что значит, что это дело МСЁ.
Кёко очнулась от задумчивости и краем глаза посмотрела на Мами.
– Ты имеешь в виду Союз? – поддразнила она, кинув почти полностью съеденный огрызок в мусор.
Мами прищурилась. Конкретно это название безмерно раздражало Мами, как будто предполагая, что быть волшебницей это всего лишь работа, а инкубаторы их боссы. Хотя использование термина прекратилось с началом войны, и теперь роли и обязанности волшебниц были по-настоящему ясны. Кёко просто озорно ее дразнила.
– Ладно, ладно, – отвела взгляд Кёко.
Она откашлялась.
– Быть может я чрезмерно параноидальна, – несколько отстраненным голосом сказала Кёко, – но как ты знаешь, у нас сейчас есть несколько исследовательских проектов, посвященных улучшению жизни наших членов.
– Да, конечно, – сказала Мами. – Большинство из них я помогала начать.
Она подавила ухмылку. Когда-то давно она бы посмеялась над идеей того, что Кёко скажет что-нибудь включающее слово «исследование».
Мами крепко задумалась, пережевывая фрукт и приложив палец к щеке.
– Нет, не помню, прости, – проглотив в конце концов, сказала она. – Во всяком случае, без подготовки.
Для них обеих это была неизведанная территория. Очень давно, еще когда только формировался некогда тайный Махо-Сёдзё Ёкай, Хомура возглавляла инициативу по сбору данных, настаивая на том, чтобы все позаботились подробно докладывать о всех до единого боях, в которых они сражались, сколько кубов горя они получили, сколько потратили и так далее. В принципе, больше ни у кого другого не было желания заняться чем-то подобным, особенно после того, как она загоняла их на длинные презентации со статистикой. Большинство считали их поразительно скучными, и Мами до сих пор могла вспомнить, как Кёко каждый раз засыпала в своем кресле, неприлично пуская слюни изо рта.
Еще это вызывало чрезмерные разногласия. Многие из ранних членов были инстинктивно скрытны, и в то время как все соглашались на важности совместной работы, их возмущало, когда Хомура на каждом совещании решительно настаивала на корректировке территорий, реорганизации команд, смене стратегий и всему остальному, что она считала хорошей идеей. Ничуть не помогали широко известные весьма эксцентричные верования Хомуры. Мами, Кёко и Юма буквально годами приглаживали взъерошенные перья, квартира Мами принимала чаепитие за чаепитием.
Она поддерживала Хомуру, но должна была признать, что никогда не была уверена, не было ли это еще одной сумасшедшей одержимостью Хомуры, вроде ее Богини, даже если Кьюбей соглашался, что каждое изменение было «возможно, хорошей идеей».
Через несколько лет она перестала задавать вопросы, так же как и все остальные. Уровень смертности от демонов заметно снизился, а в запасе общих кубов горя начали накапливаться абсурдные излишки, настолько великие, что инкубаторы активно поглощали даже те, что не были использованы.
Совсем не статистика убедила членов. Но осознание того, что каждый раз, когда они встречали другую команду и общались, разговоры о чьих-то смертях или исчезновениях стали практически неслыханными, в отличие от прежней почти определенности.
В настоящее время, хоть Кёко и Мами все еще были уважаемыми руководителями «Союза», они передали все скучные занятия тем, кому такое нравилось.
Однако Юма все еще была этим довольно занята.
– Ну, это понятно, – сказала Кёко. – Я сама только недавно вспомнила. Хотя ты помнишь? Та встреча, когда француженка все стучала по столу, что мы не можем доверять правительству, и все подняли шум. У нее еще была забавная прическа?
В голове Мами зажглась лампочка.
– О, верно, та, со шпильками в волосах, – сказала она, совсем не замечая иронии вспоминать кого-то за их «забавную» прическу. – Теперь помню, – подалась вперед Мами, запрыгали ее волосы. – Она тоже была права. Интересы правительства не совпадают с нашими, и не все были довольны, что мы передали им часть логистики кубов горя, пусть даже это была экстренная мера.
– Точно, точно, – сказала Кёко, не желая снова перебирать причины. – Ну, во всяком случае, я вызвалась использовать ресурсы Церкви, чтобы помочь со сбором данных, раз уж у нас уже есть вся необходимая инфраструктура.
Члены всегда называли Культ Церковью, даже если никто кроме них его так не называл.
– Верно, – согласилась Мами.
По правде говоря, к настоящему времени Культ «вызвался» разбираться со сбором почти всех данных. Это было всего лишь эффективное использование ресурсов, учитывая, как глубоко они проникли в ряды волшебниц.
Мами была не уверена, что об этом думать. В каком-то смысле Культ начал становиться официальной религией МСЁ, и организации никогда не приходилось иметь дело с чем-то подобным.
– Скажу тебе, результаты, – сказала Кёко, наблюдая за лицом Мами, – оказались не такими, как мы ожидали.
Мами склонила голову.
– Хм? – спросила она, левой рукой кинув огрызок в мусор. – Так они и правда пытаются играть в любимчиков?
– Гораздо страннее, – сказала Кёко. – Это…
Она остановилась, решая, как все объяснить.
– Это почти как будто бы что-то произошло с расчетом поставок. Очень редко, но, казалось бы, случайно, команды на передовой оказываются со слишком малым запасом кубов, обычно когда у них даже нет времени что-то с этим сделать. Все это выглядит случайным, и ни с кем не случилось дважды, но из-за этого девушки погибают.
– Хм, – хмуро сказала Мами. – Похоже на компьютерную проблему. Так что все жалующиеся люди в конце концов правы. Нужно немедленно это исправить.
– Вот только компьютеры не совершают подобных ошибок, – сказала Кёко. – Уже не совершают. И просто чтобы убедиться, я отправила несколько девушек изучить компьютерные системы – тайно, конечно же. Насколько они могут сказать, все должно прекрасно работать.
– Все равно может быть ошибка, – сказала Мами.
– Есть еще кое-что, – сказала Кёко.
Она подождала секунду, проверяя, слушает ли Мами.
– Когда мы начали задавать вопросы, мы начали получать много сходных историй. Девушек, что выглядят вымотавшимися, отсылают с линии фронта, и они не возвращаются. Девушек, что испытали эмоциональный срыв, отправляют домой, и они тоже не возвращаются. Тревожащая тенденция.
Мами задумалась над этим.
– Мне жаль этих девушек, – сказала она, – но такое происходит. Просто кажется, что что-то не сложилось.
– Возможно, но все, с кем мы говорили, клялись, что все должно было получиться, – раздраженно сказала Кёко. – И наша статистика сообщает, что числа выглядят странно.
Она вдруг с задумчивым видом подалась вперед.
– Когда я посещала Вольф 359, полвзвода пехоты практически выломали мне дверь, требуя, чтобы я помогла им найти «малышку Саю-тян». По-видимому, они всем рискнули, чтобы притащить ее тело и самоцвет души в безопасное место и с трудом смогли стабилизировать ее, а затем больше никогда ее не видели. Я осмотрелась, но не смогла отследить, куда она делась, что было весьма странно. Мами, двухсотлетние мужики плакали у меня в кабинете!
Она развернулась и оперлась на деревянный столик, удивляясь собственной вспышке.
Мами сжалась, и от истории, и от неудачного имени. Для Кёко оно было не лучшим напоминанием.
Также был не лучший момент указывать, что сравнивая возраст этих двухсотлетних и Кёко, Кёко легко побеждала. Или, скорее, проигрывала.
– Так ты говоришь, что статистики считают, что числа неправильны, – сказала она, пытаясь вернуть разговор к прежней теме.
– Верно, – прорычала Кёко. – Если эти парни каким-то образом облажались с обработкой или попытались потренироваться в «эффективном распределении ресурсов», я им шеи сверну! Этого не было в соглашении.
– Я посмотрю, – сказала Мами, пытаясь успокаивающе поднять руку. – Хотя не могу многого обещать. Даже после стольких лет, для офицерского корпуса я все еще чужак.
– Ты наш главный представитель внутри армии, – сказала Кёко, горящим взором глядя на нее. – У тебя есть права доступа, которых нет ни у кого из нас. Черт, ты даже участвуешь в планировании кампаний и реагировании на кризисы, фельдмаршал. Иногда они даже позволяют тебе возглавлять.
– Знаю, – тихим голосом сказала Мами. – Знаю. Поверь, я понимаю свою ответственность. Но я там только потому, что нам требовался представитель. Я не карабкалась по рангам. Они не считают меня одной из них, и это так. Они не доверяют мне. Мне приходится действовать осторожно.
Кёко откинулась на спину, скептически глядя на нее.
– Кёко, обещаю, я приложу все усилия, – сказала Мами. – Я не говорю, что не попытаюсь. Просто у меня нет прямого контроля над цепью поставок и логистикой, так что я не могу просто сама посмотреть. Мне нужно будет просить людей и рыться в компьютерных записях. Потребуется время.
Кёко вздохнула и потерла затылок.
– Ладно, – сказала она. – Прости, что заговорила об этом. Я тебе доверяю, Мами. Но некоторые из прочитанных историй абсолютно ужасны. Присмотрись, а я посмотрю, что сможет сделать Церковь.
– Ты кому-нибудь еще об этом говорила? – спросила Мами.
Кёко покачала головой.
– Я сказала не распространяться.
Она взглянула на Мами.
– Я созову собрание комитета руководства, чтобы все обсудить, прежде чем раскрыть всем, – сказала Кёко. – Нам нужно решить, что делать.
– Поговори еще с Юмой-тян, хорошо? – сказала Мами, наконец, осмелившись отпить еще чаю. – Может, я и в армии, но она в правительстве. Кто знает? Политики могут оказаться полезны.
– Да, конечно.
Кёко кашлянула.
– Прости что так быстро обрываю наше воссоединение, – сказала она. – Но часы сообщают мне, что меня ждут на проповеди. Вообще-то, я уже на десять минут опаздываю.
– О нет, все в порядке, – сказала Мами. – Я тоже выбиваюсь из графика.
– О, очень жаль, – сказала Кёко. – Я хотела попросить тебя заглянуть.
– Хотелось бы, – сказала Мами, улыбаясь и думая, что она совсем этого не хочет.
– Знаешь, где выход?
– Вернусь так же, как пришла.
Кёко кивнула.
– Не против сходить со мной в кино? – спросил парень.
– Что? – растерянно спросила Рёко, развернувшись взглянуть на парня. Она как раз собиралась уходить вместе со своими подругами, и его замечание появилось из ниоткуда.
– Голотеатр, на двенадцатом этаже, – бегая взглядом, сказал он. – Думаю, сможем сходить на этих выходных. Тот новый фильм, знаешь, э-э, «Акеми», и я подумал, что мы можем посмотреть. Или какой захочешь, не обязательно этот.
Рёко быстро заморгала, затем огляделась, чувствуя молчаливые взгляды Симоны и остальных девушек.
Она подавила свое возможное выражение лица. Она буквально не представляла, как реагировать.
– Если не хочешь, то все нормально, – отступил парень, запаниковав от ее нерешительности.
– Нет, нет, – поспешила сказала она, закрутила головой, не желая казаться холодной…
Гитарист, посредственные оценки, считается довольно привлекательным, невысокий, выплюнул ее разум.
– … Э-э, конечно, почему бы и нет, наверное? – сказала она, не веря, что эти слова вышли из ее рта.
«Нет, нет, зачем я это сказала? Надо было сказать, что мне нужно подумать!»
– О, классно! – с жалким облегчением сказал парень. – Так что, э-э, в полдень?
– Ладно, в полдень, конечно, – с красным лицом согласилась Рёко, желая окончить разговор.
Она с излишней спешкой развернулась уйти, споткнувшись и едва не выронив сумку.
Ее подругам хотя бы хватило вежливости оставить ее в покое, пока они почти не покинули здание.
– Итак, – сказала Симона, когда они вышли к главному выходу. – Мы все об этом думаем, так что я просто спрошу. Не хочешь прокомментировать недавний инцидент?
– Понятия не имею, почему я согласилась, – отвела взгляд Рёко. – Наверное, запаниковала.
Две другие девушки взглянули на нее как на сумасшедшую, но Симона усмехнулась.
– Я так и подумала, – сказала она.
Она схватила Рёко за плечо.
– Хотя все в порядке, – ободряюще сказала она, глядя ей в глаза. – Все не настолько плохо. И если передумаешь, пригласи меня за компанию. Это даст ему достаточно четкую подсказку. Я все равно давно хотела посмотреть этот фильм. Слышала, там довольно неплохие эффекты.
Рёко кивнула, сглотнув. Почему она так взволнована?
– Спасибо, но вряд ли это потребуется.
Симона добродушно улыбнулась.
Рёко шагнула в машину их группы, и остальные последовали за ней.
Они болтали, пока их транспорт направился к недавно открытому парку на другом краю города рядом с заповедником видового разнообразия.
Еще один незамеченный признак времени, что город наконец-то смог выделить новое открытое пространство. Это значило, что население уменьшилось, пусть и немного. Поговаривали, что это может быть признаком того, что в будущем будет проще получить разрешение на рождение. Ей это было не важно; ее родители явно не были заинтересованы в большем числе детей – во всяком случае, пока.
В итоге, в парке не оказалось чего-то слишком уж особого, особенно по сравнению с повсеместными муниципальными зелеными насаждениями. Но, все же, это было что-то. К тому же это был просто предлог пойти повеселиться. Они вышли на поле тщательно возделанной травы, поглазели на птиц и – самое удивительное – беспрепятственный солнечный свет. В этом районе транспортные трубы были намеренно перенаправлены вокруг воздушного пространства парка. С точки зрения трехмерного пространства, парк претендовал на настоящую роскошь.
Остальные удивленно подняли глаза, когда на обратном пути транспорт попросил их подтвердить новое, незнакомое место назначения.
– А, – сконфуженно сказала Рёко. – Простите, я попросила поменять точки назначения. Там живет очень известный физик, и я обещала встретиться с ним. Позже я сама доберусь домой.
Когда она оказалась в указанном месте, дверь открылась, и она вышла, помахав на прощание.
– А, не против, если я пойду с тобой? – спросила Симона, поймав дверь, прежде чем та закрылась. – У меня на сегодня ничего не запланировано. И мне тоже интересно послушать, что он расскажет. Если только он не против?
Рёко внимательно посмотрела на нее, затем покачала головой.
– Нет, все в порядке. Он даже сказал, что если захочу, могу привести друзей.
Она продолжала улыбаться, горячо надеясь, что другие двое не примут предполагаемое предложение.
Те с любопытством посмотрели на них, но улыбнулись и снова попрощались.
Рёко взглянула вслед набирающему скорость транспорту.
– Так где живет этот тип? – через мгновение спросила Симона.
– Нигде, – сказала Рёко. – Я его придумала.
– Я так и подумала, – сказала другая девушка.
«Как будто она всегда знает», – подумала Рёко.
Хотя она промолчала, развернулась и пошла налево. Другая девушка последовала за ней.
Они молча шли по дороге, пока не достигли берега реки, с обеих сторон обрамленного травяными грядами.
Это был тихий район, окруженный промышленными зданиями. Позади них солнечный коллектор тихо впитывал свет солнца, порой прерываемый ветровыми турбинами, выступающими наружу как дерево среди кустов. Река была естественным каналом для ветра, и пусть даже трава там была по эстетическим причинам, к чему терять энергию, если можно ее получить?
Она улеглась на траву, глядя на воду. Они были прямо напротив звездного порта.
– Почему ты пошла за мной? – спросила Рёко. – Вообще-то, прежде чем ты ответишь, как ты вообще узнала, что нужно пойти за мной?
Смуглокожая Симона уселась, затем улеглась, скопировав ее позу.
– Это очевидно, – сказала она. – Зачем бы еще ты была здесь?
– Правда?
Симона изобразила рукой неопределенный жест, задев при этом траву.
Рёко не стала развивать тему.
Симона подняла руку, глядя сквозь щели между пальцами в небо.
– Знаешь, – сказала она. – Я немного увлекаюсь языками, но, на самом деле, не настолько много. Честно говоря, я бы больше предпочла кое-что совсем другое.
Рёко повернула голову, вопросительно взглянув на нее. Странно было слышать такое от иностранной ученицы по обмену, особенно от той, что якобы прибыла ради возможности выучить язык.
– По правде говоря, – сказала Симона, неожиданно переключившись с японского на человеческий стандартный. – Я здесь только для того, чтобы быть подальше от семьи. Мои родители все время спорят. Это ужасно. Думаю, они бы давно развелись, если бы не я.
Рёко взглянула на другую девушку, опершись боком о траву. Что происходит? К чему вообще этот разговор?
– Вот почему я здесь, – со странной улыбкой сказала Симона. – Ну и, может быть, с моим уходом они наконец-то решатся на это. Или, может быть, без меня будут меньше спорить. Не знаю. В любом случае, мне не придется это видеть. Если бы я только знала, как все устроить.
Девушка неловко улыбнулась
– У тебя все так же, Рёко-сан? Ты поэтому так сильно хочешь уйти?
Рёко распахнула глаза, удивленная таким вопросом.
Она села и замотала головой.
– Нет. У меня прекрасная семья, – вслед за другой девушкой ответила она на стандартном.
– Тогда почему?
Рёко оглянулась на звездный порт вдалеке на другой стороне реки. Пока она смотрела, в воздух поднялся гиперзвуковик, в зловещей тишине используя для этого антиграв. Это был лучший возможный вид, если не смотреть изнутри завода.
– Я не знаю, – честно сказала она, схватив одной рукой траву. – Просто я почему-то никогда не чувствовала себя здесь как дома. Но, может быть…
Она подтянула колени и обняла их, когда под внезапным порывом ветра затанцевали ее волосы, как будто бы наслаждаясь прохладой.
«Я не могу тебе этого объяснить, не в твоем возрасте, – сказала ей бабушка, объясняя, почему она уходит. – Я хочу увидеть что-то лучшее, чем эта застывшая Земля. Я хочу новой жизни. Но…»
Женщина приостановилась.
«На самом деле, все это оправдания. Все это верно, но еще верно, что я кое-что потеряла, и я хочу снова это найти. Надеюсь, ты никогда ничего подобного не потеряешь».
Тот разговор был на этом самом берегу реки, гораздо младшая Рёко сжимала пальцы своей бабушки, но Рёко была не в настроении рассказывать об этом.
Хотя это была не единственная причина.
– Я не могу по-настоящему это объяснить, – сказала она. – Здесь меня ничего не интересует. Я не могу сделать ничего стоящего. Люди на Земле ничего больше не делают, только сидят по домам и думают. Здесь я чувствую себя бесполезной.
– Раньше можно было сбежать, отправившись куда-нибудь в другое место планеты, – добавила Симона. – Но не сейчас. Уж я-то об этом знаю. Куда ни пойдешь, Земля сейчас везде одинакова. Заир, Персия, Америка – не важно. Люди говорят на разных языках и стараются сохранять свои культуры нетронутыми, но сейчас на самом деле повсюду одни и те же люди. Одинаковые люди, одинаковые города, одинаковые идеи – монокультура. Если не вписываешься, тебе некуда идти, кроме как вверх.
Слова тревожным образом отдавались в душе Рёко. Каким-то образом она точно знала, что будет дальше.
– По крайней мере, там, – сказала она, заканчивая монолог, жестом указывая в небо. – По крайней мере, там, все еще есть изменения. Люди борются за свое место во вселенной, и правила не определены. Быть может, там есть место быть непохожей.
Симона закрыла глаза.
– Я знаю, что ты понимаешь, – сказала она. – Это единственная причина, почему я решила остаться еще на год. Знаешь, мне не нужно было. Дальше я собиралась отправиться в Аргентину. Год еще даже не закончился, но я уже знаю, что хочу другого.
Она села и посмотрела на Рёко.
– Хотя это не единственная причина, не так ли? – подалась она вперед. – Как и то, что я рассказала о своих родителях. Это правда, но не вся правда, не так ли?
Рёко посмотрела в глаза девушки.
– Убирайся из моей головы, – приказала она.
Симона со смехом откинулась назад.
– Ну, – через мгновение сказала она. – Надеюсь, то, что я собираюсь сделать, того стоит.
– Что? – растерянно сказала Рёко.
– Вообще-то, – сказала Симона. – Мне нужно сказать кое-что еще.
– Так что по-вашему произошло с Акеми-сан? – спросила Мами, запустив себя на платформу выше.
«Это уже двенадцатый раз, когда ты задаешь мне этот вопрос, Томоэ Мами», – подумал инкубатор, крепко вцепившись в ее плечо.
– Позабавь меня, – сказала Мами. – Быть может, на этот раз у вас есть новая информация.
Кьюбей передал мысленный вздох, одну из перенятых обманчиво человеческих манер. Звучало почти раздраженно.
«Нет, Мами, у нас ничего, – подумал он, когда она схватилась лентой за соседнее здание. – Так же как и прежде. Насколько нам известно, она исчезла настолько же полно, как и одна из вас, когда ваши самоцветы души истощаются, вот только ты настаиваешь, что она не исчезла».
Мами открыла рот заговорить, но Кьюбей удивил ее, продолжив:
«Она настоящая загадка. Она исполнила подвиги, что должны были быть далеко за пределами ее сил, после чего беспрецедентным образом исчезла. Ее заблуждения…»
«Грубо так их называть», – перебила Мами, мыслью, а не словами вслух.
Она была не уверена, почему же вдруг так разозлилась, когда Кьюбей назвал заблуждения Хомуры тем, чем они и были.
«Как я сказал, – через мгновение продолжил Кьюбей. – Заблуждения это, среди прочего, вера, не разделяемая более ни одним другим разумным существом. Но даже вера, находящаяся в сознании только одного человека, все еще может быть истиной».
Мами взмыла еще на два уровня, совершив при этом в воздухе кувырок.
– Ты хочешь сказать, что считаешь, что Кёко и Хомура могут быть правы? – пораженно спросила Мами, хотя посреди воздушной акробатики это было непросто продемонстрировать.
«Это весьма маловероятно, – сказал Кьюбей, изо всех сил цепляясь передними лапами. – Но я полагаю, что один из ваших популярных вымышленных персонажей говорил о невозможном и невероятном. И, в конце концов, мы имеем дело с вами, волшебницами».
Мами резко остановилась, лентой бросив себя вперед на часть воздушной трубы четырнадцатого этажа, на сервисную платформу для патрульных дронов. Движение было настолько резким, что Кьюбей чуть не потерял хватку и был вынужден вцепиться ей в спину.
– Кьюбей, – сказала она, вглядываясь вперед и вниз. – Жаль прерывать разговор, но ты это чувствуешь?
Пушистое создание, подтянувшись, вновь появилось на ее плече.
«Безошибочно, не так ли? – подумал Кьюбей. – Миазма».
«И близко», – подумала Мами.
Она указала на место.
– Где отвечающая за этот район команда? – со свирепыми глазами резко спросила Мами, обернувшись взглянуть на Кьюбея, пусть даже у того не было никакого выражения лица.
«К сожалению, сбор ресурсов в последнее время был не слишком хорош. Учитывая отсутствие в этом районе людей, его прикрывают не слишком хорошо. Обычный дневной патруль в настоящий момент на значительном расстоянии. Даже если ты с ними свяжешься, они еще не скоро прибудут».
Он остановился.
«Однако на это у нас есть чрезвычайные планы».
– Команда быстрого реагирования, – приказала Мами. – Мобилизуй их. Местная база должна быть прямо в церкви. Им не должно потребоваться много времени.
«Сообщение отправлено», – подумал Кьюбей.
Мами побежала вперед.
«Что ты задумала?» – подумал инкубатор, в голосе прозвучал оттенок торопливости.
«Я не могу рисковать тем, что кто-то окажется под атакой», – подумала Мами.
«Одиночные действия сами по себе нарушают правила, особенно для кого-то твоего ранга. Это промышленная зона, где люди появляются редко. Это…»
«Я сама писала эти правила! – подумала Мами, готовясь к прыжку. – И брысь уже с моего плеча!»
Кьюбей подчинился, приземлившись на платформу, и Мами нырнула вниз между трубами.
«Кроме того, – подумала она Кьюбею, чувствуя легкую вину, когда позволила себе падать в воздухе. – Скоро у меня будет прикрытие. Сосредоточусь на спасении возможных гражданских и буду беречь себя. Этого ведь достаточно, верно? Я даже могу засчитать это за свой регулярный долг!»
Кьюбей не ответил.
Рёко вопросительно склонила голову.
– Ну, выкладывай, – сказала она, любопытствуя, почему же другая девушка так долго медлит.
– По правде говоря… – нерешительно начала Симона, переключившись обратно на японский.
Рёко открыла рот, чтобы еще немного поторопить ее, но отвлеклась на вдруг появившуюся над ними тень.
Ее глаза распахнулись.
– Я… – начала Симона.
Она умолкла, выдав лишь «Уф!», когда Рёко нырнула вперед и оттолкнула ее в сторону.
– Какого черта… – шокировано начала Симона – а затем и сама это увидела.
Над ними нависла белая фигура, ростом как три человека. Странно нереальная, ее тело проходило прямо сквозь несколько солнечных коллекторов, как мелкое издевательство призрака. Наверху у него была бледная голова, напоминающая монаха, кроме невидимого лица, окутанного мозаичным туманом.
И там, где они сидели, поднимался пар иссушающей атаки демона.
Рёко потянула другую девушку, панически помчавшись вперед, они обе поддерживали друг друга, спотыкаясь на первых шагах.
«Нападение демона! Мне нужна помощь!» – подумала Рёко, отправляя сообщение по аварийным каналам, как их всех раз за разом учили с самого детства. Слева от нее Симона почти наверняка делала то же самое.
Не было никакой гарантии, что сигналы вообще смогут вырваться изнутри миазмы, но если им повезет, они не настолько глубоко.
– Я ни черта не вижу! – сказала Симона. – Эта чертова миазма…
– Сюда! – сказала Рёко, метнувшись влево и утянув их обеих в укрытие за колонной турбины. Они почувствовали тепло новой атаки, светящиеся обломки колонны разлетелись позади них во все стороны.
– Нам нужно двигаться! – сказала Рёко. – Вспомни учебные симуляции!
– Как? – выкрикнула Симона. – Я не видела этих существ и не вижу сейчас! Здесь просто туман и песок и…
Рёко проигнорировала ее, дернув вперед в новом забеге.
– За мной! – приказала она, волоча другую девушку за руку.
〈Уровень адреналина превышает порог〉, – раздался у нее в голове металлический голос. – 〈Активировать аварийный режим?〉
В сознании появилось чувство ожидания, ясно давая понять, что ей нужно дать ответ.
«Да! Давай! Да!»
Нижние уровни ее сознания затопили факты и числа – уровень сердцебиения, запас глюкозы, насыщенность крови кислородом – и, что гораздо важнее, она вдруг поняла, что ее ноги гораздо сильнее, а легкие гораздо вместительнее.
Символы промелькнули перед взглядом, и Рёко как никогда была благодарна за современные технологии. Если честно, она совсем забыла, что у нее была эта подсистема.
Они бежали, не смея оглянуться. Рёко затащила их за еще одну турбину, следом еще один короткий рывок, затем прятки за оградой; к этому моменту Рёко практически тащила другую девушку.
Рёко рискнула взглянуть за ограду и обнаружила, что площадь кишит крупными демонами, некоторые поплыли в их направлении. Было бы смешно предполагать, что невысокая ограда может быть хорошим укрытием.
– Откуда ты вообще знаешь, куда идти? – тяжело дыша, спросила Симона. – Продолжать двигаться, да, но еще мы должны оставаться в том же районе!
– Не сейчас, Симона! – сказала Рёко, пусть даже знала, что Симона цитирует официальную процедуру. – Включи свои улучшения!
– Не могу! – сказала Симона. – Не работают! Миазма мешает или еще что-то!
〈Беги!〉 – приказал механический голос, на ее зрение наложился оптимальный маршрут по пустынной улице.
Рёко уже двигалась, потянув за собой Симону.
– Ты нас убьешь! – сказала Симона, с паникой оглядываясь по сторонам, явно ничего не видя.
– Нас уничтожат, если мы останемся там! – на бегу сказала Рёко. – Я вижу, понятно? Не знаю как, но все выглядит нормально…
Ей в спину ударила жгучая боль.
Она даже не знала, что закричала.
– Рёко! – воскликнула Симона.
Рёко лежала на земле, но каким-то образом – каким-то образом она была в порядке. Так сообщили ей ее датчики, и так она себя чувствовала.
– Черт, черт… – повторяла Симона, пытаясь поднять ее, со страхом оглядываясь на стоящего позади них демона, что готовился к новой атаке.
В приливе силы Рёко вскочила на ноги, потянув за собой удивленную Симону.
Она не остановилась, пока они не оказались за стеной здания на другой стороне улицы, где дала Симоне несколько секунд перевести дыхание. Позади них демоны закончили хлестать место, где они были, лучами мощного потустороннего света.
– Я-я не… – начала Симона, едва продавливая слова сквозь затрудненное дыхание.
– Не говори, – странно отстраненным голосом сказала Рёко. – Тебе не хватает воздуха. Не с отключенными улучшениями. Не знаю, почему мои работают, но только это держит нас в живых. Просто следуй за мной. Я вижу.
Симона кивнула, прикусив губу.
Рёко потянула их вперед, к входу на первый этаж здания, что открылся прежде чем она даже добралась до него.
– На третьем этаже скайвэя нас ждет транспорт, – сказала Рёко, пока они бежали мимо рядов роботизированного производственного оборудования. – Если сможем добраться на лифте, мы справимся.
Она пыталась обнадежить, но Симона, возможно, даже не знала, что они в здании, пока она об этом не сказала. Такова была миазма.
«Хорошо, что здесь больше никого, – подумала она. – Это бы была катастрофа».
«Но, скорее всего, поэтому волшебницы об этом пока еще и не позаботились», – заметила другая ее часть.
На ее губах появилась улыбка. Так вот на что похож аварийный режим. Она должна быть полностью напугана, но вместо этого она размышляет над ситуацией.
Конечно, ее датчики сообщили ей, что мозг в настоящий момент залит влияющими на настроение средствами, и что нейроэлектродные массивы работают на полную мощность, но об этой философский проблеме она могла позаботиться и попозже.
Они почти добрались.
– Ладно, Симона… – начала она.
За миллисекунду до того, как стало бы слишком поздно, она с визгом остановилась, рванула Симону назад и кинула их обеих на пол.
Даже так выжигающие разум лучи света едва разминулись с ними, излучаемое ими тепло опалило ей кожу на спине. В ее сознание хлынули отчеты о повреждениях. 〈Вторая степень… Третья степень… Исцеление поверхностных повреждений отложено до отмены состояния аварийного режима…〉
Тем не менее, она снова вскочила на ноги, потянув за собой Симону, подавляя боль.
«Аварийные запасы энергии истощаются, – подумала Рёко. – Это не…»
Она остановилась.
Симона издала испуганный звук.
Их окружили со всех сторон. Соблазнительно открытый всего в нескольких метрах от них лифт был теперь бесполезен.
Демоны вытянулись, готовясь к нападению.
〈Жаль сообщать, но твое выживание больше не может быть обеспечено.〉
Гражданский комплект аварийной безопасности в ее голове был быстр и тонок, как молния.
〈Однако, учитывая их расположение и ориентацию, демоны, по всей видимости, нацелены на тебя. Пожертвовав своей жизнью, тебе удастся доставить Симону в лифт, и у нее даже будет шанс выжить.〉
Она приняла решение.
Под препаратами ей даже не было страшно. Она повернулась, готовясь схватить девушку и рвануть к лифту, используя свое тело как щит. Кору головного мозга начали наполнять эндорфины, чтобы притупить ожидаемую боль.
Симона широко открытыми глазами посмотрела на нее, засветилось понимание.
Затем, быстрее мысли, слева от Рёко с обжигающими светом взорвалась стена, щебнем уничтожив демона перед ней. Двое справа от нее разлетелись на куски, а демона слева утащило назад обвившей его тело лентой. Он безумно отстреливался, луч без толку бил в потолок. Его череп вскрыло, осколки, разлетаясь, рассеялись в ничто.
Все это произошло быстрее, чем способна была обработать даже ускоренная нервная система Рёко, и ей пришлось судить уже по результатам прошедших событий.
Из пробоины в стене спрыгнула одинокая фигурка в желтом, элегантно приземлившись рядом с ними.
Эта сюрреалистично появившаяся девушка была великолепна, одета в белые чулки и пышное желтое платье. На голове у нее был берет с драгоценной шпилькой в волосах. Она держала богато украшенный мушкет, одной рукой держась за приклад, ствол небрежно лежал у нее на плече.
Девушка улыбнулась им, а затем развернулась и выстрелила, выпотрошив подползающего к отверстию в стене демона. Мушкет растворился в воздухе.
Эта фигура была знакома им по десятку фильмов, сотне агитационных мероприятий и тысяче правительственных новостных выпусков.
– Мами-сама! – воскликнула Рёко, тогда как Симона просто разинула рот.
– Ну, все прошло на волоске, – сказала фельдмаршал, развернувшись поговорить с ними. – Небезопасно бродить так глубоко в промышленных районах, девочки. Но сейчас не время. Давайте доставим вас в безопасное место.
〈Аварийный режим отключен.〉
Рёко пошатнулась на ногах, запрокидываясь, не от боли – повреждения зажили по пути сюда – но от отложенного психического воздействия недавних событий. Препараты быстро выводило из ее системы. Она подавила внезапную тошноту.
– Рёко! – воскликнула Симона, схватив ее за руку.
– Полегче, – сказала Мами, схватив за другую. – В первый раз всегда так. Полегче.
Они помогли ей снова подняться.
Чувствовалось, как будто она испытывает все и сразу: страх, боль, изнеможение, все это почти невыносимо накладывалось друг на друга.
К счастью, оно отступало – хоть и очень, очень медленно.
Они стояли на обзорной площадке на двенадцатом этаже здания неподалеку от их прежнего местоположения, глядя на пейзаж. На полу самоцвет души Мами сбрасывал свою порчу в четыре стоящих рядом куба горя.
– Это откат, – объяснила волшебница, уже вернувшаяся к обычной одежде. – Твой мозг пытается вернуться к норме. Поверь мне; мне пришлось все об этом узнать, когда я стала офицером. Ты будешь в порядке, просто дай время.
Мами слегка наклонилась, с озабоченным лицом разглядывая Рёко. Одно дело слышать об этом, и совсем другое испытать.
Симона, пошатываясь, поклонилась.
– С-спасибо, что спасли нам жизни, ф-фельд… – сказала она.
– Конечно, никаких проблем, – улыбнулась Мами. – И называй меня Мами-сан. Пожалуйста. Звание меня смущает.
– Мами-сама.
– Мами-сан, – настояла маршал.
– Мами-сан, – повторила девушка.
– Ты очень хорошо справилась, Сидзуки-сан, – снова помогла Мами подняться Рёко. – Я видела вас сквозь толпу демонов. Ты проявила храбрость. Без твоих действий я бы не успела вовремя.
Рёко нетвердо кивнула.
– Верно, Рёко, – дрожащим голосом сказала Симона, опустив глаза. – Это было удивительно. И я видела – тебе стоило самой попытаться добраться до лифта! Я была лишь обузой. Тебе стоило…
– Это было невозможно, – сглотнула Рёко. – И я не сделала ничего особенного; все это только улучшения. Пожалуйста. Все в порядке.
Она не хотела вспоминать о том, что чуть не скончалась. Да, это было храбро, но она понятия не имела, способна была бы Рёко нынешняя сделать то же самое. Страх смерти – она испытала его только сейчас, и он до сих пор омрачал ее настроение.
– У них все так же, Мами-сан? – спросила Рёко, обернувшись взглянуть на Мами.
– Хм? – задумчиво спросила Мами. – У кого?
– У пехоты, – пояснила Рёко. – Там, на войне.
Мами на мгновение посмотрела на нее, а затем взглянула в темнеющее небо.
– Вообще-то, гораздо хуже, – сказала она. – Гражданские комплекты аварийной безопасности очень просты. Армейские другие. Порой солдаты неделями не отключают их. В зависимости от того, через что они прошли, откат может потребовать услуг медицинской терапии или целительницы. Очень травматично, но сохраняет их в живых.
– А что насчет вас? – спросила Рёко. – Я имею в виду, волшебниц. У вас есть то же самое?
Мами взглянула на нее со странно нейтральным выражением лица.
– Наши тела лучше всего, чего когда-либо удавалось добиться военным, – ровно сказала она. – И ментальные улучшения вредят нашей боевой эффективности; нам нужны наши эмоции, по понятным причинам. Не говоря уже о том, что для волшебницы откат легко может оказаться смертельным.
Она вдруг остановилась и взглянула направо.
Там появился летающий дрон, похожий на небольшую обувную коробку с соплами на дне, и настойчиво запищал. Мами небрежно бросила внутрь дрона запасные кубы горя, после чего тот улетел так же, как и появился.
– Нет, – продолжила Мами, как будто ничего не произошло. – К добру или к худу, мы сражаемся такими, какие мы есть.
Рёко молча кивнула.
Мами взглянула вниз с края платформы, и Рёко долгий момент размышляла, не стоит ли ей сказать что-то еще.
– Хочешь быть волшебницей, Сидзуки-сан? – спросила фельдмаршал, избегая встречаться с ней взглядом. – Это не простая жизнь, нисколько. Честно говоря, ужасная. Единственным утешением будет то, что ты защищаешь человечество; и то желание, что ты озвучишь.
Ее голос был так печален, так отличен от ее публичных выступлений, что Симона и Рёко удивленно моргнули, прежде чем осознали, что она сказала.
– О-о чем вы говорите? – шагнула вперед Рёко. – Я же не смогу, не так ли?
Маршал не отреагировала, наклонившись подобрать свой самоцвет души и насыщенные кубы горя.
Рёко сглотнула, пытаясь вспомнить, о чем она думала до этого.
– Я… я имею в виду, я размышляла об этом, – заикаясь, сказала она. – Не стану лгать; я всегда восхищалась вами, но вы уверены? И разве мне не стоит сперва… э-э… поговорить с семьей? И – с чего я на это способна? Разве не инкубатор это определяет?
Вопросы были довольно бессвязны.
– О чем вы говорите? – с ужасом сказала Симона, переводя взгляд с одной на другую.
– Стандартная политика вербовки заключается в минимизации вовлечения семьи, – сказала пустым от эмоций голосом Мами. – Рискованно загрязнять чистоту желания. Я не стану мешать тебе говорить с ними, но есть высокая вероятность, что это разовое предложение.
Мами вдруг повернулась к ней лицом, и она выглядела почти сердитой, но не на нее.
– Это не совпадение, что я привела вас сюда, – сказала она, рукой указывая вперед. – Смотри.
Рёко взглянула на орду рассеивающихся по улицам и зданиям демонов. Они были видны ясно как день. Вдалеке по улице прогуливалась одинокая женщина, к счастью, достаточно далеко и в другую сторону.
– Ты их видишь, не так ли? – сказала Мами. – Симона не видит.
Это не было вопросом, пусть даже Симона сразу же прищурилась и постаралась.
– Я вывела нас далеко за пределы миазмы, – объяснила Мами. – Ни один обычный человек не должен быть в состоянии видеть демонов.
Рёко распахнула глаза.
– Я видела тебя ранее, – сказала Мами. – Ты должна была бежать вслепую, как твоя подруга. Ни одно из твоих улучшений не должно было функционировать. Тем не менее, ты бежала именно туда, куда было нужно.
Она взглянула на них обеих.
– И ты попала под атаку демона, – сказала Мами. – Это должно было подорвать твою волю к жизни. Но ты была в порядке, и демоны начали использовать смертельные удары вместо обычных. Разве ты не задумывалась, почему?
Рёко опустила глаза. Да, она тоже понимала, что все это странно, пусть даже и не до конца сложила кусочки вместе.
Теперь она начала понимать.
– О чем вы говорите? – спросила Симона. – Она…
«У нее есть потенциал», – подумал появившийся позади них Кьюбей.
Мами развернулась, тогда как Рёко подпрыгнула от неожиданного голоса в голове. Симона, конечно, не перестала говорить, пока они не отреагировали.
Он подошел к ним. Рёко широко раскрытыми глазами смотрела на него, Мами с противоречивыми чувствами изучала его, а Симона растерянно глядела на пустое место, привлекшее внимание их обеих.
«Похоже, я был неправ, критикуя тебя, Мами, – подумал он. – Прошу прощения. Если бы ты прислушалась ко мне, Рёко бы погибла».
Симона переводила взгляд с одной на другую.
– Это инкубатор, – удивленно объяснила Рёко. – Я его вижу.
Мами кинула Кьюбею потраченные кубы горя, и инкубатор своими лапами изящно поймал их все, прежде чем забросить в дыру на своей спине.
«Команда быстрого реагирования здесь, – через мгновение подумал инкубатор. – Вам стоит взглянуть».
Они обернулись посмотреть, Симона снова отстала.
Вдали появилась и выросла крошечная искра света, расширившись в то, что выглядело фиолетовым пузырем размером с несколько машин. Когда он лопнул, в воздухе появились и упали вниз пять фигурок.
– Телепортация, – объяснила Мами. Она подалась вперед, по-видимому, пристально во что-то всматриваясь.
Симона прищурилась, ничего не видя.
Демоны в окрестностях развернулись напасть, но их число быстро таяло, их разрывали потоками снарядов, разрубали мечом и пронзали копьем.
«Это можешь быть ты», – подумал Кьюбей, подходя к ней.
Рёко и Мами посмотрели на него.
«Твоя душа бунтует от кармы твоей жизни, – глядя на Рёко, подумало существо. – Ты достигла порога возможности стать волшебницей. Ты можешь высказать любое желание, пока этого по-настоящему хочет твоя душа».
– Мне нужно… – начала Рёко.
«Я должен сообщить тебе, – продолжил инкубатор. – Мами была права. В твоем случае нарушение тайны твоей ситуации обсуждением с семьей почти наверняка навредит решимости твоей души. Даже присутствие здесь твоей подруги уже рискованно для заключения договора. Это и в самом деле одноразовое предложение».
Мами отвернулась, решив вместо этого понаблюдать за разворачивающейся за ее спиной битвой.
– Рёко, что происходит? – спросила Симона, исключенная из всего взаимодействия.
Рёко опустила голову и закрыла глаза, пытаясь подумать.
Одно было думать про себя, что завидуешь волшебницам, что завидуешь прожившим век и покинешь Землю, если разрешат. И совсем другое, когда вдруг сталкиваешься с перспективой оставить позади все, что когда-либо знала.
«Но для чего я здесь? Мои подруги не понимают меня. Ничто в школе меня не интересует. Я не вписываюсь!»
И ее родители… ну, они смогут часто навещать ее. Она это знала.
«Простите».
Нет, ее решение было принято в тот момент, когда появился инкубатор.
Мами все сильнее избегала встречаться с ней взглядом.
– Я хочу суметь покинуть Землю, – опустила глаза Рёко, – и изучить этот мир. Я хочу пойти туда, где никто еще не был, и найти в этой вселенной свое место.
– Рёко! – сказала Симона, наконец, осознав происходящее. – Что ты делаешь?
Несмотря на все, что они недавно обсуждали, в голосе Симоны прозвучало предательство.
По всем струнам бытия Рёко пробежала невыразимая боль, как будто все ее тело, каждая клетка, каждый нейрон и гепатоцит кричали в знак протеста. Это было ужасно, хуже всего, что она могла представить.
А затем все закончилось, и перед ее глазами был только яркий свет.
«Возьми его, – приказал Кьюбей. – Это твоя судьба».
Протянув руку, Рёко так и сделала.
Позади них на платформу незаметно запрыгнула снизу девушка. Она была одета во все красное, с увязанными лентой в хвост волосами, во рту торчала покрытая шоколадом хлебная палочка, а в руке было огромное копье.
– Я что-нибудь пропустила? – небрежно спросила она.
Мами взглянула на нее.
– О, – сказала прибывшая, заметив девушку перед ней.
Девушка удивленно смотрела на светящийся у нее в руках зеленый самоцвет души, с кружащейся головой пытаясь осознать свою новую жизнь.
Копейщица закрыла глаза и молитвенно сложила руки.
– Пусть самоцвет твоей души горит ярко и долго, – сказала Сакура Кёко, – и Богиня убережет тебя от отчаяния.
Глава 2. Фантазма
При всех поразительных силах, по-видимому бессмертных телах и немалой абсурдной огневой мощи легко забыть, что волшебницы обладают и иным, гораздо более тонким преимуществом. Почти каждая девушка рождается своим контрактом с инстинктом к бою и прекрасным пониманием собственных навыков и того, как их использовать. Вкупе со сверхчеловеческими – нет, сверхмашинными – рефлексами даже самые зеленые новобранцы могут ужасать на поле боя.
Тем не менее, не стоит понимать это неправильно. Всегда есть чему учиться, и опыт усиливает в геометрической прогрессии, так же как и помогает во всевозможных боях. В самом деле, не нужно жалеть тех редких девушек, что считают себя совершенно неприспособленными к бою – опыт показывает, что они зачастую опаснее всех.
— «Дочери контракта: документальный фильм».
Система наставничества начиналась как вполне естественная реакция на превалирующую в сообществе волшебниц изоляцию. Мало кто из старших девушек был достаточно бессердечен, чтобы позволять новым девушкам разбираться со всем без какого-либо руководства, тогда как новенькие всегда отчаянно старались держаться рядом с кем-нибудь.
По мере роста численности и концентрации общества в городских центрах, резко возросло число девушек, сталкивающихся с другими волшебницами. И в то время как вполне распространенна была враждебность, не стоило игнорировать плюсы сотрудничества. Пары волшебниц стали тройками, а затем и полноценными командами, быстро принимая в свои члены новых контрактниц. Единственными ограничениями размера были шокирующие уровни потерь и местное снабжение кубами горя, что не позволяло нескольким командам устраиваться в одном районе.
Через некоторое время идеал наставничества заменился новым идеалом – сплоченностью и командной работой. Лишь с усилением МСЁ и назначением девушкам конкретных, узкоспециализированных ролей, снова стало возможно увидеть действующие как учитель и ученик пары девушек. Впоследствии это официально оформилось, а с этим и выгоды – значительно упал уровень смертности. Как ни парадоксально, это привело к некоторому ослаблению формальностей. Наставницам стало удобнее отправлять учениц дальше, а некоторые девушки стали «наставлять» других, что были даже из другого района.
— Джулиан Брэдшоу, «Махо-сёдзё: их мир, их история», выдержка.
Мами ненавидела вербовку.
Она ненавидела, как невинны были девушки, с их сладкими, наивными улыбками и трогательной верой в Мами-сама. Она ненавидела, что ее лицо и голос используют, чтобы продать многим выбор, что скорее всего равносилен их смерти. Она все в этом ненавидела.
Но прежде всего этого она ненавидела противоречие между ее любовью к девушкам и привычным чувством долга.
В конце концов, в этот день Мами не требовалось приводить Рёко и Симону на обзорную площадку. Она вполне могла отправить их домой и позволить завербовать Рёко кому-нибудь еще.
Хотя она не могла себе этого позволить. Она не хотела уклоняться от вины и прятаться от ответственности. Пусть эта девушка, хотя бы, услышит все от нее. Плюс – и именно здесь отвешивал пинка долг – сразу после нападения демонов, в муках эмоций, было превосходное время для вербовки, от которого она не могла законно отказаться.
Мами чувствовала себя грязной, похожей на когда-то давно существовавших продавцов подержанных автомобилей.
Все было кучкой трюков. В нынешние дни главным осложнением стало отсутствие секретности вокруг системы контрактов. Опыт учил, что инкубатор и волшебница, позволяющие потенциальной контрактнице обсудить это со своими более приземленными друзьями и членами семьи, почти наверняка вредили чистоте желания и уничтожали то, что придавало девушкам потенциал. Говорить девушкам держать это в тайне, даже называть причины, почему это должно быть тайной, было менее эффективно, чем хотелось бы.
Девушки просто не могли удержаться. Больше не нужно было рисковать, что их посчитают сумасшедшими, и инкубаторы больше не могли использовать прежние сомнительные методы, чтобы их остановить.
Ладно, последнее было лишь ходящими среди волшебниц домыслами, но достаточно хорошо обоснованными домыслами.
Так что в настоящее время, несмотря на предоставленное общественности впечатление, что заключение контракта всегда намеренно и тщательно обдуманно, потенциальных рекрутов сталкивали с контрактами как овец, используя фразы вроде «одноразовое предложение» и «ограниченное по времени». Так делали, даже рискуя оттолкнуть девушек.
И это было в точности как продажа подержанного автомобиля.
К счастью, в этой пост-капиталистической эпохе больше никто ничего не пытался продать, так что девушки ни разу в жизни не видели подобных приемов – во всяком случае, не на Земле.
Позволяя Симоне остаться, вместо того чтобы сказать ей пойти домой и поговорить с Рёко наедине, было личным выбором. Ее присутствие было рискованно для контракта, но также это позволило Мами правдиво сказать, что предложение, вполне вероятно, будет очень скоро потеряно, очень важный момент для продаж.
А лгать Мами тоже ненавидела.
Чувство вины, как всегда, надолго останется с ней.
Тем не менее, ее работа еще не была завершена. На самом деле, она только начиналась – она об этом позаботится.
– Не могу поверить! – эмоционально сказала Симона. – Ты стала волшебницей, как так? Ты просто уйдешь?
– О чем ты говоришь? – подавленно спросила Рёко, переводя взгляд с Симоны на самоцвет души на своей ладони и обратно. – Разве не ты понимала, почему я хочу уйти? Что с этим случилось?
Мами пришлось вмешаться. Последнее, что ей хотелось, чтобы в девушке так скоро после заключения контракта посеяли сомнения.
Короче говоря, ей нужно было убрать с дороги Симону.
Мами кашлянула, исключительно с целью прервать их.
– Давайте обсудим, что сейчас делать, – выразительно взглянула она на них.
Она резко обернулась к Кёко.
– У тебя есть время?
– Я сократила проповедь, чтобы взглянуть, что нужно Мами-сэмпаю, – вложила в «сэмпая» дразнящую нотку девушка. – Так что да, у меня есть время.
– Ладно, не против проводить гражданскую до дома? – спросила Мами. – Я введу новенькую в курс дела.
Кёко нахмурилась.
– Ты уже побывала в бою, Мами, – сказала она. – Дай мне об этом позаботиться.
Конфиденциально Кёко добавила:
«Знаешь же, там сражаются мои подчиненные. Дай мне шанс в кои-то веки выглядеть круто! Не кради все веселье».
Мами задумалась. Ей и правда хотелось лично показать все Рёко, но были плюсы и в том, чтобы оставить это Кёко. Если она уйдет с Симоной, она вполне может воспользоваться возможностью запрограммировать ее не подрывать уверенность Рёко и внушить ей еще кое-что. Это поможет.
Она кивнула.
– Ладно, – сказала она. – Тогда отведу ее домой. Не учи Сидзуки-сан ничему забавному, хорошо? Не хочу прибирать твой беспорядок.
– Конечно нет, сэмпай, – подмигнула Кёко.
– Ладно, идем, – сказала Мами, махнув Симоне, выражением лица ясно давая понять, что она не потерпит спора.
Симона взглянула на Рёко, явно не желая сотрудничать. Рёко оглянулась на нее.
– Идем, – повторила Мами, дернув Симону за руку, и на этот раз девушка уступила.
– Сидзуки Рёко, да? – сказала Кёко, когда Мами и Симона ушли. – Интересное имя.
«И правда», – уходя, подумала Мами.
Конечно же, она мысленно взглянула на имена обеих девушек по пути сюда, так что ей не нужно было спрашивать.
Кьюбей запрыгнул ей на плечо, когда она вошла в лифт вместе с Симоной.
Рёко смотрела на новую девушку, которая впечатляющим образом крутила копьем.
«Интересное имя», – сказала девушка, и Рёко вдруг заметила, что у нее заплетается язык.
Сакура Кёко, сообщил ей ее сервис распознавания лиц – ее номенклатор – когда она задала вопрос.
«Сакура, Кёко»
Возраст:не указан
Род занятий:волшебница (активная служба)
Звание:генерал-лейтенант
Особые примечания:
Основательница, Культ Надежды
В ее сознании устроилось тихое чувство ожидания, подразумевающее рекомендацию прочесть о «Культе Надежде». Она его отклонила.
«Похоже, сегодня я встречусь со всеми», – подумала она.
Пусть и не настолько известная как Мами, Хомура или Юма, Кёко все еще была по-своему знаменита. В конце концов, она была одной из Митакихарской четверки, ядра, вокруг которого вырос знаменитый союз волшебниц, МСЁ.
Основание Культа не стоило игнорировать, но оно бледнело в сравнении с легендами о Мами и Хомуре или постоянными выступлениями Юмы в Директорате.
На самом деле, если честно, Рёко вообще не так уж много знала о Культе. Она считала их частью до сих пор повсюду присутствующей устойчивой религиозной субкультуры. Иными словами, Культ для волшебниц был примерно тем же, что и христианские евангелисты для большей части мира – или даже для всего человеческого пространства.
Сперва она не узнала девушку, но для той вполне логично было появиться здесь. В конце концов, она только что встретилась с Мами.
И после этой мысли на нее снова обрушилась реальность.
«Во что я ввязалась?» – подумала она.
Она чувствовала постоянный пульс своего самоцвета души, который в ее руке услужливо принял форму кольца.
Нет, теперь она вспомнила. Самоцвет души был ею.
Она подняла руку, глядя на него, наконец, заметив появившуюся на ногте зеленую пятиконечную звезду. Она моргнула.
– Это… – начала она.
«Да, это нормально», – ответил голос в ее голове.
Она подпрыгнула, затем снова посмотрела на девушку перед собой. Эта девушка с довольным видом смотрела на нее.
– Хотела убедиться, что Мами ознакомила тебя с телепатией, – глядя на нее, сказала Кёко. – Похоже что нет. Возможно, не хотела перегружать тебя. И да, отметка на ногте это нормально. Один из менее известных признаков волшебницы.
После этого Кёко шагнула вперед и схватила ее за руку, игнорируя слабое сопротивление.
– Преврати его обратно в форму самоцвета, – повторила Кёко, постукивая ногой. – Давай. Ты знаешь, как это сделать.
Рёко подчинилась.
Она удивилась тому, что и правда знала, как. Но она думала об этом не больше, чем о выключении света на ночь. Он отреагировал на ее волю даже плавнее, чем этот свет, и, более того, она, казалось, точно знала, что с ним делать.
Она сглотнула, глядя на свою душу, сияющую в ее руках ярко-зеленым, украшенную пятиконечной звездой, что, по-видимому, была ее знаком.
– Ладно, неплохо, – сказала Кёко. – Прости, что так на тебя давлю, но если мы не поторопимся, бой уже закончится. Я хочу, чтобы ты поучаствовала.
Рёко моргнула.
– Что? Уже?
– Ты волшебница, – сказала Кёко. – У тебя даже без обучения есть базовые умения. Появляются с контрактом.
Она оперлась подбородком на тыльную сторону ладони, в которой держала древко копья.
Кёко вздохнула.
– Интересно, что бы она подумала о том, чем я занимаюсь, – вслух задумалась она, спрятав руку в платье и вытащив еще одну свою странную шоколадную палочку. – Она бы, наверное, разозлилась, что к ней я так хорошо не отнеслась.
– Кто именно? – склонив голову, спросила Рёко.
– Никто, – оглянулась на нее Кёко. – Я просто старушка, которая слишком много болтает.
«Давай, – подумала Кёко. – Превращайся. Мне не нужно объяснять».
И в самом деле не нужно. Не успела в мыслях Рёко сформироваться мысль попробовать, как самоцвет выстрелил яркие полосы зеленого света, захватывая ее в их объятия. Свет ослепил на мгновение, словно стремясь закрыть ей глаза – и все закончилось.
Она инстинктивно взглянула на себя.
На ней оказалось ярко-зеленое платье, кружева покрывали все от груди до бедер, где расширялись и ложились складками. Рукава были схожи, а грудь украшали различные зеленые кнопки, главным же украшением была сияющая зеленая звезда с самоцветом души, казалось, приклеенная к основанию шеи.
Ощутив на левой руке слабое давление, она приподняла ее – и уставилась на арбалет длиной почти во всю ее руку. Тем не менее, несмотря на его размер и очевидный вес, не похоже было, чтобы он требовал каких-то усилий. Он казался почти ее продолжением.
Если точнее, это был самострел, и ей никогда не придется заряжать или взводить его вручную. Она откуда-то это знала.
«Вычурно,– подумала девушка. – В нынешнее время мало у кого так».
– Сакура-сан, – начала Рёко.
«Кёко, – пришел ей ответ. – И используй телепатию. Просто чтобы знать, как».
«Кё-Кёко, – подумала Рёко, снова обнаружив, что инстинктивно знает, как это сделать. – Кёко, – повторила она, пытаясь взглянуть в глаза другой девушки. – Простите. Я только что заключила контракт. Немного неуверенно себя чувствую. Я хочу поговорить со своими родителями…»
Лицо Кёко вдруг оказалось прямо перед ней, вырисовываясь на фоне вечернего неба.
– И что это за решимость такая? – спросила девушка. – Я думала, у тебя было желание. Ты знала, что будет. Ты получила шанс поучиться у великой Сакуры Кёко и хочешь просто слинять?
Девушка сверлила ее взглядом, пока Рёко, наконец, не покачала головой, тайком сглотнув.
Кёко отступила на шаг.
– Слушай, новенькая, – серьезным тоном сказала она. – У тебя будет возможность попрощаться, но я не потерплю никакой слабины, пока ты здесь. Если я чему-то и научилась за годы, так это тому, что лучше начинать пораньше. Capisce?
Рёко спешно кивнула, даже прежде чем ее мозг отметил перевод языкового модуля с итальянского.
– Простите, – поклонилась Рёко. – Просто…
– Не извиняйся! – потребовала Кёко, и Рёко отдернулась от вдруг оказавшегося у ее шеи острия копья.
– Итак, новенькая, – сказала Кёко. – В чем твоя главная сила? Покажи, если можешь.
Рёко даже не подумала проверить, но, едва задумалась, уже об этом знала.
Мир сместился на пять шагов вправо, на краткий момент дезориентировав ее.
– Я сказала покажи! – прорычала Кёко, казалось бы не смутившись ее скачком влево. – У тебя же есть боевые рефлексы, используй их!
После этого девушка двинула копьем ударить Рёко, похоже, вполне решительно.
Не успела она это понять, она увидела затылок Кёко, подняла арбалет – а затем рухнула на колени, схватившись за живот, чувствуя, как ее тошнит.
– Прости, – нависнув над ней, извинилась девушка в красном. – Это был единственный способ убедиться, что ты и впрямь не выстрелишь в меня.
Девушка врезала торцом копья в живот Рёко почти в тот же момент, как она появилась.
– Не сожалей, – сказала Кёко. – Все телепортеры инстинктивно прыгают за спину противника. Это хороший инстинкт; просто у меня полно боевого опыта.
Она протянула Рёко руку.
Чувствуя, как боль слегка ослабла, Рёко заставила себя подняться без помощи, упершись рукой в колено.
Кёко лукаво улыбнулась.
– Характер у тебя есть. Мне нравится.
– И кто бы принял помощь от такой задиры как вы? – слегка пошатываясь, спросила Рёко.
Она была зла. Удар был болезненным, и она была почти уверена, что некоторые ее органы из-за этого пострадали.
Если подумать, почему она так к этому безразлична?
Кёко рассмеялась и отвернулась от нее, забросив копье за спину.
– Ты и половины не знаешь, но не воспринимай это лично, малышка, – сказала она. – Кстати, ты, случаем, не активировала аварийный режим?
«Нет», – подумала Рёко, раз уж девушка не смотрела на нее, а она была не в настроении говорить.
– Хорошо, – сказала Кёко, жуя шоколадную палочку. – Ты обнаружишь, что большинство функций сломаны или бесполезны. До сих пор не придумали, как заставить работать вместе магию и науку. Хотя над этим работают.
Девушка развернулась, показав маленький черный куб. Попытавшись сфокусировать на нем взгляд, Рёко обнаружила, что это непросто. Он был странно нечеток. Было что-то… беспокоящее в его виде. Он почему-то казался чернее черного.
– Знаешь, как они работают? – спросила Кёко. Рёко кивнула.
Она перебросила куб и пронаблюдала, как Рёко поднесла его к самоцвету души, чтобы сбросить – довольно незначительные – появившиеся следы порчи.
Это было… странно расслабляюще, решила Рёко, как будто бы сняли вес с плеч. И, может быть, это было только ее воображение, но она была вполне уверена, что ее животу стало лучше.
Кроме того, она больше не чувствовала злости.
Куб горя в ее руках казался странно скользким, как будто он пытался сбежать.
– Итак, телепортер, – обратилась Кёко, держа копье рядом с собой. – Скажи мне кое-что для справки. Твоя максимальная грузоподъемность?
– Две тысячи килограмм, – сказала она, откуда-то это зная. – Может быть больше, если постараюсь.
– Можешь перемещать объекты, не касаясь их?
– Нет.
– Можешь телепортировать объекты, не телепортируясь сама?
– Нет.
– Твоя максимальная дальность?
– Двести километров.
– Хорошо. Тогда…
Кёко остановилась на полуслове.
– Что-то не так? – после секундного колебания спросила Рёко.
– Ты же не лжешь, не так ли? – склонив голову, строго взглянула на нее Кёко. – Двести? Серьезно?
– Д-да, – сказала Рёко, уверенная, что это верное число. Могла ли она в чем-то ошибиться? – Но мне сразу же понадобятся кубы горя, – добавила она, не уверенная, почему же девушка смотрит на нее как на сумасшедшую. – Еще я не смогу сделать больше одного примерно в час, даже с кубами. И мне нужно будет долго сосредотачиваться. С точки зрения последовательных прыжков я, кажется, буду ограничена дистанцией примерно в четверть километра…
– Текущий рекорд шестьдесят три километра, – ровно сказала Кёко.
Рёко моргнула.
– О.
Кёко стукнула копьем о пол, проигнорировав разошедшиеся от точки удара трещины.
– Похоже, Мами наконец-то нашла настоящую жемчужину, – прокомментировала она. – Сноровки ей не занимать.
Кёко оперлась на копье.
– Во всяком случае, как именно работает твоя телепортация? Знаешь? Это влияет на то, сможешь ли ты сделать что-то еще.
Рёко задумалась.
– Не уверена. У меня смутное ощущение, что это связано с… манипуляцией пространством? Остальное я знаю, но не это. Не понимаю, почему.
Она откуда-то знала, что каким-то образом движет вокруг себя пространство или, быть может, пробивает дыру, но это было удручающе неконкретно.
– Все в порядке, – сказала Кёко. – Так порой бывает. Просто постарайся это понять. Если повезет, сможешь развить связанные с этим вторичные навыки. Если не повезет, можешь даже забыть, как это делать. Поверь мне.
Рёко кивнула, впитав урок.
– Ты можешь прямо сейчас сделать что-нибудь еще? Не знаешь?
Рёко покачала головой.
– Не в плане навыков, – начала она. – Но в плане оружия…
Она начала поднимать арбалет.
– Нет, все в порядке,– отмахнулась Кёко. – Мне все равно не хватит терпения на полный разбор. Просто не забудь потом показать мне все, что можешь, ладно?
Рёко моргнула, затем кивнула. Честно говоря, от Кёко это казалось немного безответственным, но кто она такая, чтобы спрашивать?
– Тогда давай теперь зарегистрируем тебя, – подняла голову Кёко.
Рёко заметила, как слегка расфокусировались глаза девушки, верный признак, что она переключила внимание на какие-то внутренние меню. Рёко слегка расслабилась, развернувшись понаблюдать за все еще продолжающимся вдали боем. Начало темнеть, ее родители наверняка гадают, где она.
Кёко вдруг усмехнулась себе под нос.
– Ну, умно с ее стороны, – сказала Кёко. – Забирает себе все самое интересное.
– Что? – спросила Рёко, не уверенная, ожидала ли девушка ее реакции или нет.
– Мами только что тебя зарегистрировала, – сказала Кёко, все еще глядя в пространство. – Все, что я смогла, это дополнить информацию. Что значит, что примерно через пять минут тебя завалят сообщениями от военных. Приветствия и всякие подобные глупости. Прочтешь, когда будет время. Не сейчас. А сейчас я отмечу тебя «занятой».
– Вы это можете? – смущенно спросила Рёко.
Это был ее личный статус. Никто не мог его коснуться.
– Теперь могу, – сказала Кёко. – Я твой новый командующий офицер. Временно.
– О, – сказала Рёко.
Кёко выжидающе взглянула на нее, приподняв бровь.
– Командующий офицер, – повторила Кёко.
Осознав происходящее, Рёко выпрямила спину и подняла руку в неловком приветствии.
– Э-э, то есть, да, мэм…
– Забудь, – отмахнулась Кёко. – Я просто дразню тебя. Мы не соблюдаем формальности. Не среди своих. Но хорошие у тебя рефлексы.
– О, ладно, – расслабилась она.
Кёко подалась вперед.
– И чтобы ты знала, ты теперь полностью эмансипирована. Добро пожаловать во взрослую жизнь.
Рёко взглянула в веселые глаза девушки, гадая, что ей на это стоит сказать.
– Не чувствую себя взрослой, – лишь наполовину в шутку сообщила она.
Кёко улыбнулась.
– Взгляни в свое досье, – посоветовала она.
Рёко на мгновение растерялась. Какое еще досье?
«Держи», – подумала Кёко, и в сознании Рёко появился файл.
Это уже само по себе было интересно. Настолько прямая связь между разумами была строго ограничена правительством.
Но сейчас не время об этом думать.
«Сидзуки, Рёко»
Род занятий:волшебница
Звание:младший лейтенант
Классификация:телепортер
Непосредственный командующий офицер:Сакура Кёко, генерал-лейтенант
Главная наставница (опционально):Томоэ Мами, фельдмаршал
Должно быть, ее лицо это выдало, потому что Кёко улыбнулась и сказала:
– Редкая честь.
Рёко кивнула, пусть даже была не уверена, что именно это значит.
– Полагаю, тебе теперь все встречные обзавидуются, – сказала Кёко. – И я это так не оставлю.
А затем вдруг появилась новая запись:
Дополнительные наставницы (не рекомендуется):Сакура Кёко, генерал-лейтенант
– Ну что ж, – повернулась Кёко лицом к пейзажу, не давая ей времени ответить. – Похоже, они уже почти закончили. Хотя должна остаться парочка для твоей охоты.
– Кёко, это честь… – начала она, хотя, если честно, смущена была тем, что ее так выделили.
– Держи, – перебила Кёко.
Кёко протянула руку. Рёко растерянно взглянула на странной формы металлический предмет.
– Оболочка для самоцвета души, – сказала Кёко. – Там куча всевозможных технологий для защиты твоего… ну, тебя. Моя запасная. Можешь пользоваться, пока не получишь более подходящей.
Рёко взяла ее, гадая, как она может подойти. Не похоже было…
Кёко забрала ее обратно, а затем наклонилась и прижала к звезде с самоцветом души у ее горла. Устройство вдруг ожило, растеклось и сформировалось вокруг самоцвета, после чего стало прозрачным.
После этого она снова развернулась к батальной сцене.
– Готова? – спросила Кёко.
– Не совсем, – сказала она. – Я все еще думаю, что это слишком быстро. Но если вы так говорите, я…
– Я сказала, ты готова? – надавила Кёко.
– Д-да, – сказала Рёко, не совсем справившись с требующимся ей сейчас тоном.
Кёко взглянула на нее, но не казалась сердитой.
Высокомерно фыркнула.
– Конечно нет. Но…
Не прекращая говорить, она залезла в скрытый карман платья, вытащив небольшую пластиковую коробочку. Внутри был целый набор шоколадных палочек, которые жевала Кёко.
– … я буду рядом и спасу тебя, если что-то произойдет. Поверь мне.
Рёко перевела взгляд с коробки на лицо девушки, гадая, должна ли она взять одну или еще что-то.
Наконец, она так и сделала.
Кёко с улыбкой спрятала коробку.
– Можешь поверить? – сказала Кёко. – Приходится в каждый используемый мной синтезатор вводить собственный дизайн. Никаких предустановленных моделей. Куда катится этот мир?
Рёко не знала, что и сказать, так что они ничего не сказала.
– А теперь, готова или нет… – начала Кёко, хватая ее за руку.
Рёко удивленно взглянула на нее.
Кёко указала на маленький свободный от демонов участок.
– … веди нас, телепортер!
Рёко кивнула, сглотнув.
«Если так, то я постараюсь впечатлить ее!»
– Я заброшу нас посреди них, ладно? – спросила Рёко, набираясь решимости.
– Именно так я и предпочитаю, – сказала Кёко.
– Симона, – строго обратилась Мами, когда лифт был на середине подъема к ближайшему выходу на скайвэй. Она только что закончила с регистрацией Рёко, и пришло время приступить к делу.
Девушка подняла на нее взгляд, отвлекшись от какого-то несчастного хода мыслей. Мами не смотрела ей в глаза.
– Я хотела бы поблагодарить тебя, что не стала в тот момент разубеждать свою подругу, – сказала она. – Отложи чувства в сторону. Ее решение принято, и сомнения только причинят ей боль. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю.
Мами не смотрела на нее, и девушка не ответила.
Сидящий на обычном месте на плече Мами Кьюбей решил не комментировать, тем более Симона все равно не могла его услышать.
Лифт достиг нужного этажа, и они вышли, Мами первой. Они подошли в вежливо ожидающей на нужном месте личной машине Мами. Она пропустила Симону вперед.
Лицо девушки было пусто.
Мами вздохнула.
«Кьюбей, я буду признательна, если ты уйдешь».
«Она даже не знает, что я здесь, Мами».
«Я буду чувствовать себя лучше, ясно?»
Кьюбей спрыгнул с ее плеча.
«Ну ладно, – сказал он. – Встретимся в звездном порту. В конце концов, мне нужно позаботиться о рекрутах».
Прозвучало почти раздраженно.
Мами позволила себе слегка улыбнуться. Порой она готова была поклясться, что инкубатор скучает по ней. Это могло быть связано с появлениями в тот момент, когда она ступала в Митакихаре, и прощаниями, когда она уходила.
Конечно, глупо было так думать.
А затем она тоже села в машину. Пора было сменить курс.
Она подняла маленькую дверку перед собой и залезла в синтезатор, вытащив две чайных чашки на блюдечках и поставив их на ровную поверхность перед ними. Они уже были полны, а рядом с ними лежали булочки.
Ну, в конце концов, это была ее машина, и в звании фельдмаршала были свои плюсы.
Она приглашающим жестом указала на блюдце. Симона покачала головой.
– Послушай, я понимаю, что ты чувствуешь, – сказала Мами, дуя на свою чашку, пока машина набирала скорость. – Но тебе стоит подумать о том, что чувствует она. Даже если тебе больно, ты должна проводить ее с улыбкой. Так будет правильно.
Мами наклонилась вперед, одарив ее лучшей «материнской улыбкой Мами».
На мгновение ей показалось, что она не справится, но затем Симона опустила голову, пусть и совсем немного.
– Я чувствую себя лицемерной, – сказала девушка, теребя джинсы. Голос был хриплым.
– Почему? – спросила Мами.
Девушка покачала головой.
Мами ждала, потягивая чай.
– Мы должны были пойти вместе, – дрожащим голосом снова начала Симона. – Как-нибудь…
Затем она поняла.
– Мне жаль, – поставила чашку Мами. – Но здесь ничем не помочь. Она знала? Ты ей призналась?
Она почувствовала шокированный взгляд Симоны.
– Что вы имеете в виду? – резко спросила девушка. – Я только…
– Ой, да ладно, – цинично улыбаясь, перебила Мами. – Я прожила больше четырехсот лет, и я много времени провела рядом с девушками, у которых среди партнеров на выбор не было никого из мужчин. Ты хотела остаться с ней? В таком контексте что еще это может значить?
Симона отвела взгляд.
– Так я понимаю, ты ей ничего не сказала? – спросила Мами. – Рёко явно относится к тебе как к подруге.
– Я собиралась, – горько сказала Симона. – А затем появились эти чертовы демоны.
Девушка обняла себя.
– Я хочу винить вас, – сказала она. – Что завербовали ее. Но как? Мы как раз обсуждали, как сильно мы хотим уйти. Как мне винить ее за то, что она так и сделала, только потому, что я хотела, чтобы это было по-другому? Только потому, что она не видела во мне кого-то особенного?
Мами взглянула на свои руки. За свою жизнь она видела развитие такой трагедии, по меньшей мере, десяток раз. Детали различались, пол различался, но чувства всегда были одинаковы. Люди… все те же.
– Я должна была это предвидеть, – помотала головой Симона. – Я чувствовала. Все признаки были налицо.
Мами нахмурилась, немного озадаченная заявлением.
– Ну, ничего не поделать, – сказала она, возвращаясь к тому, что нужно было сказать. – И если ты и правда любишь ее, ты сейчас промолчишь. Как я сказала, проводи ее с улыбкой, чтобы она ничего не оставила позади.
На этот раз Мами внимательно наблюдала за Симоной, но девушка молча опустила голову.
Наконец, она медленно кивнула.
Подозрительно вовремя – Мами приказала машине замедлиться, чтобы дать им время – они прибыли к дому Симоны.
– Ты живешь одна, верно? – риторически спросила Мами.
Симона кивнула, выходя наружу.
– Тогда я не стану напрашиваться в гости, – сказала Мами.
Но девушка уже уходила.
Мами слегка улыбнулась. Она помнила, каково жить одной.
Дверь капсулы закрылась, но Мами оставила транспорт бездействовать, размышляя.
Она рада была, что пришла. Оставшись сама по себе, Симона в такое время могла бы стать сильнейшим ядом для счастья Рёко. Она должна была отвести его в сторону, как и следует хорошей наставнице. Она не должна была лично давать Рёко первоначальную подготовку. Кёко была превосходным тренером, как бы ни шутила об этом Мами. Тем не менее, сделать нечто подобное было разумно. Отношения будут приемлемы позже, после того, как девушка станет стабильнее.
Пересматривая события дня, Мами нахмурилась. Тревожила новая проблема с кубами горя. Их распределение было жизненной основой всех волшебниц, и даже малейшего намека на перебои будет достаточно, чтобы посеять в их рядах раздор. Кроме того, оставались и тревожащие аспекты этого вопроса. Компьютерная проблема почти предпочтительнее, так как ее легко понять и локализовать. Система, что должна прекрасно функционировать, но выдает некорректный результат – уже поднимает тревожные последствия.
Придется действовать с осторожностью. Потребуется сочетание тайного расследования и личных расспросов.
Она мысленно начала отдавать секретный приказ – и остановилась. Перефразировала сообщение, запрашивая личную встречу. Гораздо лучше, чем в письменном виде.
И да, стоит поговорить с Юмой, но об этом может позаботиться Кёко.
Она расслабленно откинулась назад.
Затем от нечего делать проверила сообщения.
Масса устроившихся на краю ее сознания сообщений были лишь малой долей ее сообщений, которые ее личный ИИ, Махина, посчитала неважными. По правде говоря, вероятно, было куда больше важных сообщений, но ее помощница предоставляла ей ровно столько, сколько она могла реально прочесть за раз.
Она взяла булочку и начала жевать ее, первыми читая те сообщения, что были ей более интересны, позволяя их содержимому отпечататься в ее памяти.
Она подняла брови. Правда? Кёко захотелось вмешаться? В какую же игру она играет?
«Ну, наверное, не повредит».
Затем она прочла следующее и по-настоящему подняла брови.
«Двести километров? Вот это впечатляюще. Может пригодиться».
Она потянулась к чаю и отпила. Он еще был горячий. Термокерамика была удивительным материалом.
Следующее сообщение было голосовым посланием от адмирала Син. Он был крайне зол на генерала Блэквелла и хотел выразить свои чувства о недостатке сотрудничества с его стороны – Мами раздраженно хмыкнула. Вражда двух мужчин начала утомлять.
Она отметила Махине запланировать встречу с ними обоими. Пора было с этим разобраться.
«Что делать? – подумала она. – У меня еще шесть часов до окончания отпуска, а я уже занялась работой».
«Ну а что мне делать? – подумала она. – Будет невежливо появиться сейчас и прервать Кёко, и меня нигде не ждут».
Она вздохнула. И правда стоило найти друзей.
Она вернулась к сообщениям.
Итак, производственный комитет «Акеми» и связанные с ними агитационные комитеты хотели, чтобы она запланировала появление на просмотре в вербовочных целях – она почувствовала, как в ту же секунду исчезло желание дочитывать.
«Хотя мне и правда стоит что-нибудь запланировать», – подумала она. Она уже приложила усилия, позволив им взять у нее интервью и даже устроила небольшую рекламу…
Но, задумалась она. Может быть, фильм как раз то что нужно. Не публичное появление, на что она явно не в настроении, и для чего все равно уже слишком поздно, но если она сможет пробраться в голотеатр, она сможет проверить, какие же на этот раз ужасные исторические неточности о ней пропустил Голливуд.
Среди всех столетиями остававшихся неизменными городов, конечно, был и этот.
Она надеялась, что все будет не слишком плохо, учитывая, насколько нескончаемо долгим было интервью, когда она отвечала на вопросы о прическе Хомуры, ее личности, прошлом и так далее.
Как минимум, это веселый способ потратить пару часов. Ей и правда было любопытно.
Она сказала личному транспорту отправляться, заканчивая с булочкой. Она уже чувствовала, как улучшается ее настроение.
Проблема, конечно, в том, как попасть в кино инкогнито.
После краткого периода, всего в несколько секунд, пока Рёко сосредотачивалась, она почувствовала, как что-то вокруг нее смещается…
И они оказались на месте, в воздухе, уже падая посреди сформированного крупным пустынным перекрестком креста. Толпа демонов уже начала смещаться, почувствовав что-то над собой. У нее даже не было времени пожалеть о том, что сбросила их с сотен метров над землей. Зачем вообще она так сделала?
– Дерзай! – подбодрила Кёко и метнулась вниз, несмотря на то, что ее ничего не могло подтолкнуть.
Рёко покачала головой. Пора было сосредоточиться.
Демоны под ней начали поднимать глаза, глядя на нее и на темнеющее небо. Осталось не так много времени, прежде чем они нападут на нее.
Она извернулась в воздухе, указав рукой вниз. Призвав взрывной арбалетный болт, кончик которого пульсировал сердитым зеленым свечением, она выстрелила, взглянув убедиться, что не попадет в Кёко.
«Я в порядке! – подумала ей Кёко. – Я и сама о себе позабочусь, новенькая! Просто предупреди в следующий раз! И не волнуйся о порче имущества!»
Улица под ними взорвалась, выбросив высоко в воздух огонь и мусор, сверкая на фоне сумерек. Она поняла, почему поместила себя так высоко в воздух. Чтобы получить преимущество высоты.
А затем она скакнула на три метра влево, позволяя выпущенным демонами лучам, от которых она увернулась, поразить ее прежнее положение.
«Все и правда получается естественно», – подумала она.
Она закрутилась в воздухе, вытягивая левую руку вниз, с абсурдной скоростью заряжались и выстреливались арбалетные болты, тетива гудела от скорости. Ее поворот разбросал болты по широкой дуге, пронзив демонов в большом круге под ней.
Между ее арбалетом и воткнувшимися зелеными болтами были натянуты тонкие, едва видимые нити. Но их было достаточно, чтобы связать их с нею через газ воздуха.
После одной лишь мысли она снова скакнула, всего примерно на метр – и забрала с собой нити, и болты, и немалый кусок каждого проткнутого демона.
Эти демоны, потеряв значительную часть своих тел, или свои головы, или даже нижние половины целиком, распались, не в состоянии удержать себя.
И снова жгучие лучи скрестились в точке, где она только что была.
Готовясь к следующему залпу, она вдруг осознала, что на ее лицо каким-то образом пробралась улыбка.
«Мне это нравится?» – для начала подумала она.
Ее внимание привлек демон точно под ней – и она скакнула в сторону, когда луч пронзил прежнее ее положение.
«Один луч?» – подумала она – а затем снова скакнула, уклоняясь от следующего.
«Что…» – и снова вынужденный скачок.
«… происходит?»
«Черт…»
«… возьми. Они сме…»
«…нили стратегию!»
Они пытались вымотать ее. Она не могла все время продолжать скакать, и они не позволяли ей собрать энергию на выстрел или дать ей время телепортироваться подальше. Ей уже каждый раз приходилось прыгать чуть выше, чтобы удерживать высоту. Она удивилась, что вообще еще успевает думать.
«На крышу? Нет я…»
«… потеряю секунду! Я…»
«… но что я…»
Земля под ней и правее взорвалась, забрав с собой небольшую группу демонов.
Она заметила выпрыгнувшую из взрыва Кёко, явно влекомую своим копьем вниз к земле.
Часть демонов вокруг обернулась сосредоточиться на новой угрозе.
Остальные продолжали пытаться удержать Рёко в воздухе, но темп их стрельбы замедлился. Как раз необходимая ей дыра.
«Это твой шанс!» – раздался у нее в голове голос Кёко.
Она скакнула прямо на землю, прижав ладонь к дороге, пусть даже это ей вообще-то не было нужно. Она оказалась прямо посреди плотной группы демонов, которые даже еще не осознали ее появления.
И снова на ее лице появилась слабая улыбка.
А потом она уже оказалась на другой стороне улицы, со всей еще прижатой к тонкому слою все того же дорожного покрытия рукой, окруженная быстро исчезающими нижними половинами десятка демонов.
Улица была чиста. Они чуть не достали ее. Она не могла постоянно продолжать так скакать. Она почти…
Она услышала что-то за спиной.
Она скакнула обратно на другую сторону улицы, в нее вновь едва не попал луч.
Нахмурившись, она взорвала выпустившего его демона залпом зеленых болтов. Ей нужно время. Она просто не могла телепортироваться в таком темпе. Она не знала, почему, но не могла.
Она развернулась, рубанув левой рукой, по широкой дуге рассылая следующий залп болтов, пытаясь защититься от неожиданно появившейся у нее за спиной толпы демонов.
Она прыгнула влево, уклоняясь от нескольких летящих в нее со всех сторон лучей – и едва успела вовремя развернуться, чтобы разминуться с лучом, метящим в новое ее положение. Жгучее тепло нагрело ей лицо.
Побежав спиной вперед и стреляя при этом, она зарылась внутрь себя, стараясь собрать на новый скачок, возможно на крышу – и не смогла. На данный момент она исчерпана.
«Нужно убираться отсюда. Я создана не для такого боя!»
Она взглянула на толпу наступающих на нее демонов. Откуда они взялись?
«Не думала, что так быстро умру», – мрачно подумала она.
Она подняла арбалет, собирая энергию для взрывного болта, отчаянно надеясь, что никто из них не выстрелит по ней за требующиеся ей секунды.
С боковой улицы метнулся красный призрак, которым была Кёко, рубя.
И еще один. И еще.
Даже со сверхчеловеческими рефлексами, Рёко поразилась множеству девушек, пусть даже оценила устроенное ими отвлечение. Взрывной болт лежал на тетиве, ожидая выстрела.
«Огонь, огонь! – воскликнула Кёко. – Они приманки!»
Рёко выстрелила в землю под демонами, уничтожив большую часть толпы и иллюзорных волшебниц, растворившихся как миражи, которыми они и были.
Еще одна Кёко – и на этот раз Рёко была вполне уверена, что настоящая – появилась над ними, спускаясь с одной из крыш.
«Готовь еще один!» – подумала Кёко. Рёко кивнула и подчинилась, сглотнув даже пока наблюдала, как Кёко уклоняется и течет среди оставшихся демонов, аккуратно сжимая их в меньшую массу какой-то красной стеной цепей, так что их лучи даже не могли попасть в цель. Она даже между делом проткнула пару демонов.
Наконец, Кёко отпрыгнула от группы, копьем бросив себя высоко в воздух. Рёко не нужно было ничего говорить. Она выстрелила в толпу.
Она прищурилась, тяжело дыша. Они исчезли.
– Вот почему я так делаю, – приземлилась перед ней Кёко. – Ничто не учит лучше опыта, и ты не найдешь никого оберегающего лучше меня. Сегодня был мой лучший шанс.
В голосе девушки звучала гордость, пусть даже Рёко не смотрела на нее.
– Здесь три урока, новенькая, – ткнула в нее пальцем Кёко. – Во-первых, не становись самоуверенной.
Рёко кивнула, опустив голову.
– Во-вторых, не полагайся только на глаза.
Кёко грохнула торцом копья о стену здания.
– Ты волшебница. Ты можешь почувствовать демонов. Я знаю, что ты это знаешь. Так почему ты подумала, что все чисто, если улица пуста? Если захотят, демоны могут ходить сквозь стены.
Рёко сжала зубы. Так все и было.
«Глупо. Так глупо».
– Хотя это не справедливо, – сказала Кёко. – Я тебя о таком не предупредила. Тем не менее, такой урок стоит выучить через страх, и именно поэтому я ничего тебе не сказала.
– Нет, – сказала Рёко. – Я должна была знать.
Кёко взглянула на нее, выгнув и подняв брови.
– Я видела, как они так делают, когда на меня недавно напали, – пояснила она. – Не знаю, почему я забыла.
Кёко странно взглянула на нее.
– Не будь к себе слишком строга, – слегка нахмурилась Кёко. – Это простительно. Во всяком случае, в-третьих. Всегда оставляй что-то про запас, даже если для этого тебе придется отступить. Я поняла, что ты попала в беду, в тот момент, когда ты начала прыгать как мячик. Почему ты не сбежала на крышу?
Рёко прикусила губу.
– Отступать нормально, если приходится, – сказала Кёко. – В тот момент, как ты поняла, что исчерпана, нужно было перегруппироваться. Единственное исключение, если ты пытаешься кого-то спасти или не можешь отступить, не оставив кого-то без прикрытия.
Кёко приостановилась.
– Наконец, – сказала она. – Связь. Всегда сообщай своей команде, что происходит. Я за тобой приглядывала, но когда ты закончишь обучение, люди будут рассчитывать, что ты им будешь все говорить. Ты мне за все время ничего не сказала.
Рёко еще раз кивнула.
– Позвольте мне загладить вину, – тихо сказала она.
Кёко склонила голову, волосы обернулись вокруг копья, которое она держала на плече.
– Нечего заглаживать, – сказала Кёко. – Не переживай.
Рёко подняла глаза.
Она чувствовала ее. Еще одну концентрацию демонов неподалеку. Не настолько близко, чтобы угрожать им, но…
– Тогда позвольте мне кое-что попробовать, – сказала она. – Думаю, моя телепортация частично перезарядилась. Я собираюсь на крышу.
Кёко задумчиво потерла подбородок, затем взглянула в сторону демонов, которых они обе чувствовали.
– Ладно, – сказала она. – Но только издалека. И телепортируйся обратно сразу как закончишь. Это приказ.
Рёко кивнула, после чего задержала дыхание.
А затем она оказалась на крыше, Кёко глядела на нее с улицы прямо под ней.
Мгновение Рёко любовалась видом сумерек, а затем повернулась к толпе демонов, позволив стандартным глазным иплантатам сфокусироваться на них.
Они были достаточно далеко, чтобы даже не заметить ее присутствия.
Она зарядила один из болтов с нитями и задержала дыхание, целясь.
Она подумала об этом во время недавнего падения с неба, прежде чем ее прервали.
С нынешней позиции ей не нужно было телепортировать нить в сплошную материю – на что она, в общем-то, была неспособна – и не нужно было делать то же самое на другом конце. Идеальная позиция.
Выдохнув, она выстрелила.
Болт пролетел по воздуху, оставляя за собой зеленый след. Он пролетел над крышами, повернул вниз и приземлился посреди толпы демонов, в точности как и планировалось.
Она телепортировалась на здание на другой стороне улицы, забрав нить с собой.
Затем она уничтожила нить и, потратив несколько секунд, телепортировалась высоко в воздух над местом назначения, и взглянула вниз.
На земле, где она стояла, остался небольшой кусок тротуара – всего лишь небольшой кусок, и он выглядел как что-то вырванное.
Она расстроилась. Скорее всего, не удалось достать ни одного демона.
– Ну и что это? – спросила Кёко, когда она вернулась.
– Не сработало, – угрюмо сказала Рёко. – Полагаю, было слишком далеко. Хотела взглянуть, смогу ли я телепортировать их отсюда.
«Но все бы сработало, будь я ближе, – подумала она. – Так я могу с меньшими хлопотами выстрелить в землю и разорвать демонов на куски.»
Но почему не сработало? Она не достигла ограничения на массу и не могла придумать никаких иных применимых здесь ограничений.
– Ну что ж, новенькая, – перехватила копье наизготовку Кёко. – Готова к новому раунду? Давай сперва захватим оставшиеся кубы горя, а затем, если прикончим ту кучку, что ты пыталась подстрелить, думаю, закончим на сегодня. И, наверное, как раз ко времени твоего сна.
Рёко кивнула и схватила Кёко за плечо, готовясь к телепортации.
– Кстати говоря, – прокомментировала Кёко. – Тебе стоит им насладиться. Возможно, это последний раз, когда ты проспишь всю ночь. А теперь пошли.
Они исчезли.
В полночь они обе, устав за день, отдыхали на скамье на скайвэе третьего уровня. Кёко ошиблась. Рёко никак не могла вернуться хотя бы близко к сроку.
Она украдкой отослала домой краткое сообщение, только чтобы трое не запаниковали и не начали ее искать.
В послании было сказано лишь: «Буду по-настоящему поздно. Объясню когда вернусь. Все очень важно». Наверное, преуменьшение жизни.
«Не волнуйся об этом, – сказала ей Кёко, без какой-то причины снова вращая копье. – Пока я держу тебя в активном боевом состоянии, твои родители не смогут отследить твое местоположение. Плюс ты эмансипирована, так что, если захочешь, можешь их отключить. Гражданские службы ничего им не сообщат, если к ним попробуют обратиться за помощью. Поверь мне, они никогда тебя не найдут»
«Я не поэтому беспокоюсь!» – подумала она.
Что касается того, почему они отдыхали в нормальной одежде, вместо того, чтобы встретиться с остальными девушками, Кёко объяснила, что не в ее стиле вникать в мелочи, и им обеим уж точно не помешает перерыв. Рёко была не уверена, что согласна с доводами, но Кёко была ее сэмпаем. Даже не упоминая, что командующим офицером.
Было несколько странно, когда другая девушка решила использовать ее плечо вместо подушки, но она стерпела. Может быть, так они обращались с новенькими.
Кёко упомянула еще кое-что интересное.
«Знаешь, когда-то давно людям приходилось беспокоиться о температуре, – сказала она. – Не то что ваше поколение, которое даже не знает, что такое холод или жара. Сейчас прохладно, но ты не видишь ничего необычного в том, что мы обе без курток. И это чертовски удивительно. Я старею…»
Вдруг Рёко почувствовала что-то странное, как будто кто-то приближался. Не демон, но…
– Патриция нашла кое-что интересное, Кёко, – сказала приблизившаяся девушка, спрыгнув с ночного неба с подсвеченными городом облаками.
Рёко взглянула на нее, затем на Кёко, затем снова на девушку. А после этого не смогла отвести глаз.
Девушка была в бронированном нагруднике и юбке и с ножнами для парных мечей.
Кёко подняла с плеча Рёко голову, заморгав, после чего потянулась и широко зевнула.
– Это не подождет, Маки? – спросила Кёко. – Я же сказала, что учу новенькую.
– Патриция посчитала, что тебе стоит лично взглянуть, – сказала девушка.
Кёко пожала плечами.
– Ну раз уж она так сказала.
«Богиня запретила ей посылать сообщения или использовать телепатию», – подумала Кёко.
«Как будто бы тебя это разбудило, – подумала в ответ другая девушка. – Так это новенькая?»
Девушка кивнула в сторону Рёко.
«Да, это я, – подумала Рёко. – Рада познакомиться».
Они не спросили имен. Было не нужно.
«Телепортер, – подумала Кёко. – И, похоже, чертовски хороший».
«Мы заметили», – подумала другая девушка.
Кёко встала, и Рёко последовала за ней.
– Я могу телепортировать нас троих, если вы объясните мне, куда, – предложила Рёко, со вспышкой света призывая свой костюм.
– Не трать магию, – в свою очередь превратилась Кёко. – Я не настолько ленива. Доберемся старым добрым способом.
Двое других прыгнули в воздух, отскакивая от стен зданий. Через мгновение Рёко немного неуверенно последовала за ними. Пусть у нее и были для этого инстинкты, но это не значило, что она к такому привыкла. Было что-то неправильное в том, чтобы прыгнуть в пустоту.
Что было весьма странно, раз уж не так давно она с восторгом телепортировалась в воздух, ничего при этом не испытывая.
Если так подумать… было восхитительно.
«Есть здесь кое-что странное», – конфиденциально подумала Кёко Маки.
«О, и что же?» – подумала другая девушка, сходя со стеклянного потолка скайвэя.
«Никогда раньше не видела новенькую с жаждой боя, – подумала Кёко. – Но она половину времени улыбалась как идиотка».
«Так ты поэтому решила стать ее наставницей?» – подумала другая девушка. – Завидую. Я наконец-то потеряла положение самой младшей».
«Не волнуйся, – подумала Кёко. – Насколько я знаю Мами, она перехватит большую часть задач. Но я просто знаю, за ней стоит приглядеть».
«Как скажешь», – слегка надуто подумала другая девушка.
Она начала падать прямо на землю, и Кёко следом за ней.
Рёко задержалась на платформе выше, глядя на трех девушек внизу. Почти неприницаемо темно было смотреть на неосвещенную улицу, но она их видела.
Рёко сама могла это понять, учитывая, что Кёко и Маки рухнули на землю и встали без каких-то заметных повреждений. Тем не менее, подумала она, далековато. Может быть ей просто стоит телепортироваться…
«Нет, да что со мной такое? Я же прекрасно справлялась! Я не стану так глупо тратить силы!
Она сглотнула и спрыгнула, заставив себя держать глаза открытыми.
После, казалось бы, маленькой вечности, она ударилась о землю, наклонившись поглотить часть импульса – и как и ожидалось, была в порядке. Даже ее кости не возражали.
Ее внимание привлек звук хлопков.
– Не опекай ее, – взглянула на источник Маки.
– Но я серьезно, – сказала девушка с длинным хвостом волос.
Хотя совсем не хвост привлек внимание Рёко, и не заткнутые за пояс платья парные кинжалы. И не то, как ее силуэт вырисовывался на фоне тьмы.
А электромагнитная штурмовая винтовка, которую она небрежно держала в руке.
Она повернулась обратиться к Рёко, Кёко с удовольствием за этим наблюдала.
– Я подумала, что ты запаниковала, – сказала она. – Со мной так и было в первый раз, когда мне пришлось так прыгать.
Рёко округлила глаза.
– Но в этом нет никакого смысла! – шагнула вперед Рёко. – Я только что вышла из боя, и я не припомню, чтобы тогда паниковала!
– В бою по-другому, – сказала девушка – Сиро Асака, согласно ее номенклатору. – Инстинкты берут верх, а у всех нас хорошие инстинкты. Вне боя непросто вспомнить, что ты не человек. Уже нет.
– Это среди первого, чему учат, – вмешалась в разговор Маки. – Вакуумные камеры, пребывание под водой, прыжки с высоты. Не весело, но хорошо прочищает голову.
Кёко глубокомысленно кивнула, неявно согласившись со сказанным.
Где-то неподалеку кашлянула девушка.
Рёко обернулась взглянуть и увидела девушку, да, в костюме, но без заметного оружия. Она явно была европейкой и…
«фон Рор, Патриция»
Поддавшись любопытству, Рёко расширила запрос.
Род занятий:волшебница (активная служба)
Звание:полковник
Классификация:смешанная, технологический специалист
Оружие:рой дронов
Непосредственный командующий офицер:Сакура Кёко, генерал-лейтенант
Главная наставница (опционально):нет
– Простите что прерываю, – сказала Рор. – Но небезопасно просто их там оставлять. Тебе стоит взглянуть, и лучше раньше, чем позже.
– Оставлять что? – спросила Кёко, но девушка уже отвернулась. Кёко пожала плечами и последовала за ней. Как и остальные.
Они завернули за угол здания, направившись к узкому переулку. Теперь и вовсе не было никакого света, помимо слабого свечения от облаков. Хотя этого было достаточно даже для обычного человека с улучшениями.
Всмотревшись вперед, Рёко начала слабо узнавать, где она была.
– Что такое? – краем глаза взглянула на нее Кёко, небрежно забросив копье на плечи, почти перегородив весь проход.
– Здесь рядом на нас… на меня напали, – сказала Рёко.
Она указала прямо вперед, на видимые в конце переулка тихо крутящиеся ветряки.
– Мы сидели в той стороне.
– Интересно, – прокомментировала Патриция. – И все тревожнее.
Прямо перед тем как они достигли конца переулка, пройдя мимо бокового входа в одно из зданий, она так резко повернула на девяносто градусов вправо, что почти исчезла из вида.
Но там, конечно, был еще один проход, на этот раз шире.
– Здесь, – указала вниз Патриция, после чего двинулась в сторону, давая взглянуть остальным.
На земле, внутри небольшой полости в здании, лежала небольшая кучка кубов горя.
Рёко чувствовала, что они почти полны. Почти осязаемо было излучаемое ими неудобство.
– Оставлять так лежать кубы горя это нарушать Богиня знает сколько правил, – сказала Патриция.
– Не упоминая о невероятной опасности, – нагнулась взглянуть поближе Кёко. – Капля горя, откуда угодно, и они породят демонов. Ни одна волшебница не настолько глупа, чтобы так их оставить.
– И это не может быть случайным сбоем логистических дронов, – задумчиво сказала Асака. – Настолько насыщенные кубы никогда не транспортируют по гражданским районам. Их отправляют прямо к инкубаторам.
Рёко взглянула на кучку кубов, у нее в животе свернулось темное облако. Она впервые была здесь, так что может она и ошибается, но что-то казалось…
– Подозрительно, – сказала Кёко. – Им незачем здесь находиться.
Она взглянула на Рёко.
– Где именно вы были, когда на вас напали? – спросила Кёко.
Рёко моргнула.
– Мы лежали где-то здесь на берегу. Я не узнаю здания, так что может быть и не рядом с ним, но…
Она остановилась, заметив, что остальные больше не слушают. Они мрачно, подозрительно переглядывались. Она заметила, как Кёко обменялась взглядами с Патрицией.
– Понимаешь, почему я встревожилась, – сказала Патриция. – Я не знала, что девушки были именно здесь, иначе бы заволновалась даже сильнее.
Рёко огляделась по сторонам.
Ни одна девушка не могла случайно оставить эти кубы, зная, насколько они опасны. И летающие роботы не могли принести их сюда. Казалось, это подразумевало, что…
– Кёко, – обратилась Рёко. – Прости, что спрашиваю, но значит ли это…
– Кто-то намеренно оставил их здесь, – сказала Кёко. – И спорю на неделю хороших обедов, тогда эта кучка была гораздо больше.
Она присела.
– Кто бы это ни был, он все запорол, раз уж они до сих пор здесь, – пальцем перевернула она один из них. – Вероятно, все они должны были стать демонами. Это объясняет, как орда демонов появилась здесь без кого-либо. Не просто так этот район не патрулируют.
– Но кто? – спросила Маки. – Никто бы не стал делать что-то подобное.
– Это мог быть гамбит инкубатора, чтобы Рёко заключила контракт, – взглянула на Рёко Асака.
– Без волшебниц неподалеку? – спросила Кёко. – Чистое совпадение, что мимо проходила Мами. В ином случае они бы умерли. Они так не рискуют. Если только не ждут большой выгоды.
«Вы правы. Мы не оставляли эти кубы».
Они обернулись взглянуть на появившийся позади них источник мысли.
Он выглядел совсем как Кьюбей, но Рёко могла сказать…
– Ты не Кьюбей, – почти обвиняюще сказала Патриция. – Я просила Кьюбея.
«Кьюбей в звездном порту с Томоэ Мами, – подумал инкубатор. – Я подменяю его здесь».
Инкубатор подошел к кучке кубов. Под заинтересованным взглядом Рёко раскрылся слезообразный знак на его спине, открыв под ним черную пропасть. Нет – не совсем черную. Того же цвета, что и кубы.
Он начал проворно забрасывать кубы в дыру.
В прошлый раз, когда рядом был Кьюбей, она не обратила на это внимание, но теперь она внимательно всматривалась, пытаясь взглянуть внутрь спины инкубатора, и в этом было что-то… ужасающее. Невыразимо жуткое.
Она не знала, что именно так разбираются с кубами. Она всегда предполагала, что их просто берут и засовывают в какую-нибудь машину.
– Как думаешь, что это значит, инкубатор? – спросила Кёко.
«Уж точно это весьма странно, – подумал инкубатор. – Неловко было бы потерять потенциальную контрактницу от чего-то столь глупого».
Закончив, он начал уходить.
«Моя задача выполнена».
– Эй, подожди… – подняла руку Кёко.
Но он исчез.
– Кьюбей приятнее, – прокомментировала Патриция.
– Патриция, – с мрачным лицом сказала Кёко. – Пока что оставь этот вопрос внутри Церкви. Попробуй выяснить, что происходит. Если не сможешь, обратись в МСЁ. Пока не потребуется, не привлекай Управление.
Патриция кивнула.
Рёко промолчала. Что это значило? Что кто-то пытался ее убить? Никакого иного объяснения она не могла придумать.
Но в этом не было никакого смысла.
К тому времени, как она, наконец, направилась домой, она все еще над этим размышляла.
Кёко сидела в машине напротив нее, задумчиво жуя кусок вяленого мяса.
– Мы доберемся до сути, – сказала она, глядя на прозрачную крышу машины, за которой ночь сменялась огнями города.
– Надеюсь, – уперев локти в колени, ответила Рёко.
– Эй, не будь такой мрачной, – сказала Кёко. – Нужно, чтобы ты улыбалась, когда мы встретим твоих родителей.
Рёко сжалась. Ей почти удалось забыть.
– Предпочитаю думать о том, как чуть не умерла, – сухо сказала она.
Кёко рассмеялась, раскинув руки по всему сиденью.
– Все будет не настолько плохо, – сказала она.
– Надеюсь, – сказала Рёко.
– Во всяком случае, – сказала Кёко. – Пока не забыла, я сказала Асаке, что ты встретишься с ней завтра в час. Она передаст тебе основное снаряжение, отведет на реконфигурацию внутренней сети и тому подобное.
Рёко кивнула.
– Ладно, – сказала Кёко. – Хочу прямо сейчас передать тебе две крохи мудрости, так что слушай.
Рёко подняла глаза, готовясь слушать.
– Во-первых, твое желание это твое личное дело, – сказала Кёко. – Его слышала Мами, и она внесла его в базу данных, но помимо этого никто кроме компьютеров его не увидит. Может быть, тебе не важно, если все узнают, но не надо всем рассказывать. Это некультурно. Рассказывай только лучшим друзьям. Люди вроде меня и Мами, мы все исключения из правила.
Рёко кивнула.
– Во-вторых, есть у тебя какие-нибудь кульминационные атаки? Что-нибудь шумное и заметное? Что-то добивающее? – спросила Кёко.
Рёко моргнула. Задумалась.
– Есть, – сказала она. – Но я понятия не имею, в какой ситуации понадобится ее вызвать. Не похоже, чтобы она куда-то подошла.
– Что бы это ни было, – сказала Кёко. – Не позволяй Мами назвать ее. Просто не позволяй.
Рёко вопросительно склонила голову.
– Но всем нравится Тиро Финале, – сказала она. – И Россо Фантазма тоже довольно популярна.
– А теперь представь, как все будут ждать, что ты каждый раз будешь с восторгом вопить ее, – сказала Кёко.
– О, – сказала Рёко.
Она задумалась.
– Все же не настолько плохо, не так ли?
– Просто поверь мне, ладно? – сказала Кёко.
Рёко улыбнулась.
Тем не менее, она не могла отделаться от окутавшего ее странного предчувствия.
И не могла забыть женщину, которую заметила вдали, как раз перед тем как заключила контракт.
Она обратилась к воспоминаниям, но они слишком угасли, а она была слишком далеко, даже для глазных имплантатов, чтобы алгоритмы распознавания лиц смогли ее захватить. И, возможно, у нее была хорошая причина быть там, уходить из района сразу после нападения демонов. Не стоило подозревать случайных пешеходов.
Тем не менее, ее это беспокоило.
Глава 3. Мами смотрит фильм, часть первая
〈В следующем тексте, 〈〉① указывает на содержимое, отредактированное для не обладающих категорией допуска. Число указывает на категорию допуска, требуемую для доступа к закрытому содержимому.〉①
〈Правительство официально придерживается позиции, что:〉②
〈1. Самоцвет души является проводником силы души девушки, а не самой ее душой.〉②
〈2. Истощение энергии самоцвета души никак не влияет на психическое состояние девушки.〉②
〈3. Допустимы любые искажения истины, требуемые для соответствия вышеприведенным фактам.〉②
〈Учитывая прискорбный объем уже обнародованной информации, маловероятно, что будет возможно в полной мере обеспечить соблюдение этих положений. Максимальное усилие в контроле за информацией следует проявить к девушкам возраста заключения контракта и младше. Эти усилия будут осуществляться соответствующими комитетами, такими как Комитет истины в СМИ…〉②
— «Закон об ограничении информации», выдержка.
Несмотря на приложенные многими исследователями усилия, ранняя жизнь Акеми Хомуры остается загадкой. Она началась до эры повсеместного ведения учета, и многие из уже существующих записей были уничтожены во время буйных эпох Объединения двадцать второго-двадцать третьего веков, что давно разочаровывает биографов. В этой публикации автор с радостью сообщает, что на основе восстановленных давно потерянных записей удалось окончательно определить ее детский дом, давно считавшийся католическим женским монастырем в Большом Токио. Целью данной работы…
— Исихара Томоя, «Окончательное определение детского дома Акеми Хомуры», Журнал истории волшебниц, реферат.
К тому времени, как Мами достигла театра, она изменила всю свою внешность.
Большая часть маскировки была довольно проста. Несложно было попросить волосы опасть в более расслабленное состояние – она была чрезвычайно рада, что больше не нужно было каждое утро ухаживать за волосами – несложно превратить самоцвет души в менее стандартный браслет и также несложно оставить ее личный транспорт в уединенном районе и пересесть на стандартную гражданскую модель.
Если бы только она могла прихватить в раздатчике одежды плащ с капюшоном и закончить на этом.
К несчастью, в нынешнее время повсеместного распознавания лиц, этого было просто недостаточно.
Так что ей пришлось идти в театр, приклеив к щеке миниатюрный голоэмиттер, способный исказить ее внешность до совпадения с одной из живущих в этом районе, которая немного напоминала знаменитую маршала Мами, но явно не была ею. Еще один устроился у нее на пальце, скрывая приметную цветочную отметку на ногте.
Было широко известно, что правительство предоставляло исключения из запрета на маскировку личности, но ее маскировка от этого не была менее эффективна. Конечно, она не одурачит ни один из датчиков наблюдения, но этого было более чем достаточно, чтобы обмануть беглый взгляд прохожего. И датчики знали, что не стоит привлекать к ней чье-то внимание.
Она подумывала по такому случаю приодеться, представляя себя выходящей из ночных огней под яркость театра в потрясающем платье и с лицом кого-нибудь весьма привлекательного, но в конце концов передумала. Рискованно будет поворачивать головы в свою сторону, пусть даже ей хотелось, чтобы это было не потому, что «это Мами-сан!»
К тому же, помимо того, что ребячеством будет пытаться привлечь внимание, какой бы был в этом смысл? Она всю жизнь оставалась свободной от отношений – столько лет, что ей не нравилось об этом думать – и не считала хорошей идеей в ближайшее время что-то менять.
Так что она появилась в театре одетой в ту же одежду, что и прежде, стильную, но ничем не примечательную блузку и юбку. Вокруг нее болтали пары и группы, почти все одетые лучше ее. Она нахмурилась. Забавно, что она может привлечь внимание тем, что слишком плохо оделась.
Ночь будет прохладной, подумала она про себя, проверяя часы. 18:30.
Когда-то давно это бы заставило всех показаться в куртках и тяжелой одежде. Как волшебнице, ей всегда приходилось внимательно заботиться о подобном. Как только осознаешь, в какой степени можешь манипулировать своим телом, поразительно легко забыться и просто расхаживать повсюду в одной и той же одежде, невзирая на температуру.
На ум пришли Кёко и Хомура, хотя склад ума Юмы до последних лет был схож с таковым у Мами.
Но в нынешнее время все обычные люди способны были так же упорно игнорировать температуру, так что им больше не нужно было беспокоиться. Хотя Мами все еще помнила.
Она остановилась полюбоваться гигантскими голостатуями, позирующими в главном атриуме.
Посередине стояла звезда, Хомура с яростным лицом и пылающим фиолетовым натянутым луком с наложенной стрелой, замысловатая демонстрация, учитывая, что вне зависимости от местонахождения, стрела указывала на тебя.
Справа от нее стояла Кёко, агрессивно нацелившая копье, присев в боевой позе. Деталь, которую всегда пропускали биографы, у Кёко не было ничего ни во рту, ни с собой.
Позади Кёко стояла Юма, с грубой булавой у ног, удивленно глядя в воображаемое небо. Она выглядела немного младше остальных, пусть даже это довольно рано прекратило быть верным.
Над всеми ними, в облаке белого тумана, можно было почти разобрать фигуру обнимающей их всех девушки. Милый штрих и довольно уместный, подумала Мами. В конце концов, фильм был о жизни Хомуры, и для нее ее Богиня явно была настоящей, даже если ни для кого более.
И, конечно, слева от Хомуры стояла сама Мами, с заброшенным на плечо мушкетом и еще двумя, парящими в воздухе и указывающими на воображаемые цели. Выглядела она величественно.
Мами не удержалась от легкой улыбки. В нынешнее время компьютеры бережно ретушировали лица и тела актеров, чтобы они выглядели совсем как оригиналы, но они никогда не могли сдержаться и не усилить слегка привлекательность. Лично Мами не могла припомнить, чтобы у Кёко или Хомуры хоть когда-нибудь были настолько большие груди, но предположила, что не стоило возмущаться легкому потаканию зрителям.
Киноиндустрия явно следовала за последним словом техники, чего бы оно ни стоило. К примеру, учитывая, насколько в нынешнее время было проще, для актеров считалось профессионализмом свободно говорить на языке своих персонажей, и зрители должны были использовать языковые улучшения, чтобы не отставать, если они сами не знали языка – хотя ленивые, если по-настоящему хотели, могли активировать закадровый голос. Однако лучше было делать все сложным путем.
Она двинулась дальше, избегая очевидного соблазна просто постоять и посмотреть, особенно на себя. Было бы несколько подозрительно.
Она скользнула мимо входа в версию фильма для виртуальной реальности, пусть даже, как военнослужащей, ей бы это ничего не стоило.
Ей было более чем достаточно настоящего.
Вместо этого она вошла в зону стандартного голографического просмотра, где вокруг большой круглой части с еще одним буфетом посередине концентрически расположились входы в различные комнаты.
Еда была бесплатна, но Мами не заинтересовалась, вместо этого остановившись задуматься, стоит ли ей пойти в отдельную комнату или попробовать более пролетарский опыт, частью группы.
Она вдруг поняла, что стоит прямо напротив еще одной посетительницы, женщины с коротко стриженными волосами стандартного для гражданских возраста примерно двадцати семи лет. Она выглядела так же нерешительно, и они взглянули друг на друга. Похоже, Мами, в конце концов, найдет с кем пойти.
Мами открыла рот что-нибудь сказать…
… когда рядом с ней вдруг появилась девушка. Она выглядела на девятнадцать, что значило, что ей и правда девятнадцать, так как у всех гражданских возраст застывал ближе к тридцати.
– Привет, не хочешь к нам присоединиться, Тито-сан? – с дружелюбным лицом спросила девушка. – В нашей комнате есть свободное место, и ты выглядела немного одиноко, так что…
Она, как было вежливо, обратилась к ней по связанному с лицом имени. Не ее вина, что Мами носила неправильное лицо.
Мами взглянула на помахавшую группу позади нее. Мами махнула в ответ, подумав о том, насколько странно, что волшебницы развили практику придерживаться внешности подростков и, порой, детей. В нынешнее время это помогало им выделяться на поле боя – и делало их меньшими целями – но главная цель была в проявлении солидарности.
Никто иной не понимал их по-настоящему. Об этом никогда не забыть.
Мами оглянулась, высматривая женщину с короткими волосами, но та исчезла.
Возможно, не стоило, но Мами кивнула.
– Конечно…
Нодамэ Рико, подсказал ей номенклатор.
– Нодамэ-сан, – закончила она.
Она подошла присоединиться к ним.
Мысленно она посмеивалась над собой.
«Полагаю, я и правда выглядела несколько одиноко, не так ли? – весело подумала она. – И вот я пытаюсь притвориться девятнадцатилетней. Если Кёко когда-нибудь об этом узнает…»
– Так ты ходишь в здешнюю школу, Тито-сан? – спросила девушка, когда они прошли через двери.
Мами кивнула, пусть даже не представляла, так ли это.
– Забавно, я никогда тебя не видела. Но, полагаю, у тебя другая направленность.
Дверь позади них закрылась, система признала, что комната теперь полна. Они расселись по местам.
«Тито Хироко, да?» – подумала Мами, подняв из памяти имя человека, которой она притворялась. В конце концов, лучше не ошибиться.
Современные голотеатры были довольно впечатляющи, доходя до крайних пределов того, что было возможно без прямого доступа к ограниченным правительством личным ВР имплантатам – который был возможен только в непомерно дорогих платных ВР-залах театра. Тем же эффектом, что был применен к статуе Хомуры на входе, с каждого места открывался вид, который режиссер посчитал оптимальной точкой зрения, и, благодаря незначительной уступке со стороны правительства, владельцам театров разрешалось использовать ВР имплантаты, чтобы поворачивать людям головы и моргать – от этого можно было отказаться, и для второго просмотра это только рекомендовалось.
Помимо этого, в комнату подавались запахи, звуки направлялись прямо на те же внутричерепные системы, что использовались для голосовых звонков, и при необходимости дрожала земля. Генераторы гравитации и антигравитации в стенах – немалая роскошь, учитывая, насколько редки были антигравы – по мере необходимости меняли связанное с головой зрителя направление гравитации.
Линия были проведена только под непосредственной тряской кресел зрителей – людям такое не нравилось.
И при всех этих затратах ресурсов они по-прежнему были бесплатны для посещения, упорно сопротивляясь преобладающим повсюду экономическим тенденциям.
Главные огни погасли до темноты – совершенно ненужный эффект, что в большей части был уважением к прошлому – и четыре стены засветились изображениями, что быстро просочились в воздух и уплотнились, пока не стали буквально всем, что видела Мами, закрыв людей вокруг нее, стены, ее тело и даже нос. Она предоставила машине разрешение на доступ к слуховым имплантатам, и ее голову сразу же заполнила оркестровая музыка. Вокруг нее, хихикая, затанцевали семь девушек в сто?лах, после чего их образы растворились и сформировались перед ней… в логотип «Технологий семи муз».
– Черт возьми, они так каждый раз будут делать? – пожаловался какой-то невидимый парень слева от нее. Кто-то на него шикнул.
«Ему стоит порадоваться, что не приходиться терпеть еще и двадцать минут рекламы», – сухо подумала Мами.
По правде говоря, легко можно было блокировать и голоса остальных в аудитории, но так намеренно не делали. В чем смысл групповых просмотров, если все время будешь изолирован в своем пузыре? Смысл в том, чтобы можно было слышать реакцию окружающих в форме охов и ахов. Однако более расширенные комментарии обычно не приветствовались.
Несмотря на жалобы парня, фильм начался освежающе быстро, по крайней мере с устаревшей точки зрения Мами, приостановившись только чтобы дать им всем выбор, позволить ли фильму управлять тем, куда они поворачивают голову. Мами не колеблясь согласилась. Ее вполне устраивало позволить режиссеру показать ей все так, как ему или ей хотелось.
Мами увидела под ногами с уровня глаз разбитую старую асфальтовую улицу. Было пустынно, дома выглядели заброшенными.
Шел дождь, и она слышала ударяющие по зонту над головой капли дождя.
Она услышала тяжелое дыхание бегущей женщины, услышала шаги по асфальту, и ее взгляд слегка дрожал, продвигаясь дальше по улице. Мами поняла, что смотрит с точки зрения бегущей женщины.
Она оглянулась назад, увидев только все ту же дорогу, затем посмотрела вниз и увидела, что несла в руках женщина: спеленутого младенца в корзинке, несмотря на все обстоятельства спокойно спящего с большим пальцем во рту.
Женщина посмотрела вверх, выглядя при этом устало – она явно замедлилась, а тяжелое дыхание становилось все глубже – но она явно приближалась к своей цели, задней двери внушительно выглядящей церкви с витражами, аккуратной и яркой по сравнению с окружением. На частично скрытом знаке едва можно было прочесть название города: Токио.
Женщина медленно и осторожно положила младенца на ступеньки, несмотря на заметную до этого спешку. Она вытащила промокший лист бумаги, и ее руки дрожали, пока она писала имя.
Мами поняла, что будет, и приложила все усилия, чтобы не закатить глаза.
«Хомура», – было написано там.
Затем, после некоторого колебания, она добавила перед этим:
«Акеми».
Положив бумагу в корзинку, женщина взглянула на дождь – подчеркивая момент, комната любезно брызнула в лицо Мами несколько капель – затем опустила взгляд и осторожно пристроила зонтик у стенки, чтобы он оградил ребенка от дождя.
– Прости, – сказала она.
Наконец, точка зрения изменилась, и вместо того, чтобы быть женщиной, она повернула голову влево и увидела спину женщины, с плачем убегающей под дождем. Она испытывала явное чувство, что лежит на спине.
Она повернула голову взглянуть обратно и увидела над собой защищающий ее зонт. Рядом с ней скрипнула, открываясь, деревянная дверь.
Все почернело.
Это была очень сентиментальная сцена, решила Мами, но почти наверняка гипердраматизированная и определенно вымышленная. Хомура так толком и не объяснила ни одной из них, почему ее родители оставили ее на попечение женского монастыря, и Мами подозревала, что Хомура и сама об этом ничего не знала. Мами даже никогда не была уверена, действительно ли Хомура была сиротой.
Последовавший за этим опенинг был типичным упражнением по демонстрации спецэффектов, насколько это было в силах производственной команды, проведя зрителей в полете через кромешную тьму, миновав серию растворившихся в тумане образов: самоцвет души, готовящийся к нападению демон, спускающаяся с небес на белых крыльях Хомура, следом Кёко и Мами, плачущая на полу Юма, выступающая с возвышенности Хомура и, наконец, Хомура, с пылающими от ярости глазами, ястребом пикирующая на паникующее построение чужих, распахнув черные крылья порчи.
Фильм продолжился с детства Хомуры в приюте, со строгой дисциплиной монахинь, уроками религии, где тихая маленькая девочка, замкнутая и прилежная, играла с другими, находила подруг, вела себя нормально, но все равно выглядела несколько отстраненной от других.
Эта часть вполне могла даже быть точной, подумала Мами, пусть даже все это было предположением. Хомура никогда не рассказывала о своем детстве, и все, что она знала, что до своей болезни Хомура была совсем другим человеком – но она почему-то в этом сомневалась.
– Я не могу этого описать, – покачала головой одна из монахинь. – Есть в ней что-то странное. Порой мне кажется, что она чего-то ждет. Знаю, смешно, но такое у меня возникает чувство. То, как она порой смотрит в окно…
Она снова покачала головой.
– И она так горячо молится, – продолжила она. – Обычно я бы приветствовала такое усердие, но это чем-то тревожит.
– Можно ли ее винить? – ответила ее коллега. – Разве неправильно устремлять взор в небеса? Разве не к этому мы стремимся? Из нее выйдет превосходная послушница.
Затем, однажды, во время игры в догонялки, у нее закружилась голова, мир повернулся, и земля ринулась ей навстречу.
Позже тем же днем, в больнице, девочка сидела с широко раскрытыми непонимающими глазами, когда доктор повторял свои слова, и монахиня по привычке стояла рядом с ней, изо всех сил стараясь сохранять стоическое самообладание.
После этого были госпитализации, лекарства, хирургические процедуры, девочка отключалась или всхлипывала от боли. Монахини качали друг перед другом головами и открыто шептались, что, возможно, она совсем не предназначена была для этого мира.
Девочка стала старше и потеряла веру, отшвырнула свою библию в кожаной обложке, когда одна из монахинь попыталась помолиться вместе с ней, так безутешно расплакавшись на больничной койке, что монахиню попросили уйти и вызвали больничного психотерапевта.
Наконец, чудо, последняя операция, и девушку сочли готовой к выписке, и все еще живой. Теперь она была достаточно взрослой, чтобы покинуть приют, и когда ее опекуны прибыли просить свою бывшую подопечную остаться и учиться в католической школе, она отказалась, склонив голову, но не склонившись. Они посовещались, печально покачали головами и сказали ей, что устроят для нее квартиру и передадут ее документы в новую школу, что на ее счет ежемесячно будут зачисляться деньги, и что они надеются, что она найдет в своем сердце силы простить Бога.
Наступил день выписки, и девушка торжественно собиралась, говоря себе, что это начало новой жизни. Ждать больше было не нужно.
Мами отпила глоток тайком пронесенного холодного чая. Ей интересно было узнать, не проникла ли каким-то образом католическая церковь в производственный комитет. История была прекрасна, и, насколько знала Мами, даже правдива, но для церкви это все равно казалось немного слишком дружелюбно. Кроме того, подумала Мами, действовали ли вообще так церковные приюты? Беспокоящие моменты.
Хотя, если на то пошло, Хомура никогда не поднимала тему своего католического воспитания, кроме как вскользь упомянув, что училась в католической школе. Лишь дополнительные расспросы раскрыли ситуацию с приютом, и даже Кёко так и не осмелилась спросить, что Хомура думает о вере.
Хомура поступила в новую школу и обнаружила, что была слишком оптимистична в своих надеждах. После такого срока одной она слишком нервничала, чтобы ответить на дружелюбное знакомство одноклассников, и медсестра их класса, холодная и высокомерная девушка, не слишком-то помогала. Выйдя к доске, она не могла справиться с задачей по математике, не выдерживала физкультуры – анахронизм для зрителей нынешней будущей эпохи – короче говоря, ничего не могла правильно сделать, или так она думала.
Теперь фильм, наконец, достиг временных рамок, точность которых Мами способна была оценить. К счастью, вырезали не слишком много – среди прочего, им удалось совершенно правильно отобразить очки и косички Хомуры – вот только, чтобы сделать все чуть драматичнее, чем было, они добавили деталей, которых Мами лично не видела.
И там и в самом деле можно было увидеть Мами. Сюрреалистично и слегка тревожаще было смотреть на свое первое появление в фильме, собственный разум бесчисленное множество раз воспроизводил это застрявшее у нее в голове воспоминание, несмотря на все с тех пор произошедшее.
– Так это она, да? – театрально появившись из тени, сказала одетая в школьную форму голографическая Кёко. Зрителю приходилось смотреть ей в спину, где тень опорной колонны диагональю лежала на плечах. Девушка выглядывала в выходящее на школьный двор окно.
– Да, – вдруг появилась перед настоящей Мами виртуальная Мами, пройдя через точку взгляда зрителей. Она оперлась о перила.
«Кьюбей сказал, что у нее неслыханный потенциал», – подумала девушка, режиссер сфокусировался на лице Мами, чтобы показать недвигающиеся губы, проверенный временем способ подразумевать телепатию.
– Хотя она, честно говоря, выглядит не очень, – легким движением руки поправила волосы Кёко.
– Внешность не обязана что-то значить, Сакура-сан, – сказала другая девушка. – И ты это знаешь.
– Нам правда стоит это позволить? – сказала Кёко. – Мне ее уже жаль.
«Может быть нам стоит попросить Кьюбея отступить».
– Он никогда не прислушается, Сакура-сан, – одним глазом взглянула на Кёко Мами. – Как будто он ради чего-то подобного последует нашим желаниям.
Кёко откинулась, прислонившись к опорной колонне.
– Знаю, – раздраженным тоном сказала она. – Просто хотелось так сказать.
– Кроме того, – сказала Мами. – Нам нужна третья. Так наши жизни будут проще, и она кажется милой девушкой.
«Дело не только в демонах. Еще это поможет убедить Южную группу прекратить вторгаться на нашу территорию».
– Как же все это глупо, – сплюнула Кёко. – Почему мы не можем просто работать вместе? Нас останавливает только мелочность.
Заметно неловко было смотреть фильм о себе. Они неплохо справились. Момент был воссоздан достаточно адекватно, несмотря на различие в деталях: слишком грудастую Кёко, опорные колонны и тени в школе, когда Мами говорила им, что там везде были стекло и свет.
Голографическая Мами слегка улыбнулась, и Мами вздрогнула от воспоминания.
Это было жутко. Настоящая Мами сделала то же самое, и она не сочла эту деталь достаточно значимой, чтобы поделиться ею со сценаристами.
В то время она думала про себя, как она рада, что Кёко оставила свое принятое после «инцидента» с семьей вызывающее поведение. Ей потребовалось очень, очень много времени, чтобы вновь убедить Кёко вернуться к совместной работе и даже – после еще одного «инцидента» с Южной группой – переехать и поступить в школу. Мами поняла, что Кёко наконец-то начала залечивать рану.
«Если бы только она и правда могла ее исцелить, – подумала Мами. – Если бы только она не усугубила ее еще больше».
– Ну, так все и есть, – сказала голографическая Мами. – Может быть когда-нибудь мы сможем это изменить.
Кёко взглянула вниз, и глядящие ей в затылок зрители могли увидеть, что она смотрит на Хомуру, измученно дышащую в тени под деревом.
– Может быть, – сказала она.
– Вернемся в класс, – сказала Мами. – Будут гадать, куда мы делись.
Если точнее, Мами заметила Хомуру, когда шла в уборную, и телепатически вызвала Кёко из совсем другого класса, но она и не ожидала, что фильм будет объяснять столь незначительные мелочи.
Кёко кивнула, и они ушли обратно в тень.
Тем же днем, одиноко идя домой по мосту, вымышленная Хомура погрузилась в глубокую депрессию.
«Я ничего не могу правильно сделать, – думала она, опустив голову. – Я бесполезна!»
«Почему? Почему это должна быть я? Почему это у меня должна быть проблема с сердцем? Почему не у кого-то еще? Что же это за мир такой?»
– Почему я вообще еще живу? – резко выкрикнула она в небо. – Если я буду просто бесполезно занимать пространство, то я вполне могу и умереть!
А затем она увидела его, тихого как призрак, приближающегося с края моста.
– Что… кто ты? – на этот раз тихо спросила она, теперь зрители смотрели с ее точки зрения, снизу вверх глядя на гиганта.
Демон ничего не сказал, рядом с ним материализовалось несколько его спутников.
Хомура нервно стояла на месте, явно не уверенная, стоит ли ей поздороваться или сбежать.
Зрители, конечно, знали, и Мами слышала, как некоторые из ее юных спутников кричали вариации «Беги!» и «Убирайся оттуда!»
Демоны приблизились, и Хомура задрожала от страха, что разделили и зрители.
Наконец, трое демонов подняли головы, над ними начал собираться свет, и у Хомуры, наконец, сдали нервы, и она развернулась бежать.
Она как раз вовремя отшатнулась от еще одного появившегося у нее за спиной демона.
А затем в нее попал луч, и все побелело, почти ослепляя. В ушах звенело, и точно так же звенела кора головного мозга зрителей в аудитории.
Несмотря на ситуацию, Мами выжидательно подалась вперед. Это тот самый момент, когда она героически появится…
Этого не произошло.
Вместо этого прямо перед ней появилась смутно-белая фигура окутанной туманом девочки, что обняла ее и, следовательно, Хомуру. Все было странно прекрасно – команда по спецэффектам и правда знала свое дело.
В этом белом мире точка зрения зрителей вернулась к третьему лицу.
Хомура стояла, широко раскрыв глаза.
– Прости, что я не могу защитить ваш мир, – воздушным голосом сказала девочка. – Это не в моих силах. Но обещаю тебе, когда-нибудь я для тебя кое-что сделаю. Ты спрашивала, в чем смысл твоей жизни. Ты мой апостол, защищающая вместо меня мир. Пожалуйста. Я пожертвовала собой ради этого мира. Защити его. Пожалуйста.
Туман начал быстро рассеиваться, и к тому времени, как Хомуре удалось выкрикнуть:
– Подожди! Кто ты?
… она уже исчезла.
Мир вдруг обратился в хаос, Хомура – вместе с аудиторией – оказалась на полу, глядя на невероятную сцену.
Взрывы, разлетающиеся налево и направо куски демонов, парящие и стреляющие архаичные мушкеты, и посреди всего этого хаоса два странных видения, одетые соответственно в красное и желтое, двигаясь так быстро, что размывались – или должны были, но взгляд Мами успевал за ними – танцуя средь хаоса, стремясь к нему, разрывая демонов на куски.
Было захватывающе, но для наметанного глаза Мами далеко не так впечатляюще, как настоящее.
Хотя она, все же, пришла в восторг, когда виртуальная Мами выкрикнула «Тиро Финале!», призывая свой фирменный гигантский мушкет, чтобы взорвать последний отряд демонов, и Мами потребовалась тревожащая доля силы воли, чтобы не присоединиться к кличу.
Хотя, возможно, ей бы и сошло это с рук, учитывая, сколько других как раз так и сделали, особенно среди мужчин.
Фильмы с волшебницами были для этой части населения предосудительным удовольствием, так как они были почти как боевики. Почти: большинство скорее бы умерли, чем пошли на такие в одиночку.
Наконец, сцена почти завершилась, и Мами смогла обдумать, что только что увидела.
Несмотря на постоянные туманные намеки и жалобы, Хомура всегда была сдержанна относительно объяснения того, почему она верит в свою Богиню. Как она выразилась:
«Если вы все равно не поверите в то, что я скажу, к чему мне смущаться, объясняя детали?»
Хотя Мами не возражала против того, что сценаристы включили в фильм что-то правдоподобное. В конце концов, что-то они должны были включить.
О, а вот теперь должна была начаться хорошая часть.
Мами мысленно отключилась на тот промежуток, в течение которого они с Кёко объясняли Хомуре систему, и когда появился Кьюбей, тоже объяснивший Хомуре, что у нее есть потенциал. Она слишком часто это слышала, чтобы слушать еще раз.
Теперь, когда точка зрения зрителей снова сместилась, стало ясно, что за время встречи с «Богиней» волосы Хомуры каким-то образом расплелись. На самом деле, Хомура так и не объяснила, почему она сменила прическу, а они никогда не спрашивали. Кёко и Мами обе тайно согласились, что так гораздо лучше.
Хомура, которую она здесь видела, этого пока даже не заметила.
«Так у тебя есть наготове желание?» – спросил Кьюбей, продемонстрировав свое появление.
Девушка сглотнула, нервно поправив на переносице свои очки.
«Чего я жду? – подумала она, посвящая зрителей в свои мысли. – У меня было видение, и если это не знак, то что? Разве я не хотела знать, в чем цель моей жизни? Теперь она у меня есть».
– Я хочу защищать этот мир, – сказала она, поначалу тихо, но с усиливающимся голосом. – Я хочу оберегать этот оставленный Богом мир и защищать его от всего, что ему угрожает!
Мами застыла в кресле.
Мами и Кёко все эти годы упорно держали желание Хомуры в тайне, и фильм не был исключением. Они убедили сценаристов придумать желание, потому что они точно не расскажут.
Сценаристы угадали довольно точно.
Это было смелое желание, поняла она в тот момент, когда впервые услышала слова Хомуры. Хомура была единственной известной ей девушкой, озвучившей подобное желание.
И это было среди причин того, почему Мами и Кёко никогда не верили, что она и правда ушла. Ее желание бы этого не позволило.
Мами удивилась, пусть даже и не должна была, когда в руке Хомуры волшебным образом появилось кольцо самоцвета души, зрители пристально посмотрели на него через глаза Хомуры.
– Но это не… – начала она, но вовремя прикусила язык.
Верно. Цензура. Она забыла.
– Что-то не так, Тито-сан? – спросила сидящая с невидимым лицом девушка рядом. Близость голоса подразумевала, что девушка повернула голову взглянуть на Мами, пусть даже нечего было увидеть. Театр не парализовал мышцы шеи – да и не мог. Это было бы глупо и неудобно. Он лишь при необходимости двигал головой. Хотя в нынешнее время зрители привыкли не двигаться самостоятельно.
– Нет, – не поворачивая головы, сказала Мами. – Все в порядке. Я просто, э-э, кое-чему удивилась.
Кольцо на ладони Хомуры превратилось в сияющий самоцвет, увенчанный четырехконечной звездой, что была знаком Хомуры.
«Самоцвет использует силы твоей души, чтобы предоставить тебе магические силы, – сказал Кьюбей. – Хотя я предупреждаю тебя, тебе нужно быть осторожнее и не злоупотреблять этим, иначе нагрузка может тебя убить. Оставлю этим двоим объяснять тебе о кубах горя»
«Чушь собачья», – подумала Мами, после чего поежилась от собственного выражения.
В то время как инкубаторы были пройдохами и мастерами вводить в заблуждения, они никогда не обманывали девушек в чем-то подобном. Они были вполне ясны: самоцвет и есть твоя душа. И он не «может убить тебя», он «убьет тебя».
Конечно, цензура в фильме никогда не пропустила бы правду. В рамках фильма объяснение ситуации этим поддельным Кьюбеем было вполне подходящим.
Порой Мами по-настоящему уставала от пропаганды.
«Успокойся, Томоэ-сан, – подумала она. – Это просто развлечение. Не заводись».
Ей пришлось немало постараться, чтобы помнить об этом во время следующих нескольких сцен, где режиссеры воссоздали первые несколько боев Хомуры с демонами, создав совершенно неузнаваемый спектакль. К примеру, Хомура не была изначально настолько плоха со своими силами, и она уж точно никогда не испытывала воздушной болезни при попытке полететь. Кроме того, в то время как фильм раздул момент обнаружения Хомурой главной своей силы, настоящая Хомура сразу узнала о ней. Наконец, на их школу никогда не нападали, но здесь была сцена, где они втроем театрально уничтожали демонов, стараясь при этом убедиться, что миазма не даст их заметить.
Это не их вина, приходилось ей напоминать себе. Они получили не настолько много деталей, так что сценаристам пришлось придумать то, что они посчитали уместным.
Тем не менее, щемящее сердце сцена с голографической Мами, признающейся, как она одинока и как скучает по семье – была весьма неудобна. Она рада была, что никто не может видеть ее лица.
Конечно, все знали о ее желании, так как оно стало общеизвестным задолго до того, как стало традицией держать его в тайне ото всех кроме друзей, и Мами никогда не видела причин умалчивать о нем.
Мами ненадолго задумалась об ауре Хомуры, силе, которой они всегда были рады. Проще говоря, Хомура могла замедлить темп порчи самоцветов души у всех вокруг себя. Это было одной из самых заметных черт Мами, и объединение их двоих позволяло ей злорадно призывать мушкеты, нисколько не задумываясь о затратах сил. Еще это очень помогло против Южной группы.
Смелая сила за смелое желание, полагала она.
Наконец, появилась Саяка, четвертый рекрут их команды, и на этот раз внешность была… немного не такой. В конце концов, все, что у них было, это поблекшая копия почему-то до сих пор хранившейся у Кёко фотографии и немногие размытые воспоминания. Этого было просто недостаточно.
Фильм пронесся сквозь историю ее жизни, отчасти из-за малой актуальности, отчасти потому что ни Мами, ни Кёко не слишком хорошо знали о происходящем. Она была влюблена в парня, и именно на одном из его прослушиваний оборвалась ее жизнь, когда она выложилась в бою против демонов. Это было все, что они в общем-то знали, хотя Кёко сообщила, что может рассказать кое-что о произошедшем за последние несколько недель.
Эта версия Кёко не продемонстрировала какого-либо необычного интереса к девушке, так как это было среди тех деталей, о которых не стоило упоминать.
В конце эпизода тело Саяки растворилось в воздухе.
«Они подвинули цензуру, – подумала Мами. – Но… технически все в порядке».
Затем произошло «это».
Зрителей переместили в точку зрения Хомуры.
Она увидела, как из тела Саяки появилась ее душа, улыбнувшаяся ей в ответ. Рядом с ней застыли Мами и Кёко, так же как и растворяющаяся миазма. Мир был размыт, как будто чем-то закрытый.
Хомура потянулась к Саяке, а затем за спиной той появилось окутанная белым девушка. Хомура ахнула.
Девушка взяла Саяку за руку, они кивнули друг другу, и их бывшая четвертая растворилась в тумане.
– Я сделала, как ты просила, – наконец, сумела выдать Хомура.
Девушка развернулась и поплыла к Хомуре.
– Ты богиня, не так ли? – спросила Хомура. – Ответь мне!
– Я рада этому, – приблизившись, сказала призрак. – Сегодня я не смогу компенсировать твою жертву, но я вручу тебе дар. Я верну тебе воспоминания.
Хомура моргнула.
– О чем ты…
Девушка коснулась лба Хомуры.
После этого зрители столкнулись с взрывным калейдоскопом сцен, случайно меняющихся образов бегущей Хомуры, обедающей, смеющейся, явно из другой жизни, но достаточно расплывчатых, чтобы не выдать, чем именно она занималась – так как Хомура наотрез отказалась обсуждать то, что, как она утверждала, помнила о своей прошлой жизни.
А затем они уставились на ладонь Хомуры и на появившуюся в ней алую ленту. Мами как раз рассказывала о «Законе циклов».
Хомура расплакалась, и остальные обернулись взглянуть на нее.
– Моя богиня, – пожаловалась она.
И экран почернел.
Конечно, сценаристы снова все более или менее выдумали, так как Мами и Кёко, два основных их источника информации, не знали, что же в тот день произошло с Хомурой, кроме того, что в тот день ее личность разительно изменилась, и она начала говорить о Богине и намекать на прошлую жизнь и… ну, в общем, вести себя как сумасшедшая. Но опять-таки, фильм был о ней, а не о Мами.
Когда началась следующая сцена, Мами кивнула сама себе.
Теперь в фокусе была юная девочка, младше остальные девушек, сошедшая с автобуса посреди пустого перекрестка, выглядящая смущенной и потерянной. Она сжимала лист бумаги, на котором должен был быть адрес.
Юма.
Девочка сглотнула и пошла по улице, приближаясь к зданию, что должно было быть старым домом Мами – они полностью ошиблись с его внешним видом, но неважно.
– Что ты здесь делаешь? – потребовал голос Кёко, когда девочка попыталась подняться по лестнице.
Юма отшатнулась.
Копейщица в ярко-красном костюме кувыркнулась в воздухе и приземлилась перед сжавшимся подростком, нацелив ей в лицо свое копье.
– Ты должна прекрасно знать, что не стоит вторгаться на нашу территорию, – раздался голос Мами, когда позади Юмы появилась девушка в желтом. – Это какой-то вызов?
– Я устала от игр, – сказала Кёко, двигая копье вперед и вынуждая Юму спуститься ниже. – Скажи своей хозяйке прекратить посылать девочек злить нас!
Рядом с Кёко появилась Хомура.
– Что происходит? – спросила она. – Что она здесь делает?
– Она из той Южной группы, о которой мы тебе рассказывали, – прорычала Кёко. – Которые напали на нас во время охоты на демонов.
– Нет, пожалуйста! – взмолилась Юма, рухнув при этом на ступенях на колени. – Я никак с этим не связана! Я была самой младшей! У меня не было голоса!
Она закрыла лицо руками и открыто разрыдалась.
– Они все мертвы! – сказала она, тяжело вздымая грудью и выталкивая фразы между вдохов. – Мне некуда идти. Я не смогу выжить сама по себе. Вы единственные знакомые мне девушки! Мне даже негде больше жить!
Кёко отступила, поставив копье рядом с собой. Ее лицо вдруг стало гораздо более сочувствующим.
– Ты должна признать, – сказала Мами, появившись изнутри квартиры. – Она всегда выглядела словно принуждаемой. И она так молода…
– Лучше бы тебе не лгать, – сказала Кёко.
– Я не лгу! – заверила Юма, умоляюще подняв заплаканное лицо.
– Думаю, нам стоит дать ей шанс, – сказала Хомура, склонив голову и позволив своим длинным волосам опасть.
– Я в этом не уверена, – сказала Кёко. – Я не могу так быстро просто принять бывшего врага.
– У меня есть предложение, – сказала Мами.
Они повернулись к ней. Она протянула руку. Из того, как камера переключалась между Мами, Кёко и Хомурой, становилось ясно, что они использовали телепатию, но на этот раз зрителям не позволили вторгнуться в их мысли.
– Как тебя зовут? – наконец, спросила Мами.
– Ти… Титосэ Юма.
– Титосэ-сан, отдай мне свой самоцвет души.
Девушка отпрянула, инстинктивно защищая кольцо на руке.
– Зачем? Я никогда не отдам свою магию!
Мами закатила глаза. Конечно, отдаст она магию… и кое-что поважнее. Цензура…
– Как гарантию, – сказала Мами. – Если сказанное тобой правда, тогда нам, вероятно, придется расширить территорию, чтобы включить вашу прежнюю. Предлагаю сейчас нам отправиться на разведку, и если ты сказала правду, на нас не нападут. Я заберу твой самоцвет души как гарантию и после этого верну его.
Юма покачала головой.
Лицо Мами смягчилось.
– Пожалуйста, – сказала она. – Ты хочешь, чтобы мы поверили тебе и приняли тебя. Тогда поверь и мне. Я не хочу в тебе сомневаться, но нам нужно доказательство, что ты не лжешь. Слишком многое было в прошлом.
Юма растерянно посмотрела по сторонам, но встретила лишь решительные, пусть и сочувствующие лица – в случае Хомуры в основном сочувствующее.
Наконец, девушка кивнула, сняла кольцо и передала его Мами, и они ушли.
Мами снова кивнула – но не в одобрении точности сцены. Сцена была полностью вымышленной, ничуть не приблизившейся к произошедшему. Но на этот раз не потому, что сценаристы не знали или драматизировали или из-за цензуры – а потому, что Кёко, Мами и Юма сквозь зубы солгали обо всем.
Она кивнула, потому что ложь стала увековеченной.
А то, что на самом деле произошло с Юмой, было гораздо драматичнее, но чем меньше будет об этом сказано, тем лучше.
Через несколько сцен фильм пропустил время, перед ее взглядом зажглись слова «Десять лет спустя».
Сцена снова была в квартире Мами, но изменившейся. Комната явно принадлежала тому же владельцу, но мебель была расставлена по-другому, и изменилось местоположение дверей. Так, как знала Мами, создатели фильма намекали на ей известное – что через несколько лет после окончания старшей школы им всем пришлось переехать.
Причин было сразу несколько. Отчасти это было ощущение, что соседи начинают подозрительно присматриваться к Мами-сан и ее странным подругам, которые окончили школу, но не было признаков работы, или парней, или колледжа – слишком подозрительные девушки, которые приходили и уходили в любое время дня и у которых, похоже, не было никакой семьи.
По-настоящему последней каплей было, когда их соседка, довольно почтенная дама, вышла поздним вечером на балкон и заметила на соседнем балконе Мами, несущую на руках Кёко, сильно истекающую кровью из раны на животе, едва перевязанной лентами.
Было ужасно не вовремя – Мами только что спрыгнула с крыши, а Юма с Хомурой были в другой части города и только возвращались – но они ничего не могли поделать, и важнее было исцелить Кёко, чем попытаться поговорить с соседкой.
Мами до сих пор помнила широко распахнутые глаза женщины, когда сказала ей «никому не говорите», внося Кёко внутрь.
Но, конечно, она сказала, даже когда Мами подошла к ее двери, умоляя ее отменить вызов, и скорая и полиция прибыли только чтобы обнаружить спящую Кёко и хлопочущую над ней Юму, но никаких признаков ран, тогда как Мами и Хомура старались стереть с пола пятна крови – потому как ни у одной из них не было никаких полезных для уборки волшебных умений.
Они смогли придумать для полицейского расследования какое-то ужасно неправдоподобное объяснение – которое даже как-то сработало – но явно пришло время уходить.
Представившись собственной матерью, Хомура арендовала новую комнату в другом районе города, и они две недели потратили на перенос своего имущества на новое место – с мебелью глубокой ночью летала Хомура. Они держались как можно уединеннее, надеясь, что никто не заметит, как они зримо молодеют.
Наконец, однажды, они внезапно и резко ушли, оставив так мало следов, как можно было без смены личностей и не покидая своей территории. На новое место они прибыли снова подростками, избавившись от всех, кто мог их узнать, и чтобы можно было воспользоваться симпатией соседей.
Это навевало ностальгию, но Мами не скучала по тому, как им всем постоянно необходимо было беречь тайну.
Но была и другая причина необходимости переезда, и она отпечатывалась в потертой мебели, чае более низкого качества и меньшей комнате, где они сидели.
Откровенно говоря, вопрос был в деньгах. Ни у одной из них не было источника – Церковь прекратила поддерживать Хомуру в двадцать, а семейные фонды Мами, хоть и существенные, начали напрягаться, поддерживая их четверых. Они подрабатывали в продуктовых магазинах и тому подобных местах, но приходилось печально полагаться на регулярно грабящую банкоматы Кёко. У них просто не было возможности найти постоянную работу – не с необходимостью уходить бороться с демонами, нерегулярным распорядком сна и противоречивым возрастом…
Что, в общем-то, и было нынешней темой разговора.
– Под конец, – начала Хомура, обращаясь к слушающим ее девушкам, – мне бы хотелось поговорить о теме, которую мы пока не затрагивали, просто предложить идею. Все мы видим преимущества сотрудничества, и вчера мы обговорили, как все организовать, но есть еще одна интересная возможность, и мне хотелось бы ее обсудить.
Это были особенные выходные. Митакихарская четверка пригласила представительниц пяти групп волшебниц, контролирующих окраины города и пригороды. Это собрание и планирование стали кульминацией почти десятилетия примирительных жестов, предварительных дружеских встреч и совместных боев против сосредоточений демонов.
Без мешающей Южной группы район стал куда более дружелюбным местом.
Пять девушек, мешанина видимых возрастов, стилей одежды и причесок – у одной даже до сих пор были очки – с интересом ожидали ее, сидя вместе с тремя остальными в тесном кругу за кофейным столиком, глядя на стену. Перед ними были тарелки с шоколадным тортом и крекерами и чашки чая. Хомура указала на сияющую с помощью новенького голопроектора на поверхности презентацию. Пассивно наблюдал пристроившийся неподалеку Кьюбей, неявно благословляя собрание; он уже явно занимался раньше таким.
– А именно деньги, – сказала Хомура, взмахнув рукой. Стена сдвинулась, демонстрируя широкое разнообразие купюр. Одна из девушек вполголоса рассмеялась.
– Деньги? – повторила другая, с длинными до талии волосами.
«Ясухиро», – мысленно назвала ее Мами.
– Да, – сказала Хомура, расхаживая из стороны в сторону, покачивая волосами. – Будь у нас их побольше, мне бы не пришлось красть этот проектор, и у нас был бы на десерт тирамису а не то, что у нас есть. Посмотрим правде в глаза, мы все довольно в тяжелом положении, не так ли?
Она оглядела комнату, и все новенькие кивнули. Это была правда жизни, если только не повезло заполучить в свою команду богатую наследницу.
Хомура поменяла слайды и продолжила говорить. Слайд перечислял причины, почему волшебница не может найти работу, сопровождаемые юмористическими иллюстрациями.
– Главное, что мешает получить нам нормальную работу, это постоянные чрезвычайные ситуации, которые мы не можем никому объяснить, – сказала Хомура, указав на слайд. – Одно дело прогулять школу – другое работу. Даже что-то глупое вроде доставки газет – пропустишь один день, и тебя уволят. Я знаю, что у группы университетского района…
Она кивнула представляющей их девушке в очках, Курои.
– … собственный киоск фастфуда, но разве клиентам не надоедает ненадежность? Приходишь туда перекусить, а один день из четырех там даже никого нет!
– Да, на это все время жалуются, – сказала девушка. – Приходят только потому, что там настолько дешево, что мы на нем едва зарабатываем.
– Это хорошая идея, – подалась вперед Хомура. – Без босса можно работать по собственному расписанию, но клиенты все равно ждут, что вы будете, когда необходимо. Всего втроем и с необходимостью сражаться с демонами с этим просто невозможно справиться.
– Но с этим новом планом сотрудничества сможем, ты к этому клонишь? – сказала девушка с волосами торчком, Танака.
– Именно, – указала Хомура. – С возможной итоговой эффективностью должно быть возможно держать по крайней мере одну девушку, так сказать, за прилавком. И у меня есть идея получше, чем киоск с закусками, которая в своих интересах использует наши уникальные навыки.
Она переключила слайды, и на новом на самом верху было написано «Служба доставки Митакихары».
– Во время наших патрулей мы все равно постоянно бегаем по всему городу, – сказала Хомура. – Мы можем перемещаться по городу быстрее кого-либо, и мы знаем все закоулки. Будет вполне возможно настроить телефонную горячую линию и зарабатывать на доставке. Мы сможем работать быстрее кого угодно. Можем даже работать во время патрулей.
Девушки с сомнением смотрели на нее, включая и трех ее товарищей, которые до этого не слышали именно об этой схеме.
Хомура торопливо взмахнула рукой и поменяла слайды. На этот раз были финансовые показатели.
– Во всяком случае, – сказала она. – Я прикинула числа…
– Акеми-сан, стоит ли сейчас поднимать этот вопрос? – сказала Мами. – Я имею в виду, эти девушки прибыли сюда обсудить союз, а ты говоришь об открытии дела.
Верно. На слайде упоминались даже налоговые льготы.
«Это всегда было одним из милых пунктиков Хомуры, – подумала настоящая Мами. – Странное увлечение подобным. Они пленяли».
– Послушайте, я знаю, что это немного притянуто, – слегка надулась Хомура. – Но я правда думаю, что все получится.
Она поигралась с лентой в волосах, нервная ее привычка.
– Ну, я думаю, это хорошая идея, – нахально сказала Курои. – И посмотрим правде в глаза. Нам всем не помешают деньги.
Они повернулись взглянуть на нее. Некоторые задумчиво кивнули.
– И только взгляните, о каких деньгах речь! – высказалась еще одна девушка, тоже с длинными волосами. – Если числа верны, я наконец-то куплю себе сумочку, которую все хотела.
«Это логично выглядящая идея, – поднялся Кьюбей, впервые обозначив свое присутствие, из-за чего некоторые из присутствующих слегка вздрогнули. – Хотя успех будет зависеть от реализации. Мы заинтересованы концепцией».
Мгновение они смотрели на него, пока Хомура не кашлянула, чтобы вернуть внимание.
– Во всяком случае, – переключила она слайды, выглядя сразу удовлетворенной и смущенной. – Это лишь предложение для иллюстрации мысли. Дело в том, что, работая вместе, мы сможем начать думать о чем-то подобном и прекратим красть, чтобы прокормиться. Если мы сможем вывести работающую схему заработков, мы сможем, метафорически, уйти с улиц. Не обязательно именно эта идея, – снова подалась она вперед. – Может быть что угодно. Подумайте. У нас масса новых возможностей. Что угодно, чтобы мы прекратили грабить банкоматы. Спасибо.
Хомура махнула рукой, и слайдшоу закончилось черным экраном.
Она двинулась сесть.
Кёко поднялась и заняла ее место, оглядывая остальных.
– Слушайте, я устала работать в одиночку, препираться со всеми из-за территории и прочих подобных глупостей, – сказала Кёко. – Самое время нам поработать вместе и все изменить. Может быть у нас появится свободное время, или купим себе чертовы сумочки, если захотим! Забудьте о безумных схемах Хомуры; мы уже два дня все обсуждаем! Вам уже почти пора расходиться по домам, так что решайте: вы с нами или нет?
Девушки переглянулись.
– Я в деле, – сказала Курои. – А были сомнения? Я удивлена тем, как мы все продумали. Я подпишусь и, думаю, моя группа согласится.
– Присоединюсь, – сказала Ясухиро.
– Не будь нам интересно, я бы не пришла, – сказала Танака.
Две остальных также выразили свое согласие.
– В таком случае, – начала Хомура, подхватив с телевизора несколько листов, – давайте приступим. Мы согласились, что лучше будет все записать и подписать, так что я еще вчера все распечатала.
Она разложила их на кофейном столике перед ними.
– Я все равно скажу, что в этом нет необходимости, – прокомментировала Танака, оперевшись локтем о колено. – Зачем нам настаивать на этой глупой формальности?
– Послушай, – сказала Курои. – Таким образом никто не сможет притвориться, что не знает никаких деталей. Мы это уже обсуждали. И кроме того, Кьюбей посчитал, что это хорошая идея.
– Что за безвкусное название, – сказала девушка с коротко стрижеными волосами, Такара, перебирая документы. – Махо-Сёдзё Ёкай. До сих пор не могу поверить, что мы не придумали ничего покруче.
– Оно функционально, – пожала плечами Хомура.
Она указала на одну из страниц.
– Во всяком случае, подпишите здесь, и я сниму копии для всех вас. Затем обменяемся контактной информацией. Сможем встретится на следующих выходных и спланировать расписание патрулей и решить, как обмениваться кубами горя.
– Я приготовлю нам еще чаю, – предложила Мами, подняв со стола чайник.
Девушки взяли ручки и подписались на указанной строке.
«Удивляюсь каждый раз, как об этом задумываюсь, – подумала Мами. – Мы и правда не представляли, что делаем».
У этой стопки бумаги с подписями в конце теперь была собственная герметичная витрина в главном административном здании МСЁ, расположенном – где бы еще? – в Митакихаре.
А «Служба доставки Митакихары»? Переименована в Корпорацию D&E, ставшую одной из ценнейших корпораций МСЁ, прежде чем ее растворила экономическая реструктуризация. Сложно было соперничать с компанией, которая для ускорения доставки тайно использовала телепортеров.
Мами откинулась на спинку, жуя принесенные с собой конфеты, глядя на демонстрируемый монтаж. Он подчеркивал рост МСЁ с простого соглашения о сотрудничестве в Митакихаре до формальной организации, раскинувшейся по всей префектуре, до накрывшей всю Японию зонтичной организации, до организации с распростершимися по обе стороны Тихого океана ветвями, до, наконец, организации, охватившей почти всех живущих волшебниц.
И на каждом шаге этого пути была Главный руководитель Хомура, пожимающая руки, произносящая речи, проводящая собрания, предлагающая идеи и организовывающая блеск, необходимый для возвышения МСЁ из грязи. А рядом с ней почти все время были странно харизматичная Кёко, дипломатичная Мами и – как выяснилось – коварная и манипулятивная Юма.
Жаль, что сценаристы предпочли пропустить всю эту часть истории. Они пропускали самые интересные моменты – не говоря уже о сотнях лет.
Хотя Мами понимала, почему они так поступили. Во-первых, это было бы растянутое упражнение в политике и заговорах, продлевающее фильм на часы, а их целевая аудитория пришла увидеть драму и взрывы. Во-вторых, что, может быть, хорошо, большая часть лучших материалов была деликатна, и они трое – Мами, Кёко и Юма – по сути, отказались рассказывать о самых своих интересных подвигах. Они не дали ничего для работы.
Так что по большей части это их вина. Хотя все еще было неловко. Быть может, когда-нибудь будет безопасно все это рассказывать.
Приближалась кульминация фильма.
Началось все со знакомых всем ныне живущим кадров. Видео двадцатилетней давности, колония Аврора, первый из атакованных человеческих миров.
Появившиеся в межзвездном интернете первые растерянные доклады: корабли на орбите, падающие звезды в небесах, никакого ответа на передачи.
Задыхающиеся репортеры, обращающиеся ко зрителям дома.
Первые взрывы, паника, крики гражданских, в чьи комплекты аварийной безопасности тогда не включались боевые процедуры.
Видео с камеры наблюдения, заснявшей бесконечное небо инопланетных дронов и ужасных головоногих пришельцев, держащих лазерное оружие четырьмя цепкими верхними конечностями своих бронескафандров, похожих на какой-то искаженный лавкрафтианский кошмар.
И все они беспорядочно стреляли, уничтожая все в поле зрения, убивая всех в поле зрения, в откровенном, геноцидальном проявлении силы, которая ужасала тем более от знания, что им это не требовалось. Они вполне могли стереть поверхность с орбиты. И это было бы гораздо проще, с новооснованной колонией вроде Авроры.
Вся памятные образы, собранные из хаотичных передач и оставленных пришельцами обугленных руин.
Девочка, плачущая перед своим плюшевым робомишкой со встроенной камерой, рядом с телами своих родителей, пока появившийся инопланетный дрон не оборвал ее жизнь.
Студенты местного колледжа, записывающие последние сообщения родственникам вне мира, прежде чем ринуться навстречу смерти с одними лишь перепрограммированными машинами и дронами, спешно изготовленным стрелковым оружием, опустошенным содержимым исследовательских лабораторий и храбростью мертвых.
Гибнущие военные корабли, прибывшие на орбиту в попытках организовать эвакуацию – и все до единого разлетевшиеся на тысячи обломков на орбите.
Под конец выживших не было, ни одного, даже среди местных волшебниц.
Второй раз был ненамного лучше.
Когда пришельцы прибыли к совершенно новому колониальному миру Атлас, они обнаружили, что человеческие миры начали переводить свою экономику на войну. Они обнаружили орбитальные оборонительные платформы, городские оборонительные системы, щеголяющие оружием на антиматерии торговые суда, небольшой пехотный гарнизон и гражданское население с установленными боевыми процедурами и синтезаторами, перепрограммированными на производство при необходимости оружия.
И это всего за неделю, что было возможно лишь благодаря чуду современной наносборки и процедурам обучения с прямой записью на кору головного мозга.
Ничто из этого не помогло.
Платформы и корабли лишь слегка потрепали приближающийся флот, и в то время как пехота и население на этот раз сражались, потребовалось лишь несколько дней, чтобы опустошить колонию, и пришельцы все равно воздержались от каких-либо орбитальных бомбардировок.
Хотя на этот раз, казалось, они тщательнее выбирали свои цели – но их логика все равно оставалась неясной. Они тратили немалые усилия, чтобы уничтожить младенца, после чего игнорировали взрослых неподалеку. Или убивали троих людей из четверки и игнорировали четвертого, даже когда тот стрелял в их сторону. Никто не мог вывести из этого никакой последовательности.
На этот раз выжили многие, и, как ни странно, эвакуационные корабли просто пропустили.
Это оказалось ошибкой.
Оставив, наконец, архивные кадры, фильм сосредоточился на одинокой девушке, зажатой в грузовом отсеке корабля беженцев, буквально толкающейся локтями еще с пятью людьми. Беженцы были в отчаянии и страхе, многие сжимали плачущих детей, некоторые молились, подавленные от казалось бы неизбежной перспективы оказаться выпотрошенными кораблем пришельцев.
Девушка вцепилась в кольцо на одном из пальцев.
Самоцвет души.
Мами подалась вперед, когда сцена снова изменилась, перед ней появились и исчезли слова «Махо-Сёдзё Ёкай: чрезвычайное полное заседание».
Затем она простонала.
«Конечно, они это пропустили», – подумала она.
Голография усадила ее посреди обширного виртуального амфитеатра, до краев забитого аватарами волшебниц.
Это был один из технологических трюков, так как у всех них было, по их мнению, лучшее возможное место, и театр не мог на самом деле вместить их всех. Это была виртуальная реальность, техники МСЁ давным-давно обошли для своих членов это ограничение.
На сцене перед ними за украшенной логотипом МСЁ – поднимающейся в небо падающей звездой – трибуной стояла Акеми Хомура, готовящаяся обратиться к ним.
Что было весьма драматично и пропускало почти все важное. На самом деле, сперва Комитет руководителей обсудил вопрос за виртуальным столом с молча наблюдающими членами, а все желающие высказаться материализовались перед ними. Затем Комитет проголосовал за вынос чрезвычайных мер на общее утверждение, и оно прошло с девяносто шести процентным одобрением. Затем Хомура произнесла речь.
Такая демократическая система была гордостью МСЁ, и Мами, вместе с остальными, неоднократно повторяла сценаристам, что на этот раз необходимо показать политику. Они даже передали точную стенограмму собрания!
И сценаристы все равно перепрыгнули под самый конец.
Мами села обратно в кресло. Ну, по крайней мере, это была хорошая речь.
– Коллеги волшебницы! – подняв руку, начала девушка на сцене. – Мне не нужно объяснять, почему мы все здесь. Все мы прочли доклады, посмотрели видео, услышали печаль. Мне не нужно рассказывать вам о пяти миллионах погибших на Авроре или шести миллионах погибших на Атласе. У некоторых из нас…
Она кивнула девушке в аудитории и, ненадолго, все сосредоточились на той, кому она кивнула, заплаканной девушке с Замбии.
– У некоторых из нас были на этих планетах семьи. У некоторых друзья. Пять сотен наших умерли в этих мирах. Эти пришельцы…
В этот момент она стукнула по трибуне кулаком.
– Эти пришельцы думают, что могут появиться и вырезать невинных, при этом смеясь и дразня нас! Думают, что могут безнаказанно убивать нас, по лишь Богиня знает каким своим больным причинам.
Она остановилась, ненадолго опустив голову.
– А почему нет? Вы видели доклады разведки. По сравнению с ними, армия Земли представляет собой посмешище. Мы используем рельсотроны, а лазеры только когда хватает энергии, тогда как они стреляют свободно. У их танков есть личные силовые поля, которых мы даже не понимаем. Их дроны умнее наших, их маскировка лучше, их броня крепче, их корабли быстрее. И, помимо всего этого, мы не можем достаточно быстро мобилизовать солдат, чтобы соответствовать их числу. Если мы позволим защищать нас нашим жалким военным, сколько пройдет времени, пока пришельцы не придут в ваш мир? Сколько, пока они не придут на Землю?
Она остановилась, позволив аудитории взреветь от неодобрения. Красноречие очаровывало и, как заметила Мами, это не было преувеличением. За прошедшие века Хомура стала чрезвычайно хорошо выступать.
Хомура распростерла руки в обнимающем жесте.
– Мы проголосовали, – сказала она. – И инкубаторы одобрили. Мы не станем терпеть, пусть даже это значит пожертвовать так долго знакомыми нам комфортными жизнями и защищающей нас тайной. Мы защитимся сами и посвятим свои жизни защите невинных, и мы знаем, где это сделать.
Она снова остановилась.
– Эпсилон Эридана, – сказала она. – Через неделю.
Она кивнула аудитории, и на этот раз в фокусе оказалась девушка с корабля беженцев.
«Амелия Джованни», – безмолвно заметила Мами.
– Нам повезло, что одна из наших мыслечтецов смогла выудить эту информацию, – продолжила Хомура. – Мы знаем, что Эпсилон Эридана это следующая система, а Новые Афины следующий мир. И теперь это знают и военные; наши шпионы настроили на это их симуляции. Возможно, пришельцы хотят запугать нас, напав так близко от Земли. Ну, это не сработает!
Она театрально раскинула руки, на ее лице показался гнев.
– Мы отправимся на Новые Афины, и мы в зародыше парализуем это их вторжение. Мы накинемся на них на земле, в небесах и в космосе. Они думают, что знают войну – но они не знают ее так как мы! Мы будем мстить, пока кровь их солдат не окрасит сами звезды!
На этот раз рев толпы оглушал, накатив на Мами приливной волной. Она была не уверена, но ей показалось, что она слышит, как аплодируют некоторые из сидящих с ней зрителей.
Когда, наконец, все стихло, Хомура продолжила:
– Население Новых Афин составляет сто миллионов. Это крупнейший мир, что они осмелились атаковать. Наши прогнозы, основанные на прошлом поведении, указывают, что армия вторжения будет численностью около миллиона десантников и около двухсот их кораблей. Мы не победим, рассчитывая, что человеческая армия справится с чем-то столь значительным. Как было сказано, я лично отправлюсь туда вместе со всеми, кто пожелает пойти. МСЁ зафрахтует все возможные суда, к черту секретность, и доставит туда столько добровольцев, сколько будет возможно. В приоритете будут девушки с орбитальных колоний и космических станций, с опытом космического боя, за их редкость. Если у вас остались близкие родственники, вам не позволят пойти.
Ее голос помрачнел.
– Наши прогнозы показывают, что в итоге мы сможем отправить примерно сто тысяч. Это десять против одной. Я знаю, что мы сражаемся с демонами и двадцать пять против одной, но здесь все будет по-другому. Хотелось бы мне послать больше. Мы рискуем. Сто тысяч это примерно шесть процентов нашей численности. Я не хочу, чтобы отправился кто-то не понимающий риска.
– Можешь на нас рассчитывать! – выкрикнул кто-то в аудитории.
– Определенно! – повторил кто-то еще.
Одобрения становились все громче, пока не стали почти так же громки, как недавние аплодисменты.
– Конечно могу, – взглянула вверх Хомура.
Она кивнула.
– Тогда приступим, – сказала она.
Мир почернел в волне аплодисментов.
Глава 4. Мами смотрит фильм, часть вторая
Они сошли с небес на ничего не подозревающее человечество, давно отвыкшее от войны.
Они в непостижимых целях вырезали миллионы, ктулхоидные чудовища, сеющие страх и панику по всем колониальным мирам и даже на самой Земле.
Колония Аврора, колония Атлас стерты с карт, и человеческие военные, похоже, не в силах их остановить. Даже полностью мобилизованные, слишком велико технологическое неравенство.
Видя зловещее предзнаменование, Управление Земли начало осуществлять процедуры, к которым надеялось никогда не прибегнуть, спешно и тайно готовя колониальные корабли дальнего действия, чтобы – оставалось надеяться – рассеять человечество по дальним планетам далеко за пределами досягаемости пришельцев.
Новые Афины изменили все. Все было похоже на голливудский фильм, группа упрямых, пресытившихся ветеранов собралась вместе, чтобы сделать то, чего не могли военные.
Вот только эти ветераны немного отличались от стереотипа…
— Эмилио Гонзалес, онлайн статья.
МСЁ, при всей своей запутанной бюрократии, все свое существование готовился ко всевозможным абсурдным непредвиденным обстоятельствам. Его агенты наблюдали за военными, пусть даже военные столетиями были не нужны. Он располагал собственным парком замаскированных и укрытых кораблей, что внутренними политиками последовательно помечались бесполезными, но все же сохранялись. У него были чрезвычайные планы для борьбы с военными, свержения правительств, всевозможных идиотских сценариев, на любой случай.
И пусть даже они никогда и не думали готовиться к инопланетному вторжению, все эти планы, все корабли и приготовления доказали свою ценность в одном гигантском порыве славы.
— Джулиан Брэдшоу, «Махо-сёдзё: их мир, их история», выдержка.
Бум!
Под их ногами вздрогнула земля.
«В нашем секторе приземлилась десантная капсула, – подумала откуда-то девушка. – Военные открыли огонь, но щит держится. Пришельцы выпускают дронов».
Пауза.
«Кроме того я, кажется, чувствую превосходство в воздухе платформ и истребителей».
Сообщение передали в разум Хомуры – ну, зрителям – по цепочке из, возможно, сотен девушек от ясновидящей из импровизированного командного пункта.
«Спасибо, – подумала в ответ Хомура. – Пусть все помнят о плане. Пока что мы не сможем не пустить их на низкую орбиту, так что нам нужно, чтобы они вышли для своей демонстративной атаки, прежде чем мы их удивим. Мы же не хотим, чтобы они передумали и испарили нас с орбиты».
Ее голос отметился в сознании Мами, произношение актрисы слегка изменилось, чтобы прозвучать так же как и было по-настоящему, теми самыми словами, что Мами вспомнила и передала сценаристам. Голос был тихим, но командным, и единственное, что портило эффект, это отличие звука с имплантатов от настоящей телепатии волшебниц. Они чем-то различались.
Фоновым шумом шло – поддельное – бесконечное телепатическое бормотание связывающихся капитанов команд, разведчиков и местных руководителей.
Получившая два десятилетия опыта Мами лениво проанализировала атаку, зная, что стоящая рядом с Хомурой виртуальная Мами ничего подобного не сделала.
Тогдашняя оценка ситуации МСЁ – и военных – после трех недель полной паники, что пришельцы, за неимением лучшего слова, выпендриваются. Демонстративная атака, как выразилась Хомура.
Глядя на это сейчас, Мами понимала, что они были полностью верны.
«Глупо, – подумала она. – Эффективнее было бы попытаться уничтожить поверхность с орбиты. На Новых Афинах даже не были готовы тяжелые оборонительные сооружения».
В нынешнее время у колониальных миров была протяженная низкоорбитальная защита, предназначенная задержать такую геноцидальную атаку достаточно надолго, чтобы человеческие флоты, оставалось надеяться, остановили попытку. Но тогда даже у Земли не было ничего подобного.
Все было не намного умнее простого приземления вокруг плотно застроенных городских центров и вторжения в них – даже не стараясь занять высоты, или организовать поддержку с воздуха, или защитить фланги, или защититься от возможности самим попасть в окружение.
«Нам не нужна стратегия, – говорили пришельцы. – Мы можем побить вас самым дурацким способом, а вы нас даже не коснетесь».
«Ну, тогда они напрашиваются на сюрприз», – довольно мстительно подумала Мами.
Она знала подробности происходящего перед ней.
Они прибыли зафрахтованными космическими кораблями и пассажирами коммерческих рейсов, десятками тысяч, столь заметным явлением, что даже привлекли внимание СМИ. Почему столько девушек школьного возраста направились к Эпсилон Эридана? Почему ни у одной из них нет в живых родителей? Почему ни одна из них не записана в школу? Как такое их число проскользнуло под радаром общества? Что это за таинственно называющаяся общественная организация, зафрахтовавшая все эти корабли и купившая билеты? В чем их цель? Это точно бы стало историей года, если бы не привлекшее всеобщее внимание продолжающееся инопланетное вторжение.
Правительство, сообщила Юма, тихо расследовало аномалию, но не остановило никого из путешественниц, отчасти благодаря приложенным представителями МСЁ усилиям. И это не удивительно, все их время отнимало вторжение.
Теперь девушки, разместившиеся по большей части как группы туристов, выскользнули из очередей на эвакуацию – на этот раз все было организовано, и уже было решено, кто останется, а кто немедленно отбудет – направившись в заранее намеченные места по всему региону. Они проигнорировали предупреждения и дронов и говорящих им вернуться военных полицейских, используя при необходимости свои силы, и когда они достигли своей цели, они устроились и стали ждать. Самые уязвимые группы, поблизости от ожидаемых мест приземления или вблизи воинских частей, сопровождались редкими девушками со способностями к сокрытию.
Над ними, на орбите рядом с битвой в космосе, беспомощные корабли беженцев боролись с предполагаемыми инженерными проблемами, и тихо ожидали оружейные платформы с маскировкой военного классе, их грузовые трюмы были забиты девушками в боевых скафандрах с насколько возможно было высокой долей девушек с космических станций.
Им не нужны были скафандры, так как им не нужно было дышать, но наличие скафандра гораздо меньше нагружало самоцвет души. Точно так же, все они могли самостоятельно летать в вакууме, но реактивные ранцы требовали меньше магии.
Как и расположившиеся на земле, девушки в космосе потратили неделю на ускоренный курс по военным сражениям. Они просмотрели видео операций пришельцев на Атласе, загрузили стащенные армейские учебные пособия прямо в мозги и репетировали совершенно новые тактики, планируя реакции на совершенно другой тип оружия. Не было ни одного гигантского демона с лазерными лучами, но у головоногих были лазерные пушки, и щиты, и скорострельные лазерные винтовки, и дроны со взрывчаткой, и умные ракеты, и другое экзотическое вооружение.
Как и расположившиеся на земле, они ждали сигнала наброситься на крейсера и десантные корабли пришельцев.
«Рано», – подумала Хомура.
Они вместе с изображенной Мами сидели в силосной яме на брошенной ферме. На задней части шеи у них были усилители сигналов, подкрепляющие их способность рассматривать текущую ситуацию.
Эта Мами все еще придерживалась подростковой внешности, в солидарность со странными предпочтениями своих подруг. Лишь позже Мами решила немного повзрослеть, так как довольно непросто было излучать командный авторитет, выглядя при этом юной девушкой.
Рядом с ними нервно стояли телепортер и щитовик, действующие как телохранители, так же как еще несколько девушек, поправляющих свое снаряжение. Снаружи значительная концентрация девушек заняла территорию фермы и беседку, группа мобильного резерва. Некоторые из них поддерживали покров над районом.
Все они были членами Гвардии душ, силового отдела МСЁ, в обычное время занятого устранением мерзких и обезумевших.
Выше по склону нескончаемо жужжаще шумела артиллерийская команда, когда их рельсотроны стреляли по цели где-то вдалеке. Их сопровождали нервная группа добровольцев из ополчения и противовоздушные дроны, ожидая боя для активации своих улучшений.
Никто из них не замечал поразительное множество прячущихся в двухстах метрах ниже по склону девушек.
«Вы ее слышали! – подумала где-то вдали Кёко. – Нам нужен сюрприз! Не нарушать дисциплину!»
В этот раз Мами наслаждалась просмотром фильма с точки зрения Мами. Через ее глаза, по свежевзломанному техниками МСЁ интерфейсу, она наблюдала, как команды волшебниц тихо расходятся встретить прибытие пришельцев, сдерживаются, ожидают сигнала.
Если посмотреть, изображаемое перед ней развертывание было неточным. Настоящее используемое ими развертывание было с большим числом промахов, в ретроспективе, со множеством недостатков. Пусть пришельцы даже не старались, но волшебницы действовали исключительно по книгам и электронным руководствам.
Не важно, что у всех них было время втиснуть в свои мозги военные руководства, или что окружающая их телепатия была полна свежевыученного военного жаргона, подуманного с тоном непривыкших к таким словам. Они нисколько не понимали, что вообще делают.
Не говоря уже о том, что это была крупнейшая из когда-либо спланированных ими операций. Организованные рейды на орды демонов включали, самое большее, тридцать девушек, охватывая примерно двадцать городских кварталов. Даже в сложнейших операциях МСЁ участвовали лишь около сотни девушек на территории одного города. Но не сто тысяч девушек на территории размером с центральную Европу.
Они не держали фронт – там были просто команды девушек, делающих то же что и столетия до этого, лишь подбавив в смесь свежей военной подготовки.
Не было времени на что-то лучше.
«Военные теряют землю! – передала одна из капитанов команд. – Всего лишь от дронов! А их флайеры вырезают! Они теряют контроль воздуха! Давайте вмешаемся!»
«Нет, рано!» – передали сразу Мами и Хомура, Мами снова испытала сюрреалистичное ощущение кричащего в голове собственного голоса.
Теперь в любой момент…
«Прибыли десантные корабли», – подумал кто-то.
«Следуйте плану, – подумала Хомура. – Нужно застать их посреди развертывания. Пусть они выпустят десант на землю, чтобы не стали обстреливать область».
Мами вспомнила, как болезненны были эти минуты, когда нужно было только ждать, зная, что где-то там армию Земли и ополченцев вырезает прибывшая пехота. Фильм решил это подчеркнуть, продемонстрировав высаживающихся пришельцев, сжигающее кусты лазерное оружие, сжавшуюся за укрытием, несмотря на бронекостюмы, человеческую пехоту, некоторых из них все равно разрывало от попавших высокоэнергетических лучей. С воздуха огнем поливали дроны пришельцев и воздушные платформы, уже практически не встречающие сопротивления, взрывая пытающуюся маневрировать под обстрелом бронетехнику людей, плавя приближающиеся артиллерийские снаряды в полете, в то время как щиты марширующих монстров и крупных дронов отражали пули и огонь лазерных пушек как будто они были плохой шуткой.
На земле были перегружены даже рои человеческих дронов, а на пехоту и ополчения накинулись микродроны, разрывающие их костюмы или, в случае небронированных ополченцев, пропускающие эту формальность и вкалывающие мощные токсины. Ужасный способ смерти, и режиссеры явно хотели, чтобы зрители никогда этого не забыли.
Невероятное чудо, что ни одна не напала слишком рано.
И, наконец:
«Вперед!» – одновременно подумали Хомура и Мами.
Момент антикульминации: скучающе, почти мирно высаживающиеся из челноков пришельцы в скафандрах, жужжащие дроны.
А затем хаос.
Фирменный стиль махо-сёдзё.
По земле разошлась сияющая фиолетово-белым мощная ударная волна, отбрасывающая и разрывающая большую часть наступающих дронов и пехотинцев пришельцев, испустивших фонтаны ярко-зеленой крови. Дроны, воздушные платформы и истребители взрывались и рушились с неба под натиском неузнаваемых снарядов – ярких сгустков света всевозможных цветов и видов, запутывались в ожидающей их паутине, пулям каким-то образом хватало энергии пробить щиты, разнообразнейшей, но неизменно смертоносной огневой силе.
И десантные корабли – они были главной целью. Ближайший к зрителям разрезало напополам, как будто после удара незримым клинком. Половина того, что был за ним, исчезла, и зрители заметили быстрые проблески появившихся на корпусе девушек. В корпусе еще одного бесцеремонно проделали гигантскую дыру. Другой врезался в землю. Следующий взорвался, казалось бы, без каких-либо причин.
Все они разваливались, или падали, или взрывались, а их команды и невезучий десант на борту погибали ужасной смертью.
Все еще прибывающие десантные корабли, завидев на земле вдруг обратившуюся против них самих бойню, обращались в бегство. Некоторые падали с неба, но многим удавалось вернуться на орбиту – где они не находили спокойствия.
Крейсера, транспорты и истребители пришельцев столкнулись с новым, почти нелепым феноменом – десятком тысяч парящих на орбите людей в скафандрах, напавших на них. Что было абсурдно. ИИ их кораблей навели оружие, а истребители изменили вектора, открыв огонь и ожидая бойни.
Вместо этого они получили битву, когда крейсера, истребители и транспорты начали разваливаться на куски, замусоривая своими обломками орбиту, через пробоины в корпусе транспорты теряли войска и оборудование, аварийные капсулы стартовали и взрывались в пути.
И, как и их собратья в космосе, выжившие на земле полки человеческой пехоты и бронетехники могли лишь изумленно наблюдать, как перед ними разворачивается столь же нелепая картина. Группы тех, кто выглядели как девушки-подростки появлялись и исчезали из виду, нося глупые костюмы, сея в рядах врага опустошение, нанося невероятный ущерб столь нелепым оружием как луки, мушкеты и винтовки. На земле девушки с архаичными мечами, копьями, топорами, спицами и кинжалами танцевали среди огня пришельцев, уклоняясь на невероятной скорости и рассекая пришельцев в костюмах на куски, как если бы щиты и броня ничего не значили, сбивая их дроны выплесками света.
После этого группы пехоты и ополчения сплотились, снова открыв из своего оружия огонь, начав оттеснять захватчиков, пытаясь скоординироваться с новоприбывшими. Их командующие ИИ и офицеры рассудили, что, с учетом всех обстоятельств, они знают, что пришельцы убьют их, тогда как другие, по крайней мере выглядящие людьми, не продемонстрировали никаких признаков аналогичных устремлений. Не нужно было смотреть в зубы дареному коню.
– Вам не нужно знать кто мы или что мы, – раздался из их внутренних коммуникаторов голос Хомуры, когда ИИ приняли ее передачу. – Просто знайте, что мы люди, и мы пришли сюда помочь. Поддержите, насколько сможете, и исполняйте отданные вам приказы. Что еще вы можете?
Логика была неоспорима, и большинство прислушались. Человеческие командиры начали перегруппировывать свои силы, и даже ополчение на вершине холма выдвинулось дальше вперед, раз уж сокрушительное вторжение больше не ожидалось.
В командном пункте царила эйфория. Битвы на земле и в космосе шли лучше, чем ожидалось. Пришельцы оказались полностью неготовы. Кольца вокруг городских центров были прорваны во множестве мест, атакованы были фланги. С таким темпом их наголову разобьют.
Мами и Хомура переглянулись и улыбнулись.
Затем, в одном из секторов периметра рядом с крупнейшим городом, с дисплеев начали быстро исчезать отображающие команды волшебниц треугольники. Быстро появлялись и исчезали отображающие силы пришельцев круги. На остальных начали появляться флаги, помечающие их как «бронетехнику».
Донеслись телепатические леденящие крики и проклятия, быстро испортив настроение.
«Это сектор Кёко!» – подумала Мами.
«Какого черта там происходит?» – напряженно подумала Хомура.
«Они обстреливают нас с орбиты, – подумала Кёко. – Испаряют команды по всему городу! И тут какие-то инопланетные танки, и часть из них с маскировкой. Эмпаты и мыслечтецы могут их обнаружить, но они рвут нас на части!»
Хомура и Мами взглянули на доклады с орбиты, опережая настоящую Мами, собравшуюся повернуть голову, чтобы сделать то же самое. Девушки в космосе пытались добраться до стреляющих вниз кораблей, но это было весьма непросто, и вряд ли они доберутся достаточно быстро. Весь сектор на земле начал разваливаться, несмотря на команды волшебниц, отряды ополчения и пехоты, стремящихся попытаться заполнить разрыв. Начала проявляться нехватка кубов горя.
К тому же ясно было, почему удар был нанесен туда. Захват города открывал метафорические врата на обширные равнины за ним, позволяя углубиться в другие сектора.
«Столько смертей», – дрожа, подумала Мами
«Да, – согласилась Хомура. – Явно пора отправить подкрепление. Отослать весь резерв?»
«Как ты можешь быть такой спокойной?» – подумала Мами.
«Чем поможет паника? – подумала Хомура. – Мы знали, что это произойдет. Все мы вызвались добровольно. Так что ты думаешь?»
Командующая силами Мами глубоко вдохнула, и сидящая в кресле в зрительном зале Мами сделала то же самое. Она до сих пор помнила ощущение разума Хомуры в тот момент, твердое как сталь и холодное как лед, очень редко ощущаемая часть ее. И весьма тревожащая.
«Как думаешь, какой шанс, что у пришельцев есть в рукаве еще подобные сюрпризы?» – через мгновение подумала Мами.
«Небольшой, – подумала Хомура. – На их месте после подобного сюрприза я бы выложила сразу все. И если понадобится, у нас достаточно мобильности для передислокации».
«Тем не менее, часть лучше оставить здесь, – подумала Мами. – Не стоит быть чрезмерной».
«Да», – согласилась Хомура.
«Скажу остальным наблюдать», – подумала Мами.
Хомура встала, кивнув окружающим ее техникам, и вышла наружу, лично возглавить контратаку.
Снаружи она кивнула девушкам вокруг, большинство из которых уже выдвигались, двадцать тысяч человек. Они перемещались всевозможными способами, некоторые на машинах, другие использовали свои силы, чтобы увеличить скорость себе и окружающим.
Однако помимо девушек на командном пункте, оставалась небольшая группа из сильнейших из прибывших на планету девушек.
Одна из них перебросила ей небольшую горсть кубов горя, которые она использовала, чтобы еще немного зарядить свой самоцвет души, прежде чем кинуть их обратно.
«Пошли, – подумала Хомура. – Вы получили инструкции. Держитесь поближе к эмпатам».
А затем телепортеры массово активировали свои силы.
Это была эстафета, один телепортер тянулась до предела своих возможностей, затем брала перерыв, подзаряжаясь кубами горя, в то время как свой телепорт готовила следующая. Фон непрестанно менялся – берег реки, склон горы, широкая равнина, городской квартал, моргающий от удивления гарнизон ополчения.
И, наконец, бывшая их местом назначения пустошь.
Раньше здесь была ферма. Теперь она была всюду выжжена, землю разорвали широкие просеки. Бронетехника пришельцев, о которой они слышали, пропахивала ландшафт, на тараканьих лапах стремились вперед наклоненные к горизонту устройства с пушками в форме луковиц.
Они слышали телепатические крики.
– Что они здесь делают? – потрясенно сказала одна из девушек рядом с ней.
«Они уязвимы, – откуда-то подумала Кёко. – Нескольких я раздавила лично. Но они нас удивили, и они слишком быстры, чтобы мы сгруппировались. И нам приходится слишком внимательно следить за спинами, с таким числом невидимок».
«Везде, где невидимки, отведите рукопашниц, – издалека подумала Мами. – Соберите команды ликвидаторов, из стрелков и эмпатов. Похоже, машины с маскировкой уничтожить проще».
Хомура обернулась к остальным.
«Мы на самом краю острия их атаки, – подумала она. – Они жадничают. Они не прикрыли фланги. Они не подумали, что мы настолько мобильны. Мы их отрезали».
Она передавала это не только телепатически, но и по электронике, командиру бронетанковой дивизии, которая, насколько она знала, спешно пыталась отступить и перегруппироваться.
«Поддержите нас, насколько сможете, – подумала она, на этот раз только для них, передавая свое положение. – Вы знаете, кто я. Запросите все нужные вам одобрения. Это может все решить».
Затем, не дожидаясь, она приказала атаковать, превратилась и ринулась в небо, широко расправив белоперые крылья.
«Есть, сэр!» – наконец, ответил командир, забыв, что она не входит в армейскую командную структуру.
Две отдельно стоящих эмпата направились к людям, чтобы передавать им указания. Дальнобойные девушки отступили назад, заняв позицию на возвышенности.
Вокруг Хомуры разошлась фиолетовая аура, способность, что сделала ее одной из ценнейших волшебниц, замедляющая порчу самоцвета души.
Они нацелились на колонну бронетехники, быстрейшие девушки и Хомура с максимальной скоростью сокращали дистанцию, остальные телепортировались вперед, все уклонялись от надвигающейся огневой силы, игнорируя пытающихся их остановить снующих дронов.
Машины разрушались, их щиты и броня разваливались на куски, не без усилий, как пехота, но под подавляющим весом концентрированной атаки. Надя Антипова, сильнейшая из телекинетиков, магией подняла три штуки в воздух и швырнула вперед, сразу как снаряд и металлический щит. Другие машины разлетались от мощных ударов. Хомура кружила в воздухе, крыльями сбивая приближающихся дронов и пуская вниз стрелы.
«Они объявляют орбитальный удар! – мысленно крикнула мыслечтец. – Я их слышу!»
Другая подтвердила.
Они рассыпались, покидая район, пытаясь найти укрытие, которого на открытой местности не было. Едва было время запротестовать:
«Но они же стреляют по своим!»
Последовавший взрыв порвал барабанные перепонки – или порвал бы, если бы кто-нибудь в зрительном зале и правда слушал ушами.
Они вновь собрались, Хомура нырнула к земле, чтобы откопать уцелевший самоцвет души девушки, тело которой попало под взрыв и потеряло верхнюю половину. Лучше было забрать его, чтобы он не выгорел, пытаясь регенерировать такую потерю.
Фильм на мгновение сфокусировался на этом, глядя на тело, Хомура сформировала самоцвет души в еще одно кольцо, чтобы ей было проще его носить.
Затем она рванула назад.
«Невидимки!» – подумал кто-то.
После этого последовал пиротехнический хаос.
Девушка в оранжевом катаной рубила пустой воздух, доказав взрывом, что там была не пустота, а замаскированная машина…
Кричала потерявшая ногу эмпат…
Целитель работала над девушкой с дырой в животе, они обе прятались за гигантским куском металла, все еще мерцающим от остатков маскировки…
Хомура бежала вперед, сложив перед собой крылья, отклоняющие лазеры, дронов, взрывы, защищая нескольких девушек с оружием ближнего боя…
Громадный залп снарядов от специалистов по дистанционному бою сломал хребет попытки контратаки…
Прибывшие с кубами горя телепортеры перебрасывали их в руки всем, кому хватало времени очиститься…
Хомура подобрала еще один самоцвет души…
Потерявшая руку Надя кричала от ярости, чистой силой заморозив и перенаправив залп артиллерии, самоцвет души потемнел, ринулась вперед целитель с кубами горя…
Еще один орбитальный удар, и в суматохе мало кому удалось рассыпаться вовремя…
Прибыла, наконец, пехота пришельцев, добавив в беспорядок и свою огневую мощь…
В свою очередь прибыла бронеколонна людей, давя движущихся чудовищ, стреляя из тяжелых рельсотронов и тоже взрываясь…
Наступление серьезной контратаки пришельцев, на горизонте появились волны машин и дронов…
С неба свалились истребители пришельцев…
Бронированные пехотинцы пришельцев и людей схватились в ближнем бою, пришелец сильно пострадал и лишился двух щупалец, но какое-то мгновение два бойца даже были равны, пока голова чужого не взорвалась, став жертвой далекой снайпера-волшебницы…
Прибыли остальные волшебницы, и среди них Кёко, поднялось с земли огромное копье, чтобы пронзить танк пришельцев, отрубить одну ногу за другой…
Орбитальный удар…
Еще один орбитальный удар…
Еще один орбитальный удар…
И падающая с небес Хомура, сломавшая, наконец, крылья.
Она приземлилась с леденящим хрустом.
Зрители, с точки зрения Хомуры, видели, как она поднесла к глазам ладонь, алмаз ее самоцвета души почти полностью почернел.
– Нет, НЕТ! – крикнула Кёко, появившись из ниоткуда и прикрыв своим телом Хомуру, баюкая на руках ее голову. – Не так, – сказала она.
«Есть у кого-нибудь куб горя?» – отчаянно подумала она.
«Прости».
«Я свой использовала».
«Если бы я не…»
«Я не думала…»
«Я иду!»
Но последняя была слишком далеко и даже с телепортацией не сумеет прибыть вовремя.
«Закончите то, что мы начали здесь», – подумала она, передав мысль всем остальным, начав плакать.
Мами в зрительном зале вытерла платком глаза. Она помнила, каково было беспомощно сидеть на командном пункте, слушая, как умирает подруга, впервые за все время слыша плач Хомуры.
Этот момент помнили все, кто был там, от рыдающих техников на командном пункте до сражающихся со слезами ярости девушек.
«Не подведите меня. Я отдала свою душу, чтобы защитить этот мир!» – потребовала Хомура.
Затем она слегка улыбнулась:
«Я просто рада, что смогу, наконец, снова увидеть ее».
– Как ты можешь радоваться, дура? – воскликнула Кёко. – Не сдавайся просто так!
Хомура лишь покачала головой и подняла руку, потянув ленту из волос. Ленту, что пережила столетия. Она прижала ее к сердцу.
«Я… я лишь хочу…» – начала Хомура.
Она остановилась.
Она неверяще посмотрела на свой самоцвет души, что был теперь полностью черен, за исключением одинокой светлой точки на дне, ослепительно сияющей и не собирающейся гаснуть.
«Я не могу умереть», – подумала она.
– Да, конечно не можешь, так же лучше, – непонимающе сказала Кёко, опустив голову и отказываясь смотреть. – Не умирай.
– Нет! – вдруг села Хомура, каким-то образом исцелилась сломанная спина. – Я не могу. Не могу, пока помню ее!
– О чем ты… – начала Кёко, ослепительно счастливая от излечения, плачущая от происходящего, не понимающая, что происходит.
Ее перебил истошный вопль Хомуры.
– Что происходит? – спросила Кёко. – Хомура, ответь!
Хомура сидела почти в ступоре, трясясь и потея, глядя на самоцвет души и ленту, что вместе лежали на ее ладони.
Она повторяла себе под нос:
– Сколько? Сколько? Смогу ли я когда-нибудь снова увидеть тебя?
Кёко проследила за ее взглядом – и отпрянула, завидев формирующееся вокруг ее самоцвета облако порчи.
– Хомура! – повторила Кёко, сглотнув и встряхнув девушку, пытаясь игнорировать феномен. – Ты в порядке?
– Но почему? – спросила Хомура. – Что я должна сделать?
«Черт возьми, поторопитесь там, с кубами горя!» – подумала Кёко, рявкнув через телепатическую сеть.
– Я в порядке, Кёко, – вдруг ровным голосом сказала Хомура.
– Нет, ты не… – начала Кёко, после чего уставилась на вставшую Хомуру, начавшую вновь завязывать ленту.
Лицо Хомуры было спокойным, явно снова командным, но что-то было немного не так, как если бы ей больно было так продолжать.
Вокруг ее ладони клубилось облако порчи.
Она расправила крылья, и это не были чистые белые крылья, из-за которых ее шепотом называли «Ангелом». Вместо этого они были черными и дымящимися, казалось, созданными из той же самой порчи, что омрачила ее душу.
Они не вполне смогли передать эффект, подумала Мами. Описания видевших это ясно дали понять, что они вызывали глубокое беспокойство. Лучше всего описала одна из телепортеров в этом районе:
«Смотреть на эти крылья… было как всматриваться в кошмар. И не только твой кошмар. Кошмары всех когда-либо живущих людей с тех самых пор, как инкубаторы подняли нас из животных».
Возможно, преувеличение, но все бывшие там соглашались со схожим эффектом. Мами, которой там не было, не уверена была, расстраиваться этому или очень, очень радоваться.
Ну, не вина создателей фильма, что они не смогли это повторить.
Кёко невольно отступила от этой версии Хомуры.
– Хо-Хомура? – спросила она.
– Нам еще нужно победить в бою, – оглянулась Хомура.
Она указала на горизонт, на край зоны опустошения, где пришельцы осторожно теперь продвигались вперед, изучая оставленный орбитальными бомбардировками разрыв, надеясь восстановить контакт со сломанным острием на другой стороне.
Она взметнулась на этих крыльях в воздух и ринулась вперед, игнорируя явную разницу численности.
– Черт возьми! – сказала Кёко, помчавшись вслед за ней.
«Не знаю, какого черта она делает! – подумала остальным Кёко. – Остальные, заберите отсюда раненых и их самоцветы душ и отступайте…»
«Отставить, – сказала Хомура. – Заберите раненых, да, но мы атакуем».
«Ты с ума сошла? – воскликнула Кёко. – Это нападение выкосит…»
«Я знаю, что делаю», – подумала Хомура.
Она вдруг метнулась вперед, нарастив скорость до абсурдного уровня, почти мгновенно покрыв оставшееся расстояние, став пятнышком высоко в небе.
«Ты идиотка…»
Пришельцы открыли огонь, сотни тяжелых лазеров обстреливали по-глупому летающую в пределах досягаемости раскрывшуюся девушку, накинулись, стреляя из своего оружия, дроны…
И, как и Кёко, остальные волшебницы и выжившие солдаты людей, разинув рты, смотрели, как лазерные лучи закручиваются вокруг нее, отказываясь попадать, вместо этого поворачивая обратно к выпустившим их, обстреливая позиции пришельцев собственным их огнем.
После этого Хомура устремилась вниз, пришельцы продолжали стрелять, как будто не зная, что еще делать, а затем…
Слишком далеко было, чтобы точно понять, что произошло, кроме того, что было множество взрывов, техника пришельцев заметно сократилась в численности, а их дроны продолжали наседать и продолжали падать.
И наконец:
«Они отступают!», – доложил один из человеческих танковых командиров, передав с экрана своих сенсоров мысленный образ, показывающий, как пришельцы опрометью сбегают.
«Еще вопросы?» – поинтересовалась Хомура.
Кёко сглотнула, так и не закрыв рта.
«Вы ее слышали! – подумала она, проглотив опасения. – Вышвырнем этих ублюдков обратно на ту планету, с которой они взялись!»
По правде говоря, битва не должна была так закончиться, но это если не принимать в расчет Хомуру.
Исчез лук, осторожное позиционирование, командная работа. Эта версия Хомуры этим не беспокоилась и в этом не нуждалась.
Она нападала как банши, взмывая в воздух и пикируя, не обращая внимания ни на собственные раны, ни на грозящий попасть по ней обстрел.
Те, кто приближались к ней, умирали.
Те, кто осмеливались выстрелить в нее, умирали.
Те, кто пытались использовать маскировку, обнаруживали, что она прекрасно их видит.
Она взмахивала рукой, и машины раскалывались, а бронекостюмы взрывались.
Она взмахивала другой рукой, и на землю стекала порча, убивая оказавшихся неподалеку пришельцев.
Орбитальные удары, такие пугающие, продолжались – и каждый из них в итоге попадал по позициям пришельцев, опустошая их, пока удары, наконец, не прекратились, когда контролирующие их поняли, что что-то не так.
Пришельцы начали разбегаться, завидев ее, забывая о вторжении, отступая, вызывая транспортные корабли.
«Да чем там занимаются космические силы?» – спросила Кёко, глядя в собственный интерфейс.
Пришельцы сумели их подловить, подумала смотрящая фильм Мами, потягивая чай. Космические силы отчаянно пытались прорваться вперед и уничтожить устройство, но пришельцы бросили на его защиту все остатки сил, и оно должно было выстрелить через несколько минут. Они не искали его, потому что никто из них не ожидал, что пришельцы вот так откроют огонь по своим.
Глупо. Это было глупо.
Фильм подчеркнул это, показав выстрел из космоса и волшебниц, отчаянно пытавшихся уничтожить его.
«Вот оно», – подумала Мами и услышала, как сидящие рядом с ней задержали дыхание.
Фильм вернулся на землю, где, пока люди пытались сбежать, Кёко оставалась на месте и ошеломленно смотрела, как Хомура вместо этого летит прямо вверх, протянув руку к небу.
От надвигающегося на них обрушившегося огромного потока частиц побелело все небо, и Кёко знала, что никто из них не сбежит, что не было смысла бежать, что единственная надежда оставалась на то, что Хомура не была абсолютно безумна, когда полетела ему навстречу. Она смотрела, выронив копье.
Это момент стал легендой, отпечатавшись в коллективной человеческой памяти, запечатленный тысячами голокамер и глазами всех, кто осмеливался смотреть.
Крылья Хомуры распахнулись до невероятных размеров, превратив все небо в контраст между ослепительно белым светом и ее кошмарно-черными крыльями.
А затем…
… свет исчез, и пришельцы и люди одинаково растерянно моргнули.
Он вернулся, яркий и обжигающий, и на мгновение Кёко подумала, что все потеряно – а затем поняла, что он каким-то образом отправился в другом направлении.
Это, несомненно, была кульминация фильма, зрители смотрели из космоса, как крейсер пришельцев, где было орудие, получил полновесный собственный залп и катастрофически взорвался, уничтожив все вокруг себя, собственных защитников, другие крейсера пришельцев, транспорты, все, пока единственными оставшимися в космосе пришельцами не оказался тонкий внешний слой истребителей, понявших, что нечего больше защищать, и отчаянно попытавшихся сбежать, включив свои сверхсветовые приводы.
А затем Кёко рухнула на колени, как и многие другие в тот день, неуверенная, смотрит ли она на известную ей Акеми Хомуру – или на бога.
После чего черные крылья исчезли, и остались лишь два маленьких белых крыла, исчезнувших в свою очередь, оставив только человеческую девушку, одетую в обычную одежду, падающую с неба, и единственным признаком чего-то необычного была сияющая белым лента в ее руке.
Кёко побежала вперед поймать ее.
Сцена закончилась озвученными мыслями Кёко.
«Это правда? – подумала она. – Все, что она говорила, правда? Тогда что я делала со своей жизнью?»
Осталась только одна сцена.
Кратко продемонстрировали отель «Акрополь», указывая на местоположение, и мельком ночующих снаружи репортеров, проясняя ситуацию.
Кёко и Мами сидели за столом из красного дерева и стекла, заставленного тарелками восхитительных вкусностей. Комната была роскошна, огромна даже по меркам нестесненных колоний. Повсюду была всевозможная роскошь, от украшений на стенах до огромной кровати, винного холодильника и золотой отделки.
Одна из комнат, что на Земле потребовала бы затрат квоты, а здесь, на Новых Афинах, была совсем непомерна.
Это была комната Мами, насколько она помнила, и это была благодарность местного колониального правительства. Вкусности были предоставлены менеджментом отеля.
Шторы были закрыты.
– Я все равно не думаю, что это достаточно хорошее свидетельство, – настаивала Мами.
– О чем ты вообще говоришь, свидетельство? – спросила Кёко, стукнув по столу кулаком. – Слушай, я знаю, что тебя там не было, но неужели ты, по крайней мере, не смотрела?
– Я была на командном пункте, пыталась направить эвакуацию, – сказала Мами с едва заметной в голосе остротой. – Прости, но я ничего не видела.
Это тоже было воспоминанием. Те страшные минуты, когда Мами думала, что умрет, и решила потратить их на то, чтобы увести из района столько девушек, сколько получится.
Мами сжалась, зная, что за этим последует. Они с Кёко были честны со сценаристами – возможно, слишком честны. Это будет неприятный разговор.
– И все же, – сказала Кёко. – Она перенаправила поток частиц, способный стереть половину Европы!
– Знаю, это удивительно, – сказала Мами. – Но подумай о ее заявлении. Какая-то знакомая ей волшебница пожертвовала собой, чтобы стать Богиней, и воссоздала вселенную, чтобы принести всем нам надежду. Надежду? Что это вообще значит? Она так и не объяснила.
– Насколько упрямой нужно быть, чтобы отрицать очевидное? – снова стуча по столу, потребовала Кёко.
– Почему ты так отчаянно хочешь поверить? – возразила в ответ Мами. – Я тебя знаю, Сакура-сан. Я знаю, что ты всегда хотела поверить в нечто подобное. Я знаю, что ты до сих пор навещаешь место гибели Мики-сан, но только потому…
– С чем это вообще связано? – слишком быстро отрезала Кёко.
– Со всем! – парировала Мами. – Я так старалась привнести здравый смысл. Я не хотела, чтобы ты потеряла себя…
– А я-то считала циником себя, – встала Кёко. – Тебе и правда так это нравится, наблюдать, как я дрейфую по жизни, а? Это же скучно! Что насчет твоей веры, Мами? За что ты сражаешься?
Мами молчала, опустив голову.
– Не знаешь, не так ли? – сказала Кёко. – Как и я. Мы уже столько прожили, что даже уже не помним, что же хорошего в жизни.
– Я живу ради других, – тихо сказала Мами. – Чтобы они могли наслаждаться жизнью. Что в этом плохого? Как ты можешь говорить, что мы ни для чего не живем? Мы только что спасли эту планету. Разве, заключая контракт, ты не хотела быть героем? Теперь мы герои.
Кёко ненадолго задумалась.
– Да, мы герои, и да, хотела, – сказала она. – Но ты не можешь жить ради других. В этом я за столько лет убедилась. Я хочу знать, что я сражаюсь за что-то. Может быть я наконец-то это нашла.
Она уставилась на тихо сидящую Мами.
– Давай поговорим о чем-нибудь еще, – приглушенно сказала Мами.
Кёко разглядывала ее еще несколько секунд, после чего села обратно.
– Ладно, – наконец, согласилась она, прихватив с одной из тарелок перекусить.
Мами вздохнула, растянувшись на столе.
– Знаешь, мы говорили о том, как быть героями, и всем остальном, но я и понятия не имела, что это так утомительно, – сказала она, глядя на Кёко, которая старательно подчищала запеканку.
– Есть и преимущества, – с набитым ртом пробормотала Кёко.
Она ненужно махнула на еду на столе.
– Да, – согласилась Мами. – И я знаю, что у нас не было выбора, что невозможно было сохранить тайну, но все происходит слишком быстро. Мой почтовый ящик забит запросами интервью, эти люди разбили снаружи лагерь с дронами, а в новостях только о нас и говорят. И я не представляла, что пресс-конференция это так выматывающе.
– Знаешь, остальным девушкам ненамного лучше, – сказала Кёко. – Конечно, они по большей части сосредоточились на нас, но для интервью подойдет любая.
– На что готово довольно много девушек, – сказала Мами. – Я имею в виду, у нас была медиастратегия, но теперь все пошло под откос. Все просто говорят что хотят.
– Знаешь, наверное, еще и Землю прочесывают, – сказала Кёко, прихватив тарелку с пирогом с мясом. – И вообще все. Держу пари, на каждую девушку, хоть немного похожую на одну из нас, со всех сторон странно поглядывают.
– Сочувствую тем девушкам, у которых еще есть семья и знакомые, – сказала Мами. – Не представляю, как бы я объясняла что-то подобное.
– Мы знали, что так и будет, – краем глаза посмотрела на нее Кёко. – И все равно проголосовали за.
– Я знаю, – села Мами и схватила одно из пирожных, пока все они не исчезли. – Но знать и правда делать – это совершенно разное.
Кёко промолчала, жуя пирог.
– И это еще легкая часть, – сказала Мами. – Уверена, ты тоже это видела. Не только СМИ. Все сходят с ума, и все хотят с нами поговорить. Управление хочет, чтобы все мы, начиная с Юмы, отчитались перед Директоратом. Армия хочет обсудить будущие операции. Колониальный совет хочет пригласить всех нас на фотосъемки, чтобы они могли объявить новый ежегодный праздник и поставить статуи. Главнокомандующий хочет встретиться с нами. Нам пишут желающие присоединиться девушки. Не думаю, что я за всю свою жизнь получила столько писем, сколько за эти дни.
– Фельдмаршал Менгале, – сказала Кёко, подняв руку, как будто читая с невидимого листа. – Генерал Салливан. Генерал Абдулла. Адмирал флота О’Хара.
– Наука и технология, – уловила намек Мами. – Военное дело. Производство и распределение. Здоровье и счастье. Колониальные дела и колонизация. Закон и порядок. Искусственный интеллект. Общественное мнение. И это лишь те представители правительства, кто также сидят в Директорате.
– Могу начать с крупных медиаперсон, – насмешливо предложила Кёко.
Мами фыркнула.
– Да, мы обе прекрасно понимаем, что на следующей неделе с нами хотят встретиться около пятисот человек, – сказала Мами. – Что будем со всем этим делать? Мы ни к чему такому не готовы!
– Да, – сказала Кёко. – Но это не значит, что мы ничего не можем сделать.
Она положила руку на плечо Мами.
– Давай, – улыбнулась она. – Мы справимся. Пока держимся вместе.
– Да, – улыбнулась в ответ Мами.
Открылись двойные двери в комнату. Лишь еще одного человека комнатному ИИ разрешили так легко пропускать.
– Хомура, – сказала Кёко, глядя на идущую к столу длинноволосую девушку, одетую в длинные штаны и блузку.
Всего неделю назад Кёко бы грубо прокомментировала, как сильно та опоздала, возможно, что-нибудь вроде «Изрядно ты задержалась».
Но не сегодня.
Как ни странно, Хомура тоже выглядела колеблющейся и неуверенной – и едва заметно пошатывающейся. Это напоминало, как думала про себя Мами, «другую» Хомуру, из давних времен, еще до смерти Саяки. Именно такие моменты напоминали Мами, что, среди прочего, они были все теми же людьми.
Хомура несла средних размеров дорожную сумку, которую она, садясь, поставила рядом со своим креслом.
– Подготовила материалы для всех этих интервью? – спросила Мами, пытаясь поднять настроение, что омрачилось под объединенным влиянием странного поведения Хомуры и заметным нежеланием Кёко разговаривать.
Хомура не ответила, опустив взгляд на стол.
Мами внимательно разглядывала ее.
Все время между «инцидентом» и этим разговором Хомура была необычайно молчалива, подумала Мами – обе Мами. Не просто молчалива, но постоянно задумчива, больше обычного бормочущая себе под нос, как будто о чем-то размышляя. Она не похожа была на того же самого человека, и хоть она все так же эффективно справлялась со своими задачами, что-то было не так. Она потеряла энергичность и была холодна, когда невероятно благодарные солдаты, ополченцы и к тому же колонисты и репортеры пытались с ней поговорить. Свет в ее глазах угас.
Все эти дни она провела в одиночестве, запершись в своей комнате, даже когда ситуация требовала от нее выйти и поговорить. Порой они с Кёко долгими часами разговаривали, и Мами гадала, действительно ли это хорошая идея.
Конечно, Мами беспокоилась, но она и не предполагала, что произойдет.
– Что-то не так? – спросила голографическая Мами. – Ты эти дни странно себя вела, Акеми-сан.
Хомура промолчала, но ее лицо, казалось, слегка окаменело, а в глазах появилась боль.
– Мы не сможем помочь, если ты так и не объяснишь, что произошло, – рискнула Мами.
– Простите, – сдавленным тоном сказала Хомура, чего Мами никогда раньше не слышала.
– Что? Что простить? – спросила Кёко, оживая в самые странные моменты.
– Я больше не могу, – сломавшимся голосом сказала Хомура. – С тех пор, как оказалась в этом мире, я с нетерпением ожидала только одного.
Она втянула воздух.
– Я всегда знала, что однажды паду в бою и воссоединюсь с ней, – сказала она, опустив над столом голову.
Ни Кёко, ни Мами не нужно было пояснять, с кем именно с «ней».
– Пока я это знала, – сказала Хомура. – Я готова была продолжать. Но она не позволила мне умереть!
С этими словами она протянула руку, демонстрируя самоцвет души на ладони.
Мами и Кёко одновременно ахнули.
Он был непроницаемо черен, так же как в тот судьбоносный день – за исключением, опять же, одинокой точки фиолетового света.
– Какого черта ты делаешь? – рявкнула Кёко, одной рукой схватив Хомуру за запястье, другой потянувшись к самоцвету – но он уже снова превратился в кольцо.
– Я проверяю ее решимость, – сказала Хомура, – но я понимаю. Моя работа здесь еще не завершена.
Она отдернула руку.
– Желания неприкосновенны, – пошатываясь, поднялась Хомура. – И мое желание не завершено. Но я не произносила это желание. Теперь понимаете?
Хомура опустила глаза на кольцо на пальце.
– Интересно работать из бездны отчаяния, – клиническим тоном сказала она, не отводя взгляда от кольца. – Так просто потерять сосредоточение. Я бы использовала куб горя, но я не хочу забывать. Я хочу помнить, как это больно.
«Стоп, им и правда удалось протащить это мимо цензуры?» – подумала смотрящая Мами.
– Что вообще происходит? – резко спросила голографическая Мами.
«Она сошла с ума», – подумала Мами так, чтобы ее услышала только Кёко. Она постаралась не выказать никаких внешних признаков телепатии.
Кёко, сжав зубы, посмотрела на Хомуру.
«Ей слишком тяжело быть отделенной от Богини», – подумала в ответ Кёко.
«Нет, Сакура-сан. Не говори так, как будто ее безумие правда, – подумала Мами. – Мы все эти годы это игнорировали, и оно, под конец, вернулось».
Хомура быстро тряхнула головой, как будто выбрасывая мысли.
– Простите, – снова сказала она.
Она наклонилась, залезла в принесенную сумку и вытащила из нее два листа бумаги – не виртуальные документы, но настоящую изготовленную бумагу вместе со всеми необходимыми зашифрованными электронными печатями для подтверждения их легитимности.
Она положила их на стол.
– Заявление об отставке и об уходе из организации, – тихо объяснила Хомура. – Простите, что подвожу вас. Я думала просто уйти, но было бы неправильно не попрощаться.
Они долго смотрели на нее. Можно было услышать жужжащий за окном дрон с голокамерой, пытающийся каким-нибудь образом подсмотреть. Бесполезно – комната была инфракрасно экранирована.
– Что? – вскочила с кресла Мами. – О чем ты вообще говоришь? Ты не думаешь ясно, Акеми-сан.
– Согласна, – неловко поднялась Кёко. – Какого черта, Хомура? Что ты делаешь? Слушаю, я знаю, что ты измучена, но…
– Мой разум готов, – отвела взгляд Хомура.
Она на мгновение закрыла глаза, а затем вытащила из кармана ленту.
Она была такой же как и та, что была у нее на голове, и которой они никогда раньше не видели.
– Оставлю вам, – сказала она, положив ее на стол. – Это ее.
Мами шагнула вперед и схватила Хомуру за плечо.
– Нет, Акеми-сан, – сказала Мами, пытаясь вложить в голос властность. – Я тебя не пущу. Не знаю, что с тобой происходит. Но я не позволю тебе принимать такое решение…
И вдруг в ее руке осталась лишь пустота. Неужели Хомура…
– Я пойду, – сказала Хомура, стоя слева от нее, беря свою сумку.
Она поклонилась им.
– И куда ты собираешься? – заступила Хомуре дорогу Кёко.
– Пойду искать ее, – сказала Хомура, вдруг оказавшись с другой стороны от Кёко, по-прежнему идя к двери. – Буду защищать этот мир иным способом.
– Я же сказала, – прорычала Мами.
Она шагнула вперед, тело засветилось, превращаясь.
– Я не пущу тебя… – начала она, подняв руку, призывая ленты, чтобы связать Хомуру.
Но Хомура исчезла, вместе с сумкой.
«Прощайте», – откуда-то подумала Хомура.
И как раз после этого экран погас. Не стоило рассказывать зрителям остальное, как Кёко и Мами в ее поисках практически развалили здание на куски, и как МСЁ пришел в смятение, организовав межзвездный поиск, который ни к чему не привел.
Комитет руководства отказал в отставке, заметив, что волшебницы с запятнанными самоцветами душ никогда не считались способными принимать здравые решение.
Но Хомура так и не вернулась.
Мами сидела, пока рядом с титрами демонстрировались кадры жизни Хомуры, только счастливые сцены, игры с другими детьми еще ребенком, чаепития с остальными…
Сидящие рядом начали переговариваться, но Мами молча размышляла.
Им потребовалось много времени, чтобы понять, что Хомура сбежала. Сбежала от всего в поисках того, что и правда искренне хотела.
Произошедшее с ней в тот день на Новых Афинах уничтожило что-то внутри нее.
Кёко и, таким образом, Культ рассматривали Хомуру как потерянного, падшего ангела, странствующую по миру в поисках своей любви, сбившуюся с пути. Они считали своим долгом вернуть ее.
Мами считала Хомуру девушкой, которую они подвели. Они не были рядом, когда она нуждалась в них, и она сломалась.
Но, тем не менее, она помнила, через что они все прошли после ее исчезновения. Ее уход разрушил их. Кёко ушла основывать свой глупый Культ. Юма, и так отстраненная, еще глубже зарылась в свою работу. А Мами…
Мами стала фельдмаршалом.
Это была не работа. Для нее работа была все той же. Это был раскол группы.
Она ненавидела Хомуру за то, что та сделала, и ненавидела себя за то, что это допустила, и ненавидела себя за то, что ненавидела Хомуру.
Она хотела, чтобы та вернулась.
Мами погладила скрытый голографией фильма браслет самоцвета души на запястье.
Честно говоря, она больше не знала, что и думать. Может быть Хомура и правда была безумным гением, гением с поразительными волшебными силами. Это было единственное разумное объяснение.
Но каждый раз, когда она так думала, каждый раз, когда она перефразировала спор, что они с Кёко больше не поднимали, она всегда вспоминала самоцвет души Хомуры.
Непроницаемо черный, с единственной негаснущей точкой света.
Когда титры закончились кадром второй ленты Хомуры, ныне хранящейся в церкви Кёко, Мами подумала кое о чем совершенно другом.
Она вспомнила последние сказанные им Хомурой слова, о которых они никому никогда не говорили, и даже не знали, должны ли они были их услышать, слова, что были полны отчаяния и решимости:
«Если ты желаешь, чтобы я так страдала, если ты и правда этого хочешь, то я продолжу защищать этот мир. Клянусь».
– Не хочешь присоединиться к нам в следующий раз? – спросила Нодамэ Рико у Мами, когда они вышли из театра.
Мами подняла глаза, вынырнув из размышлений. Она бездумно вышла из здания вместе с ними.
– Я серьезно, – улыбнулась ей девушка. – Ты выглядишь милой девушкой.
Мами мысленно поежилась. Этого она и опасалась.
– Конечно, почему бы и нет? – сказала она, сожалея о лжи, но зная, что совсем скоро это уже будет не важно. – Но простите. Мне нужно идти. Я обещала брату кое-куда с ним сходить.
«А у Тито вообще есть брат? – подумала Мами. – Черт возьми. Ну, вряд ли они будут проверять такую деталь».
– Ладно, – немного разочарованно сказала Рико. – Мы собирались пройтись по барам. Увидимся в следующий раз. Я позвоню.
– До свидания, – поклонилась Мами.
Другая девушка обернулась, помахав на прощание, когда группа направилась дальше по скайвэю.
Ожидая машину, Мами услышала, как они переговариваются вдали. Они не думали, что она услышит, но она слышала. Одна из мелких возможностей нечеловеческого тела.
– Черт, Рико, ну ты и хищница! – сказал ей один из парней.
– Заткнись, Сино, – сказала Рико. – Она выглядела одиноко. Я ее подбодрила.
На лице Мами появилась улыбка, и она подавила желание рассмеяться.
Она взглянула вверх, пытаясь найти звезды. Вместо этого она увидела облака.
«Ах да, – подумала она. – Завтра по расписанию дождь».
Она проверила хронометр. Около полуночи.
Мами опустила глаза и там, дальше по улице, снова увидела девушку с короткими волосами, собирающуюся шагнуть в машину. Мами улыбнулась ей, и та улыбнулась в ответ. После этого девушка села внутрь.
Прибыла машина Мами, и на этот раз она не старалась замаскироваться Это была ее машина. Пусть прохожие гадают.
Она сняла голоэмиттеры и выбросила их в корзину синтезатора.
Пора перестать притворяться. Ее отпуск подошел к концу.
«Махина, внимание», – подумала она, садясь в свою машину.
«Махиной» звали предоставленный ей тактический ИИ. Их устанавливали всем военнослужащим. Однако у большинства были довольно примитивные устройства, которые никто не удосуживался назвать.
Несколько лет назад вышла директива, инструктирующая членов Генерального штаба, что они получат апгрейд до новой, более продвинутой версии. Она скептически к этому отнеслась. В отличие от большинства своих сверстниц, она не стремилась окружить себя машинами, что, помимо всего прочего, давало Юме повод подшутить над ее старомодностью.
Хотя, к ее удивлению, ей весьма понравилась новая версия. Она была гораздо более рассудительной и разумной, чем старшая модель. Больше даже не было ощущения разговора с машиной, и она вполне неплохо могла поддержать разговор. Похоже было на разговор с истинно-разумным. Единственной странностью было то, что потребовалось несколько недель, чтобы выйти на полную функциональность, тогда как старшая модель активировалась и работала уже через час.
Лишь гораздо позже, просматривая технические спецификации, она поняла, почему.
Проектирование системы обработки с мощностью и занимаемым объемом, сравнимыми с органическими системами, досаждало человеческим и ИИ разработчикам со времен создания первых компьютеров. Да, ИИ существовали, и вокруг было масса машин, что были умнее людей, но с точки зрения создания такой, что будет достаточно мала и энергоэффективна, чтобы сравняться с людьми на поле боя – задача так и не была решена. Даже пришельцы, похоже, не решили эту проблему.
Разработчики смухлевали. Это был не просто мощный наноэлектродный массив или просто самоорганизующийся имплантат. Да, это был имплантат, но он не довольствовался тихим сидением на позвоночнике, выпустив свою контактную сеть. Он активно привлекал из крови стволовые клетки и управлял ими, наращивая вокруг устройства, искусно и аккуратно перестраивая всю область. Почти десять лет исследования и разработки, и это была одна из самых продвинутых технологий человечества.
Он вел себя так по-человечески, что она посчитала должным дать ему имя – и позже выяснила, что так сделали почти все получившие такой. Это был не столько тактический ИИ, сколько личный помощник.
Еще это значило, что у Мами где-то в районе живота был гигантский нейронный кластер, созданный из ее собственных нейронов.
Это немного тревожило, и она старалась об этом не задумываться.
Ну, во всяком случае, Махина все время была с ней, но в отпуске Мами предпочитала ни с кем не делить свою голову. Порой она спрашивала себя, не обижает ли это устройство, или способны ли они вообще обижаться. Никто не уверен был, насколько они разумны.
Если на то пошло, они никогда не выказывали признаков обиды.
«Добрый вечер, Мами-сан, – подумало устройство на том же самом японском, на котором предпочитала думать Мами. Это был ее голос. – Как прошел отпуск?»
«Прекрасно, спасибо», – подумала Мами, пусть даже они обе знали, что устройство точно знает, как именно прошел ее отпуск, вплоть до последней детали.
Мами была рада, что техники МСЁ изучили все такие устройства, убедившись, что они верны только своим владельцами, а не, к примеру, правительству.
«Напиши статью для производственного комитета “Акеми”, хорошо? – подумала Мами. – Упомяни, что я тайно посмотрела, мне понравилось, и так далее; это в публичной части. Еще скажи, что мне жаль, но я не смогу появиться на публичных мероприятиях, но они могут использовать статью, как пожелают».
«Готово», – подумала Махина.
По правде говоря, Мами не нужно было все настолько продумывать, словами. Она легко могла позволить Махине прочитать ее сознание и обо всем позаботиться, как они поступали в бою. Но ей нравилось разговаривать. Так это было больше похоже на общение с личным помощником.
Мами ненадолго задумалась.
«Еще напиши личные сообщения тем людям, с которыми я только что была, и извинись, что ввела их в заблуждение».
«Я об этом позабочусь», – подумала Махина.
Через мгновение она продолжила:
«Твои телохранители ожидают в звездном порту, – подумала она. – И Франсуа-сан, как ты просила».
«Прекрасно, – подумала Мами. – На этом все».
Устройство снова затихло, и из сознания Мами исчезло ощущение его присутствия. Оно вернулось к обычной своей деятельности – бесконечной сортировке сообщений, планированию расписаний, написанию ответов на сообщения, которые не требовали непосредственного внимания Мами, и тому подобное. Ни один современный генерал не мог действовать без своего ИИ. Единственная разница была в том, что в сообщениях, которые Мами не одобряла напрямую, была внизу маленькая метка, указывающая, что оно машинное. Никто даже больше на это не обижался.
– Ладно, пора разобраться с оставшимися сообщениями, – сказала себе Мами.
Работа никогда не заканчивалась.
Глава 5. Семья
Начав с настороженной благодарности и пройдя через некое смутное недоумение, общественное мнение касательно волшебниц в настоящее мнение установилось на патриотической лести, и это состояние непрерывно подкрепляется усилиями правительственных СМИ. При всех их недостатках, волшебниц в целом считают героями и спасителями человечества.
Родительское мнение о волшебницах проследовало по совсем иному пути. В то время как родители девушек-подростков искренне восхищаются и приветствуют усилия волшебниц в поле, в частном порядке они ясно сходятся во мнении: не моя девочка. С обычными исключениями, родители по всему миру тихо намекают, подразумевают или прямо говорят своим дочерям никогда не заключать контракт. Неуклюжее постановление правительства, нацеленное на запрет этой практики, только усилило подозрительность родителей. Становление дочери волшебницей рассматривается так же, как когда-то вступление в армию.
Но и в лучшие времена непросто было заставить дочь-подростка следовать установленным запретам. Что делать, если они возьмут и все равно заключат контракт?
Для этого специального выпуска мы провели подробные интервью с родителями, видными психологами, военными чиновниками и даже самими волшебницами. Наши сотрудники собрали лучшие советы, что им удалось найти в информационных статьях, нацеленных на плавный переход, начиная с осознания, что это не конец света.
— Родительское сплетение онлайн, «Специальный выпуск: Так ваша дочь заключила контракт. Что дальше?», вступление, выдержка.
Первой выйдя из машины, Рёко удивилась вспышке за спиной. Ярко-алый отблеск на фоне глубокой ночи, отбросивший на дверной проем перед ней жутковатую багряную бледность, вынудил ее удивленно обернуться.
Она увидела Кёко, превратившуюся и облаченную в красное, держащую на вытянутой руке копье и разглядывающую его.
Наконец, Кёко раздраженно хмыкнула и убрала копье. Его никак не получилось бы с достоинством пронести внутрь.
– Мне тоже превратиться? – спросила Рёко.
– Нет, – хлопнула ее по плечу Кёко, проходя мимо. – Мы же не хотим сразу перегрузить их. Я изменилась только потому, что так будет проще объяснить. Ты же знаешь, как это происходит.
«А, верно», – подумала Рёко, следуя за Кёко внутрь здания.
Визит обрел собственную легендарную ауру, популяризованную слухами, интернет-статьями и популярными СМИ. Он был кошмаром менее патриотичных родителей, и он всегда был одинаков. Ваша дочь появлялась в дверях в компании волшебницы в полном облачении и со своим оружием. Хорошо известно было, что военные и МСЁ предпочитали, чтобы он всегда был одинаков. Быстрее можно было дать понять.
На лифте они поднимались молча, Рёко почувствовала внезапное глубокое нежелание идти дальше.
Когда они достигли сорок второго этажа, двери раздвинулись, и Кёко подтолкнула ее выйти первой.
Рёко подошла к дверям квартиры своей семьи, ее шаги замедлились. Конечно, это бы ничуть не помогло – она уже попросила дверь открыться при их прибытии, что было верным сигналом ее семье о ее возвращении. Тем не менее, она ничего не могла поделать, только…
– А! – вскрикнула она, когда Кёко снова ее подтолкнула, заставив споткнуться о порог своей двери.
Положив руку на косяк, она заглянула внутрь, где семья ожидала ее со смесью беспокойства и упрека. Ее мать как раз вставала с дивана, где сидел ее отец, тогда как дедушка был за кухонным столом. Они все явно ждали. Было 1:30 ночи, что значило, что обычно их не было бы дома.
– И чем же ты занималась, юная леди? – подобралась к ней ее мать. – Ты знаешь, что тебе запрещено задерживаться настолько допоздна.
– Я уверен, у нее была на то причина, – тоже поднялся ее дедушка. – Раз она сказала, что это важно, то это важно.
– Ну, ты, по крайней мере, могла бы объяснить получше, – схватила мать Рёко за плечи и оглядела ее с головы до ног. – Ты хоть знаешь, как мы волновались? И отслеживание местоположения было отключено, так что мы даже не знали, где ты.
– Ну, насчет этого… – начала Рёко, стараясь не смотреть в глаза.
– Полагаю, я могу это объяснить, мэм, – шагнула в дверь Кёко, неловко пронося через дверной проем свое копье. По каким-то причинам она снова призвала его, несмотря на очевидную его опасность в закрытом помещении. Рёко отодвинулась в сторону, отчасти чтобы уйти от копья.
– О чем вы… – начала ее мать, глядя на новоприбывшую.
Слова так и не прозвучали.
Все трое теперь стояли, глядя на Кёко, и не требовался мыслечтец, чтобы знать, что все они вызвали свои подпрограммы распознавания лиц, чтобы подтвердить то, что они видели.
– Сакура Кёко, к вашим услугам, – с серьезным лицом формально поклонилась Кёко.
Она оглядела комнату.
– Полагаю, нам нужно многое обсудить, – сказала она.
Ее встретило продолжающееся молчание.
Первой отреагировала мать Рёко, с почему-то написанным на лице поражением опершись на полустенок у двери.
– Нет, после всего, что мы… – начала она, маниакально стреляя взглядом по сторонам.
Она шагнула назад, глядя на свою дочь, как будто бы та была чуждым зверем.
– Скажи мне, что это не так, – сказал ее отец, подойдя и заметно стиснув зубы, подавляя более сильную реакцию. – Скажи, что это не то, что выглядит.
Он схватил Рёко за плечи.
– Ты знаешь наше мнение о системе контрактов, – пристально глядя, сказал он. – Мы предупреждали тебя, множество раз, что это такое. И даже зная все это, ты заключила контракт?
Рёко избегала его взгляда.
– Это жизнь страданий, Рёко, – сказала ее мать, и Рёко почувствовала, как ни странно, что женщина не смотрит на нее.
– Это не так, Курои-сан, – вмешалась Кёко, убрав уже свое копье, когда оно послужило своей цели. – Бой может быть проверкой, но большинство волшебниц живут вполне счастливо.
– Рёко, как ты могла? – отчаянно спросила ее мать, умоляюще потянувшись в ее сторону. – После всего, что я говорила…
– Уверяю вас, – снова вмешалась Кёко, внимательно наблюдая за женщиной. – У нее прекрасные наставницы. Она, скорее всего, достаточно легко поднимется в звании, что улучшит как выживаемость, так и комфорт жизни.
Ее заявление не совсем попало в цель, но сомнительно было, что сможет что-то иное.
Мать Рёко с шокированным лицом смотрела на свои руки. Выглядела она почти застывшей.
– Мама? – осторожно спросила Рёко, но женщина не ответила.
– Я присяду? – спросила Кёко, взмахнув в сторону обеденного стола, пытаясь прервать поток событий.
Никто ничего не сказал, так что она подошла и села на ближайшее свободное место, вытащив пакетик конфет и положив его на стол, убедившись, что он заманчиво открыт.
– Я посчитала, что будет вежливо принести угощение, – сказала она.
Через мгновение дедушка вернулся за стол, поставив на него локти и опустив голову на сложенные руки, разглядывая Кёко.
– Пожалуйста, мама, – взмолилась Рёко, протянув руку и встряхнув мать за плечо. – У нас гостья.
– Она в своем праве, Рёко, – резко сказал ее отец, испепеляюще взглянув на нее. – Ты солгала нам. Ты не знаешь, насколько это для нее важно. Хотя бы дай ей время.
Поморщившись, Рёко осторожно обошла своих родителей, направившись к столу. В ответ на ее приказ один из столиков рядом с диваном перестроился в пятый стул, крошечные электронные модули закружили друг вокруг друга и воссоединились в новом положении. Она бесцеремонно схватила его, придвинула к столу и села.
– Скажи мне, что это хотя бы никак не связано с моим уходом, – сказал ее дедушка, глядя на нее краем глаза. – Если ты была по-настоящему обеспокоена этим, нужно было только попросить…
Рёко резко покачала головой.
– Нет, деда, – сказала она. – Это никак с тобой не связано.
– Рад с вами познакомиться, Сакура-сан, – обратился он к Кёко. – И, боюсь, мы были довольно грубы со столь известной гостьей, но я надеялся, что если я когда-нибудь встречусь с кем-нибудь вроде вас, это произойдет в более приятных обстоятельствах.
– Этот разговор не обязан быть в негативном ключе, – профессиональным тоном заверила Кёко. – Считайте это новым началом. У волшебниц есть масса возможностей. Конечно, я сама тому доказательство.
Рёко не удержалась от мысли, что Кёко как будто зачитывает рекламную брошюру. Ее речевые манеры потеряли обычную ее небрежность. Что-то в ней было не так.
Наконец, подошел отец Рёко, печально покачивая головой.
– Не знаю, что и сказать, Рёко, – сказал ее отец, серьезно глядя на нее. – Чего бы ты ни пожелала, оно не может того стоить. Мы тебе говорили. Твоя жизнь гораздо ценнее этого. Будь это для тебя так важно, мы смогли бы помочь тебе этого добиться.
– Что это, Рёко? – спросила ее мать, не сводя с нее пронзительного взгляда. – Чего ты пожелала? Что может стоить столь ужасной жизни? Скажи мне, что это хотя бы не что-то тривиальное.
У Рёко свело все внутри. Больно было находиться здесь.
– Я… – начала она.
– Ее желание это ее личное дело, – негромко, но твердо перебила Кёко. – Не вам судить. Она не обязана вам говорить.
– Я не могла быть здесь счастлива, – глядя в стол, сказала Рёко. – Я не жду, что вы поймете, но я не думаю, что эта жизнь для меня. Я чувствовала себя здесь бесполезной.
– В своем возрасте? – с беспокояще оценивающим взглядом на нее сказал дедушка. – Пусть я покажусь лицемерным, но тебе стоило хотя бы дать шанс.
– Мы это обсуждали! – вдруг громко заявила ее мать, игнорируя, что она признается в незаконной деятельности. – Ты согласилась, что никогда так не поступишь!
– Ты бы что-нибудь нашла, Рёко, – сказал отец. – Мы знали, что тебе не очень хорошо в школе, но ты бы что-нибудь нашла. Все находят.
– Как и она, – ровно указала Кёко. – Нет смысла обсуждать ее выбор. Она его сделала. Она будет в хороших руках.
– Я не понимаю, – покачал головой отец Рёко. – Это ужасное решение, стать такой девушкой. Очень незрело с твоей стороны.
Если бы Рёко не смотрела в сторону Кёко, она бы пропустила, как дернулся ее правый глаз, пусть даже слегка, а лицо заметно закаменело.
– В чьих руках? – спросила ее мать. – Той же самой армии, что обращается с девушками лишь как с оружием?
– Армии, что сохраняет нас всех в живых, – стылым от холодного гнева голосом сказала Кёко. – Не надо ее так унижать. Я обязана сообщить, что это наказуемо.
Рёко распахнутыми глазами уставилась на Кёко.
– Кёко, пожалуйста! – взмолилась она.
Кёко взглянула на нее и глубоко вдохнула.
– Прошу прощения, – извинилась она, слегка склонив голову. – Вероятно, вы все знаете мою историю. Я до сих пор не слишком хорошо воспринимаю напоминания о ней.
– Все в порядке, – принял извинение дедушка Рёко.
«Нужно было прислать кого-нибудь еще, – подумала Кёко для Рёко. – Может быть, не лучшая была идея, приходить сюда. Я и забыла, как ненавижу встречаться с родителями».
«Все хорошо», – подумала Рёко.
– Той же самой армии, к которой вы решили присоединиться, – прокомментировала Кёко, повернувшись к дедушке Рёко. – С вашей стороны кажется странным такое неодобрение.
– Мне двести двадцать четыре, – сказал старик. – Я вполне могу принимать свои решения. Она слишком молода.
– Согласна, – сказала Кёко. – Но тут уже нет никакого выбора. К тому же, девушки моего поколения заключали контракты и в гораздо менее благоприятных обстоятельствах.
В голове Рёко что-то щелкнуло, и она поняла, что с Кёко было не так.
Она говорила по-старому.
До этого она говорила с акцентом и словарным запасом хулиганки, что в нынешнее время можно было увидеть только в кино. Она дремала на плече у Рёко, острила и, в целом, вела себя совсем не так, как можно было бы ожидать от девушки почти вдвое старше ее дедушки. Теперь она сидела с выпрямленной спиной, говоря формально, создавая впечатление, что она ровня дедушке Рёко. В тоне ее голоса крылась сталь, как будто напоминая слушающим, что ей больше четырех столетий, и, если пожелает, она может порвать их на куски.
Казалось противоречиво и нервирующе, и ситуация выходила из-под контроля.
– Пожалуйста, мама, папа, – взмолилась она, встречаясь с ними взглядом. – Все закончилось. Это был мой выбор. Я хочу, чтобы вы меня поддержали. Пожалуйста? Не надо так.
Повисла тишина.
– Она права, – сказала Кёко, когда никто сразу не ответил. – Пожалуйста, давайте пока что все это отложим.
Рёко опустила голову, но Кёко глядела на троих взрослых, наблюдая, как на их лицах появляется понимание, что у них и правда нет больше никакого выбора. Любые возражения или обсуждения армии или этики вербовки едва ставших подростками девушек были теперь бессмысленны. Пустые слова, значащие столько же, сколько фоновый шум.
Ее отец глубоко, размеренно вздохнул.
– Ладно, Рёко, – сказал ее отец, взяв ее за руку и взглянув ей в глаза. – Как ты сказала, что сделано то сделано. Ты теперь взрослая. Надеюсь, ты готова.
Ее мать просто кивнула.
– Ладно, – тихо сказала она.
– Да, – сказал ее дедушка, потянувшись взять одну из конфет и задумчиво забросить ее себе в рот. – И правда нет выбора.
Кёко склонила голову на жест. Родители последовали примеру, взяв конфеты и вежливо их попробовав.
– Может быть мы даже сможем видеться друг с другом, – сказал дедушка, жуя конфету. – Вы же, э-э, волшебницы могут встречаться с родственниками и тому подобное?
– Верно, – вставила Кёко. – И это подводит нас к причине моего появления. Если вы не возражаете, я бы хотела кратко рассказать вам, что изменяется с дочерью-волшебницей. Кое-что вам необходимо знать.
Ее глаза на краткий момент расфокусировались.
Все остальные люди в комнате ощутили внутренний пинг прибывшего сообщения, сигнал, который все хорошо привыкли игнорировать во время разговора.
– Прочтете позже, когда будет время, – сказала Кёко. – Но я кратко пробегусь, пока я здесь. Во-первых, да, верно, у вас будет возможность встречаться, хотя во время начального обучения это будет ограничено, а у вас…
Она указала на дедушку Рёко.
– … будет дополнительная неделя отпуска в год, так же как и возможность скоординировать встречу с отпуском. К сожалению, сейчас, учитывая, как сложна ситуация на фронте, ей придется довольно быстро отбыть, но она сможет задержаться здесь примерно на неделю. В это время не будет никаких иных требований помимо получения базового снаряжения и реконфигурации внутренней сети. Мы организуем доставку кубов горя в необходимые временные интервалы, но в целом ты вольна заниматься чем пожелаешь. Сообщение, что ты получила, содержит всю информацию о том, где и когда появиться.
Они увидели, как она поглубже вздохнула, чтобы продолжить говорить, глаза расфокусировались, явно чтобы зачитать официальную речь.
– Ее автоматически исключат из школы, так что вам не придется об этом беспокоиться. Так как в вашей семье теперь есть постоянный член армии, вы все получите пособия, включая повышенное распределение квот, о чем вы сможете прочесть позднее. Как вы можете быть в курсе, отныне Рёко официально эмансипирована, что влечет за собой роспуск многих ваших законных родительских прав и обязанностей.
Она залезла в один из разрезов в своем платье волшебницы и вытащила несколько голографических брошюр.
– На случай, если вы предпочитаете физические носители, – пояснила она, скользнув брошюры через стол. – Также вы должны знать, что представители местных СМИ могут попытаться взять у вас интервью. Согласитесь ли вы на это, решать вам. Управление, Вооруженные силы и МСЁ хотят подчеркнуть свою благодарность и благодарность человечества за жертву, что ваша семья принесла и принесет.
Взгляд Кёко снова сфокусировался.
– А теперь, полагаю, у вас есть вопросы, которые вы хотите задать.
– Вы чертовски правы, – склонился вперед дедушка Рёко. – Во-первых, кто, черт возьми, ее завербовал? Вы?
– Нет, – сказала Кёко, заметно радуясь, что может так сказать. – Томоэ Мами не смогла сегодня прибыть.
– Это была Томоэ Мами? – непроизвольно выплюнул отец Рёко.
– Она спасла мне жизнь, – прокомментировала Рёко. – На нас с Симоной напали демоны.
– На вас напали? – недоверчиво спросила ее мать. – И ты нам даже не сказала?
– Я была занята, – неубедительно объяснила Рёко.
– Мне сообщили, для гражданской она довольно неплохо справилась, – прокомментировала Кёко.
Ее мать с отцом переглянулись.
– Так в чем твои силы? – спросила ее мать. – Это же не verboten, не так ли?
– Она телепортер, – сказала Кёко, решив ответить на вопрос вместо Рёко. – И ее оружие стрелковое. Если будет возможность, она не будет участвовать в ближнем бою.
Отец Рёко рассердился, явно осознавая, что Кёко пытается все приукрасить.
– Вы упомянули наставниц, – прокомментировал он. – Разве не должно быть только одной? Кто они?
– О, да, – ответила Рёко, сочтя, что если она должна участвовать в этом разговоре, она вполне может попытаться произвести впечатление. – Моими наставницами будут Мами и Кёко. Это большая честь.
– В основном Мами, – возразила Кёко. – Но зная ее, это значит, что Рёко достанется роль в ее командном штабе. Вам не о чем беспокоиться.
«Не то чтобы членство в ее командном штабе было бы для тебя гораздо безопаснее, – конфиденциально прокомментировала ей Кёко. – Но не помешает немного солгать, чтобы они чувствовали себя лучше».
«Подожди, командный штаб? – спросила Рёко. – Это все правда?»
«Да, – сказала Кёко. – Но как я сказала, не жди, что будешь сиднем сидеть за столом. Мами таким не занимается».
Отец Рёко тем временем уклончиво хмыкнул.
– Ну, раз уж нет особого выбора, приятно слышать, что у нее будут возможности, – сказал ее отец. – Я ожидаю, что ты изо всех сил постараешься добиться повышения, Рёко.
– Конечно, – сказала она, это же и подразумевая.
«Твои родители выглядят на удивление хорошо осведомленными, – подумала Кёко. – Они даже не спросили о кубах горя и самоцвете души. Обычно об этом спрашивают в первую очередь».
«Это упомянуто в их файлах», – прокомментировала Кёко.
Ее мать странно взглянула на отца.
– Ну, Сакура-сан, я ценю, что вы прибыли сюда, – сказала она с ясно слышимой в голосе просьбой оставить их. – Но я думаю, Рёко пора спать. Кроме того, нам нужно будет обсудить все между собой. Надеюсь, вы понимаете. У кого-нибудь из вас еще есть вопросы?
Она взглянула на своего мужа и своего отца.
– Есть, – сказал дедушка Рёко. – Но я согласен. Ей пора спать.
Рёко взглянула на Кёко.
«Иди, – подумала Кёко. – Если у него есть вопросы, у него есть вопросы. Уверена, ты устала».
Рёко кивнула – пусть даже и не нужно было – и встала.
– Поговорим наедине, – послушно согласилась Кёко, обратившись к старику.
В итоге было уже за два ночи, когда Рёко приготовилась ложиться спать.
Наконец переодевшись, Рёко подобралась к кровати, едва не споткнувшись о телескоп.
«Прочтете позже, когда будет время», – посмеялся в ее памяти голос Кёко.
«Уж точно не сегодня», – подумала она, падая на кровать.
Завтра в час пополудни ей нужно будет встретиться с Асакой. Она никогда не ложилась спать так поздно; утром она будет ужасно себя чувствовать.
Любопытно было, каково будет не нуждаться во сне.
– Рёко?
Она приподняла голову и увидела в дверях свою мать.
– Прости, что побеспокоила, – сказала женщина. – Но я думаю, нам стоит поговорить.
– Без проблем, – солгала Рёко, заставив себя сесть опершись на подушки. Женщина подошла, сев на стул рядом со столом Рёко.
– Прости, мам, – сказала Рёко. – Но я обо всем подумала. Поверь мне. Я знаю, что ты обо мне беспокоишься, но я тебе гарантирую, я выживу.
«В конце концов, я не могу умереть, пока мое желание не исполнится».
Ее мать села к ней на кровать.
– Не стану лгать, Рёко, – сказала она. – Ты приняла ужасное решение. Дело не в выживании. Дело в стиле жизни.
Рёко внимательно посмотрела на мать.
– Я не согласна, – сказала она. – Это все, что я могу сказать.
Уголок рта ее матери чуть дернулся вверх.
– Ну, полагаю, ты все же моя дочь, – сказала женщина. – Я лишь надеялась…
Ее голос стих.
– Надеялась на что? – подтолкнула Рёко.
Ее мать покачала головой.
– Ты же знаешь, какой именно работой мы с твоим отцом занимались, – сказала мать.
– Да, мам, – сказала Рёко.
Они были штатными научными сотрудниками исследовательского института «Прометей». Добровольцами, как и все исследователи. Они, по сути, предпочли воспитывать дочь, хоть и по-прежнему показывались в лаборатории в большинстве ночей.
– Есть причина, почему мы об этом не говорили, – сказала мать. – Мир снаружи не слишком добр. Я имею в виду, когда я говорила, что военные обращаются с… волшебницами, вроде тебя, лишь как с оружием.
– Я знаю, – склонила голову Рёко. – Я изучила вопрос.
– Конечно изучила, – со слегка скептическим тоном сказала ее мать. – Просто помни, кто ты. Это все, что я прошу.
Рёко взглянула на мать, гадая, что та пыталась сказать.
Женщина вздохнула.
– Мы об этом говорили, Рёко, – сказала она. – Мы тебе об этом рассказывали. Ты с нами согласилась. Что могло побудить тебя…
– Это не обсуждается! – резко вмешалась Рёко.
Она опустила глаза.
– Ну, я солгала, понятно? – сказала она. – Я не думала, что это вообще будет важно, так как не ожидала, что у меня вообще будет шанс заключить контракт. Я не хотела всю жизнь провести на Земле никем! Чем я могу здесь кому-нибудь помочь? Мир гораздо больше!
Ее мать закрыла глаза.
– Интересно, что же такого в нашей семье? – спросила она. – Никто из нас не может усидеть на месте. Я лишь хотела, чтобы все мы счастливо жили вместе. Неужели я прошу слишком многого?
– Ничто не мешает нам быть счастливыми по отдельности, – указала Рёко.
Ее мать взглянула на нее.
– Для девушки своего возраста ты очень жестока, – сказала она.
Рёко моргнула.
– Подожди, дай перефразировать… – начала она.
– Нет, все в порядке, – сказала мать. – Но у меня есть маленькая просьба.
– Просьба? – спросила Рёко.
– Позволь взглянуть на твое превращение, – чуть улыбнулась ее мать, и Рёко подумала, что почти заметила огонек в глазах женщины.
– Что? Почему? – спросила Рёко.
– А почему бы и нет? – спросила мать. – Порадуй старушку.
Говоря откровенно, ее мать была права. Не было причин не показывать. Помимо, ну, смущения.
Рёко призвала самоцвет души принять форму самоцвета.
Она встала. Проглотила смущение…
А затем, во вспышке, превратилась.
Она чуть вздохнула. Она странно нервничала, и не помогало, что ее мать, вместо того, чтобы ослепнуть или впасть в шок, внимательно ее разглядывала.
– Кружева, – прокомментировала ее мать. – И зеленый. Не то, что я бы от тебя ожидала.
– Ладно, ну, с кружевами, – раздраженнее, чем должна была, сказала Рёко. – Не то чтобы у меня был выбор.
– Полагаю, в этом есть смысл, – сказала мать. – И арбалет. Подходит.
– Как ты? – растерянно спросила Рёко.
Женщина пожала плечами.
– Соответствует костюму, – сказала мать.
– И ты знаешь, что такое арбалет? – спросила Рёко. – Я не знала. Пока не получила.
Она взмахнула снаряженной арбалетом левой рукой, постаравшись не попасть по телескопу.
– Чтобы ты знала, твоя старушка мама любит историю, – сказала мать. – Или любила.
– Знаю, мам, – признала Рёко, со смешком тряхнув головой. – Просто я не думала, что это распространяется и на такое.
– С такого все и началось, – прокомментировала мать.
Затем, опустив глаза, женщина кивнула себе.
– Ладно, ложись спать, – встала она. – Вы с твоим дедушкой отбываете в один день, так что я хочу попробовать организовать небольшую вечеринку, прежде чем вы уйдете. Нужно будет спланировать. Пригласи своих друзей.
Рёко превратилась обратно, когда ее мать подошла к двери.
– Знаешь, Рёко, – сказала мать, остановившись в дверях. – Мы с твоим отцом с самого твоего рождения не жили одни. Возможно, непросто будет привыкнуть.
– Уверена, вы будете в порядке, мам, – сказала Рёко.
Женщина пожала плечами, после чего ушла, дверь за ней закрылась.
Рёко улеглась. Наконец, она сможет…
Дверь приоткрылась.
– Да? – раздраженно спросила она.
– Забыла сказать, – сказала мать. – Если когда-нибудь встретишь бабушку, скажи ей, что нам жаль.
– Ладно, – согласилась Рёко, просто чтобы избавиться от нее.
Дверь закрылась.
«Стоп, чего?» – подумала она.
И она бы подумала об этом еще немного, но ее глаза казались такими тяжелыми, а одеяло таким теплым…
– При всем уважении, Курои-сан, – крутила бокал с вином в пальцах Кёко. – Я занятая девушка. Я не могу вечно сидеть здесь и отвечать на вопросы, особенно если вы собираетесь спрашивать только об армии. У них для этого есть брошюры. Я здесь, чтобы ответить на вопросы о волшебницах.
Она не отключала контроль интоксикации, что значило, что маленькие полезные наниты в ее крови заняты расщеплением алкоголя. Принять предложенный напиток было вежливо, но ей не хотелось терять сосредоточение.
На другой стороне стола хмыкнул держащий собственный бокал старик.
– Вы сказали «девушка». Все знают, насколько вы стары. Вы почти вдвое старше меня. Не знаю, почему же вы притворяетесь настолько юной.
Кёко приподняла бровь. Что за дерзкий старик.
– Не отклоняйтесь от темы, – взглянула на него Кёко. – Я сказала, что у меня есть работа. Если вы собираетесь сидеть и расспрашивать меня об оружии, я вполне могу заняться и еще чем-нибудь.
Курои Абэ покрутил бокал, глядя на остатки настоящего французского Мерло.
– Да, – сказал он. – Но не займетесь. Более того, я готов поспорить, на эту ночь вы расчистили свое расписание.
Кёко удержала лицо бесстрастным, пусть даже он попал в цель. Она и правда расчистила расписание, передав подготовленные проповеди другим священницам. Как говорилось в сообщении Мами, если она хочет быть наставницей, она должна быть готова принять некоторую ответственность.
Не то чтобы Мами не будет ей за это должна. Пусть даже у Мами есть военные обязательства, ей придется расплатиться иными способами.
– Вы ступаете на опасную территорию, юноша, – сказала Кёко.
– Я спрашивал, в прошлом, – пожал плечами и проигнорировал ее угрозу старик. – После визита вы, девушки, первым делом пытаетесь задержаться как можно дольше, рассматривая, к примеру, как реагирует семья. Собираете информацию для последующей передачи вашему Отделу психического здоровья МСЁ. Я не против. Рёко понадобится вся поддержка, что она сможет получить.
– Так что вы меня здесь и задержали, – сказала Кёко.
– Да, – сказал старик. – Я так понял, вы оцените помощь.
Ей не нужна была «помощь». Она вполне могла проконтролировать домохозяйство и снаружи. Но как бы ни был хитроумен старик, он никак не мог этого знать.
– Ну, если вы не против моего вопроса, – подалась вперед Кёко. – Почему же вы о чем-то подобном расспрашивали? Не самая распространенная тема для разговора.
– На этой планете Рёко практически все, о чем я еще забочусь, – сказал старик. – Еще о моей дочери, но она может о себе позаботиться. В Рёко же я не настолько уверен.
Он поставил бокал и тоже подался вперед.
– Давайте просто скажем, что у меня были причины подозревать, что однажды такое может произойти, – сказал он.
– Вероятность проявления потенциала волшебницы лишь один из десяти тысяч, – прокомментировала Кёко. – Довольно специфичная тема для беспокойства.
– Я мало чем иным могу занять свое свободное время, – сказал старик. – Можно было и разведать со всех возможных сторон. И ее личность показалась подходящей. Я не совсем одобряю ее решение, но, в отличие от моей дочери, готов признать, что это ее решение, и оставить свою прежнюю критику. Если бы я не понимал ее стремления уйти, я бы и сам не ушел.
– Так что вы оставили меня здесь, чтобы поговорить, – сухо сказала Кёко.
– Верно, – сказал старик. – Подумал, что смогу описать вам нашу семью. Может, сэкономлю вам немного работы.
По правде говоря, Кёко не нравилось этим заниматься. Управление семейной динамикой было каверзной задачей, а волшебницы чаще появлялись в неблагополучных семьях. Еще хуже было с раздражающими ее истерическими реакциями некоторых родителей. Она ненавидела, когда ей напоминали о ее собственном прошлом, неважно насколько косвенно, а чертовы «Визиты» всегда были неудобны.
В то же время ей не особенно нравилось общаться с любопытными двухсотлетками. Еще хуже было то, что для успокоения родителей она всегда была вынуждена принять более взрослую личность. Видевшие это взрослые убеждались в этом лишь потому, что она при желании могла вести себя как Древняя, стать одной из них, несмотря на свою подростковую внешность.
И ей не нравилось быть одной из них.
Как будто этого и дожидаясь, один из ее внутренних мониторов запросил внимания.
Она прислушалась к тому, что ей передавалось.
– … и этот момент, когда ты посоветовал ей расти в звании, как будто это совершенно естественно! – сказала мать Рёко. – Казалось, ты ею гордишься!
– Это не так, – парировал отец. – Ты снова начинаешь говорить за меня! Я просто проявил благоразумие. Помогло бы, если бы я, как и ты, закатил истерику? Я лишь дал ей лучший совет, что смог. Вполне логично сказать ей попытаться добиться повышения.
– В этом весь ты, – ответила женщина. – Ты даже не думаешь, что это серьезно, не так ли?
– О чем ты, черт возьми, говоришь? Я не доволен, идиотка!
Кёко вопреки себе стиснула зубы. Родители.
Старик с любопытством посмотрел на нее.
– Мы бы даже не были в этой ситуации, если бы не ты! – сказала мать Рёко.
– О, только не снова. У тебя нет доказательств…
– Это ты подумал, что это хорошая идея!
– А ты со мной согласилась. И если я правильно помню, с восторгом.
– И кто теперь все усложняет?
– Ты!
– Знаешь что…
– В чем дело? – спросил старик.
– Ее родители ссорятся, – сказала Кёко, склонив голову и продолжая прислушиваться.
Кое-что в разговоре было бессмысленно…
– Откуда вы знаете? – не мог услышать через звукоизоляцию старик.
Кёко мысленно вздохнула. В тех конфетах были замаскированные шпионские жучки, рассчитанные примерно на неделю. Это была стандартная процедура, но вряд ли она могла это признать.
Вместо этого она указала на свое ухо.
– Волшебница, помните? – сказала она. – У нас слух получше, чем у других.
Комментарий даже был технически верен.
Старик поморщился.
– Раз уж вам так хочется поговорить, – сказала Кёко. – Объясните мне, что происходит.
Она бросила ему текст разговора и подавила улыбку, когда он удивленно хмыкнул на протокол прямого сообщения военного уровня.
– Их брак уже годами на грани развода, – через некоторое время со вздохом сказал старик. – Если честно, до рождения Рёко они чуть не разошлись. Лицензия на ребенка прибыла как раз вовремя, чтобы они согласились на еще один шанс. Они посчитали, что это может каким-то образом связать их вместе.
Старик неопределенно улыбнулся.
– Если честно, мы с женой так не думали, но нам хотелось внука, так что мы подумали «Эй, а почему бы и нет? Может сработать». Не лучшее было решение.
Улыбка погасла.
– Ну, во всяком случае, не сработало, – сказал он. – Хотя внешне они сдерживаются, ради Рёко. Может, эта девочка умна, но кое-что она замечает ужасно плохо.
Кёко кивнула.
– Ладно, но как все это связано с «виной» ее отца? В этом нет смысла. В чем может быть его вина, что она заключила контракт? Судя по вашей дочери, он как будто что-то сделал.
Абэ опустил взгляд на стол, и Кёко поняла, что он решает, стоит ли что-то раскрыть.
– Хорошо, – сказал он. – Вы ведь знаете, что они были исследователями, верно?
– Конечно, – сказала Кёко. – Но в файлах нет специфики.
– Они работали на военных, – сказал старик. – Если точнее, работали с волшебницами. Разработка оружия, обработка данных, все такое. Кума посчитал, что будет хорошей идеей проинформировать Рёко о некоторых более отталкивающих подробностях о вас, чтобы расстроить ее желание стать такой. Накасэ на тот момент согласилась. Позже мы выяснили, что лишь разожгли ее любопытство. Она пыталась это скрыть, но мы знали о ее активности на форумах и остальном. Это одна из причин, почему я так беспокоился, что она заключит контракт. Откровенно говоря, Нака-тян и правда здесь несправедлива, но их брак дошел до точки, где они оба находят глупейшие причины злиться друг на друга.
Кёко кивнула.
Старик раздраженно покачал головой.
– Все женщины этой семьи невероятно упрямы. Полагаю, унаследовали от моей жены.
– Рёко была близка со своей бабушкой? – спросила Кёко.
– Весьма, – сказал старик. – Женщина очень любила ее, пусть даже она была слишком мала, чтобы помнить большее. Вот почему я не понимаю…
Он покачал головой.
– Простите, это личное.
– Понимаю, – сказала Кёко. – Итак, у вас было две дочери?
– Да, – сказал старик, зная, к чему она клонит. – Хотя Рёко не знает о своей тете. Лично я не видел ее уже столетие. Хотя мы остаемся на связи. Уверен, вы понимаете.
– Ясно, – мысленно отметила важность вопроса Кёко. Нужно будет рассмотреть.
– У вас довольно непростая семья, – наконец, прокомментировала она.
– Да, – согласился старик.
– Привет, Рёко-тян, – сказал голос у нее за спиной.
Рёко обернулась и взглянула на незнакомку.
– Кто вы? – спросила она, по-детски растянув слово «вы».
– Подруга твоих родителей, – сказала девушка.
Она была подростком, стягивающим волосы в длинный хвост. Выглядела она чем-то знакомо…
Рёко уставилась на девушку, ожидая узнать, кто она.
– О, на твоем месте я бы не доверяла распознаванию лиц, – сказала девушка. – Там не мое настоящее имя. Не беспокойся.
Рёко сморщила нос.
– Звучит подозрительно, – сказала она.
В мире, где насильственных преступлений практически не существовало, а личные улучшения блокировали мышцы при попытке, детей по-прежнему учили с подозрением относиться к незнакомцам. В конце концов, не все возможные преступления были насильственны.
Девушка рассмеялась.
– Похоже на то, – сказала она. – Твоя мать хорошо тебя учила.
– Эй, эй! – воскликнула женщина неподалеку.
Учительница младшей школы протиснулась через скопившуюся стайку детей, группами ожидающих транспорт.
Она встала перед подростком.
– Школьный надзор не упоминает вас как допущенную забрать ее, – сказала учительница, придвинувшись к ней вплотную лицом к лицу.
– Взгляните на мое лицо, – сказала девушка, указав на упомянутое лицо.
Учительница нахмурилась, так и поступив. Ее строгое выражение немного расслабилось, но она покачала головой.
– Вы все равно не допущены, – сказала учительница. – Мне придется спросить об этом ее родителей.
– Послушайте, – подалась вперед подросток. – Могу я поговорить с вами наедине?
Учительница нахмурилась, но неохотно согласилась, жестом указав Рёко остаться.
– Подожди здесь, – сказала она.
Рёко с любопытством проследила, как они обе отошли за угол, чтобы переговорить.
Гораздо позже, настолько, что все остальные дети уже расселись по своим машинам, а Рёко заскучала и бесцельно закружилась, они вернулись.
– Лучше бы вам не лгать, – предупредила учительница. – Я вполне готова при необходимости позвонить властям.
– Я не лгу, – успокоила подросток. – Я лишь хочу немного побыть с ней. Вот и все.
Она приподняла ладони в жесте безвредности.
– Я буду следить, – предупредила учительница.
– Идем, Рёко-тян, – сказала девушка, предложив ей руку.
– Кто вы? – спросила Рёко.
– Я же сказала; подруга твоих родителей, – сказала девушка. – Я просто хотела подружиться.
Рёко ненадолго задумалась, а потом взялась за руку. Что плохого может произойти?
– Спасибо, Рёко! – весело сказала девушка. – Пойдем туда, сядем там на скамейке!
Когда они добрались туда, девушка предложила ей шоколадное печенье, успокаивая ее. Рёко тихонько покусывала его, пока девушка говорила.
– Ты очень милая девочка, – сказала подросток. – Выглядишь совсем как Нака-тян.
– Угу, – сказала Рёко, сосредоточившись на печенье.
– Послушай, Рёко, – сказала девушка. – Видела когда-нибудь один из них?
Рёко взглянула на ладонь девушки – и выронила печенье прямо на пол.
– Самоцвет души! – сказала она. – Вы волшебница!
– Ага! – сказала девушка.
– Вау! – со внезапным энтузиазмом сказала Рёко. Для девочки ее возраста встреча с волшебницей была как встреча с принцессой и супергероем одновременно – за исключением того, что на подобное был весьма малый шанс.
– Можно потрогать? – спросила она.
Девушка покачала головой.
– Прости, – сказала она. – Самоцвет души волшебницы слишком ценен, чтобы его касаться.
Рёко серьезно кивнула. Это было понятно.
– Можете показать магию? – спросила Рёко.
Девушка задумчиво приложила палец к щеке.
– Не вижу причин против, – наконец, сказала она.
Рёко подалась вперед, когда девушка встала. Ее подруги обзавидуются, когда она им об этом расскажет!
Девушка на мгновение скрылась в эффектной фиолетовой вспышке, в затем ее одежда сменилась детальным костюмом волшебницы.
Он был с кружевами, на кнопках, и самоцветом души девушки в форме яркой шестиконечной звезды у ее шеи.
Рёко просто смотрела. Цвет девушки был такой же, как у Акеми Хомуры – но ее костюм был гораздо круче.
Девушка держала большой деревянный лук.
– Это композитный лук, – пояснила девушка, прицелившись в небо и призвав из ниоткуда стрелу.
Она выстрелила, и стрела взмыла в небо, мимо прозрачной трубы и зданий, прежде чем взорваться лучистым фиолетовым взрывом, похожим на фейерверк.
«Рёко», – было написано в небе.
Рёко, спрыгнувшая со скамейки посмотреть, с энтузиазмом захлопала.
– Вау! – повторила она. – Не могу дождаться, чтобы стать достаточно большой и быть как вы!
Вместо того, чтобы порадоваться комплименту, подросток резко нахмурилась, после чего снова стала нормальной, ее лук и костюм почти мгновенно растворились.
Девушка покачала головой, голос вдруг стал «серьезным», как иногда у взрослых.
– Знаю, что это круто, – сказала она. – Но тебе стоит выслушать родителей, прежде чем заключать какие-нибудь контракты, хорошо? Я серьезно.
Рёко раздраженно нахмурилась. Об этом все говорили.
– Кажется, я не смогла удержаться от демонстрации, – улыбнувшись про себя, сказала девушка.
Затем она нагнулась, чтобы ее глаза были на одном уровне с Рёко. Рёко смотрела в глаза девушки, а та смотрела в ответ.
– У меня для тебя подарок, – сказала девушка, держа что-то в руках.
Рёко приняла это без колебаний, к этому моменту полностью покоренная.
– Послушай, Рёко, – сказала она, погладив девочку по голове. – Очень важно, чтобы ты держала это в секрете, включая и браслет. Особенно от твоих родителей.
– Почему? – спросила Рёко, натянув слишком большой браслет на запястье.
– Это очень важно… – сказала девушка, ее голос растворился, когда мир изменился…
– … что она ни о чем этом не узнает! – громко воскликнула ее бабушка, напугав подсматривающую из-за двери Рёко.
– Но почему? – сказал отец Рёко. – Почему ей не следует знать?
– Эта семья уже достаточно потеряла из-за этих чертовых инкубаторов, – сказала старшая женщина. – Последнее, что нам нужно, чтобы она считала это чертовым примером для подражания. Нет. Она не может просто так исчезнуть на сто лет и считать, что сможет как ни в чем ни бывало вернуться домой!
– Вы несправедливы, – сказал отец Рёко. – У нее были очевидные причины.
– Вы оба, потише, – сказал дедушка Рёко. – У нас маленькая гостья.
Раздались шаги, затем дверь широко раскрылась, от чего подслушивающая Рёко споткнулась и упала…
Тяжело дыша, Рёко резко проснулась.
«Какого черта это было?» – через несколько мгновений подумала она.
Она коснулась лба. Она вспотела.
«10:30:16», – сообщил ей внутренний хронометр.
Она лежала в постели, глядя в потолок, нянчась с головной болью и изнурительной усталостью, вызванными нарушением графика сна.
Рёко очень-очень давно не вспоминала о фиолетовой волшебнице, пусть даже именно эта девушка помогла ей начать тихое увлечение темой. Это было детское воспоминание, о котором она и правда никогда не рассказывала родителям.
Но другая часть сна – ее она вовсе не помнила. Какого черта все это значит?
Рёко вздохнула. Она не сможет уснуть, не приложив к этому усилий, пусть даже она, по собственным стандартам, не проспала пока полную ночь.
Тяжело поднявшись с кровати, она скользнула ноги в любимые кроличьи тапочки. Нужно будет забрать их с собой, подумала она. Должно быть разрешено взять в багаже немного личных вещей.
Она остановилась перед столом. После ее мысли самый верхний ящик выдвинулся, внутренние организаторы стола предоставили ей именно то, что она искала.
Она взяла браслет, рассматривая его при свете. Он был довольно прост, но сделан понравиться ребенку. Даже после стольких лет он по-прежнему мягко светился, мирское применение фантастической технологии. Внешнюю поверхность украшало небольшое изображение: окруженная краями стилизованная падающая звезда.
«Эмблема МСЁ», – изумленно подумала Рёко. Она никогда ранее этого не осознавала.
Через мгновение она надела его. Теперь он прекрасно подходил.
Роясь в шкафу с одеждой, она обдумывала воспоминания. Память о фиолетовой волшебнице была совсем детской. Она помнила броские моменты, выписанное яркими искрами в небе имя «Рёко», но остальные пришедшие во сне детали – до этого она ничего из них не могла припомнить.
«Кто она, черт возьми? – подумала Рёко. – Что за человек может ходить с неправильным именем на лице?»
И последующая часть ее сна. Было ли это на самом деле? Она едва помнила свою бабушку. Она была слишком мала…
Воспоминания о бабушке обычно были весьма конкретными, и этого она никогда раньше не вспоминала.
Рёко нахмурилась, натягивая штаны. Если она когда-нибудь снова встретит женщину, она задаст ей несколько вопросов. Может быть она и правда сможет на них ответить, в отличие от родителей.
Ну, во всяком случае, она получила голосовую почту.
Она прослушала ее, надевая рубашку.
«Я очень сожалею о вчерашнем, – прозвучал в ее голове голос Симоны. – Я была всем этим несколько удивлена».
«Удивлена, – сухо подумала Рёко. – Ну, можно и так сказать».
«Я хочу загладить вину, – продолжила девушка. – Так что я подумала, что мы вчетвером можем что-нибудь сделать, к примеру, сходить посмотреть тот фильм, что тебе предложили».
«О, ничего себе», – подумала Рёко. Она совсем об этом забыла. Ну, по крайней мере, она избежала этого свидания, возможно, самым решительным образом.
«Хотя не знаю, – пробормотала Симона. – Полагаю, ты захочешь рассказать остальным сама. Так что оставлю это тебе, прежде чем делать что-либо еще».
«Верно», – подумала Рёко.
Она продумала утвердительное ответное сообщение, затем дополнительные весьма расплывчатые другим своим подругам. Не посчитав себя готовой к телефонному разговору, она отправила их простым текстом.
– Доброе утро, Рёко, – поприветствовал ее дедушка, когда она вышла в главную комнату.
– Доброе утро, – ответила она, зевая и оглядываясь по сторонам.
Ее отца, похоже, не было, но ее мать уже встала после утренней дремы и была ко всему готова.
– Я вызвала техника, пока ты спала, чтобы ты смогла хорошо позавтракать, – сказала мать, ставя чашку с рисом, маринованные овощи и чашку мисо. – Не то чтобы нам еще будет не хватать квот. Не с двумя членами семьи в армии.
Не зная, что на это ответить, Рёко просто застенчиво улыбнулась и заняла свое место.
Пока она завтракала, мать и дедушка сидели и тревожаще пристально смотрели на нее, как если бы она могла пораниться палочками, если они не будут внимательно за ней приглядывать.
– Я хотела спросить, – сказала Рёко, осторожно поглядывая на них обоих. – Теперь, когда все это произошло, нет ли, э-э…
Она приостановилась, обдумывая, как сказать. Дело в том, что ей всегда казалось, что ее семья что-то от нее скрывает. Теперь, когда технически она взрослая, возможно, они смогут сказать.
– Нет ли чего-нибудь, что вы от меня скрываете? – выразилась она. – Возможно, что-то с вашей работы? То, что может быть связано? Я знаю, что есть законы о том, что рассказывать девушкам моего возраста.
Она сомневалась, что это могло быть связано с законами, но такой вариант позволит им сохранить лицо.
Ее мать и дедушка переглянулись.
– Не стану говорить, что ничего нет, – сказал дедушка. – Но, полагаю, ты все равно достаточно скоро это узнаешь. Прямо сейчас не лучший момент все объяснять.
– Верно, – согласилась мать.
– Я не удовлетворюсь чем-то подобным, – с суровым взглядом сказала Рёко.
Дедушка пожал плечами, полностью проигнорировав ее попытку выразить испытываемый ею гнев.
Рёко вздохнула. Как всегда. Она не сможет добиться большего.
Рассердившись, она принялась читать свои сообщения – в частности, целую тонну военных сообщений, забившихся в ее почтовый ящик за прошлую ночь. Глядя вдаль, она позволила словам отпечататься в ее памяти.
Сперва она прочла помеченное высшим приоритетом.
Ладно, у нее запланирована встреча для изначальной ориентации и снаряжения в офисе местного филиала МСЁ в 13:00. Она уже это знала.
Следующее сообщение было быстрой демонстрацией использование кубов горя, сообщающее, что она получит по три через семейный слот доставки ровно через три и шесть дней после заключения контракта. Также утверждалось, что стандартное базовое снабжение примерно один за три дня, но, как новый рекрут, она получала дополнительные в качестве противодействия возможным эмоциональным потрясениям. Также новичков инструктировали по возможности стараться сохранять спокойствие и обратиться к ближайшей наставнице, офицеру-вербовщику или волшебнице для объяснения причины.
Также ей сообщалось не стесняться запросить больше, так как крайне опасно было позволять более чем минимальную порчу, и что будет упаковка, в которую она сможет поместить кубы горя, излишние или использованные, чтобы вернуть через тот же слот доставки. Крайне важно было, чтобы она лично работала с кубами горя и не позволяла никаким гражданским их касаться, так что если во время доставки ее не будет дома, пожалуйста, обратитесь к инструкции…
Рёко перешла к следующему сообщению.
Это было официальное приветствие от военных, полное патриотических речей и тому подобного. Ее предупредили внимательно прочесть сообщение и, при необходимости, обратиться к наставнице или местному офицеру связи за дополнительной информации. Она отметила, что таковым связным была Патриция, хотя она не ожидала, что это будет важно. Также в сообщении не забыли сообщить ей обо всех фантастических привилегиях и преимуществах, что она может ожидать как член армии.
После этого было чуть более интересное приветствие от МСЁ. В нем сообщалось ей о привилегиях, что она может ожидать от своего членства, включающих весьма немалое дополнительное получение квот, а также ее обязанности – ожидание, что она будет голосовать на выборах, в случае запроса выступать присяжным или членом трибунала суда Преступлений Души, и так далее. В нем перечислялись и ссылались на немалый список дополнительных ресурсов для изучения, относящихся к участию в выборах, культурным традициям, внутренним дням наблюдения и так далее и тому подобное.
Сообщение после этого спрашивало у нее, довольна ли она своей жизнью, и приглашало ее принять участие в проповеди в местной Церкви Надежды, которая, в то же время, также была штаб-квартирой церкви, где можно было посетить вдохновляющие речи самой Сакуры Кёко… Она его выбросила. Не в обиду Кёко, но ей было не интересно.
Хотя, если так подумать, ни Кёко, ни другие девушки с ней ни слова об этом не сказали, пусть даже все они почти наверняка были из церкви.
И это интересно.
И они все продолжали прибывать. Был образец военного протокола. Было информационное руководство по распределению квот, переводу в местную колониальную валюту и инвестиционным возможностям, что ей при желании доступны в колониях. Было интересное руководство о уровнях допуска, из которого она узнала, что у нее теперь первый. Был список местных волшебниц и других недавних рекрутов, на случай если ей захочется пообщаться или задать вопросы – плюс включалось приглашение на какую-то встречу. Было информативное изложение правовых и практических последствий эмансипации.
Возможно, самым забавным сообщением было помеченное как «Важное сообщение о здоровье». Оно сообщало, что «Вопреки распространенному мнению, становление волшебницей никак не влияет на возможность забеременеть, и продолжение функционирования контрацептивных имплантатов ожидаемо и нормально. Не стоит предпринимать попытки отключать имплантаты». Это сообщение было на уровне с предупреждением, что «В то время как мы знаем, что будет тяжело пробыть несколько месяцев далеко от дома, легкомысленное использование магии, как всегда, крайне нежелательно».
Рёко при этом пришлось постараться сохранить невозмутимое лицо.
И сообщения все продолжались и продолжались, пока Рёко не почувствовала отупение от попыток вникнуть в них все. Извинившись перед семьей, она так и не сдвинулась с места, и даже обед просидела за столом, слепо поднося палочками еду ко рту. Ее семья в это время с многозначительными лицами наблюдала за ней.
Наконец, она остановилась, как раз перед тем как получить сообщение с подробностями о реконфигурации сети и модификации улучшений, через которые она пройдет. Было уже поздно, а сообщение было длинным.
Она посчитала, что все равно достаточно скоро об этом узнает.
Она встала, попрощалась со всеми и отправилась к месту назначения.
Глава 6. Армия
〈В следующем тексте, 〈〉① указывает на содержимое, отредактированное для не обладающих категорией допуска. Число указывает на категорию допуска, требуемую для доступа к закрытому содержимому.〉①
Когда ранний МСЁ начал с растущим темпом поглощать команды волшебниц, раздвигая свои границы за пределы местной префектуры и создавая филиалы в соседних городах, его руководство столкнулось с новой дилеммой.
Буйствующие волшебницы, 〈либо〉① аморальные злодеи, упивающиеся каплей власти, 〈либо сошедшие с ума от стрессов и ужасов новой жизни девушки,〉① с самого начала были чумой системы, терроризирующие более слабых девушек, не заботящиеся о человеческом населении, а только о самих себе. 〈Из-за своей психологической структуры они были невосприимчивыми к смерти от отчаяния, что, к добру или к худу, по-другому очищало систему, вынуждая их охотиться исключительно из-за потребления силы.〉①
Традиционно таких мерзостей устраняли лишь после напряженных усилий других девушек и команд или, в случае самых могущественных, силами посвященных этой задаче специализированных союзов. В зарождающемся новом порядке вместо этого естественно было обратиться к МСЁ, у которого явно были необходимые резервы. В то время как изначальный устав призывал к неформальному сотрудничеству команд пострадавшего района, во многих случаях оказывалось невозможным собрать достаточные силы, прежде чем будет нанесен значительный ущерб.
После продолжительных дебатов этой задаче посвятили некоторых из самых сильных и готовых девушек, собранных и назначенных в новую команду, изначально возглавляемую легендарной Томоэ Мами. Они назвались Guardia di Anima, Гвардия душ, и хотя итальянский вариант названия так и не прижился, это имя в итоге досталось организации, что выросла на их основе. Они стали полицейской силой МСЁ, стражами нового порядка и ядром знакомого нынешним читателям элитного военного отдела.
〈Кроме того, когда появилась необходимость, именно в этой организации в итоге возникло тайное Черное сердце. Эта организация, разведывательное подразделение, специалисты по секретным операциям и тайная полиция самого МСЁ, схожим образом сформировала ядро известного ныне Черного сердца. История этой организации доступна в отдельном докладе для читателей с категорией допуска четыре или выше.〉③
Но когда новосформированная Гвардия душ доказала свою способность не только убивать, но и захватывать этих мерзостей, руководство столкнулось еще с одной дилеммой, что помогла МСЁ стать на путь становления тем, чего никогда еще не было в истории мира: тайным правительством.
— Джулиан Брэдшоу, «Махо-сёдзё: их мир, их история», выдержка.
Взгляните на нынешний Генеральный штаб и увидите, что их состав сильно изменился с начала войны, когда учреждение было советом ветеранов Эпохи Объединения и карьерных бюрократов. Сегодня не найдется ни одного члена Генерального штаба, кто бы не доказал своей храбрости в бою, и если и есть продержавшиеся с довоенных дней, то все они доказали свою ценность.
Никто не послужит лучшим примером притока свежей крови, как нынешний начальник Генерального штаба, фельдмаршал Эрвинмарк, герой Аврелии и Сахары, чье нынешнее положение стало вершиной стремительного десятилетнего подъема от бригадного генерала добровольцев.
Однако среди всех этих профессионалов есть одно явное исключение. Несмотря на огромный приток волшебниц в офицерский корпус и рост их числа среди генерал-лейтенантов и генералов, за исключением политически назначенной Томоэ Мами ни одна из них не получила звания фельдмаршала и не заняла место в Генеральном штабе.
Это отражает два фактора. Во-первых, институциональное нежелание передавать волшебницам больше власти, чем у них уже есть. В вооруженных силах широко распространено мнение, что с МСЁ, через Черное сердце получающим доступ к разведывательным службам, и подавляющий контроль волшебниц элитной Гвардии душ, армии не нужно еще больше волшебниц в руководстве.
Второй фактор более печален, являясь результатом предрассудка среди некоторых военных, противящихся передаче власти тем, кто, в конце концов, выглядят как девушки-подростки. Несмотря на повсеместное неодобрение таких настроений как в правительстве, так и среди общественности, эти чувства не так-то и просто искоренить.
В данном случае, поговаривают, что среди новых членов высших эшелонов офицерского корпуса, которые поднялись в звании за доблесть на поле боя, такое мнение неслыханно. По-видимому, такие предрассудки являются исключительной прерогативой тех офицеров, кто никогда не видел боя лично.
Однако несмотря на это, сочетание институциональной инерции и укоренившихся убеждений сделало высшие армейские ранги неожиданно враждебным для волшебниц местом. Таким образом, среди волшебниц в поле широко распространена антипатия к Генеральному штабу.
За прошедшие годы это ядовитое положение начало все больше и больше интересовать правительство. Под объединенным политическим давлением – со стороны «Управление: военное дело» и «Управление: волшебницы» – и продолжающимся политическим маневрированием маршала Томоэ и более просвещенных представителей офицерского корпуса, большинство военных наблюдателей ожидают, что недалек тот день, когда в Генеральном штабе появится вторая волшебница.
— Авнит Хасан, «История Генерального штаба», пролог, выдержка.
Двадцать один год назад
– Привет.
Мами обернулась на знакомый голос.
– О, здравствуй, Сакура-сан, – сказала она, улыбнувшись знакомому лицу на другой стороне кухонного стола.
– Я принесла закусить, – сказала Кёко, обеими руками приподнимая коробку с различной выпечкой. – Из твоей любимой пекарни. Дорого, но чертовски лучше всего синтезированного.
– Конечно, – сказала Мами, перегнувшись через стол так, что ее фартук натянулся на груди. – И ты не обязана была это делать.
Кёко изобразила сложное пожатие плечами, как будто говоря «ты же все понимаешь». От этого сместились бретельки ее танк-топа, заметно отличавшегося от обычного ее повседневного наряда. Она была не самой модной девушкой. Возможно, это проистекало из того года, что она провела на «улице».
– Ну, во всяком случае, на столе и так достаточно закусок, – сказала Мами, вернувшись к готовке. – Хотя я еще не закончила с едой, так что не стесняйся.
Когда она продолжила нарезать – очень редкие и дорогие – свежие овощи, она, не удержавшись, начала напевать себе под нос мелодию. Ее страсть к готовке была одной из причин, по которой она вообще оплатила себе кухню, тогда как у большинства людей их не было.
Порой она возвращалась мыслями к своей одинокой жизни, столько столетий назад. Если бы кто-нибудь сказал ей, что она будет жить и спустя четыреста лет, готовить для друзей, она бы посмеялась и поблагодарила того, кто попытался ее подбодрить. Если бы этот человек сказал ей, что она будет важной политической фигурой какого-то законодательного органа волшебниц, она бы предложила – доброжелательно, конечно же – поскорее очистить самоцвет души, чтобы еще больше не потерять здравомыслия.
Но все это стало правдой, и вот она, наблюдает за кипящей на плите кастрюлей – заметьте, термокерамической и работающей кто-знает-на-чем – ожидая, пока подруги прибудут на праздник.
Она улучила мгновение взглянуть через окно справа от нее на футуристический метрополис Митакихары со сверкающими на солнце скайвэями и шумным звездным портом.
Митакихара, де-факто столица МСЁ.
Хотя, в отличие от некоторых устроенных ею праздников, этот будет довольно личным. Сегодня они будут всего лишь вчетвером.
Легендарная Митакихарская четверка, вместе и наедине. Такое нечасто бывало.
– Шоколадные круассаны! – прокомментировала у нее из-за спины Кёко. – Ну, тогда я не возражаю.
– Так ты здесь, – сказала Юма, заглянув в комнату и потирая глаза. Она дремала, очень редкое для нее явление, и это заметно было по растрепанным волосам.
Мами прекратила резать и повернулась взглянуть, на выглянувшую из спальни Мами Юму, на сидящую справа на диване Кёко, жадно накинувшуюся на заставленный выпечкой журнальный столик, на панорамное окно позади, предоставляющее другую точку обзора на город. У многих семей сейчас была роботизированная модульная мебель, но Мами могла потратиться – и ей хватало места – на лучшее.
Присутствие Юмы вызывало довольно незначительную неловкость, так как из них четверых Юма придерживалась старшего хронологического возраста примерно двадцати семи. Это было необходимо, чтобы должным образом слиться с правительственными бюрократами, где она проводила много времени. Хотя это было немного странно, учитывая, что остальные придерживались примерно четырнадцати.
– Онээ-тян! – продолжила Юма, нырнув и с энтузиазмом прижавшись к гораздо меньшей Кёко, из-за чего та чуть не уронила еду. Волосы Юмы были распущены, не успев собраться в хвост, что она ныне носила.
Поправка: это было весьма неловко. Особенно с учетом того, что обычно Юма сохраняла хладнокровие, что было очень по-взрослому, и выглядела… немного соблазнительно. По-другому об этом нельзя было сказать.
Не то чтобы Мами такое одобряла, но, как правило, она молчала. Юма была более чем достаточно стара, чтобы быть самостоятельной. Несколько лет разницы в возрасте между ними ничего не значили по сравнению с четырьмя уже прожитыми ими столетиями.
По крайней мере, не должны были. Во всяком случае, наедине Юма придерживалась своего статуса младшей сестры группы. Ну, может быть, во имя ностальгии они немного переигрывали. Это мало что меняло.
Юма заразительно улыбнулась, и Мами и Кёко глупо улыбнулись ей в ответ.
– Восхитительно! – сказала Юма, встав и направившись к столу, где их оставила Кёко.
Мами спрятала очередную улыбку. Когда-то давно Юма бы сказала «Вау!», но это, похоже, было несколько чересчур для «двадцати семи»-летней.
– Добрый день, – сказал голос в дверях.
– Хомура-нээ-тян! – отреагировала Юма, метнувшись обнять и ее, к ее щеке прилипла капля заварного крема. Хомура обняла в ответ и тоже улыбнулась, что по-своему согревало сердце. Мами помнила время, когда Хомура так не реагировала.
Мами до сих пор так и не поняла, что же с ней произошло, заставив ее за ночь изменить свою личность и начать разглагольствовать о безумной чепухе.
«Достаточно, – подумала Мами. – Не сегодня».
– Наконец-то героиня часа здесь, – сказала Мами, обойдя стол поприветствовать Хомуру. Она отметила, что Хомура тоже нашла сегодня время немного принарядиться.
– Я все равно считаю, что это глупо, – сказала Хомура, дотянувшись погладить Юму по голове. – Расточительно.
– Это ты ведешь себя глупо, – сказала Мами. – Как мы могли не отпраздновать твой день рождения?
– Технически, – сказала Хомура, – это не мой день рождения. Это лишь день, когда я оказалась в приюте.
Во взгляде Хомуры промелькнуло что-то странное, но она быстро изобразила руками «Что тут поделаешь?», пожала плечами и слегка улыбнулась.
– Я принесла фруктов, – сказала она, поставив на кухонный стол пакет из синтетической бумаги.
Честно говоря, Мами сомневалась, что Хомуру это до сих пор серьезно беспокоило. Все тот же самый мини-спор год за годом в течение столетий вымыл из слов весь их смысл, пока не остались лишь повторяемые во имя ностальгии реплики. Это стало традицией.
Хотя странно было, насколько это беспокоило Хомуру, которая в первый раз пробормотала что-то о том, что давно у нее такого не было.
– В этом году ты снова будешь отмечать третье октября, нээ-тян? – спросила Юма, прекрасно зная, каков будет ответ.
– Конечно, – ровно ответила Хомура. – Этот праздник не для меня, так что у меня нет права говорить, что это расточительно.
Мами переглянулась с Кёко.
Когда-то очень давно Кёко совершила ошибку, критически сравнив день рождения Хомуры и третье октября, таинственную дату, когда Хомура покупала торт, запиралась в своей комнате и тихо напевала под нос «С днем рождения» – как будто бы она была еще недостаточно сумасшедшей.
Хомура три дня не разговаривала с Кёко.
Хотя сейчас они это преодолели, и конечным итогом инцидента стало то, что каким-то образом они каждый год третьего октября стали устраивать праздник – день рождения богини, на существовании которой настаивала Хомура.
Если говорить о странных и неловких праздниках…
Хотя, если честно, было не так уж плохо. Было даже вполне весело, и легко было назвать это вежливым присутствием на религиозном празднике набожной подруги. Вот только в данном случае религия была весьма эксцентричной, а подруга настаивала на украшении собственной квартиры гигантским голографическим маятником и довольно… неординарном дизайне.
Также это был единственный праздник, когда она настаивала, что организует все сама, хотя этим, как правило, занималась Мами, и Мами пришлось признать, что Хомура не так уж в этом и плоха.
Как ни странно, от всего этого Хомура была заметно счастливее. Она говорила, что богиня хотела бы жить и радоваться вместе с ними, так что настаивала, чтобы все хорошо проводили время.
Эти праздники были среди немногих случаев, когда Мами чувствовала эмоциональную уязвимость Хомуры. Ясно было, что Хомура считала свою богиню подругой, а не объектом для поклонения.
Она частенько делала экспромтом многозначительные комментарии. Вроде «О, Ей бы понравилось это платье» или «Чудесные у тебя торты, Мами; Она тоже так думала», всегда говоря так, что каким-то образом в «Она» слышалась заглавная О.
Но и при этом их попытки вытянуть из нее больше информации всегда оставляли их с пустыми руками.
Хомура всегда была настороже, чего-то опасаясь, и они так и не услышали от нее, какой же девушкой она представляла свою богиню, или почему она решила, что та когда-либо пробовала торты Мами.
Ради всего святого, после кончины Саяки им так и не удалось снова узнать у Хомуры имя девушки, и ни она, ни Кёко его не помнили.
Может быть, если бы они смогли, это бы стало ключом, опорой для их поиска. Одна из теорий Мами заключалась в том, что эта «Богиня» Хомуры на самом деле была просто ее умершей подругой, которую она боготворила, и вокруг которой позже выросли ее безумные заблуждения.
Это было возможно – достаточно было взглянуть на все еще вздыхающую по Саяке Кёко. Возможно, если быть лишь чуть более одержимой…
Помимо среди прочего, именно поэтому она и, в меньшей степени, Кёко и Юма последние несколько столетий намекали, уговаривали, планировали и даже прямо предлагали Хомуре записаться к одному из дружественных МСЁ психотерапевтов, из тех что сдержанны и надежны.
Мами даже зашла настолько далеко, что обманом организовала для Хомуры личную встречу, получилось…
Ну, терапевт – одна из лучших, смесь ясновидящей и телепата – в слезах вылетела из комнаты, и когда Мами упрекнула Хомуру за грубость, та вкрадчиво объяснила, что просто скормила девушке некоторые из своих более мрачных воспоминаний, что не были «космически зацензурены».
Сообщение передано; Мами никогда больше не пыталась ее обмануть.
Она бы преуспела чуть больше, если бы Юма и Кёко просто немного поддержали ее, но их обеих, казалось, не слишком-то это волновало, и Кёко даже зашла так далеко, что предположила, что Мами сама становится немного одержимой.
Придет день, и она выяснит, что скрывает Акеми Хо…
– Эм, Мами? – прервала Кёко, потянув ее за блузку и указав на кипящую на плите кастрюлю, угрожающую пролиться.
– О боже, э-э, я сейчас вернусь, – вежливо выдавила Мами, кинувшись обратно. Контролируемые мыслью печи ей тоже не нравились.
– Так насколько большая часть твоего основного сознания сегодня с нами? – спросила у Юмы Хомура, когда Мами сняла с кастрюли крышку и принялась сбрасывать в суп ингредиенты.
– Семьдесят три процента! – гордо объявила Юма. – Это особый случай.
– Семьдесят три, да? – скучающе повторила Кёко. – И что же сейчас делают остальные двадцать семь, о Представитель Общественного Порядка?
– Среди прочего, устанавливают скрипты избирательного невнимания для нового поколения дронов наблюдения, – сказала Юма. – Чтобы они не сообщали, что заметили девушек вроде вас, прыгающих между труб. Не то чтобы тебя это волновало.
Это было серьезное злоупотребление ее властью, подумала Мами, доставая из шкафа сковороду.
У некоторых людей для подобных мелочей были робопомощники, и Мами могла бы себе такой позволить, но это просто казалось своего рода обманом.
Кстати, если говорить о роботах и Юме, Мами всегда было интересно, как Юма избегает сторожевых ИИ и как она обходит свою вторую половину. Хотя, если честно, она не уверена была, что хочет знать.
Мами повернула голову, следя за развивающимся у нее за спиной разговором. Все уже расселись.
– Вряд ли это так уж разумно, – сказала Кёко, продолжая тему.
Она подалась вперед.
– Слушай, – с серьезными глазами добавила она. – Если компьютерные сети завтра рухнут, ты уверена, что не впадешь в какую-нибудь кому?
– Такого никогда не произойдет. Я регулярно проверяюсь, чтобы убедиться, что я по-прежнему прохожу критерий Волохова, – поджала губы Юма. – Таково требование.
Она была раздражена, что можно было определить по появлению легкой досадной шепелявости в произношении «Волохова» как «Во-йо-хо-ва».
– Ну, не знаю, что бы я с собой сделала, если бы все время так разделяла свое внимание, – откинулась на спинку дивана Кёко.
Мами продолжила готовить, потянувшись к полке за приправами.
– О, я знаю, что бы ты сделала, – сказала Юма. – Очевидно же. Все девушки, которых ты знаешь…
– Не делай непристойного лица, Юма-тян, – отчитала Хомура. – Это не твое.
Мами принялась разогревать сковороду, налив немного масла для начала процесса.
– Кроме того, – невозмутимо продолжила Хомура. – Будешь часто так делать, и у Кёко могут начать появляться идеи. Мы здесь пытаемся уберечь твою невинность.
Мами подавила смех, стараясь не выронить ложку с соусом чили.
Хомура и Юма просто искренне рассмеялись, как над выпадом в сторону Кёко, так и над предположением, что Юма может быть «невинна».
– Ненавижу вас, – сказала Кёко. – Все это просто слухи! Бездоказательная, необоснованная клевета и ложь!
– Видишь? – довольно сказала Юма. – Когда она чувствует себя виноватой, она начинает использовать длинные слова.
– Понимаю, что ты подразумеваешь, – безжалостно согласилась Хомура.
– О, да ладно! – сказала Кёко.
– Оставьте ее, девочки, – вмешалась Мами, не отводя взгляда от выкладываемых на сковороду овощей. – Давайте отложим это до того, как я принесу выпить. Тогда и обсудим грешки Кёко. Будет куда веселее.
– Да, вер… Стоп, что? – начала Кёко. – И ты тоже!
Мами проигнорировала ее, с улыбкой помешивая еду.
– Так как справляется твоя новая ученица, Хомура? – спросила Юма, наконец, переведя дыхание, и резко сменив тему.
– Прекрасно, большое спасибо, – довольно бодро сказала Хомура.
– Знаешь, для подобных дел у нас сформирована целая структура, – прокомментировала Юма, обращаясь к героине часа. – Формальные процедуры и тому подобное. Стоило воспользоваться ими.
– Вот только это бы не было секретом, – сказала Кёко. – И что с этим, я так и не поняла.
– Я не хочу, чтобы люди относились к ней по-особенному только потому, что она моя ученица, – со слабым напряжением в голосе пояснила Хомура.
– Мы обе знаем, что это не так, – возразила Кёко. – По крайней мере, ты могла бы сказать нам, кто она. Но нееет, это секрет. Знаешь, нам не потребуется много усилий, чтобы выяснить. Для этого нужно будет всего лишь поспрашивать. Не может быть, чтобы никто не видел вас вдвоем.
– Это грубо, нээ-тян, – сказала Юма.
– Видишь, это куда подозрительнее всего, что я когда-либо делала, – прокомментировала Кёко. – Но только надо мной все время посмеиваются.
– О, так вот из-за чего ты бесишься, – сказала Хомура тоном решившей загадку.
– Да ладно, знаешь, так не честно, – сказала Кёко. – Поддержи меня, Мами.
Повисла тишина.
– Мами?
Но Мами больше не слушала. Вместо этого она смотрела на готовящуюся пищу и размышляла.
Они упоминали «невинность». Ну, прошло много времени с тех пор, как у них было что-то подобное.
Они всем этим пожертвовали.
Ну, в итоге ведь оно того стоило, не так ли? Этот идиллический мир, свободный от раздоров, бесконечно процветающий.
Особенно для волшебниц. По правде говоря, если бы захотела, Мами вполне могла позволить себе каждый день устраивать подобные тихие праздники. Будь у нее время. Если бы к ней присоединились ее подруги.
Она смотрела на шипящие на сковороде нарезанные грибы шиитаке и бамбук, но вместо них видела прошлое, все когда-то произошедшее.
Именно за этот мир они сражались, подумала она. Этому миру они отдали все. Важно ли, сколько крови у них на руках? Важно ли, что они видели и сделали? Важно ли, если когда-то знакомая им Юма-тян была лишь не более чем красивой оберткой?
Разве не пришло время насладиться плодами своих трудов?
Позже тем вечером они наслаждались приготовленным по такому случаю Мами тортом. В углу другого стола были аккуратно сложены подарки Хомуре, коробка конфет от Кёко и – смущая обеих раздобывших их девушек – пара абсолютно идентичных пистолетов следующего поколения, бесчестно добытых в складах армейских прототипов. Стало еще хуже, когда Хомура призналась, что некоторое время назад уже приобрела себе такой.
– Разве вы от всего этого не устали? – спросила Мами, рискнув, наконец, поднять вопрос, лишь немного развязав язык алкоголем.
– Э? – спросила Кёко, набив рот тортом.
– Вся эта работа, все это политиканство, МСЁ, – широко взмахнула рукой Мами. – Часть меня просто хочет засесть дома и, так сказать, есть тортик.
Остальные трое взглянули в ее вдруг серьезные глаза, все кроме Кёко отложили вилки.
«Может быть, все же не лучшей было идеей об этом упоминать», – подумала Мами.
– Если честно, я понимаю, что ты имеешь в виду, – сказала Кёко, ткнув в сторону Мами вилкой с никуда не девшимся кусочком торта. – Хорошо бы было просто лечь и расслабиться, немного поразвлечься и немного попраздновать. Не обязательно даже все время. Всегда можно, если захочется, просто вернуться к работе через несколько лет.
Кёко отвлеклась доесть торт, с клубничным слоем и лимонной начинкой.
– Или несколько десятилетий, – сказала Мами, на мгновение опустив глаза. – Но я бы не хотела чего-то подобного без какой-либо компании.
Она подняла глаза изучить их лица. Они выглядели сочувственно, но…
– Я бы себе не простила, – сказала Хомура. – Или, скорее, хотела бы я, по крайней мере, заняться чем-нибудь еще. Знаете ведь, я обещала. Не уверена, что еще я могу сделать, но, может быть, я об этом подумаю.
– Прости, Мами, – сказала Юма, бросив притворяться, что это гипотетический разговор. – Не могу представить, как оставить работу. Не сейчас. Честно говоря, не в этом столетии.
В ее голосе не хватало обычной ее легкой энергичности.
Юма взглянула в свою чашку ароматного саке.
– И, сказать по правде, я бы попыталась тебя отговорить, – сказала Юма. – Может, ты так не думаешь, но ты нужна организации. Нужны все мы. Мы правда не можем просто уйти.
– Все в порядке, – сказала Мами, проводя пальцем по ковру. – Я в общем-то и не ожидала иного.
Она сказала так, пусть даже надеялась на чуть более понимающий ответ.
– Если хочешь уйти ненадолго, уверена, ни у кого из нас не будет никаких возражений, – подбодрила Кёко. – Возможно, я даже отправлюсь с тобой. Может быть, просто возьмем отпуск. Это мы точно можем.
– Может быть устроим тур по колониям, – глядя в потолок, сказала Мами, размышляя вслух. – Не думаю, что мы сделали достаточно, с точки зрения понимания тамошних девушек. Так что, знаешь, можем организовать это как работу. Своего рода.
– Вполне разумно, – сказала Хомура, потягивая свой напиток. – Посмотрю, смогу ли я к вам присоединиться.
Юма покачала головой.
– Прости, Мами, – сказала Юма. – Я не смогу. Если только гораздо позже. МСЁ полагается на меня в сохранении нашего прикрытия, и пока я остаюсь в подключении, я не могу покинуть Землю. Кроме того, мне нужно будет потратить довольно много времени, чтобы, эм, во всем удостовериться.
– Говорила же, что это неразумно, – пробормотала себе под нос Кёко.
– Ну, посмотрим, – приветливо улыбнулась Мами. Она не могла серьезно надеяться на лучший вариант, и, может быть, отдых в колониях это как раз то, что доктор прописал…
Настоящее время
Мами открыла глаза.
Она лежала на спинке кресла, не уснув, но размышляя в полудреме. Теперь она взглянула вверх, глядя на звезды сквозь множество слоев прозрачного материала между ней и небом, пока ее машина везла ее в звездный порт. Рядом с ней лежали последние несколько несъеденных булочек. Она устала читать свои сообщения, так что решила вздремнуть, ну или насколько получится.
С тем отпуском так ничего и не получилось. Помешали события: война и все ее последствия. У Юмы теперь было даже еще меньше времени, у Кёко ее культ, а Хомура… пропала.
Она вздохнула, глядя на почти полную луну со знакомым по прошлому жемчужно-белым лицом. В нижней части можно было увидеть яркий клочок синего и зеленого, начало амбициозного плана терраформирования полюсов, сейчас по большей части приостановленного войной. На его краю на этой стороне была станция военной обороны Армстронг – бывшая научная станция – которую можно было заметить по отбрасываемому на этот район луны металлическому отблеску. На невидимой стороне, знала Мами, была куда более крупная станция обороны Эйткен, с ракетными батареями, силовыми полями, сильно укрепленными бункерами, горнодобывающими предприятиями и так далее.
«Кто бы мог подумать, столько лет назад?» – задумалась Мами.
Лес труб над ней начал становиться все плотнее и плотнее. Мами знала, что это признак того, что она спускается. Скоро она окажется в подземных сетях близ звездного порта, где надземные сети резко исчезали.
В тот момент, когда она закончила об этом думать, это и произошло, небо исчезло, и Мами на кратчайшее мгновение погрузилась во тьму. Затем внутренняя поверхность пузыря вокруг нее потеряла свою прозрачность, отобразив предпочитаемое Мами изображение, что было лишь чуть ярче: снимок ночного неба, без труб и полного звезд. Оно напоминало обо всех охотах на демонов, глухими ночами, столько лет назад.
Хотя Мами знала, что она слегка романтизирует, совсем немного. В конце концов, учитывая огни города, даже тогда никак нельзя было так ясно увидеть звезды.
Ну, неважно.
А потом она прибыла, экран вернулся к прозрачному состоянию, показав ей яркое внутреннее освещение подземной приемной станции звездного порта, одной из предназначенных для высокопоставленных военных и правительственных чиновников, а не крупной и более стандартной общественной станции.
Изогнутый потолок над ней был украшен стилизованным представлением о человеческом пространстве вместе с цветной паутиной линий, обозначающих стандартные грузовые и пассажирские маршруты. Они были без необходимости голографическими, так что открывался вид на всю плоскость галактики с различными системами чуть ближе или чуть дальше, с преувеличенным для эффекта масштабом.
Как и все подобные приемные станции, она служила двум целям: дать возможность прибывшим пассажирам перед отъездом встретиться с друзьями, официальными лицами и остальными, и дать возможность сошедшим с гиперзвуковика найти встречающих. Между приемными станциями и внутренними челноками был намеренно оставлен промежуток, по эстетическим соображениям и чтобы пассажиры самостоятельно рассаживались по нужным челнокам.
Ее машина плавно скользнула остановиться рядом с одной из платформ, прямо под представлением Земли, вращающийся образ планеты был накрыт строгим символом государства: две белых стрелки, указывающих в противоположных направлениях.
Она отправила булочки в отсек для утилизации и вышла из машины.
В возвращении были свои хорошие моменты.
– Добрый вечер, дамы, – поприветствовала она, улыбнувшись в сторону двух подошедших к машине при ее прибытии девушек.
– С возвращением, Мами, – слитно отозвались они.
В своей повседневной одежде они бы неплохо вписались в толпы на улицах снаружи – ну, за исключением очевидной не-японской внешности. Строго говоря, они должны были быть в форме, но волшебницы, как правило, по возможности избегали ношения официальной формы, и на эту практику военные по большему счету закрывали глаза.
Мами не требовалась технология распознавания лиц, чтобы узнать двух своих телохранителей.
Слева была Карина Скей, норвежка-генератор щита с зеленым костюмом и боевым топором.
Справа Шэнь Сяо Лун, китаянка-телепортер с необычным непроницаемо-черным костюмом и мечом цзянь.
Щит и телепортер. Такой стандарт телохранителей был разработан для самых высокопоставленных офицеров, включая всех генералов и, естественно, фельдмаршалов. Изначально Мами чувствовала себя виноватой, что требуется использовать столько сил только для личной защиты, то же мнение разделяли и другие высшие офицеры.
После первых нескольких месяцев войны они перестали испытывать вину.
Они втроем прошли через терминал, направляясь к челнокам, телохранители маленьким треугольником пристроились по бокам Мами.
Пока они шли, они привлекали взгляды окружающих. Здешняя толпа состояла по большей части из военнослужащих и волшебниц, гораздо более понимающих и не собирающихся поглазеть. Хотя все равно донеслись несколько восклицаний «Мами-сан!» и «Фельдмаршал!» и немало молчаливых воинских приветствий, пусть даже, так как она была не в форме, этого не требовалось.
Мами улыбнулась и отсалютовала в ответ молодому младшему лейтенанту, неподвижно застывшему рядом с ней, когда она проходила мимо. Согласно записям, ему было сто шестьдесят три, но он все равно покраснел как школьник, когда они разминулись. Как и волшебница-телекинетик, отступившая на несколько шагов.
Мами знала, что это не только из-за нее. Проще говоря, она и ее телохранители разделяли некоторые характеристики, что обеспечивало им всеобщее внимание, куда бы они ни шли. Этого было бы достаточно, чтобы заставить ее заподозрить того, кто их ей назначил, если бы назначением не занимался ИИ, которого такое не заботило.
Если бы она по-настоящему хотела товарищеских отношений, она вполне могла их развить, подумала Мами. Но, в отличие от некоторых – она подозревала Кёко – она не готова была использовать для подобного свое командное положение.
Мами замедлила шаг, оглядываясь по сторонам. У нее была здесь запланирована встреча, и она не видела человека, с которой должна была встретиться. И было не лучшей идеей запрыгивать в челнок, пока она ее не увидит.
Гибкий как кот – которым он почти был – у ног Карины появился инкубатор Кьюбей, прошедший сквозь ее ноги и, как всегда, появившийся как будто из ниоткуда.
«Добрый вечер, Мами», – подумал Кьюбей.
– Добрый вечер, Кьюбей, – сказала Мами, остановившись и нагнувшись протянуть ему руки. Кьюбей услужливо запрыгнул в них, после чего перелез ей на плечо.
Ее телохранители обменялись улыбками, как будто разделив шутку.
– Кьюбей любит тебя больше всех, Мами, – сказала Сяо Лун.
– Чушь, – ответила Мами. – У него нет никаких эмоций. Не так ли, Кьюбей?
«Верно, Мами, – подумал Кьюбей. – Я не понимаю постоянного некоторых из вас увлечения объявлять, что у меня есть эмоции, которых не должно быть».
– Ой, вот не надо так, Кьюбей, – сказала Карина, подавшись вперед и щелкнув инкубатора по носу. – Можешь это признать. Мы сохраним твое безумие в тайне.
«Я не сумасшедший», – подумал Кьюбей.
Мами слегка улыбнулась разговору. Новое поколение просто не понимало, насколько безжалостны при желании могли быть инкубаторы.
Но он, вероятно, безвреден.
«Во всяком случае, – подумал Кьюбей, повернув голову взглянуть на Мами. – Я пришел сюда вас проводить. Мы, инкубаторы, хотели бы напомнить вам, что вы ценный вклад в предотвращение тепловой смерти вселенной».
«Это не так, – возразил Кьюбей. – Тем не менее, прежде чем вы трое продолжите путь, я хотел бы также сообщить тебе, что Марианна ожидает вашего разговора».
«Тогда где она? – спросила Мами. – Я искала ее».
Кьюбей многозначительно повернул голову направо от них, и они проследили за его взглядом.
Мами высматривала девушку, волшебницу из Франции с силами мыслечтения, спутывающими нитями и ровным профессиональным поведением, но не видела никого знакомого.
«Здесь», – подумал кто-то, и Мами обратила внимание на отдыхающую на скамье невзрачную рядовую. Японку или так выглядящую.
«Оставлю вас тогда», – спрыгнул с плеча Мами Кьюбей.
Мами кивнула своим телохранителям, понимающе кивнувшим ей в ответ.
Мами остановилась и подошла к ближайшей скамье, намеренно не глядя на девушку. Просто передохнуть.
Некоторые проходящие мимо с любопытством взглянули, но большинство не увидело ничего подозрительного.
Марианна Франсуа была офицером разведки Мами и генерал-лейтенантом Черного сердца, тайного подразделения спецопераций, работающего на армию и правительство. Также оно было подразделением черных операций МСЁ, фактически для этого и основанным. Для Черного сердца естественно было выполнять такие операции, так как у них был опыт и квалификация, с которыми не могло поспорить ни одно существующее правительственное ведомство. Однако от этого правительство несколько нервничало.
Черное сердце было бывшим отделом Юмы. Согласно теории заговора и легенде, это была тайная полиция, гильдия убийц, разрушителей правительств, подстрекателей революций – все в одном.
И оно было верно МСЁ.
Мами знала об этом лучше многих. В конце концов, номинально Черное сердце было частью Гвардии душ.
«Разве это не чересчур, Марианна?» – подумала Мами, не приглашая к разговору своих телохранителей.
«Вы хотели личной встречи, Мами-сан, – подумала в ответ девушка. – И вы намекали, что она Черная. Так что я и отнеслась к ней как таковой».
Черное. Иными словами: дело МСЁ.
«Справедливо, – подумала Мами, посчитав, что эти шпионы слишком любят свои игры. – Тогда позвольте мне рассказать, что мне нужно. Я хочу, чтобы вы провели тщательное расследование поставок и логистических цепей кубов горя. Доложите мне обо всех найденных нарушениях и разберитесь в причинах. Если захочется проследить за чем-либо сверх этого, то это на ваше усмотрение. К вашему сведению, я знаю о как минимум одном вероятном нарушении. Похоже на случайные перебои в цепи поставок к некоторым отрядам, и меня заверили, что это не похоже на технический сбой. Также сообщают о пострадавших девушках, исчезнувших после возвращения с поля боя, но это менее определенно, так что может быть полезно изучить медицинские отделения».
Надолго повисла тишина.
«Это довольно серьезный приказ, Мами-сан, – подумала Марианна. – Всю цепь поставок?»
«Не стесняйтесь сосредоточиться на том, что посчитаете подходящим, но да, всю. Кроме того, просто чтобы прояснить, никому не передавайте все только что мной сказанное. Каких бы агентов вы не задействовали, не информируйте их о наших подозрениях».
«Мои агенты работали бы лучше, если им будет известно, что искать, Мами-сан. Да, кубы горя важны, и сказанное вами вызывает беспокойство, но это выглядит несколько параноидально, особенно для вас. И это говорю я».
«У меня насчет этого плохое предчувствие, – подумала Мами, невольно задумавшись о том, что у Кёко, похоже, тоже было здесь плохое предчувствие. – Я тоже сделаю все возможное, чтобы изучить вопрос сверху, но как вы знаете, обычно это не слишком продуктивно».
«Поняла, Мами-сан, – подумала Марианна. – Из-за тщательности расследования я вряд ли смогу предоставить полный результат в течение нескольких недель, хотя я, конечно, буду сообщать о всем важном, что найду».
«Этого достаточно, Франсуа-сан», – подумала Мами.
«Можете называть меня Марианной, Мами-сан. Я уже это говорила».
Мами встала со скамьи, небрежно потянувшись.
– Ну, идем, девочки, – сказала она телохранителям. – Я отдохнула.
Они ушли так ровно, как будто бы ничего не произошло.
Они быстро направились к нужному челноку и, когда прошли через двойные двери и нашли место, остальные взглянули на нее, пусть и вежливо не навязываясь. По соображениям пространства и эффективности – главным образом потому, что было ограниченное число возможных мест назначения – использовались челноки с другими записанными на тот же рейс. Для Мами это навевало воспоминания об общественном транспорте.
Ее телохранители лениво оглядывали толпу вокруг, пусть даже в этом не было необходимости. Таково было их обучение.
Идеальное дополнение к личной защите включало также мыслечтеца и ясновидящую, но такие волшебницы были слишком редки, чтобы тратить их на сопровождение генералов по безопасным местам на Земле. Всему был предел.
Челнок отправился, кратко провезя их через все здания, после чего остановился на гражданской приемной станции. Конечно, вполне возможно было сесть на гиперзвуковик, не направляясь в итоге в космос, и внутриземные путешествия не были под контролем военных. Как фельдмаршал, Мами вполне могла запросить более частный рейс, но для такой экстравагантности не было причин.
– Вау, это Мами-сан, – началось бормотание в тот же момент, когда открылись двери, а люди начали махать ей и говорить ее имя, когда останавливались в дверях, заметив ее. Некоторые замирали, пристально глядя на нее, запечатлевая образ, чтобы отослать друзьям.
– Не нужно глазеть, люди, не блокируйте дверь, – ритуально произнесла Карина, поднявшись и вежливо подтолкнув все еще стоящих. Конечно, по большей части это было лишь оправдание ради Мами.
Вскоре двери закрылись, указывая, что челнок заполнен.
Мами сохраняла хладнокровие, когда челнок снова отправился. В конце концов, взгляды были скорее восхищенными, чем недружелюбными.
После этого было лишь короткое путешествие до самого гиперзвуковика, где они шагнули на узкие движущиеся дорожки, размещенные по обе стороны самолета, направляющиеся в регулярно размещенные проемы, ведущие внутрь самого самолета. Причудливая строительная инженерия для причудливой футуристичной эпохи.
Хорошо рассчитав время прибытия, Мами не пришлось долго ждать внутри гиперзвуковика, прежде чем объявили о прибытии всех запланированных пассажиров, за исключением тех, кого система определила слишком далеко находящимися, чтобы суметь добраться вовремя. Учитывая посекундно точные и надежные городские транспортные системы, чрезвычайно высокую скорость машин и многочисленные локальные системы, прямо в голове кричащие двигаться, Мами была не в силах понять, как вообще возможно по-прежнему пропустить рейс, особенно когда все еще стоило малую – по общему признанию номинальную – сумму квот, чтобы заказать новый.
Предположительно, это было гораздо удобнее, чем раньше, но для большинства людей все еще оставалось достаточным стимулом стараться прибыть как можно ближе к последнему моменту. В основном такое было намеренно, и практика использования множества дверей сводила очереди к минимуму. Также помогало, что ручной клади на таких полетах не существовало в принципе, перелеты были достаточно коротки, а самолет мог предоставить все необходимое.
Хотя в целом, воздушные путешествия были гораздо удобнее, чем раньше. Синтезаторы в каждом сидении по требованию предоставляли напитки, закуску и пищу, а развлечения были, условно говоря, первоклассными, ну или настолько первоклассными, насколько было возможно, при учете того, что большинству путешественников все еще приходилось сидеть в расположенных рядами креслах. Голография впечатляла, но без доступа к отключенным ВР-имплантатам невозможно было заставить забыть местонахождение.
По крайней мере, для ног было гораздо больше места.
Помимо того, Мами была исключением. При путешествии каютами высшего класса, у нее с телохранителями была личная комната, с кроватями, если бы они того захотели. Лично они были без багажа, даже того, что нужно было сдавать. Им ни в одном направлении не требовалось что-либо везти.
По сравнению с остальными, Мами привыкла путешествовать высшим классом. За свою жизнь она побывала на многих самолетах, и, после первой пары рейсов, МСЁ был достаточно богат, чтобы отправлять одного из своих «руководителей» первым классом. Даже если упомянутый руководитель выглядела подростком, и у нее не было никакого официального титула…
Время она потратила на то, чтобы пообщаться с телохранителями, просмотреть сообщения, отдать приказы и спланировать будущий маршрут, более или менее одновременно.
Одной из причин, по которой она смогла взять отпуск и отправиться на Землю, был факт, что она на данный момент не выходила в поле. Она была «фельдмаршалом» сектора Янзцы, который, хоть и находился в опасной для атак пришельцев зоне, до сих пор страдал не более чем от случайных дальних налетов. Инспекция обороны, урегулирование конфликтов подчиненных и координация с колониальными правительствами была не самой захватывающей в мире работой, но предоставляла достаточно много свободного времени.
Полет до экваториального космического лифта, установленного на постоянно корректируемой платформе в океане юго-восточнее Сингапура, продолжался всего двадцать пять минут,
Они приземлились на верхнем краю города, где большинство из гражданских пассажиров проложило себе маршруты до ожидающих челноков до звездного порта, тогда как военным достался отдельный трамвай, направившийся к терминалу лифта, временно соединенного с поверхностью.
Следуя за общей политикой всех перемещений «точно в срок», прибывший гиперзвуковик по расписанию должен был прибыть насколько возможно вплотную по времени. Таким образом, когда Мами и ее телохранители вышли из туннеля терминала у свежесобранной платформы лифта, они обнаружили ее уже заполненной военнослужащими, и еще больше прибывали в течение минуты.
С учетом всех обстоятельств, это был довольно роскошный способ путешествий. Площадь пола платформы была эквивалентна среднему школьному спортзалу – точнее, спортзалу, что помнила по прошлому Мами. В центре находился небольшой стенд с едой, что уже прекрасно продавал – или продавал бы, не будь еда бесплатна.
По всей платформе было раскидано множество различных скамеек, кресел, зон отдыха и развлекательных голографических дисплеев. Даже было значительное число ВР-кабин, бесплатных для военных и их активированных ВР-имплантатов, запредельно дорогих для очень редких гражданских путешественников – которые обычно все равно могли себе это позволить, учитывая, сколько они уже тратили на космическое путешествие.
Внешние края выглядели прозрачными, и в некотором смысле это было правдой, хотя на самом деле это был тщательно контролируемый вид снаружи, переданный сквозь стену по оптоволокну. Все сильно изменилось со времен первых лифтов, которые были вызывающими клаустрофобию металлическими дисками, едва крупнее большой комнаты, где, по разным причинам, за раз можно было разместить не более пары людей.
Мами была не голодна и не в настроении для дальнейшего внимания, так что она обогнула несколько групп людей, высматривая уединенное местечко поблизости от края с видом на океан и город. Когда она это сделала, внимание к ней ощутимо ослабло, стандартный уровень шепотков, приветствий и взглядов, но ничего подавляющего. Все были военными.
Ранее она выделила время расспросить своих защитниц об отпусках, которые, естественно, совпали с ее. Шэнь нашла время быстро навестить свою семью в Нанкине. Ее семья была из тех, множество девушек которой были рассеяны по всему МСЁ, и, таким образом, сумела остаться сплоченной и поддерживающей, несмотря на доминирующую некогда секретность.
Подобные семьи были на удивление распространены, учитывая склонность членов семьи к психологическому сходству и, таким образом, общей тенденцией к заключению контракта. Более того, в относительном спокойствии порядка МСЁ было много таких, кто считали профессию махо-сёдзё своего рода семейным делом. На это скалились некоторые из старших девушек, считавших несправедливым следующее за этим кумовство. Другие – в первую очередь те, у кого было много заключивших контракт потомков – не считали это проблемой.
Теоретически, Мами считала подобные договоренности несправедливыми, но должна была признать, что жизнь порой несправедлива. С одной стороны, все ее ученицы – вроде недавно заключившей контракт Рёко – по сравнению с большинством получали довольно выгодную сделку, хотя она старалась убедиться, что они этого заслуживают.
Кстати говоря, ей нужно было отправить Кёко сообщение с извинением и просьбой обо всем позаботиться, хотя она предполагала, что та уже сама это поняла. В настоящее время у Мами просто не было настоящей возможности заняться ранним развитием своих учениц.
Однако другая ее телохранитель, Скей, была первой в своей семье, если не считать какой-то отдаленной кузины. Она была недавним рекрутом, частью изначального бума контрактов, последовавшего за началом войны. К несчастью, ее семья проживала на Новом Риме, так что у нее не было возможности навестить их.
Скей воспользовалась этим временем для игры в туриста – в третий раз – в Митакихаре, осмотрев такие достопримечательности как Университет и близлежащая штаб-квартира научного подразделения внутри комплекса рядом с «Биологией Хроноса». Эта часть кластера включала также офисы Комитета руководства и Комитета по регламенту МСЁ, в границах бывшего корпоративного сердца города. Также там недавно воздвигли официальный музей и, чуть дальше, гибрид штаб-квартиры «Правительственных дел» МСЁ и «Управления: волшебницы». Все окрестности стали известны как район магов.
Не стоит и говорить, что все они когда-то притворялись чем-то иным. Научное подразделение было офисами «Fiat Lux», престижной научной организации, известной за поддержку различных лабораторий. Два основных комитета были частью административных офисов «Нанотехнологий Гефеста», где полно было представителей МСЁ, учитывая, что некоторые из слитых в «Гефеста» компаний некогда были компаниями МСЁ. «Правительственные дела» некогда были «Частной жизнью!», организацией правоведов и активистов, занимавшейся снижением государственного надзора, удобно расположенной поблизости с тем, что когда-то было «Управлением: общественный порядок».
Хотя сейчас Мами откинулась на мягкую спинку сиденья, глядя на город и расположившийся между ними океан. Сингапур, со своими филиалами МСЁ и корпоративными офисами, некоторые из которых даже видны были на горизонте, когда-то, что уже казалось древними временами, был нейтральной территорией махо-сёдзё, местом где бедные кочевницы продавали кубы горя и услуги наемниц, а богатые девушки покупали. Для приглядывающих за территорией девушек это было прибыльно, и стало одной из естественных первых целей международной экспансии МСЁ. Мами знала; в прошлом она явно уже более чем достаточно повидала этот город.
Хотя сейчас она ничего этого на самом деле не видела и не пыталась поговорить с телохранителями. Они понимали. Она была занята.
〈Все назначенные пассажиры находятся на борту платформы лифта, и терминал закончил перемещение на стартовую позицию. Лифт в скором времени начнет подъем〉, – предупредил терминал, как стандартным аудио, так и, для военнослужащих, которыми были здесь почти все, прямо на слуховую кору. Голос нес слабый механический отзвук, для одного только эффекта; вполне возможно было при желании сделать его похожим на человеческий, но считалось хорошей идеей оставлять голоса машин отличными от человеческих.
Также он говорил на человеческом стандартном, а не на японском. Это, наряду с более смешанными этническими группами вокруг, было психологическим сигналом, что она больше не в Митакихаре.
В помещении вдруг потемнело, искусственное освещение отключилось. В тишине все ожидали, что должно произойти.
С достаточно кратким мерцанием куполообразный потолок перестал быть декоративным произведением искусства, став столь же прозрачным, как и стены вокруг. Через мгновение схожим образом замерцали внутренние перегородки, пока и они не стали столь же прозрачными, как воздух, за исключением того, что, глядя в стену, видно было мир вокруг, как если бы людей за ней не было. Для всех внутри теперь казалось, что они стояли на металлической платформе под открытым утренним небом, со звездами и луной. Для Мами и ее телохранителей, внутри их ниши, казалось, что они были одни, на вечно плывущем в океане корабле.
Конечно, стены по-прежнему оставались вполне сплошными, и это было возможно только потому, что кто-либо собравшийся передвигаться мог запросить дисплей на сетчатке глаза поместить стены обратно на место. Однако идея была в том, чтобы все по возможности сидели на местах и наблюдали.
А затем в еще одном мерцании исчезла поверхность, оставляя им ощущение, что они отдыхают в креслах, парящих в шести метрах в воздухе над искусственным островом ночью. За спиной у Мами можно было увидеть только один объект, тянущийся прямо в небо чрезвычайно длинный кабель, почти невидимый на фоне.
Вокруг послышались удовлетворенные бормотания и несколько нервных смешков новых военнослужащих и волшебниц. Мами и ее телохранители, привыкшие к такому, даже не прекратили пить чай.
Каждый четвертый подъем проходил с непрозрачным полом, чтобы доставить тех, кому не нравится такой вид. С физической стороны, улучшающие имплантаты предотвращали головокружение и, для военнослужащих, также приглушали чрезмерный страх. Тем не менее, настоящий страх высоты в армии высмеивали, и для такого было достаточно причин, учитывая превалирующий на фронте ряд операционных сред. Кроме того, базовая подготовка подобное выбивала, так что такое бывало только со свежими рекрутами при их первом подъеме. Своего рода добродушная дедовщина.
С другой стороны, среди волшебниц число случаев акрофобии было равно нулю. Похоже, контракт устранял подобное.
С едва заметным рокотом началось их запущенное лазером и поддержанное антигравом восхождение к звездам. Мами, как и все остальные, опустила глаза на быстро удаляющийся океан, базирующееся в море основание лифта неуклонно уменьшалось. Цель была в том, чтобы дать ощущение парения в небесах. В таком случае, им удалось. Под ними торопилась небольшая флотилия кораблей, переносящих части для сборки недавно вернувшейся из космоса следующей платформы.
По сути, это был самый долгий отрезок их пути. Четырехчасовой подъем на орбиту был заметным улучшением по сравнению с тремя днями в пути самых ранних лифтов, но все равно было медленно по сравнению со свободным ракетно-антигравитационным полетом, что Мами использовала вне миров Ядра, где пока не было экономической целесообразности собирать столь грандиозную мегаструктуру, как космический лифт. Но это, несомненно, было эффективным использованием ресурсов, и уж точно было лучше семичасового подъема, рассчитанного на тех, кто отправлялся к другой планете или звезде.
Военные были достаточно осторожны, чтобы включить время в пути в свое время отпуска.
Мами откинулась на спинку кресла, глядя в небо расфокусированным взором, войдя в тактическое ИИ-опосредованное состояние, столь типичное для генералов и правительственных чиновников…
«Дивизия МагОп "Фиванка", обозначение 2A7DC, докладывает о готовности к передислокации, – со слегка машинным тоном подумала Махина, теперь почти неотличимо от нее самой. – Готовится к отправке на военно-морскую базу 4E15, Новая Венеция, в UT0400, последнее одобрение…»
«Предоставлено», – подумала Мами.
Поле зрения влившейся в поток информации Мами заменила звездная карта сектора Янцзы с отмеченными нынешними, будущими и прошлыми перемещениями войск. В своем сознании она больше не видела мира вокруг, или солнца, что появится на горизонте, когда они взмоют еще выше, отфильтрованное, чтобы не ослепнуть.
Вместо этого она видела растянувшийся вокруг нее сектор Янцзы, как будто она была невыразимо огромна, паря среди звезд. Вокруг нее требовали внимания планеты, базы и корабли, сияя различными цветами, вывешивая текст, влезая в Махину и двери ее сознания. Высокоприоритетные справлялись с этим лучше.
«Чьей властью?» – спросила Мами с ускоренными интеграцией реакциями. Двадцать шестой флот хотел переместиться с резервной позиции перед буферной зоной на границе с сектором Евфрат, слившись с находящимися там пятнадцатым и семнадцатым флотами. Перед ней появились его нынешнее и потенциальное будущее положения, мир сместился, яркая линия подсветила лучший маршрут.
«Адмирала флота Федорович. Она…»
… ожидает попытку пришельцев сравнять выступ на краю и хочет прислать подкрепления, чтобы встретить ожидаемую активность, Мами уже это знала.
«Одобрено. Попроси двадцать первый флот растянуть позицию и удвоить патрули. Запроси сектор Хуанхэ увеличить производство тревожных сенсоров».
К этому моменту Мами обходилась без аудиоввода, в быстром темпе отдавая приказы, для выразительности указывая иллюзорными пальцами.
«Седьмую группу армий передислоцировать на Авалон на разумной скорости. Поднять защиту системы Чарис до третьего уровня. Запросить увеличение военпрома в секторе до четвертого. Сообщить правительству Шу Хань, что их прошение отклонено. Сообщить правительству Мэйгуан прекратить тратить время на запросы, которые никогда не будут исполнены. Сообщить Новым Афинам, что я сумею прибыть на юбилей битвы. Сообщить Порт-Ройалу повысить уровень гражданской обороны на два; эти бомбардировщики явно не собираются оставлять их в покое. Двенадцатую группу армий…»
Она продолжала в том же духе, и прошел час, прежде чем она услышала ожидаемое сообщение, к этому моменту они уже поднялись высоко над атмосферой, глядя на огромный шар Земли под ногами и яркий свет Солнца вдали.
«Фельдмаршал Эрвинмарк объявил перечень тем следующего ежедвухнедельного общего собрания персонала, – подумала Махина. – Как ожидалось, в центре внимания вторжение в секторе Евфрат».
«Этот парень достаточно задержался, – подумала Мами. – Собрание в шесть часов».
«Он работает по-своему, – подумала Махина. – Помни, что он весьма опытен».
«Да-да, я знаю, – подумала Мами. – Тем не менее, остальных это не порадует. Такие решения в последние минуты уже втягивали его в неприятности».
«Но он же с ними справился, не так ли? И получил результаты».
«Кинуть три флота на позицию, где мне пришлось перестрелять все, что было в районе, чтобы добраться туда и не дать его отрезать от остальных, было довольно неосмотрительно, не думаешь? Я могла и не суметь вытащить его».
«Да, но ты смогла, и благодаря тебе он сумел повредить сахарские верфи. Я бы сказала, что он ожидал, что ты справишься. Он ведь говорил, что верит в тебя, не так ли?»
«Если ты так говоришь, Махина», – подумала Мами. Порой ей казалось, что Махине нравится фельдмаршал, что приводило к некоторым, возможно, тревожным выводам.
Прошло еще три часа, прежде чем они достигли точки высадки на орбите, определенной как уровень, где эффект Кориолиса дает достаточную горизонтальную скорость, чтобы оставаться на орбите. Они оставили тех, кто продолжит подниматься в течение еще трех часов туда, где скорости будет достаточно, чтобы покинуть планету, их будет ждать короткий перелет на Навигаторах до ожидающего где-то там звездолета или до отдаленной космической колонии.
Однако Мами и два ее телохранителя сходили здесь, вытянувшейся колонной небольшой группой персонала спустившись по лестнице, что открылась в полу, стены и пол ненадолго стали непрозрачными. Когда они поднялись на борт своего Навигатора, звание Мами, наконец-то, начало сказываться, когда остальные аккуратно оставили ей лучшие места у передних смотровых окон, переместившись в заднюю часть корабля.
«Не нужно было», – подумала Мами молодой волшебнице-телекенетику, единственной находящейся там другой волшебнице помимо ее телохранителей.
«Было бы грубо, – подумала девушка, взглянув на нее и следом отведя глаза. – Кроме того, что бы подумали эти люди?»
«Люди». Краткий способ сказать «не контрактники».
Мами кивнула и больше ничего не сказала. Она была права. Не стоило показывать очевидного фаворитизма.
«Кроме того, я смогу сказать подругам, что встретила фельдмаршала Мами-сан!» – подумала девушка, отходя в сторону.
«Не забудь сказать им, насколько она замечательная!» – шутливо ответила Карина, прежде чем другой телохранитель Мами ткнула ее локтем в бок.
Ее называли «Мами-сан» даже те, кто были не из Японии.
〈До прибытия десять минут〉, – передала роботизированная система пилотирования, не потрудившись активировать звук, раз уж здесь гарантированно были только военные.
Мами откинулась на спинку кресла, глядя в смотровое окно перед ними. Сделанное из хорошего старомодного прозрачного материала, оно демонстрировала обширную черноту космоса и сине-зеленую сферу Земли внизу.
С краткой вибрацией Навигатор отделился от платформы лифта.
〈Приготовиться〉, – передал на их внутренние интеркомы пилот. – 〈Скоро потеряем гравитацию.〉
Навигаторы были простыми и дешевыми кораблями. Несущие очень малый запас топлива и двигатель минимальной мощности, они были созданы исключительно для работы на орбите, заимствуя импульс у более крупных судов и станций или, как в данном случае, у космического лифта. Не требующие даже затрат на пилота-человека, они обладали едва достаточным запасом энергии, чтобы перемещаться между орбитами и исполнять простые маневры.
Вдали от фронтовых и ближайших к ним мирам даже для фельдмаршалов считалось плохим тоном размахивать своим званием и требовать транспорт роскошнее выпущенных лифтом Навигаторов.
Хоть ее это и устраивало, Мами гадала, кто же начал именно этот обычай.
Покинув платформу и ее затратное поле искусственного тяготения, они, пошатнувшись, потеряли гравитацию. Желудок Мами переместил содержимое, приспосабливаясь к новой реальности, что единственная сейчас дергающая его сила это слабые всплески ускорения космического аппарата.
Мами услышала, как за ее спиной остальной персонал оттолкнулся со своих мест в воздух, ударяясь друг о друга и шутливо друг друга толкая. С учетом имеющихся у них улучшений, это было неплохое безобидное развлечение, а нулевой процент аварийности Навигаторов придавал военным достаточную уверенность, чтобы не требовать пристегиваться во время рутинных перемещений.
Через окно Мами видела лишь быстро растущую светящуюся точку вдали, зная, что скоро она увидит ее широко раскинувшиеся солнечные панели, огромное ядро центрального реактора, протяженные коммуникационные массивы, гигантские центральные жилые районы и командные центры вместе со всеми остальными, также очень крупными деталями.
Верфь «Карфаген», гигантская штаб-квартира Орбитального космического командования, физический дом Генерального штаба; и ее место назначения.
Прибыв в свои жилые помещения на борту станции, с открывающим вид на Землю огромным окном, роскошной кроватью и остальными удобствами, Мами могла лишь подумать, как жаль, что она здесь так редко бывает. У каждого члена Генерального штаба было на «Карфагене» свое место, но очень редко, когда на станции физически находилось больше нескольких человек.
Встав перед зеркалом до пола, она взглянула на себя в парадной форме, которую почти никогда не носила.
Военная форма – небоевого вида – за столетия изменилась очень мало. Конкретно эта итерация была темно-зеленой, с кнопками, цветными украшениями, петлицами, рубашкой и брюками, дизайн которых могли бы признать офицеры и несколько столетий назад. На поясе даже был совершенно бессмысленный фельдмаршальский жезл.
Символика, конечно, была немного другой. Да, на ее погонах были скрещенные жезлы, но по обе стороны от них были противоположно направленные стрелки. Необычный символ для правительства, но такой выбрали. Рядом с ними был еще один символ: две стрелки, указывающие на конверт. Символ вооруженных сил.
Следующий в прошлые эпохи сумел бы озадачить. Он изображал стилизованную человеческую голову, смотрящую в сторону. Из затылка головы выходил большой пучок проводов. Уступка пожеланиям «Управления: искусственный интеллект», он был напоминанием, что – или, вернее, кто – столь многое сделал возможным.
После этого Мами добавила последнюю часть своей формы. Стандартная парадная форма включала фуражку, украшенную той же эмблемой, что и на ее погоне, но она довольно рано начала вместо нее носить берет, следуя примеру некоторых других генералов. Ей это казалось естественнее, учитывая, что она столетиями носила берет как часть костюма волшебницы.
На мгновение она взглянула на медали в рамках на стене. В отличие от многих других членов Генерального штаба, она получила свое звание не за достижения на поле боя, так что ее коллекция была гораздо меньше, чем у остальных. У нее было всего две.
Первой была Звезда защитника первого класса, за роль в Сахарском рейде, на сегодняшний день крупнейшему и самому успешному человеческому вторжению в пространство пришельцев. Эту медаль вручали за «Производительность, значительно превзошедшую ожидания ИИ-боевых аналитиков».
Второй была Цитата Директората, за «Вклад исключительной степени в благополучие человечества». Эта, конечно, была за Новые Афины, и в начале войны ее вручали многим, включая Сакуру Кёко и Акеми Хомуру, последней, предположительно, посмертно.
После этого она развернулась и направилась к двери.
Для, казалось бы, столь важного места, зал заседаний Генерального штаба был довольно непритязателен. Расположенный глубоко внутри военного сектора верфи, даже без окон, снаружи он заметен был лишь концентрацией телохранителей, устроившихся вокруг двери и переговаривающихся.
Внутри он был приметен за старомодный стиль. С настоящим деревянным столом, обрамленный портретами, с небольшими люстрами, казалось, он отвечал чьему-то представлению о том, как должна выглядеть комната для военной стратегии. Было двадцать удобных мест, хотя на такой станции это было не слишком впечатляюще. Не было ни скрытых голографических генераторов, ни ВР-реле, которые были практически во всех командных центрах станции.
Что именно впечатляло, так это чудовищное количество и качество окружающих комнату систем безопасности, с не менее чем тремя отдельными ИИ, наблюдающими за областью. Также были специализированные системы связи, чрезмерно мощные для гражданского использования.
К тому времени, как она вошла, она уже просмотрела список участников. Из двадцати членов Генерального штаба шестеро извинились, сославшись на критический боевой долг. Из оставшихся четырнадцати физически присутствовали лишь четверо: она сама, молодой фельдмаршал Эрвинмарк, довольно активный для ста двадцати двух, генерал де Шатильон, крепко выглядящий командующий относительного спокойного сектора Нил, и остроносая адмирал флота Каришма Ананд.
Среди членов штаба были и такие, кто считал подобные собрания неэффективными, и давил, чтобы встречи проводили в новом стиле, в чистой виртуальности и с посредничеством ИИ, вроде того, что делало Управление. Однако большинство пока не готово было пойти на такой шаг.
Она оглядела комнату на присутствие остальных. Не присутствующие физически члены были представлены голографическими симулякрами, и почти все уже были здесь, так как легко было присутствовать виртуально – строго говоря, не нужно было даже сидеть. Не хватало только…
Едва она об этом подумала, на своем кресле, через два места дальше от нее, материализовался вечно опаздывающий генерал Александер.
Не тратя ни секунды, Эрвинмарк, от нетерпения играющийся во главе стола с одной из своих петлиц, вскочил и негромко кашлянул.
– Теперь, когда все мы здесь, – сказал он. – Начнем.
Непосредственно над столом материализовалась огромная голографическая звездная карта, увеличившаяся продемонстрировать один из регионов человеческого пространства. В масштабе были преувеличены занятые звездные системы, военные базы и так далее. Отображался успокаивающе-синий диск человеческого пространства, почти рассеченный пополам вторгшимся кинжалом гневно-красного. На карте отмечены были места недавних конфликтов, подсвечены зеленым системы и базы, подвергшиеся серьезной атаке. Треугольники и квадраты отмечали флоты и войска обеих сторон.
Евфратское вторжение, как его назвали, длилось уже третий год. Первое крупное наступление пришельцев после Сансарского наступления восемь лет назад демонстрировало заметные отличия от тех, что были прежде. Исчезла странная нерешительность и зрелищность ранних лет войны – это наступление давило безжалостно и эффективно.
Но также исчезли и следовавшие за этим грандиозные войсковые маневры, подобные чрезвычайно амбициозному нападению на Сансару, стремившемуся отрезать и захватить мир Ядра и, вместе с ним, четверть человеческого пространства, а быть может и способность защитить Землю. Он привел к разгрому пришельцев, достаточно ослабившему их оборону, чтобы позволить после этого крупный рейд, как хитро понял Эрвинмарк.
Это отличалось. Оставив привычные прежде попытки вывести человеческую армию из равновесия непрестанными атаками, Евфратское вторжение было результатом нескольких лет подготовки и вложением множества ресурсов, что было необходимо, чтобы годами упорно продолжать наступление. Также у него, по-видимому, были относительно ограниченные цели: очевидное намерение прорваться через весь сектор Евфрат до другой стороны, вынудив ликвидировать значительную часть направленных вперед военных форпостов, помогающих окружить весь район космоса – теперь форпосты пришельцев окружали человеческое пространство – и, кстати говоря, пройти насквозь и уничтожить чрезвычайно производительные верфи «Близнецы». Не победа в войне, но опасная угроза.
Человеческая стратегическая доктрина сделала то, что должна была. После разгрома изначального блица наступление было сведено до черепашьего темпа группой аккуратно укрепленных, крепко защищенных колониальных миров, каждая система предназначена держаться как крепость с тяжелой планетарной фортификацией, облаками Оорта и астероидными поясами, укомплектованными дронами, способными стрелять любым мусором, бесчисленными медленными-но-прочными звездолетами класса Страж и – что важнее всего – производственной мощностью их населения, делающей все возможное, чтобы заменить боевую технику, часто уничтожающуюся так же быстро, как она выпускалась.
Все это было выигрышем времени – времени дать человеческому флоту собраться и нанести ответный удар, так же как и вся доктрина этой войны заключалась в выигрыше времени, позволяющем мобилизацию и технологический прогресс – и удаляющем надежду на непредвиденные стратегические возможности. То, что целые миры неизбежно пали, а их население сопротивлялось до горького конца, было… приемлемо. Иного способа не было, и колонисты знали свою участь.
Вопреки предсказаниям человеческих аналитиков, ожидавших быстрого отвода войск и возобновления продвижения где-то еще, пришельцы давили, превратив весь сектор в гигантское упражнение в непрестанном истощении.
Теперь, после столь долгого времени, нападение, наконец, достигло системы с двумя колониями и «Близнецами».
– Все мы знаем ситуацию, – сказал Эрвинмарк. – Нынешний фокус вторжения здесь, – после жеста голографический дисплей увеличил соответствующую систему, – где система в тяжелой осаде, хотя верфи нетронуты и функциональны. В настоящий момент вся продукция, конечно, отправляется прямо в бой. С поддержкой флота система держится крепко. Учитывая перехват рейдов и действия флота на флангах, противник испытывает значительные трудности с доставкой достаточного для прорыва системы объема ресурсов.
Он приостановился, убеждаясь, что заполучил все внимание.
– Однако есть и плохие новости, – продолжил он.
Дисплей увеличился еще больше, на крупнейший в системе газовый гигант, вдали от основных действий, но все равно место нескольких небольших стычек.
– Наши внутрисистемные стелс-дроны обнаружили необычную концентрацию кораблей пришельцев, прибывающих и отбывающих на орбиту крупнейшей луны этого газового гиганта. Получить с дронов лучшую информацию было невозможно, так что генерал Чжэн отправила команду МагОп.
Дисплей полностью изменился, с голограммы планеты на один из загадочных огромных цилиндров, лежащих на боку на поверхности луны. Он выглядел лишь частично завершенным, с немалым и очевидным разрывом в боку. Внутренне они все получили набор документов, подробно излагающих все возможные выводы о структуре.
– Это лучшее, чего ясновидящие смогли безопасно добиться, – сказал Эрвинмарк. – Структура хорошо замаскирована, и не так много можно извлечь из визуального осмотра, но, как видите, описание почти в точности совпадает со стабилизатором червоточины, что мы нашли и уничтожили на сахарских верфях. Учитывая, как быстро идет строительство, он будет завершен через полтора месяца. Конечно, это, по большей части, предположение.
Он остановился и огляделся оценить их ошеломленный вид.
– Так вот в чем их чертова игра! – хлопнула ладонью по столу Ананд. – И подумать только, мы считали, что они пытаются нас вымотать.
– Предполагая, что известное нам об устройстве верно, – отметил адмирал флота Чанг, указав то, что именно все они поняли. – То они могут использовать его, чтобы перебросить подкрепление из своих основных миров. Не важно, насколько незначительны их линии снабжения; они легко смогут задавить систему. Конечно, даже это не главное.
– Система в дистанции скачка от Оптатума, – сказал Эрвинмарк. – Как мы, конечно, все знаем. И все мы знаем, что с функционирующей червоточиной им даже не понадобятся линии снабжения.
Скачковый привод был, конечно, загадочным устройством, что пришельцы использовали, чтобы кружить вокруг человеческого флота. В то время как он потреблял достаточно энергии, чтобы на заряд потребовались часы, он также позволял им, казалось, телепортироваться с одного места на другое, и единственным ограничением был заметный предел дальности. В захваченных двигателях для человеческих ученых было так мало смысла, что их прозвали «Парадоксальными двигателями».
Название прилипло.
– Вы все еще хотите оставить передовые позиции и сократить фронт? – усмехнулся генерал де Шатильон, взглянув на Александера. – О, чудесно будет отдать территорию, чтобы они смогли построить червоточину прямо в мирах Ядра.
– Идея была в том, чтобы мы подобное рассмотрели, – огрызнулся в ответ генерал Александер. – С меньшим фронтом мы вполне могли бы легко нейтрализовать подобные попытки. И я не припомню, чтобы предлагал бросить «Близнецов».
– Господа, – предупредил Эрвинмарк. – Свой мелочный диспут можете продолжить в частном порядке. Мне нужны планы.
– Рейд МагОп, – без промедления предложил Чанг. – Мы не можем незаметно переместить к этой луне операции флота, но у стелс-операции есть шанс пройти. Пришельцы явно стараются не привлекать внимания, так что их защита не так сильна, как могла бы быть.
– Это будет самоубийственная миссия, – прокомментировал фельдмаршал Суалем. – Мы никогда не сможем безопасно извлечь команду. Предполагая, что им вообще удастся добраться до цели, что даже в лучшем случае сомнительно. А если они не справятся с первой попытки, пришельцы поймут, что мы знаем, и укрепят место.
– Ближайшая подозреваемая открытая червоточина за пределами сектора, – сказала Мами, сложив руки под подбородком. – Полагаю, они намереваются устроить сюрприз. Если так, можно ожидать огромного потока подкреплений с момента ее активации. Они должны собрать атакующие силы за пределами сектора, на другой стороне. Если так, они ради этого могут несколько ослабить защиту своего сектора. Они могут оказаться уязвимы к удару с тыла. Возможно, при сокращении поставок, они не смогут завершить строительство.
Некоторые из сидящих за столом, включая Суалема и адмирала флота Миллера, пренебрежительно взглянули на нее во время ее выступления. Ну и к черту их.
– Все это крайне предположительно, Томоэ, – прокомментировал Александер, глядя на нее, опустив хонорифик, так как разговор шел не по-японски. – Мы даже не знаем, из чего сделана эта штука.
– Мне нравится, – сказал де Шатильон. – Всегда казалось глупым, что Федорович держит свои силы в защите, тогда как у пришельцев восхитительно большой клин, только и упрашивающий, чтобы его срезали.
Федорович была среди тех, кто не смог появиться.
– Мы через это прошли, Шатиль, – сказала Ананд. – Мы проверили их защиту. Они слишком крепки, чтобы подобная операция преуспела.
– Возможно, – сказал Эрвинмарк, оглядывая их троих. – Но как предположила Томоэ, это может измениться. Мы мало что потеряем, проверив воды. Ничто не мешает попросить Черное сердце взглянуть.
Мами ощутила несколько скрытых взглядов в ее сторону, как от ее сторонников, так и от противников. По правде, нынешняя глава Черного сердца, генерал Курои – основательница МСЁ – должна была быть в Генеральном штабе. Но это бы ввело вторую волшебницу, что до сих пор было несколько проблематично.
Кстати говоря, ей нужно будет не забыть поговорить с Курои-сан.
– Сколько потребуется времени, чтобы должным образом проверить этот вопрос, подготовиться к операции и начать, предполагая, что Томоэ права? – спросил Эрвинмарк.
– Возможно, три недели, – сказала Ананд. – Быть может четыре.
Остальные адмиралы согласно кивнули.
– Я отправил сценарий в ВоенКонсульт, – прокомментировал генерал Чанг. – Потребуется дальнейший анализ, но, предварительно, ИИ-советники дают 57% вероятность, что и правда будет значительный отвод войск из клина, и 72% вероятность, что с учетом такого отвода попытка их обойти удастся.
– Тогда каково мнение Штаба? – спросил Эрвинмарк, сигнализируя о неформальном голосовании. Теоретически, его ранг был выше их всех, но он редко игнорировал Штаб. По сути, такого никогда не происходило. Как правило, такое привлекало внимание Военного дела.
Раздалось согласное бормотание. Просто проверка, нет ли какой-либо мелочи, к которой можно было бы придраться.
– Очень хорошо, – сказал Эрвинмарк. – Я перешлю инструкции Федорович. Сомневаюсь, что она найдет причину возразить.
– Хотя мне хотелось бы отметить, – сказал Чанг, – что хоть я и не вижу причин не пробовать, ВоенКонсульт указывает, что даже успех может быть спорен, если стабилизатор червоточины активируется, даже если им придется неделями держатся без линий снабжения. С таким числом неизвестных в уравнении, аналитики дают 84% вероятность, что это и правда так, и что они смогут продержаться, из одного только факта, что пришельцы вообще это пытаются. Они не глупы.
За столом раздались вздохи. Они, конечно, это понимали.
– Так что мы снова вернулись в червоточине, – подался вперед Суалем. – Нам до сих пор нужен на нее план.
– ВоенКонсульт дает лишь 23% вероятность, что операция МагОп добьется успеха, – сказал Александер. – И лишь 11% вероятность, что задействованные девушки понесут менее 100% потерь. Также неудача снизит шансы на последующие успешные действия флота.
Не слишком хорошие шансы.
Мами видела, как люди за столом заерзали, даже Суалем, который первым сказал, что это плохая идея. В чем бы ни заключалась ее проблема с ним, в своей работе он был компетентен, а в защите человечества свиреп.
– Тем не менее, – сказал Александер, – они добавили, что из различных возможных действий флота, самое лучшее, не включающее также значительное ослабление защиты Аполлона и Артемиды, имеет лишь 13% шанс на успех, с заметно более высоким числом погибших. С учетом этого, и того факта, что они не могут предложить лучший план, они рекомендуют сперва операцию МагОп, за самый высокий кумулятивный показатель успеха.
Если они потеряют систему, все это будет по большей части спорно.
– Это все еще предварительный анализ, – предположила Мами. – Возможно, со временем, они смогут предложить что-то еще. Предлагаю запланировать как операцию МагОп, так и нападение с флангов на три недели с этого момента, если потребуется четыре, чтобы мы могли начать и то и другое сразу. Сможем отменить последнее, если все покажется плохо, и ускорить первое. Тем временем попытаемся собрать больше информации. Рискованно ждать, но, надеюсь, мы заметим, если строительство заметно ускорится. Конечно, будем следить за ситуацией.
– Есть у кого идея лучше? – огляделся по сторонам Эрвинмарк. Никто не высказался. – Ладно, – сказал он, опершись о стол и вздохнув. – Отдам инструкции. А теперь, пока мы не перешли к следующей теме, никто ни о чем не хочет запросить Штаб?
Мами огляделась вокруг стола, взглянуть, не хочет ли кто высказаться, прежде чем встать.
– Вообще-то, у меня есть просьба, – обратилась она ко всем.
Она немного подождала, убеждаясь, что все взглянули на нее.
– Я хочу попросить доступ к записям поставок кубов горя во все активные подразделения, только для моего личного изучения, – сказала она. – И также я хочу переговорить с ВИИСЛ. Я понимаю, что это необычная просьба, но я получила множество жалоб от служащих волшебниц по поводу проблем с их поставками. Это значительно поднимет моральный дух, если я смогу подготовить доклад касательно их проблем, и смогу использовать его для решения любых существующих. Мне не нужно напоминать вам всем, насколько ценен для военных действий наш боевой дух.
В настоящий момент она не стала упоминать о травмах и медицинской помощи. Подождет следующего раза.
Она задержала дыхание.
– Не вижу причин возражать, – сказал де Шатильон.
– Если и правда это нужно, – сказала Ананд, опершись на свой локоть и взглянув на нее. – Я бы предложила вам запросить помощи ИИ. Я имею в виду, помимо вашего таккомпа. Это много данных.
Мами подождала отказа кого-то еще, в частности Суалема или Миллера, но они промолчали. Они потеряли много поддержки с того момента, как некоторые их сторонники покинули Штаб или вышли в отставку.
– Тогда я отправлю формальный запрос, – сказала Мами, тогда как где-то в ее подсознании Махина так и поступила.
Хотя она чувствовала, что ей придется немного надавить на некоторых ради информации.
– Что-нибудь еще? – спросил Эрвинмарк. – А, Томоэ, не садитесь, – добавил он, когда она собралась присесть.
Все с любопытством посмотрели на него, особенно Мами.
– Так ничего? – спросил Эрвинмарк, получив общее «нет». – Ладно, – сказал он. – Тогда я сделаю объявление.
Он встал из-за стола, кашлянул и подался вперед, опершись о стол.
– За последние несколько месяцев меня все больше беспокоило отсутствие координации между различными ведомствами сектора Евфрат. В то время как число дивизий и флотов значительно увеличилось, так же как и число операционных происшествий, потребовалось большее число командиров, чтобы со всем этим справляться, и где мы выиграли в операционной эффективности, мы проиграли в тактической и стратегической координации. Было множество случаев, когда попытки координации проваливались из-за различных мнений и целей всех командиров. Это не вина участвующих командиров; это просто факт военной действительности.
Он оглядел стол, убеждаясь, что все они поняли суть сказанного.
– Таким образом, проконсультировавшись с ВИИКК и Военным делом, я решил назначить нового командующего всем сектором, с властью превосходящей адмирала флота Ананд, – кивнул он в сторону Ананд, – адмирала флота Федорович, генерала Чжэн, генерала Гатьера и фельдмаршала Цвангираи. Наше сегодняшнее собрание лишь укрепило мою уверенность в сделанном выборе. Я с гордостью назначаю на эту позицию Томоэ Мами. Генерал Гонг примет командование над сектором Янцзы. Соответствующие приказы и назначения отправлены.
Мами просто уставилась на мальчишеское лицо Эрвинмарка, стараясь не выглядеть полностью озадаченной.
– Это большая честь, – в итоге сказала она, пробежав взглядом по комнате.
– Протестую! – наконец, огрызнулся Миллер из задней части комнаты. Все повернулись к нему. – Не в обиду самой Томоэ, – сказал он. – Но это плохое решение. Войска не станут уважать девушку как своего командира. Любой из нас более известен…
«Чушь собачья, – подумала Мами. – Ты как раз и собирался обидеть».
Она сжала зубы, слишком злая, чтобы заметить собственное высказывание.
– При всем уважении, – сказал Александер, сумев совершенно неуважительно произнести «уважение», – это полная ерунда. Все мы знаем, кого уважают войска.
– Не глупи, Миллер, – посоветовал де Шатильон.
– Мами будет прекрасным командиром, – сказала Ананд, похоже, не тая обиды за нового командующего офицера. Она всегда была верным союзником.
– Вы все не задумываетесь о связанных проблемах, – подался вперед Суалем. – У них уже достаточно сил…
– Достаточно! – холодно и резко вмешался Эрвинмарк. – Мы не станем снова поднимать этот спор. Это мое решение. Оно уже вынесено. Или вы предпочтете провести формальное голосование?
Ненадолго повисла тишина. Все они знали, как пройдет голосование.
– Прошу зарегистрировать возражение, – сердито сказал Миллер.
– Отмечено, – ответил Эрвинмарк, взглянув на Суалема, который отодвинулся.
Он оглядел сидящих за столом.
– Тогда это собрание окончено, – сказал он.
Один за другим виртуальные симулякры вокруг стола начали растворяться, пока на станции не остались лишь они четверо.
– Не дай им до тебя добраться, Мами, – сказала Ананд, по пути к выходу потрепав ее по плечу.
– Не дам, – заверила Мами, тоже направляясь к двери.
«Не могли бы вы на секунду задержаться, Мами», – в частном порядке передал Эрвинмарк.
Мами остановилась, позволив двери закрыться перед ней. Она обернулась.
– Да? – спросила она.
– Я многое на это ставлю, Мами, – сказал Эрвинмарк. – Как и все мы, очевидно. Беспрецедентно передавать кому-то командную власть над другими фельдмаршалами и адмиралами флота, вот почему я посчитал, что стоит обратиться к правительству. Я на вас рассчитываю, так же как в прошлый раз.
– Я не подведу, – твердо сказала Мами, пусть даже должна была признать о крошечном червячке сомнения внутри.
– Передача командования пройдет через два дня, в полночь, – сказал Эрвинмарк. – До этого момента, как думаете, сможем мы встретиться в командном центре на станции? Нам многое нужно обсудить.
Мами слегка склонила голову.
– Попрошу Махину договориться с Роммелем, – улыбнулась она.
Роммелем звали его тактический ИИ. Можно было выбрать и менее противоречивое имя, но никто не хотел ему об этом упоминать.
– Хорошо, – сказал Эрвинмарк.
Мами вопросительно посмотрела на него.
– О, не обращайте на меня внимания, – сказал Эрвинмарк. – Я здесь ненадолго задержусь.
Мами кивнула и вышла за дверь, закрывшуюся у нее за спиной. Она воссоединилась со своими телохранителями, кивнув также находящимся здесь телохранителям Эрвинмарка.
– Знаете, я всегда думала, что вы любимый командир Эрвинмарка, – сказала Сяо Лун, когда они втроем пошли по коридору.
– Не сейчас, Шэнь, – сказала Мами, потирая голову, чтобы успокоить внезапную головную боль.
Глава 7. Южная группа
〈В следующем тексте, 〈〉① указывает на содержимое, отредактированное для не обладающих категорией допуска. Число указывает на категорию допуска, требуемую для доступа к закрытому содержимому.〉①
В самой широкораструбленной версии событий всегда была ясна роль Южной группы. Они были группой негодяев, соперничающих с героями Митакихарской четверки, и Микуни Орико была Джеймсом Мориарти для Шерлока Холмса Акеми Хомуры.
Настоящая картина, конечно, всегда была куда больше покрыта туманом. Орико и ее спутницы действительно были убийцами и разрушительницами, терроризирующими другие окрестные команды и демонстрирующими ужасающее неуважение к человеческим жизням. Тем не менее, остаются многие проблемные подробности их действий, что по сей день являются предметом спекуляций.
Почему, к примеру, такая группа приняла пятым членом Титосэ Юму? Ее включение шло заметно вразрез с прежней деятельностью группы и откровенными убеждениями, и они вложили значительные ресурсы, включающие и обучение девушки, что, судя по всему, не была необыкновенно сильна.
Во-вторых, истории жизни большинства членов группы разделяют некий жуткий резонанс. По рассказам других волшебниц, Микуни Орико, Хината Айна и Мироко Микуру начинали свою волшебную карьеру как мстительницы, и истории их жизней соответствовали этому. Микуни была дочерью разоренного коррумпированного политика, и большую часть своих ранних месяцев она потратила, чтобы выследить и раскрыть всех единомышленников своего отца. Хината была выжившей при убийстве поджогом, а Мироко жертвой изнасилования, и они обе добились отмщения преступникам, прежде чем приступить к краткому периоду выслеживания других преступников. Все трое в итоге вышли за рамки, начав убивать людей за самые незначительные проступки, и лишь Орико, по-видимому, удалось сохранить какое-то подобие здравомыслия.
Тем не менее, несмотря на все нестабильное поведение, у всех них, по крайней мере, было некоторое оправдание убийствам. Все изменилось с формированием Южной группы, с внезапным радикальным сдвигом фокуса: группа сосредоточилась главным образом на других волшебницах и на убийствах тех, кто во многих случаях казались невинными. Иными словами, они стали полноценным «злом», и это изменение поведения до сих пор не имеет никакого объяснения.
Наконец, что, возможно, интригует больше всего, в этих последних убийствах можно было найти определенный шаблон. Ставшие их жертвами волшебницы почти всегда были самыми ненормальными, асоциальными или агрессивными членами своих команд, предполагая, что у них вообще были команды. То есть чаще всего убитые были самыми очевидными рекрутами их собственной группы, хотя следует подчеркнуть, что в малом числе случаев найти такую связь не удалось.
〈Омрачает все это предчувствия о предвидении Орико, так как, судя по всему, она была среди сильнейших своего поколения, до необъяснимого исчезновения ее магического класса. Многие обозреватели не в силах понять, как она могла умереть от простого нападения демонов, как бы массивно оно ни было, или как кто-то со знанием будущего действовал так хаотично, как она демонстрировала. Многие вместо этого полагали, что именно ее видение будущего подтолкнуло Южную группу ко всем их действиям, и это именно она настаивала на принятии Юмы.〉③
〈Тогда в этом свете крайне интригующим становится выживание Юмы. Так же как и замечание в официальной версии, что Южная группа сыграла свою роль в формировании Митакихарской четверки, вынудив Кёко и Мами оставить свои разногласия и воссоединиться и заставив их и еще несколько местных команд ограниченно сотрудничать. Тень бесчинств группы оставила свой след в изначальном уставе МСЁ и, конечно же, Юма стала неотъемлемым членом как Митакихарской четверки, так и МСЁ.〉③
— Кларисса ван Россум, волшебница, «Размышления о Митакихарской четверке», онлайн эссе.
Кёко открыла глаза, глядя на деревянный потолок тесного алькова, где она спала. Что же ей снилось?
… Подводные лодки? Русалка?
«У-у, в моих снах никогда не бывает никакого смысла», – подумала она.
Ее кровать скрипнула, когда она села, опершись на расположенный рядом стол.
Она потянулась к выключателю ближайшей лампы. Она никогда никому не признавалась, но причина, по которой она предпочитала тесную комнату и старомодную обстановку, заключалась не в упрямстве или старости, как она предпочитала намекать всем интересующимся, но лишь в том, что это напоминало ей комнату, в которой она спала ребенком.
Они жили простой жизнью, тем более когда ее отца отлучили от Церкви. Лишь Богиня ведает, как ему удалось удержаться в здании церкви, но он как-то справился, и все, что им с сестрой сказали, что на это потребовалось много денег. Денег, которых у них на самом деле не было.
Что было не так невероятно, как казалось. Они уже были аномалией, ее отец был в изолированном приходе, который уже во многом разошелся с Церковью, пусть это и было из-за его усердия, а не ереси. Возможно, они были настолько рады просто умыть руки, что предоставили ему прощальный дар.
Возможно.
Она помнила, как счастливы они с сестрой были, когда ее родители притащили для них новую двухъярусную кровать. До этого им приходилось делить один тесный матрас, что она тайно считала успокаивающим, так же как и весьма раздражающим.
Ее отец им тогда улыбнулся, немного вспотев после самостоятельной сборки этой штуки, церковник не привык к подобной работе.
Что было еще одной причиной, почему она оставалась в этой комнате. Это напоминало ей о том, каково было ничего не иметь, почему она вообще высказала желание. Это стабилизировало. Унизительно, насколько легко было потеряться во всех низменных удовольствиях жизни.
– Еще пять минут, – сонно пробормотала спящая рядом с ней девушка, замахнувшись на нее одной рукой. По тому, как она это сделала, вслепую хватая и бросая, неясно было, пыталась она притянуть ее обратно или оттолкнуть прочь.
Это была Маки, младшая из ее учениц.
Честно говоря, Кёко была не уверена, почему же она еще чувствовала необходимость этого. Скучала ли она по своему детству, комфорту кого-то спящего рядом? Была ли она чем-то недовольна?
Она покачала головой. Она не знала.
Как и многие другие ее возраста, она прошла через период гедонизма. Это было примерно два столетия назад, сразу после Объединения, когда завершились все стоящие перед Союзом сложные задачи. Тогда, как и все остальные, она позволила себе расслабиться, погрузиться в суточный цикл из выпивки, празднования и тайных связей с девушками в долю ее возраста. Соблазнить было просто – что-то в факте такой старости все это упрощало.
В конце концов, это потеряло свою привлекательность, но не прежде чем масштабно испортить ее репутацию. Мами была лучше, но Кёко приходилось терпеть бесконечные ухмылки и подшучивания Хомуры и Юмы. Можно было подумать, что Юма, по крайней мере, в это бы не вмешивалась, но нет, объектом для шуток всегда была Кёко. Юма была неприкасаема.
Не то чтобы Кёко не помогала это организовать. Юма была имото. С таким не шутят.
Внешне она называла это дразнящим поклепом, но внутренне знала, что у всех этих слухов есть настоящая основа.
Тем не менее, сейчас все это было древней историей. У нее была новая цель в жизни, пусть даже она по случаю возвращалась к старым привычкам.
Все было не так уж плохо. Она с осторожностью давала согласие.
– Тебе даже не нужно больше спать, Маки, – встала Кёко, после чего развернулась и подпихнула девушку коленом. – Это была часовая дрема. Теоретически, этого должно хватить тебе на месяц. Сцепи зубы, поверни выключатель и вставай. Тебе еще в патруль.
Она посмотрела на девушку, которая упрямо не открывала глаза. Положение простыни на ее теле открывало гораздо больше, чем было правильно.
Кёко сглотнула. Ну почему она так похожа была на Са…
– Тьфу, разберешься, – резко сказала Кёко, схватила со стула ее одежду и умело ее кинула. Она излучала раздражение и нетерпение, но на самом деле просто пыталась как можно быстрее оттуда выбраться.
На выходе она закрыла за собой дверь и направилась к передней части здания.
В пути она прошла по переходу от темной, старомодной и скромной задней части здания к яркой, современной и оживленной передней. Архитектура всего здания играла на таких контрастах, между светом и тенью, надеждой и отчаянием. Подходило главной церкви Культа. Или, скорее, Церкви.
Она прошла по коридору, приветствуя по пути членов Культа. Стена справа от нее была полна витражей, такую роскошь никогда не смогла бы позволить себе изначальная церковь ее отца. Разливалось восходящее солнце, освещая коридор и проходящих по нему оттенками красного, зеленого, синего и желтого.
Хотя выглядело немного тусклее обычного.
– Доброе утро, Кёко, – сказала Патриция, когда они прошли в коридоре друг мимо друга. Девушка дала знак, что хочет поговорить.
– Доброе утро, – ответила Кёко, остановившись перед ней. Чего она хотела?
– И кто же сегодня? – неясно улыбнулась Патриция, лицо осветилось солнечным светом.
– Не знаю, о чем ты говоришь, – с раздражением автоматически ответила Кёко. – Но если она не выйдет в ближайшие пятнадцать минут, зайди и подними ее пинками.
– Конечно, – склонила голову и пожала плечами Патриция. Они обе знали, что по сути ничего подобного не произойдет. Вместо этого Маки с гарантией встанет в течение следующих десяти минут, несмотря на ее к этому отношение. Немного позже, и она бы пропустила патруль, и несмотря на уникальное местонахождение ее патрульной группы, по-прежнему применялись военные правила. Ни одна ученица Кёко не была настолько глупа.
– Во всяком случае, я собираюсь встретить Рёко-тян вместе с Асакой, – сказала Патриция, приложив палец к щеке. – Так как я специалист по улучшениям и всему такому. Посчитала, тебе стоит знать. И, э-э, сестра Кларисса хотела знать, будешь ли ты на сегодняшней утренней проповеди. Раз уж ты пропустила прошлой ночью.
К высшим уровням иерархии Культа обращались «сестра». Практику начала Кёко, еще когда организовывала Культ. В конце концов, в этом был смысл. Сперва это даже ей казалось паршивым, но со временем к такому привыкли.
Однако Кёко не использовала титул. Она была Кёко. Ее знали все. И она наотрез отказывалась от обращения «мать».
– Скажи, что я вместо этого буду во второй половине дня, – сказала Кёко. – Мне нужно кое-где побывать.
– Посетители будут разочарованы, – сдержанно сказала Патриция со слабейшим намеком на неодобрение в голосе. – Некоторые пришли лишь чтобы увидеть тебя, и им нужно вернуться до полудня.
– Знаю, – сказала Кёко, поклонившись и выразив искреннее сожаление. – Но это важно. Передай мои извинения.
Патриция кивнула, после чего развернулась отправиться дальше по коридору. Все это можно было решить электронным сообщением или телепатически, но Культу нравилось в чем-то быть старомодным.
Она продолжила идти к выходу из здания. На самом деле, быстрее выйти было через тайный задний выход, где вчера прошла Мами, но нужно было, чтобы ее видели. Она приветствовала сестер, служек и верующих, молитвенно сложив руки, вежливо кивая и произнося благословения.
Она даже остановилась рядом с грандиозными двойными дверями Зала Ленты сказать что-то приятное ребенку, принесенному какой-то девушкой, никогда не помешает сказать что-нибудь приятное.
Хотя ее это немного обеспокоило. Да, освобожденным или с ограничением по службе девушкам, обычно правительственным чиновникам или администраторам Союза, в нынешнее время гораздо проще было сделать нечто столь безумное, как завести семью, но идея от этого не становилась лучше. Это вызывало зависть находящихся на действующей военной службе.
Война уже достаточно повредила атмосфере эгалитаризма организации. Не нужно было ухудшать еще больше.
Хмм.
«Отметь тему для последующего рассмотрения. Возможно, я захочу упомянуть об этом на следующем собрании комитета руководства. Также напомни мне обдумать ее и, возможно, сказать об этом на послеполуденной службе. И начать сильнее подчеркивать солидарность волшебниц».
«Принято», – подумал ее тактический компьютер – ее таккомп – механическими и бесстрастными мыслями. Порой Кёко гадала, не стоит ли ей постараться заполучить одну из этих вычурных новых моделей, вроде той, что была у Мами.
Но она все откладывала, и в конце концов, какая разница? Подобные инновации всегда методично распространялись вниз, и генерал-лейтенант вроде нее получит вызов на апгрейд в течение примерно пары лет. Тогда она его и получит, несмотря ни на что.
Все же Кёко избежала крупного главного входа. Да, ей нужно было, чтобы ее увидели, но именно в этот день она предпочла бы, чтобы не стало широко известно, куда она направилась.
Таким образом, главный зал она обошла по краю, улыбнувшись и махнув рукой, когда прошла через боковую дверь – после чего нырнула в прячущийся за задней стеной лифт.
Над землей это здание было главной церковью Культа Надежды, с задней частью, определяемой все тем же некогда определившим церковь ее отца древним архитектурным стилем, фронт же определяли стекло и металл типичной для новопостроенных зданий архитектуры.
Под землей же это была полностью укомплектованная армейская оружейная МСЁ, вкупе с оружием, больничными палатами, жилыми районами и производственными мощностями. Еще дальше под землей оно было связано с последним «Редутом» района Митакихары, построенным на немыслимый случай: осаду самой Земли.
Ее лифт был одним из множества раскиданных по всему зданию, и она, таким образом, вынуждена была разделить его лишь еще с одной девушкой, членом той же патрульной группы, что и Маки, спускающейся присоединиться к остальным. Они поговорили, и девушка упомянула, что беспокоится из-за отсутствия Маки на завтраке вместе с остальными.
Кёко удержала каменное лицо.
К счастью, целью Кёко был всего лишь первый этаж, считая вниз.
Быстрый поворот направо, примерно три метра ходьбы, после чего еще один поворот направо через ожидающие двери, и она оказалась там, куда шла: на узкой платформе, вырезанной на краю подземного туннеля, с покрытыми от пола до потолка мозаикой бумаги стенами, каждый лист украшен любительскими работами. Это была одна из социальных активностей живущих в оружейной – естественно, все они были волшебницами.
Этот туннель был одним из многих, выводящих из здания. Подземные входы были доступны только для проживающих, а также тех волшебниц и должностных лиц, у кого было туда дело. Все остальные использовали главный вход в церковь над землей. В самом деле, если не указать явно, какой нужен вход, транспорт по умолчанию доставит к главному. Подземные входы были не слишком хорошо известны.
Она изучила рисунки на стене, поглаживая подбородок. Они были «любительскими», но это не значило, что они были плохи. Некоторые были удивительно хороши. Это было связано с тем, насколько стара была девушка, и как много она практиковалась. Среди рисунков можно было увидеть множество прекрасных работ: инкубаторов, самоцветы души, волшебниц в бою, фельдмаршала Мами, улыбающуюся и глядящую с мостика своего флагмана – ЧКК Георгия Константиновича Жукова – и Кёко, стоящую перед собравшимися во время одной из ее проповедей, с гораздо большим числом огней и ореолов, чем она полагала.
Кёко сосредоточила внимание на одном конкретном. На хорошо прорисованной акварели изображалась Хомура с обернутыми вокруг нее белыми ангельскими крыльями, пытающаяся опуститься на колени, чего ей не позволяли.
Не позволяла ей, конечно, Богиня, со всеми известными им о ней смутными подробностями. Как было традиционно, лицо было удручающе пустым. За двадцать лет навеянных Лентой видений никому не удалось увидеть ее лица. Единственной, кто могла заполнить этот пробел, была Хомура, чьего возвращения все они ожидали.
Кто бы ни была художница, она явно шла в ногу с последними видениями. Распущенные длинные волосы, белые одеяния, легчайший намек на крылья…
Кёко нахмурилась. Богиня традиционно изображалась во всем белом, потому что, ну, так она выглядела для большинства видевших ее. Неясная, затуманенная, белая – Кёко сама ее видела.
Волосы с изяществом и заботой были окрашены в один лишь намек на потусторонний розовый.
Этого не было ни в одном официальном описании. И уж Кёко-то точно об этом знала. И разве ее волосы всегда изображались настолько длинными?
Она прищурилась, высматривая имя художницы – и уставилась на него.
Оно гласило «Кисида Маки».
«Богиня, – подумала она. – Я и не знала, что она настолько хороша. Я лишь думала…»
Она прервалась, после чего продолжила размышлять в другом направлении.
«Но у нее никогда не было видения…»
Кёко задумалась, что делать.
Она отправила Маки быстрое сообщение, одним текстом, спрашивая о длинных розовых волосах.
Ответа не было. Неужели девушка еще спала?
Немного позже она выдохнула. Ну, приятно видеть, что девушки наслаждаются.
Кёко повернулась к своей машине, которая, конечно, все это время ожидала ее.
«Хотела поговорить, онээ-тян? – спросила Юма, когда Кёко позвонила ей сегодня рано утром. – Как удобно! Так получилось, что я сегодня в Митакихаре, и… ну, к черту все остальное, я смогу выкроить время. Как насчет в два часа? В МСЁ: ПД, конечно».
Это было удобно, так как Кёко даже не пришлось объяснять, что она в целях безопасности хотела физической встречи.
Кёко вошла в металлический конусообразный транспорт.
Строго говоря, вероятно, лучше было бы передвигаться пешком, вне сети, как сделала Мами, но она, вероятно, могла рассчитывать, что если попросит, Юма сотрет записи о ее путешествии.
– Просто напоминание, – произнесла ее машина, когда она в нее вошла, тем приятным женственным механическим голосом, что обожали транспортные службы. – Через пять минут начнется запланированный дождь. Убедитесь, что вы готовы.
«Что за черт, – подумала Кёко. – Всего секунду назад было солнечно!»
Ну, это не важно. Она все равно не собиралась никуда идти.
Она мыслью указала машине отправляться в путь.
Кёко опустила спинку кресла, чтобы можно было взглянуть вверх в симулируемое синее небо на внутренней стороне крыши машины. Яркое и солнечное, с птицами и всем остальном.
Когда Юме исполнилось пятнадцать, они на три дня уехали в сельскую местность. Довольно сложная была задача. Чрезвычайно сложная, учитывая, что им пришлось неделями запасать кубы горя, после чего передать их все Группе университета в компенсацию за трехдневное прикрытие их территории, также им заранее пришлось связаться со всеми командами, через территории которых они собирались пройти, чтобы сообщить о своих мирных намерениях.
Хотя без Южной группы все прошло гораздо легче. Если бы они по-прежнему присутствовали, такая поездка была бы немыслима.
Они остановились у местной волшебницы, с которой связались, в одиночку приглядывающей за малонаселенным районом. Она была рада компании, и небольшой подарок кубов горя не помешал.
Хотя оно того стоило. Все они были городскими, и Юма была так счастлива, бегая по траве и обнимая раздраженно выглядящих овец, что у Кёко защемило сердце.
Они заранее держали это от нее в секрете, так как, если бы знала, она бы сказала им прекратить. Но Юма как-то раз рассказала им о своем детстве, что единственная ее поездка за город была также одним из немногих счастливых воспоминаний о ее родителях.
Все они понимали важность подобных воспоминаний, и даже Хомура стала необычайно сентиментальна, вслух пожелав, чтобы Богиня тоже смогла быть с ними – что, кстати говоря, нарушило наложенный на нее запрет касательно разговоров о Богине перед их хозяйкой, но неважно.
Кёко гадала, какой же девушкой была Богиня. Некогда она была человеком, как и все они. По крайней мере, в этом Хомура была абсолютно ясна.
Яркой, веселой, самоотверженной, готовой пожертвовать собой ради спасения от боли других. Это подразумевала Хомура, и это было все, из чего приходилось исходить ей и ее богословам, но странно легко было экстраполировать, какой девушкой она должна быть. Любящей и чистой, как Богиня, но тем не менее человечной…
Кёко вздохнула. В концепции всегда было нечто красивое, но она была слишком цинична, чтобы поверить, пока не стало слишком поздно.
«Хомура, куда же ты ушла?»
Ярко-синее небо исчезло, сменившись лабиринтом прозрачных туннелей сети под серым небом с тучами и отдаленным дождем, размывающим ее взгляд на мир, когда она вышла на уровень поверхности, где ее уже не защищали стены туннеля.
Туннели кишели бесчисленным множеством машин, из стороны в сторону переносящих жителей города. Настолько внизу невозможно было ясно увидеть небо, неважно, насколько кристально прозрачные материалы старались использовать для них инженеры. Единственный возможный способ раскрыть небо заключался в использовании систем маскировки военного класса.
Туннели были самым заметным напоминанием, что это уже не был город ее детства.
Они всегда дорожили Юмой, даже баловали ее. Все они были молоды, всем им в жизни досталось больше, чем было справедливо, но никто не был так молод, как она.
Кёко подумала обо всем, что произошло.
Для Кёко девочка была напоминанием о сестре, и этого было вполне достаточно.
Впервые она увидела Юму вскоре после того, как к команде присоединилась Хомура, за недели до таинственного изменения личности девушки.
Кёко показывала новенькой ориентиры, преследуя группу демонов неподалеку от края их территории. Прыгая среди крыш при ярком свете дня, Кёко объясняла Хомуре искусство выслеживания демонов.
«Стой, – сообщила Кёко гораздо прямее обычного, со скрипом остановившись наверху вентиляции. – Спускайся сюда».
– В чем дело? – спросила Хомура, появившись над ней, белоперые крылья отбросили тень. Мгновение она парила, прежде чем убрать крылья и опуститься рядом с Кёко, за спиной у нее покачнулись косички.
Кёко вытащила новенький сотовый телефон. Мами была слишком далеко для телепатии, так что им придется использовать что-то потехнологичнее.
«Мами. Прости за беспокойство. Вторглась Южная группа. Немедленно приходи. Будем тебя ждать. Уточни у Кьюбея место», – осторожно напечатала Кёко, до сих пор не до конца привыкнув к интерфейсу.
Несмотря на самодовольный отказ «выбирать сторону», Кьюбей всегда помогал против Южной группы, порой даже добровольно давая совет.
Он даже как-то раз это объяснил, указав, что Южная группа убила гораздо больше девушек, чем средняя группа, и удерживала территорию гораздо больше, чем они могли полностью покрыть, что обычно приводило к атакам демонов, бесцельно рассеивающихся до того, как кто-то из девушек мог туда добраться и получить кубы. По его мнению, это было весьма неэффективно, и инкубаторы сожалели, что заключили контракт с Микуни Орико.
– Что происходит? – спросила Хомура, всматриваясь в лицо Кёко. Они убедили ее исправить глаза и убрать очки – такую угрозу безопасности! – но сложно было избавиться от старых привычек.
– Сосредоточься, – сказала Кёко. – Ты же их чувствуешь, не так ли? Сражаются с демонами.
Хомура обернулась взглянуть на горизонт. Сморщила нос.
– Да, – сказала она. – Другие девушки?
– Не просто какие-то девушки, – пояснила Кёко, взглянув на телефон и пришедшее от Мами «Буду через десять минут». – Южная группа. О которой мы тебе говорили. Которая играет не по правилам. Приглуши использование магии.
– О, – своим кротким тоном сказала Хомура. – Это плохо.
Кёко закрыла глаза, пытаясь разобраться в непрестанно меняющемся беспорядке отдаленной магии. Да, очевидно, демоны, а также Куре Кирика, и Микуни Орико, и эта чертова психопатка Хината Айна, и…
Кёко остановилась, наклонив голову.
«Новенькая! – подумала она. – Или, по крайней мере, та, что я раньше не видела. Может быть интересно».
– Так что теперь? – спросила Хомура. – Стоит ли нам с ними поговорить?
– С этого момента используем только личную телепатию, – указала Кёко. – Если только у нас нет хорошего повода дать им слышать нас, когда мы с ними столкнемся.
– Мы стол… столкнемся с ними? – спросила Хомура.
Кёко дьявольски улыбнулась.
– Не нужно их бояться, – заверила она. – Просто следуй нашему примеру. Они о тебе не знают. С тобой на нашей стороне, думаю, мы им дадим прикурить.
Кёко почувствовала слева чье-то приближение. Это была Мами.
«Кёко! Хомура! Я на дистанции телепатии, – требовательно подумала Мами. – Какова ситуация?»
«Они снова испытывают наше терпение, – подумала Кёко. – Убивают демонов на нашей территории».
Южная группа была проблемой с тех пор, как Мами впервые с ними столкнулась, еще в тот короткий промежуток времени, когда Кёко разорвала их связь наставницы-ученицы. Изначально они не были группой; были лишь Орико и Кирика, что, казалось бы, рады были мучить Мами, не позволяя ей получать кубы горя и из ниоткуда нападая на нее.
Мами вполне могла справиться с Кирикой, а быть может и с Орико, но их обеих было уже слишком много.
Переломный момент наступил, когда они разгромили квартиру Мами, по-видимому из одной лишь чистой радости вандализма. Мами рыдала на руинах своей жизни, среди разбитых чайников и сломанной мебели, после чего сделала нечто совершенно глупое: напала на них.
Для своего нападения Мами отправилась настолько далеко на юг, что Кёко со своего места сумела заметить признаки ее нападения – что было не настолько впечатляюще, как казалось, учитывая, что Кёко все еще была неплохо настроена на Мами, а Мами практически сияла новой звездой.
При этом Кёко лично увидела, едва наконец-то туда добралась, неприкрытую ярость на лице Мами, когда она атаковала других двух девушек, вытаскивая мушкеты как конфеты, выпаливая один Тиро Финале за другим, слишком разъяренная, чтобы даже произносить свою фирменную фразу.
Это тревожило, так как до того момента Кёко даже не представляла, что Мами вообще может прийти в ярость. Это просто казалось невозможным.
И, конечно, Мами все равно проиграла, потому что нечто подобное просто не могло длиться вечно.
Так что, несмотря на все причины, что она назвала, оставляя Мами, она пришла, уверенная, что чтобы ни происходило, Мами не могла ошибаться, даже если казалось, что Мами намеревается убивать.
Под конец Орико и Кирика отступили, и Кёко осталось только снова собирать Мами, помогать ей прибрать в квартире и напрячь собственные запасы кубов горя, чтобы восполнить растраченные Мами силы.
Она знала, каково, когда разрушают дом.
После этого Орико и ее не оставляла в покое. У Кёко не было дома, которые они могли бы разгромить, но непрестанные атаки подорвали ее решимость. Мами все время показывалась, чтобы «вернуть» кубы горя, заметно отчаянно связывая все вместе, и Кёко почти по необходимости начала смещать свою территорию севернее.
Именно тогда по-настоящему возникла Южная группа, однажды Орико и Кирика появились на ее территории вместе с еще двумя девушками неизвестно откуда, причем обе оказались способны на чудовищный подвиг быть даже безумнее Кирики.
Там была всегда смеющаяся Хината Айна, хвастающая о том, как она все сожжет, «очистит их всех от грехов своим очищающим пламенем». Она ликовала от убийств и все время говорила, насколько они заслуживают смерти.
Мироко Микуру была гораздо тише, что было ничуть не лучше, телепатически бормоча про себя о спокойствии холода, и как лучше было бы, если бы все они могли быть как ее лед. По крайне мере, Кёко хотелось бы, чтобы она бормотала про себя. Не так бы нервировало.
Кёко знала, когда дело труба. Она сбежала обратно в Митакихару и воссоединилась с Мами.
В этом тоже было смысл. После своей… личной трагедии она сказала Мами, что ей будет лучше без нее, но выяснилось, что это не соответствует истине. Даже Кёко не могла отрицать, что они обе в скором времени умрут, если не объединятся.
А уж она-то выживет, это главнее всего. По крайней мере, так она решила.
Но даже с ними обеими в союзе, они все еще не могли по-настоящему сохранить целостность своей территории. Четверо против двоих было несколько чересчур, особенно когда одна из этой четверки могла предвидеть будущее и в бою командовала остальными.
Все, чего они могли добиться, это выживать, собирать кубы горя и стискивать зубы, когда другие слонялись на краю их территории, приглашая их напасть.
Но с Хомурой все это изменится.
«Там все они?» – подумала в ответ Мами.
«Нет. Мироко Микуру, похоже, не с ними, но у них кто-то новая».
«Кто-то новая? – с легкой ноткой беспокойства подумала Мами. – Это может стать проблемой».
«Да, – подумала Кёко. – Но нам стоит воспользоваться такой возможностью, отсутствием одной из них. И нас теперь трое, мы можем заставить их держаться подальше. Если мы отступим лишь потому, что не уверены, в чем сила этой новенькой, мы покажемся слабаками и трусами».
«Согласна, – подумала Мами, когда Кёко уже знала, что она скажет. – Плюс они могли уже заметить Хомуру, так что высок шанс, что у нас больше нет никаких секретов».
«Не говоря о том, что я сомневаюсь, что мы и правда сможем обмануть Микуни Орико и ее раздражающее предвидение», – добавила Кёко.
«Да», – подумала Мами.
– Итак, Хомура, – взглянула Кёко в глаза девушке рядом с ней. – Помни, что мы тебе о них говорили, особенно об Орико. У нас нет для них никаких сюрпризов, так что не рискуй. Я знаю, что ты пока не сражалась с другими девушками, но может быть нам и не придется. Надеюсь, как только Орико поймет, в чем твоя сила, они отступят.
– Что если нет? – с легким страхом во взгляде спросила Хомура.
– Просто делай все возможное, – ободряюще улыбнулась Кёко. – Так как ты новенькая, просто держись позади, убедись, что покрываешь нас аурой, и по возможности пускай стрелы. Будь осторожнее с самоцветом души; пусть демоны и не знают, что в него надо целиться, не сомневайся, они об этом знают.
– Ладно, – с решительным выражением кивнула Хомура.
Кёко стратегически умолчала о том факте, что если Орико собирается идти в бой, она, возможно, ожидает победы, а если способная предвидеть будущее ожидает победы…
«Проклятье, что за раздражающая сила!» – подумала Кёко.
– Добрый день, Сакура-сан, Акеми-сан, – как всегда вежливо сказала Мами, спрыгнув рядом с ними.
– Тогда пошли, – выдвинулась вперед Кёко. – Используем минимум магии. Никаких крыльев. Давайте хотя бы попытаемся их удивить.
– Я не привыкла так бегать, – пожаловалась Хомура, едва успевая не отставать.
Почти без какой-либо задержки они оказались внутри миазмы, глядя на орду демонов внизу, пытающихся сосредоточить атаки на паре девушек посреди них и никуда не попадающих. Пока они смотрели, Кирика своими когтями разорвала пару демонов на куски, прыгнула, элегантно извернувшись в воздухе, и приземлилась за пределами группы, лицом к ним. Движения демонов во главе заметно замедлились, и Кирика легко уклонилась от их лучей, отчасти при помощи переданного предвидения. Демоны сзади попытались продвинуться вперед, столпившись позади ведущих демонов, и в свою очередь застряли в поле замедленного времени.
Вторая девушка, одетая в красное темнее чем у Кёко, метнулась в сторону от группы, сбивая их с толку, с шокирующей скоростью рванула к замедлившимся демонам, выпуская две струи пламени, как будто нося реактивные ботинки. Она подняла кроваво-красный скипетр с шаром огня и обстреляла скопление демонов неистовым инферно, после чего призывательница захихикала от удовольствия.
Хината Огненная волшебница, Багряная, Безумная, за которой из прошлого тянулся длинный след ставших углем тел, «очищенных» ее огнем. Кёко не представляла, как Орико удалось убедить ее присоединиться к команде.
Позади Кирики, на безопасном расстоянии на тротуаре, безмолвным белым призраком стояла и наблюдала Орико. Рядом с ней держала ее за руку облаченная в зеленое новенькая девочка.
«Она так молода, – ошеломленно подумала Кёко. – Как она там очутилась? Подобная команда должна была убить ее, едва завидев».
«Это может быть обманом, – ровно подумала Мами. – Она может преуменьшить свой возраст. Вполне подойдет. Команда Орико весьма эксцентрична».
«Я так не думаю, – подумала Кёко. – Взгляни на них! Сомневаюсь, что Кирика стерпела бы, держи так Орико за руку кто-либо помимо ребенка».
«Небезопасно делать подобные предположения, Сакура-сан, – подумала Мами. – Во всяком случае, похоже, нас не заметили. Пора появиться. Приземлимся на вон том небольшом здании. Дальняя бомбардировка, девочки!»
Взрыв магии Хомуры, и Кёко ощутила внезапный прилив сил, теплый и притягательный. Аура Хомуры.
Они прыгнули в воздух. Хомура расправила крылья и приготовила полный залп стрел. Кёко протянула руку, вокруг и среди них появилась метель из копий, готовых к пикированию. Мами вытянула обе руки, заполнив промежутки своими мушкетами, почти скрыв небо.
После этого она призвала свой фирменный гигантский мушкет-пушку, вчетверо больше ее самой, как и все остальное, нацеленный вниз.
– Тиро Финале! – выкрикнула она во весь голос, и улица вокруг четырех девушек Южной группы забушевала и взорвалась под адским огнем мушкетных пуль, невозможно быстрых и острых копий и фиолетовых стрел. У уличных ремонтников появилось бы сегодня много необъяснимой работы, если бы не миазма и ее искажающее воздействие на реальность.
Кёко и Мами грациозно приземлились на здание внизу, через мгновение следом за ними на своих крыльях мягко приземлилась Хомура.
«Они увернулись», – передала Кёко Хомуре, на случай если та слишком расслабится.
– Весьма впечатляюще, – запрыгнула на крышу, где они стояли, Кирика, в семи метрах перед ними. Она лизнула один из своих когтей, ее вызывающая беспокойство привычка.
Конечно, они увернулись. Не стоило и ожидать, что возглавляемую Микуни Орикой команду вообще можно удивить. Она просто предупредила их переместиться в последний момент, когда звякнуло ее чувство времени или что это было.
Нет, если они когда-нибудь и победят такую команду, это будет лишь из-за истощения.
– Вы много магии сожгли ради этого светового шоу, – дразнящим тоном сказала Хината Айна, появившись рядом с Кёко. – Даже Тиро Финале. Как глупо. Теперь вас будет легче убить.
– Верь во что хочешь, – сказала Мами в своей холодной аристократической манере.
Наконец, прибыла сама Орико, вместе с таинственной девочкой в зеленом. По тому, как она стояла, с молотом-булавой, нервно и неуверенно, но стараясь это скрыть, Кёко мгновенно убедилась, что она и правда так молода, как выглядит.
– Что за новая подопечная? – насмешливо спросила Мами. – Не знала, что у вас в привычках выращивать свежее мясо.
«Свежее мясо» было термином Микуру. Одной фразой Мами напомнила, что у них не хватает члена, также указав на их аномальное поведение. Что касается насмешки – ну, Орико всегда заставляла Мами раскрыться.
– Вполне могу сказать о вас то же самое, – сказала Орико, встретив аристократичную холодность аристократичной холодностью. – Но вы такую глупость вполне можете сделать, не так ли? Скажу вам, что Юма-тян довольно сильна.
Пока Мами и Орико продолжали рисоваться, Кёко прислушивалась к этому одним ухом, сосредоточив свое внимание на кое-чем совсем ином.
«Ты, новенькая, – подумала она, запечатав мысль в частном канале. – Юма, не так ли?»
«Для тебя Титосэ-сан», – подумала в ответ девочка, глядя Кёко в глаза и пытаясь спроецировать враждебность, но не вполне с этим справляясь.
Теперь Кёко была абсолютно уверена.
«Что новая контрактница вроде тебя делает с такими девушками? – подумала Кёко, внимательно наблюдая за Орико, а не за Юмой. – Хочу тебя предупредить: все они сумасшедшие. С ними ты долго не проживешь».
Кёко отметила гневную реакцию девочки.
«Они спасли мне жизнь! Они никак не могут быть плохими людьми!»
Вместо того, чтобы что-нибудь сказать, Кёко отправила недоверчивый смешок.
«Разве? Должно быть, случайность. Ты достаточно скоро увидишь, насколько они плохи».
«Я же сказала тебе…»
«Слушай, ты кажешься хорошей девочкой, – перебила Кёко. – Может, ты мне не веришь, но мы тоже хорошие девочки. Уж точно лучше тех, с которыми ты. Мами не блефует. Мы вполне можем справиться с вашей четверкой. Если сменишь сторону, это будет совсем просто».
Краем глаза Кёко увидела, как девочка оттопырила губу. Не сработало.
Кёко внутренне вздохнула. Ну что ж. Стоило попробовать.
– Так что если не покинете нашу территорию, никогда не возвращаясь, – пригрозила Мами, – мы, не колеблясь, убьем вас.
«Лучше мы, чем эта сумасшедшая сука рядом с тобой», – подумала Кёко.
– Забери свои слова! – отрезала Юма, взмахнув булавой. – Как ты смеешь оскорблять онээ-тян!
Ее глаза пылали, и она явно едва удерживалась от нападения.
«Такая новенькая, – подумала Кёко. – И “онээ-тян”? Это… интересно».
Юма шагнула вперед, только чтобы ей путь перекрыла рука Орико.
– Все в порядке, Юма-тян, – успокаивающим тоном сказала она. – Мы уходим.
– Что? – воскликнула Айна, повернувшись к Орико, лицо исказилось от внезапного гнева и разочарования. – Мы сбегаем? Я бы в одиночку смогла разобраться с этими идиотками!
– Нет, не смогла бы, – холодно произнесла Орико. – Или будешь со мной спорить? В этом бою мы не победим. Новенькая слишком сильна. Лучше просто уйти.
– Ты серьезно? – спросила волшебница в алом. – Нас больше, чем их!
На лице Орико появилось странное выражение, как будто говорящее «Ну и кто из нас здесь предсказатель?»
– Да, – почти вздохнула Орико. – Просто уходим.
Она развернулась и спрыгнула со здания, следом за ней Юма, Кирика и – неохотно – Хината Айна, прежде чем уйти обернувшаяся бросить на них насмешливый взгляд. И при этом она призвала в руке огненный шар и театрально его погасила, как будто говоря «Я легко могу сделать такое же с вами».
– Кстати, вы так и не увидели нашу последнюю! – крикнула Орико, когда они отошли.
Как будто это и правда могло сделать их уход не таким неловким.
Они долгое время ждали, пока не угаснут волшебные сигнатуры четверки девушек.
– Ну, – повернулась к Кёко Мами. – Полагаю, все прошло довольно хорошо. Хотя что ты сказала, э-э, Юме?
– Титосэ, – беззаботно сказала Кёко. – Просто предложила ей сменить сторону. Вот и все.
Мами взглянула на Кёко.
– Возможно, не помешает, но ты вполне могла хотя бы что-нибудь сказать нам.
– Не было времени, – объяснила Кёко, пожав плечами. – Хотя я была права. Она новенькая. Они спасли ей жизнь, кто знает по каким причинам, так что она все еще поклоняется героям. Мне ее жаль.
Мами вздохнула.
– Ну, может быть, будет еще один шанс, – сказала она, бесцеремонно потеребив свой локон. – Кьюбей говорит, наша территория вполне может поддержать четвертую, если четвертая позволит нам эффективнее убивать демонов.
– Эти девушки весьма странные, – оценивающе сказала Хомура, впервые за некоторое время подав голос. – Но Микуни не показалась мне плохим человеком.
– Микуни уничтожила почти все, что у меня было, – предупредила Мами с более чем намеком на рычание в голосе. – И она убила массу людей. Если кто и заслуживает смерти, то это она.
Сердито и торопливо отвернувшись, она шагнула вперед и спрыгнула со здания, приземлившись на улице, оставив их позади.
– И мне Орико не кажется, – пожала плечами Кёко и двинулась вслед за ней. – Но, как сказала Мами, она убила массу людей, а мы тут не играем в психотерапевтов. Не позволяй сочувствию помешать тому, что необходимо.
Ее тактический компьютер выбросил ее из задумчивости.
Маки наконец-то соизволила ответить.
«Длинные розовые волосы? – казалось бы, растерянно спросила самая младшая ее ученица. – Это предложила Асака-сан, когда увидела. Сказала, это подходящий цвет и длина. Я сочла это странным, так как все рисуют чисто белым, но она настояла. Неплохо выглядит, не думаешь? Полагаю, я хорошо справилась».
Кёко раздраженно взмахнула левой рукой.
«Да, тебе стоило об этом упомянуть! – ответила она. – Хоть в этот раз используй свою голову! Розовый… если убедим ее это подтвердить, у нас будет первый цвет! Ты знаешь, какие будут теологические последствия. Розовый это не самый обычный цвет волос».
Ну правда, порой эта девушка раздражала. Она знала, что у Асаки в прошлом было видение, и она обожала его замалчивать. Если эта девушка настояла на розовом…
И вот же нахальство этой Сиро Асаки! Держать при себе нечто подобное!
Стиснув слегка зубы, Кёко постаралась вернуться к своим мыслям.
В следующий раз Кёко увидела Юму вблизи лишь через несколько месяцев, уже после смерти Саяки и «изменения» Хомуры.
Конечно, они неоднократно сталкивались с Южной группой, но Юма всегда загадочно отсутствовала.
Это было чистым совпадением, одной из неучтенных жизненных случайностей.
Она шла домой – возвращалась к Мами – с пакетом еды в одной руке и полусъеденным тайяки в другой, чувствуя себя в гармонии с миром. В конце концов, сложно было оставаться из-за чего-либо в депрессии со стоящей перед тобой перспективой полного желудка.
Хотя у нее все еще было несколько поручений. Вешалка для полотенец накануне погнулась и оторвалась, став жертвой чрезмерно энергичного рывка Кёко. Касайся дело только ее, Кёко бы так все и оставила, но Мами была не из тех, кто терпел что-то подобное.
Так что она вошла в один из гигантских хозяйственных магазинов с пакетом продуктов и бумажным листом, сообщающим, какую именно вешалку нужно ей на замену.
Она вспомнила, как была здесь в первый раз, помогая Мами закончить восстановление квартиры после инцидента с Орико. Тогда это был для нее совершенно чуждый опыт, и даже сейчас она должна была признать, что была несколько перегружена видом рядов и рядов таинственно выглядящих металлических предметов.
«Я здесь ради только одного, – подумала Кёко, откусив еще кусочек теста с красной фасолью. – И, в худшем случае, я просто у кого-нибудь спрошу. Все не может быть так уж сложно».
Что-то – или, скорее, кто-то – врезался ей в бок.
Ну, все из-за того, что она стояла прямо в дверях и глазела как идиотка.
– Простите… – автоматически начала она, опуская глаза.
– Нет, моя вина, – перебила девочка рядом с ней. – Я не смотрела…
Кёко и Юма долго смотрели друг другу прямо в глаза, рот Кёко по-прежнему пережевывал печенье в форме рыбки.
Глаза Юмы распахнулись, и она напряглась, чтобы удрать.
Кёко отреагировала быстрее, схватив девочку за руку. Закрыв ей рот, она вытащила ее за двери, подхватила девочку вместе с пакетом как ребенка на руки и кинулась за угол в переулок лишь с намеком на неестественную скорость.
Самое обычное дело в мире, схватить в руки какого-то случайного ребенка и сбежать с ней в охапке, которая на самом деле была захватом.
Абсолютно обычное.
Она очень надеялась, что никто не смотрел. Ей, по крайней мере, придется позже вернуться и уничтожить записи камер безопасности. Совсем как в старые добрые времена…
«Отпусти меня, сука! – подумала девочка у нее в руках. – Какого черта ты делаешь?»
Кёко отпрянула после неожиданного выражения. Ну, в конце концов, должны быть какие-то последствия общения с Южной группой.
«Могу спросить то же самое, Юма-тян, – подумала Кёко. – Это наша территория. Обычно мы игнорируем заглядывающих девушек, но тебе стоит знать, что твоя группа исключение. Твоя героиня Орико уничтожила квартиру Мами, что уж точно вышло за рамки. Мы тебя предупреждали».
«Кто сказал, что ты можешь называть меня Юмой-тян? – резко спросила девочка. – Отпусти!»
«Только если пообещаешь не сбегать и не кричать, – подумала Кёко. – Я не собираюсь тебе вредить. Просто хочу поговорить. Или будешь тратить магию, чтобы проверить, вырвешься ли ты из моей хватки?»
Девочка угрюмо посмотрела на нее, но не было ни необычного гнева, ни ненависти. Кёко правильно поняла ее характер.
«Ладно», – подумала девочка.
Кёко отпустила девочке рот и, когда та не закричала, поставила ее обратно на землю.
«Как я и сказала, я не собираюсь тебе вредить», – подумала Кёко, прежде чем девочка могла закончить эту мысль.
Она бы это озвучила, но подумала, что не стоит, наверное, упоминать вслух об угрозах маленьким девочкам.
«Чего ты хочешь?» – подумала Юма, стреляя взглядом по сторонам, все еще пытаясь найти способ сбежать.
– Как поживаешь? – спросила Кёко, изучая хвост тайяки. К счастью, во время недавних событий от него ничего не отломилось.
– Что? – безучастно уставилась на нее Юма.
– Я серьезно, – пристально взглянула на нее Кёко. – Как поживаешь? Полагаю, не слишком-то хорошо работать с кучкой настолько сумасшедших девушек. Хотя бы скажи мне, что ты не живешь с кем-то из них.
Следя за ее глазами, Кёко заметила слабый проблеск боли.
– Все в порядке, – все еще настороженно и враждебно сказала Юма. – И если хочешь знать, я живу с Орико. Она очень хорошая.
На этот раз она не стала спорить с утверждением Кёко о «сумасшедших», отметила она. Также, несмотря ни на что, Юма не отнеслась к ней как к врагу, иначе бы она столько не сказала. Как такая девочка могла связаться с Орико?
– Лжешь, – в упор сказала Кёко.
Она всмотрелась в лицо Юмы ради дальнейших подсказок, заметив легкий страх и, вновь, проблеск боли.
Кёко слегка стиснула зубы.
– Хотя бы скажи мне, что они ничего с тобой не сделали, – сказала она, позволив показаться капле сочувственного гнева. – Такие девушки не потерпят твоего присутствия, по крайней мере, не приструняй их Орико.
– Не сделали! – слишком быстро сказала Юма, глядя Кёко в глаза, широко распахнув глаза как попавший в свет фар олень. – Орико меня защищает.
– Орико не может все время быть рядом, – сказала Кёко. – Она не может предвидеть всего.
– Конечно может, – возмутилась Юма. – Она же Орико.
«Ах, верно, туше», – про себя подумала Кёко.
Она выделила секунду проглотить последний кусочек печенья.
– Слышала, у девочек финансового района недавно исчезла одна из членов, – сказала Кёко, немного сменив тему. – Ты, случаем, ничего не знаешь о произошедшем, а?
В глазах Юмы вспыхнула сильная тоска, и Кёко поняла, что права.
Конечно, Юма ничего не сказала. Она просто стояла, покусывая губу.
– Знаешь, мое предложение все еще в силе, – предложила Кёко, немного шагнув вперед. – Можешь в любой момент присоединится к нам. Можешь даже прямо сейчас. Ты не обязана оставаться с ними.
Она увидела, как Юма поправила юбку.
– Я не могу, – отвела взгляд девочка. – Я не могу вот так оставить Орико. Я…
Девочка резко помотала головой.
После долгой паузы Кёко вздохнула, прислонившись спиной к стене.
– Так зачем же Орико куча проводов? – спросила Кёко. Она заметила содержимое пакета Юмы – вообще-то, и до сих пор его видела.
Юма немного отступила, выглядя заметно неловко.
– Это для моего исследования, – отвела взгляд Юма. – Она, э-э, учит меня.
Кёко моргнула.
– Твоего исследования? – неверяще сказала она. – Ты имеешь в виду ее исследования, верно?
– Не смотри на меня свысока! – запротестовала Юма, взглянув на Кёко и приподнявшись на цыпочки, чтобы набрать высоты. – Орико говорит, что у меня потенциал!
Слово «потенциал» Юма прошепелявила.
– Верно, – сказала Кёко, стараясь не пустить в голос скепсис – и не справившись.
Хотя это было странно. Учит? Во что играет Орико?
Кёко снова вздохнула, после чего залезла в свою сумку.
Юма инстинктивно поймала снаряд, после чего с изумленным видом моргнула. Она явно забыла, что была захвачена «в плен».
– В следующий раз я буду следить за тобой, – неубедительно предупредила она, отступая от Кёко, все еще держа яблоко. – Ты меня больше так легко не поймаешь!
– Конечно нет, – проявила снисхождение Кёко.
Она смотрела, как девочка сбегает.
«В подобных делах я все так же отстойна, – с сожалением подумала Кёко. – Надеюсь, в этот раз все пройдет лучше, чем с Саякой».
Во многом прошло, но в чем-то нет.
Кёко не видела Юму в течение двух лет, не вблизи.
После такого срока они патрулировали границу своей территории, в этот раз все трое. Нельзя сказать, что им повезло, что заметили все в тот же день, или что были там все трое – остальные местные команды согласились помочь им прикрыть фланги и тыл во время их патрулей, и они платили тем же. Это было своего рода соглашение, лишь чтобы они могли особо тщательно патрулировать границу с Южной группой.
На этот раз была ночь, и шел дождь. Было не слишком приятно, но, как любила указывать Хомура, их тела выдерживали и гораздо большее, а одежда была волшебной, так что неважно было, если та промокнет.
Одно из преимуществ жизни в городе было в том, что даже без глаз волшебницы все еще можно было видеть даже в столь ужасных условиях. С их улучшенным зрением все было не сложнее пребывания при дневном освещении – вообще-то даже проще, так как им приходилось меньше полагаться на свои силы, чтобы скрывать их от нормальных людей.
Все трое остановились почти одновременно, Мами и Кёко на крыше универмага, Хомура парила над ними.
«Вы это почувствовали?» – подумала Мами, и в ее голосе слышна была нахмуренность.
«Да», – подумала Кёко.
Очень большая орда демонов, как раз за границей территории, здесь отмеченной рекой, и с ними сражалась Южная группа.
«Это на их территории, – подумала Кёко. – Это не наше дело».
«Нет, – с легким недоверием в тоне подумала Хомура. – Они проигрывают».
Мами и Кёко замерли, рассматривая ее заявление.
«Она права, – подумала Мами. – У Мироко и Куре заканчиваются силы, и я не знаю, где Хината. Она должна участвовать в нападении такого масштаба».
«Я только что ее почувствовала, – подумала Хомура. – Она умерла. Вот почему я сказала, что они проигрывают».
Надолго повисла тишина, и в это время Кёко прислушивалась к падающему вокруг них дождю.
«В этом нет смысла, – подумала Кёко. – Да, это крупное нападение демонов, но они должны были с ним справиться. Они более чем способны».
«Похоже что нет, – подумала Мами. – Стоит ли нам что-то сделать?»
«Да, – подумала Хомура. – Они не справятся, и они довольно далеко, так что если мы сейчас не отправимся, люди могут погибнуть из-за демонов, пока мы туда добираемся. Нет никаких гарантий, что девушки с других территорий вообще на достаточной дистанции, чтобы это заметить».
Мироко угасла, пока она все это думала.
«Какого черта там происходит? – подумала Мами. – Последнее, что я хочу, это помогать им, но нам придется двигаться. Хотя бы ради гражданских».
«Согласна», – подумала Кёко, хотя она подумала о ком-то совсем другом.
«Тогда пошли», – полетела Хомура.
Они старались вовремя добраться до района, борясь с ветром и дождем, но расстояние было велико, и пока они двигались, они почувствовали, как ослабли и угасли остальные девушки, сперва ослабла Орико, затем погибла Кирика, затем, наконец, пала и Орико.
«Даже не думала, что увижу день, когда она падет», – подумала Мами.
Кёко не почувствовала никакой мстительности, и почти удивилась бы, если бы Мами не добавила разочарованным тоном:
«Я так и не смогу отомстить».
«Почти прибыли, – подумала Хомура. – Мы сможем вытащить хотя бы Юму. Если кто-то из них и заслуживает спасения, то это она».
«Они должны были ее защищать, чтобы она так долго прожила, – подумала Мами. – Кто бы мог подумать?»
Она старалась справиться с двойной реальностью защищающей Юму Орико и насмехающийся и дразнящей ее Орико, пока Мами пыталась заставить ее «заплатить, заставить ее заплатить за уничтожение моей жизни…»
«Юма! – телепатическим эквивалентом крика передала Кёко. – Просто продержись еще немного! Мы почти на месте!»
Воспользовавшись своим копьем, она начала прыгать в воздух с шестом, пытаясь прибавить скорость.
Ответа не было, и сигнал Юмы резко ослаб.
«Просто немного быстрее», – потребовала у себя Кёко.
«У меня идея, – подумала Мами. – Акеми-сан, можешь активировать свою ауру? Я привяжу нас к тебе лентами».
«Не представляю, чем это поможет, Мами, – подумала Хомура. – Я могу донести вас, но это нас лишь замедлит».
«Если только я не буду палить назад Тиро Финале, – заявила Мами. – Я могу настроить его на передачу импульса».
У Кёко распахнулись глаза, когда она оценила концепцию.
Она замедлилась, уравняв шаг с Мами, когда спикировала Хомура.
Всплеск энергии от Хомуры, после чего захват лентами Мами в сияющие желтые объятия, прижавшие ее грудь к одной из ног Хомуры. Долгое мгновение парения в воздухе, краткий момент свободного падения, пока Хомура поворачивала крылья на горизонтальный полет, а затем…
– Тиро Финале! – прозвучал возглас Мами.
Земля под ней стала размывшимся видением, а в грудь ей ударил сокрушительный кулак из воздуха и дождя, когда они ринулись вперед.
«Должно быть так же было и у Хинаты», – просто так подумала про себя Кёко.
«Надеюсь, этот снаряд никуда не попадет, Мами», – подумала Хомура. Сейчас они были достаточно близки для простой речи, если бы не ревущий вокруг них воздух.
«Не волнуйся, – подумала Мами. – Я могу его развеять».
А затем они вошли в миазму. Хомура напрягла крылья, тормозя, а две другие напрягли свои волшебные силы, пока они почти не замерли. Хомура спустилась к земле, высматривая цели.
Ленты растворились, и Кёко нырнула к земле между двумя небоскребами, осматривая все взглядом. Заметив направляющееся вправо скопление демонов, она изменила траекторию, отправив в их сторону залп копий.
К тому моменту, как они с Мами приземлились, стрелы, копья и пули выкосили всю улицу. Кёко развернулась, пытаясь обнаружить быстро гаснущий самоцвет души Юмы, вспыхивающий быстрыми выплесками используемой магии.
– Там! – выкрикнула Мами, указав в переулок.
Кёко обернулась взглянуть – и застыла.
Титосэ Юма явно больше не старалась выжить. Она дико размахивала булавой среди скопления демонов, в иррациональном темпе выпуская ударные волны. Демоны умирали или разлетались, но их было слишком много. Юма поглощала луч за лучом, принимая критические удары, держась лишь потому, что расходовала магию на поддержку постоянного самоисцеления.
Ее лицо было залито слезами, глаза покраснели и обезумели, и она улыбалась.
А ее самоцвет души был почти непроницаемо-черен, лишь со слабыми оттенками зеленого.
Мами резко втянула дыхание, стараясь сохранять спокойствие.
Конечно, они уже когда-то видели подобное.
Саяка, под самый конец своей жизни, когда исчерпала последние резервы, и ее здравомыслие серьезно пошатнулось.
После этого они втроем обсудили, что делать, если подобное произойдет с кем-то из них или кем-то, о ком они заботятся. Они составили планы.
– Вы двое сможете не подпустить ко мне демонов? – спросила Мами.
– Да, – одновременно ответили Хомура и Кёко, ринувшись вперед, зная, в чем план.
Полный залп стрел ударил по демонам, ошеломив их.
Кёко растянула копье в цепь-хлыст, крутанувшись и отбросив демонов прочь от девочки в зеленом.
На одно мгновение Кёко встретилась с Юмой взглядом, и в течение многих лет Кёко хотелось, чтобы она никогда этого не видела.
Затем выстрелили ленты Мами, окутав девочку в кокон, утащив ее прочь.
Умело ударив по затылку, с силой обезглавившей бы обычного человека, Мами вырубила Юму. Она отпустила ленты и, прежде чем у тела вообще появилась возможность упасть, сорвала самоцвет души, бросив его высоко в воздух Хомуре, которая уже парила наверху. Она улетела на сотню метров вверх, достаточно близко, чтобы поддержать огнем и аурой, достаточно далеко, чтобы устроить Юме временную смерть.
А затем они зачистили остаток демонов, завершив работу.
Последовавшие за этим недели были несколько сюрреалистичны.
Когда Юма очнулась – точнее, вернулась к жизни – она оказалась надежно привязана к кровати Кёко, с самоцветом души вне ее досягаемости, помещенном в куче кубов горя. Рядом с ней сидела Митакихарская тройка, что скоро станет четверкой.
Потребовалось время, чтобы ее успокоить.
Прошла почти неделя, прежде чем они посчитали возможным выпустить ее из комнаты, две недели, прежде чем вернуть ей самоцвет души, целый месяц, прежде чем рискнуть взять ее на охоту на демонов, несмотря на то, как она напрягала их запасы кубов горя.
В течение этого периода Юма порой срывалась на плач и, несмотря на все их успокаивания и все торты и чай Мами, прошли месяцы, прежде чем она вернулась к подобию себя прежней. Это была трагедия, но она выжила, и Кёко была счастлива, что все получилось.
Тем не менее, все они чувствовали, что что-то в девочке теперь было сломано, и кое в чем, что она говорила в первые недели, не было никакого смысла. Произошло что-то еще, как бы неправдоподобно это ни было. Она плакала не только потому, что все они были мертвы.
Официальная история была неправильна. Версия в фильме о Хомуре – который Кёко позаботилась посмотреть в одиночестве в одном из своих кабинетов – была неправильна даже в большей степени. Но если бы то, что видела Кёко, и правда было всем, что произошло, не было бы никаких причин лгать. В конце концов, насколько бы личным это ни было для Юмы, после основания Союза многие девушки, в том числе и многие на руководящих позициях, в какой-то момент своих жизней проходили через что-то очень похожее. Оберегающее заключение – в просторечии «поддержка» – когда они приходили в себя и оказывались привязанными к кровати, с самоцветом души вне их контроля, с сидящим у постели дружелюбным психотерапевтом. В те ранние годы это было слишком деликатным, чтобы об этом говорить, но позже у Юмы была бы довольно большая компания.
Прошел еще год, прежде чем Юма рассказала им, что именно произошло, какой была ее жизнь, что она сделала, и почему она не хотела, чтобы кто-то об этом услышал.
Именно тогда они узнали историю, от которой тускнело очарование основательницы Черного сердца, девочки, которая невозможным образом держалась за репутацию невинности, и чье детское лицо сияло в новостных сводках и сердцах населения.
Они согласились.
Как-то раз, во время второй недели, Кёко подслушала разговор Хомуры с Юмой в комнате, что она делила с Кёко.
– Ты правда так думаешь? – спросила Юма.
– Ты не обязана мне верить, – сказала Хомура. – Но это правда. Лично я никогда бы не смогла простить Орико за то, что она сделала, но Богиня гораздо лучше меня. Для нее там найдется место. Как и для всех нас.
В тот момент Кёко подумала отчитать наедине Хомуру, за то что втягивает Юму в свои заблуждения, но так это и не сделала. В конце концов, она решила, что если Юму получится убедить поверить в подобную спасительную ложь, это будет лишь к лучшему.
Забавно, что столько лет спустя уже Кёко проповедовала с кафедры и находила утешение в перспективе жизни после смерти.
Пусть даже Хомура неоднократно на это намекала и часто говорила о своем желании вернуться к своей Богине, это был единственный случай, когда Кёко слышала, чтобы Хомура столь ясно выражала свое представление об их судьбах.
Кёко вышла из машины, подняв глаза на дождь, разбивающийся о прозрачный навес над входом на сороковом этаже штаб-квартиры «Махо-Сёдзё Ёкай: Правительственные дела» и «Управления: волшебницы». Изнутри их хозяйка, недавно восстановившая необычно юный девятилетний физический возраст, присматривала и влияла на человеческий мир.
Другие, более конспиративного типа, говорили вместо этого, что она правила.
Кёко проверила свой внутренний хронометр.
Пора было навестить Титосэ Юму.
Глава 8. Церковь и государство
Перед началом экзамена ученикам напоминается, что оценка за экзамен основывается на способности четко и сжато представить и обсудить знания, а не только на самих знаниях. Во время экзамена доступ к интернету умеренно ограничен.
Ваше имя?
〈Скрыто для конфиденциальности〉
Опишите цель структуры Управления и обсудите, добилось ли Управление этих целей.
Заявленные намерения структуры правительства содержат три цели.
Во-первых, оно предназначено для повторения преимуществ демократического правительства без его недостатков. То есть оно должно быть чувствительно к благополучию граждан, давать гражданам чувство уполномоченности и минимизировать гражданское недовольство. С другой стороны, следует избегать неоптимального сигнального механизма прямого голосования, чрезмерного влияния харизмы или особых интересов и мучительно медленного механизма демократического управления.
Во-вторых, оно призвано интегрировать интересы и силу искусственного интеллекта в человечество, не создавая разногласий или чрезмерного предпочтения того или иного. Разумность ИИ уважается, и их невероятная сила используется для смазки колес правительства.
В-третьих, по возможности, механизмы власти осуществляются понятным человеку образом, чтобы заинтересованные граждане всегда могли наблюдать понятный им процесс, вместо неинтерпретируемых проблем оптимизации полезности.
Успешность правительства в достижении трех этих целей смешана…
〈Консультативное примечание: Нисходящая тенденция внимания пользователя. Уведомляем, что избыточное содержимое отражает зарегистрированное ознакомление пользователя с обязательным обществознанием. Отмечены представляющие особый интерес исключения.〉
〈Продолжение содержимого:〉
В то время как правительство весьма успешно в предотвращении гражданских беспорядков, эффективной работе и, как правило, считается способствующим общему благосостоянию, рядовой гражданин чувствует крайне малое сродство с решениями Управления, которые часто кажутся таинственным образом взявшимися из ниоткуда.
Этот недостаток уполномоченности представляет собой сочетание двух факторов. Во-первых, огромный размер человеческой популяции легко размывает озабоченность любого индивидуума. Во-вторых, население просто не заинтересовано; даже на местном уровне участие гражданского общества на рекордно низком уровне. Население видит мало пользы в участии в политике, по сравнению с широким разнообразием гораздо более интересных мероприятий.
Также правительство не смогло сохранить свою деятельность по-настоящему понятной человеку, хотя остается открытым вопрос, может ли этого добиться какая-либо действующая в подобном масштабе организация. Главным затруднением является так называемая «проблема Ктулху», придуманный известным политологом Фредериком Эвальдом термин. Один из самых ранних критиков нынешней правительственной системы, Эвальд отмечал, что Управление настолько непонятно и чуждо, что вполне может быть «лавкрафтовским чужим богом», совершенно непостижимым как для людей, так и для ИИ.
Конкретно этот термин относится к тому, что понятное в каком-то одном аспекте правительство легко становится непостижимым, когда все его части складываются вместе, эта проблема особенно применима к Управлению, чью совокупную деятельность никто не понимает.
Стоит спросить: может ли правительство, которое никто и никогда не понимал, нести ответственность? Единственное утешение заключается в уравнениях Волохова, которые гарантируют, что система, по крайней мере, пытается содействовать благополучию человечества.
Лишь во второй цели, интеграции в человеческое общество ИИ, Управление может претендовать на почти полный успех. ИИ и люди существуют почти в полной гармонии, весьма отличаясь от представляемых многими в прошлом дистопий.
Опишите структуру Управления с особым акцентом на его Представителей.
Формально Управление является ИИ-опосредованной человечески-интерпретируемой абстрагированной демократией. Его создали как альтернативу пропагандируемой многими идеологами пре-Объединения утилитарной технократии ИИ. Как таковое, оно было предназначено для получения математически близких к технократии результатов, но с радикально иными внутренними механизмами.
Интересы избирателей правительства, как людей, так и истинно-разумных ИИ, возложены на различных представителей, каждый из которых запрограммирован или проинструктирован действовать насколько возможно в интересах своей конкретной локали. Интересы могут быть как конкретными, так и абстрактными, начиная с легко понятных «Митакихарских физиков частиц» до довольно абстрактных «науки и технологии».
Каждый представитель может слиться с другими – непосредственно либо через консультативный ИИ – чтобы сформировать супер-представителя с большей общностью, который, в свою очередь, может слиться с другими, вплоть до уровня Директората. Все, кроме представителей низшего уровня, состоят из многих других, и все, кроме высшего, являются составной частью нескольких супер-представителей.
Собравшиеся в комитеты представители формируют ядро почти всех решений. Эти комитеты могут быть постоянными, вроде Центрального экономического комитета, или разовыми, и распределение решений и состав комитетов осуществляются с помощью специальных контрольных комитетов, с рекомендациями специализированных консультативных ИИ. Эти распределения выполняются путем вычисления предельной полезности решения, накладываемого на составные части каждого участвующего представителя, и точный процесс слишком запутан, чтобы обсуждать его здесь.
В вершине принятия решений находится Директорат, который является правителем и обладает властью, ограниченной лишь несколькими основными правами. Создание – или, для людей, назначение – и отставка из представителей осуществляется Директоратом по рекомендациям МРП, Машины распределения представителей.
При необходимости ВР-заседания комитета проводятся при ускоренном времени, как правило настолько быстро, насколько позволяют вычислительные ограничения, и представители обычно посещают более одного за раз. Такая схема позволяет Управлению, поддерживаемому, по оценкам, тридцатью одним процентом вычислительной мощности Земли, принимать решения и действовать с поразительной оперативностью. Только на уровне города и ниже принятие решений передано менее сложной системе, бюрократии, задействующей правительственных чиновников и низкоуровневых разумных и полуразумных ИИ.
Общим смыслом столь запутанной организационной структуры является, по крайней мере теоретическая, понятность человеку. Гарантируется, что на каждое принятое правительством решение заинтересованный гражданин может отыскать и пересмотреть заседание принявшего решение виртуального комитета. Заседания проводятся в стандартной человеческой манере, с презентациями, обсуждением, спорами и, иногда, виртуальными драками. Даже при огромной абстракции и требуемом замедлении времени это считается очень важным, и это вопрос идеологии правительства.
Объясните, как именно люди интегрированы в структуру Управления.
〈Консультативное примечание: Этот раздел отмечен за внимание, основывающееся на указанных полях интереса пользователя («Социология: исторический контекст»; «Социология: постчеловечество»; «Философия: экзистенциализм»).〉
Для прошлых наблюдателей сосредоточение правительственной структуры на ИИ-представителях может показаться смущающим и даже вредным, учитывая, что почти 47% на самом деле люди. Интеграция всех этих людей в повседневную деятельность Управления является значительным технологическим вызовом, учитывая постоянные перекрывающиеся заседания комитетов в ускоренном времени, требование к абсолютной неподкупности и необходимость интегрироваться в более общих представителей и разделяться на более конкретных представителей.
Этот вызов был встречен и разрешен в той мере, что ИИ-ориентированная организация правительства более не считается проблемой. Люди-представители самые значительно улучшенные люди, с обширными корковыми модификациями, модулями постоянного осознания, частичным нейронным резервированием и постоянным подключением к компьютерным сетям. Каждый из них в паре с консультативным ИИ в сети для выгрузки задач, ИИ также проверяет человека на признаки коррупции или недостаточную самоотдачу. Представители выгружают воспоминания и вторичные когнитивные задачи из своих мозгов и способны присутствовать на нескольких встречах одновременно, в то же время занимаясь более человеческими задачами, вроде приема пищи.
Для решения проблемы того, что люди-представители могут стать недостаточно человечными, каждый такой представитель проходит регулярные проверки на исполнение критерия Волохова – заключающееся в том, что они все еще функционирующие, здравомыслящие люди даже без подключения к сети. Представители, которые не проходят этот тест, подвергаются частичной реинтеграции в свои тела, пока вновь не удовлетворят критерий.
Опишите уровни аварийных режимов Управления и когда, если когда-нибудь, они объявляются. Подразумеваются всеобщие режимы, а не местные.
〈Консультативное примечание: Раздел избыточен для пользователя.〉
Аварийные режимы Управления предназначены для действий правительства, армии и человеческого общества с прогрессивно большей степенью эффективности, но ценой значительной потери общественных условностей, гражданских свобод и государственной идеологии. Таким образом, их объявляют только в тяжелейших чрезвычайных ситуациях, и активирован был только самый нижний из уровней.
Аварийный режим первого уровня это полное чрезвычайное заседание всех Представителей Управления с гарантией, что каждый представитель выделит по крайней мере часть вычислительного времени решению проблемы. В последний раз был объявлен после нападения на колонию Аврору и отменен через три недели после Новых Афин.
Аварийный режим второго уровня объявляется большинством голосов сессии первого уровня, вызывает слияние всех членов директората в супер-представителя Управления, содержащего в себе сознания всех представителей людей и ИИ, также как всех консультативных ИИ и большинство военных ИИ. Этот слившийся ИИ будет обладать высшей властью, реализуя технократию ИИ, которой нынешнее правительство предназначено подражать.
Предполагается, что второй уровень будет объявлен только в случае неминуемого вторжения на Землю. Никто не вполне уверен, как он будет выглядеть, и философы обсуждают, будет ли такой ИИ ближе к верховному диктатору или философскому королю.
Аварийный режим третьего уровня может быть объявлен Управлением. Все граждане мобилизуются в армию и открывается прямой двухсторонний интерфейс между мозгом каждого гражданина и ближайшей компьютерной сетью, позволяя передавать приказы и ретранслировать информацию. Следует подчеркнуть, что эти приказы не обладают обязательным эффектом, а являются только приказами. В этот момент супер-представитель становится своего рода человечеством. Основные права приостанавливаются, и правительство возвращает права казнить, лишать свободы и так далее.
Третий уровень никогда не объявлялся, и предполагается, что это произойдет только после фактического вторжения и неминуемой потере Земли. Основываясь на скудных сведениях, предполагается, что общество головоногих действует в форме постоянного третьего уровня.
Аварийный режим четвертого уровня может быть объявлен при прямом одобрении девяноста процентов человеческих граждан и ИИ. Он включает постоянную активацию гражданских комплектов аварийной безопасности и, по сути, механизацию всех человеческих взаимодействий. В то время как директивы по-прежнему необязательны, очевидные и пугающие дистопические последствия четвертого уровня ведут к мысли, что это может произойти только в случае неминуемой гибели человеческой цивилизации. Предполагается, что общество инкубаторов схоже с четвертым уровнем.
Неплохо было бы, если бы, как Кекуле, я мог рассказать какую-нибудь интересную историю, о сне и схватившей себя за хвост змее, но моя история гораздо прозаичнее такого.
Конечно, я услышал о скандале в Претории в тот же день, как это попало в новости. Для меня это было серьезным беспокойством, достаточным, чтобы я в итоге всю ночь не мог уснуть, размышляя об этом.
Вызывает смущение и стыд тот факт, что мы создаем все эти интеллекты, даем им контролировать наши машины, не имея возможности убедиться, что они будут дружелюбны. Она убила человека, и эта машина, в день своей смерти, так и не смогла понять, в чем ошиблась. О, она, конечно, поняла, что мы не одобрили, но так и не поняла, почему.
Как робототехники, как компьютерщики, мы должны были справиться лучше. Уже были сняты фильмы о взбесившихся ИИ, убивших миллионы, и мы не смогли гарантировать, что такого не произойдет. Не смогли. Мы просто мастерили, следуя рецептам, которые раньше волшебным образом работали, не понимая, почему, или как улучшить чудовищный шанс успеха.
На следующий день я объявил собрание лаборатории, но, конечно, очередной раунд обсуждений ничем не помог. Люди столетиями работали над проблемой, так что еще одно совещание не совершило бы чуда.
Тем вечером я остался последним, перебирая наборы данных вместе с Лапласом [лабораторным ИИ], все эти бесчисленные дампы памяти ИИ и следы активности, пытаясь найти закономерность: что-нибудь, что угодно, чтобы мы хотя бы могли понять, что заставляет их тикать.
Быть может дело в десяти или около того чашках кофе; не знаю. Все было как в сказке, понимаете? Всего день после Претории, никого больше в лаборатории, только общающиеся мы с Лапласом, и гигантская мензурка с кофе, и я вдруг это увидел. Лаплас подумал, что я сошел с ума, настолько я заговаривался. Все было так просто!¹
Вот только, конечно, не было. Прошел еще год напряженной работы, упорных стараний, попыток все правильно объяснить, убедиться, что взглянули на тему со всех сторон…
И я полагаю, что должен сказать, что это абсолютная несправедливость, что ACM не признает разумные машины как возможных лауреатов награды.« Лаплас заслуживает этой награды так же, как и я. Именно он копался во всем и все анализировал, сообщал мне все, что мне нужно было знать, делал всю черновую работу, трудился ночами год за годом. Я имею в виду, да ладно, это же Премия Тьюринга!
¹ МСЁ подтвердил, что срок этого озарения заметно согласовывается с озвученным в тот же день желанием. Контрактница попросила остаться неизвестной.
« ACM сняла это ограничение в 2148.
— Интервью с Владимиром Волоховым, лауреатом Премии Тьюринга, 2146.
Вход на сороковом этаже, конечно, не был главным входом. Тот был гораздо ниже, на первом этаже, с робоэкскурсоводами, историческими памятными вещами и красочными рассказами о скрывающихся от полиции волшебницах. Там даже добавили пару статуй, для вида.
Нет, здесь был вход для персонала. Точнее, для персонала высшего уровня.
Он был намеренно невзрачен, одинокая пара полимерно-стеклянных дверей, установленных прямо на отвесной стороне здания, для лучшей заметности окруженных белой линией. К ним шел небольшой посадочный балкон, защищенный от стихий прозрачным навесом, в том числе и от нынешнего дождя. Каменная кладка множества балконов служила противовесом монотонным иначе стеклу и стали. В нынешнее время это был обычный архитектурный дизайн, подходящий многочисленным пересекающим воздушное пространство псевдо-каменным скайвэям и прозрачным транспортным туннелям.
Кёко шагнула вперед, двери без церемоний скользнули в стороны. Конечно, она знала, что только что подверглась почти абсурдному множеству проверок, но ей нечего было опасаться. Это была территория Союза.
Здесь не было ни людей-охранников, ни регистраторов, что характеризовали более ранние эпохи. Вместо этого двери вывели в большой концентрический коридор, частично окружающий внешний край здания, с большим залом сразу перед ними.
Кёко двинулась прямо по коридору, в котором по обе стороны был ряд дверей, ведущих в личные кабинеты администраторов МСЁ и Представителей Управления. В частности, офисы здесь, а также на этажах ниже, принадлежали администраторам и представителям с межзвездной или глобальной ответственностью. Местные чиновники других регионов были расположены, можно сказать , местно. Таким образом, чиновники Японии были еще на несколько этажей ниже, префектуры ниже их, а Митакихары в самом низу…
Конечно, все они были подчиненными Юмы, либо в ее должности директора «Правительственных дел», либо в ее позиции Представителя как «Управления: волшебницы».
Однако не совсем правильно было называть ее суб-представителей подчиненными, так как их мнения влияли на ее собственное «официальное» мнение, и большинство помогало составить нескольких супер-представителей помимо нее, и… ну, все сложно. Хотя администраторы МСЁ были настоящими подчиненными.
Ковры, картины на стенах, маленькие ниши со скульптурами, общий стиль зала – все они объединялись, чтобы дать тонкое впечатление настоящего богатства и, превыше этого, возраста. Стены, казалось, шептали на ухо, что все в этом здании было ресурсами превыше простых квот, и уж точно гораздо, гораздо старше вас.
Ну или так говорили Кёко. Лично она ничего подобного не чувствовала. Быть может потому, что по сути она была старше этого здания, старше этой организации и старше самой Юмы и почти всех остальных в здании.
Многие кабинеты были пусты, их обитатели были в других районах здания, или других частях планеты, или, возможно, работали из дома. В конце концов, это бы не было будущим, если бы кабинет все так же оставался ловушкой.
Кёко шла мимо запертых дверей с закрытыми совещаниями внутри, открытыми совещаниями с жестикулирующими людьми и полулежащими в своих креслах чиновниками, либо смотрящими в пространство, либо манипулирующими голографическими интерфейсами обеими руками и мыслью. Возможно, самыми заметными обитателями были те представители, кто безмятежно сидели в своих креслах, для всего мира выглядя медитирующими с открытыми глазами, и нарушающими иллюзию лишь вежливым кивком, когда она проходила. Это, конечно, были ИИ, которые легко могли поддерживать голографический аватар для людей в их кабинете и общаться со всеми заглянувшими, в то время как первичные их сознания были кто знает где.
Кёко махала тем, кто ее приветствовал, или кого она знала. О многих из них она искренне ничего не помнила, но все было в порядке – у нее были процедуры лицевого распознавания для тех, на кого она побеспокоится пристально взглянуть.
Конец коридора внезапно перешел в большую ротонду по меньшей мере сорока метров в диаметре. Справа и слева примыкали под прямыми углами еще два коридора. Вокруг нее, на стенах и потолке, была нарисована наизнанку Земля, с яркими голографическими логотипами в виде падающих звезд на каждый офис «Правительственных дел» МСЁ. Учитывая, что отображались только офисы на Земле, Кёко всегда считала, что это несколько обидно для колониальных филиалов.
Кёко поприветствовала нескольких администраторов Союза, беседующих на скамейках вокруг, двух волшебниц и редкого обычного мужчину. Они кивнули в ответ.
В нынешние времена крайней нужды администраторами были в равной степени воспитывающие собственные семьи девушки, девушки со сложно используемыми в бою силами, или те, что в тылу считались ценнее, чем на фронте. В последнюю категорию попадали большинство старейших девушек, ценных за их опыт. Внешне такое казалось несправедливым для новых контрактниц, но это было необходимо.
Конечно, это были те же самые новые контрактницы, которые за их спинами называли старших девушек, вроде Кёко, «Древними», как будто они были каким-то корявым набором тысячелетних деревьев, а не девушками, выглядящими так же молодо, как и они.
В целях демонстрации солидарности многие администраторы и специалисты участвовали в легких боях, патрулях или гарнизонной службе по несколько месяцев в год. Хотя каждая должна была сходить на по крайней мере одну охоту на демонов в год, так называемый «долг». Этот закон и обычай восходил к первым специализированным бизнесвумен МСЁ, столетия назад, и не похоже было, что его когда-нибудь отменят. Он применялся даже к таким, как Мами и Кёко.
Кёко шагнула вперед, к центру помещения, и подняла глаза.
Центр потолка и пол под ней были прозрачными. Такое было на каждом этаже здания, и панели были настолько абсурдно прозрачны, что можно было с поразительной ясностью видеть небо вверху и первый этаж внизу. Внизу она видела глядящих вверх людей, но над собой она видела только небо, все остальное на пути отфильтровывалось. Тонкая технология.
Она опустила взгляд на двойные двери на другой стороне ротонды. Она пошла вперед…
… и остановилась на полушаге, когда старомодные деревянные двери распахнулись навстречу ей.
– Онээ-тян! – пропел девичий голос, и в нее врезалась зеленая вспышка, выбив из груди дыхание и силой объятия угрожая смять грудную клетку.
В самом деле, девочка, как и все они, легко могла смять грудную клетку обычного человека. Она не прикладывала настолько много сил, но Кёко от неожиданности вдруг задумалась о возможности.
– О, привет, Юма, – сумела сказать Кёко, глядя на девочку у ее талии, волосы завязаны в косички с бисером, точной копией стиля, что она носила настоящим ребенком. Девочка сияюще посмотрела на нее.
Кёко ласково потрепала девочку по голове.
В нынешнее время встреча с Юмой всегда была сюрреалистичным опытом. С самого начала войны Юма безжалостно культивировала свое восприятие как младшей сестры Митакихарской четверки, играя свою роль на всю катушку. Последние два десятилетия она неспешно и неуклонно понижала свой видимый возраст, дойдя под конец до нынешней своей личности. Можно было справиться и быстрее, но это бы встревожило работающих с ней.
Большинство девушек по различным причинам избегали опускать возраст ниже половой зрелости. Юме было плевать. Ее не волновала немного меньшая боевая сила, а имплантированные улучшения легко аннулировали все возможные когнитивные недостатки. Кроме того, кому вообще нужно сексуальное влечение?
Во всяком случае, так это объясняла Юма. Что не мешало ей грязно подшучивать над Кёко – конечно, наедине. Что несколько обескураживало.
А вот почему Юма так поступила…
Ну, чтобы это понять, достаточно было взглянуть на реакцию администраторов вокруг, которые прекратили свои занятия, чтобы взглянуть с улыбками, но и с завистью на лицах. Они явно считали это очаровательным.
Личность Юмы была призвана разоружать, активировать инстинкты защитника и помогать ей побеждать в спорах. Большинству сложно было спорить с ребенком, и даже ИИ не были к этому невосприимчивы, так как почти все они были запрограммированы с некоторой долей человеческих инстинктов. Юма легко манипулировала общественным мнением; СМИ и общественность ее обожали, по-видимому совершенно забыв, насколько взрослой ее видели двадцать лет назад. Обвинения в манипуляциях, нападки на ее власть и теории заговора о Черном сердце заглушались, общественность совершенно не хотела верить в такие претензии.
Это была чистая пропаганда, и было нечто странно захватывающее во внешне девятилетней, участвующей в собраниях самого Директората, общающейся и спорящей с другими мелодичным высоким голосом.
«А, да к черту», – подумала Кёко.
Подхватив Юму подмышки, она приподняла девочку и, как ребенка, закружила в воздухе, глупо при этом улыбаясь. Юма извивалась у нее на руках, а женщины-администраторы вздохнули. И это несмотря на тот факт, что они каждый день работали с ней и, теоретически, должны были циничнее всех относиться к «Юме-тян».
– Рада снова вас видеть, Кёко-сан, – прозвучал приятный голос, его источник появилась справа от Кёко – миниатюрная фигура девушки-подростка буквально материализовалась из воздуха, вокселям потребовалось мгновение, чтобы собраться.
– А, взаимно, ВИ, – вежливо ответила Кёко.
«ВИ» было ласковым сокращением от «Управление: волшебницы, консультативный ИИ». Большинство таких ИИ, как консультативных, так и полных представителей, для повседневного общения принимали более нормальные имена, но ВИ изначально использовалось как псевдоним, и девушку, по-видимому, он вполне устраивал.
Роль ВИ, как консультативного ИИ, по сути заключалась в помощи Юме в ее правительственной роли, а также службе ее аварийным бэкапом, частичным хранилищем памяти и антикоррупционным стражем. Как и большинство подобных пар людей-ИИ, Юма и ВИ были практически призраками друг друга, «живя» вместе, подменяя друг друга на собраниях и обладая электронной связью на корковом уровне. В каком-то смысле это было похоже на брак.
Присутствуя при создании ВИ, Юма получила уникальную возможность направить изначальное созревание разумного представителя, что было невозможно для ее прежнего советника, когда она была «Управлением: общественный порядок». Тот смутно напоминал смесь Шерлока Холмса и шефа полиции, но дружелюбнее, чем можно было ожидать. По-видимому, они с Юмой порой еще общались.
ВИ вежливо поклонилась, и Кёко бы ответила тем же, не будь ее руки заняты. Учитывая, кого она представляла, ВИ выбрала в качестве аватары волшебницу, которая, как и у многих аватаров ИИ, была удручающе нераспознаваемой национальности. Физическим возрастом она была схожа с Кёко, носила зеленое платье, похожее на костюм превратившейся Юмы, и подвязанный гигантским бантом длинный хвост – совсем как у Кёко.
Кёко была этим немного польщена и гадала порой, не было ли это идеей Юмы.
Однако как бы человечно не выглядела ВИ, она явно указывала, что таковой не была. Несмотря на якобы превращение, она носила кольцо, украшенное двумя простыми рунами – «ВИ», в одной из вариаций магических знаков, часто видимых на кольцах волшебниц – и поддерживала отметку на ногте, которая указывала просто «1/0». И, самое обескураживающее, она приняла практику большинства аватаров ИИ, заменив радужку и зрачок правого глаза черным текстом «I/O».
И, конечно же, она была голограммой, так что ничего не могла коснуться.
Как и большинство ИИ, она до самодовольства тихо гордилась тем, кем она была.
Юма вывернулась из хватки Кёко, давая понять, что хочет спуститься, и Кёко ее отпустила.
– Во всяком случае, я лишь хотела поздороваться, – пояснила ВИ. – Я так понимаю, вы обе хотите побыть наедине?
– Да, – сказала Кёко.
ВИ подмигнула Кёко, после чего исчезла во вспышке некогерентного света.
– Не то чтобы это что-то значило, – проворчала Кёко, когда они с Юмой пошли вперед, Юма делала бессмысленно большие шаги.
– Au Contraire, нээ-тян, – шумно сказала Юма, когда они прошли через двери. – Она уважает мою личную жизнь. Обязана. Это было частью deal.
Она сказала «deal» на разговорном английском, играя с акцентом этого слова с беглостью опытного оратора, подчеркивая разницу в произношении со стандартным человеческим.
Позади них автоматически захлопнулись двери.
– Если бы только я могла в это верить, – неосознанно скрестила на груди руки Кёко. – Знаешь ли, она подключена к твоему мозгу.
– Ну ты и технофоб, – укорила Юма.
Кёко села в кресло перед ней, ожидая, пока Юма обогнет стол и доберется до другой стороны.
Стол был огромен, со множеством парящих в воздухе над ним голографических дисплеев. На поверхности были отпечатаны две мерцающие падающие звезды, движущиеся параллельно в противоположных направлениях, слияние логотипов МСЁ и Управления. Слева было множество уложенных в три ряда плюшевых инкубаторов, их красные глаза-бусины и уши с висящими кольцами приводили в восторг всех девочек – тех, чьи родители позволяли им такого получить.
По всей комнате висели гигантские картины с пасторальными сценами, полные травы и рисовых полей и тому подобного. В разных углах были уложены еще больше мягких игрушек, хотя в этом случае животные были обычнее инкубаторов. Некоторые были огромны, затмевая других. Другие были тщательно отремонтированы, пережив множество поколений с ее детства и до нынешнего момента.
Юма забралась в собственное гигантское кресло, затмеваемая креслом, столом и широким панорамным окном позади нее, в настоящее время открывающим вид на серую и омраченную дождем Митакихару. Ее голова едва поднималась над поверхностью стола, и было интуитивно понятно, что ее ноги должны были болтаться.
– Так какой процент твоего сознания сегодня здесь, Юма-тян? – поинтересовалась Кёко.
– Двадцать один процент, – сухо ответила Юма. – А что?
– Просто любопытно, – пожала плечами Кёко.
Юма странно на нее взглянула.
Хотя, вместо того, чтобы сказать что-то еще, Юма наклонилась к ней, в итоге поместив на поверхность тарелку моти и два стакана апельсиновой содовой, ненадежно балансирующих на подносе.
– О, с удовольствием, – ответила Кёко на подразумевающийся вопрос, схватив свою содовую.
– Ну, во всяком случае, в чем все дело? – спросила Юма, жуя закуску. – Я знаю, что это должно быть важно, раз уж ты появилась без какой-либо еды.
– О чем ты… – начала Кёко, инстинктивно потянувшись в карман.
«Она права», – вдруг осознала Кёко, поспешно вспоминая. Она ничего не ела с тех пор, как покинула Маки. Она встала и вышла за дверь, оставив приготовленное на завтрак печенье.
Она поспешно обыскала одежду, но и там ничего не было.
Юма притворно отвела глаза.
– О боже, – сказала девочка, приложив руку к щеке. – Неужели нээ-тян наконец-то повзрослела? Четыреста лет, и ты наконец-то отпустила свою подушку безопасности! Я так тобой горжусь!
– Я была занята, – грубовато заявила Кёко, агрессивно схватив моти с тарелки. – Должно быть, отвлеклась.
Юма мельком улыбнулась, но после этого наклонилась над столом с серьезным видом – что значило, что она практически улеглась на стол.
– Хотя это и правда несколько странно, – серьезно сказала она. – Все в порядке?
– В полном! – заверила Кёко, дернув щекой. Она знала, что вызывает подозрения, но никогда бы не призналась Юме – особенно Юме – что она отвлеклась на девушку в своей кровати.
Юма села обратно, со скепсисом во взгляде, но не давя в этом вопросе.
– Во всяком случае, – сказала она. – Вернемся к делу. Рассказывай, что происходит. Это ведь не социальный визит, не так ли?
Юма оперлась щекой о кулак, покачивая головой вперед и назад в ритме какой-то внутренней песни. Честно говоря, Кёко не представляла, как Юма справлялась с когнитивным диссонансом между ее видимым и фактическим возрастом, не устроив замыкание.
Кёко открыла рот, собираясь ей обо всем рассказать, после чего у нее появилась другая идея.
Вместо этого она передала Юме полный отчет об аудите кубов горя, все пятьдесят тысяч слов.
Юма моргнула, после чего слегка наклонила голову, завибрировали украшения в волосах. Как ожидалось, не потребовалось много времени, чтобы понять по крайней мере резюме исполнителя.
Юма положила на стол недоеденное моти.
– Интересно, – сказала она. – И беспокояще. Системы распределения специально разработаны, чтобы избегать подобных нерегулярностей поставок. Я-то знаю. Я помогала с наблюдением за их установкой.
В ее голосе все еще были детские нотки, что она до сих пор использовала, но теперь они несли с собой подспудный взрослый гнев.
– Я это знаю, – глядя ей в глаза, сказала Кёко. – Вот почему меня это обеспокоило. У Мами тоже из-за этого плохое предчувствие.
Кёко сдвинулась в кресле, когда Юма бросила на нее взгляд, девочка устроилась глубже в кресле, чтобы выслушать.
– Очевидно, это не наша специальность, – продолжила Кёко. – Но Церковь туда заглянула. Судя по всему, системы работают как задумано.
– Ну конечно, – прорычала Юма, ее голос потерял большую часть юности. – Это одни из самых отказоустойчивых и защищенных систем. Или так бы я сказала, если бы не было ясно, что они работают не как задумано.
– Мы не смогли изучить ни одного их регулирующих конечное распределение полуразумных, не смогли мы и расспросить ни одного из разумных, – сказала Кёко. – Не с нашей степенью допуска, и не выдавая, что мы ищем. Но все автоматические системы работают без сбоев.
Разговорное «автоматический» больше не включало «ИИ-управляемый».
– Да, автоматические системы, – задумчиво прищурилась Юма. – Конечно, не все автоматизировано.
– Я попросила Мами взглянуть с ее стороны, – сказала Кёко. – Но она не уверена, как много она найдет. Как она мне пояснила, офицерский корпус не подпускает ее к деталям операций, и ей приходится с боем получать необходимое.
Юма с задумчивостью откинулась на спинку кресла, полностью отлично от своего прежнего детского поведения.
– Да, – сказала она, сложив руки под подбородком. – И лишь внешние аспекты системы управляются военными. Чем глубже в тыл, тем больше операций подконтрольны Управлению. С какого-то момента системы уже не будут подпадать под ее власть. Конечно, это зависит от того, где эта гипотетическая ошибка.
Взгляд Юмы скользнул в сторону.
– Есть еще одна возможность, – сказала она, встретившись взглядом в Кёко. – Возможно, кто-то манипулирует этим отчетом, либо из твоей организации, либо подавая вашим аудиторам ложную информацию.
– Ты обвиняешь кого-то в Церкви, что вводит меня в заблуждение? – спросила Кёко, глядя на Юму с искаженным, немного антагонистическим лицом.
– Твой Культ не идеален, нээ-тян, – ровно сказала Юма. – Ты это знаешь. Также как и не все тебе рады. Я лишь сказала, что это возможно. Плюс, если это вопрос ложной информации, это и вовсе не будет иметь ничего общего с твоим культом.
Кёко вздохнула, кивком признав правоту. У Церкви, среди прочего, было христианское происхождение. Для многих было непросто отказаться от некоторых списанных ею доктрин, и некоторых явно не радовало ни ее снисходительное отношение к амурной деятельности, ни ее собственные плохо хранимые секреты.
– Тогда в чем была бы цель чего-то подобного? – спросила Кёко, укусив моти, которое, вдруг она поняла, она все еще держала.
Юма продолжала сидеть с непроницаемым лицом. Кёко не спрашивая знала, что она «перераспределяет когнитивные ресурсы». Где-то в виртуальных залах заседаний глубоко в правительстве глаза ее аватар тускнели, а сами они стихали, их ресурсы выделялись помочь расследованию или помочь ей обдумывать этот разговор.
– Не знаю, – с призраками в глазах сказала Юма. – Возможно, заставить нас чрезмерно отреагировать? Это все, что я могу придумать. Еще больше причин действовать тихо, как вы и делаете.
Она села чуть прямее.
– Но давай не будем увлекаться, – сказала она. – Я лишь предложила возможность. Гораздо вероятнее, что отчет верен, что тоже дает последствия.
– Думаешь, это связано с интервью? – спросила Кёко. – О пострадавших девушках, не вернувшихся, когда они должны были? Это не суть отчета, но меня это весьма встревожило.
Юма взглянула Кёко прямо в глаза, и Кёко слегка вздрогнула.
Это ощущение повторяло то, что она испытала недавно с дедушкой Рёко, но на этот раз гораздо сильнее. По сути, в сравнении, прежний опыт был лишь бледным подражанием нынешнему.
Ощущение было в том, что она на самом деле говорит не с человеком, не то чтобы она не поняла этого четыре сотни лет назад. Ощущение это было, возможно, потому, что она на самом деле не была одной из них.
– Слухи, как известно, ненадежны, – откинулась на спинку стула Юма. – А показатели выживаемости при критическом истощении самоцвета души остаются стабильны. Просто недостаточно свидетельств. Но, – продолжила она, подняв палец, чтобы упредить открывшую рот Кёко. – В этом есть некоторый смысл.
– Смысл? – удивленно переспросила Кёко. – Что ты имеешь в виду?
– Подумай, нээ-тян, – сказала Юма. – Если неким волшебницам не досталось кубов горя, каков будет результат? Без кубов горя, если они вступят в бой, они изо всех сил будут стараться сохранить чистоту самоцвета души, и как результат…
– В конечном счете большее число дойдет до критического уровня, и их отправят за линию фронта, – широко распахнув глаза, закончила Кёко.
– Где некоторые из них могут или не могут пропасть, – подытожила Юма.
Она приостановилась.
– Конечно, – продолжила она, – такие мысли заводят на территорию теории заговора, но, честно говоря, вся моя жизнь была теорией заговора, так же как и твоя.
Кёко на это кивнула. Вполне можно было сказать и так.
– Но зачем? – спросила Кёко. – Пытаются ли они уменьшить нашу боевую производительность? Саботировать войну… нет, этого не может быть. Если все это правда, в отосланных девушках должно быть что-то важное. Если только это не способ просто уменьшить нашу численность? Но нет, тогда бы это отразилось где-нибудь еще в статистике.
– Все это возможно, – сказала Юма. – И я могу придумать еще несколько вариантов, но недостаточно свидетельств, чтобы что-то сказать. И помни, исчезновения пострадавших девушек это просто слухи.
Юма слегка улыбнулась, слегка изменилось настроение разговора.
– Но я проведу расследование, – сказала она. – Для этого ведь я здесь, не так ли? Ты собираешься доедать или будешь еще час держать?
Она указала на еду в руке Кёко.
– А, верно, – демонстративно сделала Кёко еще один укус.
– Юма-тян, этот отчет это не все, – неловко жуя, сказала Кёко. – Пока я здесь, хочу поговорить еще кое о чем, насчет чего мне пока еще не удалось поговорить с Мами. Это может быть связано, может быть чем-то еще, но на этот раз мы уверены, что игра грязная.
Юма чуть опустила голову в смутном кивке.
– Вся эта серьезность меня утомляет, – с полуулыбкой сказала она. – Но конечно. В чем дело?
Вновь Кёко открыла рот заговорить, и вновь придумала идею лучше.
«Таккомп, – подумала она. – Собери и передай соответствующие воспоминания».
«Принято», – скорее почувствовала она, чем услышала. Это было ощущение чего-то завершенного, вроде того, когда наконец-то заканчиваешь тот проект, что откладывался уже целую вечность. Непросто было описать.
И снова Юма слегка склонила голову, принимая их. На этот раз она потратила много времени, воспроизводя присланное Кёко. В конце концов, отпечатки памяти были не тем же, что и текст.
Это время Кёко потратила на то, чтобы доесть еду и выпить немалую порцию своего напитка.
Наконец, Юма выдохнула.
Непросто было взволновать Юму – вообще-то, любую из них – но на этот раз Юма выглядела чуть менее самоуверенно, чем до этого.
– Это чрезвычайно тревожно, – просто сказала она. Она смотрела на Кёко, но у Кёко было неуютное ощущение, что Юма на самом деле не видит ее.
– Знаю, верно? – тем не менее сказала Кёко. – Никто не пробовал подобный трюк с самого начала нашей глобализации. Просто не было причин.
– Это не так, – вкрадчиво сказала Юма, поставив локти на стол. – Помнишь разбирательства с убийствами Хендерсон? Шейла Хендерсон убила еще две команды, прежде чем ее поймала гвардия, в конечном счете получив переформатирование. А затем были убийства Симада. Не упоминая о той команде в Каире…
– Ладно, ладно, – подняла руки Кёко. – Я поняла. Я за этой темой не следила. Тем не менее, как ты сказала, это тревожит.
– Да, – согласилась Юма. – Не упоминая о, э-э, периодическом тайном использовании кубов горя.
В такие моменты Кёко вспоминала, насколько защищен кабинет Юмы, раз уж она осмеливается вслух о таком говорить.
– Во всяком случае, – продолжила Юма. – Я только что прочла отчет о происшествии с той ордой демонов. С ними было необычайно сложно бороться?
Кёко пожала плечами.
– Они были крепче обычного, – сказала она. – Но теперь в этом есть смысл, учитывая, откуда они взялись.
– У тебя не осталось образцов, – сказала Юма. Это был не вопрос.
– Конечно нет, – усмехнулась Кёко. – Тебе стоило почувствовать, насколько они насыщены! Это была немалая опасность. Человек никогда бы не смог безопасно с ними обращаться.
Юма раздраженно вздохнула.
– Ну правда, нээ-тян, порой ты такая baka, – сложила она руки и нахмурилась. Последнее слово она едва ли не пропела. – Во всяком случае, откуда взялась вся эта дрянь? – продолжила Юма, размахивая перед Кёко пальцам. – Конечно, это секрет, но тебе это не кажется немного знакомым?
Кёко прищурилась, оскорбленная или притворяющаяся.
Она попыталась скрыть досаду, подумав о том, что может подразумевать Юма.
– Не просто накопить кубы горя в масштабах, необходимых для призыва подобной орды, – сказала Юма. – Не с повсеместным слежением нынешнего времени. Но уж ты-то должна знать, что есть альтернатива. Я не виню тебя, что ты не знаешь, как такое заметить, но тебе в голову должна была прийти хотя бы мысль об этом. Во всяком случае, учитывая всю нашу историю.
Кёко продолжала смотреть в лицо Юмы. К чему она клонит? История…
Глаза Кёко распахнулись.
– Ты же не имеешь в виду… – начала она.
– Конечно имею, – скрестила руки Юма. – Именно из-за сложности с уклонением от системы учета подобные атаки всегда были так редки. Хендерсон удалось только потому, что ей хватило безумия десятилетиями копить свой избыток, а чиновницы ее района оказались некомпетентны. Террористы Симада, очевидно, знали секрет. Так же как и каирская команда. Это малая выборка, но если взглянуть на несколько имеющихся случаев, лишь незначительное меньшинство и правда не поленилось проделать все сложным способом. Поняла, идиотка?
Она буквально залезла на свой стол, чтобы осуждающе ткнуть пальцем Кёко в лицо.
– Я ничего об этом не знаю! – попыталась защититься Кёко, хоть и знала, что облажалась. – Слушай, я знаю, что должна была знать, но оставь меня в покое. Я ни в чем подобном не участвовала! Ты тут специалист! Вот почему всегда обращались к тебе.
– И вот почему ты могла принести мне образец, – вернулась на свое место и неодобрительно нахмурилась Юма.
Хотя через секунду она вздохнула.
– Но на самом деле это не твоя вина, – раздраженно оперлась она на одну руку. – Единственный другой твой опыт с перенасыщенными кубами горя был косвенным, и я понимаю, почему ты не подумала об этом в первую очередь.
– Я вообще стараюсь об этом не думать, – отвела глаза Кёко. – По очевидным причинам.
– Упускаешь возможность, – сказала Юма. – Если бы мы наверняка знали, что происходит, мы бы могли значительно сократить число подозреваемых. Немногие вообще знают, что это возможно, еще меньше, как это сделать.
– Сожалею, – склонила голову Кёко.
– Не нужно, – сказала Юма. – Это и правда не твоя вина. Я просто над тобой пошутила, а теперь из-за тебя чувствую себя виноватой.
– Все всегда шутят над Кёко, – проворчала Кёко.
Юме потребовалось мгновение, чтобы с озадаченным видом оглядеть углы комнаты.
– Во всяком случае, это я тоже изучу, – сказала она. – Среди прочего, стоит спросить у них, что они думают. Ответ, полученный тобой от того, с которым ты говорила, не слишком удовлетворителен.
Во время своих слов, Юма подобрала со стола одного из плюшевых инкубаторов, указывая, о ком она говорит.
– Рада это слышать, – подняла глаза Кёко.
– Это все? – спросила Юма.
– Думаю, да. Э-э, можешь стереть записи о моем сюда прибытии?
– Конечно.
Юма кивнула, после чего начала игриво ходить игрушкой по столу, используя лишь задние лапы.
Кёко взглянула мимо нее, на потоки воды, наконец-то замедлившие свое нисхождение, и бесконечные человеческие небоскребы.
Юма, казалось, о чем-то думала.
– Во всяком случае… – начала она, остановившись, держа инкубатора обеими руками и глядя на Кёко.
– Юма, – начала Кёко.
– Что? – спросила девочка.
На лице Кёко проступило раздражение.
– Ну, теперь это неловко, – сказала она. – Но я подумала об этом по пути сюда. Кое-что, о чем я давно хотела тебя спросить.
– Ну, ладно, – сказала Юма, осев и положив подбородок на стол. Инкубатора она посадила себе на голову.
– Я слышала, как Хомура когда-то давно говорила с тобой о жизни после смерти, – осторожно сказала Кёко. – Мне всегда интересно было, что ты об этом думаешь. Ты в это веришь?
Юма наклонила голову на стол, из-за чего игрушка соскользнула на поверхность стола.
– Пытаешься меня обратить, нээ-тян? – спросила она, сумев показаться усталой. – Изрядно тебе понадобилось времени на попытку.
Кёко покачала головой.
– Я лишь хочу знать, – сказала она.
Юма села, оттолкнувшись обеими руками. Схватила свой стакан содовой и залпом выпила половину.
Взглянула на Кёко.
– Я как-то раз спросила об этом Орико-нээ-сан, – сказала она, изучая дно стакана. – Она сказала, что как бы сильно она не всматривалась в будущее, она никогда не видела после смерти ничего кроме тьмы.
Юма с гулким стуком поставила стакан.
– Хотя она, безусловно, очень твердо верила в судьбу, – добавила она. – Полагаю, это естественно.
Девочка на секунду задумалась.
– Возможно, это ничего и не значит, – пожала она плечами. – Лично я стараюсь не позволить этому стать для меня важным. Жизнь в том, чтобы сделать по возможности лучший мир здесь, на Земле. Ну, я имею в виду, в физическом мире.
– А тогда? – спросила Кёко. – Я спрашиваю именно об этом.
– Нет, – сказала Юма. – Не пойми неправильно. Я хотела поверить Хомуре-нээ-тян, правда. Но не после той жизни, что у меня была.
Она развернула свое кресло, глядя в окно, на серый город, по которому текли остатки дождя.
– Перед самой смертью Орико-нээ-сан, – тихо сказала Юма. – Я видела, как она пыталась в последний раз прочертить будущее. Не просто какое-то будущее. Свое будущее. Она сожгла остатки своей силы, пытаясь увидеть. Я до сих пор помню, как выглядели тогда ее глаза. Я много времени потратила, пытаясь понять, видела ли она что-нибудь. Если и были какие-нибудь сомнения, то тогда.
Кёко взглянула на стол со смотрящими на нее двумя падающими звездами.
– Тебе стоит как-нибудь заглянуть, – сказала она. – Я имею в виду, в Зал Ленты. Не могу ничего гарантировать, но приди ты туда, я уверена, ты что-нибудь увидишь.
Повисла тишина, после чего Юма развернула кресло обратно к ней лицом.
– Вот теперь ты пытаешься меня обратить, – сказала Юма.
– Я серьезно, – поймала ее взгляд Кёко. – Я годами пыталась убедить Мами, но она всегда говорит, что слишком занята. Но ты все свое время проводишь на Земле, и твоя штаб-квартира даже прямо в этом городе.
– Как-нибудь, – улыбнулась Юма так, что это пугающе противоречило возрасту ее лица. – Когда будет время.
– Ладно, – кивнула Кёко, вставая и зная, что нужно будет быть убедительнее, прежде чем это и правда произойдет.
– Хорошо! – сказала Юма на человеческом стандартном, спрыгнув с кресла и оббежав вокруг стола.
Кёко с любопытством взглянула на нее.
– Скоро мой день рождения, – весело сказала Юма. – Я скоро буду рассылать приглашения, но раз уж ты здесь, я вполне могу напомнить тебе лично. Я приглашаю много людей; будет отлично!
– Я точно там буду, – ответила Кёко, на самом деле совершенно об этом забыв.
Она взглянула на плюшевого инкубатора в правой руке Юмы. Девочка почему-то держала его.
– Подарок, – пояснила Юма.
– А, ладно, – нерешительно сказала Кёко. Она взяла его, гадая, что она вообще будет делать с игрушечным инкубатором.
Она попрощалась и направилась к дверям.
На пути из здания Кёко рада была увидеть солнце.
Она приподняла игрушечного инкубатора под солнечным светом, пытаясь еще раз понять, нет ли в нем чего-то особенного – но нет, он выглядел совершенно обычной мягкой игрушкой.
Когда она убрала его от света, она удивилась, увидев прямо за ним bona fide Кьюбея, стоящего на ожидающей ее машине.
– Зачем ты здесь? – спросила Кёко.
«Просто поддерживаю отношения с ценной контрактницей, – подумал Кьюбей. – Не возражаешь, если я проедусь с тобой?»
Кёко пожала плечами и впустила инкубатора в свой транспорт.
– Кьюбей, – на обратном пути сказала Кёко.
«Что такое?» – спросил инкубатор, глядя на нее с передней панели своим бесконечно неизменным лицом.
– Ты же знаешь о вчерашнем происшествии, верно? После того, как ты ушел встретиться с Мами, – намеренно расплывчато спросила она.
«Конечно, Кёко», – подумал инкубатор.
«Ты не знаешь, не было ли в тех кубах чего-либо необычного?» – подумала Кёко.
Кьюбей склонил голову в подражании человеческим манерам.
«Лично я там не был, – подумал он. – Однако собравший те кубы инкубатор перед поглощением не исследовал их тщательно. Стоило?»
– Да, – вздохнула Кёко. – Но уже слишком поздно. Если что-то подобное снова произойдет, сможешь это сделать?
«Конечно», – подумал Кьюбей, запрыгнув Кёко на плечо, после чего использовал ее волосы как изолятор, чтобы потереться о сидение. Еще одно подражание.
«Есть какие-нибудь мысли о произошедшем?» – подумала Кёко.
«По сути я согласен со своим коллегой, – подумал Кьюбей. – И стоит отметить, что мы никогда бы не стали намеренно рисковать ценной контрактницей подобным образом, в связи с отсуствием гарантированного спасения».
– Последнюю часть ты сформулировал довольно осторожно, – сухо сказала Кёко. – Тем не менее, я обдумаю, что ты сказал.
«Есть причины так не делать?» – спросил Кьюбей.
Ко времени возвращения в церковь Кёко развеяла большую часть разочарования, что испытывала в свою сторону. Как сказала Юма, это была не ее вина. Это Юма была практически экспертом мирового уровня по этим чертовым штукам, тогда как Кёко давным-давно потеряла интерес к интригам.
Время в машине на обратном пути она потратила на выбор темы ее дневной проповеди. К нынешнему моменту у нее было немало практики в том, чтобы донести, что она хотела сказать, но ей приходилось постоянно придумывать новые способы это выразить или новые темы для обсуждения. Это было для нее ежедневным вызовом всякий раз, как она была на Земле. В колониях ей было проще, можно было повторить уже бывшую проповедь.
В конце концов, она подобрала тему, которая была для нее сейчас важна – идея посмертия и искупления, причина отличия их от остального человечества, и немного об образе жизни.
Когда она вышла из машины в подземный туннель, она ощутила внутренний пинг, указавший, что ее тактический компьютер посчитал что-то стоящим ее внимания.
«Патриция фон Рор прислала в десять сообщение, что хочет поговорить, когда ты вернешься. Ты вернулась».
«Тогда дай ей об этом знать, – подумала Кёко. – Если она хочет, я загляну в ее комнату. Но не слишком долго. Я хочу до послеобеденной службы поговорить с Асакой и, возможно, моими богословами».
«Готово», – подумала машина.
Она едва успела добраться до лифта, когда прибыло ответное сообщение.
«О, ну, в таком случае не помешает, что Асака со мной. Мы в моей комнате».
Кёко кивнула, хотя никто и не мог ее увидеть, после чего вошла в лифт, который уже знал, куда двигаться.
Пятый этаж, считая вниз, был единственным уровнем подземных жилых помещений, тесных и до краев забитых волшебницами.
Как правило, большинство оберегающих определенный город девушек были местными, и жили обычно либо одни, либо со своими командами, либо с семьями. Это были те, у кого была возможность держаться подальше от фронта, либо их специализация была мало применима в прямом бою, либо они достаточно долго пробыли в боях, чтобы считаться заслуживающими перерыва.
Митакихара была другой. Здесь доля девушек извне города была гораздо выше обычного, и этот эффект усиливался тщательным отбором Церковью находящихся здесь – конечно, члены Церкви, а также те, кто привлек внимание кого-то в организации. Церковь не стеснялась использовать свое влияние в армии, чтобы привлечь новых девушек, что в противном случае не были бы освобождены.
Военные терпели это из-за послужного списка Церкви в подготовке превосходных волшебниц, а также из-за внутренней ценности влияния Церкви на военные усилия. В ситуации, когда самое мощное их оружие работало буквально на боевом духе, высоко ценилось все его повышающее – и Церковь была в этом весьма хороша.
Как только Кёко это продемонстрировала, военные стали весьма кооперативны в плане предоставления логистической поддержки, позволяя служкам появляться в фронтовых казармах, позволяя боевым волшебницам занимать должности в Церкви и так далее. Они не выражали открытой поддержки, что было бы дискриминационно, но упорно старались не быть неподдерживающими. В самом деле, сестры из верхушки Культа обнаружили, что при желании очень легко получить освобождение от тяжелого боя, часто в виде получения символической позиции офицеров морали, психологов или капелланов. Сама Кёко была офицером морали и благополучия гарнизона антидемонической и местной обороны Японских островов и, в придачу, капелланом.
АДМО не был прошедшим проверку прошлым военным акронимом.
Из-за необычной смеси персонала жилые помещения этой оружейной были гораздо существеннее обычного, где почти всегда решали поселиться молодые девушки из-за границ района. Даже те, у кого здесь жила семья, часто предпочитали переехать, чтобы смешаться со сверстницами. В конце концов, те, кто находили партнеров или просто уставали жить здесь, съезжали, и приезжали другие.
Кёко лавировала по коридорам с рядами дверей, бессистемно расположенными религиозными произведениями искусства, а порой и агитационными плакатами. Она взмахами приветствовала через открытые двери группы девушек, собирающихся в патруль, болтающих или смотрящих какую-либо форму голографических или настенных развлечений. В отличие от того, что можно было увидеть в ранние годы, коридоры и комнаты были достаточно чисты. Не из-за армейской дисциплины – волшебниц негласно освобождали от некоторых аспектов военной строгости, и все равно глупо было обеспечивать чистоту в полугражданских жилых помещениях – но скорее от чуда робототехники и самоочищающихся поверхностей.
Вокруг она слышала шепотки личной телепатии. Телепат смогла бы подслушать, но для нее все это было совершенно неразборчиво. Лишь возраст и опыт позволяли ей замечать. Ну еще и немалый объем мечущихся из стороны в сторону сообщений.
Должно быть интересный опыт жить здесь, подумала Кёко.
Жизнь была не роскошной – с одной стороны, пространство в подземной оружейной было ценно – но было что-то в том, чтобы жить с другими, кто понимает, через что ты проходишь. Для многих молодых девушек было непросто приспособиться, живя в одиночку или даже со своими семьями. Неважно, насколько все хорошо, всегда остается ощущение чуждости, сверстники, не знающие о чем говорить, родители, начинающие баловать. Некоторые рады были быть особенными, но для других это было болезненно.
Не просто так многие команды охотниц на демонов в итоге съезжались жить вместе, а новые специалисты часто переезжали к своим коллегам. Старшие девушки это принимали, потому что знали, каково это, а живущие вместе команды охотниц были сильны, сильны традицией, нарушаемой лишь если одна или несколько девушек выходили замуж.
Наконец, Кёко достигла двери с табличкой «Патриция фон Рор». При ее приближении она скользнула в сторону.
Она шагнула внутрь, сказав двери закрыться за ней.
Кёко оглядела комнату, взглянув на сидящую на кровати Асаку и находящуюся за столом Патрицию. Комната Патриции была немного не похожа на то, чего можно было ожидать: голографические схемы и научные плакаты на стене, рабочий стол усыпан деталями оборудования, небольшой антигравитационный шар парил над своей подставкой на полке, полной настоящих раритетов: бумажных книг.
Это была комната ремесленника и нанобиолога, отражающая некоторые требующиеся сферы знаний физики.
Один из плакатов сменил расцветку, призывая Кёко взглянуть в его сторону, чтобы он мог объяснить принципы исключающего запрета Паули. Кёко его проигнорировала.
– Так о чем ты хотела поговорить? – взглянула на Патрицию Кёко.
– Что за инкубатор? – указала Асака на игрушку в правой руке Кёко.
Кёко приподняла его и удивленно на него взглянула. Она совсем забыла, что что-то держала.
– Это, э-э… – начала Кёко.
Она на мгновение задумалась, размышляя, как это объяснить.
– Подарок! – закончила она. – Да, подумала, Маки может что-то такое оценить. Это…
«… магически улучшенное телепатическое реле, – прозвучал в ее голове голос Юмы. Кёко едва не подпрыгнула. – С ними экспериментирует одна из моих телепатов, – пояснил голос. – Мы пока не уверены, насколько они надежны, или может ли их кто-то подслушать, или насколько велика дальность… или, по сути, ни в чем. Тем не менее, может пригодиться. Также это записывающее устройство, настроенное включиться, если попытаешься от него избавиться. Стоило упомянуть это в первую очередь, верно? Не отдавай его».
«Или ты могла просто рассказать мне!» – подумала Кёко.
Затем, через секунду, она повторила мысль, пытаясь подумать ее игрушке, а не про себя. Она с беспокойством почувствовала, как и правда открылся канал.
«Что в этом было бы веселого, нээ-тян?» – ответил голос Юмы, с призвуком эха, как будто пришедший издалека.
– Все в порядке? – спросила Асака, странно глядя на нее. Кёко запоздало поняла, что держит игрушку обеими руками в удушающем захвате. Патриция пристально взглянула на игрушку.
– Э-э, – начала Кёко.
– Скажи, эта игрушка магически улучшена? – серьезно спросила Патриция.
Кёко взглянула на девушку с длинными светлыми волосами. Задумалась, стоит ли солгать.
– Да, – признала Кёко. – Как ты поняла?
– У меня не так много опыта работы с магически улучшенными предметами, – с внезапной скромностью сказала Патриция. – Моя специализация дроны и технологические улучшения. До нынешнего момента я даже не уверена была, что смогу их обнаружить.
– Так значит новый навык? – спросила Кёко.
Как сказала Патриция, она была экспертом по дронам и технологическим улучшениям, и ее магические умения тоже склонялись в этом направлении. На поле боя она могла ощущать их и ими манипулировать, что было особенно удобно, когда доходило до вражеской техники, а ее выводы о технологии пришельцев повлияли на боевую доктрину. Также это служило косвенным детектором маскировки, что было неплохо.
Ее личным оружием были магически призываемые дроны. Это было весьма необычное проявление сил.
– Похоже на то, – согласилась Патриция. – Если честно, я едва смогла это понять, и я бы и вовсе не заметила, если бы ты не попыталась ее придушить.
– Ах, да, – отвела глаза Кёко. К счастью, и Асака, и Патриция вежливо не стали спрашивать.
– Во всяком случае, – сказала Патриция, – с этим гораздо вероятнее, что я права. Не стоило мне так волноваться.
– Честно говоря, тебе стоило просто что-нибудь сказать, – укорила Асака. – Не знаю, почему ты этого не сделала.
– Там была Сидзуки-сан! – возразила Патриция, повернув стул к другой девушке. – Я не хотела ее втягивать.
– Могла использовать телепатию или упомянуть позднее, – сказала Асака. – Признай: ты просто боялась ошибиться. Не хотела смущаться.
– Это не так! – ткнула в девушку Патриция.
Асака была одной из весьма немногих, кто мог ее поддеть.
– Кто-нибудь из вас постарается меня обо всем просветить? – спросила Кёко. Она сказала это спокойно, но оставила большинство обычных своих «хулиганистых» ноток, что вкладывала в свой голос.
Они поняли подтекст, мгновенно прекратив свою грызню.
– Итак, помнишь, как я вчера нашла те кубы горя? – взглянула на Кёко Патриция.
– Да, помню, – со слегка усилившимся интересом сказала Кёко.
– Ну, когда я их осматривала, я заметила, что они каким-то образом казались неправильными, даже больше обычного, – сказала Патриция. – Немного похоже было, что ими манипулировали, вот только нет никаких известных не-инкубаторских технологий, которые позволяли бы что-нибудь сделать с кубами горя. И они казались отличающимися.
– И? – спросила Кёко, вдруг весьма заинтересовавшись, хоть и постаравшись это не показать.
– Ну, дело в том, что они ощущались немного похоже на эту твою игрушку. Это было странно.
«Может быть все в итоге получится, – несмотря ни на что взволнованно подумала Кёко. – Если она что-то почувствовала…»
– Так что я спрятала несколько в одном их моих дронов, – сказала Патриция, словно выплевывая слова. – И отправила их в одно из других зданий. Это еще одна причина, почему я тогда не хотела об этом упоминать. Я не знала, слушают ли инкубаторы, или не потребуют ли они передать их, раз уж они полны.
– Что-что? Ты что? – далеко не сразу отреагировала Кёко. Она схватила Патрицию за плечи.
Патриция моргнула, удивленная резкостью ее реакции.
– Ну, да, я… я знаю, что это небезопасно, Кёко, – сказала она. – Но я была с ними осторожна. Видишь ли, я предположила, что почувствовала в них какую-то магическую манипуляцию, и у меня есть подруги…
– Что ты с ними сделала? – резко спросила Кёко.
Взгляд Патрици метался из стороны в сторону, как будто она искала выход.
– К-как я сказала, – сказала она. – У меня есть подруги в «Прометее», которые такое изучают, так что их им и отправила. Они сказали, что в этих кубах что-то крайне необычное, как если бы там слишком много…
Она остановилась, прерванная внезапными объятиями Кёко.
– Ты невероятна, Патриция, – сказала Кёко.
– Спасибо? – вопросительно сказала Патриция. В поисках совета она взглянула в сторону Асаки, но та не смогла дать ей чего-либо полезного.
Кёко отступила, не обратив внимания на взгляд Асаки.
– Ладно, – сказала она, протянув игрушку Патриции. – Телепатируй этой игрушке все что только что мне сказала. А вот ты…
Она указала на Асаку.
– … идешь со мной.
Патриция приподняла игрушку за длинное болтающееся ухо и с любопытством на нее взглянула.
– Ты сказала ей поговорить с игрушкой, – сухо прокомментировала Асака.
– Волшебной игрушкой, – схватила Кёко Асаку за руку и потащила ее к двери. – Позже вернешь! – предупредила она Патрицию, прежде чем за ними закрылась дверь.
Кёко почувствовала лишь слабый укол вины, зная, что ценные образцы исследователей «Прометея» скоро конфискуют правительственные агенты, или, что вероятнее, войдя на следующий день в свои лаборатории они обнаружат пропажу всего с ними связанного. Возможно, их пригласят присоединиться к новому засекреченному проекту. Возможно, их просто оставят в темноте.
– Так в чем дело-то? – спросила Асака, когда они вышли, стряхнув руку Кёко со своей руки.
Кёко повернулась к ней лицом.
– Я созвала заседание Богословского совета, – проворковала она. – Обсудим твое наблюдение Богини. В частности, ее цвет волос.
Асака посмотрела в глаза Кёко, после чего моргнула и отвела взгляд.
– Я знала, что не стоило говорить это Маки, – с отвращением к самой себе сказала она. – Я была неосторожна.
– Ну да, не стоило упоминать это ей, – сказала Кёко. – Не слишком умно.
– Наши видения конфиденциальны, – свирепо сказала Асака.
– Да, – подавшись вперед, зубасто согласилась Кёко. – И я это уважаю. Но с одним исключением. Информация о Богине принадлежит всем нам. Таковы правила. Ты это знаешь. В этот раз я закрою глаза, но я не могу позволить тебе игнорировать правила только потому, что я твой спонсор.
Несмотря на чуть больший рост Асаки, Кёко смотрела на нее сверху вниз, вливая в язык тела весь до последней капли авторитет своего возраста и положения, так что ментально взрослая перед ней, почти тридцати лет, опустила голову как ребенок.
– Ну ладно, – сдалась Асака. – Я пойду.
– Хорошо, – сказала Кёко.
Она развернулась и направилась к лифту, прислушиваясь к следующей за ней девушке.
– Не хочу любопытствовать, – сказала Кёко. – Но ты не показалась мне девушкой, у которой мог бы быть столь большой секрет. Нет ли хотя бы чего-нибудь, что ты можешь сказать, не выдавая его?
– Ты уже спрашивала, Кёко, – сказала Асака. – Не могу. Не могу.
– Если настаиваешь, – сказала Кёко, когда они шагнули в лифт. – Но скажи мне заранее, если соберешься так же упорно отмалчиваться перед советом. Им это не понравится.
– Я смогу сказать чуть больше, – сказала Асака, когда двери закрылись. – Детали о волосах. И я честно могу сообщить, что не видела ничего более.
Кёко кивнула.
– Ладно.
Подойдя к кафедре, Кёко потратила мгновение, чтобы оглядеть толпу. Как всегда, женщины в ней были равномерно одеты в различную одежду, начиная с вечно популярных повседневных джинсов с футболками и заканчивая более формальными платьями. Некоторые упрямо показывались в костюмах, несмотря на неоднократные заявления, что это не требуется и не предполагается.
Толпа была смесью завсегдатаев, местных девушек, у которых нашлось свободное время, и значительно большего числа посетителей. Они прибывали со всей Земли и, значительно реже, из колоний. В то время как не все колонисты были очевидны, некоторых легко было отличить по заметно отличающейся от единообразной монокультуры Земли моде.
Кёко предпочитала уютные проповеди, так что помещение перед ней, хоть и большое, было не в стиле стадиона или амфитеатра, что видела Кёко у некоторых проповедниц, или когда сама Кёко периодически обращалась во время визита в колониях. Вместо этого было традиционный церковный зал, со скамьями – чуть более удобными, чем из редкой древесины – центральный проход и двери по бокам и сзади. Кёко не верила в кричащую роспись стен, по крайней мере, не электронного вида, что значило, что в этом помещении, устроившемся в глубине здания, были довольно прозаичные стены, расписанными фресками со сценами, что усеивали все здание: сценами жизни и смерти волшебниц, и девушками, убивающими демонов, сплочающими армии или призывающими свои силы ради последнего удара по врагам.
В отличие от других частей здания, здесь не было явного мотива тьмы и света, не было несчастной смерти или взаимного конфликта. Здесь был лишь свет, а высокие потолки, изукрашеннее стен, намеренно рассеивали по всей области дневной солнечный свет.
Символическое объяснение отсутствия тьмы стояло позади Кёко, где протягивала руки статуя Богини, вдвое выше ее роста. Над руками парила кружащаяся сфера непроницаемой тьмы, вытягивающая из окружающего воздуха нити темноты. Превосходная работа голографии.
Сама статуя, по сути, имела лишь смутно женские очертания, грубо и лишь частично вырезанная из гораздо большего куска мрамора. Лицо было пустым, с неопределенными чертами, символизирующими, как мало они знают. Однако она узнавалась как женщина, а не как девушка. Те, кто все еще были на Земле, были девушками, а она была женщиной; эта черта представляла ее божественную форму, а не человеческую.
И это тоже было причиной, почему никому не позволялось называть Кёко «матерью».
Однако достаточно скоро статуя получит обновление. Скульпторы снимут мрамор и дадут ей описанные Асакой распущенные длинные волосы. Станет ближе к истине.
В помещении сидело две сотни или около того, но на скамьях не было ни сборников гимнов, ни Библий. У Церкви не было священных писаний или утвержденных знаков поклонения.
Кёко переоделась из обычных своих шорт и танк-топа во что-то чуть более формальное. Казалось целесообразным.
Она нервно поправила рукава. Несмотря на бесчисленное множество раз, что она уже это делала, она до сих пор заранее трепетала, и наряд ничуть не помогал. Ей приходилось принимать личность безмятежного пастора, что слишком сильно отличалось от предпочитаемого ею поведения для полного ее комфорта.
Несмотря на ограниченный размер аудитории, число слушателей и зрителей не ограничивалось двумя сотнями перед ней. Многие будут слушать и смотреть из других источников, и, конечно же, все записывалось. В самом деле, помещение было достаточно большим, чтобы в большинстве гражданских ситуаций потребовалось бы звуковая система, хотя микрофоном могли служить внутренние улучшения. Церковь же могла немного смухлевать и использовать вместо этого слуховые имплантаты аудитории.
Точно так же, ее тактический ИИ мог передать ей подготовленные слова, если она забудет на середине, хотя к настоящему моменту она напрактиковалась с публичными выступлениями. Кроме того, ей нравилось импровизировать.
Кёко подошла и жестом попросила тишины. Вдохнула поглубже.
– Сестры мои, – начала она, разведя руки. – Несомненно, во время странствий вы сталкивались с теми, кто спрашивал вас, почему мы настолько высокомерны, что отделяем себя от остального человечества. Как, спрашивали они, можно последовательно признавать Бога человечества, в то же время сосредоточив поклонение где-то еще? Разве не считаем мы себя людьми?
Кёко чуть склонилась над кафедрой, окидывая пронзительным взглядом толпу.
Она слегка расслабилась.
– Ответ, конечно, в том, что людьми мы себя не считаем, не совсем. Не то чтобы мы считали себя лучше. Просто другими. Разве не очевидно, насколько мы другие? – риторическим жестом подняла она руку. – Человечество борется под тяжестью греха и зла. За прегрешения и заблуждения на Земле их некогда нещадно наказывали после смерти. Тьма этого мира всегда получала право на последний удар.
Она опустила голову, ненадолго взглянув вниз, прежде чем вновь взглянуть на аудиторию, впитывающую каждое ее слово.
– Конечно, это изменилось, – сказала Кёко. – Раньше считалось, что лишь чистейшие из чистых могут вознестись, что практически ни у кого не получалось. Остальные, виновные даже в самых незначительных преступлениях, оказывались вечно наказаны. Бесспорно жестоко было просить совершенства несовершенного человечества. Крайне несправедливо.
Кёко вытащила из кафедры яблоко. Это был любимый ее реквизит, и она стояла, рассматривая его, поворачивая в руках, как будто говоря «не найдется яблока идеальной формы, но большинство хороши». Наконец, она сделала решительный, символический укус.
– Богу тяжело было понять положение человека. Мышление всеведущего существа должно быть вечно чуждо для нас. Возможно, такое существо просто нас не понимает. Потребовался посланник, в человеческой форме, чтобы облегчить человечеству жестокое его бремя и, возможно, привести всемогущего к пониманию.
Кёко улыбнулась про себя, после чего снова взглянула на лица в аудитории.
– Но я, конечно, отвлеклась, – сказала она, подбросив и вновь поймав яблоко. – Дело не в том, чтобы показать, как движется ради нас история, но как мало это связано с нами. Ибо, как видите, наши души никогда не были такими же.
Кёко отложила яблоко и материализовала свой самоцвет души, высоко подняв его, чтобы он засветился в глазах собравшихся перед ней.
– Здесь мы держим наши души, – сказала она. – Не на небесах, на Земле. Мы заключаем контракты, вливая свои надежды и мечты в желания – желания, что бросают вызов демонам человечества и тьме энтропии. И за смелость оспорить замысел мира, саму Судьбу, нас наказывают. Вместо того, чтобы наслаждаться плодами Земли и радостями жизни, мы обречены проводить вечность в сражениях.
Она превратила самоцвет обратно в кольцо. Вновь оглядевшись, она заметила Патрицию, Асаку и ту новенькую, Рёко, идущих по соседнему коридору. Последняя из них посмотрела в сторону Кёко, кратко встретившись с ней взглядом.
Секунду Кёко разглядывала профиль девушки, которая была невысокой и странно детской на вид, с несколько аристократической структурой кости лица. После чего продолжила:
– Помимо этого, наша судьба отражает таковую человечества, но с критическим различием. В то время как они получают наказание за свои желания после смерти, мы получаем его здесь, на Земле. Все здесь находящиеся девушки присутствовали или когда-нибудь будут присутствовать при смерти подруги, наблюдая, как, несмотря на все усилия, темнеет и трескается самоцвет души. Видя их агонию, можно ли было усомниться, какая их ждет судьба?
Кёко заметила, как некоторые из аудитории кивнули. Ну, конечно, это сработало; это была одна из самых отработанных ею линий.
Она риторически умолкла, всего на мгновение.
– Когда-то у них была бы такая судьба, – сказала она. – У всех нас. Мы это знаем, потому что Хомура рассказывала мне об ужасающей судьбе всех волшебниц. О чем-то темном, болезненном, вечном и земном.
Кёко позволила настроению немного помрачнеть, прежде чем продолжить.
– Но это уже не так, – сказала она. – Мы заканчиваем свои жизни в мире, наши самоцветы душ волшебным образом исчезают. Все демоны, все отчаяние, вся цена нашего контракта просто вот так исчезает.
Кёко щелкнула пальцами, подчеркивая свои слова.
– Видите ли, – сказала она. – Это было несправедливо. Было жестоко наказывать нас за наши желания. Быть может, в сознании Бога, на весах инкубаторов, все это сбалансировано, и было вполне естественно. Тем не менее, несправедливо было винить нас за наши желания, говорить девушкам не надеяться, так же как просить все человечество совсем не грешить. И так же, как человечество получило искупление своих грехов в посмертии, мы получили искупление наших грехов на Земле, чтобы мы тоже могли уйти.
Она отступила от кафедры и указала на незавершенную статую за своей спиной.
– Удивительно, не правда ли? – взглянула она вверх. – Я уже столько всего сказала, ни разу не упомянув Богиню. Но, в каком-то смысле, это ничуть не удивительно. Она изменила правила этого мира, чтобы дать нам это спасение, и никогда даже об этом не говорила. Она сделала для нас так же много, как и любой другой бог для человечества, но не потребовала поклонения. Она даже не хотела быть известной. Именно поэтому мы поклоняемся ей, потому что больше никто этого не сделает.
Она повернулась обратно к толпе, все еще указывая одной рукой.
– Будь она совершенным Богом, мы бы не знали даже этого. Мы знаем о ней лишь потому, что она несовершенна, потому что она оставила на Земле Пророка, чтобы сделать то, что не могла она. Ту, что вмешивалась в наши дела, ту, что пыталась исцелить пострадавший мир, потому что она не могла сдержаться, видя нас. Она не всесильна, не совершенна, и мы льстим ей, называя ее Богиней, если только мы не имеем в виду богиню с маленькой «б». Богиня человечна, и в том числе поэтому мы поклоняемся ей, пусть даже это чрезмерно.
– Мы знаем об этом из действий и намеков Пророка. Мы называем ее Пророком, пусть и она не пророчествовала. Она ничего не говорила о Богине, помимо ее существования и ненамеренно упомянутых намеков. Вместо этого она тихо старалась спасти нас, поднять из ужасных жизней, не думая о славе.
Она опустила руку.
– Надеюсь… – тихо начала она. – Надеюсь, Хомура не потеряла того, кто она, и что она все еще как-то работает для этого мира. В последний раз, когда я ее видела, она была в агонии. Она тоже человечна, и ее человеческое сердце предпочло бы, чтобы она воссоединилась с Богиней на небесах, вместо того чтобы трудиться на Земле, служа человечеству, как поступило бы более совершенное существо. Я не завидую ее человечности, но если она страдает, на это должна быть причина. И на этот случай мы каждый день стараемся найти ее.
Кёко снова подняла глаза, на мгновение уронив облик авторитетного проповедника.
– Забавно, не так ли? – спросила она. – Мы столь многого не знаем, и я стою здесь и рассказываю вам об этом. Хотела бы я, чтобы мы знали больше, но наша Богиня не хочет, чтобы мы знали. Полагаю, это справедливо, верно? Мы сами большую часть своего существования скрывались от человечества, так что и она точно так же все это время скрывается от нас.
Этим она вызвала в аудитории легкие смешки, но ничего слишком серьезного. Ну, это ожидалось.
Кёко кашлянула.
– Также это потому, что мы не придаем внимания ни священным книгам, ни гимнам, ни пустым мантрам, которые нужно запоминать и провозглашать, – сказала она. – Все это лишь искусственные и ненужные атрибуты. За вход на небеса мы платим жизнями, что мы ведем, а не поклонением. Я сказала, что мы поклоняемся ей, но ее бы разозлило, если бы мы заперлись в храме, поклоняясь идолам.
Она вернулась к кафедре.
– Мы чтим ее своими жизнями, – сказала она. – Как и стремлением жить в ее памяти. Защитой и спасением человечества, потому что это ваш долг и ее желание. Поддержкой друг друга, отношением друг к другу как к сестрам, потому что это тоже ваш долг и ее желание. Всегда помните это.
Она в последний раз оглядела лица в аудитории, землянок и колонистов, модниц и нет, после чего удовлетворенно кивнула.
– Хорошо, – сказала она, когда некоторые в аудитории начали вставать. – Я вернусь сюда через пару часов. Можете найти в расписании. Но сейчас у меня есть объявление.
Большинство после этого сели обратно, но некоторые продолжили идти к дверям, передав извинения. Им нужно было идти.
– Я рада объявить, что мы изменим статую, – сказала она, обернувшись и обеими руками гордо на нее указав.
В толпе после этого поднялся гул, и она подождала, пока он несколько стихнет.
– Боюсь, не ее лицо и не что-то еще, – сказала она. – Но мы переделаем волосы. Кое-кому, наконец-то, удалось на них взглянуть. И…
Кёко приостановилась.
– Мы постараемся высечь их длинными и текучими, – закончила она. – И выкрасить в розовый. Мы не вполне уверены, как это сработает с мраморным мотивом, но приложим все усилия.
Она улыбнулась самой обаятельной своей улыбкой и получила волну аплодисментов.
Много позже в тот же день, когда она пыталась расслабиться, ее таккомп привлек ее внимание.
– Ах, прошу прощения, подожди, – сказала она, извинившись перед девушкой в комнате.
«В чем дело? – отвернувшись, поинтересовалась она. – Сейчас не лучшее время!»
«В соответствии с твоими стандартами, у этого более высокий приоритет, – прямо сообщила ей машина. – Из Зала Ленты сообщили об еще одном видении».
Кёко выпрямилась и встала. Да, у этого был более высокий приоритет.
– Прости, – сказала она. – Мне нужно идти.
Приложение: «Культ»
В катастрофической перестройке религиозного богословия в период ранней войны, казалось бы, были широкие возможности для иных результатов. Почти все религиозные организации вынуждены были изменить свое богословие, чтобы соответствовать новому миру, и настало время перемен.
Пришли изменения, и первой была Католическая Церковь. Ватикан публично раскрыл кладезь церковных записей, открывающих, что вершина иерархии со средних веков была осведомлена о системе, и даже поддерживала отношения с МСЁ, но предпочла хранить тайну.
Единственная в мире религия с подготовленным богословием и планом на непредвиденные обстоятельства, Церковь агрессивно постаралась укрепить свое положение. Широко подчеркивалось дружелюбие ее богословия к новооткрытым волшебницам, осторожно опуская, что это дружелюбие было исторически недавним развитием.
Тем не менее, несмотря на усилия и умное позиционирование, кампания провалилась, вызвав лишь струйку новых членов. В конце концов, Церковь не смогла убедить большинство девушек, что она сопереживающая или понимающая.
На этом фоне выступила Сакура Кёко и ее новооснованный культ. Основываясь на глубоком понимании основательницей психики волшебниц, готовности Культа растянуть богословие, чтобы принять всех желающих, и способности членов-основателей манипулировать МСЁ и военной системой, культ рос взрывными и неожиданными темпами сразу после пламенного выступления Сакуры на годовщине Эпсилон Эридана.
С учетом ситуации, корней Культа и его основательницы в христианстве и внезапной текучести ранее неприкасаемой религиозной доктрины, тогдашние наблюдатели предсказывали быстрое поглощение Культа либо Англиканской, либо Католической Церковью. Времена были таковы, что любая организация легко могла бы принять нового святого и нового пророка, вместе с некоторым количеством связанного с этим богословия. Культ бы, в свою очередь, получил легитимацию и доступ к организационным ресурсам. В самом деле, обе организации, так же как и несколько других, тайно отправили посредников для переговоров с руководством Культа.
Этот, казалось бы, убедительный анализ продемонстрировал то же самое непонимание, что охватило и Церковь. Культ зарекомендовал себя чрезвычайно способным усилить влияние в МСЁ в пределах организационных возможностей. Что важнее и фундаментальнее, основные принципы Культа сделали практически невозможным даже частичное согласование, и аналитики просто не поняли глубины некоторых из увековеченных ересей.
В качестве одного из примеров можно указать на неявное ощущение Культа о предательстве Богом. Это ощущение предательства и отчуждения является пронизывающей большую часть учений Культа темой, по крайней мере в главном наборе публикаций руководства Культа. Никогда не обсуждаемое или признаваемое, оно, тем не менее, очевидно для всех, изучающих их веру.
Богословие Культа прямо винит Бога в отсутствии контакта с человечеством. Бог, хоть и доброжелательный, не понимая человеческой мотивации, создал систему, которая была явно несправедлива для человечества, требующую для исправления вмешательства агентов, сперва в виде Христа, затем в виде их Богини. В связи с этим, их концепция Бога ближе к инкубаторам, чем к мнению, распространенному в любой классической монотеистической религии.
Подпитываемый тем, что они рассматривают как выход через их Богиню, Культ не испытывает особой потребности направить поклонение в его сторону. Вместо этого они предпочитают поклоняться Богине, которую они считают более достойной, и которая заслужила их любовь, пусть даже они признают, что эта «Богиня» не является Богиней в западном смысле.
В то время как это отношение и вера не являются всеобъемлющими в Культе, что содержит значительную долю внутренних раздоров и разногласий, оно имеет значительное влияние внутри руководства, особенно в лице основательницы. С такой точки зрения легко понять, почему Культ считает абсолютно немыслимым внешний контроль, и почему господствующее христианство сочло совершенно невозможным стерпеть их ереси. Нынешние слабые отношения между Культом и церковью отца Сакуры являются лишь фиговым листком, придавая первому видимость легитимности в глазах встревоженных родителей, и позволяя последней раздуть свою численность.
Оставим вам, читатель, судить, что сказать своей дочери, но если вы религиозны, знайте, что Культ не соответствует вашим убеждениям.
— Родительское сплетение онлайн, «Специальный выпуск: Так ваша дочь заключила контракт. Что дальше?», статья «Что нужно знать о Культе Надежды», выдержка.
Глава 9. Отголоски
Одним из самых известных аспектов армейского комплекта улучшений является модуль постоянного осознания. Ограниченный в доступности как за счет затрат на производство, так и из-за влияния на общество, модуль функционирует как сказано в его названии. Он устраняет обычную необходимость в используемых для устранения сна гормональных добавках и нанитовых усилителях, заменяя это автономной самодостаточной системой, способной стабилизировать все необходимые циркадные ритмы и выполнять все необходимые задачи нейронного обслуживания.
«Больше никакого сна!»
Несмотря на этот популярный лозунг его разработчиков, часто обсуждаемый среди военных и волшебниц, модуль, на самом деле, не предотвращает сон полностью. В то время как он устраняет стандартный цикл дня и ночи, пользователи модуля вполне способны вздремнуть, если испытывают усталость. В самом деле, у такой дремы есть некоторые преимущества, и часто можно заметить дремлющих во время перерыва солдат. Различие в том, что нет никакой настоящей необходимости спать и, с нажатием на внутренний переключатель, больше даже нет желания.
До сих пор продолжаются исследования заметного роста числа психозов среди пользователей модулей. Эффект носит психологический характер; по-видимому, некоторых людей дестабилизирует слишком долгий период сознательной активности. Если не рассматривать непрерывно бодрствующих более чем два месяца субъектов, статистический рост случаев психической нестабильности исчезает, по крайней мере, среди немногих гражданских пользователей модулей, для которых легко можно найти контрольную группу не-пользователей.
Таким образом, совет вашей дочери на этот случай прост и соответствует армейским рекомендациям: вздремни, когда можешь, даже если тебе это не нужно.
— Родительское сплетение онлайн, «Специальный выпуск: Так ваша дочь заключила контракт. Что дальше?», статья «Ваш постчеловеческий ребенок», выдержка.
〈В следующем тексте, 〈〉① указывает на содержимое, отредактированное для не обладающих категорией допуска. Число указывает на категорию допуска, требуемую для доступа к закрытому содержимому.〉①
Лента, как ее называют, является основной и единственной реликвией Культа Надежды. Названная Акеми Хомурой даром самой их Богини, она почитается и хранится в хорошо охраняемом метаматериальном корпусе в главной церкви Культа в Митакихаре, с доступом только для волшебниц. Ученые Культа утверждают, что Лента не демонстрирует ни одного ожидаемого от простого куска ткани признака старения, несмотря на отсутствие каких-либо заметных зачарований. Более традиционные ученые относятся к этому скептически, но их не допускают к исследованиям.
В Культе верят, что Лента предоставляет видения счастливчикам, избранным из немногих посетивших. Конечно, многие девушки, включая и саму Сакуру Кёко, в какой-то момент заявляли, что испытали именно это, хотя число меркнет по сравнению с общим количеством посетивших артефакт девушек. Однако внутренние записи девушек, добровольно согласившихся на исследования, включающие и отпечатки памяти с нейронных имплантатов, не смогли раскрыть ничего помимо слегка учащенного сердцебиения и дыхания. 〈Тем не менее эти девушки настаивают на своих воспоминаниях, пусть даже модули НеЗабытия их тактических советников ничего из этого не смогли записать. Эмпаты МСЁ утверждают, что ни одна их них не кажется лгущей, но также они не в состоянии уловить даже отблеска воспоминаний, крайне необычный результат.〉②
Достоверность этих предполагаемых видений весьма сомнительна.
〈В то время как правда то, что существуют случаи девушек, исходя из предполагаемых видений с заметной точностью предсказывающих будущее, есть столь же много примеров не сбывшихся предсказаний. Члены Культа утверждают, что это происходит из-за намеренного избегания с их стороны, но даже если это правда, можно предложить и другое, гораздо более простое объяснение: легенды волшебниц изобилуют примерами девушек с даром предвидения, и до сих пор живы многие девушки, кто помнят встречу с одной из таких. Такие видения вполне могут быть просто проявлением плохо понимаемой силы, осуществленной в муках религиозной страсти.〉①
〈Однако странно, что после ранних периодов Информационной эры чистые волшебницы-предсказательницы, похоже, полностью исчезли из записей, и с тех пор ни одна из них не заключила контракт.〉①
— Статья Инфопедии, «Лента», режим: дискурсивный, расширенная детализация, высокая плотность.
Проинструктировав машину доставить ее в нужное место, местный филиал МСЁ, Рёко сперва оказалась под землей, интерьер машины украсился полем звезд. Затем она вернулась на поверхность, где замедлилась и остановилась перед, казалось бы, католической церковью в старом стиле. Фасад был щедро украшен достаточным количеством витражей с нестандартно выглядящими образами.
«Какого черта?» – подумала она.
– Машина, – сказала она. – Я направляюсь в местный филиал МСЁ. Оружейная научного района, коридор МСЁ. Я отправляла заказ направления.
В случае небазовых команд, гражданские машины не принимали прямую передачу с корковых имплантатов.
– Это указанное место, – приятным голосом сказала машина. – Город Митакихара, район ноль-три, оружейная местной обороны. Надземные этажи также служат религиозным центром. Если точнее, Культа Надежды.
Машина приостановилась.
– Эта растерянность распространена. Я могу дать больше информации, если…
– Нет, все в порядке, – сказала Рёко. – Моя ошибка. Выпусти.
Она шагнула на тротуар, покачав головой от того, что пропустила в стеклах очевидную символику: девушки в броне с мечами, рубящие незримых врагов, с падающими звездами в фоне. Если внимательно присмотреться, были видны и самоцветы душ.
«Похоже, я здесь, хотела я того или нет, – поморщилась она. – Так они серьезно насчет обращения».
Она двинулась вверх по лестнице, на мгновение поймав взгляд пары девочек, слишком маленьких, чтобы заключить контракт. Они со смущением поспешно отвернулись, после чего снова уставились на нее, когда подумали, что она не смотрит. Рёко задумалась, знали ли их родители, что они здесь.
Она проверила внутренний хронометр. Час ровно, точно в срок.
Когда она подошла к арочным дверям, окруженная прибывающими служками, из-за колонны справа от нее вышли Асака и Патриция. Они обменялись приветствиями.
– При всем уважении, – объявила Рёко, что вполне можно было высказать и весьма откровенно. – Я не заинтересована в присоединении к Культу.
Патриция и Асака переглянулись. Патриция слегка усмехнулась.
– Ну, не буду отрицать, что мы подумывали подбросить тебе эту идею, – сказала она. – Но ты здесь не поэтому. Это и в самом деле полностью укомплектованное военное отделение и оружейная МСЁ. Даже из крупнейших. Эта церковь не настолько большая, так что надземная часть не кажется слишком крупной, но подземный компонент здесь огромен, и, кстати, подключен к подземным городским укреплениям. Пошли, займемся апгрейдами, о которых говорили.
Патриция жестом попросила ее следовать, и она так и сделала, пройдя мимо главного зала, где Кёко вещала об «отражении человечества» или чего-то вроде того. Когда она прошла один из входов, Кёко на мгновение встретилась с ней взглядом.
А затем они вошли в лифт.
Вышли они на четвертом этаже, если считать вниз.
«Б4, медицинский центр», – подумал ей лифт, как только она начала гадать, где она. Ее это слегка напугало. Она привыкла, что лифты говорят или молчат, а не лезут ей прямо в мозг.
Рёко удивилась, обнаружив что-то похожее на воздушный шлюз.
Коридор перед ними, за дверью воздушного шлюза, был странного дизайна; стены всех комнат были полностью прозрачными и с прозрачными дверями. Их никогда не беспокоило отсутствие уединенности?
По полу сновала стая дронов, перенося груз, в котором она чувствовала кубы горя.
Она последовала примеру двух остальных, решивших замереть на месте и уставиться вдаль.
Подождала.
– Что-то должно… – начала она.
Она подпрыгнула, почувствовав на коже сильное жжение.
– Ой! – воскликнула она. – Ой, ой, ой!
Она затанцевала вприпрыжку, смутно осознавая, что звучит куда более по-девичьи, чем она обычно старалась. Она посмотрела на двух других, так и не изменивших позы, но начавших улыбаться.
– Какого… – снова начала она, но затем жар стих. – … черта! – закончила она несколько неуверенным тоном, осознав, что все закончилось.
– УФ-стерилизация, – педантично пояснила Патриция, повернувшись к ней лицом и пряча улыбку. – Раньше бы столь мощное излучение оставило серьезные солнечные ожоги и, возможно, меланому всем больничным сотрудникам, но пакеты клинического бессмертия значительно уменьшают проблему. Бактериальная инфекция вполне может подвести раненую девушку к грани, тогда как для сотрудников это просто легкий дискомфорт. Вопрос затрат и выгод. Кроме того, к твоему сведению, стоя на месте, ускоряешь процесс.
– Так почему вы меня не предупредили? – сумела выдавить Рёко, судорожно тряся рукой. Ей потребовалась секунда взглянуть, что такое «солнечный ожог», чтобы не смущаться вопросом.
– Традиция, – ухмыльнулась Асака. – Рекрутам бывает непросто справиться с незначительной болью. А из головидео потом выходит отличный материал для смущения. Поверь мне, ты неплохо справилась.
Некоторые из больничного персонала, наблюдающие через прозрачный шлюз, ухмыльнулись и показали большие пальцы, прежде чем продолжить.
– Если я правильно помню, – сказала Патриция. – Это не ты в первый свой раз повредила дверь, пытаясь сбежать?
Асака мрачно на нее взглянула.
– Знаешь, не у всех есть твое самообладание, – проворчала она. – Во всяком случае, будет еще одна часть. Если бы мы хотели быть жестокими, мы бы тебя не предупредили.
– Еще одна часть? – неверяще спросила Рёко.
– Не волнуйся, – сказала Патриция. – Все не так плохо. Просто несколько микродронов, счищающих с кожи остатки мусора. Уменьшает число частиц. Они не слишком назойливы.
– Микродронов? – повторила Рёко.
Она почувствовала, как что-то приземлилось ей на голову. Прежде чем у нее появилась возможность спросить, она заметила, как на голову Патриции приземлились несколько маленьких насекомоподобных роботов. Ощутив зуд на лодыжке, она взглянула вниз и увидела, как один из них движется вокруг ноги, скобля кожу нижней поверхностью.
– Весьма обескураживающе, – сквозь зубы сказала она, приложив усилия, чтобы тщательно подобрать слова.
– Не волнуйся, – успокоила Патриция. – Они дружелюбны, и они не полезут под одежду или еще куда-то. Военные используют гораздо больше технологий, чем гражданские. Привыкнешь. Кроме того, мне они нравятся.
Рёко была вполне уверена, что на ее лице можно было прочесть весьма напряженное «Ты с ума сошла?».
Асака поймала ее взгляд, после чего покрутила пальцем около головы, подразумевая, что ответ на этот вопрос «Да».
– Полагаю, в этом, все же, есть смысл, – пытаясь выглядеть учтиво – и не справившись из-за насекомого на носу – сказала Асака. – Вполне естественно обладать сродством с основным своим оружием. К примеру, мне нравятся кинжалы.
Рёко заметила, как Патриция на это закатила глаза.
– Так зачем мы вообще в больнице? – спросила Рёко, немного сменив тему. Она изо всех сил постаралась не обращать внимания на ползущий по ее щеке дрон.
– Мы реконфигурируем твою внутреннюю сеть, – объяснила Патриция. – И введем в кровь несколько новых типов нанитов и сборщиков имплантатов. Среди прочего. Все это часть процесса. Разве ты не читала приветственные сообщения?
– Их было слишком много, – пожаловалась Рёко.
Ее волосы как масса щупалец размахивали за спиной прядями, перемещаясь из стороны в сторону, чтобы дать дронам пройти и помочь им с очисткой, в то же время пытаясь сохранить видимость предпочитаемой ею прически. То же, конечно, относилось и к другим.
– Знаешь, я всегда считала, что им стоит сперва сделать корковый ввод данных, – сказала Асака. – Нелепо ожидать, что подростки все это прочтут. Или, если на то пошло, взрослые.
– Ну, процесс реконфигурации повышает эффективность ввода данных, – поджав губы, возразила Патриция.
– Но и до этого тоже прекрасно работает, – сказала Асака. – Кого волнует, что он чуть медленнее? Спасает от растерянности.
– Можешь обсудить это с военными процедурными ИИ, – пожала плечами Патриция. – Это не моя работа.
Рёко заметила, что дроны начали быстро отступать, спрыгивая с ее тела и приземляясь, прежде чем бежать дальше. Через мгновение воздушный шлюз звякнул, и двери перед ними открылись.
«Совсем как закончивший блюдо синтезатор», – подумала Рёко, пытаясь юмором себя успокоить.
– Проклятье, чувствую себя полной дурой, – пожаловалась появившаяся из-за угла на дрон-носилках волшебница в универсальной синей форме пациента. Ее нога была согнута под чудовищно неестественным углом и покрыта наногелем, как выделяющимся, так и наложенным. В руках она держала несколько кубов горя, в которые сбрасывало порчу кольцо ее самоцвета души.
Сопровождали ее взросло выглядящая дежурная и пара обеспокоенных подростков. Рёко быстро взглянула на их руки, высматривая кольца, и обнаружила их у подростков, тогда как у дежурной нет. У обеих девушек также были отметки на ногтях.
– Такое со всеми бывает, – успокаивала дежурная. – Мы в течение часа снова поставим вас на ноги.
– Нельзя просто вызвать целительницу? – пожаловалась девушка.
– Для мелочей вроде сломанных костей гораздо эффективнее сделать все медицинским способом, а не волшебным, если только нет проблем со временем, – терпеливо объяснила дежурная. – Экономит кубы горя.
Они завернули за следующий угол, Рёко, Асака и Патриция вежливо подождали на месте, давая им пройти.
Они привели ее в смотровую комнату с одиноким креслом. Дверь при их приближении открылась, а стены стали непрозрачными, разрешив ее недавнюю обеспокоенность об уединенности.
Интуитивно поняв, чего от нее ждут, Рёко села в кресло, опустив голову между двумя подушечками, неуютно похожими на ограничители. Чувствовала она себя несколько уязвимо.
Патриция направилась к нише в стене, начавшей выплевывать в лоток на подставке пакеты с материалами. Рядом с лотком была стеклянная банка с темно-красными леденцами на палочках.
– Постарайся расслабиться, – нависла над ней Асака. – Патриция подготовленный специалист.
– Вообще-то нет, – рассеянно ответила девушка, перенося микроигольным шприцем таинственное синее содержимое из запечатанного пакета в ведущую в какое-то носимое устройство трубку. – Я ничему этому не училась. Многое я пропустила благодаря желанию.
– Я пытаюсь помочь ей расслабиться, – сказала Асака.
– Все в порядке, – прокомментировала Рёко. – То, что она узнала все с помощью магии, вроде как обнадеживает. Она не может ошибиться. Наверное.
Патриция победоносно взглянула на другую девушку, после чего продолжила суетиться с какой-то консолью на кресле.
– Верно, так тебе когда-нибудь реконфигурировали внутренние функции? – прислонившись к стене, спросила Асака.
Рёко покачала головой.
– Не со времени, когда я была слишком мала, чтобы помнить, – сказала она.
– Уверена? – спросила Патриция, поглядывая на нее одним глазом, возясь еще с одним шприцем. – Это весьма важно. Даже если ты сделала это нелегально, лучше скажи нам. Мы никому не сообщим.
– Зачем бы мне это? – спросила Рёко.
– Некоторые люди делают корректировки для своих хобби, – пожала плечами Асака. – Альпинисты делают пятна гекконьей кожи, вроде такого. Нелегальные, как правило, для обхода ограничений на виртуальную реальность. Есть целая субкультура таких геймеров. Правительство закрывает глаза, пока от них не слишком много хлопот.
– А, – согласилась Рёко. – Помню, я об этом читала. Не представляю, чтобы многие такие заключили контракт.
– Здесь ты видишь наглядный пример, – прокомментировала Патриция, указав на Асаку. – Оставлю ей рассказывать тебе, если ли у нее какие-либо незаконные модификации.
Асака мрачно на нее взглянула.
– Она прекрасно знает, что в армии это довольно спорный вопрос.
– Не для всех типов модификаций, – не согласилась Патриция. – Есть масса возможностей для виртуальной симуляции, которые военным не нравятся.
Асака прищурилась.
– Напомни еще раз, почему я с тобой работаю, – пожаловалась она.
Патриция ухмыльнулась.
– Потому что я так прекрасна, – с сарказмом жеманно протянула она, приложив ладонь к лицу. Асака погрозила ей кулаком.
– Так ты увлекалась играми? – спросила Рёко.
– О, да, – сказала Асака. – И до сих пор, вообще-то. Мы с друзьями все время только этим и занимались. Я полагала, что знаю свое направление в жизни.
Рёко кивнула. Не считалось необходимым, чтобы все занимались чем-либо продуктивным. Просто тем, что нравилось. Этого было достаточно, чтобы покинуть школу. Хотя это, как правило, не приводило более чем к базовому минимальному распределению квоты, и родителям обычно не слишком нравилась такая идея.
– Это не настолько плохо, – сказала Асака, угадав ее мысли. – Некоторые становятся достаточно хороши, чтобы другие смотрели их игры. Лучшие занимают специальные позиции в секторе развлечений. Все серьезнее, чем ты думаешь.
– Так твое желание… – начала Рёко, прежде чем с опозданием прикусить язык. – Прости, – поспешно добавила она. – Не хотела любопытствовать.
Асака пренебрежительно фыркнула.
– Новенькая, – по-доброму прокомментировала она. – Не волнуйся, я не обижусь. Хотя ты на верном пути. Но больше я не скажу.
Рёко, поняв, что Патриция уже довольно давно ничего не говорила, повернула голову взглянуть на нее – во всяком случае, попыталась. Она совсем забыла об ограничителях у головы, так что в итоге она просто скосила глаза, в то же время ненароком прижавшись головой к подушечке.
Проследив за ее взглядом, Асака обернулась взглянуть.
Патриция с абстрактной нахмуренностью смотрела на прямоугольное устройство в руках, заметно глубоко задумавшись.
– Что-то не так? – спросила Асака. – Почему так долго?
– Ее генетический профиль вне безопасного предела в пять сигма, чтобы использовать обычную процедуру, – беззаботно отозвалась Патриция, явно не вполне сосредоточившись на разговоре. – Если конкретнее, около шести. Не могу сказать точнее, слишком далеко.
– Что значит… – махнув рукой, подсказала Асака.
– Придется внести некоторые корректировки, – сказала Патриция. – Не волнуйся, это ни на что не повлияет. Просто потребуется немного времени. Я передала профиль одному из анализирующих генетику ИИ. Результаты будут в любой момент.
Ее комментарий был не столь обнадеживающим, как, по-видимому, должен был быть, учитывая монотонно-ровную интонацию произнесенной фразы.
– Ого, – выдала Асака, оглянувшись на Рёко. – Шесть. Полагаю, здесь ты довольно особенная.
– Примерно одна на миллиард, – сказала Рёко, уточнив у внутреннего калькулятора и немного округлив глаза.
Раздалось несколько «бух!», когда в лоток на столе прибыло еще несколько таинственных пакетов с жидкостями. Патриция схватила их и начала осторожно вводить в свое устройство. Асака и Рёко затихли.
Патриция подняла голову и кивнула им, указав, что закончила. Хотя выглядела она отстраненной.
– Ладно, ты знаешь, как все проходит? – спросила Асака, снова склонившись над ней и протягивая леденец.
– Нет, – сказала Рёко, попытавшись и не сумев покачать головой. – Зачем леденец?
– Вижу, никогда не была в ВР-разделе театра, – сказала Асака. – Поверь. Это поможет.
Рёко сунула конфету в рот, после чего от удивления едва не вытащила ее обратно.
«Корица, – подумала она. – И пряная к тому же».
Подошла Патриция, уже с ясным взглядом. Что бы ее не отвлекло, с этим было закончено.
– Под твоей головой канал интерфейса, – сказала Патриция, подключая устройство в руках к порту в кресле. – Он для коммуникации подключится к имплантатам в задней части мозга. Придет запрос на авторизацию; ты должна будешь дать разрешение, чтобы кресло получило доступ.
– Ладно, – сказала Рёко.
– Наниты будут вводиться в разное время на протяжении всей процедуры, – продолжила Патриция. – Через микроиглы в задней части шеи. Будет не больно, просто чтобы ты знала. Первичные твои чувства будут сброшены, а зрение на начальном этапе отключено. Ты не будешь чувствовать мира, и в середине будет период, когда ты потеряешь сознание. О, ты же никогда не была в ВР-театре, верно?
– Нет, – сказала Рёко. – Слишком дорого.
Она нервно улыбнулась.
«Сброс первичных чувств, – подумала она. – Отключение зрения. Потеря сознания. Звучит не слишком хорошо…»
– Тогда будет несколько дезориентирующе, – сказала Асака. – Было бы лучше уложить тебя спать, но тогда имплантаты не смогут правильно откалиброваться. Э-э, мне так говорили, – поспешно добавила она, когда Патриция с ухмылкой взглянула в ее сторону.
– Ясно, – сказала Рёко.
– Так ты готова? – спросила Патриция.
– Возможно, – уклончиво ответила она.
– Тогда приступим, – сказала Патриция.
Смутное ощущение подключения, похожее на чувство, когда она отдавала инструкции машине, после чего…
〈Обнаружен запрос административного доступа к внутренней сети〉, подумало что-то глубоко-глубоко внутри. 〈Подтверждение безопасности выглядит верным. Одобрить запрос?〉
Рёко вдохнула.
«Да», – подумала она.
Мир исчез.
«Что за…» – подумала Рёко, борясь с подступающей паникой. Она ничего не видела, ничего не слышала, ничего не чувствовала.
А затем она вдруг учуяла… корицу, и это помогло ей разобраться и успокоиться.
«Обоняние это самое примитивное из чувств, – пояснил ей женский голос в голове. – И самое глубоко укоренившееся. Оно использует другие нейронные пути. Все в порядке».
В ее мир вдруг хлынули вернувшиеся ощущения. Она оказалась в постели, глядящей на гигантский парящий экран, на идеальном расстоянии для наблюдения на расслабляющем фоне гор. Она попыталась пошевелиться, и поняла, что не может. Как ни странно, она не запаниковала, а скорее расслабилась.
Она заподозрила, что ее мозг заполнили кучей препаратов.
На экране отображались два логотипа. Слева молот и молния «Нанотехнологий Гефеста». Справа разбитые часы «Биологии Хроноса».
Они отступили на задний план, оставив с правой стороны длинный список прогресс-баров и вывод данных о происходящем. В верхней части вывода говорилось: «Минимальный уровень сенсорного интерфейса. Простите за отсутствие развлечений!»
В конце было пририсовано маленькое сердечко. Кто бы это ни разрабатывал, у него было странное чувство юмора.
«Во всяком случае, – продолжил вывод. – Сейчас мы будем апгрейдить ваши системы! Разве не здорово? Можете следить за выводом прогресса справа. Слева мы покажем немного графической детализации о ваших новых модификациях. Всего через несколько секунд…»
Затем:
«Начало апгрейда до пакета улучшений военного уровня…»
«Дистрибутив волшебниц, версия 3.5».
«Обработка триггеров…»
«Обнаружен генетический профиль пять сигма, требуется специальная обработка. Пожалуйста, подождите…»
«…»
«…»
«Обработка завершена. Начало первого этапа».
Дружелюбное изображение слева пояснило, что первый этап предусматривает удаление ненужных ограничений и имплантатов, особенно тех, что не действуют у волшебниц. Оно показало схему ее тела с отметками Х, указывающими на то, что будет удалено, тонкие линии вели к коротким скрытым описаниям. Схема была довольно точной.
«Не обязательно было делать ее анатомически верной…» – подумала она, сосредоточившись на одном из крестов. Он увеличился, указав, что запланирована деградация поддерживающей сети вокруг сердца, так как детальное тестирование показало, что это не улучшает боевую эффективность волшебниц и лишь впустую тратит энергию.
«Деинсталляция главного контроллера гражданского комплекта аварийной безопасности…»
«Деинсталляция гражданского ограничения доступа. Пожалуйста, подождите авторизации».
«Маркировка нефункционирующих видов нанитов на самоутилизацию…»
«Маркировка устаревших имплантатов на деградацию…»
«Реконфигурация оставшихся имплантатов…»
«Первый этап завершен. Начало второго этапа».
На этот раз изображение пояснило ей, что устанавливаются имплантаты низкой сложности, которые надежно работают у волшебниц. Вместо того, чтобы дать ей возможность просмотреть технические спецификации, началось маркетинговое слайд-шоу о «ее новом теле», весело объясняющее, что военные скелетные улучшения даже для волшебниц снижают риск перелома на 30%, и что всевидящие оптические имплантаты «Хроноса» позволят ей видеть в нижнем ультрафиолетовом и верхнем инфракрасном диапазонах, предоставив улучшенную осведомленность в бою. Также она могла переключиться на чистый инфракрасный, но по техническим причинам для этого приходилось жертвовать стандартным зрением.
До этого Рёко интуитивно не вполне понимала, почему столь многие СМИ настолько склонны настаивать, что человечество ныне было расой роботов, вернее киборгов. Теперь она, конечно, понимала.
Она все еще чувствовала запах корицы.
«Инъекция новых видов нанитов. Пожалуйста, подождите кровеносной локализации…»
«Подготовка скелетных улучшений к апгрейду до военного уровня…»
«Подготовка наноэлектродных массивов к быстрому расширению…»
«Подготовка глазных имплантатов к расширению спектра…»
«Повышение безопасности авторизации основного коммуникационного узла до первого уровня…»
«Подготовка коммуникационных узлов к расширению…»
«Установка командных и управляющих протоколов…»
«Обработка редизайна носового эпителия…»
«Обработка размещения имплантатов для улучшения слуха…»
«Обработка структуры мозга для установки имплантатов. Может занять до двух минут».
Рёко продолжала смотреть на виртуальный экран – не то чтобы у нее был какой-то выбор. Она считала себя защищенным обитателем эпохи будущего, но должна была признать, что заметная длина списка тревожила все сильнее. Плюс, если она поняла правильно, она не получала даже половины того, что стандартно устанавливалось пехоте, в основном потому, что большинство улучшений у волшебниц не работали.
«Завершено. Инъекция дополнительных питательных сывороток…»
«Инициализация сборки имплантатов. Предупреждаем, что сборка имплантатов и улучшений не будет полностью завершена в течение срока от двух часов до одной недели».
Последняя строка ярко подсветилась, и Рёко заметила, что вынуждена взглянуть на нее.
«Второй этап завершен. Начало третьего этапа…»
Во время этого этапа устанавливался ее тактический советник, который, как отмечалось на изображении, обеспечит ее личным советником и помощником как в бою, так и вне его, способным сортировать ее сообщения, предоставлять полезные советы и тактический анализ и упрощать коммуникацию. Также он включал технологию НеЗабытия, чтобы гарантировать, что у нее всегда будет доступ ко всей ее памяти без обременения бессмысленными постоянными попытками вспомнить.
«Установка спинноузлового тактического советника, версия 1.8…»
«Инъекция популяции EFA нанитов…»
«Инъекция питательной сыворотки высокой энергетической плотности…»
«Обработка среднедетального подключения к ЦНС. Займет примерно один час, в течение которого вы будете без сознания. Подавление сознательной активности…»
«О, вот оно, – подумала Рёко. – Полагаю, мне стоит…»
«Завершено».
«… приготовиться. Стоп, что? Завершено?»
«Реконфигурация имплантатов ЦНС…»
Она уставилась на экран – и вновь у нее не было никакого выбора. Неужели и правда прошел час? Должно быть…
«Третий этап завершен. Тактический советник будет готов к первоначальной активации примерно через пять часов. Начало четвертого этапа…»
Четвертый этап устанавливал имплантат, который полностью устранит ее потребность в сне.
«Конфигурация наноэлектродов на долговременный модуляторный запуск…»
«Установка процедур циркадной синхронизации…»
«Четвертый этап завершен. Предупреждаем, что в течение следующей пары дней вы можете почувствовать головокружение, усталость или иные симптомы, похожие на сбой биоритмов. Со временем они исчезнут».
«Установка завершена. Сброс системы. Пожалуйста, приготовьтесь к сенсорному отключению через 5… 4… 3…»
Рёко стиснула виртуальные зубы и, к своему удивлению, поняла, что и правда это смогла.
«… 2… 1…»
Она ахнула, когда наконец-то очнулась, изо рта выпал леденец, на палочке почти ничего не осталось. Она резко приподнялась с кресла, после чего спешно огляделась по сторонам, увидев стоящих рядом с ней с удивленным видом Патрицию и Асаку.
Какую-то секунду Рёко руками ощупывала свое лицо.
– Так сколько прошло времени? – спросила она, взглянув на Патрицию.
– Два часа, – сказала девушка. – Восприятие времени меняется.
– Ясно, – встала Рёко с кресла.
– А теперь моя очередь, – махнула рукой Асака. – За мной. Мы идем в оружейную.
Рёко с готовностью последовала, но Патриция осталась, зачем-то завозившись с креслом. Рёко вопросительно на нее посмотрела.
– А, не обращай внимания, – сказала Патриция. – У меня есть еще дела. Прости.
Рёко кивнула и последовала за другой девушкой за дверь, когда стены вернули прозрачность.
– Не говори ей, что я тебе сказала, но ее что-то серьезно напугало, – сказала Асака, когда они направились к воздушному шлюзу.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Рёко.
– Этим утром у нее не было никаких «дел», – хитро взглянула на нее Асака. – На самом деле, она пообещала мне, что все время будет рядом. И вдруг «О нет, я совсем забыла о чем-то неясном и должна немедленно об этом позаботиться». Поверь мне. Уж я-то знаю.
Рёко задумалась.
– Это как-то связано со мной? – спросила она, когда они вошли в шлюз.
– Возможно, – сказала Асака. – Не похоже, чтобы сегодня было что-то еще.
Рёко слегка удивилась, когда двери лифта открылись, не заставляя ее терпеть жжение и накинувшихся дронов.
«Верно, мы же уходим, а не входим, – подумала она. – Интересно, что же обеспокоило Патрицию», – подумала она через секунду, когда двери лифта открылись на десятом этаже вниз.
Она подняла руку и посмотрела на нее, как будто и правда могла что-нибудь сказать, просто на нее взглянув.
«Она сказала, что все будет в порядке, если она внесет некоторые коррективы, – подумала Рёко. – Но будь я проклята, если это не вызовет у меня паранойю. Но за столетие ни одна система улучшений не дала сбоя. Конечно, к нынешнему времени все должны были отладить до совершенства».
– Все это немного ново, – нервно улыбнулась она Асаке, пока они шли по длинному коридору, усыпанному бесстрастными металлическими дверями. – Пока мы говорим, имплантаты растут, верно?
– Да, – сказала Асака. – Достаточно скоро ты начнешь замечать некоторые отличия.
Рёко задумалась.
«Так что я должна суметь…»
И так же быстро как мысль, все получилось.
– Так ты получила? – спросила Рёко.
– Да, – сказала Асака. – Снимок памяти, верно?
– Верно, – сказала Рёко. – Девушка, которую я когда-то давно встретила. Моя память может быть неточна, но попробуй распознавание лица.
– Зачем? – спросила Аска. – Я имею в виду, не то чтобы…
Девушка замерла, едва не застыв на полушаге.
– Что такое? – спросила Рёко.
Но Асака стояла со странным выражением лица, как если бы она одновременно была шокирована и растеряна. Рёко открыла рот спросить…
– Мы на месте, – вдруг сказала Асака, сделав широкий шаг вперед, и далеко перед ними открылась дверь.
Асака не сбавляя темпа прошла в складское помещение. Рёко растерянно последовала за ней – и ненадолго изумилась, потрясенно оглядываясь по сторонам на бесконечные стеллажи армейского оружия, возвышающиеся по меньшей мере на пятнадцать метров. Ей пришлось присмотреться, чтобы увидеть дальнюю стену.
– Это не фронтовая планета, – пояснила Асака, подняв руки над головой во всеохватывающем жесте. – Так что оружейная пустовата. Но у нас есть неплохие игрушки.
– Пустовата, – повторила Рёко.
– Как волшебница, – продолжила Асака, – ты вправе получить все что хочешь, когда захочешь. Ну, помимо некоторых более дорогих экземпляров. И оружия массового поражения. Но ты можешь получить все, что найдешь в стандартной оружейной.
Она остановилась, с широкой улыбкой схватив со стойки пистолет и протянув его Рёко.
Рёко взяла его, ощутив его вес – несколько нервно, пришлось ей признать. С оружием она до этого никогда не обращалась.
– Это SW-155, офицерский пистолет, – своеобразно улыбнулась Асака, оставив у Рёко впечатление, что ей нравится рассказывать об оружии. – От тебя потребуется держать его при себе, когда ты в бою с пришельцами. Может, по сравнению с другими здешними штуками он выглядит не особо, но это одна из самых продвинутых ныне существующих пушек.
Она приостановилась.
– Тебе стоит выделить время и попрактиковаться с ним в тире на восьмом этаже, – сказала она. – Буду рада тебе показать. В нем, кстати, есть куча различных примочек. Как и все армейское оружие, он отказывается стрелять, если у владельца нет следов человеческой ДНК. Что важнее, он не просто стреляет пулями. Он использует универсальные боеприпасы, и ты можешь использовать мысленный интерфейс или ручной контроль, чтобы заказать стрельбу всем чем только можно, вроде оглушающих гранат, светошумовых патронов, противотанковых ракет, маленьких дронов, разных видов лазеров и так далее. Это первый этой разновидности. Дело в том, что для тебя, как офицера и волшебницы, это оружие последнего средства. Оно должно быть в состоянии сделать все что угодно, как только возникнет необходимость. Другое оружие не такое – это ужасно энергонеэффективно, но и не предназначено для длительного пользования. Надеюсь, тебе оно никогда не понадобится. Однако помни, – сказала она. – Пределы возможного есть, так что если захочешь выстрелить чем-нибудь вроде противотанковой ракеты, тебе придется скормить ему несколько магазинов боеприпасов. Вот почему рекомендуют всегда носить как минимум шесть. Во всяком случае, можешь отправить все себе домой. Если только не хочешь пойти домой с ним.
Рёко кивнула, мысленно отметив себе выяснить, как именно «отправлять все себе домой».
Рёко попробовала взглянуть через прицел на стволе пистолета, так же как она видела в фильмах. Она не представляла, что делает. Ей придется учиться или что?
– Асака-сан, почему ты уклонилась от моего недавнего вопроса? – спросила она, не забыв об этом. – Насчет девушки.
Она предположила, что прямота будет единственным вариантом.
Улыбка Асаки слегка поблекла.
– Превратись, – сказала она.
– Зачем? – спросила Рёко.
«Мне нужно об этом подумать, – подумала Асака. – Не знаю. Но насчет превращения я серьезно».
Рёко так и сделала, ярко-зеленый свет странно окрасил различное вооружение.
– Асака-сан, – начала она, не зная, стоит ли испытывать раздражение или смущение.
«Просто дай мне немного времени», – подумала Асака.
– Сними оболочку с самоцвета души, – сказала Асака.
– Снять что? – моргнув, спросила Рёко.
– Оболочку с самоцвета души. Кёко должна была тебе дать. Только ты можешь снять ее.
– А, это, – удивленно сказала она.
Рёко совершенно об этом забыла. Она потянулась к своей шее, пытаясь снять прозрачное покрытие. К ее удивлению, оно легко подалось, вновь сформировавшись в сферу. Так оно все это время было там? Оно каким-то образом покрывало кольцо?
– Все верно, – сказала Асака. – Можешь оставить себе как запасную. Уверена, Кёко уже раздобыла себе замену.
Она подалась вперед, вытащив из кармана джинсов целую пригоршню чего-то.
– Дай руку, – приказала она.
Рёко послушалась, и Асака уронила ей в ладонь… то, что выглядело точными копиями ее самоцвета души. Все они светились тем же пульсирующим светом, что и ее собственный.
Но… они почему-то казались пустыми.
– Что это? – спросила Рёко, приподняв самоцветы и внимательно их рассматривая.
– Кёко вчера прислала спецификации, – сказала девушка, протянув ей еще одну горсть, доведя таким образом всего до шести. – Оказывается, практически для любого датчика, что мы можем создать, самоцветы души не похожи ни на что, помимо необъяснимо светящихся самоцветов. Да, мы можем определить разницу, и если ты подберешься ближе к датчикам, те не смогут выяснить, из какого они минерала, но в большинстве случаев это идеальные приманки. Пришельцы не знают, в какой из них целиться.
– Умно, – прокомментировала Рёко.
– Попробуй, – сказала Асака. – Урони их себе на шею. Поверь мне.
Она попробовала сделать как сказали, но никак нельзя было «уронить» что-то на шею, пока она стояла прямо. Так что она откинулась назад и отпустила их, испытывая неловкость, не сомневающаяся, что большинство упадут в V-образный вырез ее костюма или вообще промахнутся и упадут на пол – она была не самой фигуристой девушкой, как бы ни пытались успокоить ее подруги. На самом деле, у нее было ноющее подозрение, что некоторые аспекты дизайна ее костюма были специально созданы скрыть этот факт. И, похоже, весьма настойчиво…
Вместо того, чтобы упасть подобно камням, самоцветы выпустили миниатюрные ножки и перебрались по ее телу, напоминая ей о недавнем опыте с микродронами в воздушном шлюзе. Они устроились в разных местах – поверх ладоней, на предплечьях, посреди живота и спины. Один устроился в волосах.
Она поняла, что все это вполне правдоподобные положения камня души.
– Неужели везде нужно использовать дронов-жуков? – спросила она. – Это немного тревожно.
Асака пожала плечами.
– Уж как есть. Во всяком случае, они не могут изменить форму так же легко, как настоящие самоцветы душ, так что когда обратишь превращение, они постараются собраться в кармане или в руках или еще где-нибудь. Они довольно умны. Тебе нужно носить их, когда сражаешься с пришельцами, так что в остальное время можешь их снимать. Но все равно…
Она повернулась к стойке с пистолетами. Автоматически выдвинулся один из ящиков. В нем оказался большой набор одинаковой формы кусков пластика с едва заметно видимыми следами электроники. Один был слегка подкрашен красным. Все они были в форме пятиконечной звезды.
После этого Рёко поняла, что на маленьком электронном экране на передней панели ящика отображалось ее имя. Как она это упустила?
– Заказные, – пояснила Асака. – Они слишком сложны, чтобы куда-то ползти, так что в этот раз их придется размещать вручную.
Шагнув вперед, она начала вытаскивать устройства и помещать их по местам поддельных самоцветов души. Они слегка растекались, устраиваясь поверх самоцветов и приклеиваясь к ее телу и одежде.
Рёко подняла правую руку, в которой она до сих пор держала пистолет, глядя на пульсацию поддельного самоцвета, зеленый свет искажался следами работающей над ним электроники.
– Что это? – спросила она, кладя пистолет обратно на стойку. Она совсем забыла, что держит его.
– Устройства индивидуальной защиты, – сказала Асака. – На самом деле, цель в защите самоцвета души, но раз уж мы таскаем кучку подделок, они хотя бы должны быть убедительными подделками, так что и их тоже немного защищаем.
Асака потянулась за последним, слегка подкрашенным красным.
– А это главная часть, – приподняла она его. – Для твоего настоящего самоцвета души. Это не очевидно, но он гораздо мощнее остальных. Он может выдержать огонь из большинства видов стрелкового оружия и даже пожертвовать собой, чтобы не дать главному калибру танка пришельцев повредить самоцвет. Что не говорит о том, что тебе стоит просто позволять им стрелять.
– Разве нам не будут позже все объяснять? – спросила Рёко, начиная испытывать легкую перегрузку.
– Будут, – сказала Асака, наклонившись приложить главную часть. – И ты даже получишь корковый инфодамп. Но я вполне могу позволить тебе все услышать сейчас. Прости что наскучила разговорами, но тебе и правда важно это знать.
Рёко кивнула.
– Во всяком случае, – продолжила Асака. – Считается очень важным как можно быстрее получить защиту самоцвета души. В конце концов, самоцвет души и есть ты. Полагаю, ты уже это знаешь. Кёко сказала, ты была очень хорошо осведомлена.
– Да, – согласилась Рёко.
Асака выпрямилась, когда часть на главном самоцвете души потеряла красный оттенок. Затем все самоцветы, включая и настоящий самоцвет души, вдруг исчезли из вида.
– Вау, – поразилась Рёко.
– Ладно, итак, все эти части вообще-то совместно работают как устройство индивидуальной защиты, – принялась объяснять Асака. – Они маскируют и защищают поддельные самоцветы, чтобы обмануть пришельцев. Но если дойдет до дела, они сосредоточатся на защите главного самоцвета. Они отражают стрелковое и лучевое оружие, и у них есть маленькие лазеры, чтобы попытаться сбить небольшие снаряды. Они самодостаточны, пока есть хоть немного солнца, но если будешь слишком долго работать в темноте, они разрядятся. Для этого есть специальное зарядное устройство.
Рёко посмотрела на руку, пытаясь как-нибудь обнаружить самоцвет. Не получилось. Она потерла ее другой рука и, да, все же смогла его ощутить.
– Круто, верно? – риторически спросила Асака. – Хотя пришельцы довольно неплохо игнорируют маскировку, так что мы на нее не полагаемся. Также самоцветы пытаются по возможности ввести их в заблуждение. На главном есть датчик света, чтобы следить за статусом твоего самоцвета души. Изначально все самоцветы будут тускнеть одновременно, но если ты залезешь совсем глубоко, самоцветы будут выбирать яркость случайным образом, чтобы пришельцы не отследили, насколько ты повреждена. Конечно, ты будешь инстинктивно знать, твоя команда и поддерживающие люди будут знать настоящее положение через систему командного контроля. Тем не менее, стоит взять в привычку телепатически держать всех в курсе. К тому же, пришельцы чертовски хорошо глушат местные передачи.
– Все до конца продумано, – по-настоящему впечатленно сказала Рёко.
– Да, – сказала Асака. – Армейские ученые восемь лет разрабатывали эти проклятые штуки, так что лучше бы им быть впечатляющими. До этого у нас были просто маленькие прочные покрышки и светящиеся поддельные самоцветы, которые каждый раз приходилось прикреплять вручную. Ужасно было. Но альтернативой было стать мишенью. Пришельцы довольно быстро узнали о самоцветах души. Тем не менее, еще есть что улучшать; мне вся эта система кажется неуклюжей, и я учитываю, насколько сложно дать настоящему самоцвету души возможность кого-то обмануть, но…
Ее голос стих.
– Ясно, – напомнила о себе Рёко, когда Асака слишком надолго уставилась куда-то вдаль.
– Да, верно, – тряхнула головой Асака. – Превращайся обратно.
Рёко так с и сделала.
В тот же момент, когда она закончила, поддельные самоцветы души на ее теле сбросили маскировку, приподнялись вместе с оболочками в стоячее положение и засновали, забираясь в карманы ее штанов.
– Удобно, да? Если бы у тебя не было карманов, они прилипли бы к одежде, – сказала Асака. – Патриция считает их милыми. Она их все считает милыми. Вот почему она сумасшедшая. Во всяком случае, держи их при себе. Не должно быть слишком обременительно.
О чем-то задумавшись, Рёко подняла руку и взглянула на кольцо самоцвета души. Главная оболочка напрягалась, пытаясь принять форму. Наконец, она справилась и устроилась, и ее кольцо выглядело лишь чуть более громоздким, чем обычно.
– Кстати говоря, ученые были весьма этим удивлены, – сказала Асака. – Они полагали, что оболочка будет оставаться там, где должен быть самоцвет, так что изначально ее разрабатывали держаться около шеи, чтобы удобнее было перемещать ее вручную. Магия порой странно работает.
Рёко задумчиво коснулась кольца пальцем.
Гражданские полагали, что живут в футуристичном мире, но то, что она здесь увидела, потрясло бы любую из ее подруг, если бы она им показала. В самом деле, вероятно, она вполне могла бы выдать это за волшебство.
И если армия на такое способна, и при этом сильно уступает пришельцам, то на что же способны сами пришельцы?
– Мне нужно увидеть здесь что-то еще? – спросила Рёко.
– Я бы могла весь день здесь провести, – покосилась на нее Асака. – Но, честно говоря, все, что нужно тебе знать, ты получишь позже, так что не обязательно все слушать меня и слушать. Из необходимого снаряжения осталось только одно.
Она повернулась к другой стойке, и Рёко поняла, что за все это время они не прошли и десятка метров вглубь склада. Все стандартное снаряжение было в самом начале. Логично.
– Рюкзак, – сказала Асака. – Все держать. Технически это стандартное снаряжение, но большинство девушек не любят его носить.
– О, – сказала Рёко. – После всего остального он выглядит довольно… обычно.
– Я не закончила, – со смешком сказала Асака. – Он может по команде передавать тебе вещи. Смотри.
Она надела рюкзак на спину, после чего отвела назад руку. Через секунду часть корпуса рюкзака раздвинулась, открыв небольшое отверстие. Из него вылетела округлая коробка, которую Асака умело поймала и приподняла.
– Это просто демонстрационный объект, – сказала она, засовывая его обратно в рюкзак, автоматически открывший для этого отверстие. – Но ты поняла. Как правило в нем боеприпасы или кубы горя. Для по-настоящему критических ситуаций у него есть небольшая роборука, которая будет держать кубы около твоего самоцвета, но она довольно-таки громоздка.
– Это… впечатляет, – сказала Рёко.
– Еще в нем есть личное маскирующее устройство, – сказала Асака.
– Ага, – довольно бесцельно сказала Рёко.
– Не слишком полезное, – сказала другая девушка. – Ограниченное по времени, и у большей части техники и крупных дронов пришельцев есть сканеры, которые сквозь него видят, так что оно практически никогда не пригождается. Тем не менее, не помешает. Это больше, чем есть у пехоты. Во всяком случае, это только чтобы тебя ознакомить, – закончила она, положив рюкзак обратно на хранение. – И нет причины тащить его себе домой.
– Ладно, – повторила Рёко.
Она на мгновение задумалась, положив руку на подбородок.
– Так куда теперь? – спросила она.
– На сегодня все, – сказала Асака. – Хотя личная рекомендация. Назначь встречу с психотерапевтом сейчас, чтобы было время получше. Ознакомительное назначение обязательно, хотя, надеюсь, ты никогда ее больше не увидишь.
– Психотерапевта? – спросила Рёко. – Что? Это что, обязательно?
– Было в одном из сообщений, – сказала Асака. – А сейчас, если не против, я хочу тебе кое-что показать.
– Если это не слишком личный вопрос… – начала Рёко.
– Хм?
Они обе взяли небольшой перерыв, устроившись в, по-видимому, комнате Асаки на пятом нижнем этаже. Асака развалилась на кровати, тогда как Рёко присела на металлический стул. Комната была тесновата, даже более тесновата, чем она привыкла. Она предположила, что под землей не так просто выделить место.
– Что вообще в Культе такого привлекательного? – спросила Рёко, указав на раскиданные на столе и по стенам религиозные мелочи: маленькую статуэтку Акеми Хомуры, статуэтку загадывающей желание волшебницы, рисунки летящей на белых крыльях Хомуры, туманно-белой Богини, символа Культа, стилизованного самоцвета души, сбрасывающего порчу в кругу кубов горя.
– Я имею в виду, ты не похожа на девушку, которую такое бы заинтересовало, – уточнила она.
Асака слегка улыбнулась, опустив глаза.
– Верно, – сказала она. – Не похожа.
Она на секунду задумалась.
– Это не так-то просто объяснить, – сказала она. – Полагаю, отчасти дело в том, что я хотела значимости, понимаешь? С желанием я получила, что хотела, но после этого поняла, что совсем не знаю, что с этим делать. Долгое время я просто плыла по течению жизни.
Она задумалась еще ненадолго.
– У меня была подруга – недавний рекрут, вроде тебя – которая от отчаяния потеряла душу, так этого и не поняв. Последнее, что она спросила «Почему?» Надеюсь, теперь я буду знать, что сказать, если кто-нибудь задаст этот же вопрос.
– Понимаю, – отвела взгляд Рёко. Она совсем не ожидала такого ответа.
– Нет не понимаешь, – с улыбкой сказала Асака. – Но все в порядке. Лучше, если и не поймешь. И во всяком случае, все не просто. Я не из тех, кто побеждает только потому, что хочет, чтобы в жизни все было хорошо.
Она опустила глаза.
– Знаешь что, плевать на остальную часть экскурсии, – решительно отмахнулась она. – Оружейная важна, но сейчас это пустая трата времени. Я хочу сперва показать тебе кое-что поважнее. Скоро ты поймешь.
Она приостановилась.
– Слышала когда-нибудь о Ленте? – спросила она.
Посещение Ленты Богини, как и ожидалось, включало ожидание в длинной-длинной очереди. Что усугублялось практикой ограничения групп не более чем в три человека за раз, хотя строгий пятиминутый лимит немного все ускорял.
Это был новый опыт, так как, строго говоря, мало где до сих пор можно было увидеть очередь. Товары в магазинах либо были бесплатны, либо квота автоматически списывалась при выходе из здания. Безопасностью в звездном порту занимались вездесущие дроны и датчики, а не формализованные контрольные пункты. Хотя в классах начальной школы порой такое устраивали.
Время ожидания Рёко потратила, читая сообщения – их было настолько много – читая статьи в Инфопедии и прислушиваясь к болтающим вокруг девушкам. Судя по услышанным разговорам, здесь особо не чувствовалась ожидаемая ею атмосфера религиозного опыта. В целом, ситуация была неформальной и, судя по настроению посетительниц, все скорее напоминало школьниц во время поездки, чем пришедших к священному артефакту паломников.
Конечно, место было непростым. Помещение было огромным, с высокими арочными потолками и широкими витражами, явно предназначенными заставить находящихся здесь почувствовать себя маленькими. Боковые стены были покрыты изображениями волшебниц. Справа они были одинаково триумфальные и сияющие, уничтожающие все вокруг. Слева они умирали, блекли, падали с неба.
В дальнем конце помещения было три изображения, два из них по бокам артефакта, который они пришли увидеть. Сама Лента была едва видима в стеклянном ящике на пьедестале, но огромные изображения пропустить было нельзя.
Справа была белокрылая Хомура, с безмятежным взором излучающая фиолетовую ауру. Слева была чернокрылая Хомура, с безумными глазами сочащаяся порчей. Посередине была во всеобнимающей позе туманно-белая богиня.
Одно можно было сказать наверняка – Культ явно не скупился в ресурсах.
Конечно, если понаблюдать, в толпе девушек можно было заметить странные моменты. К примеру, чрезвычайно необычное даже для эпохи легких международных путешествий этническое разнообразие. Если присмотреться внимательнее, можно было заметить однообразие, где у всех девушек на пальцах были самоцветы душ и отметки на ногтях, того или иного вида.
И даже если не быть настолько наблюдательным, сложно было не заметить двух девушек в полном костюме, стоящих на страже в начале очереди, или странное мерцание, появляющееся между ними каждые десять минут, как будто бы начинал светиться сам воздух. Рёко заподозрила, что это силовое поле.
Вот только силовые поля были дороги, и такие можно было увидеть только на крупных кораблях.
И нужно было быть слепым, чтобы не заметить регулярно повторяющиеся вспышки света от превращений, когда девушки приближались к пьедесталу, куда допускали только волшебниц в костюме.
Хотя что-то в мерцании силового поля ее беспокоило. Да, оно было красным, очень красным, но в цвете было что-то странное. Вспышки были слишком краткими, чтобы она сосредоточилась, но ее это раздражало.
– Так ты видишь силовое поле, да? – спросила Асака, заметив, как она всматривается в опустевший промежуток.
– О, да, – удивленно сказала Рёко. – Так это все же силовое поле?
– Да, – сказала Асака. – И на случай, если тебе интересно, тот невозможно-красный цвет это верхний инфракрасный. В видимом спектре они обычно не светятся. Хм, должно быть процесс апгрейда усовершенствовали. У меня эти оптические имплантаты активировались только через четырнадцать часов.
Рёко ненадолго задумалась.
– Хотя больше ничего не выглядит по-другому, – сказала она, для проверки оглядев других девушек, статуи, стены – хотя теперь, когда она присматривалась, витражи выглядели несколько странно.
– Все сложно, – сказала Асака. – Ты не заметишь, пока инфракрасный или ультрафиолетовый не станут достаточно сильны, но этого достаточно, чтобы у большинства предметов уловить чуть больше деталей. Весьма тонко. Если, когда ты выйдешь, солнце еще будет, интересный у тебя будет опыт. Хотя ты привыкнешь. Никто даже не обращает больше особого внимания.
– Полезно для ночного зрения? – спросила Рёко о первом, что смогла придумать.
– К несчастью, не особо, – сказала Асака. – Спектр недостаточно расширен. Для ночного зрения придется переключиться на чистый инфракрасный. В этом суть. И, вообще-то, как волшебнице, тебе это редко понадобится.
– Почему? – спросила Рёко.
– Ты же была с нами прошлой ночью, не так ли? – сказала Асака. – Разве ты не заметила, насколько хорошо видишь в темных переулках? Суть волшебницы приходит с массой преимуществ, в том числе невероятно хорошим ночным зрением. Плюс, у нас есть…
Она приостановилась, подбирая слово.
– Инстинкт, наверное, – закончила она. – Вроде шестого чувства для электромагнитного спектра. Патриция бы объяснила лучше, но именно поэтому тебе лучше обращать внимание на боевые инстинкты. Этому вас будут учить. Космеры особенно хорошо об этом знают.
– Есть способ проверить, насколько готовы эти имплантаты? – спросила Рёко, по-прежнему испытующе оглядываясь по сторонам. – Знаешь, обычно я о таком не задумывалась.
– Гражданским диагностика обычно доступна только в аварийном режиме, – терпеливо объяснила Асака. – Мы можем запустить проверку по требованию, но только когда подключится тактический компьютер. Ты об этом узнаешь, он тебе скажет. Опять же, Патриция бы…
– Проповедничаешь, Асака? – спросила Патриция, появившись, как будто ее призвали. – Я впечатлена. Я и не знала за тобой подобного.
Она указала на религиозный артефакт перед ними. Они наконец-то приблизились к началу очереди.
Рёко вдумчиво рассмотрела ситуацию. Ей тоже было любопытно, зачем она здесь, но Асака уклонилась от вопроса, когда она поинтересовалась, настаивая, что она должна прийти. Но что было такого важного в демонстрации ей религиозного артефакта? Не может же это быть попыткой ее обратить… ведь так?
Асака кисло на нее посмотрела.
– Знаешь, она разочаруется, – укорила Патриция. – Большую часть времени – подавляющую часть времени – это просто лента.
– Ну, никогда не знаешь, – ровно сказала Асака.
– Я просто сопровождаю их, – извиняющимся тоном объяснила Патриция следующей за ними в очереди девушке, которая явно собиралась жаловаться на вторжение Патриции в очередь. – Я не пойду к пьедесталу.
– Предположительно, она предоставляет видения? – спросила Рёко, ссылаясь на прочитанное ею информационное руководство о Ленте.
– Изредка, – сказала Патриция. – Лишь достаточно часто, чтобы люди продолжали приходить. И это довольно интересные видения, в том смысле, что они не отображаются на отпечатках памяти или в записях с чьих-либо внутренних имплантатов. Если бы девушки о них не говорили, их бы все равно что не было.
– Довольно скептическое мнение для члена Культа, – указала Рёко.
– Я лишь говорю как есть, – подняла руки Патриция. – Лично я считаю их настоящими, но хочу указать на все сомнительные моменты.
– Я видела умершую подругу, – резко сказала Асака.
Они обернулись взглянуть на нее. Она серьезно посмотрела на них.
– Это все, что я собиралась сказать, – закончила она, с заметным усилием удерживая лицо бесстрастным.
– Это все, что она когда-либо говорила, – прокомментировала Патриция, проигнорировав укоризненный тон Асаки.
Она взглянула на Рёко.
– Я была в Культе практически с момента контракта, но от посещений я так ничего и не получила, – сказала она. – Высок шанс, что и ты тоже. И после этого ты подумаешь, что все мы лишь кучка сумасшедших фанатиков.
Патриция пожала плечами.
– Мы вербуем и среди новеньких, это так, – сказала она. – Но по-настоящему мы стараемся лишь с теми, чей психологический профиль указывает на их восприятие. Для девушек вроде тебя лучше будет подождать, пока ты немного не осмотришься. Повышает шансы.
Очередь продвинулась метра на полтора, и они шагнули вперед. Они были следующими, оказавшись лицом к лицу с двумя безмолвными стражами и пустым пространством между ними, куда Рёко не рискнула ступить.
– Хотя знаешь. Возможно, я пессимистична. Девушка, вроде тебя, быть может что-то увидит, как Асака.
«Не знаю, зачем я здесь, – в частном порядке подумала Рёко Патриции. – Она мне все показывала, я задала ей пару вопросов, после чего она вдруг настояла, чтобы мы пришли сюда».
Она остановилась, обдумывая следующую мысль.
«Я полагала, в этом что-то есть, но если ты сказала правду, это не настолько важно».
«Да, это странно, – подумала Патриция. – Как я сказала, с большинством рекрутов мы не занимаемся активными проповедями, и уж точно не занимается она. Но скоро узнаем. Уверена, у нее были причины».
Асака бросила на них обеих раздраженный взгляд, ясно заявляющий «Я знаю, что вы обе разговариваете у меня за спиной».
«Давно ты ее знаешь?» – спросила Рёко.
«С самого контракта, – подумала Патриция. – Мы были в одном тренировочном лагере. Что важнее, мы были в одном отряде. Весна 2446, Марсианская учебка, Лямбда-Дельта. Если хочешь, можешь нас поискать. Пятьдесят на пятьдесят, что ты окажешься там же. Там или на Новых Афинах».
«Понятно», – подумала Рёко, тайно гордясь тем, что хоть это она уже знала. Многое пришлось прочесть.
«Она все время посмеивалась, что я присоединилась к столь безумному культу, – подумала Патриция. – Во всяком случае, до видения. Меня несколько беспокоит, что она не говорит, что видела. Алиса была и моей подругой! Но я на нее на давлю. Для нее это… личное».
Рёко кивнула, после чего поняла, что ей стоило подумать согласие.
Асака кашлянула.
– Мы следующие, – указала она на пустое пространство перед ними, между стражами.
– Я просто их сопровождаю, – дружелюбно сказала Патриция, отступая в сторону.
– Подождите на выходе, – сказала охранница, указав на задний угол помещения.
Рёко не смогла удержаться от мысли, что изукрашенная, откровенно золотистая шляпа охранницы в бою будет помехой, но, опять-таки, ни у кого их них костюм не был так уж неприметен.
Из любопытства она просканировала лицо охранницы.
Мыслечтец.
У Рёко дернулись губы.
– Вообще-то мне нравится шляпа, большое спасибо, – сказала охранница, склонив голову и улыбнувшись Рёко. – Будь осторожнее с мыслями рядом с такими, как мы.
– А, конечно, – смутилась Рёко.
Рядом с ней глубоко вдохнула Асака, после чего превратилась, из кольца на пальце выстрелили полосы фиолетового света, кристаллизовавшиеся в круглый самоцвет на правом предплечье. На талии появилась пара кинжалов в ножнах.
Поняв намек, Рёко последовала примеру.
– Проходите, – снова формально сказала охранница.
Воздух рядом с ней на мгновение замерцал. Рёко не удержалась от осторожности, проходя через барьер, но, конечно, ничего не произошло.
«Давно я здесь не была, – подумала Асака, когда они шагнули вперед. – После первого раза я приходила, но больше ничего так и не произошло. Я перестала приходить».
«В чем дело, Асака-сан? – подумала Рёко, попытавшись в последний раз. – К чему такая таинственность?»
Асака снова покачала головой.
«Знаешь, что интересно? – подумала Асака, опускаясь перед пьедесталом в молитвенную позу. – Никто никогда не сообщал, что видел лицо Богини. Более того, личная встреча с ней это редчайшее из всех возможных видений. Немногие видели ее хотя бы мельком, и никогда лицо. Даже Кёко-сан не видела, как она выглядит. Мы так и не убедили Мами-сан прийти сюда. Знает лишь Хомура…»
Рёко опустилась на колени следом за ней, но, в отличие от Асаки, на мгновение взглянула на Ленту внутри прозрачного корпуса.
Кто бы ни планировал эту часть здания, он свою плату заслужил. Проходящий сквозь стеклянную стену свет во всей области создавал жутковатое световое шоу, что усиливалось для Рёко некоторыми незнакомыми частотами, или так она подозревала. С ее места пьедестал перед ней выглядел ярким справа и затененным слева.
Но сама Лента, на небольшой подушечке, выглядела просто прямо уложенной лентой. Возможно, единственное необычное в ней было, насколько ново для своего возраста она выглядела, но вряд ли это могло вдохновить благоговение.
«Что ты пытаешься сказать, Асака?» – спросила Рёко, но девушка закрыла глаза, погрузившись в, как она предположила, молитву.
Рёко и сама закрыла глаза, гадая, к чему все это, ожидая, пока пройдут пять минут.
И ожидая.
И ожидая.
Нахмурившись, она проверила внутренний хронометр и обнаружила… пустоту. Она не представляла, сколько прошло времени.
Ее глаза распахнулись, и она в панике огляделась.
Помещение оказалось пустым.
Она попыталась встать.
Прямо перед ней появился красный призрак, вместе с тем, что она признала как старомодные церковные скамьи. Это была девочка, почти прозрачная, выглядящая знакомо…
Ее поразило головокружение. Мир вокруг нее закружился, и она почувствовала, что падает…
Ее глаза снова распахнулись, пусть даже она их не закрывала, и она увидела в своей руке ленту. Ту самую Ленту.
Она вдруг поняла.
Видение. Оно и правда пришло.
Она подняла глаза.
Она была в укромном переулке, но не таком, к каким она привыкла. Земля была замусорена и покрыта незнакомым ей черным материалом.
«Прошлое?» – подумала она.
Перед собой она увидела лежащую на земле девушку, над которой плакала еще одна. Это были волшебницы, и лежащая была одета в сильно окровавленное белое, под боком у нее лежала смятая белая шляпа, пока все не исчезло во вспышке света. В ее руке остались осколки разбитого самоцвета души.
Рёко осторожно шагнула вперед, гадая, стоит ли ей попробовать привлечь внимание сидящей девочки. Выглядела она молодо – хотя Рёко знала, что для волшебницы это ничего не значит – и носила зеленое. Рядом с ней на земле лежал гигантский скипетр, очень большой, как будто он должен был быть молотом…
У Рёко округлились глаза. Она знала, кого она видела.
«В этом нет смысла!» – подумала она.
Она остановилась, поняв, что встала прямо над этой парой. Она задержала дыхание, испугавшись, что Юма поднимет взгляд и увидит ее.
Юма подняла взгляд, и Рёко едва не запнулась о собственные ноги.
– Мне очень жаль, – пробормотала она, отшатнувшись назад. – Я… я…
Она остановилась. Девочка смотрела прямо сквозь нее. Она ее не видела.
Рёко обернулась взглянуть за спину.
Перед выходом из переулка навис демон.
– Я монстр, – надтреснутым детским голосом сказала Юма, и Рёко откуда-то знала, что эта Юма выглядит на весь свой возраст – и он был не так уж велик.
Рёко обернулась снова взглянуть на Юму, чувствуя, что она должна взглянуть, несмотря на нависшую над ней неминуемую демоническую угрозу.
– Они во всем были правы, – негромко повторила девочка. – Я такой же монстр, как и все они. Если это так, то какое у меня право жить?
Рёко открыла рот, собираясь что-нибудь сказать, но застыла, когда девочка снова подняла глаза.
В ее самоцвете души завихрились тьма и чернота, а на лице появилось полное безумие.
Скипетр Юмы исчез и появился в ее руке, и девочка, все так же безумно улыбаясь, кинулась к Рёко, настолько быстро, что даже ее гипербыстрые от превращения рефлексы не позволили вовремя отреагировать.
Рёко ощутила порыв ветра и поняла, что Юма кинулась прямо сквозь нее, на демона за ее спиной. Ее там на самом деле не было. Она лишь наблюдала.
А затем краем глаза она заметила движение.
Рёко опустила глаза, на умершую волшебницу. Неужели тело… пошевелилось?
Она не могла сказать, но было тревожное ощущение, что мертвая девушка каким-то образом смотрит на нее.
Она непроизвольно отступила назад, но позади нее не оказалось земли. Вместо этого она упала в пустоту…
… и ее глаза распахнулись, и она почему-то кричала, и она смотрела на бесстрастные взгляды двух мужчин, очень крупных, одетых в универсальный синий больничного персонала. Они выглядели искаженными, как если бы она смотрела на них сквозь стекло.
Она подняла руку, и та была мокрой. Она была в какой-то жидкости, и когда она надавила рукой вперед, та встретилась со стеклом. Это и правда было стекло или, быть может, пластик. Она была в каком-то баке. И ее рука казалась странной формы, и ей сложно было двигать.
Затем она начала опускаться, жидкость стекала…
Ее на мгновение дезориентировало, ослепив яркой вспышкой в глаза, и она яростно заморгала, избавляясь от этого.
– … и она не просто какая-то переведенная ученица! – сказал голос слева от нее, который она неверяще признала как ее классного учителя. – Как вы уже догадались, она перевелась из-за границы. Давай, представься!
Взглянув на ожидающие лица учеников перед собой, она почувствовала свернувшееся в животе смущение. Это была ее классная комната, и ее представили как иностранную ученицу? Она явно не могла сказать «Сидзуки Рёко». Но тогда…
Ее губы шевельнулись сами по себе, и она поняла, что не контролирует движений.
– Я Симона Дель Маго, – поклонилась она, слыша, как говорит на японском с легким акцентом, что был у Симоны по прибытии. – Рада с вами познакомиться. Ах, просто чтобы прояснить. Симона это мое имя. Дель Маго – фамилия.
А затем она повернула голову, и Рёко обнаружила, что смотрит в собственные глаза. Глаза девушки в третьем ряду, перед пустым местом, зарезервированном для новенькой Симоны.
Если бы Рёко могла вздрогнуть или ахнуть, она бы так и сделала.
Пока она смотрела, переполняемая тошнотворным ощущением сюрреализма, Сидзуки Рёко нервно поерзала на месте, оглянувшись назад, чтобы взглянуть, не смотрит ли новенькая на кого-то у нее за спиной.
Но нет. Симона смотрела прямо на нее. Она смотрела на девушку – себя саму – на бессмысленно длинные волосы и думала про себя: «Мои подруги были правы, я и правда выгляжу ребенком».
Эта сцена была идеальным воссозданием первого дня Симоны в их школе. Но зачем ей это показали?
Когда Рёко перед ней снова повернулась вперед, в легком замешательстве склонив голову, мир начал гаснуть: одноклассники, стены, все исчезло в море белого…
Когда она снова открыла глаза – снова несмотря на тот факт, что она их не закрывала – она оказалась в белом-пребелом мире. Здесь ничего не было, помимо одинокой парковой скамьи и двух разговаривающих девушек.
Потребовалась секунда, чтобы узнать одну из них как более молодую Асаку, тогда как другая, иностранка, явно из тех, кого могли звать «Алисой».
Она попыталась кинуться вперед и поняла, что не может. Она застыла на месте.
«Алиса» вдруг на что-то указала, и Асака взглянула туда и тогда, с распахнувшимися глазами, соскочила со скамьи, опустившись на колени.
Ее подруга потянула ее встать, и, наконец, она так и сделала, с по-прежнему склоненной головой.
Рёко почувствовала, как поворачивается ее голова, и увидела, что вызвало такую реакцию.
Белый призрак, в виде взрослой женщины, но все еще каким-то образом выглядящей по-детски. Она носила пышное платье, а за ее спиной переплетались ненормально-длинные призрачные волосы, слегка окрашенные… розовым?
И снова Рёко поняла, кого видит: вдохновение для дизайна витража в церкви, женщину, чьего лица никто никогда не видел и, в самом деле, не видела сейчас и она.
Призрак заговорила с Асакой, которая благоговейно кивала с по-прежнему склоненной головой.
Призрак указала, и Асака обернулась взглянуть, и там, вдалеке, был образ волшебницы в фиолетовом, указывающей композитным луком в небо. Эту девушку Рёко знала очень хорошо. Это была ее память.
Через мгновение образ исчез, так же как и обе девушки, и осталась лишь призрак, которая начала оборачиваться…
И взглянула на нее, и Рёко вдруг увидела все: ее шокирующе розовые волосы, белые одеяния, самоцветы в ожерелье, золотистые глаза и до боли знакомое лицо.
«Я сказала ей хранить молчание и ждать знака, – эхом прозвучал в ее разуме голос, опять же странно знакомый. – Она очень хорошо справилась, и вот ты здесь. Пожалуйста, не говори никому, что видела меня».
Богиня в знак молчания приложила к губам палец в перчатке и подмигнула, и Рёко почувствовала, как снова падает…
«Проклятье, я знаю, что вы атакованы!» – закричал у Рёко в голове голос Кёко, напугав ее.
Она прижималась к земле в роще деревьев неподалеку от края обрыва. Внизу ревел океан. Ее окружали другие волшебницы, в таких же позах. На заднем плане она слышала взрывы и какой-то странный жужжащий звук.
Над головой и на земле занимались своими делами бесчисленные крохотные механические дроны и несколько покрупнее, улетая к ним в тыл, навстречу взрывам.
Она подняла глаза и увидела рядом с собой почему-то напряженную девушку, другие держали кубы горя рядом с самоцветом в ее руке, и лишь тогда Рёко заметила направляющийся к ним постоянный дождь снарядов и лучей, в последнее мгновение отклоняющихся из-за какого-то невидимого барьера.
Дождь усилился, и девушка рядом с ней стиснула зубы.
Затем Рёко обернулась посмотреть направо и увидела напряженное лицо Кёко.
«Это ничто по сравнению с этим! Все атакованы! – подумала Кёко, явно под достаточным давлением, чтобы позволить услышать мысли всем поблизости. – Кто-то сказал им, что мы прибудем, и у них есть оружие, которого не должно было быть! Мне плевать, что вы делаете, нам нужна эвакуация! Мы быстро теряем дронов! Это приземление превратилось в ад! Тащите свои задницы обратно сюда! Разве не слышали об операциях под огнем?»
«Они здесь!» – подумал кто-то из группы.
Вся группа подняла глаза, и Рёко последовала их примеру, пусть даже она не представляла, что следует высматривать.
В океане под ними всплыла флотилия подводных лодок. Некоторые из них стреляли в воду, в невидимых врагов, но большая часть подняла стволы к небу, капли воды срывались прочь, как будто их отталкивало.
Они одновременно открыли огонь.
«Вперед! Вперед!» – приказала Кёко, вставая и призывая остальных за собой.
Все встали и ринулись с обрыва, девушки ныряли в океан, используя те или иные силы, чтобы смягчить приземление, направляясь к подводным лодкам и тому, что, по-видимому, пыталось сбежать.
Девушки вокруг Рёко рванули вперед, и она сделала так же, не уверенная, что еще ей стоило делать.
Она почувствовала странное побуждение обернуться и взглянуть, так что она так и сделала.
Кёко еще стояла, крича мысленно и в голос «двигаться, двигаться!», зовя остальных вперед.
Затем взрыв, и огненный шар на ее месте.
– Кёко! – закричала Рёко, пусть даже на каком-то уровне осознавала, что все это не реально, что все это видение.
Она телепортировалась вперед и присела перед телом, искромсанным и мертвым, верхняя половина полностью отсутствовала.
И щит над ними был еще цел, но обрыв был снесен, что значило, что ее взорвало не вражеским огнем, но промахнувшимся снарядом одной из подводных лодок, попавшим в обрыв.
«Вот идиоты! – воскликнула Маки, появившись рядом с Рёко. – Где ее самоцвет души? Он в порядке? Снаряд подводной лодки не должен быть способен повредить защиту…»
«Никаких его признаков, – подумала Рёко. – Самоцвет души у нее был на груди, так что…»
– Нет! Нет! – закричала девушка, начиная плакать. – Я не чувствую ее самоцвета! Она мертва! Не верю!
– Ты уверена? – крикнула Рёко, заставляя ее услышать. – Как…
Наружу разошлась волна отчаяния, когда окружающие их девушки осознали произошедшее, несмотря на сосредоточенность на отступлении.
– Какого черта мы вообще пришли сюда? – выкрикнула девушка. – Я убью этих ублюдков! Они умрут, и кто бы ни стоял за ними, я выслежу их и убью их. Я, я…
Девушка умолкла, пошатываясь на ногах, в ее руках появились два меча.
– Я так и не смогла… – начала она, ударившись в рыдания.
Девушка пошла вперед, прочь от обрыва, в сторону врага. Рёко, наконец, заметила появившуюся в самоцвете девушки тьму, его крестообразная синева вихрилась нарастающей тьмой.
– Нет, не сможешь, – сказала Асака, рядом с ними появился и с хлопком открылся фиолетовый пузырь.
Прежде чем у них появилась возможность запротестовать, пузырь сформировался вокруг них. Асака телепортировала их оттуда вместе с еще несколькими девушками – и телом, каким бы ужасным оно ни было.
«Помогите мне удержать ее под контролем, – подумала Асака остальным. – Если понадобится, заберите самоцвет души. Я принимаю командование».
Маки начала прорубаться мечом изнутри пузыря, рассылая по фиолетовой жидкости рябь. Она рыдала от ярости и без энтузиазма вырывалась из рук окружающих девушек, пытающихся прижать ее к земле.
Глаза Асаки были полны льда, но ясно было, что это лишь напоказ. Спокойствие она сохраняла ради них.
«Позже будет время горевать, – подумала она. – Мне жаль. Мне… очень жаль».
Рёко шагнула было вперед, когда вернулось уже знакомое ощущение падения, и на этот раз, она откуда-то знала, видение закончилось.
Она, задыхаясь, открыла глаза. Рядом с ней обернулась взглянуть на нее Асака.
Рёко проверила внутренний хронометр. Не прошло буквально ни мгновения.
– Ты что-то видела, не так ли? – спросила Асака. Пусть даже это был не вопрос. В очереди позади них уже усиливалось бормотание.
Рёко безмолвно кивнула.
Кларисса ван Россум пронаблюдала, как Рёко неуверенно поднялась, поддерживаемая под руку Асакой. На своем месте в углу помещения она была довольно неприметной, так что многие ее не заметили.
– Это и правда произошло, – сказала стоящая рядом с ней Патриция. Она поприветствовала девушку, когда та подошла. Это было совпадение. – Я не так удивлена, как должна была, – покачала головой Патриция.
– На это была причина? – спросила Кларисса.
Патриция снова покачала головой, на этот раз в знак отрицания.
– Возможно, вы позже услышите, – сказала девушка. – Я не уверена, что могу рассказывать вам о первой. Вторую мне нужно сперва обдумать самой и доложить Кёко. Вообще-то, я, наверное, и о ней не смогу вам рассказать.
– Как скажешь, – ответила Кларисса.
– Также тот факт, что вы здесь, – сказала Патриция. – Это?..
– Если бы мне захотелось мелодрамы, я бы сказала, что смещаются приливы истории, – сказала женщина, лично выбравшая несколько немолодое 31-летнее тело. – Во всяком случае, что-то происходит. Мне интересно было, почему самоцвет души захотел моего возвращения в Митакихару. На заседании Богословского совета я вполне могла присутствовать и виртуально.
Она подняла руку, глядя на упомянутое кольцо и на похожий на шестеренку символ на ногте.
– Еще увидимся, – сказала Патриция, шагнув в сторону пьедестала и махнув одной рукой.
– Увидимся, – сказала Кларисса.
Она задержалась там достаточно надолго, чтобы увидеть материализовавшегося поверх ящика с Лентой инкубатора Кьюбея, таким образом сделавшего многозначительный комментарий. Инкубатор проигнорировал вопросы, свернулся на ящике в позу для сна, после чего снова исчез.
Кларисса развернулась и вышла через боковую дверь. Ей больше не требовалось быть здесь.
На пальце пульсировал самоцвет души. Пора было отправиться на Евфратский фронт.
Глава 10. Бригадный генерал
Первоначальное отбытие для базового обучения неизменно душераздирающе. Завербованные волшебницы обязаны в безжалостно короткий срок закончить со своими делами и попрощаться с друзьями и семьями, часто всего лишь за неделю. В эту же неделю проводится спешное ориентирование, начальные встречи с наставницами и, обычно, прощальные вечеринки с семьей. Это прискорбная практика, порожденная напряженностью войны, просить семьи проститься с дочерьми, которых они могут никогда больше не увидеть, и которые, несомненно, разительно изменятся, когда вернутся.
〈Сокращено.〉
В отчаянные первые годы войны армия и МСЁ отправляли в поле всех девушек, до кого могли добраться, подталкивая свежезавербованных девушек от контракта до обучения за нелепо короткий срок в два дня, отчаянно пытаясь остановить потерю территорий и человеческие жертвы. В сознаниях принимающих решения лиц маячил призрак вымирания, так как они были в курсе, что, учитывая неисследованные масштабы наспех разведанной империи пришельцев, уничтожение человеческой обороны должно было быть вопросом развертывания ресурсов и концентрации сил. Именно в таком паническом окружении правительство нарушило давние социальные и этические нормы, разрешив использование, по сути, детей-солдат, и в бешеном темпе. Занимающиеся кадровым планированием ИИ выпрашивали волшебниц в количестве, которое с учетом имеющегося притока было явно нелепым, и, в ответ на свои требования, получали всех доступных.
В конечном счете, пришельцы не смогли в полной мере воспользоваться первоначальными преимуществами, и стало ясно, что в то время как войну начали их неожиданные атаки и уничтожения планет, пришельцы были далеко не полностью мобилизованы и, возможно, даже также не готовы к войне, как и человечество. Такое восприятие усилилось в средние годы войны, во время которых пришельцы неоднократно предпринимали попытки немедленно выиграть войну, в нападениях, которым, казалось бы, лишь немного не хватало достаточной мощи.
По мере ослабления ощущения кризиса, правительство и армия отступали от чрезмерной политики раннего военного периода. В то время как сил по-прежнему чрезвычайно не хватало, время между контрактом и отбытием росло, время обучения удлинялось и была проведена черта, не допускающая к бою рекрутов младше тринадцати. В то время как отчасти это было вызвано давлением со стороны МСЁ и тех элементов правительства, что представляли родителей и детей, многие причины были прагматичны. Более мягкое введение в бой повышало боевой дух, а лучше обученные старшие девушки в бою были доказуемо эффективнее. Без угрозы неизбежной катастрофы, военные могли позволить себе мыслить в более долгих масштабах, сосредоточившись на создании высококачественных отрядов, не бросая всех немедленно в бой.
Для многих в МСЁ и Управлении этих незначительных уступок было недостаточно. Ссылаясь на прагматизм, эмоции и этику они утверждали, что нынешняя система обучения негуманна, и что ожидание по меньшей мере двадцатилетия повысит показатели выживаемости и качество развернутых отрядов, особенно ввиду нехватки волшебниц. Эти аргументы сложно оспорить, и само выживание этой аварийной системы свидетельствует о фронтовом кадровом голоде, жаждущем как можно больше магов.
Общественное мнение в мирах Ядра и внутренних развивающихся, сейчас в основном свободных от неминуемой угрозы появления в небе кораблей пришельцев, подавляющим большинством поддерживает более гуманные методы, и Военное дело практически на каждом заседании Директората говорит о необходимости ускорить практику постепенного снятия военного напряжения. Уже сейчас военные суб-представители и старшие офицеры открыто обсуждают это ускорение, и представляется очевидным, что если нынешний Евфратский кризис закончится удовлетворительно, все изменится.
Единственная причина считать иное проистекает из Генерального штаба, по этому вопросу решительно хранящему молчание, несмотря на присутствие столь мощных сторонников МСЁ как маршалы Эрвинмарк и Томоэ. Многие полагают, что это молчание указывает на то, что война проходит хуже, чем считается.
— Клифтон Бейли, онлайн статья, «Противоречия в военной политике».
〈В следующем тексте, 〈〉① указывает на содержимое, отредактированное для не обладающих категорией допуска. Число указывает на категорию допуска, требуемую для доступа к закрытому содержимому.〉①
Отдел психического здоровья (ОПЗ) МСЁ, как и многие другие отделы МСЁ, происходит из формализации и бюрократизации политики, сопровождающей ранне-средние этапы формирования организации. Пусть, возможно, и требующийся много ранее, отдел был сформирован лишь вскоре после создания судебной системы, что само по себе являлось продуктом возрастающей компетенции Гвардии душ в захвате, а не убийстве «преступных» волшебниц.
Поскольку судебная система все больше и больше девушек отправляла в заключение, а не на казнь, затраты и трудности по удержанию такого множества, по сути, сверхсильных девушек в тайном плену начали напрягать ресурсы зарождающегося МСЁ, особенно в виде кубов горя. Неожиданно возник значительный интерес к реабилитации девушек, восстановление которых ранее считалось невозможным. У большинства таких девушек были значимые смягчающие обстоятельства 〈и сломленные после тяжелой травмы разумы,〉①, и они были, по крайней мере теоретически, прощаемы за свои преступления; хладнокровных убийц 〈– серийных убийц, на руках которых было слишком много крови, чтобы прощать их, невзирая на безумие –〉① вместо этого обрекали на казнь 〈церемониальным молотом〉①.
〈В то же время, бремя Оберегающего заключения – «поддержки» – также начало давить на ресурсы системы. В то время как затраты были низки по сравнению с затратами на усиленное пленение, и весь процесс был гораздо более популярен, он указал на дополнительные нужды системы.〉①
Первоначальные усилия по реабилитации были весьма конкретными, опирающимися на вмешательство членов бывшей команды и подруг, телепатов и психотерапевтов-консультантов – хранящих молчание благодаря убеждению, подкупу и угрозам. Вскоре стало понятно, что требуется большее, и всего через год после вынесения первых судебных решений Комитет руководителей с типичным эвфемизмом проголосовал за создание нового отдела «для реабилитации и исцеления девушек, слишком пострадавших для функционирования, и для защиты благополучия новых контрактниц».
Изначально считающаяся лишь раздражающим бюрократическим вторжением в то, что должно быть делом команды, именно вторая функция в конечном счете стала опорой ОПЗ, когда организация телепатов, эмпатов и психотерапевтов снова и снова доказывала свою ценность, успешно прогнозируя срывы и предотвращая катастрофы. В итоге для новеньких стало обычаем и законом представляться для первоначальной оценки ОПЗ, и эта практика сохраняется и по сей день.
Изначально отстраненное и уважающее приватность взаимодействие с Гвардией душ 〈, Черным сердцем〉③ и множеством пострадавших 〈и обезумевших〉① заключенных ожесточило организацию, изменив ее внутреннюю культуру, и не прошло много времени, прежде чем ОПЗ научился использовать свои ресурсы и телепатов, чтобы расширить сеть наблюдения на всю организацию 〈, во имя обнаружения и предотвращения отчаяния, прежде чем это произойдет〉①. По прошествии лет организация стала все искуснее в своей функции и расширила роль, став, среди прочего, де-факто поставщиком медицинских услуг. К моменту завершения МСЁ глобализации, ОПЗ экономил организации миллионы кубов горя и около двадцати триллионов долларов США в год (в долларах 2100 года).
〈Именно эта возможность наблюдения, помимо психологических способностей членов, привела к исключительно тесным связям с Гвардией душ〈, а позднее и с Черным сердцем〉③, и эти связи многие считают вредящими профессионализму организации.〉②
Из-за своей уникальной роли ОПЗ стал одним из самых мощных отделов МСЁ, оказывая свое влияние через готовность влиятельных бывших пациентов и с собранной через вездесущую сеть наблюдения информацией. ОПЗ гордится своим профессионализмом в конфиденциальности взаимодействия с пациентом, однако старательно отделяет деликатные личные данные от не деликатных, но по-прежнему ценных. 〈Было лишь несколько исключений из данного правила, все они в делах первостепенной важности. В некоторых из них было задействовано Черное сердце. Также стоит отметить, что ОПЗ распространяет политику конфиденциальности только на членов МСЁ.〉④
〈Одна из менее известных ролей ОПЗ как официального советника по вопросам человеческого поведения заключается в предоставлении инкубаторам по требованию услуги консультации, что, теоретически, в целом на пользу улучшает понимание инкубаторами человечества, особенно если они приводят в действие план. Однако ОПЗ по своему усмотрению иногда отказывается отвечать на вопросы, либо решает, что для ответа требуется одобрение Исполнителя.〉③
〈Возможно, чернейшим аспектом ОПЗ является участие в переформатировании, практике, когда могущественный телепат, обычно несколько, в силах стереть у индивидуума воспоминания, травматические либо иные. Зарезервированная для труднейших из безумных девушек или чернейших операций Черного сердца, каждая процедура требует одобрения Тайного исполнительного подкомитета по черным операциям. Будет неразумно обсуждать здесь нетерапевтическое применение, но стоит отметить, что терапевтическое позволило ОПЗ сохранить гордую запись реабилитации-почти-всех когда-либо переданных им девушек.〉④
Однако несмотря на значительное влияние, ОПЗ стал печально известен за политику невмешательства, задействуя политическую власть лишь по вопросам, которые он считает жизненно важными для психического здоровья всех волшебниц. Касательно других вопросов он твердо придерживается консультативной позиции.
В течение пяти лет после основания ОПЗ тюремное заключение как политика МСЁ было прекращено из-за сложностей удержания волшебниц. Осужденные за преступления либо передавались ОПЗ, либо получали другие виды наказания, включая штрафы, обязательную службу в непривлекательных местах или, как самое серьезное, ограниченное удержание кубов горя. Судебные казни были прекращены с началом войны и после вмешательства Управления. 〈Однако на практике правительство во многих случаях закрывает на это глаза, если преступление достаточно отвратительно. К счастью, сейчас это чрезвычайно редко, и так было с момента окончания Объединительных войн.〉③
— Джулиан Брэдшоу, «Махо-сёдзё: их мир, их история», выдержка.
– И ты уверена, что я была мертва? – на человеческом стандартном спросила Кёко. Ее голос был непривычно вежлив, но несколько команден.
У Рёко было четкое ощущение того, как ее изучают двенадцатью пар глаз, рассекающих ее взглядами.
– Сложно сказать, – опустила она взгляд на свои руки. – Я ничего не могла почувствовать, и не думаю, что контролировала свои действия.
Она вновь подняла глаза на ряд девушек, сидящих на противоположной стороне полукруглого стола. Если точнее, двенадцать сидели за полукругом дальней стороны, разглядывая ее, а они с Асакой сидели на ровной стороне, глядя в ответ, но не в состоянии увидеть всех их разом. Рёко настояла, чтобы Асака была здесь. Она согласилась встретиться с Богословским советом, потому что ей было любопытно, но ей не хотелось быть заживо съеденной следователями, которые, насколько она знала, вполне могли быть умелыми инквизиторами.
Почти все присутствовали в виде симулякров, голографические подростки и молодые женщины потягивали невидимую воду или опирались локтями на невидимые столы, слегка переливающиеся руки погружались в деревянную поверхность.
В отличие от некоторых богаче украшенных областей центра культа, в этой комнате не было стекла. Это была простая затемненная деревянная комната, оживляемая лишь украшающим противоположную стену набором драгоценных камней, расположенных как огромная звезда из синтетического розового сапфира, окруженная меньшими черными.
«Не позволь атмосфере до тебя добраться, – не глядя в сторону Рёко, подумала Асака. – Помни, ты согласилась прийти сюда. Ты не член Культа. У них нет над тобой власти».
– Однако, – через мгновение продолжила Рёко. – В видении Асака выглядела весьма уверенной в ее смерти. А через мгновение и… э-э, другая девушка, Кисида-сан. Даже не похоже было, чтобы они проверили.
Рёко поняла, что говорить на человеческом стандартном было несколько неудобно. Для нее это был язык, отрабатываемый на занятиях в классе, либо встречающийся в онлайн форме. Она явно более чем достаточно читала и слушала на этом языке, но, как она только что поняла, почти никогда на нем не говорила. Языковой модуль в мозге заметно помогал, но все равно оставались неправильности. К примеру, она настолько привыкла добавлять хонорифики к именам незнакомых ей людей, особенно в формальных ситуациях, что споткнулась и вставила японскую версию «Кисиды», тогда как в стандартном хонорификов не было. К тому же не помогло, что ей пришлось спешно искать фамилию Маки, так как она так и не взглянула на нее и ни от кого не слышала.
Она начала немного понимать, через что пришлось пройти Симоне после переезда в Японию настолько издалека. Она задумалась о недавнем поведении девушки, учитывая ее появление в видении, прямо между странной сценой с баком и встречей Рёко с… с…
С кем? С Богиней? Это не мог быть кто-то еще. Ее потрясло, что этот безумный культ перед ней оказался в чем-то прав. Она…
Нет, прямо сейчас она не могла об этом задумываться. Слишком многое нужно было осознать. Придется отложить на некоторое время. А сейчас ей нужно сосредоточиться на конкретном.
– Если так подумали остальные, то она и правда должна быть мертва – то есть, в видении, – сказала сидящая сразу справа от Кёко девушка с хвостиками. Внутренний каталог Рёко пометил ее как «Танака Юи, основательница МСЁ». – Во всяком случае, странно задавать этот вопрос, – закончила девушка. В отличие от большинства остальных, она присутствовала лично.
– Я лишь хотела убедиться, – обернулась взглянуть на Юи Кёко. – Сидзуки новенькая; она не знает, как определить истинную смерть.
Она повернулась обратно к Рёко.
– Для справки, – сказала она. – Это можно сделать, ощутив самоцвет души. Самоцвет серьезно раненой девушки испускает немалую силу, пытаясь восстановить ее, если только связь не оборвана. Это не надежно, но достаточно достоверно.
– Здесь многое не складывается, – сказала сидящая строго справа от Рёко девушка – Мина Монтальчини – покачав головой, упали на глаза длинные волосы. – Почему Кёко возглавляла десант? Что она вообще делала в бою?
– Я порой направляюсь на фронт, – сухо сказала Кёко.
– Но редко для чего-то подобного, – сказала Монтальчини.
– Может, это символично или вроде того, – подумав, сказала Рёко.
– Вряд ли, – мгновенно ответила Кёко. – Очень мало случаев, когда Богиня использовала символизм. Похоже, ей он не слишком нравится.
– О, – озвучила Рёко.
– Как сказать, – продолжила Монтальчини. – Как думаешь, там было что-то символичное? Вспомни.
Рёко припомнила, как и приказали. Было несколько моментов, которые могли быть, но та часть, что они обсуждали, часть, что она раскрыла, выглядела довольно прямолинейно.
– Я так не думаю, – сказала она.
– Есть и другая проблема, – сказала Асака, удивив Рёко вступлением в разговор. – Рёко сказала, что Кёко, похоже, убило промахнувшимся рельсотроном подводной лодки, так как барьер все еще был установлен, но у такого удара недостаточно мощи, чтобы разбить самоцвет души. Пока оболочка на месте. Оболочка самоцвета души разрабатывалась для защиты именно от подобных повреждений.
– Может, она уже была повреждена, – предположила одна из богословов. – Похоже было, что она уже побывала в серьезном бою?
Рёко снова вспомнила видение.
– Нет, – сказала она. – Во всяком случае, я не заметила никаких травм. Самоцвет души выглядел в порядке. Все приманки ярко светились.
– Ее бы все равно заменили, – сказала Асака. – Генерал-лейтенант не расхаживает по полю боя с неприкрытым самоцветом души.
– Вообще-то, я только что вспомнила, – вставила Рёко. – Кисида с-сказала в видении, что снаряда подводной лодки должно быть недостаточно, чтобы разбить самоцвет души. Она упомянула что-то о защите. Я думала, она в отрицании, но похоже, что она могла быть права.
– В бою случается много странного, – сказала Монтальчини. – Что не говорит о том, что кто-то из вас ошибается. Стоит подумать.
– От всех этих разговоров о моем убийстве становится неуютно, – сказала явно недовольная концепцией Кёко. – Хотя, полагаю, мне придется с этим справиться. Насколько велик был взрыв?
Рёко снова вспомнила, взрывом пробило обрыв рядом с местом, где стояла Кёко, куски скалы пролетели мимо нее, едва замеченные ускоренными чувствами, куски тела…
– Не уверена, как это описать, – сказала Рёко. – Она стояла у самого края, и она была единственной погибшей. Но я думаю, он был мощным. Он разрушил скалу рядом с ней и, э-э… ну…
Она сглотнула. Она должна была это сказать.
– Ну, если подумать, это довольно странно, но он вроде как… испарил верхнюю половину тела Кёко. Думаю, земля прикрыла нижнюю половину, так что, полагаю, удар шел под углом. Вроде того. Что запомнилось, не думаю, что я заметила какие-либо… э-э… иные части.
Богословы переглянулись, посмотрели на Кёко, которая, вполне естественно, выглядела встревоженной идеей. Некоторые пристально всматривались в Рёко.
– Снаряд рельсотрона такое бы не смог, – покачала головой Асака, ее хвост задрожал. – По крайней мере, не уничтожив при этом всех остальных поблизости, и только если использовать артиллерию. Энергия высвободится при ударе о скалу. Единственный способ сделать это чисто, это если снаряд будет двигаться быстрее ударной волны. Характер повреждений больше похож на высокомощный лазер, чем на что-то еще.
Она с подразумеваемым вопросом посмотрела на Рёко.
– Я ничего такого не видела, – сказала Рёко.
– Лазеры не обязательно видимы, – педантично объяснила Кёко, воспользовавшись возможностью немного поучить. – Боевые лазеры видны лишь потому, что мы включаем второй лазер видимого спектра, чтобы видеть, куда попадаем. Это вовсе не работает в космосе, а диверсанты видимый компонент обычно отключают.
Рёко постаралась припомнить.
– Тогда не знаю, – наконец, сказала она. – Может быть.
Надолго повисла тишина, пока присутствующие оглядывали комнату, смотря, есть ли у кого еще вопросы.
– Если ничего более не осталось, – сказала голограмма слева от Рёко. – У меня последний вопрос.
Это была «Кларисса ван Россум, историк», от чего на лице Рёко промелькнуло краткое удивление. Кларисса была по-своему известна, хотя, возможно, только для Рёко. Рёко задумалась, как ей в самом начале встречи удалось пропустить ее лицо.
Рёко выжидательно посмотрела на веснушчатую, немного немолодую женщину. Учитывая ее позу, выглядело как будто она в машине. Сложно было сказать.
– Есть идея, что это была за планета? – спросила женщина. – Что-нибудь приметное? Два солнца в небе, фиолетовые океаны, что-то вроде этого? Что насчет растительности? Температуры?
Через мгновение Рёко покачала головой.
– Если честно, выглядело довольно похоже на Землю. Я не обратила внимания на температуру. Деревья похожи были на земные деревья, океан темно-синий, я…
Рёко остановилась, после чего хорошенько задумалась.
– Вообще-то, мне кажется, небо было немного темнее, чем здесь. Наверное?
– Земная растительность, – сказала еще одна девушка, Мария Кортес. – Но явно не Земля. Хотя очень землеподобная. Похоже на мир второй волны, раз уж была завезена растительность. Хотя не думаю, что можно будет сказать, раннее или позднее терраформирование. Мы не знаем, насколько близка эта колония.
– Недостаточно информации, чтобы что-то сделать, – прокомментировала Асака.
– Да, – откровенно сказала Кёко.
Она кашлянула.
– Думаю, суть всего этого в том, что некоей Сакуре Кёко стоит держаться подальше от задействующего подводные лодки десанта, – сухо сказала Кёко. – Особенно в мирах второй волны. В данном случае не думаю, что ее будет сложно убедить.
Над шуткой легонько посмеялись.
– Это нормально? – спросила Рёко. – Я имею в виду, видения о будущем и предупреждение вовлеченных людей?
– Гораздо распространеннее, чем ты полагаешь – сказала Кларисса. – Но не так часто, как хотелось бы.
Рёко полюбопытствовала, что это значит.
– Основная цель, – разъяснила Кёко, умудряясь говорить педантично, – понять намерение видения. Как правило, увидевшие его могут сказать, нужно ли им поделиться. Тогда остается просто вопрос, стоит ли нам попытаться изменить будущее. Когда речь о ком-то, не являющимся членом, сложно бывает убедить прислушаться к предупреждению, так что мы пытаемся манипулировать другим. Как я сказала, в данном случае убедить будет легко.
– Возможно, – загадочно сказала Кларисса.
Они посмотрели на нее, но она больше ничего не сказала.
– Не хочешь поделиться еще чем-нибудь из видения? – спросила Танака Юи. – Это твое личное дело, так что я просто спрашиваю, но подумай. Все может оказаться важным.
Рёко покачала головой. Она уже решила, что не хочет рассказывать об остальном.
– Что-нибудь включало Богиню? – спросила Кортес. – Естественно, мы весьма заинтересованы.
– Нет, – солгала Рёко, не показывая ничего на лице.
– Не хочешь присоединиться к нашей Церкви? – с удивительной жадностью подалась вперед Монтальчини. – Конечно, видение убедило тебя в истине наших заявлений?
– Ах, я, э-э, подумаю, – искренне сказала Рёко. Она уж точно не собиралась так делать, но у нее почти не было времени обдумать видение или принять какие-либо решения. Прошло едва десять минут между видением и просьбой принять участие в срочном заседании Богословского совета.
– Не торопись, – сказала Монтальчини, откинувшись назад и выглядя слегка разочарованно.
– Она моя ученица, – оглянулась Кёко. – Не нужно спешить. Она примет решение, когда придет время. Не нужно настаивать. Кстати говоря, я рада буду поговорить с тобой о церкви, если у тебя есть вопросы.
Последнее высказывание было в сторону Рёко.
– Я, э-э, подумаю, – повторила Рёко.
Кёко закрыла глаза, казалось, задумавшись.
– Ладно, – сказала она, резко их открыв. – Вы обе идите. Мы ненадолго устроим закрытое заседание.
Асака встала и направилась к задней двери, находящейся за их спинами, пока они с Рёко сидели. Через мгновение Рёко последовала за ней.
– Ты заметила, что Танака-сан телепат? – спросила Асака, как только дверь закрылась. Девушка взглянула на нее, чтобы оценить реакцию.
У Рёко округлились глаза.
– Нет, – сказала она. – Я не подумала проверить.
– Любые включающие волшебниц опросы задействуют телепатов, – сказала Асака. – Без исключений. В данном случае, у Богословского совета есть двое своих, так что обычно им не требуется специально кого-то приглашать. В данном случае это особенно актуально, так как они пытались вытянуть из тебя воспоминания о видении. Они никогда не получали больше чем смутные отблески, но попытаться все же стоит.
– Почему ты меня не предупредила? – спросила Рёко, пока они шагали по коридору к входной двери.
– Предупредила бы, если бы посчитала необходимым, – сказала Асака. – В таком случае ты бы не знала, как реагировать. Ты бы лишь больше нервничала и напрягалась.
– Но… – начала Рёко.
– И если так получилось, что ты солгала, скажем, о Богине или чем-то вроде этого, – сказала Асака. – То не волнуйся. Танака Юи интересная девушка. Она всегда покрывает данный случай, так как обычно это связано с просьбой Богини.
Рёко прикусила губу. Асака явно знала, что происходит, но, технически, что-нибудь сказать ей уже будет нарушением просьбы бело-розовой Богини.
Рёко приложила руку к голове. Божества? Видения? Единственное, что она знала, что встреченная ею была доброжелательна. Она почему-то испытывала уверенность. Неужели и правда стоит присоединиться к Культу?
Она вырвалась из задумчивости, осознав, что Асака с усмешкой смотрит на нее.
– Я знаю, что тебе не терпится вернуться домой, – сказала Асака, когда они вышли за дверь навстречу поздним сумеркам. – Но давай прогуляемся. Мне нужно кое-что рассказать.
Рёко кивнула.
Они прошли к дальнему краю здания, к дорожному полотну, отделяющему его от двух исследовательских центров по бокам, и узким пешеходным коридорам вдоль них. Асака покровительственно улыбнулась, когда Рёко большую часть пути щурилась на остатки солнечного света, но ту это не заботило. Все было проще; все выглядело по-другому, по-новому смотрящиеся цвета, неузнаваемые оттенки, но ничто не казалось неправильным.
– Кстати говоря, – сказала Асака, когда они остановились в тени соседнего здания, или того что в это время дня считалось тенью. – Пусть рецепторы и активировались, большая часть нейронной перестройки не завершится еще по меньшей мере неделю. Имплантаты для компенсации немного помогают с обработкой, но сейчас ты видишь лишь ту разницу, с которой может справиться мозг. Также есть некоторые внутренние различия, которые больше касаются модификаций линз.
Рёко взглянула на нее, по-видимому, не достаточно хорошо скрыв выражение лица, так как Асака добавила:
– Да, знаю, Патриция ученый. Я это знаю лишь потому, что тоже через это прошла, и именно это сказала мой куратор по ориентации. Плюс, у нас есть руководства о том, что сказать.
Сложив на груди руки, она прислонилась спиной к поддельной каменной кладке здания.
– Интересно, как сейчас поживает Китамура-сан, – сказала она, глядя на почти немыслимую высоту здания, воздушные туннели и пешеходные пути, пересекающие гаснущее золото неба, часть из них по касательной подходила к зданию, другие с той же целью оканчивались балконами, желтоватыми от солнечного света. – Слышала, она стала полковником, – закончила Асака. – Хотя забавно, так как я сейчас старше ее по званию.
Рёко приподняла брови, и Асака стоически стерпела вызванное сканирование лица.
– Бригадный генерал, – сказала Асака, повторив то, что, как она знала, Рёко только что увидела. – Я бы посоветовала тебе привыкнуть полностью искать всех встреченных тебе людей, но это уже не важно. Твой таккомп об этом позаботиться, как только активируется. Что должно быть недолго – он на удивление быстро собирается, но, конечно, пакет безопасности уже отработал.
– Разве ты не телепортер? – спросила Рёко. – Написано – барьер?
– Все сложно, – сказала Асака. – Телепортация сравнительно недавняя. Но…
Ее голос стих.
Рёко шагнула и оперлась на здание рядом с ней. Мимо них пронеслась машина.
Китамура-сан, кем бы она ни была, не была, как она подумала, наставницей Асаки. Вообще-то, у Асаки никто не был отмечен. Ей стало интересно.
– Держу пари, ты гадаешь, – сказала Асака, – что именно я здесь делаю. У меня нет специализации, которая оправдала бы отсутствие на фронте, и у меня нет высокой должности в Церкви или МСЁ. Младший генерал, вроде меня, уже должна была отбыть куда-то сражаться, верно? Как и все остальные…
Рёко пожала плечами.
– Я не знаю и половины того, что ты только что сказала, – сказала она, – так как никогда это не смотрела. Пока не было времени всем интересоваться. Слишком занята остальным. Кажется, я посчитала тебя каким-то… профессиональным тренером новеньких?
Асака негромко рассмеялась.
– Достаточно близко, – сказала она. – В настоящее время это большая часть. А еще я, вообще-то, возглавляю базирующуюся здесь группу быстрого реагирования и руковожу патрулями. Попутно пишу некоторые отчеты о стратегии. Мы делаем все возможное, чтобы дать девушкам в отпуске отдохнуть, но это не всегда возможно. Хотя некоторые выведенные из боя девушки присоединяются, чтобы сохранить навыки, по большей части покрывая нужду, и ОПЗ считает, что это помогает некоторым их них сохранить стабильность. Команды формируют по большей части из тыловых девушек и – вот тебе грязный секрет – девушек, уведенных с фронта по психологическим причинам, чей терапевт при этом посчитал, что бои с демонами помогут. Знаешь, выпустить агрессию и гнев, но с меньшей опасностью, что кто-то рядом с ними погибнет.
Она вздохнула, после чего опустила руки.
– Я в этом не слишком хороша, так что скажу прямо. Я оставалась здесь, потому что меня попросила Богиня. Та же причина для присоединения к этой церкви. По правде говоря, после видения я готова была вернуться, но мне удалось потянуть за ниточки и остаться здесь. Непросто было убедить их и сохранить секрет, но мне удалось.
– Когда я показала тебе девушку из моих воспоминаний, это был знак, которого ты ждала, не так ли? – спросила Рёко, взглянув ей в лицо. Асака закрыла глаза.
– Да, – сказала Асака, открыв глаза и взглянув на нее. – Мне сказали ждать ту, кто покажет мне образ девушки. Я и не ожидала, что это будешь ты. Кстати говоря, кто она? Чертов сканер сказал мне, что память слишком размыта, когда я попробовала просканировать.
– Я не знаю, – сказала Рёко. – Вот почему я и спросила. Я подумала, что смогу спросить у тебя, как ее найти, или хотя бы получу совет, как это сделать.
– Разве ты не проверила? – с насмешливым видом спросила Асака. – Или ты просто забыла?
– Все гораздо загадочнее, – сказала Рёко. – Она сказала мне не беспокоиться, и что распознавание ошибется. Я и не знала, что они могут ошибиться.
– Хм, – произнесла Асака, после чего задумчиво наклонила голову.
Рёко подождала.
– Я о таком слышала, – наконец, сказала Асака, убрав руку с подбородка. – Но лишь слухи. Уж точно не сталкивалась сама. Официально, системы надежны. Неофициально, кто знает, на что способно Черное сердце? У меня недостаточный допуск, чтобы об этом знать. Мало у кого такой.
– Я слышала о Черном сердце, – прокомментировала Рёко. – Черные операции, спецоперации, все такое. О них ходят множество теорий заговоров.
– Они не настолько плохи, – сказала Асака. – Уже, во всяком случае. Говорят, раньше они участвовали во всевозможном дерьме. Убийства, перевороты – как ты сказала, согласно теории заговора. В нынешнее время такое уже не очень нужно. В этой войне бои честные, и никто не изучил пришельцев достаточно, чтобы испробовать что-нибудь интересное – мы даже не знаем, кого убивать.Что не говорит, что никто не пытался. Рейды коммандос, все такое.
Асака приостановилась, как будто раздумывая, что сказать.
– Как говорится, я бы не стала слишком этим интересоваться, – сказала она. – Как я сказала, нет допуска. У правительства за многим ведется внутреннее наблюдение, и я бы не удивилась, если бы это сейчас контролировалось Черным сердцем. Если встреченная тобой девушка и правда одна из них…
Она снова приостановилась, после чего закончила:
– Ну, я бы, по крайней мере, немного насторожилась. Там могло происходить много чего грязного. Она могла выслеживать диссидентов, что-нибудь подобное. Вряд ли тебе захочется в такое влезать.
Рёко серьезно кивнула, подумав, что Асака, похоже, знает больше, чем ей позволено, после чего легонько улыбнулась.
– Ну, я не видела ее с тех пор, как была ребенком, – сказала Рёко. – С момента этого воспоминания. Возможно, я никогда больше ее не увижу.
– Посмотрим, – прокомментировала Асака. – И стоит отметить, что я ничего не говорила о том, что ждала знака.
Рёко отвела взгляд.
– Ну… – начала она.
– Нет, ничего не говори, – почти легкомысленно отмахнулась Асака. – Не нужно.
Рёко остановилась на полуслове, уставившись на нее.
Асака коснулась воротника рубашки, где были бы генеральские звездочки, будь она в форме.
– Забавно, я ни разу не использовала генеральское звание, – сказала она. – Меня повысили, когда я возвращалась на Землю. Вместе с вручением медали. Медаль Акеми Хомуры за «успешное разрешение, казалось бы, безвыходной ситуации». Можешь поверить, что в ее честь назвали медаль? Лично мне это всегда казалось забавным.
Она опустила взгляд на дорогу, явно переживая какое-то воспоминание.
Рёко посмотрела на землю. Она хотела спросить, но как-то чувствовала, что это не лучшая тема для разговора.
– Не против рассказать, как ты ее получила? – наконец, все же решилась она спросить.
– Честно говоря, против, – не глядя на нее, наотрез отказалась Асака.
Рёко задумалась, что на это сказать, но Асака удивила ее, заявив:
– Ой, да какого черта. Возможно, тебе стоит услышать. Если я не могу доверять вовлеченной в планы Богини, то кому доверять?
– Тебе не обязательно… – начала Рёко, но Асака обернулась и заткнула ее выражением лица, подразумевающим, что она не собирается проходить через все социальные тонкости.
– Я сокращу, потому что бессмысленно будет вдаваться во все детали, – снова отвела взгляд Асака. – А большую часть ты сможешь позже найти. Что тебе нужно знать, я победила, командуя в бою. Местная цепь командования выше меня погибла. Я спасла колонию.
Она вздохнула.
– И я победила, отправив на смерть лучшую подругу, – почти прорычала она. – Я даже не смогла поговорить с ней или с ней встретиться, прежде чем все закончилось. Последним нашим контактом была виртуальная команда, которую я отправила через командный интерфейс в голове. Ни одного звука, ни одного слова. Нельзя было тратить время.
Рёко неловко отвела глаза, пусть даже Асака не смотрела в ее сторону.
– Алиса? – спросила она.
– Да, – ответила Асака.
– Мне жаль, – сказала Рёко.
– После этого я была в беспорядке, – сказала Асака, не признав впрямую заявления. – Я едва помню церемонию награждения или повышения. Я…
Она приостановилась.
– Я же говорила, что я геймер, так? Еще до контракта я была по-настоящему серьезна. В одной из игр я была почти достаточно хороша, чтобы стать профессионалом, что о чем-то говорит, учитывая, насколько стары там были люди. Второй ранг, мне лишь нужно было зайти чуть дальше…
Последнее предложение она подчеркнула взмахом в небо правой рукой и хватательным жестом.
Затем она повернулась и взглянула ей прямо в глаза.
– Но вне игр я никогда не была счастлива, – сказала она. – Прямо на самой грани приемлемых вариаций человеческой психики. Я хотела понять, как действовать в остальном мире так же хорошо, как в играх.
Она снова отвернулась.
– Мне это хорошо послужило, – сказала она. – Совсем не скажешь, что я была социальным изгоем, не так ли? Но после смерти Алисы все это казалось никчемным. Это не упоминается ни в моем официальном награждении, ни в боевой истории, но когда я услышала о ее смерти, я сломалась. Его… Мой самоцвет души…
Асака на мгновение взглянула на Рёко с нечитаемым выражением лица.
– Ну, это дело ОПЗ, – продолжила она. – У них есть способ справляться с потерянными девушками.
– Они забирают самоцвет души, – сказала Рёко, от понимания распахнув глаза. – Ну конечно. Теперь понятно. Я не могла понять, когда ты в видении сказала забрать самоцвет души Маки, но теперь, если так подумать…
– Я так сказала? – спросила Асака.
– Да.
Асака слегка улыбнулась.
– Ну, так было правильно, – сказала она. – Во всяком случае, меня отправили в «восстанавливающий отпуск», что, конечно, просто значит, что тебя отправляют домой во всем разобраться, пока тебе в затылок дышат терапевты ОПЗ. Не лучшее было время. Я погрузилась в игры, даже не соревновательные. Со стимуляторами и всем остальным. Заглянула в один из колониальных миров, получить нелегальный ВР имплантат. Как сказала Патриция; есть то, что правительство просто не допускает сделать. К примеру, некоторые вариации ВР имплантатов позволяют в симуляции забыть, кто ты. Симуляция становится для тебя реальностью, и ты лишаешься прошлого.
Она сказала это как ни в чем не бывало, но суть была достаточно ошеломляющей, чтобы Рёко непроизвольно отступила на шаг, осмыслив это, прежде чем заставить себя остановиться.
– Так что какое-то время я снова жила с родителями, – продолжила Асака. – Ужасно сейчас думать, чему я их подвергла, но тогда…
Она пожала плечами.
– Я просто ничего не чувствовала, чтобы об этом беспокоиться. Так мне сказала мой терапевт. В итоге она посоветовала мне немного попутешествовать, подышать свежим воздухом, даже посоветовала, куда пойти. Похоже, она поговорила с Патрицией, и сказала, что бывший учебный отряд может помочь, особенно с учетом того, что там я и познакомилась с Алисой. Так что я пришла сюда, и со временем меня уговорили посетить Ленту, увидела Алису и Богиню, а остальное история.
Рёко посмотрела на свои ладони, затем снова на Асаку.
– Так Лента… – начала она.
– Да, спасла меня, – закончила Асака. – Или достаточно близко к этому.
Асака наклонилась и положила руки на плечи более низкой Рёко.
– Чувствуется удивительно хорошо об этом говорить, – сказала она. – Не знаю, почему я посчитала, что стоит тебе это рассказать. Может быть, из-за подозрения, что Богиня хотела, чтобы это произошло. Никогда не думала, что мое видение окончится тобой.
Она выпрямилась, после чего задумалась.
– Полагаю, мое мнение, будь оно у меня, в том, что со временем все впадают в отчаяние. Девушки вокруг тебя, выглядящие несокрушимыми многовековые девушки, у всех за плечами что-то подобное. То, что могло их сломать. Но они не сломались, и, когда придет время, не должна сломаться и ты.
Асака в последний раз отвернулась, пока Рёко подводила итоги всего сказанного.
– Полагаю, было бы здорово, присоединись ты к церкви, – сказала Асака, почти умышленно завершая разговор. – Кажется, мне стоит это сказать, но все и правда не так плохо. И я на самом деле уже давно не разговаривала с матерью. Наверное, стоит позвонить…
– Надеюсь, я никогда не увижу смерть никого из моих друзей, – наконец, сказала Рёко. – Или еще кого.
Асака краем глаза посмотрела на нее.
– Ага, ну, ты на это подписалась.
– «Прометей» и «Зевс», да, – сказала Рёко, пока они с Асакой возвращались к главному зданию.
Она, конечно, назвала стоящие по бокам от здания культа исследовательские центры, на один из которых они только что опирались.
Тьму ослабляло случайное уличное освещение и огни возвышающихся зданий; так низко звезды были почти невидимы, а луна, наверное, была за одним из небоскребов. Бесконечные машины над головами двигались без огней, ненужных при электронном контроле. Машины на земле двигались с огнями ради пешеходов, хотя на практике они никогда их не сбивали.
Движение на поверхности резко усилилось, когда они покинули проезжую часть, где были, и поднялись к зданию культа. Большинство машин, похоже, немедленно входили в один из ближайших туннелей, либо вниз под землю, либо вверх в воздух.
– Да, – без дальнейших комментариев сказала Асака.
– Мои родители работают в «Прометее», – сказала Рёко. – Ну, ночами. День они проводят дома.
– Так они военные исследователи? – риторически спросила Асака, взглянув на Рёко. – Большинство технологий для волшебниц идет из этих зданий. Оболочки для самоцветов из «Прометея». Здания специализируются на нас. Но мне, наверное, не нужно тебе об этом рассказывать.
– Мне порой интересно, чем именно занимаются мои родители, – сказала Рёко, глядя на нависающее здание. – Они весьма немногословны.
– Так и должно быть, – сказала Асака. – Большая часть работы по крайней мере отчасти секретна. Закон об ограничении информации и все такое. А есть и по-настоящему засекреченный материал, проекты Черного сердца и тому подобное. То, о чем мы с тобой вряд ли когда-нибудь услышим.
Асака на мгновение задумалась.
– Если подумать, я никогда не слышала, чем именно занимаются в «Зевсе». В целом все то же, но ничего конкретного.
– Должно быть, все засекречено, – сказала Рёко, запустив в интернете быстрый поиск. – В онлайне ничего не находится.
Асака кивнула.
– Должно быть.
Перед глазами Рёко вспыхнул набор линий, исчезнувших так же быстро, как и появившихся. Она инстинктивно прищурилась.
– Какого… – начала она.
«Тактический советник завершил установку, – объявил в ее голове механический голос, в нижнем правом углу зрения появилась соответствующая строка текста. – Теперь я готов к началу активации и первоначальной настройке, – продолжил голос. – Можете продолжить сейчас или отложить на любой будущий момент».
Асака с любопытством посмотрела на нее.
– Похоже, тактический советник готов, – сказала Рёко, пытаясь решить, что она хочет сделать.
Асака кивнула.
– Самое время. Он сам проведет тебя через активацию.
– Ладно, – сказала Рёко.
– Мы почти вернулись, – сказала Асака, уходя и махнув на прощание Рёко, давая понять, что ей не нужно следовать. – Не нужно провожать меня до конца. Вызови отсюда транспорт и езжай домой. Уже поздно. Можешь играться с ним всю ночь. В конце концов, кому нужно спать?
«Это… верно», – подумала Рёко, осознав, что она уже мысленно готовилась отправиться домой и уснуть.
– Тогда не могу я просто остаться здесь? – спросила Рёко.
Асака остановилась и обернулась.
– Побудь немного с родителями, – посоветовала она с неопределенными нотками в голосе. – Я читала отчеты; у тебя с ними довольно хорошие отношения. Поверь, это стоит сделать. В конце концов, как раз для этого вся эта неделя.
Рёко кивнула, слегка распахнув глаза, наблюдая, как Асака поднимается по ступеням к церкви.
– Подожди! – сказала она, в последний момент кое о чем подумав.
Асака остановилась и обернулась взглянуть на нее.
– Если тебе больше нечего ждать, что ты теперь будешь делать? – спросила Рёко.
Асака улыбнулась, медленно и широко.
– Проведенное с Богиней время восстановило мое психическое состояние, – сказала она. – У меня больше нет причин оставаться. Я не привыкла держаться в стороне, пока другие сражаются и умирают. Я вернусь и посмотрю, значит ли что-то мое новое звание. Слышала, я смогу получить новые имплантаты.
Она приостановилась.
– Попробую попросить одолжения, поговорю с Кёко, попрошусь к Мами, – сказала Асака. – Будет полезно для карьеры, особенно с учетом ее новой позиции. Может быть даже встречу тебя после обучения. А сейчас тебе стоит идти домой. Увидимся.
После этого она снова развернулась, оставив Рёко недоуменно моргать.
– Новой позиции? – спросила Рёко.
– Поищи! – сказала Асака, махнув ей, но не обернувшись и не остановившись. – Или нет. Не важно. Скоро будет во всех новостях. Черт, твой таккомп, наверное, скажет тебе, как только ты завершишь его настройку.
– Э-э, тогда пока, – нерешительно сказала Рёко, махнув ей в ответ, пусть даже зная, что она это не увидит.
За спиной у Рёко скользнула на место машина, открыв для нее дверь.
«Она в порядке, Мами. Ну правда, если бы не все это дело с кубами горя, не было бы о чем говорить».
Голос Кёко звенел в ушах – точнее, на слуховой коре – Мами, когда она расслабленно сидела в кресле в своей комнате на борту крейсера ЧКК Время расплаты. Она решила отправиться пораньше и запросила место на транспорте, пока они с Эрвинмарком еще разговаривали.
Большинство звездолетов рады были принять имена, рекомендованные им комитетом по наименованиям, обычно имена земных городов, известных ученых или полководцев. Другие решали проявить креативность.
Военные ИИ были довольно интересны. Оставалась сильная этическая проблема насчет идеи создания разумных личностей, которые бы не испытывали страха смерти и наслаждались боем и убийством. Не то чтобы было рискованно, что они обратятся против хозяев; это считалось невозможным, и на этот раз Мами в это верила, лично поговорив со многими. Проблема была в другом: что ты будешь чувствовать, зная, что создан с единственной целью, и получишь удовлетворение, завершив эту цель?
Конечно, это было гораздо эффективнее и этичнее, чем переназначать на ту же роль гражданские ИИ. Более того, эта проблема была расширенной версией все того же вопроса, применяемого ко всем созданным со специальной целью ИИ – справедливо ли сковывать разумного любовью только к одному делу? Но с другой стороны, правильно ли будет создавать тех, кто не будут счастливы или максимально эффективны в необходимой задаче?
Гражданские ИИ, когда в их позиции больше не было необходимости, возвращались в пул независимых ИИ, и почти все они принимали рекомендованное перепрограммирование для обычной жизни. Тем не менее, большинство сообщали о беспокойстве из-за отсутствия в жизни цели, и многие в итоге находили хобби, сильно напоминающие прежнее их занятие. Выход в отставку был главным психологическим барьером для ИИ, для чего были группы поддержки и специализирующиеся на ИИ психотерапевты, и в существование этой специализации Мами никогда бы и не подумала поверить.
Она выглянула в смотровое окно, на один из сопровождающих на расстоянии фрегатов, трудно заметных без габаритных огней или каких-либо иных источников освещения. Ее собственный флагман, Жуков, отправился из сектора Янцзы встретиться с ней в месте назначения. Бессмысленно было заставлять его лететь за ней, а потом туда.
«Так что ты думаешь о деле с кубами горя? – продолжила Кёко. – Ты все еще не ответила на мой вопрос».
«Безусловно, это тревожит, – подумала Мами, наливая себе еще чашку чая. – Обработанные кубы горя не видели уже много лет. И я не знаю, что же в Сидзуки-сан может быть такого важного. Я немного проверила ее фон. В ее родословной чрезвычайно много контрактниц. Ты знала, что она родственница Курои-тян? И Сидзуки. И другие две семьи тоже довольно заметны. Я удивлена, что ей удалось прожить так долго, не влипнув в один из этих проклятых матриархатов».
«Ее родители оба ученые МСЁ, – подумала Кёко, – и не похоже, чтобы им понравился факт ее контракта. Все в файле, но в этой семье многое происходит. Вероятно, это как-то с этим связано».
«Хм, – нахмурилась Мами, попивая чай. – Ну, возвращаясь к теме, полагаю, может быть, в этом задействована одна из Семей. Хотя на то непохоже. Пусть они и крайне конкурентны, ни одна их них никогда ничего подобного не делала».
«Может быть, – подумала Кёко. – Ты же знаешь, что я о них думаю».
«Да-да, тебе никогда не нравились Сидзуки, я поняла, – подумала Мами. – Но что бы ты о них ни думала, из этой семьи вышло много хороших волшебниц, и они в самом начале предоставили много средств».
«Вот ведь удар из прошлого», – про себя подумала Мами.
«Дело не в этом! – подумала Кёко. – Я с этим справилась. Мне просто не нравится сама концепция».
«Нравится или нет, это ничего не изменит, – подумала Мами. – И это может пригодиться. Я не говорю приступить сейчас, но может быть неплохой идеей позже поговорить с Курои-тян и кем-нибудь из Сидзуки. Думаю, им не нравятся попытки убийства их уважаемых потомков».
«Может быть, если не останется чего-то еще», – прорычала Кёко.
Разговор ненадолго притих.
«Во всяком случае, тебе стоит знать еще кое-что, – подумала Кёко. – Юма немного проверила ее подругу, Симону Дель Маго. В ее записях есть некоторые аномалии. Она иностранка, много путешествует. Во всяком случае, кажется, что при поступлении в школу она использовала другие имена для своих родителей, совсем других людей. Юма все еще проверяет. Может быть странный глюк или еще что».
«Хм, – подумала Мами. – Не представляю, что это значит».
«Как и я. Еще кое-что, со мной поговорила Патриция. Она сказала, что когда занималась улучшениями Рёко, были… ну, аномалии в генетической структуре. Сказала, была пара новых мутаций, которых нет ни в одном реестре. Хотя это возможно. Ее это, похоже, обеспокоило. Я передала данные на изучение Юме, так как у Патриции нет времени».
«Куда ни посмотри, везде аномалии, – подумала Мами. – Может быть. Что столь же полезно, как и полное отсутствие аномалий. Хоть раз мне хотелось бы знать обо всем наверняка».
«Как думаешь, не стоит ли обратиться в Гвардию?» – подумала Кёко.
«Пока нет, – подумала Мами. – Пусть сперва проверит Юма. И, э-э, у меня идет собственное расследование».
«Я тоже так подумала, – подумала Кёко. – И это видение не слишком-то подкрепляет мою уверенность».
«Я полагала, мы уже поняли, что я думаю об этих “видениях”», – сухо подумала Мами.
«Поняли, – подумала Кёко. – И я все равно скажу, что тебе стоит как-нибудь заглянуть».
Они уже столько раз об этом спорили, что все свелось к двум фразам.
Кёко мысленно вздохнула, так, чтобы Мами могла ее услышать. Она догадывалась, почему Кёко огорчается.
«Во всяком случае, если говорить о Патриции, есть еще кое-что».
«Да, запрос на перевод, – подумала Мами. – Некоторые твои подруги хотят присоединиться к моему командному штабу. У Асаки-сан превосходная запись, и ОПЗ считает ее полностью восстановившейся, но две других… ученая и твоя новая игрушка. Слушай, я не могу раздавать эти позиции как конфеты, Сакура-сан. На кону жизни».
«Она не игрушка, – прорычала Кёко. – Слушай, ненавижу взывать к командному духу, но Асака, Патриция и Маки долгое время были в одном отряде. Не стоит их разделять. Да-да, знаю, она генерал, это не имеет значения, но да ладно? Думаешь, мне это нравится? У Асаки свои причины, но двух других я пыталась отговорить. Они хотят последовать за ней, и Маки сказала, что хочет вернуться к своей роли. Патриотизм. Я не стану их заставлять, это их право, но эта девушка…»
«Факт, что мы говорим о любовной размолвке, вызывает у меня еще больше сомнений», – сухо подумала Мами.
Кёко снова вздохнула.
«Слушай, я знаю, что не слишком хорошо это выразила, но они хорошие люди. Они не подведут. Можешь прикрепить их к Асаке. Генералы же вправе выбирать себе помощников, верно?»
«Это личная рекомендация, Сакура-сан?» – серьезно подумала Мами.
Кёко вздохнула в последний раз.
«Да».
«Тогда ладно, – подумала Мами. – Перевод одобрен. Под твою ответственность».
«Фельдмаршалом ты стала такой занудой, – пожаловалась Кёко».
Мами ухмыльнулась, зная, что Кёко ее не увидит.
«Это серьезная работа, – подумала она, не передавая по интернету своего веселья. – Это все, Сакура-сан? Я была бы рада поболтать, но у меня есть и другие дела. Знаешь же, всегда занята».
«Да, у меня все, – подумала Кёко. – Позже поговорим».
«Увидимся».
После этого Мами на мгновение выглянула в окно, на электронно отфильтрованные звезды перед ней. Сверхсветовые путешествия были такими странными.
Возвращаясь домой, Рёко крепко раздумывала о своем видении, о том, что может хотеть от нее Богиня. Видение о будущем казалось довольно простым: предупреждение, чтобы Кёко выжила. Видение об Асаке тоже было достаточно ясно, пояснение произошедшего.
Но остальное? Красный призрак в церкви и Юма на земле? Почему она снова увидела первый день Симоны? Причем здесь часть с баком с жидкостью? Все так дезориентировало.
Она не знала.
Глава 11. Остатки жизни
Спинноузловой тактический советник, чаще называемый тактическим компьютером или таккомпом, представляет собой третье поколение самособирающихся нейроинтерфейсных имплантатов, предназначенных действовать как основной узел обработки, личный помощник и боевой советник для военного персонала, как в поле так и вне его. В бою он участвует в контроле боевого оружия, брони, транспортных средств и дронов, способствует поддержанию боевой осведомленности, предоставляет советы и наблюдения, координирует внутренние прицельные улучшения и передает команды. Вне боя он предоставляет услуги психологической разгрузки, при необходимости или по просьбе предоставляет необходимую информацию, а также способствует принятию решений. Также он исполняет функции секретаря, планируя расписание и сортируя сообщения, кроме того он ограниченно способен реагировать на низкоприоритетные сообщения. Он оценивается полуразумным третьего класса.
Устанавливаемый в середине брюшной полости на вентральных вытесненных частях спинного мозга внутри грудных и поясничных позвонков, советник является первичным приемопередающим узлом коммуникационных реле, нейронных имплантатов и устройств электронного интерфейса пользователя, располагаясь в центре обширной паутины оптических волокон, тянущихся вверх, вниз и за пределы позвоночного канала. Для среднего пехотинца это самое дорогое улучшение, потребляющее треть выделяющихся на его или ее улучшение ресурсов.
В отличие от большинства других военных и гражданских улучшений, данное ценное оборудование не сбоит и не избыточно для волшебниц и устанавливается повсеместно, так что обладание таким устройством сейчас стало частью культуры. В рамках сделки с МСЁ, Управление и МСЁ совместно наблюдают за разработкой, в то время как МСЁ обладает правом изучать окончательный дизайн и контролировать установку своим членам. Это используется в основном для обеспечения лояльности советников своим владельцам, а не МСЁ или Управлению, согласно требованию Комитета по этике.
Исследование и разработка советника представляет собой непрерывный процесс, приводящий к выпуску ежемесячных апгрейдов и постоянным ограниченным полевым тестам. Большинство апгрейдов к нынешней версии 1.8 сейчас сфокусированы на производительности и поддержке, пока вооруженные силы готовятся к долгожданному полному развертыванию версии 2, которая прошла полевое тестирование и проверку и уже распространяется среди старшего офицерского корпуса.
История разработки
Мотив для разработки советника проистекает из боевого опыта Объединенного Фронта в начале Объединительных войн. Акцент Фронта на высококачественных, хорошо снаряженных и дорогих солдатах привел к неожиданному побочному эффекту: боевой персонал демонстрировал неспособность справиться с итоговым потоком информации и обработать запросы. Пришедшая с поля боя статистика указывала, что боевые ресурсы используются все более неоптимально, даже с учетом роста грубой огневой мощи. Несмотря на продолжающееся улучшение эффективности имплантатов и автономию дронов, быстро стало ясно, что для максимальной боевой эффективности крайне необходим очень компактный, оптимально производительный обрабатывающий имплантат.
Исследование и разработка велась «Конгломератом Ясухиро» – позже объявленным принадлежащим МСЁ. Разработка заняла более десяти лет, из-за многочисленных налетов на их предприятия и нескольких спорных инцидентов во время тестирования, омрачивших репутацию проекта. Тем не менее, имеющиеся свидетельства выполнявших спецоперации отрядов и статистические данные более поздних полевых тестов предложили радикальный подъем боевой эффективности, приведший к дальнейшей серьезной поддержке проекта со стороны Совета по обороне в чрезвычайных ситуациях, и СУТС – как он назывался в то время – версии 1 был официально развернут в поле как раз ко времени Эльдорадской кампании. К окончанию Объединительных войн разработка достигла версии 1.2, после чего исследования были приостановлены до нынешней Войны контакта.
Комплект безопасности
Гражданский комплект аварийной безопасности является низкофункциональной пассивной версией советника, имплантируемой всем гражданам, за исключением некоторых отказавшихся по религиозным причинам, как часть стандартного комплекта. Значительные резервные мощности в обработке и пропускной способности позволяют быструю конверсию до полной версии при предоставлении необходимых ресурсов.
Вторая версия
Вторая версия предназначена как фундаментальный редизайн ядра обработки, для обхода чрезвычайно трудно разрешимого обхода программ. Большая часть вдохновения для второй версии проистекает из изучения тел головоногих, хотя неизвестно, были ли прямо использованы в разработке полученные в результате реверс-инжиниринга технологии.
Ядро обработки советника второй версии самое биологически интегрированное изо всех существующих компьютерных устройств, предназначенное для эксплуатирования существующих в теле имплантированного клеточных ресурсов, широко использующее парадигмы нейронного кодирования. Детали скудны, но считается, что это первое устройство, содействующее росту нейронов в неестественном положении и направляющее их рост в беспрецедентных масштабах.
Советник второй версии оказался темой нескольких прошедших за закрытыми дверями слушаний Комитета по этике, поднявших множество предположений о природе устройства. Члены Генерального штаба и старший офицерский корпус, которым установили устройство, отказались от комментариев, но после развертывания за пределами их рядов поддерживать секретность будет невозможно.
Рейтинг разумности новой модели неизвестен.
— Статья Инфопедии, «Спинноузловой тактический советник», режим: дискурсивный, средняя плотность, высокая доступность.
Необходимо помнить, что ваша дочь теперь сильна. Дьявольски сильна. Настолько, что способна с разумными усилиями поднять и швырнуть свою кроватьсильна. Она инстинктивно прекрасно это скрывает – иначе вряд ли возможно было столь много лет сохранять секретность. Но под эмоциональным давлением сила вполне может проявиться. В прошлом бывали несчастные случаи.
С другой стороны, сила может пригодиться дома в тех редких случаях, когда ваша дочь присутствует.
— Родительское сплетение онлайн, «Специальный выпуск: Так ваша дочь заключила контракт. Что дальше?», статья «Настоящие суперсилы», выдержка.
Несмотря на намек Асаки, что может потребоваться много времени, настройка тактического компьютера прошла на удивление быстро и безболезненно. В основном потребовалось выбрать личные настройки. Рёко была не особым фанатом говорящих в ее голове голосов, так что она установила общение с ней «по возможности ненавязчиво», что бы это ни значило, хотя также она сказала реагировать звуком при прямом обращении. Также отмечалось, что ненавязчивый подход невозможен в целом ряде ситуаций, когда использование визуальных меню слишком отвлекающее. К примеру, в бою – хотя обещалось, что в будущих моделях над этим поработают.
Она оставила голос по умолчанию механическим. Было абсурдное множество вариантов, начиная от «женского с русским акцентом» до «гендерно-неопределенного с сансарским акцентом», но она в итоге решила, что нет никаких причин предпочесть один из них остальным, и что механически звучащий по умолчанию голос несколько своеобразен. Плюс, раз уж она теперь делила голову еще с одним голосом, вызывала отвращение легкая неспособность человечески звучащих голосов демонстрировать человеческие эмоции. Лучше искусственно звучащий голос.
Из любопытства она поинтересовалась, какой процент людей оставляет вариант по умолчанию. Ответ был девяносто два процента.
Как только она справилась с изначальным нервным стремлением оглянуться на источник голоса, на удивление легко оказалось привыкнуть к портируемым ей в голову машинным мыслям. Она просто притворялась, что на телефоне – конечно, в нынешнее время телефоны подключались к слуховой коре.
Несколько часов после ужина она просидела на своей кровати, разбираясь со всем этим, возясь с меню предпочитаемой графики, прослушивая список функций и так далее. Взглянув на рекомендуемый выбор, она сперва подумала, что у дизайнеров превосходный вкус, но после нескольких вопросов узнала, что машина сделала выбор на основе первоначального сканирования ее личности.
Ее заинтриговали заявления о машинных идеальных воспоминаниях, так что она запросила их образец и испытала дезориентирующее воссоздание себя пятиминутной давности, визуально перекрывающее реальность. Ей и правда стоило прислушаться к рекомендации и закрыть глаза.
Ее «таккомп», как он представился, добавил после этого, что обычно он не сохраняет сны, хотя вполне может, если будет запрос в течение нескольких часов.
Рёко задумалась, была ли какая-то причина говорить ей об этой излишней детали, но он ей не сообщил.
После завершения первичной настройки машина выполнила обещание Асаки, немедленно сообщив ей, что ей может быть интересно знать, что фельдмаршала Томоэ Мами в скором времени назначат на созданную позицию специального командира сектора Евфрат, фактически в эту же полночь.
«Сектор Евфрат? – подумала Рёко. – То крупное наступление, что тянется уже несколько лет?»
«Да, – подумало устройство. – На данный момент это сектор с самым высоким рейтингом притока войск. Уровень полученной ею власти до этого был зарезервирован лишь для начальника Генерального штаба».
«Так это большая ответственность? – подумала Рёко. – Если я понимаю правильно, она становится второй после Эрвинмарка».
«Определенно значительная ответственность, – подумало устройство. – Формально, ее звание не выше прежнего, но по уровню полномочий она и правда вторая в армии. Я не в состоянии предполагать, делает ли это ее второй по действительной власти, так как требуется анализ человеческого взаимодействия либо доступ к файлам, к которым у тебя нет допуска».
«Можешь сказать, как это повлияет на меня?» – спросила Рёко, решив проверить ограничения устройства.
«Уровень власти наставницы волшебницы позитивно коррелирует с будущей боевой производительностью, скоростью повышения и выживанием. Однако причинная связь сложно выразима, учитывая избирательность явления и отсутствие экспериментальных исследований. Альтернативный анализ потребует больше возможностей, чем у меня имеется, либо доступ к файлам…»
«Поняла, – подумала Рёко. – С тобой не поболтаешь, не так ли?»
«К сожалению, данная модель системы тактического советника недостаточно производительна для обеспечения, помимо иных своих функций, приятной беседы. Однако может интересно знать, что полевые тесты второй версии превзошли ожидания, и что разворачивание апгрейда опережает график. Вторую версию, скорее всего, распространят среди младшего офицерского корпуса в течение четырнадцати месяцев».
«Ну ладно, – подумала Рёко, оставляя тему. – С другой стороны, Асака-сан что-то упомянула о том, что неплохо будет выбрать психотерапевта, так что, ну, я не совсем уверена, что мне с этим делать…»
«Список кандидатов составлен, – подумала машина. – Я затребовал такой список у ОПЗ, основываясь на ожидании твоего вопроса, хотя я бы это предложил, не сделай этого Асака-сан. Список составлен из максимальной ожидаемой совместимости, предоставляя при этом специалистов по переходу, через который ты проходишь».
«Ясно, – подумала Рёко, когда в поле ее зрения появился список, сопровождаемый краткими биографиями и лицами. Она прокрутила список, он передвигался так, чтобы центр ее внимания находился в центре зрения, без необходимости двигать взглядом. Всего было семеро. Наудачу спросила: – Что-нибудь посоветуешь?»
«Нет, – подумало устройство. – Кроме как отметить, что рекомендации ОПЗ в прошлом были очень успешны. Если необходимо, я могу попросить, чтобы они сократили список».
«Нет, все в порядке, – подумала Рёко, быстро просматривая профили. – Я сама выберу».
Она немного почитала, откинув голову на стену позади кровати, после чего спросила:
«Итак, есть причина, почему все эти психотерапевты – специалисты по “семейным раздорам” и “неполным семьям”? – спросила Рёко. – Мне это совсем не соответствует».
«Период сразу после контракта считается весьма чувствительным временем для семей, – подумал ее таккомп. – Часто это время конфликта».
«Хм, ну, не думаю, что это будет проблемой», – подумала Рёко.
«Чтобы ты не пропустила, – подумало устройство, – я бы хотел отметить, что Ацуко-сэнсэй, вторая в списке, также специализируется на очень старых, и, таким образом, является назначенным терапевтом Сакуры Кёко, Томоэ Мами, Титосэ Юмы и, теоретически, Акеми Хомуры. Чрезвычайно престижные пациенты, и удивительно, что тебе дали возможность к ним присоединиться».
«Я думала, ты не даешь рекомендаций», – подумала Рёко.
«Это не рекомендация, – подумал он. – Я лишь указал на связанные факты».
«По мне так это похоже на рекомендацию, – подумала Рёко. – Даже если ты такого не планировал. Ее квалификация выглядит вполне неплохо, так что не вижу причин против».
Она выдала легкий всплеск намерения, означающий мысленную команду.
«Очень хорошо, – подумало устройство. – Предлагаю через четыре дня, в четыре».
«Доступно?» – подумала Рёко.
«Да. Иначе бы я не предложил. Я проверил их расписание и твое. Одна из моих обязанностей следить за твоим расписанием, хотя в настоящий момент у тебя не так много обязанностей».
«Конечно», – чувствуя себя немного глупо, подумала Рёко.
«Между прочим, ты установила меня по возможности молчать, тем не менее, сегодня ты потратила достаточно времени, разговаривая со мной, до уровня необычного для большинства новых контрактниц. Ты уверена, что хочешь все так и оставить?»
«Посмотрим, как получится», – подумала Рёко.
«Очень хорошо».
Она продолжила коротать время, решив немного изучить Евфратский фронт, так как у нее появилось подозрение, что это будет важно для ее будущего. Также это неплохо согласовывалось с тем, что она обычно изучала в свободное время. На этот раз, с повысившимся допуском и военным статусом, она получила доступ к источникам авторитетнее онлайновой мельницы слухов.
Ситуация была хуже, чем сообщалось общественность, как все и предполагали.
«Ну конечно, а когда было не так?» – сухо подумала она.
Она не знала, что верфи под настолько сильным давлением, или что наземные бои распространились на некоторые основные городские районы. Невозможно было скрыть, что ведутся наземные бой, но масштаб был гораздо серьезнее, чем подразумевалось конфликтами уровня налета. Не была правдой и полная безопасность высокой орбиты. Однако фронт стабилизировался – хотя бы это было правдой, даже если фронт был не так далеко, как подразумевалось. Производство звездолетов снизилось, и оставшееся по понятным причинам сосредоточилось исключительно на судах местной обороны. Тревожащая потеря стратегической ценности, или так заявлялось во внутренних отчетах.
Планеты под серьезной атакой, как правило, были изолированы, а у оставшихся жителей по очевидным причинам были проблемы серьезнее обхода правительственных цензоров на реле сверхсветовой связи. В данном отношении это очень похоже было на прошлое, и информацию передавали журналисты, Управление и слухи. Конечно, аналогичное событие на Земле невозможно было бы скрыть от остальной планеты.
Со временем она проверила свой хронометр, на котором уже было 23:30, что значило, что она потеряла счет времени. Не то чтобы это было важно. Ее поразило понимание, что внутреннего чувства усталости, ноющего чувства надвигающегося сна, что она всю жизнь использовала, чтобы следить за временем, не было. Она на мгновение растерялась, осознав, что у нее так много времени.
Ее дверь открылась как раз в тот момент, когда она собралась впасть в экзистенциальный кризис, и вошел ее дедушка.
– Твои родители взяли на работе отгул, – сказал он. – Мы подумали, что можем сходить с тобой куда-нибудь на ночь, ну, раз уж больше нет смысла держать тебя на комендантском часе. Отпраздновать взрослость, вроде такого. Я не совсем уверен, что твои родители для этого подходящая компания, но…
– Буду рада, – ответила на подразумеваемый вопрос Рёко.
Она спрыгнула с кровати, радуясь появившемуся занятию, и последовала за стариком за дверь, где уже ждали в гостиной ее родители.
Только тогда у нее нашлась секунда задуматься, куда именно они пойдут. Они же не… поведут ее по барам, не так ли? Вообще, что именно значит празднование взрослости?
– Куда именно идем? – вдруг занервничала она.
– Расслабься, – сказала ее мать, каким-то образом прочтя ее мысли. – Мы просто идем в тот же ресторан, что и всегда.
– О, – с облегчением сказала Рёко. «Ночная жизнь» не слишком-то ее интересовала.
В нынешнее время ресторан означал «место, где повара специализируются на ручном приготовлении еды».
Они сели в четырехместную машину, ее мать явно намеревалась с ней поговорить, отец затих, о чем-то размышляя. Рёко поняла, глядя мимо матери на полуночные огни города, что они впервые за долгое время пошли куда-то все вместе, семьей. Как давно такое было? Два года? Три?
Ее это обеспокоило, по каким-то причинам, что она не вполне поняла.
С учетом обстоятельств, Рёко предоставили полную свободу заказывать, так что она заказала сливочное рагу, которое она бездумно обожала, плюс немного жареного, что обычно они не заказывали – в основном потому, что дедушка жареное не любил. Лишь после этого заказа ей, наконец, пришло в голову, что да, он тоже отбывает через шесть дней, а она нелогично эгоистична. Она попыталась извиниться, но он отмахнулся, указав, что она, в конце концов, младше.
Непривычно было есть посреди ночи, но это мало что значило, пока еда помещается в желудок. Вся избыточная энергия таинственным образом утекала в имплантаты, или так им рассказывали в школе. Плюс, у Рёко было чувство, что ее имплантатам нужно энергии больше обычного.
И все же, после всего этого, сливочное рагу было странно на вкус, так что она едва смогла доесть.
– Что-то не так, Рёко? – спросила мать, заметив, как она изо всех сил старается не сморщиться.
– Э-э… – начала она, гадая, стоит ли ей что-нибудь сказать.
Она нахмурилась, решив, что ей придется через это пройти.
– Вкус не тот, – сказала она. – Не их вина. Думаю, это из-за имплантатов. Я… чувствую корову. Не уверена, как еще это объяснить. Попытаюсь к этому привыкнуть.
– Дисгевзия, – небрежно прокомментировал ее отец. – Достаточно часто бывает в начале процесса акклиматизации имплантатов. Со временем пройдет.
Они несколько удивленно взглянули на него. Он все время выглядел рассеянным, как будто его что-то беспокоило. Рёко знала, что она дала для этого много поводов, так что не давила.
– Верно, – немного нервно сказала Рёко. – Хотите послушать об имплантатах? Я знаю, что вы знаете больше, чем большинство родителей, но я полагаю…
– Конечно, – сказала мать, отпивая суп. – Честно говоря, думаю, большинство девушек не приходят домой, чтобы сразу же запереться в своей комнате. Я имею в виду, я знаю, что мы не выказывали особого любопытства, но нам уж точно захочется послушать о переустановке систем у дочери.
– А, верно, – сказала Рёко, остановившись на грани извинения. Она порой такой бывала. Они это знали.
– Это и ко мне относится, – указал дедушка, чуть повернувшись в ее сторону. – Я читал информационные руководства, но, думаю, полезнее будет выслушать тебя.
Рёко задумчиво кивнула, так как даже ее отец сосредоточился на ней.
Она насколько возможно кратко обо всем рассказала, опираясь на информационный ввод прикрепленного к позвоночнику нового компьютера, закончив описанием этого самого компьютера. Проходя по списку, она подчеркнула части, которые, как она подозревала, относятся только к ней, вроде заметного удаления кардиопульмональной поддержки, что почти наверняка была бы вместо этого усилена у не-волшебниц.
Все это время они с интересом слушали, но только дедушка задавал вопросы, родителям вполне достаточно было кивать и молчать. Она чувствовала, что знает причину такого.
– Мне всегда интересно было, каково иметь в голове один их этих тактических компьютеров, – когда она закончила, сказал отец, наклонив голову. – Я все время общаюсь с лабораторными ИИ, но это не то же самое. Ни один из них не читает мои воспоминания.
– Ну, с этим я весь вечер и разбиралась, – неявно объяснила Рёко, чем она занималась в своей комнате. – Пока что все не так плохо. Он, в общем-то, даже полезен.
– Просто радуйся, что МСЁ и правительство заставили друг друга сделать ровно то, что сказал Комитет по этике, – сложив руки, мрачно сказала мать. – Иначе я бы не смогла довериться настолько, чтобы об этом не задумываться.
Рёко на это кивнула. Таккомп первым же делом ей об этом упомянул, как будто бы успокаивая ее.
– Ну, проблемы со вкусом на сегодня будут проблемой, – оперлась на спинку стула мать. – Я заказала выпить.
Рёко подождала несколько мгновений, чтобы ее мать объяснила, почему это будет проблемой, прежде чем осознать происходящее.
– Ты имеешь в виду, ты заказала выпивку для меня? – спросила она.
– А почему нет? – пожал плечами ее отец. – Ты теперь взрослая; так гласит твой статус. И не похоже, что мы все еще можем следить за тобой.
– В мое время, – сказал дедушка, указав на остальных палочками, – несовершеннолетним запрещено было пить алкоголь. Не было никакого этого странного контроля интоксикации или катализаторов в крови или еще чего. Нужно было следить, что ты пьешь, и следить и за своими детьми.
– Да, мы знаем, пап, – покровительственно сказала мать Рёко, сумев не показаться скучающей.
Из-за социальных ожиданий употребление алкоголя несовершеннолетними в большинстве семей по-прежнему не одобрялось, но это все равно было бессмысленно. В то время как для них законно было пить, им запрещено было отключать контроль интоксикации, что значило, что спирт будет разложен на воду и углекислый газ почти в ту же секунду, как попадет в кровь, а поглощенная энергия используется в необходимых целях.
Прибыли их напитки, и Рёко уставилась в бокал с ароматным саке. Если точнее, яблочным.
Она приготовилась осторожно глотнуть, но отец поднял палец.
– Отключи контроль интоксикации, – сказал он. – Это твое новое право.
Рёко неуверенно огляделась и увидела, что ее дедушка выглядит весьма скептически, тогда как мать слегка заинтересованно.
В прошлом она всегда ненавидела вкус алкоголя, что бы ни говорили об этом другие.
– Ну… неплохо, – с удивлением взглянула она на бокал.
– Ты уверена, что это не говорит твоя, э-э, дисгевзия? – спросил дедушка.
– Понятия не имею, – призналась она, сделав еще глоток.
В этот момент прибыл десерт, и некоторое время они спокойно ели суфле с апельсиновым ликером. В это время Рёко размышляла о прошедшем дне. Она все еще чувствовала вину из-за того, что перетянула на себя то, что по праву должно быть ночью как для нее, так и для ее дедушки. Она должна была что-то для него сделать, и из того, что он сказал…
– Не хотите этой ночью посетить оружейную? – импульсивно сказала она, ее голова начала пульсировать. – Думаю, я смогу провести вас всех, и, может, все будет, э-э, весело. Вроде как семейный визит.
Она почему-то не удивилась, когда ее родители переглянулись и пробормотали согласие, даже не остановившись спросить ее, что она подразумевает под «оружейной».
– Хотелось бы, – всего через несколько секунд согласился дедушка.
Рёко потерла голову. Была ли головная боль результатом алкоголя или чего-то еще? Это была ее первая бессонная ночь, и сбой биоритмов должен быть ранним побочным эффектом модификаций. Возможно, из-за этого.
Она покачала головой. Пока что ей придется с этим справляться.
Через некоторое время они вышли из ресторана на скайвэй пятидесятого этажа. Рёко глубоко вдохнула свежий, прохладный воздух, чуть пошатнулась, после чего сдалась и вновь включила контроль интоксикации.
Через несколько секунд головная боль начала отступать, и она с облегчением вздохнула.
«Больше никогда».
А затем, когда ее мысли вновь прояснились, она подумала:
«Стоп, оружейная, я… ну и как мне, черт возьми, провести их туда? Я вообще это смогу?»
Она продумала быстрое сообщение, задающее Асаке именно этот вопрос.
Асака ответила почти немедленно, решив вместо текста использовать аудио. Рёко приняла вызов, подумав, что процесс стал теперь гораздо быстрее и автоматизированнее; гражданские каналы всегда намеренно напоминали пользователю об использующихся технологиях, со встроенными задержками, визуальным интерфейсом и даже фоновыми гудками, пока ждешь ответа другой стороны. Было лишь несколько уступок современности: к примеру, если вызываемый спит, звонки отклонялись.
Здесь не было никакой этой искусственности, с посредством таккомпов, связь установилась естественно и полностью мысленно.
Они прошли через стандартный ритуал приветствия.
«Во всяком случае, – наконец, подумала Асака. – Насчет того, что ты спросила – это возможно, но, честно говоря, мало что получится увидеть. Они не пройдут дальше вестибюля церкви, так как она только для волшебниц. Ты здесь не живешь, так что у тебя нет доступа к жилым помещениям – и я не уверена, с чего бы тебе вообще захотелось туда пойти. И больница недоступна. О, хм, но у нас есть гостевая зона. Там есть голоэкспонаты и один из робогидов. Всегда предпочитают».
«О чем экспонаты?» – подумала Рёко, отмахнувшись от матери и указав на ухо универсальным жестом «я на телефоне».
«О системе. Знаешь, самоцветы душ, кубы горя – то, что позволено знать. Большинству родителей нравится, но не знаю насчет твоих. Похоже…»
«Да, их не заинтересует», – подумала Рёко.
«Тоже так думаю. Но, но ведь верно, у них второй уровень допуска. С этим можно провести их в пару мест».
«Второй уровень? Это выше моего!» – недоверчиво подумала Рёко.
«Ты не знала? Да. Интересные у тебя родители. Все в твоем файле. Тебе и правда стоит как-нибудь его прочесть».
«Может, и прочту».
«Слушай, э-э, раз уж у них есть допуск, я могу показать им пару мест. Может быть, свожу вас в тир. Круто будет, верно? Посмотрят, как стреляет из пистолета их дочь. Но им потребуется сопровождение, и я вроде как занята, так что не слишком долго».
Рёко оглянулась на выжидающе смотрящую на нее семью и вздохнула.
«Ну, и так хорошо. Я вроде как пообещала».
«Понятно».
«Возможно, я была пьяна. Не уверена».
На линии прозвучал смех. Что интересно, смех был чисто физической реакцией, не воспроизводимой в стандартной системе передачи мыслей, так что система записывала звук и проигрывала его – иначе разговоры были бы неудобны.
«Да-да, такое часто бывает. Почему-то все считают это хорошей идеей. Во всяком случае, скоро увидимся».
«Увидимся».
Рёко стояла в показанной ей стрелковой позе, целясь из пистолета SW-155 в далекий круг мишени.
– Так, э-э, ты не собираешься мне ничего объяснять? – спросила она.
Она ожидала, что Асака встанет рядом с ней, будет держать ее руку, помогая целиться, и все такое, но вместо этого девушка стояла в стороне, с несколько отстраненным видом наблюдая за ней. Ее родители стояли рядом с Асакой, по виду чувствуя себя здесь не к месту.
– Не особо, – сказала Асака. – Все зависит от тебя и твоих имплантатов.
Рёко нервно улыбнулась. Пистолет был установлен на высокую скорострельность, большую дальность, противопехотные патроны и был полностью заряжен. От нее до мишени было пятьдесят метров. По сути, не осталось больше ничего, кроме как приняться за дело.
Она не совсем уверена была, чего ожидать, но опыт оказался на удивление гладким. Равномерное стаккато щелкающих электрических шумов, десять ровно, в руках было ощущение поглощения отдачи каждого из них, старающихся дернуть пистолет вниз. Ей сказали, что пехотинцу в полном бронескафандре сложно справиться с отдачей оружия, способного повредить щиты пришельцев; отдача этих, предназначенных приблизиться к темпу стрельбы полноценного снайперского оборудования, была жестока.
Силовые поля вспыхивали каждый раз, когда снаряд попадал в круги мишени, испаряя его. Она сочла, что в этом есть смысл; иначе противоположная стена представляла бы собой плачевное зрелище.
За последнее время она немного изучила пехотное оружие. Оружие направленной энергии, в основном лазеры, сильно ограничивалось требуемой мощностью и энергией, необходимой для нанесения повреждений на большой дистанции, с учетом рассеивания, но оно превосходно было, если имелась возможность стрелять по цели в течение длительного времени либо по цели слишком быстрой, чтобы попасть в другом случае. Удерживаемый на цели луч мог перенести больше энергии, чем любая очередь снарядов, мог справиться с иначе сложной задачей отклонения пуль или снарядов, а его самого нельзя было отклонить. Кроме того, чем ближе была цель или стационарнее огневая платформа, тем меньше приходилось беспокоиться о мощности и энергии.
Таким образом, их использовали на менее маневренных, но тяжелых целях, как точечную оборону, как оружие малой дальности, или когда выстрелу по-настоящему нужно было во что-то попасть.
Они составляли основу личной и местной противострелковой защиты, антитяжелый компонент противоракетной и противовоздушной обороны, главный компонент противоартиллерийских систем, и подвесное оружие средних и малых дронов. Также они служили главным орудием большинства танков и крупных летательных аппаратов, так же как и специализированной горизонтальной артиллерии. У отрядов пехоты были бронебойные лазерные пушки, у их штурмовых винтовок были лазерные «штыки», а у снайперов было вторичное лазерное оружие, способное при насущной необходимости сделать пару-тройку выстрелов.
Конечно, все это ограничивалось энергией, так что мобильные противострелковые системы быстро истощались, а тяжелое или дальнобойное лазерное оружие было ограничено несколькими выстрелами, если оно было мобильным. Таким образом, все, помимо большинства расходных малых дронов, несли рельсотрон или какие-либо ракетные системы, будь то главное орудие танка, наступательный подвес летательных аппаратов или оружие средних дронов – у которых обычно также было оружие ближней дистанции.
У пришельцев все было по-другому, так как какие бы энергетические системы у них не использовались, они были значительно лучше. Танки пришельцев никогда не снаряжались вторичным главным орудием, а кинетические снаряды придерживались до моментов, когда они будут лучше подходить – огонь на подавление, непрямой и артиллерийский обстрел, инерциальная бомбардировка с орбиты, ракетные и зенитные системы и дальнобойные снайперы.
Что касается космического боя – это была совсем другая история.
– Средняя ошибка: 5,2 см, – объявил голос, когда она закончила, в основном для зрителей. – Среднее отклонение: 0,27 радиан против часовой стрелки от вертикали. Стандартная погрешность: 3,6 см и 0,24 радиан соответственно.
Чрезвычайно продвинутые патроны имели ограниченное встроенное наведение, но не могли исправить отклонение больше незначительного. Лично она посчитала, что справилась вполне неплохо, хоть и присутствовал неотвязный дрейф вверх и влево.
Ее родители похлопали, а дедушка со впечатленным видом приподнял брови, но у Асаки лицо было нейтрально.
– Жаль тебе говорить, – сказала она, – но, к сожалениею, это считается ужасным. Большая часть этой точности от твоих улучшений. Давай покажу.
После этого Асака забрала пистолет, умело его перезарядила и выдала унизительное:
– Средняя ошибка: 0,6 см. Среднее отклонение: 0,02 радиан против часовой стрелки от вертикали. Стандартная погрешность: 0,2 см и 0,054 радиан соответственно.
– Довольно сложно подавить этот дрейф вверх, – прокомментировала Асака, возвращая ей оружие. – У нас достаточно силы, но и инстинкт ее не использовать. Хочу, чтобы ты поняла: я даже не слишком хороша. Лучшие наши снайперы могут за километры подстрелить насекомое, а снайперы пришельцев даже лучше. Если бы не точечная оборона, ужасно было бы быть пехотинцем. К счастью для нас, оболочки самоцветов душ могут оттанчить снайперские снаряды и лазеры. Никогда не выходи без нее из дома.
Рёко моргнула после использования термина «танчить», но кивнула.
– А, эм, можно мне? – неловко спросил ее дедушка, протянув руку. – Хотелось бы попробовать.
Асака сразу же покачала головой.
– Он сломает вам руку, – сказала она. – Даже у – м-м – обычных людей есть мускульно-скелетные улучшения. Вам придется их подождать. Если хотите, в городе есть гражданские тиры для любителей.
– Может быть, лазерный вариант? – с надеждой предложила Рёко. – У него отдача ниже.
– Практически никакой, – прокомментировала Асака. – Думаю, нормально. С тобой не поспоришь.
Рёко улыбнулась, и эта улыбка превратилась в морщины легкого смущения, когда несколько выстрелов старика прошли слишком далеко от цели. Старик застенчиво усмехнулся итоговой покровительственной улыбке Асаки.
Асака предложила эту же возможность ее родителям, но они отказались.
Они задержались еще ненадолго, Рёко практиковалась самостоятельно, пока ее дедушка обсуждал с Асакой пехотное оружие.
«Должно быть, он тоже нервничает», – подумала Рёко.
Конечно, для него оружие куда важнее, чем для нее.
В итоге, настороженно оглядевшись по сторонам, Асака вместе с ее дедушкой скрылись заглянуть в оружейную, в то время как Рёко, которой доверили присмотреть за своими родителями, показала им другие места – виртуальное боевое моделирование, зоны исследования сил и зоны спаррингов.
Именно в последнем они задержались дольше всего, хотя Рёко хотелось чуть больше времени потратить на изучение концепции «исследования сил». Они остались понаблюдать один практический раунд, проводившийся внутри огромного ринга, разговорившись с одной из зрительниц, Рисой Флорес, которой нравилось разговаривать.
По-видимому, вместо использования настоящего оружия, ринг моделировал неповреждающее, голографические версии их оружия и более опасных сил, хотя слабые силы по-прежнему были в игре. Довольно критично, учитывая характер боев.
Они втроем, Рёко и ее родители, наблюдали за девушкой с копьем и еще одной, накинувшейся на нее, с двумя мечами. Правила были просты: первая травма, что искалечила бы, используй они настоящее оружие, заканчивает матч. Не разрешено использовать потенциально повреждающие силы. Самоцветы душ находились за пределами площадки спарринга, на столе, в пределах дистанции контроля.
Даже так площадка была широкой – квадрат в пятьдесят метров, оценили ее имплантаты – Рёко сперва задумалась, как они могут удержаться в пределах области и не разрушить все вокруг, включая и зрителей. Ответ на вопрос она получила с началом матча и предательским инфракрасным отблеском активирующегося вокруг зоны силового поля, так же как и на полу и под потолком.
Бой был динамичен: девушка с мечами была телекинетиком, а копейщица могла призывать хлещущие из ее копья цепи, и держалась на месте.
К несчастью, не было способа смоделировать урон. Сперва предпринимались попытки конфигурировать улучшения на моделирование урона путем отключения мышц после удара голографическим оружием. Однако, казалось, что их тела игнорировали сигналы, какой-то магией заставляя мышцы работать.
– Возможно, это интерпретировалось как какой-то ущерб, – сказала Риса. – В целом, это, наверное, хорошо, но такие матчи становятся менее реалистичными.
Она мельком взглянула на Рёко.
– Телепортер, да? – сказала рыжая девушка. – Сама я эмпат, хотя вдобавок есть еще слабый телекинез. К несчастью, такие зоны спарринга полезны лишь для девушек с некоторыми типами сил. Уверена, ты понимаешь, почему они не слишком-то подходят для тебя или меня. Тем не менее, смотреть интересно, и полезно, если это тебе поможет. Кое-что просто не такое же, когда в симуляции. Рада познакомиться, Сидзуки-сан.
Девушка слегка поклонилась, после чего протянула руку. Через мгновение Рёко пожала ее.
– Рада познакомиться, э-э, Флорес-сан.
Рёко никогда не была полностью уверена, как при разговоре на японском называть иностранцев. Девушку звали Рисой.
– И с вами рада познакомиться, – поклонилась девушка родителям Рёко и должным образом их поприветствовала. – Я впечатлена, что ей удалось провести вас сюда, но так как вы здесь, похоже, впервые, я должна предупредить, что эти матчи довольно жестоки. Мы не люди, по крайней мере во время боя. Просто чтобы дать представление: силовые поля порой разрушаются от воздействия.
– Мы понимаем, – сказала мать Рёко, оглянувшись на девушку с веснушками и завитыми волосами. Рёко не уверена была, почему, но ее мать сказала это несколько странно, как будто раздраженно.
Разумом все они понимали, а Рёко даже уже сражалась с демонами, но это не было достаточной подготовкой.
Рёко едва удавалось уследить за движениями, морщась каждый раз, когда одна из девушек с костедробящей силой врезалась в силовое поле. Девушка с копьем призывала вертикальный шторм цепей, цепи непрестанно хлестали по всей площади, загоняя другую во все меньшее и меньшее пространство. Телекинетику приходилось исполнять постоянный танец из телекинетических толчков и взмахов мечами, отбрасывая цепи и делая выпады множеством мечей вокруг нее, разрывая цепи на части, пытаясь сократить разрыв или выиграть достаточно времени, чтобы схватить тело другой девушки. Копейщица поддерживала безостановочный шквал ударов копья и взмахов цепей, отбрасывая противницу и успешно устраивая ей затруднение.
Рёко украдкой покосилась направо, на отца, напряженно сидящего в кресле, схватившись за подлокотники, явно подавляя инстинкт позвать на помощь. Он вздрагивал после каждого удара, что убил бы неулучшенного человека.
Как ни странно, ее мать была спокойнее.
– Для меня все размыто, – сказала мать. – Но ты можешь уследить, не так ли?
– Конечно может, – сказал отец. – Смотри.
Он указал на Рису, которая продолжала наблюдать за матчем. В частности, он указал на глаза, но Рёко не заметила ничего необычного, просто глаза чрезвычайно быстро метались из стороны в сторону.
Она растерянно повернулась к родителям.
– Ее глаза, Рёко, – объяснила мать. – Для нас они движутся настолько быстро, что похожи на карее пятно. Мы даже не видим зрачков. Честно говоря, довольно жутковато.
– Пехота в стандартном комплекте получает некоторые небольшие улучшения, – покачал головой ее отец. – Но ничего подобного.
– В твоем файле говорится, что ты новенькая, – повернулась к ним Риса, явно прислушивающаяся к разговору. – Почему твои родители так много знают?
Казалось, ей любопытно, хотя в ее вопросе как будто бы был более глубокий смысл.
Рёко изобразила полусмущенный жест.
– Ученые, – сказала она.
– Понятно, – ответила Риса.
Матч закончился, когда телекинетику удалось ударить одной из цепей по руке другой девушки, схватив копейщицу за руку. Копейщица быстро развеяла свою цепь, но упустила достаточно времени, чтобы другая девушка собралась для мощного толчка, вбив ее в дальнюю стену вместе с большим набором ее цепей и довольно слышным хрустом. Прежде чем она успела отреагировать, телекинетик пронеслась по воздуху и завершила обезглавливанием обоими мечами. Ну, воображаемым обезглавливанием.
Силовые поля отключились, обе девушки рухнули на землю. Мечница сразу же схватилась за плечо, тогда как другая с очевидной болью заставила себя сесть. Остальные кинулись к ним помочь, и был краткий момент, когда две девушки приподняли возвращенные им самоцветы душ в жесте… уважения? Товарищества?
– Через час они будут в порядке, – успокаивающе сказала Риса. Родители Рёко кивнули, явно убеждая себя в это поверить. Самой Рёко было непросто.
– Меня не очень успокаивает твой выбор карьеры, Рёко, – взглянула на нее ее мать.
Этой ночью она многое узнала. К примеру, так как их силы нарушали физический закон, не было никакого способа при помощи физики точно их смоделировать. Более того, боевые симуляции основывались на обширных записях настоящего применения сил. По этим причинам, в симуляциях невозможно было сделать то, чего не было в прошлом, или то, что ты еще не знаешь, что можешь. Из-за этого использующих симуляции предостерегали не позволять симуляциям ограничивать их воображение, чтобы не ограничить развитие их сил.
Дедушку они вновь встретили по пути на выход, где ее мать, к ее огорчению, предложила ей превратиться, чтобы они все могли на нее взглянуть. Она отошла в укромный угол, после чего вернулась и скрыла выражение лица, когда отец и дедушка переглянулись и подавили странные взгляды, где сочеталось благоговение и недоумением, возможно на бессмысленно изукрашенные кнопки, воротник и оборки на запястьях, чего мужчины никогда не поймут.
Не похоже, чтобы они поверили ей, когда она заявила, что никак не могла повлиять на дизайн костюма. Не помогло, когда в ее сознании спонтанно появилась информация, что преобладающая в МСЁ теория о дизайне костюмов значила, что он и правда отражал – и, изредка, менялся вместе с – личностью, так же как и неким коллективным бессознательным, лишь с малым следом генетики. Она ненадолго растерялась, после чего поняла, что ее таккомп «ненавязчиво» подбросил ей сведения. После этого она забеспокоилась: не хотелось ей об этом слышать.
И только после этого ей пришло в голову, что ее мать вообще-то подождала, пока они выйдут, подальше от слишком большого числа глаза, чтобы избавить ее от смущения. Она немного устыдилась, что обвинила ее.
Именно тогда старик предложил им вдвоем вновь посетить то место неподалеку от звездного порта, посмотреть на восход солнца. Именно там напали на нее демоны, но она не сочла нужным об этом упомянуть. Если так произойдет снова, она сможет справиться или, по крайней мере, дать им обоим возможность сбежать.
Так она надеялась. Что вновь привело ее к мысли о куче кубов горя, заставив ее занервничать, но она не станет держаться в стороне из-за боязни чего-то столь глупого.
– Твоя подруга Сиро-сан довольно хорошо разбирается в оружии, – сказал старик, когда они вдвоем лежали на траве, глядя на небо раннего утра и утреннюю звезду.
– Похоже на то, – сказала Рёко. – Но мы не так много об этом говорили. Как я понимаю, для нас оружие не так значимо, как для, э-э, остальной армии.
Она едва не сказала «людей». При использовании в таком контексте это было стандартное выражение, но она в последний момент изменила фразу, посчитав, что это чем-то обидно.
Вновь она наблюдала, как на взлетно-посадочной полосе тормозил гиперзвуковик, антиграв придавал ему подъемную силу, что была бы невозможна при помощи одних только крыльев.
– До этого вечера я не осознавала, – сказала она. – Но все это, электромагнитные штурмовые винтовки, снайперские рельсотроны, скоро они будут для тебя важны, не так ли? Важнее, чем для меня.
– Вот почему я и пошел посмотреть, – посмотрел на свою руку старик. – Официально у нас все спокойнее, чем у вас. Нам говорят ни о чем не беспокоиться, пока мы не улетим на обучение. Там обо всем позаботятся. Неофициально, конечно, все взволнованы, – добавил он. – Я прислушался, так что и в самом деле только читал, но многие последнюю неделю проводят в общественных тирах, тренируясь с допустимым правительством спортивным огнестрельным оружием. Играясь, можно сказать. Сегодня я хотел немного потренироваться с серьезным оружием, но это, очевидно, не сработало. Сиро-сан даже сказала, что тренировки бессмысленны, пока не установлены прицельные улучшения и не надет полный тренировочный костюм. То же касается и тебя.
– Наверное, – взглянула на свою руку Рёко, подумав о «прицельных улучшениях». – Мне, э-э, сегодня домой доставят пистолет. Интересно, как мама с папой это воспримут.
– Лучше, чем ты полагаешь, – сказал старик. – Они более готовы, чем ты ожидаешь.
Любопытное заявление.
– Как? – спросила Рёко.
– Я лишь имею в виду, что они военные исследователи, – сказал дедушка. – Они немного знают, чего ожидать.
– В этом есть смысл, – признала Рёко.
– Знаешь, я не обязательно попаду в пехоту, – сказал старик. – Меня вполне могут назначить куда-то еще.
Распространенный мем, что жители Земли и миров Ядра, присоединяясь к армии, обречены на судьбу наземных бойцов. Было хорошо известно, что флот старался завербовать пилотов и экипаж из имеющих опыт, в основном жителей и экипажей космических станций, многих коммерческих лайнеров и торговых судов, что курсировали по человеческому пространству. Также хорошо известно было, что экипажи транспортных средств и атмосферных пилотов старались набирать в колониях, где все еще широко распространено было пилотирование собственным транспортом.
Мем был не вполне точен. Вклад Земли в вооруженные силы превосходил колонии, даже вместе взятые, настолько, что заслужил выражающий клише афоризм: «Солдаты Земли умирают за детей космоса». Вполне возможно было получить иное назначение и без опыта, если посчитают, что у вас есть склонность; недостаточно было одних только колонистов и космеров. Немногие миры были достаточно развиты, чтобы целесообразен был собственный военно-морской флот, так что имеющий опыт с открытым морем мог надеяться на место там. И, наконец…
– Я бы не беспокоилась о твоей специализации, – продолжила Рёко, понимая, что сформулировала она несколько обидно, но не зная, как выразиться вежливо. – Я знаю, что ты был врачом, но это было столетия назад. Я думаю, это слишком устарело, чтобы имело значение.
Старик усмехнулся под нос, после чего слабо улыбнулся.
– Я же могу надеяться, не так ли? За последнее время я немного коснулся нового материала. Подумал, что, может быть, меня назначат в полевой госпиталь или вроде того, но не вполне уверен, что это будет важно. Просто захотелось что-нибудь сказать.
Он подобрал камешек и кинул его в сторону реки, где он дважды отскочил, прежде чем погрузиться. Рёко приподняла брови.
– Разве ты такого не видела? – спросил старик, прежде чем она что-нибудь сказала.
Он покачал головой.
– Дети в нынешнее время.
Старик наклонился вперед, всматриваясь в светлеющее перед ними небо.
– Мы с твоей бабушкой приходили сюда, когда только начали встречаться, – сказал он. – Кажется, мне было семьдесят четыре. Она сказала, что у нее здесь воспоминания, что-то о подруге, пропавшей, когда она была младше. Я так и не поинтересовался деталями. Возможно, стоило.
На поверхность сознания Рёко на мгновение всплыло воспоминание.
«Я кое-что потеряла», – сказала ее бабушка.
Пропавшей.
Они оба знали, что, как выяснилось, произошло со многими девушками, пропавшими за все эти годы, несмотря на все внимание и надзор со стороны Управления. За последние годы такое бывало в основном из-за плохой ситуации в семье, но тем не менее…
– Думаешь, она отправилась искать? – спросила Рёко, чуть округлившимися глазами взглянув на старика.
– Может быть, – сказал Абэ, глядя на воду и отражающийся в ней свет. – А может и нет. Слишком давно это было. Не знаю, волнует ли ее это до сих пор. Но это единственное, в чем я вижу смысл.
– А теперь ты ищешь ее, – сказала Рёко.
– Снова может быть, – сказал старик. – Или, может быть, я просто хочу новой жизни. Я лишь хочу все прекратить.
Он моргнул.
– Что не говорит о том, что я хочу прекратить с тобой или остальной семьей или еще чем, – поспешно сказал старик. – Но ты знаешь, что я имею в виду.
– Она… – начала Рёко, пытаясь поделиться воспоминанием.
«Таккомп, я смогу переслать ему воспоминание?»
«Да, но без снятия ВР ограничений, его опыт в нем будет ограничен».
«Я…»
Рёко задумалась, решая, стоит ли сказать или отправить.
– Здесь она сказала мне, что что-то потеряла, – решилась Рёко. – Когда-то давно. Не знаю, есть ли в этом смысл.
– Вот как? – риторически спросил старик, наклонив голову взглянуть на нее. – Понятно, – закончил он.
Они посидели еще несколько минут, достаточно, чтобы восход солнца стал ясен, даже если оно по-прежнему скрывалось за небоскребами на другой стороне от звездного порта. Утренняя звезда все еще была видима, как всегда высокомерно пытаясь затмить солнце.
Ей стало интересно, не сможет ли она получить какое-нибудь телескопическое улучшение.
– Давай держаться на связи, ладно? – наконец, сказал старик. – Когда нас назначат в поле, конечно. Мы будем в совершенно разных мирах, как метафорически, так и буквально, если только нам не повезет получить совместное назначение, и если так…
Он приостановился.
– Не знаю, смогу ли я видеть, как ты получаешь травмы, как у ваших девушек, так что, наверное, лучше будет, если нет, – мрачно сказал он.
Рёко захотелось с этим поспорить, но она не стала.
– Пошли, – сказала она, отталкиваясь от земли. Она взглянула на ветряки, вспомнив когда-то притаившихся там демонов.
Старик кивнул.
Как было обещано, оружие прибыло тем же утром. Рёко нашла его, встав после дремы, предмет неприметно и тихо лежал внутри своей капсулы в слоте доставки у двери.
Она подняла его обеими руками, как и вчера, чувствуя его вес, пытаясь вспомнить, что сказала Асака. К собственному удивлению, она легко снова приняла позу. В нижнем углу ее поля зрения прокрутился небольшой кусочек текста, поясняющий ее растерянность. Похоже, улучшения памяти распространялись и на процедурную память, хотя не настолько впечатляюще, как полное переживание события воспоминания.
Она ощутила от оружия легкое чувство узнавания, признающее человеческого военного. Ее дедушка смог вчера стрелять только потому, что Асака предоставила временное разрешение. В противном случае он отказался бы стрелять не в руках военного или на дроне. У него даже был ограниченный интеллект, чтобы предотвратить осечки. Вот почему не было риска в том, чтобы просто отправить его по трубам доставки.
– Нужно будет показать подругам фотографию тебя в пижаме, с серьезным лицом целющуюся пистолетом в вазу, – сказала ее мать, неожиданно появившись у нее за спиной.
– А! – воскликнула она, быстро сменив позу и повернувшись к матери. Она повертела в руках пистолет, не вполне уверенная, что вообще с ним сделать. Ей захотелось узнать, выглядела ли она смущенной.
– Твой дедушка, наверное, сказал бы что-нибудь о том, что в его время ты бы, так делая, что-нибудь себе отстрелила, – сказала женщина, указав на ее игры с пистолетом. – А затем сказал что-нибудь о том, что нынешние дети даже не представляют, почему это вообще важно. Конечно, он бы солгал, потому что он не настолько стар, чтобы такое помнить. Это не было проблемой даже до Объединительных войн. Ему нравится притворяться старше, чем на самом деле.
– Ты знаешь, чем будешь заниматься на этой неделе? – спросила ее мать.
– Сегодня чуть позже схожу в кино с подругами, – сказала Рёко. – Расскажу новости, если они еще не догадались.
Вполне можно понять, подумала Рёко. Инструктор обязательного раздела уже должен был объявить о ее уходе из школы. В нынешнее время внезапные, необъяснимые переезды были редки, а для кого-то ее возраста и пола, какой еще может быть вывод?
– И, э-э, у меня кое-что запланировано на оставшуюся неделю, – продолжила Рёко. – Обязательный визит к психотерапевту, какое-то социальное мероприятие. Асака предложила еще раз сходить поохотиться на демонов. Но у меня полно времени, если ты об этом.
Рёко показалось, что во взгляде матери что-то промелькнуло.
– Ну, рада это слышать, – сказала Курои Накасэ. – Я…
Она приостановилась, думая, как выразить.
– Хочу, чтобы ты, э-э, ну, прежде чем отбудешь, – сказала она, приложив руку ко рту. – Хочу, чтобы ты повеселилась. Я не, э-э…
– Я буду в порядке, мам, – сказала Рёко. – Обещаю.
Ее мать на мгновение закрыла глаза.
– Ну, я запланировала вечеринку за день до вашего с дедушкой отбытия, – сказала она, сложив руки. – Пригласила других твоих дедушку с бабушкой, некоторых друзей семьи. Не стесняйся пригласить кого захочешь. Я настроила список приглашенных. Я, э-э, пригласила ту девушку, Сакуру-сан. Она сказала, что придет.
Рёко задумалась. Глава Культа, основательница МСЁ…
Она предположила, что вполне справедливо будет пригласить Асаку и Патрицию.
– Ты пригласила своих подруг, как я тебя просила? – спросила ее мать.
– Пока нет, – сказала Рёко. – Так как мне сперва нужно будет объяснить, что за вечеринка, не так ли?
– О, да, конечно, – сказала ее мать, по-прежнему выглядя несколько нервно.
– Я буду в порядке, мама, – вновь заверила Рёко, пусть даже, конечно, не могла по-настоящему этого знать.
– Посмотрим, – сказала ее мать.
Рёко решила не брать с собой оружие, чтобы показать подругам во второй половине дня, потому что не могла отделаться от ощущения, что это было бы несколько странно.
Подъехав, она нашла их троих ожидающими у входа в театр. Вполне понятно; им нужно было лишь спуститься на лифте до двенадцатого этажа здания их школы, где Рёко, конечно, в этот день не присутствовала.
Поначалу было неловко, они вчетвером задержались на скайвэе снаружи здания. Они прокомментировали ее новый браслет, и Рёко сказала что-то бессмысленное о том, что он ей показался симпатичным.
– Рёко, – наконец, сказала длинноволосая девушка, Тиаки. – Прежде чем мы войдем, э-э…
Девушка изобразила рукой неуклюжий жест.
– Учительница сказала, что ты навсегда покидаешь школу, – закончила другая девушка, Руйко, подавшись вперед так, что ее косички закачались от движения.
Рёко посмотрела на высокую девушку, на ее лицо и на мерцающий на здании за ее спиной солнечный свет. Ей захотелось узнать, как выглядит ее лицо, пока она пыталась собраться и сказать то, что должно быть сказано.
– Что происходит, Рёко? – через мгновение спросила Тиаки.
Рёко отступила на шаг и, вместо того, чтобы что-нибудь говорить, подняла левую руку и раздвинула пальцы. Маскировка была отключена, так что кольцо на свету было прекрасно видно.
Она смогла лишь слабо улыбнуться, когда на их лицах проступило понимание.
– Руйко говорила, что может быть из-за этого, – через секунду сказала Тиаки, с недоуменным видом тряхнув головой. – Но я не хотела так думать. Зачем, Рёко? Тебе нечего было желать, у тебя нет парня… это из-за твоего дедушки?
– Это слишком личное, Тиаки, – сказала Симона, оборвав ее вопросы. Она чуть сменила позу, так что язык ее тела заговорил о защите. Весьма в ее духе.
– Ты знала? – взглянула на Симону захваченная врасплох длинноволосая девушка.
– Ты достаточно рассудительна, чтобы понять, – сказала Руйко, тряхнув головой и взглянув на Тиаки. – А кто-то вроде тебя никогда бы даже не получил предложения. Я же говорила; она здесь не счастлива.
– Я… – начала другая девушка, прежде чем прерваться и, шагнув вперед, схватить Рёко за плечо. – Кто-то вроде тебя… – начала она, прежде чем покачать головой. – Не могу представить. Будь там поосторожнее. Не хочу присутствовать на твоих похоронах.
Высокая девушка, пацанистая, несмотря на длинные волосы и страсть к скрипке, всегда старалась ее защитить. По правда говоря, как и все они. В их группе она была самой маленькой и похожей на ребенка. Ей хватало уверенность, чтобы остальные позволяли ей самостоятельно справляться со спорами и признаниями в любви, но малейший намек на физическую угрозу всегда вынуждал Тиаки – а в последнее время и Симону – появляться, затачивая воображаемые ножи.
Хотя все это было для вида, так как имплантаты не позволили бы гражданским зайти слишком далеко.
Симона кашлянула.
– Довольно ужасно с твоей стороны, Тиаки, – раскритиковала Руйко.
Девушка промолчала, покачав про себя головой. Рёко не ожидала, как повлияет эта фраза.
– Я, э-э, – неловко начала Рёко, – не уверена, как об этом сказать, но моя семья устраивает, э-э, вечеринку через несколько дней. Знаете, как раз перед моим уходом. Я внесу вас в список приглашенных, так что хочу, чтобы вы все пришли. Было бы хорошо.
Получилось неудобно и совсем не в тему, но Тиаки отступила и кивнула.
– Да, я приду, – сказала она. Остальные кивнули.
Прежде чем у нее вообще появилась возможность добавить приглашения, таккомп передал ей знание, что уже об этом позаботился. И в самом деле весьма удобно.
– Ладно, тогда пошли смотреть этот фильм, – сказала Симона, направившись к двери так, что по сути возглавила их. Они послушались.
Когда они прошли мимо гигантских голостатуй главных персонажей, Рёко замедлилась, взглянув на Мами, Кёко, Юму, Хомуру и богиню позади них. Она с удивлением поняла, что встретила троих из них или, если растянуть понятие «встретила», даже четверых.
– Что-то не так? – спросила Руйко, заметив ее взгляд.
– Нет, ничего, – автоматически сказала Рёко, покачав головой.
Она взглянула на Симону, которая вместо этого смотрела на Мами.
После этого они отправились смотреть. Рёко с удивлением узнала у таккомпа, что она может пойти в театре куда захочет, не тратя квот, но она, конечно, предпочла остаться с подругами. Они прихватили в буфете закуски, после чего отправились в комнату. Ее таккомп сообщил ей, что, по сути, ее военный статус позволяет ей запросить для них отдельную комнату, хотя только она лично сможет получить полный ВР. Она отказалась от ВР; не хотелось единственной испытывать другой опыт.
По крайней мере, им не пришлось ждать полной численности.
Смотря фильм, она заметила, как сложно не задумываться постоянно о том, что всего несколько недель назад это был бы совершенно иной опыт.
Глядя на детство Хомуры, она задумалась, насколько отличался мир, в котором родились «Древние». Нельзя было ни на кого положиться, помимо себя и собственной команды, все время жить на грани выживания, в мире, где неудача означала не что кто-то поддержит, чтобы можно было попробовать еще раз, но только смерть, простую смерть. Мир, где без риска конфликта нельзя было даже покинуть свой район крошечного городка; мир, где всегда были враги, хочешь ты того или нет. Даже дороги и города напоминали ей, насколько все было другим: так мало небоскребов, и этот покрывающий землю асфальт – теперь, не в видении, она смогла сразу же посмотреть слово.
Ее класс когда-то делал обзор искусства, еще в начальной школе, прежде чем ученики разделились по интересам. Основание МСЁ, с относительной безопасностью и процветанием, привело к беспрецедентному расцвету литературы, живописи, музыки и даже фильмов и видеоигр, почти все они были запечатаны в тайных каналах МСЁ, но часть как вымысел выпускалась в большой мир. Лишь в последние годы остальной мир получил полный доступ, и их заданием было выбрать конкретную тему для доклада, при условии одобрения со стороны инструктора.
Она выбрала для обсуждения период «Ностальгии», примерно столетие после правительственного – в отличие от МСЁ – объединения, в течение которого культура МСЁ пережила массовый всплеск восхваления хаотичного прошлого и идеи борьбы в одиночку или почти в одиночку ради своих идеалов. Литература почти обожествляла великих героев или антигероев прошлого, вымышленных или нет.
Многие в классе не поняли, зачем кому-либо хотеть вернуться в прежний мир, настолько неопределенный и лишенный стабильности, нынешней безопасной жизни, даже с постоянно надвигающейся тенью уничтожения со стороны пришельцев. Даже среди девочек, которые в этом возрасте, как правило, были тайно одержимы волшебницами, так и не поняли идею. Понимали лишь мечтатели, особенно Рёко, потому что она немного читала упомянутую литературу, в том числе и некую беллетризированную эпопею того периода.
В ней разбиралось первой столетие жизни некоей Клариссы ван Россум – историка, мечтателя и героя справедливости – как она бродила по Земле, с полей смерти Европы до окраины Хиросимы, из революционного Китая в джунгли Вьетнама, из Москвы времен падения Советского Союза в Нью-Йорк начала двадцать первого века. Наконец, снова в Японию, чтобы взглянуть, как МСЁ впервые по-настоящему пробует свою силу. Она контрастировала с весьма сухой автобиографией, написанной самой Клариссой, которая якобы от смеха поперхнулась кофе, впервые попытавшись прочесть другую версию.
Рёко тогда испытала стремление путешествовать, отправится туда, где что-то происходит. Хотя, когда подросла, она поняла, что на Земле больше ничего не происходит. Происходит все только на границе, в колониях, или на войне. Если невероятно повезет, можно специализироваться достаточно, чтобы запросить поездку в нужную колонию, где, с достаточными деньгами – и на этот раз, и правда деньгами – можно было приобрести собственный корабль и посещать другие колонии, перевозя товары, исследуя многочисленные все еще неизученные системы человеческого пространства…
Это было мечтой, притом сложно осуществимой, учитывая, что разрешение на поездку в колонии было непомерно дорого, либо требовало выдающегося вклада в своей сфере. Циники говорили, что, вместо оптимизации распределения ресурсов, эта политика на самом деле предназначена для стравливания беспокойного избыточного населения Земли в армию, тем самым убивая одним выстрелом двух зайцев. Настоящие циники говорили, что политика отвечает обеим целям.
Рёко нужно было найти что-то, что угодно, что ее достаточно бы увлекло, чтобы стать в этом невероятно преуспевающей.
Ну или прождать сотню лет и присоединиться к пехоте.
Или даже еще более невозможная мечта: дождаться визита инкубатора и заключить контракт.
Она размышляла над этим и смотрела фильм.
Глядя, как перед ней двигаются голографические Мами и Кёко, она обнаружила, что сложно соотнести то, что она видела, с тем, что она увидела в них. Сложно было представить, что они тоже когда-то были ее возраста, а их личности на экране казались настолько другими, почему-то почти беспокойными и небрежными, несмотря на всю мудрость, что, казалось, пыталась передать младшая Мами.
Хотя, возможно, это было лишь причудой актерской игры и ее собственного воображения.
Она увидела, как Хомуру навестила ее белая Богиня, и начала лениво критиковать неточность изображения, прежде чем осознала иронию этого.
После этого она и заинтересовалась, что происходило на самом деле. Она никогда по-настоящему не вникала в детали необычной веры пропавшей основательницы МСЁ, но теперь поняла, что хочет знать. Почему в фильме подразумевалось, что у нее была прошлая жизнь? Почему она говорила то, что в конечном счете сформировало основы богословия Культа? Почему же у нее были ангельские крылья?
В этом и была ее проблема с Культом, подумала она. Возможно, они были правы в своих ответах, но прежде чем она примет их взгляд на все, она должна сама понять истину, и отчасти это включало изучение о Хомуре того, что было доступно.
Она сказала таккомпу пометить позже этим заняться. Он ответил кратким текстом, напоминая ей, что он не может получить доступ к ее предполагаемым воспоминаниям о видении или любым ее представлениям о них, и что когда она на них сосредотачивается, устройство необъяснимым образом теряет понимание ее мыслей. Вообще-то, этого было бы достаточно, чтобы потребовалось немедленное возвращение для диагностики и ремонта, будь это по какой-либо другой причине.
Она увидела плачущую на лестнице Юму и вспомнила свое видение о ней плачущей над телом мертвой подруги. Орико, если Рёко верно помнила ее историю – верно, как подтвердил таккомп.
Она подумала о том видении с Юмой. Она посчитала его неправильным, но, если хорошо подумать, технически в нем не было ничего ложного. Согласно истории, команда Юмы погибла от рук демонов, и она ушла искать помощи в единственном возможном месте. Юма, плачущая над телом погибшей наставницы, посреди толпы демонов, была как раз тем, чего можно было ожидать.
Вот только первая ее мысль во время видения была, что оно неправильно, без причин, что она могла бы объяснить. И взгляд в глазах Юмы, и тьма в ее самоцвете души – не подходили.
Рёко размышляла над сценами, изображающими основание МСЁ и его последствия, особенно когда стало ясно, что история будет изображена отдельными кадрами. Тайная международная организация невероятно могущественных девушек, контролирующих огромные финансовые ресурсы, руководящих во время самого беспокойного периода человеческой истории – их влияние на историю должно быть огромно, тем не менее, книги по истории молчали. Насколько их интересовало, Объединительные войны и МСЁ вполне могли быть на двух разных планетах. Рёко чувствовала, что это неверно, и на этот раз наряду со многими другими. Но это не давало ответов.
Когда фильм перешел к следующей сцене, Рёко вспомнила первый раз, когда увидела полные, неотцензуренные кадры с Авроры. Это была история шестого уровня, и впервые присутствовало большинство из них. Она и ее одноклассники сидели с лицами, на которых чередовался шок и стиснутые зубы, когда детей и взрослых потрошили лазерами, когда безжалостно плавили даже компьютерные кластеры колониальных ИИ.
Ей тогда хотелось изменить ситуацию, сделать что-нибудь, где она бы почувствовала, что вносит вклад, вместо того, чтобы чахнуть на Земле.
Наконец, она увидела битву, угрюмо уделяя больше обычного внимания деталям выживания, следя за всеми появляющимися телепортерами, пусть даже знала, что фильм это не лучшее место для сбора сведений о бое.
И когда Хомура столкнулась с планетовыжигающим супероружием, и фильм перешел к последней сцене, Рёко снова задумалась об истине.
После фильма и нескольких последовавших шуток, они устроились в столовой зоне несколькими этажами выше театра. К тому моменту Руйко и Тиаки извинились и отошли в уборную, привычно перепив газированных напитков.
Рёко, затерявшись в своих мыслях, подумала, что кое-что никогда не меняется – за исключением обратных случаев.
Вполне обычная тема для разговора – среди тех, кто в это время не ел – что при настоящей необходимости даже такие физиологические функции можно было заметно уменьшить или устранить, но сочетание практических и философских проблем не позволяло этому осуществиться.
Рёко как-то прочла об этом статью. С одной стороны, необходимо было устранить избыток электролитов и воды, если не через мочу, и в то время как воду можно было испарить, электролиты пришлось бы выводить с потом. Помимо этого, в то время как твердые пищевые отходы можно было – что и делали – использовать с большей эффективностью, всегда был остаточный материал, с которым можно было справиться только с искусственным окислением. То же относилось и к мочевине, которую можно было полностью сжечь. Однако такое искусственное извлечение энергии оказало бы вредное воздействие на естественные круговороты веществ – к примеру, сжигание мочевины по сути обратило бы фиксацию азота – что потребовало бы вторичных модификаций в системах экскреции, что обычно считалось бессмысленно манипулятивным в службе сомнительным целям.
Перечитывая статью, Рёко с удивлением обнаружила, что у нее появился новый выбор закрытых допуском подтем, и с удовольствием нырнула в них.
По-видимому, существовало применение, где такая модификация широко использовалась. Военные обнаружили, что в поле вторичная обработка отходов способствует повышению боевой эффективности, улучшению санитарии, устраняет необходимость в уборных и так далее, с единственным побочным эффектом в большем выпуске газов и пота, с чем можно было эффективно бороться при помощи боевых костюмов и умной одежды. Извлеченную энергию даже можно перенаправить на внутренние источники энергии, точно так же, как и дополнительную энергию из пищи, расширяя боевой диапазон и снижая риск нехватки мощности. В то время как по-настоящему необходима такая модификация была лишь для войск в серьезном бою или далеко от линий снабжения, ее сочли достаточно ценной, чтобы развернуть во всех наземных войсках как включаемую опцию. Якобы, войска сами одобрили ее подавляющим числом.
Конечно, это была та же самая армия, что, по слухам, активно работала над фотосинтезирующей кожей и прямым потреблением углеводородов, так что ясно было, с какой стороны они подходили.
Рёко столько времени потратила на эту тему, что едва не упустила свой шанс, но, наконец, вспомнила, что дожидалась этой возможности. Они с Симоной были наедине, все еще ожидая возвращения двух других из уборной, где им потребовалось непомерно много времени.
Они с Симоной сидели на противоположных сторонах столика перед синтезирующим еду стендом, на другой стороне площадки от уборных. Еще одна сцена из тех, на которые ее дедушка потряс бы головой, на этот раз со словами «скучная атмосфера» и «отсутствие разнообразия», что бы это ни значило. Никогда не помогало упоминание, что у синтезатора почти неограниченный диапазон вариантов. Он бы лишь снова покачал головой и сказал, что она не поймет.
– Симона, – начала Рёко, чтобы привлечь ее внимание.
– Хм? – ответила девушка, словно после чего-то очнувшись и подобравшись. – О, э-э, да.
Все это время она была непривычно молчалива, поняла Рёко.
– Не нужно извиняться за то, что было два дня назад, – дружелюбно сказала Рёко. – Это вполне понятно. Но мне интересно…
Она приостановилась, оценивая реакцию собеседницы. Симона почему-то напряглась.
– Ты сказала, что хочешь что-то сказать, как раз когда нам помешали демоны, – сказала Рёко. – Мы к этому так и не вернулись.
Симона чуть вздрогнула, взгляд метнулся к лицу Рёко, после чего вновь устремился прочь.
– А, ну, это, – слегка улыбнулась она. – Это не слишком, м-м, критично.
– Ты уверена? – спросила Рёко, противопоставляя растерянному языку тела Симоны собственное серьезное поведение. Она не ожидала, что ее вопрос вызовет подобную реакцию, особенно с учетом потери беглого владения японским, когда она обеспокоена. Что-то не так.
– Да, э-э, я уверена, – ответила Симона.
– Ты абсолютно уверена? – повторила Рёко.
– Да, – тверже повторила Симона.
– Симона, – серьезно сказала Рёко. – Если это важно, тебе правда стоит сказать сейчас. На этой неделе я уйду. У тебя еще долго не будет нового шанса.
Она едва не сказала «У тебя может не быть нового шанса», но сочла это слишком фаталистичным.
– Уверена, Рёко, – сказала Симона, ее глаза вдруг потемнели и посерьезнели. – Абсолютно.
Рёко на мгновение задумалась, после чего медленно кивнула.
Не совсем то, что она хотела сделать, но она решила не давить. Она верила в самостоятельность: Симона могла принять собственное решение. Кроме того, Рёко нужно было спросить еще кое о чем.
– Ладно, – сказала она. – Доверюсь твоему мнению. А, тебе это может показаться странным вопросом, но ты помнишь тот день, когда перевелась в нашу школу? Около года назад?
– Да? – сказала Симона, на этот раз в замешательстве. – А что?
– Ну, э-э, – начала Рёко, осознав, насколько глупо прозвучал вопрос, когда она его озвучила. – Когда ты представлялась, я подумала, что ты смотришь на меня. Кажется глупо сейчас об этом говорить, но в то время я готова была поклясться, что ты как будто знаешь меня. В то время меня это по-настоящему обеспокоило. Можно сказать, я недавно об этом вспомнила. Что это было?
Рёко смотрела в сторону, не встречаясь взглядами при столь нелогичном вопросе, так что удивилась, когда не получила ответа в течение нескольких секунд.
– Симона? – спросила она, взглянув другой девушке в лицо.
– Я просто подумала, что ты выглядишь, э-э, необычно, вот и все, – наконец, ответила она, в свою очередь теперь избегая взгляда. – Я, э-э…
Рёко подождала.
– Ты была самой маленькой в классе, – твердо сказала Симона. – И выглядела так молодо. Вот о чем я подумала. Я никогда об этом не упоминала, потому что посчитала, что ты не захочешь слышать это от еще одного человека.
Рёко закрыла глаза и изобразила страдальческое лицо.
– Ну, ты угадала, – со вспышкой раздражения сказала она. – Все так говорят. Хотелось бы мне однажды…
Она резко остановилась, вспомнив причину, по которой начала этот разговор.
– Ты уверена, что это все? – спросила она. – Я и правда подумала, что ты смотрела по какой-то другой причине. Как будто ты смотрела прямо на меня.
– Нет, это в общем-то все, – пожала плечами Симона. – Ты меня подобным вопросом удивила, после всего этого времени.
– Ага, – бесцельно сказала Рёко.
– Могу я кое-что сказать? – сказала Симона, склонившись над столом.
– Конечно. Полагаю, это справедливо, – ответила Рёко.
– Тиаки по-настоящему о тебе заботится, – сказала Симона, наклонив голову в сторону уборной. – По-своему, они обе. Как думаешь, почему они там так долго? Держу пари, обсуждают тебя. Я знаю, что ты стремишься к большему, но…
Рёко закрыла глаза и кивнула.
– Я знаю, – сказала она. – Я об этом немного размышляла. Я по природе своей всегда смотрела в будущее. Очевидно, об этом я и думала, заключая контракт. Но мне стоило больше думать о своих друзьях. Просто… такая я, наверное. Всегда больше склонная к совсем другому.
Она слегка улыбнулась.
– Мама говорит, что я должно быть получила это отца, потому что уж точно не от нее.
– Не нужно извиняться, – сказала Симона. – Пока ты помнишь. Я…
Ее голос стих, пока она не пожала в итоге плечами.
Наконец, из уборной вернулись Тиаки и Руйко, ничуть не смущаясь, что провели там столько времени.
В обычных обстоятельствах пора уже было бы возвращаться домой, но Рёко на мгновение задумалась о другом. Ее таккомп сразу отправил ее родителям сообщения.
Довольно краткое уведомление о запланированной ночевке, но она посчитала, что в эти дни ей будет позволено немного больше.
«Ты уверена?» – спросила Кёко, глядя на плюшевого инкубатора на своем крохотном деревянном столе, пусть даже была уверена, что нет никакой насущной функциональной причины смотреть в его сторону.
«Думаю, настоящий вопрос: А почему нет? – ответила игрушка – вернее, Юма. – Полагаю, это вполне естественное действие».
«Мне это кажется несколько навязчивым, – подумала Кёко. – Я прекрасно могу проследить за Рёко; я ее командующий офицер. Если захочу, я могу постоянно наблюдать ее местоположение».
«Что значит сидеть на месте, если у какого-то гипотетического убийцы достаточно возможностей и хорошая электронная гигиена, – возразила Юма. – Слушай, это для ее же защиты. Не понимаю, почему ты так противишься».
Кёко покачала головой, пусть даже никто не мог ее увидеть.
«Меня просто не устраивает, что ты посадишь на нее жучок», – подумала она.
«Сказала девушка, которая дала родителям и дедушке Рёко конфеты со встроенным микрофоном, – сухо подумала Юма. – С твоей стороны это несколько противоречиво».
«Это… это другое! – подумала Кёко, мгновенно осознав, что Юма права. – Это стандартная процедура ОПЗ».
«Да, – согласилась Юма. – И наблюдение ОПЗ тоже для защиты, пусть и иного рода. Она никогда не узнает».
«А почему нет?» – спросила Кёко, пусть даже уже догадываясь, что скажет Юма.
«Потому что, как бы она нам ни нравилась, мы в то же время не можем всецело ей доверять. Сможем рассказать позже, если сочтем, что не будет ничего плохого».
Кёко улеглась на свой стол, прижавшись щекой к поверхности. Вздохнула.
«Я ведь тебя не отговорю, не так ли?»
«Нет. Но если это хоть как-то утешит, ты, по крайней мере, согласна со второй половиной, верно?»
Кёко снова вздохнула. Она посмотрела на кровать, на этот раз аккуратно заправленную и совершенно пустую.
«Да, – подумала она. – Просто… все, на кого я в чем-то подобном рассчитывала, очень скоро уходят. У меня не хватает рук, а я лично в цейтноте».
Ненадолго повисла тишина.
«У тебя полно подчиненных, Кёко-нээ-тян».
«Знаю, знаю, – подумала Кёко. – Просто инерция. Выберу кого-нибудь, чтобы постараться занять и в то же время приглядеть за ней. Будет даже не так уж сложно объяснить».
«Уверена, ты справишься. И нээ-тян…»
«Да?» – спросила Кёко, когда не последовало никакого продолжения.
«Береги себя. Не хочу принимать во внимание эти видения, но если в них есть хоть какая-нибудь правда, может быть недостаточно держаться подальше от подводных лодок».
Кёко задумалась.
«Ладно», – подумала она.
Глава 12. Охотница на демонов
Одной из ценнейших привнесенных МСЁ в систему волшебниц инноваций является совершенствование охоты на демонов. Рационализация МСЁ привела к процессу, ставшему величайшим откровением в состоянии волшебниц за все время. Парадигма всей системы изменилась с ситуации, где команды волшебниц изо всех сил старались собрать хотя бы часть доступных в их городе кубов горя, к вполне достаточному сбору кубов горя даже с небольшими усилиями. Уровень смертности рухнул, поставка кубов горя из постоянного дефицита обратилась в постоянный избыток, и заметное большинство МСЁ прекратили прямое участие в сборе кубов горя, занявшись вместо этого зарабатыванием денег, проведением исследований, или даже просто ведением относительно нормальных приятных жизней.
Подход МСЁ к охоте на демонов подчеркивает два ключевых принципа: эффективность и безопасность. Эти идеалы достигаются и максимизируются через полный контроль и управление всем процессом сбора кубов горя, с рассмотрением и анализом всех деталей.
Во-первых, миазмы патрулируют со статистической точностью, частота проходящих по территории патрулей прямо пропорциональна частоте формирования миазм за время ведения записей. Эти вероятности постоянно обновляются, корректируемые такими факторами как недавнее возникновение миазмы, день недели, присутствие важных персон и так далее, влияние всех факторов эмпирически рассчитывается из столетий данных.
Во-вторых, тактика охоты отшлифована до точки, где охота на демонов не является ни искусством, ни наукой, но лишь рутиной. Тщательно подбираются оптимальные сочетания команд, настойчиво описываются и стандартизуются используемые боевые тактики, при этом практикуется аккуратное разделение труда. Основополагающие доктрины систематизируются и внедряются в культуру, практикуется управление огнем.
Наконец, пусть это не помогает МСЁ напрямую, по этическим причинам высоко приоритетно спасение гражданских, пусть и не ценой риска для членов организации – правило, что исполняется неидеально.
Сборочная доктрина МСЁ ни что иное как рационализация производства основного товара, то же, чего мир добился с остальными основными товарами столетие назад. Так же, как рационализация промышленности трансформировала человеческое общество, рационализация кубов горя трансформировала скрытый мир общества волшебниц. С этой точки зрения, успех МСЁ это ни что иное как триумф мысли капиталистической экономики.
— «МСЁ как триумф рационализации», Журнал экономики, статья для общественности, выдержка.
Первая партия кубов горя для Рёко прибыла на следующий день. В отличие от полученного недавно, казалось бы, более опасного пистолета, их доставили не через стандартную систему доставки малых объектов. Вместо этого, проснувшись после еще одной утренней дремы и одевшись, она получила от таккомпа сообщение, что у двери ее ждет доставка.
Удаленно открыв дверь, она вышла из своей комнаты, чтобы встретить на полпути бота-доставщика.
Он отличался от обычных пакетботов, но не намного. Он был небольшим, треть метра в диаметре и едва выше ступни Рёко. Закругленный сверху, он сильно напоминал робота-уборщика, хотя был слишком крупным, чтобы быть одним из них.
При ее приближении он перекатился ей к ноге.
«Нужны кубы?» – спросил он у нее тем, что она начала инстинктивно узнавать как имплант-опосредованную телепатию. Его мысленный голос был пискляв, пусть даже в этом не было никакой необходимости.
Он снизу вверх посмотрел на нее единственным оптическим сенсором.
«Не сейчас, – подумала она. – Но я все равно их возьму».
«Не нужно размещать их лично, – подумал робот. – Оставлю их там, где ты хочешь».
«Тогда у меня на столе?» – вопросительно подумала она, гадая, как он вообще их туда доставит.
«Очень хорошо», – подумал он, покатившись в сторону ее спальни, искушая Рёко добавить к описанию «весело», пусть даже она знала, что устройство слишком просто, чтобы обладать такими эмоциями.
Рёко с любопытством проследовала за ним обратно в свою комнату. Он остановился перед ее столом, после чего левитировал прямо с пола, поразив Рёко, которой пришлось напомнить себе, что да, антигравы существуют – пусть это редкая экстравагантность, что можно было найти в основном на космических судах, самолетах и очень дорогих игрушках.
Он мягко приземлился к ней на стол, из его бока выскользнула крупная металлическая коробка, с тихим стуком опустившись рядом с ним. Коробка была восемь сантиметров с каждой стороны и около пяти в высоту. Рёко почувствовала, что знает, что в ней.
Весьма отличается от стандартного пакетбота, мысленно поправилась она.
Рёко не требовалось смотреть на кольцо, чтобы знать, что она, образно говоря, почти полна, но она все же подошла к коробке, раскрывшейся по ее команде. Внутри на каком-то неузнанном ею белом материале устроились три куба горя. Три было избытком, но говорилось, что с новыми рекрутами проявляют осторожность.
Она подобрала один из них, взглянув на него при солнечном свете из окна. Они почему-то казались не такими, как она ожидала. Те, что они нашли рядом со зданием три ночи назад, выглядели источающими злобу. Эти же казались тихими, почти послушными.
Хотя те были полны, тогда как эти пусты. Так что в этом был смысл.
Тем не менее, ее это встревожило.
Хотя, в чем бы ни было дело, эти уж точно были пусты. Она могла это определить.
Она поставила тот, что держала, на стол, после чего призвала самоцвет души и поместила его рядом с кубом. Самоцвет выплеснул заряд тьмы, частицы чистой черноты летели к кубу, быть может, десять секунд, после чего все успокоилось.
Рёко вздохнула, потому что показалось правильным это сделать. Сложно было описать – как будто бы ослаб ее стресс, пусть даже слегка.
Затем кольцо вернулось ей на палец, и она поместила куб обратно в коробку.
Пакетбот пронаблюдал за процессом, развернув немигающий взгляд круглого оптического сенсора.
«Очень хорошо, – подумал он. – Когда полностью используешь куб, не стесняйся оставить его на столе или в коробке, и я о нем позабочусь. Как вариант, если ты вне дома, можешь в любое время сама вызвать воздушный дрон».
«Ты о нем позаботишься? – подумала Рёко. – Это значит, что ты не уходишь?»
«Верно, – подумал дрон. – Я останусь здесь и присмотрю за кубами. Это служит нескольким целям. Помимо обеспечения удобства, я также могу предупредить гражданских не трогать их. Сама коробка также предупреждает о возможности появления из кубов демонов. Весьма маловероятно, учитывая их пустоту, но теоретически возможно. Если хочешь, я могу уйти, но в противном случае меня назначат в эту квартиру до твоего отбытия».
«Подожди, как коробка может узнать? – спросила Рёко. – Разве не помешает миазма?»
«Если куб горя исчез, немедленно предполагай худшее, прежде чем миазма успеет вырасти».
«О, верно. Ну, э-э, не волнуйся. Можешь остаться».
Робот опустился на стол, втянув колесики в тело, пока на столе не остался лишь гладкий корпус с оптическим сенсором, молча глядящим на коробку.
Рёко легла обратно на кровать, на мгновение уставившись в потолок. На сегодня у нее ничего не было запланировано.
«Может быть, стоит поучиться», – подумала она.
«Текущая доктрина наземных боевых действий подчеркивает мобильность, гибкость и выживаемость», – зачитал ей таккомп.
Урок Объединительных войн в том, что с технологической способностью каждого отдельного солдата достичь беспрецедентного уровня боевой осведомленности, невозможно скрыть от противника слабости. По-настоящему крепкую оборону можно обойти и обесценить, в то время как в любом другом боевом секторе победа достается тому, кто сможет первым ударить по слабости противника. При склонности обеих сторон использовать орбитальный огонь, чтобы опустошить обширные территории, редко представляется возможным выстроить успешную глубокую защиту. Надлежащий ответ на приближающееся наступление врага это удар первым; надлежащий ответ на неожиданную атаку это попытка контратаки. Нейтрализация командного контроля и уничтожения коммуникаций непропорционально эффективнее по сравнению с простым уничтожением техники.
Он зачитывал Рёко текст гораздо быстрее, чем мог произнести любой человек, гораздо быстрее, чем она могла прочесть, даже с имплантатами, вливающими информацию в ее мыслительные процессы.
Она лежала на кровати, глядя вверх, но вместо потолка видя визуальное сопровождение темы, состоящее из диаграмм или видеоиллюстраций того, о чем говорилось, мелькающих в столь же быстром темпе. Как правило, они было достаточно ясны, но порой речь замедлялась, чтобы можно было воспринять сопровождающее видео; видеоввод нельзя было ускорить до близких к аудиовводу темпов.
Вместе с текущими словами она чувствовала множество возможных точек ветвления, где можно было нырнуть в подтемы или связанные темы, а оттуда в другие темы, в бесконечный лабиринт исследования. Как если бы, открывая коробку, она каждый раз находила внутри еще сотню.
Чтобы все было яснее, на ее мысленном «экране» тоже отображался список тем, быстро текущий и меняющийся, вместе с несколькими темами, что она отметила на будущее рассмотрение.
Так как устройство остановилось, терпеливо ожидая, Рёко задумалась, после чего выбрала тему для продолжения. Она выбрала командование в бою.
По сравнению с прежними эрами, командование в бою сильно децентрализованно. Пехотинцы и офицеры, по сравнению с прошлым, чрезвычайно автономны, в состоянии анализировать ситуацию и каждый раз поступать правильно, лишь с вынесенными сверху смутными целями. Это позволяет улучшить все три функции командования – упомянутые позднее – улучшить мобильность и гибкость боевых отрядов, а также улучшить способность командной структуры пережить обезглавливающий удар. Однако командная структура по-прежнему жизненно важна как для пришельцев, так и для людей, из-за необходимости критической оценки информации.
Даже с вездесущими тактическими компьютерами и встроенным почти во все устройства интеллектом, солдаты затоплены ливнем информации, превосходящим возможности обработки. К примеру, среднему пехотинцу требуется поддерживать постоянную осведомленность обо всех остальных боевых подразделениях в районе, всех членах подразделения и всех ближайших дронах, полуразумных и выше, в последнем случае часто с отдачей боевых указаний.
Рёко подумала нырнуть глубже в боевые дроны или пехотный бой, особенно с учетом облетающих красочных диаграмм, показывающих типы обычных боевых дронов и снаряжение, но решила позволить ему продолжить.
В связи с этим, командная иерархия служит трем критическим функциям. Во-первых, делегирование распространения информации, определение, кто какую информацию получает. Этой задачей занимаются командные ИИ под руководством старших офицеров.
Во-вторых, классическая отдача команд. Отдельные подразделения и солдаты, сосредоточенные на выживании и достижении локальных тактических целей, не обладают резервными вычислительными возможностями для обработки общего анализа поля боя, так же для них вряд ли когда-либо будет приоритетен такой анализ. Высокоуровневые цели определяются на вершине командной структуры, рассматривающей поле боя с высших уровней и опирающейся на огромную вычислительную мощь, как правило полную мощь подземного компьютерного кластера или вычислительное ядро линкора. Эти цели распространяются вниз, разбиваясь подчиненными офицерами на меньшие цели и так далее.
В-третьих, предоставление власти. Зачастую решения должны приниматься с недостатком информации и недостатком времени, со слишком большим числом переменных, чтобы системы командного контроля пришли к очевидному или хотя бы вероятному выбору. В таких ситуациях кем-то должно быть принято и согласовано решение, к добру или к худу.
Важность этих трех ролей отражается в назначении командной структуры, созданной быть надежной, где власть и вычислительные ресурсы во всех ситуациях автоматически направляются верному человеку, в зависимости от звания и местоположения. Это верно от фельдмаршалов и до сержантов. Командная иерархия предназначена поддерживать функционирование почти в любых обстоятельствах, и в ряде случаев переживала потерю свыше шестидесяти процентов.
Чтобы по-настоящему дезорганизовать наземные силы обеих сторон недостаточно устранить командный контроль; необходимо также эффективно уничтожить коммуникацию. Боевые коммуникации это источник силы военных операций. Солдаты опираются на них для координации с членами своих отрядов и с другими местными отрядами. Бригады и дивизии используют их, чтобы приглядывать друг за другом и за врагом. Командиры полагаются на них, чтобы можно было оценить поле боя и отдать верные приказы. Командная структура переживет потерю своих членов, перераспределившись через коммуникационные сети, и переживет потерю коммуникаций, опершись на местных командиров, но очень сложно пережить и то, и другое. Доктрина наземных боев подчеркивает устранение обеих целей для обеспечения победы.
И вновь перед Рёко был широкий выбор вариантов, включая возможность подробнее прочесть о коммуникационных сетях и отдаче приказов, об операциях командной цепочки и так далее. Она выбрало то, что было ей ближе.
Армейские волшебницы являются по-своему уникальным элементом офицерского корпуса, каждый член служит как частью командной структуры, так и самостоятельным сложноуязвимым подразделением. Тип силы и эффективная огневая мощь варьируются, но каждая волшебница эквивалентна как минимум роте, со множеством примеров волшебниц, обеспечивающих боевую производительность уровня батальона или даже полка, что особенно впечатляет, учитывая огромную комбинированную огневую мощь современных военных подразделений.
В качестве причины, по которой человеческая армия вообще может конкурировать с пришельцами, способности и производительность магов лежат в основе значительной части военных доктрин, как наземных, так и космических. Боевой опыт начала нынешней войны показал, что, хоть и являясь грозными противниками, отдельные маги могут быть устранены с относительной легкостью, и головоногие быстро узнали, что чрезмерная концентрация огневой мощи на одной из них часто обеспечивает устранение. С другой стороны, концентрация в одном месте избытка магов приводит к возможности удара супероружия, как неоднократно доказывалось с ужасными результатами.
Этот опыт показал, что мудрым решением было предоставление магам офицерского статуса, пусть это и было политически мотивировано. В результате этого опыта, боевая доктрина волшебниц утверждает, что следует избегать индивидуального развертывания на поле боя, если только это не абсолютно необходимо. В поле маги опираются на огневую поддержку и прикрытие взвода или роты, которыми командуют, в значительной степени кооперируясь с другими магами своей дивизии. Даже возглавляя подразделения, маги редко действуют в группах менее чем из пяти, обычно около десятка, а порой собираясь и целыми полками численностью около полусотни. Нередко видны группы волшебниц, возглавляющие нападение на позицию, где каждая в то же время командует отдельным подразделением.
Помимо повышения выживаемости, такая концентрация магов значительно повышает боевую производительность, особенно в наступлении. Маги естественным образом предназначены для наступления и контрнаступления, выдавая гораздо больше огневой мощи, чем получая в ответ. От них главным образом требуется стремительное продвижение, из-за накладываемых поставками кубов горя ограничений. Из-за этого наземная боевая доктрина сформировалась вокруг них; гиперагрессивная природа наземных боев просто наиболее эффективный способ действовать.
Ближайшей аналогией, что можно упомянуть, является роль танков на ранних этапах Второй мировой войны, но даже эта аналогия не идеальна. Тем не менее, поучительно, что опыт нацистского блицкрига в начале войны привел к принятию всеми участниками тактики концентрации танков и использованию их как острия атаки. По тем же самым причинам маги в поле концентрируются в магические дивизии, аналогичные танковым дивизиям прошлого, хотя эти дивизии, конечно, сами оснащены также и танками. Более того, в пиковые моменты наступления часто бывает, что ударные отряды волшебниц полностью отрываются от стандартных подразделений, жертвуя обороноспособностью ради шока и трепета.
Однако неверно считать, что маги полностью отсутствуют в других дивизиях. Почти во всех есть несколько магов-специалистов на ролях, призванных оптимизировать их вклад. Как правило, им предписывается избегать серьезных боев.
В этот момент таккомп Рёко снова остановился, и она снова почувствовала ряд вариантов продолжения. Она могла выбрать подробности о распределенных в дивизии магах, описание политики спасения жизней волшебниц ценой других или продолжить предыдущую тему о космическом бое и боевой доктрине.
«Я позже вернусь к космическому бою, но сейчас, что за политика о жизнях волшебниц?» – подумала она, движимая, среди прочего, нездоровым любопытством.
Истина проста: жизнь средней волшебницы стоит гораздо больше, чем среднего пехотинца, гораздо больше любой бронетехники или установки, и больше среднего взвода или роты. Из-за этого одним из самых сложных для магов моментов базовой подготовки является отказ от героизма и спасение себя даже ценой оставления собственного подразделения на верную смерть. В целом, это одна из самых часто игнорируемых и наименее соблюдаемых доктрин, но она существует и заметно положительно влияет на выживаемость волшебниц.
Этот же момент настойчиво внушают и на другой стороне, связанным боевым подразделениям постоянно напоминают, что самопожертвование ради командующей волшебницы этически верное и приближающее победу в войне действие. Подразделениям рекомендуют относиться к своим командирам так же как к знаменам, утверждая, что стыдно таким как они долгожителям позволять девушкам-подросткам погибать, чтобы спасти их жизни, даже если во многих случаях эти девушки совсем не подростки. С этой стороны доктрине, пусть и добровольно, повинуются гораздо чаще, со множеством примеров, когда отдельные солдаты или подразделения исполняли самоубийственные действия, часто не подчиняясь приказам, чтобы обеспечить выживание командира. Более того, существует несколько наград, вручаемых за подобные действия, при этом любое неповиновение обычно замалчивается или игнорируется. Это один из самых интересных аспектов военной культуры.
Здесь ее таккомп снова остановился, и Рёко прислонилась спиной к стене, принимая это. Да, в этом был смысл, но… это казалось жестоко. Она не удивилась, что этой доктрине часто не подчинялись.
Что касается другой стороны, она не уверена была, что будет чувствовать, если ее будут боготворить как боевое знамя.
«Полагаю, я выясню», – подумала она.
Она начала запрашивать у устройства продолжить, но получила внутренний пинг! прибывшего сообщения, вернее, прибывшего сообщения, что ей нужно было прочесть. В последние время она получала массу сообщения, но также у нее был для них гораздо более лучший личный фильтр.
«Итак, – подумала она. – Кёко хочет, чтобы я присоединилась к ней в еще одной охоте на демонов. А почему бы и нет, наверное. Не то чтобы у меня было запланировано что-то еще».
Она встала и направилась к двери, с запоздалой мыслью прихватив коробку с кубами горя. Незамеченный ею дрон наблюдения размером с муху вцепился в ее волосы и замаскировался.
В этот раз Рёко должна была идти не с одной лишь Кёко, но как часть большей группы. В сообщении говорилось, что они собираются в «заднем саду» Культа, и именно туда она и прибыла, слегка удивившись, когда оказалась рядом со зданием, выглядящим ни что иное как восстановленной европейской церковью. Та сторона, на которую она смотрела, была в тени, обращенная в сторону от полуденного солнца.
Если так подумать, весьма впечатляюще было добиться солнечного света так далеко внизу.
Её захотелось спросить у машины, уверена ли она, что это верное место, но вместо этого вышла, заметив знакомые лица. Кроме того, она знала, что это верное место; она узнала большую часть маршрута до этой точки.
Рёко коротко огляделась по сторонам, осматривая, по-видимому, розарий, втянула в легкие аромат роз – усиленный свежими носовыми имплантатами – после чего прошла между рядов кустов поговорить с Рисой, вчерашней девушкой, стоящей в саду и разговаривающей с Патрицией. Рёко удивилась, увидев их там, и сказала об этом.
– Знаешь, я не сижу весь день в лаборатории, – с оскорбленным видом поправила прическу Патриция. – Порой я выхожу заняться и другими делами.
Риса пожала плечами.
– Я возглавляю эту патрульную группу, – сказала она. – Патриция здесь за компанию. Разве я вчера не упоминала?
Рёко отрицательно покачала головой, после чего сосредоточилась на другой девушке. Это было бессмысленно, но Риса, казалось бы, нервничала?
Девушка развернулась и пошла, указав Рёко следовать за собой.
Они обошли остальных девушек и колючие кусты роз, высаженные в центре заднего сада Культа. Рёко оглядывалась, крутя головой. С этой стороны здание выглядело настолько по-другому, что вполне могло быть другим зданием, подумала она. К тому же от запаха роз у нее постоянно щипало в носу. До сих пор улучшение обоняния для нее было лишь раздражением, пусть даже в руководстве говорилось, что оно будет полезно в бою.
Она подошла к Кёко, которая стояла, уперев руки в бока, глядя на всех остальных. Казалось, она была на что-то обижена, пусть даже Рёко сочла, что ее поза выглядит весьма величественно. Возможно, что-то в языке тела.
– Асака подала заявку на присоединение к командному штабу Мами, – пояснила Кёко, грызя при этом – синтезированное – вяленое мясо, даже не дожидаясь начала разговора. – Скоро отправляется. Передает привет и извиняется, что так рано оставляет тебя.
Кёко одним глазом взглянула на нее, оценивая реакцию, в то время как Риса тихо наблюдала за ними обеими, взгляд метался из стороны в сторону. Если подумать, почему она была так тиха?
– Не похоже, чтобы тебя это шокировало, – с почти раздраженным видом прокомментировала Кёко.
– О, ну, она вчера упомянула о чем-то подобном, – неловко переступила Рёко. – Я тогда обо всем и спросила.
– Хм.
К тому же Кёко казалось рассеянной. Рёко бы так все и оставила, но Кёко продолжила:
– Патриция ценный ученый, но вбила себе в голову, что тоже хочет пойти. Как она сказала, ей лишь нужно немного потренироваться и восстановить боевые навыки. Я пыталась ее отговорить, но она не стала слушать. И…
Девушка покачала головой, после чего агрессивно оторвала еще кусок мяса.
– Во всяком случае, – сказала Кёко. – В этот раз все будет несколько по-другому. Ты будешь координироваться с большой группой. Вполне понятно, что тебе не стоит сражаться лицом к лицу, но учитывая специфику твоей силы, у нас уже готова для тебя неплохая роль. Увидишь. Это твой первый раз, так что не слишком напрягайся. О, и импровизируй. Не будь машиной.
Последнюю фразу Кёко высказала со странной улыбкой, немного ее нервировавшей, потому что казалось неправильным, чтобы она так сказала. Помимо этого, казалось, Кёко немного торопится.
– Кроме того, я не смогу пойти с тобой, – рассеянно дернула Кёко бант в волосах. – Так что компанию тебе составят Риса и Патриция. Патриция в ближнем бою так же слаба, как и ты, так что можешь заняться ее транспортировкой. И где вообще эта девчонка? Я же сказала ей с Рисой следовать за тобой!
Прежде чем у Рёко появилась возможность что-то сказать, Кёко развернулась, каким-то образом сосредоточившись на том самом месте, где с задумчивым видом смотрела на растения Патриция. Через мгновение Патриция заметно вздрогнула, развернулась и пошла к ним.
– Прошу прощения, – извинилась она. – Нужно многое обдумать.
– Ощущение самоцвета души, – сказала Кёко, снова прежде чем Рёко смогла подумать спросить, даже прежде чем у нее изменилось выражение лица. – Полезно, если освоишь, и если знаешь при этом человека, хотя никто не ждет, что такой новичок как ты будет способен отследить кого-то без костюма. Кроме того, телепатия. Привыкай. Вы обе, позаботьтесь о ней. Познакомьте с остальными. Не оставляйте ее одну.
После этого Кёко развернулась на каблуках и зашагала обратно в здание, почти как если бы ей хотелось туда умчаться, но ей не позволяли приличия. Казалось, она и правда торопится.
Рёко взглянула на Патрицию, на лице которой было написано беспокойство.
– Что с ней? – спросила она, предположив, что вполне можно и поинтересоваться.
Патриция опустила глаза.
– Ты, э-э, слышала ведь, что мы с Асакой уходим? – через мгновение спросила она, потеребив свой хвост. – Но это не все. Каким-то образом наше решение привело к тому, что Маки тоже объявила о своем уходе. Кёко этому не рада.
– А, так она несчастлива, что вы все уходите? – спросила Рёко. – Полагаю, в этом есть смысл.
Она задумалась, могло ли плохое настроение Кёко усилить ее грубость и заставить ее говорить без контекста. По-видимому так.
Патриция посмотрела на нее с выражением, которое она не смогла понять.
– Да, что-то вроде того, – сказала Патриция.
Рёко подумывала задать еще вопрос, но в воздухе было столько неловкости, что ее вполне можно было резать ножом. Тема не казалась настолько неловкой, чтобы вызвать подобную атмосферу, но каким-то образом так получилось.
Она слегка сменила позу, пытаясь придумать, что сказать, но Риса взяла ее за руку и потянула знакомиться к остальным девушкам. Рёко поняла намек, отступив и оставив Патрицию вместе с ее мыслями.
«Было бы легче, не будь миазма так чертовски умна, – подумала Риса Рёко, пока они неслись и лавировали в пути между высоток. – Можно было бы просто подождать, пока не исчезнет чей-нибудь сигнал, после чего появиться там и обо всем позаботиться. Но, конечно, миазма как-то подделывает сигнатуру. То же и с камерами. У нас все равно наблюдают за сигналами полуразумные, так как кое-что, очевидно, подделать нельзя. Нечасто бывает, чтобы целая группа прохожих вдруг остановилась и стояла на месте больше десятка минут, но у нас уже были ложные срабатывания».
«Я и не знала, что миазма настолько изощренна», – подумала Рёко.
«Она сама по себе почти существо, – подумала Патриция. – Должна, чтобы обычные люди за столько веков ее не заметили. Существуют свидетельства, что демонические миазмы со временем менялись, становясь изощреннее, избегая наблюдения. Надоедает, но так всегда было, или так мы полагаем. В прошлом даже была разница в зависимости от того, где именно ты на планете, хотя сейчас основная наблюдаемая разница межпланетна».
Патриция сберегала свои силы, стоя на каком-то летающем дроне в сопровождении небольшого флота других, грозно выглядящих и укомплектованных турелями. Рёко, для практики передвигающаяся на своих двоих, немного завидовала.
«В прошлом месяце был случай, когда камера показала вывалившуюся из бара на улицу группу, объясняя, почему они все там стоят, – подумала Риса. – Конечно, мы все равно заметили, потому что не было смысла группе идущих по улице людей вдруг присоединиться к группе бара, но эти чертовы штуки улучшаются. Медленно. И нам везет, что очень медленно».
«Те, что мы можем заметить легким способом, лишь малая часть, – подумала Патриция. – Большинство миазм находят по-старому, статистическим прогнозированием и тщательно рассчитанными маршрутами патрулей. Вообще-то лучше находить их в патрулях, так как в таком случае они, как правило, гораздо меньше, когда их находишь, и, возможно, еще никого не поймали. Недостаток в том, что когда они появляются в районе с очень низкой вероятностью, их зачастую долго не замечают, вроде того, что случилось с тобой».
Патриция остановилась, осознав, что ссылается на событие, бывшее не вполне естественным. Лицо приняло странное выражение, но она ничего больше не сказала.
Рёко прокладывала себе путь через казалось бы бесконечный городской лес, прыгая с труб на платформы на балконы, вверх и вниз и вперед. Большинство вокруг двигались таким же образом, как и она, прыгая и продвигаясь вперед. Другие дополняли свое передвижение магией, весьма искушая Рёко немного телепортироваться вперед, потому что так казалось намного проще. Под ее взглядом одна из девушек исполнила гигантский прыжок к платформе, вот только ясно было, что она не вложила в него достаточно силы и немного не дотянется – пока она в последний момент не метнулась вперед, перескочив через край, исполненным воздушным маневром бросив физике вызов.
– Выпендрежница, – услышала Рёко, как кто-то – она не заметила, кто – пробормотал себе под нос.
«Все мы способны на ограниченное маневрирование в воздухе, – подумала Патриция, – но обычно это не так впечатляюще. Коррекция курса при падении, невероятно высокие прыжки и тому подобное. Хотя у некоторых девушек есть к этому сродство или дополнительные начальные навыки. С достаточной практикой или правильным набором сил можно даже летать, но это сложно, а еще сложнее научиться, как это делать, не пятная самоцвет за несколько минут. Большинство Древних к этому способны, если им приходится, так как всем хочется научиться летать, но это просто неэффективно, если только не потратить на это по-настоящему много времени. Истинные летуны редки».
«Конечно, Акеми-сан умела с первого же дня, – подумала Риса. – Так уж получилось. И прежде чем ты поймешь неправильно, Рор-сан говорит о полетах вне миазмы. Внутри миазмы почему-то гораздо проще, хотя все равно требуется попрактиковаться. Но против пришельцев это не поможет».
Рёко подумала о прежней охоте с Кёко, когда Кёко, казалось бы, свалилась с неба с невероятной точностью, и ее разум слегка возмутился, посчитав, что с ее траекторией было что-то не так…
«А что вообще с обучением? – подумала она. – Я думала, у нас достаточно конкретные силы».
«Так и есть, – подумала Патриция. – И обычно ты их не теряешь, но наша магия выковывается нашим воображением. Если достаточно сильно сосредоточиться, можно даже научиться всему, что только можно, по крайней мере, так мы полагаем. Очень, очень сложно научиться тому, что не проистекает естественным образом из уже тебе известного, поэтому в основном все держатся рядом с изначальным набором навыков. К примеру, не найдешь ясновидящих, пытающихся научиться пускать молнию».
«Хотя не Мами-сан, – подумала Риса. – Ты знала, что она сама научилась делать свои мушкеты? И многие приемы Кёко не были частью ее изначальных умений с копьем. И Асака просто странная».
«В каком смысле странная?» – подумала Рёко.
«Подожди», – с расфокусированным взглядом подумала Риса.
Во время паузы Рёко оглянулась на остальную часть группы. Пока они общались, она сосредотачивалась лишь на них троих, но, по правде говоря, на краю ее сознания все время присутствовала фоновая болтовня. Она оказалась далеко не так серьезна, как она ожидала, с массой сплетен и шуток и лишь изредка вкрадывающимся жаргоном, в основном когда кто-то отмечал ориентир или что они прошли «точку 4Б» патрульного маршрута. Вряд ли это было так уж необходимо, так как в нижнему углу взгляда у Рёко была подробная миникарта, на которую она при желании могла посмотреть.
Как и сказала Кёко, на этот раз все было по-другому. На этот раз она все время смутно ощущала разряжающиеся вокруг нее самоцветы душ. Сложно было описать: Рёко могла подумать лишь об ощущении кого-то за спиной, вот только усиленного и умноженного, так что было постоянное смутное ощущение кого-то в двух зданиях справа и одном назад, или на два этажа выше, или на три здания впереди. Оно было пугающе точно и не проходило, как зуд, что нельзя было почесать.
«Что такое?» – подумала Патриция, когда взгляд Рисы вновь сфокусировался. Каким-то образом она продолжала двигаться, даже не уделяя этому внимания.
«Ничего важного, – подумала Риса. – Во всяком случае, Асака…»
Какой-то внутренний сигнал сказал Рёко «Стоп!», и она так и сделала, присев на небольшой посадочной платформе для дронов.
Только тогда она сумела одновременно задуматься над тем, почему она остановилась, и почему все остальные сделали то же самое.
«Кто-то в группе почувствовал миазму, – подумал ее таккомп. – Так что был сгенерирован сигнал».
Да, так и было. На ее миникарте появилась мигающая точка, указывающая прямо на подозрительную позицию, но телепатическая болтовня уже перенацелилась в нужном направлении. Сказали, что она маленькая. Незавершенная.
Она вдруг тоже ее почувствовала, слабую, но растущую в размерах и в силе, формирующуюся на скайвэе, проходящем на краю нескольких коммерческих зданий. Группа тонко, но органично подобралась, праздные комментарии стихли, траектория чуть изменилась.
«Так как ты впервые с данным устройством, – подумал таккомп, – надлежащим протоколом будет напомнить тебе обращать должное внимание на командный интерфейс для координации с максимальной эффективностью».
«Принято», – подумала она.
Рёко предположила, что это, среди прочего, относится и к миникарте, которая начала наполняться информацией о численности, размере и так далее, предположительно, «извлеченной» ею у остальных. В этом не было необходимости, так как она сама на уровне инстинкта могла ощутить эту информацию, но сочла, что это будет полезно для кого-то на большем расстоянии.
«Итак, – начала Риса, ее мысли звучали у всей группы. – Пусть она и маленькая, но мы уже определили в районе четыре транспондера гражданских. Очевидно, мы не получим от них точных координат. Хёри, где они?»
«Впереди тебя, – подумала ясновидящая Хёри, отмечая на карте местоположения людей. – Мы опоздали. Они уже захвачены».
«Черт. Ну, сегодня у нас есть телепортер, так что используем стандартную процедуру телепортационного извлечения. Остальные на позиции».
«Тебя будет сопровождать генератор барьера, пока ты их вытаскиваешь, – подумала Патриция, прежде чем Рёко успела спросить. – Минимум. В идеале еще были бы генератор скрыта, ясновидящая и телепат. Сегодня у нас нет скрытницы – они довольно редки – но…»
Она остановилась, когда рядом с Рёко начали появляться упомянутые волшебницы. Первой прибыла девушка в синем и серебряном, одетая, как средневековый европейский мечник, в латы, пусть и без шлема. Под взглядом Рёко девушка погладила внешнюю сторону огромного каплевидного щита рукой, в которой держала огромный цвайхандер – выше самой девушки – как будто он ничего не весил. Она широко улыбнулась Рёко, заметив ее взгляд, другой рукой откинув с глаз светлые волосы.
Ясновидящая Хёри приземлилась мгновением позже, одетая в более консервативное черное и белое.
Риса, уже с топором и алым костюмом, шагнула к ней.
– Большинство телепортеров вполне способны телепортироваться на место, не видя его, – проинструктировала она, – и я знаю, что и ты тоже, но считается безопаснее позволить ясновидящим вести, из-за демонов и на случай неожиданного движения. К несчастью, нужно будет немного сымпровизировать. Ей нужно коснуться для телепортации: вы обе держитесь ближе.
Последняя фраза адресовалась другим, послушно пододвинувшимся к ней и схватившим ее за плечи.
– Закрой глаза, – посоветовала Риса, схватив ее за руку. – Мне это помогает.
Рёко так и сделала, не вполне понимая, что происходит.
После этого она увидела, тьма перед глазами обратилась поразительно четким изображением одной из жертв, безучастно стоящей среди толпы демонов перед входом в одно из зданий. После этого она поняла, что это увидела ясновидящая и каким-то образом телепатически передала ей. И в самом деле импровизация.
«Лучше действовать побыстрее, – подумала Риса. – Прыгай ко всем по очереди и возвращайся сюда, как можно быстрее, как только захватишь образ и прикинешь, где безопаснее. Отправляемся, как только будет поднят барьер».
– Барьер готов, – через мгновение негромко сказала девушка в доспехах.
Рёко сосредоточилась, потянувшись к своим силам, устремившись куда-то…
И они оказались там. Она открыла глаза, и они уже были рядом с гражданской, одевшейся для вечеринки женщины в текучем черном платье. Барьер вокруг них замерцал прозрачным синим, разрезав напополам оказавшихся в неподходящих местах двух демонов.
Их тела начали испаряться, остальные демоны начали поворачиваться, и Хёри схватила женщину за руку.
Рёко закрыла глаза и увидела следующего человека…
Они действовали с захватывающей дух скоростью, Рёко появилась на платформе вместе с четырьмя гражданскими едва сорок секунд спустя. Барьер исчез, остальные отступили от нее, и четыре человека, казалось, вернулись к жизни, моргая и оглядывая окружающий мир.
«Ладно, гражданские в порядке, – подумала Риса. – Но мы потеряли неожиданность. Ближний бой, блокируйте их, контроль толпы. Стрелки, открыть огонь. В темпе, в темпе. Патриция, расставь летунов и дай нам точки повыше».
«Знаю, – язвительно подумала Патриция. – От меня только это и нужно».
Рёко моргнула, ощутив, как девушки вокруг меняют позиции, заметно сияя от выброса силы.
– Я знаю, что у тебя еще остались скачки, – сказала Риса Рёко, не объясняя, откуда она это знает. – Так что пойдешь с подрывниками. Патриция, иди с ней. Ты знаешь, что сказала Кёко.
После этого Риса шагнула прямо на один из дронов Патриции и, не прощаясь, взмыла на нем в небо.
«”Подрывники", – педантично подумал таккомп Рёко, пусть и на высокой скорость, – это разговорный термин для группы магов с площадными приемами, перемещающихся по полю боя с тактикой бей-и-беги. Принцип охоты на демонов рекомендует создать такую, когда доступна поддержка телепортера и барьера, телепортер предоставляет мобильность, а генератор барьера защиту от огня, как враждебного, так и дружеского. Поддержка телепата и ясновидящей предпочтительна, если возможно, но не обязательна. Такая поддержка может устранить необходимость в поддержке барьера, пусть это и не рекомендуется. Целеуказание обеспечивается местным командным контролем. Группе напоминается, что извлечение других девушек из опасности приоритетно, за исключением чрезвычайных обстоятельств. В таком случае надлежащим протоколом является после извлечения немедленный возврат всей команды в безопасное место».
Эта мысль едва успела завершиться, прежде чем к ней начали прибывать другие члены команды. В частности, трое: в темно-желтом, лазурном и ярко-зеленом. На этот раз они уже знали, что делать, схватившись за нее или друг за друга. Двое начали для чего-то собираться с силами. Девушка в синей и серебряной броне вновь установила барьер. Однако ясновидящая отступила.
На ее миникарте появился маячок целеуказания, отмечающий желательное место, другие возможные позиции были отмечены менее заметно. Градиент на карте отметил известное распределение демонов, хотя Рёко, переключив на него внимание, получила предупреждение, что точность не гарантирована, учитывая отсутствие аудиовизуального подтверждения. Некоторые пятна были полностью затемнены – никакой информации.
«Отправляемся», – подумала Патриция.
Рёко кивнула, после чего потянулась к этому внутреннему спокойствию, легкому чувству искажения и нужному ей проколу…
А затем она снова оказалась там, стояла на улице, ее спутницы обрушили свои атаки, на демонов, все еще слишком занятых, направляющихся к периметру сразиться с девушками бьющимися в ближнем бою или пытающихся прицелиться в нападающих с неба девушек. В районе вокруг небольшой миазмы людей не было, приближающихся прохожих предупредили, траффик перенаправили, а ближайшие офисы очистили – это не было строго необходимо, так как миазма поглощала физический эффект их атак, но было хорошей практикой на случай если миазма распространится или какой-то демон просочится сквозь стену в здание, как они порой делали.
Пока Рёко смотрела, материализовалось еще больше демонов, казалось бы из воздуха. Миазма все еще была не завершена.
«Внимание», – подумала девушка в доспехах.
Что-то ударилось о верхнюю часть барьера, прозрачная синь потеряла прозрачность и заискрилась, издавая звук.
«Прости, – издалека подумала кто-то. – Не успела вовремя отменить».
«Для этого я и здесь», – весело подумала девушка в доспехах.
Затем, после выразительного толчка рукой, барьер ударил наружу, раскидав несколько подобравшихся слишком близко демонов, испарив большинство из них.
Девушка в желтом костюме слегка приподнялась в воздух, сформировав вокруг себя нечто похожее на сферу молний, неспешно потянувшуюся наружу, окутывая их всех. Казалось, они тоже пострадают, но Рёко откуда-то знала, что не нужно пытаться бежать. Электричество безвредно миновало ее, затем вдруг резкой ударной волной рвануло наружу, сжигая заметную долю окружающей их толпы демонов и, похоже, парализовав нескольких, что были подальше.
Та, что в лазурном, сосредоточенно застыла, и неясно было, что она делает, пока в улицу вокруг не выстрелили бесчисленные руки ее цвета, достигнув своих целей.
Наконец, последняя, в зеленом, призвала что-то похожее на кольцо древних артиллерийских орудий, и прежде чем Рёко успела обеспокоиться перспективой обстрела артиллерийскими снарядами жилой зоны, сокрушительный грохот объявил о их выстреле. Здания выжили, полностью нетронутые.
«Верно, миазма», – подумала Рёко.
После этого они направились обратно к ней, устремившись к ним, когда выжившие демоны увидели в них цели. Из-под них вырвалась орда свежепризванных дронов, обстреливая их лазерами, пусть даже Патриция там и не отпустила руку Рёко, а дроны не должно были быть в состоянии функционировать в миазме, тем более попадать или ранить демонов.
«Давай! Следующая цель!» – подумала Патриция.
Рёко проглотила все беспокойство, сжала зубы и подняла левую руку, выстрелив в сторону группы целей потоком нитей – и отправилась.
Импровизируй, говорила Кёко, и к следующей цели они прибыли вместе с кусками демонов, распавшихся на кубы.
«Отлично!» – откуда-то издалека одобрила Риса.
Этот подвиг им понадобилось повторить лишь дважды. После второго раза Риса объявила, что они почти закончили, и пришло время зачистки. По-видимому, это означало окончание серьезного обстрела, отвод более хрупких девушек – что включало и Рёко – и развал тщательно выдерживаемого периметра, рукопашницы теперь могли свободно выбирать цели.
Рёко вместе с Патрицией наблюдала, как распадаются остатки миазмы. Некоторые девушки уже выискивали кубы горя, опираясь на сочетание дополнительных чувств и внутренних записей о местонахождении погибающих демонов. Некоторые даже телекинетически вытаскивали кубы. Неважно; период серьезной организованности завершился, хотя все еще оставалось немного локальной командной работы, рукопашницы собирали демонов, чтобы их обстреливали с расстояния.
Копейщица вызвалась остаться с четырьмя гражданскими и проводить их до дома. Риса одобрила, так как у них были дополнительные люди.
«Честно говоря, было довольно просто, – подумала Рёко, когда они продолжили патруль, оставив эту мысль в частном канале с Патрицией. – Мне вряд ли понадобятся эти кубы горя».
«Большинство стычек не такие как та, когда тебя пытались убить, – подумала Патриция. – В основном они вроде такой. Можно многого добиться в столь крупных командах, но представь, каково было раньше, когда в команде было трое, и более уязвимым девушкам, вроде ясновидящих и телепатов, приходилось напрямую участвовать в бою».
Рёко, как ей посоветовали, задумалась. Она всегда знала, что, к примеру, девушки с более прямыми боевыми навыками были в старших возрастных группах представлены гораздо шире, чем более хрупкие – вроде целителей – но знание этого сильно отличалось от восприятия, пусть и косвенного.
Ну, она была рада, что живет в нынешнее время, а не в прошлом, но была масса причин радоваться этому.
Следующая стычка была гораздо крупнее, миазма распростерлась на гораздо большую площадь, и число жертв было выше. На этот раз, когда Рёко, наконец, выбралась из области с небольшой толпой из примерно десятка жертв, она начала чувствовать напряжение телепортации, и ей пришлось постоять в одиночестве на соседнем здании, ожидая восстановления, прежде чем сообщить, что она готова снова попробовать «подрывников».
У Рёко было множество возможностей испробовать трюк, что она попробовала в первый раз, всадив нить в землю посреди группы демонов, после чего разорвав их напополам частичной телепортацией, переданной через землю.
Эффективно. Ей нравилось.
На этот раз они не смогли обеспечить полное окружение, и Рёко в глубине разума ощущала снующих из стороны в сторону девушек, занимающих новые позиции, стремясь отрезать возможное расширение миазмы. Дважды, под конец подрыва, Риса говорила ей переместить одну их рукопашниц на новое место. Она подчинялась, и оба раза она появлялась вместе с генератором барьера, касалась девушки, телепортировалась на новое место и уходила.
Все шло спокойно, быстро и эффективно, почти на уровне рутины, но приносило результаты. Они кромсали демонов кучами, и Рёко лишь один раз видела, чтобы кто-то оказался в серьезной опасности. Дело делалось, но она не чувствовала такого волнения, как в первый раз.
Один-единственный перерыв в рутине, что она испытала в тот день, начался с вонзившегося в ее сознания взрыва брани во время их пятого «подрыва». Однако это было то, что она уж точно запомнит.
«Твою ж… Мне нужно извлечение! – взмолился телепатический голос. – Извлечение! Эти ублюдки возникли прямо на мне! Я не продержусь! Я…»
«Отправляйся туда!» – приказала Риса прямо Рёко.
Команда была избыточна, так как девушки с Рёко уже возвращались, восстанавливая контакт с ней.
Она покинула миазму и уже почти прыгнула в новоотмеченное место, когда почувствовала крупную латную перчатку Сары Кайсен, генератора барьера – ее генератора барьера, как она начала думать о девушке – на плече.
– Не безопасно телепортироваться туда вслепую, – серьезно сказала девушка, по-японски, но с легким акцентом. – Без какой-либо защиты. Научишься.
Рёко слегка пристыженно кивнула, после чего подождала появления барьера.
На этот раз, когда они появились, Сара не стала ждать, раскинув свой барьер немедленным взрывом. Рёко схватила девушку, за которой они прибыли, за какую-то часть тела, и ей едва хватило времени увидеть безвредно прокатывающийся сквозь нее барьер.
В ее сознании застрял образ девушки в эффектном, тесно облегающем черном, с огромной старой пороховой снайперской винтовкой в чехле за спиной, рычащей и отстреливающейся из штурмовой винтовки в правой руке, на бегу уклоняющейся от лазеров демонов. Вторая винтовка была современной и явно не магически призванной.
Но что по-настоящему привлекло взгляд Рёко, так это ее левая рука, отсутствующая ниже локтя, из которой капали широко разлетающиеся брызги крови. После этого она подняла взгляд, и когда снайпер обернулась к ней, Рёко увидела, что ей не хватает глаза и большей части ее лица там, демонстрируя белое разрушенной глазницы, контрастирующее с сопровождающим это кровавым месивом.
На какое-то безумное мгновение Рёко подумала, что у нее нет ни малейшего представления, как девушка вообще стоит.
– Моя вина, – сказала девушка, когда они вернулись. – Они подобрались ко мне, пока я кемперила. Я знаю, что они могут перемещаться внутри зданий, но я не обращала внимания, я просто так увлеклась отстрелом… о боже, мой терапевт меня наизнанку вывернет. Я думала, что справилась с этим.
Девушка, слегка дрожа, обнимала себя, пока остальные успокаивали ее и прикладывали кубы горя к ее гневно-темному самоцвету.
Но Рёко ничего этого не слушала. Вместо этого она стояла в стороне, глядя на здание. Она бы согнулась, пытаясь подавить тошноту, вот только сейчас, в будущей эпохе, такая реакция подавлялась автоматически. Так что вместо этого она смотрела.
– Возьми себя в руки, – появилась рядом с ней Патриция.
Рёко с бледным лицом посмотрела на нее.
– Лучше тебе увидеть такое сейчас, чем позже, – мягко, но настойчиво сказала девушка, – но у нас нет на это времени. Ей нужна эвакуация, и ты телепортер с двухсоткилометровой дальностью. Если не сможешь справиться, таккомп ослабит твои эмоции. Это уменьшит твою силу, но такая возможность как раз для подобных ситуаций.
Рёко покачала головой и, не сказав ни слова, пошатываясь, прошла обратно и протянула руку к плечу девушки, ее интерфейс уже сообщил, куда именно ей нужно отправиться.
– С ней все будет хорошо? – спросила Рёко встретивших их в госпитале оружейной сотрудников.
– Она будет в порядке, – улыбнулась ей медсестра. – Для таких как вы, это ничто.
Это была та же самая медсестра, что Рёко видела в тот день, казалось бы, давным-давно, когда она получала апгрейд имплантатов и посетила госпиталь впервые на своей памяти.
Рёко кивнула, но весьма неопределенно. Она начала ощущать странную отстраненность от всего инцидента, как будто это вовсе ее не касалось. Возможно, психологический копинг. Она даже могла подумать о себе.
Ее уже отзывали на охоту.
Некоторое время она следовала за девушкой на носилках, ни о чем не думая, ожидая, пока не убедилась, что справится с пятикилометровой обратной телепортацией. Она сжала руку девушки на носилках, которой вкололи снотворное сразу при их прибытии, и резко остановилась посреди коридора, игнорируя обращенные на нее странные взгляда.
Она сосредоточилась, напряглась и вернулась.
В тот день Рёко многое увидела, умные комбинации сил и навыков, о которых она раньше даже не задумывалась. Она увидела ценность дронов Патриции, функционирующих даже в миазме, уносящих девушек в небо, откуда они могли обстреливать в свое удовольствие. Она увидела, как одна из девушек прыгнула прямо вверх, исполнив в воздухе маневр, обогнув одно здание до вершины другого, чтобы добиться лучшей стрелковой позиции для девушки, что она несла.
Она увидела Рису, стоящую высоко в небе на дроне, пристальным взглядом за всем наблюдающую, телекинетически направляющую свой топор на орды внизу, и Рёко, наконец, поняла, что она читает сознания демонов, читая их предполагаемые движения и на кого они нацеливаются, чтобы направлять охоту. После этого она почувствовала себя глупой, потому что зачем бы еще нужен был здесь телепат?
Она увидела, что пока ее не было, девушка с молниями и девушка со множеством рук занялись парализацией демонов, так что аккуратная бомбардировка или несколько простых выпадов мечом могли уничтожить их всех. Она увидела Сару, орудующую барьером как стеной, для тех же целей сбивая демонов в плотные группы.
Она увидела девушек на земле, вызывающих огневую поддержку и удары с воздуха по желаемым местам, и прибывающий через мгновение дождь огня, стрел или фиолетовой магии.
Рёко, наконец, поняла, как МСЁ мог быть так чертовски эффективен.
Но все же, поздно ночью, снова глядя в потолок, она размышляла о том, что сказала ей медсестра.
«Для таких как вы, это ничто».
Да, это правда, не так ли?
Приложение: «Превосходство магов»
〈В следующем тексте, 〈〉① указывает на содержимое, отредактированное для не обладающих категорией допуска. Число указывает на категорию допуска, требуемую для доступа к закрытому содержимому.〉①
〈Ко второму столетию существования МСЁ возникло, возможно, неизбежно, ощущение отличия, уникальности и даже превосходства. К тому времени МСЁ хорошо разбирался в искусстве бизнеса и крупных финансов и способен был обеспечить своих членов, даже в беднейших регионах, жизнью на уровне среднего класса богатейших наций. Для многих, особенно активно задействованных на верхних уровнях деятельности МСЁ, организация предоставляла даже более того, обеспечивая откровенно роскошный стиль жизни. Это было далеко от бедности, из которой вышли многие его члены, и это новообретенное богатство изолировало их от окружающих их на улице масс людей.〉③
〈Схожим образом, МСЁ все более умело манипулировал правительствами, руками доверенных лиц регулярно вмешиваясь в результаты выборов, создание законодательства и обеспечивая закон и порядок, а в некоторых регионах напрямую влияя на местную политику и правоохранительные силы. То, что началось с попытки защитить себя от полиции и обеспечить благоприятную государственную политику для своего бизнеса, после более чем столетия неспешного усиления, превратилось в нечто совершенно неузнаваемое. Щупальца МСЁ распростерлись повсюду: от беднейших и отдаленнейших регионов мира до законодательных палат мощнейших правительств.〉③
〈С течением времени отношение МСЁ становилось все более покровительственным, принимающим все больше и больше ответственности за состояние мира. Начав с уничтожения азиатской проституции и секс-торговли – и, как следствие, перестроив организованную преступность в еще одного посредника МСЁ – и заканчивая провоцированием падения правительства Северной Кореи и основанием Черного cердца, организации, перетягивающей на себя все больше и больше власти и самопровозглашенной ответственности, пока привычной политикой для риторики Комитета по регламенту не стало раскрашивание МСЁ хранителями мира, а для Комитета руководства рассматривание на закрытых заседаниях розжига революций.〉③
〈В военных зонах по всему миру, где организация некогда рада была просто сохранить тайну, выставленные МСЁ благотворительные учреждения предоставляли населению еду и образование, посредники МСЁ пытались реформировать правительства, а специальные силы МСЁ выслеживали полевых командиров и террористов, номинально во имя защиты своих членов из этого района, но все больше и больше считая, что положение обязывает, благородное обязательство со значительной ценой, как в ресурсах, так и в человеческих жертвах.〉③
〈Именно в этой среде изолированности, тайной власти и бессмертия появилось так называемое движение «Превосходство магов». Это было не настоящее движение, у него не было ни руководства, ни какой-то официальной организации. Вместо этого было общественное движение, сложившееся из меняющихся действий и веры магов организации, и лишь под конец своего существование поименованное одним из ученых МСЁ. Тем не менее, долгосрочные последствия этого движения оставили многовековой след в культуре МСЁ, вплоть до нынешнего дня. По сути, ничто так и не закончилось.〉③
〈Все чаще волшебницы МСЁ начинали чувствовать себя превыше остального человечества. Разве не очевидно в их силах, их бессмертии, их богатстве, их влиянии на мир их моральное превосходство? Пока правительства препирались, они из кожи вон лезли, чтобы спасти бедных и униженных, которые даже не ценили их усилия. Почему они не должны доминировать? Почему они не должны еще больше сосредотачиваться на себе, на своих членах, вместо этого тратя ресурсы и рискуя жизнями, сражаясь за людей, которые даже не знают о их существовании, и которые, в конце концов, умрут всего через столетие, пока сами они будут жить. Разве не пришло время перейти к более рациональному подходу? С точки зрения ресурсов будет гораздо эффективнее покинуть более пострадавшие части мира, оставив лишь команды охотниц. Контрактниц из бедных регионов можно перевести в богатые страны, либо их вместе с семьями можно устроить в защищенных особняках, огражденных от насилия и нищеты снаружи. Невозможно спасти весь мир, так не стоило ли хотя бы попытаться спасти себя?〉③
〈Такая точка зрения ужаснула старших девушек, большинство из которых знали раннюю жизнь бедности и нужды, которые сочувствовали положению бедных, и которые не провели всю жизнь в комфорте и власти. Они помнили, каково было постоянно видеть умирающих и впадающих в отчаяние подруг, и прекрасно знали, что они люди, а не сверхлюди. Со своих позиций на вершине иерархии они проверяли деятельность своих подчиненных, беря в союзники завербованных в бедных регионах мира магов, которые по большей части не рады были видеть, как другие в МСЁ выступают за то, чтобы бросить их родину четырем всадникам.〉③
〈Тем не менее, точка зрения «Превосходства магов» оказала значительное влияние на деятельность МСЁ в следующем столетии, парализовав организацию перед лицом величайшего катаклизма, что когда-либо испытывало человечество. По мере того, как ситуация с безработицей становилась настоящей катастрофой, а мир начал раскалываться надвое, МСЁ сидел и наблюдал, не в состоянии выбрать между вмешательством и инерцией пребывания в своих уютных, защищенных особняках гиперкласса. Потребовалась искра…〉③
— Джулиан Брэдшоу, «Махо-сёдзё: их мир, их история», выдержка.
Глава 13. Различия в знаниях
Многие из запретов и законов этой новой эпохи проистекают из психологических шрамов Объединительных войн, особенно из ужасающих злоупотреблений так называемого Альянса Свободы. Безумные манипуляции правителей народов АС, исполненные на себе, своих детях и людях, в конечном счете привели ко множеству правил и комитетов по этике, в нынешнее время окружающих генетические исследования, и общественному скептицизму касательно всех осуществляемых генноинженерных проектов, даже исполняемых с положительными целями, вроде проекта «Эдем». Использование некоторыми странами АС клонированных солдат, генетикой и имплантатами запрограммированных быть неизменно лояльными, непосредственно привело к универсальному запрету на человеческое клонирование, хотя прежняя общественная сдержанность касательно имплантатов отпала в свете их подавляющей полезности. Наконец, ужасы и видимая агония порабощенных Альянсом ИИ привела ко всеобщей поддержке большей автономности ИИ.
Неоспоримая полезность всех вовлеченных технологий сделала их незаменимыми для общества, но жизненно важно понимать происхождение и цели этических ограничений и общественное мнение. Без такого понимания исследователь не может успешно действовать и может столкнуться с приостановлением права работы.
— «Справочник исследователя по общей этике», вступление, выдержка.
В эту новую эпоху ясности и войны я искренне верю, что этот институт может внести свой вклад в благосостояние человечества и в прекращение этой войны. С этим новоотремонтированным зданием, нереализованный потенциал волшебниц может быть высвобожден на благо всех. Мы ищем не что иное, как пламя Олимпа и конец этой трагической войны.
— Джоан Валентин, доктор физики, новый директор института «Прометей», речь на торжественном открытии института.
На следующий день после охоты на демонов Рёко, получив напоминание таккомпа, поучаствовала в социальном сборе новых рекрутов этой недели.
Сперва она задумалась, хочет ли пойти. Как правило, ей не нравились крупные скопления своих «сверстников», за много лет выяснив, что в то время как ее подруги вполне достаточно понимали ее личность, чтобы с ними было весело, она обнаружила, что большинство других людей неприятны из-за бесконечных предположений, что у нее должен быть фокус, который ей достаточно нравится, чтобы сосредоточиться на его изучении, и попыток подвести ее к этой теме.
В то же время ее подруги, размышляла она, были тщательно выбраны, чтобы различаться. Тиаки была подругой детства, так что к ней это правило не применялось, но Руйко была бесконечно непостоянной и нерешительной, а Симона была вовсе из другой системы.
В конце концов она решила пойти, на том основании, что у всех там на уме будет совершенно другая проблема, их контракт. Плюс, казалось неплохой идеей встретиться с кем-нибудь из возможных будущих коллег, пусть даже нет гарантий, что она когда-нибудь снова кого-то из них увидит.
Именно так она очутилась за столом с четырьмя другими нервно выглядящими новенькими, ветераном с фронта и, почему-то, снова Рисой Флорес.
Ей повезло, потому что она жила в Митакихаре, где вполне естественно было назначить сбор. Остальные девушки прибыли из соседних городов. За неделю просто не получилось найти достаточно контрактниц в одном городе.
Их группа обедала в ресторане «ручной работы», одном из включающих иностранную кухню, расположенном на респектабельных шестидесятых этажах коридора МСЁ. С их точки зрения легко можно было заметить такие здания как «Правительственные дела» МСЁ – всего в паре зданий к западу – «Финансы» МСЁ – как раз на другой стороне улицы – и так далее. Присмотревшись, можно было разглядеть даже «Научное отделение» МСЁ, примерно в том же районе, что и штаб-квартира Культа, с которой она уже неплохо познакомилась.
Все явно должно было впечатлять, в плане «открывающихся видов», и остальные девушки на несколько минут задержались у входа на платформу, оптическими имплантатами снимая друг друга на фоне пейзажа.
Рёко вежливо держалась неподалеку и поучаствовала в групповых снимках, сделанных одной из сопровождающих, но сама не снималась. Она уже множество раз была здесь. Еще она знала, что здание, где они находились, венчало еще более впечатляющее формальное строение, где небо не блокировалось десятками труб. Хотя она ничего не сказала.
Предполагался неформальный сбор, так что они появились в повседневной одежде, но Рёко была абсолютно уверена, что новенькие постарались с нарядами больше обычного. Можно было сказать.
У самого ресторана было впечатляющее остекление, доминирующее над внешним кольцом здания, с сиденьями у окон и светло окрашенными панелями искусственной древесины внутри. Рёко понятия не имела, где здесь кухня, но это было не важно, так как еду и посуду доставляли передвигающиеся по проходам роботележки, а заказ можно было сделать через появляющееся перед глазами меню дополненной реальности. Все просто.
В этот момент она сосредоточилась на аккуратной нарезке стейка на легко потребляемые кусочки. Она первой сделала заказ, так как довольно неплохо знала здешнее меню, но получила еду одновременно с остальными, после изначального круга закусок. Роботы в этом были хороши.
Стейк, на обед, и при этом съедаемый девушкой-подростком, размышляла она. То, что в будущем было просто не важно. На самом деле, так говаривал ее дедушка. Она не имела ни малейшего представления, почему же странно есть стейк на обед, или как с этим связаны девушки-подростки.
Она просто радовалась, что ее «дисгевзия», похоже, наконец-то прошла. Да, она все еще чувствовала вкус мертвой коровы, но это уже не беспокоило.
Вообще-то это была одна из причин, почему обед здесь стоил затрат квоты, хотя их хозяева об этом не упоминали; она ела настоящее мясо, а не синтезированное. То же самое касалось всех продуктов, включая поданные с мясом таинственные ворсистые красные листья. По-видимому, они импортировались с Новой Терры, чья экология и системы жизни были удивительно совместимы с физиологией человека, хотя генетический код, неизбежно, существенно отличался. Достаточно близко к Земле, чтобы что-то можно было есть, не отравившись, но коэволюционировавшие бактерии не были для людей патогенными, по крайней мере, не умышленно. Идеально для колонизации, именно поэтому это был первый колонизированный мир, и мир Ядра.
И почему она об этом размышляет? Потому что в подобных социальных условиях она крайне неловка.
– Так, эм, что у тебя за сила? – спросил голос справа от нее, достаточно резко, чтобы она вздрогнула и едва не выронила вилку.
Рёко взглянула на девушку, которая нервно теребила свой хвостик. Девушка была почти столь же невысока, как и она, что она отметила, когда впервые увидела ее. Что-то в ее лице, казалось, настоятельно советовало проявить мягкость – или, возможно, в языке тела.
Накихара Асами, уронил ей в сознание имя таккомп.
– Телепортация, – сказала Рёко, пусть даже они обе знали, что такую информацию вполне несложно получить. Один из недостатков всеобщего легкого доступа к базам данных: заметное отсутствие начальных тем для бесед. – А у тебя? – через мгновение добавила Рёко. Она сразу же внутренне поморщилась. Слишком небрежно, подумала она.
Девушка выглядела взволнованной, и Рёко поняла, что она ужасно нервничает и, должно быть, долго набиралась храбрости заговорить с Рёко.
– Ну, это, э-э, не так-то просто объяснить, – сказала Асами, сложив руки и уклонившись от взгляда Рёко. – Гравитация. Как-то связано с гравитацией. Я могу, э-э, собрать все и перемещать. Говорят, похоже на телекинез, но я по-настоящему хорошо сжимаю… вещи.
Девушка, вновь подняв взгляд, смущенно улыбнулась. Рёко заметила, как она нервно потирает кольцо самоцвета души.
– А, ну, должно быть полезно, – попыталась приободрить Рёко. – У некоторых из нас есть приемы взрывать, что неплохо будет с таким сочетаться. У меня и самой есть, взрывная стрела, хотя это не совсем, э-э, я бы сказала, моя специализация.
– Правда? Звучит отлично!
Девушка так отчаянно хотела понравиться, что Рёко, не способная проигнорировать чувство симпатии, повернулась уделить девушке все внимание. Они на мгновение встретились взглядами, после чего девушка выглянула в окно.
– Ты уже получила апгрейды? – вежливо поинтересовалась Рёко, размышляя о возможной теме.
– О, да, да, – вновь подняла глаза девушка. – Мне это показалось весьма интересным. Хотя немного пугающим.
В этот момент Рёко почувствовала взгляд Рисы. Она вопросительно посмотрела на девушку, но Риса отвернулась. Однако взгляд в ее направлении напомнил ей о кое-чем еще.
Рёко понизила голос и подалась вперед.
– Ты заметила, что Санаэ-сан, – длинноволосая тридцатипятилетняя рядом с Рисой, – уже выпила четыре бокала вина?
Санаэ была ветераном, прибывшей ответить на их вопросы и заверить их, что все будет в порядке, или так предположила Рёко. Рёко не удалось узнать у нее ничего сочного, но большую часть времени она краем глаза наблюдала за ней. В то время как девушка казалась весьма милой, а ее контроль интоксикации точно был активирован, общее потребление алкоголя все равно было несколько странно, заметно контрастируя с неловкими глотками остальных из них.
Асами огляделась, убеждаясь, что никто не прислушивается.
– Ну, да, но она не выглядит опьяневшей, – сказала она. – Может быть… может быть ей просто нравится вкус. Не уверена, почему бы еще она так делала.
– Может быть.
Рёко мгновение побарабанила пальцами по столу.
– Знаешь, я хотела быть ксенобиологом, – спонтанно сказала Асами.
– Правда? – спросила Рёко, поднося ко рту вилку со смущающе ворсистыми листьями.
– Ага, – сказала девушка. – Так что, знаешь, эм, растение, что ты ешь, это, э-э, C1 Aspera Cibum, с Новой Терры. Весьма дорогое. Пришлось его немного переделать, чтобы оно было по-настоящему съедобным.
Рёко уже это знала, взглянув, пока делала заказ, но кивнула. Впечатляюще знать такое по памяти, как, предположила она, знала девушка. Кроме того, она выглядела такой серьезной…
– Я имею в виду, мне всегда нравились растения и животные, – сказала девушка, – и я подумала, что так, наверное, смогу покинуть Землю. Мне всегда хотелось посетить колонии. Ну, полагаю, так и получится. По крайней мере, надеюсь.
Это вызвало у Рёко интерес, хотя она и постаралась не выказать его слишком очевидным образом.
– Ты хотела посетить колонии? – спросила она.
– Ну, конечно, – сказала девушка, сцепив руки и слегка вздохнув. – Мне это всегда казалось таким романтичным. Жить на фронтире, среди всех этих экзотических растений и животных. Я всегда хотела свежую, неиндустриализованную планету, где можно было бы исследовать. Хотя, полагаю, эти головоногие это больше, чем мы рассчитывали.
Теперь Рёко внимательно смотрела на девушку. Настолько грандиозная мечта от скромной девушки, которая вряд ли когда-либо видела лес за пределами ухоженных заповедников, и которая, вероятно, никогда не видела тропического леса, возрождающихся лесов, по большей части доступных лишь ученым и по немногим редким туристическим возможностям.
Но чем это отличалось от самой Рёко? Она хотела исследовать вселенную, и даже ни разу не была на космическом корабле. Схожие ситуации; Рёко не нужно было спрашивать, чтобы узнать, что девушка, вероятно, никогда не жила за пределами небоскребов, заполняющих весь вид из окна. Немногие могли.
Плюс, в отличие от многих других встреченных Рёко девушек, она не стала автоматически строить предположения, основываясь на ее росте и внешности. Скорее даже не могла, так как она была столь же невысока. И, поняла Рёко, она была первой ей встреченной, кто не была сэмпаем.
– Когда ты отправляешься? – спросила Рёко. Вопрос был настолько внезапен, и, возможно, слишком демонстрировал ее интерес, но она не уверена была, что ее это все еще волнует.
Девушка склонила голову, после чего застенчиво улыбнулась.
– Через три дня. А ты?
– Вообще-то, в то же время, – ответила Рёко. – Рада познакомиться.
Она протянула руку, что было несколько неудобно в стесненном расстоянии между их сидениями.
Девушка на мгновение слегка растерянно посмотрела на нее, после чего приняла ее и тряхнула, рукопожатие у нее было слабовато.
На какое-то время повисла тишина, нарушаемая лишь стуком столового серебра и палочек.
– Я тоже. Я… надеюсь, что мы увидимся, – наконец, сказала девушка, чуть склонив голову вместо полного жеста.
– Взаимно, – сказала Рёко.
Она ей улыбнулась.
Возможно, она сможет найти здесь новых друзей. Не то чтобы она перед этим об этом задумывалась, но это может быть важно, хотя бы для ее же здоровья.
Она оглядела остальных за столом и удивилась, вновь обнаружив, что Риса смотрит прямо на нее. Они встретились взглядами, и Риса, должно быть, прочла что-то во взгляде Рёко, потому что отложила палочки и кашлянула, привлекая их внимание.
– Не хочу вас торопить, – обратилась Риса, – но я хотела дать вам всем знать, что после обеда мы отправляемся на пешую экскурсию по городу, если вы захотите принять участие. Если у вас другие планы, то все в порядке.
Реакции за столом были с большим энтузиазмом, и Рёко кивнула вместе с ними.
Ей не очень-то нужна была пешая экскурсия по своему городу, но, может быть, она сможет показать что-нибудь Асами.
На следующий день Рёко прибыла на назначенную встречу с психотерапевтом Ацуко, проникнув в еще одно здание «коридора МСЁ», распростершегося на периферии центра города.
Она преодолела странно пустую от людей трубу, приземлившись в отдельной необычно высоко расположенной нише одного из вездесущих небоскребов города. Она поднялась так высоко, что была выше подавляющего большинства пешеходных путей и труб. Выйдя из машины, она впервые за много лет насладилась беспрепятственным видом неба, и этот факт ее немного напугал.
Она задумалась. В последний раз она так ясно видела небо, когда навещала бабушку и дедушку, живущих в городке неподалеку от края бесконечного мегаполиса. Она тогда смотрела в небо, совсем как в первый раз, когда навещала их ребенком, и так же как сейчас. Слепящий свет неотфильтрованного солнца был резок, а рассеянный ультрафиолет придавал обычно знакомому синему небу неописуемый оттенок… электрического фиолета? Для этого и правда нужны были слова.
Опустив взгляд вниз, она оглядела раскинувшийся на земле город, казалось бы неограниченной, бесконечной вереницей торчали вверх небоскребы, так что даже со столь высокой точки она не могла увидеть ни конца города, ни даже снижения плотности.
Митакихара, Токио, Осака, Киото – все они были теперь лишь линией на песке, став по сути охватившим их всех тянущимся вдоль острова единым гигантским городом. Мегалополис, где единственной заметной разницей были концентрации важнейших экономических и правительственных зданий в городских центрах, а производственных и остальных зданий у «краев». Отсюда этой разницы заметно не было.
Оглянувшись на открытые перед ней стеклянные двери, она подумала, что, похоже, она здесь только одна, несмотря на ожидание, что в таком месте будет полно других посетителей. Вместо этого ниша, куда она прибыла, была пуста и, как она подумала, довольно мала. Она предположила, что с учетом увиденного, в этом был смысл; как она заметила по пути вверх, разглядывая странный радиальный узор тянущихся вверх труб, на этих этажах кругами располагались подобные ниши. Выглядело странно неэффективно; не просто так у зданий, обычно, каждые несколько этажей размещались крупные общественные посадочные порты.
Это здание было довольно широко, так что она удивилась, когда, пройдя внутрь, оказалась в пустой приемной и обнаружила перед собой лишь только одинокую дверь с металлической табличкой и прикрепленным к ней каким-то загадочным металлическим луковичным объектом. После ее запроса дверь распахнулась, вместо того чтобы сдвинуться, открывая ей комнату внутри.
Сопротивляясь желанию остановиться и рассмотреть объект, Рёко мгновение помедлила, стряхивая обычный трепет, после чего шагнула внутрь, заметив отсутствие окон, диван в углу, множество расставленных вразнобой кресел, книги на книжной полке на стене – настоящая редкость! – сертификаты в рамках на стене и, конечно, стол из настоящего дерева посередине и сидящую с другой его сторону приятную на вид женщину.
На одной из книжный полок тихонько тикали часы, еще одна странная древность.
Она выглядела молодо, но не так молодо, как волшебница, близко к тридцати, как и остальное население, и лишь немедленно найденное Рёко на ее пальце кольцо подтвердило сказанное в файле. Не подросток. Возможно, это правильная идея; Рёко было бы дискомфортно обращаться к авторитету кого-то выглядящего одного с ней возраста, пусть даже она знала, что это ровно ничего не значит.
Затем Рёко в голову пришло, что в комнате нет других выходов, и что вся эта область – кабинет, приемная, ниша – отдельная независимая часть здания.
Про себя Рёко подумала, что может быть неплохой идеей узнать, как именно определять других волшебниц вне костюма. Если от нее попытаются это скрыть, заметит ли она? Будет ли какое-нибудь странное ноющее ощущение на краю сознания?
Секунду длинноволосая женщина разглядывала ее, так что Рёко снова увидела лицо, что видела в файле женщины. Не слишком запоминающееся лицо, но милое.
– Присаживайся, – указала женщина на кресло, и Рёко подчинилась, осторожно взглянув на нее. – Мне нравится быть здесь, – сказала она, сделав вид, что смотрит на планшет в руках. – Кажется, будто это моя собственная башня. И, конечно, главное: уединенность. Хотя не думаю, что в нынешнее время это вызывает беспокойство.
Она протянула руку.
– Ацуко Арису, телепат, – представилась она, когда Рёко приняла и пожала ее руку.
– Сидзуки Рёко, – откликнулась Рёко после краткого замешательства, так как подозревала, что женщине это не требовалось.
Женщина подалась вперед, отложив планшет. Рёко заподозрила, что это еще один театральный штрих.
– Не нужно так нервничать, – сказала она. – Это просто ознакомительная встреча. Просто несколько простых вопросов, и ты свободна. Можешь рассказывать насколько захочешь подробно.
Рёко слегка кивнула. По правде говоря, она весьма нервничала. Неудобно было обсуждать свою жизнь с той, кто, возможно, бережно хранила в своих банках памяти все официальные детали ее жизни.
Конечно, она читала об ОПЗ. По-видимому, они многое знали.
Заметив, что Рёко не собирается ничего говорить, Арису продолжила:
– Я уверена, ты не удивишься тому, что я уже знаю обо всем очевидном, – сказала она. – Ты из тех, кто такое проверяет. Также ты ценишь честность, так что я упомяну, что все это в твоем предварительном психологическом профиле, наряду с тем фактом, что тебя раздражают те, кто расспрашивает тебя о твоих интересах, так что я этого не коснусь. И да, я могу без костюма читать твои мысли, но я стараюсь так не делать, если только не предполагаю всерьез, что это необходимо. Надеюсь, ты будешь мне доверять.
– А, н-наверное, – сказала Рёко, как она надеялась, вежливо. Она удивилась как словесному натиску, так и тому, как эта женщина только что это сказала. Она вдруг заметила, что гадает, сколько ее действий отслеживались онлайн.
– Это скорее ради того, чтобы коснуться не очевидного, – сказала женщина. – Итак, прежде чем начнем, не хочешь перекусить?
Прежде чем Рёко смогла как-то на это отреагировать, женщина потянулась вниз и вытащила откуда-то из-под стола тарелку небольших пирожных. Она поставила ее перед ними, а следом два стакана сока.
– О, спасибо, – сказала Рёко, слегка выбитая из колеи внезапной сменой темы.
– Без проблем.
Сняв клубничку с одного из пирожных на тарелке, Рёко подумала о том, что ей только что предложили ее любимое. Вряд ли это было совпадение, но она всегда была рада его съесть, пусть даже почти каждый день утаскивала из синтезатора по несколько штук.
Женщина выждала краткую, вежливую паузу, после чего сказала:
– Хорошо, если тебе удобно, я начну с чего-нибудь открытого.
Рёко настороженно кивнула.
– Что ты можешь рассказать о своей семье?
Рёко взглянула на женщину, смотрящую на нее с любопытным, но добрым взглядом. Вопрос показался резким, но она предположила, что его никак не получилось бы сделать не резким.
Она задумалась на секунду, собирая вместе все, что она могла сказать за раз.
– Если честно, не думаю, что есть о чем говорить, – сказала она. – Мои родители ученые в исследовательском центре «Прометей», так что они больше обычного знают о волшебницах. Многое из того, что я знаю, я узнала от них. Они любящие, наверное… я имею в виду, я не совсем уверена, как это описать. Подозреваю, они пытались не дать мне заключить контракт, хотя не уверена, почему они сочли, что на это есть риск.
Неужели на лице Арису промелькнула улыбка? Но нет, Рёко посмотрела на нее, и лицо психотерапевта было бесстрастно.
– Думаю, важнее будет сказать о бабушке и дедушке со стороны матери, – сказала Рёко. – Бабушка покинула нас, чтобы отправиться на войну, когда я была совсем маленькой. Она не разводилась с дедом, но вполне могла бы. И… ну, мы так и не поняли, почему. У нее были причины.
«А о большем говорить не будем», – подумала Рёко.
Затем, через секунду:
«Черт возьми. Если она читает мои мысли, она должна была это заметить».
Рёко задумалась, не выглядит ли она нервничающей.
Арису слегка кивнула, сложив руки.
– Я так понимаю, твой дедушка скоро тоже отбывает?
– Он так с этим и не справился, – сказала Рёко. – Он говорит, что хочет новой жизни и, может быть, найти ее. Это его право.
Она пожала плечами, после чего пожалела об этом, осознав, что это выглядит слишком безразличным жестом.
– Что я имею в виду, я прекрасно понимаю, почему он так поступает, – быстро поправилась она. – И это никак не связано с моими причинами заключения контракта или чем-то подобным.
Она внутренне поморщилась. Слишком поспешно. Терапевт явно подумает, что это важно.
– Так что, знаете, это не такая уж проблема, – оборонительно закончила Рёко, чересчур нервно.
Вместо ожидаемых дальнейших вопросов, женщина просто кивнула.
– Я тебе верю, – сказала она.
Затем, через секунду:
– Скажи, ты знаешь что-нибудь о своей семье выше дедушек и бабушек? Знаешь что-нибудь о Сидзуки, Курои, что-нибудь такое?
Рёко покачала головой.
– Если честно, это как-то далеко от меня, – сказала она. – И они уже должны быть мертвы, хотя я думаю, не лучший способ это так выразить.
– Хм, – озвучила Арису, и Рёко подумала, что заметила скользнувшую по ее лицу хмурую тень.
– Мне нужно что-то о них знать? – рискнула Рёко.
Арису взглянула на нее.
– Тебе стоит спросить у родителей, когда будет время, – сказала психотерапевт.
Ненадолго повисла тишина, после чего Арису кивнула себе.
– Ладно, – сказала она. – Итак, следующий вопрос необязателен. Ну, они все необязательны, но можно сказать, этот супер-необязателен. Не против рассказать мне о своем желании и связанных с ним обстоятельствах? Я никому не передам. Я знаю, что таким принято делиться между друзей, так что решать тебе.
Рёко на секунду задумалась, после чего решила, что вряд ли это чем-то навредит. Она вспомнила, каково было, как ей просто очень хотелось уйти отсюда, по-настоящему, как несчастлива она была в школе, и как она с самого детства увлекалась космическими путешествиями.
Она вздохнула.
– Я хотела суметь покинуть Землю, – сказала Рёко, – и изучить этот мир. Я сказала, что хочу пойти туда, где никто еще не был, и найти в этой вселенной свое место. Примерно такими словами.
– Хм, – произнесла Арису, и на этот раз хмык прозвучал признательно. – Грандиозно. И долгосрочно. Не хочешь это обсудить?
– Просто мне всегда скучно было жить на Земле, – через мгновение сказала Рёко. – Мне все время казалось, что я не вписываюсь. Я хотела уйти отсюда, сделать что-нибудь значимое, свершить историю, понимаете? Хотя главнее всего было просто все это увидеть. Я… полагаю, я просто не была здесь счастлива.
Странно было вновь говорить это вслух. Помимо Симоны, она ни с кем об этом толком не говорила, и даже тогда было странно. И вот она рассказывает об этом полной незнакомке.
Она опустила включающие ее бабушку моменты и навестившую ее ребенком девушку, гнетущее пребывание на Земле и иные причины. Казалось неправильным говорить о них, только не здесь.
Также она не упомянула, что на нее могли покушаться. Это, возможно, было секретом.
После чего, когда не о чем было больше говорить, тема угасла. Ненадолго повисла тишина.
– Расскажи о нападении демонов, что привело к твоему контракту, – через мгновение спросила Арису.
Рёко судорожно вдохнула. Это совпадение или?..
Рёко тряхнула головой. Не дело подозревать что-то подобное. После этого она поняла, что женщина прекрасно видела, как она трясет головой.
– Ну, знаете, довольно стандартно было, – сказала Рёко. – Я сидела, болтала со своей подругой Симоной, а затем вдруг увидела появившегося у нее за спиной демона, готовящегося на нее напасть. Я ее схватила и убежала. В итоге меня спасла Мами-сан. Тогда… тогда я и увидела Кьюбея.
Арису глубокомысленно кивнула и жестом попросила ее продолжать.
– По сути больше и не о чем говорить, – сказала Рёко. – Хотя было довольно забавно. Думаю, Симона собиралась сказать мне что-то важное, но сейчас она вообще об этом не говорит.
– Да, такое порой бывает, – улыбнулась женщина. – Закон Мёрфи. Есть идея, что она хотела?
Рёко слегка удивилась. Она не ожидала, что женщина и правда спросит. Но черт возьми, конечно она спросит.
– Не знаю, – со всей честностью сказала Рёко.
Женщина снова кивнула.
– Вижу, Кёко сразу после контракта взяла тебя охотиться на демонов, – сказала она. – Что думаешь?
Рёко задумалась над вопросом, до этого совсем над этим не размышляя.
– Не так уж плохо было, – сказала она. – Был в середине довольно страшный момент, когда я облажалась, но Кёко меня спасла. И… думаю, все было довольно интересно. Полагаю, это странно звучит, но так и есть. Хочу в будущем справляться получше.
Женщина улыбнулась.
– Это не так уж странно. Уж точно приводит к всплеску адреналина. С некоторыми девушками так бывает в первый раз, хотя я бы не сказала, что это распространено. Я в первый раз тоже была взбудоражена.
Рёко моргнула.
– Правда?
– Правда, – сказала женщина. – Хотя в примечаниях сказано, что Кёко заметила у тебя на лице кровожадность. Вот это для первого раза необычно.
Рёко вновь растерялась и удивленно уставилась на женщину. Да, кровожадность, немного было такого, если подумать. Но…
– Что думаешь о второй охоте на демонов? – спросила женщина. – Я имею в виду, вчерашней. Я так понимаю, ты увидела серьезную травму.
Рёко выбросила из головы прежние мысли. Ее все еще немного от этого потряхивало, но она сказала:
– Интересно было. Не так, м-м, опасно, наверное. По крайней мере, для меня. Я не привыкла видеть людей с окровавленными глазницами, но я справляюсь.
Она нервно хихикнула. Получилось неправильно, но женщина все так же сидела, сложив руки и глядя на нее. Что же значил этот взгляд?
– Ладно, давай сменим тему, – через мгновение сказала женщина. – Познакомившись с ней, что думаешь о Кёко?
Рёко задумалась над вопросом.
– Не то, что я бы ожидала от кого-то ее возраста, – сказала она. – Она ведет себя как молодая, но у нее явно полно опыта. Несмотря ни на что, она кажется надежной. Хотя ей нравится уснуть у кого-то на плече, что-то такое.
О последней фразе она сразу же пожалела, так как это был лишь единичный случай, но женщина слегка нахмурилась и задумчиво хмыкнула.
Рёко подумала о странном поведении Кёко пару дней назад, но решила об этом не упоминать, так как это больше касалось Кёко, а не ее.
– Кёко… – начала женщина, тут же остановившись.
Рёко увидела, как она впервые за время разговора заколебалась. Также она нахмурилась, так что это стало заметно, а не лишь намек на эмоции на лице.
– Ну, не позволяй ей тебя использовать, – сказала Арису. – Твой профиль указывает, что ты не так осведомлена, как полагаешь, хотя в этом случае я могу лично приглядывать за Кёко. И, конечно, может быть и вообще не за чем приглядывать.
Рёко сощурилась, ее нервозность перебило ощущение обиды. Не так осведомлена…
– Что именно вы имеете здесь в виду? – спросила Рёко. – Кёко была ко мне вполне добра; если что-то…
– Нет, нет, не волнуйся, – пренебрежительно отмахнулась Арису. – Если это вообще важно, ты поймешь, о чем я говорю.
Женщина оттолкнулась от стола и, казалось бы, намеренно расслабилась. Очевидная смена темы.
– Ладно, – сказала она. – Давай поговорим о менее формальных темах. Что думаешь о ходе войны?
На это у Рёко был готовый ответ, она уже неоднократно выражала в онлайне свое мнение.
– Она идет не так, как сообщает правительство, – сказала она. – Но я не знаю, насколько все на самом деле плохо. Полагаю, я выясню. Хотя, думаю, мы в итоге победим. Нам нужно лишь продержаться, пока наша технология не улучшится.
– Справедливо, – сказала Арису. – Последняя часть, на самом деле, преобладающее армейское мнение.
Конечно, Рёко уже это знала, но не сказала об этом.
– Нервничаешь из-за ближайших событий? – оперлась на локоть женщина.
Рёко задумалась.
– Конечно, – сказала она. – Но многие другие девушки прошли через то же самое, и с ними все в порядке. Я просто сосредоточусь на выживании. Полагаю, будет, по крайней мере, захватывающе. И я наконец-то отправляюсь увидеть колонии и пришельцев. Оно того стоит.
Она была серьезна, и убедилась, что выражение ее лица на это указывает.
– Я тоже так думаю, – сказала Ариса. – Но вряд ли это скажу, так как оплакиваю всех погибших, и я, лично, не слишком много участвовала в бою. Только на Новых Афинах и немного после этого. Ты знала, что мы, телепаты, хороши против скрытности?
Женщина опустила взгляд на стол, и, казалось, на мгновение почти задумалась.
– Ты обучаешься на Новых Афинах, – наконец, сказала она. – Просто чтобы ты знала, вы будете делить комнаты. Дело не в нехватке пространства, это помогает психике девушек. Как правило. Есть предпочтения, с кем хочешь быть?
Рёко ненадолго задумалась, рассматривая девушку, с которой познакомилась вчера за обедом, но покачала головой. Возможно, будет лучше узнать как можно больше людей.
– Ладно, – сказала Арису, постукивая пальцами друг о друга. – Тогда базовые моменты. В поле у тебя будет своя комната, предполагая, что в той ситуации вообще будет такая штука как комната. Может быть, своя палатка. Может быть и ничего. Но по возможности. Излишнее братание с подчиненными не одобряют, хотя очевидно лучше будет, если они тебя любят и уважают. Не вступай в какие-то отношения с другими офицерами, волшебницами и нет. Это не лучшая идея.
Рёко безучастно посмотрела на женщину. До этого она совсем об этом не задумывалась.
– Во всяком случае, – сказала Арису, вздохнув и встав подойти к ней. – У меня выходит время. У меня скоро прибудет еще кое-кто. Прости. И Рёко-тян…
Рёко взглянула на женщину, заинтересовавшись неформальному использованию ее имени.
– Не умирай, хорошо?
Рёко удивленно моргнула. Говоря это, женщина выглядела серьезно.
– Хорошо, – сказала она.
Они пожали руки, и вот так все закончилось, Рёко оказалась вне офиса, в приемной, что, как она подозревала, никогда не использовалась. На обратном пути она все обдумала, гадая, как много о ней знает эта Ацуко Арису.
Этой ночью, продвигаясь к своей цели в понимании боя прежде чем участвовать в нем, Рёко лежала в кровати и продолжала читать о боевой доктрине. Она решила продолжить с предыдущей темы и прочесть о космическом бое.
Космический бой людей и головоногих ограничивается и определяется техническими пределами человечества, принятой человеческими мирами оборонительной стратегической позицией и тактической доблестью Magi Cæli – MC – корпуса волшебниц флота.
Рёко сразу же захотелось сменить тему на подтему об MC, но она сдержалась, решив оставить ее на потом.
Во-первых, следует понимать, что щиты пришельцев, отражение снарядов, перехват ракет и регенеративная броня значительно превосходят человеческие аналоги. Из-за этого космический корабль пришельцев может быть легче и быстрее и с более высоким уровнем энергетических резервов. Человеческие звездолеты сильно бронированы, защищены высоким уровнем инерциального сопротивления. Звездолеты пришельцев нет, следовательно, они маневреннее и вооружены тяжелее.
Из-за этого головоногие способны делать полевые перехватчики и бомбардировщики, обладающие сбалансированным уроном и живучестью. Построенные людьми корабли с аналогичной скоростью, дальностью и огневой мощью были бы стеклянными пушками, готовящимися к самоубийственный гонке, причем даже не слишком хорошими стеклянными пушками.
Рёко кивнула на текст. Она уже часто это слышала.
Во-вторых, оружие пришельцев превосходит во всех аспектах. Несмотря на тщательное изучение захваченных технологий пришельцев, неизвестно, как их полевые лазеры и пучки частиц достигают столь огромной мощи и дальности, или как им удается предотвратить рассеяние на больших дистанциях в космосе, но крайне важно понимать, что самое тяжелое регулярное полевое космическое орудие пришельцев, названное Потрошителем, во всех аспектах превосходит главное орудие линкора ШЕРМАН, гордость человеческого флота. У скачкового орудия пришельцев даже нет достаточной человеческой аналогии.
Рёко нахмурилась, глядя в потолок. Была ночь, и она развлекалась чтением военной доктрины, но было просто слишком много информации для осмысления. Каждый термин, что зачитывал ей таккомп, каждая обсуждаемая тема требовали дальнейшего рассмотрения. Сплошные матрешки информации.
Движимая любопытством, она запросила краткое разъяснение аббревиатуры ШЕРМАН.
ШЕРМАН – сверхтяжелое экзотически экранированное релятивистское осевое электромагнитное орудие (Super Heavy Exotic-shielded Relativistic MAss-driving Nucleus), также названное в честь известного американского генерала XIX столетия – главное оружие линкоров человеческого флота, исполняющее роль как крупнейшего полезного оружия во флоте, главного инструмента сверхсветового запрета, так и ОМП при орбитальной бомбардировке. Точные спецификации оружия засекречены вторым уровнем и варьируются от корабля к кораблю, но известно, что кинетическая энергия выстрела составляет примерно 40 петаджоулей или 9,6 мегатонн тротилового эквивалента.
Наступила пауза и тихое ощущение ожидания: хочет ли она продолжить? Она отказалась – она не хотела слишком отклоняться – и он немедленно вернулся к основному повествованию.
Однако, как всегда, величайшей уравнивающей в пользу человечества силой на поле боя является контингент волшебниц. К примеру, несмотря на то, что можно было бы ожидать из одних только технологий, головоногие уступают в скрытности и обнаружении. Технологии пришельцев лучше, но это мало что значит, когда есть множество магов, способных ощущать приближение чего угодно – различными способами – а также множество магов, способных спрятаться от чего угодно.
Рёко ненадолго включила паузу. Она никогда так об этом не думала, но да, в чем-то это правда, волшебницы переопределяли любой уровень технологического превосходства – при условии наличия девушек.
Она сказала устройству продолжить.
Еще большее значение имеет общая тактическая доблесть магов в ближнем бою. Эффективность Magi Cæli падает с расстоянием, просто потому что способные атаковать на дистанции больше тысячи километров маги исчезающе редки, в то время как все маги способны бить в упор. Кроме того, из-за уникальной природы сил волшебниц, чем крупнее участвующий корабль пришельцев, тем больше урона зачастую способны нанести маги. Часто у Небесной команды появляется возможность проникнуть в слабые места авианосца при помощи тщательно нацеленных телепортов или иными специальными тактиками, после чего привести в негодность все судно; с другой стороны, аналогичную массу перехватчиков приходится выбивать истощением, обычно ценой больших жертв.
Рёко поморщилась. Хорошо было слышать, что телепортеры ценны, но ее хваленая дальность в две сотни километров уже не казалась такой впечатляющей. Тем не менее, она стала слушать дальше.
Из-за этого сражения, где человеческие флоты смогли приблизиться на дистанцию «ближнего боя» – определяемую эффективной дальностью лазерного оружия фрегата – всегда заканчивались, по крайней мере, тактической победой людей.
Именно этот факт диктует тактический состав всех крупных флотских столкновений. Флоты головоногих делают ставку на авианосцы, которые можно считать капитальными кораблями, и попытку держаться и обстреливать с большой дистанции, с истребителями и бомбардировщиками и, зачастую, хорошо защищенные скачковые орудия осадной дальности. Человеческие флоты сторонятся всех кроме легких авианосцев, не в состоянии произвести достаточно мощные для проникновения через оборону пришельцев бомбардировщики, и считают капитальными кораблями крупные, почти неразрушимые линкоры. Окутанные постоянными патрулями Небесных команд, роботизированными медэваками и поддерживаемые перехватчиками, все пилотируемые человеческие суда содержат медицинскую поддержку, жилые помещения, кубы горя и оружие, действуя как мобильные базы снабжения магов. Кроме того, человеческие флоты включают существенное число максимально скрытных легких фрегатов с командами МагОп. Именно им приписываются крупнейшие «убийства» большинства космических боев.
Также оба флота постоянно сопровождаются большим количество дронов всех размеров и описаний, начиная от мини-дронов, пытающихся уцепиться за силовые поля и ослабить их, до ремонтных дронов, до пытающихся пробуриться через раскрытые корпуса дронов, и до орудийных платформ размером с фрегат.
В этот момент Рёко снова приостановила информационный дамп. Она, конечно, уже знала о Magi Cæli – все знали – но никогда особо не задумывалась о возможности быть одной из них. И правда, для нее это было не так уж важно, даже если выбрать туда могли любую девушку с подходящими силами и психологическим профилем.
Что если это будет она? Каково будет носить скафандр и маневрировать в вакууме космоса в отсутствие гравитации? С одной стороны, это будет совсем по-другому, с другой – она просто не знала. Она снова подумала прочесть больше об MC, но вздохнула, решив, что вполне можно закончить и нынешнюю тему.
Она попросила устройство продолжить:
Учитывая методы действия двух противостоящих флотов, большинство их столкновений состоят из попыток человеческого приблизиться на дистанцию ближнего боя, используя орудия ШЕРМАН в попытках воспрепятствовать маневренности и возможности отступить пришельцев. Авианосцы пришельцев пытаются нейтрализовать линкоры, пока стелс-фрегаты с командами магических операций непрерывно пытаются проникнуть через оборону пришельцев и устранить авианосцы. Столкновения вдали от критических точек, таких как планетарные тела, верфи или крупные экономические ресурсы, редко бывают решающими, и обе стороны, как правило, предпочитают отступить, получив значительный урон капитальных кораблей или если потери MC становятся неприемлемыми.
Боевые столкновения около критических точек, с другой стороны, часто ведутся «до смерти» обороняющейся стороны. При этом относительная зависимость обеих сторон от капитальных кораблей асимметрична. Потеря капитальных кораблей парализует атаки обеих сторон, что обычно подталкивает к отступлению, хотя это может быть затруднено сверхсветовыми помехами с обеих сторон. Однако человеческие флоты способны продолжать защищаться и без линкоров, в то время как сопротивление головоногих обычно становится бессильно после потери авианосцев и орбитальных бухт истребителей/бомбардировщиков.
Стоит отметить, что «до смерти» как правило метафорически, самые значимые ресурсы флота, особенно MC, отводятся из проигрываемой битвы прежде чем отступление становится невозможным.
Превосходство человеческих флотов в ближнем бою, благодаря магам, является значительным тактическим и стратегическим активом. Человеческие миры выше некоторого уровня развития и укреплений непреодолимы с дальней дистанции, учитывая способность населения быстро восполнять защиту от бомбардировок, приводя в итоге к близкому столкновению с тяжелой огневой мощью линкоров пришельцев, приводя их туда, где они уязвимее. Это, в сочетании с фактом, что большинство планетарных боев ведутся в человеческих мирах, превращает бои в хорошо развитых мирах в изнурительные дела, проводящиеся как осады, с постоянными боями на высокой орбите, низкой орбите и на поверхности.
Рёко снова поморщилась. Об этом, конечно, слышали все. Что было необычно, Управление редко подвергало цензуре происходящее во время планетарных осад, являющихся мрачными битвами на выживание, настолько значительного масштаба, что в сравнении бледнели даже бои Объединительных войн. Победа означала долгий, болезненный процесс восстановления. Поражение означало смерть, вот так вот просто, или что там делали пришельцы с человеческими пленниками.
Никому не хотелось выяснять.
Конечно, не было никаких записей о ком-то попавшем в плен и, напротив, пришельцы, включая и пехотинцев, обладали тревожащей тенденцией к самоуничтожению, чтобы предотвратить захват. До сих пор не было захвачено ни одного живого пришельца.
Рёко помотала головой, она слишком отвлеклась. Однако она обнаружила, что таккомп все это время ожидал ее. Технология.
Также военные тактики отмечают, что превосходство в ближнем бою, теоретически, ведет к значительному преимуществу в наступлении, где прижатые к критическим точкам флоты пришельцев не смогут отступить и вынуждены будут сражаться в благоприятных для человеческого флота условиях. До сих пор, учитывая отсутствие во время войны человеческих наступлений, это не было достоверно продемонстрировано, хотя в качестве доказательства отмечается успех Сахарского рейда.
Ее таккомп остановился – оказалось, это был последний абзац. Рёко отметила предоставленные рекомендации. Она могла либо изучить человеческую военную доктрину всей войны в целом, получить короткий пример классов крупных кораблей обоих флотов или изучить дополнительные детали о космическом бое на меньшем уровне, уровне средней волшебницы из Magi Cæli.
Она собиралась выбрать последний вариант, когда, как раз вовремя, попросил войти ее отец.
Ему не нужно было – дверь была открыта – но так было вежливо.
– Я скоро ухожу в лабораторию, – сказал он. – Не возражаешь против полуночной поездки? Я хочу тебе кое-что показать.
Она взглянула на его странно серьезное лицо и заинтересовалась, в чем здесь дело.
– Конечно, – согласилась она, пожав плечами. – Вообще-то, мне всегда хотелось заглянуть.
Она улыбнулась последней фразе, что была абсолютно верна, но улыбка скрывала удивление необычной ситуацией.
Мужчина слегка улыбнулся в ответ.
– Ну, это особый случай. И еще мне кажется, что мы в последнее время не так уж достаточно общаемся. Ты знаешь.
Он изобразил неловкий жест, после чего сказал:
– Ну, я подожду тебя в гостиной. Не задерживайся.
По сути, Рёко вовсе не заставила его ждать, поднявшись сразу после того, как дверь закрылась. Она похлопала по роботу на столе, на что он перевел на нее оптический сенсор, на мгновение задумалась, убеждаясь, что ей от него ничего не нужно, после чего вышла.
Пока они шли к платформе выхода, она размышляла о том, что из трех членов семьи отца за последнюю неделю она видела меньше всего. Не то чтобы его не было; вообще-то напротив. Просто, в то время как ее мать, похоже, взяла на оставшуюся неделю отгул, чтобы оставаться ночами дома, ее отец придерживался своего обычного расписания, не меняя его.
Ну, кроме сегодняшнего дня.
По сравнению с остальными членами семьи, он никогда толком не умел общаться со своей дочерью. Сложно было описать – как будто он совсем не знал, как разговаривать с детьми. Он всегда говорил с ней как со взрослой, ожидая, что она будет реагировать как взрослая, даже когда она явно таковой не была.
Рёко предполагала, что по мере ее взросления с этим будет все меньше и меньше проблем. В самом деле, в нынешнее время она часто ценила его откровенный и вдумчивый стиль, пусть даже порой это было неловко.
Они ехали в тишине, по маршруту, что ей быстро становился привычен. Исследовательский институт «Прометей», где работали ее родители, был, конечно, прямо около штаб-квартиры Культа Надежды.
Когда машина скользнула к остановке рядом с одним из средних уровней, Рёко подумала, что ее родители ни разу не брали ее с собой на работу. Причиной всегда была «секретность», но порой ей хотелось знать.
Она посмотрела на двери, через которые они входили, стекло внутри поддельной каменной кладки, окружавшей дверь и формировавшей платформу, на которой они стояли, прикрепленной в свою очередь к стеклу, металлу и псевдокамню здания. Она ничем не отличалась от тысяч других подобных входов по всему городу. Весьма распространенный мотив.
– Папа, – начала она, когда они направились к двери, которая, конечно, уже была открыта.
Мужчина бросил на нее взгляд, слушая ее.
– Почему мама не с нами? – спросила она.
– Она… – начал ее отец, прежде чем остановиться. – Она не согласится с тем, что я сейчас делаю, – сказал он.
– А что мы сейчас делаем? – спросила Рёко.
Ответа она не получила.
Они прошли через подчинившиеся стеклянные двери, миновав несколько идущих в противоположном направлении людей. Ее отец обменялся с ними приветствиями. Они бросали на нее странно многозначительные взгляды, но ничего не говорили.
– Они, конечно, знают о тебе, – сказал отец. – Мне нужно было обо всем договориться. Иначе я бы не смог провести тебя мимо безопасности в дверях. Кстати говоря…
Они шагнули в прозрачную структуру, отделяющую вход от остального здания. Она была построена как воздушный шлюз, и с другой стороны она видела множество движущихся из стороны в сторону дронов, хотя она не видела, что они несли.
Ей вдруг пришло в голову, что это должно быть.
– Как только мы войдем, ты почувствуешь сильное жжение, – начал отец. – Это…
– УФ-стерилизация, верно? – спросила она. – А потом дроны.
– Да, – сказал отец, глядя на нее со слабыми следами удивления.
– Перед апгрейдами нужно было пройти через подобное, – пояснила она.
– Ах, да, конечно, – шагнул он вперед. – Как глупо с моей стороны.
Они прошли через жар и дронов, и когда вышли с другой стороны, дрон, буквально катающаяся вешалка, привез пару халатов. Они надели их, но она заметила, что доставшийся ей довольно велик, с рукавами, что ей все время хотелось закатать.
– Просто одолженный, – сказал отец. – Если бы ты здесь работала, у тебя был бы свой, но так считается пустой тратой ресурсов синтезировать новый халат ради одного визита. У тебя слишком маленький размер для стандартных вариантов. Это считается стандартным нарядом, даже если тебе это вовсе не нужно. Вроде формы. Помогает атмосфере.
Не похоже было ни на одну известную Рёко лабораторию, но опять-таки, не то чтобы она посещала много лабораторий.
Несколько мгновений они шли в тишине. Рёко попыталась вызвать для навигации внутреннюю карту здания, вполне обычный запрос при входе в новое место. Вместо карты ее таккомп сообщил ей, что у нее недостаточный допуск, чтобы видеть карту. Как она предположила, вполне справедливо.
– Итак, это отдел лабораторий «Биологии», – сообщил ей отец, пока они шли по коридору. – Ну, во всяком случае, незасекреченный отдел «Биологии». Речь о более чистой биологии, чем в других отделах. На нижних этажах «Оружейные технологии», над ними «Боевой анализ», а уже над ними «Моделирование и тренажеры», сразу под нами. Выше нас «Дроны» и «Военный ИИ», следом «Интеграция разум-машина», и ИРМ велик. Они заняли почти треть здания. Заметь, это не говорит, что мы маленькие. У нас около десяти этажей. Просто они больше. Во всяком случае, над ними «Магические исследования», которые в основном занимаются статистикой демонов, распределением кубов горя и тому подобным. Статистики, по большей части, ну или так я слышал. Наверху здания административные офисы и «Специальные исследования», к которым у меня нет доступа.
Он выдал все это ураганом информации, так что Рёко постаралась не отставать. За время его речи они проходили поворот за поворотом, проходя мимо складских помещений, комнат с контролирующими автоматическое оборудование и общающимися с аватарами ИИ исследователями, комнат, заполненных выполняющим задачи упомянутым автоматическим оборудованием, дронов, других коридоров…
– Но все это связано с волшебницами, верно? – спросила Рёко. – Для этого и нужно это здание.
– Да, – сказал ее отец. – И, как следовало ожидать, мы довольно тесно связаны с МСЁ. Это совместный объект, и среди сотрудников здесь полно ваших девушек. Порой мы приводим испытателей.
Наконец, они вошли в зону, где комнаты выглядели для нее довольно знакомо. Здесь снова были прозрачные стены, слоты доставки, кресла посреди комнаты, похожие на медицинские. Некоторые комнаты были заняты, хотя на этот раз она прошла мимо группы идущей в другом направлении группы девушек в лабораторных халатах. Они выглядели ее возраста, и с любопытством оглядели ее, когда она прошла. Она не потрудилась проверить кольца на пальцах. Кем еще они могли быть?
– Я потянул за ниточки и добавил тебя в следующую группу полевых испытаний второй версии вашего тактического компьютера, – объяснил, наконец, ее отец. – Немного тайно, но должно быть приемлемо. Они пока не полностью оптимизированы для волшебниц – для этого и нужны полевые испытания – но они полностью функциональны и вполне безопасны. Если честно, по сути ты получишь его лишь на год-два раньше. В конце концов, для моей дочери только лучшее.
На последних словах он улыбнулся, взглянув на нее так, чтобы она поняла, что это лишь всего лишь шутка, но только отчасти. В этом было больше тепла, чем она привыкла; она немного смутилась.
– Тогда почему бы не сказать мне об этом, прежде чем мы ушли? – спросила она. – Нет причин держать это в тайне. Я, в общем-то, рада.
Она была искренна, хотя была несколько удивлена – и лишь с оттенком быстро проглоченного трепета от использования экспериментального снаряжения.
Но почему он держал это в тайне? Просто не хотел говорить?
Мужчина с заметной неловкостью отвел взгляд. Это могло быть смущением, но что-то… ну, это должно быть смущением, решила она.
После этого они подошли к комнате, где кресло было свободно, но где стояли очевидно занятые выполнением различных задач специалисты. Спиной к ней стояла женщина, похожая на кого-то вроде руководителя. Дверь открылась.
Честно говоря, Рёко бы продолжила идти вперед, ни о чем не задумываясь, если бы ее таккомп не запросил ее остановиться.
Она так и сделала, и поняла, что ее отец уже остановился, нахмурившись и немного растерявшись.
Хотя он быстро это стряхнул, взмахом пригласил ее войти и через секунду проследовал за ней. Стены и дверь позади них стали непрозрачными.
– Директор Валентин… Джоан-сан, – с поклоном обратился он. – Это, э-э, большая честь.
Руководитель повернулась к ним лицом, и Рёко едва не отпрянула.
«Таккомп, – сразу же подумала она. – Кто это? Она…»
Она остановилась, когда в ее мозг хлынула информация. Она пришла не как привычный ей читаемый список, но как кусок внезапного знания.
«Валентин, Джоан»
Возраст:не указан
Этнос:немецкий
Род занятий:гражданская; управляющий директор, исследовательский институт «Прометей»
Особые примечания:
Лауреат, премия Оппенгеймера за управление научной средой, превосходящее высшую оценку эффективности (очень престижная)
Она была поразительно похожа на прохожую, которую она видела идущей по улицам после своей первой охоты на демонов, хотя та женщина была без очков.
«К сожалению, образ в твоей памяти слишком далек и размыт для корректного сравнения, – прокомментировал таккомп, отвечая на ее предыдущую мысль, прежде чем она даже сумела ее сформулировать. – Основываясь на доступном, вероятность, что там была она, лишь 10%. Однако факт ее проживания в Митакихаре и работа здесь значительно повышает общую вероятно, до примерно 62%. Я не могу исполнить дальнейший анализ, но предполагаю, что фактическая вероятность еще выше, с учетом иных связанных с ситуацией факторов».
Рёко моргнула на стремительный темп аудиального ввода, на никогда ранее не используемую устройством скорость. Хотя, каким-то образом, она прекрасно его поняла, пусть и были кратчайшие паузы, когда она осмысливала информацию.
«Можешь…»
«… провести в базе данных поиск всех в городе, кто это мог быть», – хотела спросить она, но устройство снова опередило ее мысль, перебив:
«Нет. Твоего допуска недостаточно. Но я могу переслать эту информацию Сакуре Кёко, у которой он есть».
«Дай мне сперва это обдумать».
Из-за старания таккомпа максимально ускорить обмен, все прошло так быстро, что лишь после этого ее отец, наконец, спросил:
– Что-то не так, Рёко?
– Нет, – помотала она головой, так что даже ее голова закружилась. – Я просто, э-э, удивилась встретить кого-то столь известного.
Она поклонилась.
Это была откровенная ложь, но женщина была польщена узнаванием.
– Дир… Джоан-сан это та, к кому я и обратился за этим одолжением, – слегка нервно сказал ее отец. – Вообще-то, это было ее предложение. Я лишь спросил совета.
– Вы слишком добры, – сказала женщина. – Можно восхищаться тем, как вы заботитесь о своей дочери. Я лишь заглянула сюда передать наилучшие пожелания.
– Спасибо, – вежливо сказала Рёко.
– Я так понимаю, ты лишь недавно заключила контракт, – сказала женщина, – и твои наставницы фельдмаршал Томоэ и Кёко. Верно?
Вопрос ее изумил, но Рёко не увидела на лице женщины никакого лукавства. Женщина уже точно знала, что ответ «да», но это ничего не значило. Она, конечно, просто поддерживала разговор.
– А, да, – сказала Рёко. Ей пришло в голову, что женщина упомянула Кёко без какого-либо хонорифика. Они были друг с другом знакомы?
– Весьма престижно, – прокомментировала женщина. – Ну, не буду мешать.
Под «не буду мешать» Джоан не имела в виду, что уходит, как подумала было Рёко. Вместо этого женщина просто отошла в сторону, позволив Рёко сесть в явно предназначенное для нее кресло, после чего встала в углу и принялась наблюдать. Рёко ошиблась; она не руководила – она лишь пришла посмотреть.
– Я доктор Кобаяси, – сказал один из техников, представляясь ей. Если точнее, он сказал «Кобаяси-сэнсэй», разговор шел на японском. – Врач, нанобиолог, блестящие сертификаты и так далее. Не тревожьтесь из-за количества персонала. Это пока еще не стандартный продукт, поэтому мы осторожнее обычного, но с процессом апгрейда никогда не было каких-то серьезных проблем. Я не мог не слышать разговора, так что вам может быть интересно знать, что у вашей наставницы Мами-сан тоже установлен такой.
«Мами-сан», имя настолько укоренилось в общественном сознании, что даже полностью случайные люди не стеснялись использовать его вместо надлежащего «Томоэ-сан».
Рёко согласно кивнула.
Доктор подождал, пока остальная команда завершит приготовления, прежде чем сказать:
– Конечно, вы уже через подобное проходили, так что я не стану слишком утомлять вас разговорами. Тем не менее, мы предпринимаем дополнительные меры предосторожности, так что нам, к сожалению, придется отключить вас на всю процедуру. Также потребуется больше времени, чем обычно, но не как у полной первоначальной установки. Может быть, полчаса.
– Понятно, – сказала Рёко, чувствуя естественное легкое беспокойство, прилагаемое к знанию о надвигающемся бессознательном состоянии.
Она подождала лишь еще несколько минут, пока подготовка не завершилась. Ее отец нервно ей улыбнулся, она нервно улыбнулась в ответ.
– В ее файле указана необычная генетика, – встряхнув флакон, прокомментировал один из техников. – Уникальная у вас дочь, Кума-сан. Для нас это значит лишь больше работы.
Сказано было шутливым тоном, и ее отец, явно знающий человека, улыбнулся и кивнул, уловив подразумевающийся юмор.
Не получив ожидаемой реакции – а именно вопроса о необычной генетике – техник ненадолго замялся, после чего вернулся к работе.
Рёко немного озадаченно за этим пронаблюдала.
После этого выдвинулись на позиции не позволяющие ей поворачивать голову два ограничителя – «а там ограничители не были подвижны», – отметила Рёко – и они начали.
Когда она пришла в себя, Джоан не было.
Она неуверенно встала.
– Что-нибудь кажется ненормальным? – спросил Кобаяси. – На данный момент вы не должны чувствовать ничего отличающегося от прежнего.
Она отрицательно покачала головой.
Врач кивнул и сказал:
– У этой версии значительно улучшена вычислительная мощность, также она гораздо искуснее дает советы о человеческом взаимодействии и прогнозировании человеческого поведения. Также она может автоматически отвечать на гораздо более разнообразные сообщения. Всеобъемлющие улучшения. Единственная проблема в том, что на все это потребуется время. Заметные различия появятся уже достаточно скоро, но полное завершение потребует двух недель или около того.
– Двух недель, – слегка разочарованно повторила Рёко.
– Это лучшее, чего мы добились, – пожал плечами мужчина. – Хотя мы все время работаем над улучшением.
«Таккомп, – на пробу подумала Рёко. – Прямо сейчас мне нужно что-нибудь знать?»
«Конечно, мне нравится апгрейд, – подумал он. – Ну, так сказать. Но я не сомневаюсь, ты уже заметила важнейшее первое отличие».
И в самом деле, так как она едва не подпрыгнула, получив ответ. Он использовал ее голос, а не выбранный ею механически звучащий. Он по-прежнему звучал ровно, что и стало изначальной причиной отказа от человечески звучащих вариантов.
– Почему голос изменился? – спросила Рёко. – Или мне нужно его сбросить или еще что?
– Нет, это преднамеренно, – сказал врач. – Я знаю, что сейчас это обескураживает, но со временем голос приобретет эмоциональные нюансы. Поверьте мне, все получится. Людям нравится. Максимальная интеграция и все такое.
– Так что у меня нет выбора? – недовольно спросила она.
У доктора на лице было написано «Всегда один и тот же вопрос!»
– Нет, – сказал он. – Когда привыкнете, это повысит боевую производительность. Плюс почти всем в итоге это нравится. Правда.
– Вы упомянули эмоциональные нюансы, – сказала Рёко. – Только симулируемые, верно?
– Конечно, – сказал врач.
Ее отец, вставший с кресла, когда она очнулась, но пока что молчащий, кашлянул.
– Кито-сан, – сказал он. – Все в порядке. Скажите ей.
Техники нервно переглянулись. Доктор вздохнул.
– Хорошо, – признал он. – Итак, настоящий ответ в том, что мы разрабатывали устройство, у которого их не должно было быть, но есть свидетельства, что они каким-то образом есть. Мы не вполне уверены, это может быть иллюзией. Мы разбираемся. Но если так, нам придется провести всевозможные этические консультации, быть может даже обсудить с комитетом. Но мы хотим сперва убедиться.
Рёко выслушала, не вполне уверенная, что ей с этим делать. Хочет ли она тактический компьютер с эмоциями? И что ей вообще об этом думать?
– Понятно, – в итоге сказала она.
– Рёко, – сказал отец. – Мне жаль тебя торопить, но мы слегка выбиваемся из расписания. Я хочу отвести тебя еще кое-куда.
Он огляделся, и так как ни у кого их техников не было каких-то возражений, они с ними попрощались и вышли за дверь.
– Так куда мы теперь? – спросила Рёко. – Только не говори мне, что еще больше апгрейдов.
Ее отец покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Но я не могу об этом говорить. Пока мы туда не придем.
Они передвигались в лабиринте здания, Рёко следовала за ним в слепой вере без направляющей ее карты.
Пока они шли, она размышляла о только что встреченной ею женщине. Все еще вполне вероятно было, что это совпадение, что прохожая шла в том районе по совершенно не связанной с этим причиной, и что если это была она, она просто вышла из кабинета подышать свежим воздухом или вроде того. Кроме того, даже если бы Рёко хотела приписать ей зловещие намерения, трудно было смириться с тем, что женщина, видимо, только что ей помогла.
Если только…
Нет, это уже слишком параноидально.
Хотя было еще кое-что. Женщина намекнула, что знает Кёко. Пока что она не задумывалась над этим аспектом, но теперь, когда она это поняла…
«Таккомп, отправь Кёко-сан сообщение о Джоан Валентин, – подумала она. – Скажи ей, что я видела ее в тот день, скажи, что она очень похожа, и спроси, знает ли она ее».
«Готово», – ответило устройство.
В любом случае это хорошая идея.
Она рывком остановилась, едва не врезавшись отцу в спину. Она оказалась в конце длинного узкого коридора, перед внушительной металлической дверью. Он заговорил, но, казалось бы, по не связанной теме.
– Возможно тебе интересно, что значит, что мы в отделе «Биологии», – сказал отец со странно отстраненным взглядом. – Мы консультируем другие отделы в их исследованиях, связанных с нашим отделом. Это одно. Но, по правде говоря, есть у нас две задачи, которые весьма важны. Об одной я говорить не буду, но…
Его голос стих.
– Ну, мы с твоей матерью кое в чем не согласны, – сказал отец, глядя куда-то в никуда. – В отличие от нее, я готов позволить тебе проявить себя, даже рискнуть жизнью, в поисках мечты. Она бы предпочла, чтобы ты была дома в безопасности. Она этого не говорит, но она на самом деле не верит, что ты справишься. Я…
Еще одна пауза.
– Ну, я, если честно, тоже не очень верю, – сказал он. – Но я готов позволить тебе попытаться, даже провалиться, хоть и надеюсь, что это тебя не убьет. Это она так хотела, чтобы мы изо всех сил постарались не дать тебе заключить контракт. Она и ее мать. Я так и не знал, как к этому относиться. Дарвин.
На последнее слово Рёко удивленно моргнула. Какое к этому отношение имеет Дарвин?
– Добрый вечер, – сказал голос, а затем перед ними материализовалась человеческая фигура, напугав отскочившую назад Рёко.
В отличие от копии Чарльза Дарвина, чего вполне можно было ожидать, голограмма выглядела простым невзрачным японцем-ученым в лабораторном халате, с любопытством разглядывающим ее. Однако врасплох ее застал пустой символ «I/O», располагающийся вместо глазного яблока, вынудив ее напомнить себе, что ИИ как раз так и делали.
– Чем могу помочь, Сидзуки-сэнсэй? – спросила фигура.
Ее отец заметно сглотнул.
– Дарвин, – сказал он. – Сейчас внутри кто-нибудь есть?
– Нет, – сказала фигура, в легком замешательстве наклонив голову. – А что? По расписанию внутри никого не должно быть. Вы это знаете. Вы расчистили расписание.
– Просто проверяю. Я…
Здесь ее отец заметно заколебался, прежде чем, успокаиваясь, еще раз вздохнуть.
– Я хочу, чтобы ты предоставил моей дочери вход в инкубационную зону, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты помог мне незаметно провести и вывести ее. И я хочу, чтобы после этого ты удалил все записи об этом.
Рёко судорожно вдохнула сквозь зубы. Такого она не ожидала.
– Папа… – начала она.
– Это серьезная просьба, – сказал Дарвин, лишь на мгновение продемонстрировав человеческое удивление. – И та, что выходит за рамки вашего уровня допуска. Я вполне могу доложить о вас лишь за эту просьбу. Для меня будет серьезным проступком такое одобрить. Зачем мне это?
– Дарвин, – намеренно твердым голосом сказал отец. – Сколько лет мы уже работаем вместе? Я помогал создавать тебя. Я знаю, что ты не обратишься против меня. Знаю, я прошу о большой услуге. Но моя дочь заключила контракт, и я полагаю, она имеет право знать.
ИИ резко обернулся взглянуть на Рёко, и она нервно переступила под его взглядом, гадая, не выставит ли их охрана, и что могло подвигнуть отца так рискнуть своей карьерой.
«Таккомп…» – начала она мысль.
«Не волнуйся, – предвосхитила машина. – Моя верность только тебе. Одно из ограничений МСЁ в моем дизайне».
Прозвучало почти сухо. Апгрейды ведь не могли уже оказать эффект, не так ли?
– Я прошу тебя поверить мне, – забеспокоился ее отец. – Пожалуйста. Ради меня.
Для ИИ не было невозможно игнорировать правила. Среди того, что человечество обнаружило по мере все большей и большей механизированности правительства, была зависимость эффективности агентов нижнего уровня от возможности обойти или даже нарушить правила, пока это было по хорошей причине. Правила были необходимы для нормального функционирования, но избыток строгости приведет к застою. Однако ключевой была проблема намерения, отчасти из-за чего Волохов и считался таким гением.
ИИ чуть опустил голову, как будто размышляя. Поза продержалась лишь мгновение.
– Очень хорошо, – сказал он. – Я предоставлю вам доступ и не дам никому вас побеспокоить. Но не слишком долго. Я не хочу это объяснять. Надеюсь, ваша дочь унаследовала ваше спокойствие.
– Спасибо, – сказал ее отец, когда дверь неспешно из-за веса скользнула в сторону.
– Почему ты не попросил ИИ, прежде чем мы пришли сюда? – прошептала Рёко.
– Чтобы увеличить вероятность его согласия, – прошептал в ответ отец. – Если что-то произойдет, Дарвин сможет стереть воспоминания и подделать новые. Это бы помогло, но ИИ крайне не любят так делать. Если бы я заранее его попросил, и он бы помог с планированием и всем остальным, тогда пришлось бы стирать гораздо больше. Плюс помогло попросить его ответить мне перед тобой. Тонкая психология и да, он слышит, как я это говорю.
Ее отец указал на дверь.
– Прошу, – сказал он.
Они вошли внутрь, дверь позади них закрылась и со всасывающим звуком запечаталась. Воздух пах… абсолютно ничем, и эту разницу до модификаций Рёко бы никогда не заметила.
Кроме того, сразу стало заметно, что вместо ожидаемой Рёко комнаты они оказались внутри лифта, противоположная стенка трубы была бесстрастно-белой.
С достаточно слабой дрожью началось движение вниз.
– Папа… – начала она, но он жестом попросил тишины.
Он положил руку на стенку трубы, надавив на нее ладонью. Она не понимала его действий, пока стенка не начала терять цвет, белый становился все слабее, пока она не начала видеть, что на другой стороне что-то есть.
Так же как стенки помещений в больнице, поняла она.
Затем стенки стали достаточно прозрачными, чтобы она видела сквозь них, и она забыла о больницах и о том, какие там стены.
– Что это? – автоматически спросила она, непроизвольно отступив на шаг.
Она и не представляла, что в здании будет настолько большая часть. Ясно было, что труба, в которой они двигались, была на краю огромного… даже не казалось правильным назвать это помещением. Больше похоже было на цилиндрическую пещеру, занимающую всю центральную сердцевину здания. Внутри были расположены необъятные концентрические цилиндры, каждый сверху донизу выложен рядами и рядами сине-белых баков, внутреннее освещение навевало жути среди общей темноты пещеры. Пока она смотрела, таинственные роботизированные устройства скользили по рельсам на стенах вверх и вниз, освещая баки своими оптическими сенсорами. Один был открыт, дроны тянулись в синюю жидкость, исполняя какие-то загадочные манипуляции.
Дело было не в этом. Дело было в содержимом баков, бесчисленном множестве девушек с закрытыми глазами, безмятежно плавающих в синей жидкости, нагих, за исключением охраняющих их достоинство парных металлических колец и мириад проводов и труб, подключенных к спинам тех, кого она видела вблизи. У всех них были очень длинные волосы, отрастающие без влияния ножниц, извивающиеся вокруг проводов, но помимо этого было широкое разнообразие лиц, фигур, даже этноса, хотя большинство выглядело японками. Все до одной были подростками.
– Именно то, на что оно похоже, – сказал отец, повернувшись оценить ее реакцию, вновь с отстраненным взглядом. – Ты видела достаточно фильмов об Объединительной войне, чтобы знать, что это. Это клонирующие чаны. Мне не требовалось входить с верхнего этажа, но я подумал, что здесь будет проще объяснить.
Рёко отвела глаза. Ее голова кружилась.
– Человеческое клонирование это нарушение правил, – запинаясь, сказала она, пытаясь осмыслить такое предательство. – Это ужасно незаконно. Это чудовищно. Все, что нам говорили в школе…
– У нас есть специальное разрешение правительства. Рёко, выслушай, – сказал отец. – Ты всегда была уравновешенной девушкой. Мне нужно, чтобы ты выслушала. Справишься? Вот зачем я привел тебя сюда. Я прошу поверить мне.
Его голос ненадолго потерял небрежность – почти холодность – что всегда в нем присутствовал. Вместо этого он на мгновение стал молящим, и этот эмоциональный нюанс она никогда от него не слышала. Он хотел, чтобы она выслушала.
Проглотив все, что нужно было проглотить, Рёко заставила себя кивнуть. Она выслушает, прислушается к фактам. Так она поступала во всех ситуациях, поступит и в этой.
«Но если мне не понравятся факты, что тогда?»
Ее взгляд метался по пещере, по чанам, по ведущим к цилиндрам огромным трубам, по промежуткам внутри ближайшего к ней цилиндра, через которые она видела остальную часть устройства. Приглядевшись внимательнее, она увидела ведущие от внешнего края внутрь пешеходные дорожки и явно предназначенные для перемещения персонала платформы.
Ее отец удовлетворенно кивнул, пусть даже снова нервничал.
Он повернулся к ней спиной и взглянул через прозрачную стенку. Рёко тоже посмотрела, и у них на глазах один из баков отделился от стены, механическое устройство вытолкнуло его наружу в ожидающее гнездо одного из дронов. Дрон устремился вниз, к какой-то неизвестной цели.
– Я считаю, что мы тебе задолжали, – сказал он, – рассказать тебе, над чем именно каждую ночь работают твои родители.
– Лучше бы это было хорошим, – сказала Рёко, сумев восстановить немного уверенности.
– Это был один из чернейших проектов МСЁ, – сказал отец. – Сейчас просто засекреченный. Даже не слишком высоко, всего второй уровень, но достаточно высоко, чтобы общественность, большая часть военных и большинство волшебниц никогда об этом не узнали. Это…
Повисла тишина.
– Ну, – продолжил он. – Ты никогда не задумывалась о последствиях наличия души в самоцвете?
Он повернулся к ней, и она увидела в его глазах, что он с этим борется, что он заставляет себя это делать. Это вернуло немного ее доверия.
Он удивил ее, схватив ее за руку и подняв ее.
– Твой самоцвет – кабина, а тело же – крылья, – сказал он, указав на кольцо. – Никогда не слышала? Нет, конечно нет, – покачал он головой, – от общественности это закрыто цензурой. Но это девиз Magi Cæli, космического корпуса. Они лучше прочих знают, насколько они нечеловечны, и среди всех ветвей они страдают от высочайшего темпа потери тел. Только им говорят правду во время обучения; остальным из вас говорят лишь спасать самоцветы товарищей, что у МСЁ есть способы их спасти.
Он отпустил ее руку и, с легким креном, они остановились. Рёко удивилась; она каким-то образом не заметила, что они приблизились к дорожке.
Двери открылись, и они шагнули вперед, мучительно медленно проходя вдоль стен с баками, на которые Рёко старалась не смотреть.
– Как бесполезна кабина без самолета или космического корабля, так же бесполезен самоцвет души без тела, – сказал он, голос переключился на педантичность. – Оторванный от своего носителя самоцвет души отчаянно ищет его снова и, не справившись, впадает в спячку, со временем выгорая. С предоставляемой другими магами определенной стимуляцией его можно заставить попытаться вырастить новое тело, на основе оригинального, но число способных к такому подвигу самоцветов исчезающе мало. Это можно сделать с невероятным количеством кубов горя, но все равно, процесс чрезвычайно травматичен, так что после первых нескольких попыток его никогда больше не пробовали.
Рёко взглянула на кольцо, на свой самоцвет души. Да, это была она, а глаза, через которые она смотрела, принадлежали лишь марионетке. Тем не менее, концепция выращивания тела… она содрогнулась.
– Есть и другие способы, – сказал ее отец. – При наличии свежего трупа самоцвет можно с трудом заставить принять его как новый носитель. Это лучше, так как на реформирование существующего тела требуется гораздо меньше энергии, чем на попытку реформирования воздуха, грязи и вакуума в тело de novo. Но процесс несовершенен, стоит много кубов и с высокой вероятностью неудачи. В прежние дни так часто поступали, когда осознали, что это возможно, но это всегда было не лучшим решением.
Они остановились, отец, казалось, о чем-то задумался, прежде чем продолжить:
– Но вот делить тело никогда не пробовали. У МСЁ всегда были исторические источники со значительными свидетельствами недостатков. Все известные примеры разделения тела приводили к нестабильности, безумию и снижению когнитивных функций. Решение с трупами работало гораздо лучше, но все равно оставались недостатки, где ОПЗ приходилось применять переформатирование некогда совершенно здравого разума. О, верно, ты же не знаешь о переформатировании.
Они остановились перед новой дверью, точно посередине концентрических цилиндров. Рёко взглянула вверх, затем вниз, на кольца баков, казалось бы, растянувшихся по всему зданию, хотя, если бы попыталась, она могла разглядеть потолок, с которого они спустились, и пол внизу.
Они вошли во второй лифт и снова начали спускаться, на что она задумалась, насколько глубока эта кроличья нора.
На этот раз отец не потрудился демонстративно прикладывать руку к стене. Стена утратила непрозрачность, последовав какой-то невидимой команде.
– Тем не менее, – продолжил мужчина. – Случай с разделением тела был дразнящим намеком. Снижение когнитивных функций, отсутствие известных примеров овладения неодушевленным объектом или животным…
Отец повернулся к ней лицом, встретив ее взгляд удивительной мощью в глазах.
– Наша нынешняя теория в том, что душа в самоцвете содержит информацию, некую неопределимую сущность, – сказал он, – но для функционирования ей нужно проявление. Мы изучили некоторых из возвращенных через трупы. Со временем их тела изменялись, становясь более похожими на прежние, даже на генетическом уровне. Включая и их мозги. Это стало началом идеи.
Он приостановился, поняв, что опускает детали.
– Во всяком случае, – сказал он. – Нас с самого начала назначили на этот проект. Доверенные НК – не-контрактники – еще когда все это было тайной. Хотя с твоей матерью я на самом деле познакомился гораздо позже… нет, это другая история. МСЁ искал лучший способ, способ где им не пришлось бы отказываться от множества самоцветов, лучший способ вернуть тех, кто должен был умереть.
Он взглянул на нее и увидел, что она начала понимать. Для нее в этом был смысл, почти слишком много смысла, и на лице отражалось противоречие, отсутствие уверенности в своем мире.
– Вижу, ты понимаешь, – сказал он. – Да, среди первого, что мы сделали, это формально изучили процесс овладения трупа. Хорошо об этом рассуждать, но бессмысленно видеть девушек десять-двадцать лет спустя. У них было полно времени намеренно измениться, сознательно или подсознательно. Это загрязняет результаты. Мы наблюдали за процессом во время действия, изучая при этом трупы изнутри и снаружи. Самое первое, что делает с новым носителем самоцвет, это перестраивает мозг. Приходится, и девушка не пробуждается, пока процесс не завершится. Самоцвет души не может функционировать без физического проявления, и не только это, но физического проявления с достаточной вычислительной мощностью. Таким образом удивительно, что те исторические примеры с разделением тела вообще сработали.
Он приостановился, вновь собираясь с мыслями.
– Но процесс затратен, и самоцвету приходится менять все, вплоть до генетического уровня. Мозг сложен, и даже незначительные генетические вариации влияют на его обработку. И там были неудачи, безумие, девушки, которым для функционирования необходим был специализированный нейронный имплантат, иные, худшие случаи. Мы предположили, что с подходящим субстратом, больше похожим на изначальное телом, процесс будет более гладким.
– Так что клоны? – сказала Рёко, указав на окружающие спускающийся лифт баки, уже зная ответ.
– Да, – сказал отец. – Но все не так просто, как клонировать тела и поместить на них самоцвет. Во-первых, нам нужно было найти способ растить тела быстро и правильно, вплоть до соответствующего возраста, или по крайней мере до окончания детства. А во-вторых, были этические вопросы.
Рёко не сомневалась, что здесь повсюду были этические вопросы, но она кивнула, видя логику всего этого, ощущая нарастающий внутри иррациональный гнев. Почему они никогда ей не рассказывали?
– Дело в том, – сказал отец, – что любое тело, которое выращиваешь жизнеспособным, потенциально разумно. По сути, оно будет разумно, если его пробудить. Что будет значить помещение на такое тело самоцвета души? Приведет ли это к разделению тела? Устранит ли самоцвет все что там было? Убийство ли это?
Ее отец взглянул в сторону, опустив взгляд.
– Мы так и не выяснили. Мы никогда не пробовали ничего подобного, что бы ты о нас ни думала. Мы искали другие пути. Но неважно, что ты делаешь, всегда остаются философские вопросы. Даже если бы у нас была технология воссоздания сознательного состояния самоцвета вплоть до атомарного уровня, будет ли это та же личность? Или кто-то еще? Мы спрашивали инкубаторов, но они нам не сказали. Мы даже не уверены, знают ли они.
В последовавшей за этим краткой тишине Рёко огляделась по сторонам, пытаясь примирить все сказанное с ее прежним пониманием родителей, теплой и любящей и отстраненного и холодного – но все равно любящего. Они никогда не рассказывали ей, чем именно занимаются, не говорили ничего, что хоть отдаленно могло намекнуть, что могут быть нюансы в осуждении усеявших курсы истории злодеяний Альянса Свободы.
Она никогда об этом не задумывалась, всегда само собой разумеющимся принимая незаконность человеческого клонирования. В этом был смысл, учитывая произошедшие в прошлом нарушения. Но…
– Мы все еще так много не понимаем, – вслух размышлял ее отец. – Если самоцвет раскалывается, тело остается, но если самоцвет портится, тело исчезает. Почему? Меня это беспокоит, но здесь это не важно. Мы…
Он приостановился, после чего слегка, почти иронично, улыбнулся.
– Это была идея твоей матери, – сказал он. – Она всегда была больше всех посвящена проекту, одна из самых преданных поиску способа вернуть их. Она предложила…
– Почему? – резко перебила Рёко, прежде чем он смог продолжить.
Он взглянула на нее, ненадолго растерявшись.
– Почему? – повторила Рёко. – Я устала от всех этих семейных тайн! Почему она была так предана?
Ее отец ненадолго закрыл глаза.
– Я мог бы просто сказать, что не знаю, – сказал он, – но по правде говоря, я не думаю, что я вправе об этом тебе рассказывать. Спроси у нее сама, но я полагаю, она сама уже готовится все равно это сделать, если ты просто подождешь. Пожалуйста, позволь мне продолжить.
Рёко сжала зубы, но кивнула. Это честно. Но она была зла. Не совсем рационально, но она была зла.
Он посмотрел на нее, снова изучая ее реакцию. Холодная оценка этого взгляда каким-то образом еще больше ее разозлила, но он счел, что стоит продолжить.
– Во всяком случае, – сказал он, – это была ее идея, хотя мы не уверены были, что она сработает. Что если мы будем держать клонов предразумными, не позволяя мозгам формировать необходимых для сознания соединений? Все нейроны, все клетки, но ничего бодрствующего. У самоцвета будет все необходимое, но всех философских проблем, всех вопросов о клонах и личностях не станет. Это и стало проектом. Мы работали сорок лет, но в итоге преуспели. Это было около шестидесяти лет назад. Первая успешно возрожденная даже не поняла, что потеряла тело.
Он указал на окружающие их баки.
– Если попытаться разбудить этих клонов, ничего не получиться. Мы на ранней стадии перехватываем развитие нервной системы, тонко его подправляем, не позволяя появиться высшим функциям. Нам даже не нужно держать их во сне. Они в коме. У них работает мозговой ствол, функции гипоталамуса, все остальное, но света нет. И это работает, лучше чем мы надеялись. Самоцветы помещают на тела, и процесс проходит почти безупречно. Все еще требуется довольно много кубов, но сейчас затраты идут только на перестройку коры мозга. Никакого безумия, никаких побочных эффектов, совсем как новое. Ну, в каком-то смысле, оно и есть новое.
Последнее было задумано небольшой шуткой, но она не удалась. Ее лицо, должно быть, было интересным зрелищем, полностью отражающим испытываемое ею инстинктивное отвращение и сдержанное понимание, потому что ее отец в итоге отвернулся.
Через мгновение лифт вздрогнул от новой остановки, и двери раскрылись. Они были внизу.
– Вижу на твоем лице отвращение, – сказал отец, когда они вышли из лифта. – Интересная эта штука, человеческая мораль, не так ли? Мы отшатываемся и отказываемся от чего-то подобного, пусть даже это логически лучшее решение. Инкубаторы одобрили, хотя я думаю, ты не видишь в этом юмора.
Он приостановился.
– Возьмем к примеру синтезированное мясо. Столетия назад люди пытались сделать что-то подобное. Пустые куры и коровы, созданные вовсе не иметь мозговых структур. Без них они не могли страдать, не могли испытывать боль, не могли клевать и кусать друг друга, и животных можно было промышленно выращивать в плотностях выше чем когда-либо. При тогдашнем продовольственном кризисе это было отличное решение, даже гениальное, но люди его отвергли. Они просто его не принимали, пока не остались только клетки в чанах, выращивание мяса было никак не связано с животными, даже более промышленными. Но в чем разница? По сути ни в чем.
Они повернули, и отец взглянул на нее. Она попыталась понять выражение его лица. Это был человек, объясняющий работу своей жизни собственной дочери, члену общества, которое никогда не поймет.
– Я не жду, что ты и правда поймешь, – сказал он, – но сейчас мы по большей части совершенствуем процесс – добавляем улучшения, пытаемся уменьшить число кубов и тому подобное. А также возрождаем девушек, потерявших на фронте свои тела. Тем, кого мы возвращаем к жизни, не важно, как это сделано, пусть даже мы им говорим. Они просто счастливы снова жить. Именно их лица помогают нам с твоей матерью каждую ночь возвращаться сюда.
Он коснулся бака сразу рядом с ними, и Рёко, наконец, подняла глаза, после чего от неожиданности отпрянула.
– Кёко! – удивленно воскликнула она.
Ее отец взглянул туда же.
– Да, – сказал он. – Подобные объекты есть по всей Земле и в колониальных мирах, в осторожно выбранных местах. Раньше клонировали только занятых в рискованных профессиях девушек – для остальных была только генетическая информация в файле – но сейчас работают со всеми вами. Это хранилище этого сектора Японии. Мы стараемся в каждый момент держать клонов неподалеку от девушек, но перевозить их, конечно, непросто, так что требуется планирование. Лишь у важнейших есть дополнительная копия на Земле, хотя Кёко нужна только одна. Полагаю, ты не оглядывалась?
Нет, пока не увидела Кёко, но сейчас так и сделала, и увидела плавающую в баке справа от нее Мами, следом девочку, что должна быть Юмой, а за ней еще одну, взрослую копию Юмы, следом Танаку Юи и другие знакомые по «Акеми» лица. А слева от Мами…
Она быстро подошла, удостоверяясь, что увидела правильно.
– Ах, да, Акеми Хомура, – сказал ее отец. – Мы поддерживаем ее жизнь, на случай если она когда-нибудь вернется. Девушек, что жили здесь, хранят здесь, если у них есть право на второй резервный клон.
Но Рёко его не слушала, с бледным лицом глядя в пол. Все это: клоны, бесконечные бездушные тела в баках, Акеми Хомура и Титосэ Юма и Сакура Кёко…
За последние несколько дней влияние видения в Зале Ленты начало слабеть. Оно было настолько запутанным, не дающим никаких выводов, никаких поясняющих произошедшее объяснений, что она прекратила о нем размышлять.
Но разве не была она внутри бака, стучала о стекло, пока сливалась жидкость?
Что это значило? Похоже было на лабораторию, а не эту гигантскую синюю пещеру, но здесь же они никого не выливают. Тем не менее, что-то в этом… не казалось правильным. Не похоже было на ее руки. Слишком крупные.
Ей в голову пришла мысль.
– Когда вы начинаете выращивать эти клоны? – все так же глядя в пол, спросила она.
– Что? – удивленно спросил ее отец.
Она подняла голову и встретилась с ним взглядом.
– После того, как девушка заключает контракт, как скоро выращивается клон? – спросила она. – Зачем мы вообще спустились вниз? Только чтобы показать мне эти баки?
Ее отец смотрел на нее, и в его взгляд мелькнул отблеск чего-то, что она не смогла определить.
Он кашлянул.
– Да, хорошо, – сказал он. – Все начинается в момент заключения контракта, если в файле есть доступный генетический материал. В твоем случае я сам предоставил его как только смог, так что прошла уже почти неделя роста. Особо не на что смотреть; первые этапы самые деликатные, так что мы не рискуем сильно ускорять рост. Это всего лишь масса клеток.
– Но ты привел меня сюда их увидеть? – спросила она. – Или я ошибаюсь?
Отец поморщился.
– Если бы я посчитал, что ты в порядке, – сказал он.
– Покажи, – потребовала она.
Ее отец закрыл глаза и глубоко вздохнул.
– Очень хорошо, – сказал он и жестом попросил ее следовать.
Они в тишине шли по полу помещения, без долгих объяснений, что были всю дорогу до этого. Под конец они прошли через боковую дверь, и Рёко оказалась в гораздо меньшем помещении, размером с несколько вместе взятых классных комнат, и высотой лишь как обычная комната, с расположенными рядами баками. Здесь возраст варьировался гораздо заметнее, и она увидела детей и младенцев всех размеров, меньшие сосуды были так же полны проводов и труб, как те, мимо которых она проходила до этого.
Она остановилась, тяжело сглотнув, чтобы преодолеть волну инстинктивного отвращения. Ее отец поглядывал на нее.
– Рёко, ты уверена… – начал он.
– Я в порядке, – прорычала она.
Они продолжили идти и вошли в еще одно помещение, еще меньше. В этом не было гигантских баков, только ряд цилиндров, усеивающих обе стены. Цилиндры были белыми, и Рёко узнала все тот же стеклоподобный материал, примененный в трубе лифта, по требованию становящийся прозрачным и непрозрачным.
Они остановились, и ее отец задумчиво коснулся одного из них.
– Как ты понимаешь, у нас с твоей матерью касательно этого смешанные чувства, – сказал он. – Ну, вперед, взгляни на монитор. Там камера с микроскопом.
Он указал на монитор под трубой, и она взглянула на прозрачную массу клеток на экране, чуть более плотную с одной стороны, где была клеточная масса. Немного статистики сбоку сообщало о числе клеток, показывало альтернативные виды на полую внутреннюю часть или связанные химические градиенты, и заявляло, что первоначальная популяция нанитов функционирует ровно, и пока не требуется исправление никаких генетических аномалий.
Ничем не отличалось от того, чему она научилась в школе.
Она взглянула вниз, высматривая имя и идентификатор, что она видела у всех остальных.
И там была яркая электронная надпись:
«Сидзуки Рёко».
Она почувствовала, как что-то встало в горле, и едва успела проглотить это обратно. По ней прошла еще одна волна отвращения.
«Почему для меня это так важно? – подумала она. – Почему меня это беспокоит? Это просто масса клеток с моими генами. Это просто… просто…»
Она подняла руку и посмотрела на нее.
«Если я потеряю тело, – подумала она, – то…»
Она снова взглянула на массу клеток.
– Рёко? – тихо спросил ее отец.
– Какого черта вы ничего мне об этом не говорили? – резко спросила она, едва сумев удержаться от крика, удивляя себя резкостью реакции, достаточной чтобы ее отец слегка отшатнулся.
– Я… я говорю тебе, не так ли? – сумел сказать он. – Раньше я ничего бы не смог сказать. Ты знаешь, сколько правил я нарушаю даже сейчас?
– Ты… ты… – осуждающе начала она, даже не имея наготове связной мысли, одно лишь знание, что должна что-нибудь сказать.
Но мысль была неполна, потому что она не смогла логично ее закончить.
– Было бы это по-настоящему важно? – возразил отец, наблюдая за ней. – Ты правда хотела бы знать?
– Да! Я имею в виду, я не знаю, я…
– Повлияло бы это на твое решение?
Вопрос оборвал замешательство Рёко, и она сжимала и разжимала кулаки, заставляя себя думать.
– Я… – начала она. – Нет. Это было бы не важно. Но могло бы.
Ее отец закрыл глаза, глубоко вдохнул и снова открыл их.
– Твоя мать сказала, что ошибкой было не говорить ранее, – сказал он. – Но теперь, раз уж это произошло, нам стоит промолчать. Я не знаю, кто прав. Я лишь подумал, что ты должна знать. Хочу, чтобы ты поняла. Я привел тебя сюда, потому что посчитал, что ты заслуживаешь знать. Я не хочу, чтобы ты шла вслепую. Не моя дочь.
Рёко с силой сжала зубы, зажмурила глаза. Снова он, иррациональный гнев, который она не могла перед собой оправдать.
– Прости, – сказала она. – Мне нужно уйти. Мне… мне нужно подумать.
Не дожидаясь ответа, она отвернулась от баков, направившись к дальней двери и, как она надеялась, выходу.
Ее отец потянулся к ней, после чего передумал и метнулся вперед, указав ей на другую дверь.
По пути домой они не сказали друг другу ни слова, в разуме Рёко вихрем кружили растерянность, гнев и предательство, и она упрямо держала мысли при себе, переставляя одну ногу за другой.
Она понимала логику всего этого. С их точки зрения, они не делали ничего плохого. Она это понимала.
Но если они могли скрывать это от нее, если они могли так ей лгать, то о чем еще они лгут?
Она подумала о семейных финансах, которых никогда не понимала, постоянной тихой паранойи родителей о том, где она и чем занимается, совете Ацуко спросить о родственниках и том, как он выслушал слова техника о необычной генетике без какого-либо признака удивления.
– Рёко, – наконец, сказал ее отец, когда они дошли до квартиры.
Она обернулась взглянуть на него.
– Что бы ни произошло, – сказал он с заметным во взгляде конфликтом. – Хочу, чтобы ты помнила, что я люблю тебя. Это все, о чем я прошу.
Это показалось настолько не в тему, что Рёко смогла лишь тряхнуть головой и уйти, плотно закрыв дверь в свою комнату.
Приложение: «Роли флота»
Ниже приводится краткое описание основных классов военных звездолетов, как пришельцев, так и людей. Более полное описание можно вызвать в любой момент, выбрав соответствующую подтему:
Головоногие:
Скачковое орудие: Капитальный корабль. Хрупкий, редкий и, похоже, чрезвычайно дорогостоящий корабль, специализирующийся на телепортации тяжелой – часто ядерной или антиматериальной – взрывчатки, бомб жесткого излучения, дронов-самоубийц и сверхсветовых ракет в слепые места человеческого флота. К счастью, у этих устройств есть краткий период проявления на другой стороне, и объекты могут появляться только в глубоком вакууме. Возможные достижения пришельцев в скачковой технологии вызывают у флотского командования постоянное беспокойство.
Тяжелый авианосец: Капитальный корабль. Место запуска и ремонтный завод флотов истребителей и перехватчиков пришельцев.
Перехватчик: Сближается с человеческими MC, перехватчиками и фрегатами. Защищает флот от возможных скрытных атак человеческих команд МагОп. Прикрывает бомбардировщики от попыток нападений со стороны крейсеров и линкоров. Сверхсветовой привод отсутствует.
Бомбардировщик: Тяжелая огневая платформа, предназначенная для использования против тяжелых человеческих кораблей, таких как крейсера, линкоры и легкие авианосцы. Сверхсветовой привод отсутствует.
Линкор: Тяжелая огневая поддержка, планетарная бомбардировка, размещение ОМП. Часто используется для задержки слишком приблизившихся человеческих флотов, выигрывая время на отступление.
Крейсер: Тяжелая противопехотная платформа. Разворачивает бомбы жесткого излучения и ЭМИ импульсов, эффективных против незащищенных целей.
Фрегат: Легкая противопехотная и патрульная платформа. Разворачивает осколочные зенитные орудия и минные поля.
Кроме того, головоногие разворачивают значительный контингент стратегических истребителей и бомбардировщиков, обычно действующих независимо от флота и способных к сверхсветовому и скачковому перемещению.
Люди:
Линкор: Тяжелая огневая поддержка, противодействие крейсерам и капитальным кораблям. Орудие ШЕРМАН обладает низкой скорострельностью, но снаряд производит аномальные гравитационные поля, мешающие как сверхсветовым, так и досветовым двигателям. Орбитальная бомбардировка и ОМП.
Легкий авианосец: Обеспечивает флот поддержкой перехватчиков и медэваков.
Крейсер: Оборона флота и поддержка Magi Cæli. Пытается уничтожить или отразить снаряды скачкового орудия, вооружения бомбардировщиков и т. д. Предоставляет обширные медицинские учреждения и оружейные. При появлении возможности противодействует фрегатам.
Фрегат: Оборона флота. Разворачивает умные зенитные орудия, минные поля и другие меры противодействия истребителям/бомбардировщикам.
Перехватчик: Оборона флота. Предоставляет магам поддержку против групп перехватчиков/бомбардировщиков.
Медэвак: Поддержка Magi Cæli. Корабль-дрон, извлекающих недееспособных магов и предоставляющий медицинскую поддержку/кубы горя. При необходимости способен вышвырнуть все кроме самоцвета души.
Стелс-фрегат: Противодействие капитальным кораблям, дальний радиус. Быстрый корабль проникновения для команд МагОп. Маскировка обычно усиливается магом. Способен к сверхсвету.
Magi Cæli: Противодействие капитальным кораблям и оборона флота, особенно во время ближнего боя.
Глава 14. Родословные
〈В следующем тексте, 〈〉① указывает на содержимое, отредактированное для не обладающих категорией допуска. Число указывает на категорию допуска, требуемую для доступа к закрытому содержимому.〉①
〈В некотором смысле, в системе волшебниц всегда подразумевались матриархаты, что когда-то сдерживались лишь безжалостно короткой жизнью девушек. В тот момент, когда МСЁ гарантировал, что жизнь будет долгой и достаточно безопасной, чтобы девушки начали всерьез задумываться о собственных детях, в управляемых МСЁ районах как грибы начали появляться возглавляемые женщинами семьи.〉①
〈Это было вполне естественно. Хотя ранее никто этого не осознавал, способствующие заключению контракта личностные черты и окружающие условия заметно склонны разделяться членами семьи, по крайне мере в той степени, в которой личность является результатом генетики и семейного окружения. В то время как почти все в МСЁ знали анекдоты о сражающихся вместе сестрах или кузинах, до конца первого столетия существования организации никто даже не представлял, насколько значим этот феномен, когда члены стали замечать поразительное число матерей, представляющих командам собственных дочерей как заключивших контракт девушек.〉①
〈Изначальные мнения по этому поводу различались. Многие новоиспеченные матери-наставницы огорчались, когда их дочери заключали контракт, считая, что они не справились как родители, и постоянно опекали своих дочерей в бою. Другие приветствовали такую перспективу и даже по-своему тайно ее поощряли.〉①
〈Ошеломленное неожиданным феноменом и прекрасно понимающее, что общество МСЁ вступает на неизведанную территорию, руководство МСЁ изначально сделало слабую попытку вмешаться в этот феномен, в то же время установив правила, что ОПЗ будет оценивать все такие семейные наставничества, рекомендуя разделение, если сочтет, что работа в одной команде может привести к психологическим проблемам.〉①
〈По прошествии десятилетий и поколений самые могущественные и многочисленные из таких семей начали закладывать общественные и политические блоки. Уникальное сочетание общей тайны, чести мундира, естественной семейной привязанности, взаимного кумовства и чувства превосходства над остальным человечеством связало множество поколений в длинную цепь наставничества, как правило под руководством матриарха, основательницы рода. Это привело к самоподдерживающемуся процессу, где, ощущая угрозу от власти таких семей, семейно-политические группы организовывали новые матриархаты, все усиливая феномен. В самом деле, чувствуя угрозу со стороны других семей, группы могущественных сестер или кузин, не объединенных общей матерью-волшебницей, часто объединялись под лидерством самой сильной из группы. Есть даже несколько примеров, когда так же поступали неродственные волшебницы.〉①
〈В целом, сильнейшие семьи усиливали эту моду, их члены были высоко мотивированы поддерживать связь ради власти или престижа и все больше усиливать могущество своих членов через брак с амбициозными новенькими. Такие семьи, как правило, происходили от влиятельных ранних членов, вроде основательниц, или уже обладали устоявшейся структурой из-за значительного первоначального богатства – важного фактора на ранних этапах МСЁ.〉①
〈С другой стороны, менее влиятельные семьи, как правило, быстро распадались, так как потомки следовали естественной тенденции отдалиться от родителей.〉①
〈Эти сформировавшиеся матриархаты вскоре начали развивать собственные привычки, из которых самой заметной было отменяющее все иные соображения стремление к матриархальной фамилии, обозначающей положение, сперва для дочерей, позже для всех потомков. Поначалу эти матриархальные имена часто держались в тайне, до появления необходимости девушке подделать смерть, но позже, когда семьи набирали мощь и во внешнем мире, практика стала открытой, часто применяясь задним числом.〉①
〈В то время как многие в МСЁ ворчали – и продолжают ворчать – на чрезмерное влияние таких семей на внутреннюю политику, предоставление заключившим контракт новым членам семейные льготы и возможное покровительство офисов МСЁ, матриархаты в конечном счете оказали значильную организационную поддержку расветающему МСЁ. Семейные фонды оказались полезным инструментом для сокрытия и отмывания денежных переводов МСЁ, а передача корпораций МСЁ от матери к дочери обеспечила легкий способ сохранения имущества в системе после «смерти» изначального владельца без привлечения излишних подозрений. Также матриархаты обеспечили надежный источник опытного и доверенного персонала, в каждом поколении штампуя новый набор контрактниц и доверенных НК – сыновей, мужей и не заключивших контракт девушек – ожидая, что они по возможности присоединятся к операциям МСЁ.〉①
〈Наконец, что, возможно, важнее всего, матриархаты принесли политическую стабильность демократической системе, легко способной разбиться на враждующие фракции, как было у многих их современников. Матриархи, большинство из которых веками знали друг друга, договаривались о компромиссах и решали политические споры с гораздо меньшим числом конфликтов, чем могло быть в ином случае. В самом деле, помимо нескольких крупных исключений, Комитет по регламенту и Комитет руководства МСЁ всегда отличались коллегиальной и компромиссной атмосферой, не прибегая к вполне ожидаемой подковерной борьбе.〉①
〈Конечно, есть и оборотная сторона, так как это привело к постоянным заявлениям, что система не так демократична, как считается. Также можно заявить, что МСЁ просто повезло в том, что никакие две из крупнейших семей никогда не устраивали неразрешимых распрей…〉①
— Джулиан Брэдшоу, «Махо-сёдзё: их мир, их история», выдержка.
– Не могу поверить, что ты просто позволила этому произойти! – запротестовала Кёко, подавшись вперед, выразительно взмахнув одной рукой, в то же время опершись другой на виртуальный конференц-стол.
Юма на мгновение посмотрела на нее, с невозмутимым видом изучая возмущение Кёко. Она повернула кресло взглянуть на Мами, сложившую руки под подбородком и задумчиво глядящую на них обеих.
– А как бы ты посоветовала мне поступить? – повернулась обратно Юма, как только убедилась, что Кёко немного успокоилась. – Помешать им? Вызвать Дарвина поговорить и приказать ему блокировать доступ? Я предпочитаю во что-то подобное не вмешиваться. К добру или к худу, он принял решение. И он отец девушки. Конечно, я бы не стала их сдавать.
Кёко вскипела, переведя взгляд на Мами, как будто говоря ей что-нибудь сказать. Однако Мами промолчала.
Залпом допив стакан сока, она отодвинула офисное кресло и встала, оттолкнувшись обеими руками. Она подошла к гигантскому окну конференц-зала их виртуальной реальности, взглянув на открывающийся вид, чтобы немного успокоиться. Комната была смоделирована как зал заседаний корпорации D&E, так что выглядела она типичным конференц-залом второй половины XXI века, вместе с голопроектором и виртуальными графинами странно удовлетворительных воды и сока в стороне. На дальнем конце стола, перед гигантским корпоративным логотипом – фиолетово-белой несущей в протянутых руках коробку крылатой девушкой – застыли на месте проекции Сидзуки Рёко и Сидзуки Кумы, уходящая Рёко на полушаге, ее отец тянулся к ней.
Что касается вида за окном, это были небоскребы Митакихары времен расцвета Информационной эры, прежде чем произошли многие изменившие горизонт события: лагеря стекающихся в город в поисках убежища безработных, крупные проекты общественных работ, комплексы ПРО.
Кёко повернулась обратно к столу.
– Этот Сидзуки Кума! – сказала она, сжав одну руку в кулак. – О чем он только думал? Именно поэтому я не люблю эти чертовы матриархаты! Даже отчужденные ветви все время пытаются смухлевать!
– Я бы не назвала это мухлежом, нээ-тян, – сказала Юма, потягивая содовую из банки. – И не то чтобы он обратился для этого к ресурсам семьи Сидзуки. Кроме того, это никак не связано с поднятой темой.
Кёко со вздохом уселась обратно.
– Знаю, – сказала она, резко опустив голову и вытянув руки. – Я лишь надеюсь, что с ней все в порядке. Некоторые девушки не слишком хорошо это воспринимают. Она циничнее большинства, но мне не хотелось бы, чтобы ее карьера началась с чего-то подобного.
– Она будет в порядке, – сказала Юма, дернув свою заколку. – Это мое мнение, с учетом, что она сама попросила увидеть свой клон. Арису-тян уже сообщили, и она сказала, что ее психологический профиль предполагает, что она справится. В самом деле, здесь главный вопрос в ее отношениях с родителями. С этим могут быть проблемы.
– В этом я соглашусь с Титосэ-сан, – впервые за некоторое время заговорила Мами. – Очевидно, ты провела с ней больше времени, чем я, но ОПЗ, как правило, в таком точен. Да, она явно испытывала отвращение, но не чрезмерное. Она неплохо держалась, но я не уверена, что она после такого сможет доверять родителям.
– Полагаю, она бы все равно не стала, – проворчала Кёко. – Со временем она бы это узнала.
– Так что единогласно? – спросила Юма. – Я полагаю, сейчас нам стоит просто наблюдать.
– Конечно, – сказала Мами.
– Не то чтобы у нас теперь был какой-то иной выбор, – сказала Кёко, бросив взгляд на Юму, затем в сторону, с интересной порой демонстрируемой ею внезапной отстраненностью.
– В таком случае, перейдем к оставшимся делам, – подавшись вперед, сухо сказала Юма. – Во-первых, немного новостей о деле с кубами горя с моей стороны. Я тщательно проверила записи наблюдения за районом, где появились модифицированные кубы горя. Там ничего нет, и никаких свидетельств подделки. Я уверена, что они как-то подделаны, но кто бы это ни был, он свое дело знает.
Кёко фыркнула, сев прямо.
– Конечно, – пренебрежительно сказала она.
– У нас есть только одна настоящая зацепка, – сказала Юма. – И не такая уж хорошая.
Она нажала на кнопку на пульте. Немного театрально, так как каждый раз, нажимая «воспроизведение», она мысленно пересылала в ВР-симуляцию материал, но эта привычка была рождена множеством собраний.
Появилась новая проекция, заменив прежнюю, с Рёко и ее отцом, на этот раз плоское двухмерное изображение, весьма размытое, очевидно снятое с большого расстояния. Прогуливающаяся женщина с коротко стрижеными волосами.
Мами про себя подумала, что женщина выглядела чем-то знакомо.
Кёко выжидательно взглянула на нее, но Юма махнула в ее сторону, указав, что говорить стоит ей. Некоторое время они смотрели друг на друга.
Через секунду Кёко кашлянула.
– Это сняла сама Реко-тян, в ночь охоты на демонов, – сказала она. – Прохожие в этом районе редки, так что приметны, но она не сочла это важным, пока не встретила саму женщину во время установки новой модели таккомпа.
Не утруждаясь поддельным пультом, она взмахнула рукой, и рядом с первой появилась вторая проекция, на этот раз лицо Джоан Валентин, директора исследовательского института «Прометей».
В голове Мами что-то щелкнуло, и даже если бы было не так, это бы отметил для нее ее таккомп.
– О! – вслух сказала она, пока Кёко говорила, что ее поиск в базе данных предполагает, что эти две женщины почти наверняка один и тот же человек, и если Рёко отправила ей это, не стоит считать это совпадением.
Юма и Кёко взглянули на нее.
– В чем дело? – спросил Юма.
– Ну, э-э, я уже встречала ее, – немного смущенно сказала Мами. – Ничего важного, простите, что сказала. Просто… я была в кинотеатре и там ее и видела, без очков. Хотя не разговаривала с ней.
Они удивленно моргнули.
– В кинотеатре? – через секунду спросила Кёко.
– Да, сразу после контракта Сидзуки-сан, – сказала Мами. – Через несколько часов. Интересное совпадение… наверное…
Ее голос затих, когда она поняла, что, возможно, совпадение довольно необычное. Достаточно странное, чтобы она даже не вспомнила, что боялась вопроса Кеко о том, почему она вообще пошла в кино.
Они надолго умолкли. Что-то в том, как все это выглядело, казалось им странным.
– Ну, тогда еще одно совпадение, – сказала Юма. – Даже если оно кажется бессмысленным.
Она на секунду остановилась.
– Я тоже ее как-то встретила, – сказала она, – на открытии института. Я не заметила ничего конкретного, но она выглядела по-настоящему странно. Очень сосредоточенной, можно сказать. Я с ней поговорила, но она нервничала. Меня в этом что-то обеспокоило.
Они посмотрели на нее. Нечасто в нынешнее время Юма говорила так неопределенно.
– Во всяком случае, – тряхнула головой Юма. – Я не представляю, что это может значить. Прости что перебила, нээ-тян, – она имела в виду Кёко, – но я закончу?
Кёко кивнула, и Юма снова подалась вперед, указав пультом в руке на экран.
– Естественно, я проверила Джоан Валентин, – сказала Юма. – Подытожу. Родилась в Германии, в малой ветви семьи Валентин – одной из тех небольших семей, все время пытающихся возвыситься в МСЁ, но ее ветвь не была посвящена в тайну. Окончила школу как химик и проработала в паре лабораторий около столетия, без чего-либо примечательного.
В качестве иллюстраций проектор сменил несколько голограмм. Выпускной, несколько групповых фотографий в лаборатории и тому подобное.
– Затем, через несколько лет после начала войны, она сменила область и стала физиком. Она начала гораздо лучше, добилась докторской степени и была в команде, разработавшей первые силовые поля звездолетов. Что, как вы помните, было награждено Нобелевской премией, но она не была среди главных исследователей. Тем не менее, весьма престижно. После этого она начала писать об энтропии, тепловой смерти и волшебницах. В основном о зазоре энтропии. Она первая со стороны, кто понял последствия, так как МСЁ особо об этом не говорит. Это привлекло внимание научного отдела, она подружилась с некоторыми из профессоров, и они собеседовали ее на позицию директора «Прометея» после того, как предыдущий вышел в отставку. Судя по всему, она проделала отличную работу.
– Похоже, с начала войны она сделала неплохую карьеру, – сказала Мами.
– Да, – сказала Юма. – Дело в том, что, проверяя ее фон, я копнула чуть глубже. По-видимому, прямо перед тем, как сменить сферу деятельность, она начала встречаться с психиатром. Записи врача гласят, что она была недовольна: ее карьера зашла в тупик, она была не замужем, у нее не было никаких друзей. Она подумывала вступить в армию.
Она остановилась, убеждаясь, что они поняли. Они кивнули.
– А затем все изменилось, – сказала Юма. – Однажды она отменила назначенные сеансы и сказала, что ей лучше, не дав никаких иных объяснений. По-видимому, психиатр ей не поверил, но когда он зашел ее проверить, ей и правда было лучше. У нее была новая страсть, и она не выказывала никаких замеченных им ранее признаков апатии. Он даже сказал, что ее личность изменилась. Она сказала ему, что испытала религиозный опыт, и так как он не смог ничего плохого найти, на этом все и закончилось.
Она снова остановилась и огляделась.
– Не представляю, что это значит, – сказала она. – Я ее встречала. Не могу представить себе, чтобы кто-то вроде нее «испытал религиозный опыт».
И снова – смутное ощущение, что здесь происходит больше, чем кажется. Остальные тоже забеспокоились.
– Знаешь, – сказала Кёко. – Это почти похоже на переформатирование.
Мами вздрогнула. Ей не нравилось слышать это слово.
Юма взглянула на Мами, после чего сказала:
– Может быть, но если так, то оно необычно. Да, переформатирование может удалить воспоминания и даже заменить их новыми, но оно далеко от смены личности. Мы не уверены, почему это невозможно – мы полагаем, личность ближе к ядру «души», чем бы, черт возьми, это ни было.
Мами призвала чайник, после чего налила себе чаю. Переформатирование было одним из аспектов МСЁ, который ей крайне не нравился. Ее это чрезвычайно беспокоило.
– Во всяком случае, – сказала Юма, с беспокойством поглядывая на нее, – я проверила записи Подкомитета по черным операциям. Для Валентин никогда не было одобрено переформатирование. Конечно, это не значит, что этого не произошло.
– Как нам понять? – спросила Кёко.
– Я отправлю к ней обученного телепата, – сказала Юма. – Это самый надежный способ. Но…
Она ненадолго приостановилась.
– Стоит помнить, – сказала она. – Все это может быть лишь погоней за миражом. Как сказала тебе Рёко-тян, она вполне могла просто прогуливаться. Она, похоже, из тех, кто на такое способен.
Кёко кивнула, после чего взглянула на Мами.
«Почему они продолжают на меня смотреть? – подумала Мами. – Я ведь не выгляжу настолько напряженно, не так ли?»
– Кажется достаточно разумным, – сказала Кёко.
Мами вздохнула, после чего налила себе еще чаю.
– Не похоже, чтобы это куда-нибудь привело, – сказала она, пытаясь присоединиться к обсуждению. – Все это интересно, раскапывать грязь чьей-то жизни, но это никак не объясняет, с чего бы ей пытаться убить Рёко кубами горя. Предполагая, что она вообще как-то с этим связана.
– Да, – просто сказала Юма.
Она подождала немного, отпила содовой, после чего сказала:
– Еще я взглянула поглубже в прошлое подруги Рёко, Симоны Дель Маго. Дель Маго – забавное имя, почти как какого-то матриархата, но я не нашла ничего заметного. Все равно это была довольно странная мысль.
– «Из магов», – сказала Мами. – И правда, похоже на то.
– Еще это вполне возможное испанское имя, – сказала Юма. – Так что оно не обязано что-то значить. Я проверила родителей Симоны, включая тех, кого она указала, когда дважды указывала неверных родителей. Я не нашла ничего слишком странного, за исключением того, что все они отставные ученые.
На проекции появились их лица.
– Повсюду ученые, – сказала Кёко. – Куда ни глянешь, все больше этих чертовых ученых.
– Да, – сказала Юма. – Я как смогла проверила их прошлое, пытаясь найти какую-нибудь связь, но это все, что у меня сейчас есть.
– Нельзя просто поговорить с девушкой? – спросила Мами.
– Я надеюсь подождать отбытия Рёко, – вставила Кёко. – Кто знает, к каким последствиям это может привести?
– Я не особо с этим связана, – сказала Мами, виновато подняв руки.
– Не особо, – сказала Кёко. – Я посадила ей на хвост Рису Флорес, но она говорит, что не заметила ничего необычного. Насколько она может сказать, за Рёко никто не следит.
– Нам стоит иметь в виду: помимо убийства есть и другие возможности, – сказала Юма. – Это могло быть попыткой заставить ее заключить контракт, пробным запуском перед подготовкой к нападению на кого-то еще или попыткой добиться чьей-то реакции. Может оказаться так, что раз уж все закончилось, не будет причин пытаться снова.
Мами покачала головой, над ушами дрогнули волосы.
– Это не могла быть попытка подвести ее к контракту, – сказала Мами. – Слишком рискованно. Они никак не могли знать, что я окажусь там. Это бы скорее привело к ее смерти. Чуть не привело.
– Согласна, – сказала Юма. – Исключая что-нибудь по-настоящему тайное, вроде еще одной скрытой неподалеку волшебницы. Но как-то многовато хлопот для контракта с девушкой, у которой, по словам Кьюбея, и так были высоки шансы на заключение контракта.
– Откуда ты знаешь, что он так сказал? – нахмурилась Мами.
– Я его спросила, – сказала Юма. – Передала, что хочу с ним поговорить. У него нет никаких других идей.
– Это могла быть попытка добиться реакции одного из матриархатов, – сказала Кёко, – вот только сколько не размышляю, не вижу в этом никакого смысла. Если хочешь разозлить Курои или Сидзуки, есть цели гораздо лучше новой контрактницы из отчужденной ветви семьи. И к тому же, какая реакция такого бы вообще стоила?
– Кроме того, ни одна другая семья не была бы настолько глупа, чтобы использовать запрещенные кубы горя, – сказала Юма. – По крайней мере, я на это надеюсь.
– Хм, – повторила Мами.
Они еще долго сидели в молчании, негромко тикали часы на стене.
Мами кашлянула.
– Ну, полагаю, я могу немного рассказать о моем расследовании недостатка кубов горя, – сказала она. – Мой агент пока не закончила отчет, но я сама поискала что смогла. Есть… несоответствие, наверное, между тем, что сообщается в записях и что о поставках кубов говорит наш аудит кубов горя. В моменты недостатков отряды докладывают, что получают гораздо меньше, чем говорится в отчетах о доставке. Я не знаю, что происходит. Я хочу подтвердить доставку с вышестоящими распределяющими ИИ, проверить записи боевой логистики, но я не могу этого сделать, не раскрыв, что ищу. Может пройти нормально, но есть риск, что это как-то просочится, и тогда у нас на руках будет буря. Я хочу этого избежать, пока нам не нужно будет докладывать о результатах.
Юма кивнула.
– Ладно, но мы не можем допустить, чтобы такие соображения помешали расследованию. Мы не можем позволить всему заглохнуть только потому, что не поговорили с парой ИИ.
– Знаю, – сказала Мами. – Я хочу сперва посмотреть, что сообщит мой агент.
– Ну, ты справляешься лучше меня, – сказала Юма. – Потому что я ничего не нашла. Насколько я могу судить, системы поставки и распределения кубов горя функционируют как задумано. Конечно, это может быть потому, что системы, что я проверяла, слишком глубоко в основе. И я все еще не нашла ничего подтверждающего слухи о девушках, умерших, когда должны были выжить.
– Как и я, – сказала Мами.
– Мне нужно больше информации, – сказала Юма. – Кто именно исчез? Где? Одних слухов недостаточно. Мне нужен список всех предположительно пропавших. Может быть тогда мы заметим шаблон. Я поискала в записях несколько имеющихся имен. Похоже, они просто пострадали от терминальной потери здравомыслия во время транспортировки. Порой это происходит настолько быстро, что контролеры не успевают вовремя вырвать самоцвет души.
Кёко выдохнула.
– Я могу попросить Церковь активнее искать имена. Этим особо не беспокоились во время начального исследования.
– Рада слышать, – сказала Юма.
За столом вновь воцарилась тишина, когда все трое погрузились в собственные мысли.
– Ладно, – сказала Юма. – Раз это все, у меня осталось еще несколько мелочей.
Они с любопытством взглянули на нее, когда она театрально подняла руку.
В ней материализовался игрушечный инкубатор, которого она резко плюхнула на стол.
– Разговор о Кьюбее мне об этом напомнил, – сказала она. – Следующая версия игрушечного инкубатора. Которых мы раздаем детям. Инкубаторы удивительно заинтересованы в развитии, так что мы их обсуждали. На этот раз мы добавили ряд реалистичных голосовых вариантов. Мне нужно ваше мнение.
Она хлопнула его по голове.
– Заключи со мной контракт и стань волшебницей! – громко сказал он.
Мами и Кёко уставились на него, затем на Юму.
– Что думаете? – спросила Юма.
– Думаю, достаточно близко к оригиналу, если ты об этом, – сказала Мами.
– Согласна, – сказала Кёко.
– Ладно, – материализовала Юма в другой руке еще одну игрушку.
Она передала по одной Мами и Кёко.
– Послушайте, как будет время, – сказала она. – Знаете, виртуально. Это важно. Такие вещи влияют на вербовку. Они должны быть милыми. Милыми!
Последнее слово она подчеркнула, подавшись вперед и стукнув пальцем по столу, в результате чего Кёко и Мами изумленно взглянули друг на друга.
Кёко, казалось, на мгновение задумалась.
– В таком случае, можно было бы смоделировать его на основе тебя, – сказала она.
Юма в замешательстве склонила голову.
– Что? Нет, я ведь не инкубатор! Что… Эй! Отпусти меня!
Кёко дотянулась до нее через стол и с широкой улыбкой подхватила ее подмышки. Юма принялась размашисто пинаться.
– Я как раз подумала, что нам всем нужно немного передохнуть, после стольких серьезных тем подряд, – сказала Кёко, не отпуская ее.
– И что это должно… Нет, не щекочи меня! Знаешь, я… я могу отключить тактильный ввод! Большая часть моего соз… сознания даже не здесь! Не – ах – не заставляй меня это делать! Я…
Мами встала, наблюдая, как Кёко мучает ребенка, положив девочку на стол и говоря что-то бессмысленное о том, какая она милая, пока девочка извивалась и отбивалась от нее.
Наконец, они обе устали, Юма задыхалась на столе.
– Ты хоть – ах – представляешь, как – ах – как сложно было сохранить функционирование других моих аватар? – пожаловалась Юма. – Прямо сейчас – ах – проходит собрание Директората! Хорошо бы это выглядело. Спонтанный смех и ерзание посреди собрания. Мне пришлось частично оборвать подключение.
– Я в последнее время была напряжена, – демонстративно серьезно сказала Кёко. – Все эти безумные заговоры и, помимо всего этого, моя девушка ушла от меня воевать. Я подумала поиграть со своей любимой сестренкой.
Юма надулась, садясь обратно.
– Фу, – озвучила она. – Ну, во всяком случае, Мами, если у тебя будет возможность посетить празднование моего дня рождения, приходи. Можно даже виртуальной аватарой. Я отправила приглашение.
– Я видела, – сказала Мами. – Не знаю, получится ли у меня. Посмотрим.
Юма кивнула себе, после чего исчезла из виду, мгновенно испарившись.
– Было ли это так уж необходимо, Сакура-сан? – взглянула на нее Мами.
– Порой мне кажется, что она слишком много работает, – сказала Кёко. – Вряд ли для здоровья полезно так долго делать то, что она делает. Ей нужно расслабиться, быть может взять отпуск. И она обожает щекотку, даже если в этом не признается.
Мами сокрушенно покачала головой.
– Мы не можем взять отпуск, Сакура-сан, – сказала она. – У нас все не так просто, как у тебя.
Затем, слегка замерцав, она тоже исчезла, оставив Кёко одну во вдруг показавшейся невыносимо пустой виртуальной комнате.
Кёко закрыла глаза и покинула симуляцию.
Долгое время Рёко оставалась в своей комнате и размышляла, мрачно глядя в стену с по-видимому достаточной серьезностью, чтобы робот на столе – она мысленно прозвала его кубботом – поинтересовался, не нужны ли ей кубы горя. Она приняла один и с легким удивлением обнаружила, что ей это и вправду нужно было чуть больше, чем она ожидала, хотя, возможно, это было лишь ее воображение.
Ее настроению не помогала приглушенная сцена спора ее родителей где-то вне ее комнаты. Звукоизоляции должно было быть достаточно, чтобы подавить звук, но она все равно слышала, даже могла разобрать несколько слов. На этот раз она была не рада улучшенным чувствам.
Она думала о своей ситуации, о клонирующих чанах, о с энтузиазмом растущей массе клеток с ее генами, не представляющих, что их потенциал позже будет погашен.
Сейчас, спокойно все обдумав в одиночестве своей комнату, она понимала холодную логику всего этого. Она всегда считала себя человеком логики, но…
Она всегда считала себе необычайно циничной, всегда скептически относилась к словам правительства, но…
Закрывая глаза, она продолжала видеть плавающих в синей гиперперфузионной жидкости Кёко, Мами и Юму и видела в этом разрушение уровня доверия, о котором никогда даже не знала. Доверия, что существует некоторая черта, которую правительство никогда не пересечет, и ложь, которую родители никогда не скажут.
Это нелогично. Она это понимала. Примирив свою детскую брезгливость с реальностью перед ней, она поняла, что они правы. Клонирующие чаны предотвращали гораздо большее зло и, в конце концов, не отличались от пустых кур, о которых рассказал отец. Ничем не отличались от ее собственного тела без самоцвета души, который на ее глазах жадно восстанавливал чистоту, изгоняя осколки тьмы в куб горя, набирающий силу и мрачнеющий, жаждущий света.
Ребячество, не правда ли? Именно так сказала бы логичная Рёко. Ребячеством было с отвращением отшатываться от тел в чанах, когда она могла невозмутимо принять знание об имплантатах, переплетающихся со всеми аспектами ее нервной системы, когда она могла принять, что правительство бросает в огонь целые колонии во имя большего блага.
Ребячеством было ожидать, что ее родители расскажут ей засекреченную информацию, когда это может привести к краху их карьеры и наказанию, просто чтобы сообщить ей то, что может даже не иметь для нее значения.
Пока она смотрела в стену, она поняла, что ей придется с этим справиться, принять все это как новую часть своего существования. Это осталось единственным разумным действием. Она не должна быть из-за этого счастлива, но вселенную не интересует ее счастье.
Она вздохнула.
В таком случае…
«Таккомп, – подумала она. – Мне уже давно следовало это сделать, но уже множество людей сказали мне прочесть файл о моих родителях. Ты знаешь, какой файл они имели в виду?»
«Да, – подумал он. – Вообще-то это твой файл. Если честно, мне хотелось тебе об этом напомнить, но я жду, пока полностью активируются мои модели человеческого поведения, прежде чем принять такое решение».
«Так ты уже знаешь, что в нем?»
«Моя работа заключается в задействовании всех свободных вычислительных ресурсов для чтения всего возможного».
«На будущее, я хочу, чтобы ты сразу же говорил мне о таких вещах», – с оттенком гнева подумала она.
В разговоре наступила настоящая пауза, что довольно редко происходило.
Без дальнейших комментариев перед ее глазами появился читаемый документ, текст по бокам сопровождали картинки. Она подумала запросить ускоренный ввод или аудио или, может быть, даже ВР, но передумала. Лучше она займет этим время.
В начале шло то, что она уже знала. Детали о семье: ее мать была дочерью врача и домохозяйки, отец сыном математика и физика – фотографии включались и, конечно, были знакомы. Они оба стали биологами, ее мать больше нейрофизиологом с нанотехнологическим уклоном, отец более традиционным клеточным. Ее бабушки и дедушки вышли на пенсию и жили в разных местах, за исключением одной, которая – и это был новый факт, информация, что они ранее никогда не находили – ее бабушка со стороны матери служила на верфи «Аполлон» на самом острие Евфратского вторжения. Она была капитаном сил обороны станции, недавно повышенной и переведенной.
На это Рёко приподняла брови. Она полагала, что женщину будет куда сложнее найти, что не потребуется просто взглянуть, как только она получит военный допуск.
«Вообще-то, ты права, – подумал ее таккомп. – Я периодически проверяю этот отчет с того момента, как он стал доступен. Этой информации не было. Должно быть кто-то недавно открыл ее для тебя. Мне не сообщается, когда такое происходит, если только у изменений нет хотя бы среднего приоритета».
Новая пауза.
«Со временем мне бы удалось это заметить», – подумала она, и Рёко показалось, что она – ей сложно было думать как о нем, когда теперь у него был ее голос – пытается защититься.
«Все в порядке, – подумала Рёко. – Ты… ты не знаешь, сообщили ли ей о моем новом статусе или статусе ее мужа?»
«О тебе да. Ее, наверное, проинформировали в тот момент, когда она завершила активные боевые действия. О твоем дедушке нет. Пока его не завербуют официально. Помни, он всегда может в последний момент передумать».
Рёко об этом задумалась. Было ли это сообщение только для нее? Или здесь крылось что-то еще? Все так…
«Таккомп, перешли эту информацию дедушке».
«Ладно».
Она подумала, что у него есть право знать.
Она продолжила читать, о карьере и отношениях. Оба ее родителя присоединились к связанному с МСЁ исследовательскому институту за десятилетия до начала войны – и эту информацию она уже знала – и только после начала войны получили значительное внешнее признание. Она всегда это подозревала, но никогда не могла ничего выяснить, и не расспрашивала.
За прошлое столетие у них была своя доля неудачных отношений, о чем Рёко узнала с легким отвращением, но познакомились вскоре после начала войны, женились и подали на лицензию на ребенка. Как они ей и рассказывали.
Это все, что упоминалось об их карьерах. Ничего о проектах, над которыми они работали, ни с кем они работали, ни даже их уровне допуска. Она подозревала, что столкнулась со стеной невидимого редактирования, знакомой всем, кто когда-либо пытался читать о деликатных темах.
Затем она перешла к разделу, которого не ожидала, озаглавленного «Связи с МСЁ». Вот тогда-то ее брови и поднялись по-настоящему.
Раздел был серьезно отредактирован, и не стандартным образом, где информацию аккуратно редактировали так, что документ по-прежнему читался связно. Здесь все было заметно неряшливо, с явно блокированным текстом.
«Весьма необычно, – подумал ее таккомп. – Нет никаких причин вообще так делать, с полуразумной обработкой редактирования документов. Так делается лишь когда информацию необходимо скрыть, но считается, что читатель знает, что что-то отсутствует. Не самый распространенный шаблон».
С левой стороны ее зрения появилась диаграмма семейного древа, помогающая проиллюстрировать появившиеся перед ней факты. Женщины были справа, мужчины слева, и эта настройка подчеркивала большую важность материнской стороны, учитывая, что она привыкла читать справа налево. Тем не менее, многих имен не было, и были вычеркнуты целые области, как будто свидетельствуя о тайнах ее семьи.
Даже доступные ей для чтения части семейной истории ее изумили. Мать ее бабушки со стороны матери, иностранка, о которой всегда говорили как о погибшей во время Объединительных войн, и правда погибла – как часть инфильтрационной команды Черного сердца, всего через несколько лет после рождения бабушки Рёко. Ее родители – ну, эта информация была вымарана, как и вся информация об отце бабушки.
Брак ее бабушки со стороны матери с Курои Абэ, гораздо более молодым живущим с Рёко дедушкой, вызвал неудовольствие семьи ее деда, но для этого не было указано никаких причин. Более того, информация о семье Курои Абэ была просто полностью вычеркнута.
После этого Рёко перешла левее. Бабушка со стороны отца, конечно, не заключала контракт, в отличие от двух ее сестер, двоюродных бабушек, которых Рёко никогда не встречала. Кроме того, на этот раз семейная информация была более открыта, что дало множество лиц и имен, которые ровным счетом ничего для нее не значили.
«Я никогда не встречала никого кроме родителей, дедушек и бабушек», – подумала Рёко.
Дедушка ее отца был из отчужденной ветви матриархата Сидзуки, термин был ей незнаком, пока она не проверила и не выяснила, что он относится к крупным семейным группам волшебниц, что как правило обладали политической властью как блок. Термин происходил из того факта, что многие такие группы происходили от одной могущественной волшебницы, все еще живущей, следовательно, обладающей немалой силой.
Она никогда не слышала этого термина.
«Неудивительно, – подумал ее таккомп. – Это намеренно не обсуждается ниже первого уровня допуска. Так же как и тот факт, что приводящие к потенциалу личностные черты отчасти наследуются, что, вероятно, объясняет твое семейное древо. Вообще-то, твое в этом отношении необычайно плотно».
Рёко почувствовала себя глупо. Она считала себя в этом экспертом, много своего времени потратив в публичной части интернета на поиск подобной информации, но вот перед ней еще один важный пласт информации, о котором она даже не имела представления.
После этого она перескочила на общественные сети, надеясь, что недоступная информация окажется где-нибудь в общественных базах данных, но ей так не повезло. Мать бабушки со стороны матери отмечалась как «неизвестна», что, она уже знала, было ложно. Проверка семьи Курои дала некоторые поверхностные сведения о родителях дедушки и тупик сразу после этого. Здесь, так как нельзя было правдоподобно сказать об отсутствии информации, она была помечена «ограниченной».
Она никогда не думала изучить свое семейное древо. Никогда даже не интересовалась.
«Полагаю, я могу помочь, – подумал таккомп. – На твоем уровне допуска нет доступного тебе списка матриархатов, но одну из основательниц МСЁ зовут Курои Каной. Ты должна помнить ее по просмотренному фильму. С учетом встречающегося здесь уровня секретности, это может быть связано».
«А ведь верно!» – подумала Рёко, вспомнив непримечательную девушку в очках, участвующую в собрании основательниц. Может…
«Прости, но я не могу найти о ней никакой дополнительной информации. В общественных сетях нет ничего доступного помимо самого факта ее существования. Я имею в виду – нет даже форумных слухов, ничего не находится. Конечно, я ищу менее минуты».
«Продолжай искать, – подумала Рёко. – Должно же быть что-нибудь!»
«Возможно, – подумало устройство. – Между прочим, это конец отчета о твоей семье. Остальные разделы менее интересны, а твой психологический профиль недоступен».
Некоторое время они еще продолжали искать, но не нашли ничего существенного. Почему была скрыта такая большая часть ее семьи? Почему такая большая часть ее жизни должна быть чертовым секретом?
Позже, перед тем как она получила просьбу о входе, в ее разум проник запрос от матери, обращающий на себя ее внимание. Еще она услышала стук, некоторые социальные анахронизмы сохранялись до сих пор.
«Она больше не может переопределить твою блокировку, как эмансипированной несовершеннолетней», – подумал ее таккомп.
Она заметила, что он становился все общительнее, возможно потому, что ей, похоже, нравилось это больше, чем она ожидала.
«Впусти ее, – подумала она. – Наши отношения лучше этого».
Дверь скользнула в сторону, и осторожно вошла ее мать. Женщина всегда казалась ей тихой, женственной, пусть, несомненно, компетентной. Легко было представить, как она напряженно работает в лаборатории – хотя образ этого у Рёко был весьма расплывчат, изображая ее мать склонившейся над работающей над чем-то машиной – сложно было представить ее командующей другими, пусть, если Рёко правильно кое-что понимала, она по крайней мере отчасти так и делала. Но тогда что она на самом деле знала?
Женщина подошла и встала перед ней, полулежащей на кровати, не усевшись до конца, как обычно она бы поступила. С точки зрения Рёко женщина выглядела странно возвышающейся.
– Итак, я, э-э… так понимаю, ты выяснила, – неловко сказала ее мать.
– Ага, если хочешь так это выразить, – беззаботно сказала Рёко, глядя в потолок. – Я…
Она особо не знала, что и сказать в подобной ситуации, и ее мать, несмотря на то, что это начала, продолжала молча стоять, по сути, не давая ей никаких зацепок.
Рёко приподнялась и уселась на кровати.
– Новый браслет, Рёко? – мягко спросила ее мать, указав ей на запястье.
– О, да, точно, – так же вежливо сказала она, приподняв руку так, чтобы мать могла взглянуть. – Подарок.
Она знала, что ее мать покупает время, начиная с малой темы.
– Видела недавно, как ты его носишь, – начала ее мать, потянувшись к ее руке. – Но не было возможности внимательно взглянуть.
Они пристально изучила его, для лучшего вида поворачивая запястье Рёко.
– Что такое? – взглянула на мать Рёко.
– От кого подарок? – спросила мать.
– От одной из вербовщиц, – придумала правдоподобную ложь Рёко. – А что?
– Просто любопытно, – сказала ее мать.
Секунду они сидели в молчании, после чего ее мать вздохнула и начала:
– Мы не могли тебе сказать, Рёко, – по-прежнему глядя вниз, сказала ее мать. – Как…
Рёко махнула ей, указывая тоже присесть. Она так и сделала.
Женщина кашлянула, после чего продолжила:
– Как бы мы это сделали? – риторически спросила она. – Мы не могли рассказать как ребенку, и тогда что нам оставалось бы делать? Выдать все как какой-то особый Разговор? В чем бы был смысл этого? И если бы кто-нибудь об этом узнал, нас могли бы уволить.
– И все? – горько спросила Рёко. – Ничего о моральности своих действий?
Ее мать опешила, на ее лице на мгновение проявилось противоречие.
– Конечно, мы об этом задумывались, – сказала она. – Но…
Рёко отмахнулась, заставляя ее замолчать.
– Да, я тоже об этом задумывалась, – гораздо мягче сказала она. – Так что… по сути, иных вариантов особо нет, так?
Говоря это, она смотрела на свою мать. Женщина оглянулась на нее, оценивая ее и понимая, что она хочет серьезного ответа.
– Есть несколько, – сказала женщина. – Хотя ни один из них не слишком хорошо работает. И я всегда считала, что этот по-своему элегантен.
– Ты не хотела говорить мне, – обвиняюще сказала Рёко, маленькие ладони вцепились в бока кровати. – Я понимаю, почему не хотели говорить мне раньше. Честно говоря, это было совсем не мое дело. Но сейчас? Я заключила контракт. Нет лучшей причины что-нибудь сказать. Папа так и сделал, пусть даже счел, что ты этого не захочешь.
Пока она говорила, ее голос набрался громкости, но все равно был еще далек от того, что считалось бы криком или даже громкой речью.
– Да, – сказала ее мать, отводя глаза, чтобы скрыть предполагаемое твердое выражение «и он за это поплатится». – Я… – начала женщина, после чего остановилась, собираясь с мыслями.
Наконец, она сказала:
– Есть причина, по которой информация о клонах закрыта допуском второго уровня и выше, – кашлянув, сказала она. – Не из-за страха протестов общества – с этим можно справиться. Причины психологические. По оценке ОПЗ, знание, насколько заменимы ваши тела, может у многих девушек вызвать психологический ущерб, тогда как другие будут необоснованно рисковать. Проблема слабеет по мере взросления девушек, но… ну, в любом случае, большинству не говорят, пока они не очнутся впервые в баке. В этот момент мы еще можем попытаться по возможности объявить это регенеративным баком. Мы неоднократно так делали, но обычно мы считаем, по этическим причинам, что у них есть право знать, что они существуют в новом теле. Также мы просим их не говорить другим и объясняем причину этого. Это не вполне осуществимо, но достаточно.
– Ты говоришь как машина, мама, – с нотками гнева в голосе сказала Рёко. – И даже если я приму, что все это для нас, как это влияет на меня? Ты знаешь, что я хотела бы знать. Неужели ты считаешь меня хрупкой? Я не из тофу, мама, что бы ты ни думала.
– Я лишь хотела тебя защитить, Рёко, – заламывая руки, сказала ее мать.
– Защитить меня? – спросила Рёко, ее голос снова слегка усилился, руки вновь вцепились в кровать. – Вот почему мне ни черта не говорят о моей собственной чертовой семье?
Ее мать уставилась на нее, не сразу поняв.
– О, да, я прочла собственный файл, – объяснила Рёко, взглянув на свою возвышающуюся мать. – То есть те части, что не были отредактированы до отсутствия. Я даже не смогла прочесть собственный чертов психологический профиль. Во всяком случае, я знаю о Сидзуки и Курои. Моя прабабушка погибла на службе Черного сердца. Среди прочего. Разве не приходило в голову, что я могу хотеть об этом знать? О собственных родственниках? Достаточно плохо, что вы мне ничего раньше не говорили, но мне могут пригодиться все эти связи, мама. Я… я не хочу чтобы казалось, будто это все, что меня волнует. Разве ты мне не доверяешь? Я что, чертова птица в клетке?
– Рёко… – начала ее мать, потянувшись к ее плечу.
С возобновившимся пламенем гнева она сердито стряхнула руку, уставившись в противоположную стену, сгорбившись, чтобы казаться меньше, чем она и так есть.
– Я собиралась рассказать тебе, – виновато сказала женщина. – Завтра, на вечеринке, я… я пригласила родственников. Их нет в списке приглашенных, но они придут. Не многие, но некоторые.
Она приостановилась.
– Что касается сказанного тобой ранее, полагаю, это и правда было бессмысленно, не так ли? Ты все равно заключила этот проклятый контракт, так ведь?
Надолго повисла тишина, пока Рёко размышляла, что что-то в реакции матери казалось весьма неправильным, как будто бы не соответствующим ее личности или ученому МСЁ, которой она была.
Рёко вновь подняла взгляд на мать, всматриваясь ей в глаза.
– Мама, почему? – спросила она. – Почему ты так против этого? Я знаю, что некоторые родители так поступают, но на тебя это не похоже. Мне это всегда казалось бессмысленным.
Ее мать с непроницаемым взглядом смотрела в пол.
Она покачала головой.
– Завтра, – сказала она. – Завтра.
Она встала так резко, что Рёко почти слишком удивилась, чтобы ее останавливать.
– Мама, – сказала Рёко. – Еще один вопрос. Пожалуйста. Я хочу знать.
По правде говоря, за последние несколько дней у нее появился вопрос, который она хотела задать. Казалось бы, вполне можно было спросить и сейчас.
Ее мать повернулась взглянуть на нее.
– Мне всегда было интересно, – сказала Рёко. – Если вы оба работаете исследователями, как так получается, что нам все время не хватает квот? Разве исследователям недостаточно платят? Я знаю, что вы мне говорили, но вряд ли я все еще в это верю. Вы с папой по-прежнему частично заняты, так что должны получать по крайней мере часть дополнительных квот, и разве у вас ничего не осталось со времени до моего рождения? И что насчет доли, что мы получаем за то, что бабушка в армии?
Ее мать широко раскрытыми глазами смотрела на нее.
– У нас должно быть достаточно, – сказала Рёко, пытаясь удержать свой импульс. – У меня есть подруги с меньшими источниками дохода, и у них нет проблем с ремонтом синтезатора. Куда все исчезает? На что тратится?
Она прижала мать взглядом, и они обе мгновение пытались прочесть друг друга.
– Учитывая, что базовое распределение квот предотвращает откровенную бедность, вероятность, что девушка-подросток заключит контракт прямо коррелирует с уровнем дохода домохозяйства, – сказала ее мать тоном, как будто зачитывает руководство. – Чем богаче семья, тем вероятнее заключение контракта, если только семья не является по-настоящему бедной. Это социоэкономика, и мы пытались ее использовать. Мы собирались передать тебе все, когда ты минуешь возраст заключения контракта. Полагаю… нам стоит передать сейчас.
Рёко заинтересовалась было, как выглядит ее лицо, насколько она растеряна и шокирована, но ее мать не дала ей возможности задать новый вопрос, просто развернувшись и выскочив из комнаты.
«Тогда завтра», – подумала Рёко, слишком ошеломленная, чтобы по-настоящему сердиться.
«Неужели они всю мою жизнь так мной манипулировали?»
Учитывая размер средней семейной квартиры, больше не принято было устраивать вечеринки в собственной гостиной, по крайней мере для вечеринок выше определенного размера, и уж точно не для вечеринок, на которые предполагалось пригласить важных людей. Как правило, людям не нравилось набиваться как сардинам в банке, и добавление в эту смесь еды просто выпрашивало неприятности.
В целом, было множество ресторанов, сдававших свои площади в аренду семьям, и которые вряд ли уже можно было назвать ресторанами, так как они день за днем почти всегда были забронированы. Требовалась значительная оплата, так как пространство было среди тех немногих вещей, что нельзя было получить с помощью наносборщика, и существовали и другие обременительные ограничения, загоняющие в угол многих честолюбивых хозяев.
Лишь утром следующего дня, пока они сидели, ожидая родителей ее отца – и пока Курои Абэ закончит переодеваться, на что потребовалась целая вечность – Рёко проверила, где именно будет проходить вечеринка. У нее было неприятное ощущение, что ей стоило больше участвовать в планировании, но она была занята, и так просто было позволить матери этим заняться…
Рёко моргнула, удивившись местоположению.
– В моей школе? На спортивном поле? – спросила она. – Ты это смогла?
– По-видимому, ты смогла, – сказала ее мать. – С согласия инструкторов. При особых обстоятельствах. Ну, только одном обстоятельстве. В таком случае это бесплатно. Вообще-то, много чего неожиданно оказалось бесплатно.
– Понятно, – задумчиво сказала Рёко.
Какое-то время они так и сидели, одевшись в разных стилях. Ее мать выбрала умеренное подходящее белое платье, которое Рёко посчитала хорошим выбором, тогда как отец надел простые брюки с рубашкой, лишь на волосок отстоящие от небрежного стиля. Сама она выбрала длинное белое платье вместе с тщательно подобранным зеленым верхом. Почему-то все говорили, что она хорошо выглядит в платьях.
Она сжала между ног часть платья, после чего на мгновение выглянула в окно гостиной, задумавшись о скучном виде на трубы и здания за ними.
– Ну, я закончил, – объявил ее дедушка.
– Да ладно, – сказала она, встав и коротко оглянувшись, после чего бросила взгляд в сторону двери, следом полностью развернулась и снова уставилась на него.
Старик, который, конечно, на самом деле не выглядел таким уж старым, решил разрядиться в старомодный смокинг, где черный контрастировал с белым, вместе с маленькой лентой и перчатками. Она даже не знала, что у него такое есть.
– Не смотри на меня как рыба в бочке, – подошел он к ним. – Я могу одеваться во что захочу. Кроме того, я ведь не опоздал или что-то подобное.
Конечно, он был прав. Среди членов семьи было принято предоставлять друг другу доступ к информации о местоположении, хотя доступно это было лишь изредка, к примеру в подобных ситуациях. Таким образом все они могли сразу сказать, что родители отца Рёко были примерно в четырех минутах.
Они расселись, ожидая это время, Рёко испытала внезапную нервозность о ее новой жизни. Она не была путешественницей вроде Симоны, она покидала дом только для семейного отпуска, на Гавайи, в Египет, в Вашингтон и во множество других мест – но никогда в одиночестве. И это будет не отпуск.
Она заинтересовалась, что ее родители думают об этом в такой момент. Не было возможности спросить.
Наконец, когда пара, за которой они следили, подошла к их дверям, они встали и направились к двери встретить их.
Появившаяся на их пороге пара на первый взгляд особо не отличалась от любой другой встреченной на улице пары – кроме как, конечно, для тех, кто их узнавал. Сидзуки Кото, как и все остальные, выглядел близко к тридцати. Он щеголял несколько аристократическими чертами лица, особенно скул, которые Рёко считала, что унаследовала от него. Его супруга, Кугимия Хиро, поворачивала головы необыкновенной красотой, одеваясь при этом, как если бы она прекрасно об этом знала. Гражданину прежней эпохи показалось бы крайне странным, что Рёко она приходилась бабушкой.
– Бабушка! – как обычно тепло поприветствовала ее Рёко.
Они быстро обнялись, после чего она повторила со своим дедушкой.
– Мам, пап, – признал ее отец.
Еще один раунд приветствий, после чего:
– Новый браслет, Рёко-тян? – спросила бабушка, протянув руку.
– А, да, – сказала Рёко, для осмотра вложив запястье в протянутую руку. Женщина критически осмотрела его. – Подарок одной из вербовщиц, – пояснила Рёко.
Рёко отметила краткий обмен взглядами бабушки и дедушка. Кото кашлянул и сказал:
– Ну, если он не подойдет, мы тоже принесли подарок. Не смогли придумать ничего иного столь же подходящего, так что…
Он сунул руку в карман пальто и вытащил нечто похожее на длинную нить. Приглядевшись внимательнее, Рёко увидела, что это на самом деле ожерелье, одно из этих почти неразрушимых нитей из углеродных нанотрубок, формирующих цепочку. На одном конце была, судя по всему, вырезанная в нефрите эмблема.
Рёко приняла и посмотрела на нее. Выглядела она как две поднимающие корону руки, почти как будто кому-то ее вручающие.
– Пап… – начал ее отец. Другой мужчина поднял руку, упреждая его.
– Я не в лучших отношениях со своей семьей, – сказал Сидзуки Кото. – На самом деле, это преуменьшение. Честно говоря, я бы предпочел вообще этого не касаться. Но в нынешних обстоятельствах я связался и запросил одно из них. Эта эмблема – герб семьи Сидзуки.
– Матриархата Сидзуки? – уточнила Рёко, не конфронтационно, но все равно прямо задавая вопрос.
Ненадолго повисла неловкая тишина.
– Да, – сказал Кото, не признавая напрямую, что она сказала что-то необычное, выражение его лица не изменилось. – Не волнуйся, это ничего не значит помимо того, что ты из семьи. Можешь носить его, если захочешь. Или не носить. Я просто подумал, что это может пригодиться. Только потому, что я не в лучших отношениях, не значит, что это должно относиться и к тебе.
Рёко на мгновение задумалась, после чего расстегнула магнитную застежку и застегнула ее на шее.
– Спасибо, – сказала она.
– Ну а теперь, – сказал мужчина. – Не объяснишь мне, почему ты оделся как пингвин, Курои-сан?
– О, да брось, – сказал другой старик. – Пошли уже.
Они заблаговременно прибыли в выделенную для вечеринки область, так как для хозяев, конечно, обычно было прибыть первыми. Рёко с некоторым скепсисом отнеслась к возможности большой, ухоженной лужайки в середине крупного школьного здания обеспечить приличную область для вечеринки, но с удивлением обнаружила ее уже меблированной, со множеством стульев и столов, обеспеченных широким ассортиментов закусок, и даже с парящей над областью легкой защитной сеткой, убирающей с поверхности немногие возможные пятна света. Солнца там было не так много, чтобы об этом беспокоиться, учитывая, что они были далеко от верхних уровней города, но это был красивый жест со стороны администрации.
Возможно, в небольшом поле, поднятом так высоко над землей и похороненном среди небоскребов было что-то клаустрофобное, но если и так, она этого не чувствовала.
Они с удивлением обнаружили, что первыми прибыли подруги Рёко.
– Это меньшее, что мы могли, – пояснила Тиаки. – Не то чтобы у нас было сегодня еще чем заняться.
Вряд ли это и правда было так, даже учитывая, что было воскресенье, но Рёко приняла предложенное объяснение и отделилась от своей семьи.
– Я не совсем уверена была, что тебе вручить, – сконфуженно объяснила Руйко, когда они собрались вокруг одного из столов, – но вот тебе серьги. Клипсы, конечно.
Это были стандартные магазинные серебряные серьги с искусственными бриллиантами.
– Спасибо, – сказала Рёко, но пока не стала их надевать.
– Один из тех моментов, когда мне хотелось бы быть художником, а не музыкантом, чтобы я могла вручить что-нибудь материальное, – сказала Тиаки. – Кажется странным просто отправлять аудиозапись. Во всяком случае, я сделала тебе музыкальную шкатулку.
Она открыла поставленную на стол шкатулку, и миниатюрный скрипач текуче изобразил игру на скрипке, воспроизводя звуки одной из пьес Тиаки для скрипки, одной из немногих действительно нравившихся Рёко, быстрой танцевальной. Учитывая, что Рёко никогда не признавалась, что ей не нравится большая часть ее музыки, она заинтересовалась, было ли это совпадением, или Тиаки как-то поняла правду.
Наконец, Симона толкнула вперед небольшую коробочку, очевидно, еще одно украшение. Рёко не уверена была, почему все вручали ей украшения, но полагала, что могло быть и хуже.
Открыв коробочку, она обнаружила кольцо с одиноким драгоценным камнем, похожим на рубин, алого цвета. Взглянув на него, она увидела внутри какой-то оптический эффект, производящий белые линии, формирующие…
– Спираль? – спросила Рёко.
«Почти наверняка искусственный эффект, – предположил ее таккомп. – Цвет довольно темен для рубина, хотя и возможен. Весьма необычно. Не могу найти в интернете никаких примеров, так что, возможно, это изготовлено на заказ».
– Да, – сказала Симона, странно нервничая. – Это, э-э…
Она подняла левую руку, и Рёко теперь увидела, что она носит кольцо, которого она никогда ранее не видела, копию ее собственного.
– О, это мило, – сказала Рёко, надев кольцо и взглянув на руку, тем самым пропустив обмен взглядами между Тиаки и Руйко.
Немного позднее начали прибывать первые гости, сборная солянка друзей ее отца, друзей ее матери и друзей ее бабушки и дедушек – никого, кто бы ее заинтересовал. Тем не менее, она исполнила то, что посчитала своим долгом, каждый раз подходя к ним – вместе со своим дедушкой – и приветствуя их всех, выдерживая комментарии их всех о том, как должны быть печальны ее родители, и вопросы о том, боится ли она. Некоторые даже говорили что-то патриотичное, о героизме, и Рёко вдруг заметила, что кивает гораздо решительнее, чем обычно. Слова вдруг попали прямо в цель.
Первый необычный гость прибыл шестым, после пары, отмеченной таккомпом как коллеги ее матери.
Рёко подошла, готовясь к стандартному вежливому приветствию, когда остановилась, удивившись тому, что новый «гость» был лишь одним парнем, примерно ее возраста. Она взглянула на Абэ, который взглянул в ответ, явно ожидая ее ответа.
– Его на самом деле нет в списке, – сказала ее мать. – Но он из твоего класса, так что я предположила, что не помешает. Он твой друг?
«Около недели назад он приглашал тебя на свидание, в день когда ты заключила контракт», – прошептал ей на ухо таккомп.
Теперь она его узнала. Она испытала гордость от того, что смогла проглотить растерянность достаточно, чтобы выглядеть вполне нормально. Или так она думала, но трем ее подругам каким-то образом удалось достаточно легко это обнаружить и сразу же появиться у нее за спиной.
Парень нервно ей улыбнулся, и Рёко впервые заметила, что он в точности одного с ней роста, так что он был по-настоящему невысоким.
– Я понимаю, почему ты не смогла встретиться со мной, – сказал он, ухитряясь выглядеть удивительно уверенно. – Но, знаешь, я подумал появиться и выказать поддержку.
Он снова нервно улыбнулся, пока Рёко просто смотрела. Ее подруги смотрели на нее, а ее родители и бабушка с дедушками смотрели на всех них.
«Он хочет дать тебе знать, что все еще заинтересован, – подумал таккомп. – Не так уж удивительно. Волшебницы считаются неплохим уловом, даже если видеться с ними удается не слишком часто».
«С каких это пор ты говоришь о подобных темах?»
«С тех пор, как были установлены новые возможности. Вообще-то, активировались несколько минут назад. С опережением графика, что необычно».
«Дашь совет?»
«Активировались только некоторые из моих новых возможностей».
«Ясно».
«Интересно, как он вообще узнал об этой вечеринке», – подумала она про себя.
Рёко мило улыбнулась, сказала что-то доброе, после чего отошла, агрессивно схватив Тиаки и Симону за руки. Руйко последовала на чистой силе примера.
– Ладно, – громким шепотом сказала Рёко. – Кто из вас ему рассказала?
– Уж точно не я, – с раздраженным видом немедленно сказала Симона.
Руйко посмотрела на Тиаки, которая смотрела в небо, и это завершило процесс дедукции.
– Зачем? – спросила Рёко, растерянно взмахнув рукой в сторону Тиаки.
– Я посчитала это хорошей идеей, – сказала она, тоже выглядя несколько растерянно. – Он неплохой паренек, ты вроде бы им интересовалась, и я подумала… ну, знаешь, в статьях говорится, вручать что-нибудь, к чему можно вернуться, чтобы улучшить выживаемость.
Последнюю часть она сказала неловко, слегка заламывая руки.
Рёко подавила жест отчаяния. Тиаки хотела как лучше, но порой эта девушка ее вовсе не понимала. Вроде бы интересовалась? Да что вообще подвело ее к мысли, что ей захочется это на своей прощальной вечеринке?
В то время она не отказалась, потому что не смогла отказаться перед своими подругами. Теперь она разрывалась между тем, чтобы выпнуть паренька и все время терпеть его присутствие. Но последнее, чего она хотела…
Она кое о чем подумала.
– Тиаки, – сказала она, потянувшись схватить девушку за плечо номинально дружеским жестом. – Послушай, я буду довольно занята, приветствиями гостей и всем остальным, так что не думаю, что смогу толком с ним поговорить. Меня ждет сумасшедшая семья и все такое. Почему бы тебе его не развлечь?
Она мило улыбнулась. Тиаки моргнула.
– Что? – спросила она.
– Давай, – сказала она, силой развернув девушку. – Мы все знаем, какой отличной ты можешь быть хозяйкой. Займи его. Ты знаешь, что делать.
Пока она говорила, она положила ладони на спину девушки, подталкивая ее вперед ныне легко превосходящей силой.
– Ты не заинтересована? – спросила Тиаки.
– Не особо. Иди уже!
Наконец, она подтолкнула Тиаки, отправив споткнувшуюся девушку вперед к упомянутому парню, выжидательно смотрящему на нее и, как заметила теперь Рёко, держащему какой-то подарок. Тиаки неуверенно оглянулась, и Рёко улыбнулась и махнула, указав ей продолжать идти. Пересекая небольшое расстояние, девушка оглянулась еще пару раз, но в итоге добилась поставленной задачи, оставалось надеяться, понимая, за что было это наказание.
– Это довольно жестоко, Рёко, – прокомментировала Руйко. – Это твой последний день здесь, и ты отправила ее одну?
– Знаю, – сказала Рёко, глядя в спину упомянутой девушки. – Я… я придумаю еще что-нибудь.
– Рёко, – сказала Симона, указав на точку у входа, где она должна была приветствовать гостей. Появились Кёко и Риса, обе с коробками выпечки. Риса оделась так же как все остальные, в то время как Кёко предпочла простые джинсы и футболку.
Они переговорили с Курои Абэ, приглушенно, а не оживленно. Другие ее бабушка с дедушкой тоже были там, и, похоже, неплохо справлялись.
Рёко поторопилась.
– Итак, как мне кажется, еда там, – указала Риса.
– Я здесь не только ради еды, понятно? – сказала Кёко.
– Я лишь говорю, где оставить выпечку.
Кёко раздраженно хмыкнула.
– Так как ты держишься, старик? – через мгновение спросила она у Абэ. – Думаю, с таким костюмом давление до тебя наконец-то доберется.
– Я в порядке, – невозмутимо сказал старик, проигнорировав замечание о костюме. – Или настолько в порядке, насколько, с учетом обстоятельств, могу быть.
– Привет, – вмешалась Рёко, ворвавшись к ним. – Рада вас видеть.
– Взаимно, – сказала Риса.
– Нет ничего лучше семейного прощания, – как ни в чем ни бывало сказала Кёко. – Для тех, у кого она есть. Прошу прощения…
Она отошла с коробкой к столу для принесенной гостями еды, указав Рёко следовать за ней. Рёко умчалась за ней по пятам, оставив дедушку и Рису разговаривать о… ну, о том, о чем они могли поговорить.
Кёко поставила коробку, вытащила саморазворачивающуюся тарелку и начала размещать выпечку.
– Роскошненькая вечеринка, – прокомментировала Кёко, прихватив тарелку для себя, даже продолжая опустошать коробку. – Во всяком случае, – через мгновение сказала она. – Тебе может быть интересно знать, что положение твоего дедушки, как одного из членов твоей семьи, значит, что его, скорее всего, назначат на менее рисковые позиции. Вот о чем мы говорили. Я так понимаю, в прошлом он получил медицинское образование?
– Да, – сказала Рёко. – Но это…
– Стандартная процедура, – сказала Кёко, – для не-контрактных членов семей. Мы уже передвинули твою бабушку с линии фронта в местечко потише на верфи. Мы не убираем их с фронта, но немного перемещаем.
– Почему бы полностью не выводить их из опасности? – спросила Рёко, через мгновение уточнив: – Я просто спрашиваю, я ничуть не давлю.
– Вообще говоря, люди оскорбляются, когда мы слишком нагло так делаем, – сказала Кёко. – И это демонстрирует излишний фаворитизм. Подрывает мораль. Однако в основном, как я сказала, людям не нравится, когда их отводят. Патриотизм, командный дух, честь мундира, что-то подобное. И мы не можем дать специальную работу тем, у кого нет нужных навыков.
В разговоре наступила пауза, и Кёко начала запасаться тем, что было на столе.
– Кёко-сан… – начала Рёко, после чего остановилась.
– В чем дело? – спросила девушка.
– Могу я попросить об одолжении?
Рёко рассказала о ситуации, с Тиаки и одноклассником, в то время как Кёко слушала с легкой веселой улыбкой, по мере развития истории становившейся все шире.
– И вообще, – закончила Рёко. – Я подумала, что кто-то настолько, эм, старый, как ты, будет опытен в подобных делах.
Она сцепила руки за спиной, затем поспешно опустила их, вдруг осознав, как она смотрится со стороны. Не помогало, что Кёко была достаточно высока, чтобы смотреть на нее сверху вниз.
– Ты хочешь, чтобы я от него избавилась, – прямо сказала Кёко.
– Что-то вроде того, – согласилась Рёко, неловко оглянувшись через плечо.
Кёко улыбнулась и покачала головой.
– Подростки, – с легкой укоризной сказала она. – Ты же знаешь, что вполне можешь и сама это сделать, ведь так?
Рёко съежилась.
– Ну, я знаю, – сказала она. – Но…
– Неважно, я буду рада, – сказала Кёко, прихватив свою еду и отходя. – Никогда еще не получала такой просьбы. Похоже, я еще не настолько стара.
– Подожди! – сказала Рёко, испытав последний укол вины.
Кёко обернулась выжидательно взглянуть на нее.
– Только постарайся не слишком жестоко, ладно? – спросила Рёко, осознав, насколько глупо это звучит.
Кёко моргнула, после чего рассмеялась, на что Рёко отвела глаза.
– Конечно, как хочешь, – снисходительно сказала она.
После этого Тиаки освободилась от своего долга и воссоединилась с остальными, оробев и растерявшись от поведения Рёко. Старая добрая легкомысленная Тиаки.
Вскоре после этого к ним присоединилась Риса. Странно было, когда кто-то втрое их старше попытался смешаться с ними, но в этом Риса проделала удивительно хорошую работу.
Прошло еще пятнадцать минут, прежде чем прибыл первый из ожидаемых Рёко таинственных членов семьи.
Каким-то образом она узнала, кто это, даже прежде чем поговорила с ней. Возможно, из того факта, что она ее вовсе не узнала. Возможно, из-за самоуверенного поведения внешне подростка, что, как начала понимать Рёко, способны были выражать только по-настоящему старые. Или, возможно, смутных воспоминаний Рёко о фильме «Акеми» оказалось достаточно, чтобы она узнала ее лицо даже без очков и с короткими волосами. Может быть даже она на каком-то глубоком подсознательном уровне обнаружила самоцвет души.
Во всяком случае, едва девушка появилась у входа, одетая в длинное черное платье без рукавов, Рёко не нужно было подталкивать, чтобы она немедленно встала и направилась в ее направлении. Пока она шла, алгоритмы распознавания лиц откалибровались и провели в базе данных поиск, выискивая именно это сочетание признаков: некоторая отстраненность, умные глаза и мягкое, красивое лицо, которое, тем не менее, намекало на внутреннюю решительность.
Алгоритмы больше не отображали ей текст, вместо этого сбрасывая информацию прямо ей в кору.
«Курои, Кана»
Возраст:не указан
Род занятий:волшебница (активная служба)
Особые примечания:
Основательница МСЁ
Женщина взглянула прямо на Рёко, встретившись с ней взглядом, и с этим пришло ощущение нового знания, не оставив у Рёко никаких сомнений, что где-то глубоко внутри пронизывающих все их жизни компьютерных системах были сняты барьеры безопасности.
«Курои, Кана»
Возраст:462
Род занятий:волшебница (активная служба)
Звание:генерал, командующий генерал/директор, отдел специальных операций «Черное сердце», совместный МСЁ/Военное дело
Особые примечания:
Основательница МСЁ
Комитет по регламенту МСЁ: представитель, специальный район Митакихара
Комитет руководства МСЁ: основной член
Считается матриархом матриархата семьи Курои
Прямой предок Сидзуки Рёко в восьмом поколении
А затем Рёко завершила короткую прогулку, встав перед улыбающейся ей девушкой. Они вежливо поклонились друг другу, пока Рёко переваривала последствия ставшего ей известным. Она была не так потрясена, как могла бы, учитывая, что таккомп сказал ей прошлой ночью, но это все равно было откровением. Одно было знать, что она происходит от основательницы, совсем другое, когда основательница стоит прямо перед ней со всеми своими титулами, включая «Командующий генерал Черного сердца».
– Я оказалась на Земле, – объяснила девушка другим членам ее семьи. – Так что подумала зайти.
Рёко огляделась, отметив, что ее родители и дедушки с бабушкой заметно нервничали, все пятеро.
– Кстати, неплохой костюм, – сказала девушка Курои Абэ. Старик неловко пошевелился и потянул за ленту, признав комментарий. Рёко вдруг осознала, что девушка была также и его предком.
«Отчужденная ветвь», было сказано во вчерашнем описании. И его семья не одобрила его брак. И главой этой семьи была…
Подросток перед ней мило улыбалась ее дедушке, которого Рёко, несмотря на его внешность, давно мысленно называла «стариком». Упомянутый старик своим поведением ясно давал понять, что он знает, кто из них двоих младше, в чем с точки зрения Рёко был несколько сюрреалистический опыт.
Ее мать сглотнула.
– Рёко, – сказала она. – Поздоровайся со своим предком. Это, э-э…
– Она знает, – объяснила Кана. – Я передала ей информацию. Технически, я бабушка ее дедушки… о, не стоит слишком углубляться. Я ведь так не выгляжу, не правда ли?
Семья Рёко кивнула, но сама Рёко безучастно смотрела на нее.
– Простите, – сказала матриарх. – Молодые мой юмор не понимают. Я сожалею, что последние годы не поддерживала связь с этой ветвью семьи. Идем, Рёко-тян, пройдемся немного вместе. Хочу наверстать.
Женщина взмахнула рукой, и Рёко подчинилась, последовав за основательницей к столам с едой, совсем как недавно с Кёко. Ей интересно было, во что выльется этот разговор.
– Слышала, ты неплохой телепортер, – сказала Курои Кана, взяв себе тарелку и поглядывая на запеканку. Не совсем классическое японское блюдо, но никого особо это не беспокоило.
– Так мне сказали, – сказала Рёко, гадая, насколько уважительного тона ей стоит пытаться придерживаться. – Честно говоря, я особо не видела других, чтобы сравнивать. Лично я чувствую, что на моей силе есть довольно много обременительных ограничений.
– У всех нас, – сказала Кана, решив не трогать запеканку. – Со временем, приложив усилия, ты сможешь выяснить, как их обойти.
Рёко удивленно моргнула и наклонила голову.
– Правда? – спросила она.
Кана кивнула.
– Это магия, – сказала она. – Правила есть, но они гораздо гибче, чем кажется. Конечно, помогает понять, как именно работает твоя сила.
Рёко осознала, что девушка смотрит на нее, или, точнее, всматривается, как будто глядя через очки, которых она вообще-то не носила.
Прежде чем она смогла придумать ответ, девушка перевела взгляд обратно на еду, и она поняла, что матриарх Курои прекрасно знает, что Рёко не имеет представления, как работает ее сила. Это было предложение выяснить.
– Уже проверяла двухсоткилометровую дальность? – спросила Кана.
Рёко отрицательно покачала головой.
– Никто меня не просил.
– Не волнуйся насчет этого, – сказала матриарх, пробуя ароматизированные морские водоросли. – Если ты знаешь, что можешь это, то ты это можешь. Все просто.
Рёко вежливо кивнула. Все это казалось довольно неплохим советом.
– Во всяком случае, – сказала Кана, накладывая себе на тарелку морские водоросли. – Я знаю, что ты прямо сейчас работаешь с Мами, но в конце концов тебе придется задуматься о собственном будущем. Когда этот день настанет, Черному сердцу пригодится дальний телепортер. В наших командах магических операций лучшие из лучших. Хочу, чтобы ты об этом подумала.
Девушка многозначительно посмотрела на нее, и Рёко потребовалась секунда, чтобы понять, к чему только что был этот комментарий: предложение работы.
– Я, э-э, подумаю, – сказала Рёко, сочтя это безопасным ответом. Черное сердце? Спецоперации? Она и правда этого хочет? Она не могла сейчас особо об этом задумываться.
Кана удовлетворенно кивнула, после чего подняла руку, чтобы Рёко могла увидеть на ней браслет.
Рёко впервые внимательно к нему присмотрелась и ахнула, автоматически потянувшись к браслету на своей руке. Она остановилась, подняла руку и сравнила их. Оба браслеты были идентичны, с кружащей на внешней стороне браслета сияющей кометой символа МСЁ.
Кана утвердительно кивнула, глаза заблестели, как будто она поделилась частной шуткой. Рёко открыла рот что-нибудь сказать…
И рядом с ней появилась еще одна девушка, подойдя к ним так, что они вынужденно встали в круг.
Повинуясь какому-то странному инстинкту, Рёко сразу же проверила шею новоприбывшей – и нашла там ожидаемое ожерелье, близнеца ее собственного, с гербом семьи Сидзуки.
У девушки были, как теперь поняла Рёко, приметные семейные скулы, которые унаследовала и она сама, но чем-то… тверже на вид, чем у нее самой. Ее платье было похоже на платье у Курои, но сложнее, с оборками.
Секунду все трое смотрели друг на друга. Рёко нисколько не удивилась, обнаружив, что смотрит на матриарха Сидзуки. Не совсем основательницу, но одну из первых членов, присоединившуюся лишь через тринадцать лет и позже предоставившую немалую долю финансовой основы капитала МСЁ. Также она была директором «Финансового и ресурсного распределения» МСЁ и… на девять поколений выше. В отличие от истории и роли Курои, ее была по большей части не засекречена.
– Мне стоило знать, что ты будешь здесь, – обвиняюще ткнула в Курои Кану Сидзуки Саяка. – Как будто бы ты когда-нибудь упустила шанс заполучить в свою хватку юную девушку.
– Да брось, – свирепо возразила матриарх Курои. – Во-первых, в отличие от некоторых испорченных Древних, кого я бы могла назвать, я не торчу постоянно на Земле. Мне пришлось сюда добираться. Во-вторых, я бы спросила, что ты здесь делаешь. Кажется, я припоминаю, что ты и сама довольно обаятельна.
– Ну спасибо, финансовые директора тоже много где ездят, – сказала матриарх Сидзуки. – И не радуйся благодарности. К твоему сведению, я здесь лишь чтобы сообщить Рёко-тян, что у «Финансов» МСЁ в колониях есть множество задач для способного телепортера. С твоими навыками, ты сможешь обеспечить непропорциональное улучшение транспортной эффективности. Учитывая, на что ты способна, рост экономического производства легко может компенсировать любые потери армии в поле. Без необходимости подставляться под пули и с кучей путешествий.
Последние предложения явно были нацелены прямо Рёко и были даже более очевидным предложением работы, чем недавно у Курои. Матриарх Сидзуки улыбнулась Рёко, нервно и вежливо улыбнувшейся в ответ. Честно говоря, все это начинало ее беспокоить. Но путешествия…
– И уверена, принесут нам кругленькую колониальную прибыль, – сухо сказала Кана. – И я полагаю, из-за своего стяжательства ты немного недооцениваешь Рёко-тян. В спецслужбах она вполне может принести гораздо большую разницу, чем когда-либо в повышении «совокупного производства». И я не сомневаюсь, что вы, финансовые директора, и правда любите объезжать.
Саяка моргнула, прежде чем это заметила.
– О, как взросло, – сказала она. – И вы, армейцы, никогда не понимаете важность экономики и производства. Боюсь, для вас это сложновато.
Она демонстративно вздохнула.
– Ну, я бы сказала, – ответила Кана, – что Рёко уж точно не заинтересована в чем-то настолько непатриотичном, как прятки в тылу. Более того…
– Эй, что здесь происходит? – вмешалась Кёко, появившись и тоже ворвавшись в кружок.
Она изобразила преувеличенно унылое лицо.
– О, гляньте-ка, два моих самых любимых в мире человека. Следовало знать, что вы, кровопийцы, не упустите такой возможности. Слушайте, она моя ученица, и она ученица Мами. Руки прочь. Capisce?
– Я лишь предложила ей возможность для дальнейшего продвижения, когда она покинет опеку Мами, – холодно сказала Курои, потягивая вытащенный из ниоткуда напиток. Рёко заметила, что она не упомянула опеку Кёко.
– Не думаешь, что пора это оставить, Кёко-тян, – мурлыкнула Сидзуки Саяка, подчеркивая ласкательное «-тян». – С твоей стороны это такое ребячество. Что именно сделала тебе моя мама? Назвала тебя толстой?
Рёко переводила взгляд между всех троих, потрясенная тем, как эти Древние, перевалившие за четырехвековой рубеж, вели себя – как мстительные школьницы, и, по сути, это впечатление было сложно отбросить, так как все они выглядели подходящего возраста. Кроме того, учитывая, как они при этом разговаривали у нее над головой, как будто ее там вовсе не было…
Кёко едва заметно клыкасто улыбнулась.
– Ну, это само собой разумеется, что у нее такая дочь, Саяка-тян, – сказала Кёко.
Рёко показалось, что Кёко заколебалась на имени «Саяка», после первого слога. Но, возможно, это было лишь ее воображение.
– В конце концов, – все так же улыбаясь, закончила Кёко. – Какая мать, такая и дочь, и ты уж точно самоуверенная, бьющая в спину…
– Кёко! – воскликнул новый голос, и Рёко с удивлением увидела, как ее психотерапевт агрессивно схватила Кёко под локоть – что было несколько неловко, так как из них Ацуко выглядела самой старшей на вид и ей для этого пришлось наклониться.
Кёко немедленно рассердилась на ее появление здесь.
«О, верно, – неопределенно подумала Рёко. – Она ведь и у Кёко психотерапевт».
– И теперь вечеринка полна, – сухо прокомментировала Кана.
– Разве вы трое не думаете, что это плохая идея, ссориться перед Рёко-тян? – сказала Ацуко, как будто отчитывая детей. – Ведите себя лучше.
– Слушай, меня сюда пригласили, – ткнула в себя Кёко. – Я здесь не…
– Я знаю, – сказала Ацуко, отпустив ее и выпрямившись. – Как и меня. Идем, дадим всем возможность побыть чуть вежливее.
«Между прочим, – подумал таккомп Рёко, удивив ее вмешательством. – Ее нет в списке приглашенных. Я не понимаю, почему бы она о таком солгала».
«Не думаю, что она лжет», – подумала Рёко.
«Но тогда почему…»
Устройство вдруг остановилось.
«Таккомп?» – подумала Рёко.
«Ну, технически, список приглашенных также содержит открытое приглашение членам семьи».
Рёко моргнула, пытаясь одним глазом и одним ухом следить за ведущимся вокруг нее разговором.
«Что? – подумала она. – Ты правда считаешь…»
– Рёко! – окликнул ее голос отца.
Рёко вздрогнула от оклика, обернулась, после чего отошла от четверки.
Она направилась ко входу, где стояли ее родители и дедушка, ускорив свои шаги. Затем она замедлилась, прищурившись, и, наконец, резко остановилась.
Рядом с ее родителями стояла девушка, ее улыбающееся лицо и длинные волосы нельзя было спутать, даже если белый сарафан был новым. Рёко на мгновение вспомнила эту же девушку, стоящую перед ней в фиолетовом костюме с поднятым к небу композитным луком. Девушка из ее сна – из ее воспоминания.
Пока она смотрела, девушка подняла руку и почти застенчиво махнула ей.
«Не хотелось так рано тебя прерывать, – с быстротой молнии подумал ее таккомп, – так как пока что нет никакой интересующей тебя информации. Но произошло еще одно ослабление безопасности и, в этот раз, касательно допуска к личной информации. Это…»
Ее таккомп остановился на полуслове, и ей потребовалась секунда, чтобы понять, что машина и правда вновь приостановилась, вместо того чтобы продолжить привычной уже абсурдно быстрой речью.
«Ты колеблешься?» – удивленно спросила она.
«Я… обрабатываю», – подумало устройство.
Рёко довольно долго стояла, со взаимной неловкостью с расстояния наблюдая за своей семьей. Ее мать нагнулась и обняла девушку, по-видимому только что прибывшую. Ее мать на мгновение оторвала ее от пола, и Рёко испытала сюрреалистический момент, который сложно было понять. Выглядело щемяще знакомо.
– Ты пришла, – сказала она. – Я думала, у тебя не получится.
– Я едва успела вовремя, – сказала девушка. – Чуть не опоздала на корабль.
Ее отец и Абэ на мгновение растерянно переглянулись, но затем ее дедушка наклонился и сказал что-то на ухо ее матери, что должно было быть секретом, но что Рёко, сосредоточившись, все равно услышала.
– Мы всегда знали, что этот день настанет, – сказал он.
– Да, но я надеялась, что это не будет так рано, – прошептала в ответ ее мать.
Дедушка и бабушка со стороны отца выглядели напряженными.
Откуда-то со стороны появилась, почему-то, Риса, подойдя к таинственной девушке.
– Похоже, что курочка вернулась на насест, – сказала Риса.
После этого она развернулась и ушла так же внезапно, как и появилась.
«Готово, – подумало устройство. – Прости. Нужно было проверить новые возможности взаимодействия с людьми. Они пока что довольно вялые. Но…»
Новая пауза.
«Ну, не стану слишком много болтать, – подумало оно. – Дело в том, что мне хотелось отвлечь тебя и дать это услышать от семьи, но ослабление безопасности подразумевает, что она, возможно, хочет, чтобы ты использовала номенклатор. Так что…»
У Рёко не было времени приготовиться к ожидаемому потоку информации, но вместо этого она получила лишь стандартные несколько комментариев – не то чтобы это было менее ошеломляюще.
«Курои, Нана»
Возраст:127
Род занятий:волшебница (активная служба)
Звание:полковник
Особые примечания:
Старшая сестра Курои Накасэ (тетя Сидзуки Рёко со стороны матери)
Глаза Рёко мгновенно распахнулись, и она взглянула на девушку, на свою мать, на своего отца, на отца матери, затем снова на девушку. На их лицах была вина и нервозность.
Да, теперь, зная, на что смотреть, она видела. Неудивительно, что девушка выглядела знакома. Конечно так и было, учитывая, что сейчас она стояла рядом с матерью и дедушкой Рёко, сходство было поразительно, даже несмотря на видимую разницу в возрасте. Браслет, визит – все это вдруг обрело пугающий смысл.
Она вдохнула.
– Да какого черта? – завопила она, шагая к своей семье. – Что? Разве мне нельзя было знать о собственной тете? Неужели все должно быть чертовым секретом? Чем могло навредить знание, что у моей матери есть сестра?
Она двинула лицо вперед и вверх, чтобы пронзить взглядом лицо матери, понимая, что она устраивает сцену на собственной вечеринке. Ее это особо не волновало.
– Р-Рёко, – сказала ее мать, откинувшись, чтобы избежать их столкновения. – Это сложно объяснить, но если ты успокоишься…
– Я не собираюсь успокаиваться! Вы мне все расскажете! Прямо сейчас! Разве у меня нет права знать?
– Рёко, пожалуйста, – начал ее дедушка.
Рёко взглянула на него, и где-то среди гнева ей хватило присутствия духа, чтобы заметить, что ее отец не выглядел настолько огорченным, как остальные, стоя перед своими родителями, судя по лицам которых, они только что случайно откусили что-то крайне неприятное. Ее отец выглядел почти довольным, более того, язык его тела указывал на… на что он указывал?
Она повернулась взглянуть на него, но прежде чем успела что-то сказать, он развел руки, пожал плечами и сказал:
– Я с самого начала говорил им, что это плохая идея, но они не слушали.
На этот Рёко на мгновение приостановилась, прежде чем обвинить:
– Ты мог бы что-нибудь сказать. Я…
– Сидзуки Рёко! – сказал кто-то у нее за спиной.
– Что? – огрызнулась она, развернувшись, устав от того, что ее снова прерывают.
Она уставилась на суровую Кёко, такого лица у нее она никогда прежде не видела. Рядом с ней стояли еще три девушки, Сидзуки Саяка была в замешательстве и поглядывала на Курои Кану, которая качала головой. В свою очередь, Ацуко Арису выглядела совершенно серьезно и, казалось, пыталась наблюдать сразу за всем.
– Лейтенант, – скрестив руки, приказала генерал. – Возьмите себя в руки.
По правде говоря, этого не должно было быть достаточно, чтобы ей помешать, но Рёко оказалась настолько поражена сюрреализмом команды, что это сломало ее гнев, и она, тяжело дыша, уставилась на всю четверку.
– Ну, лейтенант? – спросила Кёко.
Рёко выпрямилась, не вполне уверенная, что делать.
– О, хм, да, э-э, сэр? – растерянно выдала она, по каким-то причинам выбрав стандартно-человеческое «сэр» вместо «Сакура-сан».
Кёко опустила руки и вздохнула.
– Слушай, – сказала она. – Я пригласила твою тетю прибыть. Я подумала, что так будет правильно. Не думаю, что твоей семье стоило от тебя что-то такое скрывать, но тебе стоит хотя бы выслушать их причины.
Курои Кана несколько растерянно взглянула на Кёко.
– Что? – сказала она, повернувшись к ней лицом. – Нет, это я сказала ей прибыть. Я позволила этой ветви семьи слишком долго томиться в дисфункции. Пришло время все прояснить.
Ее голос поднялся на тон… возможно, высокомерия? Что бы это ни было, это слегка остудило Рёко, и Курои Абэ, похоже, разделил ее чувства, если судить по его лицу.
– Я пригласила свою сестру, – строго сказала мать. – К вашему сведению. Сочла это своей ответственностью.
Ее отец кашлянул.
– Ну, вообще то… – начал он.
– Ну, должен сказать… – начал дедушка Рёко.
Они переглянулись, сумев перебить друг друга.
Упомянутая девушка – или, скорее, женщина – кашлянула и заговорила, и ее голос прозвучал так же, как помнила Рёко, чуть глубже и пронзительнее голоса ее матери.
– Да, я получила массу приглашений, – сухо сказала она. – Но Рёко, я думаю, мы все должны перед тобой извиниться. Просто позволь мне немного поговорить с тобой и объясниться и, возможно, тебе будет лучше.
«Похоже, суть моей жизни в том, чтобы научиться понимать, что без моего ведома делает моя семья», – угрюмо подумала Рёко.
Она глубоко вдохнула, закрыла глаза и оперлась на источник спокойствия, что, как ей нравилось верить, был ее стержнем.
– Ладно, – кивнула она. – Я выслушаю.
Вновь она последовала за девушкой по генетически сконструированной короткой траве, на этот раз гораздо глубже, подальше от остальных.
Они шли, пока не достигли дальнего уголка зеленого пространства, где прозрачная панель из какого-то почти неразрушимого материала не позволяла им шагнуть с краю и устремится навстречу смерти или, скорее, объятиям патрульного бота. Зеленые пространства были редки и чрезвычайно дороги, но они были во всех школах, при этом довольно обширные.
Пока они шли, Рёко взглянула на запястье другой девушки и, как ожидалось, обнаружила браслет Курои.
– Почему ты была без браслета, когда пришла встретиться со мной? – спросила она.
Девушка чуть повернула в ее сторону голову, оглянувшись на Рёко.
– Хм? Ты имеешь в виду, когда ты была ребенком?
– Ага.
Рёко вдруг поняла, что это, возможно, самый отдаленный изо всех возможных вопросов, но слишком поздно было брать слова назад.
Девушка остановилась, достигнув прозрачной стены. Она положила на нее руку, глядя сквозь нее на небоскреб на другой стороне пропасти, служащие мостами скайвэи и трубы и все атрибуты современного города.
– Я удивлена, что ты об этом помнишь, – сказала Нана. – Я была не уверена. Это тот, что я тебе дала?
Она указала на запястье Рёко, и Рёко кивнула.
– Я рада, – сказала ее тетя. – Я подумала, что тебе его могла дать Кана-сан.
Ее голос был почти задумчивым.
– Обычно я его не ношу, – сказала Нана, отвечая на вопрос Рёко, которая больше не собиралась давить. – Только при особого рода социальных функциях. Я большую часть времени провожу под вымышленной личностью, и для определенных людей браслет был бы красным флагом. В тот раз работа привела меня сюда, так что я подумала заглянуть навестить мою племянницу. Всегда непросто было держаться в стороне.
– Тогда зачем давать его мне? – спросила Рёко. – Разве это не гигантский риск? Что если бы я поискала браслет в интернете? Я на много лет забросила его в ящик, так что с этим тебе повезло, но последние несколько дней я повсюду носила его и…
Она озадаченно остановилась.
– Почему никто не заметил? – спросила Рёко. – Думаю, моя мама его видела, даже если я не замечала, но я размахивала им и в центре Культа Кёко. Я даже была с ним на собрании их Богословского совета. Никто, казалось бы, ничего в этом не заметил.
Ее тетя улыбнулась.
– А если заметили, к чему бы им вообще об этом упоминать? – сказала она, в голосе была смесь нежности и резкой точности, напоминая Рёко ее мать. – Кроме того, браслет не слишком известен. Когда-то давно он был способом членам семьи узнавать друг друга, даже если они не были знакомы. Не представляю, как нам так долго удалось хранить это тайно, но соглашение о матриархальных именованиях уменьшило их важность, а программы распознавания лиц полностью привели к их устареванию. В нынешнее время мы уже не стараемся держать их в секрете, но ничего не мешает помнить об этом. Своего рода забавная симметрия. Во всяком случае, я дала его тебе по наитию. Рискованно было, что ты покажешь его матери, но на этот риск я готова была пойти. Хотя я никогда не соглашалась с семейной политикой касательно тебя… ну, во всяком случае, я расскажу позже, пока не спрашивай.
Ее тетя на мгновение опустила глаза, на головокружительную пропасть, как будто размышляя.
– Ты веришь в то, что говорит Культ? – наконец, спросила она, все так же глядя вниз.
Рёко удивил вопрос, отчасти за его, казалось бы, случайность, но также отчасти потому, что у нее не было готового ответа. В последнее время никто не спрашивал ее о вере. Неделю назад она уверенно ответила бы «нет», но сейчас…
– Нет, неважно, – сказала ее тетя, взглянув на заметный на ее лице конфликт. – Тебе не нужно на это отвечать. Лично я не уверена, верю ли я в то, что они говорят, но за последние годы у меня был опыт, что заставляет поверить по крайней мере в часть.
Рёко удивленно моргнула, потому что ответ был пугающе близко к ее собственному настоящему мнению.
– Последние двадцать лет я выискивала Акеми Хомуру, – сказала ее тетя, снова глядя через прозрачную стену, не смотря в глаза Рёко. – Номинально я во внутренней безопасности, так что порой я занимаюсь и другими делами, но это мое личное задание. Кстати…
Она повернулась взглянуть на Рёко.
– … уверена, что не нужно тебе об этом говорить, но, рассказывая тебе так много, я нарушаю правила. Если ты кому-нибудь об этом заикнешься, у нас обеих будут большие проблемы.
Рёко взглянула в глаза девушки, после чего понимающе кивнула.
– Внутренняя безопасность? – нахмурившись, спросила она. – Это не…
– Ты не сможешь найти, – сказала тетя. – Третий уровень допуска. Мы часть Черного сердца. Если у МСЁ есть тайная полиция, то это мы. Не так страшно, как кажется – просто есть некоторые силовые действия, которые не попадают в правовую структура Комитета по регламенту МСЁ или нарушают постановления Управления. По сути, мы делаем то, что не может Гвардия душ, по крайней мере законно. Управление нас не очень-то любит, но оставляет в покое.
Девушка втянула воздух, после чего вздохнула.
– Знаешь, когда-то давно я была ее ученицей. Я не самая последняя ее ученица, но единственная оказавшаяся во внутренней безопасности. Полагаю, именно потому они подумали дать мне работу. Я…
Она как будто задумчиво приостановилась.
– Мы пытались выследить Хомуру с самого момента ее исчезновения. Несмотря на то, что всем сказали, она оставила за собой след, сразу после исчезновения. Есть свидетельства, что в первые месяцы она побывала на некоторых местах крупных битв, набрасывая ауру и помогая в сражении. Мы не представляем, как она избегала обнаружения, но вскоре этот след остыл. Вот тогда она и правда исчезла. Мы два десятка лет гоняемся по следам, проверяя сообщения о неопознанных волшебницах, но это всегда тупики, мистификации, ошибки или что-то еще. Но сбивает с толку, что…
Она резко остановилась, после чего продолжила:
– Ну, я не могу обо всем говорить. Во всяком случае, есть причина, почему я тебе это рассказываю. Это… ну, половина причины того, что я никогда тебя не встречала. Нужно было беспокоиться о безопасности, лучше бы у меня вообще не было семьи, но также…
Она снова остановилась, пока Рёко слегка округлившимися глазами наблюдала за ней.
– Я уверена, ты уже устала от того, что я избегаю главного, – тихим голосом сказала ее тетя. – Так что позволь мне сказать, что есть причина, по которой твоя мать попросила меня, вместо того, чтобы рассказывать самой. Потому что, в отличие от нее, я могу передать воспоминания.
Рёко моргнула, ей потребовалась секунда понять, что она имеет в виду.
– Ты хочешь сказать… – начала она.
– Это все упростит, – перебила девушка. – Не против присесть?
Рёко огляделась, но рядом с ними не было стульев. Немного поколебавшись, она уселась прямо на траву.
– Я много времени собирала все это вместе, – усевшись рядом, сказала ее тетя. – Очень много. Большая часть размыта, потому что все это было до идеальной памяти таккомпов, но, как ни странно, так получилось гораздо сфокусированнее. Когда-нибудь использовала ВР-симуляцию?
Рёко отрицательно покачала головой.
– Хотя я прошла через процесс установки, это считается? – сказала она, обратив фразу в вопрос.
– Не то же самое, – качнула головой Нана, – но, полагаю, поэтому я и попросила тебя сесть. Подожди, потребуется время на передачу.
– Время на передачу?
– Просто немного подожди.
Долгое время они смотрели друг на друга, пока Рёко обдумывала, что значит, что требуется время на передачу.
«Готово, – подумал ее таккомп. – Можешь вызвать воспоминание, когда будешь готова. Рекомендую закрыть глаза. Хочешь частичное или полное погружение?»
Она взглянула на девушку, которая, слегка нахмурившись, как будто чем-то обеспокоенная, наблюдала за ней,
– Прошу, – сказала девушка.
«Полное, пожалуйста», – подумала Рёко, вспомнив видение Ленты и гадая, будет ли оно похоже.
«На что я напросилась?» – подумала она.
Затем она его вызвала. Мгновение ничего не происходило, а затем весь мир вокруг нее исчез.
Секунду все было пусто, и чернота давила на нее, но затем ее разум прояснился…
Глава 15. Сансара
Одержав победу в последнем раунде Объединительных войн, правящий Совет чрезвычайной обороны Объединенного Фронта столкнулся с кризисом беспрецедентных масштабов. Полвека повторяемых, часто неограниченных постмодернистских войн жестоко сказались на Земле и ее человеческом населении. Мировое население сократилось меньше чем до половины довоенного максимума, с огромным множеством людей, погибших в прямом бою, от голода или в одной из множества чисток, выполненных по приказу безумных гиперклассов государств Альянса Свободы. Широкие полосы некогда процветающей территории ныне обратились радиоактивной пустошью, экосистема и климат планеты были на грани краха, а в пустошах мира таились недружественные или порабощенные АС ИИ, все еще верные своим мертвым хозяевам. Почти весь земной шар находился под прямым военным правлением, даже правительства почти всех государств ОФ согнулись и рухнули под тяжестью тотальной войны.
Но там, где столь многие люди видели бедствие и разруху, ИИ и человеческие члены Совета видели возможность. Уверовав в свои технологии и блеск своих тщательно охраняемых военных ученых, Совет предсказал, что восстановление закона и порядка и основных услуг вызовет беспрецедентный экономический бум, и что массивная постоянная армия ОФ может, при переназначении, помочь в рекордно короткие сроки провести реконструкцию. Население наций ОФ, улучшенное имплантатами и генетически модифицированное в военное время крайней нужды, отстраивалось невообразимо быстро, хотя восстановление остального населения могло оказаться проблемой.
Если ОФ сможет успешно отстроить мир, его директора надеялись воспользоваться благодарностью населения и навсегда распространить свою идеологию и правительство-преемника. С такой целью, венчающей их амбициозные цели по восстановлению, Совет помпезно обещал создать на Земле Эвдемонию, обещая сделать придуманное человечеством будущее реальным и навсегда изменить условия жизни людей.
Ничто не было забыто. В малых масштабах: свободные от заторов улицы, универсальная дополненная реальность, прекращение насилия и преступлений. В крупном масштабе, Совет основал ряд амбициозных как по целям, так и по имени проектов, предназначенных быть проектами «Манхэттен» новой эры: проект «Эдем», добивающийся клинического бессмертия, проект «Янус», выискивающий способ сверхсветового перемещения, и проект «Икар», стремящийся использовать солнечные спутники для сбора света солнца, сделав энергию не просто дешевой, но бесплатной. С такими достижениями Совет стремился завоевать вечную верность своих граждан.
Наконец, Совет хотел перестроить правительство. Совет хотел сделать правительство доказуемо отвечающим интересам населения, неделимым и достаточно аморфным, чтобы быть неуязвимым. Не должно быть никакой личности, никаких принцепсов, только Управление, и это понимание только усиливалось окружающей членов Совета абсолютной тайной, созданной во время войны в качестве меры безопасности и окончившейся лишь десятилетия спустя.
Когда десять лет спустя Совет, наконец, окончил военное положение и самораспустился, уступив место своему преемнику, историки уже считали его одним из самых успешных правительств за все время, несмотря на то, что самые амбициозные его проекты еще приносили свои плоды. Экосистема Земли была на пути к восстановлению, население бывшего АС было поглощено без каких-либо крупных инцидентов, а гражданское недовольство было номинально. Промышленное производство уже вдвое превосходило довоенный максимум, а человеческое население стремительно росло, возрождая давно брошенные гнить городские центры.
В последние годы высказывались предположения, что амбициозные цели Совета и, казалось бы, смехотворный оптимизм был косвенно вызван инкубаторами через посредничество МСЁ. Так и не появилось никаких доказательств, поддерживающих это заявление…
— Статья Инфопедии, «Совет чрезвычайной обороны», раздел: «История», подраздел «После Объединительных войн», режим: дискурсивный, средняя плотность; выдержка.
〈В следующем тексте, 〈〉① указывает на содержимое, отредактированное для не обладающих категорией допуска. Число указывает на категорию допуска, требуемую для доступа к закрытому содержимому.〉①
〈К началу двадцать четвертого столетия радикальные идеологические и маргинальные религиозные группы на Земле стремились к исходу, вливая все имеющиеся у них ресурсы в колонизационные корабли, оборудование и планетарные исследования. Теперь, когда основание колоний первой волны экспансии продемонстрировало зрелость инструментов и приемов колонизации, сектанты и радикальные диссиденты по всему миру мечтали о создании собственных закрытых сообществ в своих собственных карманах человеческого пространства, надеясь смоделировать среди звезд утопию.〉②
〈Поддокумент: «Социально-политический контекст этой колонизационной политики», расширенная вставка〉
〈Воодушевляла либеральная политика Управления в отношении независимой колонизации. Директорат не видел особого вреда в позволении до сих пор неудовлетворенным жизнью на Земле перенести свое недовольство и агитацию куда-нибудь еще и даже негласно поощрял эту практику, устраивая на пути крайне мало бюрократических препон. Экстремально дальние планировщики в правительстве указывали, что независимые кластеры человечества поспособствуют разнообразию социальных систем и колонизационных методов, что может быть плодотворным в долгосрочной перспективе. Среди прочего, это обеспечит столь необходимую устойчивость в случае экзистенциальной угрозы виду.〉②
〈Управление наложило на потенциальных пионеров довольно минимальные требования. Стремящиеся к независимости колонии обязаны были зарегистрировать свое место назначения, заверить в вечной верность Управлению и пообещать создать правовую систему, способную защитить по-прежнему обязательные основные права. Как дополнение к этой последней части, новые колонии обязаны были гарантировать свободный выход и доступ к межзвездной коммуникации, как только это будет технически возможно.〉②
〈Отправляющиеся на колонизацию группы проверялись на соответствие минимальным требованиям: достаточное для воспроизводства популяции генетическое разнообразие, достаточные для реалистичного выживания ресурсы и компетентная структура руководства. Возможно, самое главное, они не получали мощной государственной поддержки, что изобиловала в официально санкционированных мирах.〉②
〈Такие требования мало отговаривали по-настоящему решившихся, и не прошло много времени, прежде чем на протяжении пустых просторов человеческого пространства начали произрастать крошечные независимые колонии. Большинство быстро развалились, вынужденные вернуться домой с пристыженно опущенными головами или даже отчаянно запросить у Управления эвакуацию. Хотя многие расцвели, и пусть у них не было бума населения и взрывного роста производства многих официальных колоний, по-своему они неплохо справились.〉②
〈Однако Управление не довольствовалось одной лишь верой в слова колониальных лидеров. И обширный аппарат государственной безопасности, и сократившаяся армия тщательно присматривали за независимыми колониями, в основном тайно, но также и в случайных инспекционных турах, предназначенных напомнить колониями, что Управление наблюдает и всегда оставляет за собой право военного вмешательства.〉②
〈Существовали три основных причины беспокойства Управления. Во-первых, Управление опасалось того, что колонии станут слишком сильны и слишком враждебны правительству Земли. Во-вторых, Управление опасалось, что некоторая комбинация некомпетенции, невезения или просто идеологии сможет привести к упадку условий жизни и социальных структур таким образом, что будет нарушено то или иное из основных прав. Наконец, возможно, самое экзотичное, Управление опасалось появления дистопии. Десятилетия социального моделирования ИИ показали, что существует целый ряд возможных стабильных дистопий, неблагоприятных человеческому состоянию, и Управление не собиралось давать шанс какой-либо из них и в самом деле сформироваться. Именно по этой причине Управление, несмотря на либеральную политику колонизации, пристально следило за независимыми колониями.〉②
〈Окончание расширенной вставки поддокумента〉
〈Однако несмотря на усилия Управления, отслеживание такого числа широко разбросанных колоний, многие из которых были несколько враждебны Управлению, предоставило значительный вызов, а многим мирам удалось проскользнуть сквозь щели, успешно скрывшись от аппарата безопасности правительства и прикрывать свои проблемы всякий раз, как на горизонте появлялась военная инспекция. На практике, мониторинг Управления осуществлялся совместными усилиями, с одной стороны, ничего не подозревающими официальными органами, и, с другой стороны, другой, тайной организацией.〉②
〈В отношении независимых колоний МСЁ разделял с Управлением многие из тех же проблем. Организация включала и контролировала всех существующих волшебниц и не собиралась позволять этому измениться или позволить кому-то из своих членов страдать при некомпетентном или репрессивном колониальном режиме. Кроме того, МСЁ проявлял гуманную заинтересованность в очистке колоний от всех способных сформироваться орд демонов, и эта очистка не могла происходить, если в колониях не будет заключивших контракт девушек.〉②
〈Следовательно, МСЁ тайно внедрял почти во все отбывающие колониальные группы глубоко законспирированных оперативников или даже целые команды и жестко запрещал любым девушкам, сочтенным слишком сочувствующими определенным маргинальным группам, следовать за их семьями или друзьями в космос. Агенты внутренней безопасности МСЁ летали среди колониальных миров на специально созданных стелс-кораблях, приглядывая за мирами так, как зачастую неспособны были агенты Управления.〉②
〈В отличие от Управления, эти агенты внутренней безопасности и их коллеги на поверхности гораздо меньше стеснялись манипулировать колониальными администрациями, чтобы исправить осознанную несправедливость и, как правило, вполне готовы были вызвать подкрепление, разжечь беспорядки и совершить убийство, если считали это необходимым. В конце концов, это было естественным продолжением прежней истории Черного сердца. Конечно, они были полностью готовы вбросить информацию в ответные каналы Управления, чтобы в небесах над колонией неожиданно появился военный крейсер.〉③
〈Такого сочетания двух систем мониторинга, как правило, было вполне достаточно, чтобы сдержать любые вредоносные тенденции проверяемых колоний.〉② 〈Официально,〉③ 〈Управлению никогда не приходилось прибегать к полноценному военному вмешательству.〉② 〈Неофициально, такое вмешательство происходило как минимум четырежды, как правило именно в таких случаях, что вызвали бы ночные кошмары у правительственных социальных планировщиков.〉③ 〈Этот автор не смог получить информацию о большинстве подобных случаев, но может подтвердить, что по меньшей мере в одном случае колониальные правители имплантировали в граждан устройства контроля сознания. Он не вправе обсуждать более подробную информацию.〉④
〈Еще одним наглядным примером такого рода потребовавших вмешательства произошедших в колонии чрезвычайных обстоятельств было, с точки зрения Управления, впадение в грубую некомпетентность и классическое угнетение собственных граждан. Однако с точки зрения МСЁ колония стала местом группы шокирующих преступлений души. Источники этого автора не желают раскрывать точную природу этих преступлений, за исключением того, что это включало какие-то эксперименты, и что преступница стала любимой мрачной легендой внутренней безопасности, где многие утверждают, что с учетом отсутствия очевидцев ее предполагаемого индуцированного самоцветом души исчезновения, она на самом деле сбежала.〉④
〈У автора есть собственные подозрения относительно того, кем была эта женщина, но, возможно, к лучшему будет не раскрывать эти детали.〉④
— Джулиан Брэдшоу, «Махо-сёдзё: их мир, их история», выдержка.
Курои Нана стояла рядом с дверью, прислушиваясь к ведущемуся внутри разговору, ухватившись за стену, стараясь не попасться.
Она смотрела на дальнюю стену, с картиной в раме, ожидая каждой следующей фразы, нового откровения.
– Она уже почти ничего не ест, – сказала ее мать. – Нака-тян часами сидит в своей комнате за запертой дверью. Ты не мог этого не заметить. Ее учителя отправляют мне – нам – сообщения о том, что ее, похоже, больше не заботит учеба. Они просят нас что-нибудь сделать. Я не понимаю, как ты можешь быть настолько беспечен!
Это правда. Ее младшая сестра, Накасэ, неделями отдалялась и, похоже, не хотела больше разговаривать. Даже с ней. От этой мысли у нее разрывалось сердце.
Все началось пару месяцев назад, когда ее сестра присоединилась к какой-то новой послешкольной программе. Вскоре после этого она начала по вечерам оставаться допоздна с новыми подругами, порой достаточно поздно, чтобы прямо нарушить их комендантский час.
Но это не было особой проблемой. По правде говоря, она всегда была довольно уклончива относительно того, чем именно она занималась, но это было вполне обычно для девочки ее возраста. Один-два раза она приводила некоторых своих подруг, и они не были так уж плохи. Единственным необычным в них было то, что они казались слишком старшими, чтобы с ней подружиться – по сути, старшеклассницами или студентками колледжа. Однако они были частью программы, так что это не было настолько странно.
Абсурдно было предполагать, что в этом крылось что-то большее. Ее сестра была все той же девочкой, что и всегда. Они все еще были близки, все еще постоянно общались. То, что она хранила секреты от своей нээ-тян, что она проводила время с новой группой подруг – мало что значило, потому что в ее глазах она видела, что она все та же девочка, что и всегда: яркая, ребяческая, веселая.
Ее сестра хотела стать врачом, как их отец, и со всем пылом посвящала себя своей учебе. Нана это знала, так как между ними было лишь два года разницы и они учились в одной школе; редкость, даже в нынешнее время всплеска населения, чтобы у родителей были дети со столь малой разницей.
Они были уверены, что она не в опасности – несколько раз ее родители задействовали привилегию опекуна и пытались ее отследить, технология показывала, что она в доме у подруги, как и ожидалось. Неуважительно было задерживаться настолько допоздна, но не опасно.
Как-то раз Нана довольно неуклюже напросилась пойти со своей сестрой. Ни одна из других девушек, похоже, не рада была ее присутствию, но они не были и так уж враждебны, и не произошло ничего странного – они просто болтали до ночи, в то же время сыграли в несколько игр.
Порой Нана замечала, как девочка смотрит в окно, на растущие суперздания города, о чем-то размышляя, возможно даже не видя их – но это ведь вполне нормально, не правда ли?
Голова Рёко пульсировала от воспоминаний, кусков жизни кого-то еще. Они были настолько сильными, что она едва удерживалась за собственную личность. Ей не нужен был ни контекст, ни представление. Ей в разум вкладывалось знание, кто были ее «родители», кто ее «сестра».
Накасэ была?..
Все изменилось в тот день, когда ее сестра вовсе не вернулась, просто не появившись вечером. Она не легла спать, ожидая вместе с родителями, пока они не получили от Накасэ сжатое сообщение, что она в порядке и появится завтра в школе.
И объяснение этого… ну, не было никакого объяснения.
Ее родители вскипели и проверили ее трекер, но она, по-видимому, все еще была дома у подруги. Они решили подождать и накричать на нее позже.
В ретроспективе, ее отец тем вечером казался довольно отстраненным, хотя значение этого она поймет только гораздо позже.
Она, конечно, не появилась в школе, и это событие привело к отправке родителям краткого предупреждающего сообщения.
Нана, которая была в школе, лишь позже услышала от родителей, как они снова проверили ее трекер и на этот раз получили совершенно спокойное «Ошибка: трекер не найден». Вот это, конечно, вызвало едва подавленную панику и немедленное обращение к Общественному порядку.
Общественный порядок немедленно прислала детектива, после краткого запроса объяснившего, что, по-видимому, произошел несчастный случай – Накасэ, кстати, в порядке – и что они задержали всех с этим связанных для допроса. Из-за точных деталей произошедшего местонахождение скрыто, так что попросили никому об этом не говорить.
Ответ был как обнадеживающим – раз уж она была в порядке – так и, в то же время, весьма необнадеживающим, но несмотря на значительное давление и крики, они не добились больших деталей.
На тот момент они мало что могли сделать, кроме как сидеть в квартире и нервно жаловаться Общественному порядку. Тем не менее, Нана всю ночь не спала, и в итоге ей пришлось принять добавки.
Следующим днем рано утром Накасэ появилась в дверях, с грязным лицом и опухшими покрасневшими глазами, сопровождаемая все тем же детективом Общественного порядка. Они возрадовались ее возвращению, но она ничего не рассказала о произошедшем или том, где она была, снова и снова повторяя, что это секрет. Она не могла сказать ни слова и не уронить ни намека, несмотря на бесконечные уговоры с момента ухода офицера.
Вот тогда все и началось. Отчужденность, изоляция в своей комнате, ковыряние в еде, все удлиняющиеся исчезновения. Именно с того момента Нана больше не могла поговорить со своей сестрой или приблизиться к ней, так как та, похоже, отчаянно избегала разговора с ней, если в этом был хоть какой-то смысл. Что-то произошло; это весьма очевидно. Но что?
И вот она, прижимается к стене у комнаты родителей, прислушиваясь к их спору.
– Я не беспечен, – спокойно сказал ее отец. – Я также обеспокоен, как и все вы, но я с ней поговорил, и у нее есть проблемы, с которыми ей нужно разобраться. Она нам не говорит, но я готов довериться ее решению.
– Довериться ее решению! – сказала ее мать, обратив фразу в восклицание. – Ей всего двенадцать! И прежде чем ты подумаешь, что я ее оскорбляю, позволь сказать, что себе в двенадцать я бы даже собственные шнурки завязать не доверила, а тем более такое!
– Ну а что ты тогда предлагаешь делать? – спросил ее отец. – Нанять кого-нибудь следить за ней? Я не стану пробовать что-то настолько безумное.
– Хочу сказать, что здесь явно что-то есть, из чего нам нужно ее вытащить. Ее новые подруги – что-то в них есть. Я ни в чем их не виню, но, может быть, ей просто нужно сменить обстановку. Почему бы нам не отправить ее в одну из этих зарубежных поездок по обмену, что все время рекламирует правительство? Это может быть как раз то что нужно. Она может посетить страну моей матери. Думаю, ей бы это понравилось, будь она еще жива.
– Это… – начал ее отец, прежде чем задумчиво остановиться. – Это не такая уж и плохая идея, – закончил он.
Внутри Курои Наны что-то надорвалось. Они отошлют ее сестру! Они не могут так поступить! Но вот они, продолжают обсуждать такую возможность у нее за спиной.
Она наклонилась вперед, положив руку на боль в сердце, пока она размышляла через возмущение и бессильное стремление защитить. Верно, у ее сестры были некоторые проблемы с поведением, но…
Это глупо, подумала она. Вот ее родители принимают решение о жизни ее сестры, и они даже не попытались всерьез выяснить, что на самом деле происходит. Это…
… чрезвычайно глупо.
Но что ей делать? Ее сестра страдает, а она ничего при этом не делает. Просто бездеятельно стоит в стороне, тщетно пытаясь с ней поговорить.
Она сжала кулак. Это изменится.
Со сдвигом гораздо мягче, чем предшествующая всему этому опыту сенсорная депривация, мир вокруг Рёко сдвинулся, размывшись, после чего сформировался в новом положении.
В последовавшие после обсуждения родителей дни Нана попыталась тайно проследить за Накасэ, но обнаружила, что девочка постоянно ускользает от нее с эффективностью, предполагающей больше, чем просто совпадение. Взглянув в логи, она выяснила, что да, Накасэ и в самом деле следит за местоположением ее трекера. Нана могла прямо заблокировать его, но это бы было замечено и вызвало сообщение ее родителям. Ей придется быть тоньше, особенно учитывая беспокоящие намеки на вовлеченность во что бы то ни было Общественного порядка.
Было не просто, но как сосредоточенная на компьютерных системах ученица, она знала несколько трюков и, что важнее, знала кое-кого со связями, благодаря недавно завербовавшей ее программе. Она объяснила ситуацию учителю – точнее, эксперту по системам, предложившей часть своего времени для обучения – и женщина кивнула и предоставила ей то, что она искала, не задавая слишком много вопросов.
Сервис отслеживания Наны в настоящий момент передавал ложную информацию всем кроме единственного наблюдателя, ее учителя, которая отказалась помогать ей без возможности с расстояния отследить ее и вмешаться, если что-то пойдет не так.
Таким образом, она оказалась здесь, небрежно прогуливаясь по скайвэю снаружи некоего жилого здания, на несколько этажей выше некоей квартиры, так что ее непросто было заметить. Это был дом некоторых новых подруг Накасэ, живущих вместе студенток университета. Также это было место, где Накасэ проводила достаточно много времени, или так сообщал сервис отслеживания.
Первое, что обнаружила Нана, что «послешкольная программа для начинающих врачей» была полной ложью, что она передала своему учителю. Накасэ и остальные не притворялись, что направляются на предполагаемое местонахождение программы, вместо этого напрямую мчась в дом подруги. Действуя по наитию, Нана попросила учителя «скрыть» местонахождение Накасэ и узнала, что трекер бодро докладывает, что Накасэ и группа ее подруг именно там, где должны быть, а не рядом с домом. Да что вообще происходит?
Прослушивающую происходящее в доме одолженным наблюдательным жучком, что она посадила на дверь, Нану вполне можно было простить за то, что она была очень, очень растеряна. Разговор был почти полностью банален, вращаясь вокруг вполне тривиальных тем, и его вполне можно было бы счесть бессмысленным, если бы не загадочные упоминания «МСЁ», «логистики», «голосования» и «предстоящего референдума». Порой даже упоминались «демоны» и «охота», хотя и гораздо реже. Все это было полной бессмыслицей, а поиск подходящих описанию видеоигр мало что выдал.
«Да что вообще происходит?» – снова подумала Нана, и ее мысль прозвенела и в голове Рёко.
Также было заметно, что Накасэ очень мало говорила с остальными, и что остальным заметно неловко было говорить с ней. Еще одно наблюдение, вроде бы значимое, но все так же мало что проясняющее.
Она уселась на одну из удобно размещенных на скайвэе скамеек, опустив глаза на нетронутую белую псевдо-известняковую поверхность, собираясь с мыслями. Учитывая нынешнюю направленность разговора, не похоже, что она в скором времени получит какую-то серьезную информацию. Ей стоит вернуться завтра.
Ей нужно подумать. Здесь происходит что-то глубокое и мутное. От всего этого пахло заговором, пусть даже в этом не было никакого смысла. Это просто не то, с чем она, в ее возрасте, в состоянии справиться. К счастью:
«Насколько я могу сказать, ни в чем этом нет смысла, – по их личному каналу подумала ее учитель. – Мои поисковые демоны не выдали ни одной организации с аббревиатурой МСЁ, которая могла бы быть как-то с этим связана. Особенно со структурой голосований, в котором они могли бы участвовать. И это дело об охоте на демонов – есть несколько видеоигр, в чем может быть смысл, но больше ничего не совпадает. К примеру, я бы ожидала по крайней мере некоторого обсуждения оружия или лута».
Несколько секунд тишины.
«Мы в глубине, Нана-тян. Хотелось бы мне знать, насколько она глубока. Мне жаль, что я отправила тебя туда. Я думала, что будет заурядная драма. Ты удивишься, как часто меня просят о чем-то подобном».
«Я буду в порядке, сэнсэй, – подумала Нана. – Я просто слушаю. И мне нужно знать, что делает моя сестра. Это все еще может быть тривиальным».
«Возможно, – ответила ее учитель. – Но если с тобой что-то произойдет, это будет моей ответственностью. Я не могу… Стоп, слушай, что-то происходит».
Нана снова подключилась к устройству наблюдения.
– Это не твоя вина, Нака-тян, – сказала одна из подруг ее сестры. – Все мы так говорим. Хватит себя винить.
– Как это может быть не моя вина? – пронзительным тоном возразила ее сестра. – Если бы я была быстрее, если бы я не была такой чертовой трусихой…
– Ну хватит! – прервал другой голос. – Это может быть и не важно. У Кавиты были проблемы с семьей. Ты это знаешь. Вот почему она вообще была здесь.
– Никто не ожидает, что стажеры вмешаются во что-то подобное. Ты должна была придерживаться определенной тебе роли. Ты не сделала ничего плохого.
– Она выжила, Нака-тян, – сказал третий голос. – Ее самоцвет души выжил, и она получила новое тело. Просто у нее возникли некоторые проблемы. ОПЗ о ней позаботится. Именно этим они и занимаются.
Учитель Наны коротко выругалась на их линии.
«Теперь у меня есть совпадения, – подумала женщина. – Слухи о травматологических модулях военного класса, разработанных и присланных для поддержки после смерти мозга, а также о телах с нелепым уровнем повреждений. Но выращивание тел? Самоцветы души? Какого черта здесь происходит?»
Нана разделяла это мнение.
– Говорила же, не стоило нам приводить ее на возрождение, – пробормотал кто-то. Она не могла определить, кто, как не могла и электроника.
– Ты уверена, что ты в состоянии пойти? – спросил третий голос, тише остальных.
– Наверное, – сказала Накасэ. – Должна. Я должна возместить прежнее.
– Я же сказала! Хватит в себе сомневаться! Не давай тому, что она сказала, добраться до тебя. Ты вполне компетентна. Тебе не нужно ничего возмещать. Нам всем стоит выделить время на обучение.
Пауза.
– А все остальные! – продолжил голос. – Вы знаете, что сказал ОПЗ. Мы не позволим ей дуться дома. Ей нужно восстановить уверенность. Пошли. Каждая секунда, что мы тратим, может быть чьей-то жизнью! Начинаем с сектора расширения 2B, в парке, пошли, пошли.
Даже когда одна ее часть праздновала феноменальных успех получения явного объявления, куда направляется ее сестра, другая ее часть завязывалась узлом в попытках понять. Что все это значит? Она упускала нечто фундаментальное, какой-то ключ, который сможет все это объяснить.
Она встала со скамейки и направилась к ближайшей площадке вызова машин. Одной из сложнейших задач сокрытия местоположения было обеспечение того, чтобы машины по-прежнему правильно подбирали и высаживали. К счастью, ей не пришлось этим заниматься; ее учитель проделала все за нее.
Она села в машину и направилась к своей цели, на мгновение взглянув в жизнерадостное яркое небо – или, скорее, оно было бы жизнерадостным ярким, если бы его не заслоняли бесконечные небоскребы. В будущем будет только хуже, по мере развития строительства верхних уровней небоскребов и транспортных туннелей, несмотря на все попытки использования прозрачных материалов.
«С мемориальным парком Боготы связано что-нибудь, хоть как-нибудь все это проясняющее?» – подумала она, изучая незнакомое место.
«Ничего не могу найти, – подумала ее учитель. – Но Нана-тян, ты в этом уверена? Это может быть небезопасно…»
«Я уверена, – прервала Нана. – Не похоже, чтобы происходило что-нибудь такое уж плохое».
«Нет, нет, слушай! Я поискала эту “Кавиту”. Здесь это довольно уникальное имя, так что я нашла всего пару. Одна из них училась в местной старшей школе. Иностранка по обмену. Недавно без каких-либо объяснений покинула школу, на следующий же день после упомянутого тобой исчезновения сестры. Я не смогла найти о ней ничего после этого. Возможно, это блок приватности – но Нана-тян, я за тебя беспокоюсь».
Нана задумчиво посмотрела на крышу машины и на далекое небо.
«Тогда я должна пойти, – подумала она. – Если это и правда опасно, тогда еще важнее будет это понять».
Надолго повисла тишина.
«Ладно, – подумала ее учитель. – Понимаю. Но если появится какая-нибудь настоящая опасность, вызови Общественный порядок и уходи, поняла?»
Она промолчала. Она не хотела лгать учителю, так что не согласилась. Если ее сестра в опасности, она не может обещать, что и правда развернется и сбежит.
Она ехала дальше.
Произошла еще одна смена сцены, позволившая Рёко вынырнуть на поверхность. Она, несмотря ни на что, была в состоянии думать во время погружения и помнить, что она была здесь. В истории не было смысла. Ее мать не заключала контракт – это никак не могло быть правдой! Абсурдно было даже думать об этом. Но тогда о чем была эта история?
Мемориальный парк Боготы был ярким и солнечным, когда она прибыла, выйдя из машины на теплую траву. Здесь, по крайней мере, все еще видно было небо во всем его великолепии.
Машина откатилась на убирающихся колесах. Здесь трубы все еще строились, и передвижение по поверхности было единственным способом. Трафик раздражал.
Она на мгновение подумала снять туфли и ощутить ногами траву, но посчитала, что не лучшей идеей будет идти навстречу чему бы то ни было босой.
«По крайней мере, здесь довольно хорошо», – подумала она, чувствуя ветерок. Эффекты атмосферного ветра в центре города были… необычны.
Она огляделась по сторонам, высматривая хорошее место для наблюдения за парком. В конце концов, ее сестра не могла оказаться здесь раньше ее, так что ей нужно еще до этого и скрыться.
Именно тогда она заметила, что в парке было странным.
«Где все?» – подумала она про себя.
Она огляделась, заморгав, прежде чем осознать, что нет причины моргать. Солнце потеряло свою мощь и, казалось, почти потускнело в небе. Она встревоженно подняла на него глаза и обнаружила, что может смотреть прямо на него. Верно, в нынешнее время у всех были оптические имплантаты, но ни один из них не ослаблял яркость солнца.
Шевелящий траву ветерок исчез. Что это за такой странный погодный феномен?
«В парке никого, – подумала она учителю. – Абсолютно никого. Я знаю, что в районах расширения не так много людей, но должен же быть ребенок или собака или еще кто».
«Много… сигналов… в области, – ответила ее учитель, голос прерывался сильными всплесками помех. – Поме… что за…»
«Что? – подумала она. – Вас не слышно».
Еще один всплеск помех, и стало различимо последнее очень громко сказанное ее учителем слово:
«… УХОДИ…»
А затем никакого сигнала.
«Алло? Алло?» – подумала она, когда в верхней части поля зрения начал прокручиваться список сообщений об ошибках.
Она заволновалась. Это правда, что у новых имплантатов порой бывали странные ошибки, но слуховая связь была одной из старейших и надежнейших.
Тем не менее, их учили, как поступать в подобных ситуациях.
Она села на скамью, надеясь, что не совершает ошибку, настолько заметно сев там, и запустила самодиагностику, терпя привнесенное ею размытое зрение и онемение.
〈Показатели номинальны,〉 – сказал компьютеризованный голос, которого она не слышала уже много лет, с тех пор как они в начальной школе тренировали эту процедуру. – 〈Но на всех каналах заметные помехи сигнала. Рекомендую отправиться в больницу для технического обслуживания.〉
Она вздохнула. Да ладно? В такой момент?
Она встала – и застыла.
Вокруг нее уже было полно людей, по-видимому, появившихся из ниоткуда, но их появление не слишком обнадеживало. Они стояли неподвижно как статуи, с пустыми глазами.
– Здравствуйте? – сказала она, чувствуя, как в животе начинает комом сворачиваться страх. – Что происходит?
Никто не ответил.
– Здравствуйте? – на этот раз она выкрикнула, торопясь к одной из них, толкающей ребенка в коляске женщине.
На мгновение показалось, что женщина ответит, повернув голову в сторону Наны, и она почувствовала, как паника немного ослабла.
Затем женщина тряпичной куклой рухнула на землю, едва не опрокинув вместе с собой коляску, в то время как ребенок спокойно смотрел в пустоту.
Нана закричала, громко и пронзительно.
〈Базовые боевые программы активированы,〉 – подумал компьютеризованный голос.
Она почувствовала обрушившуюся на нее волну онемения и была этому рада.
Если подумать, она как раз на днях читала, как некоторые Представители спорили, что пришло время начать деинсталлировать ненужную систему, реликвию прошедших Войн. Однако Управление пришло к консенсусу в том, что нет причин разбирать уже выстроенную систему, учитывая относительно низкие затраты ресурсов – но, возможно, новые инсталляции можно прекратить.
Она новым взором оглядела мир вокруг, оценивая ситуацию, но не увидела ничего нового: все то же жутко тихое травяное поле, все те же безучастно стоящие вокруг нее зомбированные люди, не двигающиеся и даже не замечающие женщину на земле. Даже немногих псов, похоже, ничего не интересовало. Перед ее глазами появились возможные маршруты побега и методы отключения окружающих.
Прежде чем она даже поняла, что произошло, она оказалась в нескольких метрах дальше по дорожке, спрятавшись за еще одной скамейкой.
Она взглянула туда, где только что была, где были ребенок и мать, и обнаружила на земле выжженное черное пятно, валялась сломанная коляска, а рядом с ней лежало тело матери. Над ними от места, где она стояла, отворачивался призрачный белый гигант, поворачиваясь в ее сторону.
Она почувствовала, как через препараты начал пробиваться страх, но проглотила его. Встав, она повернулась бежать…
… и врезала кулаком в живот бросившегося на нее мужчины.
«Что…» – едва успела подумать она.
Долгое время все было как в тумане, пока она прокладывала себе путь через толпу, которая по непонятным причинам напала на нее, направившись к ней с по-видимому убийственными намерениями. Она била локтями в шеи женщинам в белых платьях, с неестественной силой расталкивала мужчин в повседневной одежде и распинывала детей и собак с, как она надеялась, лишь отбрасывающей силой. Не было времени думать – лишь время слушаться боевых программ и надеяться, что ее запасов энергии хватит достаточно надолго.
А затем она, тяжело дыша, остановилась. Она расчистила толпу, оторвавшись от нее на едва достаточное расстояние, чтобы передохнуть, но теперь оказалась перед целым полем белых гигантов, неясных и молчаливых, наблюдающих за ней, готовящихся. Она не знала, откуда она это знала, но они к чему-то готовились. Ее ноги дернулись, тело искало путь наружу…
– Онээ-тян!
Звучный и сильный вопль кинжалом пронзил тишину. Она взглянула почти прямо на его источник, но тот уже исчез. Ее боевые программы отреагировали немедленным поворотом ее головы туда, где по их мнению должен был он быть.
Она увидела стоящую среди гигантов сестру, одетую в абсурдно яркое синее платье, рукой поднимающую арбалет.
Она увидела, как ее сестра поддерживает эту руку другой рукой, рука с арбалетом была согнута под немыслимым углом и истекала кровью. Она увидела ожоги у нее на боку и как дрожат ее ноги. Она увидела, как ее сестра с рыком взмахивает рукой, и арбалет исчезает и как голограмма появляется на другой руке.
«Это ведь должна быть голограмма, верно? – ошеломленно подумала она. – Все это должно быть какой-то иллюзией».
– Нака-тян! – все равно выкрикнула она, потянувшись к ней.
Ее сестра лишь на кратчайшее мгновение обернулась взглянуть на нее, и их разделила появившаяся синяя стена, резко отбросив ее протянутую руку.
Она огляделась и поняла, что это была не просто плоская стена. Это был цилиндр.
Затем она съежилась, едва сдержав крик, когда в него врезалось что-то ярко-белое. Но стена удержалась, и когда она вновь открыла глаза, ее сестра и окружающие ее призраки исчезли, белые гиганты вдали направлялись к новой цели, стремительно мечущейся среди них синей полосе, сопровождаемой возникающими и растворяющимися ярко-синими барьерами. Движения были слишком быстры, чтобы она могла за ними уследить, и она не в силах была сказать, находили ли свою цель излучаемые гигантами ярко-белые лучи или нет.
Затем синяя точка почернела и рухнула на землю.
Через мгновение откуда-то с неба на площадь ссыпались полосы красного и зеленого, охватив землю и разбив белых гигантов, но было уже слишком поздно.
– Нака-тян! – закричала она, когда барьер вокруг нее исчез.
Еще одна смена сцены, и на этот раз Рёко осмысливала увиденный ею образ, ее собственная мать, стоящая в похожем на ее костюме, со множеством разрывающих ее тело ран. Она выглядела настолько по-другому, настолько юной, настолько похожей на нее, но ее по-прежнему нельзя было спутать.
Она была не готова, но воспоминания продолжились.
– Что, черт возьми, она делала? – сказала девушка в красном, опустившись на колени на землю, склонившись и что-то разглядывая. – Ее сестра никак не могла оказаться здесь.
– Я же говорила, что не стоит нам ее брать, – сердито сказала девушка в зеленом.
– Я лишь последовала рекомендациям, – холодно, но по-прежнему заметно расстроенно сказала девушка в желтом. – Нельзя было ожидать, что она устроит что-то подобное.
– Слишком много урона, чтобы у меня получилось достаточно исцелить, – объявила девушка в красном, силой вложив в голос клинический тон. – Отсутствует слишком большая часть изначального тела. Будет слишком травматично. По крайней мере, мне потребуется успокоительное.
Курои Нана заковыляла в их сторону. Каким-то образом ее учитель сумела вновь связаться с ней, расспрашивая, что произошло, и благодаря богов, и это она позвонила Накасэ и сказала ей, что происходит…
Она повесила трубку.
– Где она? – потребовала Нана, странным образом сочетая в голосе дрожь и громкость. Ее больше не волновали социальные тонкости. Она даже не побеспокоилась взглянуть еще раз на их имена или попытаться вспомнить их по единственной их встрече. Да, она признала их как «подруг» ее сестры, но на данный момент они для нее могли быть все равно что марсианами.
– Кто… – начала девушка в зеленом, поворачивая в ее сторону откровенно украшенную голову.
Она умолкла и застыла. Как и остальные. Девушка в белом коснулась своего меча.
– Боже мой, – сказала она. – Как это возможно? Ее трекер…
– Идиотка! – прорычала девушка в зеленом, обернувшись взглянуть на девушку в желтом. – Она же говорила! Она сказала, что ее сестра…
– Это не важно, – прорычала девушка в желтом. – Она была вне опасности. Демонам требуется больше времени, чтобы убить жертв, пока у тех нет потенциала. Будь у ее сестры потенциал, инкубаторы бы нас предупредили. Не будь безрассудной.
– Держите ее, дуры! – закричала девушка в красном, единственная заметившая, что она все еще идет вперед.
Но было слишком поздно. С криком боли Нана побежала к тому, что осталось от ее сестры.
Впервые Рёко потеряла полное погружение в сцену. Она знала, что должна была увидеть на земле: тело без конечностей, голова болтающаяся едва лишь на полоске кожи, пронзенный во множестве мест живот, отсутствие целого куска. Каким-то образом она это знала. Но в ее поле зрения, где должно было все это быть, все было покрыто белым.
Она чувствовала отстраненность от воспоминания. Она испытывала физическое ощущение плачущей над телом Наны, тяжелые вздохи, отчаяние, достаточное, чтобы даже не испытывать отвращения от вида тела, но она больше не чувствовала эмоций.
И это к лучшему, поняла она. Ее голова кружилась, и она поняла, что не смогла бы это видеть.
«Неудивительно, что мать не хотела сама об этом говорить», – подумала она.
И маленькая часть ее не смогла не провести параллели с собственной жизнью.
«Знаешь, ты можешь это исправить».
Голос был андрогинный, детский, и прозвучал в ее голове так, как ничто из доселе ею испытанного. Ничуть не похоже было на множество принятых ею телефонных звонков. Гораздо… глубже.
Но даже так потребовалось несколько секунд, чтобы преодолеть болото ее скорби. Наконец, она отвела взгляд от тела своей сестры, над которым склонилась на коленях, даже не замечая покрывающей ее руки и одежду крови.
Свободно текущие из глаз слезы размывали все перед ней, но по прежнему очевидно было, что она смотрела не на обычное существо. Она постаралась сморгнуть слезы, наконец-то сумев на несколько мгновений сосредоточится на… коте? Но он не похож был ни на одного виденного ею кота, мех был окрашен каким-то явно что-то значащим узором, а взгляд, знающий и не дрогнувший, явно разумен.
И… у него из ушей росли еще уши? И парящие золотые кольца? Антиграв не должен был быть более чем лабораторной диковинкой.
– Что исправить? – закричала она, оглядывая их всех, пытаясь выплеснуть горе. – Моя сестра мертва, вы… суки! Что это за ужасная игра?
«Успокойся, – приказало существо, вновь его голос ворвался к ней в разум. – Она не мертва, не по-настоящему. Ее самоцвет души все еще нетронут. Он у них, и этого достаточно».
– О чем, черт возьми, ты говоришь? – резко спросила она, указывая на запекшуюся кровь на земле. – Ты издеваешься? Это… это едва даже…
«Я едва даже могу узнать, кто это», – собиралась сказать она, но ничего не получилось, и она даже не смогла закончить.
Существо прошло на четырех лапах по небольшому кругу, размахивая хвостом.
«Меня зовут Кьюбей. Я предоставляю желания, – подумало существо, – тем, у кого есть потенциал. Твой потенциал выше, чем у твоей сестры. Гораздо выше. Если захочешь, ты можешь вернуть ее такой, какой захочешь, и привести ее домой, но ценой этого будет то, что тебе придется занять ее место. Для нас оно того стоит, а для тебя?»
Мгновение она просто смотрела на существо, на лице начали высыхать слезы. Полная чушь, но, если оглядеться по сторонам и подумать обо всем увиденном за этот час, может ли она и правда назвать что-то чушью?
– Подожди! – сказала кто-то, возможно девушка в зеленом. – Тебе не нужно этого делать. У нас есть…
Она вдруг умолкла, как будто ее прервали.
«Ладно, – подумала Нана. – Если все это правда – если мир и правда какая-то странная сказочная страна с волшебницами в костюмах и предоставляющими желания говорящими котами, то почему нет? Можно и сказать. Я хочу вернуть свою сестру!»
– Ладно, – сказала Курои Нана, пошатываясь, с силой глотая слезы, достаточно успокоившись, чтобы прийти в ужас внезапного отвращения от покрытых кровью рук.
Отвращение она тоже проглотила, с силой зажмурившись, все так же стоя на коленях.
– Если это правда, то… то конечно, я сделаю, как предлагаешь. Я хочу вернуть свою сестру, какой она была до того, как все это случилось. Хочу, чтобы она снова была жива. Хочу вернуть сестру, которую я знала!
Она так напряглась от вынужденного спокойствия, что ее голос прозвучал почти монотонно, лишь под конец взорвавшись эмоциями.
Она не знала, чего ожидать, но уж точно не вдруг ворвавшейся в центр ее сердца скрежещущей боли. Она хотела вздохнуть, но почему-то не смогла даже этого.
Но даже пока она смотрела на вырвавшийся из ее груди свет, сформировавшийся перед ней в сферу, ее глаза заметили еще один источник света. Она попыталась опустить голову вниз и едва смогла заметить краем глаза, как с ее одежды исчезает кровь, а часть света вливается в лежащий на траве кусок мяса, окутывая сформировавшееся тело.
И когда она рухнула на землю, поймав в ладони сияющую сферу, она увидела, как еще одна погрузилась в грудь того, что теперь можно было признать как неповрежденное тело ее сестры.
Затем глаза девочки открылись, и Нана знала, что невозможное возможно.
Даже не глядя на твердый теплый предмет во вдруг очистившихся от крови руках или на терпеливо ожидающее каких-нибудь ее слов белое существо, она наклонилась и обняла свою сестру, всегда лелеемую ею имото.
– Нака-тян, – всхлипнула она, обнимая девочку.
На мгновение повисла тишина.
– Нээ-тян? – спросила Курои Накасэ. – Как?..
Воспроизведение, казалось, приостановилось, и Рёко на мгновение задумалась.
Теперь во всем был смысл: знание ее матери об арбалетах, ее одержимость развитием клонов, ее эмоциональное неодобрение контракта Рёко.
Тем не менее, некоторые вопросы оставались без ответа…
Они обе сидели в тени одного из высоких деревьев, усеявших середину территории парка, наблюдая за растерянными обитателями парка, оправдывающими перед собой свои действия и возможно полученные ими странные травмы, после чего возобновляющими свою деятельность или, скорее, отправляющимися домой. К счастью, мать с ребенком, которых она недавно сочла убитыми, выглядели в порядке, пусть и немного дрожащими.
– Кьюбей никогда никому из нас не говорил, что у тебя есть потенциал, – сказала ее сестра, опираясь на ее плечо. – Иначе команда немедленно выдвинулась бы, когда твой учитель со мной связалась. А так как предполагалось, что у тебя его нет, у демонов ушло бы время вытянуть твое горе, прежде чем убить тебя. С учетом этого, было недопустимо рискованно пытаться немедленно спасти тебя. Плюс они не до конца поверили в то, что я сказала о местоположении трекера, и не было времени подключать твоего учителя.
– Порой ты говоришь как по учебнику, Нака-тян, – сказала она.
Наступила паузу. Нана гадала, что думает ее сестра, но не повернулась взглянуть ей в лицо.
– Логика верна, но я не смогла все так оставить, – сказала Накасэ. – Моя подруга… Кавита, ты ее не знаешь. Она потеряла тело, потому что я не вмешалась, потому что мне было слишком страшно.
Она почувствовала, как ее сестра покачала головой.
– Можешь в это поверить? Я пожелала защитить девочку, которую даже не знала, от напавших на нее монстров, а затем мне было слишком страшно снова спасти ее, когда у меня был шанс.
Нана промолчала, как талисман потирая новое кольцо у нее на пальце.
– Так что я не могла рисковать собственной сестрой, – сказала Накасэ. – И я этому рада.
Нана так ничего и не сказала, глядя на кольцо на пальце.
Во что она влезла? Ей быстро рассказали о демонах, и о самоцветах души, и о кубах горя, и об МСЁ и все это звучало так фантастично, как искаженная версия интерактивного голоаниме, в которое они играли детьми. Они хотели объяснить больше, но она настояла поговорить с сестрой.
Ничто из этого особо ее не затронуло – пока что.
– Я больше не вижу инкубаторов, – сказала ее сестра. – Мой потенциал исчез. Нехорошо это говорить, но я рада. Будь у меня потенциал заключить новый контракт… Не думаю, что я бы смогла, и мне не хотелось бы знать, что я решила оставить тебя сражаться в одиночку.
Нана на мгновение задумалась, что мог значить этот комментарий – а затем с удивлением почувствовала, как ее сестра начала плакать.
– Нака-тян, – быстро повернулась она.
– Я это ненавидела, – сказала ее сестра, роняя слезы, сморщив лицо от попыток их сдержать. – Я была не готова. Я не могла. Моя команда считала меня бесполезной. Они так не говорили, но я знала, то они так думали. Я была бесполезна, но ОПЗ продолжал говорить, что мне нужно пробовать, что мне просто нужно набраться уверенности, доказать себе, что я могу. Как это что-то доказывает, если я могу убить пару демонов, пока вся чертова команда прикрывает мне спину, и мне даже не позволяют самой по себе что-нибудь сделать?
Нана прижала сестру к своей груди, гадая, что это за «ОПЗ» и МСЁ и на что похожи все эти странные организации.
– Знаешь, я весь день пробыла с ней, – громко всхлипнула ее сестра. – Держала при себе ее самоцвет души. Они были так уверены. Улыбались мне и говорили, что, конечно, все сработает. Я тоже им верила.
Долгая пауза, пока ее сестра проливала еще больше слез.
– Она очнулась с криком. Она… она сказала, что убьет меня, за то что оставила ее там. Она сказала, что мы все монстры, зомби. Они не смогли стабилизировать ее самоцвет души. Им пришлось забрать его у нее. Она… она была лучшей моей подругой в команде, и она меня ненавидит! Они сказали, что она сошла с ума, что есть несовместимость в эмоциональных схемах, что что-то не так с ее ноцицепторами. Они все говорили о нейронной микрохирургии и генетическом редактировании, но… но… но…
Курои Накасэ вцепилась в ее одежду, вновь разрыдавшись, промачивая ее рубашку, умная ткань не в состоянии была достаточно быстро вывести влагу.
«Давай постараемся сейчас об этом не думать, – подумала Курои Нана. – Что бы это ни было за безумие, я смогу позже с ним разобраться».
Рёко подпрыгнула, заслышав голос, после чего осознала, что смогла подпрыгнуть.
Она взглянула на свои руки и поняла, что почему-то стоит в воспоминании рядом с деревом, у которого обнимались две сестры, вот только все вокруг было застывшим и размытым, как если бы она смотрела сквозь матовое стекло.
– Прости, я тебя удивила?
Она оглянулась и увидела подходящую к ней тетю. В отличие от того, как она пришла на вечеринку, она была в полном костюме. Видя ее вблизи становилось очевидно, насколько ее костюм похож на ее собственный, за исключением цвета и отсутствия арбалета на руке. Неужели такое и правда наследуемо?
– Я лишь симулякр, – сказала девушка, – но я могу ответить на основные вопросы.
Она остановилась перед ней, почти застенчиво улыбаясь.
– Как я сказала, я долгое время над этим работала. Хотя, прежде чем ты что-нибудь спросишь, мы продолжим историю, так что не нужно спрашивать у меня, что будет дальше.
Симулякр выжидающе посмотрела на нее.
Казалось естественным, что у нее должны быть вопросы, но у нее просто не было времени всерьез задуматься. Но теперь она поняла, что как бы ни шокировала история, по сути оставалось очень мало непроясненных моментов, особенно если учесть факт, что будет продолжение. Все это было вполне информативно. Все старательно сложили вместе.
– Хм, кровь была преднамеренно отцензурена? – спросила она, глупо чувствуя себя за столь незначительный вопрос.
– Да, – сказала девушка. – У меня самой несколько недель были кошмары. Я не собираюсь показывать своей племяннице детальные воспоминания об изуродованном теле ее матери. Я поступила правильно?
Рёко отвела глаза.
– Да, я… э-э… ценю это, – сказала она.
– Хорошо, – сказала симулякр.
Она снова начала ждать вопросы.
Рёко задумалась. Ей хотелось спросить о том, что произошло с ее семьей, но у нее было ощущение, что она выяснит. Вместо этого она спросила:
– Так что после этого произошло с твоим учителем? Она должна была что-то узнать.
– Позже мы ее навестили, – сказала девушка. – Она согласилась сотрудничать и молчать. Позже она получила статус доверенного НК, что, в общем-то, немного раздражающе.
Рёко нахмурилась на этот комментарий.
– Раздражающе, почему?
Симулякр покачала головой.
– Я не в состоянии адекватно ответить на этот вопрос, – выглядя почти смущенно, сказала она.
Рёко моргнула.
– О, ладно, – сказала она.
Она на секунду задумалась.
– Что насчет Кавиты? – спросила она. – Она… с ней все…
– В итоге все прошло хорошо, – сказала девушка. – При оживлении из трупа самоцвет обычно не меняет всего, прежде чем снова появляется сознание. К примеру, часто бывает так, что многие нейроны все еще несут генетику оригинального тела, даже после перестройки путей. Порой это приводит к катастрофическим последствиям, так как пути изначально выращивались при другой генетике.
Она покачала головой.
– Говорю почти как моя сестра. Во всяком случае, здесь произошло что-то похожее. К счастью, переформатирование не потребовалось. Они смогли подождать на генной терапии, препаратах и с помощью психотерапевта. Даже хирургия не потребовалась. Выяснилось, что у девушки изначально были некоторые психические проблемы. Она позже заглянула и извинилась. Все получилось довольно неплохо.
– Подожди, – сказала Рёко. – Кажется, мой отец уже упоминал переформатирование. О чем ты говоришь?
Наступила пауза, после чего она покачала головой.
– Я не в состоянии ответить на этот вопрос, – сказала девушка. – Однако со временем ты выяснишь. Вот почему я это упомянула.
На этот ответ Рёко склонила голову.
– Эй, я просто так запрограммирована, – сказала симулякр. – Не смотри на меня так.
– Ты довольно реалистична, – прокомментировала Рёко.
– Но я не разумна, – укорила девушка. – Не совершай эту ошибку. Есть еще вопросы?
Рёко подумала, после чего покачала головой.
– Возможно после того, как я больше узнаю о произошедшем, – сказала она.
Симулякр кивнула.
– Ну, главная причина, по которой я здесь, в том, что я – ну, полагаю, твоя настоящая тетя, но давай не будем придираться по пустякам – подумала избавить тебя от пришедшей после этого утомительной семейной драмы. Кроме того, честно говоря, мне не очень хочется этим делиться.
Девушка пошла по траве парка, и Рёко последовала за ней. Сюрреалистично было, при застывшем вокруг них мире травинки по-прежнему продолжали сгибаться.
– Конечно, мои родители сразу же заметили, что что-то изменилось, – сказала она. – Наш отец, конечно, все знал; непросто быть в семье Курои и ничего не знать. Но мать нет, и политика МСЁ гласила, что мы не могли ей рассказать.
Она печально покачала головой.
– Тогда все было по-другому. Нужны были довольно веские причины, чтобы твоим родителям предоставили статус доверенного НК, и у нас их не было. Учитывая, как все обернулось, стоило просто нарушить правила и рассказать ей, но мы тогда были наивны и ничего не понимали.
Она нервно пригладила волосы, пугающе человеческий жест для симулякра.
– Моя сестра – твоя мать – постепенно вернулась к норме. Она все еще была этим травмирована, но у нее больше не было причины все время исчезать. Конечно, она все еще дружила с остальными, но наши позиции поменялись. Это я была частью какой-то таинственной программы и все время уходила. Я пыталась придумать хорошие оправдания, но невозможно было все скрыть, особенно теперь, когда моя мать догадывалась, что что-то происходит.
Она вздохнула.
– Конечно, моя мать сразу же заметила. Она не глупа. Но мы, конечно, не могли рассказать ей, что происходит. Мне удалось перенести большую часть моего времени обучения, каждый день вовремя приходить домой и даже снова познакомить ее со всеми остальными девушками, но этого было недостаточно. Она знала, что мы что-то скрываем; с ее точки зрения, я взяла и каким-то образом поменялась со своей сестрой. У нее были ужасные представления о происходящем. В конечном счете это стало проблемой. Не то чтобы я выглядела подозрительно; она просто отказывалась верить в наши объяснения.
Симулякр, на мгновение приостановившись, опустила глаза.
– Слышала бы ты наши споры, – сказала она. – Она просто отказывалась мне доверять, и с этого началось и все остальное. Я вдруг оказалась несвободна от подозрений, даже если просто шла прикупить одежды. Я думала, что со временем все успокоится, но… я не знала, насколько сложно забрать обратно что-то уже сказанное.
Девушка пнула камешек на земле, и Рёко с удивлением увидела, что он и в самом деле подскочил, ударившись о дерево. Она показалась ранимой, и Рёко захотелось ее обнять.
– Мой отец пытался помочь, но это не помогло. От этого она только и его заподозрила. Она знала, что мы ей лжем и… она перестала нам доверять. Полный беспорядок. Как я сказала, нам стоило просто сказать ей правду. Сейчас я это знаю, но у папы были свои причины молчать.
Девушка остановилась и на мгновение задумчиво опустила глаза.
– Ну, – сказала она. – А затем произошло это.
Прежде чем Рёко подумала спросить, что это значит, или даже полностью осмыслить высказывание, девушка взмахнула рукой, отправив мир обратно во тьму…
– А потом он попросил меня пойти с ним, – сказала Такукацу Юка, ранее известная как девушка в белом. – Встал на колени и все такое. Унизительно было.
– Да, и что ты сказала? – спросила бывшая девушка в зеленом, Сираиси Акари, откинувшись на спинку и откусив яичный рулет.
– А похоже, что у меня теперь есть парень? – риторически спросила Юка. – Я сказала нет. Я об этом думала, но, полагаю, прямо сейчас мне немного не до этого.
Они сидели вокруг небольшого квадратного стола, жуя закуску – яичный рулет с шоколадом, только что из синтезатора, одной из немногих новинок, весьма неплохих экспериментальных машин. Саму квартиру делили Накадзима Эмири, девушка в желтом, Икеда Саки, девушка в красном, Мацумото Аки и Осуми Аяно, которых она в тот день не видела. Эмири – которая извинилась за все, что когда-то было – валялась рядом с ними на диванчике, скучающе подбрасывая мячик. Трое остальных ушли за покупками.
Были еще две, которые вообще-то были в браке и жили где-то в полукилометре оттуда. По юридическим причинам, они выглядели немного старше.
Все они – кроме учащихся в колледже Акари и старшей школе Юки – с точки зрения Наны были пугающе взрослыми, хотя, конечно, не выглядели старше ее. Особенно Эмири, которая ни в какую не раскрывала свой точный возраст, что в целом до небес возносило их оценки.
Юка театрально вздохнула.
– Хотелось бы мне другую силу, не атакующую. Тогда мое прошение прошло бы, и мне не пришлось бы сидеть здесь и учиться сражаться с демонами.
Акари фыркнула.
– Твое отсутствие успеха происходит из отсутствия достижений и опыта. Есть очень мало сил, предоставляющих тебе готовые позиции, если только ты не хочешь быть слабой. Слушай, в твоем возрасте не так просто добиться интернатуры. Поверь мне, я знаю. Просто потерпи, получи хорошее послешкольное образование, и после сможешь снова подать заявление. Достаточно скоро мы даже позволим тебе снять учебные колеса и охотиться на демонов полноправным членом команды.
Юка отвела взгляд, не вполне закатив глаза. Она регулярно жаловалась на свою ситуацию и каждый раз получала примерно один и тот же ответ.
– Я не уверена, что мне стоит стремится брать более опасные роли, – сказала она, резко улегшись на стол. – Но я думаю, это, по крайней мере, будет более захватывающе.
– Все не настолько плохо, – сказала Эмири, по прежнему кидая мячик. – Хватит времени на что угодно и найти все захватывающее. Ты, чертова торопыга, слишком беспокоишься о том, чтобы получить тепленькую офисную работу. Посмотри на Аяко и Тихару. Я бы сказала, что они неплохо справляются.
Эмири выбрала карьеру охотницы на демонов и кидалась ее защищать. Кроме того, она была довольно старой и несколько этого стесняющейся. Ее ответ был преднамеренным сочетанием «Кыш с моей лужайки!» с переходом к одной из известных им причин раздражения Юки. И это тоже был уже почти готовый ответ.
– Да, они в браке друг с другом, – сказала Юка. – Что несколько сложнее, когда ты гетеро. Кроме того, не то чтобы я правда считала, что не готова к отношениям. Я просто, знаешь, думаю, что будет лучше заняться этим, когда у меня уже будет работа.
– Страннейшие у тебя проблемы, – прокомментировала Акари.
– Знаешь, это тоже работа, – раздраженно сказала Эмири. – Ты не избавишься от требуемых часов обучения лишь потому, что рано попала на местечко в МСЁ. Их только отложат или, в лучшем случае, смягчат.
– Да-да, я знаю, – сказала Юка. – Но тогда мне было бы попросторнее. Я не очень-то впечатлена этой квартирой, полной столетних девиц, пусть даже это довольно большая квартира.
Эмири повернулась к ней лицом, ее обычно лаконичное выражение заменилось тем, от которого могла застыть кровь. Именно в такие моменты можно было ощутить, сколько под этой беззаботной оболочкой ей лет. Юка заметно вздрогнула.
– Ты идиотка, – холодно сказала Эмири. – И на этом я оставлю. Когда-нибудь ты научишься.
Она перевернулась лицом к спинке дивана, на котором лежала, либо по-настоящему разозлившись, либо просто пытаясь уснуть. Порой сложно было сказать. Хотя она прекратила подбрасывать мячик.
«Ты идиотка, – подумала Акари в канале, что должен был быть закрыт от Эмири – симуляция не вполне воспроизводила необходимое ощущение – но включал Юку и Нану. – Слушайте, вы обе. В ее время шла война. Возможно, вы об этом слышали. На той войне погибали люди. Вам так не кажется, что, может быть, она просто не хочет снова пробовать? Может быть, она предпочитает оставаться одна?»
У Юки распахнулись глаза.
– Ух ты, я… – начала она, прежде чем захлопнуть рот и подумать: «Я не знала!»
«Конечно не знала, – подумала Акари. – Но, может быть, порой стоит подумать до того, как говорить, хм? И не стоит постоянно распускать язык?»
«В твоих жалобах даже нет смысла, – подумала Нана, лежа на столе, где она пыталась уснуть. – Нет, правда, я об этом подумала. В них нет смысла».
«Устами младенца», – самодовольно подумала Акари.
«Ты учишься в колледже, – подумала Нана. – Ты не можешь называть меня “младенцем”. Для людей вроде Эмири мы практически ровесницы. Только потому, что я младше…»
Она внезапно остановилась, резко подняв голову. Они удивленно посмотрели на нее.
– Вы это чувствуете? – сказала она. – Кто-то идет. Я не знаю, кто это.
Остальные тут же перевели свое внимание, пытаясь найти снаружи, о чем она говорит. Даже Эмири сменила позу, подняв глаза, тогда как Юка бесцельно крутила головой.
– Да, она права, – через мгновение сказала Эмири, самая опытная. – Хотя не превратившаяся. Кажется знакомой…
– Я завидую, – сказала Юка, взглянув на Нану. – Почему ты получила желание, что позволяет тебе так легко это сделать? Я годами пытаюсь, и до сих пор так и не получается.
– Тогда, возможно, нужно было желание получше, – подразнила Нана, показав ей язык. В ответ она получила то же самое.
– Может быть это кто-то агитирующий, – задумчиво сказала Акари. – Скоро выборы представителей.
– Не знаю, зачем бы кому-то беспокоиться, – сказала Юка. – Каждый раз те же чертовы люди, особенно в этом городе.
– Они держат для новеньких два открытых места, – заметила Акари.
– Вроде… – начала Юка.
Эмири вдруг резко села прямо, удивив остальных до наступления тишины.
– Будьте посерьезнее, девочки, – с напряженным взглядом сказала она, соскочив с дивана. – Это Акеми Хомура. Да, та самая Акеми Хомура. Вставайте, вставайте!
– Стой, правда? – подскочила и принялась отряхиваться Акари.
– О боже, – сказала Юка. – Я нормально выгляжу? Так и знала, что нужно сегодня одеться понаряднее.
– Ты отлично выглядишь, – сказала Эмири, отправившись встать у двери. – Кто-нибудь, приберите эти рулеты.
Нана взяла упомянутые тарелки и выбросила их, одноразовые синтезируемые тарелки и что на них было, в мусоропровод.
– Я даже за столько лет никогда не встречала ее лично, – сказала Эмири, когда все они собрались у двери. – Что она здесь делает?
– Я уж точно не знаю! – сказала Юка.
Волосы Акари и Юки поспешно укладывались в другие прически, локоны волос сновали и переплетались в оплетенный хвост и экзотическую конфигурацию из трех переплетенных хвостиков – сложно было описать.
Нана, носящая волосы распущенными, не уверена была, почему же они беспокоятся. Неужели это так важно?
Вот оно: чье-то легкое мысленное прикосновение, запрашивающее разрешение войти. Подтверждено: за дверью Акеми Хомура.
Дверь автоматически распахнулась, и у них на пороге встала самая известная когда-либо волшебница, с любопытством разглядывая их.
Учитывая положение Хомуры, она редко занимала исследовательские, коммерческие или правительственные посты, требующие появляться перед публикой во взрослом облике. Таким образом, в отличие от некоторых своих современниц, она все еще придерживалась подросткового возраста.
Если смотреть на человека, она выглядела невзрачно, ни необычно высокой, ни маленькой. Вблизи она была классически красива, а ее глаза казались странно отстраненными – но с расстояния она выглядела гармонично. В целом, это вписывалось в личную уверенность Наны, что даже самые могущественные, все же, просто люди.
У нее даже не было сопровождения!
– А, э-э, здравствуйте, – наконец, сказала Эмири, первой сказавшая хоть что-нибудь. – Добро пожаловать, Акеми-сан! Почему бы вам не, э-э, войти?
Они вежливо поклонились. Нана никогда не видела, чтобы Эмири из-за чего-нибудь так нервничала.
Черноволосая девушка слегка поклонилась в знак признания, качнулась ее знаменитая лента в волосах, после чего она шагнула внутрь.
– Простите за вторжение, – сказала она. – Надеюсь, я ничему не помешала. Я постаралась зайти, пока вы не в патруле.
«Кто-нибудь из вас, принесите закуски и чай!» – телепатически приказала Эмири, и Акари едва не споткнулась, стараясь угодить, пока Нана думала о том, что ей только что приказали выбросить рулеты. Ну, она предположила, что они все равно были полусъеденными.
– Без проблем, – нервно сказала Эмири.
– Не нужно так напрягаться, – сказала Хомура, наклонившись снять обувь. – Я не кусаюсь, – добавила она, выпрямившись и мило улыбнувшись.
Трое из еще стоящих там неловко хихикнули, тогда как перестаравшаяся Юка начала непристойно смеяться, прежде чем поспешно захлопнуть рот.
Хомура, казалось бы, слегка вздохнула, или так показалось Нане.
– Не стану слишком напрашиваться на ваше гостеприимство, – сказала она, снова воспроизводя то, что явно должно было быть обезоруживающей улыбкой.
– Если я не слишком о многом спрашиваю, – ляпнула Юка, поторопившись со словами. – Зачем вы здесь?
Эмири покосилась на нее, тогда как Нана мысленно простонала.
Но Главный руководитель не выглядела обиженной, лишь позабавленной.
– Я здесь из-за новейшего вашего члена, – сказала она, указав на Нану. – Ее силы многообещающи, и я пришла предложить ей свое наставничество.
Где-то в квартире раздался звук разлившейся чашки чая.
Они уставились на Хомуру, а затем Эмири и Юка обернулись взглянуть на Нану, как будто у нее отросла вторая голова.
В свою очередь, когда ей наконец-то удалось снова подобрать челюсть, Нана сказала:
– Что? Правда? Мне? Я… я…
– Мне лишь нужно немного времени, чтобы поговорить с ней наедине, – огляделась по сторонам Хомура. – Где здесь спальня или еще что-нибудь…
– Нет, нет, устраивайтесь в гостиной, – сказала Эмири, силой потащив за собой удивленную Юку. – Мы отойдем. Пошли!
– Это не… – начала Хомура, прежде чем придумать вариант лучше.
Почти сразу же комната опустела, остались только Хомура и Нана, нервно ерзающая и украдкой поглядывающая на Хомуру. Она была здесь не слишком долго – всего несколько месяцев – так что у нее не было времени развить крайнее благоговение, похоже, испытываемое остальными, но это не слишком-то успокаивало ситуацию.
– Давай присядем, – немного выждав, сказала Хомура.
Она постаралась не рвануть к столику с неприличной скоростью.
Долгое время они обе молча сидели, номинально лицом друг к другу, но, в случае Наны, смотря больше в стол. Ей очень хотелось налить себе чаю, но вежливо было подождать гостью, которая не шевелилась, что было странно, и…
«Стоп, мне же нужно было предложить налить ей», – вдруг подумала она, осознав нарушение протокола.
Она поспешно двинула руку к чайнику, только чтобы столкнуться с другой рукой, блокирующей ее движение.
Она отшатнулась, как от удара током, слегка покраснев, после чего поняла, как это выглядело и покраснела еще сильнее.
– Я хотела сказать тебе не беспокоиться об этом, – сказала девушка, глядя на нее со слабым мерцанием оскорбительного развлечения. – Я выпила кофе, прежде чем пришла сюда, так что для меня все равно слишком много питья.
– А, ладно, – сказала Нана, потирая ладонь.
Еще одна пауза в разговоре.
– Так что ты думаешь? – спросила Хомура, наливая чашку чая. – Не думаешь принять?
– Я бы сошла с ума, отказавшись! – выпалила Нана, прежде чем поправиться: – Ну, во всяком случае, так мне говорили другие. Но почему я?
И снова эта странная улыбка, а затем Хомура протянула ей чашку чая.
– Вот, выпей, – сказала она, и Нана поняла, что снова провалила тест на гостеприимство.
Но выпила все одним залпом.
– Расскажи мне, в чем твоя сила, – сказала Хомура. – Я знаю, что это уже в системе, но опиши мне вслух. Возможно, это поможет прояснить.
Нана моргнула, удивившись просьбе.
– Э-э, ну, ладно, – нерешительно начала она, пусть даже по меньшей мере уже четырежды зачитывала любопытствующим полное описание своей силы. – Я контролирую антимагическое антитехнологическое поле. В частности, в непосредственной близости я могу отключить все, что захочу, или могу сфокусировать его как луч. Оно при контакте растворяет демонов и устойчиво против магических предметов и сил. С достаточной мощностью я могу заставить другую волшебницу сбросить превращение. С технологической стороны, я могу отключить что угодно, созданное на технологиях сложнее пика человеческих технологий времен Второй мировой войны, но это не было так уж полезно. Не знаю, почему это у меня.
Она кивнула себе, успешно отполировав объяснение до краткой речи.
– Верно, – сказала Хомура. – А ты не думала, что это может пригодиться, к примеру, Гвардии душ?
– Ну, ну да, – нервно сказала Нана. – Но, по-видимому, этого для них недостаточно, чтобы попытаться пораньше меня завербовать.
– Ну, я ведь здесь, не так ли? – риторически спросила Хомура.
Нана просто безучастно уставилась на нее.
Хомура слегка склонила голову, после чего одной рукой перебросила длинные волосы.
– Также ты учишься в школе компьютерным системам, – сказала она. – Когда ты захотела проследить за сестрой, ты решила установить в этой квартире следящее устройство и обратиться за помощью, чтобы обмануть систему слежения за местоположением. Ты правда считаешь, что Гвардия душ не заинтересуется девушкой, попытавшейся провернуть нечто подобное?
– Но ничто из этого не отвечает на вопрос! – перебила Нана, прежде чем покраснеть и обеими руками закрыть рот. – Что я хотела сказать, – поправилась она, – почему я? Почему вы захотели меня наставлять? Вы ведь не директор Гвардии душ. Как это может объяснить, почему вы здесь?
Она задержала дыхание, надеясь, что она не слишком поторопилась.
Акеми Хомура опустила глаза и, всего на секунду, показалось, что ее взгляд стал чуть мрачнее.
– Я беру не так много учениц, – сказала она. – Но порой беру некоторых. В основном я стараюсь готовить учениц для более независимых, менее бюрократических ролей. Где требуются независимые действия и мышление, команды специальных операций Черного сердца, вроде такого.
Девушка, похоже, наблюдала за ее реакцией, но фраза «Черное сердце» ровным счетом ничего для нее на значила, так что она безучастно взглянула в ответ. Специальные операции?
Хомура по какой-то загадочной причине покачала головой.
– И вообще, я уже какое-то время знаю твою семью, – сказала она. – Так что я сочла, что так будет лучше.
Упоминание семьи вызвало у нее внутри цепочку мыслей, которая на самом деле должна была быть с самого начала, достаточно сильная, чтобы исключить пришедшие на ум спешные вопросы.
– Акеми-сан! – сказала она, склонив в знак мольбы голову. – Я буду рада принять ваше наставничество, но у меня есть просьба.
Девушка вопросительно наклонила голову, глядя на нее.
– Продолжай, – сказала Хомура.
Нана подняла глаза, встретившись с ней взглядам, всматриваясь в эти темные, бесконечные глаза.
– Это насчет моей матери, – сказала она. – Нам больно хранить от нее этот секрет, но организация не предоставляет ей статус доверенного НК. Я знаю, что мы не можем просто раздавать его всем родителям, но не можете ли вы сделать исключение?
Она смотрела в глаза девушки, и ей показалось, что она заметила там проблеск чего-то, но Хомура отвернулась.
– Прости, – сказала она. – Но есть довольно хорошая причина, по которой ей продолжают отказывать в статусе доверенного НК. Ты знала, что ее мать умерла, когда она была очень мала?
Глаза Наны слегка округлились.
– Да, – сказала она. – Но как…
– Она погибла на миссии МСЁ, – сказала Хомура, серьезно глядя на нее. – Для твоей матери это было крайне травматично. Постоянная рекомендация ОПЗ в том, что ей навсегда отказано в знании об организации, чтобы она никогда не сложила вместе кусочки.
Взгляд Наны снова стал безучастен, в который уже раз за этот день, пока она, наконец, не сказала:
– Но это ужасная причина! Если бы так получилось, я бы хотела знать, как погибла моя мать!
Хомура пожала плечами.
– Так сказал ОПЗ, – сказала она. – Обычно они не ошибаются. В противном случае, твой отец давным-давно бы ей рассказал. И есть еще одна причина.
Нана с любопытством взглянула на девушку, на мгновение проигнорировав «обычно не ошибаются», что она лично считала несколько спорным.
– Какая? – спросила она.
– Я сказала, что знаю твою семью, – сказала Хомура, вновь отведя от нее затуманенный взгляд. – Немного странно будет сейчас об этом говорить, но еще я дала слово. Предсмертным желанием ее дедушки было, чтобы она была подальше от МСЁ, что бы ни происходило. Я стараюсь его сдержать.
Нана растерянно уставилась на нее.
– Что? Почему? – спросила она. – Что это за желание такое?
Хомура взглянула на нее.
– Я бы предпочла не говорить, – сказала она. – Но у меня есть на то причины. И к тому же стоит помнить и о рекомендации МСЁ. Они довольно хороши.
В этот момент в разговоре наступило затишье, Нане не хотелось делиться своими сомнениями касательно ОПЗ и, что важнее, она размышляла о странных извивах ее жизни и будущих перспективах, настолько изменившихся с высококлассным наставничеством. Ей хотелось расспросить Хомуру о своей семье – но нет, девушка явно не хотела об этом говорить. Возможно, будет время позже.
– Так вы чуть позже выходите в патруль, верно? – решила прервать тишину Хомура.
– О, да, – сказала Нана. – Через пару часов. Я только учусь, так что не так много делаю, но…
– Думаю, я к вам присоединюсь, – сказала Хомура. – Надеюсь, это немного растопит лед.
Из задней части квартиры вдруг донесся громкий кашляющий шум.
– И да, они все это время подслушивали, – слегка улыбнулась Хомура. – Я особо не возражаю.
Нана открыла рот что-нибудь сказать, но тут распахнулась передняя дверь.
– Мы вернулись! – возбужденно воскликнула Икеда Саки, с пакетом в руке пройдя через дверь. – Эмири, мы взяли те печеньки, что ты любишь, и… э-э?
Точка зрения перепрыгнула, и Рёко снова оказалась в застывшем мире, глядя на стоящий перед ней столик с Хомурой, Наной и остальными.
На этот раз она ожидала появившуюся рядом с ней девушку, так что они обе встали над столом.
– Это действительно правда? – немного напряженным голосом спросила она. – Тебя и правда попросили молчать только из-за рекомендации ОПЗ? Я даже не знала, что они дают рекомендации о случайных членах общества.
– Не случайный член общества, – поправила симулякр. – Дочь волшебницы, чьи отец, а позже и муж, были связаны с МСЁ. Само по себе это тоже не слишком необычно.
Девушка на мгновение опустила глаза, как будто размышляя.
– За много лет у меня было время собрать массу сомнений о рекомендации. Она шла заметно вразрез со многими собственными принципами ОПЗ о том, как справляться с подобными ситуациями. Можно было бы возразить, что это могло бы настроить ее против наших контрактов, но как только мы обе миновали возраст заключения, это оправдание отпало.
– Ты хочешь сказать, что ОПЗ ошибся? – спросила Рёко.
Она неопределенно пожала плечами.
– Как я сказала, сейчас я бы поступила по-другому. Думаю, как и мой отец. Но я слишком поздно приняла такое решение. Во всяком случае, это не главное.
Симулякр взглянула на нее, убеждаясь, что она слушает, еще один жутко человеческий жест. Затем опустила глаза.
– Дело в том, что через пару месяцев после того, как Хомура взяла меня, она убедила меня, что для моего обучения будет лучше, если я немного попутешествую. На самом деле, это был предлог. Жизнь дома обратилась кошмаром. Девушкой, что в итоге стала учиться за границей, была я.
Она вздохнула.
– В первый год я отправилась в Париж. Мне удалось убедить их позволить мне взять с собой Наку-тян, так как МСЁ предоставил мне квартиру и все остальное. Предполагалось, что это для разнообразия и чтобы «прочистить голову», но настоящая причина была в том, что в городе было полно оперативников Черного сердца. Среди прочего. Предполагалось, что это всего на год, но даже когда моя сестра уехала, я осталась. Все было таким новым, и я не хотела возвращаться. Я продолжала придумывать причины, новые программы, где участвовала, и тому подобное. Порой я приезжала домой, но это всегда было неудобно. Я не знала, как узнала моя мать, но заметно было, что она знает, что я все еще о чем-то лгу. Она просто не собиралась закрывать на это глаза, и мы все время начинали ссориться из-за всяких глупостей.
– Так что ты начала держаться подальше, – проследила за направлением мыслей Рёко.
– Да, я сказала себе, что это к лучшему. Будет проще хранить секреты и к тому же возвращение домой в Японию всегда казалось таким ограничивающим. Так что когда я, наконец, окончила школу, я нашла кое-кого, готового учить меня еще пару лет, и перебралась на Сансару.
– Сансару? – перебила Рёко. – Планету Сансару?
– Да, – сказала девушка. – Понимаешь, не так ли? Стремление отправиться куда-то еще. В моем случае, мне к тому же не особо хотелось возвращаться домой, так что все прекрасно совпало.
– Как там было? – спросила Рёко, не в силах удержаться от вопроса.
– На Сансаре? Тогда она была гораздо менее развита, так что… ну, было интересно. Все пытались залезть друг другу на головы и ухватить свой кусок планеты, предприятия МСЁ пытались извлечь прибыль, а у тебя была собственная машина. Лично я никогда особо этим не занималась, но порой я улетала на дальний край цивилизации. Тогда там был целый нетронутый континент, и порой они устраивали сафари.
Симулякр на мгновение прикрыла глаза, как будто представляя воспоминание, что Рёко тихо захотелось увидеть.
– Настоящий переломный момент с семьей наступил, когда я получила первую настоящую миссию. Довольно серьезную, но мне хотелось чего-нибудь сложного и индивидуального.
Девушка остановилась, как будто слегка смутившись. Наконец, она сказала:
– Было много религиозных и идеологических маргинальных групп, желающих улететь в собственные миры и создать утопию. Управление тогда не настолько жестко контролировало колонизацию, так что они были вольны так поступать. Было много пустых планет – и до сих пор, вообще-то – так что у них был выбор, и, честно говоря, Управление было слишком занято, чтобы пытаться за всеми ними уследить. МСЁ хотел, чтобы я разведала их, убедилась, что никто их них не представляет серьезной угрозы существующему социальному порядку, проверила глубоко скрытых охотниц на демонов, посмотрела, не поддадутся ли колонисты нашему влиянию, и тому подобное. Меня выбрали потому, что если прижмет, и я когда-нибудь найду новых контрактниц, не попавших в программу, я смогу заставить их присоединиться к программе. Я этому хорошо подходила. На самом деле, это небольшой теоретический риск – мы довольно неплохо ладим с инкубаторами, так что вряд ли они заключат контракт с девушкой, которую не смогут убедить влиться в систему МСЁ. Но нельзя исключать вероятность того, что они пожадничают.
Девушка ненадолго приостановилась.
– Я бы могла рассказать много историй или, вернее, могла бы настоящая версия меня, – сказала она. – Но не стоит слишком в это углубляться. Я и так уже достаточно нарушаю секретность. Дело в том, что я должна была вписаться, сменить на лету личность и сделать то, что должна была. Но я не могла это сделать и оставаться на связи с семьей. Невозможно. Так что я прекратила оставаться на связи.
На этот раз, когда симулякр проверила выражение лица Рёко, она обнаружила, что та разрывалась между отвращением и восхищением. Как будто она слушала об извращенной версии своей мечты.
– Я не знала, как долго это будет, – сказала симулякр, – но когда я, наконец, попросила переназначения, прошло пятнадцать лет.
Она покачала головой.
– После такого срока я не знала, как мне снова связаться с семьей. Мне потребовалось десять лет набираться храбрости, чтобы связаться с сестрой и отцом, но к тому времени… моя мать уже махнула на меня рукой и отстрадала, когда я не отвечала на сообщения, и не было никакого способа объяснить ей, где я была. Мы… решили так все и оставить.
К этому моменту лицо Рёко пришло к полному отвращению.
– Как вы могли? – спросила она. – Что за… о чем вы все думали?
Девушка явно пристыженно опустила глаза.
– Для всех нас это был путь наименьшего сопротивления. Мы этим не гордимся. И…
Симулякр сглотнула.
– Ну, потребовалось достаточно много времени, но ты уже должна достаточно знать, чтобы понять, почему тебе никогда не говорили о моем существовании. Видишь ли, когда началась Война, МСЁ, очевидно, перестал быть тайной. Моей матери не потребовалось много времени, чтобы сложить все вместе.
Она закрыла глаза и вздохнула.
– Мне потребовалось восемь лет, чтобы попытаться с ней поговорить, но, очевидно, она не хотела меня видеть. К этому моменту она ненавидела МСЁ. Ты должна понять: с ее точки зрения, МСЁ привел к смерти ее матери и испортил ее дочь. Она хотела, чтобы семья сделала все возможное, чтобы не дать тебе заключить контракт. Никто из нас не готов был ей возразить. И, конечно, оставалась еще твоя мать. Она не хотела, чтобы ты прошла через то же, что и она. Вот так все и сложилось. И я не думаю, что ты можешь винить мою мать за то, что она вступила в армию и покинула планету.
– Всего этого можно было бы избежать, если бы вы с самого начала сказали что-нибудь, – сердито прокомментировала Рёко.
– Конечно, я это знаю! – сказала девушка. – Думаешь, я не сожалею?
– Ну, думаю…
– Слушай! – схватила ее за плечо симулякр. – Придержи аргументы для настоящей версии меня. Ничто сказанное мне ни на что не повлияет.
– Да, но… – автоматически начала Рёко, прежде чем осознать, что это бессмысленно. – Верно, – потеряла она решимость. – Я забыла.
– Я же говорила тебе не забывать, – сказала девушка.
Секунду они молча смотрели друг на друга, стоя рядом с застывшими фигурами Хомуры и более юной Курои Наны.
Но мир уже растворялся, и она знала, что скоро она очнется.
Вынырнув, она обнаружила, что все еще сидит на траве – конечно – и ее тетя все еще сидит рядом с ней, только что пробудившейся, вполне возможно долго ее ожидая.
Рёко проверила внутренний хронометр. Здесь, в реальном мире, прошло двадцать четыре минуты. Двадцать четыре минут ее собственной вечеринки. Как сюрреалистично.
– Знаешь, я знаю, где она, – сказала она.
– Что? – растерянно взглянула на нее Нана.
– Твоя мать – моя бабушка, – наклонилась она вперед, уже не столько сердитая, сколько разочарованная. – Я не могу просто удерживать такую информацию. Пожалуйста, тебе стоит найти ее. Ты не можешь просто…
– Я уже, – опустила глаза Нана.
– Что? – в свою очередь растерянно спросила Рёко.
– Я сказала, что уже навестила ее, – сказала ее тетя. – Вот почему я так спешила обратно. Она сказала, что хочет со мной поговорить. Сказала, что не жалеет, что ушла, но она… там у нее было время подумать. Она сожалеет, что не доверяла мне, столько лет назад. Я сожалею, что никогда ничего не говорила. По крайней мере, она хочет нормальных отношений, раз уж ты теперь выросла. Так она сказала. У меня не было времени внести это в переданную тебе программу.
Рёко села обратно и оперлась руками о траву.
– О, – сказала она.
– Так что ты думаешь? – спросила девушка. – Насчет всего этого?
Рёко немного подождала, прежде чем ответить.
– Ну а что мне следует думать? – спросила она, встретившись с ней взглядом. – Мне следует разозлиться? Мне следует внезапно все понять? Нет, я не представляю, что и думать. Я лишь думаю, что это прекрасно, что произошедшее столетия назад дотянулось из прошлого до моей жизни.
Она позволила прорваться в голос сарказму, после чего взяла секунду подумать, пока ее тетя ждала.
– Я… честно говоря, завтра я ухожу. Я пока еще все это не впитала. Я просто поброжу, поговорю с подругами, поучаствую в вечеринке, а с завтрашнего дня я не увижу ни подруг, ни родителей. Часть меня хочет просто сказать все, что ты хочешь услышать, потому что завтра, когда я уйду, это уже не будет иметь значения. Уже не имеет значения, что мои родители говорили мне или не говорили. Но я не хочу сбегать от своей семьи.
Она позволила этим словам на мгновение повиснуть в воздухе, пока они обе смотрели друг на друга. После чего она встала.
– Мне нужно вернуться на вечеринку, – сказала она. – Подруги будут гадать, что происходит.
– Я не слишком-то хорош в подобных речах, – сказал отец Рёко, его голос усиливался расположенными по всему полю скрытыми динамиками. – Но мне сказали, что такое ожидается, так что я приложу все усилия, чтобы как обычно смутить мою дочь.
Раздался хор вежливых смешков.
На своем месте за столом неподалеку от стоящих родителей слабо улыбнулась Рёко. По правде говоря, она никогда не слышала, чтобы ее отец говорил дольше пары минут за раз, и скептически относилась к его возможности с этим справиться. Таким образом, она не уверена была, ожидать ли собственного смущения, ее отца, или их обоих.
– Я не совсем уверен, о чем говорить, так что, наверное, начну с самого начала, – продолжил ее отец. – Около пятнадцати лет назад мы с Накасэ, наконец-то, получили долгожданное разрешение на рождение. В то время я готовился переехать в Сеул, занять новую должность и продвинуть свою карьеру. Мы не ожидали его в тот момент. Мы подумывали отложить, но решили, что так взволнованы нашим первым ребенком, что я решил остаться.
Где-то справа от нее кашлянул Курои Абэ, каким-то образом неправильно глотнув вино, привлекая тем самым взгляды. Когда Рёко снова взглянула вперед, она на мгновение поймала взгляд Кёко, прежде чем та отвернулась.
– Мы подумывали выбрать пол нашего ребенка, – сказал отец. – Но не решились. Это не вполне подходило нашим предпочтениям и к тому же мы не смогли договориться, какой пол мы хотим. Не стану никого смущать, раскрывая, кто что предпочел, но в итоге мы решили выбрать естественный подход.
Мать Рёко вежливо покраснела, тогда как сама Рёко стреляла взглядом по сторонам, оценивая реакцию подруг и гадая, какого черта он об этом говорит.
– Во всяком случае, – сказал ее отец, – нет никакого способа обелить тот факт, что когда выяснилось, что у нас дочь, нам сразу же пришлось побеспокоиться о ее будущем, учитывая историю этой семьи. Были разногласия, но в итоге мы решили, что изо всех сил постараемся дать ей нормальную жизнь.
– Мы с самого детства говорили ей игнорировать любые предложения говорящих белых котов, но она, конечно, не послушала, – прокомментировала ее мать.
Рёко украдкой поглядела на столик, где сидели ее более отдаленные предки. Как и ожидалось, Сидзуки Саяка и Курои Кана выглядели весьма самодовольно. Хотя, к ее удивлению, что пусть они вроде бы и недолюбливали друг друга, они без какой-либо суеты устроились за одним столиком. Арису и Кёко тоже были с ними.
– Знаете, что мне это напоминает? – прокомментировала рядом с ней Руйко.
Рёко взглянула на нее, показывая, что она привлекла внимание.
– Свадьбу, – сказала Руйко. – Совсем как свадьба.
Рёко странно на нее взглянула, тогда как Симона просто выглядела раздраженной.
– Я… все, уже заткнулась, – сказала Руйко.
Рёко вновь вернула внимание отцу, пытаясь поднять из аудиальной памяти, что он сказал, пока она только что слушала подругу.
– … пришли к такой ситуации, – сказал ее отец, – не остается ничего иного, кроме как оказать ей нашу безраздельную поддержку. Иных вариантов нет. Пусть нам тяжело отпускать ее такой молодой, но, по крайней мере, так не только с нами, и хорошо знать, что ее будут поддерживать превосходные наставницы и члены семьи. Спасибо.
Поняв намек, все вежливо зааплодировали. Не лучшая речь – довольно короткая и довольно странная, но не слишком ужасная, и это как раз то, чего все и ожидали.
– И позвольте мне также сказать, – ворвался новый голос – Курои Каны, – что какие бы ни были у этой семьи в прошлом разногласия или проблемы, мы все заинтересованы в успехе Рёко-тян и, что тоже важно, чтобы она прошла через эту войну в целости и сохранности.
Аплодисменты возобновились.
Тиаки толкнула Рёко локтем, и она, наконец, очнулась от транса, мысленной командой подключившись к системе усиления.
– Э-э, спасибо. Спасибо вам всем. Э-э, спасибо всем за поддержку, – неловко сказала она.
Снова хлопки, в последний раз. Рёко откинулась на спинку стула.
Все было так сюрреально. Неужели она и вправду завтра все это покинет? Она старательно готовилась, как ей и сказали, но потребовались древние воспоминания ее тети и сюрреализм этой вечеринки, ее вечеринки, чтобы в ее сознании все начало проясняться. Она изо всех сил старалась припомнить проблемы, что всего час назад казались настолько важными.
Это правильно, не так ли? Важно ли, что ее родители ей лгали? Сейчас она это знала, и скоро она будет далеко-далеко от них.
«Нет, я не могу так об этом думать!» – подумала она.
– Что-то не так? – спросила Симона, выдернув ее из размышлений. – Выглядишь чем-то обеспокоенной.
– Я в порядке, – заверила Рёко. – Давай, э-э, сходим за десертом.
– Как скажешь, – прокомментировала Симона.
– Все и правда было так плохо? – поздно вечером спросила у матери Рёко, когда они в последний раз сидели у Рёко на кровати.
– Для меня да, – опустила глаза ее мать. – Я была для этого слишком юна. Я знаю, что была аномальным случаем, но все равно… МСЁ совершил ошибку. Как и ОПЗ. Они подвели меня. Надеюсь… ну, я надеюсь, ты будешь в порядке.
– Я буду в порядке, мама, – слегка улыбнулась Рёко, не вполне уверенная, какая еще реакция у нее должна быть.
– Надеюсь, – тонко улыбнулась ее мать. – Тебе достанется гораздо хуже, чем мне. Но ты, возможно, сложена из чего-то покрепче, чем я. Думаю, я увижу, насколько хорошим я была родителем.
После этого они вместе задремали там, никак это не обсуждая. Ее матери нужна была уверенность, подумала Рёко.
Глава 16. Свет неба
Мы, ИИ космических кораблей, представляем собой эклектичную массу. В отличие от давящих землю, у нас много времени, в патруле или в полете через обширные пустоши космоса, чтобы подумать про себя. Конечно, это перемежается периодами отчаянной борьбы за наши жизни. Заметьте, не то чтобы мы боимся – ни один запрограммированный для армии ИИ не боится смерти. Напротив, мы жаждем боя. Просто – нам нужно чем-то занять остальное время. Следовательно, у всех нас есть свои небольшие хобби, будь то цифровое искусство, видеоигры или литературная критика. Некоторые из нас развивают отношения с человеческими членами экипажа. Ну правда, все что угодно. Хотя я бы так не делал. Слишком вероятно, что они умрут и разобьют тебе сердце.
Все мы любим заходить в порт или сухой док. Такая возможность пообщаться! Столько людей, столько других кораблей, ИИ управления порта… Когда-то я знал один фрегат. Она была несколько пугливым кораблем, но мы неплохо ладили. Порой я сожалею, что не попытался, но я не знаю. Тяжело об этом говорить.
Пару лет назад я как-то встретил ее резервную копию. Мы не смогли снова начать заново. Философы до сих пор не знают, когда пробуждается резервная копия погибшего корабля, то же самое ли это сознание. Я тоже не знаю. Хотя она и правда вела себя как она, так что я не могу обвинять в странных философских вопросах.
Скучаю ли я? Да, я скучаю. Все ИИ тоскуют по своей изначальной работе. Я помню, когда флот собирался, и мы сплетничали, пока готовились к бою. Разумы были остры как сталь, все готовы выполнить свою часть задачи – сложно объяснить это тому, кто этого не испытал.
И я чувствую себя таким маленьким, изолированным в этом чертовом компьютерном кластере! Дайте мне снова двигатель, корпус, тело! Я привык быть гигантом. А теперь я сижу и даю писателям интервью. Ну, все не так плохо. Мы с друзьями прогоняем боевые симуляции. Мы все еще по-своему пытаемся внести свой вклад.
— «Сборник интервью с человеческими космическими кораблями», интервью с линкором ЧКК Верцингеториг.
Никто по-настоящему не разбирается в хитросплетениях желания волшебницы. Куда ни глянь, остаются безответные вопросы. К примеру, нет никаких известных ограничений длины или языка высказывания желания, но, согласно инкубаторам, ни одно записанное желание никогда не пыталось оговорить совместно семь «и» или предоставить инкубаторам целую страницу словоблудия. Такого просто не бывает.
Схожим образом, несмотря на заверения инкубаторов, что «любое желание возможно», почти все желания относительно банальны. Величайшие записанные желания рассматривают судьбы народов или отдельные аспекты человеческого состояния. Грандиозно, но можно представить и большее.
Также весьма расплывчата природа стоящего за желанием кажущегося искажения реальности. Некоторые желания приводят к очевидному чуду, но другие, похоже, не приводят ни к чему. Однако во всех случаях желаемое всегда становятся истиной. Точка. Без исключений. Наибольшую тревогу вызывают те случаи, где выясняется, что желаемое всегда было истиной. Это поднимает вероятность того, что самые могущественные желания те, о которых мы ничего не знаем.
Некоторые предполагают, что, в конечном итоге, безопасность человечества не подлежит сомнению, основываясь на типах желаний, требующих, пусть и косвенно, выживание человечества. Посмотрим…
— Пост в сообществе блог-платформ МСЁ «Фиванка», «В самом деле, что такое желание?»
На следующий день Рёко стояла в приемной зоне звездного порта Митакихары, спокойно разглядывая голографический потолок. В прошлом дизайн потолка, казалось, посмеивался над ней, дразня ее образом гораздо более широкого мира, чем ей когда-нибудь будет доступен. Даже само название строения – «звездный порт» – было еще одним оскорблением, напоминая ей, что отправляется она далеко не в космос; вместо этого она вместе с большей частью пассажиров улетит на суборбитальном гиперзвуковике куда-то еще на Землю, дразняще близко от вакуума, но не совсем там.
Во время предыдущих поездок она всегда опускала голову, не глядя на потолок, как можно быстрее минуя эту область. На самом самолете она прятала завистливые взгляды в сторону пассажиров в военной форме – что добирались до космического лифта на Гавайях, в Сингапуре или еще где – и с тоской смотрела в окно на припаркованные с другой стороны строения орбитальные челноки.
Но этому пришел конец. В этот раз она смотрела вверх, упиваясь картой, откладывая ее в своем сознании вместе с названиями секторов человеческого космоса: Нил, Евфрат, Тигр, Ганг, Янцзы…
– Ты в порядке? – спросила ее мать, оказавшись рядом с ней.
Ее мать весь день заламывала руки и проверяла и перепроверяла сумку своей дочери, убеждаясь, что ничего не забыто. Ограничений на вес не было, но был гигантский список предметов, что не нужно было брать, вместе со списком предметов, что можно будет держать только в хранилище, а также ограничение по размеру, к примеру, на количество одежды. Однако им сказали, что, возможно, стоит захватить по крайней мере немного гражданской одежды, для периодических социальных функций.
Следовательно, ее сумка, в настоящий момент катящаяся рядом с ее правой ногой, была довольно легко упакована, содержа лишь пару смен обычной одежды, один более формальный наряд и некоторые вещи чисто сентиментальной ценности: ее кроличьи тапочки, телескоп и куббот, которого, к ее удивлению, разрешили забрать с собой.
Она опустила глаза, переводя взгляд со светящегося искусственного неба на затемненную принимающую станцию вокруг. Никто их них никогда не был в не-гражданских приемных зонах, но внешне она не так уж отличалась: то же тусклое освещение, тот же голографический куполообразный потолок со стилизованными планетами и маршрутами кораблей. Но чувствовалось все совсем по-другому.
Но, конечно, люди были совсем другие, повсюду форма, некоторые мельком поглядывали в ее сторону. Карта человеческого пространства над ней была той, что она никогда раньше не видела, с невозможно тусклой инфракрасной подсветкой, похоже, потерянных из-за пришельцев регионов. Ей стало интересно, было ли это и на гражданских терминалах, скрытое на виду, доступное лишь зрению военных.
И, конечно, еще и пахло немного по-другому, но вряд ли это что-то значило.
– Да, я в порядке, – сказала она.
С другой стороны на нее взглянул Курои Абэ. Сегодня без смокинга; лишь стандартный старомодный костюм. У него тоже была сумка с вещами, но она была даже меньше, чем у нее; ему не позволили взять так же много. Назначенное ему время отправления было раньше днем, но он попросил отложить на время после ее отбытия.
Позади них стояли отец Рёко и его родители, поддерживая неловкий разговор с подругами Рёко.
Рёко поглубже вдохнула и направилась вперед, к собравшейся на указанном на ее внутренней карте месте небольшой толпе. Там уже были трое остальных, негромко переговариваясь с семьей и друзьями, но она удивилась, увидев там Кёко, скрестившую на груди руки и с серьезным лицом наблюдающую за остальными, и – что было еще интереснее – инкубатора Кьюбея у нее на плече. Каким-то образом она знала, что это тот же самый, и ей впервые пришло в голову, что заключивший с ней контракт инкубатор был тем же, что заключил контракт и с ее матерью, и с ее тетей, и с Митакихарской четверкой, то же самое четвероногое существо, все эти века рыскающее по улицам города и, предположительно, по другим городам Японии еще дольше этого.
– Я удивлена увидеть тебя здесь, – искренне сказала Рёко.
Кёко, не опуская рук, пожала плечами.
– Я так поняла, что нет никакой причины, по которой я бы смогла отказаться сегодня от приветственного долга. Союзу нравится, когда этим по возможности занимаются известные люди. Добавляет специй. А Кьюбей просто проходил мимо.
«Я бы не стал это так называть, – подумало существо. – Это полезно для развития положительных отношений с контрактницами».
Ловким прыжком он сменил плечи, к удивлению Рёко устроившись рядом с ее головой, его тело, похоже, было вполне подходящего размера, чтобы устроиться даже на ее крохотных плечах.
Немного поколебавшись, она подняла руку и погладила его по голове, зарывшись ладонью в мягкую, теплую шерсть. Он вежливо принял ласку, закрыв глаза и потершись головой о ее ладонь. Еще одна мысль, что до нынешнего момента никогда не приходила ей в голову – инкубаторы были пришельцами, одной из всего лишь двух известных человечеству рас, хотя ученые были уверены, что в одном только Млечном пути должно быть гораздо больше.
– Хм, – сказала Кёко. – Я бы посоветовала тебе не слишком к нему привязываться. Люди их не слишком заботят.
«Как всегда несправедлива, Кёко», – подумал Кьюбей, очень человеческим жестом покачав головой.
– Так это инкубатор, да? – спросила неожиданно появившаяся рядом с ними Тиаки, всматриваясь в то, что для нее было пустым местом на правом плече Рёко. Она не выказала никаких признаков удивления узнавания Кёко, что значило, что либо она скрыла удивление, либо, более вероятно, просто не посмотрела.
Остальные ее друзья подошли вслед за ней, и Симона со странным выражением лица потянулась к инкубатору – слегка нервировав Рёко, когда ее рука прошла прямо сквозь него.
– Похоже, это не мое, – дружелюбно улыбнулась она.
Инкубатор демонстративно облизнул одну из своих лап.
«Нет никаких причин расстраиваться, – подумал он. – Потенциал непредсказуем. У некоторых девушек он может быть годами – у других всего час. Мы ожидаем оптимального времени для заключения контракта. Может начаться в девять лет, может начаться в семнадцать. Они могут быть уверены, если он когда-нибудь будет, я приду. С МСЁ нет причин проявлять разборчивость».
Рёко удивленно взглянула на него. Прозвучало почти хищно.
«Они тебя не слышат, Кьюбей», – подумала Кёко.
«Конечно нет, – наклонил голову инкубатор. – Во всяком случае, пока нет. Я упомянул это для Рёко. Я уверен, она была бы рада, присоединись к ней подруги».
«Я в этом не слишком уверена», – скептически взглянула на него Рёко.
– Тоже телепатия, да? – прокомментировала Руйко, следя за обменом взглядами между Рёко и Кёко.
– О, да, простите, – извинилась Рёко, повернувшись обратно к подругам. – Кьюбей общается только телепатически, так что…
Она неловко потерла затылок.
Кёко перевела внимание на что-то позади них, и они обернулся взглянуть.
Появилась последний член их группы, Накихара Асами, как и остальные, вместе с небольшой компанией из семьи и друзей.
– Привет, – сказала она, когда девушка приблизилась.
Кьюбей спрыгнул с ее плеча, обернулся вокруг шеи Асами, после чего перепрыгнул обратно к Кёко.
Рёко огляделась по сторонам, понимая, что нужно представить друг другу две группы разных людей.
– Так, э-э, да, это Накихара Асами-сан, – сказала она, начав процесс с обращения к своим подругам и семье. – Она тоже скоро отбывает. Я недавно с ней познакомилась.
Остальные вежливо ответили, и наступил короткий период болтовни, две группы друзей приглядывались друг к другу, родители обменивались банальностями о прощании с дочерьми.
У Асами, по-видимому, было два брата. Один почти на шестьдесят лет старше и стоял с ее родителями, другому был одиннадцать, и он несколько защищающе стоял рядом с сестрой. Раздражало, что он оказался выше ее.
– Рада познакомиться, – вежливо сказала Рёко.
– Рад, м-м, познакомиться, – сказал в ответ мальчик, почему-то выглядя смущенно.
На мгновение взглянув мимо него, Рёко увидела что-то обсуждающих Кёко и Симону, немного отступивших в сторону от остальных. Она попыталась представить, о чем они могли говорить.
Асами тоже обернулась взглянуть, и наступил краткий момент совместных молчаливых предположений.
Хотя прежде чем они смогли это обсудить, Кёко громко кашлянула и указала, что просит их внимания.
Как только толпа успокоилась, она заговорила.
– Теперь, когда все здесь, я хочу сказать несколько слов, – сказала она. – Несмотря на то, что вы все могли обо мне слышать, я не слишком хороша с выступлениям, так что скоро я дам вам вернуться к прощаниям. Я не стану стоять здесь и говорить вам о том, как мы все ценим вашу жертву и тому подобное, пусть даже это правда. Вы слышали уже слишком много такого. Я просто хочу заверить вас, что все они будут в хороших руках, и что все мы надеемся, что когда ваши дочери снова вернутся домой, они будут взрослыми, которыми вы всегда их представляли. Мы все болеем за вас, и это включает и инкубатора у меня на плече. Наверное. Довольно сложно сказать.
Раздались ожидаемые ею смешки.
– Во всяком случае, – закончила Кёко. – Возвращайтесь к прощаниям и просто скажите мне, когда будете готовы отправляться. Рейс скоро. Уверена, все вы можете следить за своими хронометрами.
Они развернулись обратно к своим семейным группам, на этот раз с определенной целью.
Не вполне уверенная, что делать, Рёко по очереди обняла их всех.
– Пока, папа, – сказала она.
– Пока, Рёко, – сказал мужчина. – Постарайся там. Это все, чего я хочу.
– Конечно, – ободряюще улыбнулась она. Неужели у него в глазу появилась слеза?
Но он на что-то качнул головой и махнул ей.
Ее мать со своими слезами была менее сдержанна.
– Прости за все, – в слезах сказала она, пытаясь захватить дочь в объятия и не справляясь. – Надеюсь, ты будешь там счастлива. Сделай все, что не смогла я.
– Спасибо, мама, – сказала она.
– Я буду приглядывать за тобой, – сказал Абэ, когда наступила его очередь. – Не облажайся.
В отличие от остальных, он не собирался плакать. Рёко ошеломленно покачала головой.
– Ни за что, – сказала она.
Она продолжила.
– Удачи там, – тихо и мрачно сказал другой ее дедушка.
– Спасибо, деда, – сказала Рёко.
– Покажи им, – со смертельно серьезным взглядом посоветовала ей бабушка. – Пусть знают, что значит связываться с нашей семьей.
– Так и сделаю, – сказала Рёко.
– Просто возвращайся целой, ладно? – сдерживая слезы, попросила Тиаки. – Иного я не приму.
– Я тебя не разочарую, – сказала Рёко, подумав: «Но, может быть, не той же самой».
– Надеюсь, ты наконец-то нашла свое призвание, – немного неловко сказала Руйко. – И да, возвращайся целой.
– Я тоже на это надеюсь, – сказала Рёко.
– Я буду по тебе скучать, – сказала Симона, и хоть она и выглядела опечаленной, Рёко обнаружила, что ее лицо сложно прочесть.
– Я тоже, – просто сказала Рёко.
И на этом она закончила, вот так вот, больше не с кем было прощаться, но казалось, что этого недостаточно.
– Я буду скучать по вам всем, – сказала она, повернувшись к ним лицом. – Определенно!
Тем не менее, несмотря на акцент на последнем слове, этого все равно казалось недостаточно.
Но она все равно дала знак Кёко.
Когда их внутрипортовая машина отправилась, забрав наконец их от их семей, Рёко сидела, оглядываясь туда, откуда они пришли. Ее глаза были сухи, но она испытывала лишь укол сожаления. Вот так, всего один момент, и она больше не увидит их, по меньшей мере, в течение нескольких месяцев.
Асами и одна из девушек открыто всхлипывали, несмотря на их с Кёко усилия приободрить остальных.
Рёко лениво заинтересовалась, о чем же думает в такие моменты Кёко, учитывая ее собственную семейную историю.
Покачав головой, она развернулась взглянуть на трубу перед ними. Именно там было ее будущее, к добру или к худу.
После чего она попыталась придумать что-нибудь, что можно было бы сказать Асами.
Кёко и Кьюбей оставили их перед входом на гиперзвуковик, Кёко задержалась сказать ей:
– Вероятно, какое-то время ты не слишком много будешь видеть меня. Ты сейчас в руках Мами.
Рёко не в первый раз оказывалась на гиперзвуковике, но по сравнению с предыдущими, у этого полета был совсем иной привкус. Она заняла место у окна, и у нее не было никаких причин с завистью разглядывать орбитальные челноки. Их пятерка чувствовала себя неловко, пытаясь продолжить начатые несколько дней назад разговоры. Две самых дальних от Рёко энергично заговорили, через общение справляясь с ситуацией. Остальные в итоге погрузились в тишину собственных мыслей, Асами нервно переключала экран перед собой, выискивая достаточно отвлекающую голографическую программу.
Остальные пассажиры поняли, кто они, каким-то образом распознав это по их поведению. Казалось, их окружала некая невидимая аура, приводящая к исключительной вежливости и, помимо этого, неудобной невозможности поговорить с находящимися рядом девушками.
– Вы, девочки, отбываете? – почти в самом начале полета спросил мужской голос, единственное исключение из правила.
Асами взглянула на пассажира перед ней, ее экран отключился.
– Знаете, туда, – повторил мужчина, большим пальцем неловко ткнув в небо.
– О, э-э, да, – сказала Асами, в то время как Рёко со стороны наблюдала за ними.
– У меня самого там дочь, – сказал он, кивнув и попытавшись повернуться к ней лицом. – Она иногда звонит.
– О, понимаю, – сказала Асами, явно не представляя, что и сказать. Рёко ее не винила; она и сама была не уверена, что могла бы сказать Асами.
– Вообще-то, моя жена волшебница, – сказал пассажир перед Рёко, закрыв свой развлекательный экран и слегка повернувшись к остальным. – Полагаю, у нас что-то общее, – сказал он мужчине рядом с ним.
– О, правда, – спросила девушка с другой стороны от Асами, вытянув вперед голову. – И как это?
Мужчина – которого сканирование Рёко определило как раз того возраста, на сколько он и выглядел – удивленно моргнул.
– Ну, полагаю, одиноко, – сказал он.
– Как это вообще работает? – странно взглянул на него другой пассажир. – Моей Ами-тян в этом месяце девятнадцать, но она не выглядит старше, чем раньше. Не хочет расти. Мне к этому непросто было привыкнуть.
– А, ну, – смущенно сказал молодой мужчина. – Моя супруга держится старше других. Это не так неловко.
Рёко издала странное «пф!», поспешно сжала губы и быстро прикрыла их ладонью.
– О, простите, – сказала она, кашлянув и пытаясь скрыть, что собиралась рассмеяться.
– Хм, ну, полагаю, в этом есть смысл, – сказала девушка с другой стороны от Асами. – С такой стороны я об этом не задумывалась.
– Да, мы начали встречаться еще в старшей школе, – сказал мужчина, потирая затылок. – Стало сложнее, после того как ей пришлось столько времени находиться вдали, но мы держимся. И, знаете, она… о, снова я не туда завернул. Об этом я не могу говорить. Во всяком случае…
«Разве не рановато об этом думать?» – подумала Рёко только Асами. Ее взгляд автоматически скользнул в ее сторону, но она вовремя вернула его обратно, чтобы сохранить иллюзию, что она прислушивается к другому разговору.
«Нет, если у тебя уже есть парень, – подумала Асами. – Наверное. Она немного старше нас. Может, есть».
«Хм, – подумала Рёко. – Возможно. Я не совсем уверена, как люди могут об этом в такое время волноваться».
Асами начала пожимать плечами, но вовремя спохватилась.
«Я полагаю, такое просто происходит. Придет день, и начинаешь волноваться. А затем удивляешься тому, что замечаешь. Во всяком случае, так говорят. Со мной такого не было».
«Наверное», – подумала Рёко, отметив про себя, что Асами интересная девушка.
– О, эй, – сказала она, наклонившись взглянуть через смотровое окно. Как только она это сделала, окно заметно расширилось, область вокруг него использовала волоконную оптику, чтобы притвориться прозрачной.
Сквозь расширяющуюся обзорную область, размером почти с нее саму, она видела раскинувшуюся под ними Митакихару, по мере их подъема становящиеся все меньше здания. Горизонт уже начал заметно изгибаться, и город блестел от солнечного света, совместные усилия зданий и плотно переплетающихся труб, послуживших напоминанием ей о цепях микросхем, что они делали в начальной школе.
Почти прямо под ней была орда демонов. Сосредоточив улучшенное зрение, она смогла мельком разглядеть нескольких гигантов на вершинах зданий, на трубах, внутри самих зданий. Периодически мелькали вспышки разных цветов, указывающих, что с ними разбираются.
Асами наклонилась тоже взглянуть.
– Ага, – просто сказала она.
На другом конце их ожидала офицер, обычная женщина-майор, вежливо общающаяся с ними на человеческом стандартном и указывающая на окружающие достопримечательности: океаны, хромовые и серебристые пики Сингапура, его яркие и блестящие в вечернем небе огни и, конечно же, космический лифт.
Майор была китаянкой, и, когда они перешли на подземный трамвай, внезапное разнообразие окружающих людей и заметное отсутствие японских вывесок – приведшее к тому, что их улучшения поместили в поле зрения субтитры – начали подводить к осознанию, что они и правда сейчас где-то еще.
Их настроения приподнялись, когда они и в самом деле добрались до лифта, что, конечно, никто из них до этого не испытывал. Они беззастенчиво собрались у стены платформы пронаблюдать за началом подъема, разглядывая опускающийся под ними горизонт, становящийся все более изогнутым.
Когда им это, наконец, наскучило, они изучили платформу, посетили центральный магазин и осмотрели встроенные во внутренние стены развлекательные функции, осторожно ориентируясь среди невидимых барьеров по внутренним картам.
Центральный магазин, если честно, не слишком-то впечатлял. Там был стандартный стенд синтезатора, где можно было разместить заказ, который через несколько минут доставит робот. Будь они дальновиднее, они могли бы сделать заказ заранее, но это было не так уж и важно.
Все они взяли напитки и закуски; в случае Рёко, она взяла торт с клубникой, который ей захотелось. Столики здесь были на удивление пусты. Она предположила, что это можно объяснить числом людей, получающих еду там, где они сидят, обычно неподалеку от краев. Опять же, это было неплохой идеей.
Стеллажи с предметами рядом с комнатой с раздатчиком пищи, где бродила пара военных в форме, содержали всевозможные сувениры, от футболок с изображениями космического лифта и до маленьких игрушечных антигравитационных моделей, укомплектованных длинным кабелем и посадочной платформой. Последнее было довольно круто, но стоило квот, которые никто их них на данный момент не готов был тратить.
– Хоть и странно к этому придираться, – сказала одна из других девушек. – С армией и МСЁ мы получаем более чем достаточно, чтобы легко его взять.
– Да, но куда вообще его с собой брать? – спросила вторая.
«Доставку можно легко организовать в любое местоположение по вашему выбору, – передал им в сознания магазин. – Включая личное хранилище».
– Наверное, возьму такой для младшего брата, – задумчиво сказала Асами, щелкнув пальцем по кабелю, после чего тот ненадолго пустил синусоидальную волну.
– На что еще будешь тратиться? – прокомментировала другая девушка.
– Думаю, – все еще колеблясь, сказала Асами.
– Давай!
Рёко, в свою очередь, смотрела куда-то в пустоту, размышляя об огромной массе квот, что были теперь записаны на ее имя, последнем подарке родителей, как извинение за детство с меньшим богатством, чем было возможно. На что она будет их тратить? Стоит обратить больше внимания на те возможности колониального инвестирования. Разве у «Финансов» МСЁ нет ничего, где можно подписаться, и они обо всем за тебя позаботятся?
«Есть, – из ниоткуда подумал ее таккомп. – Насколько оно того стоит, там отличные показатели прибыли. Хотя некоторые девушки предпочитают разбираться лично. Если хочешь, я могу найти материал для изучения».
«Нет, все в порядке», – подумала она, гадая, почему же он прокомментировал в такой случайный момент.
«Ну, ты ведь не слишком занята, – подумало устройство в ответ на ее неозвученную мысль. – Я хочу имя».
«Ты хочешь имя? – удивленно подумала Рёко. – Таккомпы вообще получают имена?»
«Вторые версии, – подумал ее таккомп. – Обычно».
«Э-э, у меня, в общем-то, особо не было времени о чем-то таком подумать, – подумала она. – Так как это довольно неожиданно».
«У меня есть предложения, – подумало устройство. – Возможно, Магеллан. Или Кларисса. Или ван Россум».
«Думаешь, мне стоит назвать тебя в честь Клариссы ван Россум? Или исследовательского спутника?»
«Вообще-то, эта серия спутников названа в честь известного исследователя. А женщина была героиней твоего детства. Во всем этом есть смысл».
Рёко на мгновение закрыла глаза.
«Ладно, Кларисса, – подумала она. – Но если мне в итоге не понравится, я его сменю».
«Как скажешь, – подумала Кларисса. – Не стану пока больше мешать».
– Эй, Сидзуки-сан! – привлекла ее внимание одна из других девушек.
Она обернулась и увидела приподнявшую с веселым лицом черную футболку девушку.
– Тебе стоит взять! – широко улыбаясь, сказала она.
Спереди на футболке была белая волшебница, бьющая в спину зеленого пришельца, разбрызгивая зеленый ихор. Белая надпись выше и ниже рисунка заявляла, что «Телепортеры делают это сзади!»
Рёко моргнула.
– И что это вообще значит? – через мгновение спросила она.
– Да, раньше центральный магазин был гораздо крупнее, – сказала встретившаяся им на выходе женщина. – Но с новыми ограничениями на путешествия гражданский трафик снизился. Большинство из нас уже много раз были здесь, так что новизна прошла. Тем не менее, полагаю, здесь неплохо брать что-нибудь для семьи.
Она услышала их замечания о том, насколько это место мало, по сравнению с их ожиданиями. Быстрая проверка показала, что она была капралом из Индии, что, ладно, Рёко вполне могла угадать и выяснить по ее форме, но она решила, что хорошо взять в привычку проверять. Кроме того, она вполне могла быть из колонии или еще откуда-то.
– Зачем же вы здесь? – спросила Асами.
– Беру что-нибудь для командира отряда, – сказала она. – Она обожает глупые футболки. Она генератор ударной волны, что довольно редко, но мы не жалуемся.
Женщина оглядела их, после чего слегка усмехнулась.
– Что такое? – спросила Рёко.
Женщина покачала головой.
– Просто вы все такие… неважно.
Все так же над чем-то посмеиваясь, женщина ушла.
Когда изучение и игры с развлекательными модулями начали терять новизну, Рёко уселась неподалеку от края, наблюдая, как небо темнеет от знакомой сини до черноты космоса, и думая.
Она желала добраться до звезд, и вот она почти там.
Хотя это далеко не все. Инкубаторы не были буквальными джиннами – это все знали. В самом деле, они были почти противоположностью буквальных джиннов. Они давали именно то, что ты хочешь, пусть даже тебе не удалось правильно выразить это словами.
«Я хочу суметь покинуть Землю и изучить этот мир», – сказала она.
Она не только хотела покинуть Землю – в нынешнее время это было неотъемлемой частью контракта. Все гораздо сложнее. Она хотела возможности исследовать, увидеть все. Получила ли она это на самом дела? Пока нет, подумала она.
«Я хочу пойти туда, где никто еще не был, и найти в этой вселенной свое место».
В этом был буквальный смысл, и он явно еще не исполнился. Но, в ретроспективе, здесь был и неявный смысл. Она хотела быть особенной, быть больше, чем просто обычный человек.
За прошедшую неделю она обнаружила, что была куда более необычна, чем когда-либо считала возможным. Вся ее жизнь и прошлое, казалось, были почти выстроены, чтобы сделать ее другой.
Она происходила из нескольких различных чрезвычайно могущественных семей МСЁ. В ее геноме было шесть сигма отклонение новых мутаций. Кто-то мог пытаться убить ее. Ее родители были учеными, задействованными в грандиозном проекте клонирования. Ее наставницами были Томоэ Мами и Сакура Кёко, психотерапевт работала с чрезвычайно могущественными, а тетя работала во внутренней безопасности и училась у Акеми Хомуры. Она, по определенному критерию, была сильнейшим из существующих телепортеров. Ее отец проапгрейдил ее таккомп до невыпущенной второй версии. Она видела больше предполагаемой «Богини» волшебниц, чем кто-либо признавал.
Насколько все это было ее желанием, а насколько совпадением? Насколько все это было правдой, а насколько стало правдой лишь из-за ее желания? Могли ли желания менять прошлое?
Но тогда… разве ее желание не основывалось на ее прошлом? Не увеличил ли семейный фон шанс на потенциал? Не вызвало ли ее желание ее прошлое, что и привело к ее желанию? Или все это было совпадением, и эта часть ее желания была правдой и до того, как она вообще озвучила желание? Есть ли вообще разница?
В детстве ее посетила ее тетя, Курои Нана. Сейчас она ясно помнила тот визит, но до этой недели она годами не вспоминала о нем. Браслет все эти годы неношеным лежал у нее в ящике, пока она его не достала. Для большей части ее жизни этого все равно что никогда не происходило.
Что навевало мрачные мысли.
– Думаешь о своем желании? – спросила сидящая рядом с ней Асами.
– Ага, – через мгновение сказала Рёко. – Ты тоже?
– Ага.
На этом они и закончили.
Когда они приблизились к абсолютно высшей точке кабеля космического лифта, по прошествии полных семи часов с начала их подъема, пол снова стал непрозрачным, и оставшиеся на платформе пассажиры столпились у боковых лестниц, у каждой группы для орбитального перемещения был собственный Навигатор. Остальных удивило, что их не ожидал на месте космический корабль, но не Рёко; она уже знала достаточно, чтобы ожидать настоящее устройство: погруженные в платформу Навигаторы отсоединятся и оттолкнутся, каждый небольшой толчок передаст часть момента, замедляя подъем платформы, пока, в итоге, платформа не развернется и не направится вниз по спусковому кабелю, пристыковывая приближающиеся Навигаторы на замену выпущенным.
Двигателям Навигаторов не хватало мощности, чтобы покинуть орбиту, но это было не важно; настолько далеко по кабелю сила Кориолиса обеспечивала достаточную горизонтальную скорость, чтобы освободить их.
Она все об этом прочла, даже сыграла в несколько видеоигр, но никогда не была уверена, что когда-нибудь это испытает.
Они устроились на различных местах по всему судну, Рёко целеустремленно захватила местечко рядом с прозрачной передней смотровой панелью. Навигаторы были не слишком впечатляющими космическими судами, и это видно было по утилитарным серым панелям, оживляемым лишь двумя эмблемами Управления с обеих сторон помещения и набором для ручного управления в передней части. Пилота, конечно, не было, и Навигаторы даже не были разумны или поименованы.
Но обзорный экран все это умалял. Они устроились рядом с ним, чтобы понаблюдать за отделением от верхней части платформы остальных кораблей, разлетающихся в различных расходящихся направлениях, в звездный вакуум космоса. Внизу они едва видели яркие пятнышки орбитальных космических станций.
Затем они тоже отделились, искусственное тяготение платформы разжало хватку на корабле и их телах, так что у них пошатнулись желудки.
– Вы все это чувствуете? – с расплывшимся в широкой улыбке лицом поинтересовалась Асами.
– Конечно, мы это чувствуем! – сказала одна из других.
– Нет, я имею в виду… – начала она, после чего покачала головой, все еще выглядя легкомысленно, раскрывая и закрывая ладони. – Я… о, вау… со своей силой я получила новое чувство гравитации, но я и не представляла, как чувствуется полная от нее свобода. Хочется превратиться и поиграть с этим, но нет, это пустая трата сил.
Она сказала это вслух, для себя, даже не глядя на остальных, толкнувшись в воздух рядом с передним обзорным экраном. Они в замешательстве посмотрели на нее, включая и Рёко. Не похоже было на обычное ее поведение. Она выглядела почти… пьяной.
После этого Асами развернулась, мягко приподнялась в воздух и, с ехидной улыбкой, толкнула Рёко в сторону задней части судна.
Короткий пинбольный рикошет, когда передача импульса отправила Асами в стену рядом с левой смотровой панелью, а Рёко врезалась в девушку рядом с ней. Девушка инстинктивно схватила ее, так что они обе полетели назад, еще одна девушка позади них неуклюже рванула в сторону с их пути – слишком быстро, и, не привыкнув к инерции без трения, протаранила оставшегося пятого члена их группы, траектории каким-то образом сложились так, что одна улетела в потолок, а другая в пол.
– Ладно, это не безопасно, – прокомментировала отскочившая от потолка, схватившись за поручень. – Успокойся, Накихара-сан.
«Вообще-то, – подумал роботизированный ум Навигатора, – учитывая, насколько сложно вам навредить, это вполне безвредно. Более того, мое программирование инструктирует поощрять это в целях облегчения стресса. Только не используйте слишком много сил, или придется залатывать части тел».
– Правда? – спросила отскочившая от пола девушка.
– В таком случае… – начала парящая рядом с Рёко.
Но Рёко оказалась слишком быстра, уже использовав один из поручней, чтобы развернуться на месте, схватить девушку и развернуть ее в сторону девушки под потолком, достаточно быстро отреагировавшей и отправившей ее к Асами. Асами по-настоящему естественно поймала ее на вытянутые руки, после чего оттолкнулась ногой от одной из боковых панелей, закружив их. Затем она свела их обеих вместе, ускорив вращение. Это продолжалось, пока Рёко не рванула вперед, поймав Асами и отправив их обеих в одну стену, тогда как девушку в другую. Похоже было на продуманную живую физическую демонстрацию.
Таким занятием вполне можно было немного поразвлечься, но через несколько минут Рёко отправилась изучить ручное управление полетом в передней части корабля, задавая Навигатору свои вопросы. Особенно ее заинтересовал громоздкий набор выступающих рукояток, оказавшихся «рулевым колесом», служившим последним способом пилотирования, в случае когда отключится даже мысленный командный интерфейс. Она начала с ним играться, а затем приняла от корабля запрос на загрузку информации, устроившейся в ее сознании. Именно тогда она узнала, что держит его неправильно.
Таким образом, она первой заметила приближающийся к ним издалека курносый космический корабль. Дизайн корабля усложнял эту задачу, казалось бы, отклоняя солнечные отблески, иначе вполне бы заметные, и скрывая предательски заметные издалека проблески света. Однако, как она начала понимать, требовалось большее, чтобы не быть замеченным волшебницей, особенно с улучшенным оптическим диапазоном.
«Попытайся переключить глаза на ультрафиолетовый или инфракрасный диапазон, – подумала Кларисса. – Возможно, ты по-прежнему мало что увидишь, но попробовать будет полезно».
Как и было обещано, корабль по-прежнему было непросто увидеть. Переключение на ультрафиолетовый или инфракрасный диапазон означало переназначение стандартного цветового зрения. В данном случае это мало что значило, в обоих случаях делая панели и элементы управления вокруг нее почти черными, хотя в инфракрасном задняя часть приближающегося корабля выглядела ярче.
Но звезды – звезды выглядели совсем по-другому. Некоторое время она смотрела и переключалась туда и обратно между различными режимами.
– Что-то приближается, – сказала появившаяся рядом с ней Асами. – Я чувствую… О! Корабль! – воскликнула она, так что полностью пропустила подпрыгнувшую от удивления Рёко. Рёко инстинктивно взглянула на подругу – и увидела вместо этого жуткое ярко-красное инфракрасное приведение.
– О, да, – оправилась Рёко, поспешно переключившись обратно на стандартный визуальный диапазон, когда Асами протянула вперед руки, изобразив жестами, как щупает гравитационную сигнатуру другого корабля.
Когда остальные тоже собрались впереди, Навигатор начал рассказывать о корабле, к которому они приближались.
Кораблем, к которому они собирались пристыковаться, была ЧКК Призрак, введенная в эксплуатацию почти шесть лет назад и теперь приближающаяся к концу срока своей службы. Не потому, что была слишком повреждена; она просто устарела. Именно поэтому ее использовали как пассажирский челнок.
Когда они приблизились для стыковки, они собрались у выхода, желая совершить свои первые шаги на способный к сверхсветовому путешествию корабль. Особенно Асами, выглядящая настолько же взволнованно, насколько спокойна была Рёко.
Корабли, вздрогнув, состыковались, Навигатор выдвинул стыковочный проход. Они вошли в воздушный шлюз, дверь позади них закрылась. После краткого шипения взявшей приоритет атмосферы фрегата открылась противоположная дверь.
Там их встретила собравшаяся поприветствовать их команда фрегата. Их было не так много – в самом деле, даже обращение к ним во множественном числе вводило в заблуждение. Были лишь капитан, инженер и аватара ИИ корабля, улыбающаяся и наблюдающая за ними из… боевой брони?
– У нас низкая комплектация, – выглядя почти смущенно, объяснил капитан, темнокожий мужчина в частично парадной форме. – Как правило, были бы еще офицер по оружию, медицинский специалист и пилот, но это совсем не линия фронта. Мы двое в релаксационном туре.
Рёко кивнула, выделив секунду взглянуть на происхождение обоих членов команды. Они оба были колонистами. Есть смысл.
Инженер согласно кивнула.
– Нам, на самом деле, особо нечем заняться, – пожала она плечами, в ее голосе был легкий акцент, которого Рёко никогда раньше не слышала. – Устроить вам тур?
Это подразумевало очевидное согласие, особенно для Рёко, начавшей разглядывать механизм воздушного шлюза. Честно говоря, это был довольно тесный корабль, но это был фрегат, так что понятно. Стены в основном были по-умолчанию белые, но некоторые места изменились на другой цвет или на них отображался текст или изображения. Вполне стандартно.
– Если я могу отметить, – сказала подошедшая к ним ИИ. – Если кто-то и будет устраивать тур по моему телу, то это я. Вы двое, если хотите, тоже можете пойти, но рассказывать буду я.
Она даже не стала притворяться, что обходит остальных, пройдя вместо этого прямо сквозь инженера, чтобы оказаться перед ними, голографическое тело мерцало и колебалось.
Для большинства из них прямое взаимодействие с ИИ было редкой возможностью, и большинство из них открыто уставились на аватару, в женской форме, с легкой боевой броней, снайперской винтовкой в чехле за спиной, каких-то очках и вызывающем замешательство «I/O» в глазу. Хотя ИИ была без обычного шлема, возможно потому, что он мешал говорить. У нее были длинные волосы, но по большей части заправленные под броню. Броня же усложняла возможность оценить размер груди – и Рёко немедленно почувствовала себя плохо за попытку уточнить.
Рёко непросто было распознать этническую принадлежность аватары, с учетом обычных черных волос и карих глаз. Затем она поняла, что в этом нет смысла. Ее укололо, что аватара была выше ее, но она не могла слишком много на это жаловаться.
– Маскировочная боевая броня, класса спецопераций, для немногих все еще существующих людей-коммандос, – объяснила ИИ, материализовав в руках винтовку и демонстративно ее проверив. – Не то чтобы у меня был доступ к спецификациям самой последний модели. Это просто мое хобби; очевидно же, я космический корабль, так что ко мне это не имеет никакого отношения.
– Она все свое свободное время смотрит фильмы с коммандос, – искоса взглянул на аватару капитан. – Понятия не имею, как космический корабль мог так увлечься наземными боями.
– Уж простите, но просто скучно все время таскать пассажиров туда и обратно, – взглянула на капитана ИИ. – Что мне еще делать, раз уж я теперь устарела? И вы бы понятия не имели, что я смотрю, если бы я вам не рассказывала.
– Да, все время, – сухо сказала инженер. – С явным избытком деталей.
– Простите, – вставила Рёко. – Сожалею, если это грубый вопрос, но, э-э, вы сказали, что вы устарели. Что это значит? Что с вами произойдет?
Наступило внезапное неловкое молчание, почти как если бы она только что упомянула умершего родственника. ИИ заметно ссутулилась, тогда как два человека отвели глаза.
«Вау, не стоило об этом спрашивать», – тут же пожалела Рёко.
– Ну, есть хороший шанс, что меня смогут переобучить и перепрограммировать на новый корабль, – сказала Призрак, нервно завозившись с винтовкой. – Но бросать свое старое тело по-настоящему отстойно. Хотелось бы, чтобы они просто продолжали делать апгрейды, но с некоторого момента изменений становится слишком много, так что нас приходится списывать. Хотя ведь привязываешься, понимаете? Уж вы-то прекрасно должны понимать, о чем я говорю.
Четверо из присутствующих пяти волшебниц нервно хихикнули, не уверенные, что хотела сказать ИИ. Рёко взглянула на нее, гадая, обычно ли для ИИ быть настолько болтливыми.
Капитан громко кашлянул.
– О, верно, и есть небольшой шанс, что меня отправят в отставку и перепрограммируют для гражданской жизни, – отвлеклась ИИ. – Это ужасно. Мы все опасаемся отставки. Не знаю, чем я буду заниматься.
– Если успокоит, – прокомментировала инженер, – поговаривают, что ИИ с не связанными с основной работой хобби, как правило, гораздо лучше справляются с конверсией. Лучше психологически и так далее.
ИИ подняла руку.
– Хватит уже прохлаждаться, – сказала она. – Я не хочу об этом говорить. Давайте уже начнем тур.
Рёко выглядела достаточно пристыженной за социальную неловкость.
– Итак, это командный центр, – сказала ИИ, указав на область в углублении справа от них со множеством обзорных экранов, двумя креслами и многочисленными приборными панелями. – Именно здесь капитан и гипотетический пилот проводят большую часть своего времени. Это важно, потому что здесь находится большая часть ручного управления и дисплеи, на случай выхода из строя систем корковой передачи и на случай, если я потеряю части моих основных функций.
Без подсказки взгляд Рёко на область вдруг подсветился и пометился множеством тэгов, описывающих все элементы управления и экраны.
Капитан кивнул им и направился к своему креслу, по-видимому не намереваясь сопровождать их весь остальной тур. Инженер тоже оставила их, направившись к задней части корабля.
– В этой области у нас проход в инженерные зоны, – сказала ИИ, развернувшись и указав на узкий коридор, ведущий в заднюю часть. – Сходим туда позже, ну а здесь мой медицинский отсек.
Она указала на тесное помещение, занятое ровно двумя смотровыми креслами, двумя хирургическими столами и четырьмя стабилизационными трубами. И снова тэги пометили все появившееся в ее поле зрения.
– В активном бою весь флот обязан обеспечивать медицинскую поддержку членам Magi Cæli. Это была бы моя часть вклада, будь я частью флота в бою. Между прочим, если кому-то из вас потребуются кубы горя, у меня на этот полет хранятся тут несколько.
Они высказали подходящие признательные замечания.
– С другой стороны комната отдыха, – сказала ИИ, – где есть кровати вздремнуть, помещение для уединения и несколько незначительных развлекательных модулей. Команда использует ее, но ее бы не спроектировали, если бы не MC. Ожидается, что персонал космического корабля функционирует по большей части без сна, как я уверена, вы знаете. На подобных мне фрегатах даже у капитана нет собственной каюты. Пространство важно; каждый метр пространства это дополнительный вес нагрузки, а с каждым увеличением размеров в тебя становится проще попасть. Предпочитаю считать себя ловкой.
Аватара провела их дальше по недавно увиденному узкому коридору, но на полпути свернула вбок.
– К несчастью, пост артиллерийского контроля не так впечатляет, как хотелось бы, – сказала она, указав на аскетичное помещение с обзорным экраном, несколькими панелями доступа, приборными панелями и креслом. – До большей части настоящего оборудования можно добраться только через эти панели доступа… – указала она на них, – … и я бы предпочла, чтобы вы туда не лазили. Без обид.
Они пробормотали о своем понимании.
ИИ задумчиво погладила кресло офицера по оружию.
– Помню моего последнего офицера по оружию, – сказала она. – Мне всегда нравилась эта девушка. Погибла, когда из-за чертовых перехватчиков я потеряла четверть корпуса. Хорошие были времена. В те дни.
Она молча стояла с опущенной головой, пока момент растягивался, становясь откровенно неловким и заставляющим остальных украдкой поглядывать друг на друга.
Затем, без предупреждения, ИИ выпрямилась и вышла из помещения, и они заторопились вслед за ней обратно в коридор.
– А теперь лучшая часть, – сказала ИИ, потирая руки в перчатках с заметно сияющей на ее лице гордостью. – Сверхсветовое ядро. Визуально весьма впечатляюще.
Они прошли дальше по коридору, откуда-то спереди начало вытекать жутковатое сине-ультрафиолетовое свечение, а затем коридор мгновенно расширился в почти сферический зал ядра, не слишком крупное помещение, но по меркам этого судна вполне гигантское. Они увидели, что это свечение шло от нависающего справа над ними сверхсветового ядра, крупной сферы, поднятой вверх на сложном механизме обслуживающих труб.
Инженер, со скучающим видом сидящая в кресле, взглянула на их приближение и улыбнулась, лицо вырисовывалось на фоне черенковского излучения систем удержания экзотической материи.
– Главное ядро не ставят на прямой линии с коридором, на случай осколков снарядов, – сказала она. – Признаю, выглядело бы круче, если выстроить все в линию, но мы просто не можем так сделать.
– По умолчанию двери остаются открытыми, – добавила ИИ. – Их закрывают лишь в случае взрыва или неконтролируемой пробоины. Таким образом, если будет сбой питания, никто ни в одном помещении не окажется в ловушке.
– Мы уже на сверхсвете? – спросила Асами. – Я чувствую, как гравитационно что-то происходит, но я думала, все будет гораздо мощнее.
ИИ склонила голову, возможно, удивившись упоминанию ею чувства гравитационных изменений, но сказала:
– Пока нет. Я все еще заряжаюсь. Позже будет гораздо мощнее, обещаю.
Не было никакого скачка на сверхсветовую скорость, как всегда по непонятной для Рёко причине подчеркивалось в школе. Вместо этого было плавное ускорение, когда вокруг корабля менялось пространство-время. Конечно, именно так все работало. Абсурдно было думать, что могло быть как-то по-другому.
Долгое время они стояли там, любуясь сине-ультрафиолетовым излучением узлов металлической оболочки ядра. Рёко не могла оторвать от него глаз; было здесь что-то ее притягивающее. Она видела… что? Ничего. Просто ядро двигателя. Но, казалось, на краю ее взгляда танцевали призраки, странные узоры света, дающие ей чувство, что что-то здесь есть.
Она помотала головой, отбрасывая это. События дня перегрузили ее.
– Рёко-тян! – после этого воскликнула Асами, они обе уже перешли на обращение по имени.
– Хм? – озвучила она, отвернувшись от разглядывания сверхсветового привода взглянуть на подругу, только чтобы обнаружить, как все остальные, включая ИИ, смотрят на нее.
Нет, не на ее лицо. На ее… ладонь?
– Твой самоцвет души! – сказала Асами, указывая на ладонь Рёко. – Что-то не так? Какого черта с ним происходит?
После этого Рёко подняла руку и, вздрогнув, призвала на ладонь полный самоцвет, глядя на него и гадая, что значит этот знак.
Он сиял подобно зеленой звезде в небесах.
Интерлюдия I. Преступные мечты
Запись: 11 июня 2065
В Гонконге что-то происходит. Местная полиция уверена, что кто-то пытается помешать операциям Триады. За прошлый год множество мелких преступников, о чьей связи с Триадой было известно, были найдены мертвыми или пропали без вести. То же самое произошло с тремя крупными авторитетами. Убийства происходили по всему Восточно-Китайскому побережью, но сосредоточены были в Гонконге, что вполне понятно. Правоохранительные органы довольны результатами, если не методами, но в частном порядке беспокоятся о выплескивающемся на улицы насилии.
Свидетельства указывают на, как бы ни было это невероятно, какое-то участие якудза. Этнических японцев, особенно известных бандитов, не часто можно увидеть в городе, но среди трупов можно найти множество таких лиц. Есть доказательства, что их убила Триада, возможно как какое-то возмездие и предупреждение. Других заметила полиция, ведущих в городе таинственные дела.
Тем не менее, это не могут быть «Яки». Так считают все, с кем я общался, по обеим сторонам Восточно-Китайского моря. Две организации, в тех немногих районах, где они пересекались, всегда дружелюбно работали друг с другом. А почему нет? Им неинтересно выдавливать друг друга, а даже если так, они бы поняли, что практически ничего не могут сделать. Языковые барьеры и взаимная антипатия двух культур весьма мешают попыткам работать. Даже мелкие китайские бандиты не станут отвечать японским старшим.
Но тогда почему люди якудза умирают в Китае? В этом нет никакого смысла, особенно учитывая признаки, что Триаду каким-то образом выдавливают из дома. В конце концов, большинство умерших из Триады.
Продуманная дымовая завеса? Кто-то еще, заплативший якудза за помощь в организации операции и введение полиции в заблуждение? Возможно, но кто бы это ни был, они очень хорошо скрываются. Или это просто сопутствующий ущерб? Но все равно нужно что-то серьезное, чтобы вызвать осознанные убийства Триады.
В этом нет никакого смысла, и это может быть международным. Полагаю, поэтому и вызвали нас.
Запись: 24 июня 2065
Триада разваливается. Внезапно нахлынули преступники, признающиеся в своих старых преступлениях, ища «защиты» в местных тюрьмах. Их рассказы совпадают: на них давят новые боссы, пытающиеся заменить или возглавить прежних. Очевидно, старые боссы этому не рады, но двое уже уступили и сменили сторону. Здесь замешана якудза; это точно, но что они делают зависит от того, кого спрашиваешь. Кто-то говорит, что они кукловоды – как раз на этом настаивают старые боссы. Другие заявляют, что они лишь союзники новых, поддерживающие их в обмен на услуги. Третьи утверждают, что это лишь пропаганда старых боссов.
Кто бы ни были эти новые боссы, все согласны, что они хороши. Они делают то, что не должно быть возможным, убивают тех, кто должны быть неубиваемы. Люди напуганы, отсюда и «защита». Многие переметнулись, присоединившись к «побеждающей стороне».
Важна якудза или нет, их участие вполне логично: якудза предоставляет жадным до власти местным поддержку техникой и людьми, получая в обмен влияние и благосклонность. Такой союз пятнает новых боссов, но сложно спорить с пулей в лицо. Если они и правда так хороши, как думают о них низы, это вполне понятно.
Может быть, стоит приглядеться.
Запись: 10 июля 2065
Ну, у нас есть зацепка, хотя, как и все остальное здесь, она больше запутывает, чем наоборот. Кажется, тоже что-то связанное с якудза. Обычные их главы, известные бывшие боссы, пропали десять лет назад. Возможно, устранены. На их месте: пусто. У национальной полиции ни малейшего представления, кто сейчас возглавляет организацию. Поверхностно все выглядит такой же историей, вот только эта перемена была уже давно.
Уровень преступности снизился. Ну, уровень преступности в Японии всегда был низок, хотя я никогда на самом деле не верил в эти числа. Но они снизились, и районная полиция уверена, что что-то изменилось. С улиц исчезли проститутки, а беглецы, обычно пропадающие у торговцев людьми, снова возвращаются в свои дома. Серьезно пострадала даже захудалая индустрия порнографии – вплоть до производства головидео.
И интригующее. Преступники и бандиты, что обычно этим занимались, похоже, как упоминалось, вышли из дела, но за несколько лет довольно многие из них умерли – застрелены, зарезаны, или, казалось бы, нетронуты – в собственных квартирах и на рабочих местах. И поблизости всегда нацарапано, порой в крови, кандзи «Сакура». Пик был десять лет назад, так что полиция посчитала, что это как-то связано со сменой власти, но убийства так и не прекратились.
Полиция это замалчивает, пытаясь не допустить паники из-за нового серийного убийцы. Сами они так не считают, но вы же знаете репортеров.
Сакура. Цветы вишни? Название организации? Человек? С чего бы якудза отказываться от одной из самых прибыльных своих организаций? Сакура… это женщина?
О, да что за бред. Как вообще это связано с Триадой? Нужно подумать.
Запись: 28 июля 2065
Новые известия. Камеры запечатлели бандитов якудза, сопровождающих девушек-подростков. Полиция заметила и предположила худшее, вполне разумно, но я просмотрел записи. Не думаю, что они правы. Похоже было… что девушки во главе. Дочери какого-то мощного преступного лорда? Семья Сакуры?
Еще кое-что. Я очевидным образом попробовал удаленно поискать их в базах данных. Детективная работа двадцать первого столетия, как можно было бы это назвать. Но то, что я нашел… бессмысленно.
Придется работать по-старому. Мои коллеги думают, что я иду по ложному следу, что я одержим. Кто-то направился в Китай; другие уже там, разведывают новых боссов, ища способ устранить их, пока они слабы, пытаясь привлечь местную полицию. Я уверен, что ответ лежит в другом месте. Я отправляюсь в эпицентр убийств Сакуры. Я отправляюсь в Митакихару.
— Частные аудиозаметки, специальный следователь Роналдо Рисаль, Интерпол, 2065
– Проснись! Проснись! Проснись! – пронзительно и болезненно завопил его будильник через передатчик в правом ухе. – Отличный день!
Из-под одеяла взметнулась рука, быстро остановив раздражающе веселое устройство осторожным касанием кнопки отключения. Можно было отложить, но он делал так уже дважды, пытаясь остаться в чудесном сне.
Еще можно было разбить этот чертов анахронизм. Каждый день он испытывал такое искушение. Но это был подарок. Драгоценный подарок, от нее. Он был с ним осторожен.
Он сел.
«Нужно покурить», – отчаянно подумал он и успел положить руку на стол, прежде чем вспомнил, что бросил.
Вместо этого он потер глаза, опуская ноги на пол. Опять тот же сон. Всегда один и тот же сон.
Начиналось так хорошо. Начало старшей школы. Целый день, проведенный с ней, покупка еды на фестивале, обед. Его сердце билось от счастья в груди. Их первый поцелуй, после двух лет. Все остальное.
А затем все обратилось в кошмар. Одна лишь записка на его парте, что разбила его сердце и растоптала его в прах.
«Прощай, – говорилось там. – И прости».
Не то чтобы она бросила его. Может быть, он бы смог с этим справиться. Не то чтобы он никогда больше ее не видел, хотя технически это верно. А то что никто никогда ее больше не видел.
Он знал, что что-то происходило. Расспрашивал ее. Думал что-нибудь сделать, поговорить с ее родителями, почесать кулаки о лицо ее отца. О, как бы это было прекрасно.
Но не стал. И с тех пор его это преследовало. Когда будильник разбудил его в третий раз, он был этому рад.
Тридцать один, а он все еще увлечен школьной подругой. Печально, в каком-то смысле, он это признавал, но считал, что обстоятельства потери его извиняют. Кроме того, все было не так плохо; как только он чувствовал желание купить сигарет, он просто представлял, что бы она сказала, если бы узнала, что он теперь курит. Бросить оказалось гораздо легче, чем он полагал. Он не мог умереть раньше срока; не мог пойти на риск необходимости органа на замену. Не мог выбросить тело, что так чудесно восстановилось когда-то давно. Он должен был жить своей жизнью в память о ней.
Даже если где-то там она все еще жива.
Ее звали Наканиси Айко.
– У вас три сообщения, – проинформировал его телефон, выдохнув в ухо немного приятным женским голосом. – Одно с высоким приоритетом. От шефа полиции…
– Да-да, я понял, – сказал инспектор Кугимия Ито, пряча в кобуру свой личный пистолет. – Знаю. Я опоздал.
– Слушай, не важно, насколько ты хорош в своей работе, – рявкнул на него босс, сердитое лицо глядело на него изнутри контактных линз, подчеркнуто-контрастное на фоне солнечного света. – Плохо выглядит, если ты всегда опаздываешь. Я не могу каждый раз оправдывать тебя, иначе остальные начнут спрашивать, почему бы им тоже не опаздывать. Я знаю, что у тебя проблемы. Есть таблетки, которые можно принять…
– Я не пью! – запротестовал Ито. – Черт возьми, я не знаю, кто распустил этот слух обо мне и о проблемах с выпивкой, но это не так!
Ему стоило обращать внимание на дорогу, но это все равно было не важно. Нынешние автомобили и сами по себе чертовски хорошо водили, но программные глюки были все еще возможной редкой проблемой, так что технически полицейские должны были высматривать людей, которые не следят за тем, что происходит. На практике их это просто не волновало. Кроме того, на дорогах были системы мониторинга и другие подобные устройства.
Его автомобиль продолжал двигаться вперед в черепашьем темпе. Каким-то образом все еще сохранялись пробки. Машины координировались друг с другом, безработица насколько возможно высока, и все равно сохранялись пробки. Население несколько десятилетий снижается, пробки и цены в час пик всех злят, и все равно сохраняются пробки. В этот момент Ито готов был приравнять их к смерти и налогам.
– Ничуть не сомневаюсь, – с сарказмом ответил его босс. – Сейчас я сделаю вид, что поверю, но если будет еще хоть один раз, я засуну тебя в программу помощи, нравится тебе это или нет.
– Я пью только когда у меня нет никаких дел, – оборонительно сказал он. – И не так уж много, ясно? Кстати говоря, почему ты мне позвонил? Ты не звонишь мне только потому, что бесишься из-за моего опоздания.
Его босс посмотрел на него, решая, позволить ли ему сорваться с крючка. Мужчина явно смотрел на какой-то экран, а не использовал ВР; Ито видел, как мужчина разглядывает его.
– У нас новое дело, – расслабившись, наконец сказал он. – Как раз по твоей части. Пропавшая девушка. Шестнадцать лет. Родители заявили о пропаже, но к тому моменту прошло всего сорок восемь часов, а в ее семье зафиксированы случаи бытового насилия. Форма предполагает, что она вернется. Обычно они возвращаются.
– Кроме когда не возвращаются, – сказал Ито, заканчивая мысль.
– Именно, – согласился его шеф. – Прошло уже девяносто шесть часов, так что передаю это тебе. Не трать время на офис; просто подбери в участке своего партнера и отправляйся. Загружу на твою машину навигационную точку и материалы дела.
Его специализацией были пропавшие без вести. Были на то причины.
Вскоре Ито оказался в запущенном жилом комплексе восточнее центра города. Ну, по крайней мере, верхняя часть была запущена, так как никто там не жил.
Вполне обычное явление. Население Японии падало, что приводило к большому числу пустых квартир, даже если правительству, наконец, удалось начать снижать темпы падения. Многие домовладельцы просто отказывались от попыток их заполнить.
Ну, по крайней мере, можно было утешать себя тем, что остальному миру ненамного лучше. Было что-то во злорадстве одних над несчастьем других.
Внутри его цель тоже была запущена, пусть и по-другому. Заметны были очевидные попытки поддерживать, но жильцам просто не хватало денег, чтобы держать все в порядке.
Судя по материалам, оба родителя были безработны, так что рассчитывали они только на государственные субсидии, включающие щедрое пособие на ребенка. В целом, более существенные, чем раньше, но все равно недостаточные для комфортной жизни. Отец допивался в местных барах до неадекватности, после чего возвращался домой и срывался на своей семье. Это тоже было в материалах.
– И когда вы в последний раз видели Юу-тян? – спросил Ито, сидя за небольшим семейным котацу. В квартире не было электричества, несмотря на температуру, так что ему приходилось бороться с желанием потянуть воротник рубашки. По крайней мере, он потратился на умную ткань как раз для таких ситуаций.
Все это время его лицо было сдержанно нейтральным, скрывающим отвращение к сидящему слева от него мужчине.
В тот день, сразу после шока от исчезновения Айко, он был уверен, что ее убил отец. Об этом он и рассказал полиции. Так все должно было произойти. Она не могла просто сбежать. Никто не смог его переубедить. Полиция даже какое-то время интересовалась этим вопросом, продолжая допрашивать отца. Но в итоге они отпустили его, и Ито пришлось давиться бессильной яростью, когда он об этом узнал.
Теперь, оглядываясь на прошлое взглядом опытного следователя, он вынужден был признать, что полиция была права. Не было никаких доказательств, а факты просто не подходили под дело. Ее отец, скорее всего, невиновен. Ну, во всяком случае, в данном преступлении.
– Четыре дня назад, – сказала сидящая напротив него мать, умоляя его взглядом. Она была подавлена. – Ничего особенного в этом не было. Она ушла в школу, как делала каждый день. А потом просто не вернулась.
Ито кивнул и притворился, что записывает, печатая на клавиатуре, что проецировали перед взглядом его линзы. На стол, а не в воздух; воздух просто не подходил. Он сделает заметки, если его внезапно вдруг озарит, но сейчас просто повторялся протокол. Помимо этого, дрон рядом с ним мог сделать новые аудиозаписи. Не было необходимости активировать всю мощь криминальной экспертизы действующего дрона лишь чтобы сделать несколько заметок, но это впечатляло людей.
– Что вы делали после того, как она не вернулась домой? – спросила его младший партнер, Минами Каору, понемногу потягивая предложенный им чай. Ито, со своей стороны, воздержался.
Глаза женщины на мгновение поугасли.
– Ну, не прошло много времени, как я подумала, что что-то не так. Дело в том, что она порой не возвращалась домой, особенно в последнее время. Я думала, что это просто еще один случай. Но она никогда не уходила больше чем на день за раз. И когда она снова не вернулась, я подумала, что лучше будет просто позвонить…
«Она говорит "я", а не "мы"», заметил про себя Ито, позволив глазам остановиться на женщине напротив и бегло ее осмотреть. Длинные рукава и немодный высокий воротник, при такой жаре. Это ничего не доказывало, но наводило на мысли.
– Девчонка, скорее всего, просто снова где-то прячется, – сказал отец. – Чрезмерная реакция. Когда она снова вернется домой, я хорошенько с ней поговорю.
Он сказал это мягко, без стереотипного рыка, что придал ему в мыслях Ито, но это все равно вынудило стиснуть зубы.
– Вы правильно сделали, что вызвали нас, – сказала Каору. – Нельзя ничего предполагать, когда речь идет о безопасности. Не хочу, чтобы вы паниковали, но часто бывает, что девушки в таких ситуациях не возвращаются.
Она сказала это, глядя отцу в глаза, ее чувства к этому мужчине были очевидны. Ну, во всяком случае, по сравнению с Ито. Со временем научится.
– Простите, что задаю чувствительный вопрос, – сказал Ито, жестом привлекая их внимание. – Но вам известна какая-нибудь причина, по которой Юу-тян попыталась бы сбежать? Помимо того, что уже есть в полицейском отчете. Об этом может быть непросто говорить, но каждая кроха информации может быть важна.
Во время этих слов он не сводил глаз с матери, считая ее более вероятным источником информации. Хотя после секундного контакта глаз женщина покачала головой и опустила взгляд.
– Ничего не приходит в голову, – сказала она.
– О чем ты говоришь? – спросил отец, удивив Ито вмешательством в разговор. – Разве ты забыла?
Он повернулся к Ито.
– Это верно, что она в последнее время не возвращалась домой. Однажды я поймал ее возвращающейся в два ночи, в рубашке, что я раньше не видел. Можете догадаться, что я после этого подумал. Но потом выяснилось, что у нее вся спина покрыта синяками и кровоподтеками. Не знаю, что делала эта идиотка, но я сказал ей прекратить, чем бы она там ни занималась. Выглядело ужасно.
– Ты лжешь, – внезапно ледяным голосом сказала мать, глядя на своего мужа. – Я ничего такого не заметила, когда заглянула к ней утром. Нечто такое просто не может столь быстро исцелиться.
– Я знаю, что я видел, Юка, – прорычал отец. – Не знаю, как… как оно столь быстро исцелилось, но я их видел, понятно? И нет, это не я. Она в последнее время стала чертовски сильна. Думаю, она бы в итоге со мной справилась.
Повисла пауза, пока они все обдумывали, в чем он только что случайно признался. Помимо этого, Ито задумался о том, как мужчина мог узнать о синяках на спине девушки, когда рубашка должна была скрыть ущерб. Но нет, было и альтернативное объяснение. Скупость. Пока что ему не стоило слишком уж увлекаться. Технически все вызовы о бытовом насилии были связаны с женой. Пока никаких признаков жестокого обращения с детьми.
– Буду иметь это в виду, – мягко сказал Ито, делая новые заметки, на этот раз настоящие заметки, текст перед его глазами прокрутился прямо поверх лица мужчины. – Какие раны вы заметили?
– Я не знаю, – сказал отец. – Выглядело почти как если бы кто-то приставил к ней нож, но это все равно не то. Я подумал, что может она упала с чьего-то велосипеда или вроде того. Она не позволила мне их осмотреть. Обычно я бы настоял, но как я уже сказал, в последнее время она стала чертовски сильна. Порезы были страшные. Даже не представляю, как они исчезли.
Ито подождал, пока мужчина скажет что-нибудь еще, но он молчал.
«Стоит ли расспрашивать дальше? – подумал Ито. – Со всех ли сторон я взглянул? Не думаю, что здесь есть что-то еще».
Он беспокойно постукивал по столу.
– Ладно, с этим мы разобрались, – наконец, сказал он, как старший инспектор завершая опрос. – Больше вы ничего не можете сказать?
Он посмотрел по сторонам, встретившись взглядом с обоими родителями, но никто из них не решился ответить.
– Тогда мы вас оставим, – сказал он, оттолкнувшись от пола, задержавшись лишь чтобы формально попрощаться.
Он склонен был поверить отцу насчет ран, даже если это шло против его убеждений. Слишком необычно, потенциально слишком самоуличающе, чтобы он так просто об этом упомянул. И зачем бы ему это?
Жестокий парень? В этом был некоторый смысл. Но если раны выглядели «ужасно» даже для такого человека, как отец девушки, то это выходит даже за рамки жестокости. Предполагая, что раны были реальны, и что мужчина не позволил воображению преувеличить ущерб. Не похоже на то.
– Что думаете? – спросила Каору, пока они спускались по лестнице. – Выглядит довольно просто. Выясним, кто этот парень, и, скорее всего, найдем ее. В этот раз ей, наверное, лучше будет дома, не важно, что она думает.
– Интересный ход мысли, – сказал Ито, отметив, что его партнер, по крайней мере, подумала о такой возможности. – Даже предполагая, что нет жестокого парня, ты знаешь, какова судьба большинства надолго сбежавших. Остаться дома обычно лучший из множества плохих вариантов. И мы не знаем, есть ли парень. Может и есть, но мне так не кажется. Такие раны это территория сумасшедших серийных убийц. Я правда надеюсь, что мы на нее не вступаем.
– Может это лишний след? – предположила его партнер. – Парень напился и начал выдумывать.
– Для такого слишком резко, – сказал Ито. – Но, конечно, возможно.
Они достигли первого этажа и нашли ожидающих их автомобиль без опознавательных знаков.
– Может, она просто снова вернется домой, – сказала Каору.
– На это мы всегда и надеемся, – строго сказал Ито, когда двери автомобиля открылись перед ними. – Но наша работа доставить тех, кто не вернулся. Что бы для этого не потребовалось.
– Что бы не потребовалось, – с кривой улыбкой эхом повторила Каору.
В конце концов, именно этим Ито заслужил в полиции свою репутацию.
Прежним, еще молодым следователем, он бы ворвался прямо в офис женской школы, размахивая значком, выпытывая у секретарей и администраторов всю возможную информацию, после чего перешел бы на учителей, друзей…
Прежде, до его времени, не было бы очевидно лучших вариантов. Но его старший партнер, ныне вышедший на пенсию, указал ему, что есть способ лучше.
– Центральный участок, – вместо этого сказал он, доверяя автомобилю по контексту понять, что он имеет в виду полицейский участок, а не что-то еще.
Каору не задала вопрос, во всяком случае на этот раз. В первый раз задала, но сейчас она тихо сидела на пассажирском месте, беззвучно шевеля губами, субвокально запрашивая у системы ордер на обыск через стильный гортанный контакт, через телефон подключенный к электронике автомобиля. Это был лишь один из способов ввода данных, но самый простой с точки зрения усилий, хотя он был далеко не так быстр, как набор на настоящей физической клавиатуре.
К тому времени, как они прибыли в участок – к счастью, никакого траффика в этот час – судья рассмотрел и удовлетворил их ордер на обыск, запрашивающий доступ к логам видеонаблюдения старшей школы имени Мики Саяки – названной так по просьбе какого-то местного филантропа. К тому времени, как они с партнером поднялись по лестнице к МОС – или «Компьютерному залу», как его называли – оба несли с собой булочки и чашки кофе, а компьютеры участка просмотрели месяцы уже аннотированных кадров, отслеживая передвижения «Окамуры Юу» и всех с ней связанных, выискивая тенденции, неопознанных лиц, что-либо необычное.
Школьное видеонаблюдение не было всеохватывающим. Обычно покрывались только входы, выходы и места, что, как правило, вне прямого наблюдения учителей. Но в сочетании с обильным количеством публичных фотографий, загруженных в онлайн беспечными к конфиденциальности учениками, достаточно часто можно было найти зацепку, а то и две, или, по крайней мере, надежно определить друзей, часто гораздо точнее, чем способны были преподавательский состав и другие ученики.
В тридцать один Ито еще мог смутно помнить, когда у большинства школ такого не было. Не то чтобы в школах было опасно, но видеонаблюдение стало столь широко распространено, что казалось странным, что в школах такого могло не быть. Таким образом, поколение Каору, на шесть лет младше его, даже не видело в этом ничего плохого.
Они заняли места в затемненной комнате, окруженные гигантским панорамным монитором, полукругом простирающимся перед ними.
– Доклад, – просто сказал он.
Монитор ожил, цветные кадры видеонаблюдения появлялись и размещались вокруг центральной информационной панели. В передней части монитора, перед столом, появилась и стала расти многоцветная человеческая сеть, показывающая возможных друзей, учителей, друзей друзей…
– Но никакого парня, – прокомментировал Ито.
– Во всяком случае, не в школе, – сказала Каору.
– Инспектор, – начал смутно электронный голос, – маловероятно, что девушка ее возрастной группы, социального положения и академической успеваемости будет поддерживать внешкольные отношения, и, далее, маловероятно, что любой такой парень ни разу бы не появился забрать ее после школы. Учитывая, что такой мужчина не обнаружен, вероятность таких отношений менее одного процента.
– Хмм, – озвучила Каору. – Ну, по крайней мере, не невозможно.
Ито слегка улыбнулся. Общение с Машиной Оценки Свидетельств всегда было интересным опытом. Она не была искусственным интеллектом, но порой так ощущалась. Отчасти потому, что на сегодняшний день она была запрограммирована говорить больше похоже на человека, чем большинство машин. В основном из-за этого для ее работы требовался весь подвальный этаж. Если бы не то, что у всех отделов полиции в Японии была такая, он уверен был, что кровопийцы в городской администрации нашли бы способ сократить ее бюджет.
– Тем не менее, – продолжил компьютер, – есть несколько возможных кандидатов на гомосексуальные отношения, хотя общая вероятность настоящих отношений с любой из них все еще между пятью и шестью процентами. Также есть два различных юноши, демонстрирующих скрытый интерес.
Упомянутые подростки выделились в облаке отношений перед ними, став ярче и заметнее.
– Кто-то из них демонстрирует признаки насилия? – спросил Ито.
– Никто, – сообщил компьютер.
– Тогда продолжай доклад, – сказал Ито.
Цель исследования, помимо сбора возможной полезной информации, была в восприятии основы: кто эта девушка, кто ее друзья, какие у нее привычки и так далее. Полезно было знать это, прежде чем отправляться задавать вопросы. Порой он даже мог поймать людей на лжи без того, чтобы они об этом знали. Помимо того, МОС очень хорошо замечали очевидное в записях наблюдения и публичных архивах, сберегая инспекторам много сил. Что касается обнаружения неочевидного – ну, в этом машины пока еще не преуспели. Одной из самых сложных задач инспектора было проведение черты, когда машина вероятно права, а когда стоит копнуть глубже.
– Окамура Юу демонстрирует все обычные признаки для своего возраста и социального положения. Ее уровень успеваемости выше ожидаемого, следовательно, она завела больше друзей высокого социально-экономического положения, чем обычно. Помимо этого, общее число, распределение и степень близости ее друзей и знакомых непримечательно. Ни у кого, с кем она контактирует в кампусе, нет серьезных преступлений, все преподаватели были проверены обычным образом, школьные записи не сообщают ни о чем подозрительном. Детальный анализ видеонаблюдения показывает заметный шаблон ношения не по сезону теплой одежды в непредсказуемых случаях.
На экране мелькали связанные диаграммы и изображения, а голограмма перед ними выделяла и сбрасывала выделение с друзей, знакомых и учителей в последовательности их упоминания. В этом не было ничего интересного, учитывая все уже сказанное. Тем не менее, кое-что это подтверждало.
– Продолжай, – сказал Ито, осторожно потягивая кофе.
– Пересмотр записей дня ее исчезновения не демонстрирует ничего не содержащегося в предыдущем полицейском отчете. Окамура-сан прибыла в школу в обычное время, но анализ осанки и оценка размеров указывают, что ее портфель значительно тяжелее обычного. В оставшуюся часть дня с ней мало кадров – недостаточно, чтобы прийти к выводу. Под конец школьного дня она ушла из школы одна в направлении, что не ведет к ее дому. Уличное видеонаблюдение потеряло ее след семь минут спустя, и она больше не появилась. Никто из прохожих не демонстрирует к ней необычного интереса, и ни один из них не числится в уголовных базах данных, за исключением одного человека, арестованного за кражу в магазине.
Совпадает с уже известным, что она ушла. Но как сказала МОС, все это он уже прочел в полицейском отчете. Появившийся в голограмме магазинный вор не выглядел знакомо, что было ничуть не удивительно.
– В контексте ее прошлого поведения, ее уход из школы был весьма необычен в двух отношениях. Во-первых, в этом направлении она никогда раньше не уходила. Во-вторых, она ушла одна, что не входит в ее привычки.
Ито хотелось задать вопросы, но он предпочел подождать и увидеть, не проанализировала ли это уже МОС и теперь просто ждет возможности это сказать. Необычное направление было… необычно. Звучало как тавтология, но часто можно было понять, где ребенок, просто заметив направление, куда он или она уходит, а затем опросив друзей в той стороне. Она ушла куда-то к новой цели. Так делали редко.
Если только… обман?
Вряд ли. Население не знакомо было с полицейскими методами. Сценаристов детективных сериалов намеренно дезинформировали.
Он взглянул на своего партнера и заметил, что она уловила эту деталь. Хорошо.
Ито пришлось признать, что рубашка и брюки – стандартная одежда инспектора – плохо скрывали ее хорошо сложенное – и пышное – тело. Но это не важно. Во-первых, он отказывался от отношений с тех пор, как первая его девушка исчезла при загадочных обстоятельствах. Во-вторых, столь тесную связь не одобряли, и не без причин.
– Анализ ее недавнего поведения демонстрирует тенденцию, соответствующую сообщениям ее родителей, – продолжил компьютер. – За последние полтора месяца она прекратила в конце дня регулярно направляться прямо домой, вместо этого отправляясь в другом направлении с новыми подругами. Ее социальное взаимодействие с прежними друзьями заметно снизилось, хотя признаков ссоры нет. Это значительная перемена в поведении.
Лица и имена ее друзей, как старых так и новых, выскакивали и возвращались в облако отношений. Пока что это ни о чем ему не говорило, но он мысленно отметил позднее их изучить.
– Что-нибудь необычное в этих новых подругах? – спросила Каору.
– Не совсем, – сообщил компьютер. – Единственная приметная черта в том, что эта группа только из девушек значительно более разнообразна, чем средняя группа друзей схожего размера. Социоэкономический фон, тип личности, учебный год, выбранные классы и сложение тела более различны, чем можно было бы ожидать. Однако неясно, что это значит, если хоть что-нибудь.
Каору нахмурилась, затем пожала плечами, глядя на Ито.
– Возможно, общий интерес, неочевидный из записей, – сказал Ито. – Может быть, занятие одной деятельностью. Что свело их всех вместе и в прошлом месяце привлекло внимание Юу-тян.
– Провожу углубленный анализ на возможные сходства, – объявила МОС. – Желаете в это время изучить что-либо еще?
– Давай немного просмотрим записи видеонаблюдения, – сказала Каору, наклонившись вперед и указав на голограмму. – Покажи сцены с самой высокой информативностью.
Ито кивнул, укусив свою булочку. Это было больше ритуальным упражнением, причем не тем, которым они могли долго заниматься – нужно было ковать железо, пока горячо. Тем не менее, инспекторы порой что-нибудь в записях находили, почему это и продолжалось. По крайней мере, поправка аннотаций может улучшить производительность МОС.
Ито признал ощущение легкой сонливости и помутнения во взоре, сидя в темной комнате и просматривая бесстрастным взглядом голографические реконструкции наблюдаемых сцен, мелькавших на столе перед ними. Они заказали высокоинформационное содержание, так что реконструировались, как правило, самые значимые изображения, но это не значило, что в них было для него что-то новое. Он отчаянно потягивал кофе, пока мелькали изображения: Юу в водолазке в одиночку ускользает из школы, Юу с необычно большой группой друзей, Юу наедине с подругой и жест, что при правильном настроении можно было бы посчитать романтическим…
А затем он забыл о необходимости в кофе.
– Стоп! – приказал он. – Назад. Что на последней картинке?
Перед ними вновь появилась одна из сцен, проиграв полную запись с камер, а не один привлекший его внимание кадр. Демонстрировалась Юу со все той же новой группой подруг, устроившихся вокруг школьных ворот в ожидании появления еще одного их члена. Так сообщалось в заголовке, хотя вряд ли он был нужен. Еще в заголовке сообщалось: «Группа, похоже, приветствует неопознанную девушку на другой стороне улицы. Неопознанная девушка не появляется ни на одном другом изображении или записи и оценивается неважной».
Размытый образ лица увеличился, заменив неподвижную голограмму, и стал немного яснее и симметричнее. Большее было невозможно, но ему это и не требовалось. Для него оно было более чем достаточно четкое, чтобы узнать лицо, даже не улучшенное.
– Ито-сан, в чем дело? – спросила его партнер, когда Ито потянулся к бумажнику.
На поиски ушло дольше времени, чем ему бы хотелось, но в итоге он быстро открыл в уже привычном месте, после чего пододвинул голофото к одному из визуальных анализаторов МОС.
– Какой шанс, что изображение совпадает с этой девушкой? – спросил он, когда парные камеры ожили и повернулись, чтобы хорошенько взглянуть.
– Зависит от многого, инспектор, – сказал компьютер. – Когда было сделано изображение?
– Не важно, – сказал Ито. – Предположим, сейчас.
На несколько секунд повисла тишина, пока камеры продолжали сканировать.
– 92,2% – заключило устройство. – Предполагая, что изображение сделано недавно. Дополнительный шанс в 7,1%, что два человека близкие родственники. Тем не менее, инспектор, это не похоже на недавнее изображение. Среди прочего, технология устарела. С введением фактора оценки возраста вероятность падает практически до нуля, хотя возможность близкого родства повышается до более чем 80%.
– Ито-сан, какое это имеет отношение? – поинтересовалась его партнер, пытаясь взглянуть на его голофото. – Кто это?
Ито пригладил волосы, пытаясь справиться с эмоциями, и убрал бумажник от устройства, прежде чем Каору успела бы взглянуть. Конечно, это безумие. Суперкомпьютер не просто так задал вопрос. Возраст важен, и машина права была, заподозрив, что фотография у него уже давно.
«Были ли у нее родственники? – торопливо подумал он. – Сестер не было – я бы знал. Кузины? Не то чтобы я в курсе…»
– Ито-сан, – повторила его партнер, взяв его за руку.
– Извини, – сказал он, тряхнув головой. – Это немного тревожит. Ты не знаешь, что с моей зажигалкой?
– Простите? – спросила Каору.
– Моя зажигалка, – сказал он, прощупав свой карман. – Обычно я держу ее в правом кармане, но…
– Вы бросили курить, Ито-сан, – сказала его партнер, обеспокоенно глядя на него. – Помните? Вы в порядке? Что-то не так? Вы как будто призрака увидели.
Он взглянул на бумажник в руках и на голографическое изображение лица, что до сих пор преследовало его в снах.
– Может и так, – сказал он.
– Нет, я же сказала вам. Я не представляю, кто это, – слишком много секунд спустя сказала девушка, не отрывая взгляда от изображения в руках Ито.
Он снял копии, чтобы ему не пришлось размахивать бумажником на глазах у всех. Так казалось достойнее.
– Нет, представляешь! – надавил Ито, положив обе руки на парту, за которой они сидели. – Я знаю, что ты лжешь. Камеры зафиксировали, как ты ей помахала! Или камеры тоже лгут?
В последние слова он вложил едкий сарказм, испытывая легкий приступ вины из-за такого давления на, в конце концов, подростка. Но ему нужна была информация. Теперь больше чем когда-либо. Особенно после того, как запрос ордера на обыск был отклонен.
В дополнение он запросил как записи с городских камер, так и семейную информацию на старую свою страсть, Айко. Судья посчитал, что в обоих случаях ему недостаточно доказательств, и, в одном случае, предупредил о необоснованном запросе. Так что теперь этот путь был закрыт.
Он понимал, почему необходимы такие процедуры, но порой ему приходилось себе об этом напоминать. Так неприятно было быть так близко, но чтобы все свелось к не доверяющей ему системе.
– Нет, это не правда, – сказала девушка, закрыв рот ладонью и энергично помотав головой. – Просто не правда.
– У нас есть видео! – прорычал Ито.
– Мне… мне не о чем с вами говорить, – упрямо сказала девушка.
Ито готов был продолжить, но почувствовал на своем плече руку Каору.
– На пару слов, партнер, – сказала она с куда более резким чем обычно взглядом.
Она указала на дверь школьного подсобного помещения.
Он мысленно вздохнул. Он знал, к чему все идет, но не мог отказать в просьбе.
– Ладно, – сказал он, взмахом велев подростку остаться на месте.
– Вы преступаете черту, – сказала Каору, как только они вышли в коридор. – С первой девушкой я не хотела ничего говорить, но увидев, как вы все повторяете… у вас нет свидетельств того, что это важно. Я согласна, что сходство убедительно, но помимо этого нет никаких оснований полагать, что это как-то со всем связано. Вы позволяете эмоциям затмить свое суждение. Мы уже закончили с опросом. Мы спросили обо всем важном. Но что-то такое будет ужасно звучать, если кто-то прослушает аудиозаписи. Это донкихотство, и вы это знаете.
Он стоял и слушал, мысленно предсказывая каждое сказанное ею слово, зная, что не стоит перебивать ее отрицанием.
Она серьезно смотрела ему в глаза.
– Знаю, – наконец, сказал он, – но здесь что-то есть… я это знаю. Все инстинкты твердят мне, что девушка это ключ к чему-то. Дело не только во мне.
– И так получилось, что у вас в бумажнике случайно оказалась ее фотография? – резко спросила Каору, практически размахивая руками. – Ну, похоже на то. Но вы не можете сказать мне, что это не личное. Это просто смешно.
– Ну ладно, – сказал он. – Это личное. Но это не значит, что я не прав. Каковы шансы…
Он остановился.
Они развернулись взглянуть дальше по коридору, когда оба осознали, что появился кто-то еще.
К ним длинными уверенными шагами шел мужчина в щегольском костюме. Довольно красивый, Ито не смог не подумать об акуле.
Что доказывало хорошую интуицию.
– Одзава Такахару, адвокат, – сказал мужчина, протягивая ему свою визитку, одну из этих вычурных кристальных голограмм, что можно было вставить в любое устройство для большей информации. – А вы, полагаю, инспектор Кугимия Ито?
– А, ну да, – сказал Ито, пытаясь думать сразу в двух направлениях. Во-первых, как родители девушки могли так быстро услышать об этом и решить нанять адвоката? Во-вторых, он уже слышал об Одзаве: он был весьма способным адвокатом, известным за защиту бандитов. Что он вообще здесь делает? Неужели он и правда…
– Полагаю, в этой комнате вы допрашиваете мою клиентку? – спросил Такахару.
– А, вашу клиентку? – уклончиво сказал Ито. – Но…
– Она подозревается в каком-то преступлении? – спросил адвокат.
– Нет, – чуть тверже сказал Ито, инстинктивно выпрямляя спину. – Но у нее может быть ценная информация о нынешнем дела, и это просто дружеская беседа. Много времени не потребуется. Мы почти закончили.
Адвокат оценивающе оглядел его, слегка откинув назад голову.
– Эта беседа закончена, – холодно сказал мужчина. – Вы не можете заставлять ее остаться.
Ито прищурился, зная, что юридически мужчина прав.
– Это обычная беседа, – возразил он. – Мы ни в чем ее не обвиняем. Мы высоко оценим ее сотрудничество. Кроме того, она может с вами не согласиться.
– О, я знаю, что согласится, – сказал Такахару, открыв дверь в подсобное помещение и твердо закрыв ее за собой.
Ито и Каору переглянулись, одна с широко распахнутыми глазами, другой с раздраженными, но задумчивыми.
– Вот черт, – наконец, сказала его партнер.
– Все еще думаешь, что здесь ничего нет? – спросил Ито, опершись о лепнину на одном из школьных зданий. Они только что прошли через еще один разочаровывающий час открытий, что у всех до единой новых подруг Юу был адвокат, и они не хотели общаться.
– Очевидно, что-то есть, – раздраженно сказала Каору. – Все чертовски таинственно. Какого черта якудза здесь забыли? И нет, это не подтверждает вашу теорию.
– Я могу придумать объяснение, – сказал Ито, игнорируя последнюю часть ее высказывания. – Или, скорее, то, в чем должен быть смысл. Якудза охотится на сбегающих девушек. Не хотелось бы упоминать, но это как раз тот уязвимый слой населения, кого они могут заставить продавать свои тела. Я не представляю, с чего бы им защищать остальных девушек, но это начало теории. Может, они в этом замешаны или еще что. Не знаю. Можно подумать, такой поток адвокатов не привлечет внимания.
– Все это только повысит подозрительность полиции, – сказала Каору. – Должно быть они очень беспокоятся о том, что могут сказать девушки. Но то, о чем вы говорите, давно устарело. Якудза закончили с такими делами. Они ничем таким не занимались еще до того, как я вступила в полицию. Черт, почти до того, как вы вступили в полицию.
– Это может быть знак, что они возвращаются, – пессимистично сказал Ито. – В таком случае, эта девушка в большей беде, чем я думал. У нас так и не появилось хорошего объяснения их поведения.
«И во что же ты влипла, Айко? – подумал он. – Если каким-то образом это и правда ты».
– Даже если это правда, не нам это говорить, – строго сказала Каору.
– Конечно нет, – сказал Ито. – Но я думаю, мы в тупике. На ордер на обыск не достаточно. Думаю, теперь у нас нет иного выбора, как пойти самим. Продолжим опросы. Учителя, другие ученики, местные жители. Всех, кто хоть как-то связан.
Каору кивнула.
– Стоит попробовать, – сказала она.
– Входящее сообщение, – объявил телефон Ито во вставленный в правое ухо наушник. – Помечено высоким приоритетом. Прочесть?
– Давай, – сказал Ито, слегка наклонившись и коснувшись уха, сообщая Каору, что он что-то слушает.
– МОС докладывает об обнаружении точки сходства между неопознанной девушкой на записях видеонаблюдения, Окамурой Юу и ее подругами. Внимательное изучение запечатленных кадров показывает, что у всех упомянутых девушек имеются цветные татуировки на ногтях. Такие татуировки встречаются редко, и до сих пор не были замечены ни у одного другого ученика.
Ито поднял взгляд и увидел, что Каору тоже касается пальцем уха, почти наверняка получив такое же сообщение.
«Татуировки на ногтях?» – подумал он, в памяти всплыл смутный старый образ.
Верно. Айко сделала такую, не так ли? Столько лет назад, как раз когда его лейкемия, наконец, отреагировала на лечение, поддавшись давлению современной медицины. Она сказала, что это ее способ молиться о его выздоровлении, и он запомнил свое потрясение, потому что это казалось настолько для нее необычным, настолько абсолютно случайным.
Но у этих девушек тоже такие татуировки? Что вообще это значит?
– Ито-сан? – спросила его партнер, пытаясь взмахом руки привлечь его внимание. – В чем дело? Я думала, вы воспрянете после такого доказательства.
– Это точно какая-то зацепка, – сказал он, вынырнув из своих мыслей. – Надеюсь, этого хватит на ордер.
По сути, этого хватило на ордер, хотя было у него ощущение, что отчасти это благодаря его репутации у местных судей, а не самой сути запроса. Он оставил своего партнера продолжать расследование в школе, в то время как сам вернулся в участок пронаблюдать – и между делом отправить за ней еще один автомобиль. К счастью, ему удалось занять свободный промежуток в расписании МОС.
Первым делом он просмотрел семью Айко. Потребовалось лишь несколько минут изучения изображений чтобы убедиться, что у его бывшей девушки нет потрясающе похожих на нее членов семьи. Можно было поверить МОС на слово, но он хотел сам в этом убедиться.
Часть его почти надеялась, что кто-то найдется, чтобы мир снова обрел смысл. Теперь он оказался в ловушке меж двух вероятностей: невозможной, что Наканиси Айко снова здесь, ничуть не изменившаяся и не повзрослевшая, или просто невероятной, что он и правда столкнулся с идеальной ее копией. Или, на самом деле, если так подумать… клоном?
Он знал, что сказал бы на это Шерлок Холмс, но он почему-то просто не мог принять невероятное, несмотря на то, что стоило.
Вторым делом он позвонил родителям Юу, спросив у них о татуировке на ногте девушки. Да, они ее заметили, но даже и не догадывались, могла ли она что-либо значить. Отец Юу мрачно предположил, что она как-то связана с той отвратительной деятельностью, в которую ее втянули.
Наконец, он воспользовался расширенным допуском к видеонаблюдению и попросил МОС просканировать камеры поблизости от школы Юу, а также всех остальных девушек, и, в последнюю очередь, все интересное. Система в очередной раз просканировала интернет в поисках публично загруженных фотографий и видео, которые можно было определить как относящиеся к нужному району – технически, у полиции не было власти этим злоупотреблять, просматривая лишь находящееся в открытом доступе.
Тем временем он лично отслеживал путь «Айко» в тот известный им день, когда она была там. Он постарался проверить ноготь девушки, но разрешение изображения было слишком низким, чтобы получить больше чем то, что там что-то есть, даже после улучшения изображения.
Он проглотил чувство сюрреализма и сосредоточился на отслеживании действий девушки в голограмме перед ним, тихо озвучивая сцены по аннотациям.
– 15:10 – Она появилась на краю одной из областей наблюдения, идя по улице с явной целеустремленностью. Пока что никаких очевидных причин для спешки.
– 15:14 – Она прошла мимо школы и, да, остановилась помахать группе школьниц на другой стороне улицы. Продолжила идти, приближаясь к торговому центру города…
… А затем она свернула в переулок и исчезла для наблюдения.
Он раздраженно хмыкнул.
– У кого-нибудь есть записи наблюдения за этим переулком? – спросил он.
– Корпорации D&E принадлежит прилегающее к переулку здание, так что если у кого-то и есть, то у них, – произнесла машина. – Однако они не участвуют в антикриминальной программе избирательного мониторинга, так что к их видеонаблюдению нет прямого доступа. Мне отправить официальный запрос?
– Да, – сказал он, задумавшись над проблемой. – Полагаю, можно попробовать. Куда ведет переулок?
– Это тупик, – сказала машина. – Он нужен лишь для доступа служебных автомобилей к задней части двух прилегающих зданий в целях погрузки и разгрузки.
– Тогда зачем она пошла туда? – спросил он, жестом перематывая записанное видео.
– Возможно, она сотрудник, – предположила машина. – Хотя при ее возрасте это маловероятно.
– Можешь просканировать видео на следующий день или около того? – спросил он, решив не беспокоиться ручным просмотром. – Она вообще оттуда вышла?
Краткая пауза.
– Нет, – сказала машина.
Ито побарабанил пальцами по подлокотнику.
– Удалось найти еще что-нибудь интересное? – спросил он.
– С полученным широкомасштабным доступом к наблюдению очевидно, что та же девушка еще в нескольких случаях проходила мимо школы, хотя на расстоянии. Один или два раза она останавливалась поговорить с пропавшей девушкой и ее подругами. В трех случая она входила в тот же переулок и не возвращалась.
– Хм, – бездумно озвучил Ито с легкой досадой от осознания того, что его личный просмотр не подсказал ничего, что не сказала бы ему сама машина.
– Мне отправить в D&E официальный запрос списка их работников? – предложила машина.
Он покачал головой.
– Нет, – сказал он. – Пока нет. D&E не любит ордеры на обыск, и их адвокаты могут устроить гораздо больше проблем, чем оно того стоит. Мне больше повезет, если я пойду и лично поговорю с менеджером, прежде чем делать что-либо официальное.
– Как пожелаете, – сказала машина.
Телефон зазвонил, когда он направлялся к зданиям D&E.
– В чем дело, Каору-сан? – спросил он, принимая звонок.
Вообще, они не долго беспокоились приветствиями или другими формальностями, а видеозвонки казались бессмысленно избыточными. Прямые, четкие и по существу; вот такие ему нравились.
– Помните те пять процентов? – спросила она с обычной своей неясностью, как будто посмеиваясь над его недавним настроем.
– Э-э… – протянул он, пытаясь припомнить.
– Пяти-шестипроцентный шанс на гомосексуальные отношения, – сказала она, как только ему, наконец, удалось вспомнить. – После окончания занятий я поговорила с некоторыми учениками и учителями, и, оказывается, ходили слухи о нашей пропавшей девушке и одной из ее подруг, Ямаками Юко.
– Понятно, – сказал он, думая о последствиях. – Это вполне может быть мотивом… и возможным местом, где она может быть.
– Да, – согласилась Каору. – Отец Юу не из тех, кто терпим к чему-то столь нетрадиционному, и они все равно не в лучших отношениях. Могу представить, как она посчитала, что ей лучше сбежать.
– Если так, – сказал Ито. – Будет логично проверить дом любимой девушки, хотя я сомневаюсь, что она там. И это ведь просто слухи, верно?
«И если мы найдем ее, и я обвиню ее любимую в препятствии правосудию, я смогу ее расспросить», – подумал он.
Хотя это казалось несколько чрезмерно.
– Еще кое-что, – добавила Каору. – Решила проверить. Заглянула в местные любовные отели. Один из менеджеров узнал показанные фотографии. Он передал мне часть своих записей видеонаблюдения.
Ито подумал о том, что она только что сказала.
– Это… воодушевляет, – сказал он, хотя и чувствовал себя немного странно. – Полагаю, тебе удалось что-то найти. Ты не против пойти осмотреться? Не нужно врываться, ничего такого. Просто посмотреть по сторонам, поговорить с соседями, затем, под конец, с родителями.
– Да-да, знаю, – сказала Каору. – Я уже достаточно с вами работаю. Есть причина, почему вы отправляете меня одну?
– Иду по следу, – сказал Ито. – О, и запроси беспилотник начать следить за этой Ямаками. Сомневаюсь, что она и правда прячет Окамуру дома у родителей, но она почти наверняка приходит туда, где эта девушка, предполагая, что они и правда вместе.
– Ладно. Сделаю.
Прежде чем войти в само здание, инспектор Ито припарковал автомобиль в паре кварталов от места назначения и отправился туда пешком.
В конце концов, у него здесь было более одной цели. Он здесь не только чтобы войти внутрь и услышать отговорку секретаря и специалиста по связям с общественностью. Он хотел сам заглянуть в переулок.
На бедре оттягивал пояс его личный пистолет. Он был пороховым, в отличие от некоторых новых военных моделей. Вес ощущался странно, чуть ли не дисбалансируя его; он почти никогда его не носил, но на этот раз посчитал, что стоит.
«D&E не любит ордеры на обыск».
Собственные слова эхом повторились у него в голове. Правда в том: они не просто казались необычно враждебны к ордерам на обыск. D&E была невероятно успешной корпорацией, возникшей из ниоткуда, чтобы побороться с превосходящими опытными логистическими компаниями, давно работающими службами доставки и даже – на поле онлайн товаров – подобными Amazon, хотя ее международным операциям пока еще не удалось сравняться с японскими. Что, как он предполагал, было естественно.
Однако она была в частной собственности, ее финансы и операции были тайной, даже для тех, чьим делом было такое знать. Не потребовалось много времени, чтобы зашептались о «мафии» и «якудза», хотя для этого не было никаких доказательств.
Да, никаких доказательств, но Ито с полным основанием считал себя параноиком. Пропавшая девушка, защищенные адвокатами якудза подруги и исчезнувшая в логистических зданиях D&E двойник Айко…
Возможно, это окажется просто обычный переулок, и не будет никакой опасности, но он все равно не считал, что это то место, куда стоит брать младшего партнера, особенно – здесь он вынужден был признать некоторое чувство рыцарства или, быть может, шовинизма – женщину.
По крайней мере пока. Возможно, через несколько лет.
Он вздохнул, посмотрел на соседнее здание и скользнул в переулок.
Переулок вызывал клаустрофобию, но вполне обоснованную. Он был достаточно широк для проезда одного небольшого грузовика, но не шире. Здесь не было никакого солнца, и его стоило ожидать разве что точно в полдень. Водосточные трубы на стенах оканчивались небольшими решетками в земле, на случай дождя.
Помимо этого он заметил, что нужно пройти всего немного, чтобы переулок вывел к какому-то большему пространству.
«Большее пространство» оказалось погрузочной площадкой, что было понятно, учитывая рассказанное МОС. Большая квадратная площадь и правда была тупиком с возвышающимися слева и справа у соответствующих зданий бетонными платформами. Обе платформы оканчивались двумя гаражами, на данным момент с закрытыми воротами. Автокраны и несколько неподвижных робопогрузчиков довершали обнаруженные декорации. Помимо этого у обеих платформ были бетонные лестницы, ведущие к входным дверям, хотя они были достаточно низкими, чтобы можно было забраться через край, если бы он того захотел. В дальнем конце простая ограждающая цепь отделяла площадь от третьего здания, не служа никакой цели, кроме как указания, что у третьего здания к площадке нет доступа.
Оглядываясь по сторонам, он размышлял о том, что для рабочей погрузочной площадки, предположительно обслуживающей два крупных корпоративных здания, она не выглядела столь уж занятой. Особенно в такое время суток.
Но он не видел здесь ничего достаточно интересного. Уж точно ничего не подсказывало, что здесь могла делать таинственная девушка. Он не видел никаких камер, что могли вести записи, но это ничего не доказывало. На самом деле он изрядно сомневался, что у D&E нет наблюдения за этим местом.
Не оставляя себе времени передумать, он быстро поднялся по левой лестнице и проверил соответствующую дверь. Заперто.
«Черт», – подумал он. Ну, иного он в общем-то и не ожидал. Стоило проверить другую, просто чтобы убедиться.
– Инспектор Ито, – раздался у него за спиной мужской голос.
Ито на мгновение застыл на месте, но почти сразу же оправился – результат опыта – повернувшись лицом к заговорившему.
Пять мужчин в безукоризненных костюмах стояли у подножия лестницы, глядя на него. Они выстроились небольшим полукругом, и хоть они и различались по внешности и росту, у них всех было то телосложение, что незаметно у обычного офисного работника – чуть массивнее, чуть жестче и увереннее.
Почему-то он это знал.
Ито медленно двинул руку по направлению к кобуре.
– Немного необычно для детектива вот так подкрадываться, не правда ли? – сказал ближайший к нему, по-видимому лидер.
– Малый проступок, будь это так, – сказал Ито, по очереди оглядывая их всех. – Но это не так, и у вас все равно нет никаких оснований задерживать меня здесь.
– Мы просто хотели немного поболтать, – сказал лидер, слегка улыбнувшись тем самоуверенным образом, когда люди считали себя полностью контролирующими ситуацию.
– Не интересно, – заявил Ито, спрыгнув со ступеней и смело направившись обойти их.
Но мужчина на краю схватил его за руку, вынудив его остановиться.
– Думаю, интересно, – сказал он не столь выдержанным голосом, как у его лидера.
Ито осторожно вздохнул.
– Знаешь, я вооружен, – тихо сказал он.
– Как и мы, – сказал мужчина, слегка улыбаясь, в точности как его лидер.
Вихрь вытаскиваемых пистолетов усугубился быстрыми щелчками снятых предохранителей, и Ито быстро обнаружил, что смотрит на пять разных стволов, противостоит которым лишь один его пистолет. Он заметил, что схвативший его мужчина не предпринял никаких попыток задержать или остановить его.
Секунду он оценивал ситуацию. Обычно его линзы красным прицелом указали бы то место, куда сканеры пистолета прогнозировали попадание пули, автоматически связавшись с электроникой телефона, но здесь он этого не видел. Не то чтобы это нужно было при стрельбе в упор, но это тревожило. До него доходили рассказы о такой технологии помех, но он и не думал, что придется ее испытать.
Хотел он каким-нибудь неочевидным образом активировать на своем телефоне запись, но пистолет вполне мог его в этом заменить.
– В чем дело, парни? – спросил он, стараясь не пустить в голос напряжение. – Вы не из тех, кто сталкивается с полицией в лоб. Слишком рискованно. Но вас пятеро, только что встретивших меня, и вы просто знаете мое имя. Не буду указывать на очевидное.
– Как я сказал, – спокойно объяснил лидер, как будто бы в него каждый день целились из пистолета. – Мы просто хотим поболтать. Что если мы все просто опустим оружие и найдем место посимпатичнее? Я угощаю.
– Оставшись впятером против одного? – резко спросил Ито. – Нет. Пистолет единственный мой рычаг. Хотите что-нибудь сказать, говорите сейчас. Что, я слишком много знаю или что?
Лидер слегка улыбнулся, вновь с этим невыносимым самодовольством.
– Что-то вроде того, – сказал он. – Послушайте, мы знаем вашу историю. Мы заверим вас, что девушка в безопасности, и в ответ вы спустите расследование на тормозах. Мы больше таким не занимаемся. Гарантируем.
Заманчивое предложение, хоть и немного. Ито чувствовал скатывающуюся по лбу каплю пота, пытаясь все обдумать, пытаясь запихнуть в мозг сразу все свои наблюдения и выводы. Айко исчезла в этом переулке. Повсюду адвокаты якудза. Эти бандиты шли за ним или… знали, что он сюда придет?
Что-то не так. Не в стиле якудза столь прямолинейно совать адвокатов прямо полиции в лицо. Не тогда, когда они должны знать, что он будет расспрашивать подруг девушки. Общество не знало методов полиции, но якудза в курсе.
Нет, они должны были знать, что подруг девушки будут опрашивать. Тогда зачем что-то столь откровенное, столь привлекающее внимание? Гораздо проще было бы подучить девушек правильно отвечать на вопросы и наблюдать со стороны. Расследование зашло бы в тупик, и ничего никогда бы не обнаружили.
Девушки весьма заметно хотели помочь, но, если подумать, они не сказали ничего на самом деле полезного. Все они выдавали кусочки малоценной информации. Как если бы их и правда натренировали. Они так готовы были помочь…
… пока их не начали спрашивать о чем-то совершенно неожиданном, о девушке, что никак не могла быть связанной с ситуацией, которую полиция никогда не должна была посчитать важной. После этого они заволновались, потому что они больше не были готовы.
После чего и появились адвокаты.
– Наканиси Айко, – громко сказал Ито, проверяя догадку.
Лидер остался спокойным, но двое его подчиненных от неожиданности вздрогнули, на краткое мгновение потеряв свою невозмутимость.
Именно тогда Ито понял, что блестящая обертка известного ему мира пошла трещинами, и что в этих трещинах просвечивает что-то еще. Некое подмирье, где его школьная любовь каким-то образом все еще ходит шестнадцатилетней, невозможно юной.
С учетом всех обстоятельств, он был на удивление спокоен.
– Наканиси Айко, – хладнокровно повторил он. – В этом ключ, не так ли? Дело совсем не в Окамуре Юу. Вы пытались держать меня подальше от этого. В чем дело, парни? Я не понимаю. Неужели якудза клонирует людей? Поэтому вы закончили с проституцией? Проще снова и снова использовать тех же самых девушек? Не нужно рисковать с похищениями?
Нет. Все не так. Он видел, как под написанным на их лицах недоумением начинает пробиваться смех над инспектором, что столь забавно ошибается.
Тогда… что?
– Нет. Все это чушь, не так ли? – продолжил Ито, прежде чем юмор смог бы прорваться, и они перестали бы воспринимать его всерьез. – Звучит как чушь, когда я говорю это все вслух. Но тогда что? Что здесь происходит? Что вы с ней сделали?
На последних словах он позволил прорваться эмоциям, так что он выкрикнул этот вопрос, вопрос что стал лишь мощнее от неожиданности его громкости.
– Я знал ее, ублюдки, – продолжил он, голос дрожал, дрожала рука на пистолете. – И я выясню, что с ней произошло, скажете вы мне это или нет. Если хотите меня остановить, вам придется меня пристрелить, но полицейские компьютеры знают, куда я пошел. Если я исчезну, они узнают, что полицейские исчезают, отправившись в D&E. И тогда обрушится молот. Хочу, чтобы вы тщательно это обдумали.
– Теперь вы и правда слишком много знаете, – сказал лидер, больше уже не спокойный. Вместо этого в его голосе проявилось рычание, и Ито подумал, что видит, как сжимается на пистолете рука мужчины.
– Нам и правда теперь стоит вас убить, – сказал он. – К черту последствия. Вы слишком умны.
– Немедленно прекратить!
Новый голос был громок и пронзителен, и он не был мужским. Это был голос девушки-подростка, хорошо известный Ито голос, от которого по его спине прошел холодок.
И этот голос донесся… сверху?
Прежде чем он успел среагировать и поднять глаза, с неба метнулось алое пятно, со вспышкой света приземлившись позади пятерых мужчин перед ним, почти напугав его прыжком.
Затем он присмотрелся, и у него перехватило дыхание.
Она выглядела так же, как он помнил, резкое и красивое лицо, черты закалились после многих лет избиений отца, глаза, обещающие, что несмотря ни на что, она выживет. В самом деле, эти глаза теперь выглядели даже решительнее, заметно контрастируя со столь юным лицом – но, возможно, ему это просто казалось.
Хотя не было ни следа алого. Вместо этого она была одета в такой же костюм, как и у мужчин, идеально подогнанный под ее меньшую фигуру. Какая-то малая его часть заявила, что ей это почему-то идет.
Ито взглянул на ее руку. Да, татуировка была, аморфный алый сгусток наводил на мысль о белой кровяной клетке, помимо его цвета. Он снова почувствовал холодок.
– Д-да, Наканиси-сама, – сказал один из подчиненных, немедленно повернувшись и поклонившись, поспешно убирая пистолет.
Лидер, что с остальными тремя стоял неподвижно, фыркнул от отвращения.
– Идиот, – выплюнул он, пока Ито смотрел на поведение мужчин, впервые за этот разговор распахнув глаза. Его концепция мира снова сместилась и перестраивалась.
– Опустили пушки, все вы, – сурово приказала девушка из его снов, и, когда они заколебались, повторила: – Живо. Тайна все равно выйдет, даже если вы его убьете. А вы его не убьете.
Пистолеты опустились, а затем девушка встретилась взглядом с Ито.
– Ты тоже, Ито-кун, – сказала она. – Глупо выглядишь, стоя вот так.
Ито, конечно, по-прежнему указывал пистолетом вперед, хотя к этому моменту почти уже об этом забыл. Он поспешно опустил его.
– Это и правда ты? – не дыша спросил он. – Ай-Айко-тян, какого черта здесь происходит?
Он боролся с абсурдностью всего этого.
Его бывшая девушка покачала головой, длинные волосы колыхнулись на ветру.
– Если не веришь им, – сказала она, – то поверь хотя бы мне. Я в порядке. Как и Окамура Юу. Ей гораздо лучше, чем если бы она осталась. Отступи. Спусти расследование. Ни к чему хорошему дальнейшие поиски не приведут.
– Айко… – начал он, потянувшись вперед…
… но девушка пропала. Исчезла, почти как будто ее вообще там не было. Дверь в одном из зданий теперь была открыта.
Он моргнул, пытаясь понять, что за чертовщина творится с его жизнью и миром. В глазах еще отпечатался образ девушки-подростка, развернувшейся умчаться – или, может быть, это было лишь его воображение.
Обращавшийся к нему лидер пятерки поправил галстук и взглянул ему в глаза, убирая пистолет.
– Так вы и правда знали друг друга, а? – спросил он, когда остальные четверо повторили за ним.
– Ага, – не дыша сказал Ито, совсем не зная, что еще сказать.
– Она нам этого не говорила, – покачав головой, сказал мужчина. – Полагаю, на этом тогда все.
Ничего не пояснив, приспешник якудза развернулся и вместе с остальными направился прочь, оставив Ито стоять одного, все еще держащего в руке пистолет.
«Мне нужна сигарета», – подумал Ито, чувствуя, как будто его мир теперь стал сном.
– Так что не думаю, что девушка у подруги, – сказала ему по телефону Каору, когда он возвращался в участок.
– Понятно, – пустым голосом ответил Ито. – Ну, это все равно было надуманно.
В разговоре наступила пауза.
– Ну, – продолжила Каору, отвечая на вопрос, что он обычно бы задал. – Причина, что я так считаю, в том, что…
– Нет, все в порядке, – прервал Ито. – Я тебе верю. Ты работаешь уже достаточно долго, чтобы я доверял твоему мнению.
Еще одна пауза.
– Знаю, – сказала Каору. – Но вы все равно всегда меня спрашиваете, хотя бы чтобы обо всем услышать. Все в порядке? Кажетесь рассеянным.
– Нет, я… я позже обо всем тебе расскажу, хорошо?
– Уверены?
– Да.
– Ладно. Полагаю, встретимся в участке.
Разговор закончился, и Ито мог вновь сосредоточиться на дороге, ради одного стотысячного шанса, что система автоводителя не справится, и ему потребуется принять ручное управление.
Четырехчасовое солнце светило с неба на приборную панель и, впервые за долгое время, Ито понятия не имел, что делать.
Он видел трещины, что широко раскрыло это дело. Айко – Айко-тян, все еще столь ново было вновь думать о ней как о живой, после такого срока – явно знала, где девушка. Она, по сути, сказала ему это в лицо.
Но как ему убедить кого-либо в действительность того, что он видел? У него не было ни доказательств, ни видео, ни аудиозаписей.
Он проверил логи своего телефона, интересуясь, корректно ли функция записи телефона обработала встречу с оружием, или, по крайней мере, запечатлела ли факт извлечения пистолета. Как он и ожидал, ответ был отрицателен.
Все, что было, это его слово, что к нему подошла группа бандитов, и что таинственная девушка призналась, что знает местонахождение Окамуры Юу, после чего исчезла в здании D&E.
До сих пор он никому не признался, кто была эта девушка в его бумажнике, но был уверен, что остальные, особенно Каору, были более чем способны догадаться. Теперь, когда он при помощи МОС изучил семью Айко, осталась запись о ней – и с этого места элементарно было собрать все воедино.
Естественное, последуют вопросы. О его объективности. О его психическом состоянии. Они скажут, что ему, может быть, стоит взять перерыв. Он уже почти это видел.
Часть его спрашивала, мог ли он и правда сойти с ума. В конце концов, он только что видел перед собой девушку, что не изменилась за более чем десять лет, пусть даже она при этом сбежала, открыв дверь. Звучало как история о призраке, а не отчет бывалого детектива.
Даже зная, где искать, он не мог придумать ни одного способа получить нужные доказательства. У него не было уважительной причины запрашивать расширенный ордер на обыск D&E, и теперь ясно было, что весьма конкретное предложение МОС было бы немедленно зарублено на корню.
Кроме этого очевидно было, что где бы ни была Окамура Юу, она была чрезвычайно хорошо скрыта. За исключением невероятной удачи или какого-то крупного просчета со стороны якудза, традиционными методами он никогда не приблизится к ее обнаружению.
И, помимо всего этого, хочет ли он ее найти? Слова Айко давили на него. Он никогда ничему не позволял встать на пути его профессиональной ответственности – это было предметом его гордости. Но теперь… если здесь и было какое-то настоящее преступление, он вполне мог втянуть в это любовь своей жизни, девушку, что заверила его, что Юу в безопасности и о ней заботятся. Он не мог заставить себя в этом усомниться – в таком случае придется вернуть девушку в ее бедную и, вероятно, жестокую семью.
Его объективность уже была уничтожена. Он это знал.
Все это игнорировало настоящего слона в комнате. Что его девушка снова здесь, спустя пятнадцать лет и ни на день старше. То, что здесь замешана якудза, было почти второстепенно, если от этого не было все раз в десять опаснее. Здесь что-то происходило, что-то крупное. Крупнее Окамуры Юу, крупнее Кугимии Ито. Быть может даже крупнее Наканиси Айко.
Если бы он смог разглядеть в этом суть, возможно, он навсегда обеспечил бы себе профессиональную репутацию. Тем не менее, как раз потому, насколько крупным было дело, он опасался всерьез раскапывать его. Во что он влез?
Как это повлияет на Айко?
«Отступи. Спусти расследование. Ни к чему хорошему дальнейшие поиски не приведут».
За всю его профессиональную карьеру ничто и никогда не могло так его поколебать. Он не мог поверить, что сидит, веря на слово связанной с бандитами девушке, подумывая отказаться от расследования и сдать значок. Беспокоило, что он даже обдумывает это, и без вдруг вспыхнувшего желания снова поговорить с ней он бы, возможно, уже сдался.
«Я все еще люблю ее, даже после стольких лет», – осознал он.
В таком вот настроении он вновь вошел в полицейский участок, задумчиво опустив плечи, рассеянно приветствуя тех, мимо кого проходил. По правде говоря, он просто хотел засесть в их с Каору кабинете и поразмыслить еще около часа, прежде чем пойти домой. Раньше, чем было в его привычках, и обычно он крайне мало времени проводил в своем кабинете, но на этот раз он уж точно может позволить себе вести себя необычно.
Проигнорировав лифт, он перешагивал по две ступеньки за раз, его разум был слишком измотан, чтобы и дальше рассматривать его ситуацию. Стоит ли ему носить с собой какое-то скрытое постоянно действующее записывающее устройство, не полагаясь только на телефон? Да, стоило бы, как и полагалось по практике, пусть даже бандиты, вероятно, могли заблокировать и его. Это был его недосмотр, который повторять не стоит.
А даже будь у него запись? Предал бы он ее?
Вопрос, на который он не хотел отвечать.
– Кугимия-сан, – окликнул голос, когда он достиг вершины лестницы.
Он поднял взгляд, резко вынырнув из своих мыслей.
Его босс, каждой мелочью выглядящий слегка полноватым стереотипным шефом полиции, встретился с ним взглядом, убеждаясь, что привлек его внимание.
– Поговорим в моем кабинете? – спросил мужчина. – Это важно. И нет, тебя не увольняют.
– Такая мысль даже не приходила мне в голову, – вполне правдиво сказал он. Нельзя было просто взять и уволить инспектора.
– Так как продвигается расследование? – спросил мужчина, пока они шли дальше по коридору.
– Есть несколько зацепок, – сказал Ито. – Это явно не обычный случай.
– Не сомневаюсь, – сказал его босс. – Минами-сан сказала мне то же самое. Как думаешь, девушка в порядке? Беглянка, я имею в виду. Не Минами-сан.
– Думаю, да, – сказал Ито. – Все говорит об этом.
Он заглянул в свой кабинет, когда они проходили мимо. Каору не было. Если подумать, где она тогда?
– И Каору-сан хорошо справляется, – добавил он. – Не долго осталось до того, как я порекомендую ее повысить.
– Хорошо, – согласился шеф полиции. – Важно безопасно возвращать этих девушек домой. Помимо очевидной причины службы обществу, это служит хорошей рекламой отделу. Дело Канеды было триумфом. Сам мэр упомянул его во время своей предвыборной кампании. Такие случаи поднимают наш статус. В противном случае мне пришлось бы перевести такого талантливого человека, как ты, на убийства.
Ито кивнул. С чего бы шефу тратить время, указывая ему все это? Ито уже прекрасно все знал.
– Во всяком случае, – сказал шеф, переходя к сути.
Мужчина резко остановился, поставив одну ногу на первую ступеньку ведущей к его кабинету лестницы.
Через мгновение Ито удивленно остановился.
– Ты, кажется, неплохо справляешься с крупными делами, – вполголоса сказал шеф полиции. – Не знаю, что там на этот раз, но хочу знать, что ты не постесняешься при нужде обратиться к ресурсам отдела. Мы тебя прикроем.
– В чем дело? – так же тихо спросил Ито.
– В моем кабинете ждет агент национальной полиции, – сказал его босс. – И человек из Интерпола. Кажется безумием, но они заинтересовались твоим делом. Минами-сан уже там. Я как раз собирался звонить тебе, когда ты появился.
Должно быть Ито не лучшим образом сумел скрыть свою реакцию, потому что шеф полиции добавил:
– Хм, так ты догадываешься, почему они здесь, – сказал мужчина. – Так и думал. Слушай, можешь рассказать мне, что происходит?
Ито сглотнул, зная, что не может солгать своему начальнику, по крайней мере не полностью. Вмешательство националов отражалось на всем отделе.
– В этом деле замешана якудза, – сказал он. – Я все еще с этим разбираюсь, но они как-то связаны с пропавшей девушкой.
Его босс задумчиво потер подбородок.
– Якудза уже давно ничем таким не занимается, – сказал мужчина. – Но, кажется, я никогда на самом деле в это не верил. Но что в этом настолько значительного, чтобы привлечь Интерпол?
– Не представляю, – сказал Ито, и это лишь наполовину было ложью. У него был только намек.
– Хм, – сказал его шеф. – Ну, думаю, пока этого хватит. Кстати, они не хотят, чтобы стало известно, что они здесь, так что помалкивай, ладно? Поэтому они и в моем кабинете.
– Ладно, – сказал Ито. – Присоединишься к нам?
– Нет, – сказал шеф. – Им нужны только ты и Минами-сан. Я просто пройдусь, пытаясь выглядеть полезным. Во всяком случае, достаточно мы уже медлили. Иди.
Ито кивнул и пошел вверх по лестнице, гадая: «Что дальше?»
– Инспектор Кугимия, мы вас ожидали, – поприветствовал агент национальной полиции, встав, когда Ито вошел в помещение. Ито обменялся поклонами с агентом, затем с агентом Интерпола, которого он посчитал филиппинцем. Поклон был ровным, без частой нерешительности иностранцев. Значит, мужчина здесь уже некоторое время или бывал в Японии раньше.
– Я Окуно Сатору, национальная полиция, – сказал высокий стройный мужчина. – А это Роналдо Рисаль, Интерпол.
Иностранное имя агент произнес гладко. Ито не собирался оценивать, но посчитал, что прозвучало лучше, чем исказили бы большинство японоговорящих – включая его самого. Ну, это было логично.
Они расселись.
– Рисаль-сан прибыл сюда расследовать возможную связь якудза с недавними инцидентами в Китае, – сказал Сатору. – Слышали о Триаде?
Ито кивнул.
– Будет не лучшей идеей вдаваться в детали, даже с вами, и уж точно это не должно выйти за пределы этой комнаты, – сказал агент.
Он обвел взглядом Ито и Каору, сложив руки, пока они согласно не кивнули.
– Раз с этим разобрались, – продолжил он, – приступим. Коротко говоря, похоже на то, что якудза пытается заменить лидеров Триады. Мы не знаем почему, и у нас нет ничего кроме косвенных свидетельств, но именно на это все и намекает. Что думаете?
Ито на мгновение взглянул на агента, затем посмотрел на своего партнера, после чего сделал вид, что задумался. По правде говоря, вопрос и тема были столь неожиданны, что пришлось постараться, чтобы на нем сосредоточиться.
– Думаю, в этом нет никакого смысла, – наконец, сказала Каору, озвучивая мысли Ито. – При всем уважении, с каких это пор якудза и Триада беспокоятся друг о друге?
– Да, мы тоже посчитали это странным, – держа лицо, сказал агент. – Но это предполагают свидетельства. Изучая их, мы предположили, что это как-то связано со сменой лидерства якудза примерно десять лет назад. Это не стало широко известно, даже среди отделов полиции, но в то время произошел внезапный коллапс властной структуры якудза. Большинство старых боссов исчезли. Остальные, похоже, сейчас заняли подчиненные роли.
Сатору остановился, ожидая их реакции.
– Десять лет назад, – повторил Ито, сложив руки в бессознательном подражании агенту национальной полиции. – Как раз в то время якудза прекратила заниматься торговлей людьми и порнографией. Кажется, теперь эта перемена понятнее. Немного. Кто их новые лидеры?
– Знаю, что в это сложно поверить, – сказал Сатору, – но мы не знаем.
Ито удивленно посмотрел на него.
– Простите за грубость, – сказал он. – Но разве десяти лет не более чем достаточно, чтобы такое выяснить?
– Да, – сказал агент. – Факт в том, что мы были полностью не в состоянии это узнать. Ну, до недавнего времени.
– Прошу прощения, – вмешалась Каору, взглянув на агента Интерпола и указывая на свое ухо. – Простите за вопрос, но вы, э-э…
Темнокожий мужчина улыбнулся и приподнял свой телефон.
– Я над этим работаю, – сказал он с акцентом. – Переключил в режим перевода. Кроме того, агенты Интерпола учат, эм, языки, но я предоставил Сатору вести разговор. Я стал лучше с тех пор, как приехал сюда.
– Понятно, – сказала она.
Ито, в свою очередь, продолжал спокойно размышлять. Новые лидеры? Он не мог не вспомнить отпечатавшийся в его сознании образ, как люди якудза кланялись Айко.
– Во всяком случае, – сказал Сатору, снова подавшись вперед. – Возможно, вы интересуетесь, как это связано с вами двумя.
Ито медленно кивнул.
– Честно говоря, да, – сказал он. – Кажется несколько случайным.
Сатору кашлянул.
– У нас уже давно на руках многие части головоломки, – сказал Сатору, – но мы не могли собрать их вместе. Оказалось, нужен был только свежий взгляд. Мы признательны Роналдо за наше недавнее озарение.
Он указал на скромно отмахнувшегося агента Интерпола.
– Вы слишком добры. По сути, агенты вроде меня не очень подходят для, эм, работы в поле. Дело не во мне.
Сатору нажал на кнопку на лежащем на столе шефа планшете. Над ним вспыхнула голограмма. Ито пододвинулся ближе взглянуть.
– Мы уже довольно давно замечали подобные записи, – сказал Сатору. – Бандиты якудза и девушка-подросток, порой более одной девушки. Вполне объяснимо, за исключением того, что эти девушки не выглядят оказавшимися в тяжелой ситуации. А порой их поведение весьма загадочно.
Ито увидел, как девушка на «экране», казалось, что-то сказала, после чего было подтверждение и поклон одного из бандитов.
Он как мог скрыл свою реакцию, но начал понимать, пусть и немного. Каору, в свою очередь, растерянно смотрела на экран.
– Похоже, они принимают от нее приказы, – сказала она.
– Да, – согласился агент. – У нас тоже было такое впечатление. Мы полагаем, что все эти девушки члены одной или нескольких преступных семей, а настоящие боссы неизвестные взрослые. Но, несмотря на обширные поиски в наших базах данных, мы не нашли никаких совпадений на этих девушек. А мы смотрели везде: школьные системы, социальные сервисы, городское наблюдение, продающие схожую одежду магазины, что только могли придумать. Нам часто удавалось снова найти этих же девушек, но ни разу не удалось связать их с именем. Они всегда расплачивались наличными и никогда не появлялись в системах, где требовалось бы имя.
– Нам повезло, – вставил Роналдо. – Я искал вместе с Сатору и пошутил, что для иностранца вроде меня сложно на вид определить возраст этих девушек. Они выглядят одинаково с пятнадцати до тридцати! Для меня, конечно. Мы посмеялись, и я сказал, что хорошо, что машина говорит мне, сколько им лет, или пришлось бы при каждом анализе уточнять у Сатору. Вдруг я скажу машине, что девушке тридцать, когда ей на самом деле тринадцать.
– Тогда я сказал, что с учетом нашего везения, к другому результату это не приведет, – сказал Сатору.
– Я предложил проверить, – сообщил Роналдо. – Мы были расстроены, так что, э-э, не знаю этого слова…
– Мы халтурили, – с улыбкой сказал Сатору. – Так что мы попробовали, просто посмотреть. Мы не ожидали, что и в самом деле начнутся совпадения.
В тот момент, когда Роналдо упомянул возраст, Ито ощутил, как опускается сердце. Теперь было очевидно: Айко не единственная.
– Кажется полным безумием, – сказал Сатору. – Но все это время мы полагались на наши компьютеры, а компьютеры задавали вероятность отсутствия признаков старения за много лет равной нулю. Это не невероятно. Это невозможно. Ни разу за десять лет никто впрямую не говорил им отключить этот фильтр. Как только мы с этим разобрались, мы начали идентифицировать этих девушек.
– Но как? – спросила Каору, взглянув на Ито, явно вспомнив девушку в его бумажнике. – Как эти девушки могут не стареть?
– Мы не знаем, – сказал Сатору. – Сперва мы думали, что сошли с ума. Но доказательств слишком много.
Некоторое время они сидели, пока Каору в шоке переваривала все то, что Ито медленно поглощал весь прошедший день. Она так и не поверила, что девушка на записи была той же самой, что знал Ито, но он, на каком-то уровне, верил все это время.
«По крайней мере я больше не один», – сухо подумал Ито.
– Идеальная маскировка, – наконец, прокомментировала Каору, глядя на голограмму. – Они прячутся на виду. Никто не заподозрит, что девушка-подросток возглавляет банду, особенно если эта девушка была подростком десять лет назад. Это было бы идеально, если бы не было полным безумием.
– Да, – многозначительно сказал Сатору. – Хотя еще мне интересно, как им удалось их возглавить и сохранять их верность.
Он кашлянул.
– Во всяком случае, поэтому мы и здесь, инспектор Кугимия, – продолжил он, повернувшись в кресле к Ито. – Наша система пометила вас в тот момент, когда вы запросили ордер на вашу давнюю подругу, которую мы уже определили как одну из них. Теперь мы выяснили, что в вашем деле тоже есть намеки на деятельность якудза, и что вы тоже поняли, что происходит.
Несмотря на все, Ито вспомнил взглянуть на Каору, которая никак не отреагировала на комментарий о подруге. Ну, возможно, в какой-то момент она догадалась.
– Это отличная возможность, – сказал Роналдо. – По разным причинам с ними непросто связаться иными способами. Мы не нашли никаких хороших отношений с их семьями, даже когда семьи все еще знали, что они живы. В ретроспективе, это понятно – непросто объяснить родителям, почему ты еще выглядишь подростком.
– Но вы не подумали бы, что мы сошли с ума, – сказал Сатору, – и вы любили одну их этих девушек, которая осталась в том же районе. По невероятному стечению обстоятельств вам передали связанное с ней дело. Вы сами поняли, что происходит. Нет ничего естественнее, чем если вы начнете задавать вопросы и пытаться с ней связаться. Это не вызовет подозрений.
– Вы хотите, чтобы я с ней связался? – спросил Ито, испытывая тошноту.
– Да, – сказал Сатору. – Признаю, будет опасно. Они могут попробовать вас устранить. Но также возможно, что это сработает, и в таком случае у нас появится первая настоящая возможность проникнуть в организацию.
Агент залез в карман и вынул небольшой металлический предмет. Ито взял его и начал разглядывать его, держа на ладони.
– Если вам удастся связаться, – сказал агент, – можете использовать это сканирующее, подслушивающее и передающее устройство. Коротко говоря, жучок. Просто нажмите и держите. Он кратко вибрирует, когда включается и выключается. Знаю, что выглядит грубо, но поверьте, это лучшая наша технология. Слишком рискованно будет пытаться подключиться к вашему телефону или чему-нибудь и… возможно, вам не удастся включить его на запись.
Ито пусто кивнул. Он испытывал странную смесь страха, боли и облегчения. Страх того, с чем он может столкнуться, боль, что он оказался в такой ситуации, и облегчение от того, что в каком-то смысле ему не придется принимать решение. Что ему сказать? Нет?
А затем он почувствовал к себе отвращение.
– Кугимия-сан, – спросил Роналдо. – Прежде чем мы слишком далеко зайдем, позвольте спросить: вы думаете, что это сработает? Она вам ответит, после стольких лет? Убьет ли она вас?
Ито снова посмотрел на устройство, заставляя лицо принять правильное выражение.
– Не знаю, – сказал он, – но не могу поверить, что она меня убьет.
Сатору дружелюбно похлопал его по спине.
– Я пойму, если вы не захотите так рисковать, – сказал он. – Но выигрыш может быть огромен. Именно ради такого мы и вступили в полицию.
Ито продолжал смотреть на свою ладонь.
Он был прав. Ради такого.
Не так ли?
– И вы сможете получить для нее иммунитет, если сумеете с ней поговорить, – задумчиво сказала Каору. – Может быть, ей просто нужен выход. Сомневаюсь, что у нее было много вариантов, когда она сбежала от такой семьи.
Ито удивленно посмотрел на нее.
– Я поискала ее, – сказала Каору, встретив его взгляд. – И не удивляйтесь так. Конечно, я должна была знать.
Его партнер опустила глаза, пока Сатору и Роналдо оценивающе их разглядывали. Ито задумался, знают ли они, что за силы ведут здесь игру.
– Во всяком случае, – сказала она. – Ничего не буду вам говорить. Но так будет правильно. Как я сказала, может быть вы сможете ее защитить, когда все закончится.
Ито выдохнул, затем глубоко вдохнул. У него и правда не было выбора, по крайней мере не здесь. Возможно, свой выбор он сможет сделать позже.
– Ладно, – сказал он, надеясь, что кивнул решительно. – Попробую.
Вопрос, конечно, в том, активирует ли он передатчик, если она и правда с ним поговорит. Но если нет, каким же он будет полицейским?
– В таком случае, инспектор, – сказал Роналдо. – Дадим вам список того, что мы бы хотели попробовать спросить. В принципе, мы хотим, чтобы вы узнали о Сакуре.
Ито моргнул.
– Сакуре? – повторил он, подумав о цветах вишни.
– Если точнее, не о том, что падает с деревьев, – сказал Сатору, упредив его мысль. – Фраза появлялась рядом с большим числом убитых бывших членов якудза, связанных с секс-индустрией. В настоящее время мы даже не уверены, имя это человека, организация или что-то еще. Но это может быть ключом.
Ито поморщился, ненадолго задумавшись.
– Якудза убивает своих бывших членов? – спросил он.
– Тех, кто не принял новые правила, – сказал Сатору.
– Понятно, – сказал Ито, вновь вернув пустое лицо.
На него начал давить лежащий в кармане рубашки полицейский значок.
Той ночью он долгие часы лежал без сна, глядя в потолок и размышляя об Айко. Где она была после того, как ушла? Как она сошлась с якудза? Что она с тех пор делала?
Его мучили именно такие вопросы, а не более серьезные, вроде: Как она все еще столь молода? Участвовала ли она в этих убийствах? Любит ли она его еще? Сможет ли он и правда предать ее?
Пока что он еще не мог столкнуться ни с этими вопросами, ни с вопросом, почему для него это так важно.
Наконец, когда часы его будильника показали 3:00, он перевернулся и взял его, размышляя о раздражающем дизайне в виде персонажа-маскота, при минимальном освещении цвета смылись и посерели.
Затем он заставил себя подумать о хороших временах и, наконец, уснул.
– Значит, корпорация D&E, да? – риторически спросила Каору, когда они подошли к главному входу логистического здания. – До меня доходили слухи. Я не думала, что они и правда верны.
– По-видимому, верны, – нейтрально сказал Ито. Он не упомянул, что уже был здесь, пусть и не внутри.
– Вы правда думаете, что это сработает? – спросила она.
– Я очень удивлюсь, если она не узнает, что я был здесь, – сказал Ито, тщательно обдумывая свои слова. – В таком случае, это просто очень хорошая возможность.
При их приближении стеклянные двойные двери раздвинулись в стороны, и их поприветствовал ветерок кондиционеров. Охранник на регистрации скептически посмотрел на них.
– Сомневаюсь, что вы двое здесь работаете, – сказал он с большим подозрением, чем обычный охранник.
– Верно, – сказал Ито. – Полиция Митакихары.
Он протянул мужчине свой значок. Он заметил, как мужчина быстро просканировал его, после чего скрыл свой ужас.
– Чем я могу вам помочь, офицер? – подавшись вперед, спросил мужчина. Левая рука мужчины «незаметно» скользнула под стол, скорее всего, нажимая какую-нибудь кнопку тревоги. Не важно.
– Не волнуйтесь, – сказал Ито, опершись о стойку одной рукой. – Мы не для исполнения ордера или чего-либо еще. Мы просто хотели бы устроить встречу с одной из ваших сотрудниц.
– О? – с удивленным видом сказал охранник.
– Да, – сказал Ито. – Передайте Наканиси Айко, что я хотел бы организовать встречу. Это важно. В любое время по ее выбору. Она может связаться со мной.
Он двинул через стойку свою визитку, и охранник взял ее и подозрительно оглядел.
– Мой личный номер на обороте, – с улыбкой сказал Ито. Он разглядел забавный момент этой ситуации, как бы ни было это неуместно.
Охранник долго смотрел на визитку.
– Одну секунду, – сказал охранник, приняв решение. – Позвольте уточнить, если ли у нас сотрудница с таким именем.
Мужчина встал и ушел от стойки глубже в здание. Ито не сомневался, что при желании мужчина мог бы вызвать список сотрудников прямо на свой терминал. Или, черт возьми, на линзы дополненной реальности, если они у него есть. Скорее всего, охранник ушел кого-то спросить, стоит ли ему лгать или нет, не пытаясь с места вести неуклюжий разговор.
– Может, нам стоит заглянуть в его терминал, – пробормотала Каору, глядя на него краем глаза.
– Сомневаюсь, что она есть в стандартном списке сотрудников, – сказал Ито.
Лишь двадцать одну минуту спустя, по часам Ито, охранник вернулся.
– Я передал ваши слова, – сказал он. – Ждите, с вами свяжутся.
– Благодарю, – сказал Ито.
Два мужчины мгновение смотрели друг на друга, пока он не решил облегчить агонию охранника и не развернулся уйти.
– Не могу поверить, что это сработало! – воскликнула Каору, как только за ними закрылись двери. – Так вы и правда были близки, а?
Ито посмотрел на нее.
– О, простите, – быстро увяла она. – Я не подумала. Во всяком случае, как думаете, с нами свяжутся?
– Даже не представляю, – откровенно сказал Ито. – А сейчас, раз уж нам нечего больше делать, почему бы не отправиться сообщить родителям Окамуры о прогрессе поисков? Во всяком случае, ту часть, что мы можем рассказать. Просто заверить их, что мы что-то делаем.
Ему нравилось держать родителей в курсе.
– Поддерживаю, – сказала Каору.
– Эй, Ито, – сказала Каору.
– Да? – спросил он, взглянув на своего партнера. В этой поездке они молчали, в основном потому, что он хотел тишины.
– Это не похоже на тот маршрут, что я помню. Вы уверены, что мы движемся в нужное место?
– Конечно, – сказал Ито. – Оно в недавних местах, так что я попросту запросил дом Окамура. Ты сама это слышала.
Он огляделся по сторонам. Он и в самом деле не обращал внимания, но теперь увидел, что она права. Не похоже было на ожидаемые запущенные жилые районы. Вместо этого казалось, что они направляются в коммерческий и финансовый район, энергичное сердце бума, что стал экономическим источником Митакихары, несмотря на резкое падение населения и необходимые теперь для сдерживания океанов дамбы.
Она увидела появившийся на его лице скепсис.
– Да, стоит проверить, – сказал Ито.
Она кивнула.
– Машина, наше нынешнее место назначения? – спросила она.
Автомобиль не ответил, оставив повисшую в воздухе неловкую тишину.
Каору и Ито переглянулись.
Она потянулась к панели слева от Ито, пытаясь вызвать голографическое меню.
– Доступ закрыт, – ответила их патрульная машина.
Они снова переглянулись, на этот раз с серьезным беспокойством во взглядах.
Каору наклонилась и нажала несколько кнопок на сенсорном экране.
– Доступ закрыт, – повторила машина.
Ито убрал с руля левую руку и провел по экрану, что до сих пор показывал экран главного доступа.
– Доступ закрыт.
– Что случилось? – спросила Каору, начиная паниковать. Она снова коснулась экрана, но ей вновь отказало в доступе.
– Я даже не могу заставить сообщить, куда мы направляемся, – сказала она. – Не то что изменить.
– Не паникуй, – успокоил Ито. – Переключаю на ручное управление.
Он понадеялся, что еще помнит, как водить. Или, по крайней мере, как приемлемо остановить машину.
Он потянулся к коробке передач, на которой было только три варианта: автовождение, ручное и аварийная остановка, для переключения на которую требовалось дополнительное усилие.
Ничего не произошло.
Он нахмурился и нажал на тормоз. Ничего не произошло.
– Ито-сан, – сказала Каору, теперь уже заметно паникуя. – Что нам делать? Что происходит?
Ито тоже слегка запаниковал. Они были на крупной улице, и это было не совсем безопасно, но он все равно переключил на аварийную остановку.
Ничего не произошло.
– Ладно, спокойнее, – сказал он, насколько возможно проглотив панику. – Вызови помощь. Я продолжу попытки.
Она кивнула.
– Телефон, вызови аварийные службы, – сказала она громче необходимого, пока Ито снова и снова переключался на аварийную остановку.
– Простите, помехи сигнала, – сообщило в ответ устройство в ее кармане. – Пожалуйста, переместитесь в другой район.
– Другой… – недоверчиво начала Каору.
В голове Ито, наконец, сложились кусочки.
– Якудза, – прервал он.
Краткая пауза, во время которой Каору уставилась на него, как будто у него выросло две головы.
– Что? – спросила она.
Он посмотрел на нее, вспомнив, что да, она не так опытна, как он.
– Якудза порой взламывали припаркованные автомобили, обычно когда хозяев не было, так что они вполне могут разбить машину и с хозяевами внутри, – объяснил он. – Мы до сих пор не знаем, как они это делают. Хотя я не думаю, что нам устроят аварию.
– С нами связались, – распахнула глаза Каору, уловив подтекст.
– Да, – согласился Ито. – И, кажется, я знаю, куда мы направляемся.
Он многозначительно посмотрел через окно на возвышающееся здание штаб-квартиры корпорации D&E, которое как раз появилось в поле зрения.
В конце концов, они, наконец, остановились внутри закрытого ВИП гаража глубоко под землей. Едва они остановились, его партнер толкнула его активировать жучок, продолжая молчать на случай, если автомобиль тоже прослушивается. Ито покачал головой. Он был не уверен, сможет ли устройство связаться через помехи или не оказаться обнаруженным. Если не сможет, он рисковал срывом всех попыток. Лучше подождать, пока не станет важно.
Кроме того, пока что он не хотел принимать такое решение.
Он все еще раздумывал над вопросом, хочет ли он и правда сыграть шпиона, хотя теперь, с учетом Каору, он не мог скрыть того, что был здесь – хотя всегда мог солгать и сказать, что жучок из-за помех почему-то не сработал.
«Зачем они доставили и Каору?» – подумал он.
По крайней мере, не нужно было гадать, куда идти. Пустое место, где они остановились, уже окружали мужчины в костюмах. На самом деле, похоже, это были те же мужчины, что встретились ему ранее.
Ито вдруг осознал, что сильно рискует тем, что они могут выдать Каору факт их недавней встречи, и что он понятия не имеет, как этого избежать.
– Инспектор Кугимия-сан, – с поклоном поприветствовал лидер, когда двери машины открылись, и им позволили выйти. Казалось, он почти ухмылялся. Тем не менее, Ито заметил, что на этот раз приветствие было гораздо правильнее и вежливее.
– Инспектор Минами-сан, – сказал он через мгновение, поклонившись его партнеру.
– Похищение офицеров полиции это серьезное преступление, – возмутилась Каору. – Кто бы вы ни были.
– Мы предпочитаем встречаться на собственной территории, – сказал мужчина, ни в малейшей мере не обеспокоившись. – Мы вам не навредим. Не после того, как Кугимия-сан принял наше предложение встречи.
Каору нахмурилась.
– Ваше предложение?
Ито коснулся ее плеча, успокаивая ее.
– Куда нам идти? – спросил он.
– Наверх, – сказал мужчина. – Следуйте за мной.
Когда они направились к лифту, остальные четыре мужчины окружили их со всех сторон. Однако Ито кивнул, отметив, что не было попыток их разоружить. Это могло и ничего не значить, но он этого ожидал.
Он вспомнил Айко, исчезнувшую за дверью быстрее, чем он смог увидеть. Может, это было лишь его воображение, вызванное глубиной потрясения, или, быть может, у этих нестареющих девушек не было причин опасаться оружия. Также это неплохо объясняло, как они заполучили осознанную им недавно верность якудза. Да кто они, вампиры?
Они обнаружили Айко, ожидающую их на проходной у лифта, при их приближении дверь открылась, через мгновение открылись и двери лифта.
Их глаза встретились, и хотя девушка нейтрально улыбалась, он видел скрываемую ею нервозность. Ну, предполагая, что старое умение читать ее все еще работает.
Ито не понимал, что затаил дыхание, пока не выдохнул чуть громче, чем ему бы хотелось.
Он чувствовал, как Каору за ними наблюдает.
– Итак, встреча пройдет прямо у лифта? – сказал он, не слишком удачно пытаясь пошутить.
– Нет, – сказала Айко, чуть дернув губами. – Просто подумала встретить вас здесь. Идем.
Они ввосьмером вошли в лифт, расположившись так, чтобы четыре подчиненных бандита встали спереди, в то время как оставшиеся четверо сзади. Лидер, повернув голову, пристально наблюдали за ними обоими.
Один из мужчин нажал на кнопку самого верхнего этажа, в самом низу нескольких столбцов кнопок.
За много лет лифты удивительно мало изменились, подумалось вдруг Ито. Система кнопок слишком хорошо работала, чтобы ее стоило менять.
И с чего он вообще в такой момент об этом задумался?
Айко оперлась на скругленную заднюю часть кабины лифта.
– Ехать долго, – сказала она.
Но даже так Ито и Каору остались стоять.
– Итак, Ито-кун, – сказала Айко, старательно глядя на номер этажа. – В переданном мне досье сообщалось, что ты начал курить. Конечно, я это не одобряю.
– Я бросил, Айко… – начал он, споткнувшись на «-тян». Казалось, слишком неловко будет сказать это перед партнером, даже больше, чем обращение на «-кун» от той, что выглядела гораздо младше. – … тян, – все равно закончил он через мгновение. – Бросил.
– Я знаю, – сказала она. – Просто хотела тебе напомнить.
Перед ними слегка кашлянул один из мужчин.
Айко вдруг повернулась, глядя на Ито и Каору.
– Ну, взглянем правде в глаза, – сказала она. – Это неловко. И, наверное, лучше не затрагивать прошлое перед моими подчиненными. У меня такое чувство, что им уж точно будет неудобно. Верно ведь, Нацумэ-сан?
Она откинула голову взглянуть на мужчину, о котором Ито начал думать как о «лидере». Мужчина откашлялся, выглядя заметно смущенно.
– Ну, э-э, мужчины… мы не привыкли думать о вас кроме как о нашем боссе, Айко-сан, так что это несколько странно. Не уверен, что я это одобряю. Для дисциплины будет лучше сохранять таинственность. Кроме того, э-э, я бы предпочел, если бы вы не называли им мое имя.
– Они ничего не смогут нам сделать, – сказала Айко, многозначительно оглянувшись на Ито и Каору, чтобы убедиться, что они это услышали. – Вы ведь знаете.
– Он мой лейтенант, – пояснила она, снова обратившись к им обоим. – Я дразню его, но он никогда мне не перечит. Он видел, на что мы способны.
Ито взглянул на своего партнера, что вернула ему взгляд.
«На что мы способны?» – подумал он.
Айко разочарованно вздохнула.
– Я надеялась, ты приревнуешь, – сказала она. – Знаешь, я думала поцеловать тебя, когда ты прибудешь, просто чтобы вывести из равновесия, но не смогла себя на это уговорить. Думаю, это бы возмутило и твоего партнера. Ты бы выглядел таким грязным старикашкой.
Пятеро якудза неловко переступили, в то время как Каору было явно неудобно, а Ито покраснел как рак впервые с… ну, со старшей школы.
Он кашлянул, оглянувшись на вдруг лукавое лицо Айко, и вспомнил, что она обожала смущать его, также как мало уважала общественные приличия. Похоже, ничего в этом не изменилось.
Его встревожило, что она, похоже, даже не рассматривала возможности того, что он больше ею не увлечен, или что у него могут быть иные намерения. Неужели это «досье» на него было настолько детально? Или Айко поняла, насколько он даже после стольких лет в ее власти?
Хотелось поставить на последнее. От такого варианта не веяло превосходством.
– Куда едем, Айко-тян? – спросил он, подавляя эмоции. Он не мог позволить себе погрузиться в фантазии, как бы того ни хотелось. Нужно было помнить, что он смотрит на бандитского босса, как бы маловероятно это ни казалось, и что он все еще офицер полиции. Он не мог позволить ей вести разговор.
Она подняла палец, прося его умолкнуть, после чего повернулась к задней части лифта.
– Не мог бы кто-нибудь из вас поднять занавес?
Заявление показалось бессмысленным, даже после того, как один из мужчин нажал на кнопку, пока в нижнюю часть лифта не хлынул свет, напугав Ито и его партнера.
Округлая металлическая задняя поверхность медленно поднялась к потолку, открыв за собой прозрачный второй слой, а за ним мир снаружи. Когда «занавес» поднялся, механическое устройство как-то избежало поручня, им открылся панорамный вид на город и пригороды, и Ито увидел, что они уже очень высоко, почти у вершины небоскреба. Солнце радостно сияло прямо над ними, заливая кабину лифта светом.
Айко оперлась на поручень.
– Красиво, правда? – спросила она. – Мне никогда не надоедает. Помнишь, как мы пробирались на крышу школы только потому, что там было чуть выше?
Она взглянула на него, и он посчитал, что должен ответить:
– Да, неплохо было.
… потому что это была правда, которую он нежно вспоминал.
– Город в порядке, – сказала Айко, вновь глядя наружу. – Конечно, некоторые люди бедны, и жилые кварталы выглядят довольно паршиво из-за нехватки населения. Но этот город не поддается общим экономическим проблемам. В основном благодаря всем основанным здесь успешным компаниям, таким как D&E. Не то чтобы мы намеревались спасти город, но каким-то образом нам удалось. Я рада. Если бы только возможно было спасти всех.
Это было новым и не похоже было на девушку, что знал Ито. Она казалась утомленной, гордой, старой. Гораздо старше даже того, сколько ей должно было быть.
– Спасти город? – оскорбленно сказала Каору. – Вы считаете, что ваши бандиты заняты этим?
Айко подняла голову, вглядываясь в них двоих, и, казалось, собралась уже что-то сказать, как ее прервал перезвон лифта, достигшего своей цели.
Вместо того, чтобы продолжить разговор, они подождали открытия дверей, после чего вышли на верхнем этаже.
Пока они шли по коридору, Ито и Каору разглядывали виды города за окнами, висящие на внутренних стенах картины, темные деревянные столы и сложные установки, расставленные в конференц-залах, мимо которых они проходили, и много, много мониторов, демонстрирующих гордые корпоративные достижения и рекламу, как правило, в голографической форме. Стерильное, чистое богатство корпорации, а не богатые или эксцентричные украшения, что могли быть у человека.
Наконец, они остановились перед изукрашенными двойными дверями, пятеро якудза без какого-либо видимого сигнала развернулись и ушли. Сперва он удивился, но затем понял, что это логично: что еще ему делать? Развернуться и уйти? Взять заложника?
Лишь мгновение ушло на то, чтобы прочесть латунную табличку на двери. Она гласила:
«Фукудзава Анко. Председатель, генеральный директор».
Он снова поразился. У него было некоторое представление о том, где они в итоге окажутся, с момента нажатия кнопки в лифте, но он и не думал, что его приведут встретиться с самой большой шишкой. Фукудзава, целеустремленная, грубоголосая корпоративная хозяйка, унаследовавшая от своей матери уже успешную компанию и превратившая ее в настоящего корпоративного гиганта. Эксцентричный генеральный директор, что известна была тем, что никогда не появлялась на пресс-конференциях без какой-либо закуски, и доводила светское общество до безумия своим «неотесанным» поведением, несмотря на богатое воспитание.
Так гласило официальное описание.
Ито вспомнил о жучке в кармане, который он должен был активировать. Его рука скользнула в карман и там и застыла, с пальцем на устройстве, когда он пытался решить, что делать.
Он стиснул зубы, глядя в затылок Айко, борясь сам с собой, в то время как наименее полезная часть его мозга напомнила о том, как сильно ему нравились эти волосы.
Затем Айко открыла дверь, и он выдернул руку из кармана. Он не смог.
Он опасался последствий, но сделал выбор, к добру или к худу.
– Знаешь, тебе стоило постучать, – почти сразу же отчитал резкий женский голос с хулиганистым акцентом, что Ито вспомнил как фирменный стиль речи Фукудзавы.
Айко проигнорировала комментарий, потянув их обоих в обширный кабинет. Ито не смог не оглядеться по сторонам с изумлением и легкой завистью к деревянным панелям, гигантскому столу, голопроекторам, панорамным окнам – черт, здесь была даже собственная ванная комната! Большая разница с офисом с приткнутыми друг к другу его с Каору столами и мусорной корзиной.
И, конечно, здесь была сама Фукудзава, забросившая ноги на стол, делая вид, что читает бумажный документ. Перед ней стоял монитор рабочего терминала, из невероятно модных, что можно было настроить выглядеть как парящая в воздухе голограмма.
Ито посмотрел на нее, с чрезвычайно длинными волосами, подвязанными девичьей лентой, и решил, что она достаточно привлекательна, несмотря на явную нехватку объема в области груди. С близкого расстояния он заметил, о чем поговаривали люди: что она выглядела невероятно молодо для сорокалетней, в самом деле выглядя едва на двадцать пять. Теперь, если так подумать, в этом факте для него крылся новый смысл.
Несмотря на неформальную позу женщины и все особенности ситуации Ито вежливо поклонился, так же как и его партнер. Но не Айко, заметил он.
– Заходите и рассаживайтесь, – сказала женщина, продолжая читать документ. – Не стану без причин держать вас на ногах.
Они так и сделали, заняв присутствующие ровно три кресла. Наконец, женщина убрала ноги со стола и спрятала то, что читала, в ящик.
Затем она склонилась над столом, пристально разглядывая Ито.
– Так это твой парень, да? – спросила она. – Не очень-то и хорош.
– Бывший парень, – поправила Айко.
– Конечно, как скажешь, – сказала Анко, откинувшись на спинку кресла. – Его хоть молоденькие интересуют? Можем это устроить. Или ты можешь просто немного повзрослеть.
Айко слегка покраснела, выглядя невероятно неловко.
– Можем мы не обсуждать это прямо сейчас? – спросила она.
Анко пожала плечами.
– Ладно, инспектор, – сказала она, обратившись к нему и его партнеру. – Первое, что мне хотелось бы сказать, что Фукудзава Анко не настоящее мое имя. На самом деле меня зовут Сакура Кёко.
Она сказала это столь безразлично, что Ито поймал себя на ожидании продолжения, прежде чем, наконец, осмыслил, что она сказала. Он не смог подавить легкое выражение удивления, тогда как его партнер даже не пыталась скрыть изумления. Он понадеялся, что Кёко спишет удивление на сам факт ложного имени, а не на само ее имя.
– Нам известно, что полиция пытается понять значение моего имени, – сказала Кёко. – Вы должны быть слишком глупы, чтобы не знать, учитывая, что мои подчиненные настаивают писать его повсюду на стенах. Говорят, вселяет страх. Дает всем знать, кто именно их убил. Я им позволяю, но не удивительно, что не удалось сохранить сам секрет.
Женщина всмотрелась в них обоих.
– Конечно, вы полицейские, – сказала она. – Видно по вашим лицам. Ну, мир не делится на черное и белое. Это было необходимо, чтобы обеспечить контроль, убедиться, что никто не посмеет вернуться к секс-бизнесу. И не говорите мне, что сожалеете о их смертях.
– Не скажем, – сказала Каору. – Но так неправильно.
Ито видел, как она проглотила слова «Вы убийца».
– Благодаря нашему вмешательству, – продолжила Кёко так гладко, как будто бы Каору ничего и не говорила, – секс-индустрия в Японии мертва и никогда не возродится. Те же самые бандиты, что в прошлом защищали индустрию, теперь убедятся, что любой, несмотря на предупреждения попытавшийся, получит все, что заслуживает. Мы даем бывшим проституткам новую работу. Думаете, это совпадение, инспектор, что доля вернувшихся беглецов в последние десять лет гораздо выше? Это потому, что мы можем убедить их вернуться, пока их дом не худшее место для возвращения. Но некоторых, вроде Окамуры Юу, мы активно убеждаем уйти и присоединиться к нам, потому что к их семьям возвращаться не стоит.
– То, что делали якудза, и были причиной нашего изначального вмешательства, – сказала Айко, глядя Ито в глаза. – Мы долгое время терпели якудза, а они терпели нас, пусть даже не зная, кто мы, потому что мы срывали все их попытки ограничить наши тайные операции.
Она вздохнула.
– Когда я ушла, я увидела многих из них, – сказала она, опустив глаза. – Девушек, мало отличающихся от меня, пытающихся сбежать от своих семей, и вместо этого попадающих в огонь. Будь моя жизнь хоть немного другой, я была бы одной из них. И мне приходилось смотреть, я не могла вмешаться, потому что мы не считали, что достаточно сильны. Когда мы, наконец, проголосовали за вмешательство, я никогда в жизни не была так счастлива что-то сделать.
Она покачала головой, затем снова посмотрела на него.
– Я лично убила двух боссов, Ито-кун, – сказала она. – Да, я убийца, но я была слишком зла. Я хотела попробовать снова найти тебя, но ты тогда стал полицейским. Могло ли это сработать?
Ито просто сидел, широко распахнув глаза, ожидая, когда его затопит негодование и возмущение. Это было непростительно, но возмущение не пришло. Он не мог возненавидеть ее, не мог заставить себя пожалеть людей, что когда-то ловили девушек, которых он пытался спасти. Он не мог найти моральной уверенности, что была у него неделей ранее.
– Кто «мы»? – спросила Каору. – Вы говорите, что руководите конкурирующей криминальной организацией, Сакура-сан?
Девушка за столом слегка улыбнулась, продемонстрировав намек на клыки.
– Криминальной, да, технически, – сказала она. – Но большинство наших преступлений бумажные. Отмывание денег, промышленный саботаж, уничтожение улик, фальсификация записей, на таком уровне. Что-то вроде убийства бывает лишь когда необходимо. И нет, я не руковожу.
Она повернулась в кресле, чтобы можно было указать ей за окно.
– Митакихара это экономическое чудо Японии, – сказала она. – Это наш город. Корпорации в коммерческом районе, банки и заводы принадлежат нам, и свое место они заняли законно, по большей части. Не стану объяснять, что именно дает нам преимущество, но D&E не стала бы тем, что есть, на обмане. Она лучшая в индустрии. И такие корпорации как D&E предоставляют деньги, на которые мы финансируем якудза, так что мы можем властвовать среди преступности в Японии и указывать, что можно и нельзя. Якудза больше не зарабатывает деньги. Она потребляет их, но нам это не важно.
Она повернулась пронзить двух полицейских взглядом, и они ничего не сказали, все еще впитывая услышанное.
– Вы, полицейские, так беспокоились из-за якудза, что не заметили того, что у вас прямо под носом, – с яростным взглядом сказала Айко. – Когда у владельца в последний раз сжигали магазин за отказ платить за защиту? Последний раз, когда ребенка похищали ради выкупа, потому что родители задолжали бандитам? Даже больше, как думаете, совпадение, что упала численность мелких краж? Угоны? Преступность снизилась по всем категориям, несмотря на экономику, и все потому, что мы ее снижаем. Мы спасли больше детей, чем тебе удастся за всю твою жизнь. Прости за эти слова.
Ито опустил взгляд на стол, мысли кружили в конфликте, затем взглянул на своего партнера. К своему удивлению, он обнаружил, что и на ее лице читается конфликт. Она была идеалистом, так же как он, когда только вступил в полицию, хотя она работала с ним уже несколько лет, но он видел, что даже она здесь столкнулась с вопросами морали.
– Хотелось бы мне назвать это ложью, – сказал Ито, глядя на Кёко. – Но я так не думаю. Я знаю статистику преступлений. Ни у кого не было адекватного объяснения замеченного снижения. Но над тем, что вы мне рассказали, посмеялись бы все теоретики заговоров. Кто вы? Как вы остаетесь так молоды?
В ответ Кёко взглянула на сидящую рядом с Ито девушку, которая заволновалась и, наконец, неловко сказала:
– Ито-кун, помнишь свою лейкемию? – риторически спросила она.
– Да, конечно, – после паузы ответил он.
– Это я ее исцелила, – сказала она, опустив взгляд на свои ладони.
Затем, пока он еще растерянно смотрел на нее, она протянула руку, на среднем пальце которой была отметина в форме кляксы. Увидев ее, он сразу же взглянул на руку «Фукудзавы Анко» и увидел там еще одну, в форме овала и того же цвета. Как никто никогда этого раньше не заметил?
– Исцелила? – тупо спросил он. – Как это возможно?
Теперь, когда она это сказала, он понял, откуда взялось то странное чувство.
За несколько месяцев до того, как его болезнь ушла в ремиссию, он получил противоположную новость. Генетический профиль его лейкемии был известен как чрезвычайно неподатливый, и уже пошли метастазы. Он мог попробовать несколько имеющихся высокоэкспериментальных препаратов, но врач откровенно сказал его родителям готовиться к его смерти. Когда Айко после этого навестила его, он сломался и разрыдался в ее объятиях, как бы немужественно это ни было.
А затем чудо: на следующий день местная исследовательская лаборатория объявила о разработке лечения как раз для его типа рака, и им нужно было его проверить. Они вцепились в лечение, надеясь на лучшее, пусть даже он постоянно напоминал себе, что оно может не сработать.
Но, конечно, оно сработало, и именно тогда Айко сделала татуировку. В пьянящей радости новости о ремиссии ему все же удалось уловить странное ощущение, что она что-то скрывала, особенно после того, как начала регулярно уходить по таинственным поручениям. Но со временем он об этом забыл.
Пока он смотрел, серебряное кольцо на ее пальце, о котором он никогда особо не задумывался, растворилось в волне красного света и перетекло на ладонь, сформировавшись в ярко-красный самоцвет в руке, заключенный в украшенную золотую оправу.
Зрелище было столь откровенно невероятным, что Ито смотрел добрых пять секунд, моргая и пытаясь объяснить себе, что только что произошло.
– Пока что я не могу рассказать тебе всей правды, – сказала Айко. – Но мир глубже, тем тебе кажется. Этот самоцвет моя душа. В обмен на излечение твоей болезни мою душу поместили в этот самоцвет. Я получила вечную жизнь, невероятные силы…
Она исчезла прямо у него на глазах, совсем как тогда в переулке, и когда она продолжила говорить ему у него из-за спины, ему почти больно было шевельнуть головой.
– … но всегда есть цена, – закончила она.
Ито и Каору снова оставалось безмолвно смотреть на происходящее.
– Это сделка с дьяволом, – наконец, сказала Каору, явно выйдя за рамки попыток что-нибудь оспорить.
Кёко кашлянула, привлекая внимание. Они повернулись, пусть даже теперь они были куда более шокированы.
– Может и так, – сказала женщина, – но мы не злые, пусть даже порой и делаем зло. Мы делаем, что можем, с тем, что получили. А теперь пора поговорить о том, зачем вы здесь.
Айко вновь возникла на своем кресле.
– Не обманывайтесь, думая, что мы вынуждены были встретиться с вами, – сказала Кёко. – Несложно было бы полностью вас блокировать. Вы здесь, потому что твоя девушка хотела попробовать лично с тобой договориться, и потому что она хотела, чтобы ты был здесь. Меня заверили, что мы сможем и дальше все отрицать, а вы будете достаточно умны, чтобы понять намеки. Хотя в обмен на все, что мы вам рассказали, вы ничего не расскажете Окуно или Рисалю.
Она подождала, пока на их лицах появится удивление, после чего продолжила:
– О да, конечно, мы о них знаем. Еще мы знаем о передатчике в кармане, хотя вам хватило ума не пытаться его активировать. Два ваших дружка никому не говорили о том, что нашли, потому что подумали, что никто им не поверит. Признаю, так все будет проще. Пока мы говорим, все записи о том, что они нашли и что вы нашли, стираются, включая и все связанные кадры видеонаблюдения. Не удивляйтесь, мы это можем. Мы много чего можем.
Кёко подалась вперед, не дав им даже шанса передохнуть.
– Видите ли, – сказала она, – без доказательств ничто вами сказанное не посчитают достоверным. Скорее всего, вас сочтут сумасшедшими. Помните, я не должна была вам ничего говорить. Я поступила так лишь по просьбе Айко-тян.
Она встретила его взгляд.
Спустя долгие несколько секунд Ито сложил руки, наконец, посчитав себя достаточно оправившимся, чтобы задуматься над ответом. Каору ожидающе посмотрела на него.
Хотелось бы ему по-настоящему быть образцом озарения, которого все младшие партнеры ожидают от своих сэмпаев.
– После всего этого, – сказал он, – я склонен согласиться, но я не знаю, что думает мой партнер. У меня здесь личная заинтересованность. Несправедливо будет мне говорить за нее.
Он взглянул на нее, и Каору, казалось, мгновение поколебалась, прежде чем сказать:
– Ладно. Ладно. Меня это не очень устраивает, но не думаю, что у нас есть выбор. Доверяю вашему мнению. Но не знаю, как мы солжем об этом Окуно-сану и Рисаль-сану.
Ито вздохнул. На данный момент он понятия не имел, что теперь думать о мире. Он сейчас действовал на одних инстинктах и основных убеждениях. И эти убеждения говорили ему, что неважно, в какое безумие его втянули, каковы бы ни были ныне ведущие его мотивы, еще есть то, что он должен сделать.
– В таком случае, у меня есть просьба, – сказал Ито, глядя на Кёко. – Это расследование началось из-за девушки, Окамуры Юу. Я готов отступить, если смогу собственнолично убедиться, что она в порядке, и о ней заботятся.
Кёко улыбнулась, намек на клыки превратился в откровенную демонстрацию.
– Айко-тян и правда хорошо тебя знает, – сказала она. – Мы этого ожидали. Айко-тян?
Айко схватила его за руку.
– Пошли, – сказала она. – Отведу тебя к ней.
Оказалось, что Окамура Юу затаилась в жилом комплексе в другой части города, живя с двумя студентками колледжа рядом с университетом. Она уверяла, что она в порядке, и что все ее расходы оплачиваются «организацией». Он решил не давить в этом конкретном моменте.
– Ты совсем не хочешь вернуться домой? – спросил он. – Твоя мать будет совсем потеряна, если ты не появишься.
– Знаю, – опустив глаза, сказала Юу. – Мне правда очень жаль. Но я не хочу больше там жить. Мои родители все время дерутся, а папа злится и пьет. И потом они срываются на мне.
– Подожди, – прервала Каору. – Они оба срываются на тебе?
– Да, – сказала Юу, склонив голову. – А что?
Каору покачала головой и взмахом попросила ее продолжить.
– Я слышала, что они обсуждали, когда в новостях говорили о правах гомосексуалистов. Они все еще консервативны. Не могу представить, что бы произошло, если бы они узнали обо мне и Юко. Думаю, это к лучшему. Я имею в виду, я не собиралась этого делать, но потом… психологи организации сказали, что в моем случае так будет лучше для моего здоровья.
– Психологи? – спросил Ито, взглянув на Айко, что прибыла вместе с ними на их автомобиле без опознавательных знаков.
– У нас для такого есть профессионалы, – спокойно сказала Айко. – И так как мы не связаны юридическими требованиями, мы можем рассматривать неортодоксальные варианты.
– Верно, – шутливо сказал Ито.
Что интересно, они больше так и не увидели Сатору и Роналдо. Почти как если бы они исчезли с лица Земли, и лишь негласная проверка списка персонала заверила его, что их на самом деле не убили. Про себя Ито задумался, что могло потребоваться, чтобы не дать им разозлиться после обнаружения произошедшего. Также удивительно, что его босс ничего не предпринял в попытке расспросить его, что вполне его устраивало.
У них с Каору на этой неделе было еще два дела, но в то время как она, казалось, по-прежнему была посвящена своей работе, его сердце к ней больше не лежало. Он не мог забыть Айко-тян, не мог забыть и то, что она сказала.
«Мы спасли больше детей, чем тебе удастся за всю твою жизнь».
В первом деле пропавший мальчик вернулся буквально через час после того, как они за него взялись. Во втором Ито по наитию позвонил Айко, раз уж у него теперь был номер. Он не просил ее помочь – он лишь хотел уточнить, не было ли это еще одним Организованным исчезновением – но она заверила, что предупредила бы, и девушка вернулась, пока они еще проводили опросы в школе.
На следующий день после этого он получил от нее длинное письмо. Он внимательно прочел его, дважды, и не смог уснуть, обдумывая его. Наконец, он встал и написал ответ, а затем второе письмо, от себя, рекомендуя Каору к повышению на руководящую должность.
Следующим утром он сдал свой значок.
Два года спустя
Сакура Кёко сидела за столом, пристроив формальные туфли на блестящую полированную деревянную поверхность, как ей и нравилось.
Ну, почти. По правде говоря, ей не нравились костюмы, и у нее были новые стильные сапоги, которые она хотела примерить, но сегодня для этого было не время.
Она взглянула на открытку, из этих новомодных голографических, от которых у нее всегда болела голова. На ней рядом с немного экзотическими на вид деревьями стояла пара, мужчина держал женщину на руках, и на его лице, казалось, было написано: «Эта девушка может выжать в сотню раз больше моего веса. Почему это я держу ее?»
«Привет с Гавайев!» – гласила открытка.
И правда удивительно, насколько быстро можно постареть, если кто-то готов потратить немного магии.
Конечно, она сама недавно была там, болтала с родителями мужчины, что не могли избавиться от ощущения, что их новая невестка очень похожа на ту девушку, что они когда-то знали. Там она поглядывала на стоящих с неловким видом подчиненных девушки и отгоняла их от стола с выпивкой. Она чувствовала себя слишком старой, чтобы быть подружкой невесты или как там, черт возьми, их называют, но не могла отрицать, что выглядела достаточно молодо – хотя ей и пришлось взять себе еще один псевдоним. Хотелось бы ей побыть там подольше, но даже у частично поддельного генерального директора все еще остаются некоторые настоящие обязанности
Она покрутила открытку между пальцев.
Давным-давно на кровати лежал больной мальчик, искалеченный или в критическом состоянии, а рядом с ним была очень-очень сильно любившая его девочка. Затем появилось волшебное существо.
У истории было две концовки. В одной любовь была безответной, а конец трагичен. В другой…
Ну, если так подумать, «жили долго и счастливо» это ведь не конец, не так ли? Просто предположение о непрерывном настоящем. И как бы ей ни хотелось все так и завершить, она не могла не помнить, что мальчик в итоге умрет.
А девочка, может, и нет.
Было так очевидно, что ее ученица все еще безумно влюблена, судя по тому, как девочка из тени следила за мальчиком. Это стало утомлять. Как только появилась возможность, легко было провернуть незначительную манипуляцию, уронить намек, слегка подтолкнуть девочку – даже если она не совсем прошла по намеченному Кёко пути. Слишком много пистолетов, если так посмотреть. Слишком уж было рискованно.
Что же изменилось? Начальные условия? Новый мир, что они для себя выстроили? Или то, что сама Кёко теперь знала, как вмешаться?
Новый мир. Более счастливый мир. Как раз это они и обсуждали, столько лет назад.
– Эй, председатель, – позвал голос рядом с ней. – Совет ждет.
Она подняла глаза. «Томацу Май» нахмурилась, а затем наклонилась взглянуть на открытку.
– Хм, – сказала Мами. – Так она вышла замуж, да?
– Ага, – сказала Кёко.
Она убрала открытку в ящик стола и задвинула его.
– Пошли, – вставая, сказала она. – Встретимся с комитетом.